Дмитрий Аринин
Аллекта
«Сновидения — царственная дорога в бессознательное».
Зигмунд Фрейд
«Богом мы называем то, что пока еще не в состоянии убить…»
Виктор Пелевин
«Так ли это?»
Колыбель
Предупреждение автора!
1. Все персонажи данного произведения вымышлены. Любые совпадения с реально существовавшими или существующими людьми и событиями — случайны. Повторяю: СЛУЧАЙНЫ!
2. Произведение содержит сцены морального и физического насилия и жестокости как в строках, так и между строк.
3. Это искусство, ничего личного.
4. Произведение имеет статус 18+
5. Обложка — Эдвард Мунк «Крик».
От автора
Писатель должен стремиться к тому, чтобы заставить читателя усомниться во всем, что он знает и чувствует, а особенно в том, что он считает истинной. Если писатель этого не делает, то он пишет просто так.
1
Начало Второй мировой войны.
Семилетний Алексей или как его называла бабушка Алексей Петрович, не мог уснуть. Он долго ворочался в постели, но ощущение чего-то нехорошего отгоняло сон. Алексей не мог понять, что именно не так. Наверное, плохое предчувствие связанно с тем, что его любимая бабушка заболела. Она лежала в соседней комнате, не вставая около недели, и почти все время спала. Мама говорила, что бабушке много лет, и что ей нужно больше отдыхать. Поскольку он все равно не мог заснуть, то решил проведать ее.
Бабушка лежала в кровати с закрытыми глазами. Алексей понял, что она спит. Рядом стояла старая тумба, на которой горела свеча. Возле свечи стояли старинные часы, сделанные из полированного гранита в виде книги, размером с карманную Библию. Часы выглядели необычно, так как имели четыре стрелки, а вместо циферблата в камне высечены четыре буквы:
Ы — на 12 часах.
Х — на 3 часах.
З — на 38 минутах.
Т — на 8 часах.
Алексей не знал чем заняться, но уходить от бабушки не хотел. Он взял часы, и начал рассматривая крутить в руках. Мальчик никогда не видел, чтобы часы ходили, а бабушка не разрешала их заводить. С обратной стороны часов вставлен ключ для заводки. Алексей повернул его, но неожиданно начали вращаться стрелки. Алексей испугался, что свойственно детям, когда они делают то, о чем их не просят и за что их могут поругать, и решил сделать все как было. Мальчик попытался перевести время назад, но ключ поворачивался только вперед. Бабушка проснулась и схватила его за руку. От неожиданности он уранил часы. Она до боли сжимала его запястье и смотрела глазами сумасшедшей. Алексей стоял молча.
— Они идут… Сохрани книгу… Обещай! — сказала бабушка.
— Обещаю! — испуганно сказал Алексей.
Бабушка отпустила Алексея, закрыла глаза и умерла.
2
Наши дни.
Каждый раз, когда мы думаем о соседях, о которых ничего не знаем, то нам кажется, что у них в семье все хорошо. Так же думали о моей семье. Я и мой муж каждое утро уходили на работу, а вечером возвращались домой. Детей у нас не было, но поскольку мы не старше тридцати лет, то отсутствие детей не вызывало каких-либо вопросов у соседей.
Наш дом располагается на берегу моря. Супружеская спальня находится на втором этаже, а в окно можно наблюдать возвышающееся над морем солнце.
Я проснулась рано утром. Мужа в кровати уже не было. Спустившись по лестнице на первый этаж, я зашла в кухню.
— Милый, ты где?!
Ответа не последовало. Я прошла в ванную, расположенную в другой части дома, но мужа не обнаружила.
— Дорогой, ты дома?!
Ответа снова не последовало. Отсутствие мужа взволновало меня, так как выходной день мы всегда проводим дома вместе. Я вернулась в кухню, взяла телефон и позвонила ему. Звонок раздался из гостиной. На кофейном столике лежал телефон, а под ним лист бумаги. Я убрала телефон, подняла лист и прочитала: «Я так больше не могу. Извини!» Я позвонила отцу и сказала, что сейчас приеду.
К отцу приехала через час после звонка. Его имя Алексей Петрович.
— Он даже телефон не взял, — с грустью сказала я. — Забрал только документы. Мы пять лет прожили вместе. Пять лет! А он ушел, как будто мы одну ночь провели. Не хватило смелости поговорить со мной. Записка… Он умеет унизить.
— Я не думаю, что он хотел тебя унизить.
— От меня убежал муж, пока я спала, и оставил записку с объяснением. Если это не унижение, то что?
— Ты же понимала, что это неизбежно. Ты сама говорила, что ваш брак на грани.
— Да, но даже когда понимаешь, что что-то неприятное или страшное наступит рано или поздно — надеешься, что все-таки поздно.
После двух лет счастливой жизни в браке, он начал рушиться, потому что я не могла забеременеть. Мы не были бесплодными и ничем не болели, что хоть как-то могло повлиять на неспособность зачать ребенка. В связи с этим, счастливая жизнь в браке превратилась в несчастливую. Брак становится несчастливым следующим образом: брак покидает любовь, заменив себя привязанностью, затем брак покидает привязанность, заменив себя жалостью, а когда брак покидает и жалость, появляется ненависть — конечная и самая опасная стадия брака. Привязанность может снова перейти в любовь, это часто происходит, поэтому брак в большинстве времени находится в двух меняющихся стадиях — любовь и привязанность. Жалость никогда не перейдет в привязанность, а тем более в любовь. За ней следует только ненависть. Жалость — лучшая стадия для расставания.
— Он обещал, что в горести и в радости будет всегда рядом. Сейчас я понимаю, что тот, кто обещает всегда быть рядом — обязательно бросит тебя или умрет, — сказала я.
— Тебе нужно поспать, — сказал отец.
Я ушла в комнату.
Отец не мог найти правильные слова для меня, вернее не знал их. Он давно начал жалеть о том, что говорил маме «Все женские проблемы дочь должна обсуждать с матерью. Не с отцом!» Мама умерла два года назад от инсульта, а он так и не научился подбирать нужные слова.
Мужа я больше не видела. Через полгода получив документы о разводе, решила сделать то, ради чего, как я думала, существует женский род — родить ребенка. Я не хотела ни от кого зависеть, поэтому выбрала путь современной женщины — банк спермы. Прошла все тесты, сдала все анализы, но выбрать из анкет отца для будущего ребенка не смогла. Я думала, что написанное не будет совпадать с действительностью. Благо доктор сказал, что у него есть альтернативный вариант. Он попросил меня придти на следующий день к 08:30.
Доктор проснулся в 07:30. Первое, что он делает, после того как просыпается: пытается понять, где и с кем находится. Доктор посмотрел на часы, быстро оделся и поспешил на работу.
На работе доктор оказался в 08:00. Первое, что он делает, после того как приходит на работу: вызывает медсестру. Медсестра: красивая, среднего роста, с первым размером груди азиатка в халате медсестры. Она заходит, закрывает дверь и молча скидывает халат. Из вещей на ней только черные чулки и туфли на самых высоких шпильках. Из волос только парик кислотного цвета. Вместо родных, красивых бровей — отвратительный татуаж; не то, чтобы он сделан отвратительно, просто сам татуаж вызывал у доктора отвращение. Медсестра садится на край рабочего стола, а потом ложится на спину, вытягиваясь по всему столу, и раздвигает ноги. Доктор выкручивает тонкие металлические шпильки из каблуков, откручивает нижнюю часть и аккуратно высыпает две кокаиновые дорожки от пупка к схождению ног, где красуется татуировка в виде приоткрытой двери с надписью — ВХОД. Доктор склоняется над кокаином и вынюхивает через шпильки по дорожки каждой ноздрей. После того как доктор заканчивает утренний ритуал, медсестра молча выходит из кабинета.
Медсестра — Азия, имеет собственный, отдельный кабинет и получает тройное жалование за то, что меняет прическу, чулки и туфли, проведывает доктора и не задает лишних вопросов. Новые вещи каждое утро лежат в ее кабинете. Она знает, что доктор не приносит их, но тогда кто? Она вспоминала слова мамы «Хорошо зарабатывает тот, кто не задает лишних вопросов. Пример — президент любой страны».
Я вошла в кабинет и поздоровалась. Доктор меня помнил, поэтому сразу сказал:
— Вы можете воспользоваться Суррогатным отцовством.
— Никогда не слышала о Суррогатном отцовстве.
— Это новая технология. Мы пока работаем в тестовом режиме, поэтому услуга с пятидесяти процентной скидкой. Суррогатное отцовство — это вспомогательная репродуктивная технология, направленная на достижение беременности пациентки, при которой начальная стадия зачатия осуществляется вне организма будущей матери. Процесс очень сложный: мы берем яйцеклетку генетической матери и помещаем ее в суррогатного отца, где клетка оплодотворяется, а потом мы помещаем оплодотворенную клетку обратно в генетическую мать. Вам это интересно?
— Продолжайте.
— Так… Когда я говорил «мы помещаем», я имел в виду, что оплодотворенная клетка попадает в генетическую мать посредством полового акта с суррогатным отцом.
— Я вас правильно поняла, что суррогатный отец — это мужчина, который оплодотворяет женщину, но не принимает никакого участия в дальнейшей судьбе ребенка?
— Если говорить совсем просто и опустить процедуры перемещения и оплодотворения яйцеклетки, то да.
— Тогда получается, что суррогатными отцами является большинство мужчин?
— Да, но наши суррогатные отцы вам ничего не обещают, в отличие от ваших суррогатных отцов. Здесь все честно. Никакого обмана. Плюс наших суррогатных отцов в том, что мы собираем на них полное досье. Мы знаем всю их подноготную.
Прошла минута молчания, после чего доктор спросил:
— Как вы думаете, возможно ли создать эликсир бессмертия?
— Не знаю. А у вас что, и эликсир бессмертия есть?
— Нет. И я думаю, что его ни у кого нет. Дело в том, что некоторые сомнительные личности утверждают, что люди скоро станут бессмертными. Якобы генетики уже доказали на животных, что можно остановить старение. Они утверждают (сомнительные личности, а не ученые), что если остановить старение, то человек будет жить вечно. Но поверьте мне — старому, доброму доктору повидавшему всякое, что это чушь. Ни один «эликсир бессмертия» не поможет, если вас расчленят и скормят акулам.
Я посмотрела доктору в глаза, чтобы понять, что за ними скрывается. Из-за больших, квадратных очков с толстыми линзами на меня смотрели два огромных зрачка скрывающие только немощность аквариумной рыбки. Доктор поймал мой взгляд и понял, что нужно действовать. Он встал, подошел к сейфу и набрал код «I II III IV V VI» — доктору говорили, что отгадать пароль, состоящий из римских цифр — невозможно. Он достал стопку анкет и поставил передо мной. Я рассматривала фотографии и читала биографии. Меня заинтересовали профессии суррогатных отцов: богатый бизнесмен (именно богатый), писатель, художник, музыкант, поэт и другие представители творческого труда. Еще я обратила внимание на то, что в анкете не указанны имена, а только заполненная графа «Никнейм». Просмотрев все анкеты, я сказала:
— Странный подбор профессий.
— Мы отбираем только талантливых и гениальных людей. Что между ними общего?
— Я никогда не думала об этом.
— Творчество. Это творчество. Талантливые и гениальные люди, когда занимаются творчеством — думают. Творчество заставляет думать. А кто может быть лучше человека способного думать? — доктор посмотрел на меня и сделал жест рукой в мою сторону, словно подтверждая несказанное слово: «Никто!» — Правильно! Никто! Зачем нам нужны люди неспособные думать?
— Простите, а какое отношение к творческим людям имеют бизнесмены?
— Ну, как же! Для того чтобы зарабатывать хорошие деньги — нужен талант, а для того, чтобы зарабатывать большие деньги — нужно быть гением, даже в бизнесе.
— Можно анкеты взять домой, чтобы подробно изучить?
— Нет, это очень секретная информация. Мы не можем позволить, чтобы эти анкеты попали не туда куда надо, — сказал доктор и засмеялся.
— Пусть будет этот.
Я протянула анкету доктору.
— Я вам не советую.
— Почему?
Я удивилась, так как думала, что цель доктора заработать денег, но я ошибалась. Доктор, конечно же, хотел заработать денег, но ответственно и честно относился к работе. Еще он не хотел портить свою репутацию — всемогущего, старого, доброго доктора, коим он себя считал.
Доктор задумчиво читает графу Никнейм:
— Dolphin… хм… Поэт… Попробую вам объяснить проще… Скажем так: он уже не талант, но еще не гений. Он идет по дороге между этими качествами творческого человека. Он видит, что вблизи него находится «гений», но, сколько бы он не шел, дорога не сокращается, а тем временем дорога от «таланта» удаляется. Я искренне надеюсь, что он доберется до «гения» до того как перестанет быть виден «талант».
Я не поняла смысла слов, но решила поверить доктору. Перебрала стопку анкет заново и выбрала никнейм — Logos.
Доктор, кивнул головой, достал из выдвижного ящика документы и передал мне.
Заглавие документа:
Предметом настоящего договора является «Гость на празднике Чпок-Чпок».
Я посмотрела на доктора с удивлением, недоверием и замешательством. Во всяком случае, это именно то, что доктор увидел во мне через «аквариумные» стекла.
— Доктор, я правильно поняла, что этой отвратительной фразой вы называете ребенка?
— Это старая шутка Гиппократа, хе-хе! С тех пор мы — врачи, так называем детей, хе-хе!
Доктор посмотрел на меня и засмеялся громче, чтобы заразить меня смехом, но я от этого разозлилась.
— Доктор, вы идиот?!
Он перестал смеяться.
— Нет. Я доктор!
— Почему вы не напишите «ребенок»?
— Мы не можем написать, потому что, как я уже говорил, мы работаем в тестовом режиме… Неофициально… А точнее незаконно. Вы же не хотите подставить старого, доброго доктора?
— А почему вы работаете незаконно, доктор?
— Некоторые думают, что у нас банк «детей в пробирках», а это не так, но им же не докажешь.
— Какое дело государству до детей в пробирках?
— Государству как раз дела нет, а сумасшедшим верующим или как я их называю — псевдоевреи, вот им это не нравится. Они говорят «Это оскорбляет чувства верующих!» Но вы мне скажите, какие у верующих могут быть чувства? Какие? У верующих нет чувств — только заблуждения.
— Вы хотите сказать, что у неверующих есть чувства?
— Нет. У неверующих тоже только заблуждения.
— А знания у кого есть?
— Ни у кого!
Я не стала продолжать тему, а только спросила:
— Где мне расписаться?
— В конце договора. А если вы хотите VIP-Суррогатного отца, то нужно поставить галочку в клеточке VIP.
Я решила выбрать VIP.
В течение следующего месяца исполнили все, о чем рассказывал доктор. Я не пожалела, что доплатила за VIP-Суррогатного отца, так как им оказался, скорее всего, VIP-Стриптизер.
Через месяц я узнала, что беременна. Я думала, что это самый счастливый день в моей жизни. Я пришла домой и легла спать, но смогла заснуть лишь глубокой ночью.
3
Открыв глаза, я увидела темноту, поэтому сначала не поверила, что открыла их. Я зажмурилась и открыла глаза снова. Меня окружала темнота. Я услышала детский плач вдалеке и пошла в его сторону. Я шла медленно и аккуратно, так как боялась натолкнуться на что-нибудь. Впереди загорелся яркий, белый свет, и стало понятно, что я нахожусь в тоннеле. Я прищурила глаза, и смогла разглядеть расплывчатую приближающуюся тень. Мне стало страшно. Я хотела повернуться и побежать, но не могла. Мне становилось еще страшнее от того, что я не понимала, почему не могу двигаться. Мои глаза привыкли к свету, и я отчетливо увидела идущую девочку. Девочка подошла и обняла меня крепко двумя руками за талию, словно она давно ждала этой встречи. Страх сразу прошел, и в ответ я обняла ее. Девочка выглядела, как первоклассница пришедшая на первое сентября в школу. На голове два белых бантика, светлые волосы заплетены в две косички, а за спиной школьный ранец из бледной кожи. Маленькая, милая, голубоглазая блондинка. Я, не ослабляя объятий, спросила:
— Что ты одна здесь делаешь?
Девочка подняла голову и посмотрела мне в глаза. Мне стало дурно, так как показалось, что из детских глаз на меня смотрит кто-то еще, кто-то очень пугающий.
— Я ждала тебя, — сказала девочка.
— Почему именно меня?
— Познакомиться. Мне сказали, что скоро ты меня заберешь.
— Заберу откуда?
— Как откуда?! Отсюда, конечно же. Поэтому я пришла познакомиться с тобой.
Я не понимаю, что происходит, кто эта девочка и где я нахожусь.
— А… Ты кто? — спросила я.
— Я — твоя будущая дочь.
После этих слов свет в конце тоннеля начал светить красным. Я почувствовала как по телу прошла волна страха.
— Как твое имя? — спросила я.
— Мы вынуждены соглашаться с любыми именами, которые нам дают родители. Поэтому ты бы могла уже сейчас дать мне имя, но я тебя избавлю от этого, так как прошу отказаться от возможности выбирать его. А пока ты не родила, то называй меня Аллекта.
— Ты хочешь, чтобы я тебя назвала Аллекта?
Девочка нахмурилась и сжала зубы. Светлые волосы мгновенно почернели. Я почувствовала холод от того, что вся одежда девочки стала мокрой. С косичек стекала вода. Я присела и спросила:
— Почему ты вся мокрая, милая? Почему ты злишься?
Аллекта взяла меня за руку и повела в конец тоннеля. Вокруг все стало ярко-белым, только свет в конце тоннеля сменила темнота. Я шла за девочкой молча и смотрела только в темноту, в которую меня тащат. Когда мы вышли из тоннеля, перед нами предстала долина. Выход располагался на вершине холма, а внизу ровное, зеленное поле. Под холмом протекала багровая река. Казалось, что в долине пасмурная погода днем, но на небе нет ни туч, ни солнца, ни луны, ни звезд, а только темнота. Я увидела как из реки выходят дети — тысячи их. На берегу детей встречают взрослые.
— Кто эти дети? — спросила я.
— Дети — такие же, как я. Пойдем, я тебе здесь все покажу, — сказала Аллекта и потянула меня за собой.
— Почему река багровая?
— Ты знаешь ответ. Пойдем, нам нужно перейти реку.
— Я не подойду к реке, а тем более не войду в нее. Нужно найти место, где можно перейти по суши.
— Здесь нет такого места. Река течет вокруг острова, образуя кольцо. У нас нет выбора. Странная ты: когда представляешь, что вино это кровь, то без отвращения выпиваешь его. Почему же ты не можешь представить, что кровь это вино?
Аллекта повела меня к реке. Я пытаюсь оказать сопротивление, но все попытки оказались мысленные, а тело покорно следовало за ней. Мы взошли на реку, как на твердую поверхность и пошли к острову. По бокам пробираясь через воду и борясь с течением, шли дети.
Я обратила внимание, что черные волосы Аллекты вновь стали светлыми. Когда мы дошли до берега, я увидела как вышедших на берег детей, взрослые ударами по затылку и криками направляют в одну из двух колон и гонят к водоемам. Среди них были мальчики и девочки одного возраста с Аллектой.
— За что они их бьют? — спросила я.
— Дети не знают, а родители не говорят. Это нужно у тебя спросить, ты же собираешься стать матерью.
— То, что родители не говорят, в это я могу поверить, но то, что дети не знают, это мне кажется ложью.
— Эта река не случайно носит название Лета. Дети, безусловно, натворили что-то, за что их должны наказать. Но, только пройдя через реку, они это забывают. Такое наказание, и это только начало.
— Но если дети не будут помнить, за что их наказывают, то как они исправятся?
— В коллективном бессознательном родители не хотят, чтобы дети исправились. Они считают, что познания приходят через страдания.
— Это жестоко!
— Да, именно это я хочу тебе показать — жестокость. Представь, что момент рождения ребенка — это выход из реки Леты. Человек рождается и живет в мире полном зла, но не понимает, за что в нем живет. Насколько ужасный нужно сотворить поступок, чтобы жить в страдании?
— Куда ведут эти дороги? — сказала я, показывая рукой на шагающих в двух направлениях детей.
— Это не дороги. Это пути. А все пути ведут к гибели. Куда же они еще могут вести? — сказала с улыбкой Аллекта.
Я ничего не ответила, а Аллекта повела меня в сторону замерзшего озера. Я увидела первую колону детей. Со всего берега дети шли по льду к середине озера. Когда дети доходили до середины, лед трескался, они проваливались в ледяную воду и больше не появлялись на поверхности. Другие дети шли следом и тоже проваливались. Взрослые спокойно стояли на берегу и наблюдали за уходящими под лед детьми.
— Они будут спокойно наблюдать как тонут дети? — спросила я.
— Да, потому что дети существуют, чтобы развлекать взрослых.
— Что веселого в том, чтобы смотреть как гибнут дети?
— Веселого может ничего, но это явно забавно. Иначе как объяснить, зачем родители дают жизнь ребенку, если он все равно умрет? Что они чувствуют, когда смотрят на своих детей, и понимают, что осознанно обрекли их на смерть, подарив им жизнь? У меня есть только один ответ — их это забавляет.
— Ты говоришь страшные вещи. Ты забываешь о любви, о счастье!
— Что ты знаешь о любви и о счастье? Кто хочет счастья — тот будет несчастен. Кто хочет любви — тот будет нелюбим. Зачем любить, если смерть отнимет всех, кого ты любишь?
Я вырвалась из руки Аллекты, посмотрела на нее с ужасом и сказала повышенным тоном:
— Каждый человек заслуживает счастья!
— Да, — с улыбкой сказала Аллекта, — каждый человек заслуживает счастья. Но какого счастья? Все всегда думает только о своем счастье, и никогда о счастье других.
Аллекта показала рукой на детей, идущих по льду, и сказала:
— Спроси их о счастье!
Я подбежала к озеру, и схватила за руку мальчика, который только ступил на лед. Он посмотрел на меня, отдернул руку и пошел к середине озера. Тогда я схватила за плечи проходившую девочку и, тряся, закричала:
— Почему вы идете туда?! Вас же никто не заставляет?!
— Потому что мы рождены, чтобы умереть, — ответила девочка.
Я потеряла дар речи, и долго смотрела на девочку, а потом отпустила ее. Девочка повернулась и пошла к середине озера. Я смотрела как дети идут и пропадают из виду снова и снова, пока последний ребенок не исчез подо льдом. Аллекта подошла и взяла меня за руку. Я позволила вновь повести себя.
Мы дошли до места, где озеро таяло, а вода низвергалась широким фронтом, создавая водопад. Я аккуратно спускалась по обрыву, стараясь не сорваться. Аллекта уже ждала внизу. Я подошла к водоему окутанному паром, и старалась рассмотреть его, но ничего не видела, а только слышала бурление. Я медленно опустила руку в пар, и почувствовала обжигающую боль. Я поднесла ладонь к лицу и начала дуть на нее. Я чувствовала как кости горят изнутри, а по кончикам пальцев текла кровь. Боль не утихала. Я вытерла пальцы, и поняла, что кровь не моя. Я присела и осторожно склонила голову в пар, не боясь, что могу обжечь лицо. Словно по волшебству глаза привыкли к пару, как привыкают к темноте. Я внимательно посмотрела в туман и увидела кипящее кровавое болото. Только сейчас я услышала шум водопада и доносившийся через него чуть слышный плач детей. Я в страхе обернулась и увидела перед собой Аллекту. Она показала рукой на табличку торчавшую из земли возле болота с надписью:
«РОДИТЕЛЬСКОЕ ДОБРО».
Затемнение.
Когда я пришла в себя, то подумала, что это всего лишь кошмарный сон, и с облегчением закрыла веки.
— Вставай! — раздался голос Аллекты. — Нам нужно идти дальше.
Я открыла глаза, посмотрела на Аллекту, и поняла, что кошмар не закончился. Я покорно встала и направилась следом за ней.
Я увидела вторую колону детей выстроившеюся возле болота. Мы подошли ближе к водоему. То, что я увидела, казалось не настоящим. Меня выворачивало изнутри от происходящего: в болоте по пояс стояли взрослые, а дети по очереди подходили к ним. Взрослые хватали их за волосы и начинали топить, лишь иногда и ненадолго поднимая из воды, чтобы дать глоток воздуха и снова погружали в воду. Не все дети выдерживали испытание. Тех, кто захлебнулся, взрослые отталкивали в сторону, и болото поглощало их. Детей выдержавших издевательства, взрослые отпускали, и они шли на берег. Но не всем удавалось дойти до него, так как многим не хватало оставшихся сил на то, чтобы преодолеть засасывающее болото, и они медленно исчезали в нем. Все дети добравшиеся до берега, уходили в одном направлении.
Я прикрыла глаза руками и заплакала:
— Это не правильно!
— Не реви! Оглянись! Разве ты не видишь, что остальным хуже, чем тебе, и они не плачут? Что в этом неправильного? Родители не хотели детей, но по каким-то причинам родили. Некоторые позже пожалели об этом. Это их дети. Разве они не имеют права избавиться от них? Утопить, как топят ненужных котят? — сказала Аллекта.
— Зачем ты мне это говоришь? Зачем ты мне это показываешь?
— Я хочу, чтобы ты наконец-то увидела, каков на самом деле твой мир. Ведь это именно он. Безжалостный! Ужасный! Что любовь и счастье, про которые ты мне говорила, это иллюзия ненависти и несчастья. И ты хочешь, чтобы я жила в таком мире?
Я захотела возразить, но увидела как волосы Аллекты вновь становятся черными. Я испугалась и ничего не сказала против, а только спросила:
— Куда они идут?
— Спроси сама.
Я догнала девочку и схватила за руку.
— Куда вы идете?
— На плачевную и горестную церемонию, — с улыбкой ответила девочка.
Я отпустила ее, подошла к Аллекте и спросила:
— Почему некоторых отпускают? Они не боятся, что дети не простят их?
– Не от всех детей можно избавиться. Поэтому им приходится смириться и отпустить их. Боятся?.. Я не думаю. Наоборот, так дети лучше запомнят родителей.
— Что ты имеешь в виду?
— Если хочешь, чтобы тебя запомнили — обидь. Можно десятки раз спасать жизнь человеку, и он об этом не вспомнит. Но достаточно один раз обидеть, и он этого никогда не забудет. Даже, если снова спасешь ему жизнь. Что касается детей, то самое главное для ребенка — умение выжить в руках родителей.
Последний ребенок вышел из болота и направился за остальными. Волосы Аллекты вновь стали светлыми. Она протянула руку, и мы пошли вслед за детьми.
Погода в долине не изменилась. Она по-прежнему казалась пасмурной, а небо черным и глубоким, словно из ночного неба убрали все светила. Я шла за Аллектой, по тропинке протоптанной детьми. Тропинка привела нас к пещере, уходящей глубоко вниз. Я с трудом пролезла в нее, и увидела голубое сияние внизу. Я спускалась медленно, аккуратно цепляясь за выступы, но острые камни оставляли кровавые потеки на теле. Чем ниже спускалась, тем страшнее становилось. Я услышала плач, эхом разносившийся по пещере и становившийся громче. Когда я наконец-то оказалась внизу, Аллекта уже ждала меня. Мы стояли в большой ледниковой пещере. Я не ощущала холода, но от дыхания образовывался пар. Пол, потолок и стены переливались белыми, синими и голубыми тонами. Посередине протекала широкая, кристальная река с обрывистыми берегами. На одной стороне стояли взрослые и плакали, наполняя реку слезами. На другой стороне вдоль края стояли улыбающиеся дети.
— Почему они плачут? — спросила я.
— Они последний раз видят своих детей.
— Почему тогда дети выглядят счастливыми?
— Они на самом деле счастливы. Как им еще выглядеть?
В этот момент дети начали по очереди прыгать с обрыва в реку. Плач взрослых перешел в оглушающий вой. Я побежала к обрыву. Расталкивая взрослых, я испугалась от того, что не могла разглядеть их смазанные лица. Я посмотрела на тот берег и увидела как дети прыгают в воду и течение уносит их. На берегу оставалось несколько детей. Я хотела их остановить, но смогла только закричать от безысходности:
— Остановитесь! Прошу!
— Мы нашли счастье! — кричат последние дети и умирают.
Взрослые расходились, а я наблюдала как они входят в стены, оставляя после себя уменьшающуюся тень во льду. Мы остались вдвоем.
— Куда их унесло течение? — спросила я.
— Туда же, откуда принесло.
— Река Лета?
— Да. Все закономерно.
Я молча смотрела на реку некоторое время, а потом спросила:
— Неужели смерть, это то счастье, которое они искали?
— Да, для них жизнь — величайшее разочарование, а смерть — величайшее счастье, — ответила Аллекта и добавила: — Только они так и не смогли понять самого главного.
— Чего?
— Что счастье — это мимолетное заблуждение.
— Получается, что река Лета, это река жизни и смерти?
— Можно выразиться и так.
— Но я не понимаю, почему она из крови?
— Потому что она течет под землей.
— И?..
— А из чего, по-твоему, она должна быть? Люди на протяжении всего своего существования бессмысленно проливают кровь. Земля впитала и продолжает впитывать столько крови, что глупо надеяться, что подземная река будет чистой, как родник.
Пещеру начало трясти. По льду поползли трещины, и он начал осыпаться. Река замерзла, треснула и разъединилась, образовав глубокую пропасть. Я не удержалась на обрыве и упала на замерзшую реку, а потом скатилась к пропасти. Я весела уцепившись двумя руками за край и кричала:
— Аллекта! Помоги!
Аллекта села на колени и прижала мои ладони ко льду. Затем наклонилась и сказала:
— Запомни: есть вещи страшнее смерти!
— Какие? — крикнула я, и увидела как волосы Аллекты плавно от корней к кончикам становятся черными.
— Жизнь, например! — прошептала она и отцепила мои пальцы ото льда.
Я медленно падала в бездну. Я кричала изо всех сил, но не могла произнести ни звука. Я смотрела на черноволосую Аллекту и поняла, что в ней напугало меня в первый раз.
4
Рассвет освещал спальню, когда я проснулась. Часы показывали 3:45. Я старалась вспомнить то, что приснилось, но в памяти возникали только фрагменты: девочка, спуск в пещеру, лед и мутные обрывки происходящего, которые не могла уловить и составить во что-то понятное. Только падение в бездну помнилось отчетливо, после чего сразу проснулась.
Я приехала к отцу, чтобы поделиться радостными новостями. Он обрадовался тому, что станет дедушкой, но сочувствовал мне. Отец жил в те времена, когда семья должна была быть полной. И он не понимал современного культа «Пробников». Пробник — именно так он называл ребенка из пробирки, и считал это аморальным. Стоит отметить, что моя беременность никак не связанна с «Пробниками», но его это не волновало.
Мы сидели за столом, и пили чай. Смотря в окно, я увидела девочку, и дыхание замерло. Она шла по дорожке одетая, как первоклассница на первое сентября. Длинные светлые волосы, на голове два белых бантика, рюкзак на спине, а в руках яркий, белый букет. Мне стало страшно. Я вспомнила образ девочки из сна и прошептала:
— Ты хочешь, чтобы я жила в таком мире?
— Что? — спросил отец.
Он посмотрел на меня, и увидел испуганные глаза, потом перевел взгляд в окно и спросил:
— Что тебя напугало, милая?
— Первоклассница.
— Сегодня первое сентября. Да и вообще, что страшного в первоклассниках?
— Ничего, — прошептала я.
Девочка ушла с поля зрения, а я перевела взгляд на отца, и добавила:
— С беременностью, я совсем перестала следить за окружающим миром.
— А девочка здесь причем?
— Я точно не знаю, но мне кажется, что она приснилась мне сегодня.
— Кошмары?
— Не знаю. Но она меня напугала. Не могу точно вспомнить. Только обрывки и фраза «…ты хочешь, чтобы я жила в таком мире?»
— Ты просто переволновалась. Это всего лишь первоклассница.
— Да, но почему она шла одна? Первое сентября все-таки.
— Это конечно ужасно, но нужно признать: вот оно светлое будущее к которому мы усердно шли — дети теперь сами по себе и сами за себя.
— И воспитание детей — дело рук самих детей, — со смехом сказала я.
— Да, — подтвердил отец и тоже рассмеялся.
Он больше не знал, что сказать мне, но ему как никогда хотелось поговорить. Отец вспомнил предание, которое рассказывали друг другу женщины во времена его бабушек.
— Моя бабушка рассказывала о том, что в день зачатия к женщине в сновидение приходит будущий ребенок, но запоминается только пол.
— Та безумная бабушка, которая оставила тебе странные часы?
— Да, ее считали безумной, но многие прислушивались к ней. Она говорила, а это было давно, что существует три фазы сна и шесть стадий сна. Первая фаза — «Медленный сон», состоящий из четырех стадий; вторая фаза — «Быстрый сон», состоящий из одной стадии; третья фаза — «Редкий сон» или «Сознательный сон», а в простонародье «Залетный сон», состоящий из одной стадии. Твоя прабабушка утверждала, что первый сон после зачатия имеет три фазы и шесть стадий сна. И именно в «Залетном сне», будущая мать видит своего ребенка. Самое главное это то, что она умерла в 1939 году, а фазу «Быстрого сна» открыли только в 1953 году. Третью фазу доказать не смогли. Странно, да?
— Да, папа. Так ты думаешь, что мне приснилась моя дочь?
— Я не знаю, но придумать такое, мне кажется сложно. Поговаривали, что у нее имелась какая-то древняя книга, из которой она многое узнавала, но никто, никогда книгу не видел, поэтому многие ее считали безумной.
Я встала и подошла к тумбе, на которой стояли прабабушкины часы.
— Ты когда-нибудь думал, что означают четыре буквы на часах? — спросила я.
— Нет. Я думаю, что это всего лишь декоративные часы или декоративная книга.
Я вернулась домой, умылась и легла на кровать.
Включила ТВ: на экране светловолосая, ухоженная, худенькая, приятной внешности, пятидесятилетняя женщина — главная героиня. Она подходит к восьми женщинам ее возраста. Они сидят и плачут. Крупным планом показаны их руки. У каждой на безымянном пальце левой руки надето кольцо. Камера показывает общий план. Главная героиня:
— Почему вы плачете?
Одна из массовки:
— Нас бросили мужья ради более молоденьких!
Она закрывает лицо руками и плачет еще сильней.
Главная героиня:
— На сколько лет вы бы хотели выглядеть?
Массовка хором:
— Хотя бы на тридцать пять!
Главная героиня:
— Так спросите меня, как в пятьдесят выглядеть на тридцать пять?!
Массовка хором:
— Как в пятьдесят выглядеть на тридцать пять?!
Главная героиня:
— Никак! Поэтому я рекомендую вам таблетки «Узбагоин»!
У нее в руках появляются пузырьки с таблетками и она начинает раздавать их женщинам. На пузырьке нарисована эмблема продукции «Ядерный гриб». Четыре женщины закидывают в рот таблетки и запивают. Воды больше не остается. Оставшиеся четыре женщины говорят:
— Нам нечем запить таблетки!
Главная героиня:
— Для тех, у кого нет возможности запить таблетки, мы предлагаем жидкий «Узбагоин».
У нее в руках появляются пузырьки с жидким «Узбагоином», и она раздает четырем женщинам. Они радостные и счастливые выпивают содержимое пузырьков.
Главная героиня:
— А для тех, кто не может ни пить, ни глотать, у нас есть специальная косметическая серия «Узбагоин»: тональный крем «Узбагоин», губная помада «Узбагоин», тушь «Узбагоин», лак для ногтей «Узбагоин», ночной, дневной и даже обеденный крем для лица и для тела «Узбагоин» и многое другое. А если вам ничего из этого не поможет, то специально для таких, как вы у нас есть внутривенный «Узбагоин-ширнин».
Ее показывают крупным планом. Она смотрит в камеру. Смотрит на меня и говорит:
— Если ты прямо сейчас пришлешь СМС с кодом 616 на номер 666, то получишь все это бесплатно!
На экране все загорается, в том числе и женщины. Они прыгают, скачут и веселятся. На экране показывают поляну, вокруг горит лес. В центре поляны стоит наполненный жидкостью котел с надписью «УЗБАГОИН». Под котлом горят дрова. Восемь обнаженных женщин берутся за руки и, подпрыгивая, громко смеясь, водят хоровод вокруг котла. Главная героиня (обнаженная) поднимается на вышку и прыгает в низ. В полете она делает всевозможные обороты, винты и вращения. Она чисто входит в «УЗБАГОИН», выныривает и вместе с массовкой хором произносит: