— Сюда приходили двое, — невнятно пробормотал украинец. — Они задавали мне вопросы, на которые я не мог ответить. Они пригрозили, что будут пытать Маринку электрическим током, и тогда я рассказал им все, что знал. Уходите, и не возвращайтесь никогда.

В серверной был только один вход и выход. Мужчина у моих ног стонал в полубреду, прижав руки к лицу. Я пнула его ногой.

Он хлопнул дверью перед носом у Малко, и тот не осмелился настаивать. Итак, его противникам было известно, что к нему попал блокнот Евгении Богдановой и что таким образом он напал на след таинственного поляка.

– Пошел вон, – сказала я, и хотя он оказался наполовину ослеплен, дважды повторять ему не пришлось. Он на ощупь добрался до двери и быстро на четвереньках выскочил наружу, ища, где бы ему промыть глаза.

Малко ушел и принялся ловить такси, чтобы вернуться в центр. Он был в замешательстве. То, что сейчас произошло, доказывало, что люди, организовавшие атаку на Ющенко, были уверены в своей безнаказанности. Они действовали в открытую. То, что они проследили за ним до Юрия Богданова, означало, что он под постоянным наблюдением. Стало быть, речь шла об очень организованном заговоре, с прикрытием на политическом уровне.

Я ждала.

Отныне его противникам было известно, что он напал на след поляка Стефана, и действовать они будут соответствующим образом. Он взглянул на часы. Была уже половина восьмого. Слишком поздно, чтобы являться с визитом к Евгению Червоненко. Встреча откладывалась на следующее утро.

Триста двадцать секунд. Еще чуть меньше ста секунд, и копирование на мою флэшку закончится.

* * *

Затем раздался голос, говоривший по-английски, тихий и знакомый, и хотя я к этому приготовилась, дыхание все-таки участилось.

Николай Заботин сдерживал холодную злость. Вопреки всем принятым предосторожностям, этот чертов агент ЦРУ обнаружил-таки существование Стефана Освенцима. Пока это имело лишь относительное значение, но было дополнительным мотивом, чтобы избавиться от него.

– Мисс Донован? – Это Гоген. Кто же еще, как не Гоген? – Мисс Донован, вы там?

Он только что встретился со своим другом, полковником Городней, в распоряжении которого находились четыре «беркутовца», занимавшиеся выполнением грязной работы. Это он свел их со Стефаном Освенцимом с целью устранения Романа Марчука и Евгении Богдановой, и они продемонстрировали полное отсутствие каких бы то ни было душевных колебаний. К сожалению, им нельзя было поручать слишком уж сложные задания.

Я вытащила из ведра петарду и начала приматывать ее к баллончику с перечным газом.

– Мисс Донован? Мисс Донован, вы меня слышите?

Россиянин закурил сигарету, размышляя о том, что земная пыль, вызывавшая заклинивание его отлаженного механизма, будет в скором времени уничтожена.

Отвечать нет смысла, но загрузка на флэшку еще не закончилась, так что мне требовалось еще немного времени.

* * *

– Привет, – ответила я. – Заходите, и я тут все и всех перестреляю.

Ирина Мюррей была сексуальна, как никогда, излучая усиленный эротизм всеми порами своей кожи. Ее грудь свободно двигалась под зеленым кашемировым свитером, а свою оранжевую юбочку она сменила на черную, такую же коротенькую, великолепно сочетавшуюся с ее высокими сапогами. Она повела Малко в маленький модный ресторанчик, который назывался «Чайковский» и находился в здании Бессарабского рынка, в самом низу бульвара Тараса Шевченко. В двух шагах от «Премьер-Палаца».

Глубокий вздох, но, возможно, еще и вздох нетерпения? Знакомо ли Гогену чувство нетерпения?

По телевизору крутили клипы с уймой очень красивых девушек и довольно шумных молодых людей. Ирина отодвинула свою тарелку спагетти с лососем и извинительно улыбнулась.

– Мисс Донован, отсюда нет другого выхода.

— Я не очень голодна...

Почему мисс Донован? Паспорта, которые он нашел в моем багаже, содержали целый веер имен, но «Рейчел Донован» было моим давнишним «псевдонимом».

— Кажется, у вас проблемы, — заметил Малко.

– По-моему, мы раньше уже встречались, – задумчиво протянул он из-за приоткрытой двери. – Похоже, мы какое-то время весьма тесно общались.

Она посмотрела на него взглядом, полным грусти.

– Вы можете описать мое лицо?

— Мой парень действительно ненормальный. Объявил мне, что мы встретимся не раньше, чем через две недели. И что он должен закончить полотна для своей выставки. Он считает, что со мной он распыляет свою энергию и теряет вдохновение.

Недолгое молчание. Затем ответ:

— По-моему, должно быть наоборот...

– У меня в руке ваше фото.

Ирина пригубила свой «Дефендер» пятилетней выдержки. Несмотря на свои славянские корни, она тоже предпочитала виски водке.

– Сколько раз вы на него смотрели?

— Я считаю, что он по-настоящему не любит секс. Отдает предпочтение кокаину. А потом с ним надо заниматься минетом бог знает сколько времени. У меня от этого челюсть сводит.

