Жерар де Вилье
Невыполнимая миссия в Cомали
Глава 1
Круглый камень с глухим стуком ударился о натянутый как барабан трупными газами мертвенно-бледный живот утопленника. Многоголосый радостный визг приветствовал точное попадание в цель негритянского мальчика с курчавыми, словно тронутыми ржавчиной, волосами. Ни одному из его приятелей еще не удалось попасть в живот трупа, лежащего у самой воды и наполовину засыпанного песком. Мертвец был похож на огромную отвратительную медузу, выброшенную на берег. Для маленьких сомалийцев, которые каждое утро болтались по пляжу севернее Могадишо и внимательно изучали все, что выбрасывал на берег Индийский океан, эта страшная находка явилась неожиданным развлечением. Рыжий мальчуган снова прицелился. Его приятели радостно завопили и затопали ногами, когда камень опять попал в труп, на этот раз в голову.
Вдохновленные его успехом, остальные мальчишки стали рыться в песке в поисках камней и принялись бомбардировать эту жуткую мишень, возбужденно крича. Увлеченные своим занятием, они постепенно приближались к трупу, но когда оказались в нескольких метрах от него, их возбуждение угасло: целиться с небольшого расстояния уже не так интересно. Некоторые разошлись по пляжу, но самые смелые подошли поближе, чтобы рассмотреть покойника. Это был белый. Раздутый до неузнаваемости, мертвенно-бледный, с зеленоватыми пятнами на теле, едва прикрытом жалкими обрывками одежды, -наверное он немало пробыл в воде. Судя по всему, прибой выбросил его ночью на пляж возле Бич-Клаба – облупившегося цементного бунгало у самой воды, куда по воскресеньям приходили обедать заезжие дипломаты из некоммунистических стран – редкие гости в этих краях.
Несколько торговок ракушками сидели на корточках на цементных ступеньках Бич-Клаба и с любопытством наблюдали за этой сценой. Трупы на пляже – такое бывает не часто, тем более, труп белого. Но это не их дело...
Внезапно две зеленые фигуры появились на цементной террасе Бич-Клаба. Vestiti verde <зеленые одежды (ит.)>, милиционеры в зеленой форме, украшенной красными платками, совершали обычное патрулирование. Они тоже заметили труп, который окружили мальчишки.
Негритенок, первым решившийся подойти к трупу, сейчас рассматривал его вблизи: вдруг да удастся чем-нибудь поживиться. Крошечный краб вылез из правого уха утопленника и пустился наутек. Мальчуган нагнулся и потянул мертвеца за пальцы правой руки, вытащил ее из песка, рассчитывая найти часы. Часов не было, зато на запястье блеснула массивная золотая цепочка. Мальчишка присел и попытался ее снять, преодолевая явное отвращение: труп издавал ужасное зловоние, которое уже начало привлекать чаек, с пронзительными воплями пикировавших на возможную добычу. Замок цепочки открылся с легким щелчком. Негритенок схватил трофей и, выпрямившись, оказался носом к носу с суровыми vestiti verde. Один из милиционеров протянул руку, и мальчик покорно вложил в нее цепочку.
– Почему ты не сообщил, что на пляже мертвый?
Мальчуган с несчастным видом опустил голову, предчувствуя осложнения с властями.
Милиционер с трудом разобрал надпись на цепочке: «Эмилио Черрути 18.04.1934 г». Итальянец. Теперь уже милиционер присел на корточки возле мертвого.
Он разгреб руками песок вокруг головы и ступней и задумался, нахмурив брови. Это не был обычный утопленник. Посередине шеи четко обозначались фиолетовая борозда. Бедняге помогли умереть: обвязали шею железной проволокой и придушили. Ноги на щиколотках были обмотаны той же проволокой, а к ней прикреплен обрывок цепи. Вероятно, судовой винт порвал цепь и позволил телу всплыть. Милиционер кивнул напарнику, и они потащили труп на сухое место. Мальчишка тем временем рванулся, намереваясь удрать.
– Эй ты, оставайся здесь! – рявкнул милиционер. – Запомнишь, что нужно делать, когда находишь труп!
Мальчуган захныкал и, шмыгая носом, пробормотал:
– Я думал, что это русский.
Сомали задыхалось от массового и навязчивого присутствия советских военных советников. Местное население не выносило русских, всемогущих политически и ставших вездесущими в стране после подписания советско-сомалийского договора в июле 1974 года, и обвиняло их в том, что они обрекли страну на нищету, забрав все для своей громадной базы в Бербере на севере страны. Даже когда в 1975 году из магазинов исчез сахар, сомалийцы были уверены, что советские спрятали его на складах в Бербере. Милиционер снисходительно улыбнулся мальчишке. Он бы тоже предпочел, чтобы это был русский.
Глава 2
Брюс Рейнольдс, посол Соединенных Штатов в Народной республике Сомали, рассеянно посмотрел на мраморную табличку на стене собора времен Муссолини, прославляющую итальянскую доблесть. По странной забывчивости сомалийских властей она не попала под кампанию борьбы с наследием колониальной эпохи. Внезапно тишину нарушил оглушительный звон колоколов собора, пробуждая от оцепенения проспект, изнемогающий от зноя. Брюс Рейнольдс повернул голову на колокольный звон.
– Что это с ними? – он свирепо посмотрел на пустынный проспект Люльо. Посол Соединенных Штатов в Могадишо вытер покрытый потом лоб, и его платок сразу стал мокрым. Было только десять утра, а солнце уже палило вовсю. Нет, он никогда не привыкнет к этой тяжелой, давящей, влажной жаре сомалийской столицы. Напрасно местные жители считают, что климат смягчается близостью Индийского океана. С марта до ноября можно дышать только на пляжах, окаймляющих город с севера. Лучше бы он остался во внутреннем дворике своей резиденции в Лидо, около северного пляжа, вместо того, чтобы каждое воскресенье тащиться на мессу ради удовольствия своей супруги Кейт.
Он снова со злостью осмотрел пустынный проспект.
Куда девался его шофер Мухаммед? Ему ведь было велено явиться ровно в десять. Мухаммед, сонный и нерадивый сомалиец, судя по всему, был осведомителем СНБ, сомалийской политической полиции, местного гестапо, которое, в свою очередь, поддерживало тесную связь с КГБ. Русские за три года превратили Сомали в настоящий советский сателлит. К сожалению, у посла не было выбора: Мухаммеда, как и весь не американский персонал посольства, ему навязало сомалийское министерство иностранных дел. Однако шпион он или нет, но он опаздывал. Последние прихожане покидали маленькую церковь из серого камня с двумя колокольнями, претенциозно называемую собором, – осколок колониальной эпохи. Поскольку Сомали официально является мусульманской страной, церковь посещали лишь иностранцы, в основном, итальянцы.
Впрочем, если бы не женщины в широких черных накидках на головах, с пышными телами, облаченными в пестрые яркие одежды, можно было подумать, что находишься в маленьком сонном городке в Калабрии.
– Куда запропастился Мухаммед? – раздраженный голос Кейт Рейнольдс заставил дипломата вздрогнуть. Жена направлялась к нему в сопровождении двоих детей, Кетлин, изящной семнадцатилетней блондинки со вздернутым носиком и огромными мечтательными голубыми глазами, и пятнадцатилетнего Патрика, похожего на прыщавого воробья. С ними были также близнецы Линда и Триция, дети временного поверенного, который находился сейчас в отъезде. Его жена была больна и не могла пойти на мессу. Пол Торнетта, телохранитель посла, вел девочек за руки.
Рейнольдсу пришлось повысить голос, чтобы перекричать колокола:
– Я не знаю! Он, наверное, сейчас распускает хвост, как павлин, возле «Савойи».
Кафе «Савойя», еще один след итальянской оккупации, располагало единственной в Могадишо террасой, и любимым занятием негров было покрасоваться на ней перед кафе.
– Малышкам будет жарко, – недовольно заметила госпожа Рейнольдс. – Лучше бы он пошел в «Кроче дель Суль».
Кроме двух vestiti verde, которые околачивались, лениво опираясь на решетку, возле собора, на самом солнцепеке, никто не отваживался выйти в это пекло.
– Я подожду машину здесь, – сказал посол. – А вы идите в «Кроче дель Суль», поешьте мороженого.
«Кроче дель Суль» был небольшим отелем с рестораном, который держала роскошная итальянско-сомалийская мулатка; в отеле имелся внутренний дворик, полный бродячих котов, но замечательно тенистый и прохладный. Это было одно из немногочисленных приличных мест в Могадишо, к тому же с экзотическим меню, включавшим даже мясо крокодила.
Колокола продолжали звонить. Брюс Рейнольдс чертыхался про себя. Ему надоело разглядывать проспект в надежде увидеть свою машину, и он стал наблюдать за двумя сомалийками, неторопливо идущими мимо собора. Они шли под ручку, традиционная одежда обтягивала их огромные груди, пестрая ткань подчеркивала выпуклые бедра, волосы были покрыты черными куфи. Женщины смерили дипломата нахальными взглядами, громко перебрасываясь шутками. Сомалийки не дичились иностранцев, знали, что нравятся им, и старались воспользоваться этим при всяком удобном случае. Они были продажными и не страдали комплексами. Даже студентки. К счастью, строительство социализма еще не отменило межрасовые интимные отношения, и Могадишо купался в итальянской развращенности.
Госпожа Рейнольдс перехватила взгляды негритянок. Она давно подозревала, что у мужа уже были мимолетные приключения с уличными девицами. Здоровье близнецов перестало вдруг казаться ей таким уж важным. – Я подожду с тобой, – объявила она решительно.
Кетлин раздраженно вздохнула. У девушки уже потекла тушь, к тому же она торопилась встретиться со своим дружком, вторым советником итальянского посольства. Она привыкла заниматься любовью каждый день перед обедом и рисковала не застать молодого человека, если слишком задержится. У собора не было никого, кроме них. Телохранитель Пол Торнетта, бывший моряк, рано растолстевший, затянутый в тесный белый костюм, предложил:
– Сэр, может быть, мне пойти поискать этого son of a bitch <сукин сын (англ.)>.
Он очень любил оказывать мелкие услуги, поскольку чувствовал себя в целом совершенно бесполезным. Госдепартамент требовал, чтобы охранник сопровождал посла во всех поездках, поскольку Сомали считалось недружественной страной. Впрочем, посольство уже в течение многих месяцев свернуло свою деятельность в результате промарксистской октябрьской революции 1974 года, за которой последовало подчинение страны русским и открытие их самой большой военно-морской базы на Красном море в Бербере, на севере Сомали, после чего Бербера стала запретной зоной даже для сомалийцев.
– Если через две минуты его здесь не будет, то кончено, – рявкнул посол, стараясь перекричать колокольный звон.
Ему осточертело плавиться на солнце. Кроме того, он должен был встретиться со своими соседями, послами Италии и Франции, чтобы пообедать с ними. Жена французского дипломата, хотя и страшненькая, была отличной кулинаркой. Воскресенья в Могадишо становились сущим наказанием, поскольку дипломаты не имели права удаляться от столицы больше, чем на тридцать километров. Для отдыха оставался лишь пляж в Джезире, дикий, неблагоустроенный.
– Ах, вот он!
Возглас Брюса Рейнольдса перекрыл гром колоколов.
Черный лимузин, украшенный американским флажком на правом крыле, выезжал с соседней улицы на проспект. Он остановился возле собора. Брюс Рейнольдс бросился к нему, перескакивая через ступеньки.
– Поспешим!
На солнце было невыносимо. Ослепленный его лучами, дипломат надел черные очки. Действительно, это не христианская страна. Рейнольдс открыл дверцу длинного кадиллака и поджидал, пока жена вместе с девочками устроится на заднем сиденье.
Линда, которая слышала разговор о «Кроче дель Суль», захныкала:
– Хочу мороженого!
Чтобы избежать воплей, посол наклонился вперед, собираясь попросить шофера заехать в «Кроче дель Суль».
– Мухаммед!
Шофер повернулся, и Рейнольдс застыл от изумления. За рулем кадиллака сидел не Мухаммед, а какой-то неизвестный с узким длинным лицом и глубоко посаженными глазами.
– Кто вы? – спросил американец. – Где Мухаммед?
Шофер молча, с каменным лицом засунул правую руку под сиденье, вытащил оттуда автоматический кольт и наставил его на Брюса Рейнольдса.
– Садись в машину, – приказал он на плохом английском. – Быстро.
Дипломат недоверчиво уставился на пистолет, он не мог поверить в реальность происходящего. Похищение в самом центре Могадишо, в десяти метрах от двух милиционеров, наблюдающих за порядком... Мысли путались у него в голове.
Как в тумане он услышал шум машины, которая остановилась позади кадиллака. Вдруг придя в себя, он резко обернулся и крикнул жене:
– Кейт, выходи, быстро!
Пистолет «шофера» моментально описал дугу и уперся в девочек.
– Все остаются в машине! – рявкнул он по-английски. – Или я убью девчонок.
Госпожа Рейнольдс взглянула на оружие сначала с изумлением, потом с ужасом. Черты ее лица исказились, и женщина разрыдалась, оцепенев от страха. Видя, что она плачет, близнецы захныкали тоже. Возле собора никто, казалось, не заметил, что происходит в машине. Кетлин и Патрик увлеченно болтали. Посол встретился взглядом с Полом Торнеттой, погруженным в созерцание упоительных бедер, обтянутых лиловой материей, на другой стороне улицы. Vestiti verde все так же лениво опирались на решетку сквера.
– Пол! – заорал посол. – Делай что-нибудь, нас похищают! Телохранитель вздрогнул; ему показалось, что он не расслышал. Со своего места он не мог видеть лица шофера. Кетлин повернулась к отцу с изумлением:
– Папочка, что происходит?
– Шофер, – пробормотал дипломат, – это не Мухаммед, он хочет нас увезти.
Рейнольдс с тревогой наблюдал за четырьмя мужчинами, которые только что вышли из желто-красного такси, остановившегося позади кадиллака. Мужчины приближались к ним. Это были сомалийцы, молодые, очень темнокожие. Двое из них держали в руках короткие черные автоматы, двое других -пистолеты.
Это действительно было похищение. Американец резко повернулся к vestiti verde и заорал, надрываясь, чтобы перекричать звук колоколов:
– Помогите! Помогите!
Милиционеры тоже были вооружены, но, казалось, не слышали его призывов. Пол Торнетта осознал, наконец, что посол не шутит. Решительным шагом он двинулся к кадиллаку, вытаскивая из кобуры свое табельное оружие: четырехдюймовый «смит-и-вессон»-38. Он открыл переднюю дверцу и сунул голову внутрь машины.
– Эй, ты! – прорычал он. – Выходи!
Три выстрела прозвучали один за другим. Пол Торнетта пошатнулся, сделал шаг назад. Его толстое лицо выражало полнейшее изумление.
Телохранитель не успел даже воспользоваться своим оружием. Три пули, выпущенные «шофером», попали ему прямо в грудь. Он уронил «смит-и-вессон» и мешком свалился на тротуар. Рот его наполнился кровью.
– My god! – взвизгнула Кетлин в ужасе.
Она не могла оторвать глаз от крови, которая струйкой стекала по подбородку телохранителя... Словно в оцепенении девушка видела безумный взгляд отца, своего брата, который тоже застыл от удивления, и обоих vestiti verde, не обращающих внимание на происходящее, как будто они ослепли и оглохли. А колокола продолжали бить по барабанным перепонкам.
На тротуаре напротив две девушки в разноцветных одеждах остановились и с любопытством наблюдали за этой сценой.
Посол храбро рванулся к бордюру, где лежал выпавший из руки Торнетты револьвер, но не успел. Четверо вооруженных сомалийцев набросились на американцев. Двое грубо потащили дипломата, заломив ему руки за спину, и втолкнули его на заднее сиденье кадиллака, несмотря на упорное сопротивление. Тем временем двое других затолкали Кетлин и Патрика на переднее таким же образом. Хлопнули дверцы. Быстро оглянувшись, двое террористов тоже втиснулись в лимузин. Колокола продолжали оглушительно звонить. Последнее, что увидела Кетлин перед тем, как ее бросили на пол машины, были спины vestiti verde, которые так и не обернулись. Пол Торнетта остался лежать на спине, истекая кровью.
Кадиллак, взревев мотором, резко рванулся с тротуара. Двое оставшихся террористов вернулись в такси, подобрав «смит-и-вессон», и поехали вслед за посольским кадиллаком. Только теперь vestiti vеrde наконец обернулись и не спеша направились к лежащему на тротуаре телохранителю.
Они склонились над Полом Торнеттой, который уже хрипел. При каждом выдохе из груди несчастного слышалось ужасное бульканье. Его губы были плотно сжаты, лицо приобрело мертвенный оттенок. У него была пробита легочная артерия, и кровь постепенно вытекала в грудную клетку. Когда один из милиционеров попытался приподнять Торнетте голову, толстяк икнул, его вырвало кровью и он умер. Милиционер с отвращением опустил голову покойника на тротуар. Наконец колокола смолкли. Обе машины уже давно исчезли из виду.
Ирвинг Ньютон побелел от ярости. Он угрожающе ткнул указательным пальцем в сидящего за столом сомалийского чиновника:
– Ответственность лежит на вас! Ваша дебильная милиция не вмешалась. Я требую, чтобы вы отыскали нашего посла и поймали этих людей!
Первый секретарь американского посольства замолчал, задыхаясь от ярости. Сообщение о похищении застало его в тот момент, когда он лакомился своим воскресным лангустом в Бич-Клабе в обществе итальянских друзей. Сомалийцы сообщили о происшедшем дежурному посольства, а тот, в свою очередь, связался с ним. Первый секретарь тут же бросился в ультрасовременное здание штаб-квартиры полиции Могадишо, отправив перед этим телекс в Вашингтон. После получасовых переговоров его принял руководитель городской милиции Самир Самантар, кругленький сомалиец в белой пилотке, который, казалось, вовсе не был взволнован этой новостью. Все требования американского дипломата он выслушал с полнейшей невозмутимостью, лишь иногда льстиво улыбаясь и бормоча невнятные обещания.
Американец еле сдерживался, чтобы не влепить кулаком в круглую, ничего не выражающую физиономию. Но в отсутствие поверенного в делах он оставался высшим должностным лицом американского посольства в Могадишо, и приходилось вести себя соответственно.
Его собеседник степенно закурил сомалийскую сигарету, даже не предложив гостю, и важно покачал головой.
– Вы выдвигаете крайне серьезные обвинения против нашей народной милиции, – высокопарно сказал он. – Действительно на месте похищения были двое милиционеров, но они ничего не видели. Все произошло слишком быстро. – И они даже не слышали выстрелов, жертвой которых стал Торнетта? Сомалиец отрицательно покачал головой, вязко улыбаясь:
– Они ничего не слышали из-за колокольного звона...
«У этого мерзавца на все есть ответ», – подумал Ирвинг Ньютон. Для него совершенно очевидно, что vestiti verde были сообщниками похитителей. Американец заставил себя успокоиться, зная, что его ярость лишь забавляет сомалийца. Закурил «Ротманс». Тоже не предложив сигарету собеседнику, хотя в Могадишо «Ротманс» высоко ценился. Самым важным было разыскать шестерых похищенных.
– Выйдя из этого учреждения, – заявил он, – я должен буду отправить сообщение моему правительству. Могу ли я заверить, что вы используете все средства, чтобы отыскать виновных в этом преступном покушении и освободить шестерых заложников?
Сомалиец угодливо кивнул головой в знак согласия и вновь улыбнулся.
– Безусловно, – подтвердил он. – Мы уже занимаемся розыском похитителей г-на Рейнольдса и его семьи. Я лично отдал приказание установить наблюдение на всех выездах из города. Мы, сомалийцы, стремимся к тому, чтобы личность иностранца была неприкосновенна на нашей территории.
«Дерьмо!» – мысленно выругался молодой дипломат. Власти Сомали дипломатов из некоммунистических стран разве что терпели. При малейшем проступке сомалийское правительство с удовольствием выдворяло их из страны.
