Буало-Нарсежак
И Франсуа отдался мыслям. Он вспомнил огромный зал аэропорта Орли[1], где мать все время повторяла ему: «Напиши нам хоть одно слово. Мы не просим подробного письма. Только открыточку, чтобы мы знали, как проходит твое путешествие». А отец снова рассказывал ему о Джонатане Скиннере. «Это очень любопытный человек и на редкость талантливый инженер. Он живет как будто в другом мире. Кроме своих изобретений, он интересуется только сыном. Надо признать, что на него свалилось немало несчастий. Он потерял жену. И, кроме того, у него очень трудная профессия. Он прекрасный человек, он тебе понравится. А еще у него оксфордский акцент! Так что открывай пошире уши!»
Франсуа был совсем не против такой системы изучения языка. Ты не ходишь на уроки, тебе не дают никаких домашних заданий. Просто путем разговора с людьми, обсуждая с ними самые повседневные вещи, ты постепенно превращаешь свой книжный английский в живой разговорный язык. Интересно, а у Боба, сына господина Скиннера, тоже оксфордский акцент? В прошлом году, когда Боб приезжал на месяц к Робьонам, он так стеснялся, что вообще почти не разговаривал. Ему было велено все время разговаривать по-французски, а он не очень был уверен в своих знаниях. Поэтому в разговоре он ограничивался только выражениями вроде «да… нет… спасибо… пожалуйста… конечно». И по всякому поводу краснел. Это был толстый, неспортивный мальчик, отличавшийся завидным аппетитом, что приводило в восторг семью Робьонов. Может быть, он был не очень умный, но такой милый и сердечный, что его все сразу полюбили. Франсуа, конечно втихую, научил его жаргону, которым пользуются все французские школьники, и к концу своего пребывания Боб уже умел к месту сказать с забавным акцентом в стиле Лоурела и Харди[2]: «Чертовски здорово!», «Это классно!», «Порядок!»
Взгляд в иллюминатор — уже Ла-Манш! Французский берег остался голубой полосой вдоль серого моря, и Франсуа поразился, насколько точно это воспроизводят атласы и карты. Он мог бы даже назвать порт, который сверкал далеко внизу стеклами заводов, нефтяными резервуарами и рельсами сортировочных станций. Но вот землю закрыл слой облаков. Это было потрясающее зрелище! Во все стороны простиралась подернутая дымкой равнина, а на ней — мягкие, сверкающие белизной поля, так похожие на французскую область Бос[3]. То там, то здесь облака разрывались и через них, ниже уровнем, были видны другие облака, связанные между собой как бы белыми нитями. А потом начался туман, и «Каравелла»[4] ощупью, издалека начала снижение. Франсуа снова погрузился в свои мысли.
Конечно, он был рад съездить в Лондон, но не начнет ли он скучать, когда пройдут первые неожиданности и радости? Господин Скиннер вдов и весь день проводит в своей мастерской. Прожить целый месяц в обществе Боба и гувернантки, старенькой госпожи Хамфри, — не чересчур ли это? Памятники, музеи, все это, конечно, хорошо, но он уже прочитал путеводители и считал, что узнал достаточно… Вот если бы Скиннеры жили в Шотландии! Франсуа так хотелось побегать по песчаной равнине и погоняться за форелью! А потом, в деревне всегда что-нибудь случается. После своих предыдущих приключений[5] мальчик мечтал раскрыть еще какую-нибудь тайну! Но, увы, тайны существуют в основном в книгах. Может быть, помогут автоматы господина Скиннера?
Франсуа узнал от отца, что инженер Скиннер изобрел способ управлять механизмами с помощью голоса. Вернее, он довел до полного завершения ранее открытый способ и создал миниатюрные модели, на основе которых он намеревался наладить производство «умных вещей». Он был уверен, что они будут иметь огромный успех. Но недоверчивый господин Робьон, не вникая в подробности дела, считал, что вряд ли инженеру так повезет и что, скорее всего, ему не удастся покрыть продажей этих игрушек своих расходов по производству. Франсуа решил поинтересоваться, как управляются эти игрушки. Он сам был очень изобретателен и уже сумел собрать несколько маленьких моделей, получивших высокую оценку. Может быть, он даже сможет оказать инженеру посильную помощь?
Ему пришлось прервать свои мечты, так как надо было снова пристегивать ремень. Женский голос объявил, что самолет прибывает в аэропорт Хитроу[6]. Зажглось табло, пассажиров просили не курить. «Каравелла» вышла из облаков, и по иллюминатору застучали капли дождя. Совсем рядом с посадочной полосой Франсуа разглядел промелькнувшие на большой скорости поля и деревни, очень напомнившие ему Нормандию. Это была уже Англия!
«Да, это Англия», — думал Франсуа. Самолет шел на посадку. При прикосновении к земле его тряхнуло. Теперь все. Вот и завершилось так радовавшее Франсуа путешествие.
Самолет тяжело полз по неровному бетону. «Как самый обычный автобус»,—разочарованно подумал Франсуа. Потом самолет подрулил к проходу с навесом, похожему на коридор метро. В общем, это было почти как продолжение Парижа. Хотя были и различия. Например, толпа, собравшаяся внутри аэровокзала, казалась более пестрой, чем в Орли. Пассажиры вели себя тихо и дисциплинированно. Все они спокойно ехали по эскалатору под равнодушным присмотром персонала.
Франсуа прошел все необходимые формальности, все время напрягая слух, чтобы уяснить себе, понимает ли он английскую речь. Он учил язык по системе «Ассимил» и мог читать уже довольно хорошо. Но все же его беспокоило, сможет ли он понимать фразы, брошенные на лету. И еще он боялся, какую оценку даст его знаниям господин Скиннер.
Все его опасения остались далеко позади, как только он увидел упитанного Боба. Первые минуты разговора были очень забавными, потому что господин Скиннер и Боб заговорили по-французски, а Франсуа по-английски. И кроме того, разговор растворялся в шуме толпы, покидающей Хитроу. Наконец, они остановились, замолчали, посмотрели друг на друга и все трое дружно рассмеялись.
— Поскольку вы приехали совершенствовать ваш английский, — сказал господин Скиннер, — договоримся, что будем пользоваться французским только в особо торжественных случаях. Добро пожаловать в Лондон!
Господину Скиннеру было не более сорока. Он был стройный, живой — абсолютная противоположность своему сыну. Морщинки в углах глаз создавали впечатление, что он улыбается. Он схватил чемодан Франсуа и позвал такси.
— Когда есть возможность, — пояснил Боб, — отец старается обходиться без своей машины.
Подъехало одно из тех странных лондонских такси урезанной формы, в которых багаж размещается рядом с водителем. Господин Скиннер сел между Бобом и Франсуа и непринужденно положил им руки на плечи. Поинтересовался, что нового у родителей Франсуа и приятно ли прошло путешествие. Он старался говорить медленно, чтобы Франсуа лучше его понимал. Лед растаял, и Франсуа был полон оптимизма.
— Мы живем в северо-западном пригороде. Этот район называется Хейслком. По прямой это недалеко, но мы специально сделаем крюк, чтобы немного показать вам город.
— С удовольствием, — сказал Франсуа, — я уже много прочел о Лондоне.
— Он всегда уже все прочел, папа, — вмешался в разговор Боб. — Без Козыря всезнайка.
— Без Козыря? — спросил господин Скиннер, — Что это значит?
— О! Это такое прозвище мне дали в школе, — ответил Франсуа. — У нас был преподаватель, который все время повторял, что в жизни должен быть порядок и что порядок — это лучший козырь. Но поскольку у меня никогда не бывает порядка…
— …вас прозвали Без Козыря, — закончил фразу господин Скиннер . — Это очень забавно.
— Да, но есть еще и другая причина! — вскричал Боб. — Можно я скажу?
— Нет, нет, — возразил Франсуа. — Во-первых, это неправда!
— Франсуа, — продолжал Боб, — личность исключительная. Он все знает. Понимаешь, это как если бы он, играя в карты, всегда выигрывал, даже не имея козырей. Он первый во всем! И это правда.
Боб явно гордился другом.
— Не слушайте его, — сказал смущенный Франсуа. — Мне иногда просто везет.
— Я рад, что вы с Бобом друзья, — сказал господин Скиннер. — Научите его использовать свои знания. Потому что, к несчастью… Мы едем вдоль Гайд-парка. Справа, на берегу Темзы, — здание парламента. Боб вам как-нибудь его покажет. Сейчас мы объедем площадь Пикка-дилли-Серкус, а потом проедем по Трафальгар-скверу. Франсуа не терпелось спросить.
— Я не хотел бы быть нескромным, — начал он, — но я узнал от Боба о ваших автоматах.
— А! — Господин Скиннер улыбнулся. — Значит, мои автоматы вас заинтересовали?
— Очень!
— Я покажу вам мою коллекцию.
— Они двигаются по принципу управления на расстоянии?
— Конечно. Но я добавил в программу одну деталь… Это не так просто объяснить словами. Сигналом для моих автоматов служит голос.
Боб постучал рукой по колену Франсуа.
— Смотри, это площадь Пиккадилли-Серкус, — сказал он.
Франсуа увидел шумную толпу, очередь застрявших машин, и этот вид напомнил ему площадь Опера в Париже. Но это было куда менее интересно, чем автоматы господина Скиннера.
— Я где-то читал, — сказал он, — что похожая система применялась для сейфов.
— Боб прав, вы все прочли, — заметил господин Скиннер. — Действительно, мой принцип устройства немного напоминает тот, о котором вы говорите, но он более прост и, кроме того, механизм меньше по размеру. Он поместится в спичечной коробке. Я говорю, конечно, о главной части механизма, о его «мозге». К этому, естественно, добавляются средства передачи. Но я не хотел создавать просто автоматы…
Он нервно закурил сигарету. Как только господин Скиннер заговорил о своем изобретении, уголок его рта начал подергиваться, что выдавало его внутреннее напряжение.
Боб решил отвлечь внимание Франсуа и сказал:
— Это Трафальгар-сквер.
Франсуа увидел знаменитую колонну Нельсона и толпу хиппи, сидевших вокруг фонтана. Один из них играл на гитаре. Дождь уже прекратился, и солнце вяло раскладывало по земле бледные тени. Полицейский, заложив пальцы за пояс, рассеянно наблюдал за толпой. Очарованный Франсуа дал себе слово снова сюда вернуться. В этот момент такси выехало на широкий проспект.
— Это Черинг-кросс, — объявил Боб.
— Я решил заняться моими моделями в чисто воспитательных целях, — снова заговорил инженер. — Сейчас у нас пропала чистота языка. Говорят кое-как. Диалект кокни можно услышать даже в палате представителей. И вот, представьте себе, автоматы, которые реагируют только на приказы, даваемые на чистом английском. По-, нимаете? Это идеальный способ игрой помочь изучению языка.
— Если я правильно понимаю, — с энтузиазмом проговорил Франсуа, — вы можете запрограммировать ваши автоматы на любой язык?
— Конечно.
— Им можно давать ограниченное количество приказов?
— Вы заблуждаетесь. Вначале действительно список приказов был небольшой. На этом деле я долго буксовал.
Господин Скиннер закурил вторую сигарету. Его голубые глаза блестели от возбуждения. Он нежно обнял сына за шею и сказал:
— Вот видишь, Боб, твой друг сразу понял смысл моих исследований. А тебе они кажутся такими скучными!
— Они не кажутся мне скучными, — запротестовал Боб. — Но тебя никогда нет дома. А когда ты дома, то даже не слышишь, когда к тебе обращаются. Спроси госпожу Хамфри.
— Из-за этого мы всегда ссоримся! — весело сказал инженер. — Госпожа Хамфри — это наша гувернантка. Она не очень любит моих кукол. Мне даже кажется, что она их боится. Но вернемся к предмету нашего разговора. Должен признаться, пришлось много поработать, и в итоге мне повезло. Прежде всего, удалось значительно расширить магнитную «память» моих автоматов. Кроме того, и это главное, я значительно удлинил фразу, которая служит им сигналом. Например, вместо «идите сюда», теперь я произношу: «Не хочет ли мсье Том доставить мне удовольствие подойти сюда?»
— Понимаю, — сказал Франсуа. — Вы заставляете собеседника кукол говорить длинными фразами, чтобы играющий тщательнее выговаривал слова и не делал ошибок в произношении. Ваш автомат… — Он поискал подходящее слово по-английски, но, не найдя его, закончил французским выражением: — Приносит пользу.
— Да, — оказал инженер. — Том, например, лучший из моих автоматов, способен поддерживать несложный разговор, и результат получается поразительный.
— Так он еще обладает и способностью говорить?
— Конечно. Я записал голос Боба. В ответ Боб проворчал:
— Это не мой голос. Он гнусавит, как заезженный патефон.
— Подожди, мой мальчик, — сказал господин Скиннер, — играй по правилам. Знаете, дорогой Франсуа, Боб немного ревнует меня к Тому. Конечно, это правда, что я часто больше занимаюсь Томом, чем моим бедным Бобом. Но сейчас я подхожу к завершению работы, и все войдет в норму. — Он легко похлопал по колену сына. — Обещаю тебе это! А сейчас едем домой!
Он опустил стекло, отделяющее пассажиров такси от водителя, и прошептал тому на ухо несколько слов. А потом обратился к Франсуа:
— Это, конечно, не ваше Нейи[7], но все-таки это очень привлекательный район. Может быть, немного удаленный. Боб предпочитал бы, чтобы мы жили не так далеко, но мне для работы нужна спокойная обстановка. Не подумайте, конечно, что мы живем, как отшельники. Правда ведь, Боб? Сегодня вечером, например, если вы не очень устали, мы пойдем на концерт в Фестиваль-холл, Боб говорил мне, что вы любите музыку. Сегодня дирижирует Караян[8]. К сожалению, в последующие дни я не смогу бывать с вами часто, извините меня. Мне предстоят важные переговоры.
Улицы с одинаковыми домиками и палисадниками монотонно следовали одна за другой. Потом показались богатые, окруженные яркой зеленью виллы. Такси повернуло на частную дорогу, и Франсуа увидел в конце каштановой аллеи прекрасный дом.
— Мы приехали, — сказал господин Скиннер. Франсуа и Боб вышли из машины.
— Как здесь прекрасно! — сказал Франсуа. — Птицы поют. И столько зелени!
В этот момент перед ними появилась немолодая дама, одетая в черное.
— Это мой друг Франсуа, — сказал Боб. — А это госпожа Хамфри.
Гувернантка сдержанно приветствовала мальчика и взяла чемодан из рук господина Скиннера.
— Ну что же, — сказал хозяин. — Выбирайте: или через четверть часа мы садимся за стол, потому что госпожа Хамфри беспокоится, что сгорит жаркое, или же мы сразу нанесем визит моим автоматам.
— Пожалуйста, не задерживайтесь там долго, — попросила гувернантка.
— Вот видите, — весело сказал инженер, — госпожа Хамфри сразу угадала, что вы выберете автоматы. Пошли!
Они пересекли широкий вестибюль, который украшала старинная мебель, и пошли по коридору. Он вывел их в комнату совершенно непонятного назначения. Она походила на кабинет, так как в ней стояли книжные шкафы и огромный стол, заваленный бумагами, папками и книгами. Два окна выходили в сад. Похоже, что комната служила одновременно и мастерской, На верстаке располагалась масса мелких инструментов, похожих на те, которыми пользуются часовщики, В отдельной витрине были выставлены автоматы.
— Вот и господин Том, — сказал инженер.
И он показал Франсуа на маленького мальчика, одетого в школьную форму, ростом около пятидесяти сантиметров. Лицо автомата было блестящим, как у кукол, но выполнено более натурально. Взгляд был слишком острым. Он напоминал взгляд взрослого, который хитрит и старается скрыть свою проницательность под ребячливой маской. Волосы были длинные и спутанные, как у «свободного студента». Рот слегка приоткрыт, и в нем виднелись зубы — совсем как настоящие. Левую руку кукла держала в кармане брюк, а в правой были очки в толстой оправе. Настоящий интеллектуал!
Господин Скиннер расчистил угол стола и поставил на него куклу-автомат. А потом отступил на несколько шагов.
— Вы согласны, что он мне удался? — спросил инженер. — Но это еще не все. Вы увидите. — И он уважительным тоном обратился к автомату: — Господин Том, хорошо ли вы спали? Готовы ли вы к работе со мной?
— С удовольствием, -— ответила кукла.
Франсуа подскочил. Он услышал голос, очень похожий на голос Боба, но только он шел издалека, как будто бы из телефонной трубки. Медленным жестом автомат поднес к глазам очки.
— Потрясающе! — прошептал Франсуа.
— Пока все, господин Том, — сказал инженер. И пояснил мальчику: — Эта фраза — ключ к концу разговора, она переводит механизм на ноль.
Пока он говорил, автомат опустил руку вниз и снова принял позу ожидания.
— Попробуйте вы, Франсуа. Только старайтесь четче выговаривать слова.
— Господин Том, — сказал Франсуа. — Хорошо ли вы спали? Готовы ли вы к работе со мной?
Автомат не двигался. Господин Скиннер улыбнулся.
— Вот вам и доказательство, мой дорогой Франсуа. Вы произносите гласные на французский манер, и господин Том вас не понимает.
Боб потянул отца за рукав.
— Папа, госпожа Хамфри беспокоится. Жаркое может сгореть.
— Ах, действительно, — с сожалением произнес господин Скиннер. — Пошли обедать, раз этого так хочет госпожа Хамфри.
Он вернул куклу-автомат на ее место в витрине по соседству с солдатом королевской гвардии в парадной форме и судьей в старинном парике. Потом инженер вынул из кармана связку ключей, открыл ящичек со стальной крышкой и вынул оттуда папку в красной обложке.
— Здесь результаты пятилетних исследований, — сказал он, хлопнув рукой по папке. — Пять лет поисков, ошибок и успехов. У меня бывали тяжелые моменты. Ладно, хватит об этом. Пошли за стол.
Он поставил папку в шкаф, закрыл его, взглянул на часы и произнес недовольным тоном:
— Извините, Франсуа, я не думал, что уже так поздно. Я буду вынужден оставить вас еще до конца обеда. У меня назначена одна встреча, о которой я чуть было не забыл.
Он подтолкнул обоих мальчиков к двери, и они вошли в богато обставленную столовую, обшитую потемневшим от времени деревом. Господин Скиннер посадил Франсуа справа от себя на стул с высокой спинкой.
— Видите ли, Франсуа, изобрести — это далеко не все. Я бы даже сказал, что это самое простое. Что действительно трудно, так это суметь продать изобретение, добиться успеха в борьбе с конкурентами. Я ведь не один работал над изобретением таких автоматов. Я немного опережаю остальных и должен стараться не потерять это преимущество.
Он не просто так рассказывал о конкуренции. В его словах чувствовалось беспокойство. Франсуа это отметил и постарался перевести разговор на другую тему. Но господин Скиннер оставался рассеянным. Что же касается Боба, тот вообще не отличался разговорчивостью.
Госпожа Хамфри обслуживала их внимательно, но сдержанно. «Да, вот чего не хватает этому скучному обеду, — подумал Франсуа, — так это хозяйки дома. Бедному Бобу должно быть невесело!»
Господин Скиннер не дождался десерта. Он встал и протянул руку Франсуа.
— Я убегаю. Меня ждет господин Меррил, финансирующий мою работу. Часам к пяти я вернусь. Концерты у нас начинаются раньше, чем во Франции. До вечера!
И он вышел.
Госпожа Хамфри подала сливовый пирог и молча начала разрезать его на куски. Мальчики остались одни. В этот момент им казалось, что они совсем чужие друг другу и что их свел просто случай.
— Послушай, бери пирог сам, — прошептал Боб. — Обычно им угощает отец, это наш семейный ритуал. Но с ним что-то случилось некоторое время тому назад. Я не знаю, что именно. Может быть, он поссорился с мисс Маргрейв…
— А кто это?
— Разве я тебе о ней не говорил? Это его невеста, осенью они поженятся. Она хорошая. Госпожа Хамфри тоже ее принимает, но она вообще, если ты заметил, очень строга. Когда я ее вижу, то всегда думаю: что же это я сделал не так?
Он улыбнулся и добавил по-французски:
— Это не всегда смешно!
ТАИНСТВЕННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Момент неловкости прошел, и Боб снова вернулся в нормальное состояние. Он проводил Франсуа в его комнату на втором этаже.
— Мы должны были бы начать отсюда, — сказал он. — Но папа стал просто невозможным из-за своих кукол-автоматов. У него в голове только они. Тебе нравится комната?
Да, комната Франсуа очень понравилась. На стенах веселые обои с рисунком, изображающим всадников, берущих препятствия. Кровать старинная, бархатные занавеси подхвачены лентами с двух сторон, кожаные кресла, удобные даже на вид. Мальчик открыл обвитое плющом окно и вдохнул воздух, пропитанный дождем и черноземом. Ветер разогнал облака, и влажные аллеи сада слегка дымились от солнечных лучей.
— Ты увидишь, что наш сад типичен для хозяина-ученого, — сказал Боб. — В нем растут только сорняки. Раньше садом занималась госпожа Хамфри. У нее больные вены на ногах, она едва ходит и уже с трудом справляется с делами по дому.
Он облокотился на подоконник рядом с Франсуа.
— Когда мой отец женится, я надеюсь, что все войдет в норму. Мисс Маргрейв хорошая, ты увидишь. Она живет одна в Гилфорде, в часе езды от нас, и часто приезжает.
Минуту он молчал, а потом, прогнав осу, которая пыталась влететь в кЪмнату, сказал тихим голосом:
— Я был совсем маленьким, когда умерла моя мама. Я ее не помню. Я знаю, что с мисс Маргрейв все будет по-новому, но это будет лучше, чем было до сих пор. Мы наймем садовника. Папа хочет построить лабораторию в глубине парка позади дома. У него большие планы. Мой папа не такой, как все. Он живет, глядя вперед… Хочешь посмотреть другие комнаты? Я должен тебя предупредить, что они наполовину пустые. Папа вынужден был многое продать, потому что на его исследования требовались деньги.
Он увлек за собой Франсуа и, показав ему коридор, добавил:
— А вот здесь папина комната. Потом идет моя, за ней комната госпожи Хамфри, а против нее — вторая комната для гостей. Там ничего интересного. Но сейчас ты увидишь салон, это очень любопытно.
Мальчики спустились вниз, и Боб открыл дверь.
— Вот наш музей!
У Франсуа буквально глаза разбежались. Он сделал несколько осторожных шагов, опасаясь ступать на покрывавший пол прекрасный персидский ковер. Вокруг было множество изящных вещей из лака, нефрита, слоновой кости с чеканкой и инкрустациями. Чувствовалось, что вещи тщательно отбирались.
— Мой дедушка был консулом, — объяснил Боб. — Он занимал высокие посты в разных странах и привез множество вещей. Посмотри, вот это столик для курильщиков опиума, тут же чаши и трубки. Вот молитвенник из Бомбея. Здесь развешено оружие. Есть даже бумеранг. А что ты скажешь по поводу этой сабли самурая?
Боб ловко скользил между низкими столиками, заставленными самыми разными предметами, и показывал то шахматную доску с выточенными фигурами, то шкатулку со старинными кольцами.
— Бедная госпожа Хамфри! Представляешь, когда ей приходится здесь убираться? Знаешь, что мне нравится здесь больше всего? Вот это!
Он взял со стола плоскую коробку и открыл ее. В ней лежали два тщательно вычищенных пистолета с длинными дулами.
— Это пистолеты для дуэли, — объяснил он. — Они, конечно, не новые. Я их сам чищу. Подержи их. Удивительно легкие, правда?
Франсуа поднял пистолет и шутя прицелился в маску из Африки.
— Вообще ими можно пользоваться, — сказал Боб. — В коробке есть даже пули. Посмотри, как я с ними управляюсь.
Он очень ловко зарядил один из пистолетов, но, услышав шаги в столовой, забеспокоился.
— Это госпожа Хамфри, — прошептал он. — Она не любит, когда я бываю здесь.
Он убрал пистолеты обратно, быстро положил коробку на место и вернулся в центр салона. Когда гувернантка появилась в дверях, он с невинным видом говорил своему другу:
— Сюда никто никогда не заходит. Гостей папа не принимает. Ведь это правда, госпожа Хамфри?
Гувернантка бросила на него строгий взгляд.
— Время пить ваши капли, — сказала она. — Я уже все приготовила.
— Хорошо, мы идем.
— Ты болен? — спросил Франсуа, когда гувернантка ушла.
— Да нет, просто доктор вбил себе в голову, что мне надо похудеть.
В кухне Боба ждал полный стакан розоватой жидкости. Он открыл буфет и взял большой кусок пирога. Потом сказал со смехом:
— Это чтобы заесть.
Он выпил залпом весь стакан и вонзил зубы в пирог.
— Какая гадость! Пошли, я покажу тебе гараж.
Часть гаража была превращена в мастерскую. На заляпанном краской столе стояло сложное металлическое сооружение в виде системы колес, а рядом с ним — материал для паяния.
— А где же машина? — спросил Франсуа.
— Большую часть времени она стоит во дворе, потому что в гараже для нее не осталось места. Скоро эти автоматы до того заполонят дом, что нам самим придется переезжать в гостиницу. Я очень люблю наш маленький «моррис»[9]. Я уже научился водить, меня учила мисс Маргрейв. Как только достигну нужного возраста, сдам экзамены и получу права. А ты умеешь водить машину?
— Нет, — признался Франсуа.
— Тогда я буду тебя учить… Подожди!
Гравий аллеи шуршал под чьими-то ногами. Мальчики вышли из гаража и увидели человека, направлявшегося в сторону площадки перед входом в дом. На нем был габардиновый плащ, стянутый в поясе. Пышная светлая борода и свисающие усы скрывали нижнюю часть его лица, а шляпа с опущенными полями прикрывала глаза.
— Господин Скиннер у себя? — спросил незнакомец.
— Нет, отец вернется только к вечеру.
— Ах, как это некстати!
Незнакомец снял шляпу, разгладил отсвечивающие рыжиной волосы и с сомнением поглядел на дом.
— Вы можете ему позвонить, — предложил Боб.
— О нет! Это не телефонный разговор.
— В таком случае, я сожалею.
Похоже, этот человек не собирался уходить. Он недоверчиво рассматривал Боба. Потом внимательно посмотрел на Франсуа, как будто подозревая, что мальчики лгут.
— А что, если я ему оставлю записку? — спросил он. — Но мне нечем писать. Дайте лист бумаги и карандаш.
Говорил он хриплым голосом. Боб глазами попросил у Франсуа совета. Франсуа пожал плечами.
— Ну что ж, входите, — неуверенно произнес Боб. Конечно, этот человек не был приглашен ни в салон,
ни даже в кабинет. Боб просто открыл дверь в столовую. . — Останься с ним, — шепнул он Франсуа.
Человек сел и начал играть пальцами по столу. Он явно размышлял. Франсуа заметил, что его скулы покрыты веснушками, брови шелковистые, ресницы почти белые, а глаза слишком светлые. Словом, он походил на скандинава.
Вернулся Боб и положил перед незнакомцем блокнот и ручку. Чтобы не мешать, мальчики отошли в угол комнаты, стараясь, однако, не упускать из виду этого непонятного человека, который морщил лоб, размышляя над листом бумаги. Тот написал несколько слов, зачеркнул их и начал снова. Возможно, он предпочитал бы остаться в комнате один. Потом сердитым жестом вырвал лист из блокнота, смял его и положил в карман.
— Я вернусь завтра, — буркнул он, поднимаясь со стула.
Боб подошел к нему.
— Пожалуйста, скажите ваше имя.
— Незачем. Господин Скиннер меня не знает. Я приду снова. Может быть, следующий раз мне повезет.
На пороге он остановился и бросил взгляд в кабинет, дверь в который Боб по забывчивости оставил открытой. Потом надел шляпу и вышел, сопровождаемый Бобом.
— Странный человек, — сказал, вернувшись, Боб. — У него какой-то забавный акцент. Как-то я слышал разговор одного ирландского фермера, так это было что-то похожее. А ты заметил, как он все разглядывал? Видимо, это еще один изобретатель. Они все ненормальные.
— Боб, не говори так о своем отце!
— В том-то и дело, что это относится к моему отцу тоже. Человек он прекрасный, может, даже гениальный, но;— не от мира сего.
Мальчики прыснули от смеха.
— Так говорит мой преподаватель по математике, — снова начал Боб. — Вот ты, пожалуй, тоже «не от мира». Ты из таких же людей, как мой папа. Пошли посмотрим на господина Тома.
Они вернулись в кабинет, и Боб взял из витрины куклу.
— А тебе это разрешают? — спросил Франсуа.
— Мы же с тобой не делаем ничего плохого! Правда ведь, господин Том? Хорошо ли вы спали? Что меня ужасно раздражает, так это его манера насмешливо поглядывать на все вокруг.
Боб плюхнулся в единственное кресло и глубоко вздохнул. .
— Как подумаешь, что на эту штуку потрачены миллионы! Я повторяю то, что говорит папа. Возможно, мы разбогатеем. Понимаешь? У мисс Маргрейв большое состояние, а мой отец самолюбив. Он не хочет ни от кого зависеть. Ну скажи, кто захочет заплатить миллионы, чтобы просто поболтать с господином Томом? Если бы ты только слышал, какие у отца планы! То он решает построить завод, то вдруг начинает вести дела с американцами. Скажи, ты тоже живешь на другой планете?
— Хотел бы, — со вздохом ответил Франсуа.
— А я нет. Я больше похож на мою мать. Я люблю стабильность и верность. Бывают дни, когда мне просто нехорошо делается от этих автоматов.
Он вскочил на ноги.
— Я слышу наш «моррис».
Боб быстро поставил обратно в витрину господина Тома и увлек за собой Франсуа навстречу отцу.
— Папа, к тебе приходили.
Он описал незнакомца. Господин Скиннер развел руками.
— Не представляю, кто это мог быть, — сказал он. — Однако не будем ломать голову, раз он все равно вернется. Госпожа Хамфри, где вы? Нам хотелось бы выпить чаю!
Он взял Франсуа за руку.
— Мой милый мальчик, я не знаю, чем вы в жизни хотите заняться, но я вам не советую выбирать дело вроде моего. Люди ничего не понимают, и постоянно надо все пробивать. Ах, как бы мне хотелось чаю! Боб, пойди помоги госпоже Хамфри.
Он снял плащ и повесил его на вешалку. Потом обратился к Франсуа:
— Проходите вперед, господин Без Козыря. Знаете, мне нравится ваше прозвище. Я думал о нем, возвращаясь домой. Оно бы очень подошло и мне тоже. У меня на руках прекрасные карты, и я стараюсь выиграть лучшую партию.
Госпожа Хамфри подала чай.
— Боб, ты другим оставишь немного пирога? Франсуа думал, что он попадет в традиционный английский дом, хозяева которого чопорны и скучноваты.
Но Скиннеры его просто ошеломили. Он себя прекрасно чувствовал как с Бобом, так и с его отцом. Мальчик разглядывал худые руки господина Скиннера с длинными, очень тонкими пальцами, все время находившимися в движении. Они абсолютно соответствовали его беспокойному, живому уму, в то время как мягкие, полные руки Боба свидетельствовали о чистосердечии его натуры.
«Говорят, какой отец, такой и сын! Это не так, — думал Франсуа. — Не исключено, что Боб сознательно не хочет походить на своего отца. Между ними должен быть скрытый конфликт».
В кабинете зазвонил телефон, инженер извинился и вышел. Дверь осталась открытой, и мальчики слышали его голос.
— Я абсолютно спокоен, — пробормотал Боб. — Как только мы куда-нибудь соберемся, всегда находится желающий с ним встретиться.
— Алло! Говорите громче! Это вы, Меррил? Я вас не узнал. Что? Я снова должен вернуться к вам для разговора? Сейчас? Нельзя ли это немного отложить? Я же вам только что говорил, что должен везти детей на концерт. Я вас очень плохо слышу.
— Что я тебе говорил? — бросил Боб.
Он доел последний кусок пирога и облизал сладкие сливовые капли на пальцах.
— А вы не можете рассказать это по телефону? Хорошо, через час. Раньше я прибыть не смогу. Я только что вернулся. Спасибо.
Когда господин Скиннер вернулся, у него был усталый и унылый вид.
— Что он хочет от меня? Мне очень неприятно, дорогой Франсуа. Я уже рассказывал вам, что господин Меррил финансирует мою работу. Вы его, наверное, увидите. Это очень приятный человек. Но поскольку у него много денег, он думает, что все должны ему подчиняться. Я не должен жаловаться, потому что он подписал со мной прекрасный контракт. Только контракты — это как наручники. Вы связаны, вы потеряли свободу. Господин Меррил хочет снова видеть меня, значит, я обязан вернуться, отложив все другие дела. Ну что же, я скоро поеду к нему. Давайте без спешки допьем чай.
— На концерт не идем? — спросил Боб с напускным безразличием.
— Почему же! Я вас довезу на машине. Остаться с вами я не смогу. Но вы достаточно большие, чтобы вернуться домой самостоятельно. Вы возьмете такси.
Господин Скиннер выпил вторую чашку чая.
— Следите за часами, и когда надо будет ехать, извлеките меня из кабинета в приказном порядке.
И он быстро вышел.
— Господин Меррил, — зло сказал Боб. — Вечно этот господин Меррил!
— Он что, банкир? — спросил Франсуа.
— Совсем нет. Он делает холодильники. Но он их производит на конвейере завода, огромного, как здание вокзала. И вот увлекся автоматами и собирается наладить их серийное производство. Я видел его рекламные проспекты: «Аудиовизуальные изобретения, доставляющие радость!» Представляешь? Мне это совсем не смешно! Госпожа Хамфри, пожалуйста, еще что-нибудь осталось? Принесите нам тостов. Спасибо!
— Так надо радоваться, — сказал Франсуа.
Боб взял кусок сахара, разгрыз его и продолжил размышления:
— Конечно. Вроде надо радоваться. Но знаешь, когда я вижу, как отец тратит последние силы на производство этих игрушек… Нет, здесь что-то не так. Я не смогу тебе этого объяснить, но я чувствую. Понимаешь, получается, что мой отец в чем-то больше ребенок, чем я.
Госпожа Хамфри принесла полную тарелку жареных хлебцев.
— Клади себе, — сказал Боб.
— Ты слишком много ешь, — заметил Франсуа. Боб пожал плечами.
— Так говорит и врач. Он мне сделал на эту тему целый доклад. По его мнению, ожирение связано с психикой. Ну и что? Я не жирный, я толстый, а это не одно и то же!
Он старательно намазал хлебец маслом, а затем положил на него мед.
— Шотландский мед! Пахнет поляной! Часы пробили шесть.
— Похоже, надо уже собираться, — сказал Боб. — Я знаю отца. Когда он погружается в свои записи, вытащить его оттуда… — Он поискал французское слово. — …трудновато!
— Я должен переодеться? — спросил Франсуа.
— Нет. У нас рано начинают спектакли и концерты, чтобы люди могли успеть после работы. Так что никто особенно не наряжается.
— Отец разрешает тебе одному ходить в театр?
— Когда угодно! Мне ведь, старик, пятнадцать! Прежде чем встать из-за стола, он еще раз облизал ложку с остатками меда. Потом мальчики постучали в кабинет.
— Папа!
Господин Скиннер открыл дверь. Он держал в руке очки, как автомат Том. Взгляд его был еще где-то далеко. Франсуа заметил на столе красную папку и целую гору листков с заметками. Боб, чисто выговаривая фразы, произнес:
— Господин Том, хорошо ли вы провели день? В состоянии ли вы поехать с нами?
Господин Скиннер поддержал игру и ответил, подражая автомату:
— С большим удовольствием.
Потом он улыбнулся, обнял сына за шею и дружески потряс его.
— А вы, Без Козыря, тоже подсмеиваетесь над своим отцом? Боб никого не уважает, он просто держит нос по ветру. Все! Пошли.
Он сложил свои бумаги в папку и завязал тесемки. Потом поставил папку в шкаф, запер его на ключ и посмотрел на часы.
— У нас еще есть время. Я покажу вам Стрэнд[10]. Фестиваль-холл совсем рядом, на другом берегу Темзы.
Старый «моррис» ждал на улице. Машина была уже старая, кое-где со следами ржавчины.
— Это черта нашего характера, — сказал инженер. — Мы любим старые вещи, которые имеют свою историю. Это относится как к машинам, так и к одежде.
Уже зажигались уличные фонари. Автомобиль ехал по тихим кварталам, очень напоминающим Версаль.
— К семи вечера, — объяснял господин Скиннер, — все жители Лондона уже собираются по домам. Но центр города еще долго остается оживленным. Особенно Стрэнд — центр зрелищных заведений. Кстати, посмотрите-ка.
Машина выехала на широкую, хорошо освещенную, оживленную улицу. Люди стояли в очереди за билетами в театры и кино.
— Здесь идет пьеса по Агате Кристи, — сказал Боб. — Надо сходить на нее.
Машина повернула в сторону Темзы, и Франсуа почувствовал влажное дыхание реки. Впереди вдруг открылось широкое, усеянное светящимися точками пространство\'. Вдали справа виднелись большие здания.
— Это парламент, — показал Боб.
Они повернули на широкий мост, и Франсуа увидел совсем другой, чисто индустриальный пейзаж.
— Эта часть города была разрушена во время бомбардировок, — сказал господин Скиннер. — Фестиваль-холл — это совсем новый театр. Вот мы и приехали.
Он остановил машину и высадил мальчиков.
— Хорошего вам вечера. Возможно, я вернусь поздно, с Меррилом всяко бывает, так что не беспокойтесь. Ах, я чуть не забыл дать вам билеты. Поторопитесь!
Зрителей было много. У Франсуа появилось радостное ожидание предстоящего праздника. Это настроение еще более усилилось, когда он вошел в огромный, но очень гармоничный зал. Никаких лож и балконов в нем не было, только ступени амфитеатра. В целом ансамбль зала казался немного строгим, но элегантным. Франсуа и Боб заняли два места около прохода. Они еще как следует не уселись, когда оркестр заиграл «Боже, храни Короля» и весь зал встал.
— Здесь так принято, — прошептал Боб. — Тебе не кажется, что очень жарко?
Но Франсуа его уже не слушал. Он дрожал от возбуждения, и как только знаменитый дирижер поднял палочку и оркестр заиграл увертюру «Эгмонт»[11], он сжал руки. Он был счастлив. Но что это Боб все время вертится? Он вытирает платком лоб и пальцы рук и то и дело двигает ногами, то их скрещивает, то выпрямляет.
— Тебе нехорошо? — прошептал Франсуа.
— Кажется, я слишком много съел, — признался Боб.
Гром аплодисментов наполнил зал. Франсуа воспользовался моментом, чтобы внимательнее разглядеть Боба. Тот был очень бледен, и на лбу его блестели капли пота.
— Сейчас пройдет.
Боб попытался улыбнуться.
— Какая досада! Вот тебе и первый выход в свет! Франсуа беспокоился за друга и уже только краем уха слушал «Пасторальную симфонию»[12]. Он наблюдал за Бобом и чувствовал, что бедняга едва держится. Как только кончилась первая часть, он наклонился к товарищу:
— Хочешь, мы выйдем?
— Думаю, что это было бы кстати, — пробормотал Боб. — Я больше не могу.
Поддерживая Боба, Франсуа подошел к двери. Боб шел медленно и с трудом дышал. Когда они вышли на улицу, он жадно вдохнул свежий воздух.
— Бедный мой старик, — пробубнил Боб. — Знаешь, я себя просто ненавижу.
Он с трудом сдерживал тошноту.
— Давай вернемся домой, — предложил Франсуа. — Уверяю тебя, что так будет лучше. Не расстраивайся.
— Папа будет вне себя от гнева!
— Ничего! Подожди, я поймаю такси.
Стоянка оказалась всего в двух шагах от них. Франсуа было нелегко объяснить водителю, куда надо ехать, и он подумал: «Снова на сцену выходит Без Козыря, который должен найти способ выпутаться!»
Дорога была долгой. Боб, подавляя позывы тошноты, временами стонал.
— Я запомню этот пирог со сливами, — сказал он, когда такси остановилось. — Я заплачу. Сейчас вроде немного лучше.
Они молча прошли через сад. Дом был погружен в темноту.
— Госпожа Хамфри уже в постели. Когда мы уходим, она пользуется моментом, чтобы отдохнуть.
Они закрыли дверь и направились на кухню. Со второго этажа раздался голос гувернантки:
— Это вы, господин Боб?
— Да, это я, не беспокойтесь. Концерт кончился раньше, чем мы предполагали.
Франсуа порылся в аптечке, а Боб наполнил стакан водой и растворил в нем две таблетки.