Берхард Борге

Мертвецы сходят на берег

ПРЕДИСЛОВИЕ

Множество странных слухов ходит о судьбе моего друга Арне Краг-Андерсена, причем все они далеки от истины, куда более удивительной. Поскольку в событиях, переполошивших нашу прессу осенью 1938 года я принимал непосредственное участие, я и решился написать обо всем книгу. Если это не правда, то хорошая выдумка — гласит итальянская пословица. Но будучи по натуре человеком, начисто лишенным фантазии, я никогда не придумал бы ничего подобного. Пусть это послужит гарантией достоверности моего рассказа. Книжка, бесспорно, оказалась слишком сенсационной, и я благодарен моему другу Бернарду Борге, рискнувшему взять на себя ответственность за это издание — как в литературном, так и в юридическом отношении. Моральную ответственность несу я, хотя и не отношусь к этому чересчур серьезно.

Пауль Рикерт

Глава 1

ПИРАТСКИЙ КОРАБЛЬ «КРЕБС»

Эта история произошла в старые добрые времена, когда Зло (как полагают многие) еще не окончательно утвердилось в мире. Во всяком случае, не в нашей Богом избранной стране невинности — Норвегии. Все начиналось февральской ночью 1938 года. На вилле Арне Краг-Андерсена в Уллеразене собралась маленькая компания друзей, и атмосфера вполне отвечала нашим понятиям о милом уюте несравненных зимних домашних праздников.

Без сомнения, читатели помнят, кто такой Арне Краг-Андерсен. Все тогда знали Арне, во всяком случае, все люди нашего круга. Арне был представителем восхитительной человеческой породы, обладающей редким умением очаровывать метрдотелей любых ресторанов. Самые неприступные «мэтры» принимались угодливо гнуть спину, пришептывая: «О, сахиб!..», стоило Арне явить свой божественный лик в дверях ресторана. В самом деле, власть этого человека над обычно столь непреклонным сословием норвежских официантов была безгранична и сказочна, словно власть Алладина над джинном, обитающим в лампе. Арне жил в Осло подобно королю, и причиной тому отчасти служили деньги. Если судить даже по налоговым декларациям, Арне был очень богат, но ходили слухи, будто данные налогового ведомства — лишь слабое отражение истинного состояния Краг-Андерсена. В карьере Арне, с момента, когда он закончил коммерческую гимназию (с хорошими оценками, но с пустыми карманами), и до теперешнего времени, когда в возрасте тридцати одного года он стал директором компании «Мексикэн Ойл Лимитед» и ворочал огромными капиталами, пожалуй, не обошлось без спекуляций и использования военной конъюнктуры. Впрочем, ничего конкретного утверждать не могу.

Арне не ограничивался зарабатыванием денег. Он проявлял исключительный талант и в том, как их тратить. Роскошные автомобили, яхты, виллы — им не было числа. Но больше всего он любил окружать себя веселыми праздными людьми. Чуть ли не каждый вечер перед его любимым домом в Уллеразене парковался длинный ряд машин, а всякий уик-энд управляющий одной из его загородных вилл получал телефонограмму с распоряжением приготовить дом к вторжению такого-то количества гостей.

Сборища у Арне отличались не только изысканным угощением и драгоценными винами. На его вечеринках, как правило, случалось нечто непредвиденное и фантастическое: маленькая инсценировка, розыгрыш или мистификация. Обычно, прежде чем созвать гостей, Арне распространял слух о том, что назревает скандал или драма. Я помню, как одна молодая актриса устроила сцену известному архитектору, безобразную сцену с истерикой. Упрекая его в неверности, она выхватила пистолет и выстрелила. Однако падая замертво, архитектор улегся с такой осторожностью, что трагедия сразу же обернулась фарсом, и мы от души повеселились. В иных спектаклях Арне оставлял себе главную роль. Однажды, к примеру, наше мирное веселье было нарушено появлением трех незнакомцев, которые заявили, будто обязаны опечатать дом со всем имуществом, а сам директор фирмы, господин Краг-Андерсен за задержку платежей будет иметь дело с судебным исполнителем. Гости разъехались по домам, плохо скрывая злорадство под озабоченными минами, чтобы на утро узнать из газет, что господин Арне Краг-Андерсен купил накануне новую фабрику, выложив наличными шестизначную сумму.

Однако в тот памятный вечер ярких происшествий не случилось. Нас было всего шесть человек. После лукуллова пиршества мы погрузились в глубокие кресла перед камином, с удовольствием предвкушая священный миг появления бутылочки виски.

Арне, как всегда, был прекрасным хозяином, вежливым и предупредительным, в отличном расположении духа. Рядом с ним сидела его подруга, Моника Винтерфельдт, наследница половинного состояния старого Винтерфельдта, а в остальном я бы охарактеризовал ее как изысканную орхидею, плод многих поколений экономической независимости. Танкред Каппелен-Йенсен тоже был подлинным представителем высшего общества: длинный, ленивый, одетый по английской моде. Благодаря полученному от матери наследству, он смог по достоинству оценить столь важную вещь, как благостную праздность. Он был неслыханно медлителен, но обладал прекрасными манерами и незаурядным умом, и к тому же, в его характере было что-то на редкость привлекательное, обезоруживающее, обаяние цивилизованности, действовавшее равно на всех окружающих, за исключением, кажется, его собственного отца. С ним была и его жена, Эбба, девушка с современными взглядами и хорошеньким живым личиком.

Пятым в нашей компании был близкий друг Танкреда и Эббы писатель Карстен Йерн, молодой, но уже успевший создать себе имя как популярный автор остросюжетных произведений. Должен признаться, я не отношусь к поклонникам его творчества. Я люблю детективы, если в них соблюдаются определенные правила. Убийство должно происходить в старинном английском замке, ухоженном и приятном, с площадкой для гольфа и с лошадьми для верховой езды, поблизости от маленькой, идиллической деревушки с трактиром, где сыщик мог бы уютно расположиться, выпить кружку пива и, между делом, покалякать с народом. Но в книжках Йерна бедняга сыщик лишен возможности вкусить благородный напиток. Он даже не может подержать стремя у горячего скакуна, подсаживая в седло юную леди в амазонке. Истории Йерна источают сырость октябрьских туманов, запахи гиблых болот, могильных склепов, там бродят оборотни и вампиры… Кстати заметить, Карстен Йерн — член Общества парапсихологов и помешан на всяких потусторонних явлениях.

И наконец, в тот вечер у Арне был я, Пауль Рикерт, собственной персоной, студент юридического факультета (моя учеба к тому времени продолжалась уже девять лет, так как я во всем люблю основательность). Что еще можно сказать о себе? Я был лучшим другом Арне. Иной раз эта дружба приводила к тому, что я становился его правой рукой. Поскольку Арне любил собирать у себя большое общество, ему нужен был хороший помощник: для организации подобных предприятий требуется время, а недостаток времени — обычная штука для дельца, который не желает упускать из виду ни нефтяные разработки где-то в Южной Америке, ни биржу в Амстердаме. С другой стороны, не поручать же столь ответственную задачу домоправительнице, у которой начисто отсутствуют вкус и фантазия! Нет уж, в таких делах без Пауля Рикерта не обойтись.

Дело в том, что я обладаю особым даром организовывать празднества. И этот талант я смог реализовать в устройстве частной жизни моего друга Арне. Я заказывал напитки, составлял меню, я заботился о том, чтобы холодильники были всегда наполнены, и наполнены тем, чем нужно; я следил за сервировкой стола, давал указания кухарке, принимал на работу и увольнял прислугу. Когда Арне начал ухаживать за Моникой, именно мне пришлось покупать для нее цветы и конфеты, а нередко и сопровождать девушку вместо Арне, который то и дело вынужден был исчезать по своим делам.

В тот вечер вся организационная часть тоже легла на меня, а Арне, как водится, приберег себе сферу чистого творчества: подготовку очередного сюрприза. Впрочем, сюрприза еще надо было дождаться. Если обыкновенный человек выболтал бы свою сенсацию в самом начале вечеринки, то Арне хладнокровно выжидал подходящего момента. И вот мы сидим в удобных мягких креслах, с бокалами в руках, расслабленные и блаженствующие.

— Приглашая вас к себе сегодня, — начал Арне, — я, разумеется, в первую очередь руководствовался желанием иметь удовольствие видеть в своем доме нашу старую гвардию в полном составе. Но есть и еще причина. Я хочу отпраздновать немаловажное событие. Друзья мои, я купил поместье! Обширный участок земли с домом на побережье. Собственно, полагалось бы «обмыть» покупку в новом доме, однако место весьма отдаленное, и, я надеюсь, вы простите, если мы скромненько отпразднуем этот факт здесь.

— Неужели в Норвегии еще оставались дома, которые ты не успел скупить? — с улыбкой спросил Танкред.

— А где расположено твое поместье? — поинтересовалась Эбба.

— На западном побережье, недалеко от маленького городка Лиллезунд, ответил Арне и уточнил. — Там есть полуостров под названием Хайландет…

— Хайландет? — встрепенулся Карстен Йерн. — У меня там дом! Значит, будем соседями.

Я тем временем усиленно вспоминал, где я мог слышать или читать про Хайландет? Совсем недавно?.. Мое подсознание упорно отказывалось отвечать, но я чувствовал, что с этим полуостровом что-то связано. Очевидно, и Моника мучилась тем же ощущением. Она спросила:

— Откуда я могу знать это место? Я точно помню, недавно оно было на слуху.

— Вполне вероятно, — сказал Йерн. — Ты, должно быть, читала в газетах про покинутый корабль. Помнишь: эстонский пароход «Таллинн»? Его нашли как раз у Хайландета.

Теперь и я вспомнил. Между Рождественским праздником и Новым годом на юго-западном побережье бушевал шторм, а наутро рыбаки увидели в миле от берега неуправляемый пароход. Когда поднялись на борт корабля, обнаружилось, что он абсолютно пуст. Команда исчезла — как вымерла. При этом судно было на плаву и практически не повреждено, за исключением небольшой пробоины. Корабль отбуксировали в Лиллезунд, а пропавших моряков долго разыскивали, но никаких следов не нашли.

— Так называемый мертвый корабль, — проговорил Арне. — Кажется, так окрестили его газетчики. Когда я поехал осмотреть поместье, мне опять про него рассказывали. Народ там весьма суеверный, они сплели целую теорию… В связи с какой-то старинной легендой…

— Карстен, а какой у тебя там дом? — спросила Моника.

