Лен Дейтон

Вторая мировая: ошибки, промахи, потери

На этом пути нас будут сопровождать смерть и горе; лишения станут нашей одеждой; нашим единственным щитом будут верность и мужество. Уинстон Черчилль, из обращения к палате общин 8 октября 1940 года


ВСТУПЛЕНИЕ

Излюбленной чертой британцев является то, что они считают себя небольшой культурной островной нацией миролюбивых людей, берущихся за оружие только перед лицом внешней угрозы, чья ниспосланная свыше миссия — избавлять мир от зла. Они предпочитают смотреть на себя не как на угнетателей и эксплуататоров народов многочисленных заморских колоний, а как на тех, кто принес этим народам освобождение от средневековья и прогресс. Английские школьные учебники истории приглашают нас присоединиться к королю Генриху V, чтобы разгромить имеющую подавляющее численное превосходство французскую армию при Азенкуре, и сыграть вместе с Дрейком партию в шары перед тем, как подняться на корабли и отправиться сокрушать «Непобедимую Армаду», унижая злокозненного католического короля Испании. Британцы также любят почитать своих героев-неудачников. Уничтожение Легкой Бригады считается доблестной жертвой, а не бессмысленной гибелью храбрых солдат, которыми командовали бездарные военачальники. Презиравший технические новшества капитан Скотт достиг Южного полюса вторым и погиб. Вот такие легендарные подвиги были высечены в коллективном сознании британцев, когда в 1939 году неподготовленная, испытывающая нужду страна вступила в войну и вскоре провозгласила хаотическую эвакуацию из Дюнкерка военным триумфом.

Заблуждения очень часто пускают корни в истории, и от них особенно трудно избавиться, когда они становятся общепризнанными и закрытыми для пересмотра. Однако исторические заблуждения не являются уделом одних британцев. Немцы, русские, японцы и американцы также имеют свои мифы и стараются жить в соответствии с ними, что нередко приводит к трагическим последствиям. Однако Япония и Германия, обладавшие системами образования, равных которым в мире не было, уделявшие большое значение науке и технике, потерпели поражение в войне. Поражение всегда является холодным душем, возвращающим к реальности, а в данном случае оно также сопровождалось холодом и голодом и хорошо одетой, сытой оккупационной армией, служившей ежедневным напоминанием о том, что надо трудиться не покладая рук. Победители же писали воспоминания и купались в теплых розовых лучах самодовольства.

Незавершенные планы военного времени, такие, как Организация Объединенных Наций, границы, не удовлетворяющие никого, и вынужденные союзы, вдруг застыли, когда война завершилась взрывом двух атомных бомб. Постоянная угроза полномасштабного ядерного уничтожения заставила великие державы погрузиться во что-то вроде зимней спячки, называвшееся «холодной войной». Разделение мира на два лагеря оп

Однако далеко не все впали в спячку. Бывшие вожди Германии, Италии и Японии, объявленные военными преступниками, покинули политическую сцену, однако другие преступники пришли к власти в странах, разбросанных по всему миру. Холодная война, которая, как казалось, сдерживала насилие в Европе, на самом деле экспортировала его за пределы западного мира. Существование сталинских лагерей отрицалось теми, кому Ленин и Маркс нужны были в качестве героев. Резня коммунистов в Индонезии вызвала меньшее число газетных публикаций, чем кровавое правление Пол Пота в Камбодже, но все это происходило где-то далеко. Средства массовой информации почти не сопротивлялись искусной выборочной подаче новостей, в чем преуспели высокопоставленные преступники и диктаторы. Зубной протезист и парикмахер стали жизненно необходимой составляющей политического успеха.

В послевоенном мире появились реальные угрозы демократическим западным идеалам, за которые погибло столько людей. Не становится ли Европейское Сообщество — так яростно противящееся открыть средствам массовой информации и широкой публике механизм своей работы и принятия решений — той безликой бюрократической машиной, которую начал строить Гитлер? Неужели Тихоокеанский регион уже стал сферой жизненных интересов Японии? Разве мусульманский мир, сосредоточивший контроль над основной частью мировых запасов нефти, принесшей неиссякаемый источник несказанных богатств, уже не создал нечто такое, чего не было со средних веков, — прочный союз государства и религии?

Давняя британская традиция переоценки собственных сил и возможностей ведет к недооценке других государств. В нашем национальном сознании по-прежнему доминирует расцвет викторианской эпохи, а островное расположение неоднократно позволяло нам избежать последствий роковых ошибок наших вождей. Однако подобное везение не может продолжаться вечно, и, возможно, более реалистичный взгляд на недавнее прошлое укажет дорогу в будущее, отличную от «сведения концов с концами».

Безудержная инфляция в Германии в 1923 году породила хаос, способствовавший процветанию нацизма. Сегодня Соединенные Штаты очень близки к тому, что даже всех средств, полученных от взимания подоходного налога, окажется недостаточно для выплат процентов по государственному долгу. В то время как японцы по достоинству оценили то, что у них в стране одна из самых высоких процентных ставок по частным вкладам, американцы знамениты своим нежеланием хранить деньги в банках. Дальше, в Японии, имеющей население вдвое меньше, чем в США, на 70 000 больше ученых и инженеров, в семь раз больше промышленных роботов, и эта страна тратит в полтора раза больше из расчета на душу населения на исследования и разработки в невоенных областях[1].

Ганс Шмидт, выросший в нацистской Германии, вернувшийся на родину в качестве офицера американской армии и ставший профессором истории университета Виргинии, писал в своих воспоминаниях: «Германия научила меня, что некритический взгляд на национальное прошлое порождает такое же подобострастное восприятие настоящего». Трудно понять, что произошло во время Второй мировой войны, не принимая в расчет убеждений и устремлений вождей противоборствующих сторон, а также почвы, на которой они выросли. Поэтому в каждой части этой книги я буду отдалять начало повествования так, чтобы разобраться с некоторыми заблуждениями, затуманивающими как наше представление о войне, так и наш взгляд на современный мир, который, как нам кажется, всегда нас не понимает.

Одной из веских причин снова взглянуть на Вторую мировую войну является напоминание о том, как плохо действовали главы мировых держав и как самоотверженно их поддерживало стойко переносящее лишения население. Прошло полвека, и настала пора развеять мифы и открыть вдохновенное сияние того времени, когда зло шло по восходящей вверх, добро робело и угасало, а британцы — пылкие, неразумные и бесконечно храбрые — оставались единственной надеждой мира.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БИТВА ЗА АТЛАНТИКУ

1. БРИТАНИЯ — ВЛАДЫЧИЦА МОРЕЙ

Ибо хлеб, который ты ешь, и печенье, что ты грызешь, Конфеты, что ты сосешь, и косточки, которые ты обсасываешь, — Все это каждый день привозим тебе мы, Большие Пароходы, И если хотя бы один из нас задержится, ты умрешь с голоду! Редьярд Киплинг. «Большие Пароходы»
Нет в природе человека стремления бережно хранить память о своих неудачах, искать лишние неприятности и стремиться к бедности. Поэтому создаются мифы для того, чтобы укреплять нашу уверенность во враждебности окружающего мира. Они также скрывают надвигающуюся опасность. Тянувшая время, несмотря на агрессивные действия европейских диктаторов, Великобритания вступила в войну в 1939 году, так и не признав собственное увядание и притворяясь, что одно только существование обширной Британской империи позволит вступить в бой за свободу, не расплачиваясь за это полной катастрофой.

В 1939 году британцы считали себя нацией мореплавателей, а свою страну — великой морской державой, но не всегда одно сопутствует другому. Для того чтобы понять ту трудную роль, которую пришлось сыграть Королевскому флоту в Атлантике во Второй мировой войне, необходимо вернуться в прошлое и отделить действительность от запутанного клубка легенд. Далее в книге похожие краткие исторические экскурсы будут даваться также и в отношении сухопутных войск и военно-воздушных сил как Великобритании, так и остальных главных держав, участвовавших в войне.

После эпохи Возрождения в великие экспедиции к новым землям отправились испанские и португальские моряки, в то время как англичане сосредоточились на защите своих береговых вод, столетиями отделявших их остров от остальной Европы. К середине XVI века Испания и Португалия основали форпосты в Америке, Азии и Африке, их флот плавал по всему земному шару, доставляя войска, колониальных чиновников и товары. Корабли водоизмещением в 2000 тонн строились в Индии из тика и на Кубе из бразильского твердого дерева. Однако когда возникала угроза британским берегам, им навстречу выходили небольшие и слабовооруженные корабли, сделанные из английского дуба и импортированной древесины, управляемые умелыми бесстрашными англичанами, частенько находящимися в неладах с законом. Френсис Дрейк и его моряки, использовав брандеры, а также с помощью штормов и свирепствовавших на испанских кораблях болезней и голода, разгромили «Непобедимую Армаду».

Подобные выдающиеся победы не позволяли в должной мере оценить успехи наших соперников. Пока английские пираты получали из высочайших рук награды за грабеж идущих из Нового света испанских галеонов, голландцы и португальцы сражались в океане за право обладания землями, богатыми золотом и специями.

Голландцы — это нация настоящих мореходов. Они испокон веку господствовали в Северном море, добывая сельдь прямо под боком у Англии, и торговали на Балтике. Голландские торговые корабли развозили товары по всему свету. К началу XVII века, по некоторым оценкам, из 25 000 морских кораблей всех европейских стран по крайней мере 14 000 были голландскими. Английский мореплаватель сэр Уолтер Рейли как-то заметил, что перевозка груза голландским судном водоизмещением 200 тонн обойдется гораздо дешевле, чем английским, «по той причине, что его команда состоит из девяти или десяти человек, в то время как у нас около тридцати моряков».

В 1688 году голландский принц Вильгельм Оранский был приглашен на английский трон. Голландское владычество на морях оказалось подчинено английским адмиралам. К тому времени Англия имела 100 линейных кораблей, Голландия — 66, а Франция — 120. Борьба на море между Англией и Голландией закончилась, и морские силы Франции — основного соперника и потенциального врага Англии — остались в меньшинстве. Французы никогда не были хорошими моряками; Франция — сухопутная держава. Для нее не были жизненно важными заморские колонии и торговля с ними. Впрочем, и для Англии, чья экономика до 80-х годов XVIII века оставалась преимущественно аграрной, экспорт, не превышавший 10 процентов национального дохода, не имел особого значения.

Восхождение голландского короля на английский престол можно считать улыбкой судьбы. Для Англии это был самый подходящий момент. С тех пор Франция в лучшем случае располагала половиной кораблей тогдашнего Королевского военно-морского флота Англии. Вскоре вслед за этим промышленная революция позволила Великобритании делать все, что ей заблагорассудится. Но благосостояние империи зависело от морских сообщений, и флот вынужден был перейти от стратегии нападения на чужие суда к сопровождению и защите собственных торговых кораблей. Роль пастуха далась ему нелегко. По традиции, флот Его Величества уподоблялся волчьей стае: его сильной стороной были внезапные набеги на ничего не ожидающего противника. «Если быть справедливыми, — писал историк военно-морского флота Жак Мордаль, — то, за исключением Трафальгарского сражения, все свои главные победы британский флот одержал, действуя против кораблей, стоящих на якоре». Таковыми являются битвы при Дамме, Слюэ, Хуге, Ниле, Копенгагене, Наварине и Виго-Бей. Так же он действовал против французского флота в 1940 году.

Разгром Наполеона при Ватерлоо привел Королевский военно-морской флот к господству на море. Франция, Голландия и Испания, ослабленные многолетними войнами, вынуждены были согласиться с этим. Великобритания стала первой в истории мировой морской державой. Созданные промышленной революцией машины перерабатывали сырье, доставляемое со всего земного шара, в развозимые по всему миру готовые продукты. Машиностроение и дешевые хлопчатобумажные изделия были главными источниками доходов; за ними следовали кораблестроение, банковское дело, страхование и прочие финансовые услуги, последовавшие за господством Великобритании на море. Британцы предпочитали вкладывать деньги за границу, в то время как промышленная база самой Великобритании старела, страдала от недостатка финансирования и плохого управления, поэтому к середине XIX века британский экспорт все больше и больше начинали теснить соперники. Промышленность приходила в упадок, и к концу столетия самым важным источником доходов Великобритании становится сфера услуг. Потомки неуязвимых стальных чудовищ выродились в банкиров и владельцев страховых фирм.

Цементируя сложившийся в XIX веке Pax Britanica[2], Великобритания отдала Франции и Нидерландам владения в Карибском море, сняла протекционистские тарифы и стала выступать за свободу торговли, даже несмотря на вводимые повсеместно пошлины на британские товары. Королевский военно-морской флот гонялся за пиратами и работорговцами, и основные державы согласились с тем, что Великобритания приняла на себя роль мирового жандарма, особенно в то беспокойное столетие, когда существующим порядкам дома постоянно угрожал революцией недовольный народ.

Британский флот, демонстрировавший свои вымпелы народам империи на пяти континентах, был символом мира и спокойствия. Как прилежные дети зажиточных семей, так и простые рабочие регулярно надевали форму, похожую на форму моряков военно-морского флота. Однако внешность была обманчивой. Королевский военно-морской флот не был готов к сражению с современным врагом.

По мере приближения конца XIX века значение флота снижалось. Рост населения и распространение железных дорог привели к тому, что сухопутные армии стали значить больше, чем военно-морской флот. Новые силы, которые придала другим государствам индустриализация, в основном профинансированная британским капиталом, привели к тому, что эти страны стали все больше и больше проявлять недовольство единолично принятой на себя Великобританией ролью мирового жандарма. В то время как в 1883 году больше половины имевшихся в мире броненосцев входило в состав Британского королевского флота, к 1897 году только два из пяти броненосцев были британскими[3], и такие государства, как Аргентина, Чили, Япония и Соединенные Штаты, уже обладали флотами, бросавшими вызов британскому флоту в прибрежных морях.

Со времен Нельсона затраты на содержание флота возросли настолько, что стали тяжелым бременем для экономики Великобритании. Корабли Нельсона были дешевы в изготовлении и ремонте. Не нуждающиеся в топливе парусники обладали буквально неограниченным радиусом действия, и при пополнении запасов продовольствия из местных источников плавания могли продолжаться многие месяцы и даже годы. Однако появление паровых двигателей, гребных винтов и турбин, а также качественно новая технология артиллерии привели к необходимости наличия разбросанных по всему миру морских баз, обладающих запасами угля и боеприпасов и инструментами и механизмами для экстренного ремонта. Полноценный капитальный ремонт стал уделом специально оборудованных верфей. Более насущной проблемой стала резко растущая стоимость сложных в изготовлении бронированных боевых кораблей. Построенный в 1895 году броненосец «Маджестик» стоил миллион фунтов, построенный в 1910 году линкор «Кинг Джордж» — почти вдвое дороже.

