Дэвид Бальдаччи

БОЖЕСТВЕННОЕ ПРАВОСУДИЕ

Памяти моего отца посвящается
ГЛАВА 1

Чесапикский залив — величайший эстуарий Америки. На целых двести миль протянулось с севера на юг затопленное водами Атлантики воронкообразное устье Саскуэханны. Вместе со ста пятьюдесятью впадающими сюда реками, речками и ручьями обширный бассейн залива охватывает площадь в шестьдесят пять тысяч квадратных миль. Это естественная среда обитания бессчетного количества птиц, настоящий рай любителей рыбной ловли и отдыха под парусом.

Чесапикский залив — поразительной красоты создание природы.

Если только вас не угораздило, спаси Господи, в предрассветной темноте оказаться посреди его просторов в самый разгар шторма.

Оливер Стоун вынырнул на поверхность, жадно хватая ртом густой соленый воздух. Впрочем, когда бросаешься в холодный океан с тридцатифутового обрыва, радуйся уже тому, что не остановилось сердце. Стоун осмотрелся, но поначалу ничего не увидел. Затем, при вспышках молнии, сумел разглядеть высокий, с трехэтажный дом, утес, на котором стоял перед прыжком. Оливер пробыл в воде не больше минуты, но холод уже успел пробрать его до костей, несмотря на гидрокостюм под одеждой. Стоун стащил тяжелые от воды рубашку и брюки, сбросил обувь и брассом поплыл на восток. Времени оставалось не так уж много.

Через четверть часа он думал только о том, как бы добраться до берега. Когда-то Стоун мог находиться в воде хоть целый день, но ему уже не двадцать лет. Кой черт, двадцать — давно не пятьдесят! Скорее на сушу — хватит изображать «морского котика».

Направившись прямо на скалы, Стоун проник в малозаметную расселину. С трудом преодолев прибой, выбрался на берег и побежал к большому валуну, где был спрятан холщовый мешок. Стянув гидрокостюм, насухо вытерся полотенцем, надел чистую одежду и теннисные туфли. Промокшие вещи побросал в мешок, добавил туда булыжник и швырнул все в охваченный штормом залив, на дне которого уже покоились видавшие виды снайперская винтовка и оптический прицел. Он давно устранился от убойной профессии и мог надеяться только на то, что растерял не все навыки. Теперь наконец старый долг был погашен.

Аккуратно, чтобы не оставлять следов, Стоун поднялся по каменистой тропинке. Через десять минут прошел лесополосу: причудливо искривленные морскими ветрами сосенки крепко вцепились в скальный грунт. Еще двадцать минут быстрым шагом — и, когда приглушенный тучами рассвет только-только начал разгонять темноту, Стоун вышел к группе ветхих, каким-то чудом до сих пор не развалившихся домишек и проскользнул в окно крайней, самой крохотной хибары. Впрочем, это был не более чем навес, хотя здесь имелись предметы роскоши: дверь и дощатый пол.

Стоун сверился с часами. Оставалось от силы минут десять. Смертельно уставший, он в очередной раз стащил с себя одежду и проскользнул в крохотную кабинку с проржавевшими трубами. Душ без лейки, словно умирающий фонтан, из последних сил выдал исчезающе тоненькую струйку тепловатой воды. Тем не менее Стоун усердно тер себя мочалкой, смывая зловоние и соль штормового залива — фактически смывая улики. Он действовал на автомате — мозг оцепенел.

Пора приходить в себя. Скоро за ним притопают.

И как раз одеваясь, он услышал стук в дверь.

— Эй, чувак! Собрался?

Через фанерную филенку слышимость такая, будто никакой двери и нет.

В ответ обувавшийся Стоун громко потопал по щербатому полу, влез в потертую куртку, надел очки с толстыми стеклами и надвинул пониже бейсболку. Напоследок пригладил пятерней отросшую за полгода жесткую седую бороду.

Открыв дверь, он кивком поздоровался с коренастым, похожим на пивной бочонок коротышкой в трикотажной спортивной шапочке. На том были линялые фермерские брюки с нагрудником, замызганные рабочие ботинки и старая, вся в масляных пятнах, куртка. Правый глаз посетителя был затянут бельмом, а зубы пожелтели от никотина и крепкого кофе. Коротышка улыбался.

— Ну с утра и дубарь, — объявил он, вынув изо рта сигарету и потирая короткий нос.

«А то я не знаю».

— Ничего, потом потеплеет. — Коротышка отхлебнул из пивной кружки с логотипом НАСКАР — по подбородку потекла струйка кофе.

Стоун вновь кивнул и уныло повесил голову; глаза за грязными стеклами очков приобрели пустое выражение. Идя следом за коротышкой, он странно выворачивал в колене левую ногу и хромал. При этом сутулился и в результате казался на несколько дюймов ниже ростом.

Они грузили дрова на старенький потрепанный пикап, когда на подъездной дорожке вдруг появились и понеслись к ним полицейская машина и пара черных седанов. Из-под колес во все стороны веером брызнул галечник.

Из седанов посыпались вооруженные ребята в темно-синих куртках с золотыми буквами «ФБР» на спине. Трое из них направились к Стоуну и коротышке. Из полицейской машины выгрузился одетый в форму полнощекий шериф в начищенных до блеска ботинках и ковбойской шляпе и заспешил следом за федералами.