— Маленькая рыбацкая хижина на самом берегу, — ответил Йерн. — Я там обычно отсиживаюсь, если хочу, чтобы мне не мешали работать. Я неплохо знаю эти места и все, что с ними связано… Так вот, относительно эстонского корабля: лично у меня нет сомнений, что местные жители со своими теориями абсолютно правы.

— И что это значит? — на вздернутом носике Эббы показались насмешливые морщинки.

— А то, что судно «Таллинн» бесспорно подверглось нападению корабля-призрака. Если хочешь, скажу еще точнее: это был пиратский корабль «Кребс» под началом капитана Йонаса Корпа.

— Что еще за «корабль-призрак»? — заинтересовался я. — Ты имеешь в виду каких-то современных грабителей? Пираты двадцатого века?

— Нет, я имею в виду настоящий корабль-призрак. Ему уже больше ста лет… (и Йерн обратился к Арне). Ведь ты побывал на Хайландете! Неужто тебе не рассказывали про капитана Корпа и его корабль?

Лицо Йерна было серьезно, однако нас это не слишком удивило, и Арне охотно подал нужную реплику:

— Возможно, Карстен. Даже вполне вероятно. Но я тогда не придал этому большого значения. А теперь, я думаю, ты должен нам все рассказать.

— Расскажи, Карстен! — поддержала его Моника. — Обожаю страшные истории!..

Йерн наслаждался ситуацией. Он уселся поудобнее и задумчиво повертел в руках хрустальный бокал с недопитым виски.

— Начало этой истории, — начал свой рассказ Карстен Йерн, — относится к тем временам, когда пиратство на море было обычным делом. Как вы знаете, с 1807 по 1814 год Норвегия воевала с Англией. С норвежской стороны война велась, главным образом, в виде каперства. Любой человек мог получить специальное разрешение и вступить, так сказать, в войну с Англией; определенную часть добычи нужно было отдать государству, а остальное, включая захваченный корабль, становилось собственностью капитана и команды. Да, война позволила многим славным норвежским морякам сколотить большое состояние.

Так вот, одним из самых отважных каперов был капитан Йонас Корп. Он получил правительственную бумагу еще в 1807 году и ходил на своей шхуне «Кребс» по Северному морю вдоль и поперек. В самое свое первое плавание «по каперскому делу» он захватил два английских торговых судна и сразу же разбогател. А через пару лет это был чуть ли не самый богатый судовладелец во всем Серланде. Да, надо сказать, Корп был, на редкость, удачлив.

Однако, как и царю Мидасу, богатство не принесло ему счастья. На берегу его мучило странное томительное беспокойство, он практически не выходил из своего дома и не мог спать. Ночи напролет он бродил по комнатам или стоял на втором этаже у окошка и смотрел на море. Люди поговаривали, будто «Кребс» занимается уж совсем нехорошими делами. Поползли слухи, что его видели под чужим флагом, что капитан не держит обещаний, что он нападает не только на вражеские, но и на нейтральные корабли. Рассказывали, будто он грабил и датские суда, причем все датчане были отправлены за борт, чтобы не осталось свидетелей преступления. И якобы даже в день Святого Рождества Йонас Корп не прекращал своего кровавого промысла.

И вот, люди стали его сторониться. Даже его собственная команда жила в постоянном страхе перед своим отчаянным капитаном. И только одно существо относилось к Йонасу Корпу с нежной привязанностью — его старая кошка. Это была огромная черная зверюга, которая сопровождала капитана буквально повсюду, даже в море. На земле она бегала за ним, как собака, а на борту обычно усаживалась к нему на плечо, словно возомнив себя попугаем. Моряки из команды рассказывали, будто эта кошка никогда не мурлычет и не мяукает, впрочем, никто и не видел, чтобы капитан ее гладил или ласкал.

Появился, правда, один человек, с которым капитан Йонас Корп сошелся ближе, чем с остальными. Его звали Йорген Улле. Этот Улле был прежде священником на Хайландете, но после скандальных историй с прихожанками Улле был отлучен от Святой Церкви и проклят. На Хайландете верили, что Улле заколдовывал женщин, чтобы склонить их к греху и отдать во власть дьявола. Утверждали, что он был большим знатоком черной магии и разных оккультных наук. На шхуну Йонаса Корпа Улле явился как простой матрос, но благодаря своим недюжинным познаниям скоро стал вторым человеком на судне. По мнению многих, именно колдовство Улле принесло кораблю удачу, а вовсе не мастерство и отвага капитана — ведь все прочие каперы, начинавшие вместе с Корпом, давно уже кормили рыб на дне Северного моря или сидели в английских тюрьмах, в то время как «Кребс» оставался неуязвим.

Но настал день, когда судьба отвернулась от шхуны Корпа. Летом 1812 года «Кребс» ввязался в перестрелку с крупным английским корветом. Менее чем через четверть часа дела на пиратском корабле обстояли следующим образом: значительная часть команды была перебита, паруса превращены в клочья, боеприпасы на исходе и после очередной пробоины «Кребс» начинал тонуть. Улле в бою не участвовал. Он сидел, запершись в своей каюте, и капитан не велел его беспокоить. И вот, когда судно дало течь, все оставшиеся в живых услышали голос Улле: он звал капитана. Корп со своей кошкой на плече поспешил к нему. Оставленный за главного боцман решил, что положение безнадежно. Англичане спустили на воду шлюпки и мчались к тонущей шхуне, на палубе стонали раненые, начался пожар, и боцман приказал спустить флаг. Но в этот миг появился капитан в сопровождении Улле. Корп зверски зыркнул на боцмана и отменил приказ спускать флаг. Все заметили, что капитан был бледен, как покойник, да и Улле выглядел не лучше.

И тут случилось чудо. Улле устремил свой пылающий взгляд на вражеский корабль, и английский корвет взлетел на воздух. Он превратился в пыль! На месте, где только что был корабль, образовалась воронка. Захваченные страшным водоворотом, в воронку устремились шлюпки с английскими моряками. Через несколько секунд все было кончено. «Кребс» перестал тонуть и выправился.

Легенда повествует, что Улле и Корп в этот день подписали договор с дьяволом. Они обязались с тех пор и навечно не расставаться с морем. И с каперством.

И поныне носится «Кребс» эдаким «летучим голландцем» по морю и каждый седьмой год нападает на очередной корабль. По договору, он должен отдать дьяволу души захваченных в длен моряков. Не без помощи магических чар Улле удалось склонить к этому черному делу остальных членов команды. Только один матрос отказался вступить в сделку с дьяволом. Он прыгнул за борт и плыл в открытом море всю ночь, пытаясь держать курс по звездам, пока на рассвете его, полуживого, не подобрали рыбаки. А «Кребс» с той поры выходил победителем из любой схватки — с ним уже ничего не могло случиться… Но с тех пор каждый седьмой год в Северном море при загадочных обстоятельствах пропадает корабль. Даже если судно удается найти, на нем нет ни души. И в мрачные зимние ночи, когда завывает ветер и свирепствует шторм, жители побережья говорят; «Ну, видно, снова „Кребс“ рыщет по морю и охотится за человеческими душами»…

Карстен Йерн откинулся в кресле и закурил. Он закончил повествование глухим, монотонным голосом, сосредоточенно глядя в ярко пылающий камин, будто видел там все, о чем шел рассказ. Обгорелое полено с громким треском развалилось, выбросив яркий язык пламени, похожий на парус, и мне показалось, будто я вижу в камине объятый огнем корабль. В комнате стало тихо.

Общее молчание прервал суховатый голос Танкреда.

— Интересная история! — сказал он с легкой улыбкой. — Я думаю, ты вполне можешь использовать ее в новом романе. Представь: в первой главе кто-то рассказывает старинную, жутковатую легенду, все сидят у камелька, а в окошко стучат капли осеннего, скажем, октябрьского дождя. В самом деле, очень и очень недурная завязка. Но, положа руку на сердце — ты сам в это веришь?

— Разумеется, — ответил Карстен с невозмутимой миной. — Я считаю себя более или менее просвещенным человеком. Во всяком случае, не разделяю модных предрассудков, которые называются «ма-те-ри-а-лизм».

— Конечно, в Северном море иногда пропадают суда, — заметил Арне, — и для этого есть вполне очевидные причины. Но при чем тут нечистая сила? Не станешь же ты утверждать, будто кто-нибудь видел этот корабль-призрак?

Йерн кивнул.

— Вот именно! Есть очевидцы, которые видели корабль собственными глазами.

— А это случайно не те же люди, которые видели морского змея? — парировал Танкред. — Знаешь, у меня есть один приятель, который видел лично меня верхом на белом крокодиле. Да, честное слово! Наверное, у него хорошие способности к оккультным наукам. Правда, на мой взгляд, он слишком много пьет.

— Нет, так не годится, — вмешался я — Дайте же выслушать Карстена! Кто эти очевидцы? Может, моряки, потерпевшие крушение?

— Я понимаю, куда ты клонишь! — Карстен улыбнулся. — Нет, это было бы слишком просто… А мне известны и еще кое-какие вещи. Но это уже другая история.

— Карстен, ну расскажи! — попросила Моника.

— Да, да! — подхватила Эбба. — Не томи! Я уже сгораю от любопытства!..

— Рассказывать таким, как вы — бросать слова на ветер!.. Ну, уж ладно… Так вот, Йонас Корп скоро стал очень богат. И первым делом он решил выстроить себе новый дом. Но он не рвался в город, в Лиллезунд, как прочие разбогатевшие на этой войне каперы, а построил дом на Хайландете, прямо на берегу, причем в самом пустынном и диком месте, где нет ничего, кроме моря и скал.

У него теперь было множество самых разнообразных вещей, разнородных, но, говорят, уникальных. Причем уже после того, как была снята блокада и запретили каперство, «Кребс» напал на торговое судно и захватил купленную одним очень богатым англичанином коллекцию картин — сами понимаете, это был уже чистый разбой! Так вот, этих картин с тех пор никто не видел, но говорят, они спрятаны у него в доме. Корп любил разглядывать свои сокровища, особенно по ночам, когда ему не спалось. С лампой в руке он бродил по дому, из комнаты в комнату, в сопровождении все той же огромной черной кошки, которая, кажется, вообще не собиралась умирать. Собственно, сам капитан тоже не умер — во всяком случае, его никто не хоронил. Но однажды, уходя в море, Корп оставил завещание, довольно странный документ… Карстену надо было бы играть на сцене! Он сделал глоток виски и тянул паузу.

