Джеймс Баллард
Человек из подсознания
— Реклама, доктор! Вы видели рекламу?
Доктор Франклин быстро сбежал по ступенькам, стараясь избавиться от назойливого голоса. Уже у автостоянки он заметил в дальнем конце аллеи человека, одетого в светло-голубые джинсы, который призывно махал ему.
— Доктор Франклин! Реклама!
До машины оставалось ярдов сто. Доктор слишком устал, чтобы возвращаться, и поэтому просто стоял на месте и ждал молодого человека.
— Что у тебя на этот раз, Хатавей? — пробормотал Франклин. — Мне уже надоело тебя здесь видеть.
Хатавей прислонился к дереву, густые черные волосы свешивались ему на глаза. На лице появилась наигранная улыбка.
— Я звонил вам ночью, доктор, но ваша жена все время вешала трубку, — он говорил без малейшего намека на спесь, присущую людям такого типа. — И поэтому мне пришлось ждать вас здесь.
Они стояли возле живой изгороди, отделяющей аллею от окон главного административного корпуса. Несмотря на то, что кусты были густыми, а деревья высокими, они не могли скрыть аллею от любопытных взглядов, и встречи доктора с Хатавеем становились темой бесконечных сплетен, распространявшихся по лечебнице.
— Я, конечно, понимаю, что… — начал Франклин, но Хатавей прервал его:
— Забудьте, доктор. Появилась гораздо более важная проблема. Они начали строить первый большой экран, около ста футов высотой. Первый, а сколько их будет? Его собираются устанавливать за городом, возле дорог. Скоро они появятся на всех дорогах, и тогда нам просто придется прекратить думать! Мы превратимся в тупых, бездушных автоматов!
— По-моему, твоя беда как раз и состоит в том, что ты слишком много думаешь. — Доктор Франклин пожал плечами. — Ты твердишь мне об этих экранах целую неделю, но я еще ни разу не видел, чтобы хоть один из них работал.
— Пока что нет, доктор. — Рядом прошла группа медсестер, и Хатавей понизил голос. — В том-то и дело, что прошлой ночью все работы над ними были закончены. Вы сами увидите это по дороге домой. Теперь все готово к работе.
— Послушай, Хатавей, дорожная реклама существовала всегда, и от нее не было никакого вреда, — терпеливо начал доктор Франклин. — В конце концов! Ты можешь расслабиться? Подумай о Доре, о детях…
— О них я и думаю! — Хатавей едва не сорвался на крик. — Подумайте, доктор, эти кабели, сорокатысячевольтные линии, металлические опоры, — через неделю они закроют половину неба над городом! И что тогда будет с нами через полгода? Они хотят заменить наши мозги своими дурацкими компьютерами.
Смущенный словесным напором Хатавея, доктор Франклин быстро терял чувство превосходства. Он стал беспомощно оглядываться в поисках своей машины.
— Послушай, Хатавей, я больше не могу тратить время на эту болтовню. Тебе нужен отдых или даже консультация с квалифицированным врачом, не то ты окончательно свихнешься.
Хатавей начал было протестовать, но доктор решительно вскинул руки.
— Говорю тебе в последний раз: если ты сможешь доказать мне, что эти экраны управляют подсознанием, тогда я обращусь в полицию вместе с тобой. Но у тебя нет никаких доказательств, и ты это отлично знаешь. Реклама, воздействующая на подсознание, была изобретена более тридцати лет назад, и с тех пор законы о ее применении ни разу не нарушались. В любом случае техника была очень слабая и успехи — мизерные. Твоя идея совершенно нелепа, абсурдна.
— Хорошо, доктор. — Хатавей облокотился на капот стоящей рядом машины и взглянул на доктора Франклина. — В чем дело? Потеряли машину?
— Твоя болтовня совершенно сбила меня с толку. — Доктор вытащил из кармана ключ зажигания и прочитал номер: NY299-566-367-21. Видишь такую?
Хатавей, постукивая рукой по капоту, лениво оглядел большой парк, заполненный тысячей машин.
— Конечно, трудно — все одинаковые, даже одного цвета. А ведь раньше были десятки моделей, все разных цветов…
Франклин наконец заметил свою машину и стал пробираться к ней.
— Шестьдесят лет назад существовали сотни моделей. Ну и что из этого? Теперь машины стали гораздо удобней, да и вообще, на мой взгляд, стандартизация только улучшила качество машин.
— Но не очень-то уж эти машины и дешевы. — Хатавей пристукнул по крыше машины. — Они всего лишь на сорок процентов дешевле моделей тридцатилетней давности. Да и то лишь из-за монополии производства.
— Возможно, — сказал доктор Франклин, открывая дверь своей машины. — Во всяком случае, современные машины стали намного удобнее и безопаснее.
Хатавей скептически покачал головой.
— Все это волнует меня… Одинаковые модели, одинаковый стиль, один и тот же цвет — и так год за годом. Мы живем, как при коммунизме. — Он провел пальцем по ветровому стеклу. — Опять новая, доктор? А где же старая? Ей было всего три месяца…
— Я сдал ее обратно в магазин. — Франклин завел мотор. — Это самый лучший способ экономить деньги — сдаешь старую вещь, немного доплачиваешь и получаешь точно такую же новую. То же самое с телевизорами, стиральными машинами, холодильниками и другой бытовой техникой. Не возникает никаких проблем.
Хатавей не обратил внимания на насмешку.
— Неплохая идея, но я не могу претворить ее в жизнь. Доктор, я слишком занят, чтобы работать двенадцать часов в день и покупать дорогие вещи.
Когда машина уже отъехала, Хатавей крикнул вслед:
— Доктор, попробуйте ехать с закрытыми глазами!
Домой доктор ехал, как обычно, по самой медленной полосе дороги.
Споры с Хатавеем всегда оставляли у него в душе чувство подавленности, смутного неудовлетворения. Несмотря на свое ужасное жилье, придирчивую жену, вечно больных детей, на бесконечные споры с хозяином квартиры и кредиторами, Хатавей не терял своей любви к свободе. Презирая все авторитеты, он постоянно выдавал идеи, подобные последней — с подсознательной рекламой.
На этом фоне типичным примером выглядела жизнь самого Франклина: работа, по вечерам отдых дома или вечеринки с коктейлями у друзей, обязательные приемы по субботам и так далее. По сути дела, он оставался наедине с собой только тогда, когда ехал на работу или домой, а все остальное время был во власти общества.
Но дороги были просто великолепными. Как бы ни ругали современное общество, а дороги строить оно умело. Восьми-, десяти— и двенадцатиполосные скоростные автострады пересекали всю страну, лишь изредка прерываемые гигантскими автопарками в центрах городов и стоянками возле крупных супермаркетов, или же разветвлялись на десятки более мелких внутренних дорог-артерий. Вместе со стоянками дорога занимали около трети территории страны, а в окрестностях городов еще больше. Несмотря на то, что вблизи старых городов существовало множество сложных развилок, дорога были практически идеальными.
Десятимильный путь до дома растянулся на двадцать пять миль и занял не меньше времени, чем раньше, до сооружения автострады, так как пришлось проезжать через три дорожные развязки в форме клеверного листа.
Новые города вырастали из кафе, автопарков и придорожных мотелей. Они, словно грибы, возвышались среди леса рекламных огней и дорожных указателей.
Мимо него проносились машины. Успокоенный медленной ездой, Франклин решил перебраться на другую полосу. Увеличивая скорость с сорока до пятидесяти миль в час, он услышал, как пронзительно взвизгнули шины. Для соблюдения порядка и предотвращения аварий сорока-, пятидесяти-, шестидесяти— и семидесятимильные полосы были разделены резиновыми прослойками. Несоблюдение правил одновременно и действовало на нервы, и приводило к повреждению шин. Эта прослойка постоянно нуждалась в обновлении, да и шины изнашивались довольно быстро, но зато безопасность движения была обеспечена. На этом и наживались автозаводы и производители резины. Большинство машин не выдерживало более шести месяцев эксплуатации, но это считалось естественным, так как появлялось все больше и больше новых моделей.
Когда до первого «клеверного листа» оставалось не более четверти мили, Франклин заметил полицейские указатели с надписями: «Дорога сужается» и «Максимальная скорость 10 миль в час». Франклин попытался вернуться на самую медленную полосу, но не смог: машины шли друг за другом, бампер в бампер. Как только колеса начали вибрировать, он сжал зубы и попытался не замечать шинного визга. Нервы у других водителей стали сдавать, и над дорогой понесся протяжный гул автомобильных сигналов. Налог на проезд был теперь очень высоким, около тридцати процентов от валового национального продукта (для примера: подоходный налог составлял всего лишь два процента), и поэтому любая задержка приводила к немедленному вмешательству полиции.
У самого «клеверного листа» все ряды сливались в один, чтобы освободить площадку для возведения массивного металлического экрана-указателя. Прилежащее пространство было заставлено какими-то моторами, сложными установками, и Франклин подумал, что это именно тот экран, о котором говорил Хатавей. Хатавей жил в одном из возвышавшихся рядом домов и мог наблюдать все, что творилось у развилки.
Экран был просто чудовищным. Он возвышался более чем на сто футов и чем-то напоминал радар. Его опоры стояли на бетонных площадках, а сам он был виден на много миль вокруг. Экран опутывали километры разноцветных проводов и кабелей, а на вершине находился маленький маяк, указывающий путь самолетам. Франклин подумал, что экран является частью системы городского аэропорта.
Подъезжая к следующему «клеверному листу», Франклин увидел второй указатель, возвышающийся в небе над дорогой. Перестраиваясь в сорокамильную линию, он рассматривал приближающуюся конструкцию. Хотя экран еще не работал, доктор вспомнил предупреждения Хатавея. Неизвестно почему ему показалось, что экраны являются вовсе не тем, за что их выдавали. Они не могли быть частью системы аэропорта, так как ни один из них не совпадал с какой-нибудь крупной авиалинией. Чтобы оправдать свою стоимость — второй экран занимал почти две трети ширины дороги, — он должен был играть важную роль в дорожном движении.
В двухстах ярдах впереди на краю дороги стоял маленький киоск, и Франклин вспомнил, что ему нужно купить сигареты. У киоска стояла длинная очередь машин, и он пристроился в самом конце.
Отсчитав несколько монет (бумажные деньги уже не были в обращении), он взял пачку сигарет. Сигареты выпускались лишь одной фабрикой, и поэтому выбора не было: кури то, что продают.
Отъезжая от киоска, он лениво распечатал пачку…
Дома жена смотрела телевизор. Диктор называл какие-то цифры, и Джудит записывала их на листок бумаги.
— Он говорит так, как будто за ним гонятся, — фыркнула она, когда диктор остановился. — Я фактически ничего не успела записать.
— И правда, отвратительно, — подтвердил Франклин. — Какая-нибудь новая игра?
Джудит вскочила и поцеловала его в щеку, предусмотрительно пряча при этом пепельницу, заполненную сигаретными окурками и шоколадными обертками.
— Привет, дорогой, извини, что не приготовила тебе что-нибудь выпить. Начали цикл передач под названием «Мгновенная сделка». В них диктуется список товаров, на которые можно получить девяностопроцентную скидку, если предъявить в магазине правильный порядок номеров. Это так увлекательно!
— Звучит неплохо, — согласился Франклин. — Ты записала?
Джудит указала на блокнот.
— Я успела записать только про электрошашлычницу… Но сейчас уже половина восьмого, а нам нужно успеть в маркет до восьми часов.
— Тогда это отпадает. Я очень устал, мой ангел, и я хочу есть. Джудит начала протестовать, и он добавил: — Послушай, нашей шашлычнице всего два месяца, и она ничем не отличается от той, которую ты хочешь купить.
— Но, дорогой, если мы сейчас купим новую шашлычницу, а старую сдадим в конце года, то сэкономим на этом пять фунтов стерлингов. И потом, мне очень повезло, что я смогла посмотреть эту передачу — она выходит так нерегулярно… Такой случай может и не повториться! — Она пыталась разжалобить Франклина, но тот твердо стоял на своем.
— Что ж, пускай мы потеряли пять фунтов. К тому же ты наверняка неправильно записала номера…
Джудит недовольно пожала плечами и повернулась к бару.
— Сделай, пожалуйста, что-нибудь крепкое, — окликнул Франклин жену. — А на обед опять салаты?
— Дорогой, они очень полезны. Ты же знаешь, что нельзя постоянно есть стандартную пищу — в ней нет белков и витаминов. Ты сам сказал: надо есть больше овощей и другой растительной пищи!
— Но она так странно пахнет. — Он лег на диван и лениво потянулся, принюхиваясь к стоящему рядом стакану виски и поглядывая на медленно темнеющее окно.
В четверти мили, на крыше супермаркета, ярко горели красные огни рекламы, прославляя передачу «Мгновенная сделка». И в их отблесках был ясно виден силуэт гигантского экрана, выделяющийся на бледном, сумеречном небе.
— Джудит! — Франклин прошел на кухню и показал на окно. — Тот большой экран возле супермаркета… Когда его построили?
— Не знаю, дорогой, — она внимательно посмотрела на мужа. — А что случилось? Почему ты так волнуешься? Он как-то связан с аэропортом?
Франклин не отрываясь смотрел в окно.
— Да… Именно так все и думают…
Он аккуратно выплеснул виски в раковину.
На следующее утро в семь часов Франклин аккуратно припарковал свою машину на площадке возле супермаркета. Затем опустошил карманы и сложил все монетки в отделение на приборной доске.
Магазин жил своей обычной утренней жизнью, и тридцать турникетов постоянно были в действии, пропуская ранних посетителей. Совсем недавно для магазинов был объявлен двадцатичетырехчасовой рабочий день, и теперь супермаркет не закрывался и ночью. Большую часть покупателей составляли домохозяйки. Они стремились купить как можно больше продуктов, одежды и всякой всячины по сниженным ценам, а потом мчались в другой супермаркет. И так весь день…
Некоторые женщины объединялись в группы, и Франклин слышал и видел, как они складывали покупки в машины и весело перекликались. Спустя мгновение машины сорвались с места и стройным рядом двинулись к следующему торговому центру.
На внушительном неоновом экране значились последние новости о жизни супермаркета, в том числе и пятипроцентная скидка на проход через турникет. Самые высокие скидки, доходившие до двадцати пяти процентов, были, как всегда, для жителей рабочих районов. Это называлось социальной помощью. Для жителей других районов скидки были ниже. Эта схема была очень сложной, и Франклин радовался, что в их районе она еще не введена.
Когда Франклин находился в десяти ярдах от входа, ему в глаза бросился новый экран, возведенный на обочине автостоянки. В отличие от других экранов, это сооружение было немного крупнее, кроме того, не делалось никаких попыток как-то приукрасить экран — мешанина металла, пластмассы и дерева сразу бросалась в глаза, а поперек стоянки тянулась неглубокая бороздка, в которую был уложен толстый кабель.
Он заторопился к магазину, боясь не успеть купить новую пачку сигарет и опоздать в госпиталь. Звук трансформаторов, стоявших возле экрана, по мере приближения к супермаркету медленно угасал в его ушах. Пройдя автоматы в фойе и весело насвистывая, Франклин уже собрался сделать покупки, когда вспомнил, что оставил деньги в машине.
— Хатавей! — пробормотал он достаточно громко, так, что его услышали два покупателя, проходящих мимо. Стараясь не смотреть на сам экран, чтобы не поддаться его гипнотическому действию, он взглянул на его отражение в зеркальных дверях.
Вероятнее всего, он получил два противоречивых сигнала: «Покупай сигареты» и «Воздержись». Все, кто ставил машину согласно правилам, шли в маркет по открытому месту и поэтому попадали под воздействие экрана. Франклин обернулся к служащему, который убирался в фойе.
— Послушайте, для чего нужен этот экран?
Мужнина оперся на свою щетку и лениво взглянул на огромный экран.
— Не знаю, — сказал он. — Может быть, эта постройка связана с аэропортом?
Во рту у него была нетронутая сигарета, но он неожиданно сунул руку в карман и вытащил еще одну. Франклин резко развернулся и пошел к выходу, а служащий недоуменно смотрел ему вслед, вертя в руках сигаретную пачку…
Любой, кто заходил в супермаркет, обязательно покупал сигареты…
Машина едва ползла по сорокамильной линии. Франклин неожиданно заинтересовался окружающей его картиной. Раньше он был или слишком уставшим, или слишком занятым другими делами, чтобы наблюдать за автострадой. Но теперь Франклин стал внимательно приглядываться к дороге и маленьким кафе и киоскам на обочине в поисках новых экранов.
Двери и окна большинства домов покрывали неоновые вывески, но они были неяркими, и Франклин сосредоточил внимание на придорожных рекламных плакатах. Многие плакаты достигали высоты четырехэтажного дома. На них обычно изображали красавиц-домохозяек с электронными зубами и глазами, которые расхаживали по своим «идеальным» кухням. Эти трехмерные изображения были настолько реальными, что женщины-великанши казались живыми.
По обеим сторонам автострады простирался обширный пустырь. То там, то здесь стояли группы легковых машин и грузовиков, рефрижераторов и «поливалок» — все они были в работоспособном состоянии, но были вытеснены новыми, более современными, а соответственно, более дешевыми моделями. Их капоты и крыши отливали хромом, но у всех была одна участь — смерть от ржавчины. Ближе к городу рекламные плакаты смыкались и закрывали эти пирамиды металла, но сейчас они ярко блестели на солнце, чем-то напоминая Франклину земли сказочного Эльдорадо.
Этим вечером Хатавей ждал, как всегда, Франклина у ступенек госпиталя. Доктор помахал ему рукой и стал пробираться к своей машине.
— Что случилось, доктор? — спросил Хатавей, увидев, как Франклин встревоженно осматривает окна больницы и ряды припаркованных машин. — За вами следят?
Франклин нервно засмеялся.
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Но если все, что ты мне говорил, — правда, то наверняка.
Хатавей облегченно вздохнул.
— Наконец-то, доктор, и вы что-то заметили!
— Я не уверен, но мне начинает казаться, что ты прав. Этим утром в Фэирлонском супермаркете… — Франклин рассказал Хатавею все, что случилось с ним утром.
Хатавей кивнул.
— Я видел этот экран. Их теперь строят по всему городу. Что вы теперь собираетесь делать, доктор?
Франклин злобно ударил ногой по колесу. Его удивляла беззаботность Хатавея.
— Ничего, конечно. Черт побери, может быть, из-за твоих дурацких страхов у меня появился синдром самовнушения.
Хатавей кулаком ударил по крыше машины.
— Не несите чепуху, доктор! Если вы не верите своим чувствам, что же вам остается делать? Они захватят ваш мозг, если вы не защитите его! Нужно действовать решительно и без промедления, пока мы еще не парализованы!
Франклин протестующе вскинул руку.
— Минуту! Если эти экраны возводятся по всему городу, то кто же будет объектом их внушения? Не могут же все люди быть загипнотизированы? Да и никому не выгодно вкладывать миллиарды в строительство этих экранов и плакатов. Ведь между конкурирующими фирмами может разразиться настоящая война, а «торговая война» смертельна для всего общества.
— Вы правы, доктор, — кивнул Хатавей. — Но вы забываете об одной вещи. Капиталовложения будут оправдываться тем повышением спроса на различную продукцию, которое неминуемо вызовет действие экранов. К тому же рабочий день увеличат с двенадцати до четырнадцати часов. Кое-где на окраинах воскресенье уже рабочий день, и это считается нормой. Вы понимаете, доктор, люди работают почти сто часов в неделю!
Франклин отрицательно покачал головой.
— Люди не поддержат этого.
— Им не останется ничего другого. В конце концов мы будем работать двадцать четыре часа в день, по семь дней в неделю! И никто не посмеет воспротивиться! Нам оставят свободное время лишь на то, чтобы тратить деньги на разные покупки! — Хатавей схватил Франклина за плечо. — Вы согласны со мной, доктор?
Франклин лихорадочно размышлял. В полумиле за патологическим отделением возвышался массивный силуэт экрана, и по нему еще ползали рабочие, проверяя и налаживая оборудование. Госпиталь располагался далеко от воздушных линий — больным нужен покой, — и доктор был уверен, что экран никак не относится к аэропорту.
— Разве это не запрещено так называемым законом о подсознании? Профсоюзы не допустят этого!
— Пустая надежда. Экономические догмы за последние десять лет сильно изменились. Это раньше профсоюзы могли влиять на экономику, теперь под их контролем всего лишь пять процентов всей промышленности.
Единственное, в чем они нуждаются, — это рабочая сила. «Подсознательная реклама» будет обеспечивать эту потребность.
— И что же ты планируешь предпринять?
— Я не расскажу вам, доктор, потому что ваша внутренняя гордость вряд ли примет этот план.
— Хм, — недовольно ухмыльнулся Франклин. — Мне надоело твое донкихотство. Таким образом ты ничего не добьешься! Прощай!
— Ладно, ладно, доктор. — Хатавей захлопнул дверь машины. — Но подумайте о своем решении, доктор. Подумайте, пока ваш мозг еще ваш!
Машина медленно тронулась с места…
По пути домой Франклин успокоился. Идеи Хатавея казались все менее и менее вероятными.
Оглядывая ряды медленно ползущих машин, он заметил несколько новых экранов. Некоторые из них были полускрыты домами и супермаркетами, но, тем не менее, их необычные силуэты сразу бросались в глаза.
Когда Франклин добрался до дома, Джудит сидела в кресле на кухне и смотрела телевизор. Он отшвырнул большую картонную коробку, загораживающую проход, прошел в свою комнату и разделся. Затем вернулся на кухню и заглянул через плечо жены в блокнот. Франклин хотел было возмутиться, что жена опять играет в эту дурацкую игру, «Мгновенную сделку», но, увидев лежащего на подносе аппетитно пахнущего цыпленка, быстро подавил раздражение.
Он толкнул коробку ногой.
— Что это?
— Не знаю, дорогой. Каждый день приходят десятки покупок — я не могу сразу со всем разобраться, — она кивнула на индейку, жарившуюся в духовке, а затем взглянула на него.
— Ты очень взволнован, Роберт. Неудачный день?
Франклин пробормотал что-то невнятное.
— Ты опять поспорил с этим сумасшедшим?
— Ты имеешь в виду Хатавея? Да, мы немного поболтали. Кстати, не такой уж он сумасшедший. — Франклин перевел взгляд на коробку. — Так что же все-таки это такое? Мне хочется знать, за что я буду отрабатывать следующие пять — десять воскресений.
Он внимательно обследовал стенки коробки и наконец нашел надпись.
— Телевизор? Зачем нужен еще один телевизор, Джудит? У нас их и так три: в столовой, в зале и в кабинете. Куда же нам четвертый?
— Не переживай так, дорогой. Мы поставим его в комнате для гостей. Неприлично принимать гостей без телевизора. Я, конечно, стараюсь экономить, дорогой, но четыре телевизора — это необходимый минимум. Об этом пишут все журналы.
— И три радиоприемника, да? — Франклин с ненавистью взглянул на коробку. — Послушай, дорогая, гости приходят на дружескую беседу, а не смотреть телевизор. Джудит, мы должны сдать его, даже если он стоит очень дешево. Все равно телевидение — сплошная трата времени. Смотреть одну и ту же программу по четырем телевизорам! — нет, мы не можем себе этого позволить!
— Но Роберт! Существует целых три канала!
— И все коммерческие? — Прежде чем Джудит успела ответить, раздался звонок телефона и Франклин вышел из кухни.
Голос был очень невнятный, и Франклин подумал, что это еще один надоедливый коммерсант. Но потом он узнал Хатавея.
— Хатавей! О Боже! Что опять случилось, черт тебя побери?
— Доктор, я забрался с биноклем на крышу дома и… Эти экраны повсюду! И поверьте мне, я узнал, что следующим объектом рекламной кампании будут машины и телевизоры. Представляете, они хотят, чтобы мы покупали новые машины каждые два месяца! О Боже всемогущий! Это же…
Слова Хатавея прервала пятисекундная рекламная пауза (плата за телефон была очень высока, но если вы соглашались по пять секунд выслушивать рекламу, то рекламные агентства выплачивали за вас некоторую сумму). Прежде чем пауза закончилась, Франклин бросил трубку и, подумав, выдернул шнур из розетки.
К нему подошла Джудит и нежно взяла за руку.
— Что случилось, дорогой?
Франклин допил виски и вышел на лоджию.
— Это опять Хатавей. Он уже начинает действовать мне на нервы. Он взглянул на темный силуэт экрана, чьи красные сигнальные огни ярко пылали в ночном небе. Франклин содрогнулся от пугающей неизвестности, окружающей это чудовище.
— Не знаю, — пробормотал он. — Кое-что из рассказов Хатавея кажется очень правдивым. Вся эта подсознательная техника еще не проверена и…
Он замолчал и перевел взгляд на Джудит. Его жена молча стояла посреди кухни, не отрывая покорного взгляда от экрана. Франклин быстро отошел от окна и включил телевизор.
— По-моему, нам и вправду нужен четвертый телевизор, дорогая.
Неделей позже Франклин решил начать свою ежеквартальную работу — инвентаризацию домашнего имущества.
С Хатавеем он больше не встречался; и по вечерам длинная нескладная фигура больше не поджидала его у дверей госпиталя.
Тем временем на окраинах города было взорвано несколько экранов. Сначала Франклин подумал, что в этом деле участвовал и Хатавей, но потом прочитал в газетах, что заряды оставили рабочие, строившие эти экраны.
Все больше и больше экранов появлялось над крышами домов; в основном они располагались рядом с автострадами и в крупных торговых центрах. На отрезке дороги от госпиталя до дома Франклин насчитал тридцать экранов, которые, как гигантские костяшки домино, нависали над проезжающими машинами. Доктору приходилось все время быть в напряжении, чтобы не смотреть на экраны, но он не очень-то и верил, что это может помочь.
Франклин посмотрел последний выпуск новостей и принялся составлять список вещей, которые они с Джудит сдали за последние две недели:
машину — предпоследняя модель, которая прослужила два месяца;
два телевизора — по четыре месяца;
газонокосилку — семь месяцев;
пищевой процессор — пять месяцев;
фен для волос — четыре месяца;
холодильник — три месяца;
два радиоприемника — по семь месяцев;
магнитофон — пять месяцев;
автоматический бар — восемь месяцев.
Половину приспособлений к этим вещам он сделал своими руками, и поэтому расставаться с ними было очень тяжело. Да и, скажем, к старой машине после двух месяцев пользования он как-то привык, а новая модель казалась совершенно неудобной.
Причем сначала Франклин не собирался покупать ни новую машину, ни телевизор, но какая-то сила привела его в супермаркет и заставила купить новые вещи. Он словно не сознавал, что делает.
Оглядывая множество приобретенных вещей, он подумал, что скоро доходы государства вырастут на десятки процентов, но, и не менее скоро, люди потеряют контроль над своим разумом…
Когда Франклин спустя два месяца возвращался из госпиталя домой, он увидел новый экран.
Он ехал по сорокамильному ряду, даже не пытаясь обгонять бесчисленное множество едва ползущих машин. Его автомобиль миновал уже второй «клеверный лист», когда движение замедлилось, а затем полностью остановилось. Машины одна за другой съезжали на обочину, покрытую ярко-зеленой травой, а их водители образовали толпу возле одного из экранов. Две маленькие черные фигурки медленно карабкались вверх. Сигнальные огни экрана мигали беспорядочно, вразнобой.
Заинтересовавшись происходящим, Франклин свернул на обочину, вышел из машины и пробрался сквозь толпу любопытных к самому экрану. У его подножья, задрав головы, толпились в кучке полицейские и инженеры. Они встревоженно смотрели вверх.
Неожиданно Франклин заметил, что стоящие внизу полицейские вооружены винтовками, а у тех, кто карабкался по экрану, по бокам висели автоматы, и его беспечность мигом улетучилась. Тут же Франклин заметил и третью фигуру — мужчину, стоящего на верхнем ярусе у пульта управления.
Хатавей!
Франклин стал приближаться к экрану.
Неожиданно мигание огоньков упорядочилось, и на экране появилось несколько простых фраз, которые Франклин видел каждый день, когда проезжал по шоссе:
ПОКУПАЙТЕ! ПОКУПАЙТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!
ПОКУПАЙТЕ НОВУЮ МАШИНУ!
КУПИТЕ НОВУЮ МАШИНУ!
СЕЙЧАС ЖЕ! ДА! ДА! ДА!
Раздался вой сирен, толпа расступилась, и на зеленую траву съехали две патрульные машины. Прибывшие полицейские с помощью дубинок быстро оттеснили толпу подальше от экрана.
— Офицер! Я знаю этого мужчину… — начал было Франклин, когда к нему приблизился один из полицейских, но тот грубо толкнул его в грудь, и доктору пришлось вернуться к своей машине. Он беспомощно наблюдал, как полиция расправляется с остальными водителями.
Неожиданно раздалась короткая автоматная очередь, и Хатавей, издав крик, полный торжества и боли, оступился, взмахнул руками, полетел вниз, ударился о землю и замер…
— Но почему? — Джудит едва не кричала. — Почему ты так переживаешь? Я понимаю, что это огромное несчастье для его жены и детей. Но он же был настоящим сумасшедшим! Даже если он так ненавидел эти рекламные экраны — необязательно же взрывать их!
Франклин включил телевизор, надеясь, что тот поможет ему отвлечься.
— Хатавей был прав, — сказал он.
— Был ли? Реклама не может развиваться дальше. У нас так и так нет выбора — ведь мы не можем тратить больше, чем зарабатываем. Так что скоро вся эта рекламная кампания провалится.
— Ты так думаешь? — Франклин подошел к окну. В четверти мили от их дома возводился новый экран. Он был точно на востоке от их дома, и по утрам тень этой массивной конструкции накрывала сад и доставала даже до окон. Возле стройки теперь постоянно крутились полицейские и патрульные машины. Его взгляд упал на экран, и он сразу же вспомнил Хатавея. Франклин попытался изгнать образ этого человека из своей памяти, но бесполезно.
Когда часом позже Джудит, собираясь идти в супермаркет, зашла в комнату за своим плащом и шляпой, Франклин все еще задумчиво стоял у окна.
— Я поеду с тобой, дорогая. Я слышал, что в конце месяца выходят новые машины, и мне нужно присмотреть по каталогу новую модель.
Они вместе вышли на улицу, и тени экранов нависли над их головами, словно лезвия гигантских кос…