— Что стряслось, Вирджил? — обратился к нему коротышка. — Очередной сукин сын сбежал из тюряги? А я так скажу вам, ребята: давно пора послать подальше всех этих либерастов и снова стрелять на поражение!

Шериф, озабоченно наморщив лоб, отрицательно покачал головой:

— Никто не сбегал, Лерой. У нас убийство.

— Это кого это?

— Ваши документы, — потребовал у Лероя один из агентов.

— Где вы и ваш приятель находились час назад? — подхватил второй.

Лерой перевел взгляд с агента на другого и снова обратился к шерифу:

— Вирджил, что за хрень тут происходит?

— Я же сказал — убийство. Очень влиятельный человек. Это…

Движением руки агент прервал его:

— Документы. Ну!

Лерой быстро достал из кармана нагрудника тонкий бумажник и передал фэбээровцу удостоверение. Пока тот вбивал номер в свой КПК, второй агент требовательно протянул руку к Стоуну.

Стоун никак не среагировал. Только пялился на агента пустым взглядом, шлепая губами и дергая выгнутой в колене хромой ногой.

— Да нет у него документов, — подал голос Лерой. — У него вообще ни фига нет. Он даже не говорит — только хрюкает.

Фэбээровцы сгрудились перед Стоуном, внимательно разглядывая эту ошибку природы.

— Он работает у вас?

— Ну да. Уже четыре месяца. Ничего себе работник, выносливый. И просит немного — полный пансион, да, в общем, и все. Вот только хромой, по лестницам ему трудно. Обычно таких считают нетрудоспособными.

Мельком взглянув на искривленную увечную ногу, агенты уставились на очкастое лицо Стоуна, заросшее клочковатой бородой.

Один из федералов потребовал:

— Ваше имя?

Стоун то ли простонал, то ли правда хрюкнул что-то и сделал несколько резких и бестолковых движений рукой, будто пародируя приемы карате.

— Язык глухонемых вроде как, — устало пояснил Лерой. — Я в нем не секу, потому и не знаю его имени. Просто зову: «Эй, чувак», — и показываю, что делать. Для работы хватает. Мы ж не кардиохирурги — нам все больше дерьмо грузить.

— Объясните ему, чтобы поднял штанину на этой своей… ходуле, — потребовал агент.

— Это еще на кой?

— Объясните!

Лерой объяснил: закатал свою собственную штанину.

Стоун кое-как изогнулся и с явным усилием повторил действия Лероя.

При виде уродливого шрама через все колено мужчины смущенно отвели глаза.

— Ну и ну! — вырвалось у Лероя. — Так вот почему…

Фэбээровец махнул Стоуну.

— Хватит, все ясно.

Стоун и не предполагал, что когда-нибудь скажет вьетнамцам спасибо за рваную штыковую рану. Выглядела она намного страшнее, чем была на самом деле, — полевой хирург оперировал его в джунглях прямо на земле под минометным обстрелом. Там трудно ждать от врача твердости руки и четких движений.

— Мы с Лероем здесь выросли, — нарушил молчание шериф. — Я был центровым, а он куортербеком, когда футбольная команда нашей школы стала чемпионом округа. Сорок лет назад… Да… Так вот, Лерой и мухи не обидит, не то что человека. Ну, а этот… сами видите, — кивнул он на Стоуна, — винтовку в руках просто не удержит.

Фэбээровец вернул Лерою удостоверение.

— Чисто, — разочарованно бросил он, взглянув на коллег.

— Куда направляетесь? — спросил другой агент, указывая на загруженный наполовину пикап.

— В это время дня и в это время года я всегда направляюсь в одно и то же место. Сейчас мы развезем дрова тем, у кого нет времени заготавливать их самостоятельно. Затем спустимся на пристань. На лодке тоже есть чем заняться. Может, даже выйдем в море, если погода наладится.

— Так у вас и лодка есть?

Лерой комически подмигнул шерифу.

— Ага, крутая яхта. Мы с приятелем, — он ткнул пальцем в Стоуна, — обожаем раскатывать на ней по заливу и на ходу ловить крабов за задницу. Все знают, что этого дерьма здесь как грязи.

— Кончай молоть, Лерой, пока не доигрался, — осадил его шериф. — Дело серьезное.

— Охотно верю, — сменил тон Лерой. — А раз у вас, парни, убийство, не тратьте зря время. Мы ровным счетом ничегошеньки не знаем.

— Не видели, кто-нибудь проезжал здесь утром?

— Ни одной машины, пока вы, родимые, не свалились. А мы встали еще затемно.

Хромая, Стоун заковылял к пикапу укладывать дрова.

Агенты переглянулись.

— Поехали…

Через минуту их и след простыл.

Лерой зашел с другой стороны машины и тоже стал грузить. «Кого там еще грохнули? — бормотал он себе под нос. — Важная шишка, говорят. Да этих шишек по жизни как собак… Все под Богом ходим».

Оливер издал протяжный звучный стон.

— Чувак, — осклабился Лерой, — ничего разумнее за все утро не слышал.

Когда они к вечеру закончили работу, Стоун жестами объяснил, что уходит. Лерой, похоже, воспринял это с облегчением.

— Удивительно, что ты вообще так долго продержался, чувак, — сказал он и отсчитал несколько замусоленных двадцаток.

Взяв деньги, Стоун похлопал Лероя по спине и захромал прочь.