Снова молчание.

Прелестное бесстыдство. Она положила ногу на ногу, и он почувствовал, как в нем резко возрастает желание. Этот художник действительно ненормальный.

– Закройте глаза, – предложила я, – и убедитесь, сможете ли сказать, как я выгляжу.

— Хотите пропустить стаканчик в «Декадансе»? — предложила она. — Это такая модная дискотека.

Молчание. Я вытащила из ведра защитные очки.

— Мне не очень хочется отправляться в какой-то клуб, — сознался Малко.

– Мисс Донован, – наконец откликнулся он, – кто бы вы ни были и как бы вам ни удавалось проворачивать этот ваш… ваш трюк, вы слишком замечательны и талантливы, чтобы окончить здесь свой путь. Однако мистер Перейра-Конрой поручил мне защищать его интересы, что я и сделаю.

— Ну что ж, хорошо, — подытожила Ирина. — В таком случае я побуду немного со своей бабушкой. Она сейчас одна.

Четыреста шестьдесят секунд.

Они пешком дошли до отеля. Он испытывал прямо-таки танталовы муки, но Ирина, казалось, твердо вознамерилась выполнять свой семейный долг. Они целомудренно поцеловались под похотливым взглядом украшенного погонами швейцара, и Ирина отправилась на край тротуара ловить машину. Прежде чем войти вовнутрь, Малко краем глаза заметил стоящего несколькими метрами выше человека, который как раз звонил по мобильному телефону. Черная шапочка, куртка — все, как обычно. Он собирался уже проявить беспокойство, когда незнакомец спрятал свой телефон в карман и пешком удалился вверх по бульвару Тараса Шевченко. Малко двинулся по парадной лестнице, ведущей к стойке администрации. Его приветствовал разодетый, как опереточный адмирал, портье.

Шестьдесят одна, шестьдесят две, шестьдесят три…

* * *

– Прошу вас – бросьте оружие на пол и выходите, – продолжил он спокойным тоном. Но вот же он – страх, в его голосе страх, который я приняла за нетерпение, но нет, это страх, поскольку я – великое непознанное, нечто, что он не может объяснить, а подобные вещи не вызывают у Гогена нетерпения, он скорее всего боится.

Стефан Освенцим подпрыгнул, услышав в глубине кармана музыкальный сигнал своего мобильного телефона. Он кинулся доставать аппарат и ответил.

Четыреста семьдесят три, семьдесят четыре, семьдесят пять.

— Да?

— Все в порядке, — только и произнес звонивший и тут же прервал связь.

На четыреста семьдесят девятой секунде закончилось копирование на флэшку полного содержимого ядра программы «Совершенство». Произошло это беззвучно, в комнате ничего не изменилось, никаких взрывов компьютеров, никаких искр. Некогда единственный в своем роде продукт теперь был клонирован, и я обвязала нос и рот своей элегантной белой блузкой, затянув узлом рукава, пока Гоген ждал.

Сразу после этого поляк отключил телефон: сегодня вечером он ему больше не понадобится, и ему не хотелось, чтобы установленная на нем мелодия вдруг начала играть. У него оставалось еще немного времени: по крайней мере, минуты две, — целая вечность. Сидя на кровати в полной темноте, он сосредотачивался на предстоящем задании, при этом у него даже не ускорилось сердцебиение. Он всегда был холоднокровен, как айсберг, и если у него возникали проблемы, то не через эмоции, а из-за невезения. Человек, которого он свалил, чудесным образом выжил, с одиннадцатью пулями в теле! Тогда это была месть с его стороны. Стефан поначалу действовал в маске с прорезями для глаз, но, выпустив обойму в тело своего противника — торговца, который развел его после вооруженного ограбления, — стянул маску с лица и произнес:

Наконец он сказал:

— Посмотри хорошенько, кто тебя убил!

– Я видел запись вашего разговора с доктором Перейра-Конрой в заведении, где вы ели лапшу.

Вот только его жертва выжила, и Стефан был вынужден с чрезвычайной поспешностью покинуть Варшаву.

Я вытащила флэшку, примотала ее к лодыжке, а сверху натянула носок.

С помощью карманного фонарика он в десятый раз проверил предохранитель лежащего рядом с ним пистолета. Оружие, которое он получил от курирующего его офицера, не имело опознавательных знаков и было снабжено надежным глушителем. Из осторожности он решил испробовать его в доме, где жил, и результат оказался ошеломляющим. Всего лишь легкое фьють, едва уловимое на слух. Он надеялся, что после выполнения контракта он оставит у себя это идеальное оружие, хотя не очень-то верил в такую возможность.

– Ее охранники клянутся, что она ела одна, хотя они все время следили за вами обеими.

Он напрягся — ему показалось, что он услышал какой-то звук, но это хлопнула дверь соседнего номера. Он расслабился. Его план был по-библейски незатейлив. Он покинет номер, оставив в нем свой чемодан, и двинется к лифту. Когда его жертва выйдет оттуда, то возможны два варианта: или она одна, и он сразу же убивает ее двумя выстрелами в голову, чтобы не повторять варшавской ошибки. Или в кабине находится еще кто-то: в этом случае он следует за жертвой по коридору и сначала пускает ей в голову две пули. Потом он возвращается к плану А и спускается лифтом вниз, чтобы покинуть отель, в который больше не возвратится.

