Бентли Литтл

В лесу будет темно

Мама не стала, как обычно, мыть тарелки после ужина, а вместе с нами вышла на крыльцо. Она прогнала Юниора из кресла-качалки, села вместо него и стала смотреть на траулер старого Крофорда, плывущего по озеру. Это была одна из тех влажных июльских ночей, когда вокруг летали стрекозы и комары, ища куда бы им приземлиться. Рядом бегал Пити, убивая журналом насекомых.

Мама вышла на крыльцо вместе с нами, потому что Роберт не вернулся домой засветло, как обещал. Она притворялась, что не произошло ничего особенного. Она сидела рядом с нами, смеялась, шутила и рассказывала интересные истории из своего детства, но по выражению ее лица я понимал, что она не прекращает думать о папе.

Я стояла возле перил недалеко от двери и пыталась освободить платье, которым зацепилась за гвоздь. Мама рассказывала историю о том, как у нее отказали тормоза на велосипеде, и она была вынуждена свалиться в реку, чтобы не врезаться в дерево, когда я услышала низкий шелестящий звук, исходящий со стороны дорожки возле дома. Я подбежала к маме.

— Что случилось, Бет? — спросила она.

Я ничего не сказала. Звук раздался снова, но на этот раз его услышали все. Мама встала. Ее лицо побелело. Она подошла к перилам, возле которых я стояла раньше, и посмотрела на тропинку. Мы стояли возле мамы, держась за ее юбку.

Пити увидел это первым.

— Это Роберт! — закричал он. Пити указал туда, где тропинка выходила из леса.

Из леса, как и сказал Пити, уверенной походкой выходил Роберт. Я услышала, что дыхание мамы, когда она увидела его, начало успокаиваться, но потом прервалось, как будто ее что-то сильно удивило. Роберт шел, сильно покачиваясь, как будто был пьян или еще по какой причине.

Но мы знали, что он не брал в рот ни капли.

— Принесите дробовик, — спокойным голосом сказала мама.

Я побежала домой и достала оружие из папиного шкафа, потом побежала обратно и отдала его маме. Та зарядила дробовик и без малейшего сомнения на лице навела на Роберта.

Теперь мы ясно видели его. Он был на полпути к ограде, и огни дома освещали его лицо. Он нес веревку с нанизанной на нее рыбой и по-прежнему шатался. Его лицо выглядело таким же белым, как у папы, и, казалось, он даже не замечал, что мы стоим на крыльце. Пити кричал Роберту и хотел бежать ему навстречу, но он был еще мал, чтобы знать, что происходит, и поэтому Джуниор сдерживал его.

Роберт остановился, не дойдя до дома примерно ярдов десять, и помахал рукой. Движение получилось вялым и каким-то странным.

— Эй, мама! — его голос тоже был необычным, — посмотри, что я принес!

Мама держала дробовик, направленным на него.

— Не вздумай подойти ближе!

Роберт тряхнул головой:

— Мама…

— Если я по-прежнему твоя мать, то ты дождешься рассвета и придешь домой только утром, а пока не рассчитывай, что я позволю тебе войти в дом. Оставайся, где стоишь.

Роберт сделал шаг вперед:

— Но, мама…

Грянул выстрел, и его голова исчезла. Во все стороны брызнула кровь и осколки костей. Пити начал кричать, а остальные наблюдали, как Роберт упал на траву. Его рука все еще сжимала веревку с рыбой. Мама перезарядила оружие и на всякий случай нацелила его на лежащее тело, но оно больше не шевелилось, а из того, что осталось от головы, на траву текла кровь.

Мы оставались на крыльце всю ночь. Пити, Джуниор и Сиси заснули почти сразу, я ближе к середине ночи. Мама спать не ложилась совсем.

После восхода солнца мы пошли на луг.

Там ничего не было. Тело Роберта ушло.

Мама все утро объясняла Пити, что произошло.

В этот вечер мы поужинали очень рано и вышли на крыльцо, когда еще не стемнело. Роберт появился в то же время, что и вчера. Он вновь уверенно шел по тропинке. На этот раз мы просто стояли, прижавшись друг к другу, и смотрели, как он идет к дому.

— Роберт Пол вернулся домой, — произнес он. Его голос звучал так, как будто Роберт был сильно чему-то рад. — Роберт Пол снова вернулся домой.

Даже с крыльца мы видели усмешку на его лице.

Когда Роберт дошел до того места, где мама застрелила его, он остановился.

А потом взорвалась его голова.

Он упал на траву, а утром вновь ушел.

Мы подошли к тому месту. Трава была примятой, коричневого цвета и выглядела, как будто ее подожгли.

— Теперь все, — сказала мама, пнув землю, — теперь все закончено.

Но я знала, что это не так. Я чувствовала это. Я знала, что мы должны были сделать тоже, что и для папы. И я боялась.

Сильно боялась.

Это был один из тех дней, когда все становилось неправильным. Дом оказался повернут на юг, тогда как всегда смотрел на запад. Когда мама заходила на минутку к нам в гостиную, а потом возвращалась на кухню, то оказывалось, что все столовое серебро валялось на полу, или находила свою любимую тарелку разбитой, или случалось что-то еще. Мама пыталась на происходящее не обращать внимания, но один раз я видела, как она молится, когда никто этого не видел.

После ужина мы просто сидели без дела и ждали прихода ночи, чтобы лечь спать. На крыльцо в этот раз мы не вышли. Мы остались внутри. Сиси закрыла все окна и шторы, а Джуниор выключил во всех комнатах свет.

Я уже почти уснула, как что-то громыхнуло возле северной стены дома. Я сразу же проснулась. Это было похоже на выстрел. Все остальные тоже проснулись, а маленький Пити заплакал. Мама собрала нас всех возле себя.

— Оставайтесь здесь, — сказала она. — Не подходите к окнам.

После этого она больше ничего не говорила, я посмотрела не нее. Ее глаза были закрыты и, похоже, что она молилась про себя.

Что-то снова громыхнуло возле дома, да так, что тот даже затрясся.

Я услышала голоса снаружи. Казалось, что их, по крайней мере, шесть или семь. Голоса накладывались друг на друга, и понять, о чем они говорили, было невозможно. Я заткнула уши ватой и закрыла глаза, но голоса по-прежнему звучали в моей голове.

Я почувствовала, как громыхнуло опять.

Я так и уснула с ватой в ушах.

Мне приснился папа.

На следующий день мы пошли к миссис Каффрей. Все вместе. Мы вошли в ее небольшой трейлер на краю озера и ждали в крошечной комнатке. Наконец, она вышла. Мама рассказала ей, что произошло. Миссис Каффрей помолилась и бросила на стол горстку палочек. Потом обхватила свою голову руками, закрыла глаза и начала что-то напевать про себя. Когда я взглянула на нее, миссис Каффрей пристально посмотрела на меня.

Я попыталась, но не могла отвести взгляд.

Миссис Каффрей схватила меня за руку, и я почувствовала, как ее ногти врезались в мою кожу.

— Ты должна пойти в Плохое Место, — сказала она. — Ты должна провести обряд. Но будь осторожна. Есть много опасностей. В лесу будет темно.

Она отпустила меня, и я выбежала из трейлера. Я плакала. Я знала, что это случится, но не знала, смогу ли совершить обряд.

Через несколько минут миссис Каффрей подошла ко мне. Она открыла свою Библию, закрыла глаза, ткнула наугад пальцем в страницу и попросила меня прочитать.

— Идите пока светло, — читала я, — чтобы темнота не настигла вас.

Она закрыла Библию, улыбнулась и погладила меня по голове.

— Все будет в порядке, малыш, — сказала она и вернулась в трейлер, чтобы поговорить с мамой.

По пути домой никто не произнес ни слова.

Когда мы вернулись, был уже полдень. Мама сказала, что мне не хватит времени сделать то, что я должна, и лучше подождать до завтра.

Я была рада.

ОНИ вернулись ночью, вновь была слышна канонада выстрелов возле стен, а их голоса звучали в наших головах. Мы все сидели на кушетке, крепко обнявшись и держась друг за друга. Мама притворилась, что ничего не слышит и собирала мне сумку для завтрашнего похода.

Я заснула, слушая выстрелы и голоса.

Мама разбудила меня еще до восхода солнца и сказала, чтобы я перед тем, как пойти, должна принять ванну.

— Ты должна очистить себя, — так она сказала.

Когда я искупалась, было уже светло. Мама отдала мне сумку и сказала быть осторожной, а я на всякий случай со всеми попрощалась. Я не тратила много времени на прощание, потому что должна была вернуться засветло.

На улице снова было пасмурно, небо затянуто серыми тучами, и поэтому солнца совсем не было видно. Я пошла по тропинке в лес, мимо того места, где мама застрелила Роберта. Мама положила мне в сумку фонарик, и мне пришлось достать его, потому что в лесу было темно, по-настоящему темно, намного темнее, чем когда я заходила в него из-за случившегося с папой. И стояла абсолютная тишина. Обычно, сюда доносятся звуки озера или проезжающего автомобиля, но сегодня я ничего не слышала. Даже птиц. Мои шаги казались ужасно громкими, и я боялась, что кто-нибудь услышит, как стучит мое сердце.

Я боялась.

Мне потребовалось полчаса, чтобы добраться до хижины. Я почувствовала ее прежде, чем увидела, а когда бежала мимо, старалась не смотреть в ее сторону. Я не хотела видеть ее открытые окна и черный дверной проем. И тем более я не хотела знать, что там внутри. Последний раз я сделала эту ошибку и не прошла дальше этого места, поэтому сейчас я смотрела в другую сторону и бежала.

Но внутри хижины все же что-то было.

Я чувствовала это.

И мне показалось, что я услышала то, что внутри.

На порядочном расстоянии от хижины я запыхалась и остановилась. Хижина была на полпути к плохому месту, но вторая половина пути была намного более трудной и занимала больше времени. Скоро тропинка закончилась, дальше дорогу я должна была найти самостоятельно.

Потому что к Плохому Месту не идет ни одна тропинка.

Здесь была настоящая темень и, чем дальше я шла, тем темнее становилось. Краем глаза я видела странные тени, мелькавшие между деревьев, но притворялась будто их нет.

Я не ведала, куда шла, но точно знала, что двигалась в правильном направлении. Тонны мха свисали с вершин деревьев и касались моего лица и кофты, когда я проходила мимо. Я пробиралась через старые поваленные деревья и сквозь заросли кустарников. Потом я проголодалась, но останавливаться не стала. На ходу съела один из маминых бутербродов, которые она дала мне в дорогу.

Наконец, я подошла к руинам, до цели было уже близко.

Я помню, что когда мы были поменьше, мама часто пугала нас руинами, когда мы не слушались. Она говорила, что отведет нас сюда и оставит, но в действительности их видела только я. Во время войны они были частью каменного форта. Здесь была размещена группа солдат, а потом с ними что-то случилось. Сюда приезжали разные люди из правительства, но так и не выяснили, что же произошло.

Местные же все прекрасно знали.

Солдаты построили форт слишком близко к Плохому Месту.

Теперь форт стал всего лишь грудой каменных блоков и остатков стен, увитых плющом. Несколько зданий все еще стояли, и возле них я испытала тоже чувство, что и у хижины, и поэтому побежала.

После руин деревья стали жуткими, и я вновь потеряла направление. Я шла на юг, а потом оказалось, что на запад, хотя я никуда не сворачивала. Деревья становились шишковатыми и искривленными, а мох начал образовывать странные формы.

Стало еще темнее.

А потом я пришла.

Плохое место не изменилось. Листья на деревьях были черными и коричневыми, ветви переплетались между собой, образовывая крышу, которая заслоняла небо. Здесь всегда царствовала ночь. По бокам росли деревья, из которых получились непроходимые стены. В этих стенах был только единственный проход, через который я и вошла. Середина была покрыта костями, черепами и зубами крыс, которые лежали небольшими рядами, словно пшеница на поле. На потертых старых веревках с веток свешивались скелеты опоссумов, они раскачивались, несмотря на то, что не было даже легкого ветерка.

В центре ничего не росло, растения боялись там появляться.

В центре была раскрытая могила.

Я с трудом сглотнула и достала из пакета мамину Библию. Я боялась даже больше, чем в случае с папой, мне внезапно захотелось убежать, убежать домой к маме. Теперь выстрелы и голоса по ночам не казались такими плохими. Им далеко до этого. Я смогу жить с ними.

Но я не могла убежать. Я должна была провести ритуал.

Я медленно прошла в середину участка к открытой могиле, крепко сжимая в руках Библию. Небольшой белый деревянный крест в голове могилы сильно наклонился и почти упал. Я остановила свой взгляд на нем и не смотрела на дыру в земле. Мое сердце бешено колотилось, и я едва могла дышать.

Я простояла так несколько минут, глядя на крест и набираясь храбрости. А потом заглянула в могилу.

Там лежал Роберт. Его кожа была белоснежной, а лицо изящным и прекрасным, и я не могла сказать, что мама в него стреляла. Он держал свои руки поднятыми и медленно двигал ими по кругу.

Внезапно он открыл глаза и улыбнулся. Глаз Роберта были красными и злыми. Я вздрогнула.

— Роберт Пол пришел домой, — сказал он. — Роберт Пол снова пришел домой.

Это все, что он говорил. Это все, что он мог сказать.

И только шепотом.

Я снова взяла свой пакет и вынула из него листок со Словами. Могила была глубокой, глубже, чем в прошлый раз, глубиной примерно десять футов. Я положила Слова на Библию.

— Господи, помоги мне в этом обряде, — читала я. — Огради меня от вреда. Суди мои помыслы, не действия. Огради меня от вреда. Дай покой этой измученной душе. Огради меня от вреда. Проведи меня сквозь это и защити. Огради меня от вреда

Я положила листок в Библию.

Роберт стал двигаться быстрее. Его голова каталась от стенки к стенке, руки все еще вращались, а ухмыляться он стал еще страшнее. Я могла видеть все его зубы. Они сверкали.

Я глубоко вздохнула, помолилась и, прижав Библию груди, прыгнула в могилу.

Я тихим глухим стуком я упала на тело Роберта. Его усмешка стала еще больше, глаза покраснели еще сильнее, и я могла видеть их возле своего лица.

Он начал смеяться и голос его сильно изменился.

Он больше не был Робертом.

И он схватил меня.

Я очнулась в руинах. Пакет с Библией исчезли, одежда на мне была разорвана и висела лохмотьями. Я все еще чувствовала себя одурманенной, но независимо от этого, должна была выйти из леса засветло. Я не знала, сколько прошло времени, и поэтому побежала как можно быстрее. Я пробежала руины и каким-то образом нашла тропинку, ведущую к дому.

Когда пробегала мимо хижины, в дверном проеме кто-то стоял, но я не обратила на него внимания. Я бежала.

Когда я вышла из леса, было светло. Облака разошлись, и на небе сияло солнце. Все было хорошо. Мама ждала меня, она подбежала ко мне и обняла. Я видела, что она плакала.

— Ты выполнила обряд? — спросила она.

Я ответила, что все сделала.

Она провела меня в дом, где я проспала целых два дня.

Две недели спустя мой живот начал расти.

Сначала это было едва заметно, но через месяц не заметить этого было нельзя.

Люди не волновались по этому поводу. Здешние прекрасно знали Плохое Место, и многие женщины в моем возрасте забеременели так же, как я. Об этом никто не говорил со мной.

Два месяца спустя я была готова рожать.

Мама отвела меня к миссис Каффрей. Она не сказала об этом никому из других детей, наказав Джуниору присмотреть за малышами.

Все было точно так же, как в прошлый раз. Вещь была склизкой, розовой и похожей на червя, она все время пыталась схватить миссис Каффрей, поскольку именно она держала это существо.

У него было лицо Роберта.

— Ты хочешь сначала на него посмотреть? — спросила миссис Каффрей.

Я отказалась. Я видела достаточно, и мне больше не хотелось смотреть на что-нибудь подобное. Я точно не хотела дотрагиваться до него.

— Тогда я вынесу его на улицу.

— Нет, — сказала я, — Подождите минутку. Я сделаю это сама.

Мама покачала головой:

— Ты еще слишком слаба.

— Все в порядке, — успокоила ее миссис Каффрей.

Мама помогла мне встать с кровати, а госпожа Каффрей вынесла ребенка наружу. Она положила его на землю перед трейлером, он начал орать и махать руками.

Я подняла с земли камень, подняла его как можно выше.

Я разбила ему голову.

Он дергался еще целую минуту.

Я смотрела, как миссис Каффрей принесла эту мертвую вещь в трейлер. Затем она разрезала его и сожгла, а пеплом посыпала тушеное мясо. Я съела кусочек и помолилась.

Мама отвела меня домой.

Этой ночью мама была дома и мыла посуду, а дети играли на крыльце. Пити опять гонялся с журналом за комарами и стрекозами, а Джуниор и Сиси боролись на полу. Я же просто стояла возле перил. Внезапно со стороны луга раздался шелестящий звук, но, кроме меня, его никто не услышал. Я задержала дыхание и произнесла про себя молитву. Но это был всего лишь небольшой испуганный заяц. Он остановился, посмотрел на меня, а потом скрылся в кустах и траве, росших возле дома.