Для Великобритании пришла пора коренным образом пересмотреть свою роль в мире и цели и задачи военно-морского флота. Союз с Японией и понимание того, что вследствие культурных связей с США война с ними немыслима, высвободили корабли с Тихоокеанского театра. Союз с Францией позволил вывести корабли из Средиземного моря, и Королевский военно-морской флот смог сосредоточить практически всю свою мощь у родных берегов, напротив Германии. К тому времени Германия обозначилась как враг номер один, и в пропитанном беспокойством воздухе начали витать слухи о войне.

Германский военно-морской флот

Германия занимала главенствующее положение в Европе. Пруссия, где в 1870 году почти 45 процентов населения было моложе двадцати лет, занимала главенствующее положение в Германии. Отто фон Бисмарк (номинально канцлер, но фактически диктатор), сохраняя дружбу с Россией, одержал для своего монарха быстрые военные победы над Данией и Австро-Венгрией. Затем, к изумлению всего мира, он нанес сокрушительное поражение Франции. Репарации — деньги, которые вынуждена была выплачивать Франция за поражение в войне 1870 года, — сделали Германию богатой; всеобщая воинская обязанность сделала ее армию большой, а несравненные орудия Круппа — могучей. После победы над Францией германский король провозгласил себя императором и, чтобы максимально унизить французов, короновался в Зеркальном зале Версаля. Бисмарк получил все, что хотел. Он стремился к спокойствию и был готов уступить моря Британии.

Но в 1888 году германский трон унаследовал тщеславный и пылкий молодой император. У Вильгельма II Гогенцоллерна были совершенно другие планы. «В стране только один хозяин, и это я». Он выгнал Бисмарка, поссорился с Россией и завел дружбу с Австро-Венгрией, снабжал артиллерией и подстрекал буров, воевавших с британской армией в Южной Африке (позднее эту войну назвали «британским Вьетнамом»), произносил зловещие речи о «мировой политике» и, в атмосфере растущих антибританских настроений, начал строить Кайзеровский флот.

Несмотря на небольшое население собственно Великобритании[4] и упадок ее промышленности, стратегическое использование морей позволило ей создать Британскую империю — самую обширную за всю историю человечества. Однако, хотя под британским флагом проживала существенная часть населения земного шара, Великобритания не обладала ни богатством, ни военной силой, чтобы держать обширные территории, закрашенные на картах красным цветом. Крохотные гарнизоны и горстка чиновников убеждали миллионы местных жителей жить согласно законам, издаваемым живущим далеко за морем монархом. Основной задачей сухопутных сил была защита морских баз, где снабжались продовольствием, углем или мазутом корабли Королевского военно-морского флота. К счастью для Великобритании, многие годы ее военной силе никто не бросал серьезного вызова. Лишь после восстания буров в Южной Африке Британия отчетливо показала, как слабо держит свои колонии.

С другой стороны, Германия снова и снова демонстрировала свою военную мощь, и когда германский флот увидел в 1870 году входившие в Париж торжественным маршем сухопутные войска, у него зачесались руки помериться силами с британцами. Получивший в свое распоряжение практически неограниченные средства контр-адмирал Альфред Тирпиц собрался построить для кайзера такой флот, чтобы можно было бросить вызов Королевскому флоту. В преддверии этого момента офицеры германского флота все чаще и чаще поднимали бокалы за «Der Tag» — час расплаты.

Адмирал Тирпиц утверждал, что не подозревает о том, что его деятельность является подготовкой войны с Великобританией. «Политика — ваша забота, — говорил он министру иностранных дел. — Я строю корабли». Словно в доказательство своей позиции, он отправил своих дочерей в женский колледж в Челтенхэме в Англии.

Великобританию беспокоил растущий германский флот. Еще больше ее тревожил рост внешней торговли Германии, увеличившейся с 365 миллионов фунтов в 1895 году до 610 миллионов в 1904 году, сопровождавшийся увеличением тоннажа германского торгового флота на 234 процента. На самом деле с иностранных рынков сбыта Великобританию вытесняли не столько германские экспортеры, сколько американские, но — не забывшие пробурскую позицию Германии — британцы не любили немцев, в то время как англо-американские отношения как на личном, так и на дипломатическом уровнях оставались великолепными.

В декабре 1904 года новый первый морской лорд Великобритании адмирал Фишер начал разработку нового броненосца, вооруженного только артиллерией большого калибра. Хотя кораблестроители Италии, Америки и Японии предсказывали приход сверхкорабля, однако конструкция этого броненосца содержала столько революционных новшеств, что его название дало имя новому классу боевых кораблей.

Огромный корпус провел на стапелях лишь сто дней, после чего промозглым февральским днем король Эдуард VII спустил «Дредноут» на воду. Король, в парадной форме адмирала флота, которую в подобных случаях надевают британские монархи, ударил о борт бутылку австралийского вина. Бутылка, не разбившись, отскочила от борта, и королю пришлось ударять второй раз. Огромный броненосец под стон и скрип стапелей сполз в воду.

Строительство было завершено в рекордно короткий срок — один год и один день. Использование турбин вместо вертикально движущихся поршней позволило сделать корпус более компактным и, следовательно, лучше защищенным. По свидетельству одного адмирала, в чреве кораблей предыдущих поколений было невыносимо:


«При движении под полными парами броненосца, оснащенного машиной с возвратно-поступательным движением поршней, машинное отделение напоминало настоящее болото, в котором должны водиться бекасы; вода плескалась на полу и стекала отовсюду; офицерам, чтобы не промокнуть насквозь, приходилось носить дождевики. Вода была необходима для охлаждения подшипников. Дальше, грохот стоял просто оглушительный; телефон был совершенно бесполезен, и даже от речевых труб было мало толку… В «Дредноуте», идущем с полной скоростью, определить, что машина работает, а не остановилась, можно было лишь по показаниям приборов. В машинном отделении чисто и сухо, словно корабль стоит на якоре, и не слышно даже тихого шума».


Артиллерийское вооружение тоже изменилось коренным образом. Корабли, вооруженные множеством разнокалиберных орудий небольшого радиуса действия — например, имевший 100 орудий броненосец «Виктория», — не шли ни в какое сравнение с кораблями, способными сделать мощный залп из крупнокалиберных дальнобойных орудий. В полной мере проявилось значение орудий крупного калибра. Когда американцы топили испанские „корабли в Сантьяго и Манильском заливе, когда японцы уничтожали русский флот при Цусиме — крупнокалиберные орудия оказались оружием, решившим исход дела. Дредноуты — так стали называть все броненосцы нового поколения — обладали скоростью, достаточной для того, чтобы навязать противнику бой, а при желании от боя уклониться. Кроме того, дальнобойные орудия значительно снижали опасность торпедной атаки — это грозное оружие, выпускаемое бесстрашными маленькими судами, угрожало будущему могучих дорогостоящих броненосцев.

Появление проекта «Дредноут» ознаменовало собой вызов соперникам Великобритании. Оно свидетельствовало о том, что Британия начала кардинально перестраивать свой флот и борьбу за морское господство смогут вести только те, чья кораблестроительная программа не отстанет ни на шаг. Адмирал Тирпиц буквально за пару недель обнаружил, что его флот из 15 броненосцев полностью устарел. Кайзер откликнулся незамедлительно. Линкор «Нассау», первый германский дредноут, вступил в строй уже в марте 1908 года. На бумаге могло показаться, что германские линкоры уступали дредноутам Королевского флота, — например, «Нассау» был оснащен машинами с возвратно-поступательным движением поршней, на нем были установлены 11-дюймовые орудия, в то время как на «Дредноуте» — 12-дюймовые. Однако орудия «Нассау» имели более высокую начальную скорость снаряда, что позволяло вести огонь по настильной траектории, обеспечивающей большую точность и бронебойность. Отсеки линкора были очень тесные, но корпус был защищен высококачественной броней. Небольшие герметичные «соты»-отсеки делали «Нассау» очень живучим — отличительная особенность большинства германских боевых кораблей.

С появлением новых больших кораблей у берлинских стратегов появилась другая забота. Неотъемлемой частью морской доктрины Германии являлся 98-километровый Кильский канал, позволяющий избежать долгого и опасного пути вокруг Дании и снимающий необходимость наличия самостоятельного Балтийского флота, готового отразить угрозу со стороны России. Однако Кильские шлюзы были построены для кораблей меньшего водоизмещения; корабль размером с «Дредноут» никак нельзя было протащить через канал.

Черчилль — первый лорд адмиралтейства

Когда в 1911 году 36-летний Уинстон Черчилль был назначен первым лордом адмиралтейства (министром, отвечающим за Королевский военно-морской флот), он пришел в ужас, обнаружив свой кабинет в Уайтхолле пустым, и распорядился, чтобы там постоянно находился дежурный офицер. На стене за своим письменным столом Черчилль повесил карту, закрываемую раздвижными дверцами, на которой было указано текущее местонахождение кораблей германского флота. Каждый рабочий день он начинал с изучения этой карты.

Черчилль коренным образом изменил флот. Его главным советником был противоречивый сэр Джон Арбетнот Фишер, предсказавший с поразительной точностью, что война с Германией начнется 21 октября 1914 года (когда должны были завершиться работы по расширению Кильского канала, по которому смогли проходить новейшие германские линкоры). Королевский военно-морской флот отнесся к нововведениям Черчилля холодно. Когда Черчилль захотел создать штаб военно-морских сил, ему ответили, что никому не нужна особая группа офицеров, считающих себя умнее других. Один из историков военно-морского флота так подытожил позицию адмиралов: «Ум — достояние среднего класса и богемы, а машинами пусть занимаются нижние чины».

Черчилль навязал флоту реформы. Он создал Королевскую военно-морскую авиацию. Но что гораздо важнее, он заменил чадящие корабли с машинами, работающими на угле, погрузка которого отнимала массу времени, на суда с двигателями на мазуте — заправка топливом стала осуществляться значительно быстрее, и дальность плавания возросла в среднем на 40 процентов. Поскольку вся промышленность Великобритании держалась на угле и практически не имела дела с нефтью, это потребовало создания нефтяной компании — «Бритиш петролеум» — и строительства нефтехранилищ для хранения импортируемой нефти. Черчилль заказал строительство пяти линкоров: «Куин Элизабет», «Уорспайта», «Бархэма», «Велиэнта» и «Малайи», оснащенных двигателями, работающими на мазуте, и поэтому способных развивать скорость 25 узлов, и впервые в мире вооруженных 15-дюймовыми орудиями. Как правило, сначала изготовлялись опытные образцы таких орудий, которым предстояло пройти испытания, но Черчилль, вместо того чтобы терять целый год или даже больше, распорядился сразу же начать промышленное производство орудий, чтобы корабли вступили в строй как можно раньше.

Нужда в морских союзниках заставила Великобританию заключить соглашение с Францией о том, что в случае нападения на нее Великобритания снаряжает в помощь французским войскам сухопутную армию. Это явилось драматическим переломом в многовековой политике Великобритании держаться в стороне от дел континентальной Европы. Осторожные голоса указывали на то, что, независимо от успехов экспедиционных сил во Франции, Великобритания все равно останется уязвимой перед неприятельским флотом. Небольшое островное государство зависело от поставок продовольствия, морской торговли, а теперь еще и нефти из далеких стран, пришедшей на смену домашнему углю. Огромная Британская империя по-прежнему в значительной степени управлялась бюрократами из Лондона. Побежденная на море, Великобритания окажется отрезанной от империи и, обедневшая и терзаемая голодом, сдастся на милость победителя.

Первая мировая война

До сих пор невозможно точно установить, в какой степени кайзер Вильгельм был настроен начинать в 1914 году войну против Великобритании. Если кто и толкал мир к этой трагедии — ложью, обманом и глупостью, — так это был граф Леопольд «Польди» Берхтольд, австрийский министр иностранных дел. Но германский кайзер твердо поддерживал его и не выказывал нежелания ввязываться в войну.

Памятуя о предостережении Фишера, Королевский военно-морской флот направил свои корабли в Киль на празднование открытия расширенного канала, и как раз в это время пришло известие о покушении в Сараеве. Через несколько недель в Европе полыхала война. Также очень существенно то, что все британские боевые корабли, разбросанные на просторах морей и океанов, получили по беспроволочному телеграфу приказ: «Начать военные действия против Германии».

Германия имела 13 дредноутов (и еще десять находились в стадии постройки); у Великобритании их было 24 (и еще 13, строились из которых пять нового, усовершенствованного класса «Куин Элизабет»). Однако, сравнивая эти цифры, необходимо учитывать протяженность морских сообщений Великобритании и значительно более компактную сферу действия германского флота. Британский адмирал Фишер похвалялся, что Германии никогда не удастся сравниться с Королевским флотом, так как ей потребуется неслыханное количество денег, чтобы расширить Кильский канал и углубить рейды германских портов. Однако германцы пошли на такие жертвы и завершили эту грандиозную работу. С другой стороны, Великобритания отказалась от строительства новых верфей и поэтому не могла построить корабль, корпус которого имел ширину больше 90 футов (30 метров). Сэр Юстас Теннисон-д\'Эйнкур (британский директор кораблестроения) позднее был вынужден признать, что корабли с более широким корпусом «при тех же длине и высоте обладали бы лучшими боевыми характеристиками, такими, как бронезащита, вооружение, повышенная живучесть и улучшенная защита подводной части корпуса».

Германцы возводили такие верфи, на которых можно было строить нужные корабли, а не приспосабливали проекты новых кораблей к уже имеющимся верфям. Имеющие более широкий корпус германские корабли были защищены более толстой броней. Далее, решение Германии строить корабли с коротким радиусом действия означало, что таким кораблям требуются меньшие емкости для топлива и меньший экипаж. Германские корабли были оснащены большим количеством водонепроницаемых переборок, и их было очень трудно потопить. Чего, к сожалению, нельзя сказать про корабли Королевского военно-морского флота.

Британские кораблестроители не желали слушать специалистов и экспертов и постоянно отвергали нововведения. В то время как британские компании, занимающиеся производством оптических инструментов, изготовляли особо точные дальномеры (с базой между объективами до 10 метров) для иностранных заказчиков, Королевское адмиралтейство довольствовалось дальномерами с базой 3 метра. Когда специалисты из «Парсонс», компании, основанной изобретателем паровых турбин, предложили перейти на котлы с малыми трубами, так хорошо проявившие себя на германских кораблях, адмиралтейство отвергло их предложение. Трехорудийные башни главного калибра, великолепно зарекомендовавшие себя на русских и итальянских линкорах, на кораблях британского флота появились лишь в 20-е годы.

Германский флот, наоборот, откликался на все новшества. После серьезного пожара на крейсере «Зейдлиц» во время боя у Доггер-банки в 1915 году были срочно разработаны противопожарные двери, чтобы от взрыва снаряда, попавшего в орудийную башню, не детонировал боезапас. На кораблях Королевского флота пороховые заряды в лифте, доставлявшем их из крюйт-камеры в башню, а также находящиеся в камере внизу лифта, оставались незащищенными, а в бою крюйт-камера не закрывалась. Этот недостаток особенно усугублялся тем, что британские корабли были очень уязвимы перед навесным огнем, когда неприятельские снаряды поражали палубу и башни. Как правило, орудийная башня главного калибра имела 9-дюймовую броню по бокам и 3-дюймовую на крыше. Это продолжало оставаться ахиллесовой пятой Королевского флота и во время Второй мировой войны.

Авантюра Черчилля со срочным изготовлением 15-дюймовых орудий оказалась успешной, но германские орудия меньшего калибра обладали преимуществом более высокой начальной скорости снаряда. Британским специалистам было известно, что их бронебойные снаряды не взрываются при столкновении с броней под острым углом, однако к началу Первой мировой войны этот недостаток не был устранен. Лишь восемь кораблей Королевского флота были оснащены системами централизованного управления огнем (в противовес тому, когда каждый артиллерист сам выбирает себе цель), в то время как на германских кораблях такие системы были обязательными. Использование просветленных линз позволило германцам создать более точные дальномеры; германские мины и торпеды были более совершенными и надежными. Королевский военно-морской флот на это оружие не обращал внимания, считая его последней соломинкой слабых флотов. Эта точка зрения была кардинальным образом пересмотрена после того, как новейший дредноут «Одейшес» затонул в самом начале боевых действий, столкнувшись всего с одной германской миной.

По мере того как военное искусство начинало все больше зависеть от новых технологий, становилось все более ощутимым превосходство Германии в химии, металлургии и машиностроении. Германская система образования значительно превосходила британскую. В 1863 году в Англии и Уэльсе в средних школах насчитывалось лишь 11 000 учеников; в Пруссии, имевшей меньшее население, их было 63 000. Кроме того, в Пруссии имелись не только «гимназии», обучавшие гуманитарным наукам, но и «реальные школы», в которых преподавались современные точные науки. Французский ученый и историк Жозеф Эрнст Ренан подвел итог Франко-прусской войны, сказав, что это была победа германского учителя. Высокая образованность как командного, так и рядового состава вкупе с германской склонностью к подробному точному планированию позволили создать мощный военный флот. Используемые им сигнальное оборудование и оборудование для ведения ночного боя превосходили британские, и это превосходство сохранялось до конца войны. Еще в 1914 году Черчилль предостерегал о том, какое опасное заблуждение считать британские корабли лучше германских или даже равными им.

Написанная еще много лет назад американским контр-адмиралом А.Т.Маэном (A.T.Mahan) книга определила то, как должны вестись все войны на море: в сражении больших кораблей определяется, кому принадлежит контроль за морскими коммуникациями. Но Великобритания не желала играть по этим правилам. Изумив многих теоретиков, Королевский флот в 1914 году отказался от генерального сражения и вместо этого занялся блокадой германских портов. Географическое положение Британских островов и огромное количество кораблей убедили адмиралтейство ограничиться созданием барьеров в открытом море посредством минных полей и патрулирования. Германцы ответили менее амбициозной блокадой Великобритании. Германские боевые корабли совершали набеги на морские пути, топя торговые корабли, доставляющие товары на Британские острова.

Подобная стратегия, а также то, что в Германии была создана и усовершенствована торпеда, неизбежно привели к заинтересованности германского флота в подводных лодках. Хотя Германия последней из великих держав приняла на вооружение этот вид кораблей, германцы с интересом следили за работами, которые велись в других странах. Первые изготовленные в Германии подводные лодки предназначались для иностранных покупателей. «Форель», построенная и испытанная в Киле, поступила в Россию и была доставлена по железной дороге во Владивосток.

Германцы отвергли идею использования подводных лодок для береговой обороны и сопровождения флота. Им было нужно наступательное оружие. А это означало необходимость иметь мореходные суда с большим радиусом действия. Так как германцы считали используемые на подводных лодках Королевского флота бензиновые двигатели слишком опасными, на своих первых подводных лодках они устанавливали двигатели, работающие на керосине; но только с появлением дизеля стало возможным практическое использование подводных лодок. Первый промышленный дизель был изготовлен на заводе «М.А.Н». в Аугсбурге в 1897 году, а значительно усовершенствованная версия была опробована в 1913 году в Киле на подводной лодке, изготовленной на верфи «Германиа Уоркс» Круппа. В то время подводные лодки были еще очень примитивными. Во время Первой мировой войны подводные лодки выслеживали добычу, атаковали ее и уходили от преследования в надводном положении, пользуясь тем, что благодаря невысокому силуэту их крайне трудно обнаружить. Под водой они лишь прятались на короткие промежутки времени, но тогда (в мире, лишенном гидролокаторов, эхолотов и радаров) этого было достаточно. Британцы игнорировали опасность подводных лодок для торгового флота, так как по Гаагской конвенции военный корабль не имел права топить идущее без сопровождения торговое судно, предварительно не высадив на него досмотровую группу, которая должна была определить, является ли груз контрабандным.

Патрик Ли

Однако какую опасность бы ни представляли подводные лодки для торгового флота, последние сомнения в важности оснащенных торпедами подводных судов рассеялись в 1914 году, меньше чем через два месяца после начала войны, когда германская подводная лодка «U-9» под командованием 32-летнего офицера, впервые вышедшего в боевое плавание, поразила торпедой крейсер «Абукир», и он затонул, прежде чем успел спустить на воду спасательные шлюпки. Крейсер «Кресси» спустил шлюпки, чтобы подобрать находящихся в воде людей, но в это время его поразила вторая торпеда. Третья торпеда попала в крейсер «Хог», немедленно затонувший. В одночасье погибло более 1600 моряков. Примерно через три недели эта же весьма примитивная субмарина потопила крейсер Королевских военно-морских сил «Хок».

Брешь

Развитие беспроволочного телеграфа изменило характер ведения военных действий на море, как и все остальное. Первыми ухватились за это новшество адмиралы, так как радио давало возможность людям, сидящим в уютных кабинетах, управлять находящимися в море кораблями. Специалисты разведслужб поняли, что неприятельский корабль, ведущий радиопереговоры, может быть обнаружен с помощью радиопеленгаторов. Но что гораздо важнее, радиосообщения можно перехватывать и, вскрывая коды, читать.

Что за чертовщина здесь творится?

Перехваченные радиосигналы сыграли важную роль в Ютландском бою 1916 года, когда британский «Большой флот» и германский «Флот открытого моря» столкнулись в единственном сражении современных флотов, происходившем в европейских водах. Отсутствие дверей в крюйт-камере привело к тому, что крейсер «Куин Мери» исчез в огне взрыва. Крейсер «Индефейтигебл» взорвался и затонул, и из всей команды спаслись лишь двое, а крейсер «Лайон» спасло лишь то, что смертельно раненный командир орудийной башни приказал задраить дверь в крюйт-камеру. Потеря Королевским флотом трех линейных и трех броненосных крейсеров обусловлена недостаточной броневой защитой палубы.

Что еще считается нормой в мире Пэйдж? Какими возможностями обладают ее враги? И с чем они столкнулись?

Исход Ютландского боя можно было оценивать по-разному, и обе стороны отпраздновали победу всеми возможными наградами и поздравлениями, которые приносит победа высшему командованию. По тоннажу потерянных кораблей и числу погибших Великобритания значительно опередила Германию, но Королевский военно-морской флот был более живучим. Британцы традиционно являются нацией мореплавателей, и плавающие по многу лет британские моряки принимали ужасы морских сражений гораздо спокойнее, чем набранные по обязательной воинской повинности германцы. Британский «Большой флот» отнесся к своим потерям спокойно. Спустя несколько часов после возвращения в Скапа-Флоу и Розит флот доложил, что готов через четыре часа развести пары.

Его размышления прервал звук. Последнее, что ему хотелось бы сейчас слышать. Звук несущих винтов. Они здесь. Пройдет всего пара минут, и их с Пэйдж заберут из здания, усадят в свой геликоптер и начнут, надо думать, петлять над долинами на малой высоте, скорее всего, невидимые для чьих-либо радаров. Возможно, у этих людей найдутся инструменты и препараты, которые позволят им на некоторое время поддерживать в Пэйдж жизнь: с тем, чтобы пробудить ее для нового марафона мучений.

Если он не убьет ее раньше.

Однако несомненно, что уже в Ютландском бою было очевидно отставание Великобритании в новых технологиях. Когда-то предмет зависти всего мира, британская сталелитейная промышленность спустилась на третье место в мире, пропустив вперед Соединенные Штаты и Германию, и германская сталь была более высокого качества. Любой ознакомившийся с материалами боя вынужден был прийти к выводу, что германские корабли лучше спроектированы и лучше построены, германские орудия более точные, а германские снаряды пробивают британскую броню, в то время как многие снаряды Королевского флота не причиняют противнику никакого вреда.

Должно быть, просто настало время. Мог ли он сделать такой выбор? Логика твердо и ясно говорила ему, что в противном случае он горько пожалеет.

Вместе с колебаниями зародилась ненависть — горестная, какой ему не доводилось испытывать годами. Ненависть к этим людям, вынудившим его оказаться перед подобным выбором.

Большое значение в этом бою сыграло радио. С помощью кодовых книг, захваченных русскими на тонущем германском крейсере, люди, находящиеся в 40-й комнате адмиралтейства, к концу войны читали все три германских шифра. И после окончания войны работа 40-й комнаты держалась в такой строжайшей тайне, что даже официальная история упоминала о ней лишь вскользь.

И тут вертолет взорвался.


Данная книга является художественным произведением. Имена, образы, названия и события являются плодом авторского вымысла и не должны восприниматься как реальные. Любые совпадения с существующими или существовавшими в действительности происшествиями, местами, организациями или личностями, как живущими, так и умершими, являются исключительно случайными.


К концу 1916 года, несмотря на патрулирование самолетов, дирижаблей и тысяч кораблей, германские подводные лодки потопили 1360 судов. Германский подводный флот, нарастив число своих субмарин до 100, лишь четыре из них потерял в результате боевых действий со стороны неприятеля. Адмиралтейство упрямо отказывалось ввести систему конвоев, с помощью вымышленных цифр «доказывая», что конвои приведут к перегрузке портов и причалов. Вероятно, разговоры о конвоях так и остались разговорами, если бы французское правительство не настояло на том, чтобы французские суда, пересекающие пролив Ла-Манш, следовали в сопровождении конвоя. Результат был впечатляющим, но адмиралтейство упорно стояло на своем. Возможно, высшее военно-морское начальство считало сопровождение грязных старых гражданских судов задачей, недостойной доблестных молодых флотских офицеров. Какими бы ни были причины, потребовался ультиматум премьер-министра, чтобы адмиралы переменили свою точку зрения. (Хотя впоследствии они с раздражением заявили, что все равно собирались так поступить.) Когда в мае 1917 года началось движение конвоев, в их состав допускались суда, способные развивать скорость не меньше 7 узлов и не больше 12. Потери сократились больше чем на 90 процентов. Великобритания была близка к тому, чтобы проиграть войну, и прежде чем действенность системы конвоев стала очевидной, нервы первого морского лорда адмирала Джеллико лопнули. 20 июня он заявил на совещании высшего командования, что Великобритания не сможет продолжать войну в 1918 году из-за германских подводных лодок. Как оказалось, он ошибался, и благодаря конвоям кризис миновал.




Посвящается моей матери




Германские подводные лодки продолжали топить пассажирские корабли даже после начала мирных переговоров 3 октября 1918 года. На следующий день у берегов Ирландии было потоплено судно «Хирамо Мару», при этом погибли 292 человека из 320, находившихся на борту. Через неделю ирландское почтовое судно «Лейнстер» было торпедировано без предупреждения и вторично торпедировано, пока тонуло: погибли 527 человек. «Варварами они были, варварами и останутся», — заявил британский министр иностранных дел. Президент Вильсон предупредил, что Америка не станет соблюдать перемирие до тех пор, пока Германия будет продолжать подобные «противозаконные и бесчеловечные действия». Парфянские залпы германских подводных лодок не способствовали созданию должного климата для переговоров о долгосрочном мире.

Благодарности

К моменту окончания Первой мировой войны было потоплено всего около 200 субмарин, однако угрозе из-под воды можно было противопоставить только конвои, задействовавшие около 5000 кораблей, сотни миль стальных сетей и миллионы глубинных бомб, мин и снарядов. Однако главный урок войны 1914–1918 годов в Атлантике для тех, кто хотел его усвоить, преподала статистика. За весь период военных действий подводными лодками были потоплены лишь пять кораблей, следующих в сопровождении надводного эскорта и воздушных патрулей, и это при том, что действенного противолодочного оружия, которое могла использовать авиация, еще не существовало.

У меня просто нет возможности поблагодарить этих замечательных людей так, как они того заслуживают, но позволю себе хотя бы попытаться.

Это Жаннет Рейд, самый трудолюбивый литературный агент из подвизающихся в этом бизнесе, которая, должно быть, по прибытии в Нью-Йорк восприняла слова о том, что этот «город никогда не спит», буквально.

2. ДНИ ВИНА И РОЗ

Это мой редактор в издательстве «Харпер-Коллинз» Сара Дуранд, поверившая, что эта история заслуживает права на существование, и сделавшая все возможное, чтобы провести ее сквозь все тернии.

Это Эмили Крамп и замечательные сотрудники «Харпер-Коллинз», чей нелегкий труд заслуживает куда большего, чем несколько строк на печатной странице.

