Алексей Биргер

Тайна музейного экспоната



Глава I

В ПУТЫ

— Ух ты, какой кайф! — блаженно вздохнул Мишка, несколько раз щелкнув выключателем ночника над изголовьем койки и полюбовавшись, как загорается и гаснет приятный желтоватый свет, а потом попрыгав на заранее застланной — как положено в вагонах СВ — и пахнущей чистым бельем койке. — И, главное, успели!

Да, четверо друзей успели — вот что самое главное. Успели на поезд, который должен был промчать их больше, чем через полстраны, до самого Санкт-Петербурга, где…

Но здесь следует объяснить, почему они, ребята из заводского предместья крупного промышленного города, оказались «на халяву» в роскошном купе фирменного скорого поезда и зачем они ехали в Санкт-Петербург.

Как я сказал, было их четверо. Двое мальчишек — Витька и Мишка и две девчонки, сестры-близняшки Груня и Полина. Этим «кайфом», по определению Мишки — то есть, переводя на нормальный язык, этим замечательным путешествием — друзья были обязаны Груне и ее таланту художницы. Груня рисовала просто великолепно — и, главное, ее рисунки всегда получались очень живые, это были не аккуратно выполненные раскраски, пусть и ловко сделанные, а задорные и веселые сюжеты. Люди и звери на них двигались, бежали, отдыхали, грустили или веселились. Чашки так звонко круглили бока, что верилось, будто в них налит самый вкусный на свете чай, сок или «Несквик», и даже скатерть, на которой стояли чашки, морщилась или разглаживалась так, что сразу можно было сказать, с каким характером эта скатерть — с покладистым или со вздорным. Если Груня рисовала петуха, то это был всем петухам петух — с роскошным огненным гребнем, пышным хвостом, переливающимся всеми цветами радуги, петух задиристый и тщеславный — из тех петухов, которые верят, что солнце всходит по их крику, а если они не кукарекают, то солнце и не взойдет. Словом, проступал в рисунках характер самой Груни — бойкий, задиристый и, если до конца быть честными, малость хулиганистый. Благодаря этому своему характеру Груня и свела в два счета знакомство с молодыми людьми, которые решили открыть в их предместье студию кабельного телевидения — с пижонистым Игорем и мрачноватым, с вечно всклокоченной черной бородой и такой же черной как смоль всклокоченной шевелюрой Алексеем. Эти молодые люди, мечтавшие создать такой канал, чтобы его можно было с удовольствием смотреть всей семьей — от мала до велика, — сразу оценили Грунин талант и попросили ее нарисовать заставки к детским программам, а заодно научили Груню, как с помощью компьютера оживлять такие рисованные заставки, превращая их в небольшие — на четверть минуты максимум — мультфильмы.

Не обошлось и без приключений. Четверо Друзей помогли двум молодым мечтателям разобраться, кто такие на самом деле их первые «спонсоры» — эти «спонсоры», скрывающиеся под благовидной вывеской крупной фирмы транспортных перевозок, оказались наркомафией, решившей превратить помещение студии в перевалочный пункт партий героина, а молодых «телевизионщиков» — в распространителей и курьеров, понятия не имеющих, что они принимают на хранение или передают дальше. Обо всем этом рассказано в другой повести, так что не стоит на этот счет распространяться. Главное — для всех хороших людей все кончилось «блупополучно» (как в детстве говорила Груня, вместо «благополучно»), а потом последовали и другие радости. На Всероссийском конкурсе программ кабельного телевидения, организованном в Санкт-Петербурге, их программы получили премию, а Грунины заставки были удостоены особого приза — при этом ни один из членов жюри ведать не ведал, разумеется, что автором заставок была двенадцатилетняя девочка. Так что жюри еще предстояло ошеломить на церемонии вручения призов…

В общем, однажды, когда Игорь с раннего утра «нарисовался» в студии, а опередивший его Алексей уже сидел за компьютером (как и положено компьютерному гению, которым тот являлся), этот компьютерный гений протянул Игорю большой пакет со множеством марок и печатей и проворчал:

— Не стал вскрывать, решил, что эта фиговина — тебе, ведь у меня с Питером никаких дел нету. Ты, надеюсь, не собираешься нас втянуть в какую-нибудь глупость?

И правда, Игорь отправил заявку и кассеты с программами втайне от Алексея. Алексей, известный брюзга (Игорь смеялся иногда: «Тебе бы в наполеоновской гвардии служить или под началом Кутузова, среди тех, кого называли «старыми ворчунами», и то ты их всех переплюнул бы!» На что Алексей хмуро отвечал: «А почему бы и нет? Ведь и у Наполеона и у Кутузова старые ворчуны были самыми лучшими солдатами, и чем больше брюзжали, тем лучше воевали!» — и это тоже было правдой: работать Алексей умел даже не за троих, а за пятерых), наверняка сказал бы: «Ты что, спятил? Даже если б на таких конкурсах все не было заранее решено и расписано, и призы поделены между своими, то кто даст премию какой-то студии из дальнего города? Не будь лохом, не трать зря нервы и деньги на подготовку и отправку всяких наших «лучших программ»…»

Вообще-то, Алексей был добрейшим человеком, но считал себя обязанным поддерживать собственную славу ворчуна и ругателя.

Однако все его мрачные прогнозы не сбылись — то есть, правильнее будет сказать, если бы его мрачные прогнозы имели место, то они не сбылись бы! В пакете из плотной желтовато-коричневой бумаги оказалось письмо на красивом бланке, которое начиналось с обращения «Уважаемые господа» и извещало, что они получили третью премию за программу «У камелька» и что заставка к этой программе удостоена специального поощрительного приза для художников. Двух представителей телестудии и художника приглашают за счет организаторов в Санкт-Петербург на церемонию вручения премий.

Разумеется, жюри и представить себе не могло, что художник, удостоенный особого приза за великолепного воробья-франта, бойкого и насмешливого, — это двенадцатилетняя девочка! Игорь не указал возраст «художницы Агриппины Григорьевой», и отдельное письмо к ней начиналось словами: «Уважаемая госпожа…».

— Я теперь все время буду тебя так называть! — хихикнул Миша, когда закрасневшаяся от восторга и запыхавшаяся Груняша примчалась к друзьям с этим письмом.

— Да иди ты! — огрызнулась Груня. — Вечно со своими шуточками!

Как бы то ни было, в Санкт-Петербург ехать предстояло. А у друзей как раз наступили зимние каникулы, и, посовещавшись, «телевизионщики» предложили взять за свой счет в Санкт-Петербург Грунину сестру Полю и Витьку с Мишкой — если, конечно, родители отпустят. Этот замечательный город стоит того, чтобы его посмотреть!

Родители, успевшие хорошо узнать «телевизионщиков», относились к ним с уважением и доверием — и согласились. После недолгого совещания решили не лететь в Санкт-Петербург самолетом, а ехать на поезде. Ведь путешествие на поезде — это само по себе здорово! Можно и дорогой любоваться, и «оттягиваться», валяясь на мягких койках… «и вообще!» — как подытожил Мишка. В результате были куплены шесть билетов в три двухместных купе СВ, высшего класса — на фирменный скорый поезд. Ехать предстояло больше суток, и ребята заранее предвкушали потрясающую дорогу.

Правда, насколько потрясающей она окажется, никто из них не мог и представить…

«Телевизионщики» должны были занять одно купе, девочки — другое, мальчики — третье. Сейчас, когда Игорь с Алексеем устраивались и раскладывали багаж, все ребята, быстро закинувшие свои вещички, собрались в «мальчишечьем» купе и с нетерпением ожидали отхода поезда.

— А знаете, кто едет с нами в одном вагоне? — благоговейно сообщила Поля. — Владимир Самсонов!

Владимир Самсонов был знаменитым актером, которого ребята знали по многим фильмам.

