Рут Ренделл

Чада в лесу

Карлу и Лилиан Фредриксон с любовью
Пролог

Было тепло, и даже в десять вечера не ощущалось прохлады. Небо было усеяно звездами, взошла луна, полная, чуть красноватая. Был лес, а в нем опушка — такая, что вместила бы тысячу танцующих, ковер ее был соткан из упругой, густой, все еще зеленой травы, а вокруг стеной стояли лесные великаны: каштаны, буки, ясени. Листья еще не начали опадать, и поэтому стоящий неподалеку дом не был виден — не были видны ни его флигели, ни сад.

На открытом пространстве люди — их было примерно сто — встали в круг. Они приехали на микроавтобусах, фургонах, а некоторые — на своих машинах, по проселочной дороге, ответвлявшейся от другой, что шла от узкого шоссе. При въезде на проселочную дорогу не стояли никакие указатели, и трудно было понять, частные это владения или нет; ничто не говорило, что здесь есть дом. Многие и не догадывались, что он где-то рядом. На одних были обычные джинсы, рубашки, свитера и куртки, какие носят и молодые, и люди среднего возраста, и женщины, и мужчины; другие закутаны в рясы, черные или коричневые. Они держались за руки и ждали, предвкушая что-то, даже волнуясь.

Мужчина, облаченный в белое — белую рубашку с открытым воротом, белые брюки и белые туфли, — вошел в круг. Как только он оказался в центре, люди запели. Торжественный напев вполне мог быть гимном или хором из какой-нибудь оперы или мюзикла. Пение закончилось, и люди ритмично захлопали в ладоши. Но и хлопки стихли, когда мужчина в белом заговорил.

— Не терзают ли вас злые духи? Не овладел ли злой дух одним из вас? — вопрошал он, и голос его звенел.

Воцарилась мертвая тишина. Никто не шелохнулся. Поднялся легкий ветерок — он пронесся, развевая длинные волосы тех, кто стоял в кругу, и заставляя трепетать складки их одежд. И стих, когда в круг вошел еще один человек. Ни один из державшихся за руки, певших, а потом хлопавших в ладоши не смог бы сказать, откуда он. Человек шел, слегка спотыкаясь, словно кто-то подталкивал его, хотя не было никого у него за спиной. Тело его закутано в черную рясу, лицо скрыто под черным покрывалом. Даже вблизи нельзя было определить, мужчина это или женщина.

Из груди того, кто вопрошал о злом духе, вырвался крик:

— Господь, пошли огонь с небес на землю, испепели злой дух!

— Испепели, испепели, испепели! — вторили ему.

Начинало темнеть, легкая тень пробежала по лицу луны. Мужчина в белом и человек в черном сошлись в центре круга. Издалека они казались переодетыми влюбленными, или персонажами венецианского карнавала в костюмах и масках, или священником и молящимся. Они стояли так близко, что могли прикоснуться друг к другу, но не было видно, прикоснулись они или нет. Здесь нужно было слушать, а не смотреть. И было что слушать! Человек в черном вдруг издал протяжный низкий вопль — пронзительный стон, нет, это было громче стона, — потом еще и еще. Звуки эти не казались игрой, они были настоящими, словно страдающее, раздираемое болью сердце или истерзанная душа исторгали их, они нарастали, потом стихали, нарастали снова и снова стихали.

Мужчина в белом был неподвижен. Дрожь пробежала по кругу, и люди стали раскачиваться из стороны в сторону, и вскоре из их уст послышались стоны; кто-то бил себя руками, кто-то — прутьями, подобранными с земли. Люди раскачивались и стенали, и снова выглянула луна и осветила обряд, залив его белым ярким светом. Человек в черном тоже задвигался — но не так, как остальные. Его движения были быстрыми и резкими, а когда он начал бить в грудь и по рукам мужчину в белом, стали неистовыми. Стоны превратились в рычание, и стало слышно, как лязгают зубы.

Мужчина в белом, будто не обращая внимания на эту яростную атаку, поднял руку.

— Покайся в прегрешениях и злодеяниях! — призвал он голосом древнего священнослужителя.

И вот — перечень ошибок, нарушений, упущений. Об одних он невнятно бормочет, о других говорит чеканно, так что слышно всем, и голос его срывается в отчаянный крик. Толпа безмолвствует, жадно вслушиваясь. Начинается покаяние, но голос человека в черном перестает быть пылким, он слабеет, становится все тише, и вот уже человек в черном запинается, обмякает, съеживается. Наступила тишина, ее нарушил лишь вздох толпы — почти осязаемый.

Заговорил священник. Он положил руку на плечо, укутанное в черное, и произнес звенящим голосом:

— Изыди! — И было это не прощением, но суровым повелением, не предполагающим неповиновения: — Изыди!

Опять набежала тень, толпа, захлебнувшаяся изумлением, еще раз вздохнула. Толпа содрогнулась, словно порыв ветра всколыхнул хлеба в поле.

— Чада мои, узрите злых духов! Узрите их, проходящих по лицу луны! Узрите Астарту, обретающуюся на луне!

— Зрим! Зрим! — кричала толпа. — Зрим Астарту!

— Созданье божье, служившее обителью злым духам, покаялось в великих плотских прегрешениях, и она, Астарта, демоница, олицетворяющая все грехи плоти, уже покинула его, а с нею и вся нечисть, все злые духи. Узрите их высоко над головами!

— Зрим! Зрим!

Наконец заговорил человек в черном:

— Зрю, зрю… — Надломленный голос звучал слабо, и нельзя было понять, это голос мужской или женский.

— Вознесем же хвалу Господу Богу нашему! — вскричал мужчина в белом. — Возблагодарим же Святую Троицу и всех ангелов ее!

— Слава тебе, Господи!

— Слава Господу Богу и всем его ангелам, — произнес человек в черном.

Через несколько мгновений сквозь плотное кольцо людей прорвались две женщины, несшие в руках белое одеяние. Они облачили в него человека в черном, и тот стал белым с ног до головы.

И воззвал:

— Слава Господу Богу нашему, простившему слуге своему прегрешения его и снова ниспославшему ему очищение. — Голос его теперь звучал громко, в нем уже не было никакого страдания.

Но слова эти заглушил шум начинающегося танца. Зазвучала музыка, и толпа поглотила две фигуры в белом; откуда-то доносился напев, мелодия напоминала шотландский рил, и в то же время почему-то была гимном. Люди плясали и хлопали в ладоши. Одна женщина играла на тамбурине, другая на цитре. Человек, что согрешил, покаялся и очистился, теперь заливисто смеялся, будто развеселившееся дитя на празднике. Люди ничего не ели, не пили и не курили, но их опьяняли страсть, возбуждение, истерия — так бывает, когда вместе собирается множество людей, скрепленных одной верой, движимых общим чувством. Тот, что был прощен, продолжал смеяться, и смех, снова и снова срывавшийся с его губ, был веселый, радостный, как смех ребенка.

Танец длился с полчаса и прекратился, когда музыка смолкла. Это послужило сигналом к отъезду, и все покорно направились к дороге, где на обочине их ждали машины.

Священник — он приехал один — дождался, пока все разъедутся, снял с себя облачение и остался в обычных джинсах и военной куртке. Засунул одежду в багажник. Подошел к дому — строению в раннем викторианском стиле, большому по сегодняшним меркам. Два низких лестничных марша поднимались к парадной двери, расположенной в портике с колоннами, черепичную крышу обрамляла балюстрада. Дом был красив, хотя немного скучноват. Таких сотни, если не тысячи по всей Англии. Очевидно, внутри никого не было, да и не могло быть вечером выходного дня. Он поднялся по ступенькам с левой стороны, вытащил из кармана конверт и опустил его в почтовый ящик. Священник, как и большинство его прихожан, жил скромно и хотел сэкономить на почтовых расходах.

Владелец дома и земли требовал плату, хоть и был человеком богатым. Но священник — если он действительно священник — был против двухсот фунтов, и они сговорились на сотне. В конверт была вложена еще и записка со словами благодарности. Возможно, паства захочет воспользоваться открытым пространством снова, как уже бывало. Священник слышал, что опушку прозвали танцплощадкой, но сам он всегда называл ее открытым пространством: ему казалось, что именно в этом словосочетании есть что-то языческое.

Он вернулся к машине.

