Жаклин Гуде
Огонь и кровь
Перевод В. Климанова
Редактор Н. Сергиевская
Персонажи и события, описанные в этом романе, полностью вымышлены. Всякое сходство с действительностью является простым совпадением.
Ж.Г.
Глава 1
Маленький огонек побежал вдоль стены гаража. Горела бензиновая дорожка...
В двадцати метрах на втором этаже главного здания владений семьи Моржево вспыхнул свет. Это был нескладный дом с асимметричными башенками на углах и балконами в стиле барокко, расположенный посреди парка. Днем, под ослепительным корсиканским небом, все его обитатели дышали легко, что было необычной роскошью для этих мест.
Но была ночь. Тетушка Клеманс задернула занавески на своем окне, и свет исчез.
Пламя быстро распространилось вокруг гаража и охватило ригу: вспыхнула соломенная крыша, надетая как фуражка жандарма над горой сена и хвороста. Огонь начал лизать дверь, и клок сена, выступавший из-под нее, был поглощен им с хрустом мнущейся бумаги...
Как и каждый вечер, прежде чем лечь, тетушка Клеманс опустила абажур лампы, стоявшей на ночном столике, и ее свет исчез под пеной венецианских кружев. Она спокойно повернулась спиной к окну, расстегнула ворот корсажа, поднесла руки к ожерелью, закрывавшему ее морщинистую шею, и посмотрела на себя в трельяж, стоявший напротив кровати, с которой свисал полог из чуть пожелтевшего от времени муслина. Тетушка Клеманс страстно любила себя и не желала стариться. Когда-то она была очень красива и была хороша еще и теперь.
— Опять слишком светло, — задумчиво прошептала она и набросила на абажур новое кружевное покрывало.
Снаружи уже занялась дверь риги. В мгновение ока огонь взобрался на крышу, как бы бросая вызов звездному небу.
Тетушка Клеманс вздрогнула. Оконное стекло разлетелось на куски.
— Что такое?
Ей никто не ответил. Она еще не испугалась по-настоящему. Разумеется, это ветер резким порывом распахнул окно; ветер, надувавший тяжелые бархатные занавеси цвета морской волны.
На первом этаже послышались торопливые шаги.
—Пожар!
—Это рига!
—Скорее!
Захлопали двери. Во внезапно разбуженном доме началась суматоха.
Клеманс шагнула к двери своей комнаты, но вдруг остановилась. Ее ресницы, слишком длинные для настоящих, взлетели над изумленными глазами. Тройное зеркало показывало ей ту же картину, что рисовалась тенями на стене над зеркалом: занавески медленно раздвинулись, и в проеме окна возник силуэт человека. Он казался огромным. Пламя, разбушевавшееся вовсю, как проекционный аппарат неимоверно увеличивало его.
Клеманс обернулась. В то же самое мгновение силуэт ожил и спрыгнул с окна.
Клеманс хотела закричать, но смогла лишь выдавить едва слышный стон. Она отшатнулась, коснувшись обеими руками гладкой холодной поверхности зеркала, и прижалась к нему. Словно во сне она слышала доносившиеся до нее издалека голоса остальных. Панические, безумные крики из глубины парка:
—Где Клеманс?
—Ты вызвал пожарных?
—Становитесь в цепочку...
—Воду лучше всего брать из ближайшей цистерны. — Нет. Шлангом. Шлангом с огорода!
Они суетились вокруг горящей риги. Им на помощь пришли жители деревни: если огонь разойдется, может выгореть все! Старухи в черном кружили, как вороны над падалью, каркая на полуитальянском-полупровансальском диалекте, на котором не говорят больше нигде. Мужчины их не слушали. Они отдавали приказы, выкрикивали советы, что-то делали вразнобой. В то время как одни передавали из рук в руки ведра с водой, другие рубили топорами ближайшие кусты, чтобы преградить путь огню. Они искали друг друга и не находили, огонь освещал лишь неясные двигающиеся тени, похожие одна на другую. Они звали друг друга, не ожидая ответа...
На соседнем лугу закричал ослик.
Прогоревшая балка сломалась и рухнула с оглушительным разрывом петарды.
Только тогда Клеманс закричала.
Через четверть часа дверь ее комнаты резко распахнулась. Это был Жак, тот, кого местные жители, возможно ошибочно, считали сыном Моржево.
Он включил верхнее освещение. Вспыхнул яркий свет.
— Уже почти потушили, — начал он. — Пожарные приедут...
Он не закончил. Тетушка Клеманс лежала, свернувшись клубком, на ковре посередине комнаты. Ее лица, закрытого руками, не было видно, но в трех зеркалах безжалостно отражались ее седые волосы, одежда вышедшего из моды покроя, туфли с заостренными носками, продававшиеся в парижских магазинах лет сорок назад.
Отражался и ее затылок, не прикрытый шиньоном. Топор, которым ее убили, еще торчал в нем. По ковру растекалась лужа крови.
Глава 2
Вскоре подошли остальные. Первой появилась Катрин. Она не принимала участия во всеобщем безумии. Пожар? Она, как художник, наблюдала за его необычайными красками. Ее удивила вызванная им паника. Едва Жак, смотревший с балюстрады, заметил ее, он тут же спустился к ней.
Его чувства к матери были смешанными. Он горячо любил ее, но иногда ее вид раздражал его, и он даже начинал ее ненавидеть. Он обращался с ней не как с матерью, а как с женщиной. Да и в ее поведении с ним было гораздо больше кокетства, чем это допустимо по отношению к сыну. Она ни разу не появлялась перед ним небрежно одетой или в туалете, не подчеркивающем ее достоинств. То же кокетство присутствовало и в чувствах. Она никогда ничего ему не доверяла, никогда не расслаблялась с ним. Ее разговор с ним, как и со всеми, был живым, остроумным, она сочиняла каламбуры и обо всем и обо всех говорила с легкой иронией.
Она была очень красива...
—Далеко искать не надо, — вскоре заметила она. — Поджег скорее всего один из кибиточников. Малютка все время бродит вокруг...
—Это не она, — резко возразил Жак.
—Нет?.. Она по-прежнему неприступна?
—Мама!
Катрин зло рассмеялась.
«Она ведет себя, как ревнивая женщина», — подумал Жак.
Он безжалостно судил ее и в то же время испытывал к ней безграничную нежность. Но вечно холодная Катрин обрывала его порывы еще до того, как он успевал их выразить. Даже когда он был ребенком.
Его считали замкнутым и равнодушным молодым человеком, правда, очень красивым. И действительно, с черными волосами, зачесанными назад, с ровным загаром и чуть напыщенной манерой держать голову, он был очень хорош. Немного сноб. И такой молодой...
Он приехал на каникулы. Ему было двадцать лет, учился он в Политехнической школе. Поступить туда было уже неплохо, но нужно еще ее закончить. Жак не строил иллюзий. Если по конкурсу он не войдет в число лучших, ему придется делать карьеру в армии.
Правда, у него оставался еще один выход — найти промышленника, готового оплачивать его обучение, чтобы потом взять на свой завод инженером. Но тогда Жак будет зависим, как и в армии, к тому же, как он считал, еще более унизительным образом. А его семья даже не подумает преподнести ему в подарок несколько миллионов франков, чтобы помочь освободиться. Молодежь должна уметь выпутываться самостоятельно. Это закаляет характер.
Жак упорно учил математику. Он должен был стать одним из первых.
Но занимаясь аппликацией критерия конвергентности Коши или определяя движение в векторном пространстве, он иногда размышлял над реальными путями добывания необходимой суммы.
—Где Клеманс? — резко выкрикнул дедушка, шедший в нескольких шагах позади Катрин.
Он был вне себя. Пожар взбесил его. Его пытались отправить отдохнуть, но он захотел носить ведра с водой, пока пожар не будет потушен. Крестьяне, которыми он грубо командовал, не посмели ему сказать, что он им только мешал.
—Где Клеманс?
—Почему?..
—Нас поджег ее протеже! Этот мальчишка все время шляется с этими, из кибиток. Это он! Его видели! Да больше и некому! С ним это уже не первый раз! И если эта старая дура...
—Немного потактичнее, —- спокойно прервал его Жак. — Она умерла.
Катрин посмотрела на сына с неожиданным удивлением. Многие семьи завидовали тому, что ее сын такой блестящий и хорошо воспитанный молодой человек, щедро одаренный и такой умный. Он далеко пойдет!
Однако Катрин хотелось, чтобы иногда он послушал идиотский диск, или надел джинсы, или... Она и сама не знала, но ей хотелось, чтобы он не был таким совершенным.
Внезапное увлечение Жака не очень ей нравилось. Он, скептик-технарь, читал Достоевского. Однажды вечером она нашла у него на столе том «Преступления и наказания»...
—Почему вы так на меня смотрите, мама? Катрин вздрогнула.
—Просто так. Ты сегодня плохо выглядишь. Мне кажется, ты слишком много работаешь.
Теперь все они собрались в кабинете. Было почти два часа ночи. Они были подавлены.
—Вот так история! — подвел итог дедушка. Клеманс была его сестрой. Всю жизнь они провели в непрерывных тяжбах из-за отцовского наследства.
Дедушка напряженно сидел на неудобном стуле с высокой спинкой, остальные — в креслах вокруг широкого прямоугольного стола. Ножки его оканчивались леопардовыми когтями, а четыре угла украшали фигурки женщин со змеиными хвостами, изгибавшиеся с выражением боли или сладострастия.
—Я обожаю дурной вкус этого стиля, — сухо объясняла Катрин, если замечала скептическую мину на лице гостя. — Я обожаю все пышное. В глубине души я — простая мещанка, сильно привязанная к традициям.
Дом принадлежал семье больше века. Предки-судовладельцы построили и меблировали его на широкую ногу. С дюжиной слуг в нем было удобно жить. Но теперь из прислуги в доме не жил никто, женщины из деревни приходили по утрам убирать, готовить и прислуживать за столом. По вечерам они возвращались к себе.
—Самое неприятное, — сказал Жак, — то, что это преступление бессмысленно. Ничего не похищено. Даже кошелек, валявшийся на ночном столике. Ни ожерелье, ни кольца.
Вдруг он замолчал.
Все подумали об одном и том же.
—Сейф точно был закрыт? — настойчиво спросила Катрин.
—Его нельзя открыть, — ответил дедушка. — Следов взлома нет, а слово-шифр не знает никто, кроме Клеманс и меня.
Это было самое главное.
Значит, драгоценности не похищены. Но тогда зачем ее убили?
—Если никто не возражает, — предложил Юбер, — я хотел бы проверить: хочу собственными глазами убедиться, что драгоценности еще там.
У Юбера были резкий профиль, широкий лоб мыслителя, каштановые волосы и серые, почти металлического цвета очень выразительные глаза. Он не был красив, он был изыскан.
Разговаривая с ним, обычно склонялись, не потому что его любили или уважали, но потому что он был ужасно нужен. Он был незаменим. Усердный и незаменимый. Это он в прошлом году в присутствии нотариуса сумел настоять на единственно возможном способе спасти то, что еще осталось от состояния семьи Моржево.
Раньше основные средства были вложены в лес. Каждый год производились рубки. Однако очень скоро семья заметила, что прибыли недостаточно для содержания дома. А налоги выросли просто непомерно.
Юбер пошел напрямик. Нужно все продать и построить отель с баром, дансингом, кинотеатром, со всем необходимым для привлечения туристов в любое время года.
Дедушка иногда возмущался по поводу планировавшихся перемен и горько спрашивал свою дочь Катрин, по какому праву Юбер распоряжается всем в доме.
—Кто он здесь такой?
—Мой любовник, и этого достаточно, — отвечала Катрин.
Вскоре стало ясно, что денег от продажи недостаточно, чтобы покрыть расходы на строительство. Слишком широко они размахнулись. Цена только участка земли возле пляжа была просто астрономической. К счастью, оставались фамильные драгоценности. Нужно было продать и их.
Но формально они принадлежали Клеманс, они составляли ее долю наследства, а она отказывалась их уступить. Она ревниво прятала их в своей комнате, находя радость в рассматривании драгоценностей, и упрямо молчала в ответ на любые призывы к ее здравому смыслу.
В общем, умерла она весьма кстати.
—Пошли туда, — сказал Юбер. — У нас как раз хватит времени посмотреть и вернуться до приезда инспектора.
И он первым поспешил к лестнице.
В комнате Клеманс все оставалось так же, как и тогда, когда туда заходил Жак.
Прежде чем повернуть колесики замка сейфа, Катрин убедилась, что все в сборе. Ее сын, отец и любовник. Не хватало еще одного человека.
—Где Поль?
—Здесь я, — проворчал Поль Моржево. Она пожала плечами.
Он действительно был здесь. Его не заметили, но он присутствовал. Тень. Она вышла замуж за тень. Если бы она потрудилась изучить его, то, возможно, не нашла бы ничего, за что упрекнуть своего мужа, но никто и никогда не брал на себя труд изучать его. Он как будто не существовал. Невыразительное лицо с вялыми чертами. Призрак.
Катрин вышла за него только для того, чтобы иметь кого-нибудь рядом с собой, но с тех пор чувствовала себя еще более одинокой.
Теперь у нее был Юбер.
Сейф был встроен в стену за зеркалом и прикрыт карандашным наброском женского лица. В их роду были художники, сама Катрин рисовала очень недурно. Везде в доме валялись ее работы.
Катрин сняла рисунок. Она медленно повернула колесики и потянула на себя тяжелую стальную дверь.
Все, явно взволнованные, ждали.
Жак прислонился к обратной стороне зеркала, Юбер опустился на колени рядом с Катрин, за ним встал Поль Моржево. Дедушка закурил трубку.
—Ну что? Сейф открылся.
—Вы видите так же, как и я, — сухо произнесла Катрин.
Сейф был простым по форме. Без секретных отделений. Один обычный ящик в форме куба. Он был пуст. Все пятеро замерли.
—Звонят! — внезапно заметил Жак.
Приехал инспектор из Аяччо, которому позвонили сразу, как обнаружили преступление.
—Не стоит здесь задерживаться, — сказал Юбер.
Инспектора сопровождал жандарм в форме. Они осмотрели тело. Теперь им занимался медэксперт.
Присев на стол в кабинете, инспектор знакомился с семейством Моржево. Он подозревал всех. Ему не нравилась их манера держаться. Слишком вежливые, слишком усердные. Запутывают дело.
—Пожар... — начал Жак.
—Плевать мне на пожар, — громогласно оборвал его инспектор.
Жак замолчал. Он взял со стола журнал и стал рассеянно его перелистывать. Юбер мельком взглянул на наручные часы. Дедушка шумно вздохнул. Он задремал. Моржево выглядел измученным. А в светской улыбке Катрин было столько наглости, что она не ускользнула даже от государственного чиновника.
Инспектор запустил пальцы в волосы, что являлось у него знаком глубокого раздумья.
—Итак, — произнес он, собрав всю свою выдержку, — каков был круг знакомств убитой?
—Ну, наконец, — отозвался Юбер. — Клеманс помешалась на одной цыганской семье, обосновавшейся здесь некоторое время назад.
—Корзинщики, — объяснила Катрин.
—У них довольно милые девочки, — с почти игривой улыбкой заметил Моржево.
— Я прошу тебя! — вмешался Жак.
—Простите его, — сказала Катрин. — Одна из девчонок ему не дается, и поэтому он злится...
—В любом случае, — продолжил проснувшийся дедушка, — поджег парень, а не цыганки!
—Какой парень?
—Поджигатель. Он уже отсидел раз за это. Поджег не помню что. Этих подонков слишком рано выпускают на свободу! А у этого еще и с головой не все в порядке.
—Как не в порядке? — спросил инспектор.
—Да нет, — воскликнула Катрин, — не будем преувеличивать. Он не ненормальный по-настоящему!
—Деревенский дурачок?
—Да нет, — опять сказала Катрин. —Это мальчик с несколько запоздалым развитием, скажем так. Он не слишком умен, но он безвреден.
Прежде чем продолжить, она бросила на мужа взгляд, смысл которого инспектор не понял.
—Он сирота. Вырос неизвестно где, ходил от одних к другим. Он просто несчастный ребенок.
—И потом, даже если он и поджег гараж, это еще не значит, что он ворвался к Клеманс и зарубил ее топором, — заключил Юбер, старавшийся показать свою беспристрастность.
Инспектор подозвал жандарма и тихо обменялся с ним несколькими словами.
—Ладно, — сказал он через некоторое время. — Так кто этот парень? Как его зовут?
Жак пожал плечами.
Дедушка громко закашлялся, а Юбер ответил, что не ведет досье на всех местных жителей.
Моржево притворился глухонемым.
Лишь Катрин ответила с той же очаровательной улыбкой:
—Его зовут Кристоф.
Глава 3
Его никто не заметил. Он пробежал через парк и затаился в зарослях рододендронов. Сейчас, когда толпа начала расходиться, он мог спокойно перелезть через решетку.
Он обошел дома по козьей тропе, все изгибы и неровности которой знал наизусть. Свежий ветер успокаивал его. С наслаждением вдыхая запах смолы, он поднялся на самое высокое место тропы, как раз над сосновым бором. В тени крон первых деревьев прятался небольшой лужок с тощей травой. На нем стояли кибитки.
Их было две. Первая — Виолетты. Она жила в ней одна, по крайней мере днем. Быстро проскочив мимо, он постучал в ставень второй кибитки.
Он стал глубоко дышать, чтобы унять сильное биение сердца.
Антуанетта решительным движением задвинула железным засовом ставни.
—Что там? — послышался из-под одеяла сонный голос Пажи.
—Не задавай вопросов! — ответила Антуанетта.
—Как ты разговариваешь с матерью? — проворчала Пажи.
—Замолчи! — энергично парировала Антуанетта. После ее «замолчи» говорить было бесполезно.
Пажи не решилась что-либо добавить, но тайком соскользнула с кровати и улеглась на пол кибитки.
—Я гашу свет? — спросила Антуанетта, наклонясь над керосиновой лампой, как бы собираясь задуть огонь.
—Нет! — закричала Пажи, ударившись коленом о швейную машинку.
И чтобы объяснить свое нежелание, она заговорила:
—Слышишь? А? Ты слышишь их? Уже два часа ночи! А тарарам как днем! Шлюха!.. Она теперь принимает гостей каждую ночь!
—Мы уже начинаем привыкать, так?.. Ну и что ты хочешь?
Пажи опасливо улыбнулась. Ей удалось подобраться к окну. Она протянула руку к засову.
—Не открывай!
—Почему?
—Потому!
—Кто там?
Едва слышный голос отчаянно позвал снаружи:
—Антуанетта!
—Я тебе сказала: не открывай, — повторила Антуанетта.
—Я — мать или не мать? — с достоинством произнесла Пажи, бросив тайком на дочь не очень уверенный взгляд.
Она сняла засов и открыла ставни.
Он стоял совсем рядом, прислонясь к раскрашенному деревянному подоконнику и вцепившись в него руками, затем вскочил на подножку. Веснушки и соломенные волосы, падавшие на глаза, возникли в окне кибитки. Его ладони и колени кровоточили. Он был очень бледен и выглядел загнанным. Ему было не больше девятнадцати лет.
—Здравствуй, Пажи, — почтительно выговорил он.
—Ну и что, ты зайдешь или нет?
—Убирайся, — глухо сказала Антуанетта. Кристоф с сожалением прошептал:
—Если она хочет, чтобы я ушел, я уйду!
—У вас обоих идиотский характер, — просто заметила Пажи, — может, все-таки войдешь, чтобы я могла закрыть окно? Мы могли бы поговорить... Что произошло? За тобой гонятся легавые?
Кристоф спрыгнул внутрь кибитки. Она и так была небольшой, а убогая мебель совсем ее загромоздила. Единственный стул, к тому же колченогий, был завален старой одеждой. Он поставил на пол будильник, лежавший поверх пачки заплесневелых книжек, и уселся верхом на его место.
Пажи легла рядом с Антуанеттой под красное одеяло.
—Так что, за тобой гонятся легавые? Что ты натворил?
—Думаю, как обычно, — усмехнулась Антуанетта, — просто чиркнул спичкой. Потому-то мы и слышали вой пожарных машин...
—Но, Антуанетта...
—Хватит!
—Я тебе клянусь... — попытался возразить Кристоф. Только сейчас она заметила, что он был бледен и взволнован.
—Что случилось?
—Да ничего!
—Ты в крови!
—Я натыкался на камни!
—Если хочешь спать здесь, — вмешалась Пажи, — возьми в сундуке покрывало и отодвинь швейную машинку, чтобы освободить себе место...
—Нет, — сказала Антуанетта, — я на него достаточно насмотрелась. Не нужен он здесь! Пусть уходит!
Он провел бы еще одну ночь под открытым небом. Он уже привык к этому за то время, когда у него не было своего дома.
—Если я уйду, — прошептал Кристоф, — легавые точно меня схватят.
—Беги быстрее их! Это твоя забота, ты ни на что не годишься! — злобно выкрикнула Антуанетта.
Кристоф пожал плечами. Он правда ни на что не годился. Когда ему исполнилось четырнадцать, он захотел научиться какому-нибудь ремеслу. Он знал в городе одного ремесленника, бравшего учеников, и подписал с ним договор. Это был гончар.
Кристоф был настойчив: принес к себе глину и стал работать по вечерам в одиночку, постепенно самостоятельно открывал секреты ремесла, которым его не учили. Он приобрел некоторую уверенность. Наконец однажды, поняв, что в основном овладел своей профессией, он создал вазу с двумя ручками. Это была нелегкая задача. Но, несмотря на спешку, Кристоф добился великолепного результата. Он надел рубашку, тщательно причесался и понес свое изделие хозяину. Надеясь на благоприятное впечатление, произведенное его работой, он хотел попросить перевести его из учеников в рабочие.
Хозяин не принял его, но ответил, что сокращает число работников и продлевает срок ученичества. Тогда Кристоф поджег его мастерскую.
Проведя год в исправительной школе в Аяччо, он вернулся в деревню. Работы для него не нашлось, да он и не искал ее, и стал шататься повсюду с Франческо, своим приемным отцом, темной личностью. Тот помог ему окончательно превратиться в проходимца. Он стал ходить к Антуанетте.
Антуанетта была совершенно не похожа на Кристофа. Он был блондин, она — брюнетка. Она была хорошенькой и знала это: длинные ресницы, маленькое ироническое личико, очень стройная, с тонюсенькой талией. Но была еще и жестокой, злой и скрытной. Она была лгуньей, обманывавшей парней, и не любила работать. Она первой в кантоне получила аттестат о среднем образовании и могла бы продолжать учебу, чтобы стать учительницей, но она ничего не хотела делать, была неблагодарной, оскорбляла тех, кто хотел ей помочь. Сын Моржево, вслед за отцом, хотел заняться ею, но она не проявила благодарности, которую они вправе были ожидать от девушки ее лет и положения. Ей все было неинтересно.
Очень скоро Кристоф понял, что влюбился в нее.
—Ну, и что ты ждешь? — спросила Антуанетта, зевая без стеснения.
Тихий стук в дверь заставил вздрогнуть всех троих.
—Кто там?
—Виолетта.
—Что случилось?
—Я из-за Кристофа. Что с ним? Он здесь?
—Нет, его здесь нет, — крикнула Антуанетта, мгновенно вскочила, притянула к себе Кристофа и, толкнув его на кровать, накрыла одеялом. Потом открыла дверь.
Вошла Виолетта. Куда бы она ни приходила, она сразу же оказывалась в центре всеобщего внимания. Ее можно было презирать, но она покоряла, и мужчины против воли поддавались ее чарам и начинали желать ее. Ее богатый опыт с лихвой восполнял неверное очарование невинности. В общем, она была обыкновенной женщиной, умевшей вовремя смеяться, кричать или плакать. И она чувствовала это.
—Так что Кристоф? — спросила Пажи, лежавшая, съежившись, на краю кровати.
Она не решалась двигаться, боясь пошевелить красное одеяло.
—Он натворил глупостей, — заявила Виолетта. — Я хотела вас предупредить, потому что он все равно припрется сюда. Он свел счеты со старой Клеманс. Больше она не будет надоедать беднякам.
—Это сделал Кристоф?
—Да. Люди видели, как он убегал. Во всяком случае я вас предупредила. Мэр и так делает все, чтобы вышвырнуть нас отсюда вместе с кибитками. Не стоит наживать себе новые неприятности с этим парнем... Понятно?
Виолетта вышла. Антуанетта закрыла за ней дверь.
На краю обсаженной акациями тропинки вырисовывались в молочном свете луны два четких силуэта. Жандармы. В форме. Вооруженные до зубов...
Неожиданно Кристоф откинул одеяло.
—Мне уйти?
—Тебе кто разрешил двигаться?
—Теперь ты хочешь, чтоб он остался? — спросила Пажи. — Но это невозможно! Что мы будем делать, если за ним явятся легавые?
—Замолчи! — буркнула Антуанетта.
Глава 4
Виолетта резко поднялась, чтобы отодвинуть клетчатую занавеску, закрывавшую окно. Ночь стала почти совсем черной из-за того, что облака закрыли тонкий серпик месяца.
Виолетта великолепно знала здесь каждую тропинку, каждый камешек и каждый прутик. Вон ту ветку шевельнул не ветер, а вот та сосна обычно не отбрасывала такую густую тень. У Виолетты был острый ум.
Она разбудила своего очередного любовника.
—Франческо!
—Заткнись! — ответил мужчина, правда, беззлобно.
—Франческо, легавые.
Мужчина вздрогнул и одним прыжком вскочил на ноги.
—Что ты сказала?
—Смотри!
Откинув покрывало, бывшее когда-то оранжево-зеленым, но давно уже ставшее серым, он по привычке нащупал одежду и сандалии. Одетый, он не чувствовал себя таким беспомощным перед лицом опасности.
Теперь из окна высунулся Франческо.
—Целая армия...
—Это не за тобой, а за Кристофом.
—Что он натворил?
—Подпалил Моржево и замочил старуху.
—Паршиво.
—Они за мальчишкой.
Франческо наконец застегнул сандалии и закурил сигарету.
Опасность не была так уж велика. До восхода солнца оставалось еще добрых два часа. Сейчас легавые ничего не могли сделать, не нарушая закон.
—Плевать им на закон, — сказала Виолетта. — Думаешь, они станут церемониться? Захотят войти, войдут. Станут они соблюдать такие мелочи.
—И найдут меня, — заскрипел зубами Франческо.
—Отпустят. Они не тебя ищут. Не могут же они принять тебя за Кристофа!
—Они найдут причину задержать меня. Знаю я их. Он раздавил сигарету о подошву и засунул ее в карман.
—У меня появилась мысль. Мы займем их. Он спокойно направился к двери.
—Что ты делаешь?
—Ложись в постель и не рыпайся.
— Я не люблю, когда мной командуют, — нарочито ровным голосом заметила Виолетта.
Франческо, уже готовый выйти, обернулся:
—Что?
—То самое.
Он подошел к ней, решительный и опасный.
—А я люблю женщин, которые слушаются.
Она отступила к стене кибитки. Подойдя и прижав ее в угол, он положил свои тяжелые руки на шею девушки.
—Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты начнешь валять дурака?
Она видела только блеск его глаз. Вздрогнув, она попыталась оттолкнуть его и прошептала:
—Ты ведь знаешь, что я сделаю все, что ты захочешь! Он вернулся к двери. Взявшись за ручку, он угрожающе произнес:
—Да. Я это знаю.
Она пожала плечами и закурила сигарету.
Два жандарма, спрятавшись за зарослями акаций, зевали от нетерпения. Сколько еще ждать, не шевелясь, не разговаривая, не куря?
Вдруг один толкнул локтем другого:
—Смотри!
—Ну, дверь открывается.
—Кто-то выходит...
—Наш!
Они привстали, готовые вскочить в любую секунду.
—Идет к нам.
—Пусть идет!
Никто из цепочки жандармов, сидевших в засаде, не подавал признаков жизни. Правда, только эти двое и видели, как Франческо выходит из кибитки.
В лицо Франческо уперся луч фонарика, и он остановился.
—Ну-ка, иди сюда. Документы. Кто такой? Франческо притворился дурачком.
—Я — за доктором. Что вам от меня надо? Она заболела. Что-то серьезное. Пожалуй, подохнет! Пропустите меня!