— Это был Рашид? — спросил Арон.

— Да. Он сейчас с Диллоном в одном местечке на берегу реки. Я еду за ними.

— Я поеду с вами.

Макеев натянул на себя пальто.

— Нет необходимости, Мишель. Вы останетесь на связи. Мы не задержимся.

Он вышел. Арон взял сигарету из серебряной шкатулки и закурил, потом включил телевизор. Шли новости. Прямой репортаж из Багдада показывал, как истребители-бомбардировщики британских Королевских ВВС бомбят на небольшой высоте. Это сильно разозлило Арона. Он выключил телевизор, налил себе коньяку и сел у окна.

Мишелю Арону было сорок лет, и он был удивительным человеком — по любым меркам. Родился в Багдаде. Его мать была француженкой, отец — военным офицером Ирака. Бабушка по материнской линии была американкой. От нее его мать унаследовала десять миллионов долларов и несколько нефтяных вышек в Техасе.

Мать умерла в год, когда Арон окончил Гарвардский университет, оставив сыну все, что имела, так как его отец, ушедший в отставку в чине генерала иракской армии, был счастлив провести свои последние годы в старинном семейном доме в Багдаде среди своих книг.

Подобно большинству крупных бизнесменов, у Арона не было академического образования. Он не знал ничего ни о финансовом планировании, ни об управлении бизнесом. Он частенько повторял: «Когда мне нужен новый бухгалтер, я покупаю нового бухгалтера».

Дружба Арона с Саддамом Хусейном была естественным следствием того факта, что иракского президента поддержал в его первые дни вступления в политику отец Арона, бывший важным членом партии баасистов. Это обстоятельство дало Арону привилегированные позиции в разработке нефтяных залежей страны, принесло ему неисчислимые богатства.

«После первого миллиарда вы перестаете считать деньги» — это была его любимая поговорка. А теперь он оказался перед катастрофой. Не только обещанные богатства кувейтских нефтяных залежей уплывали у него из рук, но и та часть имущества, которая находилась в Ираке, могла быть потеряна в результате массированных воздушных налетов коалиции, которым подвергали его страну с 17 января.

Он не был дураком и понимал, что игра закончена, а возможно, и не начиналась вообще, что мечта Саддама Хусейна неосуществима. Как бизнесмен, он анализировал и старался предугадать результаты, понимая, что у Ирака не очень большие шансы выиграть в наземной войне, которая в конце концов обязательно начнется.

Сам Арон был далек от банкротства. У него были акции нефтяной промышленности США, а тот факт, что у него было французское гражданство, создавало Вашингтону известные проблемы. Кроме того, он владел судоходной империей и огромным количеством недвижимости в различных столицах мира. Но дело было не в этом. Он разозлился, когда включил телевизор и увидел, что происходит в Багдаде каждую ночь; он был патриотом, что удивительно для человека столь эгоцентричного. Но было и еще одно обстоятельство, гораздо более важное: его отец погиб при бомбежке Багдада на третью ночь войны в воздухе.

В его жизни существовала важная тайна: в августе, вскоре после вторжения в Кувейт иракских вооруженных сил, Арона вызвал сам Саддам Хусейн. Сидя теперь во Франции у окна со стаканом коньяку в руке, он смотрел на Булонский лес в вечернем освещении и вспоминал ту встречу с Хусейном.

Его везли по улицам Багдада в армейском лендровере в полной темноте; шла учебная противовоздушная тревога. Водителем был молодой капитан службы безопасности по имени Рашид, с которым он встречался раньше. Он был из числа новобранцев, подготовленных англичанами в Сандхерсте. Арон дал ему английскую сигарету и закурил сам.

— Как вы думаете, предпримут они что-нибудь?

— Американцы или англичане? — Рашид был осторожен. — А кто их знает? Они, конечно, среагируют. Президент Буш, кажется, занимает жесткую позицию.

— Нет, вы ошибаетесь, — сказал Арон. — Я встречался с этим человеком лицом к лицу дважды на мероприятиях с Белом доме. Он то, что наши американские друзья называют «хороший парень». В нем нет стали.

Рашид пожал плечами:

— Я простой человек, господин Арон, солдат, и, вероятно, смотрю на вещи просто. Этот человек в двадцать лет был боевым летчиком на флоте, долго служил в армии, его сбили над Японским морем, и он выжил, получив крест «За летные заслуги». Я бы не стал недооценивать такую личность.

Арон нахмурился:

— Да нет же, друг мой, американцы не собираются посылать на другой конец земного шара армию для защиты одного маленького арабского государства.

— Разве не это сделали британцы в войне за Фолклендские острова? — напомнил Рашид. — Они совсем не ожидали такой реакции в Аргентине. Конечно, за ними, я имею в виду британцев, была решительность госпожи Тэтчер.

— Чертова баба! — буркнул Арон и откинулся на спинку сиденья. Они въехали в ворота президентского дворца, и он почувствовал внезапную слабость.

Арон проследовал за Рашидом по великолепным мраморным коридорам. Молодой офицер шел впереди с фонариком в руке. Арон испытывал странное, даже жутковатое ощущение, следуя за пятном света на полу и слушая эхо шагов. Наконец они остановились перед богато украшенной дверью, по обе стороны которой стояли часовые. Рашид открыл ее, и они вошли.

Саддам Хусейн был один. Он сидел за большим столом, освещенным лампой под абажуром. Хусейн писал медленно и тщательно. Он поднял голову, улыбнулся и положил ручку.

— Мишель… — Он обошел стол и обнял Арона, как брата. — Что отец? Он здоров?

— В прекрасной форме, мой президент.

— Передай ему от меня привет. Ты выглядишь хорошо, Мишель. Париж тебе подходит. — Он снова улыбнулся. — Кури, если хочешь. Я знаю, ты это любишь. Доктора, к сожалению, сказали мне, что я должен бросить курить, иначе…

Он снова сел за стол, а Арон расположился напротив, уверенный, что Рашид стоит у стены, в темноте.

— Париж прекрасен, но мое место теперь здесь — в эти трудные времена.

Саддам Хусейн покачал головой:

— Это не так, Мишель. У меня много солдат, но таких, как ты, мало. Ты богат, известен, принят в самых высоких кругах в любой стране мира. Более того, благодаря твоей любимой матери, вечная ей память, ты не только иракец, но и французский гражданин. Нет, Мишель, я хочу, чтобы ты был в Париже.

— Но почему, мой президент? — удивился Арон.

— Потому что в один прекрасный день я могу потребовать от тебя выполнить для твоей страны то, что сможешь сделать ты один.

Арон сказал:

— Вы можете положиться на меня, и вы это знаете.

Саддам Хусейн поднялся, подошел к ближайшему окну, открыл ставни и вышел на террасу. Сигнал отбоя воздушной тревоги звучал в городе, и в окнах стал загораться свет.

— Я все еще надеюсь, что наши друзья в Америке и Великобритании останутся в своих домах, но если нет, то… — Саддам пожал плечами. — Тогда мы будем вынуждены драться с ними в их собственных домах. Помнишь, Мишель, что Пророк говорит в Коране: «В одной сабле больше правды, чем в десятке тысяч слов». — Он помолчал, потом продолжил, все еще глядя на город: — Один снайпер в темноте, Мишель, будь то британский парашютист-десантник или израильтянин, погоды не сделает, но какой бы это был успех — смерть Саддама Хусейна.

— Аллах не допустит этого, — сказал Мишель Арон.

Саддам повернулся к нему.

— Все в его воле, Мишель. Но ты понимаешь, о чем я говорю? То же самое касается и Буша, и госпожи Тэтчер. Это стало бы доказательством того, что моя рука достанет кого угодно. Окончательный удар. — Он помолчал. — Сможешь ли ты устроить все, если будет необходимо?

За всю свою жизнь Арон еще никогда не был так взволнован.

— Я надеюсь, мой президент. Все возможно, особенно когда достаточно денег. Это был бы мой подарок вам.

— Хорошо, — Саддам кивнул головой. — Ты вернешься в Париж немедленно. Капитан Рашид будет тебя сопровождать. У него будут подробные данные о некоторых кодах, которые мы используем в радиопередачах. Такой день может вообще не наступить, Мишель, но если он наступит… — Хусейн пожал плечами. — У нас есть друзья в нужных местах. — Он повернулся к Рашиду: — Этот полковник КГБ в советском посольстве в Париже, как его?..

— Полковник Жозеф Макеев, мой президент.

— Да, — Саддам Хусейн обратился к Арону. — Подобно многим людям его сорта, он не в восторге от перемен, происходящих сейчас в Москве, и окажет любую помощь, которая будет в его силах. Он уже выразил свою готовность. — Саддам обнял Арона. — Теперь иди. Я должен поработать.

Свет все еще не был включен во дворце, и Арон, спотыкаясь, вышел в темноту коридора, следуя за лучом фонарика в руках Рашида.



По возвращении в Париж Арон постарался хорошо узнать Макеева, поддерживая знакомство и встречаясь главным образом на различных мероприятиях, организуемых посольством. Саддам Хусейн был прав. Русский был на их стороне, он испытывал острое желание сделать все, что могло бы создать проблемы для Соединенных Штатов и Великобритании.

Новости из дома были, конечно, плохие. Союзники собрали гигантскую армию. Кто бы мог подумать? На рассвете 17 января началась воздушная война. Одна беда догоняла другую, ждали наступления на суше.

Он налил себе еще коньяку, вспоминая отчаянную ярость, которая охватила его при известии о смерти отца. Он никогда не был религиозным в душе, но на этот раз нашел в одном из парижских переулков мечеть и стал молиться. Однако облегчение не приходило. Чувство бессилия терзало его душу. А потом наступило утро, когда Али Рашид ворвался в громадную, богато обставленную гостиную с блокнотом в руке. Его лицо было бледным и возбужденным.

— Он пришел, господин Арон, сигнал, которого мы ждали. Я его только что услышал по радиопередатчику из Багдада. Подули ветры с неба. Исполни все, что запланировано. Да будет с вами Бог.

Арон с изумлением глядел на блокнот, рука задрожала, когда он взял его, а голос сделался хриплым:

— Президент был прав. Этот день пришел.

— Совершенно верно, — сказал Рашид. — Исполни все, что запланировано. Работа началась. Я свяжусь с Макеевым и организую встречу с ним как можно скорее.



Диллон стоял у французского окна[3] и смотрел на Булонский лес. Он тихонько насвистывал странную невеселую мелодию.

— Это, должно быть, то, что агенты по продаже домов называют привилегированным местечком.

— Могу я, господин Диллон, предложить вам что-либо выпить?

— Бокал шампанского не будет лишним.

— У вас есть любимая марка?

— А вы человек, у которого есть все?.. — спросил Диллон. — Хорошо, «Круг» подойдет, но не очень старое. Я предпочитаю из смешанного винограда.

— Я вижу, вы человек со вкусом. — Арон кивнул Рашиду. Тот открыл боковую дверь и вышел.

Диллон расстегнул бушлат, достал сигарету и закурил.

— Итак, тебе нужны мои услуги, как передала мне эта старая лиса. — Он кивнул в сторону Макеева, который устроился возле камина, чтобы согреться. — Дело, которое выпадает раз в жизни, и за миллион фунтов. Что же я должен буду сделать за это?

В гостиную быстро вошел Рашид с шампанским в ведерке и тремя бокалами на подносе. Он поставил все это на стол и начал открывать бутылку. Арон сказал:

— Я не совсем уверен, но это должно быть что-то особенное. Что-то такое, что докажет миру, что Саддам Хусейн может нанести удар в любом месте.

— Он нуждается в этом, бедный старый педрила, — засмеялся Диллон. — Дела идут не слишком хорошо. — Когда Рашид наполнил три бокала, ирландец добавил: — В чем дело, сынок? Разве ты не присоединишься к нам?

Рашид улыбнулся, а Арон заметил:

— Несмотря на учебу в Винчестере и Сандхерсте, мсье Диллон, капитан Рашид остается очень правоверным мусульманином. Он не прикасается к алкоголю.

— Ну, тогда за твое здоровье. — Диллон поднял свой бокал. — Я уважаю людей с принципами.

— Речь идет о большом деле, Син, нет смысла устраивать маленький шум. Мы не просим, например, взрывать в Белфасте пятерку парашютистов британской армии, — сказал Макеев.

— А, так вы хотите Буша, не так ли? — улыбнулся Диллон. — Президент Соединенных Штатов лежит на спине, сраженный пулей?

— А что, это слишком безумный план? — спросил Арон.

— На этот раз да, сынок, — сказал ему Диллон. — Джордж Буш выступает не только против Саддама Хусейна, он против арабов. Конечно, это полнейшая чепуха, но такой точки зрения придерживаются многие арабские фанатики: группировки вроде «Хезболлах», Организации освобождения Палестины или такие, как боевики из «Гнева Аллаха». Я знаю, как работают их мозги. Я помогал обучать людей «Хезболлах» в Бейруте. Я работал на Организацию освобождения Палестины.

— Вы хотите сказать, что сейчас никто не сможет даже приблизиться к Бушу?

— Почитайте газеты. Любой, кто хоть выглядит похожим на араба, не допускается в эти дни на улицы Нью-Йорка или Вашингтона.

— Но вы, господин Диллон, совершенно не похожи на араба, — сказал Арон. — У вас даже волосы светлые.

— Таким же был и Лоуренс Аравийский, а он обычно успешно выдавал себя за араба. — Диллон покачал головой. — Поверьте мне, у президента Буша лучшая охрана в мире. Стальное кольцо вокруг, а кроме того, он собирается оставаться дома, пока не закончится вся эта операция в Персидском заливе. Помяните мое слово.

— А что насчет их государственного секретаря Джеймса Бейкера? — спросил Арон. — Он ездит по всей Европе, осуществляя так называемую «челночную дипломатию»…

— Да, но проблема в том, чтобы заранее знать время. Вы узнаёте, что он был в Лондоне или Париже, когда он уже покинул эти города и они показывают его по телевидению. Нет, забудьте об американцах.

Наступила тишина, Арон выглядел угрюмым. Макеев первым нарушил молчание:

— Позволь тогда, Син, воспользоваться твоим профессиональным опытом. Где самое слабое звено в службах безопасности национальных лидеров?

Диллон громко рассмеялся:

— О! Я думаю, что ваш человек, имея за плечами Винчестер и Сандхерст, может ответить на этот вопрос.

Рашид улыбнулся:

— Он прав. Британцы, вероятно, сильнее всех в мире по тайным операциям. Успех их парашютно-десантного полка специального назначения говорит сам за себя, но в других областях… — Он покачал головой.

— Их главная проблема — бюрократия, — сказал им Диллон. — Британская служба безопасности имеет две основные секции, которые большинство людей все еще называют Ми-15 и Ми-16. Секция Ми-15 или Д-15, чтобы быть точным, специализируется на контрразведке в Великобритании. Другая работает за рубежом. Есть еще специальное отделение Скотланд-Ярда, которое привлекают во всех случаях, когда требуется произвести арест. В Скотланд-Ярде имеется также антитеррористический отряд. Существуют подразделения армейской разведки. Все стекается туда, а органы безопасности держат друг друга за горло, и вот тут, господа, у них и начинают проскальзывать ошибки.

Рашид долил ему шампанского.

— И вы хотите сказать, что это снижает безопасность их лидеров? Например, королевы?

— Послушай, — ответил Диллон. — Не так много лет тому назад королева проснулась в Букингемском дворце и обнаружила постороннего, сидящего на ее кровати. А помните, лет шесть тому назад Ирландская республиканская армия почти захватила Маргарет Тэтчер и весь кабинет в отеле Брайтона, когда там проходил съезд консервативной партии? — Он поставил свой бокал и зажег новую сигарету. — Британцы очень старомодны. Они любят, чтобы полицейский носил форму и они бы знали, кто он такой. И терпеть не могут, когда им говорят, что́ они должны делать: это касается и министров, которые считают совершенно безопасным вышагивать по улицам от своих домов в Вестминстере до парламента.

— К счастью для всех нас, — сказал Макеев.

— Совершенно верно, — подтвердил Диллон, — они даже должны обращаться мягко с террористами, до определенной степени, конечно, в отличие от французской службы безопасности. Боже, если бы эти парни поймали меня, они заставили бы меня распластаться на полу и присоединили бы к моим яйцам электричество прежде, чем я бы осознал, что происходит. Но даже они совершают иногда ошибки.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Макеев.

— Есть у тебя вечерняя газета?

— Конечно, я только что ее читал, — сказал Арон. — Али, она на моем столе.

Рашид вернулся с экземпляром «Пари суар». Диллон сказал:

— Вторая страница. Прочти. Это тебя заинтересует.

Он пил шампанское, пока Рашид читал вслух статью.


Госпожа Маргарет Тэтчер, до недавнего времени премьер-министр Великобритании, остается на ночь в Шуази в качестве гостя президента Миттерана. Они продолжат переговоры утром. Она выедет в два часа на запасной аэродром военно-воздушных сил в Валентоне, откуда на самолете Королевских военно-воздушных сил вернется в Англию.


— Невероятно, не так ли, что они позволили дать такое сообщение в прессе. Но я уверен, что все лондонские газеты опубликуют это сообщение.

Наступила полная тишина, потом Арон произнес:

— Вы не предлагаете?..

Диллон сказал Рашиду:

— У тебя должны быть дорожные карты. Принеси их. — Рашид быстро вышел.

Макеев изумился:

— Боже мой, Син, даже ты не…

— Почему нет? — спокойно ответил Диллон и повернулся к Арону. — Я полагаю, вам нужно что-то крупное, сильный удар? Подойдет вам Маргарет Тэтчер или мы здесь в игрушки играем?

Прежде чем Арон успел ответить, Рашид вернулся с двумя или тремя дорожными картами. Он развернул одну из них на столе, и они склонились над ней, все, кроме Макеева, который остался у камина.

— Вот Шуази, — сказал Рашид, — тридцать миль от Парижа. Вот здесь аэродром военно-воздушных сил в Валентоне, до него всего семь миль.

— Есть у тебя карта более крупного масштаба?

— Да. — Рашид развернул другую карту.

— Хорошо, — бросил Диллон, — здесь видно, что Шуази и Валентон связывает только одна сельская дорога, тут, за три мили до аэродрома, — железнодорожный переезд. Прекрасно!

— Для чего? — спросил Арон.

— Засада. Послушайте, я знаю, как организуются такие поездки. Будет один автомобиль, от силы два, и эскорт. Может быть, полдюжины полицейской охраны на мотоциклах.

— Боже! — прошептал Арон. — Да, это хорошо. Не много надо будет в этом случае. Может сработать. Быстро, очень просто. Как говорят британцы, просто, как отрезать кусок пирога.

Арон повернулся за поддержкой к Макееву, который пожал плечами.

— Он вполне серьезен, Мишель. Скажите, то ли это, что вам нужно, решайте.

Арон глубоко вздохнул и снова повернулся к Диллону.

— Хорошо, — сказал он.

— Вот и прекрасно, — спокойно ответил Диллон. Он взял со стола лист бумаги и карандаш и быстро написал на нем несколько цифр. — Это номер моего счета в Цюрихском банке. Вы переведете миллион фунтов завтра утром.

— Заранее? — спросил Рашид. — Не много ли вы хотите?

— Нет, старичок, это ваши люди требуют слишком многого, а правила изменились. При успешном завершении операции я хочу еще один миллион.

— Послушайте, — начал Рашид, но Арон поднял руку. — Прекрасно, господин Диллон, цена небольшая. Что мы должны теперь сделать для вас?

— Мне нужны деньги на расходы. Я полагаю, такой человек, как вы, держите дома много этих вонючих бумажек.

— Очень много! — Арон улыбнулся. — Сколько вам надо?

— Можете вы дать мне доллары? Скажем, двадцать тысяч?

— Конечно. — Арон кивнул Рашиду, который пошел к дальней стене комнаты, отодвинул в сторону большую картину, скрывавшую стенной сейф, и начал его открывать.

Макеев спросил:

— А что я могу сделать?

— Помнишь старый склад на улице Хельер, которым мы пользовались раньше? У тебя сохранился ключ?

— Разумеется.

— Хорошо. У меня много вещей, которые необходимо убрать туда. А для этого дела мне нужен легкий пулемет с треногой. «Хеклер и Кох», М-60 или что-нибудь в этом роде. — Он взглянул на часы. — Восемь часов. Надо, чтобы он был там к десяти. Хорошо?

— Разумеется, — подтвердил Макеев.

Рашид вернулся с небольшим чемоданчиком.

— Двадцать тысяч. К сожалению, в стодолларовых купюрах.

— Есть какая-либо вероятность, что можно проследить, как они сюда попали?

— Нет, — заявил категорически Арон.

— Хорошо. Я заберу карты.

Он подошел к двери, открыл ее и начал спускаться в зал по лепившейся к стене лестнице. Арон, Рашид и Макеев последовали за ним.

— И это все, господин Диллон? — спросил Арон. — Больше мы ничего не можем сделать для вас? Вам не нужна помощь?

— Когда она понадобится, я найду ее в уголовном мире, — сказал Диллон. — Честные мошенники, работающие за деньги, обычно более надежны, чем политические фанатики. Не всегда, но в большинстве случаев. Не беспокойтесь, вы услышите обо мне — так или иначе. Теперь я ухожу.

Рашид распахнул дверь. В комнату ворвался дождь с мокрым снегом. Диллон натянул на голову кепку и заметил:

— Мерзкая ночь для такой работы.

— Один вопрос, мсье Диллон, — сказал Рашид, — что будет, если ничего не получится? Я имею в виду, что вы получите заранее ваш миллион, а мы…

— Не получите ничего? Не думай об этом, старичок. Я обеспечу другую цель. Всегда остается новый премьер-министр, этот Джон Мейджор. Я полагаю, что его голова на блюде тоже очень понравится вашему хозяину, там, в Багдаде.

Он вновь улыбнулся и вышел под дождь, захлопнув за собой дверь.

II

Диллон уже во второй раз за этот вечер остановился возле «Черного кота» на краю небольшого мола. Кафе было почти пустым. В углу, держась за руки, сидели молодой человек и женщина. Перед ними на столе стояла бутылка. Музыкант тихо играл на аккордеоне, переговариваясь при этом с человеком за стойкой. Это были братья Жобер, второсортные гангстеры парижского преступного мира. Им пришлось ограничить свою активность с тех пор, как Пьер (тот, что стоял за стойкой) лишился три года назад левой ноги в результате автомобильной аварии, случившейся после вооруженного ограбления.

Диллон открыл дверь и вошел. Второй из братьев, Гастон, перестал играть и обратился к вошедшему:

— А, мсье Рокар, уже вернулись?

— Привет, Гастон. — Диллон пожал ему руку и поприветствовал бармена: — Привет, Пьер.

— Послушайте, я все еще помню ту вашу милую ирландскую мелодию. — Гастон взял несколько аккордов.

— Молодец, — похвалил Диллон. — Настоящий артист.

Молодая пара поднялась и вышла из кафе. Пьер достал из холодильника полбутылки шампанского.

— Полагаю, мой друг, вам, как всегда, шампанского? Ничего особенного нет, но мы ведь бедные люди.

— Ты хочешь, чтобы я вас пожалел?

— Чего вы хотите от нас? — поинтересовался Пьер.

— Я хочу предложить вам небольшое дельце. — Диллон указал головой на дверь. — Лучше бы вы ее закрыли.

Гастон положил аккордеон на стойку, закрыл дверь на щеколду, потом опустил жалюзи. Вернувшись, сел на табурет:

— Итак, друг мой?

— Вы, ребята, могли бы получить большие деньги. — Диллон открыл портфель, достал дорожную карту и показал братьям пачки стодолларовых банкнот. — Двадцать тысяч баксов. Десять сейчас и десять после успешного завершения дела.

— Боже! — воскликнул Гастон с трепетом. Но Пьер не проявил особого волнения.

— И что мы должны сделать за эти деньги?

Диллон всегда считал, что лучше держаться по возможности ближе к правде. Он развернул дорожную карту на стойке.

— Меня нанял Корсиканский союз, — сказал он, назвав преступную организацию, вызывающую наибольший страх во Франции, — чтобы решить одну небольшую проблему. Вы можете считать, что речь идет о деловом соперничестве.

— Понятно, — отметил Пьер. — И вам надо решить эту проблему?

— Совершенно верно. Люди, о которых идет речь, будут проезжать по этой дороге по направлению к Валентону завтра, вскоре после двух часов. Я намерен взять их вот тут, у железнодорожного переезда.

— А как это будет сделано? — поинтересовался Гастон.

— Очень простая засада. Вы все еще занимаетесь транспортом, не так ли? Краденые автомобили, грузовики?

— Вы же знаете. Вы покупали их у нас не один раз, — ответил Пьер.

— Пара фургонов у вас найдется? Не слишком трудно?

— А что потом?

— Мы отправимся к этому месту сегодня вечером. — Он взглянул на свои часы. — Прямо отсюда, в одиннадцать часов. Дорога займет всего час.

Пьер покачал головой:

— Послушайте, это будет мне не по силам. Я стал слишком стар для перестрелки.

— Прекрасно, — отпарировал Диллон. — Сколько человек ты убил, когда был в спецназе?

— Я тогда был моложе.

— Мы все стареем, я полагаю. Никакой перестрелки. Вы оба вступаете в игру и тут же выходите из нее. Все кончится так быстро, что вы даже не успеете понять, что происходит. И никаких проблем. — Он вынул из портфеля несколько пачек стодолларовых банкнот и положил их на стойку бара. — Десять тысяч. Договорились?

Как обычно, жадность взяла верх. Пьер сгреб деньги.

— Да, приятель, я думаю, мы договорились.

— Хорошо. Я вернусь в одиннадцать. — Диллон закрыл портфель.

Гастон распахнул дверь, и ирландец ушел.

Гастон спросил, повернувшись к брату:

— Что ты думаешь?

Пьер налил в два стакана коньяк:

— Я думаю, наш друг Рокар очень большой врун.

— И очень опасный человек, — добавил Гастон. — Что будем делать?

— Поживем — увидим. — Пьер поднял свой стакан. — Твое здоровье.



Диллон преодолел весь путь до склада на улице Хельер пешком, сворачивая с одной улицы на другую и то и дело скрываясь в темноте, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Он уже давно был убежден в том, что во всех революционных политических группировках проблемы возникают потому, что они раздираются фракционной борьбой и наводнены информаторами, и что это особенно верно, когда речь идет об Ирландской республиканской армии. Именно поэтому, как он и сказал Арону, он предпочитал пользоваться услугами профессиональных уголовников всякий раз, когда нуждался в помощи. Он обычно называл их «честными мошенниками, работающими за деньги». К сожалению, не все они были такими, а поведение Пьера озадачивало.

В больших двойных дверях склада имелась небольшая скрытая дверь. Диллон отомкнул запор, открыл ее и вошел внутрь. Здесь стояли два автомобиля: седан «рено» и «форд-эскорт», а также закрытый брезентом полицейский мотоцикл «БМВ». Он убедился, что все в порядке, и поднялся по деревянной лестнице в квартиру на втором этаже. Она не была его единственным домом. У него имелась также приспособленная для жилья баржа на реке, но иногда эта квартира была ему нужна.

На столе в маленькой гостиной лежала брезентовая сумка, а на ней записка всего из двух слов: «Как заказано». Он улыбнулся и раскрыл сумку. В ней лежал «калашников» последней модели. Его тренога была сложена, ствол снят, чтобы пулемет было удобнее переносить. В сумке лежали две большие коробки с лентами. Диллон открыл ящик шкафа, взял сложенную простыню и положил ее в сумку. Потом застегнул молнию, поправил вальтер на поясном ремне и спустился вниз с сумкой в руке.

Он запер за собой дверь и пошел по улице. Как обычно в таких случаях, его все больше охватывало волнение. Это было для него самое лучшее чувство на свете, и он испытывал его всегда, когда шла игра. Он повернул на другую улицу, прошагал несколько минут, остановил проезжавшее такси и сказал шоферу, чтобы тот отвез его к «Черному коту».



Заговорщики выехали из Парижа в двух фургонах «рено», совершенно одинаковых, за тем лишь исключением, что один был черным, а другой белым. Гастон ехал первым. Диллон сидел рядом с ним. Пьер следовал за ними. Было очень холодно, шел снег с дождем. Но снег сразу же таял. Гастон и Диллон почти не говорили. Ирландец откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, так что француз думал, что он спит. Близ Шуази фургон занесло.

— Боже милостивый! — воскликнул Гастон и вцепился в баранку.

— Осторожнее, — проворчал Диллон. — Совсем не время свалиться в канаву. Где мы?

— Только что проехали поворот на Шуази. Уже недалеко.

Диллон выпрямился. Снег теперь покрывал кусты вдоль дороги, но не саму дорогу.

— Проклятая ночь, — продолжал Гастон. — Надо же, чтобы так не везло!

— Думай о тех прекрасных долларовых бумажках, — обратился к нему Диллон. — Это поможет тебе добраться до места.

Внезапно снег прекратился, небо очистилось, и на нем показался месяц. Впереди, у основания холма, светился красный фонарь железнодорожного переезда. У дороги стоял какой-то старый заброшенный дом. Его окна были забиты досками, а перед ним лежала куча чуть присыпанного снегом гравия.

— Остановись здесь, — распорядился Диллон. Гастон притормозил, остановил машину и заглушил мотор. Пьер подъехал в белом «рено», с трудом — протез мешал ему — вылез и присоединился к ним.

Диллон стоял, рассматривая переезд, находившийся всего в нескольких метрах от них.

— Превосходно. Дай мне ключи, — сказал он. Гастон передал ему ключи. Ирландец открыл заднюю дверцу фургона, где лежала сумка. Он расстегнул ее, вытащил «Калашников», умело поставил на место ствол. Потом установил пулемет так, чтобы ствол глядел на заднюю дверцу, снарядил коробку с патронами и заправил ленту в патронник.

— Нечего сказать, дьявольская штучка, — произнес Пьер.

— Пули калибра семь и две десятых миллиметра, трассирующие и бронебойные, — пояснил Диллон. — Высокая убойная сила. «Калашников». Я видел, как один такой разнес на куски лендровер, полный британских парашютистов.

— Да… — протянул Пьер. И, не дав Гастону, открывшему уже было рот, произнести ни слова, положил руку ему на плечо и спросил: — А что в другой коробке?

— Еще патроны, — сказал Диллон.

Он достал из сумки кусок брезента, накрыл им пулемет и запер заднюю дверцу. Потом сел за руль, завел мотор, проехал несколько метров, поставил фургон так, чтобы его хвост был направлен под углом к переезду, вышел из машины и запер боковую дверцу. Облака закрыли месяц, опять пошел дождь со снегом, но на этот раз снега было больше.

— Выходит, вы оставляете фургон здесь? — спросил Пьер. — А что, если кто-нибудь им заинтересуется?

— Ну и что из того? — Диллон наклонился к заднему колесу, вытащил из кармана нож, выпустил лезвие и воткнул его в покрышку. Послышалось шипение выходящего воздуха, и колесо быстро осело.

Гастон одобрительно кивнул:

— Умно. Если кто-нибудь станет проявлять любопытство, он тут же поймет, что произошла авария.

— А что делать нам? — спросил Пьер. — Что бы вы хотели?

— Очень просто. Сразу же после двух часов дня Гастон подгонит сюда белый «рено» и заблокирует им дорогу у переезда. Не железнодорожный путь, а только дорогу. Выйдет из машины, запрет дверцу, а потом смотается оттуда. — Он повернулся к Пьеру. — Ты на своей машине заберешь Гастона и прямым ходом — в Париж.

— А как же вы? — поинтересовался Пьер.

— Я уж буду здесь дожидаться в оставленном фургоне. Я разберусь во всем сам. А теперь обратно в Париж. Вы можете высадить меня у «Черного кота», и на этом все. Вы меня больше не увидите.

— А остальные деньги? — поинтересовался Пьер, усевшись за руль, пока Гастон и Диллон тоже садились в машину.

— Вы их получите, не беспокойтесь. Я всегда держу свое слово и надеюсь, что и другие поступают так же. Дело чести, приятель. А теперь — в путь.

Откинувшись назад, Диллон закрыл глаза. Пьер бросил взгляд на брата, завел мотор и поехал.

Когда они подъехали к «Черному коту», часы показывали ровно половину второго. Напротив трактира был запирающийся на замок гараж. Гастон открыл ворота, и Пьер въехал внутрь.

— Я исчезаю, — произнес Диллон.

— Вы не зайдете? — спросил Пьер. — Гастон может отвезти вас домой.

Диллон улыбнулся:

— За всю мою жизнь еще никто никогда не подвозил меня до дому.

Он ушел, свернув в ближайший переулок. А Пьер сказал брату:

— Следуй за ним и смотри не упусти.

— Но почему?

— Потому что я хочу знать, где он обитает, вот почему. Это дело плохо пахнет, Гастон, воняет, как тухлая рыба. Так что давай не задерживайся.



Диллон быстро переходил с улицы на улицу, следуя своему обычному правилу конспирации. Однако Гастон, вор с детства и специалист в таких делах, ухитрялся оставаться у него на хвосте, не слишком приближаясь. Диллон намеревался вернуться к складу на улице Хельер. Остановившись на углу, чтобы зажечь сигарету, он оглянулся и мог бы поклясться, что заметил какое-то движение. И он не ошибся — это был Гастон, шмыгнувший в ближайший подъезд.

Для Диллона даже малейшего подозрения было достаточно, чтобы настроиться на определенный лад. Весь вечер его не покидало чувство недоверия к Пьеру. Он повернул налево и зашагал по тротуару обратно к реке, вдоль выстроившихся у обочины грузовиков с засыпанными снегом стеклами. Поравнявшись с маленькой дешевой гостиницей, где обычно проводят ночь проститутки и водители грузовиков, он остановился, открыл дверь и вошел внутрь.

Портье был глубокий старик в пальто и шарфе, спасавших его от холода. Глаза у него слезились. Отложив книгу, он протер глаза:

— Мсье, чем могу служить?

— Я привез груз из Дижона пару часов назад. Собирался отправиться обратно сегодня же вечером, но проклятый грузовик забарахлил. Мне нужна постель.

— Тридцать франков, мсье.

— Вы шутите. Я смоюсь отсюда на рассвете.

Старик пожал плечами.

— Хорошо. Вы можете получить восемнадцатый номер на втором этаже за двадцать. Но белье на кровати не будет меняться.

— А когда это делается, раз в месяц? — Диллон взял ключ, заплатил двадцать франков и поднялся по лестнице.

Комната выглядела преотвратно, как он и ожидал, даже в тусклом свете коридора. Он закрыл дверь, с трудом пробрался в темноте к окну и осторожно выглянул. Под деревом у реки он заметил движение. Появился Гастон Жобер и быстрыми шагами пошел вдоль тротуара.

— О Боже… — прошептал Диллон, зажег сигарету и улегся на кровать, обдумывая создавшееся положение.



Дожидаясь возвращения брата, Пьер сидел за стойкой бара «Черного кота» и листал «Пари суар», надеясь отыскать что-нибудь для своих дел. Он наткнулся на сообщение о предстоящей встрече Маргарет Тэтчер с Миттераном. Его затошнило, он с ужасом прочитал сообщение еще раз. В это мгновение дверь отворилась и поспешно вошел Гастон.

— Что за ночь! Я промерз до костей. Дай мне коньяку.

— Держи. — Пьер плеснул коньяку в стакан. — Можешь прочитать эту интересную новость в «Пари суар», пока будешь пить.

Гастон последовал совету брата и тут же поперхнулся.

— Боже, она же остановилась в Шуази!

— И улетает с того самого старого аэродрома в Валентоне. Выезжает из Шуази в два часа. Сколько надо времени, чтобы добраться до того железнодорожного переезда? Минут десять?

— О Господи! Нет. Мы погибли. Это не наше дело, Пьер. Если это случится, все полицейские Франции будут подняты на ноги.

— Но этого не произойдет. Я знал, что этот ублюдок принесет нам несчастье. В нем всегда было что-то странное. Тебе удалось проследить его?

— Да, он поболтался вначале по улицам и приземлился в той блошиной дыре, которую держит старый Франсуа возле реки. Я видел через окно, как он снял номер. — Гастон поежился. — Но что мы будем делать? — Он почти всхлипывал. — Это конец, Пьер. Они запрут нас, а ключ выбросят в мусорный ящик.

— Нет, они так не поступят, — успокоил его Пьер. — Если мы выдадим его, они этого не сделают. Они будут слишком благодарны нам. Кто знает, может быть, даже и вознаграждение дадут. Скажи-ка номер домашнего телефона инспектора Савари.

— Он уже в постели.

— Естественно, в постели, забавляется со своей старой женой, как должны, дурень, поступать все порядочные детективы. Мы должны его поднять.



Инспектор Жюль Савари проснулся, чертыхаясь. У его кровати продолжал звонить телефон. Он был один. Его жена уехала на неделю к своей матери в Лион. Ночь у него выдалась неспокойной: два вооруженных ограбления и нападение на женщину. Ему только что удалось заснуть.

Он поднял трубку:

— Савари слушает.

— Это я, инспектор, Пьер Жобер.

Савари взглянул на стоявшие у кровати часы.

— Помилуй Бог, Жобер, ведь сейчас половина третьего ночи.

— Я знаю, инспектор, но у меня кое-что чрезвычайно важное для вас.

— У тебя всегда так. Так что пусть подождет до утра.

— Я так не думаю, инспектор. Мое сообщение сделает вас самым известным полицейским во Франции. Такое бывает раз в жизни.

— Ну, выкладывай свою историю.