Глава 1

Обычно из его окна не было видно реки Кингсбрук — ни бегущих вод, ни извилистых изгибов, ни ив по берегам. Но сейчас он видел ее — вернее, то, во что она превратилась: оставаясь ровной и спокойной, она стала широкой, как Темза, и огромным озером разлилась по долине, укрывая ее луга водами, словно гладким серебряным покрывалом. Из воды выглядывали лишь крыши и верхние этажи домов, стоявших в долине вдоль проселочной дороги, которая сейчас исчезла, а раньше вела к мосту, тоже теперь исчезнувшему. Он вспомнил свой дом по другую сторону озера, где вода медленно прибывала. Дому пока удалось избежать затопления, хотя своевольно вторгшийся поток уже затопил часть сада.

Шел дождь. Но, как несколько часов назад он заметил Бёрдену, дождь уже давно перестал быть для него новостью и любое упоминание о нем просто отдавало тоской. Вот если бы дождь прекратился, тогда действительно об этом стоило бы с радостью сообщить. Он снял трубку и набрал номер жены.

— С тех пор как ты ушел, почти ничего не изменилось, — сказала она. — Часть сада, как и была, под водой, но до тутового дерева вода еще не дошла. Не думаю, чтобы вода прибывала. Я определяю это по тутовому дереву.

— Хорошо еще, что мы не разводим шелкопряда, — проговорил Вексфорд и повесил трубку, предоставляя жене по-своему толковать смысл этого многозначительного замечания.

На памяти нынешнего поколения или по крайней мере на его памяти такого в этой части Суссекса еще не случалось. Несмотря на преграду из мешков песка, сложенных в два ряда, Кингсбрук затопил дорогу к мосту на Хай-стрит, под водой оказались и Деловой Центр, и Сейнсбери, но каким-то чудом вода пощадила гостиницу «Голубь и Оливка» — пока пощадила… Местность была холмистая, но большая часть домов, стоявших на возвышенности, исчезла. А Хай-стрит, Глиб-роуд, Квин и Йорк-стрит со своими знаменитыми витринами и выступающими на два, а местами и на три фута карнизами, ушли под воду. Верхушки надгробий кладбища Святого Петра торчали над серой поверхностью озера, подернутой рябью, словно скалистые утесы над морской ширью. Дождь все не прекращался.

Агентство по защите окружающей среды сообщило, что почва в поймах рек Англии и Уэльса уже была заболочена, а потому не могла впитать в себя потоки воды. Многие дома Кингсмаркэма, не говоря уже о тех, что располагались в низинах Помфрета, в первый раз были затоплены в октябре, и сейчас, в конце ноября, их затопило снова. А газетчики, конечно, не преминули порадовать читателей вестью о том, что затопленная недвижимость сильно упадет в цене — точнее, полностью обесценится. Владельцы покинули дома еще несколько недель назад и уехали к родственникам или временно сняли себе квартиры. Местные власти уже использовали те десять тысяч мешков песка, выписывая которые они недоверчиво усмехались, говоря, что им не пригодится даже половина. Сейчас эти мешки были под водой, а заказанные снова еще не прибыли.

Вексфорд даже думать не хотел о том, что случится, если до наступления ночи дождь обрушится с новой силой и вода прибудет еще на один дюйм и достигнет тутового дерева — мерила Доры. За деревом земля полого спускалась к невысокой ограде, которая, отделяя лужайку от террасы со стеклянной дверью, все же служила защитой, пусть и плохой, от воды. Как он ни гнал от себя мысль о том, что вода может хлынуть через ограду, мысль не оставляла его… Он снова потянулся к телефону, но, едва дотронувшись до трубки, отдернул руку: в этот момент дверь открылась и появился Бёрден.

— Все еще льет, — сказал Бёрден.

Вексфорд посмотрел на него — так обычно смотрят на извлеченный из недр холодильника продукт, срок годности которого истек еще три месяца назад.

— Мне только что такое рассказали… Уверен, тебя это позабавит. Судя по твоему виду, это как раз то, что тебе сейчас нужно. — Бёрден, как обычно, уселся на край стола. Вексфорд отметил про себя, что инспектор выглядел стройнее обычного — да и вообще так, словно сделал подтяжку лица, прошел курс массажа, а три последние недели провел на курорте. — Позвонила какая-то женщина и сообщила, что они с мужем уехали на выходные в Париж, а детей оставили с этой… няней. Вернувшись прошлой ночью, обнаружили, что дети пропали. В общем, она считает, что они могли утонуть.

— И ты этим хотел меня позабавить?

— Немного странно, разве нет? Дети — подростки, тринадцать и пятнадцать лет, няне — около тридцати, все умеют плавать, а дом — в нескольких милях от наводнения.

— Где именно?

— Линдхерстский проезд.

— Совсем недалеко от меня. Но действительно в нескольких милях от наводнения. Вода медленно подступает к моему саду.

Бёрден небрежно закинул ногу на ногу. Туфли у него были элегантные.

— Не унывай. В Долине Брид дела еще хуже. Там вообще ни один дом не спасся от воды.

Вексфорд представил, как у домов вырастают ноги и они убегают, спасаясь от разъяренного потока.

— Джим Пембертон уже отправился туда. Я имею в виду Линдхерстский проезд. И он уже предупредил Подводную службу спасения.

— Кого?

— Ты, должно быть, слышал. — Бёрден с трудом удержался, чтобы не сказать «даже ты». — Что-то вроде объединения Кингсмаркэмского Совета с Пожарной бригадой. В основном — добровольцы в гидрокостюмах.

— Если эта ситуация так забавна, — проговорил Вексфорд, — то есть если вы не принимаете ее всерьез, то к чему такие крайние меры?

— Подстраховаться никогда не мешает, — спокойно ответил Бёрден.

— Ладно, расскажи подробнее. Эти дети — кто они, кстати? Мальчик и девочка? Как их зовут?

— Дейд. Джайлз и Софи Дейд. Имени их няни я не знаю. Оба ребенка умеют плавать. Кстати, у мальчика есть что-то вроде серебряной медали за спасение утопающего, а девочка как раз собиралась вступить в местную детскую команду по плаванию. Бог знает, почему их мать утверждает, будто они утонули. Мне кажется, что вряд ли они пошли бы к воде. Но Джим разберется.

Вексфорд не стал больше ничего спрашивать. Капли дождя забарабанили по стеклам. Он поднялся и подошел к окну, но как только он к нему приблизился, дождь хлынул с новой силой и разглядеть что-либо стало невозможно, разве только белый туман и капли, барабанящие по подоконнику.

— Где будешь обедать? — спросил Бёрден.

— Наверное, в столовой. Но в такой дождь я не пойду.

В три вернулся Пембертон и сообщил, что группа водолазов-добровольцев уже начала поиск Джайлза и Софи Дейд, хоть это и простая формальность, вызванная скорее страхами миссис Дейд, нежели насущной необходимостью. Высота воды в Кинсгмаркэме не превышала и четырех футов. В Долине Брид дела обстояли куда хуже. С месяц назад там утонула женщина, не умеющая плавать, — упала с мостика, который временно протянули от ее верхнего окна к бугру. Она пыталась уцепиться за подпорки, но поток, накрывший ее с головой, смыл ее. Однако ничего подобного не могло произойти с детьми Дейдов, опытными пловцами, для которых даже вдвое большая глубина не представляла никакой опасности.

Опасность гораздо серьезнее — и в этом сходились все — представляли участившиеся грабежи затопленных магазинов на Хай-стрит. Многие владельцы перенесли свои товары — одежду, книги, периодику и канцелярские принадлежности, фарфор, стеклянную посуду и кухонное оборудование — на верхние этажи, а сами покинули магазины. Воры — у некоторых с собой были лестницы — пробирались к магазинам ночью вплавь, разбивали верхние окна и уносили все что душе угодно. Один из воров, арестованный сержантом полиции детективом Вайном, заявил, что украденные им утюг и микроволновая печь принадлежат ему по праву. Он уверял, что это всего лишь компенсация за затопленную квартиру на самом нижнем этаже: он был твердо убежден, что ущерб возмещать никто не будет. Кроме того, Вайн подозревал, что CD-проигрыватель и набор кассет украла из «Йоркского аудио-центра» группа школьников.

Вексфорд, будь его на то воля, звонил бы жене каждые полчаса и проверял, как там дела, но он сдержался и позвонил домой только в полпятого, когда проливной дождь уже сменился моросящим. Гудок раздавался за гудком — он уже решил было, что жена вышла, как она сняла трубку.

— На улице была. Я слышала, что телефон звонит, но хотела сначала снять сапоги, чтобы не занести всю эту грязь в дом. Из-за дождя приходится вдвое дольше возиться во дворе.

— Как там тутовое дерево?

— Вода подступила к нему, Рег. Она уже у ствола. Естественно — при таком-то дожде. Неужели ничего нельзя сделать? Я о подъеме воды, не о дожде. Они еще не придумали, как это остановить. Я вспомнила о мешках с песком и позвонила в городской Совет, да только песка у них нет, а женщина, с которой я говорила, сказала, что скоро должны получить. Я еще про себя подумала: совсем как в магазине.

Он рассмеялся, но не очень весело.

— Мы не можем остановить воду, но уже следует подумать о переносе мебели на верхний этаж.

Он чуть было не сказал: «Попроси Нила помочь с этим», а потом вспомнил, что зять перестал с ними общаться после того, как расстался с Сильвией. Вместо этого инспектор сказал жене, что будет дома к шести.

Сегодня он был без машины. В последние дни Вексфорд ходил пешком больше обычного. Желание это породил непрекращающийся ливень — такова человеческая натура, ведь, когда сухо, так редко удается пройтись себе в удовольствие. В первом утреннем свете жемчужно-голубое небо, с которого не падало ни капли, казалось подернутым влажной дымкой. В восемь тридцать все еще было сухо, и он решил идти с работы пешком. Но стали собираться огромные грозовые тучи, заслонившие бледную голубизну, молочный дневной свет померк, и к тому времени, как инспектор дошел до участка, небо начало ронять первые капли дождя. Он с неохотой подумал, что к дому придется пробираться через эту влагу и сырость, но, выйдя из недавно установленных автоматических дверей, увидел, что дождь стих, и впервые за долгое время в воздухе повеяло явной прохладой. Пахло сухим. Пахло так, словно погода изменилась. Но лучше на это особо не надеяться, сказал он себе.

Стемнело. Стало совсем темно, почти как ночью. Стоя здесь, Вексфорд не мог разглядеть залившей город воды, лишь видел, что тротуары и дороги мокрые, а в сточных канавах — глубокий слой грязи. Он пересек Хай-стрит и направился к дому. Дорога слегка поднималась вверх. Он уже совсем забыл про Дейдов и не вспомнил бы о них, если бы на выходе из Кингстонского парка не прочел в желтом свете фонаря названия следующей улицы. Линдхерстский проезд находился на возвышенности — из окон расположенных здесь домов видны были крыша его дома и сад. Эти дома были в безопасности. Кто-то даже сказал ему, что, прежде чем достичь такой высоты, вода сначала должна перевалить через купол Кингсмаркэмской Ратуши.

Безусловно, с Дейдами здесь ничего не могло случиться. Вероятность того, что дети утонули, практически равна нулю. Перед самым уходом он получил сообщение от Подводной спасательной службы: не найдено ни живых, ни мертвых. Вексфорд внимательно оглядел холм, пытаясь сообразить, где именно жили Дейды. И вдруг осекся. Что с ним такое происходит? Неужели он утрачивает способность вникать в существо дела? Эти дети, возможно, и не утонули — но ведь они в любом случае пропали, так ведь? Родители вернулись домой после двухдневного отсутствия и не нашли их. А случилось это еще прошлой ночью. Все эти разговоры о наводнении и утопленниках заслонили от него суть картины. Двое детей, тринадцати и пятнадцати лет, пропали.

Он прибавил ходу, мысль заработала быстрее. Конечно, есть вероятность, что дети уже вернулись домой. По словам Бёрдена, их оставили на попечение няни и они исчезли все втроем. Из этого следовало, что няня — предположительно, взрослый человек — взяла детей куда-нибудь с собой. Возможно, в прошлую пятницу или в любой другой день, когда родители уехали, няня сказала их матери, что собирается вывезти детей, допустим, на загородную прогулку, а та об этом забыла. Женщина, утверждающая, что ее дети утонули, только потому, что их нет дома, а часть города залита водой, должна быть… мягко говоря, немного пустоголовой.

Доры не было в доме. Инспектор отыскал ее в саду — она стояла возле тутового дерева и светила фонариком на его корни.

— Не думаю, чтобы вода прибыла после того, как я говорила с тобой в полпятого, — сказала жена. — Ты по-прежнему считаешь, что нам стоит перенести мебель наверх?

Они вошли в дом.

— Можно перенести самое ценное. Например, книги. Любимые картины. Тот консольный стол, что достался тебе от матери. Можем начать, а потом послушаем прогноз погоды в десять вечера.

Он налил виски себе и жене, сильно разбавил. Поставив стаканы на столик рядом, позвонил инспектору Бёрдену. Тот сказал:

— Я как раз собирался тебе звонить. До меня только что дошло. Эти дети Дейдов — они, должно быть, пропали.

— У меня возникла такая же мысль. Правда, с небольшой оговоркой: они, возможно, пропали. Кто знает, может, няня уже привела их домой с какой-нибудь экскурсии — да хотя бы в Лидский Замок.

— С экскурсии, которая началась еще вчера, Рег?

— Конечно, нет, тут ты прав. Послушай, надо это выяснить. Ведь если дети уже вернулись домой живыми и невредимыми, их родители даже не подумают сообщить нам об этом. О нас вспоминают, лишь когда плохо. Если же дети все еще не вернулись, их родители, или один из них, наверняка отправятся в полицейский участок и официально заявят об исчезновении и, конечно, дадут нам более полную информацию. Тебе самому об этом беспокоиться не стоит. Пусть этим займется Карен, ее все равно в последнее время особо делами не загружали.

— Но прежде всего мне бы хотелось позвонить Дейдам, — сказал Бёрден.

— А потом перезвони мне, ладно?

Они с Дорой сели ужинать. Лязгнул почтовый ящик — это привезли «Кингсмаркэмский курьер».

— Отвратительно, — сказала Дора. — Уже почти восемь, газета опоздала на два часа.

— В этих условиях их можно понять, не так ли?

— Я предполагала, что так и будет. К чему теперь жаловаться? Так и знала, что бедному киоскеру самому придется разносить газеты. Конечно, он бы не позволил девочке сейчас выйти из дому.

— Какой девочке?

— Дочке — это ее обязанность разносить газеты. А ты что, не знал? Мне все время кажется, что она сильно смахивает на мальчишку в этих джинсах и шерстяной шапочке.

Они подняли занавески на окнах, чтобы, если дождь начнется снова, не упустить из виду поток, с прошлой ночи затопивший примерно шесть футов лужайки. Сосед, чей сад, прилегающий к участку Вексфордов, был на несколько дюймов выше, повесил над своей лужайкой уличный фонарь эпохи короля Эдуарда. Фонарь был зажжен, и его яркие лучи отражались в безмятежной, мерцающей воде. Вода отливала серебристо-серым, словно шиферный настил, а небольшая речка где-то там, внизу, заблудилась в широком, но неглубоком озерце. Уже несколько недель Вексфорд не видел звезд — не было их и сейчас. Над головой был лишь яркий, но мутноватый свет фонаря, а в небе над ним — огромное скопление бегущих спутанных туч, взбудораженных поднимающимся ветром. Черные ветви голого дерева клонились вниз и раскачивались из стороны в сторону. Одна ветка упала в воду, подняв фонтан брызг — словно по луже проехала машина.

— Не хочешь вещи перенести? — спросила Дора, когда они выпили кофе. — Или сначала почитаешь?

Вексфорд покачал головой, отказываясь от газет, в которых, похоже, теперь печатали только снимки с мест затопления.

— Перенесем только книги и эту горку, больше ничего не будем трогать. Пока не послушаем прогноз погоды.

Телефонный звонок раздался, когда инспектор нес шестую, последнюю картонную коробку. К счастью, большая часть книг уже была на верхнем этаже — в маленькой комнатке, которую ему когда-то выделили под кабинет, но сейчас она больше напоминала мини-библиотеку. Дора подошла к телефону, пока он ставил коробку на верхнюю ступеньку лестницы.

— Это Майк.

Вексфорд взял у нее трубку:

— У меня такое чувство, что они до сих пор не нашлись.

— Нет, не нашлись. Подводная спасательная служба хочет возобновить поиски завтра. Они собираются поискать в Широкой долине, там глубже. Делать им особо нечего, и они возьмутся за это с большим энтузиазмом.

— А как мистер и миссис Дейд?

— Рег, я не звонил, я сходил к ним, — сказал Бёрден. — Довольно оригинальная парочка. Она плачет.

— Что она делает?

— Постоянно плачет. Чудаковатая какая-то. Больная, ей-богу.

— Ну-ну, доктор. А что делает он?

— Он откровенно хамит. А еще, знаешь, кажется, он трудоголик — минуты не может высидеть без дела. Заявил мне, что его, видите ли, ждет работа. Дети определенно пропали. Их отец утверждает, что все разговоры о том, что они утонули, — чепуха. С какой стати им подходить к воде в середине зимы? Кто, мол, вообще сказал такую глупость? Его жена ответила, что это она ее сказала, и начала плакать. Джим Пембертон предполагает, что дети могли броситься к воде, чтобы спасти кого-то, но в таком случае — кого? Ведь больше никто не пропадал, кроме этой Джоанны Трой…

— Кого?

