Хилари Боннер

Дикое правосудие

Посвящается Флит-стрит — вернее, тому, что от нее, может быть, где-то еще сохранилось
«Месть есть своего рода стихийное и дикое правосудие, и, чем сильнее стремится к ней человеческая натура, тем более закон обязан искоренять ее». Фрэнсис Бэкон (1561–1626). Эссе «О мести»
Пролог

Инспектор уголовной полиции Майк Филдинг аккуратно засунул тонкую пачку листков обратно в пластиковую папку и осторожно отодвинул ее на край стола. Серая металлическая рамка. Никакого беспорядка. Филдинг не любил беспорядок. Но сейчас ему приходилось улаживать самый большой беспорядок в его жизни.

Заметив, что папка лежит не параллельно краю стола, Майк подвинул ее, выравнивая, затем заставил себя снова переключить внимание на экран компьютера.

Пару минут он тщетно пытался сосредоточиться на деле, которое, как считалось, было у него в работе. Кража на производстве. С одного из складов в промзоне Эксетера похитили электронное оборудование на сумму более ста тысяч фунтов стерлингов.

Но эта проблема казалась пустяковой. Как, впрочем, и все, что не имело отношения к содержимому пластиковой папки. Филдинг машинально снова взял папку и, достав из нее листки, разложил их перед собой.

Шесть машинописных страниц содержали, в сущности, описание двух фактов.

Первый — ДНК-анализ образца, взятого с тела совсем молоденькой девушки, которую похитили, изнасиловали и зверски убили двадцать лет назад.

Второй — ДНК-анализ образца, взятого у человека, которого судили за это убийство и оправдали.

Данные анализов совпали. Идеально.

А это означало, с вероятностью десять миллионов к одному, что оправданный все-таки был виновен в этом убийстве. Так же, как и в других чудовищных преступлениях, совершенных против этой девушки.

Но второй раз судить его нельзя. По крайней мере, за то же самое преступление. Таков закон в Великобритании. Его называют попросту «двойным риском»,[1] и новые научные разработки, давая нам абсолютно неопровержимые доказательства, ничего в данном случае не меняют.

Один шанс на десять миллионов. Даже самой блестящей команде адвокатов — а этого ублюдка всегда защищали именно такие — пришлось бы немало попотеть, чтобы хоть чуть-чуть игнорировать научную истину, найти обходные пути. Мерзавец виновен в этом преступлении и все-таки вышел сухим из воды. Но Филдинг никогда не сомневался в его виновности.

Инспектор раздраженно взглянул на разложенные листки.

Когда обнаружили тело, газеты тут же назвали убийцу Дартмурским Зверем, — так изуверски он замучил и убил бедную девушку.

Несомненно, со временем закон изменят. Британским законам двойного риска шестьсот лет, и ввиду последних успехов в криминалистике юристы уже собирают в министерстве внутренних дел голоса в поддержку изменения законов. Но эти перемены наступят не скоро. Точнее, недостаточно скоро. Недостаточно скоро для Майка Филдинга.

Вот так обстоят дела.

Открыв нижний ящик стола, Майк достал две фотографии, лежавшие поверх бумаг. На одной была убитая девушка: свежее личико, волнистые каштановые волосы под цвет глаз. Хорошенькая, немного веснушек, чистая кожа, застенчивая улыбка, выглядит моложе своего возраста. Семнадцать лет. Еще девушка. Даже как-то необычно. Она была девушкой, пока не попалась в лапы Зверю. Странно, но и просто глядя на фотографию, можно кое-что угадать. В шелковом, с плечиками, бледно-розовом платьице, закрывающем колени, она выглядит немного стесненно. Платье наверняка стоит немало денег, но уж слишком оно старомодное. Девушка была подружкой невесты на свадьбе своего брата и на снимке несла небольшой букетик кремовых нераспустившихся роз, очень подходивших к ее платью. Это ее последняя фотография, сделанная за четыре месяца до похищения.

Филдинг положил фотографию на стол поверх листков с ДНК-анализом, а рядом поместил другой снимок. На нем был изображен мужчина. Филдинг всегда считал, что именно он является тем самым Дартмурским Зверем. Фотография подозреваемого в убийстве этой девушки, сделанная уже после его ареста. Сердитый взгляд в объектив. Высокомерный. Этот негодяй вообще отличался высокомерием, но в тот момент дело коснулось его семьи, и такой взгляд был весьма уместен. Издевательский взгляд, водянисто-голубые глаза. Коротко стриженные, похожие на щетину, блеклые волосы. Жесткая линия губ. Небритый подбородок, переходящий в толстую, мясистую шею. Сильно выдающийся лоб, надвигающийся на объектив фотоаппарата.

С каким удовольствием Филдинг, останься с ним наедине, придушил бы этого ублюдка. К счастью, такой шанс ему не представился. К счастью — потому что Майк вряд ли сумел бы сдержаться.

Филдинг первым из полицейских прибыл на место преступления, когда обнаружили тело девушки. Этот момент так и остался для него самым тяжелым за все двадцать восемь лет его и без того нелегкой карьеры. Тогда он был молодым честолюбивым детективом в звании сержанта уголовной полиции, самонадеянным жизнелюбом, еще крепким и несговорчивым. Ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он может столкнуться с чем-то, что и впрямь лишит его покоя. И уж определенно, он даже представить себе не мог, что одно-единственное дело уничтожит почти весь его энтузиазм и, по сути, станет, как он считал на протяжении всех этих лет, тем самым препятствием, что помешает ему подняться выше инспектора уголовной полиции. Сознание того, что, возможно, во многом он был виноват сам, не утешало. Во всяком случае, когда он вспоминал увиденное там, на пустоши. И когда размышлял о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы ничего этого не произошло.

Майк научился жить с этим тяжким грузом. А разве вы поступили бы по-другому? Так поступает любой, кто хочет выжить. Но теперь те события снова вернулись к нему и больше уже не отпускали.

Резким движением он перевернул обе фотографии, чтобы они больше не смотрели на него, и отодвинул их в сторону, затем, заглянув в ежедневник, снял трубку и набрал первые три цифры лондонского номера.

Дальше он набирать не стал.

Затем Филдинг принялся набирать другой номер, на этот раз местный, здесь, в Эксетере. На третьем звонке трубку сняла его жена.

— Я сегодня задержусь, — немного резко произнес он.

Жена не удивилась. Она почти тридцать лет замужем за полицейским, который любит женщин почти так же, как виски, поэтому ее трудно удивить. Филдинг положил трубку и, перечитав ДНК-анализы еще раз, обвел красным фломастером на том и другом экземпляре злополучную совпадающую информацию.

Все произошло как-то само собой. И в общем-то, в этом не было ничего странного. Не так давно поймали Йоркширского Потрошителя, прямо на дороге, в ходе обычной проверки автоинспекции. Но не стоит забывать, что дело Потрошителя считается одним из самых неумелых уголовных расследований двадцатого века.

Филдинг покусывал кончик фломастера — привычка, которую он приобрел, когда бросил курить. А с тех пор прошло уже десять лет, и только дважды он сорвался, да и то ненадолго. «Всего лишь один раз за всю жизнь проявил слабость характера», — с кривой усмешкой рассуждал Филдинг. У него была сильная воля, а боролся он именно со слабым характером, как однажды заметил на его счет отец, Джек Филдинг, вышедший в отставку в должности суперинтенданта. Поначалу отец гордился умным, талантливым сыном, который пошел по его стопам, но потом, в течение последних трех лет жизни, как подозревал Филдинг, испытал горькое разочарование.

Как бы то ни было, Майк относился к этой подмеченной в нем слабохарактерности как к удачной шутке, хотя, конечно, в ней присутствовала и доля правды. В верхнем ящике его стола было полно ручек и карандашей с обгрызенными концами. Обычно дело заканчивалось тем, что у него весь рот оказывался испачкан чернилами. А работал он не в том коллективе, где какая-нибудь добрая душа шепнет ему предостережение, чтобы он не стал всеобщим посмешищем. Вспомнив об этом обстоятельстве и о том, что конкретно этот фломастер — ярко-красного цвета, Майк отложил его в сторону и принялся грызть карандаш.

На самом деле вспоминать это неумелое расследование совсем не хотелось. Вся операция по поимке Дартмурского Зверя проходила глубоко неправильно. И Филдинг знал это. Что-то оставалось на совести его начальника — в то время Парсонс вел себя слишком самоуверенно, хотя в действительности, и Майк это понимал, он сам в то время был немногим лучше. Уж он-то знал, что по крайней мере одну из допущенных ошибок следует отнести на его счет однозначно. Возможно, самую крупную ошибку.

Покопавшись в нижнем ящике, Филдинг вытащил из-под папок с бумагами бутылку дешевого виски, уже на две трети пустую. Тщетно поискав стакан, который вчера он, похоже, куда-то переставил, Майк отхлебнул прямо из горлышка.

Грубый, дешевый алкоголь обжег горло. Первый раз за сегодня. Хорошо пошло. Да и всегда хорошо шло. Филдинг редко пил в обед — не хватало духу, — но себя он обманывал тем, что если может до вечера не брать в рот ни капли спиртного, то и проблемы со спиртным у него нет. Разумеется, он понимал, что чем дольше он оттянет момент первого глотка, тем больше у него шансов дожить до ночи в более-менее приемлемом состоянии.

Он охотно позволил себе еще один глоток, затем, вернув бутылку на место, закрыл ящик. Развалившись на стуле, он прикрыл глаза, все еще ощущая приятное тепло, разлившееся по телу, и постарался ни о чем не думать — хотя бы несколько секунд. Чтобы вообще ни одной мысли!

Но не думать не получилось. Майк снова открыл тот же ящик, извлек из него бутылку и сделал еще один хороший глоток. На этот раз он уже не стал убирать бутылку обратно, а просто поставил ее рядом с ножкой стула: так он мог свободно дотянуться до нее и в то же время никто входящий в кабинет не заметил бы ее.

Дартмурский Зверь попал в небольшую дорожную аварию в Лондоне. Лишнее доказательство того, что даже от патрульных на дороге бывает польза. При этой мысли Майк позволил себе кривую улыбку. Зверь даже не был виновником происшествия и, уж конечно, не был пьян. За этим он следил строго. В конце концов, Майк ни на секунду не верил, что его привычки сильно изменились, — как-то же ему удавалось ладить с законом в течение двадцати лет, хотя он и оставлял время от времени свои зловонные следы. Так вот, Зверю пришлось пройти тест на алкоголь — стандартная процедура, и только. ДНК-анализ — тоже обычное дело, один мазок, одно движение щеткой по слизистой рта. В общем, все как всегда. ДНК прогнали через компьютер, опять-таки ничего удивительного, и вдруг — очко, как сказал бы Тодд Маллетт, однокашник Майка по полицейскому колледжу.

Образец совпал с образцом ДНК, взятым с трупа девушки — из органических выделений, которые мог оставить в трупе только ее убийца.

ДНК. Дезоксирибонуклеиновая кислота. Мельчайшие, похожие на две переплетенные ниточки молекулы. И каждая такая молекула несет в себе уникальный набор генов, характерный только для данного человеческого существа. Нечто вроде персональной матрицы. Удивительно, как быстро такое выдающееся научное открытие стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Без сомнения, ДНК-анализ изменил труд полицейского. Только в данном случае проку от этого никакого: неопровержимое доказательство вины убийцы-извращенца появилось, и тем не менее существовало одно препятствие, с которым никто ничего не мог поделать. Закон, ни больше ни меньше. Хотя иногда складывалось впечатление, что у закона довольно мало общего с правосудием.

Еще немного посидев, Филдинг поднялся и подошел к окну. Понедельник, 26 июня 2000 года. Знаменательный день. Филдинг и раньше видел в новостях по телевизору, что ученые взломали код ДНК. Скоро они освоят составление карты будущего для человеческого тела, станут предсказывать, какие болезни и с какой вероятностью могут развиться и, наверное, каким образом с ними бороться. Может, даже станет возможным предсказать, есть ли у человека склонность к превращению в такое чудовище, как Дартмурский Зверь. Филдинг не понимал и половины из всего этого, но в одном он был уверен: рано или поздно эти новшества коснутся и закона, а пока с каждым новым открытием, связанным с ДНК, ветхий закон будет выглядеть все глупее и глупее.

Майк посмотрел на часы. Начало восьмого, его любимое время рабочего дня в центральном полицейском участке Эксетера, расположенном на Хэвитри-роуд, где прошла большая часть его службы. Если не предвиделось ничего значительного, вечер обычно проходил тихо; в голове прояснялось, и можно было не спеша подумать. Когда в конце рабочего дня Филдинг оставался в знакомой обстановке один, он чувствовал себя как никогда спокойно. Но не сегодня. Этим вечером о спокойствии не могло быть и речи.

К тому же стояла жара. Для Девона этот день был одним из лучших за все лето, которое пока не оправдывало ожиданий. Впрочем, для работы слишком жарко. Филдинг занимал небольшой, душный кабинет на первом этаже. Окна выходили на стоянку для машин, за которой до самой Хэвитри-роуд — одной из главных артерий города, соединяющей центр и окраину, — тянулся широкий газон. Рабочий люд Эксетера все еще устало добирался домой, и казалось, что не от жары, а от медленно движущихся машин в воздухе висит дымка. Филдинг почти физически ощущал, как капельки пота покрывают людей в салонах автомобилей. Да, для поездок на машине тоже слишком жарко. Открытое окно в кабинете спасало мало. Филдинг изо всех сил дернул и без того уже почти развязавшийся галстук. В лучах вечернего солнца он увидел свое отражение в оконном стекле.

Крупный мужчина, рост выше среднего. С годами он располнел и практически потерял талию. Но проблем с весом у него никогда не было, и выглядел он удивительно крепким для своего возраста. А ему стукнуло пятьдесят. Чудо, учитывая его образ жизни и привычку пропустить стаканчик-другой. Майк задумчиво потер подбородок. Щетина уже пробивалась: часам к шести вечера у него стабильно не оставалось выбора — надо бриться. Несколько лет назад он носил густую бороду. Необычный вид для человека со светлыми волосами. Теперь — редкими и с проседью. Борода тоже сейчас была бы с проседью. Хотя все могло оказаться и хуже: отец в его возрасте почти совсем облысел. Вот так вспомнишь, каким ты был двадцать лет назад, и начнешь задумываться о своем возрасте. И все-таки Филдинг знал, что его внешность гораздо приличнее, чем он того заслуживает. Он безрадостно улыбнулся той самой улыбкой, на которую — что его сильно удивляло до сих пор — женщины западали и по сей день. Майк не считал себя красавцем, но слабый пол тянуло к нему всегда. И, однажды поняв это, он редко мог устоять, если подворачивался подходящий случай.

И она поначалу была одним из таких подходящих случаев — так, временное увлечение. Секс давал ему возможность вспомнить, каким он был когда-то. И надо сказать, что ничего особенно не изменилось, просто теперь это удовольствие требовалось ему не так часто. С другой целью он заводил знакомства редко.

Майк женился в девятнадцать лет, его избраннице было двадцать. К тому времени она, разумеется, была уже беременна, шел 1970 год. В 1970 году все так делали. С Рут ему повезло. Красивая девчонка с белоснежной кожей, улыбчивая такая, с роскошными волосами, которые просто ослепили его. Он тогда учился в университете, а она работала за стойкой в пабе, куда ходили все студенты. Она не бросила работу и после того, как родился их первенец, — оставляла ребенка на попечение матери, давая Филдингу возможность доучиться. Затем он поступил на службу в полицию. Все складывалось неплохо. И что бы там, через годы, ни пошло не так, в этом Рут, конечно, не была виновата. Она воспитала его детей, и, кстати, неплохо воспитала. Терпела, притворяясь, что не замечает его похождений на стороне. Он знал об этом и любил ее. Наверное, по-своему, он любил Рут всегда. Но вот другую… Говорят, в жизни каждого человека бывает одно самое большое увлечение. Для него таким увлечением, без сомнения, стала та, другая. И это увлечение неразрывно переплелось с делом Дартмурского Зверя. Стоило Филдингу коснуться только части, как тут же к нему возвращалось все целиком.

Ему оставался один-единственный ход против Зверя. И в какой-то мере это оправдывало звонок, который он хотел сделать уже лет восемнадцать. Хотел и не хотел. Этот звонок не относился к разряду легких.

Расправив решительным движением плечи, Майк вернулся к своему рабочему столу.

— Правильно, — произнес он вслух.

Усевшись в кресло, он снова придвинул к себе телефон и набрал три цифры лондонского номера, того самого, который уже начинал набирать чуть раньше. На этот раз он не положил трубку. Филдинг звонил в одну крупную ежедневную газету.

Он ясно слышал гудок и почти представлял, как в каком-нибудь переделанном под офис доке звонит телефон — совсем не на Флит-стрит. У него в свое время возникла некая романтическая — странная для полицейского — привязанность к этой «улице Позора». В нетерпении он забарабанил пальцами по столу. Скорее всего все закончится автоответчиком — сегодня это обычное дело. Он вдруг заметил, что уже начал обдумывать сообщение, которое оставит, и почти смутился, когда в трубке прозвучал живой голос:

— Джоанна Бартлетт слушает.

Четко, по-деловому. Все серьезно. Никакого «здравствуйте» или «чем могу вам помочь?». Никаких излишеств. Филдинг не удержался и улыбнулся. Похоже, она ни чуточки не изменилась. Но ведь он и не ждал другого.

— Привет, Джо, — просто сказал он.



Часть первая



Глава первая

Все началось летом 1980 года, в один из тех приятно теплых дней, которыми так редко балует английская погода. Днем стояла удушающая даже для Дартмура жара, и только ночь приносила желанную прохладу. Но никто не жаловался. Прошлое лето, как, впрочем, и многие до него, было так себе — самый холодный июль за последние пятнадцать лет.

Анжела Филлипс, ее родители и брат Роб со своей женой Мэри жили на ферме «Пять вершин», названной так потому, что в ясный день оттуда хорошо просматривались скалистые вершины пяти холмов, — как раз там, где неподалеку от милой старой деревушки Блэкстоун, дома которой сложены из гранита, заканчиваются вересковые пустоши. Один конец фермерского дома, построенного в девонском стиле — просторного, довольно красивого длинного строения с различными пристройками, — был более-менее изолирован. В нем располагались комнаты Роба и Мэри.

Совсем новенькие конюшни, примыкавшие к задней стене дойки, радовали глаз как со стороны пустоши, так и с любой другой точки угодий Филлипсов. Но на исходе того самого дня семнадцатилетняя Анжела мало обращала внимания на местные красоты. Она накормила трех своих коней — двух гунтеров и одного конкурного жеребца, выступавшего на всевозможных соревнованиях, — и приготовилась вывести их, чтобы почистить в соседнем загоне.

Сегодня вечером, первый раз в жизни, Анжела собиралась пойти в деревню на танцы с молодым человеком. Случайное знакомство с Джереми Томасом, лучшим другом ее брата, переросло в нечто большее, когда прошлой зимой на охотничьем балу он неожиданно поцеловал ее во время последнего танца.

Анжела даже не подозревала, что может испытывать такие чувства. Они ошеломили ее. И с тех пор Джереми и их случайные встречи все больше и больше захватывали девушку, которую до этого интересовали лишь ее любимые лошади.

Солнце только начало тонуть за горизонтом, восхитительно озаряя дартмурские пустоши. Анжела закрыла загон и направилась по дорожке, ведущей к ферме. Предстоящий вечер занимал все ее мысли. Во всяком случае, в отношении его она строила далеко идущие планы.

Все ее внимание, как это иногда бывает у девочек-подростков, сосредоточилось на одном-единственном пункте: она решила расстаться со столь обременительной для нее девственностью, и не где-нибудь, а в определенной постели. И сегодня ночью подворачивалась идеальная возможность — Анжела знала, что родители Джереми уехали.

До этого физическая близость между Анжелой и Джереми осуществлялась почти исключительно на заднем сиденье его автомобиля. Их родители не придерживались тех свободных взглядов, которые позволили бы их отпрыскам спать у кого-нибудь из них дома. Неудачная попытка страстного свидания в самой дальней от фермы рощице неожиданно оборвалась, когда Анжеле в трусики пробрались муравьи. Это навсегда отбило у нее охоту встречаться на свежем воздухе. В тот день Джереми здорово рассердился, когда она не дала ему зайти дальше обычного. Но она на него не обиделась: к тому времени Анжела знала о сексе уже достаточно, чтобы догадаться, как бешено завела его.

Сегодня ночью в ее планы не входило останавливать его.

Во дворе она взглянула на часики. Немножко припозднилась! Было уже далеко за пять, а Джереми заедет за ней в семь. Ей же надо успеть вымыть голову, и, вообще, если эта ночь такая особенная, то сборы, пожалуй, чуть затянутся. К тому же она собиралась поэкспериментировать с новой косметикой, что с непривычки тоже займет немало времени.

Кроме того, ее ждало новое нарядное платье, самое «взрослое» из тех, что у нее когда-либо были. Обычно Анжела не особенно интересовалась одеждой, предпочитая джинсы и мешковатые рубашки в тех редких случаях, когда она не носила школьную форму или костюм для верховой езды. Но она убедила маму съездить с ней в Эксетер и купить что-нибудь совершенно особенное для танцев, которые традиционно устраивались в последний день ежегодного Блэкстоунского фестиваля. В этом году их назначили на последнюю субботу июля, и как раз установилась хорошая погода.

Анжела прибавила шагу, пробежала через кухню, не обращая внимания на недовольство матери, когда дверь за ней закрылась неплотно, и помчалась, перепрыгивая через несколько ступенек, вверх по лестнице, к себе в спальню. При виде расправленного на кровати черного платья-рубашки с укороченной юбочкой ее сердце бешено заколотилось. Тут же на коврике рядом с кроватью стояла пара черных лакированных туфелек на очень высоком каблуке. У Анжелы были темно-каштановые волосы и гладкая розовая кожа, но она считала, что ее волосы слишком кудрявые и что выглядит она, в общем-то, как все, во всяком случае по части лица. Но что и впрямь заслуживало внимания, так это ее фигура, доведенная почти до совершенства занятиями верховой ездой. И главным достоинством этой фигуры были ноги. При росте не выше среднего ее ноги, стройные, красивой формы, казались длиннее, чем были на самом деле. А невероятно дорогие черные колготки, которые Анжела купила на свои карманные деньги, станут завершающим штрихом.

Она приняла ванну, вымыла голову и наскоро высушила волосы, решив не делать сегодня изысканную прическу, а довольствоваться просто чистыми волосами. Надевание колготок, да так, чтобы не наделать на них зацепок, тоже заняло определенное время, — в этом навыка у нее не было, как и в обращении с косметикой. Однако, сделав после нескольких попыток все более-менее правильно, Анжела критически оглядела себя в большое зеркало на дверце платяного шкафа.

Решив, что теперь она выглядит просто классно, но почти неузнаваемо, Анжела понадеялась, что Джереми оценит ее превращение. В конце концов, она же старается для него. Она не знала, чего больше ждала с нетерпением — показаться в таком виде, да еще и с Джереми, на танцах или… того, что будет после… Анжела мечтательно посмотрела в окно, опять едва замечая красоты природы, и подумала о своем рослом светловолосом кавалере, который на два года старше ее. Она представила, как они вместе танцуют всю ночь напролет под восхищенными взглядами друзей. А затем она начала представлять, как это — «быть его девушкой»…

Ее мечты прервал знакомый рев мотора, и мощный красный «форд-эскорт» — гордость и радость Джереми — въехал во двор и остановился на парковочной площадке у кухонной двери. Джереми нравилось возиться с техникой, и Анжела знала, что этот автомобиль он буквально перебрал своими руками, сам же нарисовал золотистые языки пламени по бокам и заменил колеса на большие по размеру.

Девушка взглянула на часики. Он приехал даже на пять минут раньше, — наверное, тоже, как и она, не может дождаться назначенного времени. Покинув свой наблюдательный пост у окна, она выпорхнула из комнаты и, стуча каблучками, побежала вниз по лестнице почти так же быстро, как совсем недавно бежала вверх.

Промчавшись через кухню, она на ходу бросила маме «до свидания» и выскочила во двор прежде, чем Джереми успел постучать в дверь дома. Отдавая себе отчет, что косметики на ней гораздо больше, чем одобрила бы мать, Анжела хотела, чтобы ничто не омрачило тот момент, когда ее кавалер впервые увидит, как она выглядит по-новому.

И Джереми оправдал ее ожидания. Когда она появилась в дверях, он отступил на шаг и, усмехнувшись, произнес: «Класс!» — а потом громко одобряюще присвистнул.

Анжела почувствовала себя на гребне волны. Итак, все складывается, как она и задумала. Джереми даже не догадался, какая тайная цель заставила его подружку одеться так сексуально. Никогда прежде он не видел ее такой. Он широко улыбнулся и с обезоруживающим видом собственника провел ее к машине. Но как только заурчал мотор, у другого конца дома показался человек.

— Эй, подождите меня! — закричал им, размахивая руками, Роб.

Анжела души не чаяла в брате, и обычно она с удовольствием принимала его компанию, но только не сегодня.

— А я думала, ты останешься сегодня дома, с Мэри, — не слишком дружелюбно сказала Анжела, когда Роб быстрым шагом подошел к ним.

— Ха, моя сказала, чтоб я не сидел дома, а немножко развеялся, — ухмыльнувшись, ответил Роб.

Анжела промолчала.

— Здорово, старик! — обрадовался Джереми.

Они с Робом дружили еще до его женитьбы. После свадьбы Роб проводил много времени со своей молодой женой, забеременевшей почти наверняка в медовый месяц. На самом же деле именно эта беременность и удерживала Мэри и Роба более-менее в семейном кругу. Беременность протекала тяжело, и почти все время Мэри плохо чувствовала себя, о чем она подробно и без запинки жаловалась всем подряд.

«Неудивительно, что Роб так обрадовался возможности куда-нибудь выбраться!» — немного злорадно подумала Анжела.

— Анжи, давай-ка дуй на заднее сиденье! Мне там мало места.

Снова раздражение на мгновение кольнуло ее, но, несмотря на каблуки и короткую облегающую юбку, Анжела сделала, как просили, и с удивительной ловкостью протиснулась между передними сиденьями назад. Ее братец был невероятно высокий и плечистый для Филлипсов. Такое телосложение он унаследовал по материнской линии.

— Первый раз, как женился, выбираюсь с парнями! Во мне все прямо кипит! — не унимался Роб, устраиваясь впереди рядом с Джереми.

— Я — не парень! — сдержанно заметила с заднего сиденья Анжела.

— Я в курсе. Ты — моя маленькая сестренка! — небрежно бросил Роб, отлично зная, как ее раздражает такое отношение.

Анжела молча надулась, а когда Джереми громко рассмеялся, обиделась еще сильнее. Она привыкла находиться в центре внимания своей семьи и рассчитывала на внимание своего кавалера. А вот такое отношение ей определенно не нравилось. К тому времени, когда они доехали до деревни, ее настроение окончательно испортилось.

— Ну как? В «Герб Блэкстоуна»? — предложил Роб, и, к еще большему раздражению Анжелы, Джереми охотно согласился.

Парни первыми вышли из машины и сразу направились в бар, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, следует ли Анжела за ними. Выбираясь из машины, Анжела так спешила, чтобы прийти в паб вместе с ними, что зацепилась за механизм, откидывающий переднее сиденье, и порвала колготки. Не сдержавшись, она выругалась.

Обстановка в «Гербе Блэкстоуна» была так же старомодна, как и сама деревня Блэкстоун. Мужчины, некоторые уже довольно пьяные, подпирали барную стойку, а женщины всех возрастов сидели у столиков и на стульях, расставленных вдоль стен, хихикая в стаканы, наполненные белым вином или джином с тоником. Компания местных парней, уже довольно наклюкавшихся, шумно приветствовала новеньких. Джереми заказал себе и Робу по пинте пива и, наконец-то вспомнив об Анжеле, предложил заказать и ей. Она попросила шенди. Несколько раз Анжела уже пробовала и вино, и пиво, но, так как ей было только семнадцать, самое большее, на что она могла рассчитывать в пабе родной деревни, был шенди — слабоалкогольный коктейль, по большому счету лимонад, его даже привозили уже смешанным и разлитым по бутылкам.

— Сегодня собираюсь оторваться по полной, — сообщил Роб, передавая сестре бокал, и Анжела мрачно подумала, что оторваться получится не у всех.

Девушке польстило, когда двое друзей окликнули ее и пригласили присоединиться к их компании. Пусть Джереми увидит! Но он как будто и не заметил, что она пересела за их столик, одернув юбку так, чтобы закрыть дырку на колготках. Тогда же она заметила небольшую ссадину на ноге. Настроение стало еще хуже. А она-то так старалась, чтобы выглядеть сегодня на все сто.

Анжела угрюмо уставилась на Роба и Джереми сквозь бокал со слишком газированным шенди. Два ее самых любимых во всем мире мужчины, не считая, конечно, отца, и вот сейчас она почти ненавидит их. С каждой кружкой они становились все более шумными, но все их внимание к ней сводилось к тому, чтобы время от времени наполнять ее бокал и наконец крикнуть через весь бар: «Как ты там, Анжи?» Она понимала, что Роб и Джереми уже давно не выбирались посидеть вместе в пабе. Но обида по-прежнему не проходила. Она пыталась поддерживать разговор со своими друзьями — в основном о лошадях, — пока в конце концов, почти через два часа и несколько пинт пива, не настояла, чтобы Роб и Джереми отправились на танцы. Ах, если бы только ей удалось отвлечь Джереми и получить его в свои объятия на танцевальной площадке, — может, еще не все было бы потеряно! Она уже сомневалась, что эта ночь закончится в постели под кровом его родителей, но, может, еще удастся вернуть этому вечеру хоть немного романтики.

Но в деревенском танцевальном зале Роб и Джереми опять направились прямо в бар.

Анжела разочарованно вздохнула.

— Может, хватит тебе? Ты же за рулем, — тихонько сказала она Джереми.

На секунду во взгляде ее кавалера, обычно довольно разумного молодого человека, появилось сомнение. Но Роб подслушал ее замечание.

— Слушай, ты его уже достала! — язвительно вмешался он. — Анжи, тебе самой-то не надоело занудствовать?!

Джереми сжал ее руку.

— Я в порядке, честно! — произнес он. — Еще одна кружка пива, и все. И потом, домой поедем по глухой дороге… кто там узнает… ну выпил немного…

Приободрившись, Анжела шепнула ему:

— Может, тогда потанцуем?

— Как только скажешь! — ответил Джереми.

Но это «как только» тянулось и тянулось.

Одна кружка сменилась другой, та — третьей. Ее два самых любимых молодых человека постепенно начинали выглядеть довольно непривлекательно. Застряв вместе с ними у барной стойки, она могла лишь бросать завистливые взгляды на пары, что кружились на танцевальной площадке. Народу было много, и в зале сильно накурили. Музыка играла так громко, что Анжела едва слышала слова, если рядом кто-то говорил, хотя это не имело большого значения, поскольку ей ни с кем не хотелось разговаривать. «В общем, Робу и Джереми наплевать», — обиделась она. Прошло еще немного времени, и Анжеле уже казалось, что лучшая местная группа играет довольно паршиво, и вообще непонятно, чего она так рвалась на эти деревенские танцы. Внезапно все вокруг стало выглядеть каким-то посредственным, особенно оба ее спутника.

Она взглянула на свои часики. Уже половина двенадцатого ночи, и надо признать, что ее романтический ночной выход полностью провалился.

Она в последний раз попыталась как-то поправить дело, хотя уже поняла, что слишком поздно что-либо поправлять.

— Ну давай же, Джереми, идем танцевать! — ласково проворковала она и потянула его за рукав куртки.

— Слушай, старик, че она тобой помыкает?! Прямо вся в свою мамашу пошла! — снова вмешался Роб.

На этот раз Анжела почувствовала, как в ней безудержно закипает злость. Ее щеки вспыхнули. Она не привыкла к такому обращению. Обычно она поступала так, как считала нужным, и ей не перечили ни отец, ни брат и, уж конечно, ни ее молодой человек.

Джереми громко засмеялся. Слишком громко. И скорее всего, нервно. Но Анжела уже так разозлилась, что не заметила этого обстоятельства.

— Да пошли вы оба!.. — заорала она на них, хотя такие выражения были не в ее характере. — Я ухожу домой! И, Джереми, я очень хочу, чтоб сегодня ты разбил свою дурацкую машину… и тебя остановила полиция… и отобрала права…

— Давай-давай, проваливай! — развязно произнес Роб.

— Я уйду, можешь не волноваться! Ненавижу вас! — ответила Анжела, зло проталкиваясь мимо них.

Она задела Джереми, державшего кружку в руке, и пиво выплеснулось ему прямо на брюки и ботинки. Роб ухмыльнулся и смачно отхлебнул из своей кружки.

— Норовистая деваха… — объявил он, растягивая слова и при этом чуть покачиваясь.

Джереми захихикал, на этот раз определенно нервничая.

— Пойду провожу ее, — сказал он, опуская на стойку свою почти пустую кружку.

— Старик, я бы на твоем месте дал ей немножко остыть, — посоветовал Роб, едва ворочая языком.

— Пожалуй, Роб, ты и прав, но до вашего дома добрых две мили топать. — Джереми смотрел вслед удаляющейся Анжеле, которая, сердито расправив плечи, прокладывала себе среди танцующих путь к выходу.

— Ничего, пусть прогуляется, — невозмутимо заметил Роб. — Давай, Джер, твой черед заказывать.



В два часа ночи Лилиан и Билл Филлипс услышали, как подъехал переделанный на заказ «эскорт» Джереми Томаса. Этот звук ни с чем нельзя было спутать. Машина шумно въехала во двор, хлопнула дверца, и послышался громкий смех.

Потом раздался голос их сына:

— Отличная ночь, старик, да-а, давно мы так не сидели.

И снова послышался хохот.

— Вернулись, — прошептала Лилиан Филлипс.

Она понимала, что ведет себя глупо, но не могла спать спокойно, пока сын и дочь не вернулись домой: дети совсем выросли, а Роб так и вообще уже женатый человек и скоро сам станет отцом. Лилиан отлично знала, что ее муж тоже не спит, хотя и старается, чтобы она не заметила.

Билл Филлипс проворчал:

— Мальчишка напился.

— Ну и что? Он в первый раз, с тех пор как женился, выбрался погулять, — снисходительно проговорила Лилиан.

Билл Филлипс снова проворчал:

— Ты бы об этом помнила, когда я выбирался погулять!

— Вот еще! Ты — мой муж, — не вдаваясь в разъяснения, ответила Лилиан.

— А то я этого не знаю, — совсем тихо произнес Билл и примирительно погладил жену по руке.

Лилиан вздохнула в темноте:

— Мы такие счастливые, верно? Двое замечательных детей, этот дом. Скоро станем бабушкой и дедушкой. Знаешь, никак не могу решить, кого бы я больше хотела — внука или внучку. А ты, Билл? Наверное, мальчишку, чтоб было кому потом передать ферму? Да? Билл? Билл?

На этот раз муж ответил ей только негромким похрапыванием.

Лилиан Филлипс осторожно сняла его руку со своей и, счастливая, уютно свернулась калачиком. Через несколько секунд она спала спокойным, безмятежным сном.



Утром первым поднимался Билл Филлипс. Вот уже много лет, как он не доил коров сам, — Филлипсы нанимали для этого работника, — но старая привычка осталась. Ему нравилось вставать в начале шестого и, устроившись у радиоприемника с чашкой горячего чая, слушать программы о фермерской жизни.

Вскоре после него вставал Роб. Обычно он приходил на родительскую половину дома — выпить первую за утро чашку чая. Он знал, что к его приходу отец уже заварит ароматный чай. Но сегодня утром Билл не ожидал, что сын проснется рано — после такой-то ночи, когда он дал себе волю хорошенько порадоваться жизни!..

Фермер улыбнулся. В глубине души он так же, как и его жена, терпимо относился к тому, что изредка сын мог позволить себе и перебрать. Роб вырос хорошим, трудолюбивым парнем. Лучшего сына они и не могли пожелать. Впрочем, Билл всегда говорил, что хочет дать обоим детям выбор, и если сын не захочет заниматься фермой, то он не будет неволить его. И как же он обрадовался, когда стало ясно, что все интересы в жизни его единственного сына были связаны с их фермой «Пять вершин», которая со временем ему и отойдет. И Роб станет четвертым поколением Филлипсов, живущих на этой земле.

Иногда в хороший, солнечный денек Билл отправлялся в обход по своим угодьям. Но то утро выдалось пасмурным и промозглым. Ясная, теплая погода накануне оказалась всего лишь краткой передышкой в унылой череде дождливых дней. К тому же было воскресенье. Он подлил себе чая и, устроившись в кресле поудобнее, решил по крайней мере еще на час-другой задержаться дома, наслаждаясь ароматным горячим напитком и радио.

Лилиан тоже поднималась рано и вскоре после шести была уже, как обычно, на ногах. В другие дни она относила Анжеле чашку горячего чая прямо в постель, стараясь смягчить суровую необходимость раннего подъема. Анжела любила поспать. Привычка родителей подниматься рано, похоже, совсем не передалась ей по наследству. В будние дни Лилиан будила дочь в половине седьмого, чтобы та успела управиться со своими лошадьми до школы. По воскресеньям Анжела могла рассчитывать, что ее разбудят в половине восьмого, — дела в конюшне находились каждый день. Но, помня, с каким нетерпением дочь ждала этих танцев, — чтобы надеть свое новое платье и отправиться туда первый раз в жизни в сопровождении собственного кавалера, — Лилиан Филлипс решила дать ей еще немного поваляться в постели, что случалось довольно редко. И еще реже — освободить ее на сегодня от утренней рутины в конюшне.

Лилиан натянула резиновые сапоги и сама отправилась к лошадям. Летом их выпускали пастись только ночью. Иначе лошади жирели, да и мухи сильно донимали их днем.

Вся работа заняла немного времени. Как только женщина открыла загон, лошади сразу подошли к ней, ожидая, что их, как всегда утром, покормят зерном. Через несколько минут Лилиан уже вернулась в дом и, заварив свежий чай, понесла большую кружку наверх, дочери.

Еще не было и половины девятого, когда она остановилась у двери спальни Анжелы и прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Улыбаясь, мать толкнула дверь:

— Эй, соня, надеюсь, ты не в таком состоянии, как твой братец…

Слова застряли у нее в горле. Постель Анжелы была не тронута. Ничто не говорило о том, что она вообще приходила в комнату с тех пор, как вчера вечером собиралась на танцы.

Лилиан испуганно поставила кружку на пол лестничной площадки и поспешила на половину сына. Добравшись до их спальни, она постучала в дверь и, не получив ответа, спустилась по дальней лестнице в их кухню.

Роб, растрепанный, с затуманенным взглядом, сидел за столом вместе с Мэри. Но при виде матери ему все-таки удалось слабо улыбнуться.

— Привет, мам! — начал он. — Не стану спрашивать тебя, слышала ли ты, как я вернулся домой, — точно слышала… — Но, увидев выражение ее лица, он тоже поперхнулся словами. — Ч-что-то не так? — с сомнением поинтересовался он.

— Роб, где твоя сестра? — спросила его мать.

— Не знаю. Спит, наверно. Ну, поздно вернулась и все такое… А что? Почему ты спрашиваешь?

— Разве она приехала не вместе с тобой? Роб, ну говори же, ведь Анжела приехала вместе с тобой?

На мгновение Роб растерялся. В конце концов, голова все еще гудела с похмелья.

— Со мной? Да нет же! Она просто достала нас с Джером. Стала показывать свой норов, а потом свалила — сказала, что пойдет домой. Должна была вернуться еще за час до нас…

Наконец до Роба дошло, что мать смотрит на него немигающим взглядом, в котором застыл ужас.

— Мама! Да что случилось-то?! Ты хочешь сказать, что ее нет дома? Да?

Лилиан только молча кивнула.

Глава вторая

Дежурный диспетчер в оукхэмптонском полицейском участке принял первый звонок в 8.45 утра.

Семья Филлипс не стала терять время на поиски, Роб Филлипс нашел в телефонной книге номер ближайшего полицейского участка. Несмотря на панический страх, который уже ворочался в глубине его души, и чувство вины за свое вчерашнее поведение, Роб говорил тихо и по возможности спокойно.

На другом конце провода, в Оукхэмптоне, его внимательно слушал Джордж Джарвис, в настоящее время гражданский служащий, но за плечами у него лежал богатый — длиною в жизнь — опыт работы в полиции. Исчезновение семнадцатилетней девчонки — кошмар любого полицейского. У девчонок-подростков свои представления о жизни. Чего только они не вытворяют со своими телами, а родители просто не желают об этом знать. «Наша Дорин не такая!» Как часто Джорджу приходилось слышать подобные возражения. Он-то знал: все они такие, как выяснилось по прошествии многих лет, даже те, что были совсем «не такие». Иногда в душе он даже радовался, что у них с женой так и не получилось завести детей. Разумеется, о боли, которую дети причиняют родителям, Джордж знал гораздо больше, чем о радости. Таков твой удел, когда ты служишь в полиции.

Джордж выглядел солидно и довольно старомодно. Чем-то он походил на актера, сыгравшего Джорджа Диксона, самого первого на британском телевидении знаменитого полицейского. И когда он был помоложе, это обстоятельство доставляло ему немало хлопот: его так же звали Джордж, та же внешность, то же телосложение. Жаль, что ему не платили фунт стерлингов за то, что он заходил в паб и говорил: «Всем привет!» Конечно, теперь все было не так уж хлопотно. Больше никто не помнил Джорджа Диксона. Как и Диксон, Джордж Джарвис был в чине сержанта, когда четыре года назад вышел в отставку, прослужив полные тридцать лет сельским полицейским. И его тут же приняли на должность диспетчера. Джорджу нравилось в полицейском участке. Он всегда относился к своей работе скорее как к образу жизни.

— Мистер Филлипс, вы уверены, что девушка не пошла ночью домой вместе со своим кавалером? — спросил он, напоминая себе, что такой вопрос может прозвучать оскорбительно даже в тех случаях, когда им и без того есть о чем побеспокоиться. — Я имею в виду, к нему домой…

— Уверен, — ответил Роб. — Я уже сказал вам: Джереми подвез меня до дому, а затем уехал к себе. Мы оба думали, что Анжела уже дома, на ферме.

А вот Джордж не был так уверен, что ему об этом уже говорили, но не стал делать замечание.

— Может, она пошла к нему домой и ждала его там, вместо того чтобы вернуться к себе?

— Ну вообще-то… Но она не пошла. Точно, не пошла.

— А до дома, где проживают Томасы, можно дойти из деревни пешком?

— Да, до них примерно так же, как и до нашей фермы, только в другую сторону, — сказал Роб. — Но я уверен, она не пошла к ним. Она очень разозлилась на Джереми, и в любом случае она не стала бы…

Джордж Джарвис вздохнул:

— Сэр, вы звонили Томасам, чтобы проверить?

— Нет.

«Чаще родственники пропавшего ребенка все-таки сначала обзванивают друзей и только потом обращаются в полицию, — думал Джордж. — А этому типу даже в голову не пришло. Он, видите ли, убежден, что, если их Анжела не ночевала дома, значит, с ней случилось что-то ужасное». В прошлом он и сам страдал такой мнительностью, но со временем излечился.

Конечно, Джарвис знал семейство Филлипс, и всего лишь две или три недели назад видел Билла Филлипса на торгах в Оукхэмптоне. Джордж был деревенским полицейским в Блэкстоуне еще в те дни, когда в каждой деревне был свой полицейский, а не как сейчас — раз в месяц проезжает безымянный автопатруль, да и то не факт. Роба Филлипса Джордж знал еще мальчишкой, бегавшим в деревенскую начальную школу: тогда в Блэкстоуне располагалась одна из двух окрестных школ. Но, разумеется, не стоило и ожидать, что парень помнит его. А вот Анжелу старый полицейский не знал совсем. Он отдавал себе отчет, что родители всегда считают своих дочерей разумными, но как часто они не оказываются таковыми!

— Ладно, — снова терпеливо начал Джордж, — позвольте предложить вам, сэр, позвонить прямо сейчас. И постарайтесь вспомнить других ее друзей, к кому она могла бы пойти, и свяжитесь с ними. Также проверьте, вдруг она упала, сломала, к примеру, ногу и просто не смогла продолжить свой путь.

— Х-хорошо, я все сделаю, как вы сказали. Может, и правда с ней что-то такое случилось. Но она же знает дорогу домой как свои пять пальцев…

— А вы не пробовали пройти этой дорогой?

— Нет, но мы с Джереми прошлой ночью возвращались этим путем… — В голосе молодого человека звучала неуверенность.

— Сэр, было темно, так? И вы легко могли не заметить ее. У вашей сестры был при себе фонарик?

— Н-н-нет.

Джорджу показалось, что он что-то уловил в голосе Роба Филлипса. Может, он прозвучал виновато? Ничего необычного в случае пропажи человека. Семья и самые близкие друзья часто чувствуют себя виноватыми, и иногда не без причины. Первое, что надлежит сделать настоящему полицейскому, — это проверить всех самых близких и родных. Джордж собрался с мыслями. Да, не похоже это на преступление. Просто семнадцатилетняя девчонка не вернулась домой после танцулек.

— Ладно, сэр, вы поищите в округе. И позвоните, как я вам сказал. Если что выясните, снова позвоните мне. А я пока наведу кое-какие справки и, как только смогу, пришлю к вам детектива.

Джордж Джарвис повесил трубку и секунду-другую посидел, молча глядя на телефон. Стоит ли придавать этому звонку серьезное значение? Одно он знал наверняка: надо следовать служебной инструкции.

Он аккуратно зарегистрировал звонок в журнале и затем связался по радио с констеблем, который, как ему было известно, находился недалеко от фермы Филлипсов, — он совсем недавно выехал на взлом гаража в окрестностях Мортонхэмпстеда. Раньше Джорджу Джарвису нередко приходилось принимать решения и давать указания, как действовать. Может, сейчас он всего лишь гражданский служащий, но он еще не забыл, что когда-то был сержантом полиции.

— Пит, у нас пропажа человека, — начал он, перенаправляя констебля к ферме «Пять вершин».

Затем он приготовил себе чай. «Не стоит форсировать события, — говорил он сам себе. — Посмотрим, как они будут развиваться». И все-таки сердце подсказывало Джорджу беду, хотя толком ничего еще не было известно. «Филлипсы не станут напрасно паниковать. Не такого они склада. И девчонка скорее всего той же породы. А если даже и вертихвостка какая, в семнадцать лет они такие беззащитные. Надо бы поддержать Филлипсов», — думал Джордж.

Он взглянул на часы. Еще не было девяти. Джордж знал, что сегодня в отделе уголовного розыска дежурит недавно получивший повышение детектив сержант Тодд Маллетт. Но сегодня воскресенье и никаких срочных дел не ожидалось, поэтому вряд ли Тодд появится на дежурстве раньше половины десятого. Тодд нравился Джорджу, считавшему его одним из лучших молодых полицейских. Джарвис отхлебнул чая и ненадолго задумался о том, что можно сделать. Затем он позвонил Тодду Маллетту домой, в Стиклпат, расположенный в нескольких милях от Оукхэмптона, по дороге на Эксетер.

Тодд выслушал его так же внимательно, как перед этим сам Джордж слушал Роба Филлипса.

— По-моему, Джордж, стоит к ним заглянуть, — наконец сказал он. — Не вижу смысла ехать сначала в участок. У нас ведь там все тихо? А молодому Питу Трескотвику наверняка потребуется моральная поддержка, даже если там ничего серьезного.

«Вот такой он, наш Маллетт, — подумал Джордж. — Все принимает спокойно, без суеты, но уже держит руку на пульсе». Некоторые считали Тодда немного несовременным и излишне основательным, но Джордж одобрял такие качества в полицейском.



На ферме вся семья собралась на половине Роба. Рассказ Роба о том, что ему посоветовал Джордж Джарвис, ни на кого не произвел впечатления.

— Она бы никогда… — начала мать.

— Знаю. Но послушай, ма, давай просто сделаем, как нам сказали, ладно? — остановил ее Роб. Теперь его голос прозвучал на тон выше и в нем послышались истеричные нотки.

— Я позвоню Джереми, — все еще со слезами проговорила мать. По крайней мере, сейчас у нее появилось конкретное дело.

— Роб, ты еще рассказывал, что Анжи болтала с теми парнями, ну, которые тоже занимаются лошадьми? — напомнила Мэри. — Давайте я позвоню им и всем другим друзьям Анжелы, кого смогу вспомнить.

— Хорошо. А я пойду поищу ее по дороге к нам, — с окаменевшим лицом согласился Роб.

— И откуда собираешься начать? — спросил отец, в его голосе тоже чувствовалось напряжение.

— Проверю тропу, по которой она должна была вернуться домой. И как я сам не додумался! Может, полицейский прав. Может, она в самом деле упала, поранилась, или плохо ей стало… Может, и сейчас лежит где-нибудь в кустах изгороди…

Роб старался сохранить присутствие духа. Все эти варианты были бесконечно предпочтительнее, чем тот, один-единственный, который приводил всю семью в ужас. Но под конец его голос почти жалобно дрогнул. Он сам не верил словам, которые произносил, и собравшиеся за столом родные знали это. Но надо что-то делать. Любое действие лучше, чем просто сидеть сложа руки и ждать. Где-то в животе с тупой болью ворочалось чувство вины: напился и, как последний дурак, не позаботился о сестренке. Чтобы она благополучно вернулась домой.

И теперь возможные последствия этой безответственной выходки, совсем не свойственной ему, выглядели так ужасно, что их страшно было представить.

— Давай-ка, парень, я с тобой, — сказал отец. — Возьмем наш «лендровер». На машине мы хоть сможем привезти ее домой.

Но Роб чувствовал: отец сам не верит, что они найдут Анжелу. Роба никто не упрекнул за вчерашнее. Пока не упрекнул. Но он знал, что этот момент приближается, и тогда страшно подумать, что станет с их семьей.



Как только мужчины ушли, Лилиан Филлипс вместе с невесткой начали обзванивать знакомых. Они позвонили Джереми Томасу и всем другим друзьям Анжелы, чьи дома находились от деревни на таком расстоянии, что до них можно было дойти пешком.

Голос Джереми звучал в трубке сонно, будто звонок только что разбудил его, хотя половина утра уже прошла.

— Нет, прошлой ночью у меня Анжелы не было, — сказал он. Наконец до него дошла вся серьезность вопроса. — Господи! Я сейчас же приеду к вам.

— Нет, Джереми, — сразу остановила его Лилиан. — Нам сейчас не до гостей, не до посторонних. Мы сообщим тебе, как только что-нибудь прояснится. — И она сразу повесила трубку, чтобы не пришлось дальше объяснять или обсуждать сложившуюся ситуацию.

Ее невестка уже позвонила всем, кому могла, и Лилиан разговаривала с последним из друзей Анжелы, кого ей удалось вспомнить, когда во двор медленно въехал патрульный автомобиль констебля Пита Трескотвика. Мэри, более бледная и усталая, чем обычно, — ее беременность и без того проходила нелегко, — открыла дверь и пригласила полицейского в дом.

Пит Трескотвик был молодым и зеленым, но достаточно сообразительным. Поговорив совсем недолго с женщинами, он начал опасаться того же, чего, очевидно, боялись и они: что с Анжелой произошло нечто очень серьезное. Интуитивно он чувствовал, что ему говорят правду и что Анжела действительно не возвращалась домой после танцев. Тем не менее инструкция предписывала определенные следственные действия.

— Вы не возражаете, если я посмотрю сам? — спросил он.

Лилиан Филлипс казалась слегка ошеломленной.

— Констебль, я же вам только что сказала: ее здесь не было. Неужели вы считаете, я бы не заметила, что дочка побывала дома?

Трескотвик откашлялся, стараясь скрыть смущение. Осмотр дома пропавшего человека или жертвы насилия — стандартная процедура. Так много преступлений совершается внутри семьи. Там, где, по идее, должно быть безопаснее всего, часто таится самая большая опасность. Полицейские Девона и Корнуолла хорошо помнили случай, когда на поиски пропавшей в Плимуте женщины бросили все силы. Операция длилась семь дней, а она все это время находилась в гараже, завернутая в ковер. Несколько высокопоставленных полицейских чинов, руководивших расследованием, потеряли свои должности. Пит Трескотвик совсем не хотел оказаться в такой же ситуации, хотя интуиция подсказывала ему, что горе Филлипсов неподдельно. Он постарался проявить максимум тактичности.

— Это стандартная процедура, — как можно более естественно произнес он.

Но, похоже, не настолько естественно, чтобы Лилиан Филлипс поверила его словам.

— Вы же не считаете, что мы прячем ее где-то в доме? — довольно резко поинтересовалась она. — И надеюсь, не думаете, что кто-то из членов нашей семьи способен причинить Анжеле вред?

— Разумеется, нет, миссис Филлипс. Это всего лишь стандартная процедура, как я уже сказал. С этого начинается любое расследование.

Но убитая горем женщина его не слушала.

— Вы бы лучше начали ее искать! Найдите мою Анжелу! — закричала она срывающимся голосом, не обращая внимания на слезы, которые текли у нее по щекам. — Не теряйте времени зря! Ищите! Ищите! Я чувствую, с ней случилось что-то ужасное…

Молодой констебль смущенно переминался с ноги на ногу.

Ему на помощь пришла Мэри Филлипс.

— Давайте-ка, мама, я приготовлю вам чашечку чая, — примирительно сказала она, — а констебль пусть делает то, что считает нужным. Он всего лишь выполняет свою работу…

— Не хочу я чая… — начала старшая женщина, но вдруг замолчала и покорно села на стул, к которому подвела ее Мэри.

Трескотвик выскользнул из комнаты и начал осмотр дома. Сначала он прошелся по всем спальням, уделяя особое внимание платяным шкафам и заглядывая под кровати. Затем он проверил все комнаты на первом этаже и только потом приступил к осмотру двора и дворовых построек. Он старательно осмотрел хлев, конюшню и сеновал, что, впрочем, не дало никаких результатов, как он и предполагал. Было уже десять часов и даже чуть больше. Девушка отсутствовала почти одиннадцать часов. Одета она была нарядно, — если Трескотвик правильно понял, в коротенькое черное платье. При себе имела только несколько фунтов стерлингов в небольшой сумочке. Без плаща. Ладно, конец июля, но в таком наряде далеко не убежишь, если что. У Трескотвика крепло нехорошее предчувствие, до него вдруг дошло, что он отчаянно хочет переложить ответственность на чьи-нибудь более широкие плечи. И как можно скорее.

Когда он направился к своему автомобилю, чтобы по рации связаться с Джорджем Джарвисом, во двор въехал и остановился рядом с его сине-белой патрульной машиной заляпанный грязью знакомый серый «форд-гранада». С большим облегчением Трескотвик поздоровался с Тоддом Маллеттом.

Полицейские постояли несколько минут на улице: констебль доложил о той части осмотра, которую он успел провести.

— Все коту под хвост, сержант, — признался он. — Никаких следов ее присутствия. Ну ни волоска! И по-моему, она не появлялась ни в доме, ни во дворе. А на ней только платьице. Скорее всего ее родные не ошиблись: с девчонкой случилась беда.

— Ладно, давай не будем делать преждевременные выводы, — невозмутимо распорядился детектив. — Интуицию к делу не пришьешь. Нужны улики. Так, что ли, Пит? Я, наверное, еще разок сам поговорю с семьей и с ее дружком, а потом решим…

Его прервал шум въехавшего во двор «лендровера». С водительского сиденья бодро спрыгнул молодой человек. Мужчина постарше открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья гораздо неспешнее. Его лицо было пепельно-серым. У молодого человека глаза лихорадочно блестели. Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но, похоже, не нашел нужных слов. Вместо этого у него вырвался только какой-то низкий стон.

— Как я понимаю, мистер Роб Филлипс? Я — констебль Трескотвик, а это детектив… — начал Пит, решив, что официальное представление поможет делу.

— Подожди, Пит, — тихо произнес Тодд Маллетт, так, что Трескотвик сразу замолчал.

Он посмотрел на детектива и проследил за его взглядом, остановившимся на человеке, скорее всего отце Анжелы Филлипс. По лицу Билла Филлипса текли слезы. В правой руке он держал черную туфельку на шпильке.



Туфелька меняла все. Та же история, что и с велосипедом Джанетт Тейт. Его обнаружили после того, как девушка исчезла во время сдачи экзаменов. Это случилось около двух лет назад. Последняя надежда на то, что Анжела Филлипс сама сбежала из дома, теперь умерла. Не в одной же туфельке она сбежала.

Тодд распорядился, чтобы Трескотвик все время находился рядом с членами семьи, а сам связался с управлением в Эксетере.

Меньше чем через час началось расследование исчезновения человека с подозрением на убийство.

В доме, где расположен блэкстоунский танцевальный зал, организовали следственный штаб, который возглавил Чарли Парсонс, инспектор уголовной полиции из Эксетера. Вскоре туда же подтянулась и следственная группа, включающая более пятидесяти полицейских, в том числе и детективов. Парсонс придерживался довольно современных взглядов и считал себя скорее руководителем, нежели полицейским, который должен трудиться в поте лица. Аккуратно одетый человек с аккуратно подстриженными усиками, он не любил работать с людьми. Ему больше нравилось планирование и прочая бумажная работа. Как правило, правой рукой Парсонса выступал его любимец — детектив сержант Майк Филдинг. В свои двадцать девять Филдинг уже сдал инспекторские экзамены и неофициально руководил ходом расследования в гораздо большей мере, чем положено простому детективу.

Расследование началось в тот же полдень с обычной процедуры: полицейские осмотрели предполагаемое место преступления — участок тропинки, где нашли туфельку Анжелы Филлипс, а затем — окрестности. Бригада экспертов, выехавшая на место преступления, оградила эту территорию для дальнейшего, более тщательного исследования. На влажной грязи рядом с воротами, ведущими на поле, обнаружили несколько четких отпечатков шин, которые один из экспертов, чьим хобби, по удачному стечению обстоятельств, были гонки на внедорожниках, тут же определил как след от шин «Эйвон тракшн майлидж». Эта популярная марка используется почти исключительно для транспортных средств с полным приводом. Четкость отпечатков, оставленных уникальным рисунком протекторов, разработанных с таким расчетом, чтобы давать максимум сцепления с поверхностью, независимо от дорожных условий, показала, что следы остались от последней парковавшейся здесь машины. Однако этот факт не продвинул расследование слишком далеко, поскольку внедорожников, особенно «лендроверов», в этой местности хоть пруд пруди.

Затем поиски дали первый результат. В лесистой местности, к западу от Блэкстоуна, полиция обнаружила переделанный на заказ красный «форд-эскорт», с колесами больше заводских и с шинами «Эйвон тракшн майлидж». Похоже, машина быстро съехала с дороги, и неудивительно, что Роб и Билл Филлипсы не заметили ее в густом кустарнике, когда проходили и проезжали мимо в первой половине дня. Потребовалось совсем немного времени, чтобы по необычному виду автомобиля установить его владельца — Джереми Томаса, кавалера Анжелы.



Когда Анжела Филлипс исчезла, Джоанна Бартлетт возглавляла отдел уголовной хроники в газете «Комет» всего три недели. Почти сразу телевидение и национальные газеты обратились к населению с просьбой связаться с полицией, если кто-нибудь видел Анжелу в примерно установленное время ее исчезновения или знает что-либо относящееся к этому делу. Пресса отреагировала мгновенно и безудержно. Исчезновение несовершеннолетней — всегда сенсация. Богатый материал для статьи. Интересный материал для телепрограммы. Страницы газет пестрели фотографиями Анжелы. На пять часов вечера в оукхэмптонском полицейском участке назначили пресс-конференцию. Понятно, о происшествии сообщили во всех сводках новостей, а на следующее утро эстафету подхватили газеты. Кроме всего прочего, трагедия произошла в воскресенье, а по воскресеньям сенсационные события случаются довольно редко. Поэтому вскоре милое личико Анжелы Филлипс улыбалось отовсюду.

Джо радовалась дома вместе с мужем воскресному выходному дню, когда ей позвонил новостной редактор «Комет» и отправил ее по шоссе М4 в Девон. В редакции она была новенькой — молодая женщина двадцати семи лет. Поэтому ей все время приходилось отстаивать свое место под солнцем, поскольку коллеги постоянно совали ей палки в колеса. Полицейские и пресс-секретари Скотланд-Ярда, с которыми она ежедневно общалась, были, по мнению Джо, не намного лучше. Она вторглась в эксклюзивный мужской клуб, один из последних бастионов мужского шовинизма. На Британских островах Джо стала первой женщиной-репортером криминальной хроники в национальной газете, так же как и первой женщиной — членом Ассоциации репортеров криминальной хроники. В 1980 году это выглядело невероятным, но тем не менее. В лице Маргарет Тэтчер страна имела премьер-министра такой силы и значимости, что по сравнению с ней весь ее кабинет министров казался карликовым. Джо не нравилась политика Тэтчер, но она не могла не восхищаться силой и стойкостью, с которой премьер-министр противостояла не только недальновидности, но и открытой враждебности министров-мужчин.

Бывали случаи, когда ее завистники из Вестминстера, стараясь улучшить свое настроение, отпускали глупые шуточки: якобы их леди премьер-министр берет тем, что колотит всех неугодных своей сумочкой. Что бы там ни думали о политике Маргарет Тэтчер, ее исключительная дееспособность никогда не ставилась под сомнение. Но всегда найдутся мужчины, полагающие, что женщина не способна добиться чего-либо заслуживающего внимания. Два ветерана отдела криминальной хроники в редакции «Комет» — Фрэнк Мэннерс и Фредди Тейлор, оба раза в два старше Джоанны, удивительно просто объясняли ее назначение: спит с редактором, вот ее и продвинули. Джо не имела ни малейшего представления, знал ли об этом редактор Том Митчелл, но факт таких слухов оставался фактом.

Джо с удовольствием запрыгнула в свой любимый «MG». Как эти дураки не понимают, что их школярское поведение только больше утверждает ее в решимости утереть им нос? Ладно, не хватало еще тратить время на каких-то идиотов! Сейчас она ведущий репортер отдела криминальной хроники и направляется на главное на данный момент задание — репортаж о похищении, возможно, убийстве девушки-школьницы. Обычно криминальная хроника не копает глубоко. Но Джоанна рвалась в бой.

Она поехала прямо на место преступления — в Блэкстоун. По скоплению полицейских отыскать место, где, по предварительным данным, похитили Анжелу Филлипс, не составило труда. Но территория оказалась огороженной, и ничего было не видно, поэтому Джо направилась прямо к дому, где жила пропавшая девушка. До фермы она добралась только после семи. Накрапывавший до этого дождик прекратился, вечер обещал быть теплым и приятным. На проселочной дороге, ведущей к ферме «Пять вершин», дежурил один-единственный констебль. По обочинам дороги стояли вереницы полицейских автомобилей. Джо с трудом отыскала свободное местечко для парковки — почти на самом повороте. Выбираясь из машины, она чуть не наступила на коровью лепешку. В отвращении Джо сморщила носик. Счастливо избежав подстерегавшей ее опасности, краем глаза она заметила восхищенные взгляды одного-двух журналистов, уже дежуривших у ворот, за которыми начиналась земля Филлипсов. Эти взгляды предназначались не ей — в этом Джо даже не сомневалась, — а ее зеленому гоночному красавцу автомобилю.

Высокая и стройная, Джоанна носила длинные светлые волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, — напоминание о ее юности, которая пришлась на эпоху хиппи, шестидесятые — начало семидесятых годов. Однако она считала, что волосы у нее слишком прилизанные, неинтересные, и, в общем-то, понимала, что было бы неплохо поменьше курить и нервничать и перейти на здоровый образ жизни. Джоанна не была красавицей в полном смысле этого слова, хотя и обладала некоторыми достоинствами: приятное волевое лицо, высокие скулы, чистая кожа и красивые глаза. И уж чем она точно не страдала, так это комплексом неполноценности. Ни по какому поводу. Но Джоанне и в голову не приходило, что она обладает вполне привлекательной внешностью. Отношение к ней со стороны мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело, этому не способствовало.

Поглядывая себе под ноги, она направилась к группе стоявших у ворот людей. Сельская местность чудесна, когда едешь в отличной теплой машине или смотришь на изумительный вид, открывающийся из окна роскошного отеля. Но в отличие от многих других горожан Джо вполне отдавала себе отчет, что и за сельской местностью должен кто-то ухаживать. Великолепные девонские живые изгороди совсем недавно подновили. К ферме вела дорога — не просто накатанная колея, а дорога с битумным покрытием, и ее обрамляли довольно миленькие гранитные столбики безукоризненно белого цвета. Очевидно, Филлипсы заботились о красоте своих угодий, выделяя на это и средства, и рабочие руки. Сама ферма с дороги была не видна, но Джоанна догадывалась, что и дом тоже вписывается во все это благообразие. За открытыми воротами на границе земли Филлипсов простирался Дартмур, туманно-пурпурный в лучах заходящего солнца. Его неповторимые острые скалы словно пронзали небо, чем-то напоминая колокольни обвалившихся церквей. «Довольно милое местечко», — признала Джо, хотя и без особой радости.

У развилки дорог собралось около дюжины мужчин. Они курили и разговаривали между собой. Телевизионщики, радиорепортеры, собкоры национальной прессы. Несколько человек, как догадалась Джоанна, представляли местные газеты. Двое пресс-секретарей Скотланд-Ярда, заметно нервничая, подошли к собравшимся как раз перед ней. Джоанна чуть не опоздала, улаживая небольшую ссору с мужем: Крис был вовсе не в восторге, что она выходит на работу в воскресенье, — им и так редко удавалось провести выходные вместе. Похоже, у журналистов-мужчин проблем такого рода с женами почти не бывает.

Гарри Фаулер, местный корреспондент «Комет», готовивший статью по предыдущей пресс-конференции, тоже уже подъехал, что, впрочем, совсем не удивило Джоанну. В этой группе она оказалась единственной женщиной, что также следовало принимать как должное.

Фаулер немного неуверенно помахал ей рукой. Гарри уже стукнуло сорок, и он начал немного полнеть, но, глядя на его приятное лицо, любой непременно сказал бы: «Вот человек, который нашел свое место под солнцем в столь любимом им мире». Конечно, Джо встречала его и раньше. Вполне приличный человек, без всяких там «тараканов», в отличие от многих лондонцев, с которыми ей приходилось общаться по работе. Он, конечно, прекрасно знал, какой фурор произвело ее назначение на Флит-стрит.

Журналисты Скотланд-Ярда, Ник Хьюитт и Кенни Дьювар, были уже на месте. Они относились к Джоанне почти так же презрительно, как и ее коллеги по отделу криминальной хроники. Наполовину с насмешкой, наполовину с отвращением Хьюитт и Дьювар наблюдали, как она идет к ним по дороге. «Сами-то они собой ничего не представляют, просто кто-то пристроил их на тепленькое местечко», — думала Джоанна. По лицу Гарри Фаулера стало ясно, что он не знает, как себя вести. Джо решила взять быка за рога и направилась прямо к нему, изо всех сил стараясь выглядеть уверенной. На самом деле она не чувствовала этой уверенности.

Проходя мимо Хьюитта и Дьювара, она постаралась ступать как можно тверже и вежливо пожелала им доброго вечера.

— Вы только подумайте, «Комет» прислала усиленную бригаду, — насмешливо объявил Хьюитт.

И они оба тут же громко засмеялись, чтобы она точно услышала. Затем Дьювар отчетливо прошептал:

— Знаешь, Ник, пожалуй, она неплоха в постели. Я бы не прочь проверить.

Джоанна проигнорировала оба замечания. Женщины, которые не умеют держать такие удары, быстро покидают Флит-стрит — «улицу Позора».

Она знала правила и как жить согласно им.

Однако Гарри Фаулер теперь чувствовал себя еще более неловко.

Джоанна сделала вид, что ничего не произошло.

— Как дела, Гарри? Есть что-нибудь новенькое?

Гарри криво улыбнулся: