Жерар де Вилье

Золото реки Квай

Глава 1

Крик геккона раздался совсем рядом, заставив Понга Пуннака вздрогнуть. Толстая ящерица взгромоздилась на стелу на самом солнцепеке в метре от Понга, притаившегося в зарослях кустарника, усеянного ярко-красными дикими орхидеями. В смутном волнении таец сосчитал, сколько раз крикнула ящерица: четное количество предвещало несчастье, нечетное — удачу.

После того как глухой замогильный голос прозвучал в восьмой раз, над кладбищем повисла тишина, прерываемая лишь мурчанием илистых вод реки Квай, чье быстрое течение с двух сторон огибало небольшой остров снизу. Добравшись до него, Понг Пуннак спрятал сампан[1] в высокой траве примерно в полумиле от кладбища.

Понг Пуннак поглядел на ящерицу, словно умоляя ее прокричать еще хотя бы разок, но та снова улеглась, и ее крупные шаровидные глаза подернулись сероватой пленкой.

Время было полуденное, и солнечные лучи падали отвесно на ряд одинаковых надгробий, тянувшихся на несколько сот метров. Дикие цветы придавали праздничный вид этому месту, которое иначе выглядело бы мрачновато.

Чтобы убить время, Понг Пуннак пытался разобрать надпись, выгравированную на доске, рядом с которой он прятался; несмотря на то, что прошло много лет, буквы оставались четкими: «Уинстон Стилвелл, сержант, вторая королевская йоркширская бригада, 9 января 1946 г.».

Храбрость не мешала Понгу Пуннаку быть человеком суеверным. В окружении всех этих мертвецов он испытывал тревогу, хотя мертвецы были не так опасны, как те живые, которых он выслеживал.

Мало кто в Таиланде знал о существовании этого огромного некрополя. Небольшой остров посреди реки Квай оказался на поверку кладбищем с прямоугольными аллеями, пересекавшимися на протяжении одного километра, и видневшимися кое-где корнями баньяна, которые не удалось выкорчевать даже бульдозерами.

Прямоугольные стелы, возвышавшиеся над землей сантиметров на двадцать, походили друг на друга, как две капли воды. И на каждой из них были начертаны лишь имя, звание и дата смерти.

Семь тысяч человек спали здесь вечным сном. Англичане, голландцы, американцы, умершие между сорок вторым и сорок шестым годами от дизентерии, лишений или японской пули. Прибыв пешком из Сингапура на прокладку железной дороги Сингапур — Рангун, они гибли тут тысячами. Один только мост через реку Квай стоил трех тысяч жизней. После войны союзники разыскали затерянные в джунглях могильные холмы и собрали останки воинов у моста. Зачастую мало что удавалось найти, и в могилы укладывали лишь кучки костей.

Вниз по течению было второе кладбище — уже на материке — с восемью тысячами могил. И между двумя кладбищами высилась заменившая сооружение японцев металлическая конструкция моста, которая дважды в день содрогалась от проезжавших мимо поездов.

Могилы, затерянные в джунглях, в ста тридцати километрах от Бангкока, посещали редко, разве что порой наведывались старые товарищи по оружию, пришедшие поглазеть на мост, или люди, для которых эти кресты мало что значили...

Как, например, для Понга Пуннака. Если отбросить суеверные страхи, ему было в высшей степени наплевать на тысячи мертвецов, покоившихся у него под ногами. Он не спускал маленьких живых глаз с человека в белой рубашке и черных очках, который присел около воды у северной границы кладбища.

Время от времени тот бросал взгляд на надгробные камни, и Понг тут же ложился пластом за кустарником, служившим ему укрытием. Понгом постепенно овладевал животный страх, ведь никто не знал, что он здесь. В отличие от большинства тайцев, худых, как щепка, и с мальчишескими бедрами, он был довольно полным, и дорогой костюм из легкой ткани. Сидел на нем плотно.

Внезапно у извилины, там, где река, достигала ширины метров в двести, появилась большая джонка с палубой, покрытой гофрированным железом; джонка плыла прямо к ожидавшему ее человеку. Она пристала к песчаному берегу, и из нее выпрыгнули два высоких худых северных тайца, в которых чувствовалась китайская кровь. Тут же еще один тип, хоронившийся за человеком в белой рубашке, вышел из своего укрытия и направился к вновь прибывшим. Сердце сжалось в груди Понга Пуннака. Не обращая внимания на пот, стекавший на глаза, он, словно зачарованный, следил за открывшейся ему сценой. Он видел, как из рук в руки переходили пачки денег. Понг был так поглощен своим занятием, что подскочил, когда совсем рядом с его ухом вновь раздался крик геккона.

Реакция последовала незамедлительно. Все четверо повернулись на крик и увидели лысый череп подскочившего Понга. В ту же секунду он услышал повторный крик геккона и гортанный возглас на своем языке:

— Убей его!

Человек в белой рубашке рванулся к Понгу Пуннаку. Остановившись в нескольких метрах от зарослей кустарника, он выбросил вперед правую руку, и в воздухе сверкнул блестящий предмет.

Понг Пуннак покатился, словно кролик. Когда нож вонзился в толстую ящерицу, по-прежнему сидевшую на могильном камне, Понг был уже в пяти метрах от кустарника. Геккон, получивший смертельный удар, издал протяжный вопль, до ужаса напоминавший человеческий: вопль ребенка под пытками.

Несмотря на тридцатипятиградусную жару, по спине Понга потек холодный пот, и таец припустился еще быстрее. У него было тридцать секунд, чтобы добраться до сампана на другом конце кладбища.

Человек в белой рубашке, на ходу вытащив нож из агонизирующей ящерицы, бросился за Понгом Пуннаком.

Понг Пуннак бежал, пригнувшись, петляя между могилами и каждую секунду ожидая, что нож воткнется ему в спину.

Ни он, ни его преследователь не заметили тощей фигуры человека, осторожно высунувшегося из зарослей, окаймлявших кладбище. Тщедушного старого тайца в рваной шапке и ветхой выгоревшей одежде. Крик ящерицы потревожил его послеобеденный сон.

Старик с любопытством следил за погоней. На кладбище, за которым он присматривал за смехотворно маленькое жалованье — его выплачивали раз в два года, — никогда ничего не происходило. И слава Богу. Единственное, что он делал, — это пропалывал себе уголок между двумя могилами и засевал маком, который продавал потом крестьянам из долины.

Он увидел трех человек около большой джонки и направился к ним узнать, в чем дело.

* * *

Преследователь оказался проворнее Понга Пуннака. Почти в самом конце кладбища таец обернулся и увидел белую рубашку в десяти метрах позади себя. Времени сесть в лодку у него не оставалось. Охваченный ужасом, он сунул руку за кольтом.

Пальцы ткнулись в пустую кожаную кобуру. Револьвер, по всей вероятности, выпал, когда Понгпрятался за могильным камнем. В панике Понг Пуннак единым махом пересек последний спуск к реке и по лодыжки увяз в песке. Упав на четвереньки, он почувствовал удар и жгучую боль: треугольное лезвие ножа воткнулось ему в правый бок. К счастью, падая, он оттолкнул неприятеля, который был легче его. Их молчаливое единоборство продолжалось несколько секунд, пока наконец Понг, которому страх придал силы, не одержал верх. Удар наотмашь пришелся противнику по горлу. Его очки отскочили в сторону, и сам он, захрипев, ослабил хватку.

Понга Пуннака вырвало прямо на белую рубашку, он встал и, пошатываясь, добрался до сампана. Лодка показалась Понгу Пуннаку тяжелой, как свинец, но ему все же удалось столкнуть ее в воду и рухнуть на дно. Когда его противник поднялся на ноги, лодка, подгоняемая течением, быстро удалялась от берега.

В полуобморочном состоянии таец закрыл глаза. В его воображении пронеслись разноцветные птицы. Через пальцы, сжимавшие рану, лилась кровь, и ее струйка текла вдоль бедра. Понг подумал, что у него не хватит сил достичь восточного берега. В этот час на реке Квай никого не было. Мимо все быстрее проносились ее берега. Через три километра он разобьется о пороги Бор-Плоя — подводные скалы, доходившие до поверхности реки. Нечеловеческим усилием воли Понг Пуннак сумел взять в руки весло и начал грести. Свой небольшой сизого цвета «датсун» он спрятал чуть повыше, у дороги. До заболоченного берега таец добрался примерно за пять минут. Боль была такой нестерпимой, что он больше не думал о возможных преследователях. Ему казалось, словно раскаленное железо раздирало его печень.

Шлепая по грязи на четвереньках, утопая в тине, он все же нашел тропинку через беспорядочное нагромождение обхвативших деревья лиан и высокую прибрежную траву. Пустой сампан подхватило течением. Согнувшись от боли и постанывая, Понг рывками продвигался вперед.

Но вот Понг Пуннак раздвинул лианы, вспугнув при этом обезьяну, и выбрался на безлюдную дорогу. В зарослях высокого тростника он слегка отдышался и хотел было спрятаться здесь до захода солнца. Но ему нужно быть в Бангкоке, нужно рассказать об увиденном. Понг Пуннак чувствовал, что не протянет до вечера. Целых пять мучительных минут он тащился до машины. Наконец со вздохом облегчения Понг рухнул на горячее сиденье.

Его руки так дрожали, что прошла минута, прежде чем он завел машину.

«Датсун» тронулся с места. Понг вел одной рукой, навалившись на руль и сжимая рану. Перед глазами у него мелькали огни. Кровь стекала на ноги. Он всхлипнул, когда подумал, что до Бангкока сто двадцать пять километров. Ему туда не добраться. Через четверть часа он проехал мимо деревушки. Останавливаться бессмысленно. Там нет ни врача, ни телефона. И преследователи легко его там разыщут.

Дорога змеилась вдоль русла реки между покрытых зарослями холмов. Нет никакой возможности определить, гонятся ли за ним. Таец умело рассчитывал один вираж за другим, надрывая мотор, не снижая скорости и не сводя глаз с вьющейся ленты шоссе. Боли Понг уже не чувствовал, но тело внизу словно онемело. Он не решался дотрагиваться до раны. Джунгли неожиданно сменились ровной, изрезанной рисовыми полями саванной. Дорога покидала уходившую к югу, к Малайзии, долину реки Квай. Теперь до Бангкока — добрую сотню километров — пейзаж не изменится.

В полубессознательном состоянии Понг еле увернулся от груженного бамбуком большого грузовика. Теперь дорога шла прямо. Понг бросил взгляд в зеркало и увидел далеко позади точку. Другую машину.

Кровь все сильнее ударяла в виски. «Датсун» вилял из стороны в сторону. Как сквозь туман Понг Пуннак все же различил надпись у дороги: Канчанабури — 1 километр.

Канчанабури — поселок большой, и там есть телефон. «Датсун» свернул на прокаленную солнцем главную улицу. Нигде не было видно ни единой души. В поисках телефона Понг Пуннак затормозил у китайского магазинчика-ресторана. Он с трудом остановился и подозвал голого мальчугана.

— Телефон, — пробурчал таец.

Малыш показал на стену за стойкой, заваленной тропическими фруктами, бананами и бутылками кока-колы, и пустился наутек.

Понг Пуннак уже не сомневался, что не доберется до Бангкока.

Он едва поднялся с сиденья: крови натекло так много, что его штаны приклеились, и на заду образовалось большое неприличное пятно. Казалось, он никогда не пройдет нескольких метров, отделявших его от телефона. Наконец левой рукой таец снял трубку, правой нащупывая в кармане двухбатовую монету. Но телефон работал так, что достаточно было снять трубку и вызвать междугородную.

Понг Пуннак набрал 110. К счастью, телефонистка отозвалась сразу. Отрывистым голосом он назвал нужный номер.

— Скорее, — проговорил Понг, — я ранен. Пропустите меня без очереди, ладно?

— Ладно, — согласилась телефонистка.

Прильнув ухом к трубке, Понг слышал треск на линии и голос девушки, старательно вызывавшей 32341 в Бангкоке.

Прошла целая вечность. По зову мальчика примчался китаец и испуганно уставился на человека в окровавленной одежде с упавшими на лицо волосами, который стоял, вцепившись в телефон.

— Соединила, — радостно сообщила Понгу Пуннаку телефонистка.

Он открыл было рот, но услышал короткие гудки: занято. Не желая в это поверить, он не выпускал из рук трубку и кричал «Алло! Алло!».

Телефонистка вежливо сказала:

— Как освободится, я вас снова соединю. Вы ведь номер шестнадцать в Канчанабури?

Однако Понг Пуннак слышал только монотонные гудки. Он не обратил внимания на то, что за его спиной хлопнула дверь. Китаец хотел закричать, но, вспомнив о своей семье, быстро выскочил наружу, увлекая за собой внука.

На центральной телефонной станции в Бангкоке мисс Петти Удорн услышала приглушенный крик, от которого у нее в жилах застыла кровь.

В ста километрах от нее Понг Пуннак умирал: треугольное лезвие ножа раздирало ему сердце.

Убийца в белой рубашке вынул нож и со сладострастной дрожью вонзил его пониже. Понг Пуннак дергался в агонии и уже не сопротивлялся. Однако убийца продолжал наносить удары, не давая телу опуститься на землю. Но вот он повернул свою жертву, сжал левой рукой горло и воткнул нож прямо над пупком. Вращая нож в ране, он не вынул его до тех пор, пока Понг не сполз вниз. Когда труп уже валялся за стойкой, человек в белой рубашке наклонился и несколькими ударами искромсал Понгу лицо, едва не вырвав глаз. Он сожалел, что враг умер так быстро. Убийце, хотелось наказать Понга еще сильнее за то, что тот его облевал.

Уходя, убийца пнул его ногой и со злости продырявил мешок с рисом. Потом повесил трубку и огляделся.

На улице и в магазинчике никого не было. Он вернулся к трупу, быстро обыскал его, потом отпихнул грузное тело в сторону и выпрямился. Взгляд убийцы за черными очками с треснутым стеклом был непроницаем. Не спеша он вложил свое оружие в кожаный футляр на правой ноге, вышел из лавки и сел в старую американскую машину, стоявшую за «датсуном» Понга Пуннака. Машина двинулась по направлению к Бангкоку.

Через несколько минут китаец опасливо вышел из своего убежища и сразу же бросился к продырявленному мешку с рисом. Он пронзительным голосом позвал жену, чтобы та помогла собрать рис. И лишь подобрав последнее зернышко, китаец бросил взгляд на труп. Он обыскал его и переложил себе в карман три банкнота по сто батов, которые не взял убийца.

И только потом послал внука в полицию на другой конец поселка.

Глава 2

Огромный лайнер скандинавской авиакомпании «Кнут Викинг» начал спускаться на усеянное огнями летное поле. Было десять минут второго. В самолете царила почти полная тишина. Двигатели работали на малых оборотах, и слышался лишь свист воздуха, обтекающего фюзеляж. Зажглись плафоны, в громкоговорителе зашуршало, и звонкий голос стюардессы произнес:

— Господа, через несколько минут мы сделаем промежуточную посадку в Ташкенте, столице советского Узбекистана, где пробудем около часа. Будьте так любезны пристегнуть ремни и не курить. Температура за бортом — шесть градусов по Цельсию.

Пассажир на переднем сиденье, выведенный из состояния приятной дремоты, резко выпрямился и с чувством некоторой тревоги нагнулся к иллюминатору: агенту Центрального разведывательного управления США всегда бывает не по себе, когда он приземляется на советской территории. Похитить его тут ничего не стоило.

Разумеется, в списке пассажиров рейса 971 Копенгаген — Бангкок скандинавской авиакомпании упоминался лишь Его Светлость князь Малко Линге, австриец знатного рода. Во всяком случае, добросовестный сборщик информации разузнал бы, что князь Малко был также кавалером ордена серуфинов, графом Священной Римской империи, почетным и действительным членом суверенного Мальтийского ордена.

Ничего общего с привычным образом агента разведки. Но внешний вид был обманчив. Его Светлость князь Малко был одним из выдающихся сотрудников отдела особо важных операций Центрального разведывательного управления, другими словами, рыцарем плаща и кинжала, причем кинжала немного больше, чем плаща.

Это не мешало ему на самом деле принадлежать к древнейшему австрийскому роду и владеть прославившимся в истории замком Лицен около Вены, откуда рукой подать до австро-венгерской границы. Два эти факта были тесно связаны между собой: Малко работал в ЦРУ, чтобы привести свой замок в надлежащий вид и, со временем удалившись на покой, доживать там свой век. Но замок походил на бочку Данаид...

Малко, потянувшись, оторвался от мягкого кресла и расправил свой темный костюм из альпаки. Карин, восхитительная стюардесса в салоне первого класса, проходя, наклонилась к нему:

— Пристегните, пожалуйста, ремни, мсье.

Она была тонкой и изящной, как саксонский фарфор. И прехорошенькой!

Малко потихоньку ухаживал за ней от самого Копенгагена. Но безуспешно. Стоило ему намекнуть на их предстоящее пребывание в Бангкоке, как Карин показала ему правую руку с обручальным кольцом. Это была единственная досадная нота в его путешествии, которое было бы чудесным, не ожидай Малко в конце дела, имеющие мало общего с туризмом.

На борту лайнера скандинавской авиакомпании Малко даже обнаружил свою любимую водку.

Самолет тряхнуло: с опущенными закрылками он летел низко над кварталами Ташкента. Малко поглядел на часы: они показывали двадцать минут третьего (по нью-йоркскому времени). Разница — одиннадцать часов. Из Нью-Йорка он вылетел накануне рейсом 912; пробыв в пути всю ночь, он приземлился в Копенгагене в девять часов утра. Хорошо еще, что удалось подремать в комнате отдыха, которую предоставили пассажирам скандинавского авиалайнера.

Половину земного шара за один перегон! Мало того, в Нью-Йорке бушевала снежная буря, как в Гренландии, а в Бангкоке стояла жара в тридцать пять градусов.

Это Дэвид Уайз, его шеф, разыскал новый рейс скандинавской авиакомпании Нью-Йорк — Бангкок прямиком через Ташкент и Копенгаген: перелет через всю Россию, трансазиатский экспресс, так сказать. По сравнению с прежним рейсом через юг, с бесконечным числом остановок — в Париже, Бейруте, Тегеране, Карачи, Калькутте, — это был настоящий рай. Не говоря уже о сэкономленном времени. А для Малко была дорога каждая минута.

Как ни баловала его Карин любимой водкой да одеялом для ног, забыть страшные документы, которые показали ему в Вашингтоне, Малко не мог.

Вдруг он ощутил еле заметный толчок: стопятидесятитонный лайнер коснулся посадочной полосы. У Малко слегка защемило сердце, когда он увидел бомбардировщики «Бизон» с красной звездой. Пассажирский лайнер остановился рядом с огромным русским четырехмоторным реактивным самолетом, новым ИЛ-112. Теперь прилететь в Россию ничего не стоит.

Все-таки на душе у Малко было неспокойно, когда он протягивал паспорт пограничнику в зеленой фуражке, который собирал у пассажиров удостоверения личности. Золотистые глаза Малко встретились с глазами русского, и князь вышел.

Высокая блондинка в синем из Аэрофлота повела пассажиров к небольшому строению, где на полотняном плакате красовалась надпись: «Добро пожаловать в Ташкент!» Мощные прожекторы освещали ряды русских самолетов.

Аэровокзал выглядел несовременным и уродливым. На втором этаже толстая тетка, словно сошедшая со страниц романов * Достоевского, продавала чай. Был тут даже беспошлинный магазин, где торговали за доллары. Создавалось впечатление, что ЦРУ и КГБ больше не нужны.

Успокоившись, Малко приобрел две бутылки водки и фунт икры и подремал в жестком, словно деревянном, кресле до тех пор, пока не объявили посадку на скандинавский авиалайнер. Несмотря на поздний час, зеваки через заграждение с любопытством глазели на иностранцев.

Выезжая на взлетную полосу, скандинавский авиалайнер миновал ряды синих ИЛов. Впереди пассажиров ожидали Гималаи и другой конец Азии. Как только самолет поднялся в воздух, большинство из них вновь уснули. Но не Малко. Несмотря на удобное кресло, он не находил себе места. Он наклонился к иллюминатору, но ничего не было видно, кроме звезд и большого черного пятна внизу. Теперь они пролетали над Афганистаном. Через шесть часов Малко прибудет в Бангкок, где пропал его старый друг Джим Стэнфорд. Дэвид Уайз буквально схватил Малко за шкирку и сунул в скандинавский самолет, он даже предоставил Малко служебную машину, которая довезла его до аэропорта Кеннеди. Неслыханная роскошь! ЦРУ с ходу тратило полмиллиона долларов на какое-нибудь заятное приспособление, но ехать в машине с шофером, если ты не принадлежишь к руководящему звену...

Внезапно Малко охватила странная тревога. В Бангкоке его ждало необычное дело. Страшное, сбивающее с толку, оно выходило за рамки обычных служебных дел. Малко припомнил, как Дэвид Уайз в своем скромном кабинете, освещенном одной-единственной встроенной в потолок лампой, направлявшей пучок света в глаза посетителя, объяснял ему сложившуюся ситуацию. Кабинет располагался на семнадцатом этаже, и от ледяного ветра, дувшего со скоростью сто двадцать километров в час, дрожали толстые стекла. Просто жуть!

Дэвид Уайз протянул Малко папку с несколькими газетными вырезками и прямо в лоб спросил:

— Вы ведь знали Джима Стэнфорда?

Малко прищурил золотистые глаза, и ему взгрустнулось. Пришло на память прошлое, его первые шаги на поприще агента спецслужб. Малко встретил Джима Стэнфорда после войны у общих друзей в Нью-Йорке. Они сразу прониклись симпатией друг к другу.

Джим был звездой героический эпохи ОСС, неугомонного предшественника ЦРУ. Три года Джим играл в прятки с японцами в непроходимых джунглях Бирмы, Таиланда и Малайзии. Переданные им сведения спасли тысячи жизней. Он говорил по-тайски, по-китайски, по-малайски и на полдюжине местных диалектов и знал Юго-Восточную Азию не хуже Вашингтон-сквер.

В то время у Малко и в мыслях не было посвящать себя работе в спецслужбах. Со своим пристрастием к красивым вещам и с капиталом, которым он располагал, Малко скорее предпочел бы профессию антиквара или дизайнера.

Но к концу вечера Джим Стэнфорд отвел его в сторону и неожиданно сказал:

— Есть одна организация, которая сейчас на подъеме. Она может предоставить нечто захватывающее людям вроде вас.

Речь шла о ЦРУ. Малко виделся с Джимом и потом. Тот познакомил его с уймой секретных военных и штатских чинов. И везде за него ручался. До такой степени, что Малко пребывал в легком изумлении. Американец объяснил ему тогда: «В те два года в джунглях я выжил лишь благодаря тому, что всегда знал, кому можно и кому нельзя доверять».

Удивительная память Малко, его обаяние и тот факт, что он убежал от коммунистов, довершили дело. Он мог бы сделать административную карьеру, но предпочел более увлекательный мир агентов, выполняющих черную работу.

Джим Стэнфорд направлял его первые шаги и рекомендовал на первые задания. Они время от времени переписывались и всегда радовались друг другу при встрече: их связывало взаимное расположение. Они принадлежали к одной породе людей. Независимых искателей приключений. Джим был не профессиональным шпионом, а одним из последних великих авантюристов. Впрочем, по окончании войны он не вернулся в США, а, женившись на очаровательной тайке, заделался продавцом шелка в Бангкоке и в этой области очень скоро заткнул за пояс местных торговцев. Частично благодаря связям, которые он сохранил с туземным населением. Его дом в Бангкоке стал своеобразным музеем тайского и кхмерского искусства, собранием диковинок, от посещения которого оставались в восторге антиквары всего мира.

Джим Стэнфорд.

Малко закрыл глаза, и перед его взором предстала высокая стройная фигура приятеля, его посеребренные виски и постоянно насмешливое выражение лица. Малко виделся с ним два года назад в Нью-Йорке, куда Джим приехал с намерением открыть магазин. От этой мысли он в конце концов отказался, напуганный ритмом нью-йоркской жизни, и отправился на самолете в свой обожаемый Таиланд. Перед отлетом он позавтракал с Малко на 42-й улице в небольшом бистро с террасой, что является в Нью-Йорке редкостью. Джим казался счастливым и спокойным.

— Коммерция — тоже вещь интересная, — сообщил он Малко. — С разведкой я завязал. Теперь я домосед...

Малко поднял глаза на Дэвида Уайза.

— Что случилось с Джимом Стэнфордом?

— Он исчез. Вышел, как обычно, утром на прогулку, и никто его больше не видел. Нашли только его машину. В прекрасном состоянии. В ста двадцати пяти километрах от Бангкока. И с тех пор ничего. Ни тебе требования выкупа, ни найденного тела. Местная полиция понятия не имеет, в чем дело.

Исчезновение агента — всегда плохой знак. Однако, как ни странно, особого беспокойства Малко поначалу не выказал. Разве могло что-нибудь случиться с Джимом Стэнфордом, непобедимым Джимом Стэнфордом? Джим, по-видимому, не до конца превратился в домоседа. Дело тут было нечисто: явно не обошлось без секретных служб. Раз попал в эту компанию, увязнешь, хочешь ты этого или нет. Даже если ты продаешь шелк.

— Вас не затруднит проехаться в Бангкок? — вежливо осведомился Дэвид Уайз.

Малко вздрогнул.

— Но в Таиланде полно наших людей, — запротестовал он. — Им сподручнее заняться этим делом. Вопрос сугубо локальный. Нужны сведения на месте, контакты. Бангкокскому отделению и карты в руки, разве не так?

— Не так.

Дэвид Уайз протянул Малко пачку фотографий.

— Взгляните.

Малко чуть не выронил снимки из рук. Потом в ужасе уставился на них, как зачарованный. На всех снимках было одно и то же. Женщина лет пятидесяти в луже крови на плиточном полу кухни. Раны были страшные. Голова наполовину отрезана от туловища, спина и ноги с глубокими порезами. Перед снимком, на котором было запечатлено то, что было раньше лицом, Малко закрыл глаза. Невыносимая картина. На последней фотографии виднелся топор, самый обыкновенный, с деревянной ручкой. На нем можно было различить пятна крови. Малко с отвращением отложил снимки.

— Кто это?

Лицо Дэвида Уайза оставалось непроницаемым.

— Сестра Джима Стэнфорда. Ее убили двое суток назад. Через три дня после исчезновения брата. Без какой-либо видимой причины. Ее дачный домик в пригороде Лос-Анджелеса даже не обыскали. Сестра Джима Стэнфорда жила там одна. Убийца или убийцы не оставили никаких следов. Как нам удалось установить, они явились в девять вечера и тут же уехали — на машине. Соседи видели черный «понтиак». Вот и все. ФБР бросило на это дело пятьдесят своих сотрудников, но я уверен, что они ничего не найдут. Разгадка этого убийства — в Бангкоке. Так что это не локальный вопрос, как вы только что сказали.

— А жена Джима?

Малко вспомнил фотографии, которые показывал ему Джим. Высокая тайка с правильными красивыми чертами лица.

Дэвид Уайз вздохнул.

— В этом-то и вся загвоздка. И волоса на ее голове не тронули. Я тут же навел справки.

— Почему тогда убили сестру?

Дэвид Уайз закурил.

— Кабы я знал! Просто ума не приложу. И со страхом думаю о последствиях. Несчастную отнюдь не случайно убили сразу после исчезновения брата. В нашем ремесле таких совпадений не бывает. И тут я подумал о вас. Ведь Джим Стэнфорд в опасности, и мне кажется, потребуются большие усилия, чтобы спасти ему жизнь. Хотя, может, уже поздно. Есть и еще одна причина: Джим уже несколько лет не работает на спецслужбы, но в свое время он оказал нам услуги, так что я не в состоянии бросить его на произвол судьбы. Однако я не в состоянии и просить полковника Уайта отложить все и заняться поисками Джима Стэнфорда. Мне нужен человек со стороны, который посвятил бы себя только этому.

— Кто такой полковник Уайт?

— Руководитель нашего отделения в Бангкоке. Он будет помогать вам в пределах возможного. Но у него своих дел по горло.

И Дэвид Уайз, как обычно, пожелал Малко успеха, что не помешает тому в один прекрасный день сломать себе шею. Перед тем, как распрощаться, у зеленой двери своего кабинета Дэвид Уайз добавил чуть менее официальным тоном:

— Ваша Светлость, постарайтесь найти Джима живым. Это потрясающий человек. Если бы вы знали, сколько он сделал во время войны!

«Потрясающий человек», — повторил про себя Малко, когда двери лифта бесшумно открылись.

На этот раз Малко не стал обсуждать сумму вознаграждения.

И вот теперь под убаюкивающий гул мотора он пытался привести в порядок свои мысли. Почему похитили Джима Стэнфорда, убили не жену, а сестру, которая проживала в тысячах километров от Таиланда? Какая связь между ними? По сведениям ЦРУ, сестра Джима не имела никакого отношения к секретным службам.

Если ему удастся установить, как соотносятся между собой убийство и похищение, он продвинется далеко вперед.

Но плясать ему было не от чего. Сначала надо будет узнать, жив ли Джим и есть ли способ его спасти. Если вспомнить, как зверски убили его сестру, было от чего содрогнуться. Так или иначе, от этой смеси тайны и беспричинной на вид жестокости так и разило Азией. Но Малко знал, что в Азии ничего не бывает беспричинным.

Под крыльями скандинавского авиалайнера уже простирался Пакистан, когда прекрасная Карин положила на колени Малко меню. «Последний европейский обед перед Сиамом», — подумал он.

Он с умилением прочитал, что скандинавов обслуживала «Шэн-де-Ротиссер» — самая старая кулинарная фирма в мире.

Пять минут спустя, полностью проснувшись, он уже ложечкой намазывал икру на хлеб. Чтобы запить икру, он взял полбутылки «Моэт-и-Шандона» 1961 года.

А ведь это был еще завтрак. Он наелся икрой и даже не тронул закуску из копченой сельди и лосося.

Скандинавы взялись за дело серьезно. Это походило на завтрак толстосума у «Максима» в старое доброе время. Да, профессия агента спецслужб имела и свои хорошие стороны. А Малко любил пожить на широкую ногу. Всегда могло случиться, что женщина, которую он сжимал в объятиях, окажется последней, как и обед, который он сейчас переваривает.

Пока самолет со скоростью девятьсот шестьдесят километров в час летел над Индией, Малко подремал. Погружаясь в сон, он чувствовал, как нежные руки Карин развертывают салфетку у него на коленях. Икра превозмогла все его тревоги.

Открыв глаза, Малко решил, что не до конца проснулся. Азиатка в облегающем длинном оранжевом сари, роскошном и строгом, с замысловатой прической и большими раскосыми глазами наклонилась к нему с подносом в руках.

— Мы скоро приземлимся в Бангкоке, — на безупречном английском проговорило видение. — Приготовьтесь, пожалуйста.

Скандинавская авиакомпания преподнесла сюрприз: на последнем участке пути на работу заступила тайская стюардесса. Чтобы пассажиры постепенно свыклись с Юго-Восточной Азией.

Малко поглядел в иллюминатор: внизу на необозримом пространстве раскинулись покрытые густыми джунглями холмы Бирмы, местами пересеченные серебристыми лентами рек. Огромный лайнер спускался плавно. В Бангкоке он приземлился точно по расписанию: в десять утра.

Малко пошел побриться и освежить лицо одеколоном. Потом надел черные очки. Не из кокетства и не из-за солнца, а чтобы скрыть от людей свои золотистые глаза, металлический текучий блеск которых слишком хорошо запоминался. А это досадная примета для секретного агента.

Приземление было безупречным: самолет мягко опустился на посадочную полосу аэродрома Дон-Муанг.

Стюардесса объявила:

— Мы приземлились в Бангкоке. Сейчас пять минут одиннадцатого по местному времени. Скандинавская авиакомпания желает вам счастливого пребывания...

Несмотря на ранний час, жара стояла неимоверная. Несколько маявшихся в аэропорту индусов уныло поглядывали на вновь прибывших.

«Конвер-850» китайской авиакомпании с оглушительным ревом поднялся в воздух.

— Щит в холле возвещал: «Добро пожаловать к нам в год туризма!» Для Малко в этих словах заключалась невыразимая ирония. На всякий случай он захватил с собой чемодан с двойным дном, где припрятал автоматический плоский пистолет, с которым никогда не расставался при выполнении своих заданий. Оружие, которое можно носить под смокингом, и не походить при этом на уголовника. Однако Малко терпеть не мог им пользоваться.

Малко никто не ждал. Зачем лишний раз светиться? Миновав таможню, он на секунду остановился в нерешительности. Его окружили таксисты, которые оспаривали друг у друга право везти Малко в город.

Малко выбрал самое чистое такси, для вида поторговался и, добившись скидки в двадцать батов, забрался в машину.

В Бангкок вела прямая дорога с рисовыми полями по обе стороны. Изредка за окном мелькали полуголые тайцы, которые вместе со своими буйволами копошились в черноватой грязи, словно разыскивая неизвестно что.

Бангкок. Малко никогда его не видел, но побывавшие там коллеги рассказывали о нем удивительные вещи. «Рай земной», — говорили они.

Пока же за окном тянулась мрачная равнина. Они проехали мимо большого грузовика с цистерной, который, сорвавшись с моста, валялся колесами вверх в тине канала.

Потом через дорогу перешел молодой бонза в шафрановом одеянии с котомкой за спиной, и таксист резко затормозил. Тайцы очень набожны, и бонзы этим пользуются: на тридцать миллионов населения в Тайланде тридцать тысяч бонз.

Такси понадобился целый час, чтобы добраться до предместий Бангкока. Уличное движение стало более интенсивным и не в меру запутанным. Бангкок был грязным оживленным городом, растянувшимся на немыслимо большое расстояние: друг за другом непрерывно следовали одинаковые улицы с труднопроизносимыми названиями, пересеченные круглыми площадями, и машин на них было видимо-невидимо. Беременной женщине в такси вполне хватило бы времени разродиться, да не одним ребенком, а целым выводком.

Бангкок был переполнен магазинами, ресторанами, лавками без витрин, где торговали прямо у входа. И храмами. Куда ни глянь, всюду храмы. Их оранжевые, зеленые или разноцветные крыши возникали на каждом углу. Тайцы строили и строили их без конца.

Такси пересекло несколько каналов. Половина города находится на воде. Юго-восточная Венеция. В каналах течет желтоватая вода с дурным запахом, в которой местные жители моются и куда выливают нечистоты, и при этом долго живут. В то же время иностранец сразу бы загнулся, пригуби он только эту воду, служащую настоящей питательной средой для микробов. Загадочное явление иммунитета.

Они пересекли железнодорожный переезд и выехали на улицу Рамчадамри. Значительно более изысканную, с роскошными магазинами. Напротив здания БОАС находился отель «Ераван», где Малко зарезервировал себе номер. Четырехэтажное V-образное строение.

Малко едва ступил в холл, как восхитительная тайка в длинном саронге подошла к нему и, подняв к лицу руки, с чарующей улыбкой низко поклонилась.

— Добро пожаловать, — сказала она звонким голосом.

Это было так не похоже на американские отели, где вам швыряют под ноги ваш багаж, если у вас не совсем новый «кадиллак».

Малко ответил улыбкой. Необыкновенно красивая девушка, на редкость обаятельная, с высокими скулами и большими черными глазами.

— Меня зовут Нальманех, — сказала она бархатным голосом, — в мои обязанности входит встречать посетителей. Если вам что-нибудь будет нужно, обращайтесь ко мне.

Подобный прием способен вызвать инфаркт у клиентов, не равнодушных к женским прелестям. Однако Малко очень скоро убедился, что в Таиланде все женщины улыбаются мужчинам, но это ровным счетом ничего не значит.

Его номер с окнами, выходившими на теннисные корты, находился на четвертом этаже. Отличный кондиционер, ковер во всю комнату и современная ванная. Если бы по коридорам наверху, где не было кондиционеров, не бегали блеклые ящерки, отель ничем не отличался бы от европейского.

Малко распаковал чемодан и развесил свои костюмы из альпаки. Бассейн в небольшом экзотическом садике манил его к себе, но Малко удовольствовался душем. Потом, несмотря на жару, он надел белую рубашку, галстук и синий костюм. Это уже вошло у него в привычку: он ненавидел неряшливость и питал нежность к старым англичанам, которые, обедая в одиночестве в джунглях, надевали смокинг...

Перед тем, как отправиться к полковнику Уайту, он вынул панорамную фотографию, которую всегда возил с собой: его замок в Лицене. Отпечатанная недавно, она демонстрировала последние достижения реставраторов — огромную каменную лестницу, выходившую со второго этажа непосредственно во двор. Как было в семнадцатом веке.

Глава 3

Такси высадило Малко в середине Силом-роуд, оживленной улицы, выходящей на Суривонг-роуд, с ресторанами и ночными кафе. Здание «Эр Франс» было как раз напротив. В холле висело объявление: «ЭР АМЕРИКА. Чартерные рейсы».

Необычная транспортная компания, работающая на заказ, но без единого клиента, чьи грузы привозили в Дон-Муанг ночью в накрытых брезентом грузовиках Вооруженных Сил США.

Компания занимала целиком третий этаж. Малко толкнул дверь, и его сразу взяли в клещи двое охранников в штатском. Один из них не слишком вежливо осведомился, что Малко нужно. Смилостивились они лишь после того, как Малко предъявил им удостоверение Государственного департамента — фальшивое, разумеется, — и спросил, нельзя ли переговорить с полковником Уайтом.

«Эр Америка» гудела, как улей. Через стеклянные двери Малко видел тарахтевших, как пулемет, машинисток и людей, склонившихся над огромными картами. Полное впечатление, что тут и впрямь авиакомпания. Разве что охранники у входа портили картину.

Полковник Уолтер Уайт ожидал Малко за своим письменным столом. Великан, волосы ежиком, огромные ручищи, одет в штатское. Предосторожность совершенно излишняя. Уайт так проникся духом Уэст-Пойнта, что даже голым не терял военной выправки.

Да и вообще, при росте метр девяносто блондину с голубыми глазами трудно не обратить на себя внимание в стране, где у мужчин рост метр шестьдесят.

Полковник Уайт расщедрился на почти дружескую улыбку и решительное рукопожатие.

— Добро пожаловать в Бангкок, — сказал он глухим голосом. — Надеюсь, путешествие прошло хорошо.

И тут же его рот скривила гримаса боли, а левая рука прижалась к желудку, словно на проявление любезности он истратил последние силы. Малко сел и бросил на него встревоженный взгляд.

— Проклятая страна, — проворчал Уайт. — Опять напичкали меня ядом...

Вот уже два года, как полковник Уайт вел неравную безнадежную борьбу с тремя врагами, располагавшимися в таком порядке: дизентерия, москиты и коммунисты. Дизентерия не давала ему вздохнуть. Он испробовал практически все европейские и китайские снадобья — и никакого толку.

ЦРУ доверило ему руководство своим отделением в Бангкоке, потому что оно занималось не собственно разведывательной работой, а борьбой с партизанами, то есть тем делом, в котором Уайт считался докой. Однако Уайт считал дни, оставшиеся ему до возвращения в Северную Каролину. Будь его воля, он бы жил в дезинфицированной стеклянной камере.

Какое-то время Малко не беспокоил его, ожидая, пока боль стихнет. Рухнувший в кресло полковник изрыгал проклятья, стискивая руками ремень своих брюк. Чтобы как-то завязать разговор, Малко, показав на маленькие черные коробки, завалившие письменный стол, спросил:

— А это что такое, полковник?

— Радиоприемники, — пробормотал тот между ругательствами. — Китайцы подсовывают их местным жителям. Эти штуковины принимают только Пекин. Мы эти приемники скупаем потом у населения. По доллару за каждый. Добираем до тысячи и вышвыриваем в море. Вот чем я тут занимаюсь...

— Интересно, — сказал Малко.

Уайт постепенно оживал. Вот он выпрямился, и его маленькие серые глазки недружелюбно уставились на Малко.

— Кстати, а что это вы сюда приехали? Мне сообщили о вас телексом, но без каких-либо подробностей.

— Мне поручено дело Джима Стэнфорда, — сказал Малко. — Я займусь его поисками.

Уайт сочувственно покачал головой, и на его лице проступила гримаса отвращения.

— Вот болваны! Я им уже сто раз докладывал, что Стэнфорд гниет в земле.. Но эти безмозглые вашингтонские ослы думают, что знают лучше. Ну что ж, в добрый час...

Он взял сигарету «Конг-тип» (единственная уступка местным обычаям) и, не предложив Малко, закурил. Затянувшись разок и слегка успокоившись, он сказал:

— Ума не приложу, зачем они вас сюда прислали. Ничего сделать уже нельзя. Джим Стэнфорд мертв. Скорее всего его разрезали на куски или расчленили живьем — в этом эти мерзавцы поднаторели.

— Почему вы так решили? — мягко спросил Малко.

Уайт испепелил его взглядом.

— Я был во Вьетнаме и хорошо изучил их методы.

— Почему же тогда не нашли тело?

— Тело найдется, — уверил Уайт, поднимая глаза к небу. — А может, и не найдется. Здесь нет бюро находок, а джунгли большие. Так что сам по себе этот факт ничего не значит.

Поигрывая со своими черными очками, Малко задумчиво глядел на Уайта. Такого приема он не ожидал. Уверенность Уайта действовала ему на нервы.

— Но если Джима Стэнфорда похитили, этого нельзя просто так оставить, — стоял на своем Малко.

На этот раз его собеседник ухмыльнулся в открытую.

— Похитили! Но тогда бы потребовали выкуп... И присылали бы его по частям, чтобы показать, что с ними шутки плохи. Шесть месяцев назад тут приключилась история с одним индусом. Жена так долго собирала деньги, что индуса вернули не целиком... Нет, поверьте мне, Джим Стэнфорд мертв, мертвее не бывает. Жаль, он, судя по всему, был неплохой парень. Кремень. Настоящий американец. Не надо было ему оставаться в этой проклятой стране.

— А что произошло с его сестрой?

Уайт отмахнулся.

— Не говорите ерунды. Простое совпадение. Его жена по-прежнему шляется по Бангкоку как ни в чем не бывало. Каждое утро торгует шелками на Суривонге, в двух шагах отсюда. И никто ее пальцем не тронул.

Логика у военных безупречная. Однако какое-то шестое чувство подсказывало Малко, что случай со Стэнфордом будет посложнее.

— Но зачем его убивать? — спросил он. — Он уже не работал на спецслужбы.

Полковник Уайт пожал плечами.

— Почем я знаю! У азиатов ненависть тлеет долго. А Джим навлек на себя ненависть немалого числа людей — с сорок пятого года.

Разница во времени начинала сказываться. Малко уже клевал носом. В наглухо закрытом кабинете полковника Уайта было в меру тепло, и глубокие кожаные кресла навевали сон. Чтобы немного встряхнуться, Малко попросил:

— Расскажите, по крайней мере, что тут случилось. Мне ведь предстоит распутывать это дело.

— Все очень просто, — нехотя промолвил Уайт, закуривая новую сигарету. — В прошлый вторник Джим Стэнфорд вышел из дома, чтобы немного прошвырнуться вдоль реки Квай: он частенько там гулял. К вечеру Джим не вернулся, и жена сообщила в полицию. У моста около Канчанабури нашли его машину в хорошем состоянии — и никаких следов самого Джима. Я узнал об этом из газет на следующий день и поставил в известность Вашингтон. Мне тут же телеграфировали, чтобы я нашел Джима Стэнфорда. Как будто мне больше нечего делать.

— Я прибыл сюда, чтобы снять с вас эту заботу, — сухо сказал Малко.

Его золотистые глаза приняли зеленоватый оттенок, а это не сулило ничего хорошего. Эгоизм полковника задевал его лучшие чувства. Хотя что взять с этих военных...

— Согласен, но не делайте глупостей. Тут все не так просто Вот заладил!

— И он ни разу больше на нас не работал? — спросил Малко.

— Когда я прибыл сюда два года назад, Вашингтон попросил его связаться с некоторыми влиятельными китайцами в Сингапуре и доложить мне о результатах, — с кислым видом признался полковник Уайт. — Как раз тогда Малайзия получила независимость. Надо было помешать им наделать глупостей. Должен вам сказать, что Джим собрал первоклассные сведения. Благодаря ему мы смогли устранить двух-трех молодчиков. Но с тех пор у нас с ним не было никаких дел. По крайней мере, мне ни о чем не известно. А мимо меня это бы не прошло.

Надо думать.

— Впрочем, — продолжил Уайт, — это не значит, будто я ничего не делал, чтобы найти Джима Стэнфорда. Получив распоряжение из Вашингтона, я сразу взялся за поиски. С привлечением всех средств, которыми располагал.

— И каков результат?

— Никакого, чего греха таить. Сперва мы решили, что тут замешана женщина. Но это маловероятно. Стэнфорд не пожертвовал бы всем, что имел. Ведь он вел самую выгодную торговлю шелком в Бангкоке. Я запросил осведомителей, и они мне за хорошую плату предоставили самые фантастические сведения. Например, будто я сам послал Джима с секретным поручением в Малайзию.

— Но послушайте, — перебил его Малко, — разве вы не работаете рука об руку с тайской службой безопасности?

Полковник Уайт воздел глаза к небу.

— Сразу видно, что вы тут человек новый. Ох уж эти мне тайцы! Они нас всего лишь терпят. Они считают, что мы тут слишком примелькались. У меня такое впечатление, что они служат сразу двум господам. Что ни спроси, они никогда ничего не знают. И в деле Джима то же самое. Вы слышали о службе внешней и внутренней безопасности на улице Пленчитр? Так вот, они только тем и занимаются, что треплют мне нервы. И зря. У меня такое предчувствие, что скоро у них появится немалая нужда в моих ребятах. В прошлом месяце коммунисты угробили на северо-востоке около сотни деревенских старост. И это только начало. В Таиланде везде партизаны. На провинцию Бури-Рам нельзя положиться. Раньше такого не было. Теперь и юг поднимается. А там джунгли такие густые, что, протянув руку, вы ее уже не увидите. И спасибо, если вам ее не откусит какой-нибудь зверь. Вы видели здания, которые строят по всему Бангкоку? Настоящий бум. Но это только внешняя сторона. Все это обеспечивается долларом. Стоит нам отсюда убраться, как все рухнет.

Полковник умолк, с трудом переводя дух, и Малко воспользовался этим, чтобы вернуться к интересовавшей его теме:

— Но в итоге у вас появилось какое-нибудь объяснение исчезновения Джима Стэнфорда?

Выпустив дым, Уайт признался:

— Нет. Это мог быть кто угодно. Мы ведь в Азии. Люди здесь то и дело переходят из одного лагеря в другой. Режут друг другу глотки, потом мирятся, чтобы сразу же снова взяться за старое. Вот вам, к примеру, такая головоломка. В конце войны Джим Стэнфорд приложил все усилия, чтобы покончить с партизанами Куоминтанга, которые все время шастали через таиландскую границу в Бирму, Лаос и Китай. Так вот, теперь они на содержании у китайцев с Тайваня, которые все еще надеются завоевать Китай до конца этого века; у Пекина, который считает, что в случае необходимости сможет без особых затрат устроить здесь заваруху, натравив этих ребят на горные тайские деревни; наконец у самого тайского правительства, полагающего, что если сюда попрут китайцы, партизаны образуют первый эффективный заслон. Ну, что вы на это скажете?

Малко ничего на это не сказал. Тем временем полковник продолжал гнуть свое.

— Джима могли убрать тайцы, потому что тот слишком много знал; или эти заразы китайцы, потому что Джим был единственным белым, которому доверяли китайские миллиардеры в Сингапуре; или из мести эти молодцы из Куоминтанга; или конкурент, торгующий шелком.

— Конкурент не стал бы убивать сестру Джима в США, — возразил Малко.

— Пусть так, пусть так, — уступил Уайт. — Но и без конкурента предположений достаточно.

— А если мне через вас обратиться за помощью к тайским спецслужбам? — предложил Малко.

Полковник чуть не проглотил сигарету.

— А почему не к гадалкам из Ват Пхра Кео[2]?

Малко резким движением нацепил очки.

— Выходит, нет никого, кто бы мог мне помочь хотя бы немного прояснить ситуацию?

Уайт посмотрел на него с жалостью и одновременно с раздражением и сказал:

— Во всяком случае, на улице Пленчитр нет. Вот вам пример того, что происходит в этой стране. Некоторое время назад они пришли ко мне и сказали, что на северо-востоке партизаны-коммунисты вооружены русскими тяжелыми вертолетами, и если я раздам деревенским пулеметы и пообещаю вознаграждение, те их собьют...

Полковник вздохнул.

— Я и дал. И обещал двести тысяч батов за каждый сбитый вертолет.

Его голос сорвался от ярости.

— Знаете, что они сделали? Они сбили два наших вертолета — из «Джолли Грин Файентс» Сикорского. И мне пришлось заплатить двести тысяч батов. Тайцы с улицы Пленчитр сказали, что в противном случае в деревнях потеряют веру в белых и переметнутся к коммунистам...

После того как полковник поведал о своих злоключениях, в комнате воцарилось молчание. Подумать только, ведь Таиланд — дружественная страна.

Однако Малко прибыл сюда не для того, чтобы гоняться за партизанами. Тропический климат уже начал его тяготить. Да и пессимизм полковника Уайта не поднял Малко настроения. Веселенькое занятие — искать человека в незнакомом городе с двухмиллионным населением, не зная местного языка и не имея ни малейшей зацепки. Малко оторвался от кресла.

— Если я правильно понял, мне остается только настрочить небольшое объявление в «Бангкок пост», ищу, мол, Джима Стэнфорда, живого или мертвого, так, полковник?

— Нет.

Выговорившись, полковник Уайт несколько успокоился.

— Вы на меня не обижайтесь, я уже свихнулся из-за этой стервы дизентерии. Я дам вам кое-кого в помощь. Свою личную секретаршу. Это тайка, которая превосходно говорит по-английски, и потом, она отнюдь не глупа. По крайней мере, она покажет вам, где тут что, а там, глядишь, и вообще пригодится. А то здесь у нее только и дел, что ухаживать за ногтями.

Малко чуть было не отказался. Он уже начинал сердиться. Выходит, прибыв сюда с официальным заданием ЦРУ, он мог заручиться помощью одной лишь секретарши. По всей вероятности, полной дуры. Ему даже не предоставили телохранителя. Нужно было прихватить с собой двух своих приятелей, Криса Джонса и Милтона Брабека.

— Ладно, познакомьте меня с вашей секретаршей, полковник, — устало произнес Малко. — Она хоть скажет, где я могу поесть и не отравиться.

Дергающая боль снова скрутила полковника, и он не успел ответить на колкость. Он лишь нажал кнопку на письменном столе, и вскоре в дверь постучали.

— Прелестная девушка, сами увидите. Только ни в коем случае не сердите ее, — предупредил Уайт. — Она полностью усвоила западный образ жизни, она и университет окончила в Лос-Анджелесе. Да входите же!

Дверь отворилась, и на пороге возникло очаровательное создание. Секретарша полковника Уайта была по тайским меркам девушкой высокой — выше, чем метр шестьдесят, — и одетой с несомненным изяществом. В оранжевую блузку из натурального шелка, плотно облегающую грудь, и юбку-саронг, на десять сантиметров не доходящую до колен и обтягивающую изогнутую линию округлых бедер. Ногти на руках девушки, пожалуй, несколько великоватых для ее фигуры, были длинные и серебристые. Наверняка она не слишком часто печатала на машинке. На безымянном пальце ее левой руки сверкал камень, который, если только он был настоящим, тянул на сто тысяч долларов. С пробку от графина. Лицо, чуть холодное и надменное, было очень светлым и гладким, как галька. Ничего общего с маленькими чувственными полными лицами тайцев. Лишь пухловатые губы могли выдать, что таилось в этом тихом омуте.

Малко, которого не привлекали дебелые женщины, тут же был сражен.

Девушка грациозно поклонилась, с чуть заметной улыбкой поднеся руки к лицу. Однако ее взгляд оставался серьезным.

— Типпи, — сказал Уайт, — позвольте представить вам князя Малко. Это наш коллега. Ищет Джима Стэнфорда. Думаю, вы могли бы ему помочь. Все интереснее, чем печатать на машинке.

Он положил свою крупную руку на плечо Малко.

— Ее настоящее имя — Тепен Раджбури. Она знает множество людей в Бангкоке. Надеюсь, вы поладите.

Девушка поклонилась Малко до земли, приветствуя его на старинный лад. Какой-то миг он видел длинные черные с синим отливом волосы, спускающиеся да плечи. И тут же его потрясло ее лицо, внезапно озаренное пугающим светом живого ума.

— Добро пожаловать, — прощебетала она. — Я чрезвычайно польщена.

Девушка мило сюсюкала. Она продолжала стоять перед Малко, слегка наклонившись, опустив глаза и приоткрыв рот, показывая великолепные зубы.

Никогда еще женщина не приветствовала Малко так церемонно.

Он не хотел уступать ей в вежливости. Подойдя к девушке, он взял ее правую руку и поцеловал кончики пальцев, делая ставку на свое якобы незнание светских манер, которые не позволяли целовать руки девушкам. Тепен чуть отстранилась, и в ее прищуренных глазах сверкнуло удивление. В ЦРУ руки ей целовали явно не часто. Орлы полковника Уайта скорее шлепали ее по заду. Малко спросил себя, что такое изящное создание делало в этом вертепе.

Скрестив руки на груди, она с покорным видом ждала, не спуская, однако, глаз с Малко и как бы препарируя его сантиметр за сантиметром.

— Вы не позавтракаете со мной? — вежливо предложил он. — Я в этом городе впервые и просто не знаю, куда сунуться.

Девушка покосилась на полковника Уайта.

— Если полковник позволит, — мило проговорила она.

Уайт издал грубоватый смешок.

— Полковник, Типпи, позволит все что угодно. На ближайшие дни вы полностью переходите в распоряжение князя Малко. Впрочем, я уверен, что вы поладите. — Уайт подмигнул. — Типпи обожает европейцев да американцев, хотя упрямо отказывается вкусить с ними наслаждение, ведь так, Типпи?

— Так, полковник, — проворковала Типпи.

Малко перехватил ее взгляд и внезапно понял, почему время от времени азиаты забавляются тем, что живьем сдирают шкуру с американцев.

Распростившись с Уайтом, Малко вышел из кабинета следом за девушкой. На ходу она подхватила сумку из крокодиловой кожи, которая стоила десятилетнего жалованья государственного служащего, и провела Малко к лифту. В лифте Малко счел нужным уточнить:

— Я приглашаю вас, мадемуазель, без всякой задней мысли. Я прибыл в Бангкок работать и не ожидал, что полковник Уайт предоставит мне такую приятную сотрудницу.

Девушка улыбнулась.

— Полковник знает, что я девственница, и это его раздражает, — без обиняков объявила она. — Вот он и подсовывает меня всем своим случайным знакомым в надежде, что им удастся покончить с моей девственностью, которая так его огорчает.