Юлия Белова
ЕСЛИ БЫ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В НАШИ ДНИ…
Редактор издательства «Додекаэдр» Модест Матвеевич Камноедов, гроза подчиненных и молодых авторов, возвышался над огромным и совершенно пустым столом, словно сияющий Будда. Его необъятную фигуру облекал великолепно сшитый пиджак цвета недозревшего лимона. Откровенно говоря, Модест Матвеевич мечтал о малиновом пиджаке, но подобное счастье было ему и не по чину, и не по карману. Два начинающих автора, столь похожие друг на друга, что явно являлись братьями, положили на стол небольшую папку со своим детищем. «Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий», – с трудом прочел перевернутую надпись Модест Матвеевич. Название творения ему разобрать не удалось.
– Ну и что приволокли, молодые люди? – не слишком приветливо поинтересовался Модест Матвеевич.
«Молодые люди» поморщились. Старшему из них было уже под сорок, младшему явно перевалило за тридцать.
– У нас есть повесть… в смысле роман…
– А вот ам-нотация у вас есть? – с трудом произнес мудреное слово Модест Матвеевич и скорбно вздохнул: повестей он на дух не переносил, даже если их называли романами.
Требуемая аннотация, как по волшебству, оказалась в руках редактора, но, бросив беглый взгляд на отпечатанный на машинке текст, Модест Матвеевич разочарованно протянул:
– Э нет, ребята, так у нас с вами не пойдет. Вы бы без этого, значит, без залетов всяких там и фантазий. Проще надо писать, проще.
Братья-авторы переглянулись, старший кивнул, и тогда младший, собравшись с силами, заговорил:
– Один чувак… в общем, хороший русский парень… попал на другую планету… нести прогресс и культуру… – Молодой автор украдкой вытер лоб. Его лицо, безнадежно изуродованное интеллигентностью, отражало мучительную попытку проникнуться духом великого вершителя литературных судеб Модеста Матвеевича Камноедова. – Этот парень лучший на планете боец на мечах… В него женщины влюбляются… красивые… и… все такое…
На лице Модеста Матвеевича появился слабый интерес. Он как бы между прочим придвинул к себе папку, подозрительно, хмуря брови, оглядел ее и пообещал прочесть как-нибудь на досуге.
Через полгода Модест Матвеевич Камноедов вновь принимал молодых авторов. Настроение у него было приподнятое, пиджак цвета недозревшего лимона сменился на лимон вызревший и перезревший, папка с рукописью была раскрыта, и на первом же листе красовался огромный вопросительный знак.
– Ну молодцы, ребята! – растроганно воскликнул он. – Ну вы даете! Чуть слезу не прошибли… Это да!.. Братья-писатели скромно улыбались.
– Но вот в таком виде печатать это нельзя… – строго закончил Модест Матвеевич и решительно прихлопнул папку ладонью.
Авторы от неожиданности вздрогнули. Лица их вытянулись.
– Вы должны понимать, молодые люди, – сурово продолжал Модест Матвеевич, печатать вас, начинающих, неоправданно большой риск. А у нас на дворе, между прочим, кризис, и политический, и экономический, так сказать…
– Но у нас уже десятый год кризис, – резонно заметил старший из братьев (Модест Матвеевич так и не удосужился узнать, Аркадий это или Борис), однако подобная безответственная реплика то ли Бориса, то ли Аркадия не произвела На Модеста Матвеевича ожидаемого впечатления.
– Это вы зря, это вы прекратите, – непреклонно заметил господин Камноедов. – У нас бумага теперь дорого стоит и типографские услуги тоже…
– Так ведь много бумаги тут и не потребуется, – наивно заметил младший из братьев, – роман-то ведь маленький…
– Вот именно что маленький, – негодующе подхватил Модест Матвеевич. – И вы что же думаете, что мы вот так, запросто, выкинем деньги на какой-то гулькин хвост? Я тут посидел, подсчитал с кулькулятором. У вас всего двенадцать авторских листов, а надо – хотя бы пятнадцать, а лучше всего – тридцать или сорок. Короче, допишите.
– Но здесь уже все сказано, здесь просто нечего дописывать! – чуть ли не хором воскликнули братья-авторы.
– Как это нечего? – удивился Модест Матвеевич. – У вас же герой, у него же подвиги! Только вы, значит, без этого, без зауми, значит, всякой и умствований. Нашему читателю умствования ненадобны. Нашему читателю надобно отдохнуть, откинуться. У нас читатель простой…
– Да что вы такое говорите? – попытался было возмутиться старший из авторов. Где это вы простого читателя видели? И что это за слово такое – простой? Это лопаты бывают простые, а человек… человек…
– Мы университетов не кончали, – гнул свое Модест Матвеевич. – Вот вы лучше ответьте, что это вы там такое хотели сказать насчет лавочников? Мы не позволим обижать нашего читателя. Народ наш мудр, но сер, – важно докончил он.
– Это не наш народ, – утомленно возразил автор. – Это на другой планете.
– Вы это прекратите, – повторил Модест Матвеевич. – Вы лучше пишите, работайте. А то что же это у вас получается, человека, значит, баба приглашает, а он, значит, дружеский поцелуй в щечку?
– Ему противно было и грязно, – безнадежно ответил младший из братьев. – И вообще, он другую любил.
– Герой не боится грязи. И любви он тоже не боится. Короче, здесь вы еще поработаете и обработаете. А то нехорошо как-то получается – любой первоклассник знает о сексе больше вашего… как его там?..
– Румата.
– Вот! – Модест Матвеевич поднял палец. – Руматы. И побольше, побольше этой самой, койки, значит. И крови тоже побольше. Чтобы по стенке, в общем, врагов размазывать. В конце концов, он герой, ваш Румата, или нет?
– Да вы поймите, мы же не историю Бешеного пишем, – попытался вразумить Модеста Матвеевича старший из авторов.
– А вот и напишите! И напишите! И потом, у вас продолжение есть?
– В каком смысле? – Братья озадаченно переглянулись. Модест Матвеевич вздохнул. Вот, с этими новичками всегда так. Самого простого не понимают. Хуже младенцев прямо.
– Издательству нужна серия. Чтобы томов пять или десять было. И чтобы один за другим. В таком вот аксепте.
– У нас была задумка написать несколько произведений о Земле XXII века… неуверенно сообщил старший из братьев.
– Да при чем тут XXII век?! Я об этом, о Румате, значит, вашем говорю…
– А его домой отправили, на Землю… – хмуро возразил младший автор.
– Ну так пусть угонит ракету или звездолет! – с азартом воскликнул Модест Матвеевич. – Думайте же, думайте, молодые люди. Шевелите мозгами! Фантазию, значит, свою поднапрягите. Фантасты вы, в конце концов, или нет? Или, может, у него ребенок где есть, а? Только его украли?
– Но это же не дамский роман, черт побери! – взорвался наконец старший из братьев-писателей.
– Не дамский, – задумчиво согласился Модест Матвеевич. – С дамским романом вам пришлось бы взять дамский всевдоним. Кстати, о всевдониме. Надо бы вам подобрать что-нибудь побоевитее, что-нибудь поубойнее. А то не думаете же вы, что читатель купится на каких-то там Страгец…
– Стругацких, – мрачно поправили оба автора.
– Да какая разница? – небрежно отмахнулся Модест Матвеевич. – Читатель должен знать, что берет, он должен доверять автору, словно папе родному. А тут всякие Стрелец…
– Стругацкие!
– Вот именно, – многозначительно подтвердил Модест Матвеевич. – И не кучевражьтесь, ребята, не кучевражьтесь. Вы еще молодые. Вот научитесь писать, как Василий наш Васильич Головачев или, еще лучше, как Никитин Юра, тогда и кучевражьтесь, сколько душе угодно.
Братья-авторы тоскливо переглянулись и угрюмо спросили:
– И что же нам теперь с романом делать?
– А вот то и делать, – наставительно ответил Модест Матвеевич. – Роман дописать, крови и койки подбавить, продолжение подготовить. Вот когда все это напишете, тогда и поговорим. И еще, ребята. Последнее. Это что же у вас за название такое диковинное – «Трудно быть богом»? Это кто же такое купит? Ошалевшие авторы молчали, и Модест Матвеевич тяжко вздохнул. Эх, жизнь, что за жизнь, все-то с этими молодыми приходится делать самому!
– Как там у вас парня зовут?
– Р-румата Эс-сторский, – еле слышно прошелестели авторы.
– Не, не пойдет, – озабоченно проговорил Модест Матвеевич. – Что-нибудь наше должно быть, родное, крепкое…
– Тошка он. Антон…
– Вот! – Модест Матвеевич поднял голову и просиял. – Так, значит, и запишем: «Антон Эсторский – герой Галактики». Звучит?!