Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Ютанов Николай

Аманжол

Николай ЮТАНОВ

АМАНЖОЛ

Человек - не завершение, а начало.

Мы живем в начале второй недели

творения. Мы - дети Дня восьмого.

Торнтон Уайлдер

Южный ветер ударил в створки купола, когда развернулись на Единорог. Сразу захотелось обратно в кунг, к печке, к чаю.

Толя поднял голову от пульта управления. Телескоп еле заметно кренился вниз. Из створок мерцал размытый глаз Акубенса.

- Хорош! - сказал Сакен. - Есть.

- Крайнюю слева, - крикнул Толя. Он сунул задубевшие руки под теплую струю вентилятора, обдувающего перья самописцев.

- Фильтры \"эр\" и \"джи\", - сказал Сакен, поворачивая ручку фотометра. Верхнее перекрестье. - Он помолчал и добавил: - Изображения плохие. Звезды, как блямбы.

- Опять \"козлы\", - сказал Толя. - Ну как пишет!

Перо самописца кинулось влево, принялось чертить дугу, затем упало к нулю.

- Иссяк сигнал, - сказал Толя. - Погасла, родная. Что делать будем?

- Покурим, - предложил Сакен. - О! Без четверти двенадцать.

Толя остановил протяжку лент, нажал кнопку на пульте. С жужжанием опустились лепестки, защищающие зеркало телескопа. Закрылись створки купола. Слезший с лестницы Сакен поставил на пульт коробку с фильтрами и выключил часовое ведение телескопа.

Они спустились по лестнице. Толя посмотрел на юг. Небо словно подернулось дымкой. Растопыренный четырехугольник Ориона, опоясанный ярким мечом, светил слабо, звезды раскинули неровные ореолы.

- Славное небо, - сказал Толя.

Свежий предновогодний снег хрустел под валенками. Южный ветер вскидывал снежные хлопья, крутил их в свете висящего над дизельной фонаря. Тускло отсвечивали тридцатиметровые опоры недостроенного телескопа. Рядом дремал подъемный кран, уткнув решетчатый хобот в гору железной арматуры. Также недоделанная гостиница совсем терялась рядом с чудовищем нового телескопа. Только темные стекла поблескивали в узких окнах-бойницах.

- Колется морозец, - сказал Толя, надвигая шлем на лоб. - В столовую пойдем?

- Скоро Новый Год, - сказал Сакен. - Клем уже там.

Они ввалились в прихожую, когда до Нового Года осталось меньше пяти минут.

- Дверь закройте! - закричала Ирка.

- Ну што, нет неба? - спросил Клем.

- Ме-е-е, - сказал Толя, скидывая полушубок.

- И правильно, - сказала Ирка. Она появилась из кухни с двумя чайниками в руках. - Новый Год надо под елкой встречать.

- Вот пришли, - сказал Сакен.

- Телевизор не работает? - спросил Толя.

- Не-а, - сказал Толик-дизелист и засмеялся, - ты у нас будешь заместо телевизора.

- Шестаков! - сказала Ирка. - Ты кисель разлил?

- Разлил, разлил, Семеновна, - сказал Толик-дизелист. - Вон - на полу под елкой.

Клем уселся за стол и сказал:

- Сейчас ударит... ой, ударит...

- Да, давайте скорее, - сказала Ирка.

Погасили свет, зажгли свечу. Часы на стене затрещали и выдали первый удар. Толя поднял свою кружку с киселем. Напротив Ирка беспокойно переводила выпуклые глаза с часов на свечу. Клем нюхал кисель. Толик-дизелист ждал двенадцатого удара, с присвистом затягиваясь сигаретой, воткнутой в длинный мундштук. Сакен откинулся на стуле, поставив кружку на колено. Часы ухнули последний раз.

- С Новым Годом, - сказал Клем.

- С Новым Годом! - сказала Ирка.

Забрякали жестяные кружки.

- Ух, пробирает! - сказал Толик-дизелист и засмеялся. Мундштук вскинулся вверх и задрожал.

- Ну что, Толя, - сказала Ирка, - у вас в Ленинграде небось не так Новый Год встречают? С \"Шампанским\"?

- Мы под Новый Год в лес уходим, - сказал Толя. Он постучал по кружке, вытряхивая последние капли киселя. - А там - крутой чай, да картошка с тушенкой.

- Ну это мы тебе обеспечим, - сказала Ирка.

- Плюс гитара.

- А гитарой ты нас обеспечишь, - сказал Клем.

- Ира, я чаю налью? - спросил Сакен.

Ирка взялась разливать чай:

- В первый раз так Новый Год встречаю: при свече, с гитарой и чаем. У нас в поселке - ого-го! - так навеселишься, что утром номер года не вспомнить.

Толя покрутил инструмент за кривые колки, подергал за струны и спросил:

- Что происходит на свете?

- Вот, - сказал Клем. - Давай что-нибудь блатное.

- Клем, - сказал Сакен, - я твою книжку почитаю.

Он взял из-под елки \"Все чудеса в одной книге\" и ушел в соседнюю комнату.

- Чего это он? - спросил Клем.

- Ну, не любит человек, - сказал Толик-дизелист.

- Тихо вы, мужики, - сказала Ирка. - Давай, Толя.

Толя спел \"Диалог\".

- Когда я на Целине был, - сказал Толик-дизелист, - у нас тоже парень здорово пел. Но то больше военные были. \"Темная ночь\", \"В далекий край...\"

- Можно и военные, - сказал Толя. - Но Новый Год все-таки. - Он опять подергал струны. - Споем и военные.

Клем оторвал кусок лепешки и макнул его в сахар.

- Правильно, - сказал он, - у вас в Ленинграде какой-то товарищ появился. У него песни есть хорошие.

- Розенбаум? - спросил Толя.

- Не знаю, - сказал Клем, глотая, - наверное.

- Кстати, хотите, случай расскажу, - сказал Толик-дизелист. Он всадил в мундштук новую сигарету. - Это тоже, когда я на Целине был. Я в ночь на бульдозере работал, а днем спал. Ну вот, просыпаюсь - кто-то ведром брякает. А это уборщица - молодая такая баба, лет двадцати пяти...

- Ну, поехал Шестаков! - сказала Ирка.

- ...и шасть ко мне в кровать. Ты, говорит, парень, не бойся, я на тебя претендовать не буду.

- Ну и как? - с интересом спросил Толя.

- Меня комендантша спасла, - захохотал Толик-дизелист, - в дверь застучала, а потом все расспрашивала: \"Что это вы запираетесь?\" - Он улыбнулся. - Пацан был, мальчишка. Я из-за этой Целины на год позже в армию пошел. А знаешь, как по душе дерет, когда твой год в дембель, а ты остался?

- Не служил, - сказал Толя. - Военная кафедра.

- Мужики, еще киселя? - спросила Ирка.

- Эх, Семеновна, - сказал Толик-дизелист, - как приятно смотреть, когда ты в платье, а не в штанах.

- Ты меня утешаешь, - сказала Ирка.

Резко брякнуло оконное стекло.

- О! Гости, - сказала Ирка.

- Дед Мороз это... дед Мороз, - сказал Клем вставая, - или гуманоид какой-нибудь.

Он открыл окно. Ветер плеснул в столовую холодом. Из белого снежного дыма вылезла длинная рука, отпихнула Клема, и что-то мохнатое перевалилось через подоконник. Толя со звоном отбросил гитару и вскочил.

- Е... - только и сказал Толик-дизелист. Он стряхнул с рубашки кисель и встал.

Гость был одет в блестящий диско-костюм и обут в босоножки поверх толстых онучей. Единственным мохнатым местом у него был затылок, заросший сальными черными волосами. Гость подтянул расползающиеся колени, выставив затянутый глянцевой тканью зад.

- Вы к кому? - спросила Ирка. Она выпучила глаза и часто моргала, словно увидала мышь в борще.

Гость наконец сгреб конечности и встал. Правой рукой он сжимал ручку черного автомата с непомерно длинным магазином.

- Я ни к кому, - сказал гость. Он оглянулся. Тонкогубый рот вычертил на лице улыбку. - Я от кого... - Он отвернулся и захлопнул окно.

- А, собственно говоря... - сказал Клем и замолчал.

- Можно я где-нибудь посплю? - спросил гость. - А то от усталости вот это роняю. - Он потряс оружием.

- Может, поедите? - сказала Ирка. Она встала и махнула в сторону стола. - Супа или плюшек?

- Не-не-не... - сказал гость. - Спать... мне спать... мы сплю... черт побери: я еще и язык расцарапал. - Гость запустил в рот палец.

- Кровать в комнате, - сказал Клем, - но там Сакен читает.

- Книга - источник... - сказал гость. Он вытащил палец и перехватил автомат за антабку. - Я не помешаю. Я тихо.

Покачиваясь и трогая дверную раму, проковылял в коридор. \"Спят усталые игрушки...\" - запел он за стенкой.

- Веселый мужик, - сказал Клем, возвращаясь за стол. - Гуманоид.

- Да, - сказал Толя, - на деда Мороза не тянет.

- Он шо, - сказала Ирка, - в тапочках и джинсах в гору шел?

- Нет, - сказал Толик-дизелист, - он их в руках нес, а под окном одел.

- Может, он с метеостанции?

- Ага, - сказал Толик-дизелист, - из автомата они ветер делают и от снежных мужиков отстреливаются.

- А может, он сам - снежный мужик, - сказала Ирка. - Ой, чего-то выпить захотелось!

- Кисель трескай, Семеновна, - озабоченно сказал Толик-дизелист.

- А что, - сказал Клем, - нормально: Тянь-Шань, три тысячи метров над морем. Все условия для йети.

- В горах все бывает, - мудро сказал Толя. - Когда я летом приезжал, к нам в кунг чабан ввалился. Толстый такой, мощный и пьяный в дупель. И что-то мне втолковывает. А я - ни слова. А он: \"кгб... кгб... кгб...\" Я думал, слово какое-то по-казахски, к Сакену его свел. Тот и объяснил: у чабанов - праздник, ну а один вроде как перехватил лишнего, ружье взял, сообщает: \"У меня - двести тысяч! Да я...\" - и в людей палить. Двоих ранил. Так наш чабан на коня и к нам: в КГБ спросить, откуда у людей такие деньги...

Ирка коротко хохотнула:

- Значит, он из КГБ.

- Это точно, - сказал Толик-дизелист и с шорохом надкусил плюшку. - Он так торопился, что только автомат взял, а штаны переодеть не успел.

- Джеймс-Бондов ловит, - поддержал Толя. - У нас есть Джеймс-Бонды?

Клем улыбнулся:

- Ничего, проспится парень и все расскажет.

В коридоре хлопнула дверь, и кто-то нежным голоском спросил:

- Тук-тук, можно к вам?

- Можна-а, - протянула Ирка.

Толя вскочил и выглянул в коридор. Там толклись двое - миловидная невысокая женщина вытряхивала из коротких волос снег, а лысоватый, плотный, как кирпич, военный вышагивал из шинели. Женщина подняла голову и улыбнулась:

- Здравствуйте, милый, с Новым Годом!

- Здрассте, вас так же, - сказал Толя, ошеломленно разглядывая гостью.

Мороз успел только наярить ей щеки и уши да ущипнуть до синевы кончик носа. В остальном проблема холода ее не затрагивала: свободное красное платье открывало руки до плеч и ноги до колен. На ногах - кроссовки, на голове - элегантный пепельный кавардак с коричневым панк-пятном под \"Сикрет-Сервис\". В неглубоком вырезе платья висел крошечный кубик Рубика. Завершала конструкцию перетянутая проволокой безобразно большая коробка в руках.

Женщина подошла к Толе и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку, окончательно выводя из строя ударной волной загадочных ароматов. Она прошла в столовую и сказала:

- Здравствуйте, с Новым Годом!

Клем с Толиком-дизелистом загудели что-то в ответ.

Военный наконец выбрался из валенок. Он сунул нос в умывальник и, убедившись, что воды достаточно, с видимым удовольствием принялся мылить руки, насвистывая развеселый фоке.

Толя оглянулся. Женщина с улыбкой что-то втолковывала Ирке, развязывая проволоку на коробке. Вот она подняла крышку, и из-под картонки показался шоколадный торт размером с мини-мотороллер.

- Герман Олегович, - сказали над ухом у Толи.

