Коллекция детективов газеты «Совершенно СЕКРЕТНО»

2014 год



Оливия Дарнелл

ДИАДЕМА ДЛЯ ДИВЫ

Совершенно СЕКРЕТНО онлайн-версия, опубликовано: 28 Января 2014


Перевод: Ольга Дмитриева
Художник: Михаил Златковский






Рейчел Мейтленд, пожилая примадонна на отдыхе, с трудом открыла глаза. Проснуться никак не удавалось. К тому же звенело в ушах и раскалывалась голова. Рейчел поднялась с постели и подошла к зеркалу. Увиденное не обрадовало.

«Только бы Майкл не застал меня в таком виде», – подумала она. Майкла Пиджона, точнее, Микеле Пиччионе Рейчел привезла из Венеции, отбив у одной старой южноамериканской миллионерши. Миссис Мейтленд тоже была очень богата, но продолжала давать уроки светским любителям вокала и брала за них огромные деньги, которые широко тратила на Майкла – Микеле. Они уже два года жили вместе в прекрасном особняке Рейчел в Ричмонде и были вполне довольны друг другом. Микеле, превратившийся в Майкла, весело прожигал жизнь, а Рейчел наслаждалась поздней любовью. Она не осуждала своего итальянского возлюбленного, так как в молодости сама легко принимала от поклонников дорогие подарки и составила из них неплохую коллекцию драгоценностей, которые благоразумно застраховала в солидной страховой компании. Рейчел щедро демонстрировала эти украшения окружающим как доказательства своей былой женской власти и красоты. Но гордость коллекции – так называемую диадему египетской царевны она могла показать только близким друзьям. Лет тридцать назад лорд Готуорд, сотрудник дипломатического корпуса в Египте, купил это сокровище у одного из расхитителей гробниц и, рискуя свободой и карьерой, тайно вывез в Британию. Сумма, которую пришлось выложить Готуорду, значительно превышала его возможности, и Рейчел, растроганная и польщенная великолепием подарка, на целых два года сделала Готуорда своим официальным любовником. Потом они довольно бурно расстались из-за того, что Рейчел хотела стать леди Готуорд, а лорд не желал давать ей свой титул и имя.

Но все это было в далеком прошлом, а в данный момент Рейчел с отвращением рассматривала свое отражение и трясла головой, стараясь избавиться от странного шума в ушах. Она пошла в ванную комнату, увидела мобильник, лежащий на коврике, и с удивлением обнаружила огромное количество пропущенных звонков. Большинство из них было от Ноэми Коэн – ее менеджера и близкой подруги. Рейчел сполоснула лицо холодной водой, окончательно проснулась и обнаружила, что шум, который она слышит, раздается снизу, причем если раньше это был звон, то теперь – глухие удары. Стучали во входную дверь. Рейчел спустилась на первый этаж, отворила и едва не была свалена с ног влетевшей в холл Ноэми Коэн. Маленькая, но крепко сбитая Ноэми была похожа на ракету, с шумом и грохотом оторвавшуюся от мостовой. Она даже сделала один круг по помещению, прежде чем остановилась перед Рейчел.

– Что случилось?! – прокричала она. – Мы все с ума сходим, хотели уже обращаться в полицию! На звонки не отвечаешь, пропустила урок нашего лучшего клиента и даже не подходишь к двери!

– Уроки, – с достоинством произнесла Рейчел, – я не пропускала никогда, а этот должен состояться еще только через несколько часов.

– Нет, видимо, ты совсем с ума сошла из-за своего итальянца, не зря он позвонил мне и сказал, чтобы тебя не тревожили, так как ты очень расстроена из-за ссоры! Урок был в понедельник и не мне рассказывать, сколько ты берешь за него!

– А сегодня какой день? – испуганно прошептала Рейчел.

– Вторник, моя дорогая, и, пожалуйста, не притворяйся, что забыла. Мы с тобой одного возраста, и я надеюсь, что до старческого слабоумия у нас есть еще хотя бы лет десять…

Рейчел не стала дослушивать ее и побежала в комнату Майкла. Потом она вернулась и с рыданиями протянула подруге письмо. Оно не произвело ожидаемого впечатления. Ноэми только пожала плечами, насмешливо посмотрела на Рейчел и подошла к столу, на котором стояла бутылка шампанского.

– Это следует отметить, – сказала она, протянула руку к бокалу и увидела записку, лежащую под ним. Быстро прочитав ее, она потрясенно посмотрела на Рейчел.

– Неужели ты собиралась сделать это из-за ссоры с подобным ничтожеством?

– Мы не ссорились, а очень мирно и мило провели воскресенье, – сквозь зубы процедила Рейчел.

– И ты проснулась только во вторник, а письмо это, – Ноэми задумчиво кивнула на лист, который продолжала держать в руках, – увидела только сегодня.

Она еще раз просмотрела записку, решительно взяла подругу за руку, поднялась вместе с ней спальню и подвела к картине, за которой скрывался сейф.

– Открывай.

Рейчел послушно набрала шифр, быстро просмотрела содержимое сейфа и застыла.

– Звоним в полицию? – спросила Ноэми.

– Нет, – слабым голосом проговорила Рейчел, – свяжись, пожалуйста, с детективным агентством Смайлса.

Роберт Смайлс не заставил себя ждать. Это был невысокий флегматичный толстяк, больше похожий на врача, чем на сыщика. Когда-то он оказал Рейчел помощь в очень щекотливом деле и блестяще справился с поставленной задачей. Смайлс был немногословен, предпочитая слушать, и, пока длился монолог Рейчел, не вставлял ни слова. Молчала, ерзая в кресле от возбуждения, и Ноэми. Когда рассказ Рейчел подошел к концу, Смайлс начал задавать вопросы.

– Насколько я понимаю, миссис Мейтленд, вы расстались позавчера с вашим другом в наилучших отношениях?

– В великолепных. Мы сходили в театр, а вернувшись, занялись графологией. Майкл недавно очень увлекся ею. Писали разные тесты. А потом разошлись по спальням.

– Вы пили шампанское? – Смайлс кивнул в сторону бутылки, принесенной из холла.

– Нет, – вздохнула Рейчел, – только пригубила. Это я выдерживаю стиль, так как приходится вести здоровый образ жизни и одновременно изображать роковую женщину. Я говорю, что всегда выпиваю на ночь бокал шампанского, но на самом деле просто выливаю его в раковину.

– Можно посмотреть записку?

Рейчел молча протянула Смайлсу записку, оставленную под бокалом. Он улыбнулся и прочитал вслух:

«Умираю от любви к Майклу. Ах, как мне все надоело!»

Из кресла, в котором сидела Ноэми, раздался сдавленный стон.

– Неужели вы могли написать это добровольно? – спросил Смайлс.

Рейчел покраснела как девчонка.

– Ужасно глупо с моей стороны. Майкл написал «умираю от любви к Рейчел», и мы потом исследовали его почерк по графологическому справочнику. Ну а потом я из вежливости написала то же самое, и мы стали исследовать мой.

– Ну а фраза о том, что вам все надоело?

– Майкл сказал, что надо написать фразу, которую повторяешь чаще всего, вот я и написала.

– Надеюсь, графологический анализ показал, что мистер Пиджон коварен и имеет преступные наклонности?

– Я поняла это сейчас, когда обнаружила, что пропала моя диадема, – сухо проговорила Рейчел. – Можно мы не будем говорить о том, какой я оказалась дурой?

– Ну, таких очень много, – умиротворенно проговорил Смайлс и продолжил: – Как я понял из вашего рассказа, происхождение этой диадемы весьма сомнительное и она не застрахована?

– Да.

– И именно поэтому вы обратились ко мне, а не в полицию.

– Ну, мне бы не хотелось, чтобы эта история получила огласку, вы же понимаете, что у меня в ней весьма жалкая роль. Я бы хотела, чтобы вы нашли Майкла.

– Для чего? – спросил Смайлс.

– Ну, не знаю, просто найдите. Ах, как мне все… – Рейчел осеклась и опустила голову.

– Миссис Мейтленд, – очень серьезно проговорил Смайлс, – вы, вероятно, понимаете, что речь идет не только о краже, но и о продуманном покушении на убийство. Дайте мне, пожалуйста, письмо, которое оставил ваш друг. Я уверен, что там он просит прощения за причиняемые страдания и пишет, как ужасна была ссора между вами.

– Ну, что-то в этом роде, – согласилась Рейчел.

Смайлс взял письмо и прочитал вслух:

«Дорогая Рейчел! Прости, но я все-таки ухожу от тебя! Я понимаю, что ты очень страдаешь, но всему приходит конец, даже такой огромной любви, как наша! Когда ты пригрозила, что выбросишься из окна, я испугался за тебя по-настоящему и поэтому сказал, что передумал. Но я не передумал и ухожу! Спасибо тебе за все. Прощай, моя белокрылая голубка! Твой Майкл».

– Белокрылая голубка, – хихикнула Ноэми, глядя на Рейчел, с трудом умещавшуюся на изящном стульчике, и, видимо, приготовилась прокомментировать письмо, но Смайлс остановил ее.

– Не будем отвлекаться. Насколько я понял, ситуация развивалась так. Майкл Пиджон…

– Микеле Пиччионе, – быстро поправили его из глубин кресла.

– Микеле Пиччионе, – миролюбиво согласился Смайлс, – спланировал украсть у вас драгоценности. Их много, но он выбрал ту, из-за которой не обратятся в полицию и страховые компании не будут вести расследование. Он, скорее всего, положил огромную дозу снотворного в шампанское, которое вы так благоразумно не выпили, потом рассказал миссис Коэн, что вы были очень расстроены, и оставил письмо, в котором написал о ссоре и вашем отчаянии. Мистер Пиччионе также предусмотрительно попросил не беспокоить вас, чтобы никто не смог разбудить и спасти, и для этого даже… – Смайлс подошел к столику у кровати и положил на место сброшенную с телефонного аппарата трубку, – убрал это средство связи. Он сделал все, чтобы было очевидно: вы покончили жизнь самоубийством из-за расставания с ним. Но мне непонятно, зачем ему потребовалась ваша смерть?

– Я сказала ему, что составила завещание в его пользу.

– Боже, а врала-то зачем? – простонали из кресла.

– Вы составили завещание в пользу мистера Пиччионе? – спросил Смайлс.

– Не совсем так, – замялась Рейчел, – я завещала все своим племянникам.

– Внучатым племянникам, – уточнила Ноэми. Но ее подруга пропустила это замечание мимо ушей и продолжила:

– Я решила, что эта маленькая ложь укрепит наши отношения.

– Хорошо, миссис Мейтленд, – Смайлс встал со своего места. – Я бы хотел взять у вас фотографию этого молодого человека и, если можно, фото диадемы. Еще я возьму бутылку с шампанским на экспертизу. Думаю, что мы быстро найдем вашего друга. Странно, что он еще не заявился сюда со свидетелями.

– Он звонил мне рано утром, говорил, что беспокоится за Рейчел и, вероятно, ждал, когда я сообщу о ее смерти, чтобы прийти сюда и изобразить раскаянье.

– Да, думаю, что он с нетерпением ждет вестей. Вы не могли бы позвонить и сообщить ему о случившейся трагедии, миссис Коэн?

– С наслаждением, – Ноэми встала, достала мобильник, несколько раз всхлипнула, входя в роль, откашлялась и набрала номер Пиччионе.

К всеобщему разочарованию, ей не ответили, и Смайлс поспешил отправиться на поиски, предупредив женщин, чтобы они не выходили из дома и не отвечали на звонки.

Поиски длились совсем недолго. На другой день Смайлс пришел в дом к миссис Мейтленд. Выглядел он очень расстроенным.

– Вы нашли его? – взволнованно спросила Рейчел.

– Нашел, – лаконично ответил Смайлс и вздохнул: – Но боюсь, что совершил ошибку, когда попросил вас не выходить из дома и не отвечать на звонки.

– Мы просто отключили телефоны и попросили Викторию сделать то же самое и не высовывать носа. За определенную плату, разумеется, – сказала Ноэми и пояснила: – Виктория, девушка, которая приходит сюда убирать и готовить.

– Ну что ж, – с облегчением сказал Смайлс, – тогда она сможет подтвердить, что вы были здесь весь день. Дело в том, – после некоторой паузы проговорил он, – что наш друг убит.

– Что?! – хором вскричали обе женщины.

– Ему разбили голову чем-то тяжелым, – пояснил Смайлс.

– Может быть, вы расскажете поподробнее? – кровожадно проговорила Ноэми. – И не смотрите на меня осуждающе! Да, я его терпеть не могла, так как знала, что он бесстыдно использует Рейчел, но не это главное, он ведь пытался убить ее!

– Ну что ж, если миссис Мейтленд в состоянии выслушать… – Смайлс оглянулся на Рейчел, которая пока не проявляла никаких признаков скорби. – Мои сотрудники довольно быстро выяснили, где находился этот молодой человек. Устроился он здесь поблизости, в Ричмонде. Дверь не была заперта, и я постарался войти незаметно. Тело лежало в гостиной. Не буду отягощать вас подробностями, скажу лишь, что выглядело оно ужасно. Мистера Пиччионе, конечно, можно было узнать, но не без труда, голова была изуродована, судя по всему, несколькими ударами. Следов борьбы я не заметил, и из этого можно сделать вывод, что убийца, видимо, был знаком Пиччионе, так как тот сам впустил его. Очень надеюсь, что меня не видели, но вам предстоят довольно неприятные вопросы в полиции.

– Но кто же мог убить его? – спросила Рейчел.

– Может быть, он обокрал еще кого-нибудь? – предположила Ноэми.

– Я думаю, дело не в этом, – покачал головой Смайлс. – Мистер Пиччионе, как нам удалось выяснить, много и неудачно играл и задолжал людям, которые не прощают долгов. Вероятно, он хотел до получения наследства расплатиться вашей диадемой. Я, кстати, обнаружил вот это у ног убитого.

Смайлс протянул Рейчел большой зеленый камень грушевидной формы.

– Все, что осталось, – одна изумрудная подвеска, – горько вздохнула Рейчел. – Ну что ж, мистер Смайлс, спасибо. Думаю, что диадему уже разобрали на части и больше ничего не найти. А из этого я сделаю кулон. Как память о моем утерянном сокровище.

– Надеюсь, ты не Пиччионе имеешь в виду? – спросила Ноэми.

– Я уже забыла это имя, – величественно проговорила миссис Мейтленд.

Ноэми подмигнула Смайлсу и нахмурилась. Вид у детектива был явно неудовлетворенный. И когда они остались наедине, она прямо сказала об этом.

– Боюсь, что эта история не закончена. Есть вопросы, на которые я пока не нахожу ответа, – задумчиво проговорил Смайлс, – и сдается мне, что миссис Мейтленд вскоре обратится ко мне снова.

Смайлс не ошибся. Всего через две недели он был вызван в особняк к Рейчел. На этот раз она была энергична, подтянута и, как показалось Смайлсу, чрезвычайно возбуждена. В кресле, на своем обычном месте, сидела Ноэми, которая, незаметно покрутив пальцем у виска, кивнула на груду журналов и книг, разбросанных по всем столам.