— Почему странный? — не выдержала Моника.

— Йонас Корп завещал дом и все свое состояние единственному племяннику, но ставил условие: в доме никогда и ничего не менять, не перестраивать и даже не переставлять. Каждый ковер, каждое кресло, каждая картина, каждая безделушка решительно все должно оставаться по-прежнему, как было при капитане.

Если обитатели дома нарушат это непременное условие, на них обрушится страшная кара. Случится большое несчастье, а возможно и смерть. Если же кто-то позволит себе проигнорировать последнюю волю Корпа, то он явится сам на своем корабле, сойдет на берег и месть его будет ужасна.

Тут последовала еще одна эффектная пауза. Йерн смаковал виски, и, по-моему, напрашивался на аплодисменты. Наконец, он продолжил:

— Во всяком случае, я могу утверждать одно: местные жители, безусловно, верят в силу капитанского заклятья. И в подтверждение приводят целый ряд доказательств. Самый первый наследник Корпа, его племянник, попытался в 1825 году продать кое-что из мебели, но в присутствии оценщика с ним случился удар, и он скоропостижно умер. Сделка, сами понимаете, не состоялась. В восьмидесятые годы прошлого века один из наследников хотел перестроить западное крыло дома, но строительные леса обрушились, и он погиб. В самом конце века кто-то менял оконную раму, упал, порезался стеклом и через двадцать четыре часа скончался от заражения крови. И наконец, лет двадцать назад, старший брат нынешнего владельца дома полез на крышу, чтобы ее отремонтировать. И вдруг он теряет равновесие, падает и ломает себе шею. Причем очевидцы этого несчастного случая еще живы, и все как один утверждают, что он не сорвался, не оступился — нет! Все выглядело так, словно его отшвырнула от крыши невидимая рука. И каждый раз, когда происходило нечто подобное, люди видели вечером или утром в морской дымке силуэт парусного корабля. Я разговаривал с одним старым рыбаком — его зовут Мортен Пребенсен. Он готов поклясться на Библии, что видел шхуну «Кребс» собственными глазами. Он тогда был еще мальчиком и помогал отцу в море. Это было на рассвете. Парусник появился из тумана, какое-то время его было видно очень хорошо. Пребенсен описал мне шхуну довольно подробно, особенно его поразило, что она очень быстро двигалась — как будто летела. Корабль удалялся от берега и быстро скрылся в тумане. Отец Мортена сильно перепугался, они тотчас повернули домой и на другой день в море не выходили. Местные жители боятся даже рядом ходить с этим домом, его прозвали «пиратское гнездо». Говорят, нынешний владелец дома совсем свихнулся. Он запрещает прислуге даже вытирать пыль.

Карстен наклонился и бросил окурок в камин. Надо сказать, что подобного буйства фантазии я не ожидал даже от него. Все-таки образованный человек, писатель — и такая детская наивность… Средневековое мышление. Если бы я не знал о его страсти к подобным вещам, я бы подумал, что он нас разыгрывает.

— А ты бывал в этом доме? — спросил я.

— Ни разу! Ни единого разочка!.. — сокрушенно воскликнул наш избранник муз. — А я бы дорого дал за ночь в этом доме!.. Что за дом! В нем есть какая-то жуткая привлекательность, это мощный, огромный кусок скалы — нет, не скала… Это что-то живое, он излучает энергию! Да, вот именно! Эти мощные каменные стены, эти старинные окна — все продолжает жить и излучает энергию, но не тепло. Я бы сказал: это энергия Тайны. Помните, у Эдгара По «Дом Ашера»?.. Боже, что за дивное место!.. Все эти годы меня тянет к нему, как магнитом, я кручусь вокруг, по никак не могу проникнуть внутрь: там живет этот старый псих и никого не хочет видеть.

— Какой псих?

— Последний потомок капитана! Его зовут Эйвинд Дорум. Действительно, полуидиот… А может, уже и полный. Никого не пускает к себе. Говорят, если долго прожить в этом доме, непременно свихнешься! Но можно подумать, будто к нему так и рвутся в гости! Да все соседи боятся его как чумы! А меня он не пускает…

Арне вдруг поднял руку:

— Подожди, дорогой! Успокойся. Сейчас я тебе что-то скажу. Старое пиратское гнездо больше не собственность идиота Эйвинда Дорума. С сегодняшнего дня им владеет совсем другой человек, гораздо более симпатичный, гостеприимный, и вообще — душка. И зовут его Арне Краг-Андерсен, твой покорный слуга! Дамы и господа! Именно покупку этого самого «пиратского гнезда» мы с вами сейчас и отмечаем!

Вот вам, Арне Краг-Андерсен — в своем полном блеске! Разумеется, он знал, что у Карстена дом на Хайландете, и что он «болен пиратским гнездом». Разумеется, он нарочно подзадорил нашего доверчивого, ничего не подозревавшего писателя, чтобы тот разогрел публику своими рассказами и подготовил для Арне эффектный выход. Теперь покупка стала настоящей сенсацией, мы дружно подняли бокалы и поздравили Арне.

Йерн сиял, точно солнце:

— Нет, в самом деле? Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой! Арне, ты гений, ты просто гигант!.. Но как же?..

— Обыкновенно, Карстен, самым пошлым и прозаическим образом. Даже старые психи становятся очень сговорчивыми, если у них нет денег. Платежи просрочены, он весь увяз в долгах. И дом, и поместье должны были пойти с молотка. Собственно, я и явился на аукцион. Но — самое смешное — у меня не было конкурентов! Ни одного!.. И я получил — баснословно дешево — дом с полной обстановкой и прилегающие земли. За бесценок. Этот Дорум мог спасти дом, если, скажем, продал бы картины. Но тогда его постигло бы проклятье старого пирата! Да!.. Он даже отказался от права обратного выкупа. Таким образом, дамы и господа, вы видите перед собой счастливого обладателя самого импозантного дома с привидениями в нашей стране.

По-моему, Арне чересчур разважничался. Можно подумать, он Рокфеллера вытолкал в шею из нефтяного бизнеса!.. Наверное, он уже был под парами.

— И знаете, что я замыслил? Я желаю бросить вызов темным силам! В «пиратском гнезде» я устрою гостиницу. Рай для туристов! Летний отель, модный курорт… А? Летом там дивно! Замечательно — чистенько, уютно… девственный край. Масса возможностей. Я дам объявление в «Таймс»: «Добро пожаловать в дом с привидениями! Только у нас, в старой доброй Норвегии вы можете провести ночь с пиратским капитаном и покататься на корабле-призраке! Ваши шотландские „бурги“ нам в подметки не годятся!» И я гарантирую: туристы налетят, как саранча…

— Вот это идея! — сказал я, посмотрев на Йерна. Карстен Йерн переменился в лице:

— Так вот, значит, каков твой план… Позволь тебе заметить: это детские шалости! Месть Йонаса Корпа обрушится на твою голову, и мне будет жаль…

— Да ведь твой Йонас Корп будет самым желанным гостем у меня в доме! — И Арне расхохотался. — Для «Кребса» я выстрою удобный причал! А если Улле — как его там?.. Йорген? Если Йорген Улле соскучился по женскому обществу, я устрою ему самых сладких цыпочек из Осло! Фифи и Биби годятся?.. Мы закатим такой шабаш, что небу будет жарко! Друзья мои, выпьем за то, чтобы старым пиратам у нас понравилось! Чтоб они почаще навещали нас, грешных!..

Йерн покачал головой.

— Ты варвар! Ты хуже, чем варвар!.. Порождение современной цивилизации, заменившей храмы на биржи, а соборы на нефтяные вышки… Ты, конечно, не веришь в сверхъестественные силы — Боже упаси! — Ты у нас закончил коммерческую гимназию, ты культурный, современный, образованный человек — я признаю… Но я должен предупредить тебя: берегись, Арне! Как твой друг, я обязан сказать: с тобой может случиться то же, что и с одним писателем из Дании. После четырнадцатой рюмки перно он усомнился в законе притяжения. Он решил доказать, что закон земного притяжения — просто чушь, ерунда и предрассудки. Как он это доказал? Очень просто! Вышел прогуляться из верхнего окна Круглой Башни! Ты, конечно, можешь мне не поверить, но он сломал себе шею.

Какой горький пафос прозвучал в его словах! — Мы заулыбались, а Карстен, ни на кого не глядя, осушил свой бокал. После возлияния, правда, он несколько смягчился и продолжил свои обличения в более теплых, дружественных тонах:

— Эх ты, американец!.. Твой прагматизм не доведет — тебя до добра… Это ведь настоящее осквернение храма понимаешь ты или нет? — Это примитивнейший вандализм, Арне! — Нет, в самом деле, я не нахожу тебе оправданий… Кроме одного, пожалуй…

В этот миг наш дорогой писатель, наконец, сбросил железную маску. Его лицо осветилось широкой улыбкой:

— Но это твое достоинство бесспорно. Арне, друг мой, ты предлагаешь гостям превосходнейшее виски!

Глава 2

КОШКА

Мне показалось, что голос Арне звучал необычно, когда теплым ранним августовским вечером он позвонил мне по телефону и попросил срочно приехать к нему. Он говорил как-то натужно, так бывает, если в горле застряла рыбья кость. Помнится, я еще подумал: может, он простудился, или слишком весело кутнул накануне.

Предыдущие три недели его не было в Осло. Он пребывал на Хайландете, совмещая отдых с подготовкой к ремонту и переоборудованию дома. Насколько я знал, после нашей вечеринки в феврале Арне несколько раз побывал в «пиратском гнезде», но то были кратковременные наезды. А остальное время домом занимался управляющий.

Приехав в Уллеразен, я застал там Монику. Надо заметить, в отсутствие Арне мы провели с ней вместе много приятных часов — в рамках приличий, разумеется: не пожелай, как сказано, жены ближнего своего, его быка, осла и чего-то там еще.

Но мы, и впрямь, прекрасно провели время и нам удалось замечательно поладить друг с другом. Да, пожалуй, мы с Моникой подружились.

Мы плавали наперегонки на каяках, до утра танцевали в сомнительных кабаках Вестэнда, умирали со смеха на модной премьере Норвежского Национального театра — напыщенной и помпезной, а однажды потерпели настоящее кораблекрушение на борту шестиметровой яхты Арне. Мы подолгу и весело болтали и даже вели серьезные беседы по разным философским вопросам. У меня создалось впечатление, что Моника как-то меняется, она как бы освобождалась, выбивалась из принятой на себя роли, из книжного образа утонченной молодой леди. Я открыл, что у нее есть чувство юмора, и она может быть впечатлительной, задиристой и смешливой. Томная бледная орхидея исчезала у меня на глазах, уступая место восхитительной яркой дикой розе.

Поэтому я был несколько разочарован, обнаружив, что в присутствии Арне она снова вошла в прежний «изысканно-благородный» образ. Стало быть, перебесилась, — подумалось мне. Отвела душу. Ну, и слава Богу. Выглядела она, впрочем, прелестно и напоминала «Весну» Боттичелли, но еще я подумал, что Боттичелли все же не достиг в своем искусстве такого мастерства, как Господь Бог.

Мой друг Арне, напротив, выглядел не столь мило. У него было измученное бледное лицо, под глазами — круги.

— Привет, старичок, — сказал я, — что случилось? У тебя вид, как у вегетарианца… Плохо отдохнул?

— Садись! Налей, чего хочешь, сам… Я совсем не в форме. Из-за этого чертова дома я скоро поседею.

— Пиратское гнездо?

— Угадал. Кажется, я скоро дозрею до Общества парапсихологов.

— Ты хочешь сказать, что видел приведение?

— А!.. Если бы хоть видел!.. В конце концов, я совсем не против милых старых добродушных приведений. Пусть будет мертвец, скелет, там, я не знаю саван! Пусть цепями звенит, стонет — ради Бога! Но тут просто черт знает, что такое…

— Ну, давай, Арне, выкладывай.

Он отставил свой стакан и наклонился ко мне через стол.

— Слушай, Пауль! Ты знаешь, я не психопат! Я всегда считал, что Бог вообще позабыл дать мне нервы, что у меня их просто нет, понимаешь? Ни в бизнесе, ни в случае опасности я их никогда не чувствовал, ты же знаешь! Самым страшным привидением для меня всегда был налоговый инспектор… Я бы в жизни не подумал, что такая гнусная, примитивная чушь может так нервировать…

— Давай-ка, дорогой, рассказывай по порядку. Обмозгуем это дело и решим, чем тебе может помочь дядя Пауль… Ну?

— По-моему, Арне созрел не для Общества парапсихологов, а для нервной клиники. Или уже пора лечиться от алкоголизма. Одно из двух.

Я не поверил своим ушам: неужели Моника говорит со своим блистательным женихом в таком тоне? Новый поворот? Или всего лишь ироническая маска?

— Хорошо, попробую рассказать по порядку. Правда, на Монику мой рассказ не произвел впечатления… Так вот. Сначала я долго искал рабочих в Лиллезунде: надо же отремонтировать дом! Помнишь, Карстен рассказывал про человека, который вставлял стекло, порезался и умер? Так вот, они с тех пор жили с незастекленным окном! Можешь себе представить?.. Дикость какая… Ну, нашел я, наконец, стекольщика, посулил ему чертову уйму денег, притащил в дом. Привел на второй этаж. Это разбитое окно, между прочим, в капитанской спальне. Веселенькая комнатка, я тебе скажу! Стенки выкрашены в желтый цвет — в жизни не видел более ядовитого желтого цвета! Адское пламя… «Желтая комната» неплохо звучит, а? Как название рассказика Эдгара По… Они там безумно боятся этой комнаты, просто безумно — и знаешь, не без Оснований…

Итак, представь себе: стекольщик возится с окном, вынимает осколки, промеряет раму, обрезает новое стекло, а я стою тут же в комнате, и смотрю на море. Все происходит средь бела дня. Чудная погода, пустая рама распахнута… Мужичок садится на подоконник и тянется рукой к раме, чтобы ее закрыть и вставить новое стекло. И вдруг я вижу: он жутко дергается, как будто его толкнули в спину, хватает рукой воздух и с душераздирающим воплем ныряет вниз! Слава Богу, я не растерялся, бросился к окну и успел схватить его за ноги! Представляешь? Я втащил его обратно, он был в полной отключке. Стекло мы конечно разбили… хоть не порезались! Спасибо еще, он не подумал, будто я его толкнул. Короче, он очухался и убрался в город. Даже денег не взял. Только мне от этого не легче.

— Да… Представляю себе. Положение не из приятных. Ну, а если мы отвлечемся от всякой чертовщины… Может, ему стало дурно? Бывают такие внезапные легкие сердечные приступы или головокружение…

Арне кивнул:

— Будем надеяться. Ты знаешь, он, пожалуй, и в самом деле на вид был не очень здоров… Такой бледный, тщедушный… Но я ведь тогда договорился еще с двумя: один должен был выкрасить стены у меня в комнате, а другой починить дверь. Так эти оба тут же собрали манатки и — привет! Только я их и видел… Небось, рекорд установили в спортивной ходьбе! Короче, весь город теперь цепенеет при моем появлении. А уж найти там рабочих — и вовсе безнадежное дело! Пришлось самому вставлять стекло и чинить дверь. А малярные работы я пока отложил, терпеть не могу, как воняет краска…

— Вот это интересно! И с тобой ничего не случилось? Нечистая сила не покушалась на твою жизнь?..

— Как видишь! Но через несколько дней произошло нечто новенькое. Жуткая глупость, но ужасно неприятно…

Руки его терзали спичечный коробок. К этому моменту от коробка остались лишь крошечные, микроскопические кусочки. Расправившись с коробком, он приготовил себе смесь тоника и джина, в которой джина было ровно три четверти. Отпив полстакана, Арне продолжал:

— Это было вечером. Часов в восемь. Я сидел в гостиной на первом этаже и читал Стэнли Гарднера.

Курил сигареты. Было довольно приятно, на улице шел небольшой дождик. Сижу себе тихо, читаю про Перри Мэйсона, и вдруг слышу: надо мной кто-то ходит. Сперва я подумал, что это, наверно, Мари — Мари Миккельсен, моя прислуга. Есть еще управляющий Людвигсен, между прочим, отчаянно суеверный и трусливый тип, но он был в Лиллезунде… Да, я забыл сказать! Я находился как раз под этой чертовой капитанской спальней! Под желтой комнатой… А Мари этой комнаты очень боится — ну просто панически боится. Она соглашается там убираться только в моем присутствии, так что вряд ли она пошла бы туда одна, да еще вечером. К тому же, знаешь, мне показалось, что шаги очень тяжелые: половицы скрипели, я хорошо слышал… Так мог ходить только крупный, грузный человек. Я подумал: «Черт побери! Значит, в дом забрался вор!» Ну, в общем, ты сам понимаешь, что я на самом деле подумал, но я не хотел так думать. Хотя я прекрасно понимал: никто не мог пробраться в дом, да еще на второй этаж так, чтобы я не заметил. Не такое уж захватывающее чтение Стэнли Гарднер… Ну, ладно. Хватаю палку и поднимаюсь по лестничке на второй этаж. Стараюсь идти как можно тише, но ступеньки старые и, конечно, скрипят. Если там, наверху, кто-то был, он вполне мог слышать, как я поднимался. Перед дверью я замираю и прислушиваюсь. Все тихо. Тут я молниеносно поворачиваю ручку и распахиваю дверь…

Арне доламывал спички, которые прежде высыпал из коробка. Покончив с этим делом, он схватил свой стакан и сделал еще один большой глоток. Если он и мистифицировал меня, то чересчур уж талантливо.

— Там кто-то был? — невольно вырвалось у меня.

— Да! — сказал Арне. — Там был… некто. На полу. Черное, косматое, с круглыми сверкающими желтыми глазищами — огромная кошка!

— Кошка капитана Корпа!.. — воскликнул я.

— Черт ее знает!.. Я уставился на нее, как загипнотизированный. Я в жизни не видел таких кошек: колоссальная, черная как сажа, косматая как медведь, чудовищное существо! Ты не представляешь, как она на меня смотрела! С такой холодной зверской злобой, нет, не зверской — это ничего общего не имеет с нормальной живой природой… Кошки — очень милые существа, я всегда к ним нежно относился, особенно к маленьким котятам… Нет, это было воплощенное дьявольское зло, просто ЗЛО — понимаешь?

— Да, да! Ну, и что?

— Я торчал там, как столб, со своей палкой, и так бы, наверное, стоял до сих пор — я не мог пошевелиться. Но тут, она выгнула спину, разинула кроваво-красную пасть и зашипела. Я совершенно обезумел, поднял палку и раз!..

— Попал?!

— Разумеется, нет. Она увернулась. Спасибо, не вцепилась мне в лицо. Или уж прямо в горло… Она промчалась в дверь и исчезла как черная тень на лестнице. Я немножко отдышался и осмотрел комнату. Совершенно пусто! Окна заперты. Спрятаться некуда. Я побежал вниз по лестнице. На площадке между первым и вторым этажами было открыто окно, наверное, это чудище туда сигануло, потому что в доме кошки не было. Я побродил по дому, пораскинул мозгами и решил ничего не говорить Мари и этому дураку Людвигсену. Если они уйдут — где мне взять новых людей? В общем-то, я теперь начинаю их понимать…

— Арне, малыш, ты наверное был просто пьяненький! — Моника произнесла это сладким голоском, как обычно говорят врачи с тяжелыми пациентами. — Неужели ты стал бояться кошек? Или ты хочешь сказать, что сам Мефистофель пришел к тебе в гости, а? Ты перепутал: у Гете он превращался в пуделя. Арне! Ну, в самом деле, ты ведь серьезный человек, делец, директор международной нефтяной компании…

— Я не могу не верить собственным глазам! — сердито сказал Арне. — И я был трезв. И не надо говорить со мной, как с больным. Я нормальный, здоровый человек, и у меня не бывает галлюцинаций. Наркотиками я не балуюсь. Ну что? Продолжать?..

— Конечно, Арне. Я весь во внимание.

— Был еще третий случай. Его нельзя было скрыть от Мари, так что… Тут уже нечто похожее на полтергейст. Началось с того, что я решил оценить одну картину. По-моему, это раннее рококо. Французская школа. Пьеро догоняет Пьеретту — все это в густой тени очаровательного сада — и некая меланхолическая фигура, вроде бы паяц, за ними наблюдает. Картина прелестная, она без подписи, но я чувствую, что это подлинник Ватто. Или, по крайней мере, картина его школы. Ну, я решил взять полотно с собой в Осло и показать экспертам. Оно маленькое, его нетрудно довести… Картина висела на стене в гостиной, среди множества других. Вечером, накануне отъезда, я ее снял, запаковал и поставил в угол.

Наутро мы вошли в комнату вместе с Мари. И что ты думаешь? Картина висит на прежнем месте! На стенке. А в комнате — полный разгром! Причем капитанские вещи, мебель, картины — все в полном порядке! Но мое барахло… Книжки вышвырнуты из шкафов на пол, сигареты вытряхнуты из портсигара и раскрошены, мой серебряный портсигар искромсан в куски! На стуле я оставил пуловер — ты бы видел, в какие лохмотья он превратился!.. Можешь представить себе, что творилось с Мари… Мне пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы она перестала шмыгать носом и плакать. Я преклонял колена, божился, что пальцем не тропу ни одну картину… Она поставила условие: если такое повторится, она немедленно берет расчет, и ноги ее больше не будет в доме. А мне без нее не обойтись. Она толковая, аккуратная, хозяйственная… Она все и всех знает… Давно работает в этом доме — у прежнего хозяина… И вообще, где взять новую домоправительницу? На такое-то место!

В соседней комнате зазвонил телефон. Арне направился туда и, прикрыв за собой дверь, взял трубку. Я обратился к Монике.

— Как тебе кажется, это правда? Или все сказки? Она пожала плечами:

— Не знаю, что и думать… С ним никогда не поймешь, что в шутку, а что всерьез. Арне надежен, как прогноз погоды. Ты сам знаешь, как он любит присочинить… Но, по правде говоря, мне бы очень хотелось взглянуть на этот дом.

Через пару минут Арне вернулся. Он рухнул в кресло и покачал головой. Физиономия его выражала полную растерянность.

— Нет, это переходит всякие границы, — изрек он. — Это звонил Людвигсен, скотина… Желает, видите ли, немедленно взять расчет.

— На каком основании? — поинтересовался я.

— На том основании, что он больше не может оставаться в «пиратском гнезде». Там что-то опять произошло, и он от страха совсем потерял голову. Спрашиваю: что такое? А он не хочет говорить по телефону. Требует, чтобы я немедленно приехал. Я сказал, что завтра буду. Придется продлить каникулы… на неопределенный срок. Просто не знаю, как быть. Мари не согласится жить там одна… Не могу же я бросить без присмотра дом, набитый такими сокровищами!

Арне подпер голову кулаком и, хлопая глазами, уставился в одну точку. Вдруг его лицо прояснилось, и он посмотрел на меня:

— Пауль! Послушай, у меня идея! Нужен надежный, просвещенный человек с крепкими нервами и неглупыми мозгами. Поверь, это дело нельзя доверять местным придуркам… И такой человек у нас есть — это ты. Я предлагаю тебе, скажем так, место хозяина «пиратского гнезда».

Я немного опешил. Вот уж, в самом деле, неожиданное предложение… С другой стороны — почему бы и нет? «Хозяин дома с приведениями»! Раз уж жизнь предлагает столь редкую возможность…

— Пауль, ты мне всегда помогал! — продолжал Арне. — Я всегда знал, что могу на тебя положиться. Ты же не бросишь меня в этом дурацком положении! А я уж, разумеется, позабочусь, чтобы ты жил там, как князь! Если хочешь твердый оклад — сам назови сумму! От тебя потребуется только одно: присматривать за домом. Там есть одна единственная животина — старая лошадь. Надо, чтобы конюх о ней заботился. Все остальное сделает Мари. У тебя будет только одна задача: смотреть, чтобы дом не ограбили. Хотя я не думаю, чтоб кто-то из Лиллезунда или вообще из местных осмелился сунуть нос в «пиратское гнездо»…

— О-кей! Я согласен.

— Отлично, дружище! Ты мой спаситель. Ангел-хранитель!

— Да, я таков… Ну, и когда же мне заступать на новую должность?

— Можешь поехать со мной завтра. Годится? Там сейчас, кстати, Карстен Йерн, на Хайландете. Так что тебе не будет совсем уж скучно. Послушай, Моника, а ты бы не хотела отправиться с нами?

— С превеликим удовольствием! — воскликнула Моника. — Мне ужасно любопытно побывать в этом доме, после того, как ты так его разрекламировал. Ты гарантируешь нам всякие ужасы и кошмары?

— Что-что, а это я, кажется, могу обещать. — Ты меня очень обрадуешь. Тогда завтра отправляемся. Мне надо собраться. Отвезите меня домой!

* * *

Был чудный, мягкий августовский вечер, когда мы втроем прибыли в Лиллезунд. На станции нас встречали Людвигсен и Мари. Людвигсен оказался маленьким тщедушным человеком с острым мышиным личиком, из тех, кто боится смотреть собеседнику прямо в глаза. После скомканного приветствия он неловко схватил наши чемоданы и потащил вперед. Мари Миккельсен была типичной старой девой, которая не вышла замуж по той простой причине, что родилась на свет слишком некрасивой. Ее лицо напоминало неправильной формы репку или картофелину — снимки таких экземпляров нередко публикуют осенние газеты: смотрите, дескать, какая странная игра природы! Что-то подсказывало мне, что она должна быть очень набожной. Вообще она производила впечатление милого и доброго человека. Когда я подал ей руку, Мари смутилась и сделала книксен.

— Людвигсен, отнесите чемоданы в отель «Виктория», — сказал Арне. — Я думаю, с дороги нам не повредит кружка пльзеньского.

На первый взгляд, Лиллезунд мне понравился. Это очаровательный лилипутский городок, каких у нас много на побережье в Серланде. Белые, желтые и голубые кукольные домики с цветочными горшками перед окнами, мощеные улочки с пучками зеленой травы в щелях между камнями, старые пожелтевшие таблички с угловатыми буквами: «Миккель Серенсен, сапожник»… И надо всем этим — неописуемый аромат старых деревянных домов, соленой морской воды, вяленой рыбы и свежих крабов. Главная улица, извилистая, с крутым уклоном, вела, разумеется, к рынку, а перед рынком красовался газетный киоск размером с добрый собор — наверное, главная достопримечательность города. Господи, подумалось мне, как же тут славно живется! Впрочем, пожалуй, через годик-другой начнешь изнывать от скуки.

Около рынка располагалась и самая большая местная гостиница, отель «Виктория». Это был светло-бежевый деревянный дом с верандой.

Мы уселись и заказали пиво. Хозяйка, мадам Бальдевинсен, крепкая и тяжелая, словно ржаное поле в августе, сама принесла нам целую батарею пивных бутылок на серебряном подносе. Я одним духом выпил первую кружку и, глубоко удовлетворенный, откинулся в удобном плетеном кресле. Арне обратился к Людвигсену, который сидел с пристыженным видом, теребя собственные подтяжки.

— Да, Людвигсен… Ну, выкладывайте! Почему же вы решили отказаться от места? Что за таинственная причина гонит вас прочь?

Я видел, что бедному Людвигсену очень не хочется отвечать: в присутствии молодой красивой женщины всякому трудно признать, что ты попросту боишься. Он проглотил слюну, потом вздохнул и, наконец, поведал нам спою печальную повесть — сперва запинаясь и мекая, потом несколько более живо:

— С этим домом все-таки, правда, что-то не так… Какая-то чертовщина, знаете… Я все-таки вовсе не суеверный человек. Мало ли что люди болтают! Но тут все-таки что-то не ладно, я вам правду говорю… Короче, не могу я тут жить — и все. Это мне на нервы действует! Это трудно объяснить… Ну вот, нехороший дом!.. Что тут поделаешь, верно? Я и раньше замечал… Господин директор тоже не могли не заметить! И Мари!.. Верно, Мари? Но раньше я ничего такого все-таки не видел. И думал, заработок хороший, надо пожить, пообвыкнуть на новом месте, а это все — так, воображение… Но вчера, понимаете, я сам увидел, своими глазами! Это утром было, часов в одиннадцать. Я стоял у кустов смородины… Смородина не очень хорошая уродилась! Да… Я смотрел на ягоды, а потом посмотрел на дом. Просто так, взглянул на дом. И вдруг вижу в окне — два желтых глаза. Я сначала подумал, что-то отсвечивает. Нет, два огромных круглых желтых глаза! «Что за черт!» — думаю. И тут до меня дошло: это, наверное, кошка. Да, вижу, огромная черная кошка на втором этаже… Ах, ты, думаю, дрянь! Забралась в дом, пока я во дворе. Надо, думаю, выгнать. А то нагадит или испортит чего! Мне показалось, она в желтой комнате. Я пошел в дом, поднялся наверх, в желтую комнату — а там пусто. Дверь закрыта была. Окна тоже закрыты. Я подумал: Людвигсен, ты, наверное, ошибся, может эта дрянь залезла в другую комнату? Может, по соседству?.. Я пошел в соседнюю комнату — там тоже пусто. Я весь дом облазил, знаете, ни черта! Что же это такое? Не растворилась же она в воздухе! Все-таки, я же видел ее, собственными глазами, как вот вас теперь! В общем, какая-то чертовщина. Господа могут думать, что им угодно, а с меня хватит. Вы уж простите меня, господин директор, только я тут жить не хочу. Не могу — и все. И дайте мне, пожалуйста, расчет Этот немудреный рассказ произвел на меня впечатление. Пожалуй, более сильное, чем вчерашние истории, которыми потчевал нас Арне. Людвигсен не был похож на человека с богатым воображением. Мы просидели за пивом еще с полчаса, пытаясь его уговорить, но он наотрез отказался. Зато Мари, благодаря дипломатии Моники, согласилась пока не бросать нас и поработать в доме еще немного. Мы распрощались с беднягой Людвигсеном — он получил свои деньги, — поднялись и направились к причалу. Там стояла наготове новенькая яхта с хромированным подвесным мотором.

— Все на борт! — скомандовал Арне. — Вперед, навстречу новым приключениям!

Мы расселись, и он запустил мотор. Усаживаясь, я спросил Монику:

— Ну, как настроение? Тебе ни чуточки не страшно?

— Честно говоря, — ответила она, — мне как-то не по себе. Боюсь, это добром не кончится.

Глава 3

ЧЕЛОВЕК В ЗЮЙДВЕСТКЕ

Вскоре игрушечные домики Лиллезунда исчезли из виду, скрылась и маленькая гавань. Наша моторка с веселым стрекотом бежала между маленькими симпатичными островками, утыканными белыми рыбачьими хижинами, которые жались друг к дружке в небольших бухтах. На зеленых склонах холмов паслись овцы. Навстречу нам из заливчика вынырнуло рыбачье суденышко с парусом цвета оберточной бумаги, с сетями и рыбными ящиками на палубе. Свежий ветер гнал короткие волны с белыми гребешками на галечные пляжи и отвесные камни скал там, где рифы и шхеры взрезывали поверхность воды.

Бойко преодолевая испещренное волнами пространство, мы миновали еще несколько островов, и перед нами открылся длинный, довольно высокий берег, изломанным контуром вырисовывавшийся на фоне неба. К морю он обрывался совершенно голой и крутой скалистой стеной. Это был полуостров, он торчал среди моря, как огромный жесткий язык.

— Хайландет! — провозгласил Арне. — С этой стороны он необитаем. Сейчас вы увидите его с другого бока…

Он повернул руль, и мы обогнули полуостров. Теперь лодка двигалась вдоль истерзанного штормами и весьма негостеприимного с виду берега. Кое-где грозно чернели рифы, словно сторожевые посты, беспрерывно атакуемые лихими волнами.

С дороги мы подустали, особенно Моника, а я, к тому же, и основательно вымок благодаря нарочито отважному маневру нашего рулевого, поэтому я был далек от романтических восторгов по поводу дикой природы Хайландета, и испытал только одно желание: поскорее переодеться, сесть к огню и выпить чего-нибудь согревающего. Однако вид мрачного берега не оставлял мне пока ни малейшей надежды.

Я уже начал терять терпение, когда крутые неприступные скалы неожиданно расступились. Между ними открылась небольшая бухта с кусочком зеленеющей земли, и там, в глубине, метрах в ста от моря, показался длинный приземистый дом.

— Пиратское гнездо! — провозгласил Арне и сделал эффектный жест экскурсовода.

Дом не был низким — два этажа плюс цоколь, но высокие скалы вокруг и его собственная непомерная растянутость создавали впечатление плоского строения, дом как будто присел на корточки, ища защиты от моря и ветра. Он, наверное, когда-то был белым, но его слишком долго не касалась кисть маляра. Вечернее солнце отражалось в длинных рядах черных окон, неяркая зелень запущенного и не слишком пышного сада окаймляла стены.

Откровенно говоря, я испытывал радостное чувство, когда мы поднялись на крыльцо, сооруженное в благородном стиле ампир, и остановились у большой резной двери. Арне вставил в замок огромный ключ, дверь отворилась, и мы оказались в прихожей.

И сразу нас обступило столетнее прошлое. Старинная мебель, тяжелые ткани и затейливые узоры портьер, на стенах картины, написанные маслом, и чудные старые гравюры, модели парусников под могучими балками потолка — все выглядело как во времена наполеоновских войн.

Наша маленькая компания поспешно направилась в кухню, и Мари, усадив нас за стол, бросилась к очагу. Пока мы подходили к дому, я втихомолку наблюдал за ней и заметил, как она побледнела, особенно на крыльце перед дверью, и все старалась держаться поближе к Монике. Но старый дом, очевидно, был настроен вполне благодушно в тот вечер; просторная кухня, рассчитанная на великанов, сверкала начищенной медной посудой, и было приятно смотреть, как раскрасневшаяся Мари сноровисто хлопочет у большущей плиты. Тень черной кошки не витала над нами. Насколько я знаю, кошмарные привидения не очень-то любят являться перед голодными людьми, которые с вожделением смотрят на румяные, золотистые пирожки, когда быстрые руки улыбающейся хозяйки заставляют их весело подпрыгивать и переворачиваться с боку на бок на шипящей и плюющейся маслом медной сковороде.

После ужина Арне показал нам дом. Сначала мы осмотрели картины в большой комнате и, прежде всего, картину Ватто, которая превзошла все мои ожидания. В ней чувствовалась рука большого мастера, она и впрямь заслуживала отдельного музейного зала.

Из Арне получился бы прекрасный чичероне: он подводил нас то к одной картине, то к другой, мы увидели свору спящих охотничьих собак, потом молодую даму с локонами, потом купающихся наяд, а Арне сыпал именами французских и английских художников восемнадцатого века. Демонстрируя мебель, он тоже перечислял имена мастеров, сообщал характеристики стиля и эпохи с гордостью короля, который лично показывает приближенным свою любимую коллекцию.

Мне показалось, что мебель и обои во всем доме были выдержаны в одном стиле, но Арне позволял себе некоторую иронию по поводу излишней пышности обстановки и явной безвкусицы пиратского капитана. Он то и дело замечал: здесь, дескать, нужно изменить интерьер, эту стену вообще придется снести, там будет бар, а туг оркестр. «Стало быть, он не отказался от мысли устроить тут модный отель», — подумал я.

В доме было множество помещений и вскоре я потерял ориентировку. Мы побывали в библиотеке с темными, пыльными томами за стеклянными дверцами шкафов, в небольшой оружейной, сплошь увешанной коврами и разнообразным старинным оружием, и, миновав длинный коридор на втором этаже, наконец, оказались в очень просторной комнате с кроватью в углу, с двумя резными шкафами, комодом, столом и, на редкость, изысканными стульями. Толстую шелковую обивку роскошных спинок и сидений покрывала старинная ручная вышивка; все было в прекрасной сохранности и стоило, на мой взгляд, колоссальных денег. На стене против двери (это был очевидно северный торец дома) висело зеркало в полный человеческий рост. Оно крепилось прямо к стенке на длинном винте и было таким старым, что изображение на его тусклой поверхности расплывалось, кривилось и вызывало неприятное ощущение. Стены были окрашены в желтый цвет самого отвратительного оттенка, какой мне когда-либо доводилось видеть.

— Вы находитесь в желтой комнате! — провозгласил Арне. — Итак, спальня капитана Корпа перед вами. Уютненько, верно? Именно тут обычно является народу черная кошка. А в том углу стоят собственные сапоги нашего знаменитого пирата. Вот так, дамы и господа. Осмотр закончен. Ну, что? Чувствуете атмосферу? По-моему, дом необыкновенный. Если бы решение вопроса зависело только от меня, я бы провел свою первую брачную ночь именно здесь.

Арне взглянул на Монику, но та была слишком занята старым зеркалом и не откликнулась. На стене висело семь или восемь картин, изображавших полуодетых юных дам, которые в свои молодые годы явно слопали слишком много пирожных с кремом и взбитыми сливками. Я обратился к хозяину дома:

— Сколько, по-твоему, стоит вся эта живопись?

— Вот эти картины стоят около ста тысяч. Это школа Фрагонара.

— И откуда только такие познания? Как ты, однако, быстро подковался — и про мебель все знаешь, ну просто искусствовед!

— Дорогой, я же не покупаю кота в мешке. За исключением черной кошки, разумеется, — которая, очевидно, досталась нам даром… Я ведь не новичок в делах. Когда я был здесь в феврале, я притащил с собой кучу специалистов: два эксперта по живописи, художник по интерьеру, архитектор и страховой агент. Мне сразу же определили, что мебель безусловно подлинная — знаешь, сколько стоит обстановка? В пять раз больше, чем я заплатил за все! Ну, и картины тоже уже почти все прошли экспертизу, кроме Ватто.

— А если вдруг пожар?

— Я же не полный идиот. Я оформил страховку. Сразу же после купчей. Так что мы застрахованы и на случай кражи, и на случай пожара.

Моника тем временем оторвалась от зеркала и смотрела в окно. В сумерках вид на море особенно великолепен. Вот так же когда-то и старый пират стоял перед этим окном, и его заблудшая душа тосковала и рвалась в ускользающую морскую даль.

Вдруг Моника оживилась:

— Смотрите, похоже, к нам кто-то идет! Если, конечно, это не привидение.

Мы подошли к окну. Действительно, шел человек, он явно держал курс к дому. На нем были резиновые сапоги и ветровка.

— Если это и призрак, — сказал я, — то не слишком старый.

Мы спустились вниз и прошли на кухню. Мари, оживленно беседуя с гостем, провела его к нам. Это был крепкий мужчина лет сорока. Арне поздоровался и представил нам гостя: Арнт Серенсен, районный инспектор полиции. Гость снял куртку и сел к столу. Мари занялась приготовлением кофе. Серенсен достал трубку, раскурил ее и сказал:

— Я увидел, что в доме кто-то появился и решил заглянуть. Я тут часто гуляю по берегу, если есть время… Все надеюсь хоть что-то найти. Вы люди приезжие и наверно сочтете меня сумасшедшим за такие дела… Я, понимаете, надеюсь, что море вынесет… сам не знаю что: какие-нибудь обломки, следы. Тут у нас в начале года случилась одна странная авария…

— Вы намекаете на историю с эстонским кораблем? — спросил Арне.

— Да, да! Именно! Странная история, верно?

— Скажите, господин Серенсен, — спросила Моника, — а вы сами видели этот корабль?

— Не только видел, но и первым поднялся на борт. И вот, до сих пор никак не могу разобраться. Неприятно, знаете, очень неприятно, когда чего-то не можешь понять.

— А что же там было? Расскажите!

Моника настаивала, как ребенок, требующий обещанную сказку. Серенсен улыбнулся, и, попыхивая трубочкой, стал рассказывать:

— Ночью, под Новый год, здесь был очень сильный шторм. А утром мы получили сообщение, что какое-то судно несет прямо на скалы Хайландета. Мы сели в лоцманскую лодку и вышли в море. Судно мы обнаружили в морской миле от рифов, прямо против этого дома. Грузовое судно примерно на четыре тысячи тонн. Черное, довольно безобразное.

На наш окрик никто не отозвался, и на палубе никого не было видно. Море к тому времени заметно успокоилось. Мы поднялись на борт. Я шел первым. Ну, что я могу сказать? Я осмотрел весь корабль. Впечатление очень странное. В каютах, во всех помещениях корабля все выглядело так, как будто люди отсюда только что вышли. И никаких следов паники, внезапного бегства. В каютах мы нашли под некоторыми подушками часы и кошельки с деньгами. В кубрике — чемоданы и рундуки членов экипажа, в иных замках торчали ключи. Деньги, ценные вещи не взяты… Несколько коек были смяты, будто кто-то проспал ночь и не застелил. Прежде всего, непонятно, почему они так торопились сойти с корабля? Крошечная пробоина! В трюме воды на два фута.

— А спасательные шлюпки? — спросил я.

— Двух не хватало. Но либо они утонули, либо их унесло в открытое море мы их так и не нашли.

— Однако я не вижу тут никакой загадки, — проговорил Арне. — Люди на судне могли совсем верно оценить степень опасности. Представьте, что корабль несло на рифы. Им показалось, что вот она, гибель! Они сели в шлюпки, чтобы избежать смерти на корабле, и погибли в шлюпках, а судно осталось невредимо.

— Но где капитан? Судовой журнал? И машина на корабле была в полной исправности И потом, еще одно: в трюме мы обнаружили семнадцать больших ящиков с деталями каких-то машин. По документам мы установили, что это груз для Коста-Рики. Но по тем же документам ящиков числилось не семнадцать, а двадцать. Где же остальные? Достаточно было хорошенько осмотреть трюм, чтобы стало ясно, что три ящика, первоначально заложенные остальными, были потом извлечены. Было видно, что некоторые верхние ящики отодвинуты и опрокинуты, а между нижними ящиками осталось пустое пространство, где стояли эти три… Разве не странно: люди терпят бедствие, но они бросают свои ценности, чтобы тратить время на отгрузку трех тяжелых ящиков с деталями машин!.. И тащат их на себе в шлюпки?.. Нет, как хотите, а мне эта история не по нутру. И я не собираюсь закрывать дело. Так что и к вам нижайшая просьба: будете гулять, или кататься — посматривайте вокруг, не принесло ли чего на берег. Всякое может случиться… А если вдруг что-то найдете, дайте мне знать, я вам буду весьма благодарен.

Инспектор выпил с нами кофе, отдал должное пирожкам и отправился в темную августовскую ночь. Было уже довольно поздно, за плечами остался напряженный день, мне хотелось спать. Большую парафиновую лампу погасили, и темнота, скрывавшаяся до поры по углам, вдруг подступила вплотную к телу. По стенам заплясали подвижные черные тени, отбрасываемые трепещущим пламенем свечей. В сопровождении трясущейся от страха Мари я проверил, хорошо ли заперта входная дверь, и все вчетвером мы отправились по скрипучей лестнице на второй этаж.

Мари, разумеется, боялась спать одна в комнате, и мы решили устроить обеих женщин на ночевку в большой угловой комнате, а сами, демонстрируя мужественную невозмутимость, почетным караулом разошлись по отдельным «спальням», прилегавшим с двух краев к угловой. Я пожелал Арне сладких сновидений и осмотрелся. Высокая кровать с пологом, выцветшие гравюры на стенах, модель небольшого военного корабля с пушечкой на носу — ничего сверхъестественного. И все же, залезая под одеяло, показавшееся ледяным, я, говоря откровенно, долго не мог унять противную зябкую дрожь.

Обычно, если сон не идет, я беру почитать детектив.

Придя домой, я зажег свечу, но подумал, что «пиратское гнездо», пожалуй, не самое удачное место для подобного чтения, и выбрал бессмертную книжку Джерома — благо, я повсюду вожу ее с собой. Юмор — лучшее оружие против всяческих страхов. В компании Джорджа, Харриса и Монморанси чувствуешь себя гораздо увереннее перед лицом темных сил. Я уснул с блаженной улыбкой и утром за завтраком честно сообщил, что не видел, равно как не слышал ничего необычного. Все остальные, как оказалось, тоже.

И тем не менее, я не чувствовал себя совершенно спокойным. Было что-то настораживающее в атмосфере громоздкого дома, в его старинной, слишком необычной обстановке, даже в пейзаже за окнами — неспокойное море и угрюмые мрачные скалы, — что-то заставляющее лишний раз оглянуться, даже если жуешь поджаренный хлеб с мармеладом.

Мы собирались посвятить этот день осмотру окрестностей. Однако наш план рухнул: с самого утра небо затянуло серыми тучами, и скоро пошел дождь, ровный, упорный, не оставляющий надежды на прояснение. Тем большей неожиданностью для нас было появление гостей.

На тропинке между скалами появились две фигуры в плащах — мужская и женская. К огромной радости, в мужчине я узнал Карстена Йерна. С ним была прехорошенькая молодая особа с темными, кудрявыми, совершенно мокрыми волосами — у ее белого дождевика не было капюшона, а зонтика у них почему-то тоже не было. Меня удивило, что при столь очаровательной внешности спутница Йерна была напрочь лишена всякого кокетства, напротив, она производила впечатление очень робкого, стеснительного, неуверенного существа.

— Я услышал по почте, что вы приехали, — с порога заявил Йерн. И тотчас примчался на вас взглянуть! Ну, как после первой ночи в «пиратском гнезде»?.. Цвет волос, я смотрю, прежний! Моника, радость моя! Неужели ничего страшного? Подожди, Пауль, всему свой срок! Позвольте, дорогие друзья, представить вам фру Лиззи Пале. Лиззи, с нашим другом Арне ты уже знакома, а это наша красавица Моника, Моника Винтерфельдт. Это Пауль Рикерт, видишь, какой милый! Ну, вот…

Продолжая болтать, он разделся и помог фру Лиззи Пале освободиться от мокрого плаща. Пожимая ее холодные пальчики, я подумал: неужели это юное хрупкое чудо уже замужем?

— Я к вам с приглашением, — сказала Лиззи Пале, выдержав все рукопожатия. — Когда мой муж услышал, что вы приехали, он сразу сказал: надо обязательно вас просить к нам. И я тоже очень обрадовалась. Мы живем совсем близко, почти соседи. Я буду очень признательна, если вы не откажетесь сегодня прийти к нам обедать. Мы теперь здесь живем… Но немножко одиноко, знаете, не с кем словом перемолвиться. Вот Карстен тоже обещал прийти. Он у нас еще не был. И муж будет очень рад, он соскучился по людям своего круга, с которыми можно поговорить… на разные темы.

Мы, разумеется, согласились. Мне (да и Монике, как оказалось) интересно было увидеть главу семьи Пале. Но тут встал прозаичный вопрос: а как нам добраться? До дома Пале, по словам милой Лиззи, километра два-три, все тропинки кругом превратились в ручьи и речушки, а Моника сказала, что взяла с собой только босоножки. Выход предложил Арне:

— Только не волноваться! Мы поедем в повозке. Я же говорил, здесь есть лошадь. Пауль, пойдешь со мной? Полюбуешься на нашу лошадку…

Облачившись в просторные плащи, мы отправились взглянуть на лошадку. Конюшня была открыта и Арне сказал, что лошадь, наверное, пасется где-то рядом. Мы пошли за калитку. Арне стал рассказывать про соседей:

— Этот Пале с женой появился тут совсем недавно, я купил «пиратское гнездо» в феврале, а они приехали, кажется, в апреле. И представляешь, где он поселился? В доме Йоргена Улле! Помнишь помощника капитана? Вот, в том самом его доме… Говорят, чернокнижник Улле устраивал там шабаш ведьм. Прелесть! Где же лошадь, черт побери!.. И куда опять девался конюх? Конюшня нараспашку кошмар. Может, прогнать его?

— Не знаю, посмотрим, — отвечал я. — А кто этот Пале?

— Он норвежец, но живет в Штатах. Закончил там курс теологии. Вообще, непонятный тип. Насколько я знаю, он пишет какой-то труд по истории культуры. Поселился на Хайландете, чтобы исследовать местный фольклор, легенды, сказки…

— А Лиззи тоже американка?

— Боже упаси! Она из Хортена. Кажется, сирота. Последний год жила у родственников в Лиллезунде. Там-то Пале ее и подцепил… Впрочем, думаю, это не составило особого труда: она ведь бесприданница. Хорошенькая девочка, а? Просто ангелочек… Только уж слишком закомплексована.

— И что ж, этот Пале — молодой?

— Я бы не сказал… Во всяком случае, далеко не мальчик… Постарше нас с тобой… Он знаешь ли, весьма заинтересовался легендой о корабле-призраке, наверно, поэтому хочет нас заманить к себе. Смотри-ка! Вот наша скотина!

Крепкая, небольшая лошадка мирно стояла, понурив голову, под деревом. В пасти ее виднелся пучок травы. При нашем появлении она подняла голову и принялась жевать. Конюха не было видно, но лошадь оказалась доверчивой и послушной. Арне погладил ее и поманил за собой, и лошадь спокойно пошла за нами к дому. Мы подошли к конюшне, вытащили старую повозку и принялись запрягать. Надо сказать, Арне справился с этой задачей мастерски, и я подумал, что конюха, наверное, и впрямь можно уволить. Когда я позвал Монику, Лиззи и Йерна, на дворе появилась собака. Маленькая серая дворняжка с дружелюбным любопытством обнюхала мои мокрые туфли и завиляла мохнатым хвостом.

— Это Тасс, — сказал Арне. — Не путать с советским телеграфным агентством! Пес прежнего владельца, Эйвинда Дорума. Он часто нас навещает. Мари по-прежнему его кормит. Прекрасно, Тасс, ты пришел как раз вовремя, а то мы уедем… Будешь охранять свою любимую женщину, чтобы она не боялась.

Мы погрузились в повозку. Я решил попробовать править сам, взял вожжи и скомандовал:

— Но! Поехали!

Лошадь послушно пошла. Дорога вилась между скал. Сначала мы ехали в тесном ущелье, потом появились кусты и сочные луга. Но вид по-прежнему был не слишком приятный, и я подумал: вряд ли Арне удастся устроить тут модный курорт… Нам повстречались две женщины с детьми. В руках у них были лукошки, а одна несла большое решето, полное черники Дождь лил, не переставая, но местные жители, кажется, этого не замечали.

Мы миновали какое-то не очень приветливое жилье, и Лиззи сказала:

— Теперь совсем близко! Следующий дом!

Мы попали в узкий проезд между высокими деревьями, своего рода вытянутую пещеру под сводом плотных и тенистых лиственных крон. Впереди показался белый каменный дом, и я решил подстегнуть нашу лошадь, чтобы она сделала лихой завершающий рывок.

В этот миг произошло нечто странное.

Лошадь внезапно дернулась и остановилась. Она прижала уши и, окаменев, уставилась прямо перед собой. Я не понял, что случилось: дорога впереди была пуста, и не было слышно ни звука, кроме однообразного шлепанья дождевых капель. Я резко прикрикнул и стегнул заупрямившуюся кобылу по спине несколько раз подряд, но лошадь не шевельнулась — лишь ее уши еще плотнее прижались к голове.

Тут я заметил, что из дома вышел человек. Он ненадолго замер на крыльце, потом быстро спустился и двинулся к нам навстречу. Это был здоровенный детина в прорезиненной робе, высоких матросских сапогах и зюйдвестке. Его обветренное лицо было не молодым и не старым, глаза скрывались под густыми бровями. Вся его одежда сильно намокла.

На какой-то миг наши глаза встретились — и я вздрогнул. Это были глаза без взгляда! Словно серые лужи с дождевыми каплями вместо зрачков, а точнее, словно морская вода, холодная, ледяная поверхность моря. Северное море в декабре — с его слепыми, зыбкими глубинами… Мгновение я был парализован.

Я вполне допускаю, что впоследствии тут уже поработала моя собственная фантазия, и я невольно кое-что присочинил. Возможно, на меня подействовал испуг пашей лошади — во всяком случае, пока незнакомец приближался, с ней творилось нечто ужасное, а когда он поравнялся с нами, она дрожала, как осиновый лист. И едва он прошел, лошадь с такой силой рванула повозку и ринулась прочь, что нас чуть не выбросило вон. Отчаянным галопом старушка мчалась вперед, и лишь самым большим напряжением сил и голосовых связок мне удалось убедить ее остановиться, когда мы отмахали лишних полсотни метров, оставив дом далеко позади. Остановившись, дрожа всем телом, она боязливо косилась назад. Мои попытки успокоить глупое животное и направить обратно к крыльцу не увенчались успехом; пришлось привязать лошадь к дереву и пройти к дому пешком.

Арне сказал:

— Чертовски комично выступила наша скотина!.. А между прочим, Лиззи, кто этот человек?

Лиззи была взволнована и бледна как полотно.

— Этот тип заходит к моему мужу, — пояснила она. — Понятия не имею, что он у нас забыл. Я его терпеть не могу… Его зовут Рейн.

— Вы обратили внимание на его глаза? — спросил я. — Не удивительно, что лошадь перепугалась… И вас, Лиззи, я вполне понимаю: неприятная личность. Просто привидение, да и только!

Пожалуй, моя реплика прозвучала не так бодро как хотелось, и мне стало неловко. Поднимаясь по лестнице ко входу, я искоса взглянул на Карстена — на лице его блуждала едва заметная усмешка, он наверное, видел, что я испугался. Но когда Лиззи взялась за дверной молоток, Карстен шепнул мне на ухо;

— Ну, теперь смотри в оба! Я уверен: визит обещает быть весьма любопытным…

Глава 4

В ЦАРСТВЕ ТЬМЫ СВОИ БОГИ

Высокая дверь отворилась, и в полутемных сенях мы увидели очертания мужской фигуры. Это был Пале. Я не сразу различил черты его лица, но вот он приблизился к порогу. Прежде, чем Пале успел раскрыть рот, я понял, что человек он и в самом деле незаурядный.

Он был невысокого роста, но очень крепок, как профессиональный борец среднего веса, немного сутулый, с длинными, как бы обвислыми, руками. Казалось, каждый мускул его сильного сухого тела постоянно находится под строгим контролем ума. Впрочем, это я отметил подсознательно, поскольку все мое внимание было тотчас приковано к его лицу. Сероватая пергаментная кожа плотно обтягивала череп, словно перчатка руку. Узкие бесцветные губы, тонкие хрящи носа с подвижными, чувственными ноздрями, коротко остриженные асфальтового цвета волосы, и под ними — выпуклый, глобусом, лоб, подчеркнутый снизу резкими дугами бровей. И, наконец, глаза. Темно-карие, почти черные, полные жизни глаза итальянца. Но это были не просто яркие глаза — в них светился могучий ум и острая наблюдательность. Глаза эти делали лицо моложе, однако определить возраст Пале было нелегко. Возможно, ему было лет сорок пятьдесят, или даже шестьдесят… Если не все семьдесят. Пале протянул руку и сердечно улыбнулся:

— Как хорошо, что вы пришли! В нашей глуши это истинная радость — видеть у себя цивилизованных людей! Входите! Проходите сюда, раздевайтесь. Лиззи, дорогая, ты можешь заняться обедом.

Он говорил с чуть заметным американским акцентом, очень приятным, мягким голосом. Моника и я были представлены, и нас провели в гостиную. Она оказалась очень похожей на большую комнату в «пиратском гнезде». Надо сказать, и весь дом, внутри и снаружи, сильно походил на дом капитана, только был меньше, компактнее. Здесь тоже стояла старинная мебель, висели картины, гравюры и модели разных парусных кораблей. Но впечатление было гораздо более приятным: ощущался вкус, чувство стиля, не то что капитанское нагромождение роскоши.

Пале открыл старинную бутылку и налил что-то в маленькие, изящные рюмочки. Густая, ярко-изумрудная жидкость заиграла в граненых рюмках.

— Это надо пить осторожно, — сказал Пале с улыбкой. — Это питье содержит самый настоящий абсент. Я привез его из Португалии.

— Разве священникам можно пить абсент? — спросил Арне. — Я думал, вам это запрещено…

— Не надо считать меня священником, — мягко перебил его хозяин дома. — Моя карьера священника давно закончилась. Теперь я предпочитаю служить Господу совершенно иным образом. Вы, возможно, слышали, что я занимаюсь культурологическими исследованиями. Я выбрал довольно узкую культурно-историческую тему… Этим почему-то не принято заниматься — я имею в виду сатанизм. Да… В определенном смысле я считаю это продолжением своей священнической деятельности: хочешь послужить добру, попробуй сначала как следует разобраться, что же такое зло. Не так ли?

Карстен мгновенно насторожился.

— А какими источниками вы пользуетесь? — деловито спросил он. Магическими книгами?

— Нет, милый Йерн, не оккультными. Я стараюсь собирать голые факты. Меня интересуют легенды о ведьмах и сказки про чертей — все, что хранится в памяти народа. Не слишком развитые и очень суеверные люди — вот самый лучший источник. Так что по методике я неукоснительно следую братьям Гримм… Вот только что от меня ушел человек — возможно, вы его заметили? Его зовут Рейн. Совершенно уникальная личность! Масса материала для меня… Простые крестьяне, рыбаки — у них частенько превосходная память, они помнят все старые истории в мельчайших деталях. Это передается в народе от поколения к поколению, неисчерпаемый кладезь для фольклориста…

— Я вполне допускаю, что именно этот человек может быть толковым специалистом по страшным легендам, — сказал я. — Знаете, как прореагировала на него наша лошадь? Она безумно испугалась!

— Что вы говорите? Это очень любопытно. Да, он бесспорно весьма своеобразное существо и, кажется, ничего не смыслит в животных… Между нами говоря, он немножко не в себе… В такой глухомани это — не редкость. Моя жена, между прочим, тоже его не выносит. Но, по-моему, он вполне безобиден… А вот и Лиззи! Кажется, наш обед готов, пойдемте к столу… Допейте, милая Моника! Допивайте, господа! Этот коктейль — благородный напиток, он сделан по древнему рецепту — так готовили свое питье ведьмы.

Без сомнения Пале говорил правду: это был настоящий ведьмин состав. От крошечной рюмки со мной творилось что-то фантастическое. Казалось, во мне звучала тихая возбуждающая музыка, и возникло ощущение, будто по жилам струится густая зеленая кровь, жидкий изумруд…

Тем временем Лиззи водрузила на стол массивную супницу, распространявшую дивный аромат. Мы уселись за стол. Хозяйка дома готовила замечательно. Спаржевый суп и жаркое были великолепны. Я чувствовал себя, как праведник в мусульманском раю. Пале оказался прекрасным собеседником и разносторонне образованным человеком, он умудрялся поддерживать беседу одновременно во всех направлениях. Обсуждая с Моникой новый роман — какое-то модное чтение, он подробно рассматривал с Арне и со мной все детали предстоящего переоборудования «пиратского гнезда» в современный курорт и подбрасывал Йерну идеи для нового сюжета. И только одно меня неприятно поразило: мне показалось, что со своей женой он разговаривал свысока. Он вообще обращался к ней чрезвычайно редко, и всякий раз лишь затем, чтобы дать какие-то указания — как прислуге. Сама же Лиззи держалась и вовсе нелепо. Мало того, что она со священным трепетом внимала каждому слову своего супруга, она не сводила с него преданных глаз и стремилась предупредить любое его желание. Она радостно улыбалась, если он смеялся, и сидела, затаив дыхание, когда он говорил. Еще чуть-чуть, и она, наверное, бросилась бы лизать его руку… Глядя на них, я подумал, что ни разу еще не видел подобного брака. Лично мне, пожалуй, не хотелось бы иметь такую семейную идиллию.

Тем не менее, Пале меня чрезвычайно заинтересовал, За кофе, к которому подали прелестный ликер и сигары, я перехватил инициативу и повернул разговор в новое русло. Я хотел знать мнение нашего радушного хозяина по вопросу, несомненно интересному для нашей компании:

— Я бы хотел вас спросить вот о чем. Занимаясь старинными повериями и оказавшись в этих местах, не могли же вы, господин Пале, пройти мимо легенды о корабле-призраке? Вы напишите о ней в своем труде?

Он кивнул:

— Непременно! Само собой разумеется. Вы, милый Рикерт, попали в точку: сейчас я приступил именно к этой главе. Тема необычайно интересная. И какое потрясающее совпадение внешних условий! Возможно, вы знаете: дом, где мы с вами имеем удовольствие находиться, принадлежал Йоргену Улле и никому иному. Пиратский пастырь, демоническая личность… И почти все вещи в этом доме — его личные вещи. Что может сильнее возбудить фантазию исследователя!

— А что, собственно, известно об этом человеке? — спросила Моника.

— Очень и очень многое. У меня накопилось столько материала, что хватило бы на самую подробную биографию. Несколько лет он был пастором здесь, на Хайландете, но когда выяснилось, чем он занимался на самом деле, ему пришлось срочно бежать, и он скрылся — ушел в море вместе с Корпом. А штука была в том, что он сколотил здесь настоящую сатанинскую секту. В нее вошло около тридцати человек, почти исключительно женщины. И вот одна из женщин, побывав на черной мессе, которые проходили здесь, в этом самом доме, не выдержала, она покаялась, таким образом все стало известно властям.

— Но это же полный абсурд! — горячо возразил Арне. — Какая-то сатанинская секта! Именно здесь, где такие простые и набожные люди?