Дубинку под руку, крепко сжимавшую взятый у упавшего охранника пистолет, петарда привязана к баллончику с перечным газом, очки на лице, пластиковый пакет с оставшимся инструментом и пакетом йогурта на локте. Свободными остались лишь ноги, готовые бежать.

Он поднялся, натянул перчатки и открыл дверь. В коридоре было пусто. Дело начиналось удачно. Спокойным шагом он двинулся к лифту. Менее чем через три минуты его задание будет выполнено, и он получит кругленькую сумму денег, а вместе с ней и могущественного друга.

– Еще я видел вас на камерах на приеме в Дубае прямо перед тем, как украли бриллианты. А потом еще и тут, в Токио, в здании ста шести, где вы обследовали апартаменты и крутились вокруг семьи Перейра-Конрой. Я был там, вероятно, смотрел прямо на вас, однако похоже, что связь между фото на дисплее и увиденным мной образом – скорее неувиденным – вашего лица у меня в мозгу как-то нарушилась. Такое стойкое разобщение подразумевает, что вы достигли чего-то большего, чем просто… преходящий трюк фокусника. Доктор Перейра говорит, что это самое захватывающее явление, о котором она слышала за всю свою научную карьеру.

Глава 8

Доктор Перейра-Конрой – одна из самых поразительных личностей, которых я встречала за свою криминальную карьеру, философски заключаю я, но ничего не отвечаю, поскольку он сосредотачивает все свои слова, все свое внимание на мне, лишь бы не забыть, делая себя узником осознания меня, этого момента, настоящего.

Мал ко поднялся уже до середины лестницы, ведущей в фойе, когда ему вдруг пришло в голову, что глупо вот так отпускать Ирину Мюррей после того, как он целый вечер вожделел к ней! В особенности же разрешить ей уехать к бабушке. Охваченный непреодолимым влечением, он спустился назад по парадной лестнице и вышел на улицу. Ирина была занята переговорами с водителем машины, которую она только что остановила. Разговор оказался коротким, и автомобиль уехал без нее: не сошлись в цене.

Малко увидел в этом знак судьбы.

У меня за спиной начинают выключаться серверы, издавая легкий разочарованный визг ломающихся агрегатов. Присланная Byron14 флэшка похитила массу данных, но понадобилось лишь несколько килобайт, чтобы запустить вирус, сделавший свое черное дело. Конечно, он их не остановит, этот маленький кусочек кода, но, по-моему, Байрон получила удовольствие от момента, когда комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь шумом вентиляторов.

— Ирина, — позвал он, направляясь к ней.

Молчание. Я закрываю глаза и представляю, как Гоген кивает своим мыслям, понимая, что я делаю, возможно, переживая, а возможно – и нет.

Молодая женщина обернулась в тот момент, когда он остановился перед ней.

– Даже последующее забывание есть своего рода modus operandi.

— Что происходит? — спросила она, слегка удивленная.

Угроза, он только что мне угрожал. Чем же конкретно?

— Мне не хочется идти в клуб, — объяснил Малко, — но мы можем побыть еще немного вместе. Ваша бабушка не умрет от этого.

Modus operandi: в переводе с латыни – способ действий, термин впервые использован в 1654 году.

Ирина Мюррей улыбнулась.

Сокращение: МО, используемое полицией по всему миру.

— Нет, не умрет, — согласилась она. — Но...

Другие полицейские сокращения: ВВП (внимание всем постам), ДТП (дорожно-транспортное происшествие), СМЭ (судмедэксперты), СОБР (специальный отряд быстрого реагирования), УАС (угон автотранспортного средства)…

— Идемте, мы же не будем обсуждать это на улице.

Modus operandi, или почерк – метод, используемый полицией для связывания преступлений, и Лука Эвард произнес:

Они оказались в крошечном фойе. Малко колебался насчет того, стоит ли вести Ирину прямо в номер. Это было бы, наверное, немного резковато...

– Обещаю, что вы не пострадаете.

— Давайте пропустим по стаканчику в баре, — предложил он.



Ирина состроила гримасу.

Здесь.

— Это скучно!



— Или в ресторане на девятом.

Тут.

— Не лучший вариант. Там не будет ни души.



Малко чувствовал, что молодой женщине на самом деле не очень-то хотелось уходить. Выход из затруднительного положения нашла она, предложив:

Сейчас.

— Напротив есть одно модное кафе, «Ника». Можно выпить чего-нибудь там.



— \"Ника\" так «Ника», — согласился Малко.

В этот момент.

Им пришлось снова спуститься вниз по бульвару Тараса Шевченко до Бессарабской площади, чтобы перейти на противоположную сторону и вернуться назад. «Ника» напоминала библиотеку, с книжными полками на стенах, с картинами, маленькими столиками. Здесь царила атмосфера интеллектуального клуба. Можно было даже покупать книги! Ирина и Малко устроились на втором этаже, заняв два глубоких кресла в спокойном закоулке.



Я здесь.

Как только она сбросила свое пальто, Малко вновь был поражен сверхъестественным сексуальным магнетизмом молодой женщины. Каждый раз, когда она клала одну на другую свои длинные ноги, он не мог удержаться от того, чтобы не уставиться на тень в углублении под ее животом. Ирина все прекрасно видела, но, казалось, это ее не оскорбляло. Они заказали: «Дефендер» для нее и «Столичную Стандарт» для него; потом долго болтали о разных разностях, об Украине, о политике, о жизни, пока Малко не заметил:

В этом пространстве.

— Ваши отношения с художником все-таки немного странные...

В моей вселенной.

— Да, это правда. Но я могу долго не заниматься любовью. В какой-то момент я перестаю думать о ней.

Во всей вселенной.

Он представил, как касался ее груди три дня тому назад, и произнес, улыбаясь:

Здесь.

— А я, как только оказываюсь с вами, думаю о ней постоянно. Вы чрезвычайно привлекательны.

И Лука Эвард

Ирина смущенно хихикнула.

произносит:

— Посмотрите вокруг! Здесь полно роскошных молодых девушек. Для такого мужчины, как вы, проблема только в том, какую выбрать.

– Вам не следует бояться.

Движимый первым побуждением, Малко наклонился вперед и положил руку на колено в черном нейлоне.

Его здесь нет – прошлое поглотило его, оставив спать в постели в Гонконге. Прошлое поглотило сказанные нами слова, оно убило его, прошлое убило его так же надежно, как оно убило его слова, и так же верно, как оно убивает меня

— А я хочу вас, — сказал он. — С того момента, когда увидел вас в аэропорту.

его здесь быть не может. Они не смогли доставить его в Токио. Он сидит неподвижно в своем совершенстве там, где я его оставила, ожидая меня в мгновении, застывшем в моей памяти

Их глаза встретились и неподвижно застыли, не отрываясь друг от друга. Пальцы Малко продвинулись немного выше, захватывая бедро Ирины движением одновременно повелевающим и интимным.

Его здесь быть не может.

Она не отстранила его руку, и он почувствовал, как его охватывает волна эйфории. Молчание Ирины равнялось согласию. Не стоило разрушать очарование. Не говоря больше ничего, он бросил несколько гривен на счет, затем помог молодой женщине надеть пальто. Не сказав друг другу ни слова, они спустились до Бессарабской площади, затем снова поднялись к «Премьер-Палацу».

И, конечно же, воровка, в которую превратилась Хоуп Арден, профессионал, прекрасно знает, что может. Гоген отследил мои денежные транзакции, он должен был отследить мой почерк, и кто же ждал меня в конце пути? Кто лучший в мире специалист по женщине, которую все забывают, отдавший этому делу многие годы?

Сердце у Малко билось, как у школьника. Он ежесекундно испытывал страх, что чары развеются. Один из двух лифтов стоял внизу. В тот момент, когда они заходили вовнутрь, он заметил стоящего сзади мужчину и молча выругался на него. Его присутствие задерживало их идиллию на несколько минут.

Лука Эвард здесь и сейчас.

* * *

Вселенная разверзается, и рушатся небеса, смещаются галактики, и иссыхают океаны, мне кажется, что это мгновение, наверное, продлится вечность, разрушая все, что я когда-либо построила, стирая идеальное мгновение в Гонконге, поскольку – посмотрите: вот мы, и вот он, видящий меня как воровку, знающий меня как воровку и, вероятно, догадывающийся, что я еще и нечто больше. Знает ли он, что забыл, понимает ли он, что он забыл, подозревает ли, ненавидит ли он меня, любил ли он меня вообще, как я его любила

Стефан Освенцим минут десять прождал возле лифта, не понимая, почему не появлялась его мишень. Сначала он оставался невозмутимым, но потом происходящее стало смущать его. Что случилось? Человек, в чьи обязанности входило предупредить его о возвращении того, кого он должен был убрать, уже ушел. С этого момента он мог рассчитывать только на себя. Спустя несколько минут он вернулся в свой номер, не зная, что предпринять. Он был, как компьютер, настроенный на конкретную программу, а эта «нештатная ситуация» оказалась не предусмотренной. Уже в комнате он понял, что остался без сигарет; он улегся на кровать с лихорадочно работающей головой.

профессиональная воровка с моим именем поджигает фитиль петарды.

Ему представлялось несколько возможностей. Или он уходит, как было предусмотрено, но не выполнив при этом контракт, или же пытается выполнить его, прибегнув к импровизации. Ему было хорошо известно, что его работодатель будет не в восторге от его бегства. Он был полностью в его руках. Только одно его слово, и милиция сцапает его, чтобы экстрадировать в Польшу. Не очень радостная перспектива.

Гоген слышит это и кричит: берегись.

После получасовых размышлений он решился на обдуманный риск и позвонил в 408-й номер. С биением сердца он ждал, пока не прозвучит пятый сигнал: значит, мишень изменила свои планы и не вернулась в номер. Он мог быть или в ресторане на девятом, или в баре на втором. Или же вообще покинуть отель. Последняя гипотеза оставляла ему возможность перехватить его, но на этот раз без посторонней помощи.

Я бросаю петарду за дверь.

Стефан Освенцим поднялся и, не одевая пальто, прошел коридором к лифту.

Суета, поспешная беготня.

Я закрываю глаза.

Бар-ресторан на восьмом был пуст. Возвращаясь к лифту, он заметил рекламу фитнес-клуба. Маловероятно, чтобы его будущая жертва решила заглянуть туда в столь поздний час... Значит, оставался бар на втором. Он обнаружил там только двух русских, методично накачивающихся пивом. Чтобы не ждать лифт, он пешком спустился на этаж, где находилась администрация, а затем проскользнул в маленький коридорчик, который выходил к лифтам. У него не хватило времени вернуться обратно: приближалась какая-то пара. Женщину он не знал, но мужчина был именно тем, кого он должен был пристрелить.

Туманности сжимаются в солнца, кометы проигрывают свои нескончаемые битвы с силами притяжения и сгорают в атмосферах огромных космических тел.

* * *

Петарда взрывается.

Малко отступил в сторону, чтобы пропустить Ирину Мюррей. Вслед за ними в лифт вошел какой-то мужчина. Вероятнее всего, клиент отеля, потому что на нем не было пальто. Малко, взбешенный оттого, что ему мешают, мельком окинул его взглядом: блондин, на вид лет сорока, с гладкой кожей лица и с бледно-голубыми глазами. Он мог быть откуда-то с севера, из Польши, Прибалтики или же из Сибири. Мужчина смотрел в пустоту, скрестив руки.

Вместе с этим лопается баллончик с перцовым газом, плотное желтое облако наполняет комнату, вырываясь в атмосферу. Оно жжет сквозь обмотанную вокруг носа и рта блузку. Нет, «жжет» – не то слово, когда жжет – не выворачивает наизнанку желудок и не сжимает стальными клещами горло. Облако иссушает, от него тошнит, у него привкус выплюнутых целиком распухших языков.

— What floor? [9] — спросил Малко.

Я выхожу за дверь. Желтое кислотное облако завивается в воздухе, мешая видеть. Осколки петарды все еще с шипением взрываются, колотя по барабанным перепонкам, плюясь искрами, прыгающими по полу и извивающимися, словно задыхающаяся рыба на сковородке. Сквозь туман из газа и дыма я вижу, что их шестеро, все шикарно одеты, один уже на полу. Шикарно – все, кроме Луки: он оделся обычно или приехал, в чем был: неглаженая рубашка, чуть коротковатые брюки, из-под которых виднеется один приспущенный носок, глаза зажмурены, его душит отравленный воздух.

— Five, please[10].

Я бы его пожалела, но сейчас на это нет времени.

Малко нажал на обе кнопки, четвертого и пятого этажей, становясь между незнакомцем и Ириной с невозмутимым видом. Так, как будто они уже были любовниками. На четвертом они покинули незнакомца и направились в номер к Малко. Толстый голубой ковер-мокет поглощал шум их шагов.

У стоящего ближе всех к двери – пистолет. Левой рукой я толкаю вверх его локоть, а правой изо всех сил бью дубинкой по запястью. Все они ослеплены, но кто-то все же стреляет на звук, пока Гоген, прижавший руки к лицу, не кричит: нет, не стрелять, ты же в нас стреляешь, придурок!

В отеле царила полная тишина. Это был настоящий Мариенбад. Едва оказавшись в номере, Ирина расстегнула свое длинное кожаное пальто и стала напротив Малко в коридорчике у входа. Тот прижал свои губы к ее губам, и вскоре нежный, но настойчивый язык двинулся навстречу ее языку. Потом он сделал то, что хотел сделать весь вечер. Обхватив руками обе ее груди через тонкую кашемировую кофточку, он начал играть их кончиками, лаская их и заставляя их твердеть под своими пальцами. Ирина принялась расстегивать пуговицы на его рубашке и положила свои длинные пальцы на его грудь, с ловкостью возбуждая его соски. Он прижал молодую женщину к стене, и, подавшись вперед своим тазом, Ирина безудержно отдалась его ласкам. Большое зеркало в платяном шкафу отображало их сцепление, придавая сцене дополнительный эротизм. Малко снял черную юбку, обнажая бандажную ленту облегающих чулок и полоску тела выше них.

Его произношение, когда ему больно, не такое рафинированное, как мне казалось. В нем проскальзывает какой-то западногерманский говор, слова не совсем те, лицо раздулось, словно тыква, и возможно, мне все-таки жаль

что бы ни значило слово «жалость»

поэтому я обрушиваю дубинку ему на колени, а не на горло.

Могла бы я его сейчас убить?

Когда вокруг творится такое, это не совсем тревожная мысль.

И не очень-то захватывающая.

Один из охранников, с трудом не закрывая глаза в оседающем желтом облаке, пытается меня схватить. Рука впивается мне в запястье, другой рукой он пытается ударить меня в живот, но промахивается. Сила у него есть, и подкрепляет он ее движениями тела, не вытягивая руку, но напирая на меня ногами, грудью и бедрами. Обычно такая сила сокрушительна, но сегодня ее слишком много, и инерция удара лишает его равновесия. Я бью его по пролетающей мимо меня руке, потом обрушиваю дубинку ему на шею, подсекаю колени, когда он начинает падать, и двигаюсь дальше.

Остался всего один с пистолетом. Он даже не знает, куда целиться. Я молча вырываю у него оружие, мне нет нужды ему что-то ломать, бросаю его себе за спину, достаю свой пистолет и ору:

– Все на пол!

– Делайте, как она говорит, – хрипит Гоген, и не послышался ли мне бристольский выговор? Возможно, но он его скрывает, беря себя в руки. – Делайте, как она говорит, – повторил он, придавившись грудью к полу, и все подчинились моим словам, даже Лука Эвард с зажмуренными глазами и смятым, словно пластиковый пакет, лицом.

Я стояла посреди помещения, владея ситуацией, и подумала, что это тоже своего рода совершенство. Идеальная воровка, идеальный контроль.

Тишина, нарушаемая лишь стоном раненых, у одного из которых изо рта сочится желтая слюна.

– Вы это все записываете?! – рявкнула я.

Молчание.

– Похоже, да, – заключила я, переводя взгляд с Гогена на Луку и обратно. Никто из них не поднял головы. – По-моему, вы поняли, что машины ничего не забывают, даже если забываете вы. Я хочу, чтобы вы слышали мой голос после того, как я исчезну. Меня зовут Хоуп. Я хочу, чтобы вы запомнили мои слова. Эти слова – единственная существующая часть меня. Не преследуйте меня. Не пытайтесь меня найти. Не забывайте.

Я пошла к двери, считая шаги, вдохи и выдохи.

Лука лежал ближе всех к выходу: голова повернута в сторону, глаза зажмурены, губы покрасневшие, лицо распухшее.

Слова: каскад слов.

Я ощутила их у себя на языке и закрыла рот.

Потом я пустилась бежать.

Глава 50

Подготовка, подготовка, подготовка.

Полиция на подходе, внизу выхода нет, но это нормально.

Подготовка, подготовка, подготовка.

Офис охраны располагался на шестнадцатом этаже. Я вошла туда с пистолетом, подержала троих охранников под прицелом, перестреляла все компьютеры и исчезла.

Меня они забыли, хотя пули придется как-то объяснять.



Возбужденный, как старшеклассник, он отодвинул узкие трусики и погрузился в уже увлажнившееся влагалище.

— Посмотрите, — обратилась Ирина, — как все видно в зеркале. Это так возбуждает.

Наконец-то ему попалась настоящая шлюха. Когда он стягивал узкие трусики с ее бедер, а потом тянул их по высоким сапогам, она подняла одну ногу, чтобы избавиться от них, и оставила трусики на левом сапоге. Малко почувствовал, как у него пылает в паху. Это Ирина Мюррей всей рукой взялась за его член через ткань брюк. Он хотел расстегнуть свой ремень, но она остановила его, опустила «молнию» и погрузила руку в отверстие.

— Так более возбуждающе.

Она выпустила из плавок его напряженный член, немного поласкала его, затем с естественной грацией опустилась на колени, разбросав по сторонам полы своего длинного пальто, прежде чем взять в рот. Пока он наслаждался этой лаской, она взяла его правую руку и положила себе на затылок, так, как будто это он принуждал ее к этой фелляции. Он воспользовался этим, чтобы взглянуть на их отражение в зеркале, и это еще больше возбудило его. Он наклонился и начал расстегивать пуговицы кашемировой кофточки, освобождая две необычайно упругие груди. Ирина поняла послание: вынув член Малко изо рта, она поместила его между своими грудями и начала массировать его двумя нежными шарами.

Он уже изнемогал от ее деликатесов.

Схватив ее за волосы, он заставил Ирину подняться. Их губы снова слились, и он чувствовал под своими пальцами сладкую влагу, исходившую из ее низа. Внезапно он раздвинул ей бедра, воспользовавшись для этого своим коленом, и его член коснулся обнаженного влагалища. Вот тот момент, которого он ждал с тех пор, как увидел Ирину. Он слегка согнул ноги, поискал нужную позицию и мощным рывком таза вошел в молодую женщину. По своей инициативе она подняла одну ногу, с тем чтобы он мог глубже проникнуть вовнутрь. Он опустил руку и обхватил ее за бедро, чтобы удержать в такой позиции.

Позиция была неудобной и ненадежной, но страшно возбуждающей. Он хотел выйти из нее, чтобы отвести ее в комнату, но она удержала его легким стоном.

— Нет, не надо, продолжай вот так.

Ему не понадобилось много времени, чтобы взорваться в ее глубинах, пока она нашептывала:

— Я кончу, я сейчас кончу!..

Что она и сделала сразу же после него. Их соитие не длилось и десяти минут, но какие это были минуты... С горящими глазами, с прерывистым дыханием, все еще прислонившись к стене у входа, Ирина облизывалась от удовольствия. Ее острые груди выпирали из-под кашемировой кофточки, а мини-юбка оставалась на бедрах. Наконец она наклонилась и надела трусики. У нее был восхищенный вид.

Она упивалась словами. Малко, который также оставался в одежде, согласился.

— Это было превосходно, просто класс.

Короткий поцелуй, полный нежности.

— А теперь я уйду, — предложила Ирина. — Мне действительно надо навестить мою бабушку. Не провожай меня, я знаю дорогу, — завершила она, переходя на «ты», что было нормально после их поспешного «сближения».

— Нет, нет, — начал настаивать движимый исключительно своей галантностью Малко. — И потом, на этот раз может оказаться, что мы будем одни в лифте.

— Не заставляй меня фантазировать! — вздохнула со смехом Ирина Мюррей. — Я обожаю заниматься любовью в лифте.

Наконец-то он попал на настоящую шлюху, которая думала лишь о том, как заниматься сексом. И тут он осознал, что пистолет Макарова, засунутый за пояс у него за спиной, не сдвинулся с места все то время, пока они с Ириной занимались любовью. Он снова почувствовал его вес. Это ощущение вызвало в нем что-то вроде рефлекса Павлова. Молнией, так, как будто начала работать компьютерная программа, перед его взором мелькнул блондин, садившийся в лифт вместе с ними. И он подумал о Стефане, польском любовнике Евгении Богдановой. А что если это был он?

Ничто не подтверждало эту гипотезу, кроме одного обстоятельства, припомнившегося ему: человека, звонившего по телефону, когда он возвращался в отель...

Ирина Мюррей уже открыла дверь, и он бросился ей вдогонку, двигаясь бесконечными пустыми коридорами. Едва они вошли в лифт, как он раздвинул пальто и, минуя узкие трусики, всей рукой обхватил выпуклость внизу ее живота.

— Прекратите, — потребовала она, улыбаясь, — я иду к своей бабушке. В другой раз.

— Ты могла бы еще остаться. Я снова хочу тебя, — атаковал он.

— Мы еще недостаточно знакомы...

Это, вероятно, был украинский юмор. Она занималась с ним фелляцией, словно сумасшедшая, потом отдалась ему, стоя у стены, но в ее глазах это не было интимным сближением. Лифт уже останавливался, и она отстранила его, произнеся эту очаровательную фразу:

— Я очень целомудренна...

Они расстались наверху лестницы, спускающейся к улице, и она даже не поцеловала его.

— До завтра, — попрощался Малко.

Даже если она и не помогала ему в его расследовании, Ирина, по крайней мере, подымала его дух. Отдых воина... Он вернулся к лифту. За стойкой регистрации находилась только одна девушка. Под воздействием неожиданно нашедшего вдохновения Малко подошел к ней.

— Скажите, много ли в отеле людей?

Шкаф уборщицы на одиннадцатом этаже. Я выбрала его из-за потолочной ниши вверху – необычно большой, чтобы вместить какое-то очистное устройство, которое так и не удосужились установить.

Девушка улыбнулась ему извинительной улыбкой.

— Нет, сэр. Сейчас не сезон, а потом, эти события на Майдане...

Я взломала торговый автомат и взяла оттуда три бутылки воды, две упаковки горошка с васаби и плитку шоколада.

Они разговаривали по-английски. Малко перешел на русский, и спросил невинным тоном:

Я лежала в потолочной нише, медленно попивая воду и жуя шоколад. Я обмазала йогуртом лицо, руки, запястья и шею – все места, которые могли подвергнуться воздействию перечного газа. Оставшийся йогурт я съела и принялась ждать.

— Только что, когда я возвращался к себе, я столкнулся в лифте с одним блондином, и мне кажется, что я уже где-то встречался с ним...

Час.

Девушка задумалась на несколько мгновений.

Два.

Три.

— Ах да, я знаю, он прибыл вчера из Москвы. Кстати, он на одном этаже с вами. Действительно, я видела, как он недавно проходил, в то же время, что и вы.

Девять часов.

День.

— Нельзя ли узнать, как его имя?

Время шло, а я ждала.

Немного поколебавшись, девушка обратилась к своему компьютеру.

Полиция тщательно обшарила здание, но меня никто не искал.

— Григорий Макалин, — сказала она. — Он в номере 427.

Я закрыла глаза, лежа на спине в потолочной нише, съела несколько горошин с васаби, мне захотелось в туалет, я в безмолвии и темноте сосчитала до сотни и продолжила ждать.

— Это не тот человек, о котором я думал, — заключил Малко. — Что ж, большое спасибо. И доброго вам вечера.

Время шло, а я ждала.

Он направился к лифту, обеспокоенный тревожными мыслями. Почему блондин сделал вид, что живет на шестом этаже? Все удовольствие от короткого соития с Ириной мигом улетучилось, уступив место глухой тревоге.

Ждала, пока изгладится воспоминание.

Из предосторожности он достал пистолет Макарова из-за спины и заткнул его впереди за пояс фирмы «Гермес». Так будет намного удобнее доставать его.

Гадала, где же Гоген и где остановился Лука Эвард.

* * *

В дешевой гостинице – он всегда останавливался в дешевых гостиницах, даже когда за него платили другие. Слушал ли он запись моего голоса, поставил ли ее на повтор?

Стефан Освенцим ожидал, притаившись возле одного из служебных лифтов, отделенного от коридора двухстворчатой дверью, в каждой половинке которой было прорезано по окошку. Так он мог наблюдать за коридором, оставаясь незамеченным.

Возможно, он мог обмануть сам себя, записать мои слова десяток раз, а потом еще столько же. Тем самым он запомнит процесс письма, и оттого слова останутся, даже если связь между моим произнесением их и тем, что проникло к нему в память, почти исчезнет.

Он засел здесь с тех пор, как спустился с шестого этажа, твердо решив взять реванш за неудачу в начале вечера. Существовала вероятность, что человек, которого он должен был пристрелить, не покажется до самого утра. Но он также может выйти, чтобы проводить блондинку в кожаном пальто, если та не останется на ночь. Он решил ждать по крайней мере часа два.

Я сосчитала до тысячи и, возможно, уснула, а когда проснулась, сосчитала до двух тысяч и уже не спала.

После одиннадцати вечера «Премьер-Палац» обратился в зимнюю спячку, и он больше не опасался, что его потревожат, поскольку все клиенты уже улеглись в своих номерах.

А когда все закончилось, пролежав там двадцать четыре часа, я выбралась из потолочной ниши, спустилась по лестнице на цокольный этаж и улыбнулась охраннику у двери. Мое лицо, взятое с камер видеонаблюдения, а потом распечатанное, висело на стене у него за спиной, когда я проходила мимо него, но в тот момент он стоял к нему спиной и, хотя он его и изучал целый день, мои черты стерлись у него в памяти, и он улыбнулся мне, когда я выходила на улицу.

Он не представлял, сколько прошло времени, когда услышал голоса, идущие из коридора, и поспешил прильнуть к окошку. Он тут же заметил, как два силуэта проходили мимо его укрытия. Это были его мишень и блондинка в кожаном пальто, направляющиеся к лифту! Он успел отметить, что мужчина был без пальто. Значит, он очень скоро будет возвращаться назад. Чтобы добраться до своего номера, он обязательно пройдет мимо него еще раз.

Глава 51

Собрав волю в кулак и подняв руку с оснащенным глушителем пистолетом, Стефан Освенцим сконцентрировался и начал прислушиваться к звукам. Из-за того, что мокет глушил шаги, времени для реагирования у него будет не много.

Меня зовут Хоуп.

И действительно, он чуть было не оплошал, заметив только спину мужчины, возвращавшегося в номер. Он постоял несколько секунд, затем толкнул осторожно одну из половинок двери и вышел в коридор. С бьющимся сердцем он увидел впереди себя спину постояльца из номера 408, собиравшегося завернуть за угол коридора.

Я – королева гнусной Вселенной.

Стефан украдкой двинулся вдогонку и, оказавшись на расстоянии трех метров позади него, остановился, вытянул горизонтально правую руку и затаил дыхание.

Я – лучшая из всех воров, когда-либо ходивших по этой гнусной Земле.

Две пули в спину, потом две в голову, и он, наконец-то, сможет уйти со спокойной душой.

Я…

Глава 9

…в полном порядке.

Невероятным усилием воли Малко заставил себя не оборачиваться, услышав позади себя легкое поскрипывание. Едва уловимое, но тишина в безлюдном коридоре была такая, что малейший звук приобретал особенную выразительность. Его пульс стремительно подскочил вверх, но он не изменил скорости движения. Просто размеренным движением положил руку на рукоятку «Макарова». На этот раз в стволе был патрон, и пистолет был снят с предохранителя.

Я…

…зашибись, великая, просто потрясающая, я…

Он досчитал в уме до трех, затем резко обернулся назад, выхватывая из-за пояса пистолет.

…профессионалка.

Его взгляд запечатлел находящегося за ним мужчину, того, который садился с ними в лифт час назад. Его правая рука, сжимающая длинноствольный пистолет, была вытянута в его направлении. Долю секунды оба противника оставались неподвижными, как статуи, потом одновременно нажали на спусковые крючки своего оружия.

Дисциплинированная.

Звук от выстрела пистолета Макарова был оглушительным. Малко увидел разворачивающегося вокруг своей оси блондина, вероятно, задетого в плечо, но и сам почувствовал жгучую боль в шее. Оглушенный, с пульсом до 200 ударов в минуту, он видел, как его соперник развернулся на 180 градусов и, пробежав несколько метров, нырнул в боковую дверь. Он бросился за ним, толкнул створки дверей — там была служебная лестница. Малко выскочил на площадку и услышал звук поспешных шагов, спускающихся по лестнице вниз. Он ринулся догонять, перепрыгивая через ступеньки.

Посылающая всех куда подальше на все восемь направлений во всех их поганых машинах.

Достигнув первого этажа, он уже ничего не слышал. Дежурное освещение, оборудованное реле времени, отключилось. Ему пришлось ощупью искать выключатель. Включив свет, он заметил боковую дверь, ведущую к пожарному выходу. Когда он открыл ее, порыв холодного воздуха ударил ему прямо в лицо. Выход вел на тротуар. В поле обозрения не было никого. Он вернулся обратно и, проведя рукой по шее, увидел, что она вся в крови. Пуля задела его и прошла навылет. Еще несколько миллиметров, и она пробила бы ему сонную артерию.



Кровь продолжала течь, пропитывая рубашку. Он остановился, давая сердцу успокоиться. Замерев в темноте, напряг слух, но ничего не услышал.

Объем кода в устройстве или программе в возрастающем порядке: