Бентли Литтл
Идущие
«The Walking» 2000, перевод С. Бавина
Пролог
Джон Хокс умер, но продолжал идти.
Они не были к этому готовы, хотя и полной неожиданностью такое развитие событии тоже назвать было нельзя. Первым это заметил Гарден и прибежал на кухню.
– Кажется, дедушка умер! – задыхаясь, сообщил он отцу и дяде.
– Он... он... – не мог подобрать слов отец.
– Но продолжает идти.
Все выскочили на крыльцо. Старая сетчатая дверь громко хлопнула за спиной. Да, Джон Хокс продолжал целенаправленно двигаться вокруг дома, обходя препятствия в виде колючих зарослей цереуса, чольи и окотильо, – точно так же, как делал это в течение двух предыдущих недель. С этой точки было невозможно определить наверняка, умер он или нет.
Роберт Хокс защитным движением положил руки на плечи сыну и обернулся к брату.
– Кэйб, сходи проверь.
– Не могу, – покачал тот головой.
– Проверь.
Братья обменялись взглядами, и Кэйб отвел глаза.
– Хорошо. – Дождавшись, когда отец скроется за углом дома, он нерешительно сошел с крыльца. Нервно вытерев вспотевшие ладони о джинсы, он направился к небольшой канаве, пролегающей по участку.
Гарден смотрел, как дядя встал, широко расставив ноги, на узкой тропе, пристально глядя в направлении, откуда должен был появиться старик. Ему было страшно. По тому, с какой силой отцовские пальцы стиснули его плечи, он мог предположить, что отец тоже боится.
Джон Хокс начал ходить на следующую ночь после того, как лихорадка пошла на убыль. Сначала они решили, что он выздоравливает. Услышав скрип пружин кровати, а затем шаги по деревянному полу, они подумали, что отцу стало лучше и он захотел пройтись. Но когда тот, не говоря ни слова, прошел через кухню и вышел на улицу, когда они увидели застывшее выражение обтянутого кожей лица, остекленевшие водянистые глаза, они почувствовали, что что-то не так. Роберт с Кэйбом выскочили следом, пытаясь понять, что происходит, но старик начал описывать круги вокруг дома, натыкаясь на хлопковые деревья, перешагивая кусты жожобы и явно не замечая своих сопровождающих. Они прошли с ним несколько раз, пытаясь всеми способами обратить на себя внимание, но в итоге поняли, что общаться он с ними не собирается. Впрочем, они постепенно засомневались, что он вообще воспринимает их крики. Единственное, что они поняли, – он по-прежнему болен. И что по каким-то причинам остановиться не может.
После этого больше заговаривать с ним они не пытались. И остановить тоже. Было что-то настолько страшное в этом бесконечном хождении вокруг дома, настолько дикое и недоступное пониманию, что они сочли за лучшее просто ждать, чем все это кончится. Роберт предложил установить наблюдение, и первые несколько дней они добросовестно придерживались графика, хотя Кэйб и отказался от своих ночных вахт.
Они думали, что старик долго не протянет. Он был болен, слаб, не ел ничего с того момента, как встал с постели.
Но он продолжал ходить. Три дня, пять дней. Неделю. Две недели. Они ждали, что он умрет – надеялись, молились,чтобы его прибрала смерть, – не тут-то было. Его состояние ухудшалось. Он исхудал еще больше, выглядел совсем больным. Но продолжал ходить.
Теперь он умер.
Но продолжал ходить.
Старик появился из-за угла дома, направляясь в их сторону, и Гарден почувствовал, как рука отца еще сильнее сжала его плечо. Кэйб шагнул вперед, выставив руки, потом схватил старика за кисти ц тут же с воплем отпрыгнул в сторону.
Джон Хокс продолжал идти.
– Ну что? – крикнул Роберт.
– Кожа холодная, – откликнулся Кэйб высоким, напряженным голосом. – Холодная и сухая.
– Дедушка умер, – повторил Гарден.
Кэйб поспешил вернуться к ним на крыльцо.
– Что будем делать? – чуть не плача, спросил он.
– То же, что и раньше. Ждать.
– Но надо же что-то предпринять! Сообщить кому-нибудь. Нельзя же...
– Что нельзя? У тебя есть идея? – перебил Роберт.
Кэйб промолчал.
– Ничего мы сделать не можем.
– Но он же умер! Отец умер!
– Да, – спокойно согласился Роберт. – Это точно.
Этим вечером Гарден рано отправился в постель. Он лежал в темноте и слушал, как в гостиной отец с дядей разбирали вещи дедушки. Недавно он помогал им разобраться в его комнате, выносил коробки с сухими корнями, сучками и ветками, бутылочки с порошками, мелких засушенных животных, страницы с рисунками и так далее.
Теперь он лежал и смотрел на голые балки низкого потолка спальни, на серебристую в лунном свете прозрачную паутину, затянувшую темные углы. Он слышал, как отец с дядей спорили, дядя говорил, что давным-давно надо было позвонить Лизабет и попытаться выяснить, что происходит, а отец отвечал, что обращаться за советом к колдунье – самое последнее дело и таким образом проблему все равно не решить.
– Что всё это значит? – проговорил Кэйб. Гарден услышал стук чего-то тяжелого по столу, потом – хруст жесткой бумаги.
– Ты прекрасно знаешь, что все это значит.
– Но мы же в этом ни черта не понимаем, – после паузы продолжил дядя.
– Сами виноваты. Надо было его слушать.
Гарден сел в кровати и отодвинул голубую оконную занавеску. На улице был сильный ветер. Судя по плотной облачности на севере, надвигалась пыльная буря. Уже слышался легкий шорох несущихся песчинок и короткие постукивания в стекло более крупных частиц. Он прищурился, всматриваясь вдаль.
Дед прошел мимо, ветер безжалостно трепал его одежду. Голову он держал высоко, глядя строго перед собой.
Гарден отпустил занавеску. Завывания ветра становились все громче, все настойчивее. Неизвестно почему, ему стало страшно. Он не думал, что дед может его убить или причинить какое-то зло, не думал, что тот способен напасть на него, на отца или на дядю, не думал, что дед способен на что-то иное, кроме как бесконечно кружить вокруг дома. Но именно это и пугало еще больше.
– А если он так будет ходить годами? – послышался голос Кэйба. – Если будет так ходить, пока от него ничего не останется, кроме скелета?
Ответа отца Гарден не расслышал. Не хотел слышать. Он накрылся с головой одеялом и под негромкий гул голосов из гостиной постепенно заснул.
Ему снились скелеты, бредущие сквозь пыльную бурю.
Ему снился дедушка.
* * *
Наутро он исчез.
Просто исчез.
Когда Роберт с Кэйбом далеко за полночь наконец собрались укладываться спать, он все еще ходил вокруг дома, невзирая на бурю, от которой вся его ветхая одежонка трепетала на ветру, постепенно превращаясь в клочья. На рассвете оказалось, что его нет.
Они обыскали всю территорию, прошлись по всем прилегающим оврагам и ложбинам, но следов Джона Хокса нигде не было. Кэйб был склонен прекратить это занятие уже к полудню, довольный тем, что мертвый отец наконец-то исчез, и Роберт был готов согласиться с желанием брата, но Гарден настоял на продолжении поисков.
Несколько часов спустя на колючей ветке цереуса они заметили клочок голубой ткани от рубашки Джона. Буря замела все следы, но по положению кактуса относительно дома они предположили, что мертвец двигался в сторону озера. Кэйб пошел за машиной, Гарден с отцом остались ждать его в слабенькой тени кактуса. Через некоторое время все трое уже катили по грунтовой дороге, ведущей к озеру.
Приехали они в тот момент, когда Джон Хокс входил в воду.
Кэйб, заглушив мотор, выпрыгнул из кабины, Роберт выбрался с пассажирского сиденья, вслед за ним – Гарден, оставив открытой дверцу машины. Все подбежали к воде.
– Отец! – крикнул Роберт.
Но мертвец не обернулся. С неподвижно застывшей головой на напряженной шее он тем же неутомимым шагом, которым наматывал круги вокруг дома, вошел в озеро. Вскоре над водой видна была одна голова, потом – только макушка с остатками волос, и затем он исчез.
Некоторое время они стояли неподвижно, глядя на воду и ожидая, не появится ли он вновь, не окажется ли озеро просто некой преградой, которую он должен преодолеть и выйти на другом берегу, но он больше не появился. Солнце клонилось все ниже и ниже к закату, но почти стемнело, прежде чем они наконец решились возвращаться домой. Гарден не знал, что чувствуют отец с дядей – оба, казалось, были скорее грустны, чем испуганы, и скорее испытывали облегчение, чем печаль, но его самого не оставляло чувство тревоги.
Он сомневался, что этим все кончится.
* * *
После окончания школы Гарден поступил в двухгодичный колледж в Глоуб. До него было два часа дороги от дома, но ему удалось сосредоточить все свои занятия в два дня – во вторник и четверг, так что все оказалось лучше, чем можно было бы предположить. Выбирая факультатив на второй семестр, он решил освоить подводное плавание. Окончил курс он на «хорошо с плюсом», получив «отлично» за работу в бассейне и «хорошо» за индивидуальный спуск на озере Апач.
Этим летом он сообщил отцу, что хочет нырнуть в Волчьем Каньоне.
– В озере? – нахмурившись, переспросил отец.
– Хочу посмотреть, что случилось с дедом.
После исчезновения Джона Хокса все словно старались вообще не вспоминать о нем, не говоря уж о последнем периоде. Роберт с Кэйбом даже не стали разбирать оставшиеся после него вещи, просто выбросили, не глядя, все коробки и отдельные предметы.
Никто из них с тех пор не приближался к озеру.
– Нет, – глухо возразил Роберт.
– Поеду, с тобой или без тебя.
– Нет.
– Я хочу.
– О чем это вы? – поинтересовался Кэйб, входя на кухню и тяжело опускаясь на стул напротив брата.
– Гарден хочет нырнуть с аквалангом в озере. Хочет поискать деда.
– Всем хотелось бы знать, – вздохнул Кэйб. – Признайся, и тебе тоже. Я с тобой, – закончил он, обращаясь к племяннику.
– Кэйб!
– Пора.
– Вода мутная, – не уступал Роберт. – Ты ничего не увидишь.
– Я постараюсь, – облизнул губы Гарден.
Поездку наметили на субботу. У Джима Холмана попросили катер, Гарден привез из колледжа снаряжение. Все нервничали, и хотя предыдущий вечер прошел в разработке плана погружения, в обсуждении всех случайностей и составлении строгого графика пребывания под водой, дорога до озера прошла почти в полном молчании, прерываемом лишь уточнением инструкций.
В десять утра Гарден был готов.
Поскольку ни отец, ни дядя с аквалангом никогда не имели дела, они заставили его спускаться на лине, прикрепленном к лебедке. Если он не будет подавать каждые пять минут установленный сигнал, если не появится из воды за пять минут до окончания лимита воздуха, рассчитанного на час, они просто вытянут его на поверхность.
Мужчины молча ждали на борту катера.
Первый сигнал пришел вовремя.
Так же, как и второй, и третий.
После этого появился сам Гарден. Перевалившись через низкий борт катера, он сдернул с лица маску и начал отплевываться. Он тяжело дышал, лицо было бледным, испуганным.
– Что? – присаживаясь на корточки, спросил Роберт. – Что ты там увидел?
Гарден молча перевел взгляд с отца на дядю и обратно.
– Что случилось? – встревожился и Кэйб.
– Он все еще там, – ответил Гарден, прикрыв глаза. – Все еще ходит.
Сейчас
1
– Так я и знал, – твердил Сандерсон как литанию. – Так я и знал.
Майлс Хьюрдин не смотрел на своего клиента. Вместо этого он сосредоточил внимание на содержимом папки, раскрытой посередине стола. Фотографии жены Сандерсона, идущей рука об руку с агентом по снабжению из его же фирмы, копии счетов из отеля, оплаченных кредитными карточками, копии ресторанных счетов, список платных телефонных звонков за последние два месяца.
– Так я и знал.
Этот аспект работы всегда вызывал у Майлса отрицательные эмоции. Само по себе расследование вести было интересно, и до тех пор, пока не думалось о последствиях, он получал удовольствие. Он только терпеть не мог видеть боль, которую доставляла клиентам собранная им информация. Отвратительна была даже роль передатчика дурных вестей. Но таков уж был один из парадоксов его профессии – выше всего ценилась та деятельность, которая доставляла самые сокрушительные результаты тем людям, которые его нанимали.
Он бросил беглый взгляд на Сандерсона. Ему всегда казалось, что в такие моменты следовало бы сказать клиенту что-нибудь утешительное, каким-то образом извиниться за факты, которые тому предоставил. Однако вместо этого он продолжал стоять с непроницаемым выражением лица, изображая объективность, которой на самом деле не чувствовал.
Сандерсон поднял глаза, в которых не было и намека на слезы.
– Так я и знал.
Майлс промолчал, смущенно отведя взгляд в сторону.
Когда Сандерсон наконец ушел, он испытал сильное облегчение.
Работа сыщика ничем не походила на ту, что показывают в кинофильмах. Майлс на самом деле и не ожидал этого, просто не знал, что его ждет, когда вознамерился стать частным сыщиком, решив бросить занятия экономикой и записаться на свой первый курс по криминалистике. Он отдавал себе отчет, что времена Филипа Марлоу прошли – очаровательно убогих офисов, сомнительной клиентуры, бесцеремонных женщин, – но еще надеялся застать период Джима Рокфора. Но вместо этого все закончилось службой в обстановке, не сильно отличающейся от той, в которой он оказался бы, продолжив свое экономическое образование.
Только теперь он стал чертовски мало зарабатывать.
По крайней мере, он трудился на настоящее детективное агентство, а не на страховую компанию, как многие из тех, с кем он заканчивал курс. Конечно, он тоже погряз в условностях корпоративного мира – кабинет со столом в многоэтажном служебном здании, нормы и графики, которых следовало придерживаться, – но время от времени ему удавалось выходить в поле,заниматься слежкой, фотографировать скрытой камерой... Порой он могвообразить себя Филипом Марлоу.
Филипом Марлоу с медицинской страховкой и хорошим личным дантистом.