Часть 1

Бесстрашный человек, Отправившийся через неизведанные моря к неведомым землям, Встречает на своем пути множество чудес: Чего он только не напишет! Джон Гей. «Слон и книготорговец»
ЧЕРНАЯ ПТИЦА

К моменту окончания Первой мировой войны Великобритания была истощена, финансово обанкротилась и попала в долговую кабалу к США. Империя, бескорыстно участвовавшая в войне, больше не желала, чтобы ею управляли люди, сидящие в Уайтхолле. Британские вожди, как политики, так и военные, показали свою полную неспособность в этой войне, в которой, не вступи в нее США, Германия могла бы одержать победу.

Глава

В 1922 году Великобритания формально признала то, что ее могущество пришло в упадок. Еще со времен Нельсона Британия считала, что должна иметь флот, превосходящий по силам объединенные флоты двух любых ее потенциальных противников. Даже в самом конце XIX века Великобритания тратила на нужды военно-морского флота вдвое больше, чем любая другая держава. Конец этому положил Вашингтонский договор 1922 года. Политики пришли к соглашению, что флоты Великобритании, США и Японии должны соотноситься друг к другу как 5:5:3. Великобритания также согласилась принять ограничения на классы своих линейных кораблей и дала обещание не развивать Гонконг как военную базу, а также полностью вывести свои силы из китайского порта Вейхайвея. Выполняя условия договора, Великобритания пустила на слом 657 боевых кораблей, в том числе 26 линкоров и линейных крейсеров. Один из историков Британской империи по этому поводу заметил: «Так закончилось безраздельное господство Великобритании на море, стержень и в какой-то мере смысл существования империи».

01

После окончания Первой мировой войны спустивший флаг германский флот пришел в базу Скапа-Флоу, расположенную между Оркнейскими островами и побережьем Шотландии, и там побежденные, бросив вызов победителям, затопили корабли. Это дало Германии возможность начать все заново, отбирая лучшие людские ресурсы и самые современные проекты кораблей, в то время как страны-победительницы латали свое старье, чтобы сэкономить деньги.

В первую годовщину своего освобождения из тюрьмы Трэвис Чейз проснулся в четыре часа утра, разбуженный светом, окаймлявшим задернутые занавески. Он забросил свой рюкзак в «Эксплорер», выехал из Фэрбенкса по дороге штата номер 2 и спустя час уже гнал машину по плотному гравию Датонского шоссе по направлению к Северному полярному кругу и дальше, к хребту Брукс. С вершин самых высоких холмов можно было на мили вперед видеть полосу дороги и трубопроводы, переваливавшие через гребни пониже и змеящиеся по поросшим розовеющим мелколистником долинам.

По условиям Версальского договора Германия могла иметь очень небольшой военный флот, но в июне 1935 года, не спросив совета ни у друзей, ни у врагов, британское правительство подписало англо-германское морское соглашение, позволяющее Гитлеру построить довольно сильный флот, доходящий до 35 процентов от мощи Королевского военно-морского флота, в том числе линкоры, практически неограниченное количество подводных лодок, а также крейсера и авианосцы.

Это путешествие не представляло собой празднование юбилея. Вовсе нет. Скорее то был способ поразмыслить над всем случившимся: понять, к чему он пришел, где находится и куда двигаться дальше.

Эта значительная уступка воинственным настроениям Гитлера подтолкнула его к еще большей дерзости и глубоко обидела ближайшего союзника Великобритании Францию. Это соглашение противоречило всей деятельности Великобритании на международной арене и, грубо нарушая договор, по сути дела, его аннулировала. Первый лорд адмиралтейства заявил: «Военно-морское руководство было удовлетворено и поспешило как можно скорее подписать соглашение».

Судя по показаниям на приборной панели температура снаружи равнялась пятидесяти девяти градусам[1]: Трэвис опустил окна, чтоб машину продувало влажным сквозняком. Здесь, в горах, даже в разгар лета воздух пахнул так, как в Миннеаполисе весной, — свежей травой, только-только появившейся из-под снежного покрова.

Прекращение соперничества Великобритании и Германии на море должно было высвободить корабли Королевского флота для использования вдали от родных берегов. Возможно, британские политики — и чины адмиралтейства, дававшие им советы, — верили в то, что жест доброй воли по отношению к нацистам обеспечит долговременный мир. Кроме того, в этом соглашении виден расчет на то, что сильная фашистская Германия сможет сдержать большевистскую Россию.

К десяти утра он доехал до Колдфута и остановился перекусить. Поселение, состоявшее всего из нескольких зданий, с населением в пару десятков человек существовало исключительно за счет проезжавшего по дороге транспорта, большую часть которого составляли грузовики, направлявшиеся к находившимся в 250 милях к северу нефтепромыслам Прудхоу-Бэй. По существу, Колдфут представлял собой последний форпост цивилизации перед тем, как дорога пересекала возвышенность и начинала свой долгий спуск по направлению к морю.

Переименовав «Рейхсмарине» в «Кригсмарине» («флот рейха» в «военный флот»), Германия сразу же начала строительство новых кораблей. Непосредственным следствием соглашения явилась закладка четырех крупнейших линкоров, «Шарнхорста», «Гнейзенау», «Бисмарка» и «Тирпица», впоследствии доставивших много бессонных ночей Королевскому флоту. В следующем году Германия согласилась — в подписанном 3 сентября 1936 года в Лондоне Протоколе о подводной войне — строго придерживаться международного призового права, обеспечивавшего безопасность пассажиров и экипажа торговых судов в военное время.

Но Трэвис так далеко не собирался. Нужные ему горы находились прямо здесь. К западу от города располагался национальный парк «Ворота Арктики» с протянувшимся дугой на две сотни миль к юго-западу хребтом. Ведущих туда дорог и даже пешеходных троп поблизости не пролегало. Туристические маршруты проходили в других местах, а поскольку путеводители и сайты подробно знакомили любителей самостоятельных путешествий со множеством надежных, проверенных путей, Трэвис доскональнейшим образом изучил их и выбрал свой курс так, чтобы их избежать.

В 1937 году было подписано дополнение к соглашению 1935 года. Историк немецкого военно-морского флота Эдвард П. фон дер Портен назвал его «попыткой Германии убедить Великобританию в своей искренности». Германия подтвердила, что не будет строить линкоры водоизмещением свыше 35 000 тонн. «Бисмарк» и «Тирпиц», находившиеся в то время в стадии постройки, имели водоизмещение соответственно 41 700 и 42 900 тонн. Это увеличение водоизмещения, объяснял после войны командующий подводный флотом Карл Дениц, было обусловлено «дополнительными мерами защиты». На самом деле оно было вызвано тем, что Гитлер потребовал заменить 11-дюймовые орудия на 15-дюймовые.

Оставив «Эксплорер» на стоянке, он наполнил водой кожаные фляги, закинул за спину рюкзак и еще до одиннадцати отправился в путь. Пообедать (пакет лиофилизированного шелушеного риса был приготовлен с помощью маленькой пропановой горелки) Трэвис остановился, уже поднявшись на гребень первого кряжа, в двух тысячах футов над городком. Обратно на юг уходили семьдесят миль проделанного утром пути. Уходили в бесконечность и назад, в мир, в те места, между которыми он должен был выбирать.

Аляска или Миннесота?

В то время как на германских верфях строились столь внушительные корабли, британское кораблестроение оставалось устаревшим и малоэффективным. Как и все отрасли британской промышленности, оно страдало от забастовок и кризисов. Однако в то время как Королевский военно-морской флот, все еще оставаясь значительным, постепенно приходил в упадок, бюрократы Уайтхола, наоборот, здоровели и набирались жира. В 1914 году, когда в строю находилось 62 крупных боевых корабля, в адмиралтействе работало 2000 чиновников. В 1928 году — когда в строю осталось лишь 20 крупных кораблей и общий численный состав военно-морского флота сократился со 146 000 человек до 100 000 — в адмиралтействе было уже 3569 сотрудников. Хотя по Вашингтонскому морскому договору Великобритания не могла наращивать свои военно-морские силы, к 1935 году на довольствии в адмиралтействе состояло не меньше 8118 служащих[5].

Разумеется, существовало сильное давление, вынуждавшее вернуться домой. Давление со стороны всех тех, кого он там знал. Всего лишь через месяц после освобождения Трэвис приобрел билет в один конец до Фэрбенкса: некоторые из родственников даже не успели с ним повидаться. Какое будущее ждало его на дальнем севере, в двух тысячах миль от близких?

Германия закончила Первую мировую войну, не имея ни флота, ни кораблестроительной промышленности, однако создание больших военно-морского и торгового флотов было намечено задолго до прихода Гитлера к власти. Летом 1929 года эти планы принесли первые плоды, когда германский океанский лайнер «Бремен» отобрал Голубую ленту Атлантики у престарелого британского лайнера «Мавритания». На следующий год однотипная с «Бременом» «Европа» улучшила рекорд. Оба германских лайнера имели водоизмещение около 50 000 тонн и развивали скорость до 27 узлов. Эти достижения германских верфей шумно освещались в нацистской прессе. Германия заявила о своих претензиях на трансатлантические магистрали и желании закрепиться на них.

А какое будущее ждало его среди них? Даже для тех немногих, которые могли понять и простить все, что он совершил, Трэвис навсегда останется братом, угодившим за решетку около двадцати пяти и вышедшим оттуда лишь к сорока. И через двадцать лет в глазах следующего поколения он останется в первую очередь таким вот малым. Этаким вот дядюшкой. Так не лучше ли со всем этим разделаться одним махом?

Оснащаясь к войне

Прежде чем пришло время остановиться на ночевку, он успел добраться до следующего гребня, причем последние несколько часов прошел в быстро холодеющих сумерках, в то время как солнце постепенно утопало в тумане, затягивавшем горизонт пусть не строго, но все же в северном направлении. Колышки палатки Трэвис вбил в мягкую почву рядом с протянувшимся по взгорью на мили вперед снежным полем и примерно с час сидел перед ней, ожидая, когда его сморит сон.

3 сентября 1939 года, в воскресенье, Великобритания объявила войну Германии. Хотя между Великобританией и ее доминионами не существовало никаких военных договоров, Австралия и Новая Зеландия также немедленно объявили войну. Канада объявила войну Германии после Великобритании (однако опередила ее, объявляя войну Японии). Южная Африка последовала их примеру после долгих парламентских дебатов, а вице-король принял такое же решение за всю Индию, ни с кем не посоветовавшись. По сути дела, вся Британская империя и Британское содружество наций, от острова Вознесения до Фолклендских островов, присоединились к своей матери. Недавно получившая независимость Ирландия оставалась нейтральной, и в течение всей войны ее посол в Берлине представлял короля Георга.

Примерно в милях пяти к западу — здесь, в горах, расстояния были обманчивы — виднелся скальный кряж, превышавший по высоте предгорья, через которые Трэвис уже перебрался. Углядев в угасающем свете мелькавшие на каменистом склоне тени, Трэвис достал бинокль и с минуту всматривался, прежде чем разобрал, что именно он видит. То были дикие овцы, перемещавшиеся по почти вертикальной гранитной стене с поразительной, просто пугающей легкостью. Ягнята не старше двух месяцев от роду уверенно следовали за овцематками. Трэвис наблюдал за ними до тех пор, пока они не исчезли за изгибом скалы.

Наконец, ощутив в руках и ногах баюкающую тяжесть, он залез в палатку, забрался в спальный мешок и под шелест ветра в короткой траве провалился в сон.

За все время военных действий в этих расположенных далеко за морем странах было поставлено под ружье 5 миллионов человек, а Индия выставила крупнейшую за всю историю человечества армию[6]. Но боевых кораблей не хватало. Флот по-прежнему считался основным фактором, объединяющим страны империи и защищающим морские коммуникации. Поэтому для Королевского военно-морского флота война с первого часа боевых действий приняла характер глобальной.



Пробудился Трэвис с участившимся пульсом, осознавая, что его что-то напугало, хотя и понятия не имея, что именно.

Великобритания вступила в войну с флотом, укомплектованным хорошо обученным, полностью профессиональным личным составом, но в образованности офицеры и матросы значительно уступали морякам других промышленно развитых стран. Большинство из 109 000 матросов пришло на флот шестнадцатилетними мальчишками, а большинство из 10 000 офицеров начало службу кадетами в тринадцать лет. Флот свято чтил старинные традиции. Рядовой состав носил нелепую древнюю форму, которую нельзя было надеть без посторонней помощи. Ежедневно всем морякам полагалась чарка рома, а телесные наказания сохранялись еще долго после того, как были отменены во всех других родах войск.

Судя по тому, как просачивался сквозь парусину свет, снаружи уже стало гораздо светлее, хотя по часам было чуть больше трех утра. Он заморгал, стараясь прогнать остатки сна, и в этот миг над кряжем разразился тройной громовой раскат. Секунду спустя земля содрогнулась: казалось, волна исходила прямо из горы под ним.

Расслабившись, Трэвис нырнул обратно в спальный мешок и потер глаза. Беззвучно вспыхнула молния, ярко осветив западную стенку палатки: он засек время на своих часах и отсчитал тридцать пять секунд, прежде чем снова громыхнул гром. Стало быть, гроза бушевала в семи милях от него.

Когда призванные по мобилизации гражданские люди впервые попали на флот, они взирали на это косное, застрявшее в прошлом общество с благоговейным почтением. Они вошли в него и коренным образом изменили. Вскоре профессиональные моряки с характерными знаками отличия совершенно затерялись среди мобилизованного рядового состава и офицеров резерва с «голубыми кольцами» на обшлагах. К середине 1944 года флот военного времени насчитывал 863 500 человек, из них 73 500 женщин. Моряки, сражавшиеся и победившие в битве за Атлантику, были по большей части гражданскими людьми.

Его снова стало клонить в сон, и усиление бури ничуть тому не мешало. Напротив, он находил странное успокоение в этих звуках, самой подходящей колыбельной для столь дикой, суровой местности. По прошествии нескольких минут гроза приблизилась, а вспышки молний и громовые раскаты стали почти непрерывными.

Начало войны адмиралтейство восприняло спокойно и уверенно. Имея пятнадцать линкоров, из которых тринадцать были построены до 1918 года (а из них десять были спроектированы до 1914 года), и шесть авианосцев, из которых один лишь «Арк-Ройял» не был переделан из корпуса других кораблей, адмиралтейство точно знало, какую войну ему предстоит вести. К несчастью, германский военно-морской штаб (Seekriegsleitung) действовал по другим правилам.

Уже почти ускользнув за грань сознания, Трэвис сквозь шум бури вдруг услышал нечто, заставившее его снова открыть глаза. Он обратил ухо к западу и прислушался. Что там такое — уж, во всяком случае, точно не гром. И не крик или вой, издаваемый человеком или животным. Больше всего это напоминало ему визг, раздающийся, когда сверлят металл, — звук, хорошо знакомый ему по тюремной мастерской.

Менее скупое британское правительство или обладающий более реалистичным взглядом Королевский флот не исключали бы того, что Германия нарушит соглашения, однако годы между войнами отличались особенным сомозаблуждением, адмиралы были не готовы учиться. Королевский флот с пренебрежением относился к угрозе с воздуха. Многочисленные британские зенитные орудия «пух-пух» были совершенно неэффективными, и только когда война стала неизбежной, было спешно развернуто производство шведских «Бофорсов» и швейцарских «Эрликонов».

Да, похоже, он самый и есть. Стало быть, это не более чем собственные призраки, появляющиеся на грани сна, чтобы досадить ему. Да, они навязчивы и неотступны, но он уже научился их игнорировать.

На боевой потенциал подводных лодок чины адмиралтейства смотрели с закрытыми глазами. Офицеры Королевского флота с презрительным высокомерием относились к службе на субмаринах, считая ее уделом недоучек. Подводные лодки, участвовавшие в маневрах, неизбежно получали приказ с наступлением темноты покидать зону учений. Каждому осмелившемуся заикнуться о том, что в будущей войне неприятельские подводные лодки будут действовать и ночью, разъяснялось, что с ними справится волшебный прибор «асдик».

Трэвис снова закрыл глаза и заснул.



«Асдик» (грубый прообраз гидролокатора) впервые появился в конце Первой мировой войны, но так и не применялся в боевых условиях. Установленный под днищем корабля, этот прибор для обнаружения подводных лодок излучал звуковые волны и изучал их отражения. Демонстрируемый исключительно в хорошую погоду обученным персоналом, «асдик» позволил адмиралтейству самоуверенно заявить, что субмарины — оружие прошлого. В 1937 году военно-морской штаб заявил, что «подводные лодки больше никогда не создадут для нас тех проблем, с которыми мы столкнулись в 1917 году». Но даже если адмиралтейство оценивало «асдик» объективно, все равно им было оснащено лишь 220 боевых кораблей, в то время как британский торговый флот насчитывал свыше 3000 океанских кораблей и более тысячи крупных каботажных судов.

Спустя три часа Трэвис устроил привал в тридцати шести милях от Колдфута. Впрочем, добирался он туда не по прямой и, судя по данным навигатора, проделал путь больше, чем в сорок девять миль. Перекусил он разогретым супом, приправленным чили (хотя все эти консервированные продукты, на его взгляд, по вкусу больше походили на собственную упаковку, чем на то, что на ней было написано), на краю обнесенной крутыми горными склонами долины, уходящей в глубину футов на шестьсот, — широкой, плоской, тянувшейся почти прямо на северо-запад мили на три.

Дальность действия «асдика» не превышала одной мили. Он не был способен проникать сквозь слои воды, имеющие другую температуру или другую соленость, что в открытом море весьма распространенное явление. «Асдик» не мог использовать корабль, идущий со скоростью больше 20 узлов, также он был совершенно бесполезен при сильном волнении. Всеми этими недостатками мог воспользоваться опытный командир-подводник; к тому же не следует забывать, что к концу Первой мировой войны самой излюбленной тактикой подводных лодок стала атака в надводном положении.

В выемке долины лежали облака, клубившиеся вокруг утесов и возвышений, заполняя впадины и уподобляя их дымящимся прудам. Непосредственно под Трэвисом дно было скрыто почти полностью, хотя временами, когда косые лучи солнца пробивались сквозь плотный туман, ему удавалось заметить, как под ним что-то сверкало. Вода, а может быть, лед.

Адмиралы всего мира предпочитают большие корабли. В Перл-Харборе американцы выстроили свои линкоры по линейке; германские адмиралы даже в самый разгар войны неустанно твердили, что линкоры являются главным морским оружием, и пробивали строительство все новых и новых мастодонтов. Итак, британский флот, как и флот Соединенных Штатов, начал войну, имея предостаточно дорогих линкоров, в которых почти не было необходимости, и испытывая острую нехватку небольших эскортных судов.

Сон был крепким, спокойным и прерывался лишь дважды, на сей раз не громом, а воем волков. Он понятия не имел, на каком расстоянии они находятся, хотя порой казалось, что до них не больше четверти мили. Ему доводилось читать о том, что волчьи стаи меняют громкость своего воя, чтобы не дать возможности жертвам, равно как и другим волкам, возможным соперникам, точно определить дистанцию. В отношении людей это тоже срабатывало.

Канада хотела внести свой вклад в победу без того, чтобы ее солдаты под командованием британских генералов гибли на каком-то «западном фронте». Она решила сосредоточиться на кораблях, которые можно полностью держать под своим контролем. Канадский флот начал осуществлять кораблестроительную программу, посвященную исключительно конвойным судам — корветам и фрегатам, предназначенным для защиты атлантических коммуникаций. Корветы получились тихоходными, но мореходными, хотя в хорошую волну качка становилась серьезной проверкой вестибулярного аппарата членов команды. Так или иначе, к маю 1942 года Канада имела 300 кораблей — поразительное достижение.

В шесть утра Трэвис проснулся, откинул полог палатки и сел, вдыхая морозный воздух, куда более холодный, чем в предыдущую ночь. Видимая линия горизонта отодвинулась дальше, чем когда-либо за все время путешествия.

Германские подводные лодки

Аляска или Миннесота?

Со времени Первой мировой войны конструкции подводных лодок претерпели лишь поверхностные изменения, заключающиеся в основном в возросшей прочности корпуса. Это позволяло им погружаться на большие глубины, что спасло множество субмарин, атакованных неприятелем. (В основном из-за ведомственных разногласий Великобритания заметно отстала в строительстве глубоководных субмарин.) Хотя теперь более эффективные электрические батареи позволяли подводным лодкам дольше оставаться под водой, они по-прежнему предпочитали большую часть времени проводить в надводном положении, погружаясь только для того, чтобы избежать ударов с воздуха или укрыться от шторма.

Он пришел сюда, чтобы найти ответ на свой вопрос. Но пока в этом отнюдь не преуспел. Доводы за и против той и другой позиции сменяли друг друга, циркулируя в его сознании. Дома находились родные и друзья, которые пусть никогда и не скрывали своих суждений, все же относились к его прошлому терпимее, чем кто-либо посторонний. Там находился его брат Джеф, который предложил Трэвису участие в затеянном им бизнесе в области программного обеспечения и с самого начала ввел его в курс дела.

Но, помимо этого, дом был наполнен призраками прошлого, и каждая улочка по соседству с ним проседала под гнетом тягостных воспоминаний.

Корпус субмарины того периода состоял из способного выдерживать большие нагрузки цилиндрического корпуса, похожего на канализационную трубу. К этой трубе приваривались нос и корма, и все судно одевалось во внешнюю оболочку, придававшую ему некоторые «мореходные» качества, хотя никакая подводная лодка не могла сравниться в маневренности с надводным кораблем. К этому сооружению добавлялись настланная палуба и боевая рубка — которую немцы называли «центром атаки». Прямо под боевой рубкой находился «капитанский мостик», откуда капитан управлял перископом. Рубка была утеплена изнутри, чтобы хоть как-то защитить от непогоды находящихся в ней, и имела обтекаемую форму для улучшения скоростных характеристик субмарины при движении под водой. Отсек с электрическим двигателем и дизелем с турбо-наддувом мощностью около 3000 лошадиных сил размещался как можно дальше в кормовой части из соображений устойчивости, а также для сокращения времени погружения. Большая часть корпуса субмарины находилась под водой, и посетители удивлялись, насколько же она большая по сравнению с тем, что видно на поверхности. Например, крейсерская подводная лодка типа IXC имела водоизмещение 1178 тонн в подводном положении и 1051 тонну в надводном.

Аляска — совсем другое дело. То, что окружало его здесь, — безупречная пустота, вовсе не претендующая на то, чтобы в том или ином смысле понять его, и совершенно не пытающаяся вернуть его на старую колею. Отправляясь в Фэрбенкс, Трэвис не взял с собой ничего, даже временами казалось, самого себя. Год назад, в первый свой день на воле, он ни за что бы в такое не поверил, но здесь ему, бывало, доводилось провести целый день, ни разу не вспомнив ни о тюрьме, ни о том, что он сделал, чтобы туда попасть. Здесь он порой вообще не был тем парнем. И черт бы его побрал, если это ощущение не крепло с каждым днем.

Во время битвы за Атлантику Германия использовала два основных типа подводных лодок: большие крейсерские типа IX и поменьше типа VII — самого распространенного во Второй мировой войне[7]. Субмарина типа VII имела в среднем водоизмещение 626 тонн, ее команда состояла из четырех офицеров и сорока четырех матросов, и она имела около четырнадцати 21-дюймовых торпед. Четыре торпедных аппарата размещались в носовой части и один в кормовой. Все торпедные аппараты постоянно находились в заряженном состоянии, и после выпуска торпеды следовала долгая мучительная процедура перезарядки. В надводном положении дизель позволял лодке пройти 7900 морских миль со скоростью 10 узлов. При увеличении скорости до 12 узлов дальность плавания сокращалась до 6500 миль. В экстренных случаях дизель на короткое время позволял субмарине развить скорость до 17 узлов.

Укомплектованная опытным экипажем лодка типа VII погружалась за 30 секунд. В подводном положении лодка пользовалась электрическим двигателем. Перезаряжаемые аккумуляторы позволяли лодке пройти около 80 миль со скоростью 4 узла. Максимальная скорость под водой составляла около 7,5 узла (в зависимости от орудийной установки, сильно затруднявшей движение сквозь толщу воды). В большинстве справочников приводятся значительно большие цифры, полученные при заводских испытаниях.

И все это пойдет прахом, стоит только ему ступить на прежнюю почву. По этой причине, если не по какой-либо другой, Трэвис полагал, что знает, к какому пути склоняется.

Расстегнув молнию спальника, он натянул штаны, сапоги и перебросил ноги наружу. Трава, еще вчера мягкая, теперь похрустывала под его подошвами. Он постоял, потягиваясь, потом опустился на колени, достал из рюкзака газовую горелку и металлическую чашку: несколько мгновений, и голубое пламя уже с шипением разогревало воду для кофе. Дожидаясь, пока она закипит, Трэвис подошел к обрыву и оглядел сверху долину, благо теперь, когда воздух сделался кристально чистым, вид открывался превосходный.

Основным предназначением подводной лодки было выпускать торпеды. Эти огромные семиметровые сигары представляли собой устройства не менее сложные, чем сами субмарины, и в чем-то в точности напоминали их. Торпеды требовали крайне бережного обращения. Каждая торпеда поступала на флот с индивидуальным сертификатом, подтверждающим, что ее тонкий механизм был проверен на полигоне. Торпеды перевозились в специальном железнодорожном вагоне, снижающем вероятность встряски или удара. Затем эти «угри» по одному загружались в подводную лодку, обычно подходящую для этой цели к массивному бетонному причалу. И после этого каждая торпеда до возвращения из похода через каждые несколько дней будет подвешиваться на специальных талях, чтобы специалисты смогли проверить заряд аккумуляторов, состояние смазки, исправность детонаторов, гребных винтов, гироскопа, рулей и системы наведения.

Он замер. Остолбенел, вытаращив глаза, ошеломленный настолько, что в первое мгновение не способен был даже моргнуть.

На дне долины лежал разбитый «Боинг-747».

Для того чтобы осуществить торпедную атаку, требовалось определить направление на цель и скорость ее движения. Обыкновенно субмарина находилась в надводном положении, и капитан использовал установленную на стальном лафете оптическую систему наведения (UZO, U-Boot-Zieloptik). Это большое стереоскопическое устройство изготовлялось с использованием высококачественной оптики и давало большое разрешение даже в сумерках, что позволяло определить направление на цель, ее курс и скорость. Затем эти данные передавались в специальный вычислитель (Vorhaltrechner). Этот вычислитель передавал данные о цели в торпедный аппарат, Schuss- Empfanger, и непосредственно в торпеду, продолжая непрерывно корректировать их в зависимости от перемещения подводной лодки. Эти устройства обеспечивали то, что в момент пуска торпеды подводной лодке было необязательно двигаться в сторону цели. Система наведения торпеды, работающая на основе гироскопа, вносила необходимые коррективы после выхода торпеды из трубы. Таким образом, можно было выпускать торпеды «веером», каждую чуть с другим курсом, не меняя положения субмарины. Эти устройства вызывали зависть британских подводников, вынужденных наводить свои торпеды на цель, направляя на нее корпус лодки.

Глава

Использующая электрические торпеды G7 — не оставляющие следа на воде — подводная лодка при залпе не выдавала свое положение. Небольшие суда обычно топились с помощью палубной артиллерии — обычно 88-миллиметрового орудия. Для того чтобы вести из него огонь и не упасть за борт даже в слабое волнение, требовалась акробатическая ловкость. Попасть из него можно было только в большую цель. В начале войны лодки были оснащены также одним 20 — миллиметровым зенитным орудием, но в ходе боевых действий выяснилась низкая эффективность этих орудий в борьбе против появившихся более совершенных самолетов.

02

Условия жизни на подводной лодке были очень тяжелые. Внутренний корпус субмарины имел размер и форму пассажирского вагона, но этот «вагон» был забит всевозможным оборудованием, и человеку в нем место нашлось с трудом. Возможности уединиться не было никакой. Даже капитан имел лишь отгороженный занавеской стол, мимо которого протискивались к боевым постам члены экипажа. Вот как описывал это официальный корреспондент германской военной газеты:

За девяносто секунд Трэвис ухитрился упаковать все, включая палатку, и припустил бегом вдоль края долины. Как мог здесь оказаться самолет? И как это может быть, чтобы он просто лежал на земле, а над ним не вились вертолеты, вокруг не хлопотали сотни представителей спасательных служб, вооруженных ацетиленовыми горелками и схемами самолета, осторожно прорезающих фюзеляж в дюжине мест?


«Моя койка находилась в каюте младших офицеров, самом неудобном месте на лодке: через него постоянно протискивается народ. Другой дороги на камбуз, к дизелю или электромотору нет. При каждой смене вахты механики протискиваются из расположенного на корме машинного отделения, а навстречу им со стороны капитанского мостика идет очередная смена: то есть по шесть человек каждый раз. Так же приходится пробираться мимо дежурным по камбузу с полными кастрюлями. На самом деле эта каюта — не более чем узкий коридор с четырьмя койками у правой стены и четырьмя у левой. В середине прохода привинчен к полу стол со складывающейся крышкой. Пространство по обе стороны от него такое узкое, что во время приема пищи матросам приходится сидеть на нижних койках нагнув голову. Ни о каких стульях и думать нечего — слишком тесно. Но больше всего суматохи бывает тогда, когда кому-то нужно пройти из машинного отделения в рубку или, наоборот, во время приема пищи».


Как может быть, чтобы внизу лежал разбившийся самолет, а рядом никого не было?

Там, где он останавливался на ночлег, обрыв над долиной был слишком крут для того, чтобы пытаться спуститься вниз, но в полумиле к северо-западу Трэвис приметил узкий выступ, уходивший вниз с наклоном примерно градусов в сорок. Тоже чертовски круто, но по крайней мере не отвесно. Правда, требовалась немалая осторожность, чтобы, спускаясь там, да еще со всем своим грузом, не полететь кубарем и не переломать себе при этом все кости, в этом случае выжившим пассажирам, если, конечно, таковые имелись, вряд ли стоило бы ждать от него помощи.

Никаких умывальников не было, имелась лишь одна уборная, которой нельзя было пользоваться, когда лодка находилась под водой. Если субмарину атаковал неприятель, бывало, уборная оставалась закрытой больше суток. Никто на борту не брился, и большинство моряков за весь поход не меняло ни одного предмета одежды. К запаху человеческого пота примешивались запахи машинного масла и солярки. Но над всем господствовал запах плесени, ибо во влажном воздухе отсыревало все, от хлеба до судового журнала. Экипаж — в основном молодые парни, ибо только такие могли выдержать подобные условия и постоянный стресс, обильно поливали себя одеколоном, чтобы забить один запах другим.

Другое дело, что и при благоприятном спуске он мог лишь попытаться сделать что-то лично, поскольку никакой возможности вызвать подмогу у него не было. Сотовый телефон, лежавший в рюкзаке, стал бесполезным в сорока милях от Фэрбенкса, а рация, служившая лучшим средством связи на шоссе, осталась в машине, на парковочной площадке возле топливного склада.

Но, хотя двигаться приходилось с величайшей осторожностью, ему трудно было оторвать взгляд от невероятного зрелища внизу.


«Командир сидит на стульчике у перископа в тесном пространстве между колонной перископа и стенами рубки, прижавшись лицом к резиновой маске у окуляра, широко разведя ноги, чтобы обхватить ими колонну. Его ноги находятся на педалях, позволяющих ему бесшумно вращать огромную колонну перископа вместе со своим стульчиком на 360 градусов; его правая рука не отрывается от рычага, управляющего подъемом и опусканием перископа. Тихо жужжит двигатель перископа. Капитан чуть опускает его, стараясь держать объектив над самой поверхностью воды.
Начальник стоит неподвижно позади двух вахтенных, управляющих горизонтальными рулями. Он не отрывает взгляда от указателя крена и его медленно поднимающегося и опускающегося столбика воды. Каждое изменение состояния столбика означает, что с лодкой происходит то же самое.
Никто не говорит ни слова. Жужжание двигателя перископа доносится словно через звукоизолирующую перегородку; двигатель включается, выключается, снова включается, и жужжание возобновляется. Командир поднимает перископ на какую-то долю секунды и тотчас же снова опускает его под воду. Неприятельский эсминец должен быть где-то совсем рядом».


Судя по всему, пилоты пытались посадить самолет: он лежал, развернутый кабиной вдоль долины, словно она представляла собой взлетно-посадочную полосу. Позади, более чем на три сотни ярдов, тянулись глубокие борозды проделанного им тормозного пути. Примерно на уровне середины этого следа валялось правое крыло, оторвавшееся от корпуса при столкновении с торчавшим утесом. Лишь слепая удача не дала самолету превратиться в объятый пламенем ад: инерция увлекла корпус дальше по устилавшему дно долины снежному полю, помешав топливу воспламениться.

В остальном, учитывая обстоятельства, воздушное судно выглядело пострадавшим не так уж страшно. Хвост отломился и лежал, завалившись на левый стабилизатор, словно сломанная конечность, держащаяся на одной коже. Фюзеляж получил в тех местах пробоины, вертикальные щели в фут шириной, из которых торчали обрывки проводов и изоляции. Сквозь эти трещины Трэвис видел внутри корпуса лишь темное пространство, хотя с такого расстояния не различил бы ничего даже и при ярком освещении. Во всяком случае, никакого движения ни внутри, ни рядом с потерпевшим крушение самолетом заметно не было. Как и признаков того, что нечто подобное имело место раньше. Никто не вытаскивал из самолета припасы, не устраивал с ним рядом аварийный лагерь. Может быть, люди просто решили остаться внутри, как в укрытии? Или все получили столь серьезные повреждения, что вообще не могли двигаться?

Большую часть времени подводная лодка проводила в надводном положении. В Атлантике это означало непрерывную бортовую и килевую качки. Находящейся на поверхности лодке требовались наблюдатели, замерзавшие и промокавшие до нитки. В северных широтах ледяные волны захлестывали мостик с такой силой, что наблюдатели привязывали себя кожаными ремнями к специальным скобам. В наставлениях требование привязываться обычно сопровождалось списком подводников, смытых волной. Вахтенные надевали поверх бушлатов одежду из кожи или резины и обматывали шею полотенцем и все равно при малейшем волнении промокали до нитки. Практически каждый подводник жаловался на ревматические боли. На лодке команде разрешалось носить любую одежду. Особенно популярными были «счастливые» свитера, связанные любимыми, и британские армейские куртки цвета хаки, поступившие с захваченных во Франции складов. Некоторые капитаны в моменты большой радости или особенно тяжелых испытаний раздавали команде шнапс, на борту других лодок царил сухой закон.

Расстояние делало бесполезными попытки разглядеть, есть ли вокруг отпечатки ног. Снежное поле, примороженное в результате похолодания, сверкало так, что почти слепило, и с шестисотфутовой высоты было решительно невозможно углядеть, покидал ли кто-нибудь упавший самолет, чтобы поискать помощь.


«Сменившаяся вахта, неуклюже ступая по трапу, спустилась вниз. Моряки промокли насквозь. Штурман поднял воротник и опустил поля зюйдвестки на лицо. Все лица красные от беспрерывно хлещущих потоков воды. Моряки молча вешают бинокли на крючки и начинают раздеваться, устало стаскивая с себя промокшие бушлаты и резиновые куртки, а новая смена так же молча начинает одеваться, помогая друг другу натягивать резиновые штаны. Самый молодой из сменившейся вахты забирает в охапку кипу мокрых брезентовых штанов, курток и зюйдвесток и уносит ее на корму. Пространство между двумя электрическими двигателями и по бокам кормового торпедного аппарата — лучшее место для сушки. Спустившиеся сверху люди выпивают залпом по кружке горячего кофе, тщательно протирают стекла биноклей и убирают их».


Помощь. Прозвучав в сознании, это слово вернуло его к мысли, повергшей в растерянность. Как могло случиться, чтобы к месту крушения «Боинга-747» до сих пор никто не прибыл? Кстати — «до сих пор», это сколько времени? Господи, когда же случилась катастрофа?

Когда в мае 1941 года молодой британский офицер во главе отряда захвата высадился на борт захваченной в море германской подводной лодки, он был больше всего поражен лакированным деревом на камбузе и многочисленными ящичками, запирающимися на ключ. Ему запомнилась царящая повсюду чистота. Во время обыска он обнаружил и другие свидетельства высокого уровня жизни германских подводников: среди личных вещей было несколько фотоаппаратов и даже одна кинокамера. По его утверждению, секстанты были гораздо лучшего качества, чем те, что использовались британским адмиралтейством, а таких хороших биноклей ему никогда не доводилось видеть. Один из биноклей он оставил себе.

Три дня назад — тут же пришел ответ. Три дня назад Трэвис услышал сквозь шум грозы скрежет рвущегося металла: сейчас это вспомнилось ему со всей отчетливостью. Теперь ясно, что он слышал звук чертова крушения.

В тактику военных действий на море, так же как действий на суше и в воздухе, существенные изменения внесло радио. Улучшенные радиоприемники с большой дальностью действия позволили передавать подводным лодкам приказы искать врага в отдаленных квадратах или совместно действовать против одной цели. Главным специалистом подводного флота фашистской Германии был адмирал Карл Дениц. Все его мысли были сосредоточены на войне против Великобритании. Задолго до начала боевых действий он пришел к выводу, что грядущая подводная война будет всепогодной и (так как «асдик» не был способен обнаруживать небольшие надводные цели) основной упор надо делать на ночные атаки находящихся в надводном положении субмарин. Эту точку зрения Дениц изложил в опубликованной перед войной книге. Как выяснилось, эта тактика оказалась самой действенной.

Три дня — и никто не прибыл к месту катастрофы? Более того, не велось никаких поисков: за все время своего путешествия через горы Трэвис не видел поисковых самолетов или вертолетов, даже не слышал шума их моторов. И это при том, что гробанулась здесь не одномоторная «Сессна», вылетевшая незнамо куда без полетного плана и пропавшая без вести. Воздушные лайнеры с избытком оснащены разнообразнейшими системами связи: тут тебе и мощные радиостанции, и двусторонние спутниковые коммуникаторы, и, надо думать, какие-нибудь другие штуковины, о которых он даже и не догадывается. Даже если каким-то чудом все эти приборы накрылись одновременно, на диспетчерском пункте международного аэропорта в Фэрбенксе должны были зафиксировать последнее местонахождение самолета. Да уже через час после того, как прервалась связь, на поиски лайнера должны были выслать целую армию.

Королевский флот тешил себя надеждой, что с неприятельскими подводными лодками прекрасно справятся «поисковые отряды» боевых кораблей. Это убеждение как нельзя лучше подходило к тому образу флота, которое сложилось о себе у него самого. Однако еще во время Первой мировой войны эта тактика была опробована и показала свою полную несостоятельность. Опыт показал, что на бескрайних просторах океана подводная лодка может затеряться без труда. Именно такой поисковый отряд — авианосец в сопровождении эсминцев — был атакован ночью подлодкой «U-29» всего через две недели после объявления войны. Авианосец «Корейджес» был потоплен с большими человеческими жертвами.

Трэвис добрался до узкого, постепенно расширявшегося вниз наклонного спуска. Он оказался труднее и круче, чем это выглядело издали, однако более пологого спуска в пределах видимости в обоих направлениях не наблюдалось. Пытаться спуститься здесь, по прямой, было бы сущим самоубийством, но переход наискось казался задачей хоть и нелегкой, но выполнимой. Ступив на склон, Трэвис обнаружил, что его поверхность по крайней мере отвечала имевшимся надеждам: была достаточно мягкой, чтобы обеспечить сцепление, но не глинистой и скользкой, что сулило бы дополнительные неудобства. Кроме того, спускаясь, приникнув к склону и держась за траву, риск потерять равновесие можно было свести к минимуму.

То, как безответственно был поставлен под угрозу «Корейджес», является доказательством уверенности адмиралтейства в том, что «асдик» и глубинные бомбы обеспечивают надежную защиту от подводных лодок. Однако постепенно отношение к «поисковым отрядам», отнимающим корабли, так необходимые для сопровождения конвоев, стало меняться. Лучший способ уничтожать подводные лодки — это охрана торговых судов. Тогда субмарины сами придут к тебе.

Спустя пятнадцать минут, припустив вдоль одной из борозд в дне долины, оказавшейся достаточно широкой и глубокой, чтобы по ней мог проехать «Хаммер», Трэвис поравнялся с оторванным крылом, валявшимся, словно брошенная игрушка, рядом с отломавшим его скальным зубцом.

Стоило Трэвису оказаться на снежном поле, как в ноздри ударил запах авиационного топлива: снег был пропитан им насквозь. Едва сделав шаг, каждый его след тут же заполнялся розоватой жидкостью.

Теперь авиалайнер отделяло от него расстояние, меньшее, чем футбольное поле. Корпус развернуло на несколько градусов против часовой стрелки, так, что его левая, с неповрежденным крылом, сторона отсюда была видна лучше, чем правая.

3. ОБМЕН СЕКРЕТАМИ

А вот никаких следов на снегу вокруг так и не было видно.

Впереди над долиной высился хвост лайнера: даже с обломанным стабилизатором он вздымался над головой Трэвиса на высоту четырехэтажного дома. Вес левого крыла завалил корпус на левый борт, оба двигателя зарылись глубоко в снег. Пройдя мимо хвоста, он нерешительно остановился ярдах в десяти от крыла, между двумя бороздами, оставленными в снегу двигателями.

Мы ни за что не прекратим наши исследования. И в конце концов придем туда, откуда вышли, и впервые по-настоящему увидим это место. Т. С. Элиот. «Маленькие несуразности»
Все три трещины в фюзеляже, увиденные им сверху, находились на этой стороне корпуса. Ближайший пролом, до которого оставалось всего несколько шагов, был достаточно широк, чтобы туда можно было пролезть, а вот рассмотреть что-либо внутри, даже со столь близкого расстояния, не удавалось: там царила кромешная тьма. Иллюминаторы не помогали: из-за наклона корпуса в них лишь отражался снег.

Трэвис набрал полную грудь воздуха и что было мочи крикнул:

После войны Черчилль признался, что успехи германских подводных лодок были единственным, что пугало его, и существует широко распространенное мнение, что Гитлер начал войну, прекрасно понимая потенциал субмарин. Однако в действительности германский флот был совершенно не готов к войне. К началу военных действий у Германии было 56 подводных лодок[8], из них несколько типа II, имеющих небольшой радиус действия и редко использовавшихся за пределами Северного моря. Кораблестроительная программа обеспечивала флот двумя или тремя подводными лодками в месяц (иногда лишь одной), и на строительство и испытание каждой субмарины требовалось около года. После войны адмирал Дениц сказал: «Реалистичная политика требовала, чтобы Германия имела тысячу подводных лодок еще к началу войны». Можно только согласиться с ним, с дрожью думая о том, что было бы с Великобританией в этом случае.

— Есть там кто-нибудь?

Один из крупнейших историков военно-морского флота С. Э. Морисон сказал, что Гитлер думал только о сухопутной войне и, как и Наполеон, верил в то, что обладание «сердцем» Европы позволит поставить Англию на колени. Уинстон Черчилль, как и президент Рузвельт, понимал, что выживание Великобритании зависит от морских коммуникаций, ибо без морских поставок нельзя продолжать военные действия.

Его возглас был несколько раз отчетливо повторен эхом. Другого ответа не последовало.

Дениц и Редер: германские флотоводцы

Он подошел к пролому, опробовал на прочность металл по обоим его краям и осторожно залез внутрь корпуса…

Это был не пассажирский авиалайнер.

Среди высшего военного командования Германии был лишь один моряк, 63-летний гросс-адмирал Эрих Редер, главнокомандующий военно-морским флотом. Это был нелюдимый человек консервативных взглядов, что подтверждают его фотографии в парадном длиннополом сюртуке со стоячим воротником и при шпаге. Хотя Редер был честным исполнительным моряком кайзеровского флота, в своей речи в 1939 году он объявил о полной поддержке «беспощадной и беспрестанной войны против большевизма и международного еврейского заговора, деятельность которого по разрушению нашей нации мы ощутили сполна». На Нюрнбергском процессе Редер был признан виновным в отдании приказов убивать пленных. Его воспоминания, опубликованные спустя десятилетие после окончания войны, свидетельствуют о его вере в Гитлера.

Командовавший подводным флотом Карл Дениц был совершенно другим человеком. Сын инженера завода «Цейсс» в Берлине, он никогда не учился в академии. Командир подводной лодки во время Первой мировой войны, Дениц спасся с потопленной субмарины и попал в плен. Некоторое время он был командиром крейсера, однако его в основном интересовали подлодки. Восстановление подводного флота Германии открыло перед ним новые возможности. Дениц был ярым нацистом, и его речи всегда изобиловали славословиями в адрес Гитлера: «Господь послал нам такого вождя, как фюрер». Гостеприимный и жизнерадостный, он любил общаться со своими подчиненными, называвшими его «львом». Бывавшие на званых обедах и ужинах, устраивавшихся Деницем, вспоминали, что на них царила атмосфера «непринужденности и товарищества». К началу войны Деницу исполнилось 47 лет. Морисон (автор официальной истории американского военно-морского флота) назвал его «одним из самых способных, бесстрашных и разносторонних флотоводцев всех участвовавших в войне стран». Впоследствии в январе 1943 года Дениц сменил Редера в должности главнокомандующего военно-морскими силами Германии, и именно его Гитлер в самые последние дни войны избрал своим преемником в качестве фюрера рушащегося Третьего рейха.

Глава

03

Существует широко распространенное заблуждение по поводу роли Деница в войне на море. Подводный флот не подчинялся ему; им управлял Военно-морской штаб, бывший одновременно штабом и органом управления. В мае 1940 года Де-ниц даже не входил в тридцатку самых высокопоставленных военно-морских офицеров. С ним даже не консультировались по таким вопросам, как обучение экипажа, разработка планов подводных лодок, сроки строительства, и по техническим вопросам, например вооружению — минам и торпедам. На это сделал особый упор его начальник адмирал Редер в меморандуме, датированном ноябрем 1940 года: «Главнокомандующий подводным флотом должен посвящать свое время проведению морских сражений и не отвлекаться на технические проблемы». Очень показательным для понятия неуклюжей бюрократической машины режима диктатуры является то обстоятельство, что в случае нехватки торпед Дениц отправлялся к Редеру и просил его убедить Гитлера увеличить производство.

Внутреннее пространство, в которое проник Трэвис, было заполнено рядами инструментальных и приборных панелей и более всего напоминало ужатый в размерах пункт управления НАСА. Терминалы тянулись от хвоста до переборки в передней части секции, находившейся от него футах в тридцати. Привинченные к полу позади каждого терминала вращающиеся кресла остались на своих местах, а все, что не было закреплено, беспорядочно скатилось к левой стенке фюзеляжа.

В первые недели войны флоты противоборствующих сторон выявляли слабые места противника, а также свои собственные. Разочарованное существенными ограничениями возможностей «асдика», командование Королевского флота затем обнаружило, что некоторые недостатки прибора можно преодолеть, если с ним будет обращаться опытный оператор. Германский флот, как и флоты других государств, приходил к выводу, что в суровых боевых условиях торпеда становится капризным механизмом.

Запах топлива хоть и оставался достаточно сильным, уступал место чему-то более свежему. Тоже казавшемуся знакомым. Во тьме, непроглядность которой лишь подчеркивали полосы попадавшего снаружи сквозь иллюминаторы и щели света, Трэвис определил этот запах еще до того, как различил его источник.

Кровь. То была кровь, растекшаяся под крошевом обломков. Растекшаяся под его ногами.

Обыкновенно каждая торпеда оснащается двумя взрывателями, один из которых может быть быстро взведен непосредственно перед пуском. Более грубый ударный взрыватель мог привести к тому, что торпеда пробила бы дыру в обшивке корабля, но на пробоину можно было поставить заплату и спасти корабль. Магнитный взрыватель приводился в действие магнитным полем корпуса корабля, поэтому торпеда могла взорваться внутри корпуса, и корабль переломился бы пополам. Германские магнитные взрыватели доставляли столько хлопот подводникам, что те перешли на ударные, также оказавшиеся ненадежными. Боек спускового механизма был слишком коротким: торпеда ударялась о борт и отскакивала от него, так и не касаясь его бойком. Наводящие устройства торпед, использовавшихся на подводных лодках, также оказались несовершенными. Постоянные изменения давления внутри подводных лодок приводили к выходу из строя устройств контроля за глубиной.

У него скрутило желудок, и он, отвернувшись к бреши в стене, высунул голову наружу, чтобы сделать вдох, и, хотя воздух снаружи был насыщен парами топлива, это помогло. Стараясь теперь не вдыхать слишком глубоко, Трэвис снова нырнул внутрь, поднял руку, загораживаясь от падавшего снаружи света, и внимательно всмотрелся в царивший внутри разгром в поисках того, что, как знал, должно было там находиться.

И разумеется, нашел, что искал. Они были там.

Хотя официально многие неудачи объяснялись тем, что на магнитные взрыватели оказывало воздействие локальное изменение магнитного поля Земли, вызванное находящимися под морским дном залежами железной руды или вулканических пород, мне кажется самым вероятным то, что процедура размагничивания, распространенная на британском флоте и призванная защищать корабли от магнитных мин, защищала их и от магнитных торпед. Так или иначе, проблемы с магнитными взрывателями продолжались в течение всего периода боевых действий, и окончательный диагноз им был вынесен только после завершения войны[9].

Среди обломков валялось около дюжины тел.

Точнее, на обломках. Не под ними, а над ними. Что было странно.

Понятно, что Дениц обратился с жалобой в Торпедный департамент, вспомнив, что сам сталкивался с теми же проблемами в 1914 году, но тогда Торпедная инспекция знала, как работают эти примитивные механизмы! Специалисты по торпедам — в первую военную зиму все испытательные полигоны замерзли — на критику в основном отвечали тем, что во всем обвиняли подводников. Послевоенные исследования позволяют оценить среднюю вероятность сбоя торпеды в 30 процентов. В одном боевом походе у субмарины «U-32» в половине случаев происходил отказ торпед. Расследование показало, что взрыватели ударного типа перед войной испытывались лишь дважды, и оба раза с отрицательными результатами. Стало ясно, что о проблемах с торпедами было известно еще с декабря 1936 года, но по докладным запискам никто не принимал никаких мер. С началом военных действий и дальше не обращать внимания на эти проблемы стало невозможно, и Редер потребовал действий. Один из контр-адмиралов был предан военному трибуналу, признавшему его виновным, одного вице-адмирала сняли с должности. Этот скандал потряс весь флот и значительно повлиял на боевой дух подводников, а также обнажил царившую в Третьем рейхе бюрократическую неразбериху, в которой преданность нацизму ставилась выше профессионализма.

Придвинувшись и присмотревшись внимательнее, Трэвис понял, в чем дело, и в его желудке на месте недавней тошноты возник ледяной ком. Эти люди погибли не из-за авиакатастрофы. Каждая из жертв получила по две, легших очень близко одна к другой, пули в висок.

Неограниченная подводная война

Он замер, прислушиваясь, стараясь уловить на борту признаки движения. Логика подсказывала ему, что убийца (или убийцы) вряд ли могли оставаться на борту. Самолет лежал в долине уже три дня, а массовое убийство, скорее всего, было свершено сразу или вскоре после аварийного приземления. Оставаться на борту самолета у стрелков не было никакого резона, а вот поводов убраться отсюда поскорее и подальше было более чем достаточно.

Статья 22 Лондонского морского договора, подписанного Германией, гласила, что торговые суда не могут быть потоплены до тех пор, пока пассажиры, экипаж и судовые документы не окажутся в безопасном месте, при этом шлюпки таковым не считаются, кроме тех случаев, когда рядом земля или другое судно и хорошие погодные условия. Всем тем, кто надеялся, что Германия будет соблюдать условия договора, потребовалось ждать лишь двенадцать часов. Подводная лодка «U-30» под командованием капитан-лейтенанта Фрица-Юлиуса Лемпа обнаружила в 200 милях от северного побережья Ирландии следующий без сопровождения пассажирское судно «Атения». Он вышел из Ливерпуля в 4 часа пополудни за день до объявления войны. Среди пассажиров (а судно было заполнено до отказа) находилось 316 американских граждан, торопившихся вернуться домой до того, как их настигла бы война.

Он все равно простоял секунд десять, напрягая слух, но так и не услышал ничего, кроме скорбного стона ветра, продувавшего долину и залетавшего в щели фюзеляжа. Исполнявшего отходную по умершим.

Лемп обнаружил «Атению» в 7.30 вечера. Уже начинало темнеть, и он не предпринял никаких попыток установить, что перед ним — пассажирское судно или вспомогательный крейсер, что было бы законной целью. Лемп дал залп торпед, одна из которых попала в корпус между котлами. По словам одной из пассажирок:

Взгляд Трэвиса снова обратился к ним. Все погибшие были одеты одинаково, в черных брюках и накрахмаленных голубых рубашках: вроде и не военная униформа, но вряд ли это было случайным совпадением вкусов. Никаких знаков различия, символов или эмблем на одежде не имелось, так что определить ранг каждого не представлялось возможным. Девять человек из числа убитых были белыми, трое — чернокожими, семеро мужчин, пять женщин. Возраст, из-за вздутия, определить было трудно; по прикидкам Трэвиса, то были люди средних лет, от тридцати до пятидесяти.


«Я стояла на верхней палубе, когда внезапно прогремел ужасный взрыв. Наверное, я родилась под счастливой звездой, ибо, придя в себя, я обнаружила, что несколько человек лежат на палубе мертвые».


Только сейчас он вспомнил одну странность, касавшуюся наружного оформления самолета, до сих пор из-за спешки и возбуждения оставленную им без внимания. На корпусе не было никаких надписей и обозначений, даже хвостового номера.

Взрыв повредил трапы, и пассажиры туристского и третьего классов оказались заперты в трюме. «Атения» накренилась и стала погружаться. Приблизительно через полчаса подводная лодка Лемпа всплыла и открыла огонь по погибающей жертве из палубного орудия. Теперь уже не могло быть никаких сомнений, что перед ним пассажирский лайнер, торпедирование которого строго запрещалось призовыми законами Гаагской конвенции. Не вступив в контакт с тонущим судном и не предложив помощь, Лемп погрузился и покинул место гибели «Атении».

Что же это за хреновина?

Лайнер потонул: погибло 112 человек, в том числе много женщин и детей. Германское адмиралтейство немедленно опровергло факт торпедирования «Атении» и приказало Лемпу заменить в судовом журнале страницы, внеся в них ложные данные[10]. Все знавшие правду о гибели «Атении» дали клятву хранить строгое молчание, а министерство пропаганды Третьего рейха распространило заявление о том, что на борту лайнера по распоряжению Уинстона Черчилля была заложена бомба.

Он, ясное дело, смотрел достаточно полуночных программ канала «Дискавери», чтобы знать: в распоряжении правительства имеются пилотируемые командные пункты, зарезервированные на крайний случай: если стационарные штабы, вроде Пентагона, будут уничтожены первым ударом вероятного противника. Их называли «самолеты Судного дня». На их создание и содержание налогоплательщикам приходилось выкладывать миллиарды долларов, и дай бог, чтобы эти деньги так навсегда и остались потраченными попусту.

Потопление «Атении» произошло как раз тогда, когда президент Рузвельт попросил Конгресс принять поправки к Закону о нейтралитете, позволяющие Великобритании и Франции покупать сырье для военной промышленности. Увидев, что противозаконное потопление «Атении» подтолкнет Конгресс проголосовать за принятие поправки, германская пропагандистская машина ввела в действие все свои силы. Одного спасенного американца убедили сказать, что на борту корабля находились орудия береговой обороны, предназначавшиеся для Канады. Вымысел о том, что Черчилль подложил на борт лайнера бомбу в надежде втянуть в войну Америку, постоянно повторялся по радио, в газетах и письмах, рассылаемых влиятельным американцам. Штаб германского флота издал специальное предостережение о том, что и на борту других американских судов могут быть заложены бомбы. Бомбардировка ложью прошла не зря. Опрос службы «Гэллапа» показал, что 40 процентов американцев верит немцам. Голосование в сенате отразило приблизительно такой же расклад сил: поправка Рузвельта была принята 63 голосами против 31. Палата представителей также проголосовала в пользу Великобритании и Франции большинством в 61 голос.

Но если это и вправду «самолет Судного дня», то тот факт, что его до сих пор никто не нашел, казался еще более невероятным.

Хотя нет, кто-то его все же нашел, не так ли?

Перед Рождеством 1939 года Берлин издал приказ топить без предупреждения все корабли, кроме полностью освещенных, следующих под флагом Италии, Японии, России, Испании и Португалии (Американский закон о нейтралитете запрещал судоходство кораблей Соединенных Штатов в «военной зоне»). Командирам подводных лодок было предписано фальсифицировать записи в судовых журналах, описывая неосвещенные торговые суда как боевые корабли или вспомогательные крейсеры.

Выпрямившись, Трэвис снова обвел взглядом распростертые тела, разбитые приборы и инструменты, которыми управляли эти люди.

На тот случай, если возникнут какие-то недопонимания, Постоянный приказ-инструкция номер 154 за подписью Деница прямо предписывал командирам подводных лодок: «Никого не спасать и не брать на борт. Не беспокоиться насчет спасательных шлюпок. Погодные условия и удаленность от берега в расчет не принимать».

Сплошные вопросы. И нет никаких ответов.

Однако имелась и более героическая сторона деятельности германских подводных лодок. 14 октября 1939 года была осуществлена бесстрашная операция, спланированная самим Деницем. По словам одного историка, капитан-лейтенант Гюнтер Прин, командир «U-47», перед войной бывал в Скапа-Флоу в качестве туриста и лично изучал главную базу Королевского военно-морского флота. Так это или нет, но Прин продемонстрировал поразительное мастерство, проведя свою субмарину через заградительные рубежи прямо к главной якорной стоянке. Две торпеды поразили линкор «Ройял Оак». Затем последовали новые взрывы, линкор перевернулся и затонул. Пролив Керк-Саунд, через который провел свою подводную лодку Прин, имеет в ширину 170 метров при глубине всего семь метров. Это было такое невероятное достижение, что даже после того, как в результате проведенного британским адмиралтейством расследования были обнаружены и идентифицированы обломки германских торпед, многие в Великобритании продолжали верить, что причиной трагедии был саботаж. Еще одна не подкрепленная никакими доказательствами история гласит, что германский шпион расставил на берегу световые указатели, позволившие субмарине благополучно пройти через Керк-Саунд. На самом же деле потопление «Ройял Оака» явилось лишь еще одним свидетельством неподготовленности Королевского флота к войне.

Впрочем, раз уж на то пошло, и надобности в них тоже нет.

Помочь этим людям он ничем не может, а все остальное его не касается. Вопрос закрыт. Пора сваливать. Вернуться в Колдфут и рассказать ребятам в закусочной, что он совершил славное путешествие без каких-либо происшествий.

Великобритания потеряла только старый линкор, но мировая общественность подвергала широкой критике неограниченную подводную войну, и германское министерство пропаганды увидело открывшуюся перед ним возможность. Команда «U-47» стала героической, ей были посвящены заголовки всех мировых газет. В Берлине подводников лично поздравил с победой Адольф Гитлер. Прин был награжден Рыцарским крестом[11], а Дениц был произведен в адмиралы и назначен главнокомандующим подводного флота. Все германские подводники по праву радовались бесспорному свидетельству того, что Королевский военно-морской флот не может защитить свои корабли даже на главной стоянке.

Уже возвращаясь к бреши в корпусе, он снова всмотрелся вперед, и на сей раз его уже успевшие приспособиться к сумраку глаза различили в передней переборке дверной проем. За ним, футов на сто к носу самолета, тянулся коридор с иллюминаторами по одну сторону и дверями по другую.

Умудренные опытом Первой мировой войны, англичане стали организовывать конвои с самого начала войны. Это окупило себя: за период с сентября 1939 года до мая следующего года германские подводные лодки потопили 229 кораблей, из них лишь двенадцать шли в составе конвоев. Организация конвоев успешно осуществлялась, несмотря на сложности взаимодействия капитанов гражданских судов с военными моряками; для судов с различными возможностями организовывались быстрые и медленные конвои. Непрофессионал склонен думать, что безопасность судов, следующих в составе конвоя, обеспечивают корабли сопровождения, но это не так. Истинную причину приводит Уинстон Черчилль:

Трэвис уже успел высунуть наружу голову и плечо, прежде чем осознал, что именно он увидел в коридоре. И крепко зажмурил глаза, причем вовсе не из-за слепящего сверкания снега. Секунд десять он медлил, страстно при этом желая продолжать двигаться и поскорее убраться подальше от трупов, самолета и всей этой хреновой долины. И ведь нужно-то для этого всего ничего: взять да спрыгнуть на снег. А дальше ноги сами его унесут.


«Океан настолько огромен, что разница между размером конвоя и размером одного корабля по сравнению с океаном становится совершенно незначительной. Поэтому конвой из следующих тесным порядком сорока кораблей имеет столько же шансов проскочить незамеченным мимо патрулирующих неприятельских подводных лодок, сколько и одинокое судно; но в первом случае благополучно дойдет до места назначения не одно судно, а сорок».


Однако вместо этого Трэвис снова засунул голову внутрь и повернулся в сторону коридора.

Предложенная Деницем тактика состояла в том, что находящиеся в надводном положении субмарины патрулировали основные морские пути до тех пор, пока одна из них не обнаруживала конвой. Деницу помогала расставлять «гребенки» из подводных лодок германская служба радиоперехватов, вскрывшая секретный шифр торгового флота. Первая засекшая конвой субмарина посылала высокочастотный радиосигнал в центр на берегу и подавала сообщения в среднем диапазоне частот находящимся поблизости подводным лодкам, наводя их на конвой.

Почти неразличимый на темном полу, а потому не замеченный сразу кровавый след вел из приборной секции за дверь и тянулся по устилавшей коридор ковровой дорожке футов на пятнадцать, после чего сворачивал направо, к двери. Причем по сторонам от кровавой полосы посередине виднелись отпечатки ладоней. Иными словами, туда не тащили тело, а полз раненый.

Ночью находящиеся в надводном положении субмарины атаковали торговые суда поодиночке, и часто с небольшого расстояния. С наступлением рассвета они двигались дальше, сосредоточиваясь для атаки в следующую ночь, так как скорость субмарины в надводном положении гораздо больше, чем в погруженном.

Трэвис подошел к порогу коридора. По правую его сторону находились четыре двери, напротив них плексигласовые иллюминаторы. Кровавый след уходил за третью дверь. Пятая дверь находилась в дальнем конце коридора и, по всей видимости, вела на лестницу, позволявшую подняться на верхнюю палубу, и к пилотской кабине.

Боевые действия крейсера «Адмирал граф Шпее»

Пятна крови на ковровой дорожке давно высохли и побурели: лужи на полу позади него оставались липкими до сих пор лишь потому, что там пролились галлоны крови. Если атака последовала сразу же за крушением, раненый пролежал за этой дверью целых трое суток. Никаких шансов остаться в живых.

Угроза морским коммуникациям Великобритании исходила не только со стороны подводных лодок. Крейсера «Адмирал граф Шпее» и «Дейчланд» вышли в море за несколько дней до начала войны. Строительство этих крейсеров началось до прихода Гитлера к власти, когда по мирному договору Германии запрещалось иметь корабли водоизмещением свыше 10 000 тонн. Возможно, вследствие того что Королевский военно-морской флот потерял три линейных крейсера в Ютландском бою в результате всего одного точного попадания в каждый, эти Panzerschiffe («броненосные корабли») были защищены толстой броней и вооружены большими орудиями. Газеты называли их «карманными линкорами», но назначением этих крейсеров были набеги на торговые пути. В числе новшеств их конструкции были сваренные электрической сваркой корпуса. Для сварного шва необходимо, чтобы металл был равномерно нагрет до одной температуры; по этой причине сварка толстых стальных листов неизмеримо сложнее, чем сварка легких авиационных сплавов. Новые корабли имели очень низкий корпус, разделенный многочисленными водонепроницаемыми переборками, снижающими опасность поражения торпедой. Мощная бронированная палуба защищала их от атаки с воздуха, а 11-дюймовые орудия имели дальность выстрела 20 миль. Корабли приводились в движение дизелями — которые до того в судах такого класса использовались лишь в качестве вспомогательных двигателей — и развивали скорость до 26 узлов, весьма невыразительной цифры для крейсера, но достаточной для рейдера. Каждый крейсер имел в своем распоряжении по танкеру.

Впрочем, чтобы все проверить, потребуется всего-то минута. Трэвис вошел в коридор.

Первая дверь была изрешечена пулями, выпущенными на уровне головы и груди, причем, похоже, с обеих сторон. Поравнявшись с открытой дверью, Трэвис увидел у дальней стены двух мертвецов, лежавших за перевернутым столом, использовавшимся ими как прикрытие. Коротко стриженные, в черных костюмах и с галстуками, они походили на секретных агентов или, тут же подумал Трэвис, на высококлассных сотрудников службы безопасности. Оба получили ранения в шею и грудь, а потом были добиты контрольными выстрелами точно так же, как жертвы, лежавшие в приборном отсеке. Только вот, в отличие от тех, у этих покойников имелось оружие. И осталось.

«Дейчланд» был отправлен в Северную Атлантику. Он потопил два судна и захватил третье («Сити оф Флинт», шедший под американским флагом), после чего вернулся в Германию, умело воспользовавшись длинными ноябрьскими ночами, чтобы ускользнуть от Королевского флота, блокировавшего побережье. В результате двухмесячного плавания были уничтожены мелкие суда общим водоизмещением 7000 тонн: невпечатляющий дебют для «карманного линкора». Вскоре после этого крейсер был переименован в «Лютцов», так как Гитлер опасался пропагандистского эффекта неудачных действий корабля с. названием «Германия».

Последний раз Трэвис держал в руках огнестрельное оружие очень давно, и, уж конечно, во время его продолжительного пребывания в исправительных учреждениях Миннесоты его не знакомили с новейшими образцами вооружения. Но то, что рядом с убитыми лежали некие модификации «М-16», он узнал сразу.

«Адмирал граф Шпее» должен был действовать на морских коммуникациях в Южной Атлантике и Индийском океане. К 7 декабрю 1939 года крейсер, действуя у берегов Южной Америки и Южной Африки, потопил девять торговых судов. Капитан Ганс Лангсдорфф, красивый пятидесятилетний мужчина, придерживался строгих правил в ведении войны. Он топил свои жертвы без гибели людей, с пленными обращался хорошо. За все это время единственной неприятностью, случившейся с крейсером, был отказ двигателя на разведывательном самолете, который нечем было заменить.

Подойдя к ближайшей пушке, Трэвис поднял ее, осмотрел и убедился, что в полупрозрачном магазине сохранилась примерно половина из общей емкости, по его прикидкам, тридцать патронов. Прислонив оружие к стене, он обследовал магазин второй винтовки, установил, что тот почти полон, и вынул его, а проверив карманы покойников, обнаружил у каждого по еще одному полному магазину. Больше у них при себе ничего не было, в том числе и каких-либо документов. Рассовав боеприпасы по карманам, Трэвис прихватил с собой одну из винтовок и перешел по коридору к следующему помещению.

То, что он там обнаружил, заставило его замереть на месте на более долгое время, чем даже при виде мертвых тел.

После того как «Адмирал граф Шпее» потопил в Южной Атлантике 2 декабря 1939 года «Треваньон», чины адмиралтейства, взглянув на карты, сделали предположение, что рейдер направляется на оживленные пути Южной Америки. Английскому крейсеру «Аякс» был отдан приказ занять позицию у устья реки Ла-Платы, новозеландский крейсер «Ахиллес» патрулировал вдоль побережья напротив Рио-де-Жанейро, а английский крейсер «Эксетер» был направлен в Порт-Стенли на Фолклендские острова. Но следующий сигнал «обнаружен рейдер» поступил от танкера «Африка Шелл», находившегося у берегов Восточной Африки. Если бы капитан «Графа Шпее» отправил сообщение о своем успехе без промедления, возможно, все кончилось бы иначе; определить, направляется ли крейсер в Индийский океан или же собирается вернуться в Южную Атлантику, было бы невозможно. Но Лангсдорфф подождал десять часов, и когда сообщение было наконец отправлено в Берлин, сразу три британские станции Системы пеленгации засекли направление на источник сигнала. Эти данные по экстренным каналам были отправлены в Лондон, но даже в Гидрографическом отделении адмиралтейства не оказалось настолько крупномасштабных карт, чтобы точно провести линии пеленга. К счастью, Мерлин Миншэлл, молодой офицер добровольного резерва, купил себе глобус, имеющий диаметр в четыре фута. По его расчетам, «этот глобус был эквивалентен плоской карте размером не меньше двенадцати футов… За считанные секунды я натянул на глобус три узкие резиновые полоски. Точка их пересечения ясно указывала, что «Граф Шпее» направляется не на север в Индийский океан, а на юг, назад в Атлантику». Дело было в 4 часа утра. Контр-адмирал Том «Большой палец» Филлипс приехал домой к Миншэллу, одетый в пижаму (глобус был слишком большой, чтобы везти его). «Глобус — отличная мысль», — сказал он. (Адмиралу Деницу пришла в голову та же мысль, что и Миншэллу; похожий глобус стоял у него в гостиной.)

В центре помещения находился трехфутовый стальной куб, состоявший из двух скрепленных шарнирами половин. В настоящий момент он был открыт, причем, чтобы откинуть верхнюю половину, пришлось использовать два мощных цепных полиспаста, укрепленных на потолочных двутавровых балках. На обеих стальных половинах ровно посередине имелись квадратные выемки примерно четыре дюйма в поперечнике и пару дюймов глубиной. Когда куб был закрыт, вместе они образовывали внутреннюю полость, способную вместить мяч для игры в софтбол, отгороженную со всех сторон более чем футом сплошной стали. Куб явно предназначался для хранения чего-то, требовавшего чрезвычайных мер безопасности.

И что бы это ни было, оно исчезло.

По пути «Граф Шпее» продолжал топить торговые суда. Крейсер находился в Южном полушарии, и 13 декабря 1939 года был погожий летний день. Видимость была превосходной, и в 6.14 утра наблюдатели «Графа Шпее» обнаружили тяжелый крейсер Королевского флота «Эксетер» (вооруженный 8-дюймовыми орудиями) в сопровождении двух других кораблей, и крейсер повернул к ним. «Граф Шпее» был вооружен И-дюймовыми орудиями, и Лангсдорфф предположил, что перед ним крупное торговое судно в сопровождении двух эсминцев. Именно такую жертву и искал рейдер, но, лишенный дозорного самолета, Лангсдорфф не имел возможности проверить свое предположение.

На одной из сторон куба находилась металлическая пластинка с выдавленной темной надписью:

На самом деле «Граф Шпее» направлялся к одной из высланных на его поиски «охотничьих групп». Заметив дым «Графа Шпее», «Эксетер» повернул на него. А то, что Лангсдорфф принял за эсминцы, в действительности оказалось легкими крейсерами: британским «Аяксом» и новозеландским «Ахиллесом» (оба имели по восемь 6-дюймовых орудий). Вероятно, его ввело в заблуждение то обстоятельство, что оба корабля имели необычный силуэт: сдвоенные котлы ради экономии веса имели лишь одну дымовую трубу.