— Ну понятно… А простатит лечится?

— Лечится, а что?

— Да это я так просто, для общего развития. А повара я поищу, как обещал.

Глава 10

Друзья с приветом

Было двенадцать часов вечера, когда Максим вышел из мастерской Сергея в темный двор-колодец. Под ногами чавкал мокрый снег. Зима в этом году была неудачной, впрочем, как и всегда в этом городе. Плюс менялся на минус, от этого настроение было гнусным у всех трезвых жителей города.

Проходя через двор, Максим по приобретенной в последние месяцы привычке нащупал в кармане пальто холодную рукоятку пистолета — стало веселее, как будто он не один. Неторопливо прошел через темный двор, вышел на Восьмую линию. Машина с Обжорой осталась на Третьей линии, можно было позвонить и вызвать его сюда, но Максим решил пройтись пешком. Ему было о чем подумать.

Одна из стоявших на обочине машин вдруг тронулась и медленно поехала рядом с Максимом. Он снял пистолет с предохранителя и только после этого медленно обернулся. Так и есть, Фольксваген Обжоры. Значит, выследил. Может его сейчас пристрелить?… Эта заманчивая мысль пронеслась в голове Максима. Он знал, что если пристрелит Обжору, то у него появится слишком много неприятностей: Матильда наверняка догадается, что это его рук дело. При расследовании может всплыть Клуб гурманов, а члены клуба очень не любят общественного внимания. Он знал, что Обжору нужно убирать по-тихому. Человек этот был слишком опасен. Матильда доверяла ему все свои секреты, и он был предан ей всецело. Обжора считался хорошим работником и всегда был доволен, какую бы грязную работу ему не поручили. Избить кого-нибудь, припугнуть или убить — все делал с охотой. У него имелись трое подручных, которые охраняли дом, подавали к ужину, когда собиралась большая компания. У них имелось несомненное достоинство — они были глухонемыми и понимали и слушались только Обжору.

Максим остановился, остановился и Фольксваген. Максим, держа руки в карманах, некоторое время смотрел на темное стекло машины. Того, кто сидел в ней было не разглядеть, но он знал, что Обжора видит его. Видит и знает — наверняка он уже не раз обыскивал его карманы, — что в руке у Максима пистолет. Пусть гад понервничает, а может я сейчас выстрелю сквозь стекло. Прошло полминуты, прежде чем Максим открыл дверцу автомобиля.

Обжора не повернул головы, когда Максим садился в машину. Его курносый нос, чуть нависший лоб четко выделялись на фоне яркого света уличного фонаря. Физиономия у него была отвратительная, особенно не сходившая с губ улыбочка; он наверное и спал в этой улыбочке, и потом эта манера одеваться как работник крематория. Он выглядел старше своих тридцати пяти лет.

\"Ничтожество, — подумал Максим. — Этого человека застрелил бы без сомнений и душевных мучений… А есть бы ни за что не стал.\"

— Куда вас отвезти? — спросил Обжора, повернув лицо к Максиму.

На щеке у него была ссадина, рука ободрана, значит, не зря Сергей колючую проволоку под окном натянул.

— А ты куда думаешь? Домой, конечно.

Машина тронулась.

— Ты что же, ничтожество, следил за мной?

— Никак нет, — живо откликнулся Обжора. — Мне следить за вами не положено. Мне Матильда Викторовна велела вас оберегать.

— А кто же следил? Я вот Матильде скажу, она тебе устроит.

— Никак нет, я не за вами следил, я Маринку — жену вашу бывшую искал. Сбежала. Не знаете, куда она спрятаться могла?

— Да нет, не знаю.

Обжора вздохнул тяжело.

— Не везет мне в этом году, у меня и по гороскопу год плохой. На свадьбе повара съели, а я виноват, что плохо приготовлен. Где нового теперь взять… — заныл Обжора. — Везде я виноват. А скоро День всех влюбленных. Ну, устроит мне Матильда Викторовна! Марина убежала… Я уже везде искал, всех ее знакомых обзвонил. Вы-то хоть не убежите? А то мне вообще тогда, вилы…

Максим вздрогнул.

— Я… Я нет, не убегу. А что?… А ну да, конечно.

Его вдруг бросило в жар.

— Но вы Матильде Викторовне не говорите, что я вам сказал, а то она меня высечет. Ладно?

— Ладно, не скажу.

— Ай!.. Где искать?! Везде ведь переискали, — бормотал Обжора. — А как день влюбленных настанет, с кого спрос? С Обжоры! Ну-ка, Обжора, говори почему плохо приготовлено. Где Марина?! За свадьбу получил. Повара съели…

\"Ничтожество, — думал Максим. — Да я сам всех вас сожру!\"

Зазвонил сотовый телефон, Максим поднес трубку к уху.

— Максим, Марина не появлялась?

— Марина? — Максим не сразу узнал Веру Николаевну — мать Марины. — Нет, не появлялась, я ее сам разыскиваю.