Он заполнил форму на оплачиваемые часы и отправил ее вместе с рабочим табелем в служебный конверт, который постепенно попадёт в бухгалтерию. Сегодня днем дел у него здесь больше не было, и он решил уйти немного пораньше. Вечером все равно надо будет заехать в библиотеку, а это вполне компенсирует некоторое нарушение трудового графика.
Стоя в ожидании лифта, он помахал секретарше Наоми.
– Я ухожу.
– Ты пыль на ветру? – улыбнулась она.
– Я легкий дымок. Я прошедшее время. Я исчез.
Лифт прибыл, и, пока закрывались металлические двери, Майлс послал ей вульгарный жест в стиле Джеймса Дина.
На улице оказалось прохладно, или настолько прохладно, насколько это может быть в Южной Калифорнии. Майлс сунул руки в карманы куртки и зашагал в сторону автостоянки. От дыхания в воздухе образовывались легкие клубочки пара. Сидя в кабинете, он и не заметил, что днем несколько раз принимался дождь. Мокрый асфальт кинематографически блестел. Влага и дождевые лужи способствовали рождественскому настроению, а елочки из блестящей мишуры на фонарных столбах и маленькие мерцающие огоньки, обрамляющие двери и окна домов, выглядели не совсем уж такими неуместными, придавая всей улице праздничную атмосферу.
В этом году он, сам не понимая почему, чувствовал себя по отношению к Рождеству этаким Скруджем. Обычно Рождество было для него любимым временем. Ему нравилось все, что с ним было связано – он любил слушать одни и те же убогие рождественские гимны, звучащие в каждой лавке, куда ни зайди, любил повторы старых телевизионных программ, любил покупать подарки, любил получать подарки. Больше всего ему нравилось праздничное убранство. Не вступая в споры с друзьями, которые, как правило, сетовали на то, что магазины слишком рано начинают готовиться к празднику и что весь подготовительный период слишком пронизан духом коммерции, Майлс в душе был бы не против, если бы все эти декорации появлялись еще до Хэллоуина. Нет ничего плохого, если рождественские праздники будут длиться как можно дольше.
Но в этом году по некоторым причинам он чувствовал себя несколько отстраненным от всего этого. Майлс видел украшения, слышал музыку, даже начал покупать кое-какие подарки, но рождественское настроение не возникало. Но он продолжал надеяться.
Теперь оно появилось.
Он прошел между «мерседесом» и «БМВ» к своему старому «бьюику», мурлыкая под нос мотивчик «Рудольф – красноносый олень».
Приехав домой, он застал отца спящим на диване. Тот лежал на боку, свернувшись калачиком и подложив одну руку под голову в качестве подушки. Вторая свисала с края дивана. Он слегка похрапывал, хотя звук и был почти не слышен за голосами телеведущих, читающих новости. Майлс некоторое время постоял, глядя на отца. Считается, что люди во сне выглядят моложе. Говорят, лицо спящего становится более мирным, невинным, детским. Но отец выглядел старше. В состоянии бодрствования лицо отражало его относительно юношеское состояние души. Но во сне Боб Хьюрдин выглядел целиком и полностью на свои семьдесят один. Обвисали испещренные складками и морщинами впалые щеки, сквозь редкие зачесанные назад седые волосы просвечивал бесцветный череп. На лице появлялось выражение покорности и усталости от жизни.
Так он будет выглядеть после смерти, внезапно подумал Майлс. Он представил себе отца лежащим в гробу – с закрытыми глазами, сложенными на груди руками и таким же несчастным выражением на безжизненном лице, как сейчас.
Образ вызвал неприятное ощущение и он, хотя и не собирался изначально будить отца, вошел в комнату, включил свет и шумно обозначил свое присутствие нарочитым покашливанием.
Боб сел, потирая глаза и покряхтывая. Часто мигая от яркого света, он поглядел на сына.
– Уже пришел?
– Седьмой час.
– Опять этот кошмар приснился, – сообщил Боб, растирая лицо ладонями.
– Какой кошмар?
– Я же тебе рассказывал.
– Ничего ты мне не рассказывал.
– Рассказывал, на прошлой неделе. О большой волне.
– Повторяющийся сон? – нахмурился Майлс.
– Ну да.
– Расскажи ещё раз.
– Ты все равно меня никогда не слушаешь, – упрямо покачал головой Боб.
– Слушаю. Просто забыл.
– Я на кухне, готовлю завтрак. Оладьи. Смотрю в окно и вижу, как на меня надвигается огромной высоты волна. Край ее уже обрушился, я вижу белую стену воды, которая сметает все дома и постройки на своем пути. Я пытаюсь бежать, но такое ощущение, будто ноги приросли к полу. Я не могу сдвинуться. Затем волна докатывается, меня бросает на стену, только стены больше нет. Ничего нет, я оказываюсь под водой, стараюсь задержать дыхание, чтобы выбраться на поверхность, но никакой поверхности тоже нет. Волна несется, я – внутри нее, меня бьет, швыряет вверх тормашками, крутит, я уже чувствую, что легкие и живот страшно болят, я открываю рот, потому что больше не могу задерживать дыхание, вода заливается мне в глотку, и я понимаю, что умираю. И тут я проснулся.
– Да-а...
– Должен сказать, выглядело все очень реалистически.
Оба раза.
– О Господи. А у тебя раньше были повторяющиеся сны?
– Не помню.
– Может, нас действительно ждет какое-нибудь цунами или землетрясение, – улыбнулся Майлс.
– Не говори глупостей, – хмыкнул отец.
Однако тон его был отнюдь не таким ироническим, как мог бы ожидать Майлс, и почему-то это тоже вызывало тревогу.
* * *
После ужина Майлс помыл посуду, а затем сообщил отцу, что собирается поехать кое-что посмотреть в библиотеке.
– А нельзя посмотреть в компьютере?
– Иногда нужно подержать в руках настоящую книгу.
– Не против, если составлю компанию? – поинтересовался отец.
– Пожалуйста, – кивнул Майлс, несколько удивленный просьбой. Он не мог припомнить, когда отец последний раз был в библиотеке. Впрочем, он не помнил, когда отец вообще в последний раз брал в руки книгу. Как только они подключились к кабельному телевидению, отец забросил дешевые вестерны в бумажных обложках, которым ранее уделял все свободное время, и даже не удосужился дочитать биографию магната-бизнесмена, через которую некоторое время упорно продирался. Теперь, перестав играть в покер с приятелями и ходить на встречи пожилых жителей города, отец все время проводил на диване, глядя низкосортные художественные фильмы и повторы телевизионных шоу сорокалетней давности.
– Тебе нужно что-то конкретное? – спросил Майлс, беря с тумбочки бумажник и ключи от машины.
– Да нет, так, погляжу. Может, найду что-нибудь.
– Ну, поехали.
Они вышли к «бьюику», и на этот раз отец не стал требовать, чтобы его пустили за руль. Слава Богу. В последние годы и реакция, и навыки вождения у него резко пошли на убыль, и если бы можно было каким-то образом связаться с Департаментом управления автотранспортом и отозвать его лицензию, Майлс сделал бы это, не задумываясь ни на секунду. Оставалось надеяться лишь на то, что на следующий год, когда отцу надо будет продлевать лицензию, он не сможет пройти тесты.
В библиотеке, несмотря на вечер рабочего дня, было многолюдно. В основном школьники. Большинство – азиатской внешности. Не считая случайных встреч, сейчас Майлсу редко приходилось общаться с детьми, и его отношение к подрастающему поколению формировали, главным образом, кино и телевидение. Именно поэтому увидеть нормальных, веселых, хорошо воспитанных подростков, негромко переговаривающихся и пересмеивающихся между собой, сидящих за большим круглым столом перед стопками книг и делающих записи в своих тетрадках, было для него своего рода сюрпризом.
Может, общество все-таки не обречено.
Отец немедленно куда-то исчез, а Майлс подошел к ряду мониторов с клавиатурами, которые заменили карточный каталог. Ему до сих пор было странно пользоваться компьютерами в библиотеке, и хотя вся эта техника давно уже стала частью его и служебной, и повседневной жизни, вторжение ее в этот мир навевало грусть. Здесь она казалась неуместной. И необязательной. На прошлой неделе ему попалась статья из «Лос-Анджелес таймс» по поводу хранения информации на магнитных носителях в связи со скоростью технологических изменений. Суть статьи заключалась в том, что хранение информации на компьютерных дисках или на компакт-дисках требует создания транслирующих технологий – то есть техники, способной расшифровывать информацию и преобразовывать ее в слова, и что прогресс идет так быстро, что большая часть информации сохраняется в умирающих форматах, следовательно, через какие-нибудь десять лет ее попросту будет невозможно извлечь. Между тем как написанные или напечатанные слова не требуют никаких интерпретативных механизмов, а информация, содержащаяся в книгах, напечатанных на бескислотной бумаге, будет оставаться легко доступной гораздо дольше, чем благодаря всем этим новшествам.
Поэтому он и недоумевал, почему библиотека отказалась от своего карточного каталога – этих рядов прекрасных дубовых шкафов, которые были не только функциональны, но и имели неизмеримое значение для всей библиотечной среды.
Вздохнув, Майлс присел к экрану. Положив перед собой листок с предварительно выписанными ключевыми словами, он набрал их на клавиатуре, а потом выписал все книги и периодические издания, которые предложила машина. Он работал по делу для Грэма Доналдсона, одного из его самых давних клиентов, юриста, который в настоящий момент вел иск о дискриминации, который подал один афроамериканец, уволенный из компании «Томпсон Индастриз». Майлс уже нашел кое-какую информацию, пользуясь источниками внутри корпорации, но ему хотелось подкрепить ее дополнительными данными. Впрочем, сведения, полученные им изнутри, не могли оказать сколько-нибудь серьезного значения в суде, но Грэм полагал, что дело до этой стадии просто не дойдет. «Томпсон» исключительно ревностно относились к своей общественной репутации, и Грэм рассчитывал договориться полюбовно. Дополнительные сведения ему были нужны так, на всякий случай.
Даже удивительно, как легко можно добывать необходимую информацию. Человек со стороны всегда думает, будто его работа – это бегать по улицам, приставать к соседям, расспрашивать людей, давать взятки за нужные сведения, пользоваться скрытыми микрофонами и фотокамерами, подслушивать чужие разговоры. Но порой небольшой поход в библиотеку и несколько часов чтения вполне обеспечивали его всем необходимым. В данном случае этого не произошло, но он нашел две книги и одну статью в деловом журнале, которые могли оказаться полезными.
Отец уже вышел и сидел на диванчике перед столом регистрации. При появлении Майлса он встал и молча протянул ему стопку книг. Майлс протянул библиотекарше свой билет и пробежал глазами названия выбранных отцом книг. «Прошлые жизни. Будущие жизни», «Восприятие и Предчувствие», «Колдовство и Сатанизм в древней Америке» и «Предсказания Нострадамуса». Он нахмурился, но ничего не сказал, пока они не вышли из здания и не сели в машину.
Накидывая ремень, он небрежно повел головой в сторону стопки, лежащей между ними.
– Что это значит?
– Что?
– Твои книги.
– Я должен спрашивать у тебя разрешения, что мне читать?
– Нет, но...
– Ну и все.
– Но ты никогда раньше не интересовался оккультизмом.
– А сейчас заинтересовался. – Отец бросил на него упрямый взгляд, но на мгновение сквозь жесткую оборонительную позицию промелькнула искорка неуверенности – или страха? – но исчезла, не оставив следов.
– Что происходит? – продолжал Майлс.
– Ничего.
– Я же вижу.
– Давай лучше не будем. – В голосе отца прозвучала злость, и Майлс умиротворяющим жестом вскинул руку.
– Хорошо, хорошо. Я не собираюсь придавать этому вопросу государственную важность.
Но он вспомнил про сон отца и почувствовал тревогу. Он привык повиноваться интуиции, следовать своим чувствам, но обычно это происходило при поиске фактов, а смутный оккультный аспект озадачивал.
Вырулив со стоянки, он выехал на улицу и направил машину к дому.
– Насколько я понимаю, у тебя сейчас никого нет, – решил сменить тему отец. – А какие-то перспективы намечаются?
– Что? – с недоумением повернул голову Майлс. – Что это на тебя нашло?
– Нет, просто любопытно. Просто не совсем нормально, когда взрослый мужчина не интересуется сексом.
– Во-первых, я не собираюсь с тобой это обсуждать, а во-вторых, кто сказал, что я не интересуюсь?
– Не похоже.
– У меня сейчас период воздержания.
– Слишком длительный период.
– А что это тебя вдруг так заинтересовала моя личная жизнь?
– Когда человек достигает определенного возраста, он кочет быть уверенным, что, когда его не станет, о его сыне будет кому позаботиться, у него будет любовь и покой.
Когда его не станет.
Может, отец вовсе и не менял тему.
– Ты планируешь умереть у меня на руках? – с наигранной легкостью поинтересовался Майлс.
– Нет, просто спрашиваю, – усмехнулся Боб. – А кроме того, никому не хочется думать, что он не состоялся как отец, что он вырастил сына – жалкого неудачника, который даже бабу завести себе не может.
– Кто не может?
– А когда у тебя кто был?
– Ну, была Дженис. Мы с ней довольно часто встречались.
– Она была замужем. Ты ее на ланч водил.
– Она не была замужем. У нее был приятель.
– То же самое, – покачал головой Боб. – Слава Богу, что тебе не приходится работать в команде. Никогда не встречал человека, которому так не везет.
– Ну, не преувеличивай.
– А что с Мэри?
– Давно ее не видел, – нахмурился Майлс.
– Об этом я и говорю. Почему бы тебе не позвонить ей, не пригласить куда-нибудь?
– Не могу, – покачал головой сын. – Да и вообще, у нее наверняка уже кто-нибудь есть.
– А может, и нет. Может, она в такой же ситуации, как ты. Кто знает? Может, она только и ждет твоего звонка?
Майлс промолчал. Он не мог сказать отцу, что Мэри не ждет его звонка, что он пару месяцев назад видел ее в городе выходящей из кинотеатра, шикарно одетой, восхитительно выглядящей, заливающейся счастливым смехом и интимно прижимающейся к высокому атлетического сложения мужчине в дорогом спортивном костюме.
– Не знаешь, – продолжал гнуть свое отец. – Позвони и поймешь. Хуже-то не будет.
Будет хуже, мрачно подумал про себя Майлс и отвернулся.
– Нет, отец. Я ей не стану звонить.
– Так и будешь один до моей смерти.
– Ничего. Переживу.
– Это меня и расстраивает, – вздохнул Боб. – Вижу, что переживешь.
Несколько кварталов они проехали молча.
– Лучше Клер у тебя все равно никого не было, – снова заговорил отец. – Ты это понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Майлс, глядя прямо перед собой.
– Не надо было тебе отпускать эту девочку.
– Я ее не отпускал. Она сама захотела, она не была счастлива, мы развелись.
– Ты мог бы постараться ее удержать.
Майлс не ответил. Эта мысль ему самому неоднократно приходила в голову. Он дал согласие на развод, но не хотел этого. Он любил ее, да и скорее всего и сейчас любит, хотя и пытается убедить себя в обратном. Прошло уже пять лет с тех пор, как были подписаны последние документы, но не было ни одного дня, чтобы он не вспомнил о ней. Как правило, по мелочам – что бы она сказала по тому или иному поводу, – но она оставалась в его жизни как призрак, как совесть, как мерило в сознании, если не как физическое присутствие.
На самом деле, возможно, им и не надо было разводиться. Не было каких-то иных людей, не было любовных связей ни с его, ни с ее стороны. Единственное, на что она жаловалась, – что он уделяет ей слишком мало внимания, что работа его интересует гораздо больше, чем семья. Это было неправдой, но он понимал, почему она так считает, и на самом деле это можно было легко исправить. Если бы он проявил хотя бы небольшое желание уступить, признать свои ошибки, перестать приносить работу на дом, проводить с ней больше времени и чуть более откровенно демонстрировать свои чувства, они бы вполне смогли жить вместе. Он понимал это уже тогда, но какое-то упрямство не позволяло ему совершить эти шаги и, сознавая собственную вину, перелагать ответственность за решение проблемы на ее плечи. Если она действительно любит его, то должна понять и простить его, смириться со всем, что он делает, быть благодарной. Она во многом пошла ему навстречу, но он полагал, что она должна пойти навстречу во всем, сама пройти весь путь, и от этого проблемы только усугублялись. Развод казался крайним выходом, и хотя это было не то, чего он хотел, он не приложил усилий, чтобы избежать его.
Майлс заметил, что отец по-прежнему смотрит в его сторону, и вздохнул.
– Отец, у меня был тяжелый день. Давай лучше оставим эту тему.
– Хорошо, хорошо, – с деланной невинностью вскинул руки отец.
Они подъехали к дому. Майлс остановил машину, выключил двигатель, поставил на ручной тормоз. Боб, прежде чем выбраться, собрал стопку книжек, и взгляд Майлса опять невольно упал на одну из обложек – «Колдовство и сатанизм в древней Америке».
Подхватив свои материалы, он вслед за отцом направился в дом.
Боб, вместо того чтобы завалиться на диван, как обычно, чтобы заснуть под очередную телевизионную комедию, быстро удалился в свою комнату, пожелав сыну спокойной ночи и закрыв – более того, заперев за собой дверь.
«Предсказания Нострадамуса».
У Майлса по-прежнему лежала на душе какая-то тяжесть. Он запасся пивом и провел на диване не меньше двух часов, пытаясь разобраться в информации, которую раздобыл, но толком так и не смог сосредоточиться и решил сдаться, отправившись в постель намного раньше своих обычных одиннадцати часов вечера.
Но заснуть не смог.
Повертевшись с боку на бок какое-то время, показавшееся ему вечностью, он встал. Включил небольшой телевизор, стоящий на тумбочке, поглазел на дежурный рекламный блок, потом выключил его и подошел к окну. В щель между неплотно задернутыми шторами виднелась луна, ныряющая между тяжелыми зимними облаками.
Он вспомнил о Клер и подумал – спит ли она сейчас?
И с кем она сейчас спит?
Майлс отвернулся от окна и посмотрел на пустую постель. Он уже очень давно не занимался сексом. И тосковал без этого. Он попытался вспомнить обнаженную Клер, попытался представить себе ее формы, но время уже стерло все характерные черты. Черт побери, он даже не смог вспомнить в подробностях тело Мэри. Помнились места, позиции, но чувственного ощущения, обычно возникающего при воспоминании об интимных моментах, не возникало. Странно, но зато очень четко запечатлелся в мозгу образ голой Черис – девицы, с которой он провел одну ночь три года назад.
Вздохнув, он вернулся в постель. Без удовольствия, чисто функционально помастурбировал и, наконец, заснул, думая об огромных волнах, ведьмах и снах о конце света.
2
На следующее утро Майлс пришел на работу такой уставший, что даже Хал обратил внимание, когда они встретились у лифта.
– Тебя как будто из тюрьмы выпустили.
– Спасибо, – сухо усмехнулся Майлс.
– Как говорил великий Дион Уорвик, друзья для того и существуют.
– У тебя крошки в бороде, – сообщил Майлс.
Бородатый сыщик быстро запустил пятерню в свою густую растительность.
– Все?
– Шутка, – улыбнулся Майлс.
– Осел.
Лифт поднялся на их этаж, двери открылись, Хал вышел первым.
– Привет, крошка, – помахал он рукой Наоми, сидевшей за столом. – Как тебе это чудесное утро?
Секретарша разговаривала по телефону. Попросив собеседника подождать, она сняла наушники с микрофоном и внимательно оглядела Хала и Майлса.
– Простите за глупый вопрос, – полюбопытствовала она, – но кто-нибудь из вас читал вчерашнее объявление?
– Какое объявление? – откликнулись они хором.
– Великие люди мыслят похоже, – улыбнулся Хал Майлсу.
– Объявление, которое положили каждому из вас на стол, – с бесконечно терпеливой улыбкой продолжала Наоми. – Там было сказано, что сегодня утром будут отключены телефоны. Прокладывают оптоволоконную линию и подсоединяют компьютеры. Закончат не раньше двенадцати, и до этого времени все звонки переведены на меня. Мой телефон и платный городской – единственные, которые работают.
– Похоже, я этого не читал, – признался Майлс.
– Потрясающе! – замотал головой Хал. – А мне миллион звонков нужно сделать!
– Значит, иди менять четвертаки, – с милой улыбкой посоветовала секретарша. – Я не могу отдать тебе свою линию.
– Спасибо, – буркнул Хал и потащился в свою кабину.
Наоми взяла наушники, но, словно только что вспомнив, кивнула Майлсу:
– А у тебя клиент. Минут десять как ждет. Сказала, по рекомендации Филипа Эммонса.
Майлс кивнул в знак благодарности, но она уже натянула наушники и продолжила разговор. Он двинулся по широкому центральному коридору в направлении своего рабочего места. Филип Эммонс. Старина Фил всегда был готов подбросить какую-нибудь работенку. Майлс дал себе обещание как-нибудь на неделе позвонить Филу. Давно не виделись; надо будет пойти куда-нибудь посидеть.
Женщина, ожидающая в кресле для клиентов, сидела совершенно спокойно и разглядывала голливудские холмы, на которые выходили окна офиса. Миловидная брюнетка, в облегающей блузке без лифчика и короткой, по последней моде, юбке встала при его приближении и протянула руку.
Времена Рэймонда Чандлера.
– Меня зовут Марина Льюис.
– Майлс Хьюрдин, – произнес он, отвечая на рукопожатие. Первое, что он заметил, было обручальное кольцо, и надежды, сколь призрачны они ни были, улетучились. Он улыбнулся и кивком пригласил женщину садиться.
– Что я могу для вас сделать, миссис Льюис?
– Зовите меня Марина.
– Хорошо, Марина.
Она подождала, пока он устроится за столом, и только потом, глубоко вздохнув, заговорила:
– Мне вас рекомендовал Филип Эммонс. Я сказала ему, что ищу человека, который... что мне нужно определенного рода помощь...
– В чем ваша проблема? – мягко поинтересовался Майлс.
– Кто-то преследует моего отца, – прокашлявшись, сообщила женщина. – Но полиция отказывается принимать какие-нибудь меры.
Майлс кивнул – спокойно, профессионально, но внутри уже был на взводе. Наконец-то реальное дело. В традициях бульварной литературы – прекрасная дама и старик, за которым идёт охота. О чем еще можно мечтать?
– Кто преследует вашего отца?
– Мы не знаем. Именно это я и хотела бы выяснить.
– Как вы установили, что его преследуют?
– На самом деле сначала мы так не думали. Возникали всякие мелочи. Например, он возвращался домой и обнаруживал, что задняя дверь открыта, хотя был уверен, что запирал ее. В таком роде. Это могло быть плодом воображения или случайным совпадением. Но на прошлой неделе, как раз перед тем, как мы приехали его навестить, ему позвонила какая-то женщина и сказала, что он помечен знаком смерти. Она подробно описала, как выглядит его дом изнутри – словно видела своими глазами, и сообщила, что собирается убить его во сне. Потом, через несколько дней, позвонила ещё раз и начала нести какую-то чушь про то, что никому не могло быть известно, за исключением членов нашей семьи. А два дня назад, когда он переходил улицу, его едва не сбил черный автомобиль с тонированными стеклами. Причем машина специально неслась на него. Его спасло то, что он успел отпрыгнуть на тротуар и ввалиться в дверь ювелирного магазинчика.
– Вы сообщили об этом в полицию?