Каин Эрвин
Три романа
Эрвин Каин
ТРИ РОМАНА
Электрон так же неисчерпаем, как и атом...
В. И. Ленин
+ ПСИХИАТРИЯ ПО ТЕЛЕФОНУ
+ ПЕРЕВОД СО СЛОВАРЕМ
+ ПРИХОДИЛА МАРИЯ
+ НА ТОМ СВЕТЕ
+ ПОСЛЕДНИЙ РОМАН * ПСИХИАТРИЯ ПО ТЕЛЕФОНУ
\"Он хотел туда, куда не дойдут мои часы. Золотая стрелка пробежит по кругу сто миллиардов раз и сотрется в порошок и будет использована в порошковой металлургии Золотого века, а он все еще будет спать...\"
Так начинался роман Эрвина Каина, лежащий на столе рядом с телефоном. Еще на столе лежала красная пачка сигарет и маленькая электрическая зажигалка в форме черепа. За столом сидел дежурный. Дежурного звали Денис Александрович. На дежурном был белый медицинский халат с зеленой лягушкой, вышитой на кармане. Лягушка держала во рту золотую стрелу, похожую на стрелку часов из романа. Эту лягушку вышила на халате любовница Дениса Александровича - Мария. Мария его очень любила, хотя и считала плебеем. Она хотела от него ребенка и больше ничего.
Электронные часы над дверью показывали три часа сорок четыре минуты, а механические часы на руке Дениса Александровича - два часа сорок четыре минуты. Лишний час на официальных часах ему подарило, как, впрочем, и всем гражданам, государство. Была осень, но это не чувствовалось, потому что портьеры плотно закрывали окно. Шел дождь, и об этом можно было догадаться по шороху из-за портьеры. Могло показаться, что под окном кто-то очень тихо, крадучись ходит.
Денис Александрович читал роман Эрвина Каина уже во второй раз, но тот ему продолжал нравиться. В романе говорилось, что один сумасшедший решил пропутешествовать в далекое будущее, туда, где будет хорошо. Что такое хорошо. Эрвин Каин не объяснял, зато он объяснял, как будет плохо. Этот псих заморозился на двести миллионов лет, но его разбудили через два года, потому что через два года с Землей все уже было кончено.
Человек в грязном медицинском халате (не таком, как у Дениса Александровича, и без зеленой лягушки на кармане) рассказал на двадцати пяти страницах, что теперь все могут все, все сделались волшебниками, и показал, как можно двигать по своему желанию предметы, творить эти предметы из ничего, и не только предметы, а и животных, и домашних и диких, и даже людей. Можно было, например, изготовить себе женщину на ночь. Он сказал, что так могут абсолютно все, достаточно двумя цветными карандашами заштриховать эллипс на чистом листе обыкновенной бумаги. На вполне законный вопрос: \"Зачем вы меня разбудили?\" - он отвечал, что очень приятно сегодня поговорить с человеком, который ничего не может.
Когда Денис Александрович прочел о том, что очень приятно поговорить с человеком, который ничего не может, телефон на столе зазвонил.
- Психиатрия по телефону, - сказал в трубку Денис Александрович. Он вообще сидел здесь для того, чтобы снимать трубку и говорить: \"Психиатрия но телефону!\" - и вне зависимости от того, что ему скажет абонент, несколько раз повторить вкрадчиво: \"Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь!\"
Служба психиатрии по телефону, разработанная пятьдесят лет назад и пришедшая к стадии клинического эксперимента только полтора года назад, уже успела формализоваться до такой степени, что потеряла всякий смысл, и поэтому проект о повсеместном введении уже был готов к утверждению.
Первоначально предполагалось, что круглосуточно у телефона должен дежурить опытный психиатр и этот психиатр успокоит, ободрит любого человека, позвонившего ему, будь то беременная женщина, сексуальный маньяк или подросток. Вместо психиатра сидел студент-стажер, и он говорил вне зависимости от того, кто ему звонит, - беременная женщина или сексуальный маньяк: \"Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь!\" Ему платили семьдесят рублей в месяц, и по натуре своей он любил поговорить только в хорошей компании после хорошей выпивки.
Я сейчас умру! - сказала трубка женским голосом. - Доктор, что мне делать?!
- Успокойтесь! - посоветовал Денис Александрович. Ему хотелось вернуться к роману, к человеку, который ничего не может.
- Я сделала аборт! - сказала женщина и заплакала.
Эта женщина делала уже тринадцатый аборт. Она любила аборты и считала их своим спасением. Происходило это так: до восьмого месяца страдалица и будущая мать ходила с плодом в чреве, потом снимала маленькую квартирку на два дня, где знакомый медик делал ей укол, в результате которого получался вполне натуралистический выкидыш. Ее увозили в роддом. где, счастливый тем, что не явился на свет, младенец отправлялся в морг, а она в свои тридцать пять расцветала так, что ей нельзя было дать больше шестнадцати. Все силы, приготовленные природой для ребенка, расходовались на любовников.
Теперь она звонила в службу психиатрии, изображая несчастную мать, потому что рядом сидел очередной любовник и несостоявшийся отец. Он жалел ее.
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович. - Успокойтесь!
Он повесил всхлипывающую трубку, прикурил лицензионную \"Мальборо\" от зажигалки в форме черепа и опять взялся за Эрвина Каина.
\"Человек в грязном халате не пожелал научить проснувшегося, как рисовать этот эллипс, а вместо этого повел его на экскурсию. Они пошли по городу. сделавшись невидимыми и проходя сквозь стены.
Сначала они попали к человеку, который читал одну и ту же любимую книгу, каждый раз заставляя себя забыть все содержание. Отдыхая от книги, а это была булгаковская \"Мастер и Маргарита\", он смотрел один и тот же футбольный матч, каждый раз заставляя себя забыть о результатах поединка.
Потом они оказались в комнате-тире, где маленький мальчик в каске расстреливал из тяжелого шестидесятимиллиметрового пулемета своих престарелых родителей. Он показывал красный язык и блестел глазами, а в ванной комнате у него плескался трехметровый чешуйчатый аллигатор, говорящий на трех языках.
Аллигатора предполагалось выпустить на в очередной раз оживленных родителей после пулемета.
- Дети! Сама непосредственность! - сказал человек в грязном халате. Но опять зазвонил телефон, и Денис Александрович снял трубку.
- Извини, друг, что беспокою! - сказал в трубке немолодой мужской голос. - Понимаешь, только что проснулся, смотрю на часы, а футбол-то тю-тю! Скажи, друг, кто выиграл?! Какой был счет? Я, понимаешь, телек-то включил, но заснул, а всего-то и выпили!..
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович и вдруг добавил: - \"Спартак\" - чемпион!
- \"Спартак\" - чемпион?! - обрадовалась трубка. - Ну, ты меня умаслил, друг! \"Спартак\" - чемпион, надо же, а?!
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович. - Успокойтесь!
Человек на том конце провода повесил трубку и заснул. Через неделю на стадионе во время поединка \"Спартака\" и \"Крыльев Советов\" болельщики \"Крыльев\" сбросили его с ремонтирующейся трибуны. В больнице не соблюли необходимой стерильности, и ноги пришлось ампутировать. А через полгода он подъехал на своей инвалидной тележке к новому забору и вывел низко, как могут только дети: \"Спартак\" - чемпион!..\". Мел крошился в его руках, а глаза были полны слез.
Повесив трубку, Денис Александрович открыл книгу на другом месте. Здесь автор от первого лица описывал атомную катастрофу в мире, где каждый человек все может.
\"Прямо на моих глазах, - писал он, - выросли два бетонных бункера, и их через мгновение смело, как былинки. Основная масса народа (а мне все хорошо было видно) заметалась, заворачиваясь в истерической давке паники. Было много искаженных лиц, все они сгорели. То, что все погибли, не имело, конечно, никакого значения, потому что кто-то, начитавшийся Федорова, взял и оживил без исключения абсолютно всех погибших и умерших. Несколько человек построили над собой прозрачные колпаки силового поля, но и они не выдержали ядерного натиска. Я сам пожелал всего-навсего, чтобы то здание, в котором я нахожусь, никак не пострадало и не было подвержено радиации. Правда, я чуть не ослеп от вспышки, но вовремя успел пожелать сварочные очки.
И представьте мое восхищение, когда в самом эпицентре взрыва сквозь эти очки я увидел изящного молодого человека в сером дорогом костюме, с пышной шевелюрой пшеничных волос. Улыбающийся и веселый, он смеялся над чем-то, предложенным ему газетой. С газетой в руках на скамеечке в эпицентре взрыва он не сделал себе даже колпака, а просто пожелал остаться цел и невредим.
Минут через десять город уже кое-как восстановили, и над крышей, лавируя между зависшими над землей ядерными бомбами (их было много, круглые такие, черные), над крышей института опять закружились птички...\"
И опять зазвонил телефон.
- Психиатрия по телефону! - сказал Денис Александрович в мембрану.
- Что со мной было? - хрипло спросила трубка. - Проснулся - и ничего не помню!..
- Успокойтесь! - посоветовал Денис Александрович.
- Как же я могу успокоиться, если я ничего не помню?! - удивилась трубка.
Человек этот действительно ничего не помнил. А напомнили ему, что произошло, только на следующий день, когда он пришел из родной завод. Его арестовали, и в кабинете следователя он услышал захватывающую историю о том, как один пьяный нанес другому пьяному семнадцать ножевых ран из-за пустой пивной кружки. Сделал это в гуще народа, в пивной и спокойно ушел домой, где лег спать и все забыл.
- Что ж они, гады, смотрели-то?! - спросил он у следователя, быстро записывающего показания с его слов. - Что ж смотрели-то? Я-то уже хорош был, а они?! Люди называются теперь, после этого!..
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович. - \"Спартак\" - чемпион!
Не успел он открыть книгу, как опять раздался звонок.
- Мне приснился ад! - тихо сказал молодой мужской голос. - Мне только что, минуту назад, приснился ад!..
- Успокойтесь. - сказал Денис Александрович. - Успокойтесь.
В романе Эрвина Каина никто не мог никого убить. Человек, убивший другого человека, попадал в субъективную реальность. Ему самому казалось, что все продолжается и труп перед ним, тогда как на самом деле он сам становился практически трупом, впадая в бесконечную, совершенно реальную галлюцинацию. В объективном мире он лежал с окаменевшими мышцами. Герой пробовал рубить такого человека топором. Ничего не вышло. В конце романа все улицы были полны такими живыми трупами. Между галлюцинирующих ходили дети и несколько стариков, самым страшным ругательством было слово \"гад\", а на всех заборах было написано: \"Не убий!:\"
- Психиатрия по телефону! - сказал он в трубку.
- Вот те на!.. И действительно!.. - отозвался ехидный женский голос. - Клюнуло!..
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович - Успокойтесь!
- А я думала, это все вранье! А нате вам, оказывается! - сказал женский голос, и было слышно, как еще кто-то рядом, на том конце провода, захихикал. - Успокойтесь! - сказал Денис Александрович.
- Знаете, не могу! - отозвалась абонентка.
- Почему? - спросил Денис Александрович.
- Смешно, - и она прыснула в трубку. - Нет, ей- богу, вы существуете и советуете успокоиться!.. И вот интересно, успокаиваются?
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович. Ему чертовски хотелось познакомиться с обладательницей ехидного голоса, но инструкция строго запрещала использование служебного телефона в личных целях.
- А сколько вам платят? - спросила она.
- Семьдесят, - неожиданно признался Денис Александрович, закуривая очередную \"Мальборо\". - Семьдесят рублей в месяц.
И так на семьдесят рублей и живете? - поинтересовалась девушка.
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович. - Успокойтесь!
Вернувшись к началу романа, он прочел следующее: \"Анабиоз. Две тысячи лет! Как это сложно! - писал Эрвин Каин. - Ведь ты будешь лежать и ничего не чувствовать. А вокруг тебя, чтобы ты лежал, должно суетиться несколько сотен людей. Сменяясь в поколениях, они будут обслуживать спящего. Ну кто на это согласится? Нет ничего дороже абсолютного покоя в том, конечно, случае, если его можно прервать по желанию!..
Но выход нашелся. огромный анабиозный центр приютил безумца. За ящик водки слесарь-сантехник пристроил его в самую глубокую правительственную ванну. Ванна напоминала склеп, но сделанный из непрозрачного стекла. Ванна, предназначенная для главы правительства. всегда пустовала. Либо правитель был у власти и ванна была ему ни к чему, либо он был уже не при власти, и в ванну его ни за какие коврижки никто бы не пустил. А она, пустая, переходила по наследству следующему силачу мира сего\".
Силачами мира сего Эрвин Каин называл всех: президентов, королей, генеральных секретарей, вождей племени, включая в их число также и с десяток мультимиллионеров и с полтора десятка глав разведок, таких, как ЦРУ, КГБ и \"Интеллиджент сервис\".
Герой романа разделся догола, отдал одежду уже нагрузившемуся сантехнику и был залит в правительственной ванне жидким гелием. Он умер, чтобы ожить через два года, когда с Землей все уже было кончено.
Когда Денис Александрович прочитал, что с Землей все было кончено, позвонил телефон.
- Доктор, - сказала трубка с акцентом. - Доктор. я никак не могу понять, что происходит! Ал°, вы меня слышите, доктор?
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович.
- Я попробую. - согласилась трубка. - Но они кусаются, честное слово, очень больно. Включу свет - их нет, все убежали, погашу - опять кусаются!
- Сильно? - поинтересовался Денис Александрович.
- Ужасно больно, - согласилась трубка. И добавила: - А я думал, вы женщина!..
- Успокойтесь. - сказал Денис Александрович. - С Землей уже все кончено.
Человек на том конце провода был философ, крупный ученый. Он жил в отдельной трехкомнатной квартире, и его мучили галлюцинации. Он ворочался от укусов, чувствовал на своем теле лапки микроскопических животны х... Он зажигал свет и звонил своей бывшей жене.
- Ну вот что! - сказала она, когда он разбудил ее в седьмой раз. Попробуй их ДДТ, должно помочь! Этот человек полил свою кровать ДДТ, и больше видение не возобновлялось. Он спокойно заснул, и ему приснился Карл Маркс.
Эрвин Каин писал: \"Многие создавали себе женщин, но человек не господь бог, и женщины получались с тремя руками или в зеленую крапинку. Орды чудовищ, созданных воображением мужчин, медленно заселяли город\".
- У меня нет абсолютно никого в городе, кому бы я мог позвонить! признался Денису Александровичу очередной больной. - Представляете, никого! - голос у больного был солидный, но не столичный, выговор выдавал провинциала. - Очень хочется скорее домой, я из гостиницы звоню, из номера!.. Хороший номер, с телефоном!..
- Успокойтесь. - сказал Денис Александрович. - Успокойтесь!
С этим человеком произошла следующая история. Он и еще один провинциальный инженер приехали в столицу впервые по делам. Им был забронирован номер. Все было волшебно! Никогда не видевшие сооружения выше пожарной каланчи, соперничающей с водонапорной башней, провинциалы впали в умиление, поверив в любые чудеса.
- Коньячок в номер? - спросила их горничная.
- Конечно! - хором сказали они.
- Не желаете женщину, развлечься? - спросила горничная.
- Желаем! - согласились они.
Женщина явилась минут через сорок, она была в шубе и валенках. На голове женщины красовался меховой берет, из-под берета выбивались крашеные волосы, круглые глаза и полные губы тоже были накрашены. Эта женщина закрыла за собой дверь и скинула шубу, под которой не было ничего, кроме ее сорокалетнего тучного тела.
- Давайте, только быстро! - сказала она. - А то мне ребенка из садика забирать надо, муж скоро придет.
Когда она ушла с пятьюдесятью рублями, положенными в карман шубы, командированные, вдруг заметив на полу мокрые следы от ее валенок, вспомнили, что на дворе осень.
Сразу же после командированного позвонила какая- то женщина.
- Сколько хромосом у английского дога? - спросила она.
- Успокойтесь! - посоветовал Денис Александрович.
- Нет, мне нужно точно установить, это очень важно! - настаивала она.
- Позвоните в собаководство или ветеринарию! - посоветовал Денис Александрович.
- Ты что, дурак? - сказала женщина. - Сейчас ведь три часа ночи, там никого нет!
- Ну, тогда звоните 09, - сказал он и повесил трубку.
Эта женщина, выручая своего любовника, проворовавшегося наголо (ему грозил год), залезла в такие долги, из которых нормальный человек вылезти не может. Терять ей было нечего (\"Слава богу, не девочка!\") - и она решила подработать общепринятым для \"недевочек\" способом.
Клиент оказался пожилой, с сединой на висках, но очень ничего. Они посидели в ресторане и пошли к нему домой. В доме было много хрусталя, ковров, золотых побрякушек. и там был английский дог.
- С ним! - сказал этот человек.
- Нет, никогда! - ответила она. - Триста, - сказал этот человек. Нет, - сказала она. - Пятьсот, - предложил он. И она согласилась.
- Приходите еще, - говорил он на прощание. И теперь, обложившись школьными учебниками по биологии, она пыталась выяснить, сколько же у дога хромосом?
В конце романа Эрвин Каин утверждал: \"В мире. где все все могут, самым ценным сделаются идеи. Ученые займут наиглавенствующие места, ведь можно придумать не только новую марку утюга, но и новый вид вселенной. Некоторые из этих ученых утверждали, что Земля - большая космическая помойка. Некоторые говорили, что, напротив, - это чудесный вселенский санаторий. Были и такие, что называли наш мир тюрьмой. В гору пошла хирургия. Хирурга занимала уже не жизнь человека - каждого можно было спасти одним словом, - а сам процесс операции. Операции транслировались по телевидению по всей стране, на уровне художественных фильмов, хирургия сделалась родом искусств. Люди лезли из кожи вон, чтобы придумать себе такую болезнь, с которой не справится хирург, только для того, чтобы их показали по телевизору\".
- Это больница? - спросил женский голос.
- Успокойтесь! - сказал Денис Александрович.
- Я спокойна. - сказала женщина и повесила трубку.
Эта женщина пять часов назад пришла домой после вечерней смены, она была врач, и обнаружила очень странную, но в медицинском плане вполне объяснимую картину на коммунальной кухне. Благо, коммунальных соседей по странному стечению обстоятельств дома никого не было.
Ее муж в этот день защитил докторскую диссертацию и приехал домой после банкета с двумя товарищами, все трое совершенно пьяные. И когда зашла у них речь о талантливых и неталантливых хирургах, приятели быстро и умело доказали свою состоятельность в этом вопросе, препарировав до бесчувствия пьяного диссертанта. Они разложили по кастрюлькам и баночкам его аккуратно отчлененные сердце, печень, почки, желудок и еще много всевозможных внутренних принадлежностей и составили посуду на кухне. Эту посуду и обнаружила жена покойного диссертанта.
\"Нужно менять квартиру на отдельную?\" - думала она, выливая в унитаз селезенку мужа, сваренную на медленном огне.
Успокоив очередную клиентку, Денис Александрович взял роман и открыл его на том месте, где было написано: \"Приятно поговорить с человеком, который ничего не может?\"
...Человек в грязном халате рассказывал размороженному историю истинного чуда. Как мир из беспробудно отсталого вдруг превратился а беспробудно прогрессивный. Все началось с того, что какой-то австралийский мальчик, лишенный ног, нарисовал двумя цветными карандашами на цветном листе эллипс и заштриховал его определенным образом. Закончив рисунок, он тут же обнаружил у себя возможность сотворить из воздуха все, что пожелает. Он начал с того, что вернул себе ноги, и кончил революцией в Гандалупе. На большее фантазии его не хватило. В Гандалупе его убили, и один американский журналист, поняв всю прелесть заштрихованного эллипса, сделал на своей сенсационной статье шестьдесят тысяч долларов. Потом он повесился, узнав, как прогадал. \"Я мог быть самым богатым человеком в мире? - написал он в предсмертной записке. - Я мог бы купить \"Тайме\" и клеймить в ней всех, кого захочу, каленым словом демократической журналистики?\"
Сразу после выхода статьи большинством правительств был наложен запрет на бумагу и цветные карандаши, но это не помогло. Кто-то пожелал, чтобы все живущие на Земле и без цветных карандашей и бумаги обрели полную свободу. Через миг после того, как он этого пожелал, все и обрели. Началась атомная война, повторился потоп, пополз ледник, упал метеор размером с пустыню Сахару, Земля сошла со своей орбиты и, пользуясь химическими двигателями, за полминуты установленными английским школьником на территории Антарктиды, стронулась и полетела к звездам...
- Психиатрия по телефону! - сказал Денис Александрович, вяло перелистывая роман Эрвина Каина. Роман был переводной и назывался коротко и умно, одним глубоким словом - \"Там\".
- Трудишься? - спросила Мария.
- Тружусь, - согласился Денис Александрович.
- Ну трудись-трудись! - сказала она и повесила трубку.
Только что она приехала ночной электричкой с холодной дачи, где одна-одинешенька, находясь на шестом месяце беременности, мыла полы. Она страдала, и это было чрезвычайно приятно - страдать. \"Ребенок от плебея! - думала она. - Дача холодная! Я умру, - думала она. - И меня похоронят! \"
Через год рожденная ею девочка была посажена нянькой, нанятой на деньги родителей, в железную ванночку. Ванночку, чтобы немного подогрелась вода, нянька на минутку поставила на газ. В этот момент зазвонил телефон. Аппарат там был такой же, как и тот, который стоял перед Денисом Александровичем. И нянька пошла говорить по телефону. Она заговорилась, и ребенок сварился. Няньке дали год условно, потому что на предварительном следствии она согласилась за шестьдесят рублей в месяц нянчить двухлетнюю двойню прокурора. У родителей Марии случился инфаркт, точнее два инфаркта, по одному на каждого из родителей. А сама она три раза напилась, ушла из театрального училища и пошла работать швеей-мотористкой на небольшую фабрику.
Электронные часы над дверью показывали три часа ночи. Денис Александрович прикурил от зажигалки в форме черепа последнюю сигарету и отодвинул книгу. Потягиваясь, он прошелся по своему кабинету. Кабинет находился на первом этаже психиатрической больницы. Всего в больнице было тринадцать этажей. И сейчас тринадцать этажей сумасшедших мирно спали в своих палатах над его головой. Сидели в своих кабинетах тринадцать дежурных врачей. Двое из них читали книги, трое занимались онанизмом, один писал диссертацию, один писал донос на коллегу, четверо находились в состоянии эйфории, приняв то или иное лекарство, а один был просто пьян. Он разговаривал с рыжебородым больным в фиолетовой пижаме. Больной утверждал, что он профессор Гарвардского университета, и смачно плевался.
Денис Александрович подошел к окну и прислушался. Шел дождь, и могло показаться, что под окном кто-то крадучись ходит. Он перевел свои механические часы на час вперед, приняв подарок государства, и, присев к столу, опять взялся за Эрвина Каина.
\"...Многие находили себе убежище в прошлом, потому что будущего не стало. Люди по собственному желанию переносились по времени назад и занимали в минувших эпохах места рыцарей, должности нищих, королей и преступников. Осваивали профессии алхимиков, рабов и ростовщиков. Каждый перевоплощался на свой вкус. Некоторые пытались заниматься политикой, но в мире, где все все могут, они быстро попадали в дурную бесконечность собственной галлюцинации...\"
Денис Александрович бросил читать и сам набрал номер. Он звонил домой своей матери, мать работала по ночам и не спала.
- Это ты, Дениска? - спросила она как-то по-доброму.
- Я, ма? - отозвался он.
- Скучаешь небось, ну не скучай, не скучай, скоро уже все! А я, знаешь, никак не могу разобрать почерк одного идиота?..
Мать Дениса Александровича была литконсультантом одного журнала. Родившись в профессорской семье, она удачно кончила школу, удачно вышла замуж. удачно устроилась на работу, удачно родила сына, по турпутевкам удачно объехала весь мир, была знакома с крупными писателями, художниками, композиторами, написала удачную книгу, и ее удачно издали, у нее было приготовлено даже удачное место на кладбище рядом с прабабушкой и прадедушкой.
- Неудачный рассказ! - сказала она в трубку. - Понимаешь этот идиот пытается соблазнить читателя. описывая человека, у которого все в жизни хорошо!.. Ну, ладно, сын! - она подышала в трубку. - Приятного дежурства, не спи там.
Роман кончался так: \"Размороженный пожелал, чтобы все все забыли, и никто ничего не мог, и чтобы время, переместившись назад на два года, начало развиваться по другому, не этому руслу. Пожелав это, он тотчас оказался голый рядом со склепом в ванной из непрозрачного стекла, рядом стоял пьяный водопроводчик, комкая его одежду. Под ногами мелко дрожал, выражая свое мнение по поводу работы моторного агрегата, пластмассовый ящик с русской водкой.
- Нет, - сказал этот человек, - я не буду, не хочу в будущее, нечего там делать. - И они выпили с сантехником весь ящик в соседнем помещении.
На следующее утро человек этот проснулся с жуткого похмелья и понял, что нужно идти на работу. Он открыл глаза, повернулся в своей постели на спину, положив под голову руки.
\"Чего я хочу? - подумал он. - Что я могу сделать единственно у меня оставшимся могуществом?! Сделать истинно хорошее для себя и мира?\" Через тридцать пять страниц он понял, что может сделать так, чтобы его не было. Не было совсем ни души его, ни тела, ни памяти, ни памяти о нем. Чтобы его не стало абсолютно.
\"Материалисту такая мысль и не пришла бы в голову, - писал Эрвин Каин. - Но мой герой был глубоко верующим человеком\".
Денис Александрович захлопнул книгу, у нее был ярко-красный переплет. На переплете было прописью вытиснено: \"Там\", над ним печатно: \"Эрвин Каин\".
Дав телефону позвонить подольше (было двадцать семь минут четвертого, и за шторами кто-то явно ходил. там, на улице) Денис Александрович снял трубку. В трубке было пусто, только где-то очень далеко раздавались какие-то невнятные голоса. Потом трубка ожила и мембрану сотряс длинный гудок. За гудком послышался еще один и еще два.
\"Наверное, что-нибудь на станции?!\" - подумал Денис Александрович.
На том конце сняли трубку, и он услышал до странности знакомый голос:
- Психиатрия по телефону?
- Вас неправильно соединили, повесьте трубку, - сказал Денис Александрович.
\"Успокойтесь, - послышалось на том конце. - Успокойтесь, успокойтесь\". * ПЕРЕВОД СО СЛОВАРЕМ
\"Эрвин Каин начал свой творческий путь нашумевшим романом \"Там\" и мгновенно окончил его после возникновения так и не увидевшего свет романа \"Здесь\". Он оставил бы огромное творческое наследие, если бы наследие это не было безвозвратно утеряно. Он прожил бы поистине великую жизнь, если бы о жизни этой было хоть что-нибудь известно. После появления второго романа писатель бесследно и славно исчез. Произошло это ясным июньским днем в центре города, на планете, находящейся в центре галактики, и, в свою очередь, в галактике, занимающей центральное место во вселенной...\" - так писал об этом он сам.
\"Я погиб мгновенно, а по мнению некоторых критиков, и безвозвратно!\" - писал он в небе горящими буквами. Феномен могли наблюдать сто миллионов человек, но поскольку восемьдесят миллионов в этот момент были утомлены алкоголем, десять миллионов занимались другими, не менее серьезными для государства делами, то наблюдали небесное явление только семь. Три миллиона не откликнулись на призывы редакции.
\"Но вот он - я перед вами, вовсе без тела здоровый дух!\"
Принято считать, что текст огненного послания трактуется разными гражданами по-разному. Например, утверждают, что фраза: \"Вовсе без тела здоровый дух\" - звучала иначе. Редакция берет на себя смелость предложить подписчикам только три наиболее вероятных варианта, а именно: \"Вовсе без духа и без тела свободен!..\", \"Только в теле я счастлив был судьбою своей!\", третье уже приведено.
Статья была на английском и Денису Александровичу давалась с огромным трудом. Упорствуя, он шел по ней от буквы к букве, перелистывая по тысяче раз четыре словаря: англо-русский словарь московского издательства \"Русский язык\", словарь матерных английских выражений, привезенный из Гонконга, рукописный сленговый словарик и знаменитый словарь Петуза-Ивановского. В предисловии к своему словарю Петуз-Ивановский нагло утверждал, что, пользуясь его словарем, можно прочесть любую книгу на любом иностранном языке. Возможно, система его и была верна, но автор скромно умалчивал, сколько времени понадобится читателю на преодоление \"любой книги\". По всей вероятности, это была одна книга на целую жизнь.
Хотя чтение и давалось Денису Александровичу с большим трудом, но было оно несравненно легче чтения предыдущего. Месяц назад на спор с товарищем Денис Александрович пытался освоить роман на родном, русском языке. Роман носил серьезное название \"Гидравлика\" и размещался в десяти переплетенных в серый ледерин томах. Спор был проигран. Дальше пятой страницы дело не пошло. Не помогли здесь ни водка стаканами, ни йоговские тренировки по системе Сидорова.
Несколько лет назад, прочитав первый роман Эрвина Каина \"Там\", Денис Александрович попытался достать еще хотя бы одно произведение полюбившегося автора И вдруг обнаружил, что не только произведений нет, а нет и упоминаний о них. И вот теперь он обнаружил статью, статью на английском языке, но проливающую свет на великого писателя.
Теперь Денис Александрович работал рядовым хирургом в рядовой поликлинике. Он уже давно научился не раздражаться ни на этих дурацких больных, ни на медицинскую сестру, сидящую напротив, по другую сторону стола и не способную связать по латыни ни слова. Рецепты изобретать всякий раз приходилось самому. Спасали книги - читал он, как и все люди, в рабочее время.
С трудом осилив строку, оканчивающуюся словами: \"третье приведено\", Денис Александрович раздосадовано посмотрел на ввалившегося в кабинет больного. Больной - огромный мужчина, со сломанной рукой, в вельветовом костюме и без номерка, вдруг подмигнул ему и спросил:
- \"Кроникл\"? Эрвин Каин?
- Я вас слушаю - Денис Александрович не стал отвечать посетителю. Что у вас болит?
По образованию психиатр, он теперь прекрасно справлялся с обязанностями низкооплачиваемого хирурга и по старой памяти как-то на встрече выпускников меда с группой первокурсников даже удачно прооперировал лягушку.
- Да вот, рука у меня не в порядке, болит. Тройной перелом с защемлением нерва, - послушно сообщил больной.
- Я сам вижу, что у вас защемление! Все про себя знают, - посетовал Денис Александрович, обращаясь к сестре. - Да вы, наверное, на перевязку?
- На перевязку, на перевязку, - покивал больной. Но знаете, доктор, побаливает, зараза, вы бы посмотрели, доктор.
- Ну, чего ж тут смотреть-то! - Денис Александрович заглянул в лежащую слева от журнала карту больного. - Вот, пожалуйста, все написано, вот, сами посмотрите! - Он отчеркнул ногтем латинское слово, которое сам не мог толком прочесть. - Все же ясно.
Больной в карту смотреть не стал, а отчего-то опять хитро подмигнул.
- Могу предложить русский перевод, - вдруг сказал он.
- Чего перевод?
- А вот этой самой статьи! Зачем вам мучиться-то? Лет семь назад готовили к печати, но текст не пострадал.
- Ну ладно, не хотите по-человечески лечиться, идите к платному! углубляясь в словарь матерных слов, сказал Денис Александрович. - Сестра, сделайте ему перевязку!
В студенческие годы, подрабатывая в системе \"Психиатрия по телефону\", Денис Александрович пользовался только одним словом: \"успокойтесь\". И теперь во время самостоятельной работы, когда приходилось много говорить, испытывал неудобства. Сестра перебинтовывала больного, больной постанывал. В распахнутые окна кабинета лился солнечный свет, проникал аромат больничного парка. Денис Александрович переворачивал страницы.
\"И во мраке пылали на небе огромные буквы, - сообщала \"Кроникл\". - Я Эрвин Каин - гражданин вселенной\".
\"Однако космополитика какая-то пошла. - подумал Денис Александрович. - Космополитика - это нехорошо, за это дело по головке не погладят!\"
Он оторвался от статьи, посмотрел, как на железном столе медсестричка Верочка снимает бинт с руки больного, и, подумав, спросил:
- Вы что, сами это переводили?
Больной опять застонал и проговорил с трудом:
- Ну, не надо?.. Больно же так!..
- Сделайте ему обезболивающее! - велел Денис Александрович и надавил кнопку вызова на своем столе. - Следующий!
Над кабинетом снаружи мигнула лампочка. Слово \"следующий\" было почти как слово \"успокойтесь\", оно возвращало к реальности.
- Сам, сам! - простонал больной. - Я специалист по нему!..
Вошла бесшумно маленькая черная старушка, аккуратно прикрыла за собой дверь в кабинет.
- Что болит? - спросил у нее Денис Александрович.
- А ничего, сыночек, не болит! - прошамкала старушка.
- Это не ко мне, это к психиатру! Впрочем... - Он заглянул в карту. Так, говорите, сами переводили?.. Бабуль, да у тебя травма черепа!
\"Да, - подумал он. - Космополитика и травма черепа - в этом что-то есть!\"
Следующий абзац статьи перевелся очень легко и как бы сам собой. Денис Александрович просмаковал его, не отрываясь от медкарты старушки.
\"Я встретился с богом, глаза в глаза! - плыли фиолетовые буквы. Как, спросите вы? Это доступно каждому, я посмотрел в зеркало... Это случилось во время бритья, когда электрическая компания неожиданно отключила ток за неуплату!.. И моя электробритва громко сказала \"Нет!\" моей недобритой щеке!\"
- Как случилось-то? - спросил Денис Александрович, жестом предлагая старушке садиться на стул.
- В храме Христовом прикалечили! - тихо-тихо сказала она.
Действительно, старушке проломили череп в церкви. Шла служба, давали святую воду, и, как водится, за святой водой стояла очередь. Священник, опаздывающий в Театр на Таганке (давали \"Дом на набережной\"), в обход всех правил объявил, что святая вода кончается и всем желающим не хватит...
- В бога, значит, веруем? - спросил Денис Александрович.
- За то и пострадала, за веру свою!..
- Чем это вас?
- Да бутылкой прикалечили!..
Больной в перевязочной опять застонал и сказал громко, перебивая старуху:
- Это был великий человек, нам с вами не чета! Не оставил, правда, после себя почти ничего!..
Денису Александровичу захотелось спросить у специалиста по Эрвину Каину, верит ли он, как переводчик и популяризатор, в реальное существование автора романа \"Там\", но воздержался, потому что, хоть и был психиатром по образованию, все же выполнял обязанности хирурга.
- Да, к слову сказать. Запад проклятый, - скрипел зубами переводчик, медсестра затягивала его руку бинтом. - Запад проклятый! Кроме вот этой самой публикации, что у вас в руках, ничего больше нет!
\"Отличный случай! - думал Денис Александрович, осматривая яйцевидный череп старушки. - Диссертацией пахнет?\"
- Еще недельки три на перевязки походишь, - сказал он ей, - а потом к психиатру, я направление выпишу?
- Так вы интересуетесь русским художественным переводом? - уже у дверей спросил специалист по Эрвину Каину.
- Нет, знаете, я уж и по-английски как-нибудь прочитаю. - вздохнул Денис Александрович. Он надавил кнопку вызова, вспыхнула лампочка. Следующий?
В кабинете, прыгая на костылях, появился рыжий парень, тоже в вельветовой куртке. Достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что имеешь дело с медиком.
- Ты уж извини, коллега, - сказал парень. - Я хотел у себя, но не положено, сам ведь знаешь, как это у нас? - Он по-свойски перелистал журнал, лежащий на столе. - Понимаю-понимаю, медицина требует знания французского языка?..
С большим трудом Денис Александрович скрыл улыбку.
Этот парень работал хирургом в больнице и утром. приняв смену, пошел осматривать маленький морг. В этой больнице были большой морг и морг маленький. В большом бывшие люди некоторое время сохранялись посредством рефрижераторов, в маленьком же после неудачной операции больше суток не задерживались. На железной каталке, напоминающей перевязочный стол, лежал, как и положено, труп - красивая голая женщина. Не потрудились даже прикрыть ее простыней.
Постояв некоторое время и полюбовавшись идеальным сложением мертвого тела, рыжий хирург вдруг решил поцеловать покойницу, он не был извращенцем. он просто был восхищен. И когда труп не только ответил на поцелуй, а со стоном: \"Павлик, милый!\" - обвил шею врача руками, тот выскочил из морга с такой прытью, что сломал себе обе ноги на лестнице из четырех ступенек.
Ничего мистического в происшествии не было. Прошлой ночью санитары и санитарки много пили и развратничали в помещении по соседству, а потом в шутку закатили бессознательную пьяную свою подружку на трупной каталке в маленький морг.
- Чудо, что не убили-то! - вдруг сказала медсестричка Верочка. - Здорово-то как, бабуль, тебя треснули!
- Чудо, чудо! - согласилась та. - А как же без чуда-то жить можно?! Господь наш, Иисус Христос, он завсегда чудо пошлет верующему человек у...
Старушка вышла, сестра принялась за следующую перевязку, а Денис Александрович дал себе перерыв. Он не надавил кнопку вызова, а опять углубился в чтение статьи.