Вера Николаевна помолчала.

— Мне бы хоть труп ее расчлененный увидеть, — грустно сказала она в трубку. — Хоть бы труп.

— Да почему вы думаете, что труп, может быть она жива.

— Да я уже по десять раз морги перекопала, да я уже ночую в моргах.

— Зачем? Может быть, она уже вас дома ждет.

— Ну, мало ли, привезут, — не слушая Максима, проговорила грустная женщина. — Тут люди хорошие, душевные, они меня понимают. Буду искать дальше.

Она повесила трубку.

— Вот и мать с ног сбилась, — сказал Обжора, поняв о чем разговор. — Хоть бы мать пожалела.

Вдруг Максим почувствовал сзади какое-то движение, сердце остановилось, дыхание перехватило, он резко обернулся. В эту минуту он забыл о пистолете, да он и не успел бы им воспользоваться.

— Что такое! — вырвалось у него непроизвольно.

За спиной его появилась заспанная физиономия одного из глухонемых, работающих у них в доме, и зевнула, широко раскрыв рот. Это был взъерошенный детина, самый массивный из всех, хотя они и были похожи друг на друга, этот отличался только величиной тела.

Обжора как-то весело посмотрел на Максима.

— Да это Витек, Витек наш. А вы зря так испугались, — он хохотнул ехидно.

\"Издеваешься, сволочь. Как же я на заднее сидение-то не посмотрел?.. Нет, нужно быть осторожнее, внимательнее нужно быть, — думал Максим беря себя в руки. Он нащупал в кармане рукоятку пистолета, стало спокойнее, хотя он понимал, что при желании детина без особого напряжения сил с заднего сидения свернет ему голову или придушит удавочкой, или… что у них там еще практикуется.

\"Значит, это я повара у Сергея для себя заказал, — пронеслось в голове у Максима. — А интересно, куда все-таки Марина исчезла…\"



Марина сидела в маленькой грязненькой комнатушке на диване и с удивлением осматривалась по сторонам. В комнате кроме нее никого не было. Она проспала почти сутки и сейчас уже десять минут не могла прийти в себя и понять, где находится и зачем.

За окном было темно. Часов у Марины не было, и она не могла представить сколько времени… в комнате, похоже, тоже часов не имелось. Жилище было метров десять все заставлено ломаной мебелью, так что казалось еще меньше. Пол здесь если и мыли, то очень давно, а высокий потолок с желтым пятном протечки в углу придавал комнате безнадежный вид. Да казалось и жильцы, живущие в ней, были людьми без надежды. На это указывало все: продавленный диван со сломанными подлокотниками, на котором сидела Марина, скомканное белье на стуле, заваленный грязной посудой стол. Марина не сразу обратила внимание на небольшую нарисованную на стене дверь. За настоящей с облупившейся краской дверью вдруг что-то с грохотом упало, после чего раздался веселый женский смех, и кто-то пробежал мимо двери, громко стуча в пол пятками.

Марина спустила ноги на пол, огляделась, но не нашла обуви. Это почему-то вдруг просветлило память. Она вспомнила, что вошла в парадную, что сзади кто-то набросился…

Значит, это похищение! Она вскочила, выискивая глазами чем можно защищаться. Дверь вдруг приоткрылась, и в комнату заглянула женская голова в черном платке, но, увидев Марину, тут же исчезла.

— Она проснулась! Эй, Костя! Она проснулась! — услышала Марина женский голос за дверью. Потом торопливые шаги по коридору.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел лысый круглолицый молодой человек в мешковатом помоечного вида свитере и улыбнулся идиотской улыбкой.

— Проснулась, — сказал он каким-то писклявым голосом, не снимая улыбки.

— Тебе нужно голову побрить.

— Ты чего?.. Ты кто такой?! — возмутилась Марина, она с первого взгляда поняла, что этого придурковатого молодца ей бояться не следует. Да она его, если что, вырубит в пах ногой.

— Я — Костя, — сказал молодой человек. На вид ему было лет двадцать, хотя люди с идиотскими лицами выглядят моложе.

Дверь открылась и в комнату, конфузясь, вошла девушка в платке, на ней было длинное черное платье. Она остановилась и тоже стала смотреть на Марину.

— Она у нас надолго? — наконец, спросила она у Кости, все так же улыбающегося Марине.

— Да, надолго, — ответил Костя, вдруг посерьезнев.

— Что?! — Марина уткнула руки в бока, вдруг ощутив прилив агрессии во всем теле. — Как это надолго?! Где мои сапоги?! Где мое пальто!? Ну-ка быстро принес! — Парочка смотрела на нее молча и внимательно. — Я сказала, быстро принес мне сапоги! — она посмотрела на свои босые ноги. — Ну, чего молчите?!

Но они продолжали молча и спокойно глядеть на разбушевавшуюся Марину.

