— Чего надо? — Физкультурник оттолкнул водителя, указал на передний отсек, «иди на место».

— Пацаны мои живы?

— Живы пока. И тот был бы жив, если бы сразу автомат отдал. Но если начнешь в Шварценеггера играть, я их обоих завалю, понял?

— Понял, чего тут не понять. Слушай, может, выйдешь? Поговорим, как мужик с мужиком.

— Да пошел ты! — проорал физкультурник. — Достали вы меня со своими разговорами. Один поговорить, второй поговорить.

— Ты бы пацанов-то отпустил. Зачем они тебе? Оружие ты взял, машину взял. Давай Отпусти ребят, и разойдемся, как в море корабли. Если тебе водила нужен, я могу с тобой поехать, — продолжал капитан.

— Ага. Ты эти сказки уроду расскажи. Который партнер мой, — выкрикнул физкультурник. И добавил: — Бывший теперь.

— Чудило, сам посуди, зачем мне тебя обманывать? Мне ведь по-любому начальство теперь голову снимет. Один «двухсотый» у меня да двое захваченных. И боевую машину я потерял. Лет восемь намеряют — как с добрым утром. Если не больше. Так что мне тебе врать смысла нет.

— Давай сюда пятерых щенков. И урод пусть тоже лезет. И эта дура еще, Анна Андревна. Тогда и поговорим.

Когда Луиза узнала об этом, необходимость решать, что, черт возьми, ей делать со своей жизнью, снова нависла над ней, и от ужаса ею овладела апатия. Съемки в фильме закончились, продлившись всего неделю, и она вернулась к прежнему состоянию далекой от идеала жены и матери. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, единственным подходящим слушателем была Стелла, и Луиза вдруг с чувством вины и тревоги поняла, что не знает даже, где сейчас Стелла и чем она занимается. Майкл так и не поладил со Стеллой; и хотя сама Стелла всегда придерживалась загадочного нейтралитета, когда речь заходила о Майкле, Луиза с неловкостью ощущала, что и она его недолюбливает. Она позвонила родителям Стеллы, к телефону подошла миссис Роуз.

— Не, брат. Так не пойдет, — ответил капитан.

– А, Луиза! Давно не виделись! С вашим сыном все хорошо? А с вашим мужем? Отлично. Стелла? Она в отъезде. Работает в какой-то загородной газетенке, пишет всякую чушь – как одета невеста на очередной местной свадьбе. Отец ею недоволен, считает, что это бездарная трата образования, которое ей дали. Конечно, у меня есть ее номер. Минутку… сейчас поищу. Если увидитесь с ней, пожалуйста, посоветуйте ей выбрать более разумное занятие.

— Почему это?

Они встретились за обедом в одном из пабов Бромли на следующий день.

— Да потому, что ты просишь гражданских. А я ими не распоряжаюсь. Я военный.

– Хорошего обеда не жди, – предупредила Стелла по телефону, – зато если хочешь поговорить, там будет тихо.

— И чего? Скажи им. У тебя же автомат есть.

Паб пустовал.

— Нет, брат. Не могу.

– Как ты узнала, что я хочу поговорить?

Капитану приходилось рассеивать внимание, наблюдать и за люками БТР, и за подходами к крыльцу. Заметив человека, псы заволновались, зашумели в темноте. Того и гляди, бросятся. А у него теперь один автомат и два рожка патронов на все про все. Может, рвануть вперед, взлететь на броню да шарахнуть очередь внутрь? Будем считать, что один в десантном отсеке, а второй — по-любому — на водительском месте. Если все сделать быстро и жестко, эта сволочь даже удивиться не успеет, а уже будет пулями трещать, как детская погремушка.

– Ну, вряд ли ты потащилась бы в такую даль, только чтобы поглядеть на меня.

— Ну так что делать будем, большой?

– А я, между прочим, рада тебя видеть. Извини, что потеряла связь с тобой.

Физкультурник подумал. Не то чтобы он боялся, но не по себе было маленько, не без того. Кто его знает, капитана этого? Может, он контуженный на всю голову.

– Хоть мы и не виделись, не думаю, что мы потеряли связь. – Она занялась меню. – Давай сначала закажем еду. Итак. Можешь взять суп – томатный – или грейпфрут. И то, и другое будет консервированным. На твое счастье, из разных банок. На второе выбирай или картофельную запеканку с мясом, или филе камбалы. Советую камбалу. К ней дают настоящий картофель фри, а в запеканку кладут мерзкий сушеный.

— Эй, воин, — окликнул физкультурник водителя. — Давай, эт… самое, поехали.

– Выбирай ты, мне в самом деле все равно.

— Куда? — спросил тот.

— Прямо, блянах! — рявкнул физкультурник, передергивая затвор. — Поехал, тебе говорят!

БТР взревел двигателем, и стало ясно: не будет «большой» ни о чем разговаривать. Зачем ему? С такой машиной и таким вооружением он сам себе голова. Возьмет магазин-другой, да и выйдет из города. Из автоматов БТР не взять, да и пулеметы не особо помогут, а танки никто и не подтягивал. Какой от них смысл в городе, от танков-то?

Капитан успел вцепиться в один из поручней в тот самый момент, когда механик-водитель кинул машину вперед. БТР с ходу набрал скорость, пошел в разворот. Громадные колеса крутились возле самого лица. Капитан подтянулся, нащупывая ногой вспомогательную подножку. В куртке неловко было, на развороте, когда борт просел, его едва не скинуло. И все-таки он удержался, вполз на броню.

Физкультурника болтало от борта к борту, однако он полез закрывать люк и… заметил на броне темную фигуру капитана. Тот стоял на колене, намереваясь спрыгнуть в люк. Кабы скорость у БТР была пониже, уже нырнул бы в проем, а так приходилось еще и держаться. Физкультурник осклабился зло, вскинул автомат. Офицер откинулся вбок, уходя с линии огня.

— Тварюга уставная, — процедил физкультурник, сделал шаг к борту, выглядывая противника. — Гад.

Тот, похоже, лег плашмя и потому не был виден из отсека. А может, свалился? Физкультурник высунулся в люк, вытаскивая за собой автомат, и лежащий на броне капитан тут же нанес удар, целя в голову. Физкультурника откинуло назад. Будь на его месте человек с менее накачанной мускулатурой — сказал бы «прощайте, ребра», но здоровяк только охнул, выматерился зло. Капитан перекатился на спину, потащил из-под себя автомат, но опоздал. Физкультурник уже выставил над люком «Калашников» и потянул спусковой крючок.

Перед самым лицом капитана мелькнула яркая, слепящая вспышка. В ней, как на мгновенном фотоснимке, застыло изображение: физкультурник — сморщившийся от предвкушения близкого выстрела, орущий что-то — и пламегаситель, из отверстий которого выплескивается желто-белая, раскаленная смерть. Пули ударили капитана в бок, сбросили с брони.

Падая, он попытался зацепиться за скобу, но не удержался, скатился по скошенному борту, упал с почти двухметровой высоты на асфальт, выронив оружие и только чудом не угодив под широкие колеса. И тут же к нему устремились псы — не меньше трех десятков.

Тут-то Гордеев и сделал то, чего никак от себя не ожидал. Он заорал, брызгая слюной и срывая глотку, и побежал к лежащему посреди двора капитану со всей прытью, на какую был способен.

Собаки остановились. Разумеется, они Не испугались, но оторопели от вида орущего, визжащего, размахивающего рукой человека. Его поведение никак не вписывалось в ставшую уже привычной схему — они догоняют и грызут, люди убегают. Этот, напротив, несся прямо на них, орал длинное, бессмысленное «а-е-и», изредка перемежающееся другими звуками, смазанными, наполовину проглоченными за ненадобностью.

— Аннаан-Древна, — визгливо кричал Гордеев, — Званити милицию! Скажыти, аниф тарговый до-ам пай-эхали!!!

Ему было важно выиграть всего несколько секунд. Ближайший к Гордееву пес — огромная московская сторожевая — зарычал, обнажил клыки, припал на передние лапы. Но Гордееву было все равно. Даже захоти он вернуться — все равно не успел бы. Ничто не пробуждает в собаке инстинкт хищника так верно и быстро, как вид удирающего человека. На ходу Гордеев наклонился, подхватил автомат, закинул ремень на шею и полоснул очередью поперек двора, радуясь, что капитан снял оружие с предохранителя. Лично он, Гордеев, понятия не имел, где находится этот самый предохранитель. В жизни бы его не нашел. Впрочем, стой автомат на предохранителе, жизни Гордееву осталось бы секунды на три, от силы.

Ощущение было такое, словно ему ударили палкой по руке. Ствол автомата заплясал, пули ушли в «молоко». Звук был неожиданно громким и резким — будто над самым ухом кто-то ударил стальным прутом по огромному цинковому листу. Гордеев невольно сбился с шага, присел, втягивая голову в плечи и страдальчески морщась.

Тем не менее автоматная очередь отпугнула псов. Они отбежали, но недалеко, метров на десять. Остановились, наблюдая за Гордеевым. А тот подбежал к лежащему капитану. Схватив того за воротник куртки здоровой рукой, потащил к крыльцу. Уже на ходу заметил, что поступил глупо, велев Анне Андреевне бежать звонить. Во-первых, она ушла, оставив дверь школы открытой настежь. Если бы псы ворвались в здание — в лучшем случае они бы оказались отрезанными друг от друга. В худшем — все было бы кончено за пять минут. Уйти, заперев дверь, она не могла, поскольку Гордеев с капитаном находились на улице. Во-вторых, в милиции все равно никто не снимал трубку. Какой смысл названивать? Но даже если бы в отделениях кто-то был, они что, кинулись бы на выручку? Гордеев в этом сильно сомневался. Этим парням жизнь дорога. А оснащения у них, простите, с гулькин клюв. Не на «Жигулях» же сюда мчаться.

Впрочем, орал он не по разумению, а первое, что приходило на ум.

Собаки выжидали недолго. Они обегали Гордеева, заходя со спины, с боков.

— А ну, пошли вон! — орал тот, время от времени отпуская капитана, чтобы послать новую очередь в темно-синее, наливающееся звездами небо.

Собаки отбегали пугливо, наскакивали снова. Пару раз им даже удалось ухватить капитана за штанины и рукава куртки. Офицер был слишком тяжел для Гордеева, потому и продвижение получалось очень медленным. А если еще учесть, что ему приходилось управляться одной рукой… Словом, боезапас иссяк бы гораздо раньше, нежели Гордееву удалось бы дотащить капитана до крыльца школы.

— Стреляй одиночными, — сказал вдруг тот.

Гордеев от изумления остановился.

— Что?

Тот пошевелился, повернулся на бок. Лежал так секунды две. Затем начал медленно подниматься. Собаки моментально бросились в атаку. Жертва, стоящая на ногах, способна обороняться. Гордеев еще раз выстрелил в воздух. Капитан взял у него автомат, перебросил рычажок предохранителя в положение одиночного огня, поднял автомат к плечу, выстрелил, повернулся, выстрелил в свору, подбирающуюся со спины.

Пара псов, скуля, забилась на асфальте. Один, подвывая и припадая на задние лапы, отбежал в темноту. Остальные откатились на безопасное расстояние.

— Отходи, — сказал капитан.

Гордеев поспешил к школе. Капитан отступал за ним, внимательно поглядывая по сторонам, стреляя по мелькавшим в свете окон быстрым теням.

Ввалившись в школу, они захлопнули дверь. Гордеев накинул запор, и вовремя. С той стороны в створку ударилось тяжелое тело.

— Ничего, — сказал капитан, сдирая куртку и стаскивая поддетый под нее бронежилет. Поморщился, показал Гордееву две расплющенные о сталь горошины. — Во! А ведь надевать не хотел. Еле уговорили. Вернусь, расцелую нашего прапора-хозяйственника.

— Если, — вздохнув, поправил негромко Гордеев.

— Чего «если»?

— «Если вернусь».

— Да ладно, не паникерствуй, — бодро ответил капитан. — Все будет нормально. Это ж не хухры-мухры, целый БТР пропал. Рано или поздно нас хватятся. — Гордеев невесело усмехнулся. — Сейчас отыщем, где тут медпункт, зафиксируем тебе плечо, и вообще все пойдет как по маслу.

Что-то грохнуло о зарешеченное окно. Загудела решетка. Капитан обернулся.

— Это еще что за… — пробормотал он.

— Они пробуют на прочность решетки, — пояснил Гордеев.

— Ничего себе, — изумленно сказал капитан. — Но решетки-то они не выбьют?

— Решетки — нет, — ответил Гордеев.

— Ну и ладушки, — кивнул капитан. — В таких школах на первых этажах все окна зарешечены. У меня дочка в такой учится.

— Во-первых, в пристройке окна зарешечены только в физкультурном зале и столовой.

Капитан подумал.

— Точно. Но там окна высокие. Да и проникнуть через них можно только в кабинеты, а они наверняка заперты. Так что с этой стороны опасность нам не грозит. Можем спать спокойно.

— Во-вторых, — продолжил терпеливо Гордеев, — как быть с переходом?

Капитан оглянулся. Фактически переход представлял собой одно большое окно. В огромных, от пола до потолка, стальных рамах крепились внушительные стекла. И, разумеется, никаких решеток на них не было. Очевидно, администрация школы полагала, что здание стало бы слишком похоже на спецучреждение для малолетних преступников.

— Думаешь, у них хватит ума?

Загудела от удара вторая решетка. Гордеев указал на окно.

— Это только вопрос времени. Так что лучше отправить детей наверх.

— Нет, — капитан покачал головой. — Если уж они додумались окна выбивать, то, боюсь, придумают и как двери вынести. — Он подошел к окну, осмотрел двор. — Скажи мне, друг, ты в собаках разбираешься?

— Немного, — ответил Гордеев.

— Тогда скажи мне, чего эти твари никогда не умели, не умеют и чему никогда не научатся?

— Читать и сочинять стихи, — мгновенно ответил тот.

Капитан коротко хохотнул.

— Молоток. Но я не это имел в виду. Пошли, поищем медпункт, заодно поглядим, что в этой школе имеется из горючесмазочных материалов. Проинспектируем их склад ГСМ, так сказать.

— Хорошо, — согласился Гордеев. — Только мы потратим гораздо меньше времени на поиски, если спросим об этом Анну Андреевну.

* * *

Полевой штаб и лагерь для беженцев разбили на окраине Красногорска. Людей свозили со всей Москвы и размещали в школах, больницах, клубах, кинотеатрах, словом, везде, где можно было разместить койки или раскладушки и где можно было оказать первую медицинскую помощь. И куда пока еще собаки не добрались. Территория патрулировалась БТР. Небо бороздили военные вертолеты. В широкой вместительной палатке собрался весь цвет силовых министерств.

Поляков никогда не думал, что ему доведется увидеть всех этих «тузов» разом, причем не на экране телевизора и не на страницах газет, а живьем. По всем законам логики и субординации его в этой палатке быть не должно. То, что он здесь, — следствие принятых им решений. Решений, которые, Поляков на это наделся, переломили ход событий. Оценить этого сам он уже не мог. Все оперативные сводки шли теперь через начальственные руки.

В этой палатке он был самой мелкой фигурой. Пешкой. Вернее, пешкой, стоящей на предпоследней клетке доски. С ним общались и здоровались за руку. Его называли по имени-отчеству, и он знал почему. Все будет зависеть от последствий. Его либо поднимут, либо бросят в сточную канаву. Либо разделят его славу, либо спишут на него все грехи.

— Потери среди гражданского населения, по предварительным подсчетам, составляют не менее пятнадцати процентов, подавляющая часть которых пришлась на утренние часы, — говорил мордатый генерал-полковник из Генерального штаба, скрестив тяжелые, поросшие курчавыми волосами руки на столе. Раскладной стул скрипел под его кряжистым могучим телом. — Люди ехали на работу и с работы. Никто, конечно, не ожидал ничего подобного. На данный момент в пределах Окружной дороги сосредоточен личный состав двух бригад: спецназа внутренних войск из Обнинска и двадцать седьмой мотострелковой. На подходе туляки и рязанцы. В ближайшие три-четыре часа они выйдут на исходную.

— А что с воинскими частями, дислоцированными в черте города?

— Пока не удалось наладить с ними связь. Мы полагаем, что часть военных городков может быть занята собачьими стаями. Возможно, командование, по не выясненным пока причинам, не может восстановить боеспособность вверенных ему частей.

— Ясно, — помрачнел сидящий во главе стола худощавый светловолосый мужчина, слегка поджимая тусклые, тонкие губы. — Не могу сказать, что обрисованная вами картина слишком уж отрадна. Хорошо. Нужно будет впоследствии прояснить вопрос с нарушением связи. Как продвигается эвакуация?

— На данный момент эвакуировано порядка трех тысяч человек. В поисках задействованы силы малой гражданской и военной авиации. Мы разворачиваем дополнительный аэродром в районе Зеленограда, куда планируется перебросить технику из ближайших вертолетных частей.

Светловолосый мужчина кивнул. Был он одет в пятнистую военную форму, говорил быстро, делая небольшие паузы, чтобы подобрать точные слова.

— Почему Зеленоград? — поинтересовался он.

— Мы не сумеем разместить всех эвакуированных в общественных заведениях одного Красногорска. Уже сейчас больницы переполнены, в кинотеатрах и клубах катастрофически не хватает места. Даже при том условии, что полевые лагеря будут развернуты в ближайшие несколько часов, придется задействовать дополнительные резервы. Доставка людей в противоположный конец города существенно снизит временной ресурс поисковых мероприятий, поскольку аэродромы «подскока», обеспечивающие топливом вертолеты, располагаются в основном в этой стороне. — Светловолосый снова кивнул, и кряжистый, ободренный его реакцией, продолжал: — Мы уже приступили к развертыванию полевых лагерей и госпиталей под Зеленоградом, Солнечногорском и Химками. В срочном порядке подготавливаются места в больницах, доставляются полевые кухни.

— Как быстро продвигается эвакуация?

— Мы задействовали все резервы, — уклончиво ответил кряжистый. — Подтянули пять колонн грузового автотранспорта. Но население не подает сигналы, боясь привлечь собак. О том, чтобы выходить на улицы, речь не идет. Однако в ближайшие два часа мы планируем силами бронетехники и полка спецназа занять гражданский аэродром в Тушине. Это позволит существенно повысить эффективность поисковых мероприятий за счет использования дополнительной воздушной техники и более длительного патрулирования территории. Топливо и необходимое оборудование будет доставлено из аэропортов Шереметьево и Шереметьево-2. Кроме того, на аэродроме можно будет развернуть общевойсковой лагерь.

— Хорошо, — кивнул светловолосый. Видимо, первоочередные мероприятия, разработанные военными, показались ему убедительными. — А что с криминогенной обстановкой в черте города?

— Зафиксированы отдельные случаи мародерства и вооруженного сопротивления военным патрулям и представителям органов внутренних дел. Наши подразделения совместно с силами МВД стараются пресекать подобные инциденты.

— По крайней мере, мы перешли к активным действиям, — сказал наконец светловолосый. — Кстати, кто отдал приказы о первоочередных мерах? Если мне правильно доложили, это был сотрудник Министерства внутренних дел?

— Генерал-полковник Поляков, — мгновенно откликнулся кряжистый и добавил: — Константин Григорьевич, встаньте, пожалуйста.

«Константин Григорьевич», это на тот случай, если похвалят. Суровое «Поляков», если врежут за самоуправство вне должностных полномочий. Именно на это «превышение» так удобно списывать грехи.

Поляков поднялся. Светловолосый посмотрел на него внимательно, кивнул:

— Проявленная вами инициатива, Константин Григорьевич, была более чем своевременна и грамотна. Думаю, многие москвичи обязаны вам жизнью. Садитесь.

Никаких обещаний, но все понятно и так. Кряжистый взглянул на него хмуро, подмигнул ободряюще, словно бы говоря: «Молодец, Константин Григорьевич. Я тебя всецело поддерживал». Полякову отчего-то захотелось сплюнуть.

— Кто-нибудь пытался анализировать ситуацию? — тут же поинтересовался светловолосый, оглядывая сидящих за столом. — Просчитывать развитие?

— Разрешите?

Поляков снова поднялся. Головы присутствующих, как по команде, повернулись в его сторону.

Светловолосый кивнул:

— Ну, докладывайте, генерал. Вы у нас сегодня герой дня.

— Как только мне доложили о критической ситуации, я приказал доставить профессионального кинолога. Владимир Николаевич Приходько — зоолог, доктор наук, изучающий повадки собак уже более тридцати лет. У Владимира Николаевича имеются научные работы в области кинологии. Он широко известен за рубежом…

Светловолосый улыбнулся невесело.

— Достаточно, иначе мы все почувствуем себя неловко, — слегка разрядил он атмосферу. Легкий смешок прокатился по палатке, но светловолосый взмахнул рукой, и смех мгновенно угас. — Итак, каково же заключение вашего консультанта? В чем причины столь агрессивного поведения собак? Каково наиболее вероятное развитие ситуации? Какие первоочередные меры надлежит предпринять?

— Владимир Николаевич считает, что возросшая агрессивность в собачьей среде связана с двумя факторами, каждый из которых, сам по себе, не является критическим, но вместе они дали столь плачевный результат. Первый — этим летом в Подмосковье отмечено небывало много случаев заражения домашних животных вирусом бешенства. Скорее всего, несколько зараженных особей каким-то путем оказались в пределах Москвы. Речь идет о домашних животных, вывозимых на дачи в период отпусков, а затем привезенных в город. Второй фактор — чрезмерно разросшееся поголовье бродячих собак и, как следствие, нехватка пищи. Не будь в стаях особей, зараженных вирусом бешенства, скорее всего, дело закончилось бы массовой миграцией в поисках мест, богатых пищей, но… — Поляков достал из нагрудного кармана блокнот, взглянул на заметки, сделанные в ходе разговора с кинологом. — По расчетам Владимира Николаевича, в городе действует порядка ста — ста пятидесяти стай до двадцати голов в каждой. Разумеется, бездомных собак в городе гораздо больше, но подавляющее большинство из них либо одиночки, либо входят в небольшие и, следовательно, не опасные стаи. Как правило, такие стаи избегают не только физического, но и визуального контакта с человеком и «привязаны» к своей территории — стоянкам, фабрикам, станциям «Скорой помощи», больницам. Одним словом, к местам, где проще всего добыть пищу.

Поляков перелистнул страничку. О чем сейчас действительно жалел генерал, так это о том, что у него не сохранился доклад Гордеева. В нем, помнится, были иные цифры, отличающиеся как минимум на порядок. Да и о развитии ситуации было побольше. Он, Поляков, не помнил, что конкретно было написано в докладе, помнил лишь, что это было нечто далеко не столь благодушное, как теории Приходько. А еще больше он жалел о том, что не удалось отыскать самого Гордеева и привезти его сюда. Вот кто сейчас разложил бы все по полочкам. Светловолосый слушал его внимательно, вдумчиво, скрестив пальцы рук, что-то прикидывая в уме и кивая.

— Владимир Николаевич считает, что как только начнет ощущаться нехватка пищи, стаи рассеются сами собой. Часть мигрирует в Подмосковье, поближе к свалкам и другим источникам пищи.

— А ваш консультант ничего не говорил насчет того, что эти мигрирующие стаи могут являться источником повышенной опасности? Животные, попробовавшие вкус крови, начинают охотиться на людей, насколько я знаю.

— Господин Приходько считает, что это никак не связанные вещи. Своеобразный очень древний миф. На людей нападают в основном либо больные, психологически неуравновешенные особи, либо отвечающие агрессией на агрессию со стороны хозяев. Но практически во всех случаях это одиночки. Стайная агрессия свойственна хищникам только в отношении представителей животного мира.

— Человек, в некотором роде, тоже представитель животного мира, — заметил светловолосый. — И что же предлагает ваш консультант в качестве первоочередных мер?

— Владимир Николаевич считает, что действия собак носят в основном условно-рефлекторный характер и лишь в небольшой степени регулируются элементарной рассудочной деятельностью. Кроме того, у них отлично развито обоняние. Исходя из этого, Владимир Николаевич внес следующее предложение: при помощи бронетехники и живой силы перекрыть основные магистрали, постепенно углубляясь в жилые районы, локализуя места обитания стай. Затем воспользоваться стандартными средствами — отравленное мясо, отстрел с вертолетов, создание специальных поисковых команд. Таким образом, мы ослабим стаи, дезорганизуем их и в конечном итоге при помощи специально сформированных боевых групп рассеем окончательно.

Светловолосый кивнул. Поляков же прикидывал, стоит ли говорить о докладе Гордеева? Сказав о докладе, он тем самым сведет на нет набранные за сегодня «баллы». Знал за две недели и ничего не предпринял? Почему? С другой стороны, если он сам не расскажет, то, скорее всего, данный факт так и останется неизвестным. Но… Если заключения Гордеева более точны, то все эти патрули и поисковые команды погибнут.

— И сколько времени займет полная зачистка территории? — уточнил светловолосый.

— От суток до недели.

— Хм… Неделя — очень большой срок.

— Мы используем звуковое оповещение, — доложил Поляков. — С целью указания точек сбора. Большая часть эвакуированных подобрана как раз там.

— Вы задействовали радио? Телевидение?

— Э-э-э… — Поляков стушевался. — Видите ли, нам пока не удалось наладить связь ни с «Останкино», ни с Шаболовкой. Никакой достоверной информации о том, что происходит в теле- и радиостудиях, получить тоже не удалось. Но мы работаем над этим. В поисках задействована легкая и средняя бронетехника. В основном бэтээры. Проверяются места массового скопления народа — крупные торговые центры, общественные, образовательные и медицинские учреждения. Помимо наземных сил, мы задействовали малую авиацию. При обнаружении гражданских лиц с воздуха в точку их нахождения немедленно направляется патруль.

— Хорошо. А милиция? — поинтересовался светловолосый.

Поляков развел руками:

— Увы. С большей частью отделов не удалось установить связь. Многие здания разгромлены, сотрудники числятся без вести пропавшими, а в ряде случаев, увы, погибшими. Мы полагаем, это дело рук вооруженных криминальных групп, мародеров и агрессивно настроенной молодежи.

— Так. Мне все ясно, — светловолосый выпрямился. — Спасибо, Константин Григорьевич. — И тут же посмотрел на кряжистого. — Разработайте детальный план введения войск, график, дальнейшие меры по эвакуации. Желательно сделать это в ближайшие часы.

— Так точно, — кивнул с готовностью кряжистый. — Будет выполнено.

— Кстати, Константин Григорьевич. — Уже в третий раз светловолосый обращался к Полякову по имени-отчеству. И многие понимали: если ситуация разрешится более-менее удачно, никому не известный генерал взлетит так высоко, что прочим останется только задирать голову и прикрывать ладонями глаза, чтобы солнце не слишком слепило. — А этот ваш Приходько, он сейчас здесь?

— Так точно, — кивнул тот. — В числе эвакуированных.

— Вы не могли бы спросить у него, возможно, он согласится войти в состав головной группы и еще раз оценить обстановку непосредственно на месте?

— Конечно. В смысле, так точно! — козырнул Поляков.

— Превосходно, — сказал светловолосый и обратился к кряжистому: — Итак, в ближайшие два часа я жду от вас детальный план.

* * *

— В общем, входим, а тут никого. Петюня, похоже, ноги сделал, остальные вообще непонятно кто где, — вещал Лукин, разгребая завалы мусора и битого стекла в дежурной части. — А тут уже какая-то бригада орудует. Сопляки совсем. Стекла бьют, кабинеты курочат. Как в «оружейку» не забрались, до сих пор не пойму. Ключи прямо на пульте лежали. Петюня бросил, сволочь. Ну, мы им, понятное дело, руки в гору, а они давай пшикалками газовыми размахивать. Пришлось учить уму-разуму.

Волков, уложив Журавеля на стол в комнате совещаний, перевязывал рану, использовав автомобильную аптечку первой помощи, отданную Лукиным.

— А потом уж оглянуться не успели, эти подъехали на джипе. Все такие на понтах, с автоматами.

— В камуфляже? — громко поинтересовался Волков.

— Ну да. Они там, у крыльца, валяются. Ты видел их, да?

— Во Владимира Александровича стреляли парни в камуфляже, — сказал Волков.

— Ну, может, они и были. Жаль, ни одного не взяли живьем. Спросили бы. Теперь-то уж чего. Поколготились они внизу у двери, видят, закрыто изнутри, встали под окнами и орут: «Пацаны!» Ты понял, нет? Пацаны! Нашли себе пацанов. Пацаны! — орут. Давай, говорят, по-мирному. Стволы, мол, в кучу кидай и выходите. У нас, говорят, комитет какой-то там, спокойно, тихо, жратвы от пуза, врачи, типа, и все такое. Ну, Коля им очередью машину распотрошил, сразу попрятались. — Лукин смел осколки с пульта, отряхнул журнал происшествий. — Правда, вооружены ребята хорошо. Бутылки с зажигательной смесью, автоматы, карабины, все дела. Вон, в окно к дознавателям бутылку забросили. Коля еле потушил.

— А что вообще в городе происходит? — спросил Волков. — Куда все подевались? Кто-нибудь может мне внятно объяснить?

— Да хрен его знает, товарищ министр, — ответил Лукин. — Я лично знаю только, что собак в городе видимо-невидимо. Да такими стаями бегают здоровыми — штук по пятьдесят, точно. И кидаются на всех подряд. Мы у них мужика отбили, у стройки. Забавный такой мужик, в очках. Если бы не мы, лежать бы ему сейчас в морге.

— Ага, — донесся из «оружейки» голос Коли Борисова. — В желудках он бы сейчас лежал. Переваривался спокойненько. А завтра утром его на какой-нибудь газон выложили бы. Рядком, аккуратными такими кучками.

Сказал и засмеялся собственной остроте. Легкий он был человек, Коля Борисов. На любую тему пошутить мог. И самодостаточный. В том смысле, что сам шутил — сам же и смеялся.

Запищал зуммер телефона. Это было так неожиданно, что Коля даже выглянул из «оружейки».

— А теперь прогноз погоды, — пробормотал он.

Паша Лукин посмотрел на него, на телефон, снова на напарника. Хмыкнул.

— Это чего? — спросил, словно видел телефон впервые в жизни.

— А ты трубку сними, сразу и узнаешь, — прокомментировал Коля Борисов. — Давай, Пашк, не стесняйся.

Тот снял трубку, поднес к уху. С таким же видом, наверное, поднес бы к уху радиоприемник Александр Сергеевич Пушкин, доведись ему вдруг оказаться в нашем времени.

— Алло? — сказал Лукин совсем неуставно. — В смысле, ОВД. Чего? — Отнял трубку от уха, сказал: — На Куваева склад продуктовый горит.

— А чего он нам-то звонит? Пусть звонит в пожарку!

— Мамаша, звоните в «ноль-один», пожарным. Что? — И снова закрыл трубку: — Она спрашивает, можно ли ей продуктов там взять, раз все равно горит.

Коля Борисов заржал в голос.

Было в этом звонке что-то совсем привычное. За окном ничего не изменилось, только стало еще темнее — надвигалась ночь, да снова начал накрапывать мелкий дождик, а, поди ты, возникло ощущение, что время сделало шажок назад, во вчера. В спокойный вечер, когда еще не было собак и парней в камуфлированных куртках, громящих ОВД и стреляющих в милиционеров озорства ради из окошек автомобилей. И вот сейчас войдет в дежурку Петюня Чевученко, деловито разворачивающий пакет с бутербродами — два с ветчиной, один с сыром, — и спросит: «А чайник закипел уже, что ль? А зачем выключили тада? Блин, мужики, ну кто просит выключать-то»? И за окном вместо кромешной, непроглядной темени будет свет в окнах квартир. Приподъездные фонари осветят палисадники и подъездные дорожки. Вспыхнут ярким витрины супермаркетов, разрежут ночь огни иллюминаций, засияют рекламы, и понесутся огненной рекой по проспектам и улицам автомобили.

Впечатление оказалось настолько сильным, что Волков даже подошел к окну, выглянул и… не увидел ничего. Только вязкую и тягучую, как жвачка, ночь.

Стоило положить трубку, зуммер запищал вновь, настырно и требовательно.

— Да не бери, — посоветовал Борисов, вытаскивая из «оружейки» пустые рожки, цинк с патронами и приспосабливая их на банкетке. Камуфлированные могли заявиться еще раз, теперь уже зная, что в ОВД засели «патриоты», не позволяющие поживиться стволами и патронами. — Все равно из личного состава никого. Патрулей нет, дежурного нет, начальства нет. Ехать на вызов некому.

— Алло? — Лукин все-таки снял трубку. — То есть дежурный. Слушаю вас. Откуда? А сколько их? Мужики, от школы, угол Митрофанова и Кронштадтской, какой-то гад БТР угнал.

— А что, поприличнее ничего в этой школе не нашлось? — продолжал веселиться Коля Борисов. — Танка, к примеру? Или самолета?

— Он убил учительницу и солдата-«срочника», — серьезно продолжал Лукин. — В БТР двое заложников. Тоже солдаты. А едет товарищ в торговый дом, мародерствовать.

Коля Борисов посерьезнел, сплюнул.

— И что? Мы-то чем помочь можем? С голой пяткой на острые шашки полезем? У БТР пулеметная спарка и пушка в довесок. Или крупнокалиберный. Из такой дурищи автобус на дольки нарезать можно. Если он нас заметит, то всех там положит. Верняк. Ему терять нечего, на нем и так уже два трупа висит. Опять же, ну поедем мы — здесь кто останется? Стволы охранять надо? Или оставим двери открытыми — заходи кто хочешь, бери что хочешь. А мы поехали мародера ловить.

— Он туда не прокатиться поехал, а мародерствовать, — возразил Волков. — Значит, из БТР выйдет. Если его не спугнуть мигалками, вполне сможем застать врасплох. Думаю, мы с ним справимся.

— Ну да, конечно, — усмехнулся Борисов и ткнул пальцем за окно. — Это ты тем солдатам расскажи.

— Знаете, мужики, я вот что подумал, — подвел черту Паша Лукин. — Пусть вызывают армейских с техникой, авиацию, спасателей, кого угодно. Хоть космонавтов. Это ж не школьный БТР был? Вот пускай те, чей он был, с этим гадом и разбираются. А у меня жена и ребенок. И мне тридцать пять только-только отбренькало. Пожить еще хочется.

— Точно, — кивнул Борисов. — Ты, Андрюх, Пашку слушай. Он у нас умный.

— Так нельзя, — Волков покачал головой. — В общем, попробуйте связаться с центральной, объяснить им ситуацию. Пусть подмогу пришлют, хотя бы пяток человек. Кстати, с армейскими свяжитесь, если получится. Что-то неохота тут ночью куковать без тяжелой артиллерии. Сдается мне, под темноту самое веселье начнется. А я пока смотаюсь, погляжу, что там с этим БТР.

Паша Лукин вздохнул:

— Вот же, блин, подвезло с коллегами, прости, господи, язык мой нечестивый. Погоди, Андрюх.

— Что? — спросил Волков.

— Ну, поедем мы. А здесь-то кто останется? «Оружейку» охранять?

— Коля может остаться, — кивнул Волков.

— Предлагаешь вдвоем его брать, что ли?

— Но он-то один. Подождем, пока этот тип из БТР вылезет, и сделаем его.

— Ну да. Сделали одни такие, — Лукин вздохнул тяжко. — «И остался дедушка на берегу моря с двумя гранатами против трех немецких танков». Ладно, поехали.

У торгового дома царило запустение. Посреди широкой асфальтовой площадки стоял БТР. Пулеметы развернуты в сторону стеклянных дверей. Боковой люк распахнут.

Чуть выше, на ступенях, раскинув руки крестом, лежал на асфальте мужчина. Голова его была странно вывернута и запрокинута. Между подбородком и воротничком рубашки зияла рваная черная рана. Чуть дальше еще два тела — кассирши в синем форменном передничке и охранника в черной униформе. Оружие, понятное дело, уже успел подобрать кто-то из «случайных прохожих».

«Уазик» остановился метрах в пятнадцати от входа.

— Андрюх, дальше ножками, — торопливо забормотал Лукин. — Идем осторожно, вдоль стеночки. Если эта сволочь заложников с собой не потащит — валим его сразу, как только заметим. Никаких «ля-ля». Пулю в лобешник — и всех разговоров. Спишут на «боевые», — усмехнулся он криво.

— А если потащит? — спросил Волков, пристегивая рожок к автомату, досылая патрон в патронник.

— На хрен они ему? Он же не за заложниками сюда приехал, а воровать. Этот парень не террорист какой-нибудь. — Лукин вглядывался в залитое ночью, как тушью, лобовое стекло и проступающие сквозь черноту еще более черные очертания бронемашины. — Он — вор и убийца. Завалим его, возьмем БТР и сразу назад. «Камуфляжники» вернутся — мы им организуем теплую встречу.

— А поведет кто? — шепотом спросил Волков. — Ты бэтээр водить умеешь?

— А солдаты на что? Сказано же было: двое солдат-заложников! Или они думают, их за просто так спасать будут?

— Офигеть, — изумился Волков.

— Планируем операцию по нейтрализации опасного преступника, — усмехнулся Лукин. — Ну что, пошли? Раньше сядем — раньше выйдем. Только дверцей не хлопай. Услышит — начнет стрелять, мало не покажется.

Он осторожно приоткрыл дверцу, выбрался под дождь. Волков шел следом. Они осторожно приблизились к черному пятну БТР. Машина стояла поперек стоянки, едва не ткнувшись острым передком в огромное витринное стекло.

Лукин, стараясь не выпускать из поля зрения двери торгового дома, забрался на броню, заглянул в люк. Обернулся, покачал головой, показывая: никого. Это было плохо. Значит, обоих заложников мародер потащил с собой.

Торговый дом имел два входа. Один на первом этаже — в продуктовый отдел, второй, к которому вела широкая лестница, — на втором. Этот вел в промтоварный отдел. «Промтовары». В данном случае слово носило явно издевательский оттенок.

Лукин обернулся:

— Андрюх, ты иди через верх, а я его с этой стороны зажму. Точно говорю, он где-нибудь у ювелирки пасется. Или у часов. Технику-то ему несподручно одному тащить.

— А где здесь ювелирка?

— Хрен ее знает. На месте сориентируешься.

— Ладно.

Лукин скользнул к двери продуктового отдела, медленно и плавно приоткрыл створку, просочился внутрь.

Волков, осторожно обойдя труп мужчины, поднялся по ступеням, нажал ладонью на одну из дверей. Та качнулась — открыта. Стараясь ступать как можно тише, он проскользнул в торговый зал. Здесь было еще темнее, чем на улице. Кое-где витрины были разбиты или опрокинуты. Очевидно, собаки побывали здесь, и уже довольно давно, но тел Волков не заметил. Со стороны лестницы и хозворот, через которые доставлялись покупки, тянуло холодом. Волков огляделся. В дальнем конце зала прыгало по стене пятно света, отбрасываемое электрическим фонарем.

«Кстати, — подумал Волков, — надо будет тоже несколько фонариков прихватить. Пригодятся».

Он медленно, осторожно двинулся вдоль прилавков с электроникой, игрушками, посудой. Дальше шел отдел косметики, затем часов. Отсюда Волков даже сумел рассмотреть мародера — могучий, как медведь, мужик, в спортивном костюме и вроде даже при бронике. На плече — «Калашников», отобранный, очевидно, у одного из солдат. Правда, оружие парень опрометчиво сдвинул за спину — мешало шуровать в витрине — да еще и повесил стволом вниз. Сыто звякало золото, хрустело битое стекло.

Оба солдата стояли чуть в стороне. Изредка мародер отрывался от своего занятия, поднимал особенно понравившееся украшение и восклицал что-нибудь вроде: «А? О!» На руке у него висел пластиковый пакет, в который он и сбрасывал добычу.

Волков уже был метрах в семи, когда под ногой у него лопнул осколок стекла.

У мародера, надо отдать ему должное, оказалась очень неплохая реакция. Он моментально присел, крутнулся на каблуках, вздергивая автомат, полоснув по лицу Волкова лучом фонаря. Тот невольно зажмурился. Он вообще плохо переносил яркий свет, а тут еще и отвык.

— Стоять! — рявкнул парень.

— Стою, стою, — примирительно пробормотал Волков. — Да расслабься, я не за тобой. Просто ехал мимо, дай, думаю, загляну. Посмотрю, может, чего полезное есть. Местечко-то богатое. Все одно пропадет.

Физкультурник не слишком поверил в бодро-приятельский тон. Да и форму он видел, не слепой, поди. Одно успокаивало: мент, дурачок, в одиночку заявился. Уж с одним-то он как-нибудь справится, если чего.

— Богатое, — подтвердил угрюмо. — Только я его первым застолбил.

— Да цацки-то забирай на здоровье. Это добро теперь на фиг никому не нужно, — Волков пренебрежительно махнул рукой. — По всей стране такой бардак, что уже и не до золота. Вон, курс доллара за день вырос в десять раз. И то только у фарцы на улицах и можно взять, а скупки все закрыты. Так что давай, работай. А я пойду…

— Погоди. — Как Волков и предполагал, здоровяк обладал не слишком могучим интеллектом. Весь ум ушел в мышцы. — А что?.. Что надо брать-то?

— Консервы. Через месяцок они на вес золота пойдут. Бритвы электрические. Заводные еще должны хорошо идти. Потом, радиоприемники и телевизоры маленькие, автомобильные, знаешь? Электромоторы, которые на бензине, тоже можно. Печки. Типа «буржуек». Но тут таких нет. Это в «Митрофанушке» надо смотреть. Куртки теплые еще. Да и вообще, шмотки.

— Выпивку? — предположил парень.

— Нет. Народ на самогон перейдет. Да и без выпивки обойтись можно, а вот сигареты — да. Сигареты через неделю только за баксы и можно будет купить.

— Ага, — физкультурник расплылся в улыбке. — Спасибо, что подсказал. А то я это… — он покачал на руке пакет. — Думал ведь, что только в Москве такая лажа.

Волков усмехнулся.

— Нет, брат, шире бери. Уже и Европу захлестывает. Ладно, побегу. Дел еще много. В сотню мест надо успеть.

— Погоди, — окликнул его мародер. — Ты бы тоже взял чего-нибудь.

Волков осклабился:

— Да я уж взял. Тут на парковке, у входа, броневичок бесхозный стоял. Отличная вещь. Я его через пару недель за «пол-лимона» баксов продам, не меньше. И в Америку рвану. Так-то, браток.

— Погоди… — физкультурник побледнел. — Как же? Это же мой броневик!

— Раньше, может, и твой был. А теперь мой стал.

— Постой! Да погоди ты! Может, договоримся? — безнадежно спросил физкультурник, а сам уже теребил спусковой крючок.

— Да у тебя денег столько нет со мной договариваться, — засмеялся Волков. — А пальчик-то с курка ты сними. У меня ведь там, внизу, коллега остался. Если я не выйду через… — он поднял руку, подсветил циферблат, — …через три минуты, он весь этот дом на молекулы разберет. С тобой заодно.

— Су-у-у-уки! — Парень побледнел, заметался. — Твари дешевые. Падлы. Ах, твари. — Остановился, посмотрел на Волкова, прикинул что-то, сказал, не скрывая ненависти: — У меня тут в пакете баксы есть. Много. Может быть, договоримся все-таки?

Если бы ненависть могла сжечь, Волков, пожалуй, осыпался бы на пол жалкой горсткой пепла.

— С учетом того, как ты меня тут только что облаял… — лейтенант наигранно высчитывал что-то в уме. — Морального и нравственного вреда, так сказать. Все, — закончил он жестко. — Отдашь все.

— Сволочь. — От злости и возмущения физкультурник даже материться забыл. Швырнул пакет к ногам лейтенанта. — На, подавись, гад.

— Грубо, — прокомментировал Волков, наклоняясь и подбирая пакет.

Физкультурник тоскливо посмотрел на окно. С каким бы удовольствием он сейчас всадил пулю в затылок этому менту, но… если тот не врет и там внизу, в БТР, остался второй — ему труба.

— Ну чего? Теперь в расчете? — спросил мародер мрачно. — Отдашь БТР?

— Издеваешься? Теперь тем более не отдам. Ты автомат-то на пол положи, — попросил Волков. — Повернись спиной и руки назад. С нами поедешь.

— Куда?

— На кудыкину гору. Тут недалеко, я покажу.

— Не поеду! — сказал парень.

— Поедешь, — пообещал Волков серьезно. — Еще как.

Физкультурник отступил, передернул затвор автомата.

— Отпустите меня, или я расстреляю заложников. Мне терять нечего.

— Да знаю уж, — согласился Волков с каким-то даже удовольствием. Он впервые почувствовал желание убить человека. Совершенно конкретного, этого, стоящего перед ним с автоматом в руках. Здоровенного лося, убившего неизвестную Волкову учительницу и мальчишку-солдата. Ждал только одного: чтобы парень совершил какую-нибудь ошибку, просчет, после которого он, Волков, с чистой совестью сможет нажать на курок. — Это ты прав. Терять тебе действительно нечего. Высшую меру любой суд накрутит, как пить дать.

— Я серьезно! — выкрикнул истерично физкультурник. — Обоих положу! А потом сам застрелюсь!

— А ты, я смотрю, юморист. Полный город трупов. Думаешь, три лишних нам отчетность испортят? Да хоть всю округу перестреляй, плевать я на это хотел. И сам стреляйся на здоровье. Мне так даже лучше. Мороки меньше. Бумажек тучу заполнять не придется.

Это он зря сказал. Лицо физкультурника стало бледным, по лицу потек пот. Глаза сузились, губы напряженно вытянулись.

— Ах так? Ладно.

Это и был момент, которого ждал Волков. Он поудобнее перехватил автомат, готовясь одним движением рвануть его к плечу, одновременно нажимая на курок. Из укороченного, скорее всего, в голову не попадет, но получить очередь в броник тоже малоприятно. Парень хоть и здоровый, а на несколько секунд впадет в шок. Этого Волкову с лихвой хватит для следующего, прицельного выстрела.

Физкультурник стал поднимать автомат, и в этот момент в затылок ему уперся ствол.

— «Пушку» на пол положи быстренько, — сказал спокойно за его спиной Лукин. — А то ведь и правда до суда не дотянешь. Не заставляй брать грех на душу.

Физкультурник растерялся, и Волков воспользовался моментом. Шагнул к мародеру, схватил автомат за цевье, ткнул парня кулаком под бронежилет.

Тот задохнулся, распахнул рот, жадно ловя воздух. Глаза его полезли на лоб, на висках выступили вены, колени стали подгибаться. Лукин деловито завернул физкультурнику руки за спину, защелкнул на запястьях наручники.

— Ну вот, — сказал он довольно. — Чистенько, без шума и пыли. — И тут же повернулся к солдатам: — Мужики, а кто из вас рулевой-то в «броньке»?

— Я, товарищ сержант, — сказал один из солдат. — Только вы у этого… — кивок на физкультурника, — автомат и рожки заберите, с нас же спросят.

— Обязательно. Сейчас в ОВД подъедем, опись составим. Вы как раз понятыми и выступите.

— Там, в школе, наш капитан еще остался, — сказал водитель. — И гражданских человек тридцать пять. Детей где-то штук тридцать, остальные — взрослые.

— «Штук», — усмехнулся Волков. — А чего не коробок?

— Извиняюсь, товарищ лейтенант. Человек, — поправился солдат. — А автомат-то вернете?

— Конечно, — заверил его Лукин. — Лейтенант бумаги заполнит и сразу вернем. Кстати, боец, а что здесь техника делает?

Солдат в двух словах обрисовал ему обстановку в Москве. Лукин присвистнул.

— Я так понимаю, мы сперва в школу? — спросил Лукин, глядя на Волкова. — Тогда поехали, что ли? Чего время терять?

— А с магазином как? Так оставим? — спросил тот, ставя автомат на предохранитель, подхватывая физкультурника под локоть. — Разворуют.

— Да и хрен с ним, — пожал плечами Лукин. — Мы втроем весь район перекрыть все равно не сможем. Часть ценностей спасли. — Он забрал у Волкова пакет, заглянул внутрь, присвистнул. — Ничего так. Ладно, ювелирку я сейчас соберу, а остальное…

— Я могу с нашими по рации связаться, — предложил водитель. — В «броньке» есть укавэшка. Скажу, чтобы сюда кого-нибудь прислали и грузовик к школе. Все равно нам всех не вывезти. Места не хватит.

— Неплохая мысль, — согласился Лукин.

— Странно только, — ни с того ни с сего заметил солдат. — Магазин большой, а никого нет.

— Слушай, боец, — обратился к нему Лукин. — Не в службу, а в дружбу, спусти этого кадра вниз, ладно? И в отсек кинь. Усаживать необязательно, не барин, можно прямо на пол. А мы тут финтифлюшки подберем и спустимся через минуту, лады? И присмотри там за машиной. Не ровен час, еще и правда угонит кто-нибудь.

— Хорошо, товарищ сержант. — Солдат подхватил физкультурника под руку. — Давай, пошел, козлина.

— Не боишься? — спросил Волков.

— После такого-то? Да ты что, Андрюх, — засмеялся негромко Лукин. — Наш боец этому красавцу задницу на британский флаг порвет, если что.

Стрелок остался у окна, наблюдал за улицей.

— А ведь паренек прав, — сказал Волков Лукину негромко, пока тот собирал оставшиеся ювелирные изделия. — Три трупа на ступенях и больше никого. Странно как-то.

— А чего ты хотел тут увидеть? Толпу народу, как на пляже в жаркий день?

— Квартал-то старый, — возразил Волков, — Вокруг одни пятиэтажки. Если бы люди куда и пошли, то сюда. Смотри, вооруженная охрана — раз, пища и вода — два, про курево и прочее я даже не говорю. Короче, здесь есть все необходимое, чтобы продержаться до подхода помощи. Ну и, наконец, логично предположить, что власти, обследуя город, в первую очередь пойдут как раз по таким местам. По идее, здесь народу действительно должно быть, как на пляже.

— Андрюх, о чем мы говорим? Ты оглянись: охраны нет. Жителей нет. Все разграблено, — безразлично пожал плечами Лукин, выгребая из прилавка футляры с ювелирными изделиями. — Чего здесь ловить?