\"Больше великий человек не давал о себе знать! - пытаясь покорить воображение ста миллионов подписчиков, писал неведомый журналист. - Только одну ночь пылали буквы, и только над одним местом. Но наша редакция из семи миллионов писем сделала семь миллионов различных выводов и теперь имеет возможность представить широкому читателю последние предсмертные записки Великого Эрвина. Они фрагментарны и афористичны, стоило немалого труда привести записи на небе к какой-то приемлемой земной форме.
\"Подвиг - это величайшая глупость, - писал великий человек, привлекая внимание граждан. - Подвиг возможен в любой момент времени и пространства, но в историю подвиг входит лишь тогда, когда совершается в момент подходящий. Подвиг - это движение не только души, но, как правило, и тела. Обычно движение это происходит снизу вверх, но случается и наоборот, и оно происходит сверху вниз\". Следующий больной был тоже на костылях.
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана? - неожиданно и весело спросил он.
\"Или я уже совсем свихнулся, или свихнулся весь окружающий мир, - подумал Денис Александрович. - Ведь этого тоже к психиатру следует направить!
Кивнув больному, Денис Александрович погрузился в историю болезни.
Средь бела дня в воскресенье (у будущего калеки был веселый, покладистый характер), сильно поругавшись с женой, он крикнул в запальчивости:
- Если ты не прекратишь, я выброшусь в окно, а это девятый этаж!
- Давай, бросайся! - крикнула в ответ жена, женщина тоже не лишенная чувства юмора.
Весельчак распахнул дверь на балкон, вскочил на перила и кинулся вниз. Приземлился он, ничуть не пострадав, в середине клумбы. Нисколько этому не удивившись, он взбежал обратно на девятый этаж (лифт не работал в тот страшный день) и позвонил в квартиру.
- Как?! Ты жив?! - воскликнула его жена.
- Ах, я жив?! - рассвирепел он и, распахнув дверь балкона, кинулся вниз вторично.
- Вам нужно ложиться в больницу, - сказал Денис Александрович, осматривая ноги больного. - Вам предстоит, не скрою, тяжелая операция.
- Не верьте ему, он, скорее всего, врет! - сказал рыжий на перевязочном столе. - Я сам медик, это точно!
- Это точно? - спросил больной. - Точно, - кивнул Денис Александрович, - скорее всего, ампутируют.
\"На сей раз буквы были красными. Мазками цвета бычьей крови, они залепили светлеющее небо. Читать, казалось, невозможно, но тринадцать миллионов, пятьсот тысяч глаз читали, пятьсот тысяч граждан, видевшие великое чудо, были одноглазыми.
\"В моем романе \"Там\" я писал о людях искусства и о творческом процессе во вселенной, но уже здесь, пересмотрев свои взгляды, вынужден заявить просвещенному человечеству: истинное искусство глубоко случайно, оно результат движения сил, о которых человек и представления не имее т...\"
Каких именно сил, Денис Александрович выяснить не успел, потому что без вызова в кабинет вошел высокий седой человек в солидном сером костюме. Как грудного ребенка, он аккуратно нес левой рукой свою перебинтованную правую руку.
- Я народный художник, я имею право! - повелительным басом сообщил он.
- А я, к примеру, член женсовета, - возмутилась медсестра, - и я не могу перевязывать одновременно двоих, у меня только две руки!
- И у меня было две руки! - горько сказал народный художник.
- А что, левой рукой и рисовать уже нельзя! - не унималась Верочка. Есть люди, вообще зубами карандаш держат, и ничего, получается!..
- Увы, девушка, не рисовать, а ваять! Я, по сути дела, не живописец, а скульптор, и я не могу лепить ногами!
- Неужели вы товарищ Задний?! - бросая ноги рыжего медика, залебезила Верочка.
- Он самый. Задний-младший. Задний-старший умер двенадцать лет назад. - В голосе народного человека было столько скорби, что можно было подумать, будто он сам умер двенадцать лет назад.
Михаил Михайлович Задний проводил обычно время свое в мастерских увеличительного комбината. Здесь из пластилиновых его макетов, ростом не более десяти сантиметров, воспроизводились частями стометровые обелиски. Михаил Михайлович Задний садился перед вырастающим на глазах своим произведением и пил коньяк стаканами, пока суетящиеся на лесах рабочие делали все как надо. Если народному человеку что-нибудь не нравилось, он хватал рупор и кричал в него.
В очередной раз накачавшись коньяком, он с удовольствием обозрел свою работу и, умилившись до слез, сообщил в рупор:
- Мужики, это же гениально?
Выпил он много и поэтому задремал, положив голову на стол. Что-то явилось ему во сне, что-то не то. И, очнувшись, Михаил Михайлович так же в рупор и так же со слезами поставил рабочих в известность. что он, Задний, - бездарь и халтурщик, а это конкретное произведение - просто говно. Немного поразмыслив, он приказал:
- Мужики, ломайте этой дуре голову! Не усидев на месте, народный человек хватил еще стакан коньяка и полез руководить лично. Падая с лесов, он приземлился в кучу ветоши и сломал правую руку.
- Производственная травма, - прочел в карте Денис Александрович. Это как же вышло-то при вашей, извините, профессии?
- А вы со мной так не разговаривайте! С лесов упал... Со строительных... Вы, между прочим, ценить должны, у нас ведь свои специальные народные врачи есть. А я, так сказать к вам, по месту прописки.
\"Вот и шел бы к своим \"народным\", - вздохнул про себя Денис Александрович.
- А вы подождите в коридоре, - предложил он человеку, теряющему ноги. - Я направление на госпитализацию напишу, сестра вам вынесет.
- Может, и меня в больницу положишь, а, коллега?! - спросил рыжий медик, прыгая на костылях к двери. - А то надоело дома сидеть, на работу очень хочется!
Отмечая очередной больничный лист, Денис Александрович неожиданно для себя подумал, что листок этот, такой же голубой и безоблачный, как ясное небо за окном, чем-то дорог его сердцу, дорог каждый, и что он с удовольствием выписал бы себе такой на всю оставшуюся жизнь.
- Вы забыли свой больничный лист!
- Ну, сам себе удивляюсь! - рыжий медик вернулся от двери и взял, неловко опираясь на костыли, протянутый ему листок. - Чао, бамбино!
