Пьер Буало

Тома Нарсежак



Кивок Фортуны

рассказ

Андре Амьель бросил портфель и шляпу на диван в прихожей. Не выгорело! Его провели. По вине болвана Файоля дело с универсальным магазином выскользнуло у него из рук. Теперь если он не приобретет с торгов новый школьный комплекс… Расстроенный, он вошел в гостиную и повалился в кресло. На низеньком столике его ждали вечерние газеты. Но ему вовсе не хотелось сегодня разделять страхи окружающего мира. Ему достаточно было собственных забот.

Он попробовал, как советовала Клер, расслабиться. Она пыталась приобщить его к методике йогов. Но ему было наплевать на свою комплекцию. Два миллиона уплыли из-под носа! Да еще этот Файоль с его сочувствием! Господи боже! Когда же придумают пенициллин против отсрочек платежей, сомнений и уловок!

Он немного успокоился. Если все пойдет хорошо – ведь еще ничего не потеряно: он купит себе новую картину Обюссона. Ему не хватало ее. Остальные приобретения тоже были недурны. Только в этой гостиной – на триста тысяч мебели, картин и всяких безделушек… Он жил среди доказательств своих успехов. Каждый предмет был как бы кивком фортуны. Он выиграет и эту битву! Напрасно он так быстро впал в уныние.

Внезапно Амьель нахмурился. Это еще что такое? Он встал, медленно пересек гостиную и остановился перед витриной слева около двойных дверей в столовую. Невероятно! Он отступил назад, чтобы увидеть витрину справа… Ну и дела!

Стукнула входная дверь.

– Клер… Это ты. Клер? В комнату впорхнула молодая изящная женщина.

– Извини, дорогой. Я немного опоздала… Что с тобой?

– Подойди-ка сюда… Ничего не замечаешь? Ничего? В витринах?

– Действительно!

– Значит, это не ты?

– Нет, не я… Зачем бы я стала…

– Ну не я же! Я как вошел, тотчас заметил… Я же запрещал… Амьель позвонил.

– Значит, это сделала Маргарита. Я выгоню ее сию же минуту!

– Ладно, ладно! – сказала Клер. – Подумай, каково мне будет одной… А знаешь, и так неплохо.

– Может быть, – сказал Амьель. – Но не прислуге это решать. Он снова позвонил.

– Что за дура эта девица!

– Ей же надо дойти… Никогда не видела тебя таким сердитым, мой бедный Андре. Дело выеденного яйца не стоит.

– А если она что-нибудь разбила? Ты знаешь, во что мне обошелся этот кувшин? А японская ваза?

– Да… Хорошо… Согласна… Но ничего ведь не разбито. Маргарита постучала.

– Мадам звонила?

– Подойдите, Маргарита, – резко сказал Амьель. – Посмотрите… Сюда… На витрины…

– Да, мсье.

– Что вы скажете?

Маргарита надолго задумалась.

– Ну же, Маргарита? – повторил Клер.

– Знаете, мадам, я не очень разбираюсь, но мне кажется, что сейчас не хуже, чем прежде.

– Я не спрашиваю, черт побери, ваше мнение! – закричал Амьель. – Я только хочу знать, почему вы это сделали?

– Я ничего не делала, это не я, – запротестовала Маргарита.

– То есть как это не вы! Будда и статуэтки были в левой витрине, а Ворчерский фарфор – в правой. А теперь все наоборот.

– Я ничего не трогала, – твердо сказала Маргарита.

Вмешалась Клер:

– Скажите нам правду. Вы знаете, какую ценность представляют эти безделушки? Они ведь уникальны! Никто не должен открывать витрины.

– Клянусь вам, мадам…

В голосе Маргариты звучали слезы. Супруги обменялись удивленными взглядами.

– В два часа, когда я пил кофе, все было на месте. Я уверен. Я еще, помню, с восхищением поглядел на синюю корзиночку. Она смотрелась поразительно.

– Я ушла вслед за тобой.

Амьель повернулась к Маргарите.

– Успокойтесь. Где вы были во второй половине дня?

– Дома, мсье. Перемыла посуду и стирала в ванной.

– Вы никуда не отлучались? Может быть, на минуту?

– Никуда.

– Никто не приходил к нам?

– Нет, мсье… Впрочем, позвонила нищенка.

– Вы ее впустили?

– Нет.

– Чего ты добиваешься? – спросила вконец расстроенная Клер.

– Ладно, – бросил Амьель. – Идите.

– У нее есть недостатки, – прошептала Клер после ухода прислуги. – Но она не лгунья.

– Не могли же эти предметы сами переместиться с одного места на другое. А?

– Конечно. Но так даже лучше. Досадно только, что к нам, оказывается, можно зайти незамеченным.

– Но ведь никто не заходил!

– От тебя умереть можно! Никто не заходил. Будда сам забрался в другую витрину. Ты находишь это нормальным?

– Ладно уж, забрался… Пора ужинать. В девять Лаваренны придут играть в бридж.

Они перешли в столовую, и Амьель медленно развернул салфетку.

– Кто-то наверняка был у нас. Маргарита принесла суп, и Клер налила его погруженному в свои мысли мужу.

– Ты ведь знаешь, – сказала она, – сколько таинственного в этих старинных вещах.

– Каких вещах?

– Ну, скажем, этот Будда… О восточных статуэтках рассказывают такие странные истории.

– Значит, я должен признать, что Будда сам перебрался в другую витрину, – буркнул Амьель.

– Ты меня раздражаешь, – сухо сказала Клер.

За рыбой Амьель нарушил молчание.

– Предположим, действительно кто-то заходил к нам… Не понимаю как, но заходил. Так вот: я не могу допустить, чтобы чужие люди меняли расположение моих ценностей!..

– Послушай, мой милый Андре!..

– Никаких милых Андре! То, что я говорю, весьма серьезно. По-твоему, возможно прийти в чужую квартиру с единственной целью поставить на рояль то, что было на камине, или наоборот?

– То есть как это наоборот?

– Ладно, оставим, – вздохнул Амьель. – Мы только теряем время. По-моему, это знак. Может быть, угроза. Завтра к нам могут прийти для того, чтобы порыться в моих бумагах на столе. Надо будет…

– Ты уверен, что не ошибаешься? Амьель положил вилку и взглянул на жену.

– Маргарита ведь тоже обратила внимание. Чего тебе еще надо?

– Я не об этом. После кофе ты наверняка вздремнул. Не протестуй. Я уверена. У тебя плохое пищеварение, и ты не слушаешь меня.

– Ну и что?

– А то, что ты сам мог – поменять местами эти предметы. Сомнамбулизм – известная штука.

Амьель отставил стул и поднялся.

– Не сердись, дорогой. Я пытаюсь тебе помочь.

– Спасибо.

Он вернулся в салон, достал сигарету. Затем с середины комнаты поглядел на витрины. Но его глаза не видели ни миниатюрных фигурок, ни тонкого фарфора с акварельной росписью. «Кто-то» знал, что он купил эти вещи – настоящее безумие – после дела с университетскими ресторанами. «Кто-то» знал, что он ведет переговоры о школьном комплексе. «Кто-то» нашел способ предупредить его. «Кто-то» стремился повлиять на него, оказать давление.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Нет! Глупости… С таким, как он, это не пройдет! И все же…

Амьель вынул из витрины тяжелого Будду, улыбавшегося с полузакрытыми веками своим мыслям. Ему показалось, что он держит в руках врага. Он чувствовал, что удача уходит от него навсегда. Когда явились Лаваренны, он взял под руку психиатра, старого лицейского товарища, и повел в свой кабинет.

– Мне надо с тобой посоветоваться… Вероятно, в твоей практике встречаются такие случаи… ну, когда трудно что-то объяснить…

– Это точно… В прошлом месяце, например… Один бедняга не мог сосчитать до десяти.

– Успокойся, до этого еще не дошло. Но я обеспокоен.

И он рассказал историю с витринами. Лаваренн внимательно его выслушал.

– Первое, что приходит на ум, – заключил Амьель, – надо сменить замки. Уже давно надо бы это сделать. У меня такие ценности, а нет секретного замка.

– Вопрос не в этом, – сказал Лаваренн. – Меня удивляет твоя реакция. Мне, скажем, весьма подозрительной кажется твоя мания не прикасаться к этим вещицам. Словно ты придаешь им суеверное значение… И потом, твое волнение… Я вижу, как ты возбужден… Ты хорошо спишь?

– Так себе…

– Гм, гм… А как идут дела?

– Трудно. Но не могу пожаловаться.

– Заходи ко мне завтра. Я тебя обследую. Я не хочу тебя пугать, но за тобой надо понаблюдать.

– Да все же ясно! Кто-то переставил безделушки.

– Знаешь, безапелляционность суждений, – заметил Лаваренн, пристально разглядывая его, – как симптом труднее всего поддается лечению.





Трое сидели в кафе, склонив головы над рюмками пастиса.

– Хозяева постоянно в бегах, – объяснял один из них. – Прислуга в другой части квартиры, а замок… уж можешь на меня положиться. Было глупо взять только несколько безделушек. Там все интересно. Все! Но самому мне не осилить. Поэтому я вернулся и поставил все на место. Будто никого не было. А завтра в четыре мы это…

– Ты уверен, что не наследил? – спросил другой, озираясь по сторонам.

– Повторяю, я все поставил на место. В точности, как было. Ты что, меня не знаешь?..