Зеб Шилликот

Расколотый мир

Глава 1

Тело лежало на правом боку прямо под окаменелым пнем.

– Где-то рядом должна быть и его лошадь, – сняв широкополую шляпу и вытирая лоб рукавом, сказал Кавендиш.

Джаг машинально осмотрелся. Его острый взгляд скользнул по окружавшему их пейзажу, но так ни за что и не зацепился.

Разодранный в клочья, истерзанный, лишенный кожи, полуобглоданный труп был почти невидим в океане молокоподобной пены, окружавшей путников и простиравшейся вдаль насколько хватало глаз.

В этой однородной массе, из которой то там, то здесь торчали почерневшие стволы деревьев или ветки с ороговевшими листьями, понятие расстояния совершенно теряло свой смысл.

– Я вот думаю, от чего он умер? – задумчиво обронил Кавендиш, осматривая безбрежье беловатой и жирной на вид массы.

– Судя по его внешнему виду, поставить правильный диагноз уже невозможно.

И действительно, часть тела, выступавшая из белесой пены, выглядела просто ужасно: из-под истлевшей ткани торчал плечевой сустав – сочленение розоватых от крови костей с редкими кусочками плоти на них. Лишенные кожи и мышц бок и грудь представляли собой отвратительное зрелище: грудная клетка походила на пустой грот – под полукружием ребер в средостении не осталось никаких внутренностей, кроме сердца и вилочковой железы. Впрочем, их скорая участь не вызывала никаких сомнений.

– Мы прервали их пирушку, – заключил Кавендиш, показывая на пасмурное небо, где, тяжело взмахивая крыльями, неутомимо кружили стервятники.

– Я никогда не видел такого скопления стервятников, – сказал Джаг, запрокинув голову. – Грифы-урубу, кондоры, белоголовые грифы, бородачи... Чего они ждут, как ты думаешь?

Кавендиш неопределенно пожал плечами.

– Прежде всего, что им позволят закончить обед. Но я не уверен, что еды хватит на всех. Причина кррется в чем-то другом.

– В нас, да?

Кавендиш надул щеки.

– Вряд ли их шабаш объясняется нашим появлением.

– Но есть еще наши лошади.

– Этого недостаточно... Причиной такого скопления является, несомненно, что-то другое. Но я готов отдать голову на отсечение, если хоть что-то понимаю.

Озадаченный, Джаг решил помалкивать... Уж если сам Кавендиш, натерший седлом мозоли на заднице, терялся в догадках, значит, происходящее и впрямь выходило за рамки обыденного.

Как далеко ни уносили Джага воспоминания, он не мог припомнить, чтобы прежде видел нечто подобное. Да и старый Патч, его приемный отец, никогда ни о чем похожем не рассказывал. А уж он-то наглотался пыли дальних дорог.

Воспользовавшись непредусмотренной остановкой, Джаг отстегнул от пояса фляжку и утолил жажду. Затем налил в ладонь немного теплой воды и поднес ее к мягким губам своей лошади. Он повторил это несколько раз, и гнедая лишь довольно пофыркивала.

– Может, он умер от жажды? – неожиданно предположил Джаг, показав на растерзанные останки.

Разведчик поморщился.

– Если это так, я бы искренне удивился. Здесь слишком влажный воздух. Но есть верный способ проверить твое предположение.

С этими словами он вытащил из кобуры, болтавшейся у бедра, револьвер, прицелился в бурдюк, висевший на сучке окаменелого дерева, и нажал на спусковой крючок.

Буквально взорвавшись от точного попадания, кожаный мешок мгновенно опустел, обрушив на землю поток воды.

– Вот и ответ, – сказал Кавендиш, пряча оружие.

– Возможно, он был тяжело ранен или болен? – не успокаивался Джаг.

– Вполне вероятно, – эхом отозвался Кавендиш, с прищуром вглядываясь вдаль. – Но, скорее всего, дело совершенно в другом...

– В чем, например?

Кавендиш снова пожал плечами.

– На этот счет у меня нет никаких предположений. Сейчас я подумал, не лучше ли нам возвратиться назад?

Джаг нахмурил брови.

– Как это, возвратиться назад? Что мы от этого выиграем?

– Выберемся из этой сметаны, что само по себе не так уж плохо!

– Из нее можно выбраться, двигаясь и вперед, разве нет? Эта пена неизбежно где-то закончится.

– Мы так думали, когда первый раз ступили в это дерьмо, помнишь? Вот только до сих пор ему не видно конца. Согласись, мы уже давно сбились с дороги в этой молочной каше. И кто во всем этом виноват?

Не найдя, что возразить, Джаг погрузился в воспоминания о недалеком прошлом.

Глава 2

Уже несколько дней они ехали по бескрайнему плоскогорью, усыпанному мелким трахитным камнем.

Огромное пустынное пространство было усеяно отполированной временем галькой и покрыто твердой пленкой, сверкавшей на солнце, как бриллиант – результат испарения минеральных растворов, поднявшихся по мельчайшим трещинам из недр земли.

Жесткое, скользкое покрытие стало трудным испытанием для лошадей, и зачастую путешественникам приходилось покидать седла и продолжать путь пешком, ведя лошадей под уздцы.

К счастью, погода испортилась, и солнце затянула серая дымка, иначе отражение солнечных лучей от гладкой поверхности плоскогорья сделало бы передвижение просто невыносимым.

– У меня такое впечатление, будто мы идем по чешуе. Что ты на это скажешь? – спросил Джаг, выделывая замысловатые па, чтобы попасть ногой на крохотный пятачок нескользкой почвы.

– Некоторые называют эту корку \"кожей ящерицы\", – буркнул в ответ Кавендиш. – Настоящая мерзость! Видел бы ты себя со стороны: балерина, да и только!

– Не я выбирал направление! Ты говорил об оазисе, райском уголке...

Разведчик пожал плечами.

– Не все сразу, малыш. Мы переживаем трудный час, в этом я с тобой согласен, но... терпение... Наступит время радости.

Питая надежды на лучшее будущее, они продолжали, продвигаться вперед, оставляя за собой бескрайние пустынные пространства, мрачные каменистые гряды, выжженную дотла землю, покрытую стекловидной коркой и лишенную признаков жизни.

Вечерами, остановившись на ночлег, Джаг обычно делился накопившимися за день мыслями и впечатлениями, ибо лишь перед сном Кавендиш позволял втянуть себя в разговор.

В течение всего дня он только и делал, что ругался, кого-то проклинал, обрушивая свое негодование в большинстве случаев на воображаемого собеседника или на свою лошадь, в которой поочередно обнаруживал все мыслимые отрицательные качества, начиная от вялости и медлительности и заканчивая нервозностью и излишней резвостью. Иногда он изливал желчь на Джага, но делал это не прямо, а ограничивался нескончаемым брюзжанием. Когда Джаг отставал или просто замедлял ход, разведчик бурчал по поводу слишком медленного темпа, который, по его мнению, лишь продлевал их муки, а если Джаг вырывался вперед, он обвинял его в том, что тот взял сумасшедший темп и несется, словно подгоняемый страхом.

Вечерами же, сидя в темноте, поскольку дров для костра не было на многие мили вокруг, Джаг, не переставая жевать копченое мясо, ненавязчиво затевал разговор: вначале односложно говорил о себе, затем высказывал очевидные истины и избитые мысли, не умолкая до тех пор, пока его спутник, изнервничавшись от пустопорожней болтовни, не прерывал его громовым возгласом:

– Да когда ты, наконец, закончишь стрекотать? Ты так любишь звук своего голоса, что начинаешь думать вслух, где бы ни оказался!

– Говорят, что любой орган человеческого тела нормально функционирует лишь при условии его постоянной тренировки, – ответил Джаг. – Вот я и тренирую свой язык. Я разговариваю, чтобы не превратиться в глухонемого. И тебе предлагаю заняться тем же самым.

– Чепуха! Врожденные или приобретенные способности не забываются!

– Этого не скажешь, послушав, как ты чертыхаешься через каждую секунду... Ты знаешь эту местность, так почему же мы не можем выбраться отсюда, а?

– К памяти это не относится. Нет ничего более обманчивого, чем память. Время уничтожает запах падали, разрушает препятствия. А воспоминания приукрашивают прошлое, смягчают серые тона... Позже ты сам убедишься, что память сохранит только хорошее. В моих мозгах воспоминания о \"коже ящерицы\" не задержались!\" Черт бы побрал эту скользкую пустошь! Мы уже почти неделю по ней топаем!

Действительно, уже шесть дней они продвигались по ровной, будто покрытой лаком, пустыне.

Далеко позади остались другие опустошенные районы, редкие леса, несколько покинутых жителями деревень, где путники останавливались, чтобы дать возможность лошадям восстановить силы.

– Может, лучше повернем назад? – спрашивал Джаг на каждом привале.

Кавендиш только отрицательно покачивал головой.

– Мы идем правильно, я в этом уверен. Более того, я это чувствую.

После такого заявления разведчик извлекал из своих скудных запасов любимую сигару медианитос, неторопливо раскуривал ее и, сделав пару затяжек, продолжал:

– Вполне естественно, что в последний раз, проезжая через эту местность, я не знал, что вскоре снова окажусь здесь. Может, поэтому дорога мне и не запомнилась. А если учесть, что тогда я был молод и нетерпелив...

И тут же, как обычно, следовал вопрос Джага:

– Что мы увидим в конце пути? Город? Одно из тех поселений с высокими домами, которые поднимаются выше облаков? А может людей? Или море, о котором мне так много рассказывал Патч?

Сделав затяжку и с наслаждением выдохнув дым, Кавендиш отвечал всегда одно и то же:

– К чему стремиться все разложить по полочкам? Зачем торопиться заглянуть в будущее? Иногда надо уметь ждать. К тому же, слова нередко бывают бесполезными и по отношению к действительности звучат фальшиво. Кроме того, нужно быть искусным рассказчиком, а я такими способностями не обладаю. Я так и не сумел научиться жонглировать словами.

После этого Джаг умолкал. Он сам чувствовал себя не в своей тарелке, когда возникала необходимость что-то объяснить. Он был способен на чувства, переживания, но ему казалось, что все беды мира обрушиваются на него, если ему приходилось облекать свои чувства в слова. Он отчетливо осознал этот свой недостаток, когда начал встречаться с Монидой, единственной женщиной, которую когда-либо любил. Как только он ее увидел, он уже не сомневался в своих чуствах, но ему не хватило духа сказать ей об этом. В конце концов молодой женщине пришлось взять инициативу на себя и подтолкнуть его к объяснению. Джаг чувствовал себя ужасно неловко. Инстинкты были развиты в нем сильнее, нежели красноречие.

И тогда в наступившей плотной тишине, обхватив голову руками, Джаг погружался в воспоминания. Он видел себя верхом на лошади рядом с Патчем, приемным отцом, человеком, который научил его едва ли не всему, что он сегодня знал и умел. Картины сменяли одна другую... Джаг снова переживал смерть Патча, убитого в жалком борделе на краю Солонки, вспоминал свою рабскую жизнь, когда его использовали в качестве тягловой силы, нацепив на шею тяжелое ярмо, вспоминал и то сражение на арене, когда он одержал победу над Баскомом и его лизоблюдами... Память продолжала высвечивать все новые эпизоды. После победы в цирке Тенессии Джага купил Супроктор Галаксиус, который жил и передвигался в поезде – Империи на Колесах. Всей своей жизнью Галаксиус пытался доказать, что везде, где бы он ни появлялся, он находится у себя дома.

Став рабом Галаксиуса, Джаг получил отличительный знак принадлежности к Империи на Колесах – ошейник, который называли Шагреневой кожей за то, что он, сжимаясь, душил того, кто пытался бежать. Именно там Джаг встретил Мониду и Энджела, ребенка-монстра, ошибку природы. Чуть позже всем подданным Галаксиуса пришлось вступить в сражение с каннибалами из Костяного Племени и одним из героев схватки стал Джаг, обеспечив падение Палисады – цитадели мерзких любителей человеческой плоти.

Впервые за последние годы Джаг, наконец, обрел свободу, но остался один: Монида погибла во время кровавой резни в Палисаде.

Тогда, взяв с собой Энджела, Джаг отправился куда глаза глядят, не имея абсолютно никаких планов на будущее. Позже его нагнал Кавендиш, бывший разведчик Галаксиуса, человек загадочный, немногословный и вовсе не такой уж циник, как это сразу показалось Джагу. Вместе с Кавендишем Джаг оказался в конце концов под куполом Эдема, города Бессмертных, где был втянут в кровавую историю, которая чуть было не стоила ему жизни и из которой он выпутался благодаря участию в Играх Орла. Тогда ему пришлось помериться силами с Белыми Гигантами, опасными морскими хищниками весом в полтонны каждый. Затем – и это было еще очень свежо в памяти – с Энджелом начали происходить фантастические мутации, в результате которых ребенок превратился в поразительного человека-птицу. Джаг уловил тревожный призыв Энджела и бросился в бой против целой орды профессиональных охотников, которые, толкаемые жаждой наживы, безжалостно истребляли икаров – крылатых существ новой эры – ради особых кристаллов, находившихся у них в мозгу и служивших сырьем для производства сильнейшего наркотика.

В такие моменты Кавендиш всегда прерывал воспоминания Джага. Он знал, что тот сильно переживает разлуку с Энджелом, глубокой занозой засевшую в его сердце. Интуитивно улавливая состояние Джага, Кавендиш всегда старался вырвать своего приятеля из бездны печали.

Подняв глаза к небу, глядя на Луну или на звезды, мерцающие в разрывах облаков, он говорил:

– Странная погода! Невозможно вспомнить, когда в последний раз мы видели чистое небо. Спрашивается, наступит ли когда-нибудь такое время?

Действительно, с тех пор, как горы остались позади, они лишь изредка, и то ненадолго, видели синее небо и ярко сияющее солнце. Все остальное время небо оставалось затянутым низкими облаками, и это ввергало путников в мрачное настроение. Тяжелая, гнетущая атмосфера, казалось, проникала в души обоих путешественников.

Отвлекшись от грустных воспоминаний, Джаг заговорил о том, что больше всего волновало его:

– Я знал человека, который совершенно серьезно утверждал, что звезды сближаются и мы стремительно несемся в небытие, что все вещи и само время скоро сожмутся в точку. И еще он предсказал мне судьбу вечного бродяги.

– Стоит только взглянуть на тебя, и сразу становится ясно, что у тебя никогда не будет собственного очага. В сегодняшнем мире любой человек может сыграть роль прорицателя. Впрочем, что касается звезд, твой знакомый недалек от истины.

– Они действительно сближаются? Падают?

– Такие слухи ходят...

– Но мне они кажутся неподвижными, никакого перемещения я не замечаю.

– Чтобы это заметить, необходимо обладать более острым зрением, чем у нас. В любом случае, доля правды в словах твоего знакомого есть. Наши предки, начав освоение космического пространства, сконструировали настоящие летающие города, которые, теоретически, должны были вечно висеть между звездами и Землей. И что же? Они преспокойно падают, как и все то, от чего люди хотели избавиться, используя космос как помойную яму. В конце концов, все возвратится на Землю: и холодные звездные города и контейнеры, набитые химическими и радиоактивными отходами. Затем наступит очередь звезд. Но это произойдет еще не скоро, и нас это не касается.

– Почему?

– Потому что к тому времени нас уже не будет... Ладно, пора спать. Чем раньше мы тронемся завтра в путь, тем скорее выберемся из этого гнусного места. Если будем тянуть резину, рискуем в скором времени остаться без воды.

Утром они оседлали лошадей и через два часа выехали, наконец, из необозримой, казавшейся бесконечной, зоны вулканического происхождения. Перед ними простиралась всхолмленная, похожая на многочисленное стадо барашков, местность. Склоны холмов не уступали по твердости скальным породам, и путники, продвигаясь вперед, были вынуждены изрядно попетлять.

Джаг, совершенно ошарашенный сложностью маршрута, по-настоящему терялся несколько раз, когда надо было проходить через ущелья, больше напоминавшие туннели. Он замирал в нерешительности, и тогда ему на помощь приходил Кавендиш.

– Вначале это была небольшая трещина, затем песчаные ветры, проникая в нее, мало-помалу подтачивали камень и образовали в конце концов естественный свод. Бояться нечего, потолок крепкий, и нет никакой опасности, что он рухнет на нас. Такое возможно лишь в одном случае из миллиона. Но мы этого не увидим. Нас здесь уже не будет.

Поборов первоначальный страх, Джаг свыкся с мыслью, что нужно двигаться, а не стоять на месте. Но страх, конечно, не исчез полностью. После каждого прохождения через узкие каменные коридоры, высверленные ветром, тело Джага покрывалось гусиной кожей.

Выехав из очередного туннеля, он не поверил своим глазам, увидев совершенно другой ландшафт: до самого горизонта простирался зеленый пейзаж с разбросанными там-сям зеркальными блюдцами водной глади.

Смена декораций произошла так неожиданно и стремительно, что Джаг замер с широко открытым ртом.

– Производит странное впечатление, да? – усмехнулся Кавендиш, наблюдая за реакцией Джага. – Я тоже обалдел, когда увидел это в первый раз.

Показав на свинцовое небо, он добавил:

– Все это не то, смотреть надо при солнышке! Совершенно другое впечатление!

– Никогда не видел ничего подобного, – выдохнул Джаг. – Эта растительность... эти озера... что-то невероятное...

– Когда-то очень давно здесь часто шли дожди. Вода уходила в землю, образуя огромные подземные резервуары, которые питали озера, различные водные источники, давали влагу почве. Район очень плодородный и к тому же на какое-то время защищен...

– Защищен? – удивленно переспросил Джаг. – Что ты имеешь в виду?

Разведчик показал на естественные коридоры, из которых выползали песчаные языки, направленные в сторону роскошного зеленого оазиса.

– Пустыня постепенно наступает... Трещины расширяются и ветер задувает песок все дальше и дальше. Это неотвратимый процесс. Пустыня всегда двигалась вперед. Когда-нибудь вся планета станет желтой от песка. Не будет ни деревьев, ни травы. Один песок!

– А океаны? Ты забыл об океанах!

Кавендиш с сомнением нахмурился.

– Возможно... Останутся вода и песок. До чего же прекрасные будут пляжи!

После такого вывода путники направили лошадей к озеру, озираясь и постепенно привыкая к новой обстановке. Наплававшись в озере и устав от этого непривычного для них занятия, они разлеглись на берегу, наслаждаясь приятной тяжестью в теле.

– А почему бы нам не остаться здесь? – неожиданно предложил Джаг. – О таком уголке можно только мечтать. Есть цветы, деревья, дичь, рыба... Можно было бы жить в свое удовольствие. Лучшего места нам все равно не найти! Ты был прав! Теперь я понимаю, почему ты ничего не хотел мне говорить. Такой красоты я еще не видел. Патчу очень понравилось бы это место!

– Даже так?

– Конечно! Здесь есть все! Все, что он искал.

– Неужели ты думаешь, что он никогда не оказывался в подобных местах за всю свою бродячую жизнь?

Джаг на секунду задумался.

– Полагаю, что нет.

В горле разведчика заклокотало – он смеялся.

– А я утверждаю обратное! Вот только человек редко живет в согласии со своими желаниями. Есть желание и есть действие. Разве ты остался бы здесь, зная, что где-то растет более зеленая, более высокая и более густая трава?

– А почему бы и нет?

– Ты не прав.

– И это говоришь ты? Ты, который прожужжал мне все уши медовыми речами и громкими обещаниями? К чему тогда были все твои туманные намеки?

– Разве я похож на человека, сошедшего от радости с ума при виде кусочка цветущей земли?

Джаг озадаченно наморщил лоб.

– Что ты хочешь этим сказать? – наконец проворчал он.

– Я хочу сказать следующее. Все, что тебя окружает – всего лишь прелюдия к тому, что тебя ожидает в будущем. А сейчас, если хочешь остаться здесь, ты – свободен. Обещаю, что никому не скажу, где ты находишься. Построй себе халупу и живи в ней спокойно до конца своих дней. Ты можешь даже заняться полезным делом, пытаясь перекрыть путь песку. Но тебе, помнится, предсказали бродячую жизнь.

Джаг пожал плечами.

– Я не тот человек, который подстраивается под предсказания, – возразил он. – Если я решу поставить в угол свои сапоги, то сделаю это, невзирая на досужие домыслы какого-то шарлатана.

– Ты прав, надо быть хозяином своей судьбы. Я оставлю тебе патроны для охоты, но будь экономным, не пали налево-направо, потому что в этих местах может не оказаться оружейной лавки. Для разведения огня воспользуйся кремнем, его здесь предостаточно. Я оставил бы тебе свою зажигалку, но это создаст мне неудобства. В твоем снаряжении есть лопата? Очень нужная вещь, если придется отбрасывать песок. Одна у меня есть, она – твоя. Мне она вряд ли понадобится. Ладно, с этим все, а теперь мне нужно собираться в дорогу.

Сказав это, он встал, почесал заросшие густыми, рыжеватыми волосами грудь и плечи, и начал одеваться, поглядывая в сторону горизонта.

Заметив, что Джаг тоже взялся за одежду, он поинтересовался:

– Тебе стало вдруг холодно?

Джаг не ответил, и Кавендиш проговорил:

– Только не говори, что ты собрался ехать со мной.

– Я решил посмотреть, что тебя гонит вперед. Может, это и мне придется по вкусу... К тому же... Впрочем, если мне не понравится, я всегда смогу повернуть обратно. Или приехать сюда еще раз, зная, что на свете существует уголок, который во всем меня устраивает.

Они неторопливо ехали по волшебной, почти сказочной земле, утопающей в белых маргаритках, желтых одуванчиках и незнакомых пурпурных цветах.

Спустя некоторое время океан одуванчиков сменился розовым ковром вербены. Пейзаж продолжал меняться: появились кусты, колючий кустарник, цветы алоэ, похожие на початки кукурузы, и кактусы во всех своих разновидностях – варварская смоковница, кактус-бочка, загнутые иглы которого вполне могли служить рыболовными крючками, кактус-леденец, из которого делали конфеты и сигуаро, гигантский кактус, достигавший в высоту пятнадцати метров и содержащий в себе больше тонны воды.

Потрясенный Джаг не прекращал восторгаться увиденным и засыпал Кавендиша вопросами. Польщенный разведчик щеголял своими познаниями, с удовольствием пускаясь в объяснения.

Наконец наступил вечер. Путники развели костер и зажарили на нем зайца-кенгуру, которого Кавендиш подстрелил по пути. Этот широкозадый зверек был способен совершать пятиметровые прыжки, что делало его практически недосягаемым для хищников.

После ужина они неторопливо поболтали о жизни, потягивая крепкую брагу, которая буквально оглушила Джага, не привыкшего к возлияниям.

Достаточно трезвый Кавендиш обошел бивуак, убедился, что лошади надежно привязаны, подбросил в костер сучьев и улегся спать.

Утром Джаг проснулся первым. Он уже брился, когда поднялся Кавендиш.

Зевая, разведчик проклинал свои мышцы и суставы, которым, по его словам, требовалось все больше и больше времени, чтобы размяться; честил по чем попадя боль в затылке, которая сжимала виски; ругал последними словами небо, покрытое тучами, мешавшими солнцу прогреть его старые кости. Облегчив таким образом душу, Кавендиш отошел в сторону, чтобы облегчить мочевой пузырь.

Он тщательно выводил букву \"Н\" в своем имени, которое ритуально выписывал струей мочи каждое утро, утверждая, что это приводит в порядок мысли, как вдруг, прервав свое занятие каллиграфией, разразился потрясающим залпом проклятий. От неожиданности Джаг вздрогнул и чуть было не отхватил себе нос бритвой.

– Черт возьми! Что это еще за хреновина? – озабоченно проворчал Кавендиш, закончив материться.

У Джага, проследившего за взглядом разведчика, перехватило дыхание.

В нескольких сотнях метров от них пенилась беловатая масса, которая простиралась насколько хватало глаз, похоронив под собой всю растительность.

– А ты бреешься! Мир превратился черт знает во что, а ты скребешь свою харю! Не мог меня разбудить?

– Когда я проснулся, было еще темно. Что я мог увидеть? У меня же не фары, а глаза!

– Существуют не только глаза, есть еще и инстинкт. Само тело должно предупреждать тебя об опасности, а уж ты обязан разобраться, что к чему! Боль, которая сейчас сверлит мой череп, – сигнал! Его нужно только суметь расшифровать!

– Вероятно ты прав, но твоему сигналу есть простое объяснение: не следовало злоупотреблять самогонкой. Аналогичный сигнал я получал в течение всей ночи.

– Чепуха! Маленькая чашка согревающего никогда и никому не приносила вреда. Спиртное убивает глистов и уничтожает микробов!

Высказав свое мнение, разведчик покопался в дорожных мешках и извлек оттуда раздвижную подзорную трубу. Быстро приведя ее в рабочее состояние, он приставил окуляр к глазу.

– Что там? – нетерпеливо спросил Джаг. – Что ты видишь?

– Ничего, кроме странного белесого ковра... Похоже на снег... И он везде, до самого горизонта. Никогда не видел ничего подобного. Интересно, откуда оно взялось так внезапно и неслышно?

– Думаешь, упало с неба?

По лицу Кавендиша пробежала тень сомнения.

– Это меня удивило бы! Если эта дрянь свалилась с неба, то почему она не продолжает падать и сейчас?

– А что, если эта дрянь вышла из земли?

– Может быть...

– А если это просто оптический обман? Световой эффект, мираж, галлюцинация... Это вполне допустимо, ведь наши лошади совершенно спокойны. В пустыне можно наблюдать очень странные явления. Часто случается видеть такое, чего в действительности нет.

– Лучший способ удостовериться в этом – отправиться туда и все посмотреть на месте, – сделал вывод разведчик, складывая подзорную трубу. – Шевелись, едем!

Спустя полчаса они окончательно убедились в том, что речь идет не о мираже, а о самой настоящей и тревожной реальности.

Спешившись в пятидесяти метрах от границы белесого безбрежья, они пошли вперед, бросая тревожные взгляды на небо и внимательно посматривая по сторонам.

С первых шагов Кавендиш начал принюхиваться в надежде уловить какой-нибудь знакомый запах, но тщетно.

Вооружившись палками, мужчины присели на корточки и стали исследовать странное вещество.

Десятисантиметровый слой белого, вязкого и пузырчатого, как слюна, вещества состоял из подобия мелких шариков размером с виноградную косточку, которые объединялись в крупные гроздья, покрытые студенистой оболочкой, и в свою очередь были погружены в пенистую субстанцию.

– Ничего подобного я еще не видел! – раздраженно проворчал Кавендиш. – А ты?

Джаг поморщился.

– А я тем более. Похоже на взбитые сливки, на пену...

– А эти странные гроздья, напоминающие яйца?..

– Чьи яйца?

– Понятия не имею. В принципе, это маловероятно... Чтобы появились яйца, нужна соответствующая фауна. А здесь, помимо зайца, которого я вчера подстрелил, животных не наблюдается.

– Что будем делать? – с растерянным видом спросил Джаг, беспрестанно поглядывая по сторонам.

Судя по выражению лица, разведчик тоже не имел определенного мнения на сей счет.

– Если честно, то я затрудняюсь ответить на твой вопрос, – озадаченно признался он. – У тебя есть какие-нибудь соображения?

– Выбор у нас небольшой: или идем дальше, или возвращаемся назад. Можно, конечно, попытаться обойти это препятствие, но неизвестно, как далеко это нас заведет.

Разведчик окинул унылым взглядом окружающий пейзаж. Любитель путешествий, неутомимый покоритель дорог, он неоднократно оказывался в самых сложных ситуациях, но никогда не сталкивался ни с чем, хотя бы отдаленно напоминавшим эту пену. Обычно, интуиция подсказывала Кавендишу, что его подстерегает опасность, но теперь, как разведчик не прислушивался к своему внутреннему голосу, тот молчал.

– Благоразумие подсказывает, что лучше бы нам вернуться, – произнес, наконец, он после долгих раздумий. – Эта мерзость ни о чем мне не говорит, я ее не чувствую.

– А твой всемогущий инстинкт?

– В том-то и дело, что он никак себя не проявляет. И мне это кажется ненормальным.

– Как думаешь, насколько далеко это может тянуться? – спросил Джаг, показывая на белесый океан.

– Намного дальше, чем мы можем видеть, но это еще ни о чем не говорит.

– А где находится твой рай?

– Прямо по курсу. Но что касается расстояния, ничего сказать не могу, сейчас я потерял все ориентиры.

– Мне не очень-то хочется снова оказаться на \"коже ящерицы\", – сказал Джаг и направился к своей лошади.

Сев в седло, он похлопал лошадь по шее и направил ее вперед. Кавендиш недоуменно смотрел ему вслед.

Приблизившись к краю белой массы, животное замедлило шаг, остановилось, но лишь для того, чтобы повести ноздрями над слоем пены. Позволив ей вволю надышаться, Джаг легким движением послал животное дальше. Не проявив ни малейшего колебания, гнедая вошла в пенистую массу, оставляя за собой борозду, которая довольно быстро затягивалась странной субстанцией.

Проехав метров сто, Джаг остановил лошадь и крикнул Кавендишу, который недоверчиво смотрел на него, не двигаясь с места:

– Инстинкт никогда не подводит животных!

– Глупости! Я видел, как целые стада быков и овец бросались в пропасть! Лошади тоже шли в зыбучие пески и оставались в них навсегда!

– Кто тебе сказал, что они не знали, что делают?

– А кто тебе сказал, что твоя гнедая не решила таким вот образом покончить с собой?

– Лошадь – точная копия своего всадника. А я, можешь мне поверить, не собираюсь умирать. Долго ты будешь там торчать и пялиться на меня? Чего ты ждешь? Пока эта пена не переварит нас?

В конце концов слова Джага убедили разведчика, и тот, ворча и еле передвигая ноги, направился к своей лошади.

Путники, войдя в белую массу, двинулись навстречу неизвестности.

Глава 3

– Я вот думаю, а не счастливее ли он нас? – неожиданно спросил Кавендиш, указав на истерзанный труп.

– Как это? Что ты несешь? – забеспокоился Джаг, хмуря брови.

Будучи фаталистом, разведчик пожал плечами.

– Дорога для него закончилась, и ему нет необходимости принимать решения... Он избавился от условностей этого грустного мира.

– Что ты называешь \"условностями\"? – спросил Джаг.

– Он освободился от всех забот, – продолжал Кавендиш, занятый своими мыслями. – Как думаешь, он тоже доверился инстинкту своей лошади?

– Не знаю! Слушай, если бы мы поворачивали назад всякий раз, когда перед нами возникало препятствие, мы все время двигались бы только в обратном направлении. Ладно, в эту патоку тебя затащил я, но позволь напомнить тебе, что в самом начале пути ты лез из кожи вон, обещая показать мне лучший из миров, нечто особенное, чего я раньше никогда не видел. Сейчас, глядя на тебя, я думаю, имел ли ты представление, куда держишь путь?

На лице разведчика появилось кислое выражение.

– А каким образом мне ориентироваться в этой пене? – проворчал он. – Тем более, что воспоминания зачастую неточные, а если еще природа все время перетасовывает карты!.. Мне действительно начинает казаться, что мы ходим по кругу. Чем дальше мы продвигаемся вперед, тем меньше изменений вокруг.

– А что ты собираешься найти? Теперь-то ты можешь это сказать?

– Поля хлеба, – выдохнул разведчик, будто выдавая ужасную тайну.

Нахмурив лоб, Джаг недоверчиво переспросил:

– Хлеба?

Кавендиш кивнул:

– Океан зерна. Безбрежные поля хлеба. Империя злаковых! Зерновые во всех своих разновидностях, одних сортов пшеницы не счесть. Проскакав верхом целый день, ты не увидишь конца и края хлебным полям.

Оглушенный откровением своего товарища, Джаг на какой-то миг лишился дара речи.

– Хлеб... Ты хочешь сказать, что из-за хлеба притащил меня сюда, обещая золотые горы? – пробормотал он, приходя в себя.

– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? Есть еще рожь, суржа, обычный и ранний ячмень, овес, гречиха, просо...

Кавендиш замолчал, широко обведя рукой белесое пространство, окружавшее их.

– По моим расчетам, мы должны сейчас плыть по океану зерна. А на деле, мы барахтаемся в этом пюре, появившемся неизвестно откуда. Согласись, у меня есть уважительные причины, в силу которых я не могу добраться до нужного места!

Видя, что Джаг остается глух к оправданиям, он добавил:

– Ну, будет тебе дуться! Это стоило увидеть, клянусь тебе. Там растет еще кукуруза, сорго и даже рис. У тебя осталось, хоть немного воображения? Рис! И картошка! Гектары картошки! Я уже не говорю о фруктах! В этом смысле мы ни в чем не будем испытывать нужды! Есть все! Ты увидишь фрукты, о которых не имеешь ни малейшего представления! Они добились успеха во всех областях. Хочу заметить, что благодаря подземным водам, работа сильно упрощается.

– Они? Кто они? – спросил Джаг, вдруг оживившись.

– Те, кто живет там, естественно. А ты думал, что все это просто так вылезает из земли?

– Ты ведешь меня к крестьянам? – воскликнул Джаг, вытаращив глаза. – Я правильно тебя понял? Нет, я ослышался! И для того, чтобы притащить меня к фермерам, ты недели напролет подслащивал мне пилюлю?

У Джага сохранились самые неприятные воспоминания о пребывании у крестьян, которые использовали его в качестве тягловой силы, поэтому он испытывал к ним острую неприязнь. Но не потому, что они относились к нему, как к рабу, а потому, что показали себя покорными, смирившимися со своей участью людьми. Они ничего не хотели видеть, кроме своего клочка земли, который давал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не умереть с голода, да и то при самых благоприятных условиях.

– Я знаю, что твое сердце не лежит к крестьянскому образу жизни, поэтому предпочитал молчать до поры, до времени, – объяснил разведчик, увидев отчужденность на лице Джага. – Стоило мне коснуться этой темы, и ты бы сразу же отказался идти со мной... и был бы неправ. Не все фермеры такие, каких ты знаешь. Те, о которых я говорю, сохранили знания и приемы современного возделывания земли и не впали в обскурантизм, как некоторые... Они используют технику, настоящих механических монстров, которые способны заменить труд сотен человек. Они умеют собирать по нескольку урожаев в год. Чтобы в это поверить, надо увидеть своими глазами.

Видя недоверие на лице Джага, Кавендиш уточнил:

– Люди в этом районе никогда не прекращали работать. Секреты земледелия они передают из поколения в поколение, строго следя за тем, чтобы их знания не изчезли вместе с ними. Конечно, вынужденные следовать сегодняшним обстоятельствам, они вооружились, организовали свою защиту от орд грабителей, но прежде всего их отличает гостеприимство. Они доброжелательно встречают таких странников, как ты и я, и предлагают им кров и пищу взамен выполнения мелких работ или вообще просто Так. Это тихий островок в бушующем море. Именно туда я хотел тебя привести. Но, увы! Человек предполагает, а Бог располагает. Теперь, когда ты все знаешь и хочешь излить свою желчь, не стесняйся...

Настроение Джага существенно изменилось. В его глазах замерцал огонек интереса. С давних пор очарованный всяческими механизмами, он не мог сдержать дрожь от осознания того, что имеет шанс оказаться рядом с механическими машинами прошлого.

– Мы уже достаточно долго находимся в пути и должны быть где-то недалеко от цели, – сказал он. – Все не могло исчезнуть. Обязательно должны остаться следы, пусть это будут всего лишь руины...

Надев шляпу, из-под которой выбивались преждевременно поседевшие волосы – результат затянувшегося пребывания под куполом Эдема, города Бессмертных, – Кавендиш мрачным взглядом обвел далекий горизонт.

– Я больше ничего не знаю... – секунду помолчав, произнес он. – И, кроме того, мне уже на все наплевать. А тебе?

Джаг удивленно уставился на него. Он еще никогда не видел своего компаньона в таком состоянии. В сущности, разведчик не отличался особым оптимизмом, но до сего момента его отличало ровное, свойственное ему поведение, лишенное заметных перепадов настроения. Время от времени для разрядки он любил посквернословить, но делал это ради проформы, беззлобно, даже с каким-то лукавством. Но в последние минуты его уравновешенность без всякого перехода скатилась в бездну пессимизма, тем самым серьезно озадачив Джага, которого такое поведение разведчика поставило в тупик.

– Мы в любом случае должны выбраться отсюда, – сказал Джаг. – Но если будем распускать нюни, стоя на месте, то из этой западни нам никогда не выбраться. Вперед!

Вопреки всякому ожиданию Кавендиш лишь покачал головой.

– Зачем? – тихо спросил он. – Почему всегда нужно куда-то бежать? Для чего, кстати?

Встревоженный Джаг внимательно посмотрел на своего друга. Его замкнутое лицо выглядело отрешенным, затем на нем появилось выражение глубокого разочарования.

– Мы никогда не дойдем до конца этой дряни... – пробормотал Кавендиш. – Никогда! Ничего подобного я еще не видел. Эта белесая мерзость не такая уж помеха, но ведь непременно существует нечто другое... Здесь все зачахло, выжжено, превращено в камень... Есть что-то другое, помимо пены...

– Огонь? – предположил Джаг, пытаясь вклиниться в монолог.

– Нет.

– Что другое?

В глазах разведчика вспыхнули искорки просветления.

– Уран, – тихо произнес он. – Только он. Подобное однажды случилось в Западных Долинах. Одна из этих проклятых космических станций упала в русло реки, которая протекала через весь район. И тогда появилась какая-то зараза, похожая на лепру. Она начала пожирать всю растительность! Вначале эта напасть ограничивалась районом падения станции, затем неудержимо начала распространяться, и через несколько месяцев весь край лишился зелени. Остались лишь полчища тараканов да какой-то вид вьюнка, усыпанного колючками.

Дрожь пробежала по телу Джага. Он непроизвольно бросил испуганный взгляд на серое небо.

Иногда ему вспоминался эпизод из далекого детства: в голубом небе одновременно повисли солнце и луна. В те дни все поголовно прятались в укрытиях, откуда с опаской следили за движением небесных светил, помня древнее предсказание, утверждавшее, что Земле придет конец, когда они столкнутся.

В конце концов, опасность пришла вовсе не оттуда, откуда ее ждали. Человек сам выкопал себе могилу. Так было всегда. Так повторилось вновь!

– Дальше я не еду, – неожиданно заявил Кавендиш. – Я сяду у этого пня и буду ждать. Мне надоело размахивать руками. Пустая трата времени.

Озадаченный, Джаг повернулся к своему спутнику. Тот, опустив плечи, устремил перед собой неподвижный, застывший взгляд своих светлых глаз. Ноги Кавендиша, надежно вставленные в стремена, слегка подрагивали от напряжения, а сама посадка всадника в седле выдавала его неуверенность.

Кавендиш был не похож на самого себя.

Эта необычная картина подстегнула Джага, стряхнула с него странное оцепенение, которое туманило сознание.

Подъехав к другу, он показал на раздутые чересседельные сумки, закрепленные на крупе его пегой лошади.

– Свою \"сантехнику\" ты оставишь стервятникам?

В сумках находилась зарплата Кавендиша за весь период его работы у Галаксиуса, монарха Империи на Колесах, убитого во время чудовищной резни, начавшейся при попытке пересечь Палисаду – цитадель и столицу Костяного Племени. Кавендиш сам выдал себе \"зарплату\", наложив лапу на сантехническое оборудование поезда. Он снял краны, сифоны, сгоны, небольших размеров трубы... Все эти \"железки\" были отлиты из чистого золота.

Не жадный по натуре, но не упускавший случая поживиться, Кавендиш весьма дорожил своей добычей. Из-за того, что он хотел любой ценой вывезти свои сокровища из Эдема и слишком долго пробыл в городе, его волосы в одночасье поседели.

Для него золото было важнее всего.

Но на сей раз на его лице не отразилось ничего, кроме безразличия.

– Моя сантехника, – пробормотал он. – Плевал я на нее. Честное слово! Ты можешь ее забрать, если хочешь. Бери, пользуйся!

В голове Джага прозвучал сигнал тревоги.

– Едем! – решительно бросил он и потянул пегую лошадь Кавендиша за узду. – Сейчас же!

Монолитная фигура Кавендиша даже не шелохнулась. Он лишь бросил на товарища взгляд, полный скуки и почти враждебный.

– Ехать? – спросил он. – Зачем? Куда?

Сердце Джага сжало, словно тисками. Он снова обвел взглядом жирную плесень, которая их окружала. Чувство опасности с каждой минутой становилось все более ощутимым, пронизывало его острой болью.

Внезапно лошадь зашаталась под ним и сделала попытку лечь.

Теряя равновесие, Джаг ухватился за луку седла с такой силой, будто хотел раздавить ее. Это непроизвольное движение стоило ему огромной затраты энергии. Оно буквально опустошило его. Джаг почувствовал невероятную слабость и весь покрылся липким потом.

– Я остаюсь, – стоял на своем Кавендиш. – Мой путь закончился здесь.

Он говорил монотонным голосом, лишенным всякой эмоциональной окраски.

– Нет! – закричал Джаг. – Здесь нельзя оставаться! Нельзя! Встряхнись! Не раскисай!

Кавендиш недовольно вздохнул.

– Поезжай, если хочешь. Дорога перед тобой, – зевая, сказал он. – Делай, как считаешь нужным, но только не шуми. Езжай, я тебя догоню чуть позже.

С искаженным лицом, чувствуя себя совершенно обессиленным и почти невесомым, Джаг с огромным трудом дотянулся до хлыста, висевшего сбоку на седле. Затем, собрав в кулак остатки воли, он изо всех сил обрушил хлыст на круп пегой лошади.

Не привыкшая к такому обращению, чистокровка заржала, взбрыкнула и сорвалась в галоп.

И тогда первый раз в жизни такой искусный наездник, как Кавендиш, выпал из седла и тяжело рухнул на землю.

* * *

Лопасти вертолета рассекали плотный воздух, словно ножи гигантского миксера. Влажная, удушливая жара превратила кабину в настоящую парную.

Пилот с огненно-рыжей шевелюрой до плеч сидел за рычагами управления и внимательно следил за показаниями многочисленных приборов.

Рядом с ним, затянутый в тесный бледно-голубой комбинезон, сидел чернокожий гигант и отхлебывал из жестяной банки черепаховый суп. При этом негр издавал омерзительный сосущий звук, который почти перекрывал рокот главного двигателя. На коленях у него лежало автоматическое ружье \"косми\" 20-го калибра.

Пилот раздраженно взглянул на своего спутника, и тот мгновенно рассмеялся.