Он испуганно оглянулся и пожал упругую, как ветчина в оболочке, руку военного. Регалии на его плечах и груди Толе были незнакомы. Что-то типа кубинских знаков отличия. Или британских.

- Пойдемте есть торт, - предложил военный, потирая руки. - Наша Лика самый крупный тортовый специалист. - Он засмеялся, побрякивая то ли деньгами, то ли ключами в карманах.

- Ребята, - сказала Лика, - Толя, Герман, мы уже начинаем.

После четвертой кружки чая Толик-дизелист спохватился:

- Ладно, надо бы дизель посмотреть.

Он вытер крем со щек и вышел.

Ирка сидела насупившись и хмуро сосала потухшую \"Астру\".

- Герман, а сюда, на Аманжол, вы как попали? На машине?

Военный перестал облизывать пальцы.

- На машине. Правда, пурга разгулялась, но добрались хорошо. Верно, Лика?

Лика кивнула.

- А \"Аманжол\" - это что? - спросил военный.

- Пожелание какое-то по-казахски, - сказала Лика.

- В добрый путь, - сказал Толя.

- Ага, - сказал военный.

Лика отложила ложку и, отодвинувшись от стола, вытащила из сумки пачку длинных, как коктейльные трубочки, сигарет.

- С фильтром? - обрадовалась Ирка.

Лика протянула ей пачку. Они задымили.

- Это просто прекрасно, - сказала Лика. - Так хорошо мне никогда не было.

Ветер за окном с треском влепил снежок прямо в стекло. Лика зябко повела плечами.

- Всюду холод, - сказала она, - а здесь - тепло.

- Лика, - сказала Ирка, - может, вы пирожков с картошкой хотите?

- А есть? - жадно спросила гостья. - Несите, Ирочка!

Ирка потопала в кухню.

- Лика, - сказал Толя, - а этот, в тапочках, с тобой приехал?

- В тапочках? - удивилась Лика.

- Такой грубиян и с автоматом, - сказал Клем, разрабатывая торт.

- Ох-ты-бох, - сказала Лика, - Герман, похоже, Пулеметчика тоже сюда принесло.

Военный махнул рукой.

- Лапушки вы мои, - сказал из двери заспанный голос, - вот не ожидал!

Пулеметчик ввалился в столовую и рухнул на стул. Автомат был при нем.

- С вашего позволения, - Пулеметчик отправил в рот часть праздничного угощения. - Это просто здорово, что вы здесь. Нет, ну просто обалдеть.

Лика усмехнулась. Герман довольно засмеялся и расстегнул китель. Ирка принесла блюдо с пирожками.

- Премного... премного... - прожевал Пулеметчик. - Замечательная картошка.

Он отодвинул кружку и, бубукая под нос песенку, начал разбирать автомат и раскладывать части на столе.

Опять бухнула дверь.

- Это я, - сказал Толик-дизелист. - Но чего я принес!

- Чего? - спросила Лика.

- Вот, смотрите, - сказал Толик-дизелист, - сидело возле дизеля и просило солярки.

Все, кроме Пулеметчика, вытиснулись в коридор. В ведре с соляркой плавал блестящий фиолетовый каравай с ямкой на макушке, вероятно, для солонки.

- Так это же Клякса, - сказал военный, - делов-то.

- Клякса, а солярку любит, - сказал Толя.

Лика засмеялась:

- Ну, от нашего торта она, думаю, не откажется.

Толя взглянул на Лику и сказал:

- Колокольчик зазвучал, переливом трогая...

Лика хитро посмотрела на него.

Клякса перевалилась через край ведра, плюхнулась на пол и, мягко шлепая ложноножками, потекла в столовую.

- Давай-давай, красавица, - сказал Толик-дизелист, подгребая ее кирзовым сапогом. - Вы уж ей тогда и чаю налейте.

- Клякса, борщ будешь? - спросила Ирка из кухни.

- Будет, - сказал Герман. - Славный ты человек, Ирка. - Он двинулся в кухню. - Давай мы с тобой омлет заделаем. По-нашенски.

- Давай-давай, Герман, - сказала Ирка, - вот - плита, вон - сковородка.

- Экая ты неловкая, - сказал из столовой Пулеметчик, - ну, сейчас подсажу. Ложку крепче держи... и хлебай, хлебай.

- Черт тебя задери, - шипел Толик-дизелист, заливая солярку в печь, фильтр засорился - вонь будет.

- Как нету венчика?! - шумел на кухне Герман.

- Слушайте, комета такой бублик выпустила, - втолковывал Клем то ли Пулеметчику, то ли Кляксе. - И - нет гидроксила!

Лика стояла в коридоре, прижав руки к груди. Она повернулась к Толе. Зеленые глаза потемнели. Губы вздрагивали.

- Чудо, - сказала она, - просто чудо. Такого не бывает! Не может быть.

Она обхватила Толю за шею и уткнулась лицом в свитер. Толя неловко повернулся и осторожно обнял ее за плечи. Лика подняла лицо и, приставив пальцы к бровям, сказала:

- Вот тут болит. Говорят, здесь у людей слезные железы.

- Что? - сказал Толя.

Лика промолчала. Толя почувствовал, как свитер на груди нагрелся от ее дыхания.

- Не хулиганьте, молодой человек, - пробубнила она, - отпустите меня, в конце концов.

Толя сунул руки в карманы.

- Герман! Хочу омлет! - капризно закричала Лика.

- Несу, мой генерал, - сказал Герман, выталкивая из кухонной двери сковороду со шкворчащим омлетом. - Съедите сразу? Или успеем донести до стола?

- Донести, - томно сказала Лика, закатывая глаза. - Ты - ее, - она показала Герману на сковородку. - А ты - меня...

Толя улыбнулся, протер пальцем усы и, ухнув, взвалил Лику на плечо.

- Толя, это неприлично, - заорала Лика.

- Зато чертовски удобно, - сказал Толя, выгружая ее на стул под елкой.

Ирка разрубила омлет, все загремели ложками, пошучивая в Толин адрес. Только Клякса устало растеклась по стулу, свесив прозрачные ложноножки вниз. С одной из них закапали фиолетовые чернила, источая карамельный запах.

- А Кляксы - это кто? - тихо спросила Ирка у Германа.

- Да парни как парни, - сказал тот. - В пехоту не годятся: ленивы, нерасторопны, неряшливы. Животные там всякие заводятся сразу. Запахи. А вот в электронике - смыслят. И бой рассчитать, групповой ракетный удар подготовить. Тут они незаменимы.

Лика нахмурилась. Она отодвинула недоеденный омлет и закурила.

- Потом, пишут хорошо, - сказал Герман, вытирая руки носовым платком, стихи там, романы. Играют неплохо на этом, как его...

- Терменвоксе, - сказала Лика. Голос ее звучал очень недружелюбно.

- Ну да, - сказал Герман. - И уж кто-кто, а Кляксы знают, что почем. Прохиндеистые, к деньгам жадные. Умеют пристроиться на непыльную денежную работенку: писать, рисовать, седалищную ложноножку развивать на научном стуле. Друг за друга горой - соорганизовались... - Он развеселился. - Я такой анекдот знаю! Приходит муж домой, а жена - вся фиолетовая...

- Ирка, - сказала Лика, - ты что, ему выпить дала?

- Не-а, - сказала Ирка. Она испуганно посмотрела на Лику.

- Я дал, - сказал из угла Толик-дизелист, язык у него за что-то слегка цеплялся. - Мы лежневский прибор разобрали. У него там в трубке всегда спирт натекает.

- Кретин, - сказала Лика. От злости у нее покраснели белки глаз. - Оба кретины. Заткнись, Герман!

- С чего бы это? - Военный откинулся на стуле, выпятив живот, туго вбитый в зеленую корзину брюк. - Чтобы этот трепанг не расстраивался? Чтобы его мозги не гнили от переживаний?

- Замолчи, - тихо сказала Лика.

Герман выкатил нижнюю губу:

- Ага. Жалеешь ее. Мне всегда казалось, что какое-то яблочко на твоем родословном древе пахнет карамелью.

Лика с остервенением бросила в него пустую кружку. Кружка ударилась в стену и с грохотом проскакала по полу.

- Вы что, ребята? - сказал Толя, вставая.

- Да ничего, - сказал Пулеметчик.

Он выбрался из-за стола, подошел к Герману и залепил ему оплеуху. Стул жалко крякнул, и военный развалился на полу.

- Ты что делаешь! - Лика вцепилась в рукав Пулеметчика. - Уйди, падаль!

Пулеметчик молча начал отрывать ее руки от куртки.

- Правильно, Ликуша, - сказал Герман, поднимаясь. - Знай свою конуру. У меня подстилка всегда теплее будет. - Он подошел и врезал Лике по щеке. Лика упала на Ирку.

- Сволочь, - сказал Герман Пулеметчику.

Тот деловито отщелкнул предохранитель.

- Кто сволочь? - деловито спросил он. - Не ты ли, бурдюк, и есть та самая сволочь? А? Ведь это ты, Герман, - сволочь! Ты трясешь военным пугалом и имеешь с этого большие деньги. Не так ли? Так кто сволочь? Очередь прошелестела по стене, зацепив елку. Вниз посыпались украшавшие ее пробки от \"пепси-колы\". Из дыр в стене потянуло холодом.

- Да ты что! - Ирка запоздало пригнула голову к столу.

Герман с каменным лицом принялся застегивать пуговицы на кителе.

- Сам хорош, - сказала Лика, закрывая ладонью синяк. - Ты-то, Пулеметчик, на тот свет больше, чем Герман, народу отправил.

Пулеметчик засмеялся:

- Молчи, пододеяльное сокровище. У меня есть цель. Достаточно светлая: выскоблить жизнь от такого смрада, как ты и этот пузырь во френче.

- Пододеяльное... - спокойно сказала Лика. - Но это же мне плохо. Только мне. Понял? А ты? Вспомни \"Эребус-6\". Летающий остров. Там вы со светлой идеей на пару сколько народу перестреляли? Как ты там делал, к трапу - и в затылок?

Пулеметчик замахнулся, Лика отпрыгнула, но не устояла и ударилась спиной о край стола. Пулеметчик подскочил к упавшей Лике, занес ногу.

- Стой! - заорал Клем. - Она же женщина!

- Назад! - сказал Пулеметчик, проводя стволом автомата вокруг.

Клем сел. Дизелист, похоже, совсем протрезвел. Толя затосковал. Ноги размякли и дрожали.

- Смрад, - сказал Пулеметчик. - Такие вот германы уперлись и не отменили высшую для 62-го, а я виноват?

- Да пошел ты, - сказала Ирка. Она приподняла Лику за плечи.

- Кажется, кровь пошла, - жалобно сказала Лика. - Ирка, ну почему они такие кретины? Почему нельзя, чтобы хоть сегодня все было хорошо?

- Не знаю, - сказала Ирка, - озверевшие все какие-то.

- Да-да, - сказал Герман, - все злые, только Кляксы добрые.

- Молчать! - Пулеметчик грохнул автоматом по столу. - Кляксы отличные парни. Боевики!

- Вот ты и проговорился, Пулеметчик, - тихо сказал Герман. - У инсургентов есть активированные Кляксы, или даже неактивированные, но есть! А циркуляр II-73? Ваш 62-ой ни хрена ни соображает? Он что, будет менять мотивировки сложившейся ситуации? Значит, трепангов на пьедестал, фиолетовый колер на флагшток, а виноваты кто? Рыжие? Боженька? А может быть...

- Все может быть, Герму ля, плевал я на все, - сказал Пулеметчик и плюнул. - А...

Лика вскрикнула. Все обернулись к ней. Она бледнела на глазах. Рот кривился. Щека нервно вздрагивала.

- Сейчас выключит... - в ужасе сказала Лика, глядя Толе через плечо.

Толя судорожно обернулся. Клякса почти втекла на стол. Она пожелтела, сжалась. На дне раскрывшейся солонки горел красный треугольник.

- Зараза, - сказал Пулеметчик, - она же активированная.

Он схватился за виски. Толя почувствовал, как жуткий, холодный страх начал выворачивать внутренности. Ему захотелось вопить, рвать, кусаться, ломать все, лишь бы убежать, исчезнуть, зарыться куда-нибудь, хоть под одеяло.

В центре треугольника блеснуло белое пятно.

Толя очухался от вкуса киселя. Лика стояла на коленях рядом и вдавливала ему в рот край жестяной кружки. Лика закрывала ладонью синяк и радостно улыбалась.

- Она совсем дохлая, - сказала Лика. - Только контроль всем попортила, а память осталась.

- Дохлая? Кто?

- Клякса.

Толя сел. Он взял Лику за руки.

- Ликушка, лапушка, если у тебя память осталась, объясни, что происходит, за что тебя били эти гады?

Лика попыталась вырвать руки. Толя разжал пальцы. Лика встала и демонстративно отошла к Герману, сморкавшемуся кровью в углу под елкой. Она присела перед ним на корточки. Герман улыбнулся и пошлепал ее по здоровой щеке.

- Что, Толь, - сказала сидевшая на старом месте Ирка, - не доставил ты Лике счастья, не пожалел ее. - Ирка затянулась сигаретой и начала раскладывать на столе распухшие от возраста карты.

Толя встал. Судя по следам, Герман приложился носом к столу. Остальные пострадали меньше. Пулеметчик сидел возле Ирки и, заглядывая ей через плечо, жевал пирожки. Клем поправлял на стуле обессилевшую Кляксу.

- Та-ак, - сказал Толя, - и ничего не было.

- А что было? - спросила Лика прежним ласковым голосом. - Ну, выпили парни.

- Морду вашу отштамповали, - сказал из дверей Толик-дизелист, - а потом на нее же, на морду, и плюнули. А так ничего не было.

- Ты... вы... - Лика вскочила и бросилась в коридор. - Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Твари... Последнее счастье...

Хлопнула дверь.

- Анатолий Иванович, - сказал Клем, - нельзя так... женщина...

Толик-дизелист продул мундштук, открыл рот.

- Шестаков, молчи, - сказала Ирка.

Пулеметчик засмеялся:

- Молоток, Ириша, - сказал он, - понимаешь толк в деле. Это верно - все счастливы, только когда молчат.

Толик-дизелист обиженно взглянул на Толю.

Скрипнула дверь. Лика отодвинула дизелиста и вошла в столовую. Натертые снегом щеки и руки горели. На кроссовках налипли маленькие тающие сугробы.

- Сидите-сидите, - взвинченным голоском сказала она, - но если я что-то понимаю, то нас всех сейчас передушат, как крыс.

- Что ты несешь? - сказал Герман.

- Правду, - гордо сказала Лика. - Хочешь, я тебе все скажу, ну, хочешь? Жаль, Гермуля, что Клякса не сработала. Как бы я тебя забыла! С наслаждением. И лапки, и брюхо, и деньги твои бешеные. Страшные денежки! Лика повернулась к Пулеметчику. - А тебя, Пулеметчик, я убью. Папку моего вы под нож положили. Идеями светлыми. Деньгами. - Она вытащила руку из-за спины. Ее маленькая ладонь сжимала рукоятку тупорылого желтого пистолета.

- Эй-эй, - испуганно сказал Пулеметчик. - Потише, дурочка!

- И тебя убью, - сказала Лика, кивая Толе. - Ты тупее, чем Герман, тебе плевать на людей, тебе извилину почеши, объясни, откуда нас принесло. А что здесь творится... - Лика стукнула себя в грудь. - И как я радовалась, что после у дара ты меня помнишь...

Из глаз ее толчком хлынули слезы.

- Мамочка, я плачу, - сказала она, вытирая ладонью мокрые щеки.

Толю бросило в краску. Сердце тяжело ахнуло в груди. Он отвел взгляд в сторону.

- И тебя, Клем, хорошо бы. Трус, сопля. - Лика всхлипнула. - По твоему примеру, Пулеметчик, - весь смрад в расход.

Пулеметчик что-то неразборчиво мыкнул. Толик-дизелист сделал шаг назад.

- Стой там, где стоишь, пьяница. - Лика отошла к окну, чтобы держать всех под прицелом. - Я и до тебя дойду, если обоймы хватит. За что ты меня ненавидишь? За то, что шлюха? Что ты знаешь про меня? Как ты... Я же ко всем честно... с любовью... а ты...

- Чепуха, - сказала Ирка, - это к кому это ты с любовью?