- Простите. Михаил Михайлович, а трудно творить? - стесняясь, спросил Денис Александрович.
- Про Ваньку Каина читаете? - неожиданно улыбнулся Задний, аккуратно укладывая правую руку на столе и протягивая левую к журналу со статьей. - Утка это! Но, честное слово, как они, шельмы, умеют веселить! Вот посмотрите, посмотрите! - И он прочел вслух: \"Каждый человек в нашей стране имеет право на жизнь! Это право - неотъемлемое право граждан, однако, не распространяется на уголовные элементы и на иностранных рабочих... буквы пылали. - \"Нет, нет, нет, нет! Нет - миру, нет - войне, нет - жизни, нет - смерти!\"... Вы хорошо читаете по-английски? Вот, дальше, смотрите: \"Все мы - налогоплательщики во вселенной! Глупо думать, что налог - это только процент с дохода! Налог постоянен? Ложась спать, мы платим своей энергией за свое право на жизнь, тем самым жизнь укорачивается! Каждая ночь - это наша последняя ночь, и нельзя забывать об этом!.. Все мы сидим на неудобных стульях в бесконечной очереди перед закрытой голубой дверью. И каждый из нас ждет, когда же его наконец вызовут!\"
Денис Александрович смотрел на голые коленки Верочки, смотрел в окно на голубое, как больничный лист, небо с маленьким штемпелем тучки, заполненное аккуратным почерком проводов с заглавными буквами антенн.
- Там большая очередь? - спросил он у скульптора.
- Знаете, когда я прорывался, было человек пять, но они все думают, что прием окончен, достаточно сказать...
- Хотите, возьмите статью себе! - предложил Денис Александрович. - Я все равно по-английски очень плохо читаю, можно сказать, не читаю вовсе, не умею я читать.
- У меня есть свой экземпляр, - отозвался скульптор. - Вот еще прочту, уж разрешите, абзац: \"Случаются во вселенной, конечно, и праздники, но в сути своей она полна скрипящими стульями, длинными белыми коридорами и тяжелым дыханием!..\" Каково, а?
- Верочка, скажите там, что прием на сегодня окончен?..
- Хорошо, Денис Александрович, я скажу? Но мне все равно их жалко? Всех жалко.
\"Все, никого больше не приму, ни одного человека?\" - подумал Денис Александрович и лениво потянулся, вытянув руки вверх.
В раме окна, под кровавым париком дрожащего солнца, над медленно мрачнеющей зеленью больничного парка (он ясно различил их) в воздухе обозначились светящиеся красные буквы.
- Вы видите? - спросил он скульптора.
- Да, мистика, но факт, вижу?
- Что там написано, вы действительно видите?
- Ну, конечно, вижу, по-русски написано...
- И что же? - Денис Александрович все же надавил кнопку, в коридоре вспыхнула лампочка.
- Там написано: \"Следующий!\" * ПРИХОДИЛА МАРИЯ
Приходила Мария... Мария с младенцем на руках.
\"А младенцу-то уже тридцать три! - медленно, как январское облако, проплыла сквозь видение живая мысль. - Впрочем, когда после восьмого они идут в ПТУ. очень трудно посчитать возраст\".
Мария кормила дитя белой, как облако, свежей грудью, и у него изо рта все время вываливалось красное живое солнышко.
Денис Александрович открыл один глаз. Край подушки, над которым повисала белая черта подоконника, тоже ему что-то напоминал.
Ощутив над белой чертой непробиваемое стекло, он опять закрыл глаза, запуская руку глубоко под подушку. Рукопись была на месте. Сложенные вчетверо листы приятно скользнули в пальцах. И Мария окончательно исчезла.
Навалилась тьма без кошмара. Во тьме стоял храп двадцати сумасшедших. Он, Денис Александрович, теперь сам оказавшись в психиатрической больнице на излечении, никак не мог определить этих людей как нормальных в силу своей предыдущей профессии. У себя патологических отклонений он не обнаруживал, хотя иногда приходило сомнение, особенно в моменты коротких просветлений, вызывающих колики в желудке и рвоту.
Сколько дней и ночей провел он здесь, Денис Александрович с уверенностью сказать не мог. Он хорошо помнил кабинет, яркие лампы, белые стены. Несколько лысых людей. тоже, кажется, знакомых. Один из этих людей, сверкнул черепом, подскочил к нему и, щелкнув пальцами перед носом бывшего медика, крикнул задиристо:
- Ярко выражено!
- Ярко... ярко... - заколыхались остальные лысины. - Патологический синдром!
После чего Денису Александровичу выдали мягкую пижаму и отвели в палату. Он знал, что это ошибка. но не сопротивлялся, хотя и предполагал уже, опираясь на собственный опыт, что так просто его отсюда не выпустят. Зав. отделением оказался однокашником и, крепко сдавив руку приятеля, на ухо громким шепотом сообщил:
- Ты, брат, не обижайся, я сам сумасшедший!
Завтрак, шахматы. укол, сон, обед, шахматы, укол, личное время, ужин, укол, сон - были они, эти дни, одним и тем же миллион раз повторенным днем, вложенным в конечное пространство больничного коридора. С одной стороны, коридор завершался туалетами без замков и воды, с другой был кабинет врача и процедурный кабинет, посередине - столовая, напротив столовой - палата. В палате кроме него еще девятнадцать человек. Это был второй день его жизни. Первый день был немного веселее, коридор там казался длинным, по одну сторону рабочее место, по другую квартира, а вместо процедурки маленький винный магазинчик с грязной витриной. Там даже в шахматы не играли, но там были четыре времени года, которые здесь отсутствовали. Там не было снов, в том дне, только по утрам головная боль. А здесь каждую ночь приходила Мария. Мария с младенцем на руках.
Денис Александрович лежал во мраке и слушал храп, ласково поглаживая рукопись под подушкой. Всего тридцать два машинописных листа с большим интервалом. Он искал эту рукопись всю свою жизнь. И вот она с ним, она лежит под его головой, подпольный перевод романа дал ему зав. отделением, бывший коллега и однокурсник.
- Возможно, это и мистификация, точно сказать не берусь! - предупреждал он Дениса Александровича. - Дали всего на одну ночь, и что успел перевести, то и перевел! Здесь, понимаешь, только начало, немного середины и конец, остальное, если хочешь, я тебе так, на словах перескажу.
- Перескажи! - попросил Денис Александрович.