— Ну, я кому говорю-то?!

Видя такую реакцию на свое возмущение, Марина распалялась все больше. Она сделала шаг к молодому человеку и слегка толкнула его в грудь.

— Где мои сапоги, а?! Где, я тебя спрашиваю!

Она снова толкнула молодого человека.

— Чего это она?! — тихо, почти шепотом спросила девушка в платке у Кости.

— Не знаю, — никак не прореагировав на ее грубость, ответил Костя, не сводя глаз с Марины. — Может, реакция на наркоз.

— А если у нее характер такой? — предположила девушка. — Чего тогда делать будем?

— Характер у человека меняется с возрастом.

Они разговаривали между собой, как будто самой Марины здесь не было. Вернее, она была, но была за стеклом, как рыбка, которая плавает в аквариуме, пузыри пускает, а на нее смотрят и говорят о ней все что хотят, но рыбке это безразлично — она и языка человеческого не знает — плавает себе.

— Ты чего, где мои сапоги?! — продолжала возмущаться Марина уже с меньшим напором. Она начинала понимать, что все ее старания уходят, словно в вату, и не достигают тех, к кому обращены.

— Так может ты, Костя, ей расскажешь… Ну, как съесть ее хотели? — продолжала свой разговор девушка в платке.

— Ну, куда ей такой рассказывать, — он указал девушке на недовольную Марину. — Она же сейчас ничему не поверит.

— Да. Пожалуй, не поверит, — согласилась девушка.

Поняв бессмысленность и даже глупость своего поведения, Марина перестала требовать сапоги и пальто. Она смотрела то на лысого молодого человека, то на девушку и слушала их разговор.

— Вроде успокоилась, — сказала девушка с некоторым сомнением в голосе.

— Да нет, сейчас опять начнет.

\"А вот фиг, не начну, — подумала Марина со злостью. — Зря надеетесь\".

Она опустила руки, которыми до сих пор продолжала упираться в бока, и назло стала смотреть на двух сумасшедших. В том, что оба они придурки, сомнений у нее не имелось. Она смотрела, иногда покачивая головой от плеча к плечу, и понимала, что и сама со стороны вид имеет дурацкий. Сцена была довольно комичная и развеселила Марину.

— Вроде успокоилась, — так же тихо проговорила девушка, не сводя глаз с Марины и чуть повернувшись к Косте.

— Да, вроде потише стала. Даже взгляд осмысленный.

Марина хотела сказать ему, что зато у него взгляд, как у идиота, но сдержалась. Это странное рассматривание ее со стороны удивительным образом успокоило, уже больше не хотелось ни кричать, ни шуметь. И вообще как-то в сон потянуло.

— Это Мотя, сестра моя, а сапоги ты потеряла, — сказал Костя, обращаясь к Марине.

Марина, не ответив, уселась на диван и поджала под себя ноги.

— А как я здесь оказалась?

— Очень просто, это мы тебя усыпили и притащили к Моте.

— А сапоги куда пропали?

— Так, когда мы тебя тащили, они и свалились. Знаешь, какая ты тяжеленная!

— Скажи ей, — прошептала Мотя, повернув лицо к Косте.

— А зачем меня усыплять было?

Марину угнетал этот странный разговор, хотя то что перед ней были люди не совсем нормальные, ей было понятно, а для них этот разговор не был странным.

— Так ты бы сама не пошла, — сказал Костя.

— Конечно, не пошла, — Марина обвела глазами стены комнаты. — А зачем?

— Да тебя бы съели и дело с концом, если бы не пошла. Чего же тут… — вдруг выговорила Мотя.

— Чего она несет? — сказала Марина, обращаясь к Косте.

— Она правду говорит, — сказал Костя, садясь на стул напротив Марины. Мотя осталась у двери.

— Тебя собирались приготовить на День всех влюбленных. Такой праздник есть. Они всегда этот праздник широко отмечают. \"Валентинки\" красивые друг другу дарят, салют у них у дома, актеры выступают, разные развлечения, танцы… — мысль придурковатого человека унеслась, он закатил глаза к потолку. — А потом поют хором, да хорошо так поют…

— Подожди, при чем здесь поют?

— Ничего они не поют, — снова встряла Мотя. — Врет он. И салюта нет никакого, а они только едят и пьют.

— Господи! Какой бред, — прошептала Марина.

Она обвела комнату взглядом — правильнее было бы улизнуть отсюда, а не разговаривать неизвестно с кем и неизвестно о чем, но как без сапог, которые оказывается потерялись, и без пальто. И вообще, что она здесь делает?… Марина осмотрела засаленные обои, ломаную мебель и вздохнула.

— Я за тобой следил, — сказал Костя, — чтобы они тебя не съели.

— А, так это ты! — Марина только сейчас поняла, что перед ней тот самый придурок с шарфом на голове. Здесь она его не признала, потому что он был лысый и совсем на себя не походил.

— Они хотели тебя съесть, — снова проговорила Мотя от двери, выпучив глаза и наклонившись вперед. Она была сообразительнее своего братика, и мысль от нее не уходила.

— Да, съесть, точно, — опомнился Костя. — Я у них работаю и слышал, что они хотели тебя приготовить на День всех влюбленных.

— Скажи про Обжору, про Обжору скажи, — встряла в разговор Мотя, — и про волосы тоже.

— Обжора тебя везде ищет. Дома у тебя, у знакомых у всех. Если не приготовит тебя к празднику, ему будет плохо. Хозяйка его накажет.

— Да ты наверное бредишь, сынок? Они что из племени Мумба-Юмба…

Поначалу слова полудурка Кости показались Марине полной ахинеей и бредом. Но чем больше она размышляла, тем больше приходила к мнению, что в той странной компашке, в которой она женила своего бывшего мужа, возможно все… даже, пожалуй, и каннибализм.

\"Да они и в правду могут оказаться кем угодно — все с приветом. Эти два типа кажутся безопасными, кроме того, их ничего не стоит обмануть, а вот Обжора… — Марине представилось лицо Обжоры, его полу улыбочка и этот нависший лоб. То, что это живодер, было ясно, и то, что он убьет любого не икнув, тоже не вызывало никаких сомнений. А эти ребята и кошку, наверное, не смогут задушить. И даже очень трогательные придурки.\"

— Так зачем я Обжоре? Толком объясни.

Марина попыталась выудить из идиотского сумбура смысл.

— Так приготовить, — ответил Костя. — Чего непонятно.

— Ты скажи, что у них общество, — с видом ябеды сказала Мотя от двери.

— Так, подожди, — прервала Марина уже было собиравшегося начать объяснение Костю. — Пусть Мотя говорит.

Мотя смутилась.

— А почему я? Вон пусть Костя рассказывает.

— Все, мне не перечить! — грозным голосом сказала Марина. — Иди сюда, — Мотя покорно подошла и встала перед сидящей с поджатыми ногами Мариной, заслонив от нее Костю. — Говори.

Мотя помялась, как девочка-жеманница лет десяти.

— У них Клуб такой, главная там Матильда… отчество ее забыла.

— Викторовна! — выкрикнул из-за нее Костя, но Мотя даже не обернулась.

— И они на большие праздники готовят кого-нибудь из членов Клуба или из гостей, это у них ритуал такой. У них есть книга, по которой они делают все в точности. В этот праздник тебя и еще мужа Матильдиного будут готовить, и Обжора сказал, что вы \"сладкая парочка\". А Костя узнал, что тебя будут готовить, и решил тебя выкрасть, потому что влюбился…

Она меленько рассмеялась, прикрыв ладошкой рот.

— Дура! — выкрикнул сзади нее Костя.

— И тебе теперь лучше у нас жить, мы тебя не съедим.

\"Не съедим, как бы я вас не съела\".

— У нас безопасно, — сказал Костя. — Да и Колян на первом этаже, если что позовем… я ему только про уколы скажу…

Марина еще раз убедилась в полной безобидности этих людей. Припомнились слова Максима на свадьбе, что ей грозит опасность. Не об этой ли опасности он говорил. Теперь опасность грозила ему самому. Становилось понятным медицинское обследование, которому подвергали ее в поликлинике. И тогда ей казалось это обследование подозрительным — не может такого быть, чтобы человека вдруг просто так вызвали и стали обследовать дорогостоящей аппаратурой. Но и то, что ее готовятся съесть в каком-то клубе, тоже представлялось полным абсурдом. Не голод ведь.

— Тебя нужно побрить, — сказал из-за Моти Костя.

— Да, голову побрить! — подхватила девушка.

— Это еще зачем?

— Для того, чтобы Матильда… забыла ее отчество, поверила Обжоре. Он должен приносить ей волосы того, кого приготовили — она из них всякие красивые шкатулки делает. А кого приготовили там вместо тебя не разберешь уже — Матильда в процесс не вмешивается. А так он волосы принес, а приготовит бомжа какого-нибудь, — она развела руками и, подумав, добавила: — Это только с виду человек может быть красивый такой, — она с завистью посмотрела на Марину, — хороший, в сапогах красивых, а на вкус гадость.

Хотя в комнате не было холодно, но Марину бросило в дрожь.

— Эни, бени, раба! — выкрикнул из-за Моти Костя.

— Квинтер, финтер, жаба! — ответила ему сестра Мотя, обернувшись.

— Это наша считалка, — сказал Костя, выглядывая из-за Моти. — Она приносит удачу.

— И счастье, — добавила Мотя.

Брат с сестрой жили одни в двухкомнатной квартире на Васильевском острове. Прежде чем принимать какое-либо решение, Марина позвонила своей ближайшей подруге Лене. Та сообщила, что ее действительно разыскивал тип по описанию похожий на Обжору. Он несколько раз звонил ей, приходил и даже угрожал.

Это напугало Марину больше, чем рассказы придурковатых людей. Есть ее, конечно, никто не собирался — это она отнесла к фантазиям слабоумных людей, начитавшихся сказок о бабе-яге, но неспроста этот тип разыскивал ее. Возможно, ей и в правду угрожала опасность. Марина даже собралась идти в милицию. Но что она там скажет? Что по словам двоих психически больных людей кто-то хочет ее съесть. Да ее на смех поднимут. Или рассказать, что у Обжоры рожа страшная, так за это его привлечь никак нельзя.

Брат с сестрой охотно исполняли все ее приказания. Убрали в комнате, помыли везде полы, протерли пыль и выстирали белье. Все взвесив, Марина решила остаться и переждать здесь в безопасном месте, ведь до Дня всех влюбленных осталось всего пять дней. Огорчало лишь то, что она не может предупредить мать, которая насмотревшись телевизора и начитавшись детективов, наверняка нафантазирует себе расчлененный труп или еще какой ужас

Глава 11

Свобода произвола

— К дружку своему ездил, Обжора тебя побери, — сказала с дивана Матильда. — А телефон почему отключил?!

Максим подошел, поцеловал жену в толстую напудренную щеку. С некоторых пор это было ему не очень приятно, хотя он признавался себе, что любит эту женщину, но омерзение временами брало верх над любовью.

— Телефон у Сергея почему-то отключается, — соврал Максим, усаживаясь в кресло напротив Матильды. — Как в метро.

— Врешь ты, нуда ладненько. Когда ты с Обжорой, — она посмотрела в сторону двери, где как истукан стоял Обжора, — мразью этой недоделанной, я почему-то спокойна. Он тебя в обиду не даст.

Обжора по обыкновению никак не прореагировал на оскорбления Матильды. Он к этому давно привык, как и к побоям.

Зазвонил сотовый телефон Максима. Он поднес трубку к уху.

— Максим это я, Марина.

— Кто? — голос его надорвался, и он закашлялся.

— Ну, Марина — жена твоя бывшая. Слушай, тебе грозит опасность. Если я правильно поняла и если это не бред идиота, тебя хотят съесть… Тьфу ты! Даже произносить такую ерунду…

— Ну да, я понял, — как можно более безразлично проговорил Максим. — Я попробую достать.

— Да ты чего, Максим, чего достать? Я говорю, съесть тебя хотят и меня тоже.

— А ты где?

— Да при чем здесь где… Я говорю, у вас там придурки людей едят. Это мне мои придурки сказали. Тьфу, чушь какая-то получается. Ничего не понимаю!.. Тебе бежать нужно. Ты понял?! Беги давай оттуда. Если уже не поздно. Тут какой-то день влюбленных примешан… ну, в общем, я тебе объяснить ничего не могу, сама не понимаю.

— Я усвоил информацию, попробую достать.

Максим нажал отбой.

Во время разговора Матильда смотрела на Максима пристальными маленькими глазками, не отрываясь.

— Сергей звонил, просит достать рамы старинные под картины, — соврал он первое, что пришло на ум.

Матильда смотрела молча.

— Ну ладно, я к себе пойду.

Максим поднялся, подойдя к Матильде, обнял ее и поцеловал.

— Я скоро вернусь, моя дорогая.

— Ты что-то скрываешь от меня, дорогой.

Снова зазвонил телефон.

— Ты чего отключаешься? Ты меня не понял, что ли?

Прижимая трубку к уху, Максим двинулся к выходу.

— Я все понял.

— Так ты мне скажи, это действительно так или все это бред?

— Да, так, — Максим прошел мимо Обжоры в прихожую, потом вышел на улицу, закрыв за собой дверь.

— Послушай, я же не могу с тобой разговаривать, ты чего не поняла?! Ты где сейчас?

— Да тут… — даже по голосу стало слышно, что Марина насторожилась. — Да тут в одном месте.

— Вот и сиди в этом одном месте и не высовывайся. Мне больше не звони.

Он отключил телефон, номер на табло не высветился. Глядя на монитор телефона, Максим повернул за угол дома и чуть ни носом уткнулся в грудь мужчины. Он вздрогнул от неожиданности, отпрянул назад, темноте не сразу признав глухонемого Витька.

— Вот уродищи, ходят тут как приведения. Набрала вас Матильда нахлебников.

Глухонемому можно было говорить все что угодно — он все стерпит. А интересно догадалась Матильда, что ему не Сергей звонил. Судя по тому, что говорил Обжора, Матильде еще не известно, что Марине удалось бежать. Может быть, ей даже удалось найти надежное убежище. А мне?! Что мне делать?!

За время связи с Матильдой и общения с ее компанией Максим привык ко многому, мир стал для него иным, чем прежде. Словно изменился угол зрения, и он уже совсем иначе, чем все воспринимал каннибализм влюбленных людей. Не то что бы найдя ему оправдание, но принимая его как нечто непринужденное, ничуть не выходящее за рамки дозволенного. Если бы год назад ему кто-нибудь сказал, что это будет для него естественным, он бы рассмеялся тому в лицо. Человек адаптируется в любой ситуации, он принимает любые взгляды, значит, внутри него это было, жило где-то в потемках потайных уголков и вдруг при сложившихся обстоятельствах смогло выйти наружу. Конечно, он был знаком с теорией Фрейда, но никогда не примерял ее на себя, а тут примерил, и она оказалась впору. Однажды попробовав, он понял, прочувствовал до глубины души, до мельчайших клеток своего организма насколько это полезно, питательно и нужно. Это как холст в каморке папы Карло, который висел там всегда, но стоило его сорвать… а за ним дверь, а за ней мир, которого ты не знал. Конечно, можно было бы съесть и Марину, заманив ее хитростью — она девушка симпатичная — но что-то останавливало его от этого шага. Он даже не был уверен, нужно ли ему бежать из этого дома или, сложив руки, ждать Дня всех влюбленных — ведь его определили на праздничный ужин. По сути, не было разницы — съест он или съедят его. Но, пожалуй, если уж быть совсем честным и откровенным с самим собой, все-таки он предпочел бы сам съесть свою возлюбленную.

После вечернего посещения супруги Максим ушел к себе на второй этаж, но так и не уснул. Он ворочался, вставал и много курил, притупляя свои вкусовые качества. Плевать ему теперь было на вкусовые качества. Внизу под его лестницей во тьме всю ночь так же, как и он, без сна блуждал глухонемой Витек. Его два брата дрыхли в подвальном помещении, а он был на посту и знал, что если проморгает Максима, то Обжора с ним сделает… Что сделает, глухонемой думать боялся.

Утром Максим был рассеян и даже рассердил за завтраком Матильду тем, что разбил ее любимый соусник.

— Ты наверное забыл, что через три дня День всех влюбленных, придут гости. Этот соусник им нравился, они к нему привыкли. А ты знаешь, что гурманы очень привыкают к вещам.

Огромное ее тело вздрагивало от негодования, щеки тряслись.

— Я сейчас же поеду куплю другой, милая, не нужно так расстраиваться, нужно беречь себя.

Максим встал и поцеловал Матильду в щеку. Она вся заколыхалась от ласки и улыбнулась.

— Тебя Обжора довезет, — сказала Матильда, добрея взглядом.

Максим поднялся к себе на второй этаж. Для начала он открыл книжный шкаф и, сунув руку между книгами, достал завернутую в полиэтилен пачку долларов, спрятал их во внутренний карман пальто. Потом подошел к письменному столу и, достав из ящика старенький парабеллум, осмотрел его. Он с детства питая слабость к оружию, и всегда хотел иметь настоящий пистолет и, когда представилась возможность, денег не пожалел. Купить пистолет помог ему друг Сергей и научил пользоваться. Они даже несколько раз ездили в лес стрелять по бутылкам. Максим сунул пистолет в карман, достал из ящика нож с выкидным лезвием, проверил как он работает и сунул в другой карман.

Обжора ждал его в гараже, находившемся под домом. Ворота на улицу были распахнуты. Максим посмотрел на Обжору как на нечто уже отслужившее свой срок, что уже не жалко. Он мысленно, наверное, в сотый раз задал себе вопрос. А сможет ли он продырявить башку этому дебильному подонку? И в сотый раз убедился в том, что сделает это без всяких сомнений и угрызений совести.

— Сейчас поедем на Невский в магазин, — сказал Максим совершенно спокойным тоном, рука его сжимала в кармане рукоятку пистолета.

— Так точно, хозяин.

Они сели в машину. Сначала Максим хотел сесть на заднее сидение, чтобы было удобнее стрелять, но подумал, что вызовет этим подозрение, потому что всегда ездил на переднем сидении. \"Ничего, успею и отсюда\". Обжора выехал на улицу и остановился, чтобы закрыть ворота. Максим включил приемник, боковым зрением наблюдая за Обжорой.

К нему подошел Витек в ватнике и сапогах, в руках он держал грабли. Обжора что-то сказал ему, Витек умел читать по губам, но понимал или хотел понимать только Обжору, тот кивнул. Закрыв ворота, Обжора уселся за руль, захлопнул дверцу.

— Ну что стоим, поехали, — сказал Максим, заметив, что он медлит.

Сзади раздался щелчок, Максим повернул голову. На заднее сидение усаживался Витек с угрюмой физиономией.

— Витек напросился покататься, — сказал Обжора. — Он любит в машине кататься.

Максим сжал зубы от злости. Все рушилось. Все зря, послезавтра уже праздник. Приготовления начнутся с завтрашнего дня, значит, улизнуть можно только сегодня.

— Так куда едем? — спросил Обжора.

— Едем… — Максима настолько вывело из равновесия появление Витька, что он не сразу нашелся что ответить. — На Невский.

Сзади замычал Витек, Максим обернулся и посмотрел на инвалида — тот, примкнув к окну, с интересом смотрел на проезжающие мимо автомобили.

— Витек любит машинки смотреть, — сказал Обжора с садистской улыбочкой на физиономии.

— Я передумал, поехали на Петроградскую.

Обжора кивнул.

— Адрес какой?

— На Большой проспект выйдешь, я там покажу.

Максим посмотрел на профиль Обжоры. Нет, не дрогнет рука. Сзади тихонько мычал от удовольствия Витек.

Дворик был маленький и глухой с одной дверью черной лестницы. Сюда выходили окна когда-то коммунальных квартир. Уже год дом стоял расселенным, но за капитальный ремонт его пока не принимались. Максим знал его, потому что жил в соседнем доме со своей бывшей женой. Местечко здесь было тихое, и Максим решил, что здесь это можно сделать незаметно.

Автомобиль въехал во двор и остановился. Максим бросил взгляд на заднее сидение, где утомленный созерцанием машин и бессонной ночью, завалившись на бок, спал Витек.

— Здесь кто-нибудь живет? — спросил Обжора.

— Да, мой друг. Сейчас я пойду к нему поднимусь. Я ненадолго.

— Матильда Викторовна просила сопровождать, — хотя и с улыбочкой, но угрюмо сказал Обжора.

— Ну, пошли тогда, раз сопровождать, — нехотя согласился Максим.

Максим вылез из машины. Расчет его был прост, глухонемой не услышит выстрела, а с сонным Витьком разделаться будет проще.

Максим пропустил Обжору вперед.

Они поднялись до второго этажа. Кое-где двери были открыты, виднелись разобранные полы, на лестнице горами валялся хлам.

— Здесь еще кто-то живет? — спросил Обжора, повернув голову в сторону Максима.

— Живет, живет на пятом этаже.

Неужели заподозрил что-то… Похоже, что нет. Только такой идиот как Обжора мог поверить, что в заброшенном доме кто-то может жить. Максим изучил его примитивный ум, допускающий все, что угодно.

— Я хотел поговорить с вами, — неторопливо поднимаясь, заговорил Обжора. — Это хорошо, что мы одни.

— Ну, давай, поговорим.

\"Поднимемся до четвертого этажа — там я тебя и шлепну, — со злобой подумал Максим. — А пока можешь поговорить…\"

Они поднялись еще на лестничный пролет.

— Я вот все думаю, — начал Обжора и, чуть повернувшись, искоса посмотрел на Максима. — Я думаю, что вы бы могли стать Председателем клуба.

— Кем стать?

\"Еще один пролет тебе жить. Как интересно, у одного жизнь измеряется днями, часами — чем-то временным, а здесь лестничным пролетом. А у кого-нибудь шагами, ему осталось жить десять тысяч шагов…\"

— Стать председателем Клуба, — повторил Обжора.

— Председателем. А Матильда?

— Матильда Викторовна… — он остановился за одну ступеньку до лестничной площадки, которую Максим определил последней в его жизни. — Ну, а Матильду Викторовну мы приготовим на праздник, ведь послезавтра День всех влюбленных. Пусть это будет для нее сюрприз, да и для вас тоже.

Обжора прямо смотрел в глаза Максима. Максим побледнел. Сейчас тупой Обжора сказал то, о чем Максим мечтал, мечтал в тайне даже от самого себя. Съесть Матильду! — да об этом можно было только грезить. Ведь он любил ее, любил и желал. В душе его поднялась буря разнообразных чувств: восторга, страсти. Как это Обжора — примитивный и тупой Обжора — так попал в самую душу Максима. Ему захотелось вдруг обнять и расцеловать его.

— Я же вижу — вам этого хочется. И мне кажется, что вы будете лучшим Председателем, — сказал Обжора, почесав ухо. — И, между прочим, все имущество, дом и весь обслуживающий персонал по закону переходит Председателю. Вы об этом знали?

— Нет, — сказал Максим. — Я этого не знал.

— Теперь знайте, что если будете Председателем, все ваше. Так повелось издавна. Ведь Клубу уже 300 лет и основан он Петром Первым. Московский, правда, постарше. А Обжоры служили Клубу все эти 300 лет. Выше подниматься?

Он повернулся, чтобы сделать последний шаг.

— Нет, подожди, — остановил его Максим. — А как посмотрят на это члены клуба?

— Хорошо посмотрят. Все они очень любят Матильду Викторовну, души в ней не чают. Они ее просто обожают!

— Пошли, — сказал Максим, спускаясь по лестнице. — Я передумал, соусник нужно искать. Как же без приправ.

Глава 12

Колян с первого этажа

В последние дни перед праздником Феликс Моисеевич находился в высшей степени возбуждения. Он вставал очень рано и целыми днями ездил по городу, улаживая дела по продаже своей квартиры, и занимался прочими не терпящими отлагательства делами. Он даже забросил главный научный интерес своей жизни — изучение взрывов. Со стороны казалось, что Феликс Моисеевич готовится к большому и важному событию. Он встречался с какими-то людьми, ходил по магазинам, покупал подарки, навещал родственников, находясь в предпраздничном настроении.

Каждый по-своему готовился к Дню всех влюбленных.

Готовился и Максим.

С утра ему звонил Сергей и сказал, что нашел повара высшей квалификации, проходившего практику в Париже, но он готов предоставит его, если Максим пригласит его на праздничный ужин. Это было против всех правил. Члены Клуба не терпели на своем собрании посторонних лиц, о чем он и сообщил Сергею. Тот обиделся и пригрозил, что тогда он возьмет повара к себе и устроит свой личный праздник в своей мастерской, тогда пусть к нему в гости просятся. В конце концов договорились, что Сергей будет ужинать в комнате Максима отдельно от других членов клуба, чтобы они его не видели.



Везде царило оживление. Опоздавшие срочно покупали \"валентинки\", чтобы поздравить своих любимых, выбирали подарки. На улицах и в магазинах было оживленно. Все спешили, торопились куда-то, закупали продукты и вино к праздничному столу…

Марина с грустью смотрела в окно — у всех кроме нее был праздник. Голову брить себе она, конечно, не позволила, но подстриглась коротко, а волосы отдала Косте, чтобы он их подбросил Обжоре. Он так и сделал. Сзади подошел Костик и остановился у нее за спиной. Марина уже привыкла к этой придурковатой семейке. Они стали даже нравиться ей своей непосредственностью и добротой.

— Ты кого-нибудь любишь? — вдруг спросил Костик хриплым голосом, по которому Марина заключила, что он волнуется.

— Я люблю своего президента, — сказала Марина, не оборачиваясь и все так же глядя в окно.

— Я так и знал, что твое сердце занято, — сказал Костя. — А президент любит тебя?

— Президент любит всех граждан своей страны, — ответила Марина и повернулась к Косте. — И тебя любит.

В дверь позвонили.

— Это из психушки, доктор. Он по четвергам приходит, — сказал Костя.

Из прихожей послышался шум, кто-то вскрикнул. Марина с Костей повернулись к двери, она вдруг распахнулась и в комнату неторопливо, озираясь по сторонам, как будто в Третьяковскую галерею вошел Обжора с садистской улыбочкой на губах. Марина похолодела внутри, сердце на мгновение замерло, а потом заколотилось бешено, дыхание участилось. \"Вот и конец. Значит выследили, — пронеслось в голове. — Как все глупо.\"

— Вот, значит, где ты спряталась, — сказал Обжора, остановив взгляд на Марине. — Думала Обжора совсем дурак. Собирайся, пора на кухню.

За спиной Обжоры выросла массивная фигура Витька. Немой не смотрел по сторонам, он смотрел прямо на Марину.

Костя, поначалу потерявший дар соображения, вдруг завизжал тонко и пронзительно, как поросенок, и бросился на Обжору, подняв над головой сильно сжатые кулачки, возможно, рассчитывая своим криком напугать, деморализовать врага.

Он не добежал до Обжоры одного шага. Обжора произвел короткий, но меткий удар в челюсть, и Костя упал как подкошенный.

— Когда этот тебя выкрал, — Обжора кивнул на лежащего человека, — я подумал, пусть поживет здесь до праздника. А сейчас ехать пора. Повар ждет, Максим хорошего повара нашел. Собирайся — времени мало.

Но Марина не сделала никакого движения: она просто не могла сделать ни одного движения — ноги были как ватные. Сейчас она панически, до исступления боялась этого человека.

Костик поднялся и рукавом вытер кровь с уголка губ.

— Я сейчас милицию вызову, — сказал он, но как-то неуверенно.

— Вызывай, мы тебя и сдадим, — сказал Обжора.

— Я Коляна сейчас позову! — выкрикнула из коридора Мотя.

Обжора обернулся и заглянул за массивную фигуру Витька.

— Это там еще кто тявкает!

— Это Мотя, — послышалось из прихожей. — Все, я Коляна зову. Эни, бени, раба — квинтер, финтер, жаба! Кто не спрятался — я не виновата.

— Когда все начнется, пробирайся к двери, — шепнул Костик Марине.

— Что начнется? — спросила Марина.

Но Костик не ответил.

— Сама пойдешь или силой тебя уводить? — спросил Обжора.

Сзади него замычал глухонемой Витек. Он не слышал, что происходит, но ему хотелось прокатиться в машине, а эта женщина явно задерживала его.

Обжора протянул к Марине руку, но она оттолкнула ее. Марина не терпела насилия.