— Подруги миссис Дейд — она осталась на выходные у них, чтобы приглядеть за детьми. Дейды сейчас пишут заявление об исчезновении детей. — Голос Вердена зазвучал нерешительно. Возможно, он вспомнил, насколько искренне Вексфорд предлагал ему не вмешиваться в это дело. — Судя по всему, ситуация гораздо серьезнее, чем мы думали. Дейды возвращаются из Парижа домой — они летели через Гэтвик — где-то после полуночи. В доме не горит свет, двери в спальнях детей закрыты, и родители просто ложатся спать, даже не проверив, дома ли сын и дочь. Ну, мне кажется, они и не стали бы проверять. Ведь, в конце концов, Джайлзу пятнадцать, а Софи тринадцать. И только поздно утром миссис Дейд поняла, что детей нет. А это значит, они могли пропасть не в воскресенье вечером, а, возможно, вечером в пятницу, когда уехали родители.

— А что эта Джоанна, как там ее?

— Джоанна Трой. Миссис Дейд целый день звонила ей домой, но никто так и не ответил, мистер Дейд отправился туда в обед, но тоже никого не нашел.

— Неважно, искренне ли я переживаю или мне до всего дела нет, — устало сказал Вексфорд, — но подумаем об этом завтра.

Бёрден, который временами бывал нравоучителен, бодро сказал, что завтра будет другой день.

— Ты прав, мисс Скарлетт. Завтра будет другой день, и я надеюсь, что за ночь нас с Дорой не смоет. Осмелюсь предположить, что мы будем в состоянии выбраться через окно спальни.

Разговаривая по телефону, инспектор ждал, что вот-вот пойдет дождь. И в самом деле — в конце фразы на стекло брызнули первые капли. Он положил трубку и открыл парадную дверь. Снаружи было тепло, и он с трудом вспомнил, какое сейчас время года. Даже ветер был теплый. Это он принес с собой ливень. Пока Вексфорд смотрел, дождь становился все сильнее — стеклянными или стальными розгами он с грохотом обрушивался на мощеные тротуары, шлепался в переполненные канавы. Труба начала выплевывать в желоб воду с крыши, словно кран, включенный на полную мощность, а водосток, не способный справиться с таким объемом, вскоре исчез в водовороте.

Дора смотрела новости. Когда Вексфорд вошел, новости закончились и начался прогноз погоды. Как обычно — раздражающая преамбула: непередаваемой красоты существо с внешностью русалки в прекрасном парчовом наряде восседало на верхушке фонтана, волосы существа и складки одежды раздувал спрятанный за кадром вентилятор. Ведущая — гораздо более правдоподобная женщина, — водя указкой по карте, предупредила об опасности разлива еще четырех рек и показала зону низкого атмосферного давления: циклон, стремительно идущий с Атлантики, догонит тот, что уже установился над Соединенным Королевством. К утру, сообщила она, в Южной Англии прольется сильный дождь, конечно, если он уже не начался.

Вексфорд выключил телевизор. Они с Дорой подошли к окну и стали смотреть на воду, которая уже залила мощеные дорожки и передний двор. От ветра по воде шла легкая рябь, по которой, словно корабль в бушующем море, носилась ветка. Ствол тутового дерева был наполовину затоплен, и мерилом стал уже куст сирени. Поднимающаяся вода омывала его корни. Между оградой и прибывающим потопом оставалось всего несколько ярдов сухой земли. Пока Вексфорд смотрел, свет, лившийся из соседского сада, погас, и все погрузилось во тьму.

Он поднялся в спальню. Мысль о том, что двое подростков, умеющих хорошо плавать, могли утонуть, больше не казалась ему абсурдной. Не нужно богатого воображения, чтобы представить, как вся страна исчезает под захлестнувшими ее неиссякаемыми потоками воды. И люди становятся похожи на потерпевших кораблекрушение моряков: их быстро оставляют силы, а плот ненадежен — потоп настигает каждого, и перед ним равны все, старые и молодые, сильные и слабые.

Глава 2

Он больше не мог оставаться безучастным. И сейчас ехал в сторону Кингстонского Парка к Линдхерстскому проезду. Сидевший за рулем Вайн считал, что дети и вправду могли утонуть в Широкой Долине; там, где вода заполнила Сэйвсберийские Впадины, сейчас очень глубоко, и потому водолазы направились на поиски именно туда. Прошлой ночью инспектор тоже думал, что дети утонули. Но сегодня, когда солнце отражалось в мокрых тротуарах и золотило ветки, с которых еще стекала вода, он уже не был в этом так уверен.

Тремя часами раньше, когда он проснулся, дождь, судя по всему, только что перестал. Все еще было темно, хотя уже можно было разглядеть, что произошло за ночь. Но он не стал подходить к окну. Подумал: только не сейчас. Его пугало то, что может открыться его взору, но еще больше он страшился, что, спустившись в кухню приготовить Доре чай, увидит, как вода поджидает его у самой лестницы или мирно и безмятежно плещется на кухонном полу. Однако в доме было сухо, и когда он, поставив на плиту чайник, все же решился отдернуть занавески и выглянуть в окно, то увидел, что серебристо-серое озеро находится все там же — в десяти футах от небольшой ограды, отделяющей лужайку от мощеных дорожек.

Дождя пока не было. Метеорологи верно спрогнозировали предстоящие ливни, но ошиблись во времени. Ожидался второй циклон.

Когда инспектор вышел из машины на пересечении Кингстонского Парка с Линдхерстским проездом, с росшего у ворот остролиста ему на голову — прямо на лысину — упала большая капля воды.

Дом на углу назывался вычурно — «Антрим», и это имя совсем ему не подходило. Он отличался от остальных в Линдхерстском проезде, где нео-георгианский стиль соседствовал с ар-деко тридцатых годов, функциональностью шестидесятых, готикой конца девятнадцатого века и подделками под викторианский стиль конца двадцатого. А дом Дейдов был в стиле Тюдоров, причем стилизован так искусно, что человек несведущий легко мог принять его за оригинал. Крест-накрест положенные балки из строганого дуба, темная штукатурка, окна с ромбами стекол, обитая гвоздями дверь. Дверной молоток в виде привычной головы льва, а вместо звонка — прут из чугунного плетения. Вексфорд дернул за него.

Открывшая дверь женщина с заплаканным лицом, судя по всему, и была встревоженной матерью. Худая, тонкая и плоскогрудая. Наверное, ей сорок с чем-то, подумал инспектор. На ее миловидном лице, обрамленном массой непослушных кудряшек, не было ни грамма косметики. На таких лицах годы стресса и уступок этому стрессу отпечатываются морщинами. Когда она провела визитеров в гостиную, появился мужчина — очень высокий, на несколько дюймов выше Вексфорда. Его рост был где-то шесть футов и пять дюймов, но слишком маленькая голова не соответствовала размерам тела.

— Роджер Дейд, — резко проговорил он; произношение выдавало в нем выпускника привилегированной школы для мальчиков, и он, казалось, намеренно утрировал выговор. — Моя жена.

Вексфорд представился сам, представил Вайна. Внутренне убранство дома было также выдержано в стиле Тюдоров — всюду дерево, горгульи над камином из дикого камня (современная газовая горелка внутри была выключена), на стенах — тисненые обои, кованые светильники и пергаменты с неразборчивыми символами. Под стеклом кофейного столика, вокруг которого все и уселись, лежала карта, на которой мир был изображен таким, каким его представляли, скажем, в середине шестнадцатого века, — с драконами и плывущими по волнам галеонами. Бушующие моря напомнили Вексфорду о заднем дворе его дома. Он попросил Дейдов рассказать о выходных с самого начала.

Первой заговорила миссис Дейд:

— Мы с мужем никуда не выезжали одни после медового месяца. Можете себе представить? — Она сильно жестикулировала. — Нам отчаянно хотелось отправиться куда-нибудь без детей. Когда я сейчас вспоминаю об этом, чувствую себя такой виноватой, что словами не передать. Я уже сто раз горько пожалела о том, что даже думала так.

Ее муж — по его виду было понятно, что меньше всего на свете он отчаянно желал бы отправиться куда-нибудь в компании жены, — вздохнул и закатил глаза:

— Катрина, ты ни в чем не виновата. Перестань уже, ради бога.

Тут из глаз ее покатились слезы — она даже не пыталась их остановить. Подобно воде за окном, они хлынули и размыли уже окрепшие берега, тонкими струйками стекая по ее щекам, пока сама она судорожно вздыхала и всхлипывала. Доведенным до автоматизма жестом, каким закрывают кран или двери, Роджер Дейд всунул ей в руки охапку салфеток из стоящей на столе коробки, словно это уже давно стало для него привычным делом. Коробка с салфетками размещалась в футляре из полированного дерева, окованного латунью, и, видимо, была в этом доме таким же необходимым предметом, как в других — журналы или CD-проигрыватели. На Катрине Дейд был тинэйджерский голубой наряд — что-то вроде коротенького халата, который в такое время суток наденет не каждая приличная женщина. Вексфорда позабавило, как старательно Вайн стал отводить взгляд, когда края голубого одеяния разошлись и обнажили значительную часть голого бедра.

— Но какой смысл жалеть об этом сейчас? — ее голос задрожал и сорвался. — Мы не можем повернуть время вспять, не так ли? Во сколько мы выехали из дома в пятницу, Роджер? Ты же знаешь, что я никогда ничего не запоминаю.

Взглянув на Роджера Дейда, можно было подумать, что все эти годы он, в разной степени досадуя и раздражаясь, сносил непунктуальность и забывчивость жены, а также ее явное пренебрежение временем.

— Где-то в полвторого, — ответил он. — Наш рейс из Гэтвика был в четыре тридцать.

— Вы поехали на машине? — спросил Вайн.

— Да, на машине.

— А где были дети в это время? — Вексфорд пристально поглядел Дейду прямо в глаза, давая понять, что ответа ждет от него, но заговорила жена:

— В школе, конечно. Где же еще? Они привыкли сами приходить домой. Но они не должны были надолго остаться без присмотра. К пяти обещала подойти Джоанна.

— Ах да. Джоанна. Расскажите о ней.

— Моя лучшая и ближайшая подруга. Самое ужасное, что и она тоже пропала. А я даже не знаю, умеет ли она плавать. Раньше незачем было спрашивать. Наверное, ее этому не учили. Скорее всего, она упала в воду, а плавать-то не умеет, вот Джайлз с Софи и бросились ее спасать, и они все…

— Не начинай, — сказал Дейд, когда по ее лицу снова полились слезы. — Кому легче от того, что ты тут нюни распускаешь. — Вексфорд никогда раньше не слышал, чтобы кто-то употреблял это слово в живой речи, — лишь в прежние годы встречал его в школьных старомодных рассказах для мальчиков. Дейд перевел взгляд с одного полицейского на другого. — Задавайте вопросы мне, — сказал он. — Так будет лучше, если мы хотим к чему-нибудь прийти.

— Нет, говорить буду я! — закричала на него жена. — Я просто ничего не могу с собой поделать и плачу. Что удивительного в том, что женщина, чьи дети утонули, плачет? А ты чего ждал?

— Катрина, твои дети не утонули. У тебя истерика, впрочем, как всегда. Если хочешь рассказать им, что случилось, давай. Начинай.

— Где я тогда была? Ах да, в Париже. — Ее голос немного окреп. Она одернула голубой халатик и выпрямилась. — Мы позвонили им из отеля в Париже. Было полдевятого. То есть полдевятого во Франции, но полвосьмого здесь. Просто не понимаю, почему Европа на целый час впереди нас. Почему они всегда хотят чем-то выделиться? — Этот вопрос остался без ответа. — Мы же все входим в Общий Рынок или Союз, как там они его называют, постоянно меняют название. — Она поймала взгляд мужа. — Да, верно, верно. Мы позвонили им, как я уже говорила, трубку снял Джайлз. Он сказал, что у них все прекрасно. Что он и Софи готовят домашнее задание. Джоанна была с ними, и они собирались ужинать, а потом — смотреть телевизор. Я нисколько за них не переживала, а разве надо было?

Скорее всего, вопрос был риторическим. Вексфорду, хоть он и знал эту женщину всего полчаса, казалось невероятной сама мысль о том, что она может успокоиться хотя бы на минуту. Некоторые люди, когда поводов для переживаний нет, придумывают их сами, а она была как раз из таких. Лицо ее снова сморщилось, и Вексфорд испугался, что она вот-вот опять заплачет.

— На следующий день, примерно в то же время, я позвонила снова, но мне никто не ответил, — продолжила Катрина свой рассказ. — То есть из людей никто не ответил. Только автоответчик. Я подумала, что они, должно быть, смотрят телевизор или что Джайлз вышел, а Джоанна и Софи не ждали моего звонка. Я ведь не предупредила, что позвоню. Я оставила им номер телефона в отеле — хотя он у них уже был — подумала, они мне перезвонят, но они так и не перезвонили.

Вайн перебил ее:

— Миссис Дейд, вы сказали, что думали, ваш сын вышел. А куда он мог выйти? Мог он пойти куда-нибудь с друзьями? В кино? Не в клуб — это точно, полагаю, для этого он слишком молод.

Муж с женой переглянулись.

— В наши дни дети получили слишком много свободы. Слишком стали свободными за последние годы, — заговорил Дейд. — Я сам был таким и сейчас понимаю, как долго это оказывало на меня пагубное влияние. Пока я не справился с этим, то есть пока я не дисциплинировал себя. Если Джайлз и выходил куда-то, то, вероятно, в церковь. Иногда они посещают вечернюю службу по субботам. Но на прошлой неделе служба была в воскресенье утром. Я проверял перед отъездом.

Каждый родитель в наши растленные времена был бы счастлив знать, что его пятнадцатилетний сын ходит на службу, а не в одно из тех увеселительных мест, что стали теперь так популярны, подумал Вексфорд, считавший, впрочем, себя атеистом. Религиозность тут ни при чем. Просто в церкви нет ни наркотиков, ни СПИДа, ни хищных девчонок. Однако счастливым Дейд не выглядел, в лучшем случае — смирившимся.

— В какую церковь он мог пойти? — спросил Вексфорд. — Святого Петра? Или католическую?

— По мне, так лучше бы он ходил в англиканскую церковь, хотя кому вообще нужны эти церкви? — Дейд немного помедлил, а потом спросил почти грубо: — Зачем вам все это?

Голос Вайна зазвучал ровно и спокойно:

— Кажется, это неплохая идея — узнать, действительно ли Джайлз был там в воскресенье, что скажете?

— Возможно. — Все неплохие идеи должны были рождаться в голове самого Дейда, а не приходить откуда-то извне. Он взглянул на часы и нахмурился: — Я уже опаздываю из-за всего этого, — сказал он.

— Может, расскажете, что было дальше? — Вексфорд перевел взгляд с Дейда на его жену и обратно.

Катрина Дейд ничего не сказала, только раздраженно махнула рукой и засопела. Ответил Роджер:

— Мы не звонили домой в воскресенье, потому что должны были вернуться в тот же вечер.

— А в ту ночь, — вставил Вайн, — вы, кажется, прибыли с большим опозданием?

Вайн, скорее всего, не имел в виду ничего обидного.

— К чему вы клоните? Позвольте напомнить: вы здесь, чтобы найти моих пропавших детей, а не уличить меня в чем-то.

— Ни к чему мы не клоним, мистер Дейд, — успокоил его Вексфорд. — Продолжайте, пожалуйста.

Дейд взглянул на него, криво усмехаясь:

— Рейс задержали почти на три часа. Вода на взлетно-посадочной полосе в Гэтвике или что-то в этом роде. А потом еще полчаса ушло на то, чтобы вызволить багаж. Дома мы оказались только после полуночи.

— И вы были уверены, что все дома, спокойно спят в своих постелях?

— Не все, — сказала Катрина. — Джоанна не должна была оставаться той ночью. Ей нужно было быть дома в воскресенье вечером. Но дети ведь могли немного побыть одни. Джайлзу почти шестнадцать. Мы-то думали, что будем дома к девяти, да и все так думали.

— Но вы не позвонили домой из аэропорта?

— Если бы мы позвонили, я бы вам об этом сообщил, — огрызнулся Дейд. — Было уже полдесятого, а мои дети в такое время уже должны быть в постели. Чтобы хорошо учиться, им необходим сон.

— Да разве наш звонок что-нибудь изменил бы? — судорожно вздохнула Катрина. — Все еще был включен автоответчик. Роджер проверял вчера утром.

— Вы сразу же легли спать?

— Мы были измотаны. Двери в спальни детей были закрыты. Но мы не заглядывали внутрь, если вас это интересует. Они не маленькие, чтобы мы следили за ними каждую минуту. Утром я встала поздно, было уже девять. Муж, разумеется, поднялся очень рано и в это время был уже в офисе. Невероятно, но я не припомню, чтобы когда-нибудь так поздно вставала, разве что когда сама была подростком, просто немыслимо. — Речь Катрины стала живее, слова начали подгонять друг друга. — Конечно, я сразу решила, что они уже в школе. Я не слышала их, потому что крепко спала. Но как только я поднялась, тотчас поняла: они не вставали и не уходили. В ванной был полный порядок, их постели заправлены — сами они бы этого не сделали. Все выглядело так, словно кто-то, знающий свое дело, заставил их прибраться. Очевидно, Джоанна. Все лежало на своих местах, кругом чистота — я хочу сказать, что на них это совсем не похоже.

— Вы, разумеется, попытались выяснить, где они, — проговорил Вексфорд. — Позвонили друзьям и родственникам. А вы звонили в школу?

— Я позвонила мужу, а он — в школу, хотя мы и знали, что их там нет. Так оно и оказалось, конечно. Потом Роджер позвонил своей матери. Бог его знает, почему. По какой-то необъяснимой причине дети ее любят, хотя лично мне это абсолютно непонятно. Но и там он потерпел неудачу. Впрочем, как и с родителями друзей — конечно, теми, до кого удалось дозвониться. Не каждая мать довольствуется лишь ролью домохозяйки, так ведь? Женщинам тоже хочется делать карьеру. В любом случае, о наших детях они ничего не знали.

— А вы попытались связаться с мисс Трой? — спросил Вайн.

Катрина Дейд взглянула на него так, словно тот произнес какую-то непристойность.

— Ну конечно, мы попытались. Конечно же. Это было первое, что мы сделали. Даже прежде, чем позвонить в школу. Но нам никто не ответил — у нее был включен автоответчик.

— Мне пришлось сходить к ней, — сказал Дейд, давая понять, что этого ему хотелось меньше всего на свете. — Я проверил дом. Там никого не было. Тогда я постучался к соседке, и та рассказала, что не видела Джоанну еще с пятницы.

Но это фактически ничего не значит. Соседям не всегда известно, когда приходят и уходят те, кто живет рядом.

— А что потом? — спросил Вексфорд.

Катрина напустила на себя безучастный вид, ее взгляд потускнел, словно она в спектакле местного драмкружка исполняет роль леди Макбет в сцене лунатических блужданий.

— Пока мужа не было, я выглянула в окно. Впервые с тех пор, как мы вернулись. Моему взору предстало ужасающее зрелище. Отсюда видно все это наводнение, похожее на огромное море, нет, даже на океан. Я не могла поверить своим глазам, однако же мне пришлось, пришлось. Тогда-то я и поняла, что мои дети, должно быть, где-то там.

Вексфорд сказал как можно спокойнее и тверже:

— Водолазы уже возобновили поиски, миссис Дейд, но ваше предположение слишком уж неправдоподобно. Вода разлилась на приличном расстоянии отсюда, и нигде в Кингсмаркэме глубина не больше четырех футов. Сейчас прочесывается долина Брид, находящаяся в трех милях от ближайшего моста. Да и зачем Джайлзу, Софи или мисс Трой подходить к долине? Разве только они большие любители погулять…

— По своей воле они бы никуда не пошли, — вставил Дейд.

Катрина посмотрела на него как на предателя и скинула его руку.

— Тогда где же они? — обратилась она к двум полицейским. — Что с ними случилось? — А затем последовал вопрос, которого Вексфорд ждал: в таких ситуациях родители часто задают его, но задают слишком рано. — А что вы делаете для того, чтобы их найти?

— Прежде всего нам нужна ваша помощь, миссис Дейд, — сказал Вайн. — Для начала фотографии Джайлза и Софи. Их приметы. Расскажите, что они вообще собой представляют. — Он взглянул на Вексфорда.

— И если можно, фотографию мисс Трой тоже, — сказал старший инспектор. — У нас есть еще пара вопросов. Как мисс Трой добралась до вас в пятницу вечером? На машине?

— Конечно. — Дейд смотрел на него так, словно под сомнение было поставлено наличие у Джоанны Трой ног или словно каждый нормальный человек должен знать, что все люди уже рождаются с моторными средствами передвижения, приделанными к ним точно так же, как, например, нос или волосы. — Обычно она приезжала на машине. Слушайте, сколько это еще будет продолжаться? Я ведь опаздываю.

— Где ее машина сейчас? У нее в доме есть гараж?

— Нет. Она оставляет ее на чем-то вроде подъездной аллеи или площадки напротив дома.

— Машина была там?

— Нет, ее там не было. — По виду Дейда было ясно, что он слегка стыдится своих недавних насмешек. — Вам нужен ее адрес? Не знаю, есть ли у нас ее фотография.

— Конечно, у нас есть ее фотография, — его жена в полном недоумении закивала. — Не иметь фотографии своего драгоценного друга? Милый, да как ты вообще мог такое сказать?

Как он мог, Дейд объяснять не стал. Он пошел в другую комнату и вернулся с двумя фотографиями и вынул их из серебряных рамок. Это были фотографии детей, а не их няни. Девочка не была похожа ни на одного из родителей. У нее были классические, почти острые черты лица, римский нос, очень темные глаза и почти черные волосы. Мальчик был симпатичнее Роджера Дейда, черты его лица скорее соответствовали классическому идеалу; казалось, что он тоже высокий.

— Уже под шесть футов, — гордо сообщил Дейд, точно прочел мысли Вексфорда. Катрина погрузилась в молчание. Муж взглянул на нее, потом продолжил: — Как вы видите, у них обоих темные глаза. Но волосы у Джайлза светлее. Просто не представляю, что еще тут можно сказать.

Например, подумал Вексфорд, ты мог бы объяснить, что заставило красивого, высокого и ничем не обделенного пятнадцатилетнего парня примкнуть к какой-то Церкви Истинного Евангелия. Но, возможно, ты не захочешь объяснять, а возможно, мы найдем их раньше, чем потребуются твои объяснения.

— Вы знаете, — обратился он к Катрине Дейд, — кого-нибудь из родственников мисс Трой?

— Только отца. — Сейчас она говорила монотонно и очень неестественно. — Ее мать умерла, и он снова женился.

Она встала, причем двигалась так, будто только начала оправляться от продолжительной и серьезной болезни. Она выдвинула ящичек письменного стола, выглядевшего так, будто его делали для современника Шекспира, вынула толстый альбом в кожаном переплете и сняла с одной из серых, украшенных позолотой страниц фотографию молодой женщины. Все еще медленно, как сомнамбула, она передала ее Вексфорду.

— Адрес ее отца — Форест-роуд, 28. Наверное, знаете, где это.

Последняя улица в районе, относящаяся к Кингсмаркэму. Она начиналась прямо за поворотом дороги в Помфрет, и, вероятно, из окон стоящих на ней домов открывался прекрасный вид на Черитонский лес. Катрина села — но теперь уже на обшитый пуговицами набивной диван: устроилась рядом с мужем, на лице которого ясно читалось раздражение. Вексфорд стал разглядывать фотографию. Очень молода — это было первое, что бросилось в глаза. Ему казалась, что она должна быть ровесницей Катрины, но Джоанна Трой оказалась значительно моложе, почти еще девчонкой.

— Когда был сделан этот снимок?

— В прошлом году.

Что ж Конечно, некоторым нравится дружить с людьми намного старше или моложе. Интересно, как эти женщины познакомились? Джоанна Трой выглядела скорее уверенной в себе и сдержанной, чем симпатичной. У нее были светлые короткие прямые волосы и, наверное, серые глаза — по фотографии трудно сказать. Кожа — свежая и белая, как говорится, «истинно английский цвет лица». И хотя на фотографии были видны только плечи, инспектор был почти уверен: эта женщина не придает особого значения одежде и, скорее всего, когда случай позволяет, носит свитер и джинсы. Вексфорд спрашивал себя, какие еще вопросы можно задать сейчас Дейдам, как вдруг отчаянный вопль заставил его вскочить. Катрина Дейд, запрокинув голову и вытянув шею, размахивала сжатыми кулаками и кричала во весь голос, взвизгивая.

Дейд попытался ее обнять — она оттолкнула его, продолжая надрывно кричать. Вексфорду еще не доводилось слышать таких пронзительных воплей — так кричат разве что дети в проходах между полками в супермаркетах или еще его внучка Амулет, когда делает это нарочно. Он не знал, чем помочь, и оттого чувствовал себя смущенным. Возможно, ей просто нужно надавать пощечин — обычно это великолепно срабатывает, — но даже если так, даже если это самое верное средство, уж он-то этого делать точно не собирался. Он подал знак Вайну, и они отошли как можно дальше от Катрины и ее никудышного мужа, остановились у стеклянной двери, выходящей в каскадный сад, за которым все было затоплено.

