Жерар де Вилье

Охота на человека в Перу

Глава 1

Облокотясь о каменные перила, окружавшие плоскую крышу здания американского посольства в Перу, Том Барнс, резидент ЦРУ в Лиме, с отвращением взирал с высоты пятого этажа на бесконечную колонну, медленно двигавшуюся по авеню Арекипа. Тысячи глоток выкрикивали революционные лозунги. Раскачивались транспаранты с надписями, поносящими правительство и призывающими к вооруженной борьбе, красные флаги развевались в клубах пыли, поднятой множеством ног. Когда демонстранты поравнялись с посольством, взметнулись вверх кулаки, посыпались ругательства.

— Yankee go home![1] Viva la lucha armada! Libertad por el Pueblo![2]

Решетчатые ворота были тщательно заперты, за ними прохаживались вооруженные часовые. На тротуаре были предусмотрительно установлены бетонные столбики, замаскированные кустами — защита от заминированных машин, — но служба безопасности была бессильна против разбушевавшейся толпы.

Том Барнс вздохнул и закурил сигарету. Накануне в районе аэропорта был убит один из бастующих, и сегодня, хотя толпа и не переходила к действиям, рабочие были возбуждены больше обычного. Напряжение возросло, когда колонна достигла президентского дворца. Каждый день кто-нибудь из демонстрантов пытался перелезть через решетку, жандармы открывали огонь, падали раненые; назавтра — новые митинги и демонстрации против зверств властей. Уже много недель Лима была охвачена забастовками и манифестациями, переходившими порой в открытые стычки.

Взгляд американца скользнул поверх толпы. На другой стороне широкого проспекта, как всегда по вечерам, обнимались бесчисленные парочки, словно мухи, облепившие стены маленького музея итальянского искусства, утопавшего в зелени сквера. Руки переплетались, глаза глядели в глаза, губы встречались. Поглощенные друг другом, они не обращали внимания на царивший вокруг гвалт — многократно усиленные мегафонами зазывные выкрики «амбулантес» — бродячих торговцев, тарахтение автобусов и скандируемые тысячами голосов лозунги.

Чуть левее возвышалась огромная серая башня отеля «Шератон», выглядевшая странно в центре этого мрачного города, словно недавно подвергшегося бомбардировке: пустующие полуразрушенные здания, наспех заделанные проломы, служащие прибежищем для полчищ крыс...

Том Барнс вытер взмокший затылок и отхлебнул холодного пива прямо из банки. В начале осени в Лиме стояла влажная жара без малейшего дуновения ветерка, низкое серое небо, казалось, давило на плечи. Здесь почти никогда не было дождей, и город, насчитывавший шесть миллионов жителей, был постоянно окутан облаком пыли. Южнее, в богатых кварталах Сан-Исидро и Мирафлорес, пыль смешивалась с испарениями Тихого океана, образуя плотный, густой туман, так что создавалось впечатление, будто находишься где-нибудь в Скандинавии.

На крышу поднялся помощник Тома Барнса Лестер Кросс; задний карман его брюк оттопыривала портативная рация.

— Приехал полковник Ферреро, сэр. Вы спуститесь?

Резиденция ЦРУ находилась в подвальном этаже посольства, рядом с кафетерием. Ни единого окошка, самые настоящие пещеры. Правда, снабженные кондиционерами.

— Пусть лучше поднимется сюда.

Колонна внизу наконец миновала посольство, следом ползли две черные бронемашины жандармерии с брандспойтами. Отчаянно гудели клаксоны: из-за демонстрации на проспекте образовалась чудовищная пробка; впрочем, водителям это было не в новинку. Том Барнс шагнул к появившемуся на крыше новому лицу.

— Как дела, полковник?

У полковника «Диркоте»[3] было оливковое лицо почти под цвет формы, редкие волосы, едва прикрывающие плешь на макушке, и хитрая улыбка. На поясе под расстегнутым мундиром был отчетливо виден большой пистолет.

— Прекрасно, прекрасно, мистер Барнс, — отозвался перуанец.

Да уж, дела и впрямь шли прекрасно. В стране царила разруха, соль[4] таял, словно леденец во рту у сластены, ежедневно убивали как минимум одного полицейского, то и дело взлетали на воздух мосты и опоры линий электропередач, тюрьмы были переполнены террористами из «Сендеро Луминосо», а старый президент Белаунде, давно уже не высовывавший носа из своего дворца в центре Лимы, по-прежнему твердил, что передаст своему преемнику страну в прекрасном состоянии... Всем гостям он с гордостью показывал план дорог, проложенных в бассейне Амазонки, которые использовали в основном «наркос»[5] в качестве взлетных полос для своих самолетов с грузом кокаина.

Армия была слишком слабой, чтобы бороться с терроризмом и с торговлей наркотиками одновременно.

А между тем коммунистическая партия Перу, больше известная под названием «Сендеро Луминосо» — «Сияющий путь», делала все, чтобы расшатать и без того неустойчивую перуанскую демократию, сочетая в своих действиях зверскую жестокость «Красных кхмеров» с терпением Мао Цзэдуна.

Правительство делало робкие попытки бороться против «Сендеро Луминосо». Особенно усердствовали «Синчис» — отдельные подразделения морской пехоты, прославившиеся своей жестокостью. Несколько сот крестьян в окрестностях Аякучо легли в братские могилы только из-за того, что не сумели достаточно быстро выбрать, на чьей они стороне.

Крики демонстрантов на авеню Арекипа постепенно стихали, зато гудение клаксонов стало громче.

— Пива, полковник?

— С удовольствием, — ответил тот по-испански.

Подождав, пока перуанец немного освежится. Том Барнс осведомился:

— Новости есть?

Полковник вымученно улыбнулся.

— Пока нет, но жду с минуты на минуту. Мне сообщат прямо сюда.

— А я думал, они должны выйти на связь в полдень.

— Это не всегда легко, — покачал головой полковник. — Здесь, в Лиме, не так много телефонов, как у вас в Штатах. Но вы не беспокойтесь.

Том Барнс буркнул в ответ что-то неразборчивое; тон его особого доверия не выражал. Накануне двое его людей вышли на «Сендеро Луминосо», выдав себя за колумбийских революционеров. Эта операция стала возможной благодаря двойным агентам полковника Ферреро, которым удалось внедриться в организацию; целью ее было выяснить, что означают недавние встречи в Лиме между сендеровцами и видными «наркос», кокаиновыми королями. Начальству Тома Барнса в Лэнгли потребовалось проявить максимум настойчивости, чтобы он наконец, скрепя сердце, согласился дать двух своих лучших агентов. Эти двое, Питер Рамирес и Майкл Диас, были гражданами США, однако обладали внешностью чистокровных латиноамериканцев и свободно говорили по-испански.

— Если бы нам добраться до этого «товарища Гонсало», черт его возьми! — проворчал полковник между двумя глотками пива.

«Товарищ Гонсало», он же Абимаэль Мануэль Гусман, в прошлом профессор медицинского факультета университета Аякучо, был основателем «Сендеро Луминосо». Благодаря сложной структуре организации, изолированности ее ячеек и использованию многочисленных псевдонимов, власти, арестовывая сотни террористов, никак не могли выйти на руководителей, и отрубленные головы гидры всякий раз отрастали вновь. Единственным, кто держал в руках все нити «Сендеро Луминосо», был Абимаэль Мануэль Гусман, находившийся в розыске уже больше четырех лет. Но он оставался неуловим.

Захватить его значило бы обезглавить организацию и избавить страну от нависшей над ней грозной опасности. Том Барнс согласился помочь в этом перуанцам, рассчитывая в дальнейшем на их более активное сотрудничество в борьбе с террористами всех мастей.

— Вы виделись с вашим осведомителем? — спросил он.

— Сегодня нет, — признался полковник.

Том Барнс посмотрел на темнеющее небо. Спускаться в «пещеру» не хотелось. Его начали одолевать недобрые предчувствия. Солнце скрылось, в воздухе посвежело. Через каких-нибудь полчаса наступит ночь. Американец и перуанец, облокотившись на перила, смотрели, как машины объезжают Пласа Грау, сворачивают на Пасео де ла Ре-публика и устремляются в длинный туннель, ведущий к богатым кварталам Мирафлорес и Сан-Исидро. С наступлением сумерек подлинными хозяевами центра Лимы становились «амбулантес», которые кишели на улицах, как тараканы, предлагая все что душе угодно — фрукты, зелень, жареное на вертелах мясо, сигареты, одежду, дешевые побрякушки из пластмассы... Шестьдесят процентов населения Лимы занимались частной торговлей. Те, что побогаче, рекламировали свой товар в мегафоны, создавая над городом невообразимую какофонию. Тому Барнсу не терпелось оказаться в своем особняке в Монтерикко, под защитой пуленепробиваемых стекол, со стаканом доброго «Джи энд Би» в руке, с нежной и покорной «чулой»[6], пристроившейся у ног.

— Кажется, Алан Гарсия все-таки пройдет в президенты, — вдруг сказал полковник Ферреро.

Том Барнс на это плевать хотел: через три месяца его переводили в Асунсьон.

— Что ж, это лучше, чем Баррантес, — объяснил он без особого энтузиазма.

Баррантес был марксистом, кандидатом от блока левых сил на предстоящих президентских выборах, разделявшим взгляды «Сендеро Луминосо» и внушавшим праведный ужас как американцам, так и перуанской армии. Офицеры уже начищали свои «фалы» на случай, если он пройдет. Стране грозил военный переворот, хотя рекорд Боливии в этом плане побить было трудно.

Взгляд американца, Скользнув по исковерканным крышам Лимы, устремился дальше, к цепи угрюмых гор, окружавших город, и остановился на огромном кресте из огней, который вспыхнул на севере, на холме Сан-Кристобаль. Было в этом зрелище что-то издевательское: у подножия холма раскинулся Римак — один из ужаснейших бидонвилей, окружавших Лиму, где в кошмарных условиях, в грязных лачугах, без воды, без электричества теснились около трех миллионов человек. Каждое утро по улочкам Римака колесили старые грузовики с ржавыми цистернами, предлагая почти пригодную для питья воду по полторы тысячи солей за бочонок. Кто-то словно в насмешку окрестил «Пуэбло Ховен» — «Юным городом» — эти трущобы, кишащие крысами. Впрочем, для полуголодных оборванцев день, когда удавалось поймать жирного грызуна, был большим праздником, даже если приходилось делить обед на многочисленную семью. Крысы в Лиме нагло высовывались из всех щелей даже перед посольством США.

Том Барнс с тревогой взглянул на часы. Его люди должны были выйти на связь восемь часов назад.

— Куда они могли запропаститься?

— Я позвоню, — предложил полковник Ферреро, оторвавшись от банки с пивом. Он шагнул к двери, но тут же застыл на месте. Глухой мощный взрыв сотряс все вокруг. Мерцавшие в сумерках огоньки замигали и разом погасли. Крест на холме Сан-Кристобаль, казалось, светился на какую-то долю секунды дольше, затем тоже в свою очередь исчез.

Том Барнс чертыхнулся.

Окна в посольстве уже снова зажглись: автоматически подключились независимые электрогенераторы. Внизу отчаянно гудели клаксоны.

— Los Terrucos![7] — вырвалось у полковника.

Это была обычная шутка «Сендеро Луминосо»: террористы взрывали опоры линий электропередач, лишая Лиму света иногда на несколько минут, а иногда на много часов. Электростанции находились далеко в горах, невозможно было контролировать всю Сьерру.

Появился Лестер Кросс, неловкий в пуленепробиваемом жилете, с полевым биноклем на шее, держа в руках два автомата «узи» и еще один такой же жилет, который он протянул вместе с автоматом своему начальнику. Том Барнс со вздохом облачился, повесил автомат на плечо. Каждый раз одно и то же... Впрочем, он давно привык к тревогам. Внизу царил хаос. Город был освещен только ацетиленовыми лампами торговцев да фарами автомобилей, которые гудели на разные голоса, не в силах выбраться из пробок. Жалобно взвыла и смолкла сирена полицейской машины.

С разных сторон раздались автоматные очереди — полицейские палили в воздух, в основном чтобы успокоить себя...

— Смотрите! — вдруг закричал полковник Ферреро.

Вершина холма Сан-Кристобаль осветилась багровым заревом. Там горел уже не крест, а огромная эмблема — серп и молот из огней. Символ «Сендеро Луминосо»! Том Барнс сорвал с шеи своего помощника бинокль и навел его на холм.

Сквозь мощные линзы он увидел по обе стороны от пылающей эмблемы два темных столба, словно скобки, а через несколько секунд разглядел болтающиеся на этих импровизированных виселицах тела.

— Боже мой! — произнес он сдавленным голосом.

Похолодев от внезапной тревоги, Барнс передал бинокль перуанцу. Невооруженным взглядом различить повешенных было невозможно. Полковник Ферреро опустил бинокль.

— Кажется, это... Я еду туда!

— Я с вами.

— Сэр, — вмешался Лестер Кросс, — слишком поздно, чтобы вызывать охрану...

— К черту! — рявкнул Том Барнс. — Обойдемся без нянек! Возьмите побольше запасных обойм.

Высокий — метр девяносто, широкоплечий, с пышными рыжими усами, Барнс выглядел среди перуанцев, как Гулливер среди лилипутов. В несколько секунд все трое сбежали по лестнице. Полковник Ферреро первым выскочил на улицу, расталкивая прохожих. Строящаяся уже много лет футуристическая конструкция, в первых этажах которой размещались службы «Диркоте», находилась всего в сотне метров на авенида Испания. Полковник неуклюже трусил по тротуару, придерживая одной рукой рукоятку своего пистолета, чтобы он не вылетел из кобуры.

Том Барнс бежал следом, молясь про себя, чтобы его предчувствие не оправдалось.

* * *

Пронзительно гудя, синий фургон «Диркоте» с трудом прокладывал себе дорогу между скопившимися на авенида Такна автомобилями. Том Барнс и полковник Ферреро втиснулись на переднее сиденье рядом с водителем. Сзади разместилась дюжина вооруженных до зубов людей в касках и пуленепробиваемых жилетах, похожих на фартуки. Жандармерия помочь отказалась, ссылаясь на недостаток личного состава. На самом же деле жандармы ненавидели «Диркоте» как конкурирующую организацию. Тому Барнсу вдруг подумалось, не кроется ли за этой зловещей мизансценой какая-нибудь ловушка... В бидонвиле было полным-полно сендеровцев.

Буфер фургона толкнул прилавок с дынями, которые раскатились по мостовой, взрываясь под колесами, как гранаты. Несмотря на отсутствие электричества, на тротуарах вокруг торговцев кишела невероятно плотная толпа. Машина ехала по бесконечно длинному проспекту вдоль угрюмых, ветхих, полуразвалившихся домов. Очереди длиной в километр с тупой покорностью ожидали автобусов, на появление которых надеяться не приходилось. Люди враждебно косились на проносящийся мимо синий фургон. Когда они обгоняли редкие автобусы, пассажиры, стиснутые, как сельди в бочке, тоже бросали на них сквозь стекло злобные взгляды: «Диркоте» пользовался в Перу дурной славой...

— Быстрее, боже мой, быстрее, — покрикивал Том Барнс, сжимая лежащий на коленях «узи».

Мучительная тревога сжимала ему горло... Водитель прибавил газу, задев изъеденное ржавчиной такси без заднего стекла и одного крыла; с трудом разминувшись с фургоном, древняя машина поехала дальше уже и без остатков буфера.

Наконец фургон пересек по мосту высохшее русло реки Римак, давшей имя бидонвилю, и оказался в трущобах. Несколько крутых поворотов, бросавших пассажиров друг на друга, — и машина с угрожающим дребезжанием затряслась по ухабам и выбоинам узких улочек. Том Барнс смотрел, как проносятся мимо бараки, сколоченные из листового железа, сидящие у дороги метиски с ничего не выражающими лицами, голые до пояса мужчины, чумазые ребятишки, играющие ржавыми деталями автомобилей. Отвратительный запах проникал даже через закрытые стекла — нечто среднее между бойней и свалкой отбросов...

Бум! Том Барнс с размаху стукнулся головой о ветровое стекло: переднее колесо застряло в глубокой рытвине. Водитель дал задний ход.

— Ошиблись на развилке, — объяснил полковник Ферреро. Судя по тону, он тоже был встревожен.

Раздался глухой удар; от кузова отскочил камень. Похоже, их не ждал здесь радушный прием... Вершины холма теперь не было видно: они подъехали к самому подножию. По голому склону были разбросаны хижины, усеявшие, точно блохи, глинистую почву холма, которую размывало в сезон дождей. К счастью, дожди в Лиме были редкостью. Фургон трясся на извилистой каменистой дороге, взбираясь все выше. Слева был отвесный склон, справа громоздились грязные лачуги «Пуэбло Ховен». Еще два-три камня оцарапали кузов. Водитель злобно выругался. Свет фар прорезал черноту, освещая унылый пейзаж, ночная тьма казалась от этого еще более гнетущей. Том Барнс посмотрел назад — далеко внизу раскинулась Лима, огромное черное пятно, на котором, словно светлячки, мерцали огоньки «амбулантес».

Еще несколько крутых поворотов. Жилищ становилось все меньше. Снова показалась вершина холма — огненная эмблема все еще пылала.

— Террористы дерьмовые! — процедил сквозь зубы полковник Ферреро.

Фургон мотался из стороны в сторону, буксовал с отчаянным скрежетом. Трижды водитель пытался войти в поворот в том месте, где дорога изгибалась наподобие шпильки для волос с наклоном градусов в тридцать. Мотор ревел, тяжелая машина пятилась назад. Наконец полковник Ферреро не выдержал.

— Стоп, — приказал он. — Дальше пойдем пешком.

Том Барнс, подхватив свой «узи», выскочил из машины. Свежий ветер тут же ударил ему в лицо, растрепав волосы. Во тьме трепетал единственный огонек — оборванное семейство сидело у костра, на котором кипел котелок со сладким картофелем. Полковник вполголоса отдал приказ, и люди «Диркоте» высыпали из машины, неуклюжие в своих жилетах и касках, с тяжелыми винтовками и автоматами.

— Построиться в шеренгу! — скомандовал полковник. — Живо! Прикройте вершину. Возможно, эти мерзавцы еще там.

Вооруженные люди бросились вверх по склону, ловкие, как слоны в посудной лавке... Камни так и сыпались из-под ног. Тому Барнсу хотелось зажать пальцами нос: они словно влезли на кучу мусора и нечистот. Он вгляделся в вершину, пробормотав: «Лишь бы нас там не ждали!»

Уже не раз случалось, что банды сендеровцев заманивали военных в ловушку. В Лиме такого еще не бывало, но рано или поздно этого не миновать... Американец взбирался по склону, пригнувшись, чтобы не стать мишенью для пуль. Слышен был только стук катящихся камней да время от времени сдавленное ругательство. Полковник отважно шел по самой середине тропы прямо на пылающую эмблему. Порыв ветра окутал их едким дымом, и все закашлялись.

— Вперед! — крикнул перуанец.

Потрясая пистолетом-пулеметом «Стар», он бегом преодолел последние метры до вершины. Справа затрещала автоматная очередь. Том Барнс инстинктивно бросился на землю, закрывая голову руками.

Оглянувшись, он заметил ниже на склоне несколько теней: за ними наблюдали. Если здесь кроется ловушка, на помощь террористам устремится все население бидонвиля. Тогда-то наверняка перережут, как цыплят... Он тоже добрался наконец до вершины и огляделся, с трудом переводя дыхание. Солдаты рассыпались по склону. Никаких следов террористов... Он подошел к, полковнику.

— Кто стрелял?

— Один из моих идиотов испугался собственной тени, — досадливо поморщился Ферреро.

В пятидесяти метрах от них по-прежнему пылали серп и молот, по обеим сторонам чернели наспех сколоченные виселицы. С бешено колотящимся сердцем Том Барнс подошел ближе, подняв свой «узи», готовый в любой момент выстрелить в темноту, казавшуюся вокруг костра еще чернее. Люди полковника медленно окружали вершину холма, сжимая в руках оружие и тревожно озираясь. Город внизу был по-прежнему окутан тьмой.

Приблизившись к огню, все снова раскашлялись от едкого черного дыма: серп и молот состояли из кусков дерева, обернутых пропитанными керосином тряпками, которые уже догорали. Должно быть, понадобилось не меньше дюжины человек, чтобы соорудить эту огромную эмблему высотой в десять метров. Впрочем, в столь пустынном месте это было нетрудно, тем более что население бидонвиля если не помогало террористам открыто, то и не препятствовало. Том Барнс шагнул к одному из столбов и посветил мощным электрическим фонарем.

— Боже! — вырвалось у него.

Больше он не смог произнести ни слова. Яркий свет выхватил из темноты висящее тело; ноги болтались в метре от земли, вокруг шеи была затянута тонкая веревочная петля, руки и ноги связаны. Лица не было видно — сплошная корка запекшейся крови. От трупа уже исходил характерный сладковатый запах.

— Иисусе!

Полковник Ферреро тоже подошел к виселице. Он бросил отрывистый приказ, и трое его людей мгновенно взобрались друг другу на плечи. Удар мачете — и веревка была перерезана. То же самое они проделали и со второй виселицей. Тела осторожно положили на землю. Том Барнс склонился над изуродованным лицом, с трудом подавив приступ тошноты.

Оба глаза убитого были выколоты, пустые глазницы затянулись красноватой пленкой. Мертвец, казалось, зловеще хохотал, широко разинув рот; язык был вырван. Луч фонаря скользнул ниже, осветив странные длинные раны на ногах: перерезанные сухожилия под коленями. Полковник Ферреро украдкой перекрестился и растерянно взглянул на американца, у которого отвращение тем временем уступило место холодной ярости.

— Это сендеровцы, — произнес он без всякого выражения.

Нагнувшись, он снял с шеи одного из убитых хорошо знакомую ему восьмиугольную медальку с изображением какого-то святого, затем выпрямился и посмотрел перуанцу в глаза.

— Его звали Питер Рамирес, — сказал он все тем же ровным голосом. — Один из лучших наших агентов.

Под его взглядом Ферреро невольно отшатнулся: ему показалось, что американец вот-вот выстрелит в него. Но Том Барнс лишь склонился над вторым трупом и добавил:

— А это Майкл Диас. Двадцать восемь лет.

Ферреро сжимал в руках «стар», проклиная свое бессилие. Языки пламени постепенно угасали, бросая на все вокруг призрачные красноватые отсветы.

Мрак окутал распростертые на земле тела, но в воздухе по-прежнему стоял сладковатый запах смерти.

Том Барнс повернулся к перуанскому офицеру.

— Эту операцию организовали вы, — многозначительно обронил он.

Полковник Ферреро машинально погладил свою лысину и пробормотал, запинаясь:

— Не думаете же вы, что... Это неслыханное зверство. Виновных постигнет кара, я вам кля...

— Я думаю, что нет такой гнусности, которая была бы невозможна в вашей дерьмовой стране, — процедил Том Барнс. — И голову даю на отсечение, что этих негодяев никогда не найдут. Они уже далеко, ваши идиоты могут не потрясать оружием.

Агенты «Диркоте» окружили их, онемев от ужаса. Кровь бешено стучала в висках американца, на лбу вздулись вены. Опустив голову, он грязно выругался.

Ферреро негромко отдал приказ, и двое солдат набросили на убитых пончо. Затем он обратился к Тому Барнсу.

— Я вызову жандармов, чтобы оцепили холм. Будем обыскивать каждый дом, каждый угол. Что-нибудь наверняка найдем.

Том Барнс пожал плечами.

— Да бросьте вы! Ну расстреляете на всякий случай сотню-другую бедолаг. Ну окажется среди них несколько сендеровцев, которых ваши террористы не преминут возвести в ранг мучеников. А убийцы тем временем веселятся где-нибудь, попивая писко[8] за наше здоровье.

— Я лично проведу расследование, — заверил полковник. — Клянусь вам, я узнаю, как это произошло.

— Черт возьми! — взорвался Том Барнс. — Как? Очень просто: кому-то посулили немного денег. Наверняка одному из ваших пресловутых двойных агентов. Как водится. Вызовите лучше санитарную машину...

Спазма перехватила ему горло: он вспомнил как еще позавчера Питер и Майкл, живые и невредимые, перебрасывались шутками у него в кабинете. Двое молодых, полных жизни парней пошли на корм воронью — и ради чего? Он обернулся. Лима внизу была по-прежнему погружена во мрак. Время от времени до них доносились автомобильные гудки. Жизнь продолжалась. На него вдруг накатило нестерпимое желание забросать бомбами этот отвратительно грязный город, пыльный, как пустыня Гоби, нищий, больной, разлагающийся, как труп.

— Поехали, — окликнул его полковник Ферреро. — Оставаться здесь небезопасно. Я оставлю несколько человек охранять тела.

— Нет, — покачал головой Том Барнс. — Я остаюсь и спущусь вместе с ними.

Что еще он мог сделать для своих убитых друзей? Он уже представлял, как будет писать телеграммы с соболезнованиями и рапорт в Лэнгли. До сих пор тайная война ЦРУ против «Сендеро Луминосо» оставалась безуспешной, но управление продолжало ткать покров Пенелопы — не надеясь на удачу и не жался о жертвах. Его упорству позавидовал бы и бульдозер.

Водитель и трое солдат спустились к фургону, вскоре послышался удаляющийся шум мотора. Ферреро остался. Том Барнс закурил сигарету; запах табака хоть немного заглушил запах смерти. Огонь уже погас, посвежело. На юго-востоке Лимы вдруг вспыхнул светящийся прямоугольник — Мирафлорес. В богатые кварталы дали ток. Порадоваться этому они не успели. Ниже на склоне громыхнул глухой взрыв, сопровождаемый багровой вспышкой, и еще несколько взрывов послабее. Полковник Ферреро, выругавшись, принялся выкрикивать приказы. Его люди тут же рассыпались по склону, изготовившись к стрельбе. Том Барнс даже не шевельнулся. Только когда перуанец с силой надавил ему на плечи, он наконец присел.

— Они взорвали фургон, — сообщил полковник. — Значит, они еще здесь.

— Нет, — покачал головой американец. — Подложили мину или взрывчатку...

Он знал — террористы не сумасшедшие, чтобы оставаться на месте преступления. Полковник быстро заговорил по-испански в рацию: просил прислать подкрепление. Один из его людей выпустил красную сигнальную ракету, которая рассыпалась снопом искр, на миг осветив погасшие серп и молот. Ферреро вдруг выпрямился и погрозил кулаком раскинувшемуся под холмом бидонвилю.

— Грязные скоты! Мы еще доберемся до вас...

Ответом ему была лишь ночная тишина. Где-то вдалеке, за Римаком, взвыла сирена: к ним уже спешила помощь. Фургон все еще горел. Вытянув шею, Том Барнс увидел темные фигуры, копошившиеся вокруг выброшенных взрывом из машины тел: трущобные жители искали, чем поживиться. Вне себя от ярости полковник Ферреро, не целясь, выпустил по ним автоматную очередь, и мародеры разбежались.

Вой сирены приближался. Том Барнс встал с земли и бросил полковнику Ферреро:

— Взгляните-ка.

Он подвел его к трупу Питера Рамиреса и осветил фонарем то, что осталось от лица.

— Посмотрите. Выколотые глаза, вырванный язык — это методы индейцев кечуа.

Таким пыткам члены «Сендеро Луминосо» подвергали крестьян, принявших сторону правительства, тех, кого они называли «софонес» — стукачами.

Итак, операция по внедрению, которая должна была привести к «товарищу Гонсало», окончилась трагедией на этом мерзком голом холме. «Сендеро Луминосо» нанес удар со своей обычной жестокостью, недвусмысленно предупредив своих противников. Террористы снова посмеялись и над «Диркоте», и над ЦРУ. Только на этот раз жертвами их зверств пала не горстка темных крестьян из окрестностей Аякучо, а двое американских граждан.

И уж наверняка не обошлось без предательства самих перуанцев. И в «Диркоте», и в жандармерии, и даже в армии было немало сочувствующих сендеровцам; все в этой стране насквозь прогнило.

Тяжелая бронемашина с ревом въехала на холм прямо по камням, игнорируя извилистую тропу. Заскрежетали тормоза; на землю стали выпрыгивать вооруженные солдаты. Том Барнс глубоко вздохнул, вознося к небесам безмолвную молитву о том, чтобы Питер Рамирес и Майкл Диас погибли не зря.

Сам он, однако, не слишком в это верил.

Глава 2

Вашингтон в марте месяце не радовал глаз. Пронзительный ледяной ветер раскачивал верхушки деревьев, окружавших комплекс Центрального разведывательного управления в Лэнгли.

Малко подавил зевок: сказывалась разница во времени и бессонная ночь. В самый разгар сезона охоты пришлось мчаться в аэропорт, вылететь первым же рейсом в Вашингтон — и вот он в очередной раз оказался лицом к лицу с «ирландцем» — Рональдом Фицпатриком, начальником Оперативного отдела ЦРУ. Ни тот, ни другой ни словом не упомянули о страшной гибели Шарнилар Хазани, хотя в дальнем уголке своего сердца Малко хранил это воспоминание и надеялся, что со временем ему представится случай отомстить за убитую девушку. Увы, в той машине, с которой ему так часто приходилось иметь дело, все детали были взаимозаменяемы и никто не скорбел о погибших. Правда, порой за них мстили — тайно и жестоко.

В самолете компании «Эр-Франс» он успел познакомиться с очаровательным пухленьким созданием в расцвете юности. Попутчица летела в Нью-Йорк, где ее ждал жених, и Малко к стыду своему заставил ее свернуть с пути праведного. За время полета он, кроме того, насладился превосходной французской кухней и лучшими бордосскими винами — американская авиакомпания за ту же цену попотчевала бы его лишь гамбургером да калифорнийской кислятиной. Теперь он был в другом мире — серые стены, строгие картины на них, непростые проблемы. Ирландец метался по кабинету, как тигр по клетке, злобно бормоча себе под нос:

— Подонки! Сволочи!

На его столе были разложены устрашающие фотографии — два мертвеца, над которыми кто-то основательно потрудился. Малко едва взглянул на них. После пребывания в Сальвадоре он не питал никаких иллюзий насчет латиноамериканцев — дикари...

— Это же были люди не из вашего отдела, — заметил он, чтобы успокоить Фицпатрика.

Ирландец резко остановился и повернулся к нему; в голубых глазах вспыхнул недобрый огонек.

— Вот именно! Разведслужба обвиняет меня в том, что я послал их на смерть вместо своих. А я получил приказ лично от генерального директора — связаться с резиденцией в Лиме и провести операцию по внедрению. Но у меня там никого нет. Да еще эти перуанцы — у них же просто мания, так они ненавидят «гринго». А от меня требуют результатов. Хоть езжай туда сам...

— А почему бы и нет? — улыбнулся Малко.

Ирландец не принял шутки.

— А почему бы не президенту? — буркнул он.

— Ладно, пошутили, и будет, — примирительно сказал Малко. — Так на чем мы остановились? Что такое происходит в этой славной стране и зачем вам понадобился я?

— Вы слышали о «Сендеро Луминосо»?

— Конечно. За ними, кажется, стоят кубинцы?

Об этой террористической организации, созданной по образцу «Красных кхмеров» и свирепствовавшей в Перу вот уже пять лет, было мало что известно, а между тем она все больше расшатывала страну, и без того выведенную из равновесия жесточайшим экономическим кризисом.

— Судя по всему, нет, — покачал головой Фицпатрик. — Мы копали глубоко, но не нашли никакой связи. Однако «сендерос» исключительно опасны — не хотелось бы получить второй Никарагуа. Сами перуанцы, увы, не способны справиться с «Сендеро Луминосо», а нам приходится действовать крайне осторожно, чтобы не раздражать их. Армия думает только о весьма проблематичной войне с Чили, кроме того, у них нет ни средств для борьбы с терроризмом, ни морального духа. О том, чтобы направить туда «военных советников», не может быть и речи — несколько лет назад русские едва не опередили нас. Многие перуанские офицеры до сих пор настроены просоветски. Так что осторожность, осторожность и еще раз осторожность.

— Поэтому вы обратились к резиденции в Лиме вместо того, чтобы прислать специалистов отсюда?

— Отчасти, — кивнул ирландец. — Кроме того, перуанская служба по борьбе с терроризмом — «Диркоте» — уверяла, что имеет возможность внедрить людей в «Сендеро Луминосо» с помощью своих двойных агентов. Мы имели неосторожность им поверить. Увы, к ним самим давно внедрилось множество их противников. Вот чем все это кончилось.

Он указал на фотографии. Малко молча кивнул, сказав себе, что если обращаются к нему, значит требуется загладить очередной промах ЦРУ.

— И на протяжении пяти лет вы ничего не пытались предпринять? — удивленно спросил он после паузы.

Ирландец невесело усмехнулся.

— Спросите об этом в Отделе Латинской Америки... Они не верили. Перуанцы усыпили их бдительность рассказами о каком-то незначительном крестьянском движении, не имеющем реального влияния в стране. Поскольку мы убедились, что за этим не стоят ни Советы, ни кубинцы, мы успокоились... До тех пор пока не начала поступать достоверная и весьма тревожная информация. Но было поздно, мы проморгали момент. Это как рак — если оперировать вовремя, все в порядке. А потом...

Он не договорил.

Малко просматривал досье, подготовленное Отделом Латинской Америки. Оно было буквально напичкано фактами. Он поднял голову.

— Но мне кажется, они не представляют серьезной опасности для режима, — заметил он. — У них нет боевой техники, они не держат под контролем сколько-нибудь значительную территорию, не вступают в столкновения с перуанской армией. Даже в Лиме они ограничиваются эффектными, я бы сказал, зрелищными акциями, но вряд ли пользуются поддержкой народа.

Губы Рона Фицпатрика искривились в иронической усмешке.

— В точности то же самое говорили в Отделе Латинской Америки. Горячие бойскауты, и только... Что ж, идемте, я покажу вам истинное положение вещей.

Он поднялся и жестом пригласил Малко в соседнюю комнату. Там он нажал какую-то кнопку, и на стене засветилось огромное панно — карта Латинской Америки. Ирландец повернул ручку, и освещение сосредоточилось на Перу — довольно обширной территории между Боливией, Чили, Бразилией, Колумбией и Эквадором. Фицпатрик обвел пальцем зеленую зону.

— Строго говоря, есть три Перу, — объяснил он. — Во-первых, бассейн Амазонки — холмы, покрытые джунглями. Населения здесь очень мало. Почти ничего не растет, кроме коки[9]. Дорог нет, климат ужасающий.

Палец переместился к Тихому океану.

— По другую сторону Анд — прибрежная зона. Практически пустыня. Никогда не бывает дождей, скудная растительность и гигантский абсцесс — Лима. Шесть миллионов жителей, из которых три миллиона метисов, спустившихся с гор в поисках работы. Эту-то неграмотную, полуголодную и потому взрывоопасную массу и обрабатывает «Сендеро Луминосо», суля им богатства перуанской олигархии. А между двумя этими зонами — Сьерра, горная цепь Анд высотой от трех до четырех тысяч метров. Здесь сосредоточены все полезные ископаемые страны — залежи серебра, свинца, золота, меди. Много шахт и рудников. Это край инков, выродившихся в «чулос». Столица — Аякучо. Здесь-то и находится гнездо сендеровцев.

Он взял карандаш и принялся рисовать кружочки по всей длине хребта с севера на юг.

— Вот. Либертад, Аякучо, Уанкавелика, Ороя, Куско, Арекипа. Во всех уголках Сьерры они взрывают мосты, затопляют шахты, тормозят работу промышленных предприятий, убивают представителей власти. Действуя где-то убеждением, а где-то устрашением, они распространяют свое влияние среди населения. И что самое ужасное — эти идиоты перуанцы им верят.

— А чего собственно они добиваются?

Фицпатрик указал пальцем на точку в центре карты.

— Это «Сентро-минес», — сказал он. — Национализированный концерн, который управляет крупнейшими в стране шахтами. Сендеровцы уже вынудили инженеров и рабочих приостановить работу на нескольких рудниках; за ними последуют другие. Их цель — сорвать добычу ископаемых, которая дает Перу половину валютных ресурсов. Результатом будет экономический хаос, и им останется только взять власть в свои руки.

Ирландец умолк и погасил карту. Мрачные перспективы, вытекающие из его рассказа, впечатляли.

— Но что требуется от меня? — спросил Малко. — Вам нужна армия, а не разведчик-одиночка. Я плохо себе представляю, что я буду делать в сердце Анд. Испанским я владею так себе, на кечуа не говорю вовсе.

Они вернулись в кабинет. Ирландец со вздохом опустился в кресло.

— Разумеется! — буркнул он. — Если действовать классическими методами, мы не справимся с ними и через сто лет. Но вот что мне пришло в голову...

Открыв ящик письменного стола, он достал оттуда бутылку «Гастон де Лагранжа» и две пузатых рюмки, наполнил их и подвинул одну к Малко. Начинался серьезный разговор.

* * *

Малко смотрел на светлую стену перед собой. Этот чистый, комфортабельный, строгий кабинет с кондиционированным воздухом и звуконепроницаемыми стенами был очень, очень далеко от перуанских Анд. Рон Фицпатрик наклонился к нему через стол.

— С этой минуты, — отчеканил он, — все, что я вам скажу, совершенно секретно и не подлежи! разглашению. Это касается даже других отделов. О\'кей?

— О\'кей, — кивнул Малко.

— Хорошо. Для начала еще немного информации. Перуанцам никогда не удавалось справиться с «Сендеро Луминосо» в основном из-за структуры организации. Террористы объединяются в ячейки по пять человек. Руководитель каждой ячейки связан максимум с тремя своими коллегами. Такую сеть не ликвидируешь одним ударом; ну арестуют самое большее восемь человек — их тут же заменяют другими. Никому не известны даже имена региональных руководителей, а уж тем более схема организации.

Две тысячи сендеровцев, которые гниют в тюрьмах с вырванными ногтями — просто пешки, они ничего не знают — ни явок, ни паролей, ни имен, ни планов. В курсе всего только один человек — Абимаэль Мануэль Гусман, он же «товарищ Гонсало», основатель движения.

— Он, кажется, скрылся?

— Вот именно, уже четыре года назад. Ходили даже слухи, что он умер. И здесь у нас многие до сих пор в этом уверены. Но у меня своя сеть осведомителей, от которых я получаю время от времени кое-какую информацию. Я знаю человека, который видел его и даже говорил с ним меньше трех месяцев назад.

— В Андах?

— Нет. В Лиме.

— В Лиме? Но ведь его ищут, как же он мог...

Ирландец снисходительно улыбнулся.

— Похоже, он был там проездом. А перуанцы заняты лишь тем, что ставят друг другу палки в колеса. «Диркоте», жандармерия и три службы военной разведки — воздушная, наземная и морская... А единственная организация, которая действительно могла бы быть полезной — Национальное управление сыска, — оттерта конкурентами на задний план. О, вы не знаете Латинской Америки...

— Увы, знаю, — вздохнул Малко. — Ну так что же? Если столько блестящих умов не решили эту проблему, какова ваша идея?

— Идея стара, как мир, — обронил ирландец. — Внедрение.

Он пригубил свой коньяк, дав Малко время обдумать эту интересную перспективу.

— Для внедрения требуется отправная точка, — заметил тот. — К тому же, я думаю, перуанцы и сами не раз пытались это сделать.

— Конечно, — согласился Рон Фицпатрик. — Но учтите, что сендеровцы сами сплошь и рядом внедряются в их службы. Именно поэтому мои человек никогда не соглашался сотрудничать с ними. А он знает Мануэля Гусмана лично.

— Кто он такой?

— Журналист. Его зовут Фелипе Манчаи. Работает в журнале «Карретас». Я пользуюсь его услугами уже много лет. Через него вы сможете выйти на одну особу, которую мы подозреваем в тайном сотрудничестве с «Сендеро». Это корреспондентка «Вашингтон пост» в Лиме Моника Перес. Наполовину американка, наполовину перуанка.

— У вас есть основания ее подозревать?

— Когда вы прочтете ее статьи в «Вашингтон пост», сами все поймете... Судя по всему, она единственная в Лиме регулярно получает «сводки» непосредственно от «Сендеро Луминосо».

— Это все?

— Нет еще. Нам известно, что Мануэль Гусман страдает тяжелой формой почечной недостаточности. Перуанские спецслужбы в свое время передали нам его медицинскую карту. Это дает основания полагать, что он скрывается где-то в Лиме — в джунглях он бы долго не протянул.

— Но это все не ново, — пожал плечами Малко. — Почему вы вдруг всполошились?

Рон Фицпатрик хитро улыбнулся.

— Вы правы. Есть и кое-что новое. Я все больше прихожу к убеждению, что Мануэль Гусман окончательно обосновался в Лиме. В таком случае надо попытаться добраться до него. Через тех людей, которых я вам назвал.

Малко взял быка за рога.

— Что конкретно вы задумали?

— Выйти на Мануэля Гусмана и захватить его. Он один держит в руках все нити организации.

Блестящий план... Исходя из того, что Малко знал о «Сендеро Луминосо», это было все равно что сунуть руку в мешок с кобрами и надеяться, что тебя не укусят...

Здесь, в Штатах, все казалось легко и просто, но в Лиме — совсем другое дело. Не зря ведь руководители «Сендеро Луминосо» столько лет остаются неуловимыми.

В восторге от своей идеи, Рональд Фицпатрик отпил еще глоток «Гастон де Лагранжа». Прочтя сомнение на лице Малко, он добавил:

— Кроме того, в Перу у меня есть надежный друг. Бывший начальник перуанской разведки генерал Сан-Мартин. Он поможет вам.

— Допустим, — осторожно сказал Малко, — что каким-то чудом, при особом благоволении Создателя, мне удастся выйти на Мануэля Гусмана. Что прикажете делать дальше? Вы представляете себе, как его охраняют? Все равно придется обратиться за помощью к перуанцам.

— Не обязательно, — покачал головой Рон Фицпатрик. — У меня есть еще один козырь в рукаве. Мой старый приятель Джон Каммингс, бывший сотрудник ФБР, возглавляет службу безопасности на крупной шахте в Орое. В его распоряжении семьдесят человек, вооруженных до зубов. Как только вы узнаете, где скрывается Гусман, обратитесь к нему. А потом... Вы помните программу «Феникс»? Единственное, что сработало во Вьетнаме.

Малко кивнул. Эта программа, разработанная бывшим директором ЦРУ Уильямом Колби, имела целью идентификацию и ликвидацию всех вьетконговских кадров. Было истреблено несколько тысяч человек...

— Но в Перу нет американской армии, — заметил Малко. — Вы же не высадите десант морской пехоты...

— Нет, — ответил ирландец. — Мы просто передадим нашу добычу с рук на руки разведслужбе перуанского морского флота. Они работают наиболее эффективно и ближе всех к нам. Эти ребята будут только рады очистить страну от мрази. Ну, что вы на это скажете?

Поистине, блестящий план. Малко не выказал особого энтузиазма. Такие авантюры, как правило, заранее обречены на неудачу; доказательством тому служили два погибших агента ЦРУ.

— Не разделяю вашего оптимизма. Если эта журналистка Моника Перес действительно тайный агент «Сендеро», она, должно быть, не слишком легковерна.

— Что и говорить, план рискованный, — признал Рон Фицпатрик, — но, я думаю, попытаться стоит. В конце концов, что мы теряем? Разве что немного денег. Кстати, я обнаружил кое-какие излишки в нашем бюджете...

— А я имею шанс быть повешенным с выколотыми глазами и вырванным языком, — добавил Малко. — Пустячок...

Ирландец проигнорировал его замечание, лучезарно улыбнувшись.

— Вы — один из лучших наших агентов! Ставка в этой игре велика, а мой план понравился самому генеральному директору.

— Ему в Лиму не ехать, — заметил Малко.

— Вот именно. Ехать вам. Кстати, вот все, что вам там понадобится.

Он протянул Малко запечатанный коричневый конверт, пухлый, как подушка, и продолжал:

— Вы прочтете инструкции и увидите, что мы тщательно разработали вашу легенду и обеспечили прикрытие. Вы — социолог из Венского университета. Для пущей безопасности вернетесь в Европу и вылетите в Лиму рейсом «Эр-Франс» из Парижа. Не вступайте ни в какие контакты с тамошней резиденцией ЦРУ — это будет лучшей гарантией для вас. Свяжитесь только с генералом Сан-Мартином. Вот увидите, в Лиме не так уж плохо. И если ваша миссия закончится успешно, обещаю, что вы сможете покрыть крышу вашего замка черепицей из чистого золота... У меня есть собственные фонды, никому не подотчетные.

— Благодарю вас, — сказал Малко. — Надеюсь, вашу черепицу не придется переплавлять в золотые ручки для гроба.

Глава 3

Выцветшие желто-белые флаги, вывешенные еще к приезду папы, слабо колыхались под теплым ветерком; это было единственное, что оживляло угрюмую авеню Элмер Фаусетт. Из окна дребезжащего такси Малко смотрел на проносившиеся мимо грязные трущобы, где кипела бурная жизнь, перемежающиеся время от времени кварталами побогаче, напоминавшими убогие американские предместья с их домишками из разноцветного кирпича.

Такси резко затормозило: дорогу перегородила возбужденная толпа. Потрясая кулаками, люди выкрикивали лозунги вперемешку с ругательствами. Водитель обернулся к Малко:

— Lahuelga!

Забастовка. Похоже, вся страна бастовала. Малко с тоской вспомнил уютный салон «Боинга» компании «Эр-Франс», доставившего его сюда из Европы. Когда согласно своей легенде он улетал из Вашингтона в Париж, ЦРУ заказало ему билет на рейс американской авиакомпании, название которой он предпочел тут же забыть: поглощая несъедобный, практически неразмороженный обед, он горько пожалел о полете в Вашингтон на «Эр-Франс». В довершение всего ему пришлось два часа томиться в аэропорту в ожидании вылета. Но теперь даже такие рудименты цивилизации остались позади. Между Мартиникой и Боготой он внимательно прочел полученное от ЦРУ досье, после чего новое задание показалось ему еще более невыполнимым.

Как преуспеть там, где потерпели неудачу все перуанские спецслужбы? Разумеется, кое-какие козыри Рон Фицпатрик ему дал. Но проект захвата Мануэля Гусмана теперь более чем когда-либо казался ему чистой фантастикой. Если в течение четырех лет руководителю «Сендеро Луминосо» удавалось ускользнуть от своры, преследовавшей его по пятам, то как разыщет Гусмана он, Малко, иностранец, чужой в Перу?

Такси приближалось к центру; движение стало оживленнее. Вдоль проспекта тянулись массивные серые здания. Лима была огромным городом — здесь жила треть населения страны.

В облаке сизого дыма их обогнал переполненный автобус, словно только что выдержавший гонки со столкновениями: весь во вмятинах, с разбитыми стеклами, без задних фар. На обочине босоногий мальчишка продавал абсолютно лысые шины...

Они свернули на авеню Венесуэлы и ехали теперь вдоль ряда полуразвалившихся домов постройки конца прошлого века. Зияли пустые окна, кое-где наспех заколоченные досками. Время от времени натянутая между двух обломков стены веревка с бельем напоминала о том, что жизнь продолжается... Казалось, центр Лимы давным-давно подвергся бомбардировке, и с тех пор никто и не взял на себя труд загладить нанесенный городу урон... Однако тротуаров не было видно под плотной толпой бродячих торговцев, которые кричали, зазывали, толкали друг друга, выплескивались на мостовую, смешиваясь с бесконечными вереницами людей, покорно ожидавших автобусов. Жара была удушающая. Малко с трудом вдыхал смесь керосина, выхлопных газов и нечистот. В конце проспекта показалась серая громада «Шератона» — единственного современного здания, возвышающегося над угрюмыми развалинами. Обгоняя изъеденные ржавчиной легковые машины и дребезжащие грузовики, такси въехало в некое подобие траншеи с бетонными стенами, носившее пышное название «Виа Экспрессо». Стены, перила мостов, даже асфальт — все было испещрено бесчисленными надписями: разгар избирательной кампании...

И вдруг, выехав из туннеля, они словно оказались в ином мире: кокетливые новенькие бунгало, чистые магазинчики, даже деревья. Водитель обернулся к Малко и произнес с явным облегчением:

— Esta Miraflores.

Квартал напоминал маленький уютный городок где-нибудь в Калифорнии. Казалось, Лима осталась в тысяче километров позади. Здесь царили чистота и порядок. Здания банков сверкали стеклом и металлом. Прямо напротив отеля «Эль Кондадо» старый индеец наигрывал одновременно на флейте и тамбурине медленную и печальную мелодию «ярави»[10], а смуглый мальчишка с привязанными к ногам бубенчиками подпрыгивал, звеня в такт музыке. Оба были тощие, босоногие, в лохмотьях, с пустыми глазами. Малко бросил старику доллар, и флейта отблагодарила его высоким чистым звуком.

В уютном холле «Эль Кондадо» мягко урчал кондиционер. При виде иностранца портье принялся с усердием отгонять от входа жалких пришельцев из другого мира: такие вещи перуанцы неохотно показывали гостям. «Чулос» в их глазах не заслуживали права называться людьми...

Едва Малко успел заполнить карточку, как чей-то голос за его спиной негромко спросил по-испански:

— Простите, кабальеро, не вы ли сеньор Линге?

Малко вздрогнул. Никто не должен был знать о том, что он в Лиме. Обернувшись, он увидел темные очки, мощную волосатую грудь под расстегнутой рубашкой, кожаный пояс, готовый лопнуть под напором внушительного брюшка, и два ослепительных ряда золотых и стальных зубов. Обратившийся к нему человек походил на чемпиона по японской борьбе...

— Si, — ответил он. — Это я.

Мужчина наклонился к его уху.

— Генерал ждет вас, сеньор. Машина здесь, на улице. Черный «мерседес».

Он тут же повернулся и быстро направился к выходу. Только через несколько секунд до Малко дошло, что это был посланец перуанского друга Рона Фицпатрика, генерала Сан-Мартина. Теперь он не успеет даже принять душ...

* * *

Белая вилла, обнесенная каменной стеной, возвышалась в конце авеню Прадо; небольшая асфальтовая площадка отделяла ее от Тихого океана, едва различимого в густом тумане. Водитель черного «мерседеса» коротко просигналил, и решетчатые ворота распахнулись. На безукоризненно подстриженной лужайке Малко заметил трех человек, вооруженных пистолетами-пулеметами и винтовками и опоясанных патронташами. Все окна первого этажа были забраны частой решеткой и затянуты изнутри плотными шторами. Судя по всему, генерал Хосе Сан-Мартин, больше известный как «Пепе», был человеком осторожным.

Малко пересек лужайку и поднялся по ступенькам крыльца. Окованная железом дверь распахнулась, и на пороге возникло поистине ослепительное создание: юная девушка с огненным взглядом карих глаз, представлявшим разительный контраст с еще почти детскими чертами лица. Пухлый рот был тщательно накрашен, носик задорно вздернут. Притворно скромный белый лифчик обтягивал потрясающую грудь, просвечивая сквозь почти прозрачную белую блузку. Роста она была маленького, но этот недостаток скрадывали высоченные каблуки ее туфель-лодочек, тоже белых. Прелестная танагрская статуэтка, дышащая наивной чувственностью... Она устремила на Малко вызывающе дерзкий взгляд испорченного ребенка.

— Сеньор Линге? Я Катя[11], дочь генерала Сан-Мартина. Отец просит его извинить, через несколько минут он будет к вашим услугам. Заходите, прошу вас.

Она повернулась на каблуках, продемонстрировав Малко осиную талию и невероятно крутые бедра, подчеркнутые предельно узкой юбкой.

От их плавного покачивания у него закружилась голова. Девчонка не могла не понимать, какое впечатление она производила. Пройдя в кабинет, она уселась на стул, скрестив восхитительные ножки, отчего юбка еще туже обтянула бедра. У Малко пересохло во рту. Рядом с этим существом Лолита показалась бы святой невинностью... Катя смерила его взглядом своих полных огня глаз и спросила голоском, услышав который, и прелат свернул бы с пути праведного:

— Вы приехали из Европы? Как бы мне хотелось там побывать...

— Нет ничего проще, — заметил Малко.

Она вздохнула, отчего едва не отлетели пуговки на блузке.

— О, для нас, перуанцев, вес непросто. К тому же, мой отец считает, что я еще слишком молода.

— Вот как? — недоверчиво улыбнулся Малко.

— Мне только семнадцать.

Прокомментировать это сообщение Малко не успел. На письменном столе зажглась красная лампочка. Катя поднялась, юбка вновь прикрыла загорелые ножки.

— Отец приехал. Hasta luego[12].

Он поднялся вслед за ней по деревянной лестнице. На верхней ступеньке она обернулась и проговорила медовым голосом:

— Если вам что-нибудь понадобится... я всегда к вашим услугам.

Ее губы почти коснулись лица Малко, недвусмысленно приоткрывшись. Затем она посторонилась, пропуская его в комнату.

Генерал Пепе Сан-Мартин был ростом не выше своей дочери, лысый, с маленькими ухоженными руками и седыми усами. Смеющиеся глаза лучились умом. Он крепко пожал руку Малко.

— Bienvenido[13], senor. Bienvenido... Наш общий друг говорил мне о вас много хорошего.

На камине возвышался огромный бронзовый бюст генерала Сан-Мартина; на металле были тщательно выгравированы многочисленные награды. Где, черт возьми, он их заслужил, подумалось Малко, если последняя война с Чили закончилась больше века назад?

Должно быть, в Перу боевые ордена передавались по наследству...

Генерал усадил Малко на низкий диванчик, обитый красной кожей, перед круглым лакированным столиком, инкрустированным полудрагоценными камнями. «Работа Клода Даля», — отметил про себя Малко.

Рядом с бюстом красовался лазерный стереопроигрыватель «Акай» с дистанционным управлением. Решительно, вилла генерала была островком комфорта в этом нищем, грязном городе.

Обольстительная Катя приоткрыла дверь и поставила на столик поднос с напитками, бросив на Малко взгляд, от которого едва не расплавился его альпаковый пиджак.

— Вы приехали как раз вовремя, — начал генерал Сан-Мартин, — положение очень серьезное.

— Вот как? — отозвался Малко.

— Да, да, — кивнул перуанец. — Я получил тревожную информацию. «Сендеро Луминосо» приняла решение убить одного из кандидатов в президенты до предстоящих выборов...

— Зачем?