– Я бы хотела, чтобы вы нашли мне этого человека. Насколько мне известно, он покинул Британию лет десять назад, – Рейчел дала Смайлсу конверт. – Там все данные и деньги на расходы. Вполне возможно, что он в Италии, он всегда так любил Милан!

– Думаю, что он находится значительно ближе, миссис Мейтленд, – сказал Смайлс.

– Слушайте, это возмутительно, – подскочила Ноэми, – вам не кажется, что я имею право знать, о чем идет речь! Нас вызывали в полицию, допрашивали об этом злосчастном Пиччионе, и только ленивый не написал об этом в светских новостях. А теперь затевается какая-то авантюра, и опять это связано с Италией! Ты лишишься наших лучших учеников, Рейчел!

– Можешь не волноваться, Ноэми, – успокаивающе сказала ее подруга. – Я как раз стараюсь вернуть себе респектабельность.

– Послушайте, у Рейчел что-то случилось с головой, – сказала миссис Коэн, когда вместе со Смайлсом вышла на улицу. – Вы видели, что она читает? Книги о маскарадах! Вы, конечно, можете скрывать и ничего не рассказывать, но я поняла. Рейчел хочет спеть Амелию в «Бале-маскараде» Верди и для этого посылает вас в Ла-Скала. И это в ее возрасте! Хотя, – Ноэми минуту помолчала, – задумано очень неплохо. Это произведет такой фурор, что все забудут историю с диадемой. Голос у Рейчел сохранился прекрасно, и если ее как следует затянуть, поднять на высокие каблуки, накрасить и поставить рядом кого-нибудь, чтобы поддерживал во время действия… Но почему тогда она посылает вас, а не меня договариваться?! Считает, что я уже вышла в тираж?! – в голосе Ноэми зазвучали слезы.

– Не мучайтесь миссис Коэн, – остановил ее Смайлс, – это не опера, и ваша подруга идет по верному пути.

Свадьба Рейчел Мейтленд и лорда Бастиана Готуорда долго обсуждалась в светских колонках глянцевых журналов как самая романтичная история месяца и полностью затмила неприглядный эпизод с диадемой. Тем более что это экстравагантное украшение дополняло свадебный наряд невесты, давая публике повод лишний раз убедиться в лживости прессы. Среди приглашенных на венчание был Смайлс. Когда он выходил из церкви, его крепко взяла под руку дама в огромной розовой шляпе. Это была подружка невесты – Ноэми.

– Рассказывайте, как вам удалось все устроить, и, пожалуйста, не говорите, что это получилось само собой. Я-то знаю, что тогда Готуорд сбежал от Рейчел именно из-за того, что не хотел жениться.

– Хорошо, – улыбнулся Смайлс, – теперь я могу рассказать вам все. Когда я нашел тело мистера Пиччионе и изумруд, брошенный у его ног, то, конечно, удивился. Убийца должен был забрать эту вещь, если, конечно, не убежал впопыхах. Я и подумал, что сама диадема, которой Пиччионе хотел расплатиться со своими огромными долгами, пока не получит наследство миссис Мейтленд, была подделкой и из-за этого он был убит. Его кредиторы решили, что их обманули сознательно. Подвеску просто швырнули под ноги. А миссис Мейтленд узнала, что изумруд не настоящий, когда пошла к ювелиру, чтобы сделать из нее кулон. Так она обнаружила, что Готуорд обманул ее, подсунул фальшивку и выставил себя героем, не имея для этого никаких оснований. Рейчел поняла также, что для театрального реквизита эта вещь была слишком хороша, и стала искать упоминание о ней в описаниях маскарадов. И нашла. Диадема принадлежала прабабке Готуорда, блиставшей в ней на викторианских балах-маскарадах. Я же нашел адрес Готуорда, который, кстати, совершенно обеднел, и сообщил о его местонахождении Рейчел.

– И как же она заставила его жениться?

– Миссис Мейтленд действовала очень тонко. Она изобразила, что совершенно случайно встретила Готуорда, поведала о своей пропаже, сказала, что хочет сделать кулон на память о диадеме и как раз направляется к ювелиру. Было ясно, что правда о подделке раскроется и Готуорд потеряет лицо. Слишком много людей его круга слышали историю о том, с какими опасностями ему пришлось столкнуться при покупке и вывозе диадемы. И он нашел весьма элегантное решение. Он взял подвеску, сказал, что хочет сам отнести ее к ювелиру и подарить Рейчел в качестве свадебного подарка.

– Но как нашлась диадема?

– Она валялась за окном. Ее вышвырнул убийца, сочтя не стоящей внимания. И напрасно, в каком-то роде это раритет. Полицейские обнаружили диадему и вернули миссис Мейтленд.

– Ну что ж, – сказала Ноэми, глядя вслед новобрачным, садящимся в автомобиль, – Рейчел получила титул, характер у нее еще тот, и Готуорд все-таки заплатил за эту треклятую диадему!



Флора Флетчер

КОЕ-ЧТО НА ПАМЯТЬ

Совершенно СЕКРЕТНО № 3/298


Перевод: Сергей Мануков
Художник: Михаил Златковский






Его преподобие Кеннет Лаллинг ничуть не был удивлен. Он считал себя опытным физиономистом и психологом и поэтому не удивился поведению миссис Дефорест. По его мнению, у Клары Дефорест имелись вполне веские причины находиться в подавленном состоянии. Недавно ее бросил муж, так что веселиться ей было неотчего. Джейсон Паттерсон исчез, как водится в подобных случаях, без предупреждения. Сел на самолет, направляющийся в Мехико, и был таков. Причем улетел бы один – это было бы еще полбеды, хотя, конечно, ничего хорошего в том, что муж бросает жену, нет! Но ходили слухи, что в аэропорту его видели с потрясающей блондинкой, а перед бегством этот ловкий молодой человек еще и снял все деньги с общего банковского счета, продал кое-какие ценные бумаги и в довершение всего прихватил с собой большую часть содержимого шкатулки, где Клара хранила фамильные драгоценности. В общем не только бросил, но и обобрал практически до нитки!

Сама Клара Дефорест вела себя спокойно и не без достоинства. Она не опровергала, но и не подтверждала эти слухи. Она хранила многозначительное молчание и старалась пореже вспоминать о беглеце. Может, надеялась, что со временем все забудут об ее унижении, а может, хорошо помнила пословицу, гласящую, что молчание – золото.

Имелось объяснение и у ее удивительного спокойствия. Все дело в том, что Джейсон годился ей в сыновья. Выходя замуж за мужчину, который был на двадцать лет младше ее, миссис Дефорест с первого дня супружеской жизни готовила себя к неизбежному финалу – его бегству. Наверное, поэтому исчезновение молодого мужа не оказалось для нее таким сильным потрясением, как того следовало бы ожидать.

– Должен заметить, миссис Дефорест, – одобрительно проговорил священник, ставя на стол чашечку с чаем, – что выглядите вы отлично. И держитесь превосходно. Могу вас за это только похвалить: молодец! Другая женщина на вашем месте раскисла бы, опустила руки, принялась клясть судьбу и обвинять в своих бедах все человечество.

– Я чувствую себя вполне сносно, спасибо, ваше преподобие, – поблагодарила священника хозяйка, прекрасно сохранившаяся женщина лет пятидесяти. Многие мужчины продолжали оглядываться, чтобы бросить взгляд украдкой, когда она проходила мимо, – уж слишком хороша у нее была фигура. – У меня нет никаких обид или претензий к судьбе. Я благодарна провидению и Господу: если он сделал так, значит, это нужно. Если Джейсон должен был уехать, то, значит, так тому и быть. Я вычеркнула его из своей жизни. Все очень просто.

– И вы не испытываете к нему никаких недобрых чувств? – с надеждой осведомился Лаллинг, в глубине души немного разочарованный тем, что она не нуждается в его утешениях. – В конце концов, он бежал не с пустыми руками.

– Абсолютно никаких, – убежденно покачала головой Клара. – Конечно, Джейсон был проходимцем каких еще поискать надо. Здесь двух мнений быть не может. Так же как не может быть двух мнений относительно того, что проходимцем он был, надо отдать ему должное, чертовски красивым и обаятельным. Поверьте, я нисколько не виню его в бегстве. Честное слово, так оно и есть! Напротив, я благодарна ему за то, что он подарил мне на закате жизни несколько прекрасных лет, которые я буду помнить до своих последних дней. Не буду кривить душой, ваше преподобие, я с самого начала знала, что этим все закончится. Я прекрасно понимала, на что иду, выходя за него замуж. Понимала, что меня ждет. Весь вопрос был в том, когда это произойдет. Я знала, что за душой у него нет ни гроша, и понимала, что ему нужна не я, а мои деньги. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть это. Вообще-то, если хотите знать, мне еще здорово повезло. Джейсон – парень красивый, но, к моему счастью, настолько глупый, что даже не сумел убить меня…

– Что?.. – воскликнул священник, не веря своим ушам. Он не мог скрыть изумления и шока. – Вы хотите сказать, что ваш бывший супруг пытался убить вас?

– Как минимум дважды, – с улыбкой кивнула хозяйка. Ее развеселило изумление на лице гостя, и она слегка улыбнулась. Совсем чуть-чуть, лишь уголками рта. Глаза же оставались холодными как лед. – Первый раз он подсыпал какую-то гадость в теплое молоко и принес его мне в спальню перед сном. Конечно, я сразу заметила неладное и не стала его пить, а незаметно вылила, когда он отвернулся. Он, наверное, потом долго не мог понять, почему я выжила. Второй раз Джейсон пытался отравить меня каким-то лекарством.

– Вы, конечно же, сообщили в полицию об этих покушениях? – осведомился Кеннет Лаллинг, недоверчиво качая головой. Для него покушения были полной неожиданностью, и он никак не мог прийти в себя.

– Нет, не сообщила, – пожала красивыми плечами Клара. – Что бы мне это дало? Ничего, кроме разрыва наших отношений, которые, можете мне поверить, до самого конца вполне меня устраивали. Как бы я что-то доказала?

– Вы хотите сказать, что оставили покушения безнаказанными? – ужаснулся священник.

– Нет, конечно, – вновь улыбнулась Клара Дефорест, – я вовсе не оставила их безнаказанными. Я наказала его, переписав завещание. По новому завещанию он не получал ни цента в том случае, если я умру при подозрительных обстоятельствах. Видели бы вы моего дорогого муженька в ту минуту, когда я сообщила ему о завещании. Он переменился в лице и страшно расстроился из-за того, что я раскусила его! Ну как ребенок! С той минуты мне стало очевидно, что я могу не бояться за свою жизнь, но, с другой стороны, я стала готовиться к его бегству.

– Ребенок? – глаза Кеннета Лаллинга округлились от праведного негодования. – Какой же он ребенок?! Он не ребенок, дорогая моя, а чудовище!.. Хотя, если подумать, пожалуй, вы поступили мудро, что не пошли в полицию.

– Так-то оно так. Конечно, я спасла свою жизнь и лишила его мотивов к убийству, но, с другой стороны, у него пропал всякий интерес жить со мной. Оставалось одно – бегство. И вот я одна… Нет, я на него не обижаюсь, но скучать по нему, конечно, буду, – печально пожала плечами миссис Дефорест. – Нужно было обязательно оставить о нем какое-нибудь напоминание. Если в нашем возрасте не подпитывать память маленькими воспоминаниями, из нее быстро стираются даже самые важные и приятные моменты, которые она, казалось бы, должна была хранить до конца дней.

– Может быть, он еще вернется, – Лаллинг попытался утешить собеседницу. Клара Дефорест была ему симпатична, и он хотел хотя бы морально помочь ей, поддержать в трудную минуту.

– Не думаю, – задумчиво покачала головой Клара. – Джейсон оставил записку, в которой написал, что уезжает навсегда и больше никогда не вернется. К тому же он прекрасно понимает, что назад пути нет, что я, несмотря на его красоту, не приму его. Всему есть предел. И у меня сохранились еще остатки гордости и самоуважения… К сожалению, это я сейчас такая спокойная, а тогда, сразу после его бегства, страшно на него рассердилась. Я так разозлилась на него, что сожгла записку. О чем сейчас жалею. Было бы, наверное, приятно время от времени перечитывать ее и вспоминать о Джейсоне. Теперь же придется искать что-то другое, что бы напоминало мне о нем.

– Вы удивительная женщина, миссис Дефорест, – с восхищением проговорил Кеннет Лаллинг.

В дверь позвонили, и хозяйка, извинившись, вышла. Священник огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на мраморном камине, на котором стояла красивая ваза. Через минуту Клара Дефорест вернулась в гостиную с небольшим свертком, завернутым в дешевую оберточную бумагу. Она положила его на стол, села в кресло и сказала:

– Это был почтальон… Может, еще чаю?

– Нет, благодарю вас, миссис Дефорест… Я заметил у вас на камине очаровательную вазу.

– Она вам правда понравилась? – Клара с легкой улыбкой посмотрела на вазу. – Это подарок моего брата Каспера. Он приезжал на прошлой неделе навестить меня.

– Да-да, я слышал о том, что он приезжал, – кивнул его преподобие. – Это так замечательно, что в минуту горя рядом с вами находится родной человек, на которого можно положиться. Без поддержки обойтись гораздо труднее.

– Вы правы. Мой Каспер надежный. На Каспера можно положиться, он никогда не подведет. Он приехал на следующий день после того, как я позвонила ему и рассказала о бегстве Джейсона. Ни секунды не колебался, несмотря на то что у него много дел и время расписано по минутам. Хотя, честно говоря, в его приезде не было необходимости. Я недолго психовала. Через несколько часов взяла себя в руки и успокоилась. Я попыталась его отговорить, но он не захотел ничего слушать. Думаю, Каспер просто хотел убедиться, что со мной все в порядке. Он переночевал у меня, а утром вернулся домой.

– К сожалению, я не имел удовольствия встречаться с вашим братом, – печально вздохнул священник, – но уверен, что он достойный человек, заслуживающий самых добрых слов. Он живет далеко отсюда?

– Милях в двухстах, – ответила Клара. – Знаете, Каспер у меня гончар. Эту маленькую вазу, которая вам так понравилась, он сделал своими собственными руками.

– В самом деле? – опять удивился гость. – У него золотые руки, если он ее сделал сам! Она очень красивая.

– Гончарное дело скорее искусство, чем ремесло. У Каспера к нему оказался талант, сейчас он не только получает удовольствие от работы, но и извлекает из нее практическую выгоду. Много лет назад он начал с поставок ваз мелким лавочникам в родном городке, а сейчас его красивые вазы можно встретить в магазинах по всему штату.

– Теперь я понимаю, что он у вас очень занятой человек.

– О да. Каспер уехал на следующее утро, потому что его ждала срочная работа. Он прекрасный мастер и делает все сам. Конечно, у него не конвейер и он не штампует вазы сотнями, зато каждое его изделие стоит больших денег.

– К сожалению, я абсолютно не разбираюсь в гончарном деле, – вздохнул священник. – Пожалуй, стоит пойти в библиотеку и почитать о нем.

– Не пожалеете, – кивнула Клара Дефорест. – Уверяю вас, это очень интересный предмет. Возьмем, к примеру, обжиг. Вам известно, что все глиняные изделия обязательно подвергаются высокотемпературной обработке? Знаете, например, при какой температуре обжигалась эта ваза?

– Нет, не знаю.

– Около тысячи трехсот градусов.

– Не может быть!.. – недоверчиво протянул Кеннет Лаллинг. – Это же так много!

– Этой очаровательной малышке пришлось через многое пройти, – пошутила миссис Дефорест. – Но согласитесь, игра стоила свеч. Уж очень она хороша собой!

Правда, она слишком мала, чтобы держать в ней цветы, но ничего страшного, я найду ей другое применение.

Разговор о высоких температурах почему-то вызвал у его преподобия неприятные мысли о преисподней, и ему даже стало немного не по себе. Решив, что его задача – поддержать свою прихожанку в трудную минуту – выполнена, он встал и откланялся.

– Мне пора, миссис Дефорест, – заявил он. – Спасибо за чай. Замечательный, очень вкусный… Не могу передать, как я рад, что вы так легко отнеслись к расставанию с мужем.

– Не беспокойтесь обо мне, ваше преподобие, – улыбнулась Клара. – Я переживу бегство Джейсона. – У самой двери она поблагодарила гостя: – Большое спасибо за участие. Заходите еще.

После того как священник сел в машину и уехал, Клара Дефорест закрыла дверь на ключ и вернулась в гостиную. Она подошла к столу и, нахмурившись, взяла посылку. Порой Каспер действовал ей на нервы. Она, конечно, ничего не имела против бережливости, но у ее дорогого братца бережливость нередко переходила в самую настоящую скупость, и это ее раздражало. Он не только завернул посылку в самую дешевую прозрачную бумагу, но еще и догадался послать ее третьим классом, чтобы сэкономить несколько центов на почтовых расходах. Конечно, на почте редко проверяют посылки, но вдруг как раз эту бы по закону подлости и проверили! Тогда у них с Каспером, мягко говоря, возникли бы очень большие неприятности.

Прогнав неприятные мысли, Клара взяла с камина вазу и поставила на стол рядом с посылкой. Все же она сохранила кое-что на память о Джейсоне. Самое существенное, что никогда не даст ей его забыть. Затем с нежной улыбкой и немного печальным вздохом Клара Дефорест открыла сверток и начала осторожно пересыпать его содержимое в вазу.



Эд Лэйси

МАЛЕНЬКИЕ ВЕЩИ

Совершенно СЕКРЕТНО № 4/299


Перевод: Сергей Мануков
Художник: Михаил Златковский






Удовлетворенно попыхивая трубкой, шеф Пол Поло ждал прибытия поезда в 18.45, на котором должен был приехать Гарри Моррис. Шеф городской полиции, огромного роста мужчина средних лет, начал полнеть.

 Поло едва знал Морриса, но гордился тем, что ждет его. Его интерес не имел ничего общего с громкими новостями. Пол слишком давно работал полицейским, чтобы обращать внимание на свою фамилию в газетах. Но этот случай был довольно необычным, потому что он в одиночку исправил ошибку правосудия. Шеф был доволен, что сумел подтвердить свое представление о работе полицейского: если долго копать, то можно раскрыть любое преступление. Даже если с момента его совершения прошли почти десять лет.

 Редактор местной газеты был уверен, что новостью заинтересуются крупные агентства и сделают Поло национальным героем. В ожидании поезда Пол открыл газету и еще раз перечитал статью:

 «Каррингтон Коув. Гарри Моррис должен вернуться сегодня из тюрьмы штата, где он отбывал пожизненное заключение за убийство. Его освобождение, конечно, важно, но еще большую важность имеет отличная профессиональная работа нашего шефа полиции Пола Поло, благодаря которому мистер Моррис стал свободным человеком.

 Население нашего городка за последние десять лет выросло в несколько раз, поэтому мало кто помнит мистера Гарри Морриса. В те времена, когда Каррингтон был еще никому не известной рыбацкой деревней, Гарри Моррис стал нашим первым художником. По словам шефа Поло, он был очень тихим и спокойным человеком, фактически отшельником. Мистер Моррис жил в своем домике в Коуве и много времени проводил за работой. Позднее мы выяснили, что мистер Моррис бросил хорошую работу в рекламном агентстве в Нью-Йорке, чтобы полностью посвятить себя живописи, и перебрался с этой целью в наш городок.

 Через год после того, как Гарри Моррис поселился в Каррингтоне, была убита эффектная блондинка по имени Люси Мур, которая приезжала к нам на лето. Миссис Мур нашли застреленной в ее коттедже. Мистер Моррис признал, что дружил с этой женщиной, и подтвердил, что они были любовниками. Он заявил, что был у нее в ночь убийства. В тот вечер Гарри Моррис сказал ей, что их роман подошел к концу. По его словам, расстались они спокойно, без сцен, друзьями. После разговора начистоту Моррис, по его словам, вернулся к себе. Его дом находился от коттеджа миссис Мур примерно в полумиле. Вернувшись домой, он лег спать. Гарри Моррис отрицал, что у него есть оружие. Из-за своего отшельнического существования он не сумел доказать свое алиби на ночь убийства. А у мистера Мура, который в это время был в командировке, оказалось железное алиби. Шеф Поло, который в то время был обычным патрульным, арестовал Морриса. Мистера Морриса признали виновным в убийстве первой степени и приговорили к пожизненному заключению. Орудие убийства так и не было найдено.

 Тогда Каррингтон еще не был тем центром искусств, каким он является сейчас. Тот факт, что у мистера Морриса был роман с убитой женщиной, сделал его виновным в глазах жителей деревни. К чести шефа Поло следует отметить, что он всегда сомневался в его вине.

 «По-моему, он из тех людей, которые не способны на насилие. Не мог я поверить и в версию обвинения, заключавшуюся в том, что миссис Мур отказалась расставаться и в страхе, что она будет шантажировать его, он ее убил».

 После осуждения Гарри Морриса шеф Поло в свободное от работы время за свои деньги в полной тайне от всех и в первую очередь от самого осужденного продолжил расследование. Однажды шеф Поло и миссис Поло проводили отпуск в Лос-Анджелесе. Там шеф узнал, что миссис Мур вовсе не была замужем за мистером Муром. На самом деле она была миссис Дональд Джексон.

 Еще несколько лет у шефа Поло ушли на поиски Дональда Джексона, который не раз переезжал с места на место. Шесть месяцев назад шеф Поло узнал, что Джексон лежит в туберкулезной больнице в Колорадо. За свой счет шеф полетел туда и допросил Джексона. Его интересовало местонахождение мистера Джексона в ночь убийства, которое произошло более девяти лет назад. Джексон, несмотря на то что был очень болен, отказался говорить. Шеф Поло вернулся в Каррингтон, но почти каждую неделю звонил в Колорадо и напоминал Джексону, что невинный человек сидит в тюрьме. Наконец три недели назад, незадолго до смерти, Дональд Джексон подписал признание. Он признался, что страшно приревновал Люси, которая бежала с мистером Муром, приехал в Каррингтон и застрелил ее.

 Сегодня Гарри Моррис возвращается в Каррингтон благодаря гражданской позиции шефа Поло, который мечтал, чтобы правосудие свершилось. В наши дни, когда по всей стране едва ли не каждый день можно услышать или прочитать сообщения о коррупции и жестокости полиции, Каррингтон с гордостью говорит спасибо нашему шефу полиции Поло».

 Пол Поло сунул газету обратно в карман. Он всегда работал не за страх, а за совесть и гордился своим полицейским значком. Статья вызвала у него легкое смущение. Он не умел и не знал, как можно работать по-другому.

 В 18.45 подошел поезд. Найти Гарри Морриса среди сгоревших на солнце туристов было нетрудно. Это был худой и бледный мужчина с белокурыми волосами. На нем был дешевый костюм. Держался он прямо, как солдат. В левой руке мистер Моррис нес небольшую холщовую сумку.

 Двое мужчин несколько секунд смотрели друг на друга, затем улыбнулись. Моррис говорил удивительно громким и сочным басом.

 – Можно не спрашивать, кто вы, – произнес он. – Я хорошо понимаю, что любые слова сейчас бессмысленны. Конечно, я должен в первую очередь поблагодарить вас, и я от всего сердца говорю: спасибо, шеф Поло!

 – Не за что, – смутился Пол Поло. – Я просто делал свою работу. Послушайте, Моррис… Гарри, не знаю, какие у вас планы. Наверное, вы обратитесь с иском к правительству за неправильный арест, но на это уйдет время и…

 – Нет, сэр. Я не буду обращаться в суд. Не буду врать, что понравилось сидеть за решеткой, но эти годы дали мне возможность поэкспериментировать и заново оценить мою профессию. Я не специалист по масляным краскам, у меня нет чувства цвета. Но я оказался хорошим гравером и с нетерпением жду, когда смогу взяться за работу.

 – Вы скоро увидите, что Каррингтон уже не та маленькая деревня, которую вы помните. Ваши дом и землю давно продали, чтобы выплатить налоги. Я хочу сказать, что вам понадобится какое-то время, чтобы найти работу. Можете пока пожить у нас с Мод… бесплатно.

 – Еще раз спасибо, шеф, – широко улыбнулся Моррис, – но в этом нет необходимости. В момент ареста у меня лежали в банке шесть тысяч долларов. Сейчас, благодаря процентам, сумма превышает девять тысяч. На неделю, пока буду искать спокойное жилье, я сниму номер в гостинице, а потом начну работать.

 – Я на машине. Подбросить вас куда-нибудь?

 – Шеф, я лучше пройдусь, посмотрю город. Я долго мечтал о такой прогулке. – Моррис пожал полную, но крепкую руку шефа и пошел по короткой пустынной дороге. Она выходила на главную улицу Каррингтона, на которой уже загорелись вечерние огни.

 Гарри Моррис почти дошел до главной улицы. Неожиданно рядом с ним остановилась машина. Из окна высунулось дуло ружья, и прогремел выстрел. Гарри Моррис рухнул как подкошенный, с простреленной головой. Из машины выскочил молодой человек. Он схватил дешевую сумку и быстро обшарил карманы убитого. Потом запрыгнул в машину, и она умчалась…

 – Пол, ты уже третий вечер подряд почти не притрагиваешься к ужину, – укоризненно сказала Мод, показывая на обеденный стол. – Я слишком хорошо готовлю, чтобы так пренебрежительно относиться к моей стряпне. Ты должен перестать винить себя за убийство Гарри Морриса.

 – Вина здесь ни при чем, – вздохнул Пол, без особого энтузиазма тыкая вилкой в кусок мяса, лежавший перед ним на тарелке. – Ты меня знаешь, я никогда не приношу домой работу. Меня беспокоит несправедливость. Невинный человек отсидел десять лет за преступление, которого не совершал, но, прежде чем он смог насладиться свободой, его застрелили. Это чертовски несправедливо.

 – Ты беспокоишься, иначе бы ты ел. Пол, ты найдешь убийцу. Ты будешь рыть землю как ищейка, пока не найдешь виновного.

 – Я уже рыл ее, как перепуганный крот, но пока ничего не нашел. У Гарри Морриса не было родственников, так что семейные дрязги отпадают. Убийство напоминает заказное, как в старые дни бандитских войн. Но в тюрьме твердят, что Гарри был одиночкой и ни с кем из сидящих там бандитов не водился.

 – Я сама думала об этом, – кивнула Мод, начавшая убирать тарелки со стола. – Он сказал тебе, что увлекся гравировкой. Гарри не мог случайно спутаться с фальшивомонетчиками?

 Пол покачал своей седой головой.

 – Я уже проверил. Начальник тюрьмы сказал, что у него нет ни одного фальшивомонетчика. Они все сидят в федеральных, а не в штатовских тюрьмах. К тому же они по той же причине следили за гравюрами Морриса. Стоит только заикнуться о гравировке, и все сразу начинают думать о фальшивых деньгах. Нет, Мод, я много думал, взвешивал и перепроверял факты. Гарри отличался от выходящего на свободу заключенного только по двум характеристикам: он был художником, что, по-моему, ничего не значит в отношении убийства. И еще у него было в банке девять тысяч долларов. Деньги могут быть ключом. В Карригнтоне три банка. Завтра…

 – Но десять лет назад в городке был только Сберегательный банк Каррингтона, – прервала его жена.

 – Верно. Завтра я пойду и поговорю с Эдом Джонсом. Конечно, Гарри мог иметь счет в банке какого-нибудь большого города, и таких банков может быть тысяча. Ничего, проверим. Может, у Гарри было намного больше девяти тысяч.

 Следующим утром шеф Поло сидел напротив Эда Джонса, президента Сберегательного банка Каррингтона. Джонс был импозантным мужчиной, его дважды выбирали мэром городка. После того как Поло объяснил цель своего визита, Джонс сказал:

 – Я лично займусь документами, Пол. Конечно, я помню Морриса. Он время от времени доставал меня просьбами обналичить чеки. Из какого-то, кажется, нью-йоркского банка. Прошло с десяток лет, так что детали уже стерлись из памяти. Я запомнил Морриса, потому что пытался уговорить его открыть у нас счет. Мы тогда были маленьким банком и нуждались в каждом клиенте. К тому же обналичивание его чеков означало определенную бухгалтерскую работу… Не помню, открыл ли он счет. Нужно проверить.

 Пока Джонса не было, Пол Поло сидел в кожаном кресле и восхищенно оглядывал просторный кабинет управляющего. Он подумал, как выросла его секретарша Эдит Блум и какой красавицей она стала. Он помнил ее еще маленькой девочкой, когда заходил в лавку ее отца.

 – Ты стала красоткой, Эдит, – отпустил комплимент полицейский. – Наверное, скоро выйдешь замуж.

 – В следующем июне, как только Микки Ганс закончит университет в Сиракузах. Его уже ждет хорошее место в Калифорнии. Я жду не дождусь переезда.

 – А что тебе не нравится в Каррингтоне?

 – Я люблю Каррингтон, – улыбнулась Эдит, – но все дело в работе. – Она понизила голос. – Конечно, я какое-то время еще поработаю после того, как выйду за Мики, но я не хочу работать здесь. Наш старик выжимает из нас все соки. Не дает мне и секунды передохнуть. Сделай это, принеси то… 

 Она замолчала, потому что вернулся Эд Джонс. Он печально покачал лысой головой.

 – Ничего, Пол. У нас документы за одиннадцать лет, но в них нет упоминания о счете Морриса. Извини, но ничем не могу помочь… Послушай, Пол, ты ведь еще не плавал на моей новой яхте? Супер, должен тебе доложить. В любые выходные, когда захочешь, можем отправиться на рыбалку.

 – Спасибо, Эд. Сейчас я очень занят, но когда появится свободное время, обязательно воспользуюсь твоим предложением.

 Выходя из банка, шеф Поло перебросился парой слов с охранником Джедом Вертом и знакомыми кассирами. Он поинтересовался у Джо Роджерса, как поживает его очередной новорожденный ребенок; подмигнул Лоуренсу Генри, который когда-то был единственным несовершеннолетним правонарушителем в Каррингтоне и имел привычку кататься без разрешения на чужих лодках. Потом остановился у окошка Фреда Скейлса и поинтересовался его шансами в предстоящих гонках и наконец добрался до Марка Гилутина.

 – Как дела у жены? – спросил он.

 – Все в порядке, шеф, но доктора говорят, что она должна провести несколько месяцев в санатории.

 – Да, пришлось тебе хлебнуть горя, Марк. Сначала бедная мать, потом жена… Передай Мэри, что я интересовался ее здоровьем.

 Вернувшись в свой маленький кабинет, Пол Поло позвонил в финансовое управление штата. Когда он объяснил, что ему нужно, то услышал в ответ:

 – По закону мы имеем право требовать документы в любом банке штата, но вы хоть представляете, какая это титаническая работа? Всем нашим сотрудникам придется не один месяц заниматься вашим делом. Шеф, вам придется получить разрешение суда, чтобы заставить нас сделать это. И хочу сразу предупредить, что мы будем категорически возражать. Это слишком трудно и дорого…

 Без особого аппетита поглощая телячьи отбивные вечером, шеф сказал жене:

 – Никому нет дела до простого человека – в этом проблема сегодняшнего мира. Я был у судьи Хаффа. Он сказал, что проверка документов за последние десять лет во всех банках штата будет стоить 100 тысяч долларов. Я сказал ему, что справедливость нельзя мерить деньгами.

 – Ты хочешь сказать, что Ларри Хафф отказал тебе в судебном распоряжении? – уточнила Мод.

 – Фактически да, хотя и не так открыто. Он попытался отговорить меня от этой затеи. Похоже, придется обращаться в суд более высокой инстанции.

 – Ешь мясо, Пол. Я больше не буду его разогревать… Странно, что Гарри Моррис не имел счета в нашем банке. Ведь это сложно – обналичивать чеки других банков всякий раз, когда нужны деньги.

 – Я думал так же. Ларри Хафф рассказал мне интересные вещи о банковских счетах. Ты знала, например, что, если на счет в течение десяти лет не поступают деньги и с него ничего не снимают, то он переходит в собственность государства? Конечно, владелец сможет всегда забрать деньги у государства, если объявится. Еще…

 – И Гарри Моррис отсидел в тюрьме почти десять лет, – вставила Мод. – Как по-твоему, может, кто-то в банке подделал подпись Морриса и снял деньги в полной уверенности, что он до смерти не выйдет на свободу?

 Шеф Поло несколько секунд сосредоточенно жевал мясо, потом сказал:

 – Не знаю. Не могу представить, чтобы Эд с его машинами, яхтой и прекрасным домом, с его положением в обществе мог украсть девять тысяч долларов. Он должен стоить как минимум сто тысяч. Но это мог сделать кто-нибудь из его кассиров. У Джо Роджерса сейчас четверо детей, Лоуренс Генри… ну ты же помнишь его прошлое… он мог так и не побороть привычку брать чужое; Фред Скейлс сказал, что поставил крутой мотор на свою машину, а это стоит приличных денег, а у Марка Гилутина много больничных счетов. Любой из них мог снять деньги и уничтожить все следы этого. Поэтому расследование такое дорогое. Необходимо проверить все книги за десять последних лет.

 – Пол, что ты собираешься делать?

 – Попробую блефовать. Распущу слух, что получил в суде разрешение на проверку всех банков штата. Посмотрим, не занервничает ли кто-нибудь в Сберегательном банке Каррингтона.

 На следующий день шеф Поло зашел в банк обналичить небольшой чек и как бы невзначай рассказал, что судья разрешил проверить все банки.

 – Будьте начеку, ребята! – подмигнул он. – Они, наверное, начнут с вас.

 Поло поставил пару помощников на единственном шоссе, ведущем из Каррингтона, а сам устроил засаду в порту, недалеко от яхты Джонса.

 В два часа ночи большой седан Эда Джонса, за рулем которого сидел Фред Скейлс, остановился у причала. Когда Фред начал выгружать чемоданы, Пол Поло вышел на свет. Скейлс и Джонс попытались бежать на яхту. Шефу Поло пришлось выстрелить в воздух, чтобы остановить их…

 – Речь шла не только о деньгах бедного Гарри Морриса, – рассказывал шеф Поло репортерам утром. – Они потрошили «спящие» счета последние пять лет. Признались, что украли свыше восьмидесяти тысяч. Если в течение десяти лет никто не трогал счет, можно предположить, что владелец мертв и что родным и наследникам о нем неизвестно. Им все сходило с рук до тех пор, пока они не добрались до счета Гарри Морриса. Конечно, они не знали, что его освободят. Стоило ему показать банковскую книжку, как вся их афера была бы раскрыта. Поэтому они убили его и забрали единственное, что их связывало с ним, – его банковскую книжку.

 Вечером Пол Поло сел в свое старое кресло переваривать обильный ужин.

 – Пол, почему ты заподозрил Эда Джонса? – спросила Мод. – Раз ты следил за его яхтой, значит, ты был уверен в его вине. Эд, конечно, напыщенный индюк, но я никогда бы не подумала, что он мошенник.

 – Его напыщенность и заставила меня заподозрить его. Эд всегда говорил, что такой большой банкир, как он, не должен заниматься мелочами. Да и его секретарша Эдит Блум жаловалась, что он продохнуть ей не дает и постоянно нагружает всякими поручениями. Но, когда я спросил его о счете Морриса, он пошел проверять сам. Мне это показалось странным. Вероятно, он хотел убедиться, что все следы уничтожены. – Пол вздохнул. – Мод, не нужно было делать мясное рагу. Это был перебор. Ты же знаешь, что я не могу устоять перед ним. И еще мне не следовало есть последний кусок пирога. Как в случае с Эдом Джонсом, крупных жуликов и обжор всегда подводят мелочи.



Оливия Дарнелл

КЕКС ТЕТУШКИ АГНЕСС

Совершенно СЕКРЕТНО № 5/300


Перевод: Ольга Дмитриева
Художник: Михаил Златковский






Агнесс Флеминг умерла, свалившись с лестницы, и ее смерть была признана естественной. Ничего удивительного, когда восьмидесятилетняя женщина оступается и ломает себе шею. Так, во всяком случае, объяснили ее внучатой племяннице в полиции. Но Джой Флеминг продолжала твердить, что ее тетушку убили, и инспектор Вуд, плотный мужчина средних лет, понял, что так просто от упрямой девицы, которая пихала ему прямо под нос потрепанную общую тетрадь, не отделаться.

 – Как вы не понимаете, они не должны были пропасть! – утверждала она. – Был целый шкаф, набитый этими тетрадками, а осталась только та, которую я взяла с собой, значит, остальные украдены.

 Инспектор взял тетрадку, вяло пролистал и ничего не понял.

 – Что это? – спросил он Джой.

 – Роман моей тетушки, – несколько смущенно ответила та.

 – Он представляет какую-нибудь ценность?

 – Абсолютно никакой, – честно ответила Джой. – Агнесс была самой настоящей графоманкой и всю жизнь писала вещи, которые никогда и нигде не публиковались.

 – Тогда что вас смущает? – с трудом подавив зевок, спросил Вуд.

 – Видите ли, – начала Джой, – две недели назад я собственными глазами видела шкаф, набитый этими тетрадками, – а после смерти Агнесс он был пуст.

 – Они могли кому-нибудь понадобиться?

 – Только для растопки, – махнула рукой Джой, – добровольно можно прочитать не более пяти страниц. Типичные готические романы с привидениями, разрушенными замками, подземельями и родовыми тайнами. Я пролистала их только потому, что обещала напечатать к Рождеству несколько вещиц в моем журнале.

 Вуд насторожился, так как имел печальный опыт общения с журналистами и знал, что отделаться от них практически невозможно.

 – Вы считаете, что вашу тетушку столкнули с лестницы? – устало спросил он.

 – Да, и сделали это совершенно сознательно: у старых женщин очень хрупкие кости и вполне можно было предположить, что она умрет от падения.

 – А кто мог желать ее смерти?

 – Понятия не имею, Агнесс жила очень уединенно и кроме меня ни с кем не общалась. Но последние три года она рассказывала мне о некоем таинственном мужчине, которому очень нравились ее романы. При этом ни за что не хотела называть его имя и говорила, что это ее маленькая тайна.

 – А он существовал в действительности?

 – Не могу сказать наверняка, – пожала плечами Джой, – у тетушки было очень богатое воображение. И тем не менее вы, наверное, обратили внимание, что на сушилке в кухне лежала форма для кекса, а в вазе стояли ее любимые нарциссы. А это означает, что тетушка принимала гостей, а они знали, какие цветы она любит! Поклонник был, инспектор!

 Вуд вздохнул. Он был вынужден признать, что настырная девица в чем-то права.

 – Я обещаю, что займусь вашим делом и дам знать, когда выясню что-нибудь новое, – сказал Вуд.

 И Джой, понимая, что большего она сейчас не добьется, покинула кабинет.

 Выйдя из полиции, она двинулась к дому Агнесс, размышляя по дороге, кто мог желать несчастной старушке зла. Агнесс была совершенно безобидна. Тихая, робкая, она проработала всю жизнь помощником дантиста и нигде, кроме работы и своего крошечного домика, который завещала Джой, не бывала. Путешествия, развлечения и даже любовь Агнесс находила в фантазиях, которые изливала на бумагу. Обещание опубликовать ее произведения Джой дала из сострадания, когда в один несчастливый вечер тетушка стала сокрушаться, что жизнь прошла, а ничего так и не было опубликовано. Агнесс плакала и жаловалась на бездарно прожитые годы и бесталанность.

 Парадоксальность ситуации заключалась в том, что двумя несомненными талантами она обладала. Агнесс прекрасно готовила и была великолепной рассказчицей. Ее устные сочинения были увлекательны и изящны, и для Джой оставалось загадкой, каким образом они становились такими невыносимо скучными после перенесения на бумагу. Зато кулинарные изделия Агнесс, ее дивные шоколадные кексы, были безупречны, и готовила она их в количестве, способном удовлетворить аппетиты целого семейства. Собственно, полное исчезновение кекса и насторожило Джой, а пропажу сочинений она обнаружила позднее. Но в тот вечер все они были на месте, так как Агнесс, продолжающая лить слезы, сама подвела Джой к шкафу и показала полки, уставленные рядами пухлых тетрадей. И Джой решила утешить старушку. Она подумала, что если из романов Агнесс сделать несколько коротеньких новелл в духе ее рассказов, то их вполне можно будет напечатать. Воображением в семействе Флемингов никто обделен не был, и Джой, увлекшись красотой замысла, соврала бедняжке (это она всегда делала легко), что месяц назад стащила у нее несколько заветных тетрадей и отдала в издательство, а там обещали, что к Рождеству напечатают. Агнесс просто сияла от счастья, и обмануть ее ожидания было жестоко. Поэтому Джой пришлось взять первую попавшуюся под руку тетрадку, чтобы сделать из нее в оставшееся до Рождества время что-нибудь достойное опубликования. А вскоре Агнесс погибла. В том, что ее убили, Джой не сомневалась, как и в том, что убийство было тщательно продумано, поскольку таинственный гость у старушки был, а кроме отпечатков пальцев Агнесс и Джой никаких других обнаружено не было. Из чего следовало, что их стерли.

 Джой медленно брела по улице, на которой стоял дом Агнесс, и размышляла. Убить Агнесс мог только человек, которого она хорошо знала. Посторонних она к себе не впускала, навещала ее только Джой, так что оставался один загадочный поклонник, познакомиться с которым Агнесс могла лишь где-то поблизости от дома. Джой зашла в бакалею, аптеку и церковь, но не обнаружила там никого, подходящего на роль поклонника Агнесс, – одни женщины и старый суровый священник. Оставалось посетить только антикварный магазин. Оказавшись в большом помещении, уставленном множеством самых разнообразных предметов, Джой несколько минут побродила, прежде чем сумела вычислить среди покупателей хозяина. Это был седой импозантный мужчина. Он стоял перед старинным женским портретом, беседуя с супружеской парой, прибывшей, судя по акценту, из Австралии. Джой подошла поближе и прислушалась.

 – Этот портрет мне привезли из поместья графа Фицроя, которое вскоре будет переделано под санаторий. Он принадлежит кисти Маркуса Геррарда-младшего, художника эпохи Тюдоров.

 Пара не выразила особого энтузиазма, но хозяин магазина знал свое дело.

 – Не буду вас обманывать, ценность этой картины заключается не столько в мастерстве художника, сколько в удивительной истории, связанной с изображенной на нем леди. Обратите внимание на васильки, вышитые у ворота, корсажа и по подолу. Видите, какого они необычного цвета?

 – Действительно, они бледно-зеленые, мистер Дарем, – произнесла дама и, сверкнув бриллиантами на пальцах, надела очки.

 – Совершенно верно, – ответил Дарем, – и в этом прелесть данного произведения. Картины с историей имеют особую ценность, а эта просто великолепна. Васильки на портрете позеленели от страха за оригинал – графиню Кэтрин Фицрой, когда неожиданно вернувшийся с охоты супруг обнаружил ее в объятиях музыканта. Прелюбодеи были тут же сброшены в колодец замка, а цветы сохранили зловещий зеленый цвет навсегда, чем собственно и прославился портрет.

 Женщина ахнула и начала что-то быстро шептать своему спутнику.

 Дарем тем временем провел их к следующему полотну.

 – Эта вещь была написана раньше, в пятнадцатом столетии, и качество живописи хуже, но зато история картины романтичнее. Здесь изображены супруги Морленды, держащиеся за руки, а на заднем плане можно увидеть пруд, в котором резвятся две золотые рыбки. Карп изображен и на гербе в правом углу картины. Морленды утверждали, что ведут свой род от феи Мелюзины, древней речной богини. И по легенде, во время одного из штурмов замка, когда ситуация стала безнадежной, супруги, взявшись за руки, выбросились из башни в пруд, но, вместо того чтобы погибнуть, превратились в золотых карпов. С этого времени вплоть до девятнадцатого столетия, пока род Морлендов не угас, никто из его членов не ел рыбы.

 Джой просто застонала от восторга, услышав эту историю, и отвернулась, чтобы ее веселье не обидело мистера Дарема и австралийцев, застывших в благоговейном молчании. Оставив их, Дарем перешел к другим покупателям. Им он поведал историю небольшой старой статуи, которая оживала по ночам и бродила по замку, пугая гостей. Акцент делался именно на гостях, из чего следовало, что хозяева, привыкшие к экстравагантному поведению скульптуры, просто не обращали на это внимания. Дарем дружески похлопывал статую по плечу, как бы доказывая, что ее будущим владельцам не грозит ничего неприятного, напротив, их ожидает зависть всех друзей и знакомых, не имеющих подобного феномена в доме.

 Нелепость историй Дарема была очевидна – тем не менее они имели коммерческий успех. Австралиец выписал чек, а за статую расплатились наличными, и это навело Джой на вывод, который многое объяснял. Она тихо выскользнула за дверь, прошла в сквер неподалеку и села на скамейку. Прежде чем начать действовать, надо было собраться с мыслями.