Катрина стала всхлипывать, Дейд спросил:

— Не могли бы вы принести стакан воды?

Вайн пожал плечами, но за водой все же отправился. Он смотрел, как Катрина давится водой и отталкивает стакан, пока она не выплеснула остатки, метя в него. После этого ей, казалось, немного полегчало, и она откинула голову на подушку. Вексфорд, воспользовавшись ее молчанием, попросил Дейда показать ему детские комнаты.

— Я не могу оставить ее, разве вы не видите? Придется вам самим их искать. И потом, как только она замолкнет, мне надо будет ехать на работу. Вы ведь не против? Разрешаете?

— Грубый мужлан, — сказал Вайн, когда они поднимались по лестнице.

— Ну, скажем так, ему со многим приходится мириться, — усмехнулся Вексфорд. — Делай на это скидку. Не могу поверить, будто с этими детьми случилось что-то ужасное. А может, стоило бы? Может, это поведение их матери заставляет меня думать, что ничего не произошло? Я ведь могу сильно ошибаться, так что нам предстоит действовать так, будто я ошибаюсь.

— Сэр, возможно, это потому, что пропали трое. Трудно поверить в исчезновение троих. Конечно, если их не взяли в заложники. — Вайн вспомнил, что однажды жена Вексфорда оказалась одной из заложниц в том кингсмаркэмском деле, которым полиция тоже пренебрегала. — Уверен, с ними этого не произошло, а вы как думаете, сэр?

— Очень сомневаюсь.

Вероятно, намек на похищение, которое они не принимали всерьез, заставил Вексфорда осознать, что рано или поздно газетчики узнают обо всем. Он содрогнулся при одном только воспоминании о бесцеремонном вторжении в его частную жизнь, о бешеной атаке редактора «Кингсмаркэмского курьера» Брайана Сент-Джорджа, которую ему удалось отбить лишь с большим трудом.

— Это комната мальчика, сэр, — сказал Вайн. — Кто-то здесь как следует прибрался, и вряд ли это сделал пятнадцатилетний подросток, даже если он и религиозный фанатик.

— Вряд ли мы должны думать о нем так, Барри. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, сразу после осмотра тебе придется навестить старую католическую церковь и порасспросить там об этих приверженцах истинного Евангелия, не говоря уже о том, чтобы узнать, был ли у них мальчик в воскресенье.

Спальню подростка обычно отличают плакаты на стенах и обязательно — что-нибудь, связанное с музыкой. В наши дни это еще компьютер с доступом в Интернет, принтер. Как раз они в комнате Джайлза Дейда были — но ни малейшего намека на плакаты или магнитофон. Почти ни малейшего. Вместо постера с изображением поп-группы, какого-нибудь спасителя рода человеческого или футбольной звезды на стене над кроватью Джайлза была прикреплена репродукция, без рамы и в натуральную величину. Картину Вексфорд узнал сразу — «Иисус благословляет хлеб и вино» Констебля.

Это ему не понравилось. Потому, наверное, что здесь такому сюжету не место. Не сама по себе картина ему не понравилась, конечно (хотя он и считал, что лучшее выражение гения Констебля — пейзажи), а то, где он ее увидел и кому она принадлежала. Интересно, что на это скажет Дора, регулярно посещающая церковь. Надо бы ее спросить. Сейчас Вайн изучал содержимое шкафа с одеждой, и здесь не оказалось ничего неожиданного: джинсы, рубашки, футболки, бушлат, темно-коричневый школьный пиджак, обшитый золотым шнуром. Одна из футболок, очевидно ценная, висела на вешалке — красная с черно-белой фотографией самого Джайлза Дейда, а под ней надпись — «Джайлз».

— Видишь, хоть в чем-то он похож на нормального подростка, — сказал Вексфорд.

Следовало бы спросить Дейда, а если придется — и его жену, что именно исчезло из одежды детей. В шкафу были еще футбольные бутсы, кроссовки, одна-единственная пара черных кожаных туфель. Для визитов в церковь, несомненно.

На книжных полках стояли Библия, Энциклопедический словарь, «Скотный двор» Джорджа Оруэлла (и эта книга входит в школьную программу?), Золя на французском и — надо же! — «Письма с мельницы» Доде, новеллы Мопассана, «Благодать, изливаемая на первого из грешников» Беньяна и нечто под названием «Чистота как цель жизни» Паркера Т. Зиглера. Вексфорд снял ее с полки и открыл. Она была издана в Соединенных Штатах неким Фондом Созидателя и стоила прилично — 35 долларов. На нижней полке лежал мобильный телефон, подключенный к зарядному устройству.

В нижних ящиках лежали белье, шорты, футболки. В среднем — кипа бумаг, какие-то из них — очевидно, школьные сочинения Джайлза; здесь же книга в мягкой обложке о деревьях, еще одна — о ранней церкви, шариковые ручки, расческа, лампочка, шнурки для ботинок, моток веревки. В верхнем ящике было почти то же самое, но Вайн, ничуть не смущаясь, выудил из него маленькую темно-красную книжечку — британский паспорт, выданный три года назад Джайлзу Бенедикту Дейду.

— По крайней мере, теперь мы знаем, что из страны он не уезжал, — заметил Вексфорд.

В комнате девочки было гораздо больше книг и более чем достаточно плакатов. Как раз то, чего ждешь: Дэвид Бекхэм с Шикарной Перчинкой и их ребенком, очевидно, совершающие набег на магазины. В книжном шкафу — книги Джоан Роулинг и Филипа Пуллмана, два тома «Алисы в стране чудес», много сборников поэзии, и среди них кое-что сосем неожиданное — «Полное собрание сочинений» Т. С. Элиота и «Избранные произведения» Джерарда Мэнли Хопкинса. А девочке-то всего тринадцать. Фотография приятной, но очень пожилой женщины, на которую девочка очень похожа, стояла на самом книжном шкафу, а фотография ее брата, такая же, как и та, что им дали, — на тумбочке у кровати. Компакт-диски с хип-хопом и Бритни Спирс свидетельствовали о том, что Софи — более нормальный подросток, чем ее брат. Ее гардероб ни о чем особом не говорил, кроме того, что одежда не слишком интересовала ее. Коричневый с золотым блейзер и коричневая плиссированная юбка — значит, она ходит в ту же школу, что и брат. В шкафу для одежды они нашли хоккейную клюшку и теннисную ракетку. Компьютер у Софи был попроще, чем у Джайлза, тоже с доступом в Интернет, но без принтера. Несомненно, она пользовалась его устройством. Еще в комнате была магнитола и CD-плеер с наушниками.

Вексфорд и Вайн спустились вниз, чтобы задать еще несколько вопросов родителям. Катрина Дейд лежала. Роджер, приготовив ей чашку кофе, ползал на коленях, собирая осколки разбитого стакана. Никто и не подумал предложить кофе полицейским. Вексфорд спросил об одежде, Дейд ответил, что прежде им надо ее проверить, а жена живо заинтересовалась, но они не могли сказать наверняка, что пропало. Почти все вещи, которые носят дети, выглядят одинаково — голубые и черные джинсы, обыкновенные футболки и майки с какими-то надписями, черные, серые и белые кроссовки.

— А пальто? — спросил Вайн. — Где они у вас висят? Когда дети вышли из дома, на них, наверное, было что-то помимо свитеров, надо учитывать время года.

А вот Вексфорд в этом сомневался. Молодые считают, что настоящие мачо не носят пальто на улице, для них это что-то вроде проверки на выносливость: не надевают пальто даже в снег, даже когда стоят морозы. А для этого времени года сейчас совсем не холодно. Но с другой стороны, разве Джайлз Дейд — обычный подросток? Хвастливый модник, который стал бы разгуливать в безрукавке, когда остальные кутаются в куртки на теплой подкладке? Инспектор прошел вслед за Вайном и отцом Джайлза в холл, и они заглянули внутрь большого, богато украшенного шкафа.

В нем висела меховая шубка, скорее всего — из норки, подаренная, вероятно, Роджером Дейдом жене в более счастливые дни их брака, пока еще живы были все иллюзии. Но такой поступок Дейда нельзя было не назвать странным: Вексфорд недоумевал, где и когда она надевала эту шубку. В Италии на зимних каникулах? В шкафу висели еще два взрослых пальто, мужской плащ, утепленный жакет, жакет из искусственного меха, красный, вроде лыжного, комбинезон из прочной ткани и полосатый дождевик с капюшоном.

— Джайлз носит армейскую шинель, — сказал Дейд. — Она ужасна, но ему нравится. Шинель должна быть здесь, но ее нет. А Софи — коричневую утепленную куртку, такую же, как вот эта, только эта не ее. Это куртка Джайлза.

Уже понятно, что дом они покинули по своей воле, подумал Вексфорд. Роджер Дейд вынул из шкафа свой плащ, перекинул его через руку и сказал:

— Я вас покидаю. Очень надеюсь, что все разрешится до того, как я вернусь поздно вечером.

Вексфорд ничего на это не ответил, но попросил:

— Вы сказали, что звонили родителям друзей ваших детей. Дайте, пожалуйста, нам их имена и адреса. И сделайте это как можно скорее. Кстати, вы еще не стерли записи на автоответчике?

— Мы их прослушали, но стирать не стали.

— Отлично. Мы заберем кассету.

Он снова вернулся в гостиную, попрощаться с Катриной. Они будут на связи. Очень скоро им снова понадобится увидеть ее и ее мужа. Она лежала на спине, не открывая глаз и ровно дыша. Но он знал, она не спит.

— Миссис Дейд? — проговорил Вайн. Она даже не шелохнулась. — Мы уходим.

— В конце концов, их тоже можно понять, — сказал Вексфорд уже в машине. — Каждый раз, когда я имел дело с родителями пропавших детей, удивлялся, почему те не кричат на весь дом от гнева и страха. Но потом наткнулся на одну такую. Ей впоследствии было предъявлено обвинение.

— Все потому, что мы не верим, будто с этими детьми случилось что-то серьезное, сэр.

— Не верим? Сейчас еще слишком рано судить.

Глава 3

Кингсмаркэмскую новую римско-католическую церковь Христа Спасителя проектировал Александр Дикс. Красивое современное здание строили на пожертвования росшего католического населения города, в том числе — на деньги самого Дикса. Иностранные туристы не сразу узнавали в этом здании храм: оно было больше похоже на виллу, стоящую на каком-нибудь средиземноморском мысе. Но во внутреннем его убранстве не было ничего мирского: белая и позолоченная дорогая древесина, витражи — современное изображение Крестного пути — и огромное распятие из золота и слоновой кости над алтарем из черного мрамора. Как часто говорили прихожане, тому «бараку», в котором они слушали мессы с 1911 года и до недавних пор, было далеко до этой церкви.

Как раз к «бараку» сейчас и подходил Барри Вайн. Он не испытывал ни любопытства, ни большого интереса: в какой бы провинциальный городок Соединенного Королевства он ни приезжал, везде видел похожие. Он уже настолько привык к этим одноэтажным, построенным лет сто назад, а то и больше, кирпичным зданиям с двойными деревянными дверями и высокими окнами, что не обращал на них внимания. И все же они были очень узнаваемы. Чем еще они могли бы быть, как не церковью, служащей пристанищем какой-нибудь безвестной секте?

Эту не защищала ни ограда, ни забор. Узкий потрескавшийся тротуар, отделявший ее от мостовой Йорк-стрит, покрывали стоячие лужи. Некто, подписавшийся Клыком, украсил кирпичную кладку по обе стороны двери какими-то замысловатыми черно-красными граффити. По непонятной причине, возможно, из боязни, рожденной суеверием, он не стал касаться прикрепленной слева продолговатой таблички, на которой большими буквами было написано: «ЦЕРКОВЬ ИСТИННОГО ЕВАНГЕЛИЯ», и маленькими — «Господь любит чистую жизнь». Затем следовало расписание служб и различных еженедельных собраний. А еще ниже: Пастор, преподобный Иашув Райт, Карлайл-Виллас, 42, Форест-роуд, Кингсмаркэм.

Иашув, подумал Вайн, кто ж тебя так назвал? Могу поклясться, при крещении тебе дали имя Джон. И вдруг детектив заметил совпадение — хотя вряд ли это можно было назвать совпадением: пастор жил на той же улице, что и отец Джоанны Трой. Вайн толкнул дверь церкви и, к своему удивлению, обнаружил, что она не заперта. Войдя внутрь, он понял: замка не было просто потому, что ничего было красть. Церковь была почти пустой, довольно темной и холодной. Не один десяток лет прошел с тех пор, как ее стены белили в последний раз. Скорее всего, прихожане сидели на привинченных к полу деревянных скамьях без спинок. В дальнем углу на помосте стоял письменный стол — последний раз Вайну доводилось видеть такой лет тридцать назад, когда он еще ходил в начальную школу, но даже тогда его родители сетовали, что школьная мебель никуда не годится. Наклонившись к столу, Вайн увидел, что несколько поколений учеников исцарапали его перочинными ножиками, а когда резать по дереву надоело, исписали каракулями, украсили своими инициалами и разрисовали все это чернилами, карандашом и красками. В столе имелась выемка для чернильницы, но сама чернильница исчезла; кто-то проделал такое же отверстие посередине откидной крышки. Стул, на котором, по-видимому, должен был сидеть преподобный, казался настолько неудобным, что священник, наверное, предпочитал стоять, подумалось Вайну.

— Иашув… Как вы думаете, сэр, что это за имя? — спросил Вайн Вексфорда, когда вернулся.

— Бог его знает. Можешь поискать в Книге Чисел. Исчислите сынов Израилевых по родам их, по семействам их. В общем, ты понял, о чем я.

По виду Вайна трудно было сказать, что он понял.

— Да ты сам можешь его спросить. Майк Бёрден хочет навестить отца Трой, а раз уж они живут по соседству, то и ты мог бы пойти с ним.

Сам Вексфорд отправился к Сейвсберийским Впадинам, а если не к ним самим, то, во всяком случае, так близко, чтобы можно было проследить за работой водолазов из Подводной службы спасения. Но уже когда Пембертон отъехал на полмили от Майфлита, стало ясно: единственный способ сделать это — просто объехать то, во что сейчас превратилось озеро. Обычно вокруг озер пролегают дороги, вдоль которых — лишь напоенные водой луга да пара домов, чьи хозяева, как и он сам, с опаской относятся к близкому соседству с водой.

— Езжай назад по той же дороге, — сказал Вексфорд, — и попытайся подъехать со стороны Фрамхерста.

Он только сейчас заметил, что «дворники» не включены. По пути назад, когда они, поднимая брызги, проезжали брод, которого раньше не было, он позвонил из машины домой. После двух гудков Дора сняла трубку.

— С тех пор как ты ушел, ничего не изменилось. Может, вода даже немного спала. Я подумываю, не перенести ли часть книг назад.

— Пока не стоит, — ответил он, вспомнив, как втаскивал эти коробки на лестницу.

Фрамхерст выглядел совсем как в летний день — если, конечно, не считать луж. Пока Вексфорд говорил по телефону, тучи разошлись, небо заголубело, солнце позолотило все вокруг. Пембертон свернул на кингсмаркэмскую дорогу и направился к тому, что напоминало морской берег, омытый приливом. В дюжине ярдов он развернулся и поехал вправо по проселочной дороге, которая сейчас окаймляла озеро. Яркое солнце, отражаясь в воде, так ослепительно серебрило ее поверхность, что сначала они ничего не могли разглядеть. Река Брид исчезла под водой. Моторная лодка описывала по озеру медленные круги. Чуть поодаль на дороге Вексфорд увидел фургон, пожарную машину и частный автомобиль, припаркованные к воде настолько близко, насколько позволяли соображения безопасности. Подъехав, они остановились. Выходя из машины, Вексфорд увидел, как из глубин вынырнула черная переливающаяся амфибия, слегка приподнялась в солнечном сиянии и поплыла к берегу. А когда до берега оставалось немного, встала на ноги и вышла из воды.

— А, Лох-Бридское чудовище, — поприветствовал он.

Водолаз снял часть снаряжения.

— Внизу ничего нет. Можете не сомневаться. Сейчас вынырнет мой напарник, он подтвердит.

— Как бы там ни было, спасибо за помощь.

— Не за что. Вы же знаете, мы делаем это с удовольствием. Хотя, честно сказать, только сумасшедший мог предположить, что там внизу кто-то есть. Да и зачем им сюда подходить?

— Может, вы и правы. Мне самому так казалось, — проговорил Вексфорд. — Но их мать вбила себе в голову, что они утонули.

— Ладно если б лежал лед и они пришли покататься на коньках, — не унимался водолаз со своими абсолютно невероятными предположениями, — или было б жарко и они решили поплавать. Даже если бы кто-нибудь свалился в воду, а они бы стали его спасать — так ведь у берега мелко, как в лягушатнике. А вот и мой напарник с лодкой. Он вам скажет то же самое.

Второй водолаз подтвердил.

Вексфорд задумался, не поехать ли к Линдхерстскому проезду, в «Антрим», но, вспомнив, в какую истерику впала Катрина Дейд, решил, что лучше позвонит.