Жерар де Вилье

Вдова аятоллы

Глава 1

Шарнилар Хасани оперлась локтями об огромный стеклянный куб с чучелами животных, служащий стойкой бара, и скучающим взглядом окинула суетившуюся вокруг толпу. «Экзотический» вечер в «Эриа», самой причудливой дискотеке для избранной публики Нью-Йорка, был в полном разгаре, и попавшие сюда счастливчики веселились от души. Из-за массы народа требовалась уйма времени, чтобы обежать и осмотреть все помещения и закоулки, занимавшие площадь в три тысячи квадратных метров.

Из толпы вынырнул негр с курчавыми волосами, покрытыми золотистым лаком, и лицом, вымазанным белой краской. Вокруг шеи у него, словно шарф, обвился живой питон. Он остановился напротив Шарнилар и оглядел ее с таким выражением, за которое в южных штатах подвергся бы немедленному линчеванию.

Затейливые костюмы приглашенных тускнели перед ее сексапильным нарядом. Учитывая «экзотическую» тему вечера, Шарнилар сшила себе что-то вроде сари из паутинообразного голубовато-серого шелка, обнажавшего одно плечо до груди и скрывавшего своими складками лишь низ живота.

Ее вызывающе крепкие груди туго натягивали ткань платья. Оно было рассечено сотнями небольших разрезов, которые при каждом движении обнажали частичку тела и бедро с тонкой золотой цепочкой, удерживающей трусики. Одетая таким образом, Шарнилар казалась более чем голой, к тому же ее нагота подчеркивалась украшениями — массивным золотым браслетом и великолепными серьгами с бриллиантами и жемчугом.

Она испепелила взглядом миндалевидных голубых глаз негра с нитоном, и он скрылся в толпе. Шарнилар обернулась к своему спутнику — могучему красавцу с пресыщенным лицом, ростом с метр девяносто, выряженному под опереточного Тарзана со шкурой настоящей пантеры вокруг бедер.

— Может быть, нам уйти отсюда, Тони?

Тони Абруццо проворчал что-то невнятное. Именно он организовал этот вечер, чтобы отпраздновать завершение крупной операции с недвижимостью, которая должна была принести ему двадцать пять миллионов долларов в ближайшем будущем, но пока доставляла только большие хлопоты.

Шарнилар приняла его приглашение скорее для того, чтобы покончить со своим двухнедельным добровольным одиночеством, чем из симпатии к Тони. Тот с досадой посмотрел на нее.

— Не сейчас, моя прелесть. Тебе тут скучно?

— Нет-нет, — вежливо ответила Шарнилар, подумав про себя, что Абруццо потерял последний шанс уложить ее к себе в постель. Какой осел! Ее продолговатые, как у лани, голубые глаза чуть помрачнели, и она машинально поправила свой шиньон, едва удерживавший массу длинных волос цвета воронова крыла. Ей было нечем занять себя. Оглушительная музыка мешала разговорам, что побуждало большинство приглашенных много пить и бродить из зала в зал, созерцая фигурантов в различных сценах на фоне самых невероятных декораций. «Эриа» была действительно не похожа на другие дискотеки. Здесь каждый месяц меняли обстановку в лабиринте залов всех размеров, украшаемых сумасшедшим декоратором, и тут встречался весь Нью-Йорк — от знаменитостей до никому не известных, физиономия которых просто понравилась швейцару Чарли, соглашавшемуся освободить их от пятнадцати долларов за право войти.

Шарнилар рассеянно смотрела вокруг. Белокурый бородач, напяливший на себя униформу эсэсовца, тянул пиво из бутылки перед стойкой бара, изображавшего притон в Маниле. С самого начала вечера какая-то блондинка сидела на стойке нога на ногу, время от времени меняя положение ног и выставляя напоказ ажурные чулки. «Эсэсовец», засмотревшись на великолепную грудь Шарнилар, вылил пиво прямо себе на рубашку.

Молодая женщина едва улыбнулась, а затем, повернув голову, посмотрела в сторону, где вышагивал, словно зомби, не видя никого вокруг, известный певец в белых очках с двухцветным хохлом на голове.

Наманикюренная рука Тони Абруццо скользнула вдруг ей под сари и сжала грудь.

— Боже мой! — пробормотал он. — Какая у тебя великолепная грудь.

— Ты не первый говоришь мне это, — небрежно ответила Шарнилар, холодная, словно айсберг.

В ее гардеробе вообще не было лифчиков, и грудь торчала, как в шестнадцать лет, столь же твердая, сколь мягким и чувственным был ее рот.

Певица Грейс Джонс прошла рядом с ними, строго одетая в странный костюм из голубой кожи, состоящий из куртки и брюк для верховой езды. Ее подстриженные волосы были скрыты под желтой кепкой нью-йоркского таксиста. А ее спутник мог обходиться и без экзотического наряда с его длинными волосами, заплетенными в пиратскую косичку, и лицом, словно дошедшим из каменного века. И эту пару проглотила толпа в большом зале, где толкалось две или три сотни человек.

Вдруг Шарнилар увидела в толпе высокого и красивого белокурого парня с плечами атлета. На нем были только черные очки, черные кожаные перчатки с блестящими кнопками в стиле «Безумного Макса» и кожаные, плотно облегающие брюки. Он также увидел Шарнилар и весело помахал рукой в ее сторону.

— Шарни!

Молодой женщине потребовалось несколько секунд, чтобы узнать его. Это был Марк, манекенщик из дома моделей Эллин Форд. Она уже встречала его у «Регины» и в «Клубе А». Великолепный самец. Однажды вечером она чуть не ушла с ним из клуба. Он подошел и порывисто обнял ее.

— Черт возьми! Ты дьявольски соблазнительна сегодня.

Топи Абруццо бросил на него презрительный взгляд и вновь погрузился в свои финансовые расчеты.

Прикосновение черной кожи вызвало у Шарнилар приятную щекотку во всех ее нервных клетках. Она вдруг слегка прижалась к нему. От него исходил запах дорогого одеколона, он был здоров, мускулист, и его глаза весело улыбались ей.

— Я видел тут одного типа, который соорудил себе голову какого-то чудища. Ты не хочешь посмотреть?

Шарнилар было наплевать на чудище, но она отлепилась от бара, широко улыбаясь.

— Прекрасно! Пошли посмотрим. Я сейчас вернусь, дорогой, — сказала она, обернувшись к Тони Абруццо.

Тот проворчал что-то похожее на согласие, и Шарнилар нырнула в толпу.

Тони Абруццо проводил их глазами, затем, раздосадованный, вынул из кармана своей набедренной повязки небольшую коробочку, высыпал на стойку бара полоску кокаиновой пудры, взял соломинку и вдохнул свою «понюшку», вскинув голову.

Спустя несколько секунд он чувствовал себя намного лучше.

Увы, ненадолго, ибо под влиянием наркотиков его мозг постепенно превращался в кашу, что уже начало отрицательно сказываться на его бизнесе... Не успела Шарнилар исчезнуть в толпе, как его атаковала блондинка с вызывающе открытым лифом и юбкой с разрезом, через который проглядывали серые чулки на подвязках.

— Твой вечер великолепен, — проворковала она. — Куда исчезла твоя индийка?

Тони сделал неопределенный жест, чувствуя тепло ее тела, прижимавшегося к нему. Позади него молодой негр нагнулся к стойке бара ползучим движением, вдыхая с блаженной улыбкой последние крошки кокаина.

— Как хорошо пахнет, мистер, как хорошо!

Тони не смог ответить, ибо рот его запечатали губы его новой спутницы. Он с грустью подумал, что лучше бы он провел время с Шарнилар в своей квартире на 60-м этаже построенного им небоскреба. Увы, его деньги не производили впечатления на молодую женщину: у нее их было больше, чем у него самого.

* * *

Чудища, о котором шла речь, нигде не было видно. Шарнилар и ее спутник оказались в слабо освещенном танцевальном зале, украшенном экзотическими рисунками, которые напоминали обстановку вышедшего недавно кинофильма. Они присоединились к толпе. Марк яростно вертел бедрами, и пот уже заблестел на его обнаженном торсе.

— Послушай, — проговорил он, косясь на серьги молодой женщины, — тебе из-за них перережут горло...

— Они фальшивые, — сказала Шарнилар.

Месяц назад она заплатила за них триста пятьдесят тысяч долларов в магазине Гарри Уинстона.

Слегка покачиваясь на месте, она наблюдала за своим кавалером, который танцевал, двигая бедрами, будто занимался любовью. Черная кожа словно подчеркивала чувственность его жестов. Не заботясь о ритме, она прижалась к нему, соединив руки у него на затылке. Шелк на ней был таким тонким, что она казалась нагой. Марк перестал вертеться, обвив ее своими мускулистыми руками. Губы Шарнилар прикоснулись к плечу Марка, как раз над ключицей, и остались там.

Сидевший на скамье негр в голубой тенниске, с пальцами, унизанными кольцами, ел банан и, как зачарованный, смотрел на обнявшуюся пару. Его подруга, вырядившаяся в белую тенниску и голубые шелковые боксерские трусы, нагнулась к нему, покусывая его ухо.

Шарнилар и ее спутник почти не двигались, прижавшись друг к другу. Молодая женщина водила одной рукой по обнаженной груди манекенщика, пока ее ногти не достигли соска. Она стала возбуждать его очень легкой лаской. Это всегда производило нужный эффект. Спустя какое-то время Марк отстранился от нее со странным выражением лица.

— Ты знаешь, что выглядишь чертовски соблазнительно? — сказал он.

Шарнилар устремила на него взгляд своих голубых, словно кобальт, продолговатых глаз.

— Я знаю. А тебя это возбуждает?

Молодой человек не привык к столь прямым вопросам, исходящим от едва знакомой женщины. Он ограничился тем, что в ответ чуть глуповато улыбнулся. Словно стыдясь своего состояния, Марк снова прильнул к Шарнилар и с легким поцелуем прошептал ей на ухо:

— Давай уйдем отсюда.

Шарнилар нежно скользнула рукой между двух тел, и ее пальцы задержались на выпуклости, выступающей под черной кожей.

— Успокойся, — сказала она. — Я пришла не одна и к тому же я хорошо воспитана. Как-нибудь в другой раз.

Несмотря на это внушение, у нее складывалось впечатление, что плоть, зажатая под черной кожей, продолжала увеличиваться в объеме. Марк обхватил ее рукой за талию, а ее рука оставалась зажатой между двух тел. Он снова принялся танцевать, извиваясь на месте, а ее пальцы делали массаж, который, судя по все более и более тяжелому дыханию Марка, не оставлял его равнодушным. Это открытие внезапно вызвало у нее неистовое желание. Она подумала, что вела себя и как кокетка, и как идиотка. Вдруг возникло ощущение, что у нее между ног затрепетало какое-то горячее и жадное животное. Если бы вокруг них не было столько людей, она бы сразу расстегнула кожаные брюки, чтобы вонзить этот твердый предмет в свой живот.

Она прекратила танцевать, отодвинулась и взяла Марка за руку.

— Идем. Мне надоело танцевать.

Они пересекли зал, где десятки зевак толпились перед рвом, в котором красовались всевозможные чудовища и голые женщины. Еще один спектакль. Шарнилар стала нервничать. Время от времени она поворачивалась к своему спутнику, ободряя его улыбкой. Наконец она, толкнув дверь, вошла в какую-то полутемную комнату и зажгла свет. С потолка здесь свешивались скелеты и устрашающие маски, подсвеченные красноватыми светильниками, — остатки «Вечера ужасов». Всю сцену занимала стеклянная перегородка, за которой были видны танцующие на другой площадке люди.

— Что все это значит? — воскликнул Марк.

Вместо ответа Шарнилар поцеловала его, прижавшись к нему всем телом. Она задыхалась от желания. Положив обе руки на обнаженный торс ковбоя, Шарнилар стала возбуждать его соски, используя то ногти, то свой бархатный рот. Марк, издавая рычание, все более яростно прижимал ее к себе, извиваясь и вонзаясь движениями бедер в пустоту. Шарнилар наслаждалась зрелищем этого мечущегося жеребца. От этого у нее даже пересохло во рту. Не в силах больше сдерживаться, она ухватилась за верх застежки брюк из черной кожи и расстегнула ее до низу, высвободив зажатую плоть. Ее пальцы тотчас сомкнулись на ней, и она представила себе ее впечатляющие размеры. Она чувствовала себя способной отдаться даже жеребцу. Внезапно могучие руки ее кавалера надавили на ее плечи. С не свойственной ей покорностью она опустилась на колени вдоль его тела и, ощутив ртом огромный горячий предмет, приняла его.

Марк издал дикое рычание, его руки впились в затылок молодой женщины, и, не в силах больше сдерживаться, он задрожал от наслаждения.

Шарнилар почувствовала одновременно невероятное возбуждение и разочарование. Ее сердце бешено колотилось. Согнутая могучей хваткой Марка, она приняла в себя без остатка его страсть. В это время дверь открылась, она услышала смех, и Марк отодвинулся. Ей было наплевать, что она находилась в столь унизительном положении. Встав на ноги, она прижалась к еще не остывшей плоти, не заботясь о том, что испачкает сари, и потребовала властным голосом:

— Трахни меня теперь! Трахни меня как бешеный!

Несколько любопытных столпились по ту сторону стеклянной перегородки, восхищенные неожиданным зрелищем. Но Шарнилар не обращала на них внимания. Она была готова отдаться здесь, прямо на полу, перед глазами ошеломленных зрителей.

Марк был более сдержан. Бросив взгляд на зевак, он быстрым жестом спрятал под черной кожей все еще напряженную плоть. Ничего не скажешь, эгоист...

— Тут люди, — пробормотал он, — я не могу. Извини.

Вся возбужденная от ярости и неудовлетворенности, Шарнилар вытерла губы тыльной стороной ладони и выскочила из комнаты, оттолкнув высокого брюнета с хищным лицом, который стоял у двери, наблюдая эту сцену. Шарнилар, с горящими бедрами, пробиралась через толпу гостей. Она вдруг почувствовала, что потеряла одну из сережек, но даже не подумала вернуться и поискать ее.

Тони Абруццо все еще ждал ее у бара, блаженствуя в кокаиновых грезах. Коробочка с порошком была уже пуста. Шарнилар находилась в таком состоянии, что даже прокаженного уложила бы в свою постель. Она взяла его за руку.

— Пошли, мне надоело здесь.

— Почему? — спросил Тони.

Шарнилар бросила на него пылкий взгляд.

— Ты не хочешь поцеловать меня?

По его остекленевшему взгляду она поняла, что кокаин сделал свое дело и в этот вечер от Тони Абруццо ждать больше нечего. Подошел сконфуженный Марк, тряся потерянной серьгой.

— Ты уронила ее, — сказал он.

Шарнилар наценила серьгу и оглядела манекенщика. Он снова жадно смотрел на нее, и огонь внутри ее усилился.

— Идем, — сказала она. — Ты проводишь меня.

Марк был слишком рад, чтобы задавать вопросы. Он взял ее под руку, и они пошли по голубоватому коридору, ведущему к выходу, мимо чучела носорога, привязанного желтыми веревками в глубокой нише.

— Моя машина там, дальше, — сказала Шарнилар.

Она оставила свой темно-синий «роллс-ройс» на Гудзон-стрит, в сотне метров от «Эриа». В этот поздний час здесь было мрачно и пусто. Воспрянув духом, Марк обнял за талию свою попутчицу.

— Мне жаль, бэби, — сказал он, — но ты меня там разрядила...

— Надеюсь, ты снова поставил пробки на место, — бросила ему Шарнилар. — В противном случае сегодняшний вечер может оказаться самым скверным в твоей жизни...

* * *

Шарнилар открыла левую переднюю дверцу своей машины, автоматически разблокировав все остальные, когда из темноты, со стороны «Эриа», вынырнули трое мужчин, лица которых было трудно различить. Двое высоких и один низенький с невероятно широкими плечами.

Шарнилар узнала худое, почти аскетическое лицо с большим горбатым носом одного из зевак в «Эриа». Возможно, это был любитель коллективных сексуальных развлечении, привлеченный ее поведением в дискотеке. Он схватил ее за руку. Шарнилар резко вырвалась.

— Поди прочь! — крикнула она.

Марк тотчас же бросился вперед, играя своими мускулами, и стал перед тремя незнакомцами.

— Убирайтесь!

Не говоря ни слова, коренастый приблизился к Марку. У него были маленькие черные глазки на жирном лице, бритый череп и торс борца. Его рука вскинулась, как пружина. Шарнилар не заметила этого жеста, но Марк согнулся вдвое, застонав от боли. Коротышка нанес ему по затылку еще один удар, способный свалить быка. Молодой манекенщик, словно споткнувшись, упал на колени, а затем растянулся на земле.

Шарнилар бросилась в сторону «Эриа», но один из мужчин прижал ее к машине. Третий, высокий здоровяк с черными усами, открыл заднюю дверцу. Сразу же тот, кто ударил Марка, обхватил сзади молодую женщину, приподнял ее и бросил на заднее сиденье. Шарнилар, крича, привскочила на кожаных подушках. Усач обошел «роллс-ройс», влез в кабину и бросился на нее, приставив к горлу револьвер с очень коротким стволом. И все это происходило в ста метрах от «Эриа»! Высокий мужчина с крючковатым носом, в свою очередь, проскользнул на заднее сиденье. Он засунул пальцы в шиньон Шарнилар и прижал ее голову к коленям своей твердой, как железо, ладонью. Усач возился рядом, и сперва она подумала, что он хочет ее изнасиловать. Но тот лишь навалился на нее всей своей тяжестью, чуть не задушив. От него пахло луком и потом. В ужасе молодая женщина вскрикнула, и тотчас же усач со всей силы ударил ее стволом револьвера.

Она почувствовала, что губы ее разбиты, и теплая солоноватая кровь потекла ей в рот. Панический страх парализовал ее мозг.

Что им было нужно? Если это было похищение, то почему же они не трогаются с места?

Левая рука усача стиснула ее горло так сильно, что она едва не потеряла сознание. Его правая рука держала какой-то странный предмет. Это было лезвие в виде серпа, остро заточенное, как бритва, шириною с палец, насаженное на деревянную рукоятку. Можно было подумать, что это нож для чистки лимонов. Инстинктивно Шарнилар отпрянула назад.

— Пустите меня! — закричала она.

Рука усача вытянулась, и конец лезвия коснулся ее левого глаза, слегка уколов его. Шарнилар издала приглушенный вопль.

Марк привстал на коленях, чувствуя себя так, словно по нему прошел паровой каток. Из машины донесся страшный крик. Он повернул голову и увидел рядом с собой две ноги, обутые в кеды. Не думая, рванул одну из них к себе, но на большее у него не хватило сил. Он услышал злое ругательство и почувствовал ствол оружия у себя на затылке. Марк вздрогнул в тот момент, когда рядом с его головой взорвался воздух с легким звуком «пуф», и предназначенная для него пуля врезалась в асфальт.

Второго шанса у него не было. Еще теплый ствол револьвера раздвинул волосы у него на затылке, ища место, куда выстрелить. Затем оружие замерло, раздалось еще одно легкое «пуф», когда мужчина нажал на спуск, и на этот раз пуля проникла в мозг манекенщика.

* * *

Закрыв глаза от страха, Шарнилар замерла, почувствовав укол стали, вонзившейся на миллиметр в самый угол глазного яблока. Она заставила себя открыть глаза и, несмотря на слезы, различила бесстрастные черты усача, склонившегося над ней.

Она переживала кошмар рядом с одним из самых светских мест в Нью-Йорке.

Передняя дверца открылась, и коротышка с бритым черепом, сев на место водителя, включил радио. Оглушительная музыка заполнила кабину «роллс-ройса». Мужчина тут же вылез, и Шарнилар закричала, пытаясь перекрыть шум:

— Я могу вам дать деньги!

Нападавшие не произнесли ни слова. Она перехватила вдруг взгляд усача, и от того, что она прочла в нем, кровь застыла у нее в жилах. В тот же момент она увидела, как напряглись мышцы его руки.

— Нет! Не-ет! — закричала она.

Острая боль перехватила ей дыхание, и крик застрял в горле.

Усач вонзил лезвие между глазом и глазной впадиной. Изогнутая сталь скользнула по поверхности глазного яблока, обегая его контур. Мучитель Шарнилар остановился на секунду, чтобы лучше ухватить деревянную рукоятку. Не обращая внимания на судороги жертвы, удерживаемой весом его тела и рукой сообщника, он перерезал мускулы глазного дна, словно вынимая устрицу из ее раковины.

Нечеловеческий вопль молодой женщины его не волновал. В прошлом он не раз уже выполнял подобную операцию. Кровь потоком лилась из раны, затекая в ухо Шарнилар. Последним круговым движением усач перерезал оптический нерв и мускулы, еще удерживавшие глазное яблоко. Удаление глаза длилось не больше минуты.

От страшной боли Шарнилар потеряла сознание. Снаружи никто бы не мог предположить, что такое возможно в самом центре Нью-Йорка. Крики молодой женщины тонули в грохоте радио, а тонированные стекла скрывали происходящее внутри автомобиля.

* * *

Уолтер Кортни, проплутав в лабиринтах дискотеки и убедившись в исчезновении Шарнилар Хасани, которую ему было поручено охранять, ругаясь, выбежал из «Эриа». Он разглядел в темноте «роллс-ройс», стоящий все на том же месте.

Приблизившись к машине, он увидел коренастого мужчину, прислонившегося к кузову, и лежащее на земле тело! Но Шарнилар не было видно. Кровь бросилась ему в голову, и он кинулся к «роллс-ройсу». Мужчина тотчас же двинулся ему навстречу. У него были широченные плечи, бритый череп. Одет он был в светлую куртку, джинсы и кеды.

— Убирайся отсюда! — прорычал тот.

Уолтер Кортни сунул руку в кобуру, чтобы достать пистолет, но незнакомец опередил его. В один прыжок он оказался рядом, его нога выпрямилась, и удар пришелся точно в печень. Согнувшись от боли, Уолтер Кортни попытался восстановить дыхание, но противник с огромной силой ударил его коленом ниже пояса. Кортни упал наземь и услышал, как его противник снова прорычал:

— Убирайся, кретин!

Уолтер Кортни перекатился в сторону, стараясь унять боль в паху. Ему удалось подняться. Сунув левую руку в карман, извлек оттуда бляху и, потрясая ею перед собой, закричал:

— ФБР! Руки вверх и не двигаться!

Правой рукой он выхватил из кобуры специальный револьвер 38-го калибра и навел его на противника. Тот замер, опустив руки. Уолтер Кортни смог его рассмотреть. Под рубашкой угадывалась чудовищная мускулатура. Его мышцы утолщались возле шеи, поддерживая огромную голову с покатым лбом. Если голова казалась слишком большой для его тела, то крохотные глазки словно утонули над прыщеватым носом и толстыми губами. Он шагнул в сторону Кортни, и тотчас же агент ФБР вскинул свой пистолет.

— Еще шаг, и я всажу в вас пулю!

Внезапно задняя дверца «роллс-ройса» распахнулась. Оттуда хлынул поток музыки и вытянулась рука, державшая пистолет с глушителем. Раздался негромкий выстрел, и лоб Уолтера Кортни словно треснул от удара. Сразу же коренастый выхватил свой пистолет и выстрелил в свою очередь. Еще не успев упасть на землю, агент ФБР получил три пули в голову. Струя крови потекла в канаву... Слабый отзвук выстрелов заглох на пустынной улице, ни у кого не вызвав тревоги.

* * *

Последним усилием усач навалился на рукоятку своего инструмента. Левое глазное яблоко Шарнилар вылезло из орбиты со страшным чмокающим звуком вместе с алым фонтаном и упало на пол машины. Молодая женщина шевельнулась и простонала. Тотчас же палач выскочил наружу с руками, заляпанными кровью. Он присоединился к сообщникам. Не глядя на два трупа, лежащие на земле, они побежали прочь, оставив «роллс-ройс» с открытыми дверцами.

Не прошло и минуты, как с противоположной стороны, ревя сиреной и \"мигая проблесковым фонарем, появился полицейский автомобиль. Швейцар «Эриа» позвонил в полицию и сообщил, что на улице происходит драка. Свет фар патрульной машины осветил два тела, лежащие возле «роллс-ройса». Один из полицейских выскочил и, укрывшись за кузовом стоящего рядом автомобиля, навел револьвер на «роллс-ройс». Водитель также схватил висящий перед ним у приборной доски пистолет и выскочил наружу, прикрываемый своим товарищем. Он приблизился к лежащему человеку, нагнулся и увидел револьвер и бляху Уолтера Кортни. Он выпрямился.

— Это парень из ФБР, и он мертв! Другой тоже!

Его партнер прокричал:

— Выходите из машины с поднятыми руками!

Он услышал стон, и какая-то фигура показалась из «роллс-ройса». Это была женщина, тотчас же освещенная его электрическим фонариком. Она замерла на секунду, а потом стала непрерывно, словно сирена, кричать. Оба полицейских приблизились, с ужасом глядя на нее. Обе ее руки были прижаты к левой стороне лица, и они разглядели кровь, залившую ее шею и платье.

— Леди, что с вами? — воскликнул старший патруля.

И он тут же пожалел, что задал этот вопрос. Женщина двинулась к нему, отняв руки от лица. Он увидел кровоточащую рану на месте левого глаза. Правый глаз был закрыт, и она шла, спотыкаясь, вслепую, словно какой-то автомат из кошмарного сна.

— О боже! — воскликнул шеф патруля.

За время профессиональной карьеры нью-йоркского полицейского он повидал немало мерзких преступлении. Но теперь его трясло...

Второй патрульный, побледнев, бросился к своей машине и, схватив левой рукой микрофон, проговорил:

— Срочно вызовите машину скорой помощи! Пришлите оперативную группу. Нам нужна срочная помощь!

Другой полицейский, охваченный ужасом, ходил вокруг кричащей женщины. Он осторожно взял ее за руку, бормоча слова утешения. Она все еще кричала, когда на Гудзон-стрит появилась, стремительно приближаясь со зловещим ревом сирены, машина скорой помощи.

Второй патрульный стал осматривать кабину «роллс-ройса», освещая ее электрическим фонарем. Он направил луч на покрытый светлым ковриком пол и заметил какой-то предмет. Он нагнулся и увидел студенистый окровавленный шар. Когда он понял, что это такое, то, почувствовав тошноту, отпрянул назад, и его вырвало тут же, возле машины.

Глава 2

Стояло прямо-таки индийское лето, и огромное кладбище, протянувшееся на полмили вдоль Куинс Бульвар, казалось благодаря яркому солнцу почти приветливым местом. Вдали на фоне светлого неба вырисовывались небоскребы Манхэттена. Но никто из тех, кто следовал за черным «кадиллаком», превращенным в катафалк, где покоилось тело Уолтера Кортни, не испытывал отрадных чувств. У молодого инспектора ФБР остались жена и двое детей, а ведь на его участке давно уже не отмечалось случаев насильственной смерти.

Внезапно серый «шевроле» обогнал похоронную процессию, которая черепашьим шагом двигалась по бесконечным аллеям кладбища. Он остановился рядом с черным «фордом», где сидел начальник убитого агента капитан Джеральд Мак-Карти, плотный мужчина с короткими седоватыми волосами. Мак-Карти горел нетерпением поскорее начать расследование, чтобы найти убийц Уолтера Кортни.

Короткий допрос Шарнилар Хасани мало что дал. Единственным интересным фактом было то, что по крайней мере одного из нападавших она видела в «Эриа». А ведь речь шла о частном вечере, и, чтобы попасть туда, нужно было предъявить приглашение...

Негромкий сигнал «шевроле» заставил его повернуть голову, и он узнал за рулем своего заместителя Дугласа Франкенхаймера. Не колеблясь, Мак-Карти открыл дверцу и на ходу пересел в серый «шевроле».

— Что случилось. Дуг?

— Мы нашли швейцара, который в тот день работал в «Эриа». Он у вас в кабинете.

Уже два дня как они прочесывали весь квартал, чтобы найти этого Чарли, известного наркомана, который исчез, как только получил вызов из полиции.

— Прекрасно! — сказал Мак-Карти. — Его надо потрясти до того, как он обратится к адвокату. Я буду через десять минут.

* * *

Белокурый здоровяк с большими усами робко сидел на краешке стула в кабинете Джеральда Мак-Карти под присмотром двух инспекторов ФБР. Один из офицеров протянул шефу картонную папку с досье.

— Леонард Габриски, по кличке «Чарли». Дважды судим. Хулиганские действия и наркотики. Осужден условно.

Капитан Мак-Карти взглянул на него как на слизняка, вылезающего из-под полена, и проговорил профессиональным тоном:

— Мистер Габриски, мы расследуем убийство двух человек, один из которых — агент ФБР. По крайней мере, один из убийц находился в «Эриа» как раз перед тем, как было совершено преступление, и он мог пройти туда только с вашей помощью. Вас, таким образом, можно заподозрить в сообщничестве...

Леонард Габриски вскочил со стула, побледнев.

— Я тут ни при чем! — воскликнул он. — Я не могу отвечать за всех свихнувшихся, которые приходят в клуб. Ведь это я позвал полицейских, когда увидел драку.

Капитан Мак-Карти вопросительно взглянул на своего заместителя, который кивнул головой, подтверждая сказанное.

— Почему вы не явились, когда вас вызывали?

Леонард Габриски опустил голову.

— Я испугался. Я думал, что со мной будут говорить по другому поводу. У меня тут были небольшие грехи.

— Мне плевать на ваши грехи! Мне нужно найти этих типов, и вы мне поможете.

Да, инспектор.

— Перестаньте называть меня «инспектор»! Меня зовут капитаном Мак-Карти. Идите сюда.

Леонард Габриски поднялся и подошел к столу. Мак-Карти показал ему три портрета-робота, нарисованные по описанию Шарнилар Хасани.

— Вам о чем-нибудь говорят эти физиономии?

Леонард Габриски утвердительно закивал головой.

— Конечно! Их было трое, хотя приглашение было на двоих. Но у них был очень свирепый вид, и я не решился их остановить.

— Приглашение? На чье имя?

— Имени не было, — объяснил Леонард Габриски. — Хозяева «Эриа» посылали приглашения в виде толстой голубой облатки в коробочке из черного бархата. Нужно было бросить ее в стакан с водой. Облатка таяла, а внутри было приглашение в целлофане, без имени.

— А кому их посылали? — спросил Мак-Карти.

— У меня нет списка, но он есть в клубе.

— А вид этих трех типов вас не удивил?

— Нет, конечно. Это был вечер экзотики, и у них был экзотический вид.

— Черт возьми, — проворчал Мак-Карти. — Просто банда дегенератов!.. Вы ничего больше не заметили?

— Нет. Но я запомнил одного из них. Такой высокий тип. Он хорошо говорил по-английски — таким тихим голосом, а голова у него немного опущена вперед, как у птицы. Он мне сунул двадцать долларов за приятеля, у которого не было приглашения...

Капитан Мак-Карти встал.

— Вы сейчас поедете с моими ребятами. Мне срочно нужен этот список приглашенных.

Как только трое мужчин вышли из комнаты, он сразу закурил. Со времени смерти Уолтера Кортни он не находил себе места. Когда из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне ему без всяких объяснений прислали приказ охранять Шарнилар Хасани, он и предположить не мог, что все обернется трагедией. И до сих пор ему было неизвестно, почему Вашингтон хотел обеспечить защиту молодой миллиардерши.

* * *

Серый «шевроле» остановился недалеко от Метрополитен-музея на Пятой авеню. Двое агентов ФБР меланхолически рассматривали фасад старого тридцатиэтажного здания из красного кирпича. Отсюда открывался прекрасный вид на парк, и это был один из самых шикарных квартала Нью-Йорка.

— Тут квартиры должны стоить миллиона два долларов, — заметил Дуглас Франкенхаймер.

— А может, и больше, — вздохнул его спутник Гедеон Шуберт. — Ты можешь начать экономить.

Он сунул под нос консьержке в галунах свою бляху сотрудника ФБР.

— Мистер Голам Солтанех.

— Он вас ждет?

— Нет. Это сюрприз, — проговорил Дуглас Франкенхаймер. — На каком он этаже?

— На шестнадцатом, но...

Двое полицейских уже были в лифте. Внутри все было отделано бронзой и деревом — остатки старой нью-йоркской роскоши. Когда они поднялись, дверь единственной квартиры на шестнадцатом этаже была уже открыта: швейцар позвонил в квартиру. Их встретил сутуловатый старик с седыми волосами, хитрыми глазами и крупным носом. Он провел их в роскошную гостиную, обставленную мебелью в стиле Людовика XV, с несколькими картинами известных мастеров на стенах. Слегка оробевшие полицейские присели па краю гобеленовых кресел. Хозяин, казалось, нервничал, был удивлен и тотчас же зажег сигарету.

Дуг Франкенхаймер достал портреты-роботы незнакомцев и протянул их Голаму Солтанеху.

— Вы не знаете этих людей? — спросил он.

Голам Солтанех внимательно рассмотрел фотороботы и положил их на стол.

— Почему вы задаете мне этот вопрос, господа?

— Вы знаете их? — настаивал Дуглас Франкенхаймер.

— Нет. Но почему вы их разыскиваете?

— В связи с делом об умышленном убийстве, заговоре и пытках...

Старый иранец слегка побледнел, покачал головой и поднялся.

— Господа, мне очень жаль, что не могу вам помочь. Я никогда не видел этих людей.

Полицейские не шевельнулись. Дуглас Франкенхаймер не спускал глаз с рук пожилого господина, которые слегка дрожали. Он знал, что едва они выйдут. Голам Солтанех тут же позвонит своему адвокату. Иранец был респектабельной персоной, и его нельзя было запугивать как бродягу. Однако его волнение показывало, что, возможно, он говорит неправду. Оставалось только немного поблефовать.

Со времени происшествия на Гудзон-стрит прошла неделя. Этот визит стал эпилогом кропотливого расследования на основе списка, полученного в «Эриа». Сотрудники ФБР методично просмотрели все приглашения, посланные на «экзотический» вечер, выделяя при этом всех подозрительных. Разумеется, оставались еще пробелы, но среди тех, кто был еще не проверен, только Голам Солтанех имел связи с Ираном.

Дуглас Франкенхаймер сказал предельно официальным тоном:

— Господин Солтанех, неделю назад эти трое людей были на вечере в дискотеке «Эриа».

Иранец прервал его, улыбнувшись.

— Я не посещаю такие места. Для этого я староват. Мне скоро будет шестьдесят семь лет...

Это было очевидно... Но Дуглас Франкенхаймер не дал себя сбить с толку и продолжал:

— Возможно, — сказал он, — но один из этих трех пришел туда с посланным вам приглашением. Если это не вы ему дали, нам нужно будет опросить ваш персонал.

Гедеон Шуберт, наблюдавший за Солтанехом, заметил растерянность в его взгляде, но тот быстро взял себя в руки. Он положил руку на сердце.

— Господа, — сказал он, — это невозможно. Я не пони маю... Это какая-то ошибка... Может быть, его украли из почты...

Кто-нибудь другой поверил бы его искреннему тону, но только не Дуглас Франкенхаймер. Вздохнув, он поднялся.

— Господин Солтанех, мне очень жаль, но я полагаю, вам придется пройти с нами для более обстоятельной беседы. Речь идет об убийстве, в частности полицейского, об ужасном увечье, нанесенном молодой женщине. Это не простое нарушение правил дорожного движения.

Он замолчал и про себя помолился. С теми фактами, которыми он располагал, можно было всего лишь допросить старого иранца, и то с его согласия. Капитан Мак-Карти устно разрешил им пойти немного дальше, чем позволялось. Но если Солтанех позвонит своему адвокату, то они рискуют быть обвиненными в применении недозволенных приемов... И вызвать скандал. Старый иранец, побледнев, казалось, превратился в статую. В комнате на какое-то мгновение воцарилась напряженная тишина. Несмотря на свои подозрения, Дуглас Франкенхаймер плохо представлял себе, каким образом этот усталый старый человек мог бы оказаться связанным с жестоким нападением у «Эриа». Однако профессия научила его опасаться всех и всего.

Внезапно Солтанех откинулся в кресле, прижав руку к груди. Дуглас Франкенхаймер, едва не чертыхаясь, с испугом нагнулся к нему, решив, что с иранцем случился сердечный приступ. Если тот преставится у них на руках, то это наверняка будет означать для них отставку. Но иранец по-своему понял его жест и, подняв голову, пробормотал:

— Господа, я вас прошу, я вас прошу, не уводите меня! Я вам все скажу.

Если бы Франкенхаймеру объявили, что он выиграл в гарлемской лотерее, он ликовал бы меньше. Но надо было ковать железо, пока горячо... Пододвинув стул поближе к старику, он спросил:

— Где вы встречали этих людей?

— Здесь, — признал иранец слабым голосом. — Они приходили сюда две недели назад.

— Вы знали их?

— Только одного.

— Его имя?

— Ардешир Нассири.

Гедеон Шуберт, сидя у него за спиной, быстро записывал все сказанное. Разумеется, для судебного дела это мало что значило, но для следствия было неоценимо...

— Кто он? Где он? Его адрес? — бросал Франкенхаймер возбужденно и нетерпеливо.

Голам Солтанех нервно потирал руки.

— Он, как и я, иранец, — произнес он, — из секты, которая преследовалась аятоллой Хомейни. Но Ардешир Нассири ради выгоды решил отречься от своих убеждений и помогать муллам преследовать других членов секты. Он стал одним из главных осведомителей Савама — секретной полиции аятоллы. Потом он покинул Иран, потому что члены секты хотели его убить, и стал выполнять задания Савама за границей. Мне неизвестно, где он жил в Нью-Йорке.

— А другие?

— Тот, с бритым черепом, — в прошлом борец, он работал на Савак, секретную полицию шаха. Это убийца. Когда режим сменился, муллы подобрали его. Он стократ заслуживал смерти, но был мастером пыток, а у них таких не хватало. Ему все простили, и он продолжал пытать, но уже других. Он задушил своими руками двух моих друзей в тюрьме «Эвин», в Тегеране.

— Его имя?

— Нарвиз Багхай.

— А третий, высокий усач?

— Этот, наверное, хуже всех, — обронил Солтанех. — Он работал плотником в Тебризе и всегда восхищался Хомейни. Когда муллы захватили власть, его назначили «религиозным комиссаром», дав поручение преследовать врагов режима... Раньше он был бедняком, а теперь стал очень богат, обобрав десятки людей. Он похищал и насиловал женщин, а потом посылал их солдатам на иракский фронт. Он заставил одну молодую женщину, дочь шахского офицера, отдаваться всем его друзьям. Она потом повесилась... Его так ненавидели в Тебризе, что люди аятоллы посоветовали ему уехать из страны...

Солтанех продолжал, и теперь его трудно было остановить.

— Этого зовут Гормуз Сангсар, он едва умеет читать и писать... Фанатично предан аятолле Хомейни.

— И вы согласились принять этих людей? — недоверчиво спросил полицейский. — Здесь ведь Нью-Йорк, а не Тегеран. Достаточно было позвонить в полицию, чтобы она защитила вас.

Солтанех с сожалением взглянул на него, затем поднялся и просеменил в угол комнаты. Он поднял стоявшую на полу, повернутую к стене картину и показал полицейским. Это был великолепный натюрморт французского художника семнадцатого века. Полотно было изрезано в нескольких местах.

— Вы не знаете этих людей, — сказал он. — Когда они пришли ко мне, Гормуз Сангсар направился прямо к этой картине, вынул из кармана бритву и сделал вот это. Он сказал, что это для того, чтобы я внимательней слушал их. В противном случае они все здесь разгромят.

— Но зачем вы их впустили сюда? — удивился Дуглас Франкенхаймер.

— Я думал, что Ардешир Нассири будет один. Он сообщил мне, что привез документы по импорту из Ирана...

— Как? — прервал его Франкенхаймер. — Вы сотрудничаете с Хомейни, человеком, который изгнал вас из вашей страны?

Голам Солтанех развел руками.

— Надо ведь жить. В Иране конфисковали все мое имущество, блокировали счета в банках. У меня больше нет ничего, кроме этой квартиры и этой обстановки, которую я постепенно продаю, чтобы иметь средства для жизни. Поэтому я начал дело, организовав торговлю с Ираном. Я поставляю туда сельскохозяйственные товары, удобрения и тому подобное...

— Понятно, — сказал неприятно пораженный полицейский. — Продолжайте.

Я не знаю, каким образом Ардешир Нассири узнал, что я получил для моего сына приглашение на этот вечер в «Эриа». Мой сын сейчас находится в Европе. Они потребовали, чтобы я отдал им это приглашение.

— И вы отдали?

— Да. Они мне сказали, что если я откажу, то больше не смогу вести никаких дел с Ираном. Что моего сына отыщут и убьют как неверного. Я поверил им. Они способны на все. Вспомните о заложниках в Тегеране... С другой стороны, они обещали, что если я помогу им, то аятолла Хомейни лично рассмотрит мое дело и что, возможно, мне разрешат вернуться в Иран. Вы знаете, у меня там семья, и потом, это моя страна...

Снова воцарилась тишина. Полицейские чувствовали, что на этот раз Солтанех говорил правду. Страх сделал свое дело. Теперь старик вызывал у них жалость. Он тоже был жертвой. Но сейчас, после стольких усилий, у них была, по крайней мере, нить, чтобы найти виновников бойни на Гудзон-стрит.

— А у вас нет никаких предположений относительно цели, которую они преследовали? — спросил Франкенхаймер.

Голам Солтанех покачал головой.

— Этого я не знаю.

Гедеон Шуберт спрятал записную книжку. Но у Дугласа Франкенхаймера был еще один вопрос.

— Вам не знакома женщина по имени Шарнилар Хасани?

— Нет, как мне кажется, — сказал иранец. — Мустафа Хасани был одним из самых близких к Хомейни людей. Возможно, у него был сын...

Заинтригованный, Гедеон Шуберт спросил:

— Аятолла может жениться?

— Разумеется, — подтвердил Солтанех, — как протестантский пастор. И все они любят женщин... Почти так же, как деньги.

Дуглас Франкенхаймер протянул свою карточку Голаму Солтанеху.

— Благодарю вас. Если эти люди попробуют снова связаться с вами, немедленно предупредите нас. Мы обеспечим вашу безопасность.

Иранец с сомнением покачал головой: Хомейни был в другом мире, недоступном ФБР. Никто не сможет остановить «мученика веры», решившего пожертвовать жизнью, чтобы угодить своему аятолле. Иракцы познали это на своем горьком опыте.

Он проводил гостей до двери и вернулся к своей обезображенной картине. Разумеется, он рассказал полицейским не все, что ему было известно. Теперь он лучше понимал, почему трое убийц приходили к нему.

* * *

Капитан Мак-Карти, грызя карандаш, с интересом выслушал рассказ своих людей. Когда они закончили, он снял телефонную трубку и вызвал секретаршу:

— Свяжите меня с отделением ЦРУ в Нью-Йорке.

Он повесил трубку и сказал своим сотрудникам:

— Я хотел бы, чтобы вы просмотрели карточки иммиграционной службы. Эти типы, очевидно, въехали в страну легально. Они должны были оставить следы. Достаньте фотографии, даже если имена не совпадут, и покажите их Солтанеху. Пусть двое агентов дежурят в него внизу днем и ночью. Они должны его охранять и наблюдать за всеми приходящими. Поставьте его телефон на прослушивание. Если с ним что-нибудь случится, вам придется провести остаток вашей карьеры на Аляске.

Дуглас Франкенхаймер прервал его:

— Сэр, почему Кортни опекал эту дамочку?

Мак-Карти положил свои очки в золотой оправе на стол.

— Это был приказ из Вашингтона. По просьбе ЦРУ. Зазвонил телефон. Его соединили с нью-йоркским отделением Центрального разведывательного управления.

Глава 3

Дуглас Франкенхаймер закрыл за собой дверь кабинета и приблизился к столу капитана Мак-Карти, который листал какие-то бумаги.

— Появилось что-нибудь новое?

— Да. Досье этой Шарнилар Хасани. Садитесь.

Мак-Карти оторвался от бумаг, улыбаясь краешком губ.

— М-да, не такая уж грустная история...

— Это вы о чем?

— Я начинаю понимать некоторые вещи. Вы знаете, сколько она стоит, эта милая дамочка?

— Нет.

— Что-то между ста пятьюдесятью и двумястами миллионами долларов.

Дуглас Франкенхаймер цинично спросил:

— Она заработала это в постели?

Мак-Карти мечтательно посмотрел в потолок.