Судя по произношению, это была жена турка. Бечик ответил, и это подтвердило предположение Хильдегарды.
— Да, Лейла.
— Ты один? Я могу с тобой поговорить? — спросила она по-турецки. Голос ее казался встревоженным.
— Да, конечно, — ответил турок.
Хильдегарда не понимала турецкого языка, но пока ей было достаточно интонаций. Она ехидно улыбнулась. Все мужчины одинаковы. Ей очень захотелось что-нибудь сказать в трубку... Нет, она серьезная женщина. К тому же ей не хотелось, чтобы турок преследовал ее до конца дней... Снова послышались различные шумы. Потом пробились какие-то голоса, и женский голос прокричал: «Нет!». После этого раздался резкий свист. Затем последовал взрыв.
Стена между спальней и ванной комнатой изогнулась, дверь сорвало с петель, и она ударилась о противоположную стену. Хильдегарде показалось, что жестокие руки сжимают ее ребра. Взрывная волна ударила в барабанные перепонки. Голова стукнулась о стенку, и она потеряла сознание.
Инспектор уголовной полиции осторожно вошел в номер вслед за пожарными. В его руке был пистолет. Один из пожарных поливал из огнетушителя горящие занавески, другие бросились к телу, лежащему возле кровати.
Спальня, казалось, была опустошена циклоном. Оконные рамы вырваны. Стекла ранили нескольких прохожих. В соседних домах выбиты стекла. Взрыв явно произошел там, где находился телефон. От него остался лишь обугленный провод и дыра в стене. Острый запах взрыва действовал на обоняние. У двери 816-го номера толпились любопытные постояльцы и служащие гостиницы.
В номер вошел еще один инспектор полиции, который стал помогать первому переворачивать тело Бечика. Не нужно быть экспертом, чтобы убедиться, что он убит наповал. Отсутствует половина лица, сорвана кожа. Инспекторы обменялись тяжелыми взглядами. Очень досадно, когда такой случай происходит с человеком, которого вам поручено охранять.
Лиза просматривала содержимое толстого конверта с документами и трэвелчеками, которые им дал Буров.
— Кто-нибудь выходил из номера? — спросили они у плачущей горничной.
– У вас не создалось впечатления, что полковник Буров весьма встревожен тем, что майор Додсон может добраться до посольства? – спросила она.
— Нет, я никого не видела.
– О, да. Майор Додсон по-прежнему где-то бродит с рублями и картами Грегори Фишера. И если он доберется до посольства, куда, как я полагаю, он и направляется, тогда брызги от этого дерьма зальют все вокруг, от Москвы до Вашингтона.
— А где женщина, которая пришла к нему?
Фары «Жигулей» осветили огромный деревянный щит, указывающий, что они находятся на территории совхоза.
— Не знаю.
Лиза оглянулась и сказала:
— Сюда не приносили какой-нибудь сверток?
– \"Волга\" следует за нами с выключенными фарами...
— Нет.
Один из пожарных закричал из ванной комнаты:
Холлис увидел небольшое кирпичное здание, где по описанию Бурова разместилась администрация. Сэм погасил фары и проехал мимо.
— Скорее носилки! Здесь раненая женщина!
– И что же мы будем сейчас делать?
– У нашего «жигуленка» не так уж много шансов на автостраде, однако на сельских дорогах мы могли бы оторваться от «волги».
Все бросились к нему. Среди обломков лежала женщина с окровавленным лицом, без сознания. Одежда изорвана, волосы наполовину сожжены. Ее осторожно извлекли из-под обломков. Пожарник приложил к ее лицу кислородную маску. Полицейские начали рыскать среди обломков, пытаясь найти хоть что-нибудь похожее на улику. Но кругом был такой хаос, что найти ничего не удалось, если не считать того, что осталось от шубы из пантеры: почерневшие лоскуты.
На улицах практически отсутствовало освещение. Холлис свернул на грязную, покрытую гравием дорогу и прибавил скорость. Без тормозных огней и фар «жигули» были фактически невидимы. Минут пятнадцать они петляли наобум по проселочным дорогам, и наконец Холлис сказал:
Через пять минут раненую вынесли на носилках. Очевидно, она была просто контужена. Ее спасла стена. Один из полицейских сопровождал ее. Со всех сторон сбегались агенты в штатском и в форме. Они приступили к методичным поискам улик, пытаясь понять, что же именно произошло. В номере царил арктический холод. Голый труп завернули в полиэтилен. Под ногами хрустели выпавшие из дипломата банковские билеты разных валют: доллары, марки, швейцарские франки. Один из полицейских извлек из-под кресла пистолет, отброшенный туда взрывной волной. Он проверил обойму. Все патроны были на месте. Бечик Галата был осторожен, но кто-то его все-таки перехитрил. Как же, черт побери, удалось его убить в помещении, которое было под наблюдением и днем и ночью? Оставалась одна свидетельница: найденная в ванной комнате без сознания женщина. Только она одна могла рассказать, что же произошло.
– Мы оторвались от «волги», но, к несчастью, мы заблудились.
– Вы не шутите?
Глава 2
– По дороге вы не заметили какой-нибудь мотель?
— Насколько нам известно, это второе в истории убийство по телефону. Первое осуществили спецслужбы Израиля в Париже, ликвидировав одного влиятельного палестинца.
– По дороге... Да, Сэм, вы действительно способны показать девушке, как можно хорошо провести время. В следующий раз позвольте мне оплатить завтрак. О\'кей?
– Я очень рад, что вы все-таки сохранили чувство юмора, мисс Родз, настолько, насколько возможно в нашем положении. Что ж, лучше заблудиться, чем умереть, скажу я вам. Нам надо найти место, где можно переждать до рассвета.
Малко помешал кубики льда в рюмке с водкой. Жаркое пламя в камине согревало библиотеку и как бы отгораживало замок Лицен от внешнего холодного мира. На первом этаже Александра, его вечная невеста, примеряла платье, только что доставленное из Парижа. Она успела сделать покупки между двумя рейсами Эр Франс. Благодаря использованию «боингов-737», эта компания предлагала для европейского континента весьма гибкое расписание полетов. Александра не смогла достать билет в деловой класс, как обычно: свободных мест не было. Пришлось довольствоваться экономическим классом. Она с удовольствием отметила, что завтрак снова подают стюардессы.
– Без всяких вопросов? В России?
На ужин предложили баранину. Малко пригласил своих друзей из соседнего поместья. Элько Кризантем, как всегда расторопный, играл роль мажордома и одновременно телохранителя, и все за одну зарплату.
– Ваше желание увидеть деревню исполнится намного быстрее, чем вы ожидаете, – прибавил он.
Аллен Маргдоф, новый руководитель отделения ЦРУ в Вене — человек спортивного телосложения с седеющими волосами и маленькими голубыми глазами — старательно пытался завладеть вниманием приглашенных. Если ты на протяжении пятнадцати лет был тайным сотрудником ЦРУ, то это накладывает свой отпечаток.
«Жигули» ехали по грязной дороге с глубокой колеёй от колес тракторов и грузовиков. Они увидели огни маленькой деревушки и рискнули остановиться у крайней избы.
Конечно, убийство по телефону — это оригинально.
– По-моему, мы повернули в прошлый век. – Холлис выключил двигатель, и они прислушались к царящей вокруг тишине.
— Каким образом это было сделано? — спросил Малко и глотнул ледяной водки.
– Это место они не показывают иностранцам, – сказал Холлис.
— Теперь мы знаем все. Австрийцы сотрудничали с нами.
Дверь избы отворилась, и на пороге показался мужчина. На вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти. На нем была телогрейка, накинутая на плечи, и валенки.
Они охраняли Бечика Галата по нашей просьбе. К сожалению, кто-то сумел проникнуть в номер, выдав себя за монтера. У нас имеются его приметы...
– Говорите вы, – сказал Холлис Лизе.
— Он наверняка уже в Москве, — заметил Малко. — Так что эти приметы нам не помогут.
– Здравствуйте, – сказала Лиза по-русски. – Мы – американские туристы.
— Я бы сказал, что он в Праге, — поправил его американец. — По моим сведениям, это сотрудник чешской спецслужбы. Он уже пересек чешскую границу в машине. Скорее всего, он положил взрывчатку в ящик над телефоном. Детонатор чешский, изготовлен со знанием дела. Это маленькое чудо взрывается на любом расстоянии по инфразвуковому сигналу, не воспринимаемому человеческим ухом. Таким образом, чтобы сигнал пошел по проводам, достаточно нажать кнопку на передатчике, как только жертва ответит на звонок. Поскольку человеческий голос имеет частоту от 50 до 300 герц, случайный взрыв исключается. А по сигналу устройство взрывается немедленно. После этого остается только повесить трубку.
Мужчина постоял немного и направился к «Жигулям».
— Гениально! — заметил Малко. — Кстати, а кто такой Бечик Галата?
Холлис рассматривал дом. Небольшой забор окружал участок вокруг дома, используемый под огород. В углу, чуть поодаль, виднелись сарай и будка, которая, судя по всему, была уборной. На улице, метрах в десяти от дома, стояла колонка для набора воды. В целом деревня выглядела совершенно заброшенной, и по сравнению с ней поселки, расположенные недалеко от Москвы, казались просто процветающими.
— Турецкий спекулянт. У нас имеется на него пухлое досье. Уже много лет он сотрудничает с болгарскими секретными службами. У него много сообщников в Турции. Оттуда он вывозит гашиш, а из Болгарии — оружие для действующих на родине крайне правых организаций. За четыре года турецкие власти конфисковали восемьсот тысяч единиц индивидуального оружия, которые были перевезены в грузовиках Галата. Он также контрабандой переправляет в Болгарию и Турцию сернистый ангидрид из Европы. Я уже не говорю о других направлениях его деятельности.
Уже через несколько минут вокруг «Жигулей» Холлиса и Лизы собралось человек пятнадцать – любопытные из соседних домов.
— А для чего служит сернистый ангидрид?
– У нас неполадки с машиной. Не могли бы вы приютить нас на ночь? – говорила Лиза.
— Он необходим для переработки мака в героин, а в Болгарии и Турции он не производится.
Крестьяне изумленно переглядывались и молчали. Наконец мужчина, к которому обращалась Лиза, спросил:
— А что же он делал в Вене?
– Вы хотите снять комнату? Здесь?
— Ничего предосудительного. Скупал старые «мерседесы» и переправлял в Софию, где их ремонтировали и вывозили на Средний Восток. Кстати, один раз венская полиция обнаружила в баллоне для сжатого воздуха тормозного устройства одного из грузовиков полиэтиленовый мешок с двумя килограммами героина. Но его причастность к этому так и не удалось установить.
– Да.
— Кто же ему звонил?
– Неподалеку отсюда совхоз. Там в общежитии есть комнаты.
— Неизвестно. Мы знаем только, что звонок был международный. Женский голос говорил по-английски с телефонисткой гостиницы. И это все.
– У вас есть телефон или какая-нибудь машина?
— Так все же: почему наши чешские друзья превратили его в тепло и свет?
– Нет. Но я могу послать сына на велосипеде.
Аллен Маргдоф принял таинственный вид.
– Не стоит так беспокоиться, – сказал Холлис. – Мы с женой охотно переночевали бы в вашей деревне.
— Сейчас расскажу. Бечик Галата только что убежал из Болгарии, и Комитет госбезопасности, их спецслужба...
Он внимательно разглядывал собравшихся вокруг них крестьян. Одеты они были очень плохо и бедно. Мужчины были небриты, а в женщинах чисто по-русски сочетались толстые формы и изможденные вытянутые лица. Зубы у большинства казались черными или вообще отсутствовали. Холлис почувствовал кислый запах их одежды, смешанный с перегаром.
Неожиданно он замолк. Дверь библиотеки открылась, и взгляды всех мужчин устремились в этом направлении. Американец не смог скрыть растерянности. В двери появилась Александра, одетая в длинное платье из черного кружева с глубокими вырезами спереди и сзади. Только две узких полоски — одна на уровне груди, другая на уровне живота — были менее прозрачными. Все остальное просматривалось во всех подробностях.
– Наверно, это не совсем правильная мысль, – сказала Лиза Холлису. – Хотите уехать?
— Мистер Аллен Маргдоф прибыл из Вены, чтобы поболтать с нами, — объявил Малко. И, обернувшись к американцу, добавил: — Надеюсь, вы слышали о графине Александре?
– Слишком поздно, – ответил он и обратился к мужчине: – Наверное, мы должны заплатить вам за ночлег?
Американец явно был шокирован. В конце концов, опомнившись, он прикоснулся губами к тонким пальцам с ярко накрашенными ногтями.
Тот отрицательно покачал головой.
— Надеюсь, что не помешаю вам, — произнесла Александра мягким голосом и добавила, обращаясь к Малко: — Я только хотела показать тебе новое платье. Нравится?
– Нет, нет.
Она грациозно покружилась. Кружева поднялись, высоко обнажив длинные мускулистые бедра. Ее груди свободно колыхались под ажурной тканью.
– Благодарю вас, – сказал Холлис. – Я поставлю машину куда-нибудь, чтобы она не загораживала дорогу. Познакомьтесь пока с ними, Лиза. – Сэм сел в машину и поехал назад по дороге: где-то неподалеку он заметил стог сена. Он поставил «Жигули» так, чтобы их не было видно с дороги, и вернулся назад. Лиза уже познакомилась кое с кем из крестьян.
— Ты понимаешь, любимый, — добавила она нежно, — меня немного смущает только одно...
– Сэм, нашего хозяина зовут Павел Федорович, а это – его жена Ида Огарева, Михаил и Зина – их дети. Их всех очень удивило, что мы так хорошо говорим по-русски.
— Что же?
– Вы объяснили, что вы – графиня Питятова и могли бы владеть ими? – сказал он ей по-английски.
— Видишь ли, я не могу ничего надеть под платье, даже тонкие трусики. Но надеюсь, что эти не слишком заметны?
– Не говорите глупостей, Сэм.
Лицо мистера Аллена Маргдофа стало такого же цвета, что и красный бархат, которым были обиты стены библиотеки. Александра явно забавлялась произведенным эффектом. В конце концов она села напротив, грациозным движением закинув ногу на ногу, и жестом пригласила мужчин последовать ее примеру.
– Ладно.
— Ну, как вы меня находите?
– Эта деревня называется Яблоня и принадлежит крупному колхозу «Красное пламя». Административный центр находится примерно в пяти километрах отсюда на запад. Там никто не живет, но на ремонтно-тракторной станции есть телефон. Механики придут туда утром и разрешат нам им воспользоваться. Холлис представился всем как Джой Смит. Павел Федорович познакомил их с каждым, кто стоял вокруг. Старики даже сняли шапки и низко поклонились, выразив этим старинным русским жестом уважение к гостям. Холлису хотелось как можно скорее убраться с дороги на случай появления «волги», и он сказал Павлу Федоровичу:
Она была почти голой. Малко взглянул на своего собеседника. Тот совершенно забыл о турке. Его буквально притягивало женское тело, оказавшееся всего в нескольких сантиметрах. В южных штатах США ее сожгли бы как колдунью. Действительно, эти европейцы совершенно невыносимы.
– Моя жена очень устала.
— Будь осторожней, когда садишься, — только и посоветовал ей Малко.
– Да, да. Идите за мной. – Он повел Холлиса и Лизу в дом.
Восхищенная Александра встала и вышла, слегка покачивая бедрами, как бы приглашая Малко следовать за ней. Прошло немало времени, прежде чем Аллен Маргдоф смог продолжить рассказ.
Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
— Бечик Галата в свое время нанял Али Агджу, чтобы убить папу римского по поручению болгарской спецслужбы. Он же организовал его побег из стамбульской тюрьмы. После этого скрывался в Болгарии. Никто уже не надеялся его увидеть. Неделю назад ему удалось бежать, спрятавшись в одном из своих грузовиков.
Павел подвинул к ним два стула.
— Недолго же он пользовался свободой... Кто же дал приказ? Болгары?
– Да вы садитесь, садитесь, – пригласил он.
— Вы же знаете, что они даже ноготь не состригут без разрешения Москвы. Приказ уничтожить Бечика Галата наверняка пришел с площади Дзержинского. Они торопились, поэтому не смогли придумать более хитроумного варианта, например, с сульфазином или аминазином.
Холлис и Лиза сели.
Малко знал эти смертельные яды, на которых, как ему казалось, были изображены серп и молот...
– Водки! Чашки! – крикнул хозяин жене.
Малко допил водку и стряхнул пыль со своего черного костюма, который он носил уже десять лет: свидетельство экономии и стабильности его веса... Силуэт Александры настойчиво заслонял в его голове образ убитого турка. У нее сложилась устойчивая привычка отмечать приобретение каждого нового платья любовной близостью. Это и была главная причина ее появления в библиотеке. Более того, она ненавидела ЦРУ, к которому ревновала Малко. Но, к сожалению, замок Лицен поглощал громадные средства. Только благодаря своей недавней командировке в Майами Малко сумел установить действующее центральное отопление, а также заделать наиболее крупные дыры в крыше. Но водоснабжение уже нуждалось в ремонте, кроме того, все дорожки в жилых комнатах превратились в кружева.
Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
И это если не считать расходов на содержание сада, на ремонт плит во дворе, куда проникла вода, и на прочие более мелкие нужды. Но пока, готовясь к новогодним праздникам, Малко постарался отвлечься от всего, что было связано с ЦРУ...
Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками – в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
— Вы рассказали нам удивительную историю, — заключил он. — Есть Божий суд: подлость этого турецкого папоубийцы наказана его же заказчиками.
– Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
Если болгары не могут состричь ни одного ногтя без указания КГБ, то и папу они не убьют...
Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
— Именно так, — согласился американец.
– Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
Малко налил себе еще немного водки из графина, наполненного кубиками льда.
– Да, действительно. – Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили «перцовкой».
— Чего же вы ждете от меня? Чтобы я поручил Кризантему отслужить поминальную молитву в венской мечети во спасение души этого негодяя?
Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
Аллен Маргдоф криво усмехнулся.
– Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
– Почему?
— Есть вариант получше. Этот человек знал все детали плана покушения на папу. Все сходилось на нем. Мы следили за ним уже много месяцев и никак не могли предположить, что он захочет перебраться на Запад. Болгарская спецслужба допустила большую ошибку, дав ему возможность бежать.
— Но КГБ уже исправил эту ошибку.
– Водка убивает нюх.
— Это так. Они очень сильны и не испытывают угрызений совести, которые часто сдерживают нас. Нам, чтобы провести такую акцию, потребовалась бы дюжина подписей и столько же душевных колебаний. Они же, когда это нужно просто посылают убийцу.
– И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
— Тот, кто хочет убить папу, может спокойно убить одного турка, — продолжал Малко, снова и снова представляя изгибы бедер Александры.
Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
Чего ждет от него американец? Он хотел бы немного отдохнуть после обеда. Вечером его ожидали на прием в замке Шварценберг.
– Не знаю, – отозвался он. – Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
– А мне здесь так хорошо, Сэм!
— Галата был в курсе одного исключительно важного секрета, — упрямо продолжал гнуть свою линию американец. — Именно поэтому его устранили. Приехав в Вену, он установил с нами контакт. С ним встречался мой сотрудник. Разговор длился всего пять минут, но он успел сказать, что у него есть информация чрезвычайной важности, которую он готов нам продать. Пока длятся переговоры, он просил нашей защиты.
Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
— Что же было дальше?
– Где вы научились русскому?
— Я должен был встретиться с ним, но как раз накануне встречи он был убит, а увидеться с ним раньше я не мог, поскольку находился во Франкфурте, — жалобно признался Аллен Маргдоф.
– У бабушки, – ответила Лиза.
— Да, теперь встретиться стало еще трудней.
– А-а... Вы – русская!
— Но существует и другая возможность. Бечик Галата был не один в момент покушения. С ним была женщина, которую вы, кажется, знаете...
Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
— Которую я знаю? — удивился Малко.
Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
— Хильдегарда фон Брисбах.
– А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
Малко невольно улыбнулся.
Холлис поднял литровую бутыль водки.
— Этот турок погиб раньше времени. У него неплохой вкус. Все это могло бы завершиться свадьбой...
– Вот у этой бутылки, – ответил он, и все громко расхохотались.
— Не шутите такими вещами. — Маргдоф был шокирован. — Хильдегарда фон Брисбах серьезно контужена. К счастью, она в тот момент находилась в ванной комнате. В настоящее время она еще в больнице: у нее сломана левая рука. Но через неделю ее должны выписать. Мы, разумеется, допросили ее, но безрезультатно: она весьма сдержана по поводу своих контактов с этим турком. Если ей верить, это чисто деловые отношения. Однако австрийцы клянутся, что она была его любовницей.
Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
— Это и неудивительно. В последнее время она явно испытывает слабость к Востоку.
Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами – простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов – темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
— Вы не могли бы посетить ее и попытаться выудить из нее что-нибудь существенное?
– Да поможет им Бог.
— Если вы так этого желаете, то завтра я еду в Вену... Только надо сделать все возможное, чтобы об этой встрече не узнала Александра. Хильдегарда фон Брисбах имела репутацию опасной женщины. Даже лежа на больничной койке, она была в состоянии повергнуть в трепет любую честную женщину...
Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
Американец встал с чувством облегчения.
– Да поможет им Бог, – повторила она.
— Очень рассчитываю на вас. Это — единственное средство проникнуть в тайну Бечика Галата. Если она, конечно, существует.
Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
– Почему вы не поговорите с женщинами?
Глава 3
– Почему бы вам не пойти к черту?
Холлис рассмеялся.
Малко смахнул снег с пальто и с бархатного воротника. Вена была покрыта плотным слоем снега. Это еще больше затрудняло уличное движение, и без того затрудненное в этом городе... Александра еще спала в своем номере гостиницы «Захэр», Чтобы у нее не возникло никаких подозрений, он провел с ней любовную операцию. Заставив ее для этого надеть белый, почти девственный пояс для чулок.
– А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? – спросил один из мужчин.
В госпитале Малко встретила санитарка, бросив косой взгляд на две бутылки коньяка, которые он нежно прижимал к груди. Рядом с ней сидели двое в штатском.
– Да, – ответил Холлис.
— Чего вы желаете?
– И что тогда делать этому человеку?
— Я хотел бы видеть графиню фон Брисбах.
– Он... он ищет работу в городе.
Один из штатских встал, предъявив полицейское удостоверение, и спросил:
– А если он не сможет найти работу?
— Ваше имя?
— Малко Линге.
– Он получает пособие.
Тот посмотрел в бумагу, которую извлек из кармана.
Все кивнули.
— Яволь. Ваш документ.
– А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
Внимательно изучив паспорт, он вернул его.
– Фермер владеет всей своей продукцией, – ответила Лиза. – Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
— В глубине коридора, номер 142.
Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
Санитарка бросила на него двусмысленный взгляд. Видно, даже здесь Хильдегарда фон Брисбах уже успела проявить себя. Накануне он послал ей огромный букет цветов, чтобы немного приручить ее. Постучав, он открыл дверь.
– А что, если ты не сможешь продать ее?
— Малко!
– Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, – вставил другой.
Хильдегарда сидела, опираясь на подушки, накрашенная как оперная певица. Под атласом телесного цвета угадывалась ее грудь. Губы были красные, как спелый фрукт. Она поприветствовала его здоровой рукой. Малко наклонился, чтобы скромно поцеловать ее, но она привлекла его к себе, и поцелуй получился весьма страстным.
– А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
Успокоившись, она взглянула на него и вздохнула:
– Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
— Так чудесно, что ты приехал из своих далеких владений, чтобы повидаться со мной. — Она часто заморгала. — Сколько же времени мы не виделись? Два года или три?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
— Да нет, меньше, — дипломатично ответил Малко.
И Холлис наклонился к Лизе:
Однажды они с графиней занимались любовью на сиденье его «роллс-ройса» после целого вечера беззастенчивого флирта. И оба вспоминали об этом с удовольствием.
– У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
Он взял стул и присел рядом. Хильдегарда смотрела на него горящими глазами. Вдруг на ее лице появилась странная улыбка.
– Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
— К счастью, Австрия — страна, в которой существует социальное обеспечение. Иначе бы мне пришлось заплатить огромную сумму.
– Может, мне предложить им бастовать? – улыбнулся Сэм.
— Это так серьезно?
– После водки все сойдет.
— Нет, не очень. Через три дня обещали снять гипс. А я вся в синяках. Посмотри!
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
Она приподняла простыню. На ней была одета рубашечка, едва доходящая до пупка.
– Миссис, а сколько вам лет?
— Видишь, что с моим животом, — заявила она.
– Почти тридцать, – ответила та.
И она тут же схватила его за руку и приложила ее своему животу. После этого она прикрылась одеялом.
– А почему вы такая молодая?
— Оставайся здесь. Так мне теплее.
Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
Положение было не совсем удобным, но чего не сделаешь для больной! Хильдегарда фон Брисбах бросила на него пристальный взгляд.
– Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
— А теперь, мой любезный друг, скажи, ради чего ты пришел.
Лиза почувствовала себя неловко.
— Ну, ты знаешь...
– Иди домой, Лидия! – крикнул один из мужчин.
— Разумеется, я тебя знаю! Ты никогда не сделаешь и десяти шагов, чтобы навестить больного. Кстати, а где Александра?
Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
— В гостинице.
– Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
— Замечательно. Пошевели пальцами. Это очень приятно. И сразу же скажи мне, что ты хочешь от меня узнать.
Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
Она улеглась поудобнее, закрыла глаза и стала слегка выгибаться навстречу Малко. Санитарка открыла дверь и тут же закрыла ее, шокированная.
Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их «волге». Поэтому он сказал Павлу:
— Кем был для тебя этот турок?
– Моя жена беременна, и ей пора спать. Мы и так вас слишком задержали. – Сэм встал. – Спасибо за ваше гостеприимство и особенно за водку.
— Ты не ревнуешь?
Все рассмеялись. Люди начали уходить также, как и пришли, семьями, и каждый мужчина на прощанье пожимал Холлису руку и желал Лизе спокойной ночи. Женщины уходили молча.
— Дурочка!
— Довольно щедрый тип. Ты же знаешь мои проблемы. Мужчины уже не такие, как прежде. Всех их интересует только одно, но среди них очень мало стоящих...
Павел с Идой провели гостей в комнату. Это была спальня хозяев.
Какое знание жизни!
– Вот ваша постель, – сказал Павел.
— Так что же произошло?
Эта комната, как и кухня, освещалась единственной лампочкой на потолке, а обогревалась электрическим камином у кровати. Почти всю комнату занимали двуспальная кровать и два деревянных сундука, а пол покрывал потертый ковер. В стене торчали огромные железные костыли, служившие вешалками для одежды. На одном висели грязные брюки. В спальне было всего одно окно, выходящее на огород.
— Ты хочешь официальную версию или правду?
Лиза сказала Павлу и Иде:
— Правду.
– Прекрасно, спасибо вам. Мы увидели сегодня настоящую Россию. Мне до смерти надоели москвичи.
Она чувственно замурлыкала.
Павел улыбнулся в ответ и обратился к Холлису:
— Этот поросенок Бечик приехал накануне, страждущий, как всегда. Мы занимались с ним любовью всю ночь, но когда я пришла на следующий день, у него еще осталось достаточно сил, чтобы продолжать... У него было хорошее настроение... Я находилась в ванной комнате, когда зазвонил телефон, и сняла вторую трубку. Говорила женщина.
– Не знаю я, что вы за туристы, но как бы там ни было, вы – честные люди и можете спать здесь спокойно.
— Ты ее знаешь?
– Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, – сказал Сэм.
— Конечно, — уверенно ответила графиня. — Его жена. Жирный лукум, оставшийся в Болгарии, как он мне сам сказал. Она и раньше часто звонила. При этом он каждый раз говорил, что один в номере. Мне очень хотелось узнать, как долго он будет водить ее за нос.
– Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
— А что он ей сказал?
Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
— Они говорили по-турецки, и я не все поняла. Но она явно спросила, один он или нет. Он ответил «да». Больше ничего не помню; после этого я оказалась здесь.
– Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
— А больше ты ничего не заметила?
Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
— Подожди... Кажется, да. Она казалась испуганной, напряженной. Перед самым взрывом я услышала, как она что-то прокричала. Но может быть, я ошибаюсь.
– Настоящая перина – пуховый матрас, – объяснила она Холлису.
Малко внимательно слушал и запоминал. Это могло означать, что супругу Бечика Галата заставили позвонить ему. Но это было только предположение.
– У меня аллергия на перья и пух, – сказал он, сунув руки в карманы. – Я предпочел бы тракторную станцию.
— Сам он ничего тебе не говорил?