— Брось! — изумились ее сестра и друзья. — Не может быть! С чего ты взяла?

— Я ведь задержалась на платформе, выслушивая все мамины наставления, — сказала Поля. — Вы давно прошли в вагон, а я все запоминала, в какую погоду какой свитер или платье надеть и как погладить твое парадное платье, Груня, перед церемонией вручения премии… Мама сказала, что надеется на меня, что я аккуратно соберу и причешу тебя, потому что с тебя станется выйти на церемонию растрепанной и помятой… Но это я так, к слову! — поспешно добавила миролюбивая Полина, увидев, что ее сестра начинает «париться» и готова сказать какую-нибудь резкость. — В общем, мама говорила и говорила, а в это время на платформе появилась целая делегация, и все они окружали Владимира Самсонова, несли два его чемодана, прощались с ним, желали всяческих успехов. Мол, до следующих съемок в нашем городе! Он занял купе через одно от нас, — деловито закончила Полина свое сообщение.

— Класс! — Мишка вскочил с места. — Сейчас пробегусь по коридору, и если дверь его купе открыта, то хоть одним глазком взгляну на него! Как он тогда сыграл следователя милиции — это ж!.. — Мишка осекся, не находя нужных слов, и пулей вылетел в коридор, не успел Витька открыть рот, чтобы что-то ему сказать.

— Хотел предупредить его, чтобы сдержал себя и не полез к Самсонову с расспросами и восторгами, — усмехнувшись, спокойный и рассудительный Витька покачал головой и поправил очки на переносице. — Ведь и так, наверно, поклонники его уже достали.

— Ну, не скажи! — ответила Груня. — По-моему, сколько на тебя ни пялятся, обалдев от восторга и раскрыв рот, — это всегда приятно. Даже если глупые вопросы при этом задают… Как вы думаете, Самсонов согласится, если я попрошу разрешения нарисовать его портрет?

— И ты осмелишься? — ахнула робкая Полина. — Я бы умерла от страха, прежде чем обратиться к такому знаменитому человеку!

Насколько две сестры были похожи внешне — как две капли воды, что близняшкам и полагается, — настолько они отличались характерами.

— А что такого? — высокомерно возразила Груня. — Мы с ним люди творческие. Поэтому должен понимать…

Полина и Витька не выдержали и расхохотались.

— Ну, ты, Грунь, даешь! — проговорил Витька.

— А что я такого сказала? — Груня слегка обиделась.

— Да ничего особенного, — ответила ей Поля. — Просто у тебя это прозвучало очень по-взрослому, вот мы и развеселились.

— Интересно, сколько осталось до отхода? — увидев, что Груня «закипает», Витька решил сменить тему. — Минут пять, наверное, — он пододвинулся к самому окну и, изогнувшись, постарался разглядеть большие вокзальные часы с освещенным циферблатом.

— Можешь не смотреть. Сейчас двадцать две минуты пятого, а поезд тронется в двадцать девять, — сообщила Груня. — То есть отправляемся через семь минут… — И ей, и Полине родители подарили на Новый год по первым в жизни красивым «взрослым» часикам, и Груня рада была лишний раз ими щегольнуть. — Эй, что с тобой? Не слышишь?

Витька так прилип к вагонному окну, что его нос расплющился по стеклу.

— Сейчас! — ответил он, не поворачивая головы. — Там такое! Это и Самсонова переплюнет!

— Что? — обе девочки разом тоже приникли к окну, втиснувшись рядом с Витькой.

— Вон, смотрите! — показал он. — Вон туда!

У входа в их вагон стояли, как раз в свете фонаря, двое «новых русских». Тихо падающий снег мерцал и серебрился на их длиннополых темных пальто, на их «дипломатиках», на их шапках из дорогого меха.

— Ну и что? — не поняла Полина. — Воротилы, каких много.

— А вы приглядитесь повнимательней, — посоветовал Витька.

— Так это ж!.. — воскликнула Груня. Тренированным взглядом художницы она умела схватывать самую суть каждой формы и каждого цветового пятна в его сочетании с другими; без этого умения художнику, как вы сами понимаете, не обойтись. — Это ж… Крокодил Гена! И… и Сашок!..

Геннадий Маркович Скрипицын — для близких и подчиненных «Крокодил Гена» — возглавлял в их городе отдел по борьбе с наркотиками при местном управлении ФСБ. Кажется, его отдел занимался и чем-то еще, но ребята познакомились с Крокодилом именно в связи с тем нашумевшим делом о наркотиках. Молодой офицер Александр — «Сашок», как обращался к нему Крокодил — был одним из его лучших сотрудников.

Невысокий, коренастый и юркий Сашок явно собирался в дорогу, а здоровенный как каланча Крокодил Гена его провожал, давая последние напутствия.

— Вот-вот! — кивнул Витька. — Вы понимаете? Сашок куда-то едет под видом «нового русского», садится в самый дорогой вагон — в наш, и Крокодил его провожает. Может, они не только вдвоем на платформе, может, вокруг дежурят и другие сотрудники — чтоб не засвечиваться! Вы понимаете, что это значит? Ну, весь этот маскарад?

— Еще бы не понять! — пожала плечами Полина. — Сашок едет переодетым на какоето спецзадание! И будет с нами в одном вагоне! Возможно, его задание как-то связано с нашим поездом!

Сашок сел в вагон, а Крокодил побрел вдоль платформы, задумчиво поглядывая на окна купе. Увидев в одном из окон ребят, он на мгновение остолбенел. Потом быстро поднес палец к губам и пошел себе дальше.

— Все понятно, — сказала Груня. — Он велит нам делать вид, будто мы не знаем Сашка и ни в коем случае не должны проколоться!

— Надо будет Игоря с Алексеем предупредить, — решил Витька. — Ведь они тоже с ним встречались.

— Обязательно! — согласилась Полина. — Ведь, похоже, задание у него секретное и опасное…

Тут в купе ворвался возбужденный Мишка, победоносно размахивая листочком с автографом Самсонова.

— Во! Нормальный мужик и вполне добрый! Только, похоже, заугощали его здесь! Коньяком от него веет… — Мишка хихикнул. — Он мне не только автограф дал, но еще и рассказал, в каком фильме сейчас снимается. Представляете, он… — Мишка разочарованно умолк и обвел друзей растерянным взглядом. — Чего вы такие… стукнутые? Вам неинтересно? Или стряслось что-нибудь?

— Нам очень интересно, — ответил Витька. — А насчет того, что стряслось… Ты не обратил внимания на мужика, который только что вошел в наш вагон?

— Мельком видел какого-то хмыря навороченного, — наморщив лоб, сообщил Мишка. — Он быстро прошел в купе… Я выходил от Самсонова, а он уже в своем купе исчезал. Из разговора с проводником я понял, что, кажется, у него, как и у Самсонова, отдельное купе — за оба места уплачено. Разговаривает он так, что «ну, ты, мужик, в натуре, типа того»… — Мишка впился глазами в лица друзей. — С ним что-то не так? Вы успели его разглядеть, когда он проходил мимо окна? Мне вообще-то его голос и фигура смутно показались знакомыми…

— Еще бы не показались! — хмыкнула Груня. — Знаешь, кто это?

— Ну? — Мишка напрягся.

— Сашок! И провожал его Крокодил Гена, в таком же прикиде с наворотом! И Крокодил Гена сделал нам знак в окно, чтоб мы изображали, будто с Сашком не знакомы и никогда в жизни его не видели! Вот!

Глава II

НАЧАЛО ПУТИ

— Ни фига себе! — даже Мишку проняло. — Так ведь это, получается…

— Получается, что мы должны держать язык за зубами, обходить Сашка стороной и ни в коем случае не выдать его каким-нибудь дуриком, — твердо сказал Витька. — Поэтому не гони волну, если что.