Собрав рюкзак, он вышел на шоссе и автостопом поехал до Вашингтона в кузове пикапа — водитель не захотел пускать грязного пассажира в теплую кабину. Стоун не возражал. Это давало возможность спокойно все обдумать. А поразмыслить было над чем. Сегодня утром, всего лишь за час, он убил двух известнейших в стране людей. Заметая следы, швырнул в океан винтовку, а затем и сам прыгнул туда с обрыва…

Водитель грузовика высадил его в районе госдепартамента, откуда Стоун отправился к своему коттеджу на кладбище «Гора Сион».

Ему надо было оставить письмо.

Еще надо было кое-что забрать.

А затем предстояло отправиться в путь. Его «альтер эго» — Джон Карр — теперь уже окончательно умер.

И очень высока вероятность того, что Оливер Стоун последует сразу за ним.

ГЛАВА 2

Мрак, окутавший коттедж, надежно скрывал могилы; виднелся лишь пар от дыхания, медленно растворявшийся в холодном воздухе. Пристальный взгляд Стоуна обшаривал каждый закоулок кладбища. Он не мог позволить себе сейчас ни малейшего прокола. Конечно, глупо было здесь появляться — но верность, по его убеждению, не предмет выбора, а долг. Таков уж он есть. Хоть это у него не отнимешь.

С полчаса Стоун стоял у ограды, пытаясь определить, нет ли здесь чего необычного. Первые два месяца после его исчезновения дом проверяли. Он это точно знал, поскольку выследил проверяльщиков. После четырех месяцев отсутствия хозяина они могли и оставить свое бесполезное занятие, но это вовсе не означает, что они сюда больше не вернутся. После утренних событий вернутся наверняка. Чем выше общественный статус жертвы, тем усерднее ведется сыск. В скором времени явится целая армия копов.

Удовлетворенный наконец результатами наблюдения, Стоун, пригнувшись, медленно двинулся вдоль задней ограды кладбища. Подкрался к большому надгробию и рывком сдвинул его с места. Под постаментом обнаружился вырытый в земле тайничок. Достав оттуда небольшой контейнер, Стоун спрятал его в рюкзак и вернул камень на место. Затем почти нежно беззвучно похлопал по надгробию. Имя лежащего под ним давным-давно стерлось. Стоун, изучая списки захоронений, выяснил, что здесь место упокоения некоего Сэмюеля Вашингтона, бывшего раба, отдавшего жизнь за освобождение своих собратьев. Он чувствовал некоторое духовное родство с этим героем Гражданской войны. Кто-кто, а Стоун, в определенном смысле, хорошо знал, что значит потерять свободу.

В коттедже, окутанном стремительно сгущающимися сумерками, по-прежнему обитала Аннабель Конрой. Ее прокатный автомобиль был припаркован перед главными воротами.

Как-то Стоун даже заходил в коттедж в ее отсутствие. Под женскими руками дом преобразился, стал намного светлее и уютнее. Только зря все это. Стоун если и вернется сюда, то лишь ногами вперед. С сегодняшнего утра, после двух нажатий на спусковой крючок, он стал самым опасным преступником Америки.

Интересно, куда она уехала сегодня вечером? Будем надеяться, наслаждаться жизнью, хотя после сообщения в новостях о двух убийствах его друзья наверняка вычислили, что произошло на самом деле. Стоун мог лишь уповать на то, что они не думают о нем плохо. Собственно, именно поэтому он и появился здесь.

Нельзя держать друзей в бесконечном ожидании, и нельзя допустить, чтобы они стали его разыскивать. Федералы — ребята компетентные: рано или поздно отработают все варианты. Но он не оставит им легких зацепок.

Его письмо было тщательно сформулировано. Не признание, нет — зачем ставить друзей в затруднительное положение. Разумеется, оставляя письмо, Стоун действовал себе во вред, но этого требовал долг. Следовало раньше просчитать подобную ситуацию. Он должен был знать, что при его образе жизни есть только один закономерный итог.

«Сейчас».

Достав из одного кармана письмо, а из другого — нож, Стоун обмотал листок вокруг рукояти и обвязал шнурком. Прицелившись в темноте, метнул. Лезвие вонзилось в столбик крыльца.

— Прощайте…

Осталось посетить еще одно место.

Через минуту он уже крался вдоль ограды к выходу. Дойдя до станции «Фогги-Боттом», сел на метро. Затем еще полчаса ходьбы, и Стоун оказался на другом кладбище.

Почему с мертвыми ему легче, чем с живыми? Ответ достаточно прост: мертвые не задают вопросов.

Даже в темноте он быстро нашел нужную могилу. Опустился на колени, убрал с плиты опавшие листья и застыл, глядя на надгробие.

Здесь покоился Милтон Фарб, безвременно ушедший член «Верблюжьего клуба». Милтон даже мертвый навсегда останется частью их неформальной группы любителей теории заговоров, которым нужно было лишь одно — правда.

Очень жаль, что их лидер не исповедовал этот принцип.

Он и был единственным виновником гибели любимого друга.

«Моя вина».

Из-за него выдающийся, пусть и странный, Милтон нашел здесь вечное упокоение — крупнокалиберная пуля оборвала его жизнь в подвалах Капитолия. Горе Стоуна сейчас было таким же сильным, как после смерти жены много лет назад.

При воспоминании о последнем ужасном вечере в туристическом центре защемило сердце. Как смотрел на него смертельно раненный Милтон — широко открытыми глазами несправедливо обиженного ребенка. Память о последних мгновениях жизни друга останется со Стоуном до конца. Он ничего уже не мог тогда изменить — только отомстить. И отомстил. Той ночью в туристическом центре он уничтожил с десяток хорошо вооруженных, специально подготовленных бойцов. Он едва помнил свои действия — все было затенено той единственной, оглушающе неправдоподобной смертью. Однако месть ничуть не облегчила боль утраты. Вот, в частности, из-за чего произошли сегодняшние два убийства. И ни одно из них не возместит ни потери Милтона, ни потери жены и дочери.

Очень аккуратно Стоун вырезал в голове могилы прямоугольник дерна и положил в образовавшуюся ямку контейнер. Затем вернул дерн на место, плотно притоптал его и уничтожил все следы. Вскоре травинки стояли, вытянувшись в струнку, словно отдавали почести его погибшему другу.

Минуту спустя Стоун медленно побрел прочь. Сев на метро, доехал до «Юнион-стейшн», где, истратив почти всю наличность, купил билет в южном направлении. На вокзале несла службу полиция и крутились агенты в штатском. Стоун, как положено, запомнил позицию каждого. Основные силы, без сомнения, брошены сейчас на три ближайших аэропорта, где парни делают все возможное и невозможное, чтобы схватить убийц известного американского сенатора и шефа разведывательной службы. Непритязательный железнодорожный транспорт Америки с его обветшавшим путевым парком такого уровня наблюдения не удостоился. Как будто из-за неблагополучного состояния железных дорог убийцы не соизволят скрыться, уехав по рельсам.

Через полчаса он сел на амтраковский «Кресент»[1] до Нового Орлеана. Решение взять билет именно на этот поезд было спонтанным, принятым после того, как Стоун взглянул на бегущую строку объявлений. Поезд отправлялся с опозданием на несколько часов, иначе он бы на него не попадал. Не будучи суеверным, Стоун тем не менее посчитал это знамением. Войдя в вагон, он первым делом проскользнул в туалет, где сбрил бороду и избавился от очков, и только потом прошел на свое место.

После «Катрины»[2] в Новом Орлеане по-прежнему полным ходом шли строительные работы. Фирмы, которым отчаянно не хватало рабочих рук, не интересовали всякие глупости вроде номера социального страхования и постоянного места жительства. Стоун очень не любил подобных вопросов, поскольку в конечном итоге они могли привести к выяснению, кем он является на самом деле. Его план заключался в том, чтобы затеряться в массе людей, занятых восстановлением жизни после кошмара катастрофы. У него бы это получилось — уже много лет он, в сущности, занимался тем же самым. За исключением двух выстрелов, предназначенных тем, кто не считал его человеком, способным на праведный гнев.

Пока поезд набирал ход, уносясь в темноту ночи, Стоун, глядя в окно, изучал в отражении свою соседку — молодую женщину с младенцем на руках. Оба спали. Мать положила ноги на видавший виды рюкзак с наволочкой поверх него, набитой, по всей видимости, бутылочками, распашонками, подгузниками и прочим малышовым имуществом. Младенец посапывал, прижавшись к мягкой материнской груди. Взгляд Стоуна задержался на ребенке: складочки под подбородком, пухлые кулачки… Неожиданно малыш открыл глаза и серьезно воззрился на Стоуна. Что удивительно, он не только не заплакал — вообще не издал ни звука.

Через проход от них тощий как жердь мужчина жевал купленный на вокзале чизбургер. Между мосластыми коленями, обтянутыми заплатанными джинсами, покоилась бутылка «Хайнекена». Рядом сидел высокий симпатичный молодой человек с каштановыми волосами и трехдневной щетиной на чистом юношеском лице. Худощавая фигура, уверенные движения бывшего куортербека школьной команды, школьная спортивная куртка, увешанная медалями, значками и ленточками. Вышитый на куртке год указывал, что парень уже несколько лет как закончил школу. Слишком давно, чтобы таскать память о «днях славы»… Впрочем, подумал Стоун, возможно, это все его имущество.

У парня был вид человека, который пока уверен — ему принадлежит весь мир и время платить по счетам наступит не скоро. В этот момент он поднялся, перелез через ноги поедающего чизбургер соседа и ушел в соседний вагон.

Стоун легонько тронул пальцем кулачок малыша и получил в ответ еле слышное довольное «гу». Глядя на эту новую, пока еще безмятежную жизнь, Стоун остро почувствовал, насколько близко его собственная подошла к последней черте.

Этим положением вещей он обязан властям, бессердечным к тем, кто преданно служил стране, принося величайшие жертвы.

Стоун откинулся на спинку кресла, глядя под перестук колес, как за окном уплывают огни Вашингтона.

ГЛАВА 3

Звонок раздался, когда Джо Нокс читал в уютной библиотеке своего таунхауса в северной Виргинии. Хотя звонивший был немногословен, Нокс не стал переспрашивать. Нажав кнопку отбоя, он отложил книгу в сторону и пошел одеваться. Обувшись и натянув плащ, взял ключи от старенького «ровера» и по отвратной погоде отправился выполнять в равной степени отвратную работу.

На дюйм выше шести футов, плотного мускулистого сложения футбольного защитника, Нокс на шестом десятке сохранил, хоть и поредевшие, волосы, которые пока еще стриг в парикмахерской и зачесывал назад. Его зеленоватые глаза были проницательны, как рентген: они ничего не упускали.

Нокс крепко сжал баранку длинными пальцами — за годы службы они больше привыкли к оружию. Из своего стоящего островком зеленого района он повернул на Чейн-Бридж-роуд в Маклине.[3] Движение на Белтвэе[4] было еще плотное. Фактически асфальтовая удавка на шее столицы круглосуточно сжимала ее потоком машин. Нокс направил внедорожник прочь от Вашингтона и поехал в обратном направлении через восточный Мэриленд.

Через три часа он уже ходил под частым дождем вокруг «кадиллака». Мертвый Картер Грей с пробитой головой все еще сидел на своем месте, пристегнутый ремнем безопасности. И без вскрытия было ясно, что смерть наступила в результате выстрела из дальнобойной винтовки. Пока полиция, ФБР и криминалисты, густо облепив прилегающий скалистый берег, с деловитостью мух разыскивали место высадки и отхода снайпера, Джо Нокс присел на корточки перед белым крестом и воткнутым в землю американским флагом. Они стояли у обочины, как раз на повороте. Здесь кортеж должен был притормозить. Увидев непривычную здесь композицию, заинтригованный Грей и опустил стекло… Роковая ошибка.

«Могильный крест и американский флаг. Точь-в-точь как на Арлингтонском кладбище. Любопытная и, видимо, многозначительная деталь».

Стекла «кадиллака» опускались, значит, машина не была бронирована; бронированные стекла толщиной с телефонную книгу крепятся намертво. Еще одна ошибка Грея.

«Надо было требовать себе броневик, Картер. Ты был достаточно важной персоной».

Это вам не бейсбол. Здесь достаточно не более двух страйков, чтобы навечно выбыть из игры.

Нокс вгляделся в даль, мысленно вычерчивая траекторию смертельной пули. Ни одно из видимых укрытий не имело явных признаков того, что там могла находиться лежка снайпера. Тогда Нокс стал высчитывать возможную траекторию с расстояния подальше, где ни блеск оптики, ни черную точку дульного среза нельзя заметить невооруженным глазом.

Тысяча ярдов? Или все же пятьсот? Мишень открылась снайперу на секунду. В темноте и под дождем. А он сумел всадить пулю в голову.

«Как бы то ни было, выдающийся выстрел. Никакой случайности. Все просчитано».

Поднявшись на ноги, Нокс кивком подозвал ближайшего полицейского. Свой личный значок он носил на шнурке на шее. Увидев, что это за галстук, к Ноксу сразу начинали относиться с подчеркнутым уважением и старались держаться на почтительном расстоянии, будто у него была неизлечимая заразная болезнь.

«Возможно, так оно и есть».

Полицейский открыл дверь «кадиллака», и Нокс заглянул в салон. Пуля вошла точнехонько в висок. Выходного отверстия не было.

Застрявшую в мозге пулю извлекут при вскрытии; впрочем, патологоанатомическое заключение о причинах смерти Грея фурора не произведет. Салон машины забрызган кровью, и вряд ли «кадиллак» решат использовать дальше. Скорее всего его ждет судьба лимузина Джона Кеннеди.[5] Невезение, плохая карма… называй как хочешь, но никто из VIP-персон не согласится причалить свою корму к креслу, где сидел убитый.

Грей не казался спящим. Он просто выглядел трупом. Никому не пришло в голову закрыть ему глаза. Очки слетели при ударе пули. В результате Грей неотрывно пялился на каждого, кто бросал на него взгляд.

Рукой в перчатке Нокс опустил ему веки. Из уважения к покойному, так сказать. Он хорошо его знал. Далеко не всегда соглашался с ним и его методами, но самого Грея уважал. Если бы они сейчас поменялись местами, то Грей, надо полагать, сделал бы для Нокса то же самое.

Материалы к совещанию, которые Картер Грей просматривал перед смертью, уже изъяли цэрэушники. Даже в случае убийства национальная безопасность превыше всего. Нокс очень сильно сомневался, что то, что прочитал шеф ЦРУ к моменту своей гибели, хоть каким-то боком связано с этим убийством. Но об этом никто никогда не узнает.

«Интересно, о чем думал Грей в последние мгновения жизни? Почему его привели в замешательство этот крест и этот флаг?»

Нокс нутром чувствовал: Грей совершенно точно знал, кто его убил. Возможно, знает об этом и кто-то еще в управлении. Если так, ему будут препятствовать в выяснении мотивов. Нокс на секунду задумался — почему? — и сам себя остановил. Нелегкое это дело — пытаться выяснить, что, черт возьми, творится за закрытыми дверями Лэнгли. Наверняка истина окажется запутанной похлеще, чем в беллетристике.

Он отошел от «кадиллака» и, пристально вглядываясь в океан, прокрутил в уме известные ему обстоятельства дела.

Чуть более полугода назад дом Грея взорвали, а сам он лишь чудом остался жив. На подъезде сюда Нокса инструктировали по спецсвязи. Было подчеркнуто, что ни один из подозреваемых по тому делу не должен рассматриваться как замешанный в убийстве Грея. Директива исходила с самых верхов, ему оставалось лишь подчиниться. И все же он сохранил информацию в дальнем уголке памяти. На всякий случай, если вдруг придется использовать ее для собственной защиты.

Он проехал к дому Грея, бегло изучил комнаты, не нашел там ничего достойного внимания и направился к утесу на задней стороне участка. Посмотрев вниз с обрыва на взбаламученный залив, Нокс оглядел горизонт, весь охваченный штормом, который только усложнит расследование убийства по горячим следам. Внимание Нокса переключилось на ряд деревьев, растущих вдоль правой стороны участка. Пройдя за них, он быстро прикинул, что протоптанная здесь тропинка — кратчайший путь к гравийной дороге, по которой обычно и ездил кортеж Грея.

Он обернулся к утесу.

Возможно ли?

На этот вопрос у специалиста нашелся лишь единственный возможный ответ.

«Конечно».

Он вернулся к «роверу» и поехал на место другого убийства.

Роджер Симпсон…

Великий штат Алабама внезапно лишился половины своих сенаторов.

И даже без рассмотрения обстоятельств смерти Симпсона Нокс инстинктивно почувствовал, что в обоих случаях искать следует одного и того же киллера.

Всего лишь одного…

ГЛАВА 4

Аннабель сразу увидела вонзившийся в столбик крыльца нож. Увидел его и Алекс Форд. Они только что вернулись из Джорджтауна, где ужинали «У Натана».

Аннабель выдернула нож, развернула письмо и стала оглядываться по сторонам, будто ожидала, что оставивший послание все еще где-то поблизости.

Сидя у камина, Аннабель прочитала письмо и передала листок Алексу.

— Он советует тебе все бросить и уезжать. Потому что к тебе явятся с вопросами. Если хочешь, можешь остановиться у меня.

— Я так понимаю, мы оба уверены, что это сделал он? — сказала Аннабель.

Алекс прочитал:

— «В своей жизни я совершил много достойного сожаления. Но смерть Милтона целиком на моей совести. Я сделал то, что должен был сделать. Наказал тех, кого было необходимо. Вот только в полной мере наказать самого себя мне никогда не удастся. По крайней мере теперь Джон Карр окончательно умер. Туда ему и дорога». — Алекс поднял глаза. — Пишет как человек, который наконец выполнил свой долг.

— Он просит сообщить Рубену и Калебу.

— Сделаю.

— Знаешь, они это заслужили. За все, что, как рассказывал Финн, случилось той ночью.

— Ни у кого нет права на убийство, Аннабель, — решительно заявил Алекс. — Самосуд недопустим.

— Ни при каких обстоятельствах?

— Малейшее исключение раз и навсегда уничтожает правило.

— Ты уверен?

— Сожги это письмо, Аннабель, — вдруг попросил Алекс.

— Не поняла.

— Немедленно сожги, пока я не передумал.

— Но почему?

— Пусть это и не признание, но все же улика. Ч-черт, самому не верится, что даю такие советы… Сожги, говорю. Ну же!

Она схватила с каминной полки спички, подожгла листок и бросила в топку. Бумага почернела и рассыпалась в пепел.

— Оливер спас мне жизнь, и не раз, — нарушил тишину Алекс. — Это достойнейший и самый надежный человек из всех, кого я знаю.

— Как жалко, что он нас не застал.

— Слава Богу, что не застал.

— Это почему? — резко спросила Аннабель.

— Потому что тогда мне пришлось бы его арестовать.

— Ты шутишь? Сам же только сказал, что он достойнейший человек.

— Я служу закону. Я приносил присягу и должен быть верен ей, даже если речь идет о лучшем друге.

— Но ты и раньше знал, что ему приходилось убивать. Не помню, чтобы ты делал из этого проблему.

— Раньше он действовал по распоряжению правительства США.

— И это для тебя есть оправдание всего и вся? Потому что какой-то политикан сказал «так надо»?

— Оливер был солдатом. Солдат обязан выполнять приказы.

— Но он испытывал от этого чувство вины. Потому что среди тех, кого приказывали убивать, были и невиновные.

— Я уважаю его нравственные принципы. Однако так поступать он права не имел.

Аннабель встала и теперь смотрела на Алекса сверху вниз.

— Значит, раз он убил двоих с лихвой заслуживших это негодяев, но без санкции сверху, ты готов не задумываясь его арестовать?

— Все не так просто, Аннабель.

Она гневно отбросила с лица длинные волосы.

— Да уж конечно!

— Послушай…

Она прошла через комнату и распахнула дверь.

— Давай закончим, пока не наговорили такого, о чем будем потом жалеть. Во всяком случае, я. Кроме того, мне нужно собирать вещи.

— Куда ты поедешь?

— Я сообщу.

Алекс хотел что-то сказать, но вместо этого поднялся и вышел. Мрачный, с упрямо сжатыми губами.

Аннабель захлопнула за ним дверь и села нога на ногу у камина, глядя на почерневшие клочки прощального послания Стоуна.

Слезы текли по щекам, пока она мысленно повторяла содержание письма.

Аннабель посмотрела на дверь. Они с Алексом очень сблизились за последние полгода. Узнав об убийствах Грея и Симпсона, оба одновременно заподозрили правду, но не стали говорить об этом друг другу, возможно, боясь, что произнесенное вслух подозрение станет тяжелой правдой. А теперь их диаметрально противоположное отношение к случившемуся мгновенно воздвигло между ними стену.

Аннабель собрала немногочисленные пожитки, заперла коттедж с чувством, что делает это в последний раз, добрела до машины и поехала в ближайший мотель.

В номере залезла в постель и свернулась калачиком под одеялом. Теперь она снова перекати-поле. Здесь ее больше ничто не держит. Оливер никогда не вернется, отец погиб, а Алекс на поверку оказался совсем не тем, за кого она его принимала… Аннабель опять одна-одинешенька на всем белом свете.

Похоже, ей так на роду написано.

«Удачи тебе, Оливер Стоун».

В чем, в чем, а в этом Аннабель была твердо уверена — удача Оливеру понадобится, как никому.

Возможно, им всем понадобится. И очень скоро…

ГЛАВА 5

Больше всего Джо Ноксу хотелось вернуться домой, уютно устроиться перед камином и, потягивая пиво, а то и плеснув на два пальца доброго виски, дочитать роман. А он все еще был здесь: в напряженном ожидании на неудобном стуле в холодной полуосвещенной комнате. Нокс смотрел на противоположную стену, но мыслями был далеко отсюда.

Осмотр места убийства Роджера Симпсона был недолог. Как и его бывший босс по ЦРУ, мертвый Симпсон сидел, только не в кресле лимузина, а на стуле с высокой спинкой на забрызганной кровью кухне. Выстрел произвели из недостроенного здания через улицу. Свидетельских показаний было чертовски мало, однако Нокс не сомневался, что преступление совершено часом раньше убийства Грея.

Единственной деталью, представлявшей интерес, оказалась газета. Пуля, убившая Симпсона, прошила экземпляр утреннего выпуска уважаемой «Вашингтон пост» и вошла глубоко в грудь. Как в случае с тем же Греем, большинство снайперов целятся в голову, это своего рода «золотой стандарт» смертельного выстрела. Конечно, при правильно подобранном оружии и попадание в тело может быть смертельным. Тем не менее выстрел в голову — это «верный пес» профессионального киллера, потому что никогда не подведет «хозяина».

«Итак, Грея в голову, а Симпсона в грудь. Почему?.. И почему через газету?»

Эта мысль не давала Ноксу покоя. Не то чтобы несколько газетных листов могли отклонить пулю, но стрелку пришлось бы так или иначе гадать, куда он все-таки попадет. Будь у Симпсона в нагрудном кармане толстая записная книжка или на худой конец зажигалка, газета бы ее скрыла, и что? Тогда выстрел мог быть испорчен.

Уже обследуя газету, Нокс понял, почему выстрел произвели именно в грудь. К одной из внутренних страниц скотчем был прикреплен чей-то снимок. Пуля прошла точнехонько через голову человека на фото. Присмотревшись внимательнее, Нокс по остаткам снимка определил, что это была женщина. Больше ничего. Никаких следов пометок или надписей, по которым можно было бы вычислить, кто она. Он опросил почтальона — тот ничего подозрительного не заметил. Консьержа в доме Симпсона не было. Значит, фото в газету вложил убийца.

А это могло означать только одно: здесь произошло сведение личных счетов. Убийца хотел, чтобы Симпсон четко понял, кто и за что его убивает. Точно такую же роль выполняли крест и флаг для Грея. Нокс даже испытал ревнивое восхищение убийцей. Точный расчет выстрела, уничтожившего снимок, требовал такого выдающегося мастерства, меткости и просто самообладания, каких еще надо поискать даже у лучших снайперов.

Он дал указание медэксперту связаться с ним сразу же, если в ране обнаружится что-то необычное. Вне всякого сомнения, обожженные кусочки фотографии, вплавленные в грудину сенатора винтовочной пулей, уже не восстановить. Но как знать… Большинство преступников засыпались именно на какой-нибудь ерунде.

Заслышав приближающиеся по узкому холлу шаги, Нокс выпрямился и отбросил мысли о киллерах и их жертвах. В комнату вошли двое в костюмах, с одинаково суровым выражением на лицах. Один из вошедших нес что-то наподобие банковской ячейки. С громким стуком он поставил металлический ящик на стол. Это еще добавило происходящему серьезности, которой, по мнению Нокса, и так хватало.

Мужчина постарше, с шапкой седых волос, был очень высок, однако за много лет достаточно потрепан. В разведке нет «зон безопасности»; неуверенная походка, морщины на лице, согнутые плечи — все говорило о бесчисленных кризисных ситуациях. Это был Маклин Хейес, отставной генерал-лейтенант, лет сто уже прослуживший в ЦРУ, но тем не менее, насколько знал Нокс, сохранивший крепкие связи с армейской разведкой. И еще Нокс не слышал, чтобы кто-то обращался к нему по имени. А такие вещи нельзя не учитывать.

Хейес кивнул.

— Нокс, спасибо, что пришли.

— Разве у меня был выбор, генерал?

— А у нас он есть?

Нокс решил не отвечать.

— Прояснили ситуацию? — спросил Хейес.

— Насколько возможно при том минимуме времени, что у меня был.

Хейес постучал пальцем по ящику:

— Все остальное здесь. Читайте, разбирайтесь, запоминайте. Когда все закончится, вам придется забыть все до последней мелочи. Это понятно?

Нокс медленно кивнул.

«Это как раз я всегда хорошо понимал».

— Есть предварительные соображения? — спросил тот, что помоложе.

Нокс знать не знал, кто этот тип и с какой стати он вообще здесь находится. Возможно, просто донес Хейесу его замечательный ящичек. Тем не менее он задал вопрос и, видимо, ожидает ответа.

— Оба выстрела произвел один и тот же снайпер, который отлично знает свое дело. Вероятно, кто-то из бывших военных, мстящий за давнюю обиду. Он хотел, чтобы и Грей, и Симпсон об этом знали. Убийца поставил могильный крест и флаг для Грея, а в газету Симпсона вклеил фотографию женщины. Сначала он застрелил сенатора, затем перебрался в Мэриленд, чтобы перехватить Грея раньше, чем появится информация об убийстве Симпсона и Грей успеет что-либо предпринять.

— Вы уверены, что не два стрелка? — с сомнением спросил младший. — И не сомневаетесь в очередности?

— Я ни в чем до конца не уверен. Вы спросили о предварительной версии, я ее озвучил.

— Пути отхода? На машине он не мог. Его бы заметили.

Помедлив, Нокс все-таки сказал:

— Нырнул с обрыва.

— Очевидно, вы не единственный, кто так считает, — громко заявил Хейес.

— А кто еще?

— Читайте досье.

Внутри у Нокса все вспыхнуло от приказного тона, но он сдержался и спросил:

— Грей упоминал о чем-либо, что могло привести его к смерти?

— Примерно за полгода до своей гибели он был кое в чем замешан. В чем именно, засекречено настолько, что даже я не смог получить полную сводку. Грей, как вам отлично известно, никогда и ни за что не раскрывал свои карты. К тому же в то время он жил как частное лицо, что ограничивает нашу осведомленность. Мягко говоря, все несколько запутанно.

Нокс кивнул — Грей и секретность всегда были неразлучны.

— Дело связано с подозреваемыми, которых теперь вычеркнули из списка? — спросил он. — Должен сказать, что тогда чуть было не последовало разоблачение.

— Не все из нас согласны с этим решением, — вставил тот, что помоложе.

Нокс перевел взгляд на Хейеса.

— Так что же все-таки, эти люди — запретная тема или нет?

Хейес выдавил непроницаемую улыбку. Старик мог бы с успехом подрабатывать в Лас-Вегасе, подумал Нокс.

— Трудно сказать. Как уже заметил мой коллега, в «коридорах власти» насчет этого нет единого мнения.

— Ну а мне-то как быть?

— Продвигаться осмотрительно, Нокс, чертовски осмотрительно. — Хейес снова постучал по ящику. — Здесь собрано все, что мне удалось подобрать. Включая и кое-что конфиденциальное.

— То есть формально я не обязан в это влезать? — Нокс еще больше затосковал по своей книге и уютному кабинету.

— Предположим, что дело обстоит именно так.

— Я вовсе не жажду получить пулю в затылок.

— Я бы добавил, что я тоже.

— Это меня мало утешает, сэр, — когда вы только начнете рисковать, я, вероятно, уже буду трупом.

— Пожалуйста, не выходя отсюда, все прочитайте, а вернувшись домой, обдумайте. Затем свяжитесь со мной.

— С вопросами или с ответами?

— Желательно и с тем и с другим.

— Этот парень, вероятно, уже очень далеко.

«Настоящий профи выполняет отход так же хорошо, как и убивает».

Хейес легонько побарабанил по столу длинными костлявыми пальцами. В тусклом свете они напоминали Ноксу медуз.

— Вероятно.

— Послушайте, я могу зря потерять время и выдать никому не нужный отчет. Обозначьте хоть какие-то параметры, генерал. Я слишком долго играл в эту игру, чтобы зеленым новичком бесцельно носиться взад-вперед по полю.

Хейес поднялся; тут же встал и тот, что помоложе. Кукловод и марионетка…

— Читайте, думайте, звоните. Спокойной ночи, Нокс. И желаю успеха.

Нокс сердито смотрел вслед парочке, пока те не вышли за дверь; авианосец и эсминец сопровождения, упорно идущие по штормовому морю американской разведки.

Он поднял крышку сейфовой ячейки, достал пачку документов и принялся за чтение.

«„Желаю успеха“, — сказала кобра перед броском».

В такие дни Нокс жалел, что не пошел по стопам отца в водопроводный бизнес.

ГЛАВА 6

Короткий сон Стоуна был нарушен какими-то звуками, больше всего похожими на шум драки. Мгновенно проснувшись, он быстро огляделся по сторонам. Женщина рядом с ним успокаивала разоравшегося малыша. Несколькими рядами впереди Стоун с удивлением увидел источник шума.

По всем признакам сошлись трое на одного. Всем по двадцать с небольшим, когда тестостерон мгновенно ударяет в голову. Двое держали противника, а третий, этакий толстый ломоть, изо всех сил бил. Кое-где по вагону раздавались несмелые призывы прекратить безобразие, но никто из пассажиров не встал.

Избивали того самого бывшего куортербека школьной команды. Сейчас он получил хук справа по и так уже раздувшейся левой щеке. Из носа хлынула кровь. Парень отбивался ногами, плевался в противников, но никак не мог освободиться. Толстый с хохотом всадил ему ногой в живот, отчего мистер Куортербек сложился пополам.