Юрьев Зиновий
Человек, который читал мысли
Зиновий Юрьев
Человек, который читал мысли
Сознание возвращалось к Дэвиду Россу толчками. При соприкосновении с действительностью оно словно отскакивало и снова взмывало куда-то вверх, в облако неясных, бесформенных образов. Но при каждом \"приземлении\" сознание захватывало какую-то частичку окружающего мира: ощущение сухого тепла постели, цвет зеленоватой стены и бело-голубого халата сестры. Видимо, поэтому, едва Дэвид очнулся, он уже понимал, что находится в больничной палате. И в тот же момент он вспомнил... Он сидит за рулем своего старенького, но бойкого \"шеви-два\". Включен обогреватель, и его уютное шипение вместе с шумом мотора сливается в привычный звук дороги. Дэвид Росс был здоров, как младенец на этикетке детских консервов, и с несокрушимым оптимизмом своих двадцати девяти лет был уверен, что так будет всегда. Конечно, будут сменяться машины, может быть, даже у него когда-нибудь будет \"кадиллак\", будут новые газеты, может быть, он даже станет когда-нибудь главным редактором, но ему всегда будет хорошо.
Он относился к жизни точно так же, как и к дороге: всматривался лишь в то, что мчалось навстречу. То, что уносилось назад, теряло реальность, превращалось просто в мили и даты.
Шоссе круто скатывалось в ложбину между холмами, и Дэвид нажал на акселератор: он любил разогнаться на спуске и стремительно выскочить на подъем. Стрелка спидометра дрожала где-то между восемьюдесятью и девяноста милями. Шелест шин перешел в рев, \"шеви\" миновал впадину; быстрый подъем слегка вдавил Дэвида в сиденье. \"Шеви\" выскочил на гребень холма, и тут Дэвид увидел прямо перед собой черную машину. Она только что обогнала огромный автобус с эмблемой гончей на боку. Слева от черной был автобус, справа кювет.
Черная двигалась на него плавно и неспешно, будто в замедленной киносъемке. Дэвиду казалось, что у него достаточно времени, чтобы нажать на тормоз, выйти из \"шеви\" и крикнуть водителю: \"Ты что, спятил?\" Но почему-то и его движения были такими же медлительными и плавными, как и наплыв встречного автомобиля.
И так же медленно его сердце сжал первородный животный ужас перед неизбежным. \"Шеви\" медленно летел в кювет, и Дэвид услышал треск, вернее, начало треска: после удара он начал томительно медленно проваливаться в бесконечную черноту.
В его выключившемся в момент удара сознании застыло ожидание смерти, и потому больничная палата с зеленоватыми стенами знаменовала собой жизнь. Он пошевелил руками, ногами, головой. Какая это восхитительная штука: захотеть шевельнуть ногой или рукой и в ответ почувствовать угодливое сокращение мышц: \"Что вам угодно?\" - \"Я повелеваю вам приподнять левую ногу\". - \"Ах, не лежится вам, хозяин, спокойно. Ну, так и быть\".
Дэвид засмеялся чисто и весело - смехом радости жизни. Сестра в углу комнаты пробормотала:
- Бредит, бедняга.
Он ответил:
- Дорогая сестра, я не в бреду. Я жив, в здравом уме и готов расцеловать вас, хотя это, наверное, запрещается администрацией.
- Ого, видно, вы себя неплохо чувствуете, мистер Росс? Речь идет о поцелуях - значит, все в порядке. Отделаться в такой аварии всего несколькими ушибами...
- Потому-то я и засмеялся, сестра. А вы сказали, что я, наверное, в бреду.
- С чего это вы взяли? Я ничего не говорила.
- Как не говорили? Или мне это померещилось?
- Вот видите, вам нужно еще отдохнуть. После сильных потрясений организм нуждается в покое. Постарайтесь заснуть.
Нужно будет позвонить Присилле, подумал он. Впрочем, она сегодня его не ждет, и нечего пугать ее звонками из больницы.
В газете наверняка еще никто ничего не знает. Черт с ними, может он хоть один день не думать о газете...
Дэвид закрыл глаза. С самого детства, когда он был совсем маленьким, в кровати ему вдруг начинало казаться, что он никогда в жизни не сумеет заснуть. Он изо всех сил сжимал веки и даже закрывал руками лицо, но сознание упорно не хотело растворяться в темноте. Потом темнота начинала расширяться, тесня его, а он все собирался встать и зажечь свет. С этой мыслью он обычно и засыпал.
Но сейчас Дэвид погрузился в дремоту спокойно и естественно, будто не спеша вошел в теплую воду.
Проснулся он от звука торопливых шагов. В палату стремительно влетел врач, схватил со стола листок и повернулся к Дэвиду спиной.
- Гм, ловко у него получилось, один случай из ста, - сказал врач каким-то удивительно плоским, бесцветным голосом. Дэвид затруднился бы даже сказать, какой это был голос, высокий или низкий, грубый или мягкий. Но тем не менее он звучал у него в голове ясно и четко.
- Вы правы, доктор, ловко получилось. Один случай из ста. Такая авария...
- Да, да, - рассеянно ответил врач и вдруг стремительно навел на Дэвида толстые объективы очков. - Простите, как вы сказали?
- Я сказал, что вы правы.
- В чем я прав?
- Доктор, вы ведь заметили, что у меня это ловко получилось, один случай из ста...
- Я так сказал?
- А что, нет? - Дэвид испуганно приподнял голову с подушки.
Врач успокоенно улыбнулся и мягко толкнул Дэвида в лоб, заставляя снова лечь.
- Все в порядке, молодой человек. Просто мне показалось, что я не сказал \"у вас это ловко получилось\", а только подумал об этом. Ну, бывает, подумаешь вслух. А вам действительно повезло. Тот, второй, в \"бьюике\", погиб. Отец четверых детей. Ну, отдыхайте, завтра мы вас отпустим.
\"Значит, тот погиб\", - подумал Дэвид и не почувствовал ничего. Он не был ни жестоким, ни сентиментальным, и чужая смерть была для него чем-то неприятным, но неизбежным, при упоминании о котором полагается покачать головой и сочувственно вздохнуть.
Снова вошла сестра. Увидев, что Дэвид не спит, она слегка улыбнулась ему блеклой, усталой улыбкой и сказала:
- Красивое лицо... Как у Кирка Дугласа...
Дэвид смутился, хотя ее слова не были ему неприятны. Но при этом его ум зафиксировал какую-то странность... \"Красивое лицо... как у Кирка Дугласа...\" - ничего необычного, он знал, что немножко похож на знаменитого киноактера. То, что сестра сказала это человеку, лежащему на кровати...
Стоп, не в этом дело, не это заставило его несколько раз открыть и закрыть глаза. Сестра произнесла эти слова, не открыв рта! Он явственно слышал этот необычный плоский голос, такой же плоский и бестелесный, как у врача. Он не смог бы даже сказать, какого тембра был голос, но почему-то твердо знал, что исходят эти слова от сестры. Он слышал их!
- Вы так считаете, сестра? - спросил он.
- Что считаю? - спросила сестра, удивленно повернувшись к Дэвиду.
- Что у меня красивое лицо и что я похож на Кирка Дугласа?
Сестра краснела медленно и мучительно.
- С чего вы это взяли? - еле пробормотала она.
- Но вы же это сказали, признайтесь!
- Господи, да что вы от меня хотите...
Теперь Дэвид слышал два голоса. Один - обычный женский с чуть слышной хрипотцой, другой - тот непривычно бесплотный и невыразительный. Первый смущенно бормотал: \"Ничего я не говорила, не выдумывайте, пожалуйста!\" Второй шептал: \"Ненормальный какой-то! Мысли он читает, что ли... Не успела я это про него подумать, а он и услышал...\"
- Простите меня, сестра. Я пошутил, - сказал Дэвид.
Сестра, очевидно, чтобы скрыть смущение, повернулась к нему спиной и принялась что-то переставлять на столике.
Дэвид заткнул себе уши, изо всех сил надавливая на них указательными пальцами. Но он продолжал слышать! Он слышал еще лучше. Ему казалось, что он воспринимает даже легкий шорох, с которыми катились слова.
Дэвид был репортером и не привык терять время на размышления о том, что выходило за привычный круг его жизни. Но сегодня он был вышвырнут слишком далеко за канаты своего будничного ринга. Он увидел приближение небытия, и вот... Дэвид заколебался, не решаясь сразу даже себе назвать это. Да, он СЛЫШИТ чужие мысли, слышит так же отчетливо, как голос собеседника, даже еще яснее. Он СЛЫШИТ.
Он долго лежал, не в состоянии охватить умом того, что случилось. Как и большинство обычных людей, столкнувшись с чем-то незаурядным, Дэвид не думал о нем в общих терминах, а сразу мысленно приспосабливал, примеривал это непривычное к своей повседневной жизни. Получи он вдруг способность летать, наверное, первое, о чем бы он подумал, - насколько быстрее будет добираться до работы.
Но сейчас он вдруг понял, что никто не должен знать об этой его способности. Словно многие поколения предков, пугливо озиравшихся и торопливо прятавших найденную кость или монету, напоминали ему - спрячь, утаи...
ГЛАВА, С КОТОРОЙ, СОБСТВЕННО, И НАЧИНАЕТСЯ НОВАЯ ЖИЗНЬ ДЭВИДА РОССА
Дэвид вышел из больничного подъезда и медленно пошел к остановке автобуса, глядя на автомобили с новым для себя острым любопытством. Так, должно быть, смотрит солдат на мину, которая едва не отправила его на тот свет.
И вдруг он почувствовал, что шум улицы чем-то непривычен для него. Он остановился, и кто-то задел его плечом, пробормотав: \"Простите\". Улица была полна шороха, словно сотни шедших по ней людей безостановочно шептали себе под нос. Он даже различал отдельные слова, обрывки фраз: \"Семнадцать долларов... Она не придет сегодня... Какой он идиот... Надо купить сигарет...\"
Значит, он СЛЫШАЛ, значит это правда! Боже мой, какое эго чудо, какое счастье, какие возможности! Должно быть, у него был слегка дурашливый вид несколько прохожих посторонились.
Дэвид сидел в автобусе, раскрыв перед собой свежий номер \"Клариона\". Он смотрел на газету, но ничего не видел. Внимание его было занято тем легким ровным гулом, который всегда присущ толпе. Но пассажиры автобуса молчали. Это не был говор, это был звук их мыслей.
Рядом с Дэвидом на сиденье плюхнулся грузный мужчина с мохнатыми бровями и напряженно сжатыми губами под узенькой щеточкой усов. Засунув руки по локоть в карманы серого плаща, он откинулся на спинку и прикрыл глаза. Дэвид невольно прислушался к словам, которые беззвучно рождались в чужом мозгу, в самом надежном из тайников. Мысли не предназначаются для чужих ушей, они интимны, и, прислушиваясь, Дэвид испытывал легкую неловкость. Но первые же фразы заставили его насторожиться.
\"Как будто все должно быть в порядке. - Дэвиду показалось, что все тот же плоский, призрачный голос шепчет ему прямо в ухо. - Все сделано как надо. Воскресенье, восемь часов вечера, полно народу на главной улице, а тут... Расскажи кому-нибудь, никто бы не поверил. Только бы все шло, как задумано...\"
Слова, которые слышал Дэвид, потускнели, исчезли, но он поймал себя на том, что мысленно видит роскошный ювелирный магазин Чарльза Майера на Рипаблик-авеню. Воскресная толпа медленно плывет мимо огромных зеркальных окон, полных радужных драгоценных искр. Женщины невольно замедляют шаг, мужчины, наоборот, стараются вывести своих спутниц из опасной зоны.
У самого магазина, бесшумно вынырнув из сумерек, останавливаются две машины, серый \"плимут\" и голубой \"шевроле\". Из машин торопливо выскакивают люди в черных масках под низко надвинутыми шляпами и с автоматами в руках. Гремят выстрелы. Несколько человек падают...
Картина перед мысленным взором Дэвида начала тускнеть, распадаться. Дэвид открыл глаза и посмотрел на соседа. Веки у того были прикрыты, напряженная линия губ размякла, потеряла прямоту. Голова то беспомощно наклонялась вниз, то от толчка автобуса покачивалась из стороны в сторону.
Основатель, владелец и редактор \"Клариона\" Рональд Барби был человеком принципов. Принципов, правда, у него было всего два, зато он был готов защищать их с отвагой нефтяного магната, сражающегося за скидку со своих налогов. Он считал: во-первых, газета должна приносить доход, во-вторых, этого следует добиваться любыми способами.
Злые языки утверждали, что Барби никогда не менял своих убеждений, по причине их полного отсутствия. Но что бы ни говорили завистники, \"Кларион\" был гибкой газетой. То он, например, защищал высокую протекционистскую пошлину, то трубно призывал к ее отмене. Все зависело от того, кто больше платил ему в этот момент - анемичная текстильная промышленность Новой Англии, дрожащая перед призраком дешевых японских тканей, либо автоэкспортеры западногерманских \"фольксвагенов\" или английских \"остинов\", не желающие упускать своей порции автомобильного пирога Америки.
Газета поддерживала то республиканцев, то демократов, - в зависимости от того, на кого ставил мистер Рональд Барби. И каждый раз, восхваляя одну из сторон, редактор поносил другую за беспринципность.
При этом Рональд Барби требовал, чтобы все сотрудники разделяли его высокие принципы. Если кто-либо из них осмеливался неодобрительно высказаться о зигзагообразном курсе передовых газеты, основатель, владелец и редактор \"Клариона\" топал ногами и кричал: \"Вы олух, дорогой мой! Почему вы не удивляетесь тому, что котировка акций на бирже все время меняется? А чем мы отличаемся от лезвий для безопасных бритв или синтетического волокна для рубашек? Если вам не нравятся биржевые колебания, идите в священники. Впрочем, и там, говорят, котировка заповедей не всегда устойчива\".
- А, Дэви, ты, говорят, попал в аварию? - приветствовал его на бегу спортивный обозреватель. \"Везет дураку\", - услышал Дэвид его мысленный комментарий.
- Специально, чтобы порадовать тебя, - ответил Дэвид зло. - Ты уж прости, что я остался жив.
- Ты чего?
- Ничего, - ответил Дэвид и вошел в прихожую кабинета редактора.
- Дэви, миленький, - заверещала секретарша редактора мисс Новак. - Как я рада, что все так хорошо обошлось.
\"Жаль, что у него есть какая-то идиотка. Я бы с удовольствием с ним...\"
\"Как бы не так!\" - хотелось ему крикнуть этой наглой дуре, которая давно таращит на него глаза и вздыхает, как гиппопотам. Но вместо этого сказал:
- Джейни, радость моя, шеф один?
- Да, Дэви, он один и в чудном настроении.
Рональд Барби возвышался над целым акром зеленого сукна, словно дуб на полянке, властный и вечный. И даже морщины на его смуглом лице напоминали дубовую кору. Он сидел так, словно родился и вырос на этой зеленой лужайке и был твердо намерен никого на нее не пускать.
- А, Дэвид... Что у вас?
- Сегодня суббота, мистер Барби, а завтра ровно в восемь часов вечера ювелирный магазин Чарльза Майера подвергнется налету. Это будет одно из самых сенсационных ограблений года.
Рональд Барби поднял глаза и внимательно посмотрел на Дэвида:
- А откуда вы об этом знаете? Вас пригласили на пресс-конференцию грабители? Или вы раскладываете пасьянс?
Дэвид впервые за день почти не слышал того, второго голоса. Ему на мгновение показалось, что все случившееся с ним сон, химера, чушь. Но в следующую секунду он понял, что мысли редактора просто совпадают со словами, которые он произносил. \"Богатый человек может позволить себе говорить то, что думает\", - подумал Дэвид и ответил:
- К сожалению, я не могу сказать вам, как и откуда я получил информацию. Впрочем, если бы и сказал, вы все равно не поверили бы.
- Но вы уверены в ней?
- Почти уверен, то есть уверен. Я не хочу, чтобы это случилось.
- Боже мой! Единственное, чего мне не хватает в \"Кларионе\" - это сумасшедшего. У меня чудная идея! Хотите стать проповедником? У меня есть знакомства, я вам помогу. Вы выходите на паперть и поражаете воображение прихожан свежей, сенсационной проповедью на тему; \"Не убий и не укради!\".
- Да, но...
- Да, но. Но, да... Вы хотите предотвратить преступление? Отлично! Блестяще! Но при чем тут газета? Газета существует для того, чтобы сообщать о преступлениях, а не для того, чтобы предотвращать их. Если завтра утром \"Кларион\" сообщит о готовящемся ограблении, его просто не будет. Пусть прививками занимаются врачи, а мы заинтересованы в самой болезни.
- Мистер Барби, я все это понимаю. Я работаю не первый год. Но это же особый случай. Я уверен, что при налете могут быть человеческие жертвы.
- Тем лучше, Дэвид, тем лучше. Я не кровожадный каннибал, но мы же работаем в газете. Первая полоса! Какие фотографии! Мы выйдем раньше всех, поскольку к восьми часам лучшие фотографы будут наготове с хорошенькими телеобъективчиками, направленными на магазин.
- Мистер Барби, я не идеалист, не святой. Но если я могу предотвратить чью-то смерть...
- Я мог бы вас тут же уволить, Дэвид. Я сам буду глубоко скорбеть, если кто-нибудь погибнет. Но у нас же есть долг, который мы должны выполнить перед обществом, - мы должны давать информацию, а не предотвращать ее.
Шефу явно надоел разговор, и он упорно пытался поставить свой \"паркер\" так, чтобы он стоял вертикально.
\"Барби оказался прав\", - подумал Дэвид, отодвигая телефон, В магазине его не хотели и слушать. \"А, ограбление! Мы это слышим каждым день\", - сказал кто-то раздраженно и бросил трубку.
Дэвид не считал себя ни хорошим, ни плохим человеком. Подобно подавляющему большинству людей, он вообще никак не классифицировал себя с моральной точки зрения.
Возможно, что при обычных обстоятельствах он прожил бы всю жизнь, ни разу не задумавшись над тем, что хорошо и что плохо. Он шел бы, не спотыкаясь на моральных кочках, а в случае необходимости легко бы перепрыгивал их.
Но события последних двух дней столкнули его с привычной твердой дорожки нравственного бездумья, заставили поразмыслить над вещами для него непривычными. Чувство восторга перед неожиданным даром постепенно тускнело.
Полицейское управление Аплейка встретило его знакомым специфическим запахом, запахом одинаковым от Нью-Йорка до Пасадены. Капитан Фитцджеральд, грузный мужчина средних лет, изнемогавший от борьбы с растительностью - волосы буйствовали не только на его массивной голове, но росли в ушах, на ушах, на носу и в носу, - встретил его хмуро и настороженно.
- Видите ли, капитан, - сказал Дэвид, - сегодня мы с вами, если не возражаете, поменяемся ролями. Обычно репортеры пытаются вытянуть информацию из вас. Я же хочу, чтобы вы выслушали меня.
Кислое лицо капитана приобрело еще и выражение горечи.
- Ну, конечно, - сказал он угрюмо, - мало того, что ваша газетенка чуть не каждую неделю исполняет на мне джигу, я еще должен выслушивать ваши лекции. Или вы пришли расцеловать меня и пожать руку?
- Бросьте, капитан, я серьезно. У меня есть информация. Вы знаете ювелирный магазин Чарльза Майера на Рипаблик-авеню?
- Вы хотите подарить мне диадему?
- Завтра в восемь часов вечера на магазин будет совершен налет. Грабители подъедут на двух машинах: на сером \"плимуте\" и голубом \"шевроле\".
- Допустим. Откуда вы это знаете?
- Видите ли, я случайно подслушал разговор.
- Так я и думал: небольшая группа гангстеров громко обсуждала детали налета где-нибудь в ресторане. Не морочьте мне голову.
- У одного из них мохнатые брови и усы щеточкой.
Капитан Фитцджеральд внимательно посмотрел на Дэвида. Мысли его теперь неслись, словно машины на супершоссе: \"Что это значит? Человек с усиками похоже, что это Руффи... Откуда он знает?.. При всех обстоятельствах с Руффи лучше не связываться\".
- Бросьте, Росс, - сказал капитан. - Вы просто хотите разыграть меня: \"Капитану Фитцджеральду мерещатся налеты. Обязательно клюнет. Отличный будет материал\". Я вас вижу насквозь.
- Даю вам честное слово, капитан. Еще раз повторяю, я не шучу.
- Ах, Росс, Росс! Вы же прекрасно знаете, что значит честное слово репортера. Вы еще молодой человек, а я уже был патрульным полицейским, когда ваш \"Кларион\" барахтался в мокрых пеленках.
Дэвид медленно встал. Он знал, что не нужно говорить этого, но не мог удержаться.
- Вы боитесь связываться с Руффи. Вы допускаете, что я говорю правду, но вы не хотите связываться с Руффи.
- А вы уверены, что это Руффи? - медленно спросил капитан и подумал: \"Он что-то знает. Он знает, что это Руффи\".
- Это не я уверен. Это вы уверены. - Дэвид уже не мог остановиться. - Это вы уверены, что с ним не стоит связываться и что у него есть связи...
Капитан медленно выпустил из легких воздух, в глазах его вспыхнул страх. Можно один раз угадать мысли, но два... Это начинало походить на какое-то наваждение.
- Убирайтесь отсюда, щенок! - заревел капитан, поднимаясь из-за стола. Оставьте свои гипнотические фокусы для вашего вонючего листка. Если вы еще раз сунетесь в полицию, пожалеете, что родились.
ГЛАВА, ПРИНОСЯЩАЯ ДЭВИДУ ПЕРВЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ
- Я так волновалась, Дэви, - сказала Присилла, подставляя для поцелуя щеку. - Когда ты позвонил, я думала, что умру от беспокойства.
\"Обязательно ему нужно смять прическу\", - подумала она при этом, и Дэвид отпрянул, словно наткнулся на колючую проволоку.
- Скажи, Прис, ты любишь меня?
Присилла заложила руки за голову и откинула голову назад, улыбнувшись томно и снисходительно. Улыбка, согласно международному коду влюбленных, должна была означать: \"Глупый, как ты можешь спрашивать об этом?\"
Но теперь он уже не мог довольствоваться тем кодом, которым пользовался раньше. Код оказался двойным, и тайное его значение затмевало очевидное.
Он поднял глаза и заметил быстрый взгляд, который она бросила на свое отражение в зеркале.
Мысли, такие же быстрые, как и взгляд, торопливо прокомментировали отображение: \"Надо почаще так закидывать руки... Получается очень красивая линия груди... Как на обложке \"Лайфа\"... Он все-таки меня любит... Не может оторвать глаз... Я его понимаю...\"
Он почти хотел сейчас, тут же, вдруг потерять свой странный дар. Тогда, наверное, он женился бы на Присилле и прожил бы с нею долгую жизнь.
Но теперь Дэвид ничего не мог поделать с собой. Между ним и Присиллой внезапно возник невидимый барьер, который он не мог ни перешагнуть, ни обойти. Дэвиду казалось, что он одновременно видит перед собой цветную ретушированную фотографию и рентгеновский снимок. Боже, как только люди могут любоваться красавицами, не вспоминая о строении их скелета!.. \"Впрочем, в нашем обществе, - подумал Дэвид, - все держится на утаивании информации. Кандидат в сенаторы, клянясь, что будет без устали бороться за интересы штата, ничего не говорит о своем желании сделать карьеру и разбогатеть... Проповедники, славящие Христа, ничего не говорят о желании увеличить свои доходы... Автомобильная фирма, рекламирующая свои последние модели, не сообщает покупателям, что изо всех сил старалась сделать машины не особенно долговечными...\"
Присилла уверяет его, что будет отличной, любящей женой, хорошей хозяйкой и преданной матерью. Чем она отличается от журнала или газеты, уверяющей, что существует только для читателя и готова сложить свои линотипы во имя его блага? Газета хочет, чтобы ее купили, Присилла тоже.
- Присилла, обними меня, - попросил Дэвид. Он испытывал то же, что и человек, слишком долго прождавший автобус. Уже ясно, что последний автобус ушел, но человек колеблется: уйти или не уйти, жаль затраченного времени. Скажи мне еще раз, ты меня любишь?
\"Неужели он что-то узнал о Тэде? Не может быть... Но лучше быть поласковее...\" - тревожно подумала она.
И снова Дэвид не испытал шока. У нее есть какой-то Тэд, что ж... \"Никогда не вкладывайте все свои сбережения в акции одной компании\", - вспомнил он советы биржевых консультантов \"Клариона\" в разделе \"Финансы для всех\".
На мгновение Присилла стала еще более желанна, чем раньше, и он было грубо прижал ее к себе, но даже у него на груди она была за барьером. Он не мог забыть об этом барьере, как не может забыть об электроизгороди корова, получив несколько раз сильные удары тока.
- Дэви, какая я дурочка! Вместо того чтобы дать тебе отдохнуть, я мучаю тебя своими ласками.
Дэвид посмотрел на нее и криво улыбнулся. Если бы он только не СЛЫШАЛ! Но он СЛЫШАЛ и все же не хотел уходить и не хотел выкидывать белый флаг капитуляции.
- Прис, - сказал он, - я хотел посоветоваться с тобой насчет одной вещи. Я случайно узнал, как это неважно, что сегодня вечером будет совершен налет на ювелирный магазин Чарльза Майера на Рипаблик-авеню. Гангстеры будут вооружены, и, возможно, будут жертвы...
- Что ты можешь сделать, Дэвид? Не будешь же ты голыми руками защищать магазин?
\"Вон оно что, - мысли Присиллы звучали уже спокойно и уверенно, и их призрачные звуки не метались в панике, - потому-то он такой странный... Только бы он действительно не ввязался в какую-нибудь глупость... Если с ним что-нибудь случится... мы ведь еще не обвенчаны...\"
Дэвид невольно кивнул Присилле, словно благодаря за заботу, пусть эгоистическую, но заботу:
- Я не знаю, Прис. Но что-то я должен сделать. Я боюсь.
- Прошу тебя, Дэви, не делай глупостей. Ты же знаешь, ты мне нужен.
- О да, это-то я теперь знаю, - жалко усмехнулся Дэвид и добавил: - Не волнуйся. Мы ведь еще не обвенчаны.
Все еще не зная, что делать, Дэвид взял дома пистолет, сунул в карман и вышел на улицу. Город жил своей размеренной, обычной жизнью. Звуки шагов, шорох шин, рокот моторов, пляска рекламы, шелест обрывков чужих мыслей. Город дышал и подмигивал Дэвиду - все в порядке. Он подумал, что если бы даже он мог крикнуть на весь Аплейк: \"Остановитесь, скоро на серый асфальт упадут люди!\" все равно чудовище не моргнуло бы и глазом.
- Эй, такси! - крикнул Дэвид и почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Дэвид обернулся. Перед ним стоял высокий полицейский с лунообразной физиономией и добродушно улыбался.
- Мистер Росс? - спросил он. Мигающая рек лама зубных щеток делала его лицо то зеленым, то оранжевым.
- К вашим услугам. С кем имею честь?
- Веселый вы парень, мистер Росс, сразу видно - журналист.
\"Сейчас он, наверное, попытается вырваться. Капитан предупреждал. Было бы хорошо... тогда разговор короткий...\"
- Не волнуйтесь, не вырвусь и не попытаюсь удрать, - пробормотал Дэвид и тут же подумал, что никак не может отделаться от старой привычки отвечать на то, что слышит.
Полицейский расхохотался, пожал плечами:
- Веселый ты парень, ну просто Боб Хоуп. Пошли. Машина за углом.
Они сели в машину, и полицейский, рывком трогая автомобиль с места, включил сирену.
Капитан Фитцджеральд встретил Дэвида у дверей своего кабинета:
- Хорошо, что вы пришли, Росс.
- Вам нужно бы сказать: \"Хорошо, что вас приволокли\".
- Не дуйтесь, Росс. В прошлый раз я немного погорячился. Я хочу, чтобы вы снова поподробнее рассказали мне об этом деле и в особенности, кто вам капнул о Руффи. Признаться честно, я бы сам с удовольствием воспользовался услугами хорошего человека.
\"Семь часов, - думал капитан, - главное-продержать его до восьми. Получится прекрасно. Мы тут же выедем туда, если магазин действительно ограбят. Если бы Росс оказался там во время налета, он тем самым мог бы доказать, что знал о преступлении заранее...\"
- Это вы ловко придумали, капитан, - задержать меня здесь, чтобы я не мог попасть к магазину.
- Ну что вы, Росс, вы меня бог знает за кого принимаете, - сказал капитан и подумал: \"Тут что-то не так... Не могут же простые совпадения случаться столько раз. Если бы я был старой бабой, я бы поклялся, что он читает чужие мысли...\"
- Будем надеяться, что мы оба можем забыть о вчерашнем разговоре, Росс.
- Я за вашу память не отвечаю.
- Вы же репортер, вам нельзя ссориться с полицией. Можете дуться на родителей, редактора, свою девочку. Но мы же вам даем хлеб. Тем более что уже пять минут девятого.
В комнату вбежал лейтенант:
- Капитан, только что было совершено нападение на магазин Чарльза Майера. В перестрелке убито два человека. Преступники скрылись.
- Высылайте людей, лейтенант. Вы были правы, Росс. Жаль, что я не поверил вашей информации.
- Вы мне верили, Фитцджеральд, вы просто не хотели связываться с этими людьми. Вы слишком долго в полиции. Но на этот раз вы просчитались. Наши фотографы караулили в машине на другой стороне улицы.
- Ну и что?
- Это подтвердит мою версию о том, что я предупреждал заранее.
Капитан рассмеялся, раскачиваясь под напором распиравшего его веселья. Смех вылетал из него короткими булькающими очередями, словно из пулемета.
- Бедный, бедный Дэвид Росс! Наивный парень! Неужели же вы всерьез думаете, что наш благородный Рональд Барби, хранитель высоких моральных принципов нашего прекрасного города, признается, что знал о готовящемся преступлении и спокойно позволил, чтобы ограбили ювелирный магазин?
\"Но как он узнал? - думал капитан, и мысли его в отличие от веселого голоса были тревожными, - во всем этом деле есть что-то, чего я не понимаю. Руффи и его люди профессионалы, и они не могли где-нибудь проболтаться. А что, если... Мне нужна фотография Росса. Как бы ее достать...\"
Ощущение глубокого поражения опустошило Дэвида. Обмякший, он сидел в кресле и не думал ни о чем. Стена, стена вокруг, чудовищная стена эгоизма, и сам он тоже кирпич в этой стене, только больше не сцепленный раствором заурядности с остальными. Он повторял себе, что ничего не мог сделать, что он не виноват, но, видя насквозь других, он начинал лучше разбираться в себе и осознавать свое сходство с другими.
\"Надо попросить у него карточку прессы под каким-нибудь предлогом. На ней есть фото...\" - подумал капитан.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Дэвид машинально вынул из кармана карточку прессы и протянул капитану. Тот вздрогнул и быстро вышел из комнаты.
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДЭВИД ПЫТАЕТСЯ УДЕРЖАТЬ СВОИ ПОЗИЦИИ
Основатель, владелец и редактор \"Клариона\" Рональд Барби просматривал свежий выпуск газеты. Он держал еще пахнувшие типографской краской листы нежно и осторожно, как держат в руках младенца.
Огромным черным частоколом всю первую полосу перерезали заголовки: НАЛЕТ НА ЮВЕЛИРНЫЙ МАГАЗИН В ЦЕНТРЕ ГОРОДА. ДОБЫЧА ОЦЕНИВАЕТСЯ В ТРИ ЧЕТВЕРТИ МИЛЛИОНА. ДВОЕ СЛУЧАЙНЫХ ПРОХОЖИХ УБИТЫ НА МЕСТЕ. ФОТОГРАФ \"КЛАРИОНА\" ЗАПЕЧАТЛЕВАЕТ ОДИН ИЗ САМЫХ СМЕЛЫХ НАЛЕТОВ В ИСТОРИИ АПЛЕЙКА.
Барби почувствовал где-то в позвоночнике легкий скользящий озноб, который всегда испытывал, глядя на шедевр. Он посмотрел на три клише, на которых видны были автомобили, стоящие почти у самого магазина, момент, когда грабители разбивали стекла витрин, и носилки, задвигаемые в \"Скорую помощь\" санитарами. \"Это работа\", - подумал он.
Барби нажал кнопку и сказал:
- Мисс Новак, пришлите ко мне Росса, и побыстрее.
Дэвид вошел молча и молча уселся в кресло, не ожидая ритуального кивка редактора.
- Дэвид, вы должны чувствовать себя именинником, а вы выглядите, словно на похоронах. Вы молодчина. Вы знаете, на сколько мы обставили \"Геральд\"? С сегодняшнего дня вам прибавляется две тысячи в год, и вы переводитесь на специальные задания. Что вы скажете?
Дэвид молча пожал плечами. По крайней мере этот человек не открывал перед ним никаких неожиданных сторон своего характера. Перед ним был действительно по-своему принципиальный человек, и Дэвиду на мгновение стало легче на душе.
- Спасибо, мистер Барби, - ответил он вяло и повернулся, чтобы выйти, но редактор сказал:
- Обождите, Дэвид. Через час начинается пресс-конференция Стюарта Трумонда. Вы ведь знаете, что он добивается переизбрания в сенат от нашего штата. Он хороший парень, и я хочу, чтобы отчет с пресс-конференции дали вы. На первую полосу.
Сенатор Трумонд, медленно поворачиваясь всем телом, обвел взглядом журналистов и сказал:
- Если у вас есть вопросы, джентльмены, валяйте.
Несколько десятков журналистов, заполнивших небольшой зал для пресс-конференций отеля \"Хилтон\", на мгновенье оторвались от блокнотов. Никто из них не торопился вскочить со своего места: пресс-конференция - старинный ритуал с давно известными церемониями. Ведущий конференцию почти всегда знает, о чем его спросят, а задающий вопрос знает, что на его вопрос ответят. И если иногда журналисты и наступают друг другу на ноги - в прямом и переносном смысле слова, - то лишь потому, что хотят попасть в телеобъектив.
Но на пресс-конференции сенатора Трумонда телекамер не было и задавать вопросы никто не торопился. Наконец кто-то спросил:
- Что входит в ваше меню, сенатор? Во время избирательной кампании вам приходится много выступать...
- Яйца, бифштекс и горячий томатный суп.
- Какое у вас кровяное давление?
Вопросы теперь следовали один за другим.
- Любите ли вы тепло укрываться в постели?
- Как вы относитесь к моде на дамские брюки?
- Любите ли вы животных?
Перед присутствовавшими на глазах вырисовывался ярчайший портрет серьезного политического деятеля. Глубокие вопросы вскрывали тайники души сенатора и выворачивали ее наизнанку. Еще бы! Любовь к томатному супу и терпимое отношение к дамским брюкам - ради одного этого стоило устраивать пресс-конференцию.
У сенатора почти не двигалась шея, и при каждом вопросе он поворачивался к журналисту всем телом. Он был грузен и походил на угрюмого медведя.
- Еще вопросы, джентльмены? - спросил он, и Дэвид услышал бесплотный звук его мыслей: \"Слава богу, кажется, обошлось благополучно... ни одного вопроса о минитменах...\"
- Будьте добры, сенатор, - сказал Дэвид, - расскажите, как вы относитесь к тем, кого называют минитменами?
\"Паскудник, - зло подумал сенатор, и Дэвид почувствовал, как в нем поднимается ярость, - подожди, захватим власть, мы тебе покажем...\"
- Я поддерживаю всех тех, кому дороги наши великие традиции! - патетически воскликнул сенатор.
\"...Сюда бы пяток наших минитменов с оружием, они бы тебе объяснили...\"
- Я хочу спросить, сенатор, поддерживаете ли вы людей, называющих себя минитменами, которые, насколько известно, тайно накапливают оружие и тренируются в стрельбе?
- Я не видел ни одного минитмена, не разговаривал ни с одним минитменом, и вообще я не уверен, существуют ли минитмены или созданы фантазией безответственных журналистов, - решительно сказал сенатор и закончил: Благодарю вас, джентльмены.
- Мне очень жаль, мистер Росс, - сказал редактор \"Клариона\", - но теперь я вижу, что с вами что-то произошло. Вы врываетесь и с торжественным видом объявляете, что Стюарт Трумонд - минитмен. Я знаком с сенатором много лет, он мой близкий друг, кротчайший человек.
- Он тайный минитмен, мистер Барби, - настойчиво сказал Дэвид. - Я не могу этого сейчас доказать, но я уверен в этом, как в том, что вы - хозяин \"Клариона\".
- Зато я вовсе не уверен, что вы и впредь будете его сотрудником, Росс. Мне кажется, что вы сами понимаете почему.
- Я думаю, что сумею доказать связь Трумонда с минитменами. Во всяком случае, после окончания избирательной кампании.
Рональд Барби пристально всматривался в Дэвида. \"Похоже на колдовство. На протяжении двух суток мальчишка дважды приносит такую информацию. Он не мог ее получить и получил. Сначала этот ювелирный магазин, теперь - сенатор. Ни один посторонний не мог знать о тайных встречах Трумонда с минитменами, ни один. Сенатор рассказал мне, но мы друзья, сенатор знает, кому можно доверять. Но этот Росс - уму непостижимо! Более того, он становится опасным... Уволить и предупредить сенатора, чтобы он был поосторожней...\"
- Да, мистер Барби, я понимаю почему.
Он не был ни убит, ни ошарашен. Просто события разворачивались слишком быстро - он не успевал осознавать их и как-то к ним подготовиться.
Мир угрожающе надвигался на него со всех сторон глухой стеной. Что он сделал? Ничего. Он просто вдруг стал слышать чужие мысли. Он чувствовал себя вчерашней газетой, подхваченной ветром на улице.
ГЛАВА, КОТОРАЯ ПРИЧИНЯЕТ ДЭВИДУ НОВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Капитан Фитцджеральд не выносил загадок и тайн. Он любил ясность и четкость, когда причина и следствие - впереди причина, за ней следствие стоят друг другу в затылок по команде \"смирно\".
Он не выносил неясных преступлений, они мучили его, как слишком узкий воротничок,-давили и не давали спокойно дышать. Он был великолепным полицейским, и неясных для него преступлений в городе почти не было. Другое дело, что, став ясным, преступление не обязательно становилось раскрытым. Иногда Фемиде лучше не снимать повязку с глаз: и ей спокойнее, и окружающим меньше хлопот.
Поэтому Руффи и его работа, \"Великое Ювелирное Ограбление\", как его назвали газеты, навсегда останутся тайной и дадут, кстати, возможность требовать увеличения бюджета полиции.
Но тем не менее Эрни Фитцджеральд чувствовал себя несчастным человеком он буквально задыхался, он не мог ни на чем сосредоточиться, он думал только о Дэвиде Россе.
Дэвид лежал, вытянувшись, не в силах оказаться по какую-то сторону зыбкой грани между сном и бодрствованием.
Когда прозвенел звонок, он вздрогнул и с трудом вышел из оцепенения. \"Должно быть, Прис\", - подумал он равнодушно и открыл дверь. Перед ним стоял капитан Фитцджеральд с чемоданом.
- Добрый день, Росс, - сказал он весело. - Простите, что я пожаловал к вам. Позвонил в \"Кларион\", говорят, вы там больше не работаете. Что случилось?
- А вам что за дело? Приехали меня утешить?
- Ну, ну, Росс... Что вы на меня дуетесь? Я просто сообразил, что забыл отдать вам корреспондентскую карточку. Вот она, держите.
- Она мне больше не нужна.
- Не унывайте, такой парень, как вы, долго без работы не останется.
\"Трам-тара-там-там, там-тара-там-там\", - услышал вдруг Дэвид.
- Вот, кстати, посмотрите, - продолжал капитан, открывая чемоданчик. Тускло поблескивая вороненой сталью, в нем лежал автомат.-Нашли под сиденьем одной из тех машин. В \"плимуте\". Держите. Хороша штучка?
\"Трам-тара-там-там, там-тара-там-там\", - беззвучный голос капитана распевал изо всех сил.
\"Ну и кретин\", - подумал Дэвид и потянулся к автомату.
\"Есть! Взял!\" - мысленно завопил капитан и, схватив автомат, сунул в чемодан.
\"Отпечатки, я оставил отпечатки на автомате\", - вдруг стремительным метеором мелькнула пугающая мысль. И Дэвид, не успев сообразить, что делает, выбросил вперед правую руку. Он не был боксером, но восемьдесят килограммов его веса, сосредоточенные в одном кулаке, заставили капитана качнуться назад, и только стена не дала ему упасть.
Фитцджеральд был профессионалом, и пока кулак Дэвида описывал свою короткую траекторию, он успел вытащить пистолет. Он не выронил его, даже ударившись затылком о стену.
- Не спешите, Росс, - хрипло пробормотал он, держа в одной руке чемодан, в другой - направленный на Росса кольт. - И не делайте глупостей, я еще жив и могу случайно нажать на спуск... Дэвид, я не знаю, как это у вас получается, но вы умеете читать мысли. Это звучит дико, но я не наркоман, и я трезв. Только что я убедился сам, окончательно...
- Убирайтесь к черту, - сказал Дэвид.
- Вы сделали большую ошибку. Это серьезная улика, любимая улика присяжных. Когда они слышат \"отпечатки\", они больше не сомневаются. Все они так устроены. Им хочется уйти домой, нырнуть в бассейн, или поехать к любовнице, или выпить холодного пива. А тут их донимают: виноват или не виноват некто Дэвид Росс. Да какой может быть вопрос, когда наша славная полиция нашла автомат с его, понимаете, отпечатками пальцев? С семи до половины девятого вас видели только полицейские, и вы не докажете своего алиби. А теперь перейдем к будущему. Вы умеете читать мысли.
- Что вы хотите, капитан? - спросил Дэвид медленно и устало.
- Я хочу, чтобы вы работали вместе со мной.
- В качестве детектива? Своих мозгов не хватает?
- Вы глупец. Росс. Вы даже не понимаете, что у вас в руках или, хотите точнее, в голове. Вы хоть представляете себе, что значат деньги?
- Не хватает еще ваших нотаций. Ладно. Мне не из чего выбирать. Согласен. Но с одним условием - уходите. Я устал.
\"Только бы уйти от них, не слышать этих больших и маленьких змей, копошащихся в чужих головах, только бы суметь заткнуть уши\". - Дэвид вспомнил, как обрадовался тогда в больнице своему нежданному дару, и невесело рассмеялся.
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДЭВИД НЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ, НО ИГРАЕТ ГЛАВНУЮ РОЛЬ
Сенатор Стюарт Трумонд чувствовал себя глубоко несчастным. Человек действия, он вынужден был то и дело одергивать самого себя, соблюдая наложенную помощниками епитимью, чтобы поддерживать в глазах избирателей образ кроткого, рассудительного, старого Стью.
Он ненавидел негров. Это был инстинкт охотника за \"черным деревом\" и рабовладельца, переданный четырьмя поколениями южан. Но вместо того чтобы гоняться за ними, науськивать собак и держать в руках винтовку, он вынужден был публично призывать к порядку и терпимости.
Он не мог видеть людей с востока страны, этих либералов и профессоров. Они казались ему чем-то вроде кислоты, которая разъедает мир, в котором он родился и который хотел сохранить. Это был мир четкий и ясный, великолепный в своем застывшем совершенстве, мир, в котором черное было черным, а белое - белым, без полутонов и оттенков. Это был мир, в котором сила осознавала себя и считала себя мудрой уже потому, что была силой. Но ему приходилось, играя предписанную ему роль доброго Стью, жать руки всем этим людям и говорить о пользе просвещения.
И поэтому, подобно преподавательнице воскресной школы, уезжающей раз в неделю в другой город, чтобы тайно напиться там или подцепить проезжего коммивояжера, он вкладывал всю свою неизрасходованную ненависть в любовь к минитменам. Эти люди, тайно накапливающие оружие и тренирующиеся в стрельбе по мишеням, на которых изображены люди, были его страстью, его гордостью и любовью. Он отлично понимал их, всех этих отставных полковников, пожилых леди, готовых выкалывать зонтиком глаза во имя господне, солидных бизнесменов и прыщавых, разочаровавшихся в жизни юнцов - они ненавидели так же, как он. Ненависть к тому, что интеллигенты и красные называли прогрессивными идеями, объединяла их. Но их единство держалось до поры до времени в глубокой тайне, и, кроме ближайших к себе людей, в которых он был уверен больше, чем в себе, никто не мог знать об отношениях сенатора Стюарта Трумонда к минитменам.
Вот почему вопрос корреспондента \"Клариона\" на пресс-конференции заставил сенатора всполошиться.
- Но вы понимаете, Ронни, - сказал сенатор, - этот щенок прямо задал мне вопрос о моем отношении к минитменам. Почему я и попросил тут же позвонить вам.
- Я скажу вам больше, Стью, - ответил владелец \"Клариона\". - Когда я вызвал его, он сказал, что уверен в вашей связи с минитменами и сможет доказать ее.
- В нем случайно нет негритянской крови?
- Нет как будто.
- Он не еврей? Не красный?
- Да нет, англосакс, Дэвид Росс. Мы считали его обыкновенным парнем.
- Сволочь! Что же делать, Ронни? Нельзя же сидеть и ждать, пока он напакостит нам. Мой соперник Пратт, эта розовая свинья, поможет ему опубликовать статью, и... Знаете что, пригласите-ка его сюда. Прощупаем его: может, все это пустой блеф?
- Не знаю, не думаю, уж слишком он уверенно говорил. Сейчас попробуем.
Редактор \"Клариона\" нажал на кнопку интеркома и попросил мисс Новак во что бы то ни стало разыскать Росса.
Через несколько минут ее голос проворковал из динамика:
- К сожалению, я не смогла его найти, мистер Барби. Он не ночевал дома, и вчера видели, как он выходил с вещами.
Приятели переглянулись. Сенатор длинно и изысканно выругался:
- Он смотал удочки. Но мы должны найти его и заткнуть глотку... О, у меня идея. У нас тут есть один парень, член нашей организации. У него частное сыскное бюро. Я уверен, что на него можно положиться.
- Мисс Присилла Колберт?
- Да, - ответила Присилла, - что вам нужно? - Она плотнее одернула свитер, глядя на долговязого мужчину с прилизанным пробором на маленькой птичьей головке.
- Простите, что я вас беспокою, мисс Колберт. Меня зовут Юджин Донахью. Частное сыскное агентство Донахью и Флисс. Вот моя карточка. Я бы хотел узнать у вас, где сейчас можно найти Дэвида Росса.
- А... А для чего он вам, позвольте узнать?
- Видите ли, это тайна одного клиента, я не могу разглашать ее. Но вам... Насколько я понимаю, его хотят пригласить в одну из телевизионных компаний на востоке страны.
- Да, да, конечно, - кивнула Присилла. - В Нью-Йорке без него и шагу не могут сделать и тут же обращаются в сыскное бюро Донахью и Флисс. В высшей степени правдоподобно. Как и версия капитана Фитцджеральда, который искал Дэвида еще вчера. Только не для телевидения, а чтобы дать ему материал для статьи.
- Но вы же знаете, где он?
- Увы, мистер Донахью и Флисс, не знаю. То же я сообщила капитану Фитцджеральду.
\"Значит, полиция тоже ищет его, - размышлял сыщик, влезая в машину. Странно, что Эрни Фитцджеральд лично вынюхивает, где он. При его возможностях я бы не вылезал из кабинета. Ладно, может быть, это и к лучшему. Поговорим с ребятами из управления...\"
Юджин Донахью не блистал аналитическими талантами и при слове \"дедукция\" поморщился бы, как от прокисшего пива. Шерлок Холмс, Перри Мэзон и Эркюль Пуаро могли не волноваться, что его подвиги затмят их литературно-детективную репутацию. Но его неповоротливый ум компенсировался чисто бульдожьим упрямством.