— Да что я, совсем дурак, по-твоему? — обиделся Мишка. — Я понимаю. Но ведь интересно, что они затеяли и что за операция проводится! Послушайте, это ж…

Сегодня Мише не везло — уже второй раз подряд он не мог до конца высказать все, что у него накипело. Не успел он поведать друзьям какую-то блестящую мысль, пришедшую ему в голову, как в купе заглянули Игорь и Алексей.

— Все в порядке? — спросил Игорь. — Отправляемся через несколько секунд.

Игорь, как всегда, был «при полном параде»: в модной светлой рубашке с золотыми запонками, брюках с безукоризненной складкой, на запястье сверкали золотые швейцарские часы, в лакированные ботинки можно было глядеться, как в черное зеркало. Бывший актер, он со смаком и удовольствием играл роль удачливого телепродюсера. И вообще, как говаривал он, люди верят в то, во что ты заставишь их верить, — это давний закон театра. Поэтому когда ты предстаешь перед потенциальными спонсорами и рекламодателями во всем новом и дорогом, в ореоле финансового и творческого успеха, они тем охотнее идут тебе навстречу. Алексей, который подтрунивал иногда над этим подходом, хотя в ряде случаев не мог не признать его полезность, был, как всегда, в своем излюбленном свитере и потертых черных джинсах. Правда, свои мощные ботинки, которые сам Алексей называл «тракторами», за их всепроходимость, он успел сменить на сабо. Впрочем, Алексею и не надо было особенно пижонить. Он на людях почти не появлялся, отвечая за техническое обеспечение работы телестудии.

Был он, как все говорили, «компьютерным гением» и мог буквально за несколько секунд добиться от компьютера решения любой задачи. Ребята были свидетелями того, как быстро он «оживил» Груниного воробья, сканировав рисунок и превратив его в короткий мультфильм — заставку к программе. Во время всех приключений он здорово помог и Крокодилу Гене, и тот даже звал его к себе на работу, но Алексей ворчливо отказался: «Не для того я ушел с хлебного места в фирме, чтобы опять ярмо надевать. Я хочу делать то, что мне интересно, — хотя бы до тех пор, пока деньги, заработанные за прошлые годы, не кончатся. И вообще, у вас там небось секретность сплошная, а всякая секретность — не про меня. Но если надо будет чем-то помочь, в смысле работы с компьютерами, — всегда к вашим услугам».

Теперь два друга-компаньона заглянули проверить перед отходом поезда, как чувствуют себя их подопечные.

— В порядке, — за всех ответила Груня. — Если не считать некоторых неожиданностей.

— Каких? — обеспокоенно спросил Игорь, а Алексей хмыкнул, как будто говоря: «Я так и знал».

— Во-первых, в одном из купе едет Сашок, прикинутый под «нового русского», — сообщил Мишка. — И провожал его Крокодил Гена, тоже в «новорусском» прикиде. И Крокодил Гена знаками велел нам молчать и делать вид, будто мы с Сашком ну нисколечки не знакомы! И вам это тоже нужно передать!

Мишка излагал это так, как будто сам видел и Крокодила Гену, и его предупреждающий жест — более того, так, будто это он первым обратил на нежданного попутчика внимание, и без него остальные ничего не заметили бы и могли бы лопухнуться, радостно кинувшись здороваться с Сашком.

Вагон слегка качнуло, вокзал поплыл за окнами — сперва медленно и плавно, потом все быстрей и быстрей.

— Поехали, — проворчал Алексей. — Ничего себе поездка началась.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Игорь.

— То и имею, — ответил Алексей. — Раз Сашок в поезде, да еще на себя не похожий, значит, дело серьезное. Может, в поезде предстоит кого-то брать… или каких-нибудь террористов обезвреживать. Так что нас может ждать и перестрелка, и взрыв вагона, и вообще куча всяких радостей. Так что лучше из купе не высовываться. Запереться и водку пить.

— Самсонов так и делает! — радостно сообщил Мишка. — Только он пьет не водку, а коньяк.

— Какой Самсонов? — сразу оживился Игорь. — Владимир?

— Ну да, — ответил Мишка. — Он вон там, через одно купе от наших. Я у него уже и автограф взял.

— Замечательно! — Игорь повернулся к Алексею, потирая руки. — Сколько мы за ним охотились, пока он был с киногруппой на натурных съемках в нашем городе! Так нас до него и не допустили. А тут нам сама судьба в руки его посылает… Какая еще провинциальная кабельная студия сможет похвастать большим эксклюзивным интервью с Самсоновым? Эх, жалко наш оператор с нами не поехал… Но ведь походная видеокамера у нас с собой, а уж снять на более-менее профессиональном уровне мы сумеем!

— Не приставал бы ты к человеку, — сказал Алексей. — Он небось мечтает хоть в поезде от поклонников отдохнуть, а тут мы на него наедем…

— Ты не понимаешь! — возразил Игорь. — Актеры, как дети, — сколько ими ни восхищайся, а им не надоест, и перед искренним восторгом они забудут и про усталость, и про желание побыть одному. По себе знаю, — хмыкнул Игорь. — Хоть я и не великий актер. Но когда в местной газете написали, что давно не видели так сочно и с юмором сыгранного Колобка, я прыгать готов был!

— Вы играли Колобка? — изумилась Полина.

— Ага, — весело ответил Игорь. — Ходил по сцене весь обложенный подушками. Еще я играл Волка, Братца Лиса, Северного Оленя в «Снежной Королеве» и Атаманшу разбойников в «Бременских музыкантах». Но не обо мне сейчас речь. Коньяк, говорите? Значит, надо будет сгонять в вагон-ресторан, взять бутылку коньяка…

— Здрасьте, в ресторан! — фыркнул Алексей. — По ресторанным наценкам, шутишь? Разорить нас решил?

— Ради дела… — начал Игорь.

— Ради дела дам я тебе бутылку из моего НЗ! — перебил его Алексей. — Я ведь так и знал, что в дороге ты обязательно наткнешься на какой-нибудь «интересный персонаж» и начнешь обхаживать, чтоб он на съемку согласился. И что, конечно, придется в вагон-ресторан бежать. Вот и взял запасец, чтобы лишних трат избежать.

— И много взял? — поинтересовался Игорь.

— Не скажу, — сурово ответил Алексей. — А то ты все Самсонову споишь, на других «интересных персонажей» не останется. Хотя для Самсонова и не жалко, но нам экономить надо. Мы не Си-эн-эн Теда Тернера и даже не ОРТ.

— Ну, ты просто провидец! — восхитился Игорь.

— Обыкновенный логический расчет возможных будущих действий моего компаньона, — ответил Алексей. — Ты, как и любой другой человек, прогнозируем, надо только принять во внимание все исходные данные твоего характера.

Ребята, весело наблюдавшие за этой шуточной пикировкой, не выдержали и расхохотались. А Игорь махнул рукой.

— Ой, оставь свой компьютерный язык! Мозги у тебя, я скажу, получше любого компьютера работают!

— Ни одно творение не может быть выше своего творца, — назидательно проговорил Алексей. — А компьютеры, в конце-то концов, — всего лишь творения человеческого мозга.

— Пусть так, — беспечно согласился Игорь. — Выдай мне другое творение человеческого мозга — одну из твоих бутылок роскошного коньяка, — и я рискну подъехать к Самсонову.

— Давайте я вам помогу, — предложил Мишка. — У меня с ним контакт завязался.

Все опять рассмеялись.

— Чего смеетесь? — обиделся Мишка. — Честное слово! Когда я узнал, что в этом фильме он играет моего отца, то есть он узнал, что мой отец…

— Погоди! — перебила его Груня. — Как это — твоего отца?

— Да я уже битый час пытаюсь вам сказать, а вы мне все рот затыкаете! — взвился Мишка. — Я ж человеческим языком объясняю — в этом новом фильме, часть которого снималась в нашем городе, Самсонов играет шофера-дальнобойщика, который не поладил с мафией и то драпает от нее, то давит их «Мерседесы» своим «КамАЗом». Когда он узнал, что у меня отец шофер-дальнобойщик, он так и подпрыгнул от восторга и приглашал заходить — ну, интересно ему порасспрашивать обо всех особенностях этой профессии. Узнать, что называется, из первых рук.

— Ты ему порасскажешь! — хмыкнул Витька.

— А что? — с запалом сказал Мишка. — Я все будни этой профессии знаю как свои пять пальцев, и по рассказам отца, и вообще… Так что лучшего консультанта Самсонову просто не найти!

— Послушай, если у вас так здорово отношения сложились, — тут же влезла со своим Груня, — то поговори с ним, не согласится ли он попозировать, чтоб я нарисовала его портрет. Скажи, что я не просто так, а художница, которая едет получать особый приз…

— Раз плюнуть! — бахвальски заверил Мишка.

Вид у него был такой покровительственный, что даже Алексей рассмеялся.

— Ладно, консультант Самсонова, — сказал он, хлопнув Мишку по плечу. — Веди этого великого телепродюсера знакомиться с актером, вот только я ему «подъемные» выдам, под расписку, разумеется. Я ведь казначей. Экономию делаю, как Кот Матроскин, — со свирепым видом прорычал он.

— А ты?… — несколько растерянно спросил Игорь. — Ты разве не пойдешь?…

— Так я ж не при параде, в отличие от тебя, куда мне соваться? И вообще, я — технарь — кроме того, что я казначей, разумеется, — мое дело обеспечивать качественный показ, а не обхаживать знаменитостей.

— Ну, как знаешь, — Игорь пожал плечами. — Так как мы будем действовать?

— Может быть… — проговорил Витька. — То есть я не хочу влезать не в свое дело, но я бы предложил…

— Ну? — повернулся к нему Игорь. — Говори.

— Может быть, сначала стоит запустить Мишку с Груней. Мишка представит Груню, объяснит, кто она такая, и, я думаю, Самсонов согласится, чтобы Груня нарисовала его портрет. А Груня, пока будет рисовать, расскажет о вас. Как вы здорово работаете, и как вы не побоялись пригласить ее делать все оформление для программ, потому что поняли — только она справится, и как вообще вы отлично наладили работу своего канала. Я уверен, что после этого Самсонов сам захочет познакомиться. Ведь интересно встретиться с людьми, которые доверились маленькой девочке — и выиграли. И которые вообще часто делают нестандартные ходы — и всегда в самую точку.

Игорь и Алексей переглянулись.

— Дипломат! — восхитился Алексей. — Ну, дипломат растет!

— Вот именно, — рассмеялся Игорь. — Очень разумная мысль. Если ни у кого нет возражений, то принимаем этот план.

Возражений ни у кого не было, и Груня отправилась в соседнее, «девчоночье», купе, чтобы достать свой альбом, карандаши и краски. Чем скорее она приступит к работе — тем лучше.

— Ладно, — сказал Алексей, — пойду я выделю тебе материальное подспорье, а сам, пожалуй, с книжкой после этого поваляюсь. В поезде приятно поваляться да чайку попить.

Игорь поглядел на часы.

— Нам не мешает и поесть. Предлагаю часа через два все равно прогуляться в вагон-ресторан всей компанией.

— Опять ты с вагоном-рестораном! — проворчал Алексей. — Лучшие в мире бутерброды, яйца вкрутую и лучшая в мире жареная курица тебя, видите ли, уже не устраивают.

— Все это мы еще успеем съесть, — беспечно возразил Игорь. — А имидж нам нужно поддерживать.

— Да брось ты, — сказал Алексей. — Кто в поезде обратит внимание на наш имидж? Кому он нужен?

— Мало ли кому, — ответил Игорь. — Вон, ведь не ждали, не гадали, что с Самсоновым пересечемся. А в вагоне-ресторане можно и какого-нибудь спонсора поймать!

Ребята хихикали в кулачки, слушая эту легкую перепалку — довольно обычную для двух компаньонов.

— Если ты так настаиваешь, — сказал Алексей, — то, думаю, нам лучше разделиться на две группы. Во-первых, в вагоне-ресторане часто не бывает свободных столиков, потому как таких дураков, которые хотят потратить свои денежки ради сомнительного удовольствия щегольнуть тем, что они едят фирменную свиную отбивную… которая на самом деле из кошатины и поджарена на машинном масле, — грозно добавил он, — и таких лопухов, которые забыли захватить из дому лучшую в мире жареную курицу, всегда хватает… Я к тому, что если один целиком свободный столик и будет, то два рядом — вряд ли. А столики — на четверых. Поэтому нам лучше ходить по трое. Да и за вещами будет пригляд, если мы не все разом унесемся пировать. А то, вернувшись, можно обнаружить исчезновение и видеокамеры, и вообще всего на свете!

— Здесь не исчезнет, — отмахнулся Игорь. — Это ведь фирменный вагон, проводники очень следят, и постороннему здесь находиться не позволят.

— Рассказывай! — ухмыльнулся Алексей. — В любом случае, береженого бог бережет. Давай только определимся, кто когда пойдет ужинать.

— Можем монетку подкинуть, — предложил Игорь.

— Зачем монетка? — сказал Алексей. — По-моему, все ясно. Иди сейчас, прихватив Витьку и Полину, пока Мишка и Груня будут обхаживать Самсонова, чтобы сдать его тебе тепленьким… Сколько тебе надо на рисунок? — спросил он у Груни.

— Часа полтора, — ответила она. — Иногда побольше, иногда поменьше.

— Считай, два часа у тебя есть, — кивнул Алексей Игорю. — После чего, вернувшись из вагона-ресторана, ты идешь к Самсонову, извиняешься, что дети ему надоели, и, вообще, завязываешь нужный разговор. А я подхватываю наших тружеников и веду в ресторан, чтобы подкрепить их истощенные силы. Витька и Полина следят за нашими купе, пока мы пируем, а ты, пытаясь обаять Самсонова коньяком, падаешь без сознания, и я, вернувшись из ресторана, взваливаю тебя на плечи и уношу спать. Годится?

— Годится, — сказал Игорь. — Кроме того, что я потеряю сознание. Не дождешься! — он поглядел на ребят. — Если наши спутники согласны с этим планом, то вперед, не будем терять времени!

Ребята были согласны, и Игорь с Витькой и Полиной отправились в вагон-ресторан, Мишка и Груня пошли к Самсонову, а Алексей, как и грозился, завалился с книжкой на койку.

— Если что, не стесняйтесь меня разбудить, — предупредил он «авангард основных сил», как он окрестил Мишку и Груню, открывая учебник шахматных дебютов. — Шахматы, они… — он зевнул и поудобней пристроил подушку под головой.

Миша и Груня прошли в купе Самсонова, по пути завернув в «девчоночье», чтобы Груня могла взять альбом большого формата, карандаши и фломастеры разной толщины, которые она уже приготовила отдельной стопкой. Она любила доводить рисунки фломастерами, сперва обозначив карандашом точные контуры. Сочетание толстых и тонких фломастеров, дающих линии от жирной до совсем нитеобразной, и их яркий черный цвет, совсем как краска, которой пользуются граверы, придавали рисункам особенную прелесть и ощущение, что они выполнены точной и твердой рукой. Словом, с их помощью можно было скрывать огрехи мастерства, которые у Груни пока что, разумеется, имелись.

На подходе к купе Самсонова их ждал сюрприз. Из купе доносились два голоса, и один из них…

— Послушай! — прошептал Миша, от возбуждения крепко стиснув запястье Груни. — Ведь это ж, кажется, Сашок!

И точно. Когда они заглянули в купе, то увидели, что Сашок, в убойном своем прикиде, сидит с Самсоновым и изливается ему:

— Ну… Ну, а в том фильме, вы, вообще, ну, дали!.. Когда поезд едет, а вы бац на рельсы, и поезд талдычит над вами, а вы лежите, а потом смываетесь!.. И там, через овраг, и с этим… с видеокассетой, которую вам до редакции довезти надо, да? Вы ж тогда журналиста играли, да? Ну, я ва-ще тащился!.. Я этот фильм раз десять по видику крутил, потому что там… ну, все забойно, как в жизни! Вот одно только…

— Что? — чуть обеспокоенно спросил Самсонов, до этого слушавший с большим удовольствием, будто его маслом с медом мазали.

— Ну, это… Только это не к вам относится, а к режиссерам, или кто там сам истории придумывает… Я говорю, не в обиду только, режиссеры у вас козлы, потому как все братки всегда у них такие козлы… Ну, не как в жизни. То есть, может, и как в жизни, но все равно это неправильно. Не так показывать надо.

— А как? — спросил Самсонов с невольной улыбкой. У Сашка даже тембр голоса поменялся, настолько он вжился в роль. Теперь он говорил чуть хрипато и отрывисто и при этом с какими-то обиженными, почти детскими интонациями. Так нашкодивший ребенок жалуется на плохой мир, в котором приходится увертываться от наказания.

— Да вот так, как это ва-ще у них там снимают! Вон, в «Крестном отце», они там по понятиям все решают, и руки целуют, и в церковь ходят… Вот так и надо снимать, чтоб было видно, что у пацанов понятия есть! Потому как по жизни, я тебе скажу, по жизни они в фильмах сплошными отморозками получаются, а мы по жизни отморозков всегда сами уроем, никаких там журналистов или этих… ну, честных ментов и кого еще ты там играешь, не надо!

— То есть красиво надо делать? — уточнил Самсонов.

— Во, красиво! — обрадовался Сашок. — Именно так, у них-то все красиво получается, а у нас — дребедень одна. Вон, в этой, в «Бойне в день святого Валентина», там все — на оттяг, и снег, и гараж, где этих, которые в крутые полезли, из автоматов расщелкали. А у нас в кино — снег грязный, гаражи ободранные, тоска, да и только. Получается, мы второго сорта, вроде турецких курток!

— Какая жизнь — такое и кино, — сказал Самсонов.

— Да бросьте! — отмахнулся Сашок. — Может, у нас жизнь и поганая, но ни за что не поверю, чтобы у них в Америке даже снег был чище. Снимать уметь надо! Вот если б я, скажем, вздумал вложить деньги в кино, да еще вас взял на главную роль — я бы уж такого режиссера подобрал, чтоб все красиво. И чтоб никому не обидно было смотреть!..

— А у вас есть деньги, чтобы вложить в кино? — живо поинтересовался Самсонов. — Вы представляете, сколько стоит производство фильма?

— Ну, сколько стоит, вы скажете, а деньгу найдем… — ухмыльнулся Сашок. Теперь и он заметил ребят, которые уже несколько минут тихо переминались возле двери. — Во, еще гости к вам! Небось за автографами!

— За одним автографом, насколько я понимаю, — улыбнулся Самсонов. — Один я уже дал. Заходите, ребята, не бойтесь.

— Во-во, не боись, заваливай! — подхватил Сашок. — Дядя добрый, не съест он вас, чай, не крокодил какой-нибудь… Гена, понимаешь.

Он глупо заржал. Ребята, знавшие, что он играет роль, подумали, что преувеличенно глупо. Но, кажется, даже Самсонову, при его остром актерском глазе на фальшь в игре, так не показалось. Видно, для тех, кто не знал, кто такой Сашок на самом деле, его поведение выглядело вполне естественным.

А этой фразочкой Сашок умудрился еще раз намекнуть ребятам, чтобы они не вздумали удивляться и покрепче держали язык за зубами.

— Да мы, в общем-то… — сказал Миша. — Понимаете, я хочу вас познакомить с Агриппиной. Она не просто так, она — художница, настоящая, и едет в Санкт-Петербург получать особый приз за работу художника на телевидении. И она очень хотела бы нарисовать ваш портрет, если позволите.

— Постойте! — Самсонов чуть не подскочил. — Агриппина Григорьева, так?

— Так, — подтвердила Груня. И запоздало выдавила: — Здравствуйте…

— Я ж тебя знаю! — развеселился Самсонов. — Я ведь в жюри вхожу и участвовал в присуждении премий. Твою работу — все эти роскошные заставки — мы все запомнили отлично, и тут двух мнений быть не могло, кому давать специальный первый приз за работу художника! Но мы, разумеется, и понятия не имели, что этот замечательный художник — маленькая девочка! Представляли солидную даму с высшим профессиональным образованием… — Он расхохотался, и этот хохот был так обаятелен, как будто Самсонов играл перед кинокамерой, хотя было видно, что сейчас он ничуточки не играет; видно, обаяние было присуще ему от природы. — Выходит, пока что только я знаю тайну? Это здорово! Так это ж можно обыграть. Ведь вручать премию художнику должен именно я — так мы придумаем что-нибудь этакое! Например, выйдем на сцену вместе с тобой — вроде я тебя позвал просто конверт вскрыть, — а потом… Ой, тут тысячи возможностей!

— Вот эта пигалица, понимаешь, — настоящая художница? — подал голос Сашок. — Да еще и известная? Слышь, может, ты и мой портрет нарисуешь? Я не фуфло… я «зеленью» плачу!

— С удовольствием нарисую, — сказала Груня. Мишка отодвинулся в коридор, чтоб его не было видно, и ржал в кулак. Он ничего не мог с собой поделать: уж больно потешным выглядел Сашок в роли ломового братка. — Но сначала я бы хотела…

— Ага, понимаю! — Сашок разлыбился и встал. — Артисту — первый почет. А как будет время, заглядывай в мое купе, оно тут, рядом. Я уж постараюсь сидеть не шелохнувшись, главное, чтоб портрет вышел… Главное, чтобы костюмчик сидел, как говорят о покойниках! — опять глупо заржал он и, помахав всем рукой, удалился в свое купе. Потом опять на секунду возник в дверях: — Слышь, артист? Так, значит, поляна за мной. Накрываю. Как скажешь — или, значит, вагон-ресторан часика на два приватизируем, или, значит, в Питере я тебе устрою — на отрыв. Ты только мигни, а я уж сделаю, как этот, как его, сивка-бурка!

— Вам не надоедают такие типы? — спросила Груня, услышав, как за Сашком захлопнулась дверь его купе.

— Случается, — пожал плечами Самсонов. — Но ведь все равно это жизнь, которую нужно знать. И, как говорил кто-то из великих актеров, каждый зритель заслуживает право на уважение. Во всяком случае, изучать типажи и впитывать их повадки и характерные жесты бывает очень полезно… Мне сесть как-нибудь по-особенному? — спросил он, увидев, что Груня раскладывает альбом и проверяет свои карандаши и фломастеры.

— Нет-нет, сидите, как вам удобно, — ответила девочка. — Чем естественней располагается модель, тем лучше…



Груня сказала это таким серьезным тоном опытного мастера, что Самсонов рассмеялся.

— Да уж, профессионала сразу видно… А где твой приятель? Куда он спрятался?

— Я здесь, — ответил Мишка, выглядывая из коридора. — Я хотел уйти, чтобы вам не мешать.

— Ты нам нисколько не помешаешь, — живо ответил Самсонов. — И ведь я еще должен порасспрашивать тебя о работе шоферов-дальнобойщиков. Вот и потолкуем об этом, пока Агриппина рисует. Но сперва, Агриппина…

— Груня, — вставила девочка. — Просто Груня.

— Хорошо, Груня, расскажи мне, как ты попала на телевидение…

— Я попала туда, потому что ребята, которые открыли кабельный канал для нашего района, просто замечательные, — сразу затараторила Груняша. — Вы понимаете…

И она с увлечением стала рассказывать про Игоря и Алексея, про все их задумки, осуществленные или пока еще нет.

Глава III

ПАССАЖИРЫ ВАГОНА

Тем временем Игорь, Витька и Поля наслаждались жизнью в вагоне-ресторане. Правда, Игорь слегка пофыркивал на «рубленый бифштекс», прикрытый яичным «глазком» и обложенный со всех сторон, как укреплениями, жареной картошкой, но ребятам и эта непритязательная котлета под благородным названием казалась верхом роскоши. Зато и мясной салат, и соки, и мороженое устроили даже Игоря. Заказав напоследок кофе себе, а ребятам — по чаю с лимоном и по песочному пирожному, он победоносно оглядел зал (или салон — ребята не знали, как правильней называть помещение вагона-ресторана: просто вагон — глупо, а зал, как обычно говорят о ресторанах, — нелепо):

— Все-таки здесь неплохо. И скатерти чистые, и цветочки на столиках… Завтра на обед попробуем рыбную солянку — это должно быть ничего.

— А курица и бутерброды? — спросил Витька.

— И это умнем, — беззаботно ответил Игорь. — Вон, кстати, пара из нашего вагона, через два столика от нас. Я их запомнил, когда мы садились.

Через два столика обедала супружеская пара средних лет. Вид у них был самый обыкновенный, если говорить о внешности, да и по одежде они лишь чуточку выбивались из «общего ряда»: чуть полноватые, одетые достаточно строго, вот только пальцы жены были украшены множеством броских колец, на запястьях позвякивали браслеты, в ушах отсвечивали серьги-«гроздья». Похоже было, что все эти побрякушки, при всем блеске и великолепии, достаточно дешевы, а их количество и постоянное перезвякивание делали жену чуть похожей на цыганку. О чем говорят супруги, было слышно довольно отчетливо, особенно, опять-таки, выделялись реплики жены. Она командовала, повышая голос почти до командирских нот, а муж периодически пытался возразить ей тихим голосом, но быстро уступал.

— Нет, дорогой! — говорила она. — И не вздумай! Жареное мясо? При твоей печени?

— Но… — подал голос муж.

— Никаких «но»! — отрезала жена. — Видишь, в меню есть салат из огурцов и помидоров? Вот его и возьмешь, только надо предупредить, чтобы тебе заправляли его растительным маслом, а не сметаной или майонезом. Так… Из гарниров здесь указаны картофельное пюре и рис. И то, и другое подойдет. Отварная рыба… Интересно, что за рыба?

— И кофе, — подал голос муж.

— Никакого кофе! — возразила жена. — Кофе вредно действует на нервы.

— Но ведь ты пьешь… — рискнул возразить муж.

— Пью. Потому что у меня нервы железные, — парировала жена. — Будь они не такими, я бы и двух дней с тобой не выдержала, горюшко ты мое!

Она взмахнула рукой, чуть не сбросив с подносика официанта яйцо, которое тот ей принес. Энергично разбив скорлупку яйца и выпив его залпом, она немного успокоилась.

Ребята и Игорь с большим восторгом наблюдали эту сцену, стараясь, однако, чтобы их любопытство не слишком бросалось в глаза и потому постоянно отводя взгляд в сторону и после опять, как бы случайно, перемещая его на минутку на столик супругов.

— Значит, они едут в нашем вагоне, — пробормотал Витька. — Интересно, кто еще в нем едет из тех, кого мы не видели?

— Всего в вагоне девять купе, — сказал Игорь. — Три занимаем мы, от предпоследнего и дальше к началу.

— Купе шесть, семь и восемь, — сразу сосчитала Полина.

— Да, — кивнул Игорь. — Четвертое купе занимает Самсонов, второе купе занимает наш…

— «Новый русский», — быстро подсказал Витька.

— Да, «новый русский», — Игорь с благодарностью взглянул на Витьку. Ведь Игорь чуть не назвал Сашка по имени или по должности, и, хотя в вагоне-ресторане это вряд ли кто-нибудь услышал бы, но все равно стоило избегать лишних ляпов. — Супруги занимают пятое купе, как раз между нами и Самсоновым. Девятое купе… — Игорь нахмурился. — Дайте сосредоточиться, я ж обратил внимание на пассажиров девятого купе. Ах да, конечно! Там две женщины — мать и дочь, судя по всему. Остаются купе один и три, так? Честно говоря, абсолютно не зафиксировал, кто в них едет. Я и на последнее купе обратил внимание лишь потому, что оно, во-первых, рядом с нашим, и, во-вторых, мимо него мы протопали в вагон-ресторан, а дверь была открыта.

— Да, конечно, — кивнул Витька. — Я и сам должен был припомнить.

— А с чего ты вдруг этим заинтересовался? — спросил Игорь.

— Просто интересно стало, какие люди ездят в СВ и почему. Мы — понятно. Самсонов — тоже понятно. Ему киностудия билеты берет, и вообще он должен престиж поддерживать. Ну, «новый русский» — само собой. Он в другом вагоне не поедет. А вот прочие люди… Эти муж с женой, например, или мать с дочерью из последнего купе. Почему они выбрали именно СВ? Билетов не было в другие вагоны, которые намного дешевле? Но билетов вроде сейчас навалом. Значит, у каждого своя причина.

— Ну, насчет причины, по которой вот эта супружеская пара оказалась в СВ, — понизив голос и даже наклонив голову, с улыбкой проговорил Игорь, — тут, по-моему, все понятно. Жена о себе очень высокого мнения, и она, конечно, плешь мужу проела, чтобы все было только самое лучшее, в том числе и вагон… Интересно вот, куда они направляются? Я бы предположил, что на отдых, по путевкам. В какой-нибудь санаторий. Хотите пари?

— Зимой в санаторий? — удивилась Полина. — Обычно летом ездят, когда тепло.

— Есть отличные зимние санатории, — возразил Игорь. — И с грязевыми ваннами, и с прочим. Тем более, сейчас рождественские дни — самое время отдыха.

— А мне кажется… — Витька исподтишка приглядывался к супружеской паре. — Мне кажется, они тоже едут на какой-нибудь фестиваль. Народной песни, что-то такое. Или в санаторий, на зимний курорт — но не отдыхать, а на заработки.

— Почему ты так думаешь? — оживился Игорь.

— Ну, я пытался сообразить, почему на этой даме, при хорошем строгом костюме, такие блескучие побрякушки. Они немного… преувеличенные, как будто им место на сцене, а не в жизни, вот о чем я подумал. И как только я представил ее на сцене — все встало на свои места. Исполнительницы цыганских романсов всегда так выглядят, когда по телевизору их концерты передают. И потом… она ведь сырое яйцо выпила, да? А певицы часто пьют сырые яйца, чтобы голос был лучше. И ее муж… я думаю, он не только муж, он еще и аккомпаниатор.

— Гм, — Игорь еще раз пригляделся к супружеской паре. — Нормально мыслишь. Да, вполне может быть… А мы сейчас и прозрим, прав ты или нет.

— Как? — испугалась Полина. Ей почему-то представилось, будто Игорь замышляет что-то отчаянное.

— Увидишь, — хитро подмигнул ей Игорь.

Поднявшись из-за столика, он без дальних слов подошел к столику супругов, изобразив на лице смущение и робкий восторг.

— Простите… — проговорил он. — Я все время приглядывался к вам, и мне показалось… Не знаю, ошибся я или нет… Но ведь вы…

Дама расцвела.

— Совершенно верно! — провозгласила она так, чтобы это услышали как можно больше людей, находящихся в ресторане. — Вы не ошиблись! Я — Ольга Анджелова.

— Батюшки! — Игорь всплеснул руками и при этом чуть не потерял равновесие, так как вагон как раз слегка качнуло. — Я узнал вас, но не мог поверить собственным глазам. Ведь я с таким удовольствием слушаю ваши… особенно вот это… — он отвел руку, как певец, собирающийся исполнить сложный пассаж. — Ну, вы понимаете!

— Наверно, вы имеете в виду «Мой костер в тумане светит»? — улыбнулась Ольга Анджелова. — Или «Дорогой длинною»?

— Честно говоря, я от всего в восторге, — сказал Игорь. Теперь, когда стало ясно, что Витька не ошибся, он мог играть посмелее. — Исполнять цыганские романсы так, как исполняете вы…

— Спасибо вам огромное! — Ольга Анджелова просто смаковала его восторги, но при этом старалась держать себя чуть сдержанно, как положено «звезде» эстрады. — К сожалению, в наши дни не так часто встретишь истинных поклонников великого русского романса вообще и цыганского романса в частности. Вся эта муть, которая заполонила и телевидение, и студии звукозаписи…

— Все это политика! — пренебрежительно отмахнулся Игорь. — Ценителей настоящего романса, душевного и мелодичного, сейчас не меньше, чем прежде. Но все эти новоиспеченные дельцы от шоу-бизнеса предпочитают делать ставку на однодневок, которых можно и быстро раскрутить, и быстро выкинуть. Вот и пихают их нам в нос. Однако, если поглядеть, что любит народ…

— Вот-вот! — с жаром подхватила Ольга Анджелова. — Мы сейчас проехали с концертами по многим городам, и везде нас принимали на «ура». В основном, конечно, представители более старшего поколения, но и молодежи было немало. Народ истосковался по нормальным мелодиям и нормальным словам! И потом, — она скривилась, — уж я-то никогда не пою под «фанеру»!

— Полностью с вами согласен, — сказал Игорь. — Скажите, а куда вы теперь направляетесь?

— Мы? В Псков. Нас пригласили на торжественное открытие музыкального фестиваля русской песни. А потом дадим там несколько концертов.

— То есть, в наш город вы больше не вернетесь? — уточнил Игорь.

— Нет, — ответила Ольга Анджелова. — А что?

— Просто очень жаль, — сказал Игорь. — Видите ли, я — совладелец небольшой студии кабельного телевидения. Мы ориентируемся на традиционные семейные ценности, и есть у нас такая передача — «У камина»… То есть иногда мы называем ее «У камелька», но это в принципе одна и та же программа…

— И вы хотите, чтобы я в ней спела, да? — Ольга Анджелова не могла скрыть радости.

— Увы! — Игорь развел руками. — Если бы я знал, что к вам возможно обратиться, пока вы были в нашем городе… И, к тому же, мы, кабельный канал, обслуживающий заводской район, вряд ли смогли бы предложить вам гонорар, соответствующий вашему таланту…

— Что вы, что вы! — Ольга Анджелова энергично махнула рукой. — Когда я встречаю истинных ценителей, то готова петь и за минимальное вознаграждение. К тому же, — она внимательно поглядела на Игоря, — судя по вашему виду, вы не совсем бедствуете.

— Держим марку, — ответил Игорь. — Тем более что мы едем получать премию за лучшие программы. Знаете, на этой торжественной церемонии в Санкт-Петербурге, где будут награждаться, в разных номинациях, лучшие местные телестудии по всей стране.

— Как интересно! — воскликнула Ольга Анджелова. — Ты слышишь, дорогой? — повернулась она к мужу, впервые за все время разговора удостоив его внимания. — У нас есть возможность выступить на одном из лучших кабельных каналов страны! Да, кстати, познакомьтесь, мой муж и он же аккомпаниатор, Петр Васильевич.

— Игорь Антонович, — представился Игорь. И нахмурился, будто что-то вспоминая. — Но, насколько помню афиши, у вас ведь другая фамилия…

— Да, — кивнула певица. — Фамилия моего мужа — Сидоренко. Впрочем, как и моя — по паспорту, я имею в виду. Анджелова — это сценическая фамилия. Сами понимаете…

— Да, конечно! — энергично закивал Игорь. — Что ж, извините за навязчивость. Я надеюсь, у нас еще будет время пообщаться. Мы едем в соседних купе. Моего компаньона зовут Алексей. А эти ребята, они участники наших программ для детей, и без них бы нам не удалось сделать того, что мы сделали.

— Очаровательные детишки! — провозгласила Анджелова с такой же энергией, с которой делала все остальное. Если она хотела просюсюкать, то у нее это плохо получилось, но ребятам даже понравилось, что у певицы при всем ее желании не удалась попытка изобразить масленое умиление. Они терпеть не могли сюсюканья со стороны взрослых — «всяких у-тю-тю», как это называл Мишка, — и напористая Ольга Анджелова сделалась им немного посимпатичней. До этого момента они взирали на нее с тайным испугом, вроде как на акулу, которая проглотит — не заметит. Возможно, на них подействовал малость пришибленный и затюканный вид ее мужа и аккомпаниатора.

— Ну, ты поел? — осведомилась певица у мужа. — Тогда пошли!

И она величественно прошествовала из вагона-ресторана, на ходу благосклонно кивнув Полине и Витьке. Ее муж, судорожно допив чай, поспешил за ней.

— Мои поздравления, — сказал Игорь, возвращаясь за столик. — Ты попал в самую точку!

— А как вы догадались, что у ее мужа должна быть другая фамилия? — спросила Полина.

— Элементарно! — усмехнулся Игорь. — Анджелова — это настолько красиво, что явно — сценический псевдоним. И уж, конечно, ни одна уважающая себя певица — а наша новая знакомая ой как себя уважает! — не позволит «мужу и аккомпаниатору» выступать под тем же сценическим псевдонимом. Давайте лучше возьмем вам что-нибудь на десерт, вы это заслужили вашей сметливостью…

— Витька заслужил, — вставила справедливая Поля.

— Будем считать, что ты его вдохновляла на верные догадки, а значит, заслужила даже больше, чем он, — с шутливой галантностью сказал Игорь. — В общем, выбирайте себе что-нибудь на десерт, а я, так и быть, за компанию с вами выпью еще чашку кофе.

Ребята выбрали по «фруктовому ассорти под взбитыми сливками» (это оказалась смесь из замороженной клубники и долек абрикоса из компота, сдобренная сверху сливками из баллончика; все вместе это было очень вкусно, во всяком случае, на ребячий вкус), а Игорь, как и грозился, взял кофе двойной крепости. Пока ребята уплетали свои десерты, он размышлял, попивая кофе маленькими глоточками, а потом заговорил:

— Да, вот такая она, актерская судьба. Анджелову я знаю, по фамилии — и даже как-то раз слышал ее по радио, в программе «Мелодии прошлых лет», или «Неувядаемые мелодии», или как там ее. Неплохо поет, очень неплохо. И довольно знаменита была в свое время. Но ее слава упорхнула лет десять назад. Это мелодии не увядают, а люди… — Игорь пожал плечами. — Люди иногда могут не попасть в ногу с изменившимся временем. Я хорошо представляю, как они с мужем живут. Вечно на колесах, вечные разъезды из города в город — всюду, где директор филармонии, концертного зала или просто заштатного клуба хочет устроить программу «Для тех, кому за сорок» и где можно втиснуться со своим репертуаром. Провинциальные фестивали русской песни и тому подобные мероприятия, где принимают хорошо, но денег платят мало. Иногда — по концерту в день в течение месяца, а то, случается, и по два. И при этом надо держать марку, помнить, что ты «звезда эстрады», и во всем вести себя «звездно» — если хоть ненадолго перестанешь внушать это себе и другим, то вообще можно лишиться заработков. Вот так: как хочешь, так и крутись. Но у нее еще голос есть, музыкальный талант. А я с моими зайчиками и колобками быстро бы вышел в тираж, сидел бы на ролях «кушать подано», положив зубы на полку, — если б, конечно, не повезло сказочно, не заприметили бы меня в кино и не сняли в боевике. Но мало кому так везет, как Самсонову.

Ребята впервые видели Игоря таким грустным.

— А вам бы хотелось вернуться в актеры? — спросила Поля. — Ну, если б вам пообещали, что у вас как у актера все нормально сложится.

— Не знаю, — ответил Игорь. — Наверно, нет. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Правда, я подумываю о том, чтобы появиться на экране ведущим одной из наших передач. Для детской передачи я мог бы появляться каким-нибудь волшебником или лягушонком. Вот вам и удовлетворение актерских амбиций. А главное, не надо будет тратиться на приглашение посторонних ведущих… Доели? Тогда пошли. Отпустим наконец другую половину вести светскую жизнь.

Игорь и ребята пошли в свой вагон. Когда они добрались, Витька кинул заинтересованный взгляд на последнее купе, но дверь была закрыта. Зато в следующем купе их встретил разъяренный (или делающий вид, что разъяренный) Алексей.

— Ты мне сюрприз подсуропил? — грозно спросил он у Игоря.

— Какой сюрприз? — Игорь малость растерялся. — Если ты о том, что мы были в ресторане слишком долго…

— Нет, я не о том! — прервал его Алексей. — Да хоть живите в вашем ресторане, хоть закопайтесь и сгиньте в нем, если вам так нравится! Я о том, что должен расхлебывать кашу, которую ты заварил, — и влипнуть я мог так, что хуже некуда!

— Что за каша? — Игорь встревожился.

— Еще спрашиваешь, — проворчал Алексей. — Лежу я, понимаешь, никого не трогаю — сплю, можно сказать, — как вдруг в купе вторгается бешеная тетка, которая знает меня по имени, и говорит, что согласна выступить перед нашим камином! Я хлопаю на нее глазами и ищу спросонья, где у нас в купе спрятался камин. А она тут же предлагает, пока мы от камина далеко, устроить показательный вечер цыганского романса у нас или у них в купе. Тут до меня начинает доходить, что к чему, и я рассыпаюсь перед ней в бессвязных благодарностях, а сам думаю только о том, как избежать этой пытки, поскольку, замечаю я, за мощной спиной тетки маячит лысоватый мужичок с гитарой, и гриф этой гитары выставляет в коридоре так, что ни пройти, ни проехать, ни сбежать. Единственно, что я мог пробормотать, — это что нужно тебя дождаться. Лысоватый мужичок сверкает на меня таким же сумасшедшим глазом, как и тетка, и, вообще, поворачивает гитару наперевес, грифом на меня, причем с обратной стороны, как будто это не гитара, а скорострельный пулемет. Или, думаю, он хочет выпад сделать, чтобы под дых засадить или глаз вышибить? Так сказать, «погасить» меня, чтоб я немедленно слушал их пение и не рыпался. Единственно, что меня успокаивает — что я стою дешевле этой гитары, поэтому их ущерб в любом случае будет позначительней, чем мой. Классная гитара, доложу я вам, из тех, что тянут на многие тысячи долларов — я-то в гитарах чуть-чуть разбираюсь. И тут я замечаю… — Алексей осекся, как будто чуть не сказанул лишнего. — Ну, то, что я заметил, — это нас никак не касается, это забота психованного мужичка… в общем, то ли им гитару стало жалко, то ли бог меня миловал, смягчив их неистовство, но они удалились достаточно мирно, заручившись моим обещанием, что весь наш вечер принадлежит им. Точнее, твой вечер, — мстительно добавил Алексей. — Я-то заранее их предупредил, что у меня болит зуб, голова и печень и что вообще меня, наверно, снимут с поезда на ближайшей станции с острым приступом аппендицита, если только подвернувшийся в поезде хирург не решится резать меня прямо в купе. И что я приглашаю их на операцию с таким же удовольствием, с каким они приглашают меня на вечер песни.

— Ты так и сказал? — ошарашенно спросил Игорь.

Ребята катались со смеху.

— Ну, может, и не совсем так, — сказал Алексей. — Я передаю тебе не букву, а дух разговора. Знаешь, что это означает? Или ты своими утомленными мозгами не способен разбираться в иносказаниях? Да, надо было крепко утомить мозги, чтобы превратить один из немногих вечеров, которые мы могли провести тихо и себе на радость в, — тут Алексей фыркнул, — вечер песни! Учти, я имею полное право удалиться в вагон-ресторан. И я удалюсь туда и, если надо, проторчу там хоть всю ночь. Чтобы не раздражать официантов, я не буду по-шараповски брать «чашечку кофе» на два часа сидения — я буду пить коньяк! И выпью две бутылки!

— Но ты сам был против того, чтобы брать коньяк в вагоне-ресторане… — заикнулся Игорь.

— Спасение собственной жизни дороже! — резко ответил Алексей. — Когда у человека вянут уши…

— Погоди, да ты ведь не знаешь, кто это! Это Анджелова!

— Анджелова? Гм… — Алексей задумался. — Вообще-то гитара у ее аккомпаниатора обалденная. Я бы и сам опробовал, только обычно посторонним до такой гитары и дотронуться не разрешают — и правильно делают. Видно, поэтому… Хотя я за это «поэтому» расстрелял бы… Ладно, Игорек, куда бы ты ни пошел, я с тобой — хоть на дорожный концерт, хоть в печь огненную!

— Вот и отлично! — рассмеялся Игорь. — Ребята еще не освободились?

— Нет, — ответил Алексей, — Груня рисует, а Мишка заговаривает зубы Самсонову, сыпля байками из шоферской жизни, чтобы Самсонов сидел спокойно и не вертелся. Я, во всяком случае, так это понимаю.

— Ну, ладно, — Игорь с облегчением рассмеялся. — В любом случае, они скоро освободятся. Тогда покормим наших работяг и предадимся цыганской грусти.

— Предавайтесь, предавайтесь, — проворчал Алексей. — Что до меня, то я с большим удовольствием предался бы цыганскому храпу. Я имею в виду, как это, — «Все цыгане спят непробудным сном». Дальше, кажется, про то, что «лишь один не спит…» — но это ко мне не относилось бы!

Тут в коридоре послышались легкие шлепки — кто-то бежал, — и в купе заглянул Мишка, растрепанный, как всегда.

— Порядок! — сообщил он. — Закончили! Валите смотреть портрет!

И все «повалили» смотреть портрет.

Глава IV

ПАССАЖИРЫ ПЕРВОГО И ТРЕТЬЕГО КУПЕ

Семь человек (считая самого Самсонова) в двухместном купе — это получилось «чуть-чуть немного слишком», как иногда шутливо называют явный перебор. Но тут верна была старая пословица про то, что в тесноте, да не в обиде. Мощный Самсонов постарался затиснуться в самый угол, чтобы первым зрителям было сподручней рассматривать его портрет. Он весь сиял: ему самому портрет явно понравился, и даже очень. Груня изобразила актера мужественным и напряженным, готовым сорваться с места, как отпущенная пружина, и ринуться в бой. На его правом виске лежал яркий блик света, укрупняя и придавая объем обводам головы и подчеркивая его решительный характер. Одну руку он положил на откидной столик — и движение пальцев этой руки было схвачено и передано настолько живо, что прямо-таки в ушах звучала четкая барабанная дробь, которую они выбивают.

— Да-а… — первым нашел нужные слова Алексей. — Вот поглядел на этот портрет и понимаю, что вам не картонных бойцов с мафией играть надо, а Кутузова или Петра Первого. Ну, в крайнем случае, маршала Жукова.

Хоть этот комплимент и мог показаться несколько сомнительным, из-за намека, что сейчас Самсонов играет роли в основном избитые и изъезженные, но актер счастливо заулыбался.