– Надеюсь, что ваши усилия увенчаются успехом, – угрюмо сказал Ирвинг Ньютон. – Напоминаю вам, что среди похищенных две семилетние девочки. Сомалиец с сомнением почмокал влажными слизняками, которые служили ему губами:
– Это будет нелегко. Могадишо – большой город, а у нас нет никаких примет похитителей. Однако наша милиция действует очень энергично... Ирвингу Ньютону с трудом удалось сдержать смешок.
Могадишо кишел стукачами СНБ, как тараканами. Их тощие фигуры сновали повсюду. Каждый чих иностранца сразу же брался на заметку.
Когда гнев американского дипломата прошел, он попытался проанализировать случившееся и понять причину похищения.
Убийство Пола Торнетты очевидно несчастный случай. Неизвестные стремились именно к захвату заложников. Но для чего? Как Ньютон ни ломал себе голову, он не мог понять этого. Полдюжины освободительных движений имели в Могадишо собственные офисы, и все они заявляли о своем резком антиамериканизме. Но до сих пор они вели себя спокойно... Даже Фронт Освобождения Эритреи, который занимал второй этаж в двух зданиях посольства, не утруждал своих людей хотя бы разбрасыванием листовок. Кроме того, все эти движения находились под строгим контролем СНБ.
Дипломат поднялся.
– Я буду ждать новостей от вас, – сухо произнес он. – В посольстве есть дежурный. Излишне говорить, что всему миру уже известно об этом подлом нападении, и если с людьми что-то случится, весь позор ляжет на вашу страну...
Сомалиец покачал головой, изображая сочувствие. Ему было наплевать на все вокруг, как на свою первую джелабу <джелаба – традиционная одежда>. С тех пор, как началось строительство социализма, Сомали стало жить замкнуто, отказалось даже от доходов, приносимых туризмом.
Страна была открыта только для социалистических друзей. Даже нефть привозили из Ирака на старых советских танкерах.
Тем не менее представитель власти пробормотал нечто, что могло бы сойти за извинение. Ирвинг Ньютон остановился на пороге:
– Я хотел бы срочно получить аудиенцию у председателя Высшего революционного совета, чтобы побеседовать с ним об этом возмутительном инциденте.
Самир Самантар с сомнением покачал головой.
– Товарищ Сиад Барре в данный момент занят. Существует проблема Джибути... Но я передам вашу просьбу. Надеюсь, он найдет для вас время. Через шесть месяцев. Или вообще никогда. Дипломаты были полностью отрезаны от населения и официальных лиц Сомали. Из тридцати приглашений, отправленных всем членам сомалийского правительства, положительно отреагировали всего на два. Это были один министр и один заместитель государственного секретаря. К тому же последний не владел ни одним из распространенных языков. Что касается товарища президента Сиада Барре, то его никто не видел. Он жил в казарме в северной части города.
Разумеется, кроме русских и северокорейцев. Корейцам было поручено ежегодно организовывать парады в честь Дня независимости.
Сознавая, что сделал максимум возможного, Ирвинг Ньютон сбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки. Как и в большинстве общественных зданий в Сомали, лифта здесь не было. Экономия.
Его «бьюик» ждал на улице с включенным двигателем, чтобы продолжал работать кондиционер. Ирвинг Ньютон, уже вспотевший, сел в машину. Жара в этом году была сумасшедшая. Сомали охватывает Африку, как клещи, со стороны Красного моря на севере и Индийского океана – на юге. Африканский Рог! Когда Ньютон был в Вашингтоне, это вызывало романтические фантазии; сейчас он мечтал о прохладном туманном утре, как собака мечтает о косточке.
– В посольство, – бросил он шоферу.
Он успел отправить в Штаты только короткое сообщение, в котором лишь излагались конкретные факты. Теперь нужно составить более подробный отчет со всеми деталями, которыми он располагает. К счастью, существует разница во времени. В Вашингтоне только четыре часа утра.
«Бьюик» спускался к центру по проспекту Сомали. Могадишо – совсем маленький город, всего два километра пологого спуска к морю. Широкие проспекты пересекаются под прямым углом, виллы чередуются с пустырями и облупившимися хижинами.
Дипломат ломал голову, где террористы могли спрятать заложников. Надо сообщить семье Пола Торнетты. Он посмертно получит медаль и будет похоронен на Арлингтонском кладбище. Ирвинг Ньютон с удивлением поймал себя на том, что ругается мысленно. Шестой американский флот крейсирует в Индийском океане недалеко от берегов Африки, у него хватит мощи, чтобы превратить все Сомали в пыль... А ему тем временем приходится переносить уклончивые улыбки чиновников, которые отлично знают, что в таких случаях делать.
– Сволочи, – громко сказал он.
Шофер обернулся.
– Yes, sir?
Ирвинг Ньютон едва не ответил: «Заткнись, арабская морда», но ему удалось выдавить из себя кривую улыбку.
– Нет, ничего, спасибо.
Машина свернула на Виа Сомалиа. Они проехали мимо развалюхи, в которой размещался Фронт Освобождения Эритреи.
А если это они? Ирвинг Ньютон вышел из «бьюика» и вступил в прохладный холл посольства. Перед четырехэтажным зданием, над которым развевался американский флаг, прохаживались двое vestiti verde. Якобы для того, чтобы его охранять. А на самом деле, чтобы наблюдать за посетителями.
Охранник в безупречной форме морской пехоты США поднял голову. Напряженно и нервно спросил:
– Есть новости, сэр?
Ирвинг Ньютон покачал головой:
– Ничего.
Уже пять часов прошло с момента похищения. Не нашли ни шофера, ни машину посла. Ирвинг Ньютон подумал, что через час телевидение сообщит новость американцам. Возможно, сегодня будет самое долгое воскресенье с момента его приезда в Могадишо год назад.
Сержант морской пехоты нажал на кнопку, чтобы открыть бронированную дверь, ведущую на второй этаж, над которой была установлена телекамера.
– Проклятие, – пробормотал он. – Когда я думаю, что мисс Кетлин там... – Здесь уже знали, как начинаются истории с заложниками, но никогда не было известно, чем это кончится. Часто кончалось плохо.
Поднимаясь по лестнице, Ньютон вдруг спросил себя, не связано ли это похищение с другим происшествием, случившимся две недели назад. С убийством одного из его лучших осведомителей. Дело в том, что кроме своих официальных обязанностей, Ирвинг Ньютон руководил отделением ЦРУ в Могадишо. Это было скромное отделение, оно состояло всего из двух агентов, один из которых был сейчас в отпуске по болезни.
Дипломат открыл небольшой холодильник, взял бутылку пива и стал пить ледяную жидкость прямо из горлышка. В такую жару он выпивал по ящику в день. Для жены он заказывал прохладительные напитки во Франции, а себе – в Найроби.
Утолив жажду, он глубоко задумался. Скорее всего, ближайшие дни будут трудными.
Глава 3
Чарльз Лейланд предавался мечтам за чашечкой холодного кофе, глядя на звездное небо за окном. Сигнал телекса заставил его вздрогнуть. Машинально он посмотрел на часы: два тридцать ночи. Он был один, офицер безопасности в центральном здании ЦРУ в Лэнгли под Вашингтоном. Сигнал повторился. Чарльз Лейланд лениво поднялся и направился к аппарату. Как и все правительственные учреждения, ЦРУ засыпало с вечера пятницы до утра понедельника. Во время уикэнда революции не совершаются. Но вся эта громоздкая машина могла мгновенно прийти в движение от нескольких телефонных звонков. В распоряжении дежурного офицера был список номеров, который позволял ему в течение нескольких секунд связаться с высшим руководством страны. В том числе с Президентом. Чарльз Лейланд склонился над текстом, быстро выползающим из машины уже в расшифрованном виде. Спина Лейланда покрылась холодным потом. Посол в Сомали похищен вместе со своей семьей. Телохранитель убит. Это серьезно. Серьезнее могло быть только иностранное вторжение или ядерное нападение. Это, пожалуй, чересчур для воскресного дежурства. Происшествие номер один, решил он.
– Yod alamn it, – выругался офицер.
Он взял телекс, вернулся в свой кабинет, из ящика стола, запертого на ключ, вытащил черную книгу и открыл ее на странице А. Там был список телефонов для экстренной связи. Первым шел секретариат Белого дома, который должен решить, следует сообщить новость Президенту немедленно или нет. Он снял трубку и начал подробно излагать содержание телекса профессиональным, лишенным эмоций голосом.
Когда он закончил, первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет. Это сулило славный денек. Четыре главных руководителя ЦРУ уже были в курсе дела. Так же как и госдепартамент, Пентагон, министерство морского флота, несколько руководителей федеральных агентств. И еще многие американцы, рассеянные по миру.
За тысячи километров от Вашингтона люди, которые до сих пор никогда не слышали о Брюсе Рейнольдсе, начинали искать способы его спасения. В открытом океане, у берегов Африки самая мощная в мире ударная сила -Шестой американский флот слегка изменил курс, приближаясь к Африканскому Рогу.
Офицер безопасности налил себе чашку кофе. Он почти жалел, что в шесть часов утра уйдет со службы. День обещал быть суматошным. Разбуженные среди ночи, чиновники отдела Африки и отдела планирования торопились в Лэнгли. У них воскресенья не будет.
Кондиционер задыхался и натужно гонял по комнате липкий, горячий воздух, который проникал через щели в окна. Ирвинг Ньютон брезгливо оттянул с груди прилипшую к телу рубашку и протянул руку, чтобы снять трубку.
– Алло, говорит американское посольство, – в который раз произнес он. Его голос был усталым и охрипшим от бесконечных телефонных разговоров. Было уже около восьми часов. Наступала ночь, а он практически весь день не замолкал, пытаясь отыскать след исчезнувшего посла. Во второй половине дня он информировал членов дипломатического корпуса, и после этого в посольство хлынул поток сочувственных звонков и посланий.
А первыми были русские...
Раздался телефонный звонок.
– Говорит главное управление милиции, – сказал голос на плохом английском. – Мистер Самантар желает говорить с мистером Ньютоном.
Ирвинг Ньютон напрягся. А вдруг у него хорошая новость.
– Я слушаю, – ответил он.
Вежливо-лицемерный голос начальника городской милиции доходил до Ньютона сквозь сопровождающее его покашливание.
– Мы нашли машину господина Рейнольдса, – объявил сомалиец. – В карьере, среди дюн в Джезире. Шофер находился в багажнике. Он заявил, что его оглушили неизвестные, когда он возвращался в машину, выпив чашку кофе в районе порта. Мы продолжаем поиски.
Возбуждение Ирвинга Ньютона спало.
– Было бы лучше для вас побыстрее их найти, – проворчал он. – Иначе будет плохо.
Он сознавал наивность своей угрозы, но, произнесенная вслух, она принесла ему облегчение. Едва он положил трубку, как раздался звонок внутренней телефонной связи. Звонил сержант морской пехоты, дежуривший у входа.
– Тут какой-то чудак вас спрашивает, – сообщил он. – Он говорит, что это важно. Пропустить?
– Сначала обыщите его, а потом приведите сюда, – сказал американец. -И останетесь здесь. Пусть вас заменит Джон Дин.
– Right on, sir. Хорошо, сэр, – ответил сержант.
Через две минуты он вошел в кабинет, подталкивая перед собой очень темнокожего сомалийца, одетого в джинсы. У него была остроконечная бородка и пышные курчавые волосы. Живые, умные глаза выдавали в нем интеллигентного человека. Ирвинг Ньютон устремил на него вопросительный взгляд.
– Вы говорите по-английски?
– Да, – ответил тот. – Вы первый секретарь господин Ньютон?
– Да. А кто вы?
Вместо ответа посетитель сел на стул, вытащил из кармана лист бумаги и протянул его американцу.
– У меня для вас есть документ. Относительно вашего посла.
– Документ? – сердце Ирвинга Ньютона забилось. Он взял бумагу и развернул ее. Это был фирменный бланк, отпечатанный на ротаторе. «Фронт Освобождения Побережья Сомали. Местопребывание Могадишо» – значилось вверху. Движение, о котором он уже слышал и которое выступало за насильственное присоединение французской Территории афаров и исса к Сомали. Разумеется, с благословения сомалийских властей. Ньютон стал жадно читать французский текст.
\"Могадишо, 12 июня 1977 года. Коммюнике № 17.
Устав от империалистических провокаций Соединенных Штатов, слуг колониализма и расизма в Африке, ФОПС решил ликвидировать всякое империалистическое присутствие в Демократической республике Сомали. В результате сопротивления этому решению американских должностных лиц мы захватили представителя США, посла Брюса Рейнольдса, сотрудника ЦРУ и видного шпиона. Он будет освобожден, как только Соединенные Штаты публично заявят о своем намерении окончательно закрыть свое дипломатическое представительство в Сомали.
В случае, если империалистическое правительство Соединенных Штатов откажется в течение трех дней подчиниться законным требованиям сомалийского народа, посол-шпион будет казнен. Да здравствует независимое Побережье Сомали! Да здравствуют свобода и единство народа! Долой империализм и неоколониализм\".
Ирвинг Ньютон отложил ультиматум. Его переполняли ярость, изумление и тревога. Посетитель спокойно ждал на своем стуле. Ньютон ткнул в него пальцем.
– Вы член ФОПС?
– Я официальный представитель движения за Освобождение Побережья Сомали, – с готовностью признал молодой человек.
– Это вы похитили мистера Рейнольдса и его семью?
– Эта акция была предпринята нашей группой, – согласился сомалиец.
– Где он?
Посланец вежливо улыбнулся и встал.
– Я не уполномочен говорить об этом. Я должен был только передать вам письмо и потребовать ответа.
Мертвенно-бледный, первый секретарь решительно подошел к выходу и встал между дверью и посетителем.
– Вы не выйдете отсюда, пока не ответите мне.
Охранник положил руку на пистолет. Посланец ФОПС холодно объяснил американцу:
– Одному из заложников перережут горло, если я не вернусь через полчаса.
В комнате повисло тяжелое молчание. Когда после паузы посетитель направился к двери, американцы не шевельнулись. Ирвингу Ньютону удалось овладеть собой и почти спокойно произнести:
– В вашем идиотском письме вы говорите только о после. Но есть еще две женщины и трое детей. Приказываю вам отпустить их немедленно.
– Это военнопленные, – надменно возразил сомалиец. – Сейчас мы изучаем положение. Если окажется, что они не занимались никакой шпионской деятельностью, то они будут отпущены. Однако в том случае, если американское правительство откажется подчиниться нашим справедливым требованиям, заложникам перережут горло.
– Мерзавец! – процедил сквозь зубы Ирвинг Ньютон. – Где вы видели семилетних девочек, которые занимаются шпионажем?
Посетитель вышел из комнаты, не удостоив хозяина ответом. Его шаги постепенно стихли. Ирвинг Ньютон, белый от ярости, перечитал ультиматум. На этот раз у него есть что показать сомалийцам. Он протянул текст сержанту:
– Сделайте фотокопии и положите оригинал в сейф. Одну копию дайте мне.
Охранник бросился из кабинета. Ирвинг Ньютон подошел к сейфу, в котором хранилась документация местной ветви ЦРУ, вынул досье ФОПС, открыл папку и быстро просмотрел ее содержимое. Не густо. Фамилии, тренировочные базы. Совершенно очевидно, что ФОПС работает рука об руку с СНБ. А это означает, что КГБ, как минимум, в курсе акции, предпринятой против американского посла.
Все кабинеты в отделе Африки на третьем этаже штаб-квартиры в Лэнгли были заняты. Невыспавшиеся, небритые, без галстуков, аналитики склонились над компьютерами. Их вытащили из постели на несколько часов раньше обычного. Но и в этом случае у них оставалось менее двух часов на то, чтобы синтезировать все сведения, которые были в их распоряжении. В связи с ультиматумом похитителей дело поступило прямо в Белый дом. Компьютерные терминалы аналитиков были связаны с центральным компьютером ЦРУ. Другие сотрудники занимались сбором информации, не зарегистрированной компьютером.
Мало-помалу все сведения, которыми располагало ЦРУ о Фронте Освобождения Французского Побережья Сомали, сосредоточивались в одном месте. Фамилии членов организации, поддерживающие их структуры, проведенные операции, зарубежные связи...
Колоссальная головоломка.
Заместитель начальника отдела Африки с нетерпением ждал этих материалов, чтобы представить их на совещание, срочно созываемое в Белом доме в десять часов. Надо было собрать вертолетом большинство участников этого совещания, рассеянных по стране: кто в Мэриленде, кто в Вирджинии. Пресса еще не сообщила о том, какую плату потребовали похитители за жизнь заложников.
Тяжелая, напряженная тишина царила в овальном кабинете на втором этаже Белого дома. Там находилась дюжина мужчин: шеф госдепартамента, несколько представителей Пентагона, военно-морского министерства, военно-воздушных сил, шефы ЦРУ и НАСА и два помощника Президента. Один из них повернулся к начальнику отдела Африки:
– Г-н Абернете, готовы ли вы сделать резюме?
Чиновник достал только что отпечатанный меморандум, синтез всего того, что ЦРУ смогло собрать за несколько часов работы по «срочной программе».
– ФОПС, основанный в 1963 году, – начал он, – объединяет несколько сотен сторонников немедленного присоединения французского Побережья Сомали к Сомали. Примерно тысячу двести. Его базы расположены на севере страны, а тренировочный лагерь – под Харджейша.
Фронтом официально руководит сомалиец из племени исса, некий Хасан Афгуа, бежавший из французского Побережья Сомали после совершения нескольких покушений. Но за ним явно стоит сомалийский капитан Мухаммед Ханша, который официально возглавляет «отдел безопасности» Сомалийской революционной партии. До этого Ханша руководил отделением Службы национальной безопасности в Харджейша. Люди из ФОПС очень часто пользуются сомалийскими военными грузовиками и полностью зависят от сомалийского правительства в вопросах вооружения и финансирования.
Итак, представляется, что существует соглашение между сомалийским правительством и этим движением.
Он смолк. Участники совещания переглянулись, затем госсекретарь по иностранным делам уточнил:
– Вы вполне уверены в этой информации?
– Да, сэр, – кивнул начальник отдела Африки.
– Иными словами, мы имеем дело с самим сомалийским правительством, -сказал секретарь Президента.
– Вероятно, – согласился человек № 1 ЦРУ.
– Даже определенно, – присовокупил шеф отдела Африки.
– Но почему, черт побери, сомалийцы хотят нас выжить? – громко спросил госсекретарь. – Ведь если они нас выгонят, мы закроем их посольство в Вашингтоне.
Человек № 1 ЦРУ покачал головой:
– Им на это плевать. Останется их постоянное представительство в ООН в Нью-Йорке.
Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь покашливаниями: дело принимало новый, еще более серьезный оборот. Теперь уже речь шла не о группе бунтовщиков, стремящихся сделать себе рекламу, а о вызове законного правительства, не желающего считаться с престижем и могуществом Соединенных Штатов.
Представитель госдепартамента почесал шею:
– Нужно сделать все возможное для спасения жизни заложников.
– Прикажите предпринять все предохранительные меры, которые вы сочтете необходимыми, – возразил помощник Президента, – но не лезьте на рожон.
Начальник отдела Африки поднял руку.
– Сэр, – сказал он, – есть один момент, поразмыслить над которым у меня не хватило времени. Это тесные связи, существующие между КГБ в Могадишо и СНБ. Двадцать четыре офицера КГБ, фамилии которых нам известны, осуществляют общее руководство деятельностью сомалийских спецслужб. Следовательно, данная операция могла быть организована по поручению русских...
В течение нескольких секунд в кабинете был слышен только легкий шум кондиционера. Затем помощник Президента медленно проронил:
– Это лишь одна из возможностей. Сможете ли вы узнать об этом побольше?
– Боюсь, что нет, сэр, – честно ответил начальник отдела Африки.
– Хорошо. Я сообщу Президенту о вашем предложении.
Ирвинг Ньютон кипел от негодования, делая вид, что погружен в созерцание висевшего на стене советского календаря. Вот уже полчаса он топтался в приемной заместителя министра внутренних дел Сомали. Ночь не принесла ничего утешительного. Накануне вечером он передал милиции ультиматум ФОПС.
Теперь сомалийцы вынуждены будут что-то предпринять.
Наконец дверь открылась. Он увидел сидящего за столом худого сомалийца с большими усами, одетого в синий костюм без галстука. Ирвинг Ньютон опустился в продавленное кожаное кресло. Роскошь не была принята в Сомалийской республике.
– Господин министр, – начал американец. – Я надеюсь, что благодаря данным, которые я представил вам вчера вечером, ваши поиски были эффективными. Мое правительство...
Сомалиец поднял руку, прерывая посетителя:
– Ваши данные были очень полезны для следствия, – сказал он. – Наши службы тотчас же стали их обрабатывать. Действительно, мы знаем о существовании этого движения за освобождение территорий, несправедливо оккупированных одной империалистической державой.
Ньютон поднял глаза к небу. Снова пропаганда! Он почти грубо перебил своего собеседника:
– Вы нашли след заложников?
Сомалиец сделал недовольную гримасу.
– Господин Ньютон, – наставительно произнес он. – Сейчас только двенадцать! Сыск – долгая и нудная работа. Чтобы найти людей, нужно произвести многочисленные проверки.
Едва сдерживаясь, чтобы не закатить истерику, дипломат сказал:
– Но, черт побери, постоянное представительство ФОПС находится как раз напротив ресторана «Таалех». Его не нужно искать. Там даже есть флаг. Сомалиец снисходительно улыбнулся:
– Конечно! – согласился он. – Мы допросили руководителей ФОПС. Они признают, что совершили данную акцию по патриотическим мотивам. Мы пытаемся их образумить, но это нелегко. У них много неизвестных нам убежищ, где могут находиться заложники.
Слова чиновника звучали настолько чудовищно, что Ирвинг Ньютон на несколько секунд потерял дар речи.
– Вы хотите сказать, что до сих пор не установили местонахождения заложников? – спросил американец, ошеломленный таким цинизмом.
Сомалийский министр остановил на нем взгляд, полный сочувствия и искренности.
– Именно. К сожалению, даже если мы узнаем, где они находятся, мы не сможем применить силу, чтобы не подвергнуть их жизнь опасности.
Ирвинг Ньютон подавил бешенство, ему удалось даже сказать спокойным голосом:
– Сперва найдите их... Потом посмотрим, что нужно делать.
Министр развел руками:
– Могадишо – большой город, знаете ли. Поиски продолжаются. Разумеется, сомалийское правительство предложит похитителям свое посредничество, чтобы спасти жизнь заложникам и прийти к соглашению. Думаю, вам не следует особенно беспокоиться.
Но Ирвинг Ньютон уже не слушал его. Он все понял и от собственной беспомощности чувствовал себя подавленным. Один, во враждебной стране, под контролем всесильной политической полиции, вдали от Америки и всех дружественных стран.
Русские делали в Сомали, что хотели. Высокопоставленный чиновник просто издевался над ним. Могадишо был разбит СНБ на квадраты, воинские заслоны блокировали выезды из города. В каждом районе находился «центр ориентации», где под портретом холодного Ленина члены Сомалийской революционной партии идеологически обрабатывали своих сограждан, ничто не оставалось незамеченным острыми глазами осведомителей.
Ситуация напомнила Ньютону ту, в которой произошло убийство его итальянского друга, Эмилио Черрути, когда он обратился к тому с просьбой об «услуге»...
Сомалийская милиция пришла тогда к заключению, что итальянец утонул... А Ирвинг Ньютон пока еще не понял, почему его убили.
Он автоматически поднялся. С окончанием разговора пришло смутное ощущение, что судьба Брюса Рейнольдса и его близких ускользает из его рук. – Я сообщу о нашей беседе моему правительству, – официальным тоном произнес он. – Я заявляю самый решительный протест против пассивности вашей милиции и возлагаю на вас ответственность за все последствия. Сомалийский министр не моргнул глазом. Он вежливо проводил гостя до двери и пожал ему руку, привычно натянув на лицо дипломатическую улыбку.
Только легкое гудение кондиционера нарушало тишину в отделе Африки на четвертом этаже здания ЦРУ в Лэнгли. В кабинете было двое. Заместитель директора отдела планирования и шеф отдела Африки. Последний машинально перекладывал на столе новенький паспорт, приколотый к толстому желтому конверту.
– Это крайне рискованное решение, – серьезно сказал он. – Боюсь, что шансы на успех в этом случае близки к нулю.
– Мы должны принять на себя последствия президентского решения, -заявил заместитель директора. – Только мы можем что-то сделать. Даже если это обречено на провал... Мы не имеем права покинуть шестерых американцев в смертельной опасности. И, к несчастью, мы не Израиль. Впрочем, мы даже не знаем, где находятся заложники. В данном случае представляется, что сговор правительства с похитителями пойдет еще дальше, чем в Энтеббе. За операцией вероятно стоит ОН. У нас, таким образом, нет никаких шансов, что он заставит этих террористов уступить. Надо капитулировать или попытаться сделать невозможное.
– Ну что ж, – вздохнул шеф отдела Африки, – желаю удачи тому, кто получит этот подарок.
Телекс тихо потрескивал в запертом на ключ зале. Уже двое суток он работал практически без перерыва. Вашингтон, Найроби, Аддис-Абеба, Шестой флот, даже Бейрут, Хартум, Эр-Рияд, Париж.
Ирвинг Ньютон поднялся и подошел к аппарату. Был уже вторник, а о заложниках никаких новостей. Срок ультиматума террористов истекает завтра, в среду. Дипломат заметил над текстом пометку \"super restrictef, только для И.Н.”
И.Н. – это он. Он оторвал текст и быстро пробежал его глазами. Сообщение было из госдепартамента.
«Предыдущие инструкции подтверждаются и усиливаются. Абсолютный запрет на переговоры с похитителями семьи Рейнольдс, какими бы ни были угрозы в адрес заложников. Единственно возможное соглашение должно касаться снабжения их продуктами и медикаментами. Эти инструкции остаются в силе, даже если операция закончится самым большим ущербом для жертв». Иными словами, даже если заложникам придется умереть.
Второй пункт был еще короче.
«Встречайте завтра рейсом из Рима мистера Линге, командированного четвертым отделом госдепартамента. Ему поручено быть посредником, если переговоры начнутся».
Ирвинг Ньютон отложил листок. У него во рту остался неприятный привкус. Это было испытанием на прочность. Америка не уступит. Таков приказ нового президента. Но ЦРУ вступает в игру. Четвертый отдел – это кодовое название отдела Африки. При мысли о двух маленьких девочках у него сжалось сердце. Ирвинг Ньютон спросил себя, какой сумасшедший согласился выполнять эту самоубийственную миссию. Скорее по привычке, чем от жажды, он взял бутылку пива из холодильника и стал пить из горлышка. Но на этот раз ледяной напиток не принес облегчения. Он бросил пустую бутылку в корзину для бумаг. От переживаний у него началась резь в желудке.
Глава 4
Его сиятельство князь Малко Линге, кавалер ордена Серафимов, маркграф Нижнего Эльзаса, рыцарь ордена Золотого Руна, рыцарь Черного Беркута, князь Священной Римской империи, ландграф Клетгауса, почетный рыцарь Мальтийского Ордена слушал завывания бури, которая обрушилась на замок Лейзен, лежа на красной бархатной кушетке в своей библиотеке. Его пальцы медленно поглаживали затянутую в темный нейлон ляжку очаровательной блондинки, сидевшей рядом, время от времени касаясь голой кожи за краем чулка. Александра, казалось, не замечала касавшихся ее пальцев, которые задрали ее полотняную юбку до неприличия высоко. Упершись каблуками своих лодочек в низкий столик, стоявший перед ней, и поставив на пол флакончик с лаком, она с детским старанием заканчивала красить ногти. Лицо ее было почти закрыто длинными светлыми волосами.
Только по подрагиванию изящных ноздрей девушки можно было догадаться об наслаждении, которое она испытывала. Малко ощущал злорадное удовольствие от того, что его пальцы переходили от натянутого нейлона к коже, но не поднимались выше. Александра резко нагнулась, чтобы взять флакончик с лаком, и он почувствовал прикосновение к руке шелковистого пушка. Под ее костюмом не было ничего, кроме пояса. Предупреждая его вопрос, она подняла глаза и спокойно объяснила:
– В такую духоту не хочется надевать на себя ничего лишнего.
Девушка положила последний мазок на мизинец, плотно закрыла флакон и откинулась на кушетку, встряхивая пальцами, чтобы высушить лак. Ее полотняная юбка уже ничего не прикрывала. Пальцы Малко оставили край чулка и двинулись выше. Ощущение доступности молодой женщины грубо подхлестывало его желание. Он, который несколькими мгновениями раньше думал о продолжительной прелюдии, чувствовал теперь зверское желание.
Александра бросила на него иронично-нежный взгляд. Она демонстративно встряхивала руками со свеженакрашенными ногтями.
– Мой бедненький, – промурлыкала она. – Придется тебе подождать немного.
Но Малко не хотел ждать. Не говоря ни слова, он поднялся и встал перед Александрой, расстегивая брюки. Она слегка сдвинула брови, услышав скрежет молнии, освобождающей его. Секунду она смотрела на него с двусмысленным выражением, а потом, стараясь ничего не касаться руками, вытянула шею и грациозным движением обхватила губами его мужскую плоть. Несколько мгновений Малко с большим удовольствием наблюдал за прекрасным лицом молодой женщины, которая тихонько двигалась взад и вперед, глаза ее были закрыты, а губы сомкнуты вокруг его члена, как бархатные ножны. В этой ласке, которая возбуждала его до крайней степени, была какая-то извечная женская покорность.
От сильного порыва ветра в камине раздался зловещий звук, напоминавший крик ночной птицы. Александра вздрогнула, отстранилась и сказала:
– Невероятно, что в июне такая погода.
Вдруг со двора донесся глухой шум, как будто там упало что-то тяжелое. Поскольку его напряженный член находился в нескольких сантиметрах от губ Александры, Малко колебался. Затем все-таки шагнул назад и застегнул брюки: тревога отбила у него желание.
– Прости меня, я сейчас вернусь.
Александра равнодушно покачала головой и подула на ногти.
– Милый мой, сам не знаешь, чего хочешь, – вздохнула она. – Может быть, потом мне уже не захочется...
Не слушая эту скрытую угрозу, Малко вышел из библиотеки и бросился в холл.
Ветер дул с такой силой, что он с трудом открыл входную дверь и застыл в изумлении. Двор замка Лейзен был завален обломками. Куски черепицы, ценной черепицы ручной работы, которую Малко вывез за бешеные деньги из Чехословакии, ветки деревьев, листья, сорванные ветром и брошенные на землю.
Его взгляд остановился на небольшой груде камней в северной части двора, которая еще недавно была изящной пирамидкой, возвышавшейся на северной башне. Это шум ее падения они услышали. У Малко даже сердце сжалось от огорчения. Теперь нужно нанимать каменщика, ставить леса...
Ремонт будет стоить целого состояния. И получится неизвестно что... Старуха Ильзе появилась из кухни и, качая головой, смотрела на это бедствие. Рачительная хозяйка, она знала цену деньгам.
– Господь сердится на вас, герр Хохайт.
В этом есть резон, подумал Малко, который только что переделал половину фасада за такой пустяк, как пятьдесят тысяч долларов. Временами он жалел, что не владеет золотом негуса... Тогда бы он смог, наконец, полностью перестроить свою дорогую игрушку. Разрушенная пирамидка приводила его просто в отчаяние. И это в середине июня, когда теоретически не бывает плохой погоды. И вдруг буря, которая пришла с востока. Определенно, все, что приходит с востока, – плохо! В сорок пятом русские конфисковали парк замка и отдали его венграм, и Малко пришлось выкупить несколько участков земли у соседей, чтобы замок не стал похож на загородный домик.
Может быть, плюнуть на все это и обосноваться в Вене, в городской квартире?
Но кто купит замок? Не может же он поджечь его. А он-то намеревался провести спокойный уикэнд с Александрой. Да, теперь не до удовольствий. Пока он размышлял о несправедливости небес, скорбно созерцая обломки того, что еще недавно так украшало замок, в дверь выглянул Элько Кризантем и заорал, перекрикивая шум ветра:
– Вашу светлость просят к телефону...
– Меня нет! – рявкнул Малко.
Кризантем исчез.
Ему действительно не хотелось ни с кем разговаривать. Пирамидки на улице не валяются. Тридцать секунд спустя голова мажордома-турка снова появилась в дверях:
– Он настаивает, Ваша светлость.
– Мужчина или женщина? – спросил Малко, надеясь на возможную компенсацию небес.
– Мужчина, – крикнул турок.
Малко замерз на ветру, рубашка хлестала его по телу, он оставил, наконец, останки пирамидки и вернулся в дом. На круглом мраморном столике в холле лежала снятая трубка.
– Элько, – жалобно попросил он, – скажите, что я уехал в Азербайджан на неопределенный срок.
– Но господин настаивает, – возразил турок. – Он говорит по-английски, что это важно.