Дэвид почувствовал, как напряглись мышцы в почти неудержимом порыве выхватить флешку из рук Моники.
— Ты спятила! Это же Теория Всего!
— Я знаю, что это! — ответила она мрачно. — Последние двадцать лет сама над этой проблемой работала.
— Тогда ты понимаешь, что мы не можем ее выбросить. Мы должны ее уберечь, а не уничтожить!
Моника охватила флешку пальцами.
— Слишком большой риск, Дэвид. Если Эйнштейн не смог сохранить ее в тайне, отчего ты думаешь, что это удастся тебе?
Он замотал головой, пылая досадой:
— Кляйнман велел мне ее сберечь! Это были его последние слова — «сбереги ее».
— Поверь, мне самой не хочется. Но мы должны думать о жизни людей. Террористы ищут эту теорию ничуть не меньше правительства, и они уже близко к ней. Помнишь того солдата в программе «Варфайтера»? С номером три на каске?
Она сильнее сжала флешку. Дэвид смотрел на Монику, и у него в мозгу плыли уравнения Эйнштейна. Для него все равно это был темный лес, но формулы он запомнил.
— Поздно, — сказал он. — Мы видели теорию, она теперь у нас в головах.
— Тебе я показала не все, а у меня память намного хуже. Уничтожив флешку, мы должны будем сдаться ФБР. Нас станут допрашивать, но заставить нас что-нибудь сказать не смогут. Поэтому лучше к ним, чем к террористам.
Дэвид скривился, вспомнив допрос в здании ФБР на Либерти-стрит.
— Это не так легко, как ты думаешь. Послушай, а если мы…
Его прервал крик Грэддика. Он бежал через поляну, сверкая каплями пота и тараща глаза.
— Ее нет в машине! — орал он. — Элизабет нету!
«Господа бога мать, — думала Элизабет, — ничего тут нету, одни деревья!»
Она шла, оступаясь, босиком по грунтовой дороге, пытаясь найти путь к шоссе. Лес был такой густой, что ни хрена не видно, и босые ноги то и дело спотыкались о корни и камни. Лодочки остались в машине у этого жирного мудака, и подошвы ног она уже хрен знает как порезала, ну и плевать. Вот что сейчас нужно, это ха-арошая доза метамфа, а хотя в штанах и заначены триста баксов, в этом сраном лесу точно ни хрена ни одного дилера нету.
Наконец-то она увидела впереди свет, мерцающий сквозь листья. Элизабет прибавила шагу и оказалась на шоссе № 68 — однополосной дороге, тускло поблескивающей под луной. О\'кей, решила она, мы снова при делах. Рано или поздно проедет какой-нибудь кретин, желающий потрахаться. Элизабет отряхнула землю с ног, убрала волосы с глаз и туго заправила футболку в штаны, чтобы сиськи торчком. Но на шоссе было пусто, и ни одной, хрен тебе, машины. Через десять минут она зашагала по дороге, надеясь добраться до заправки. Холодно не было, но зубы у нее стучали.
— Блин! — заорала она деревьям. — Мне закинуться надо!
Ответом ей стало сумасшедшее верещание цикад.
Она уже готова была свалиться, когда за поворотом увидела длинное и низкое здание. Цепочка магазинов — сувенирная лавка, почта, заправщик газовых баллонов. Аллилуйя, цивилизация! Теперь нужен только водитель грузовика, который подкинет к ближайшему городу. Элизабет бросилась бежать к зданию и тут заметила с отчаянием, что все магазины закрыты, а парковка пуста. Она ухватилась за живот, внезапно пораженная тошнотой. А потом увидела перед почтой это. Телефон-автомат «Белл-Сауз».
Сперва она стояла неподвижно, остолбенев. Она знала, по какому номеру можно позвонить, но не шевельнулась. Из всех людей на свете этот гад — последний, с кем она готова была говорить. Но он ей когда-то давно сказал, что в трудную минуту она всегда может ему позвонить, и она запомнила его сотовый. На всякий случай.
Бет подошла к телефону, дрожащими пальцами вызвала оператора и попросила разговор за счет вызываемого. Подождала секунду, и вот он, сволочь, взял трубку.
— Здравствуй, милая Элизабет! Какой приятный сюрприз.
Джонас, слава богу, наконец-то заснул. Три часа Карен вынуждена была смотреть, как он напрягается в веревках, стянувших ему руки и ноги. Этот мерзавец Брок ему еще и кляпом рот заткнул, чтобы заглушить крики, и от этого ребенок перепугался еще больше. Карен тоже лежала связанная и с заткнутым ртом, но чувствовала, как дрожит ее сын рядом с ней на полу фургона. Больше всего ее мучило, что она не может ему помочь, даже не может обнять и прошептать: «Все в порядке, все будет хорошо». Единственное — она могла прислониться лбом ко лбу и пытаться мычать что-то утешительное через мокрую тряпку, засунутую ей в рот.
Где-то около полуночи, когда машина проехала уже не меньше двухсот миль, Джонас перестал кричать. Усталость взяла верх над ужасом, и мальчик забылся сном, уткнувшись мокрым лицом в шею матери. Тогда Карен, извиваясь, перевернулась набок и выглянула. В окне мелькнул знак: «ВЫЕЗД 315, ВИНЧЕСТЕР». Они уже были в Виргинии и ехали на юг по федеральному шоссе № 81. Куда их везли, Карен понятия не имела, но могла бы все свои деньги поставить, что не в ФБР.
Брок вел машину, жуя чипсы из большого пакета и слушая по радио повтор «Шоу Раша Лимбо». Даже затылок у него был омерзительный, с розовыми лишаями ниже линии волос и за ушами. Она закрыла глаза и снова увидела холодную осклабленную рожу, когда этот агент убил Глорию и направил пистолет на них с Джонасом. Карен открыла глаза и злобно прищурилась, направляя безмолвную ярость в этого урода. «Ты труп, — прошептала она в кляп. — Чем бы ни кончилось, я тебя все равно убью».
Люсиль возмущенно стукнула кулаком по прозрачной сфере. Шестнадцать часов прокопавшись за потрошением серверов и терминалов лаборатории, эксперты из министерства обороны сделали лишь один вывод: данные, которые хранились в программах военной игры, уничтожены и восстановлению не подлежат, так что сейчас, в восемь утра, Люсиль была зла, как пьяный кабан. Армия последовательно провалила все поиски подозреваемых: им дали улизнуть с базы, и начальник гарнизона тянул еще два часа, пока известил полицию штатов Джорджия и Алабама. «Дельта» поставила блокпосты на главных шоссе, уходящих из Коламбаса, но не менее шести дорог оставили без внимания. Голая и горькая правда состояла в том, что людей не хватало. Армия столько солдат послала в Ирак, что не могла уже защитить собственные тылы.
Люсиль отвернулась от сфер и плюхнулась в кресло. Компьютерные мальчики из Пентагона собирали свои приборы, а она полезла в карман за пачкой «Мальборо». К счастью, еще остались две сигареты. Вытащив одну, она стала искать зажигалку, но ни в брюках, ни в жакете ее не было. Блин, куда ж она, к черту, девалась? Любимая зажигалка, с «Одинокой звездой»…
— Мать вашу так! — рявкнула она, перепугав компьютерных мальчиков.
Она подумала, что надо бы извиниться, но тут в лабораторию вошел Кроуфорд, самоуверенный, как всегда. Решительным шагом он приблизился к Люсиль и наклонился, чтобы его не услышали:
— Извините, что отрываю, мэм, но у меня новости из Вашингтона.
— Чего еще? — нахмурилась Люсиль. — Министр обороны хочет передать это дело морской пехоте?
Кроуфорд подал ей наладонный цифровой диктофон.
— Вам кто-то оставил сообщение в офисе на голосовой почте. Мне передал его один из секретарей.
Люсиль резко выпрямилась:
— Новые показания? Кто-то еще видел подозреваемых?
— Нет, гораздо лучше! — Сияющий Кроуфорд показал рукой на соседний с лабораторией кабинет. — Зайдемте туда, я вам проиграю запись.
Люсиль вскочила с кресла и пошла за Кроуфордом, чувствуя прилив новых сил — так всегда бывало, если вдруг везло в работе. Кроуфорд прикрыл дверь кабинета.
— Голос, думаю, вам знаком, — сказал он.
Потом нажал кнопку, и через несколько секунд диктофон заговорил:
— Привет, Люси! Это Дэвид Свифт. Я тут в газетах прочитал, что вы меня ищете, и понял так, что вы хотите продолжить разговор, начатый в Нью-Йорке. Последние дни я был очень занят, но думаю, что смогу сегодня утром выкроить для вас немножко времени. Чтобы вам было легче меня найти, я включил сотовый телефон. Только у меня одна просьба: не приводите с собой солдат. Увижу хоть один вертолет или «хаммер» — распылю тот пакетик, что захватил в Форт-Беннинге. Я согласен вам помочь, но не хочу быть на мушке у коммандос, которых хлебом не корми, дай пострелять. Мы друг друга поняли?
Эти горы называются Грейт-Смоки-маунтинз — Горы Великого Тумана — из-за той массы воды, что испаряется с их лесистых склонов. Смешиваясь выделяемыми соснами углеводородами, этот пар обычно сгущается в дымный голубой туман, окутывающий пейзаж. Но в это утро свежий ветер разогнал дымку, и видны были мили и мили залитых солнцем холмов и долин, огромным смятым одеялом уходящих к горизонту.
Он стоял на вершине холма Хо-Ноб и смотрел вниз на однополосную дорогу, извивавшуюся по крутому восточному склону футах в шестистах ниже. Пока что не проехал ни один черный «сабурбан», но еще рано. ФБР нужно время, чтобы найти координаты его телефона в системе GPS, переданные на ближайшую вышку, когда аппарат включился. Потом, естественно, агенты должны составить план штурма и сформировать группы захвата, поддержки, наблюдения и чего там еще. С вершины Дэвиду открывался отличный вид на тропу, по которой скорее всего и пойдут агенты — она начиналась у шоссе в полумиле к югу. И идущих по ней людей можно будет заметить намного раньше, чем они окажутся здесь.
Грэддик оставил свою машину на грунтовой дороге за несколько миль к западу, привел их на Хо-Ноб и собирался уйти обратно до появления агентов, но, кажется, уходить ему не хотелось. Он стоял сейчас перед Майклом, положив мальчику руки на голову, и что-то неразборчиво приговаривал — наверное, благословение. Батарейки в геймбое Майкла сели несколько часов назад, но мальчик воспринял это вполне равнодушно и, кажется, несколько оживился: взгляд у него сделался более осмысленным, он оглядывался по сторонам, нисколько не беспокоясь из-за исчезновения матери. А тем временем Моника озабоченно поглядывала на Дэвида, ожидая его слова. Лэптоп они уже уничтожили и сбросили осколки в реку Теллико, но флешку Моника по-прежнему сжимала в кулаке.
Дэвид почти всю ночь мучился тяжелым выбором. Einheitliche Feldtheorie была одним из величайших достижений науки, и уничтожить ее уравнения казалось актом варварства, преступлением против человечества. Но исчезновение Элизабет недвусмысленно напомнило о том, что вечно прятаться невозможно. Рано или поздно случится еще что-нибудь, и солдаты их поймают. Тогда единая теория достанется Пентагону, и ничто в мире не помешает военным пустить ее в ход. Через несколько лет армия создаст n-мерные излучатели и уничтожит все укрытия террористов на Ближнем Востоке. Какое-то время генералы сумеют сохранить теорию в тайне как свое новое оружие борьбы с террором. Но никакое оружие не хранится в тайне вечно. Рано или поздно теория дойдет до Москвы, Пекина и Исламабада, и посеянные так семена гибели мира дадут всходы. Нет, этого Дэвид не мог допустить. Придется нарушить обещание, данное доктору Кляйнману, и уничтожить последние следы теории. До сих пор он удерживался от этого необратимого шага, но больше медлить нельзя.
Он шагнул к неровному серому полукруглому каменному выступу, торчащему на вершине холма гигантской тиарой. Протянул руку, подобрал клиновидный кусок кварцита, отлично улегшийся в ладонь. Каменный топор, подумалось ему. Как у пещерного человека.
Он повернулся к Монике:
— Ладно, я готов.
Она встала рядом, не говоря ни слова, положила флешку на карниз, почти плоский. Лицо ее сделалось напряженным, почти каменным. Моника так сжала губы, что Дэвид подумал — она не позволяет себе зарыдать. Да, это должно быть мучительно — пожертвовать тем, для чего работал всю свою жизнь. И все-таки она на это решилась. Если бы Эйнштейн мог заглянуть вперед на пятьдесят лет и увидеть, как страшно начался двадцать первый век, он бы поступил так же.
Дэвид поднял тяжелый камень, занес над флешкой, снова огляделся на сияющие утренние горы, расходящиеся мириадами изгибов и выпуклостей, как складки пространства-времени. И с размаху, изо всех сил обрушил камень на серебристый цилиндр.
Разлетелся вдребезги пластиковый корпус, плата раскололась на дюжину кусков. Следующий удар Дэвид нанес прицельно по кристаллу памяти, и кремний распался сотнями черных осколков не больше карандашного острия. А Дэвид бил и бил, пока чип не превратился в пыль, а окружающие его ножки, схемы, соединения — в мешанину металлических блесток. Взяв обломки в руку, он перебросил их через обрыв восточного склона Хо-Ноба. Ветер подхватил их и развеял по сосновому лесу.
Моника заставила себя улыбнуться.
— Ну вот и все. Начинаем с чистого листа.
Дэвид пустил камень вниз по склону и взял Монику за руку. На него накатила волна смешанных чувств — грусть и сочувствие, благодарность и облегчение. Он хотел поблагодарить Монику за все, что она для него сделала, за более чем тысячу проделанных миль рядом с ней, за то, что сотни раз спасала его шкуру. Но вместо слов он просто поднял ее руку к губам и поцеловал коричневую впадинку между костяшками пальцев. Она посмотрела на него с любопытством и удивлением, не так чтобы неприятным. Потом увидела что-то за плечом Дэвида, и лицо ее окаменело. Он обернулся и увидел колонну черных «сабурбанов», ползущую по шоссе с юго-востока.
Шагнув прочь от обрыва, он потянул Монику с камней.
— Сюда! — заорал он Грэддику, и тот мгновенно увел Майкла в тень от каменного карниза. Склонившись к земле Грэддик выглянул за край и скривился.
— Алый зверь! — прошипел он. — Скверны исполненный!
У начала тропы машины притормозили. Агенты наверняка сверялись с картой и соображали, как быстрее всего подняться на вершину. Дэвид собирался сидеть в укрытии, пока группа захвата будет подниматься к вершине, чтобы у агентов не было соблазна начать в них палить как в мишени. Когда агенты подойдут на расстояние слышимости, он крикнет, чтобы показать, где они. Тогда, предположительно, командир группы прикажет им выходить медленно и с поднятыми руками. Кажется, это наиболее безопасный способ сдаться. Конечно, фэбээровцы не будут в восторге, узнав, что случилось с единой теорией, но на всех не угодишь.
Пока «сабурбаны» парковались на обочине, Дэвид обернулся к Грэддику и запоздало сообразил, что знает только его фамилию, а не имя.
— Послушай, брат, тебе пора уезжать.
Грэддик, стискивая кулаки, смотрел на «сабурбаны». Одна за другой открывались дверцы машин, и оттуда выскакивали люди в серых костюмах.
— Да, ибо многочисленны они, как песок морской, — говорил он нараспев. — Но сойдет огонь с небес и пожрет их!
Дэвид начинал волноваться. Не было причин Грэддику здесь торчать. ФБР его не знает, и если он уедет сейчас, то выйдет сухим из воды.
— Брат, послушай меня. Мы должны вернуть кесарю кесарево, но твое место — на воле, ты понимаешь? Тебе надо уехать.
Горец скривился — наверное, жалел, что нет у него больше гремучих змей и нечего метать в агентов. Но через секунду он стиснул Дэвиду плечо:
— Я уеду, но недалеко. Если что, я вернусь.
Он поднял руку ко лбу Дэвида, неразборчиво пробормотал благословение, потом развернулся, побежал-заскользил по осыпи западного склона Хо-Ноб и скрылся в густой тени под сосновыми сучьями.
Федеральные агенты шли цепочкой вверх по тропе, крутой и каменистой, иногда им приходилось даже лезть на четвереньках. Дэвид прикинул, что идти им еще минут десять, скрылся за скальным выходом и посмотрел на Майкла, который спокойно разглядывал параллельные трещины в каменном выступе, не ведая приближающейся опасности. Но если честно, гораздо больше он беспокоился о Монике. Она эксперт в теоретической физике, и агенты будут допрашивать ее очень жестко. Дэвид снова взял ее за руку, сжал в ладони.
— Нас наверняка разлучат для допроса. Может быть, я тебя какое-то время не увижу.
Она улыбнулась, глянула на него лукаво:
— Ну, не знаю, как выйдет. Может, встретимся случайно на Гуантанамо. Говорят, там пляжи классные.
— Ты не бойся их, Моника. Они всего лишь выполняют приказы, и не станут…
Она подалась к нему, прижала палец к его губам.
— Т-с-с, не волнуйся. Мне они ничего не сделают, потому что мне нечего сказать. Я уже забыла уравнения.
— Да ладно!
— Это правда. Я умею забывать, и всегда умела. — Она стала серьезной. — Я выросла в самом дерьмовом месте Америки — из тех, которые оставляют шрамы на всю жизнь. Но я все это забыла, и теперь я профессор в Принстоне. Забывать — очень полезное умение.
— Но вчера вечером ты…
— Я даже названия статьи не помню. Унтер-что-то-там-такое. Помню только, что по-немецки, и ничего больше.
Майкл перестал рассматривать карниз и повернулся к Монике:
— Neue Untersuchung uber die Einheitliche Feldtheorie, — сказал он с безупречным немецким произношением.
Дэвид, вытаращив глаза, уставился на мальчишку. Откуда он знает название статьи Эйнштейна?
— Как ты сказал?
— Neue Untersuchung uber die Einheitliche Feldtheorie, — повторил Майкл, отвернулся к скальной стенке и снова стал изучать рисунок трещин.
Моника вскинула руку к губам и посмотрела на Дэвида. Вчера Майкл на лэптоп не смотрел, значит, он видел это название где-то в другом месте.
Дэвид взял мальчика за плечи, стараясь проделать это осторожно, но руки у него тряслись.
— Майкл, где ты видел эти слова?
Майкл услыхал в голосе Дэвида испуг и отвел глаза, избегая прямого взгляда. Дэвид вспомнил его странные достижения — как он запоминал целиком телефонные справочники. Господи, сколько же ему известно?
— Майкл, прошу тебя, это очень важно. Ты читал тот файл, когда играл в «Варфайтера»?
У Майкла порозовели щеки, но он не ответил. Дэвид стиснул ему плечи сильнее:
— Слушай меня! Ты скачивал этот файл с сервера? Может быть, давно когда-то, когда еще жил с мамой?
Майкл быстро и резко замотал головой, будто его трясло.
— Это было надежное место! Он мне сказал, что оно надежное!
— Сколько ты прочел из файла? Сколько, Майкл?
— Я его не читал! — заорал Майкл с надрывом. — Я его написал! Я его написал и положил на сервер! Ганс мне сказал, что это надежное место!
— Как? Я думал, это Кляйнман поместил туда теорию.
— Нет, он меня заставил ее выучить! Отпусти меня теперь!
Мальчик пытался вырваться, но Дэвид держал крепко.
— Как это? Ты выучил наизусть всю теорию?
— Отпусти! Я тебе ничего не буду говорить, если у тебя нет ключа!
Он невероятным усилием высвободил руку и ударил Дэвида кулаком в живот.
Удар был хорош — у Дэвида перехватило дыхание, он потерял равновесие и упал навзничь. Высокое синее небо завертелось колесом. И пока Дэвид валялся так, пытаясь вдохнуть, перед глазами у него медленно плыл ряд цифр. Шестнадцать цифр, которые прошептал доктор Кляйнман на смертном одре, цепочка, которую он назвал «ключом». Первые двенадцать — координаты института робототехники в Карнеги-Меллон, последние четыре — добавочный номер кабинета профессора Гупты. Но нет, это не его прямой телефон — это телефон в приемной, на том столе, за которым сидел Майкл. Вот тут вместе с первым вдохом до Дэвида дошло.
Цепочка Кляйнмана вела не к Амилу Гупте.
Она вела к Майклу.
Дэвид еще несколько секунд пролежал неподвижно, и Моника наклонилась над ним, потянула за рукав:
— Эй, ты живой?
Он кивнул. Преодолевая головокружение, подобрался снова к скальному выходу и заглянул вниз. Агенты были уже в нескольких сотнях ярдов, выходя на последний участок тропы. Очевидно, они слышали вопль Майкла и теперь торопились узнать, в чем дело.
Мальчик скорчился у скального выхода, потупив глаза к земле. Дэвид не стал его трогать, а воспользовался тем же способом, что Элизабет, когда спрашивала о номере телефона: щелкнул пальцами перед его носом. А потом отчетливо произнес цифры, которые дал ему доктор Кляйнман:
— Четыре, ноль… два, шесть… три, шесть… семь, девять… пять, шесть… четыре, четыре, семь, восемь, ноль, ноль.
Майкл поднял голову. Щеки у него еще горели, но глаза были спокойны.
— Neue Untersuchung uber die Einheitliche Feldtheorie, — начал он. — Die allgemeine Relativetasttheorie war bischer in erster Linie eine fationelle Theorie der Gravitation und der metrischen Eigenschaften des Raumes…
Это был текст статьи Эйнштейна, звучащий с четким немецким произношением доктора Кляйнмана. Старый физик нашел идеальный тайник. Майкл легко мог запомнить всю теорию, но его в отличие от ученых не тянуло работать над формулами или же поделиться ими с коллегой, потому что ни единого слова и ни единого символа он не понимал. В обычных обстоятельствах никому бы и во сне не приснилось искать уравнения Эйнштейна в разуме аутичного подростка. Но сейчас обстоятельства были какие угодно, только не обычные.
Дэвид схватил Монику за руку.
— Ты слышишь? Он же всю теорию наизусть знает! Если ФБР нас возьмет, там мальчишку допросят и, к гадалке не ходи, догадаются, что он что-то скрывает!
Пока Майкл продолжал проговаривать теорию, Дэвид услышал знакомый шум. Выглянув из-за края, увидел пару «блэкхоков», парящих над шоссе. В панике он выхватил из кармана сотовый телефон и швырнул его на землю.
— Бежим! — крикнул он. — Мотаем к чертовой матери!
Черт бы побрал этого Таркингтона, думала Люсиль, спеша вверх по тропе. Командир «Дельты» обещал держать своих солдат в резерве, а теперь вот — вертолеты кружат над дорогой, видные откуда хочешь за пять миль, и группа Люсиль должна добежать до вершины Хо-Ноб, пока они не спугнули подозреваемых. Последний участок тропы оказался крутым и скользким, но Люсиль одолела его, сумев не подвернуть ногу, и добралась до большого серого скального выхода посередине травянистой поляны. С десяток ее агентов рассыпались веером вправо-влево, выставив перед собой стволы пистолетов. Люсиль, держа собственный пистолет обеими руками, подобралась к краю каменной полки — там никто не прятался. Тогда она стала осматривать западный склон и увидела три фигурки, бегущие под соснами.
— Стоять! — завопила она во весь голос, но беглецы, разумеется, не послушались. Люсиль повернулась к своим агентам и показала на лес: — Вперед, за ними! Вон они!
Молодые мужики припустили вниз по склону вдвое быстрее, чем могла бы Люсиль. Она ощутила нечто вроде облегчения: так или иначе, а задание скоро будет выполнено. Но когда группа захвата добежала до опушки, агент Яворски вдруг вскрикнул и повалился наземь. Остальные остановились, недоумевая. Секунду спустя Люсиль увидела, как из ветвей вылетел камень размером с кулак и ударил в лоб агента Келлера.
— Внимание! — крикнула она. — В деревьях кто-то прячется!
Агенты припали к земле и начали беспорядочно стрелять — куда попало, не целясь. Загремело эхо, от сучьев полетели сосновые щепки, но больше ничего в лесу не было видно. Черт побери, подумала Люсиль, это же просто смешно! Целая группа прижата к земле только потому, что кто-то из лесу кинул пару камешков!
— Прекратить огонь! — рявкнула она, но никто не слышал ее за грохотом, и потому она побежала через поляну, но раньше, чем она оказалась возле своих людей, из-за холма выплыли вертолеты «Дельты».
«Блэкхоки» летели низко, не выше двадцати футов над поляной. Они заняли позицию над агентами и оба повернулись бортом к деревьям. Стрелки открыли двери и выставили пулеметы «М-240».
Огонь продолжался почти минуту, сбивая ветви сосен и отщелкивая куски коры. Агенты попадали лицом вниз, зажимая руками уши. Люсиль схватилась за рацию, хотя знала, что бесполезно: тупых тварей не остановить. Потом с одной сосны свалился какой-то большой предмет, зацепив за нижние сучья, и с глухим стуком упал на землю. Пулеметы смолкли, агенты бросились к крупному бородатому мужчине, у которого грудь была разворочена восьмимиллиметровыми пулями.
Люсиль только покачала головой. Кто этот покойник, она понятия не имела.
Почти сразу, как началась стрельба, Моника потеряла из виду Дэвида и Майкла. Грохотали очереди, свистели над головой пули, а она бежала вслепую по лесистому склону, перепрыгивая через корни, ямы и груды камней, забыв обо всем, кроме одного: оставить как можно большее расстояние между собой и агентами ФБР. Она ныряла под ветви сосен, оскользалась на кучах опавшей хвои. Добежав до мелкого ручейка на дне долины, она, плюхая ногами, перебежала на ту сторону и неслась, неслась, пока слышала выстрелы, подгоняемая инстинктом, который, оказывается, отнюдь не забыла. Слишком хорошо запомнила девочка из Анакостии мамины наставления: «Детка, если слышишь выстрелы, уноси ноги ко всем чертям».
Казалось, прошла вечность, пока не прекратилась стрельба, и только тогда Моника заметила, что с ней никого нет — куда ни глянь, никого. Она быстро взбежала на следующий гребень, направляясь туда, где рассчитывала найти Дэвида и Майкла, но когда наконец выбралась наверх, увидела только грунтовую дорогу впереди да два вертолета позади себя над лесом. Вертолеты были за милю от нее, но быстрый ритм бьющих лопастей слышался хорошо. Моника быстро нырнула в деревья и зашагала, оступаясь, вниз, когда услышала далекий, но очень знакомый визг. Это был Майкл.
Она рванулась на его гулкие вопли, от всей души надеясь, что он не ранен. Трудно было сказать, далеко ли он, но если учесть, сколько прошло времени, то выходило, что не дальше полумили. Моника перепрыгнула очередной ручей и продралась через заросшую кудзу чащу.
И тут без всякого предупреждения на затылок ей обрушился резкий удар. В глазах потемнело, она свалилась на землю.
И перед тем как потерять сознание, увидела, как над ней склоняются двое. Один — здоровенный и лысый, одетый в камуфляжные штаны и с автоматом «узи».
А второй — профессор Гупта.
Саймон всегда считал, что человек сам кузнец своего счастья. Когда Гупте ночью позвонила его дочь, Саймон и профессор немедленно двинулись в Грейт-Смоки-маунтинз и подобрали ее. За маленькую ампулу метамфетамина она показала им, где остановились на ночь Свифт и Рейнольдс. К сожалению, беглецы уже покинули свой лагерь, верно предположив, что Элизабет их выдаст. Но Саймон подозревал, что они где-то рядом. Утром он встретился с Броком и велел ему слушать частоту экстренных переговоров ФБР. Перехватив разговоры о готовящемся штурме Хо-Ноб, они поехали прямо туда, поставили машины на грунтовой дороге и побежали к вершине, откуда Гупта услышал крики своего внука. Профессор провозгласил, что сама судьба за них, но Саймон знал: не в судьбе тут дело. Судьбу свою он ковал сам, и вот теперь приходила награда.
Вырубив Рейнольдс, он потащил ее к дороге. Гупта хромал рядом, что-то еще болтая насчет судьбы. Брок был на несколько сотен ярдов севернее, гнался за Свифтом и визгливым мальчишкой. Дойдя до грузовичка, Саймон проворно связал Рейнольдс руки и ноги электрическим проводом. Элизабет уже лежала на заднем сиденье связанная и с кляпом во рту. Когда Саймон вывалил рядом с ней Рейнольдс, Элизабет задергалась, и от этого Рейнольдс очнулась, открыла глаза и тоже стала биться.
— Блин! — заорала она. — Отпустите меня!
Саймон скривился. Нет времени затыкать ей рот: надо ехать как можно быстрее на север и помочь Броку перехватить остальных. Он залез на сиденье водителя и вставил ключи в замок зажигания.
Гупта устроился на пассажирском сиденье. Когда Саймон запустил двигатель, профессор оглянулся через плечо на двух извивающихся женщин.
— Прошу прощения за такую тесноту, доктор Рейнольдс, но пока мы не сможем перевести вас в фургон, вам придется делить с моей дочерью это заднее сиденье.
Рейнольдс перестала дергаться и уставилась на него, разинув рот.
— Господи, а вы что здесь делаете? Я думала, вас взяли агенты!
— Нет, они слишком замешкались, мой помощник успел раньше. — Гупта показал на Саймона.
— Но он же террорист! Это ж тот лысый гад, что вел желтый «феррари»!
Гупта покачал головой:
— Это недоразумение. Саймон не террорист, а мой сотрудник. Ему поручена та же работа, которую делаете вы, доктор Рейнольдс: помочь мне найти Einheitliche Feldtheorie Эйнштейна.
Рейнольдс не отвечала. Машина ехала в безмолвии по грунтовой дороге, такой извилистой и ухабистой, что Саймон не мог дать больше десяти миль в час. Когда Рейнольдс заговорила, голос у нее дрожал.
— Зачем вы это делаете, профессор? Вы знаете, что может случиться, если…
— Да-да, я уже много лет это знаю. Чего я не знал — так это точные уравнения, которые для данного процесса критичны. Но теперь, когда теория у нас, можно сделать следующий шаг. Мы наконец-то сможем развернуть подарок, который нам оставил Herr Doktor, и пусть этот подарок изменит мир.
— Но у нас больше нет теории! Мы уничтожили флешку с единственным экземпляром!
— Нет, она у нас есть. Она у нас все время была, но я, дурак, смотрел и не видел. Ведь Майкл ее запомнил наизусть?
Рейнольдc ничего не сказала, но лицо ее выдало. Гупта улыбнулся:
— Несколько лет назад я спросил у Ганса, что будет с теорией, когда он умрет. Он не хотел мне говорить, естественно, но я вцепился как клещ, и он в конце концов ответил: «Амил, ты не волнуйся, она останется в семье». Я в тот момент думал, что он имеет в виду семью физиков, научную общественность. Истины я не понимал до тех пор, пока вчера не увидел копию в «Варфайтере». — Он откинулся на спинку, положив раненую ногу на приборную панель. — Я знал, что Ганс туда ее поместить не мог — он был пацифистом. Сунуть теорию самого Herr Doktor в военную игру — это было бы для него немыслимо. Но Майклу «Варфайтер» нравился, и он любит сохранять копии всего, что запомнил. Вот почему он все эти телефонные справочники — помните? — засунул в компьютер. А главное — он член моей семьи. Моей — и Herr Doktor\'a.
Рейнольдc ничего не сказала. Очевидно, просто от отчаяния. Но Саймон на миг отвлекся от коварной дороги и уставился на профессора:
— Что вы сказали? Этот старый еврей был ваш отец?
Гупта снова засмеялся:
— Ну не будьте смешным. Разве я похож хоть сколько-нибудь на Herr Doktor\'a? Родство по линии моей жены.
У Саймона не было времени копать дальше — за поворотом дороги уже стояла машина Брока — старый «додж», принадлежавший когда-то доктору Майло Дженкинсу. Саймон остановился рядом И увидел, что водительское сиденье пусто: Брок наверняка вылез из фургона и погнался за Свифтом и мальчишкой пешком. Опустив окно, Саймон услышал пронзительный крик мальчишки из ложбины на восток от дороги.
Дэвид не мог заставить Майкла перестать кричать. Мальчик заорал, как только фэбээровцы открыли огонь, и продолжал издавать долгие, страдальческие крики, убегая с Дэвидом в лес. После каждого крика он делал мощный отчаянный вдох и летел прямо, как пуля, не разбирая дороги в подлеске. Дэвид старался не отстать, хотя легкие у него горели. Через несколько минут звуки стрельбы стихли, и Майкл сбавил темп, но крики все равно вырывались у него из груди, и каждый был долгим и сильным, будто последний.
По положению солнца Дэвид определил, что они движутся на северо-запад. Монику он потерял из виду, но не мог прекратить ее поиски. Его тревожило, что вопли Майкла выдадут их положение агентам ФБР — те явно застряли на опушке, но не навсегда ведь. Сделав из последних сил рывок, Дэвид догнал мальчика и поймал за локоть.
— Майкл! — выдохнул он. — Надо… перестать кричать. Тебя все… слышат.
Майкл вырвал руку и испустил еще один пронзительный вопль. Дэвид зажал ему рот рукой, но мальчик оттолкнул его руку, бросился через гребень и скатился в узкую ложбину с каменистыми обрывами по обе стороны и чистым ручейком на дне. Обрывы эхом отразили крики Майкла, они стали еще громче. Хотя у Дэвида уже кончались силы, он бросился вниз по склону и, схватив Майкла сзади, зажал ему рот, но мальчишка двинул ему локтем в ребра. Дэвид отшатнулся, рухнул в грязь у берега ручья. «Черт побери, — подумал он, — что же мне делать?»
В отчаянии мотая головой, он посмотрел вниз по ручью и увидел человека в сером костюме — Дэвид похолодел: это был агент из группы захвата. Хотя он стоял в ста ярдах к югу, Дэвид сразу его узнал, потому что лицо его еще было все в багровых кровоподтеках. Это тот агент-предатель, который пытался похитить их два дня назад в Западной Виргинии. Только теперь у него вместо «глока» был «узи».
Дэвид схватил Майкла за руку и потащил в другую сторону. Сперва Майкл сопротивлялся, но когда сзади ударила очередь из «узи», припустил вперед. Они пролезли сквозь чащу, которая как-то служила прикрытием, но вскоре Дэвид понял, что совершил ошибку. По мере продвижения на север обрывы с обеих сторон становились выше, и через какое-то время ложбина закончилась тупиком. Это оказалась лощина, каньон, закрытый с трех сторон, а на обрыв, впереди, не забраться — слишком крут.
Дэвид в горячечной спешке оглядел каменную стену. У самого основания он заметил горизонтальную трещину, похожую на гигантскую пасть. Лаз был размером с ветровое стекло автомобиля, но темный и вроде бы глубокий. Карстовая пещера, подумал Дэвид. Грэддик говорил, что здесь их много. Дэвид подбежал из последних сил к устью пещеры, подтолкнул Майкла. Мальчишка попытался забиться в самую глубокую часть трещины, а Дэвид лег на живот и заглянул внутрь. Сунув руку в задний карман штанов, он достал пистолет — тот, что забрал у агента, который сейчас их преследует.
Майкл продолжал кричать, и хотя пещера поглощала звуки, что-то вырывалось наружу. Минуту спустя Дэвид увидел агента, приближающегося к обрыву и пытающегося определить, откуда идут крики. Он был футов на двадцать ниже и потому пока не видел трещины, но он приближался. Дэвид установил руку с пистолетом на краю трещины, прицелившись агенту под ноги. Потом выстрелил.
Преследователь резко повернулся и побежал обратно в чащу. Через секунду он уже стрелял по обрыву из своего «узи», но пули поражали только камни. Дэвид оказался в природном бункере, в идеальной оборонительной позиции, где можно держаться часами. Вскоре подойдут настоящие агенты ФБР, да еще с солдатами регулярной армии, и тогда Дэвид будет стрелять, чтобы привлечь их внимание. Они с Майклом сдадутся правительственным войскам. Перспектива мрачная, но это во сто крат лучше, чем сдаваться террористам.
Вскоре крики Майкла стали слабеть. Дэвид выглянул из-за края трещины и увидел, что агент все еще затаился среди деревьев. И увидел еще одного человека, лысого, стоящего у ручья посередине лощины. Этот был в камуфляжных штанах и черной футболке. В правой руке у него был охотничий нож, а левой он держал за шиворот извивающегося мальчика. Зрелище было настолько дикое, что мальчика Дэвид узнал не сразу. А когда узнал — выронил пистолет и схватился за сердце в приступе острой боли.
— Доктор Свифт! — крикнул ему этот человек. — Тут ваш сын хочет вас видеть!
Глава двенадцатая
«Вот хоть убейте, — думала Люсиль, — но выглядит этот вице-президент ни дать ни взять, как самый типичный коммунист». Бочкообразная грудь, залысины и плохо сидящий синий костюм какого-нибудь советского комиссара. В телевизоре она никогда не замечала этого сходства, но невозможно было его не видеть, сидя здесь, в западном крыле. Второй человек страны скривился в кислой перекошенной улыбке, глядя на лежащие на столе бумаги.
— Так что, агент Паркер, — начал он, — я слышал, сегодня у вас было не самое удачное утро.
Люсиль кивнула — сейчас ей было все равно, заявление об отставке она уже написала.
— Вся ответственность лежит на мне, сэр. Спеша задержать подозреваемых, мы не уделили внимания должной координации с министерством обороны.
— Что конкретно произошло? Почему им удалось скрыться?
— Очевидно, ушли по грунтовым дорогам на запад. Ожидалось, что военные поставят периметр, но они не успели развернуть силы.
— И куда это нас приводит?
— К сожалению, снова на клетку номер один. Нам нужны силы, нужно больше людей на месте. Этих сукиных сынов нужно взять, пока они не разгласили информацию.
Вице-президент поморщился, поджал бескровные губы.
— Этим займется «Дельта». Мы с министром обороны решили, что операция более не требует содействия ФБР и будет проводиться только силами военных.
Люсиль этого ожидала, но все равно ее задело отстранение от работы.
— И для этого вы меня вызвали? Чтобы лично вышибить меня из дела?
Он попытался улыбнуться, что получилось плохо — с перекосом на правую сторону лица.
— Отнюдь нет. У меня есть для вас новое задание. — Он взял со стола номер «Нью-Йорк таймс» и показал заголовок на первой странице: «УБИЙСТВО РЕПОРТЕРА В БРУКЛИНЕ». — Вот тут у нас проблема контроля над информацией. «Таймс» обвиняет ФБР в убийстве своей корреспондентки — той, у которой пряталась жена Свифта. Очевидно, даже свидетелей нашли, утверждающих, что убийца был похож на агента. Абсурд, конечно, но какое-то внимание общественности привлекает.
— Боюсь, тут может быть доля правды. У нас пропал один агент, и есть основания полагать, что он работает на другую сторону. Он мог застрелить корреспондентку, чтобы захватить жену Свифта.
Люсиль полагала, что вице-президента это известие взбесит, но нет — он просто отмахнулся:
— Это не существенно. Я уже назначил пресс-конференцию. И вы на ней должны будете все отрицать самым решительным образом. Держитесь версии с наркотиками. Скажите, что сейчас отрабатывается версия о том, что репортершу убили и жену Свифта похитили его партнеры по наркоторговле.
Люсиль покачала головой — ей это вранье уже вот где сидело.
— Извините, сэр, этого я делать не буду.
Вице-президент подался к ней, навалившись на стол:
— Паркер, это так же важно, как найти подозреваемых. Нам нужны средства борьбы с террористами, а Конгресс и те, что есть, старается отобрать. Уж меньше всего нам нужно разглашение такого масштаба.
Она вздохнула и поднялась. Пора домой, в Техас.
— Пойду я, а то мне еще у себя на столе надо убрать перед уходом.
Вице-президент тоже встал.
— Что ж, вынужден признать, я разочарован. Директор бюро охарактеризовал вас как бабу с яйцами.
Люсиль посмотрела на него в упор:
— Наше разочарование взаимно, господин вице-президент.
Фургон остановился. У Карен были связаны руки, и она не могла посмотреть на часы, но примерно прикинула, что после выезда из соснового леса прошло часов шесть. Она придвинулась к Джонасу, дрожа и повторяя про себя: «Господи, господи Иисусе, пусть они его больше не трогают!» В прошлый раз, когда Джонаса у нее забрали, Карен чуть с ума не сошла, и хотя Брок его привел всего через двадцать минут, ребенок потом еще несколько часов плакал.
Брок вылез из машины и обошел ее кругом. Когда он открыл заднюю дверцу, Карен ощутила дуновение сырого застоявшегося воздуха и увидела большой темный гараж с выбитыми стеклами — старое здание, заброшенное много лет назад. В нем стояли три грузовых автофургона, а около них — с десяток молодых людей, в которых безошибочно можно было узнать аспирантов: тощие, бледные, плохо одетые. У них глаза полезли на лоб при виде Карен с Джонасом и еще двух пленниц — все связанные, с кляпом во рту и валяются на полу фургона.
— Чего ждете? — заорал на них Брок, и аспиранты бросились вперед.
Джонас забился в судорогах, когда пара молодых людей залезла в фургон и подняла его с пола. Карен крикнула в кляп «Нет!», и тут ее подобрала другая пара аспирантов. Она изо всех сил согнулась и разогнулась, но аспиранты ее не выпустили, а понесли через весь гараж к одному из грузовиков. На борту его была выведена надпись «НАЦИОНАЛЬНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ УСКОРИТЕЛЕЙ ФЕРМИ». Костлявый тощий мужик, самый из всех обтрепанный, в заношенной футболке с изображением периодической таблицы, откатил заднюю дверь кузова. Державшие Джонаса аспиранты положили его внутрь, и Карен положили туда же. Оказавшись рядом с сыном, она всхлипнула от облегчения — пока они хотя бы вместе.
Карен было видно, как ее подруг по несчастью — спокойную черную женщину и ее нервную спутницу — перенесли в другой фургон. Очевидно, догадалась Карен, здесь у этих гадов место сбора, где хранятся машины и снаряжение. Она попыталась разглядеть какие-нибудь приметы помещения, что-нибудь, что может сказать, куда их завезли, но ничего не видела. А потом в другом конце гаража началась суматоха, и еще двое аспирантов вынесли очередного связанного пленника. У Карен перехватило дыхание — это был Дэвид. Он бился и рвался так яростно, что двое аспирантов не удержали его и уронили на пол, но тут же к ним подскочил на помощь третий, и вместе его запихали в последний фургон.
Было уже поздно, далеко за полночь. Грузовики медленно ползли по извилистой дороге. Что было снаружи, Моника не видела, но слышала рокот колес и ощущала все повороты желудком. Очевидно, ехали глухими дорогами, чтобы избежать блокпостов на федеральных шоссе.
Слева от нее стоял возле компьютера профессор Гупта со своими аспирантами. Чуть дальше сидел на полу Майкл, снова играя в «Варфайтера» на геймбое (кто-то зарядил ему батарейки). Гупта уже несколько часов суетился возле внука, шепотом задавая ему вопросы насчет Einheitliche Feldtheorie, и аспиранты вводили ответы мальчика в компьютер, но сейчас, кажется, профессор получил все, что хотел. Он триумфально улыбнулся экрану компьютера, потом отошел от группы и подошел к лежащей Монике. Первым ее побуждением было вцепиться этому мерзавцу в глотку, но она, к несчастью, лежала связанная и с кляпом во рту.
— Я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, доктор Рейнольдс, — сказал он. — Для физика это просто сбывшаяся мечта. — Он обернулся к паре бледных костлявых аспирантов в очках с толстыми стеклами. — Скотт, Ричард, не могли бы вы проводить доктора Рейнольдс к терминалу?
Аспиранты, ухватив Монику за плечи и за ноги, потащили ее через грузовой отсек и опустили на складной стул перед компьютером. Гупта наклонился над ее плечом.
— Мы написали программу, эмулирующую создание пучка нейтрино в дополнительных измерениях. Из сведений, полученных от Жака Буше и Алистера Мак-Дональда, мы узнали, что сгенерировать этот пучок можно в Теватроне. Поскольку Майкл сообщил нам уравнения поля, мы можем рассчитать поправки для коллайдера. Сейчас появилась возможность выполнить имитационные запуски на компьютере, так что, когда приедем в лабораторию Ферми, будем знать, как действовать. — Он потянулся к клавиатуре, нажал «ввод» и показал на экран: — Смотрите внимательно. Сначала вы увидите имитацию столкновения частиц в Теватроне.
Ей ничего не оставалось, кроме как смотреть. На экране отображалась трехмерная решетка, прямоугольная сетка, прочерченная едва заметными белыми линиями, чуть-чуть колеблющимися. Это, разумеется, была интерпретация вакуума, участка пустого пространства-времени с небольшими квантовыми флуктуациями. Но он недолго оставался пустым. Через несколько секунд с левой и правой стороны экрана вырвались два роя частиц.
— Это имитация пучков протонов и антипротонов, летящих в Теватроне, — пояснил Гупта. — Мы их будем запускать в виде сферических волн, чтобы частицы сталкивались симметрично. Смотрите!
Прищурившись, Моника разглядела, что частицы эти на самом деле — крошечные свернутые кластеры, и каждый скользит в решетке пространства-времени как узелок на струне. В момент встречи частиц их столкновение освещало центр экрана — и все узелки развязывались одновременно, яростно искривляя окружающую решетку. Потом рвалась сетка белых линий, и в прорыв вылетал ливень новых частиц. Стерильных нейтрино.
Гупта возбужденно показал на эти частицы:
— Видите, как они уходят? Соударения так искажают пространство-время, что пучок стерильных нейтрино вырывается из нашей браны в дополнительные измерения. Смотрите, я сейчас покажу более общий вид.
Он застучал по клавишам, и на экране показался лист пространства-времени на черном фоне. Это была брана нашей вселенной, вложенная в десятимерный балк. Из резкого изгиба листа вырывался поток нейтрино.
— Луч должен быть нацелен, чтобы он вернулся в нашу брану, желательно в точке примерно в пяти тысячах километров над Северной Америкой. Тогда вспышку увидят все жители нашего континента.
Частицы оставляли в балке прямой след, сияя и ускоряясь в проходе через дополнительные измерения. Пучок пересек пустоту между двумя складками браны и вернулся в лист пространства-времени, который забился, затрясся и запылал раскаленным металлом в точке соударения. Это и была, без сомнения, та вспышка, о которой говорил Гупта. Он длинным пальцем постучал по экрану:
— Если мы все сделаем правильно, то в момент возврата в нашу брану выделится несколько тысяч тераджоулей энергии, что примерно соответствует термоядерному взрыву в одну мегатонну. Поскольку луч будет нацелен в высокие слои атмосферы, на земле разрушений не последует, но зрелище выйдет великолепное. Несколько минут будет сиять, как новое солнце!
Моника смотрела в упор на горящий участок браны. Он понемногу темнел — энергия рассеивалась по пространству-времени. Господи, за каким чертом Гупта это делает? Не имея возможности задать этот вопрос вслух, она повернулась к профессору и прищурилась.
Он понял ее взгляд и кивнул:
— Доктор Рейнольдс, нам нужна публичная демонстрация. Если бы мы попытались просто опубликовать единую теорию, власти закрыли бы такую возможность. Правительство хочет оставить теорию только для себя, чтобы создавать оружие втайне. Но Einheitliche Feldtheorie никакому правительству не принадлежит, и это не только наброски для нового оружия.
Гупта склонился над клавиатурой и нажатием нескольких клавиш вызвал на экран компьютера архитектурный чертеж электростанции.
— Используя явление дополнительных измерений, мы можем вырабатывать неограниченные объемы электроэнергии. Не нужны больше угольные котлы или ядерные реакторы. И это только начало! Мы можем применить в медицине эту технику, нацеленными пучками нейтрино убивая раковые клетки. Эти же лучи будут запускать ракеты и вести их через солнечную систему. Космический корабль можно будет разогнать почти до скорости света! — Отвернувшись от экрана, он устремил горящие глаза на Монику. — Вы понимаете, доктор Рейнольдс? Завтра утром человечество проснется и увидит ослепительное сияние единой теории. И никто больше ее не скроет!
Моника услышала достаточно. Она не сомневалась в правдивости слов Гупты: единая теория настолько всеобъемлюща, что наверняка приведет ко многим чудным открытиям. Но за них надо платить цену, и цена эта ужасна. Перед глазами у нее стояла раскаленная добела вспышка в центре экрана. Профессор сказал, что это будет демонстрация, величественное оглашение, написанное на небесах, но Моника думала, что станет от этой демонстрации с людьми внизу. Хиросима тоже была демонстрацией.
Высказать все это с кляпом во рту она, конечно, не могла — только посмотрела на Гупту и покачала головой.
Профессор приподнял бровь.
— В чем дело? Вы боитесь?
Она яростно закивала. Гупта шагнул ближе и положил руку ей на плечо:
— Страх, дорогая моя, часто бывает парализующим. Herr Doktor тоже боялся — и видите, что случилось? Кляйнман и эти двое скрывали Einheitliche Feldtheorie полвека! От этой робости была кому-нибудь польза? Нет. Это потеря пятидесяти лет, просто стыд и позор. Перед тем как войти в новую эру, мы должны преодолеть свой страх. И я это сделал, доктор Рейнольдс. Я больше ничего не боюсь.
Старик сжал ее плечо, и Моника вдруг исполнилась омерзения. Взвыв сквозь кляп, она попыталась наброситься на компьютер Гупты, но профессор перехватил ее, не дав свалиться со стула, и улыбнулся, благодушный и довольный собой.
— Я чувствую в вас сомнения, но скоро вы увидите, что я прав. Когда мы предъявим миру теорию, люди будут приветствовать нас как спасителей. Они простят нам все, когда увидят…
Его прервал треск помех. Он бросил неразборчивое «Извините», снимая с пояса рацию, и отошел к другому концу грузового отсека. Примерно через двадцать минут он вернулся к своим аспирантам и поднял руки жестом благословения:
— Джентльмены, по дороге в лабораторию Ферми мы заедем еще в одно место — за аппаратурой, необходимой для модификации Теватрона.
Дэвид сидел, прислонясь спиной к борту грузовика. Машина остановилась пятнадцать минут назад, и аспиранты загрузили в нее с десяток деревянных ящиков. Они заняли почти все место в кузове, так что аспиранты перешли в другой грузовик колонны, а Дэвид остался один с лысым маньяком в камуфляжных штанах, который то чистил свой «узи», то прикладывался к бутылке «Столичной».
В тысячный раз Дэвид попытался ослабить шнур, связывающий руки за спиной. Пальцы онемели, но он продолжал попытки, выворачивая руки, пока сухожилия не заскрипели от натяжения. Пот капал по щекам, пропитывал повязку, держащую кляп. Борясь с веревкой, он не сводил глаз с лысого наемника, того мерзавца, что держал нож у горла Джонаса. От ярости в жилах прибавилось силы, но прошла минута — и Дэвид закрыл глаза. Это его вина, надо было сдаваться агентам ФБР, пока была возможность.
Открыв глаза, он увидел лысого прямо над собой. Наемник протягивал ему бутылку водки.
— Отдохни, камрад. Сделай перерыв в своих доблестных усилиях.
Дэвид в омерзении, попытался отодвинуться, но лысый наклонился над ним и поднес бутылку к лицу:
— Да не ломайся, выпей. Похоже, тебе надо.
Дэвид замотал головой. От запаха водки тошнота подступила к горлу.
— Да пошел ты… — крикнул он сквозь кляп, но получилось лишь неразборчивое бульканье.
Наемник пожал плечами:
— Не хотите — как хотите. Только обидно, что у нас полный ящик «Столицы», а времени ее пить почти не осталось. — Он осклабился, запрокинул голову и сделал долгий глоток, потом вытер рот тыльной стороной ладони. — Кстати, меня зовут Саймон. Хотел выразить вам свою благодарность, доктор Свифт. Книга, которую вы написали о сотрудниках Эйнштейна, оказалась весьма полезной. Я с тех пор, как взялся за эту работу, все время с ней консультируюсь.
Дэвид постарался сдержать ярость. Сделав глубокий вдох через вонючий кляп, он сосредоточил все внимание на голосе киллера. Несмотря на сильный русский акцент, английским он владел безупречно. И совсем не был безмозглым громилой, каким казался с виду.
Саймон глотнул еще, потом полез в карман.
— Последние несколько часов мне пришлось поскучать. До нашей остановки я ехал в том же грузовике, что и профессор — он как раз перед нами, но он был занят расспросами своего внука и отдачей приказов своим аспирантам. Я, чтобы убить время, стал болтать с его дочерью, и мне удалось кое-что узнать, что может быть вам интересно.
Он вытащил из кармана штанов что-то круглое и положил себе на ладонь. Дэвид узнал золотой медальон, который Элизабет Гупта носила на шее. Саймон открыл его и стал смотреть на картинку.
— Вы в своей работе могли бы счесть это чем-то вроде вещественного доказательства. Дополнение ваших исторических исследований, правда, несколько запоздалое, да? Но оно очень хорошо объясняет некоторые моменты.
Он повернул медальон так, чтобы Дэвиду была видна картинка. Это была старинная фотография, тонированный сепией портрет матери и дочери. Мать — красавица с длинными темными волосами, дочке лет шесть. Обе без улыбки смотрят прямо в объектив.
— Фотография сделана до войны, в Белграде, — сообщил Саймон. — Скорее всего вторая половина тридцатых. — Он показал на дочь. — Вот это Ханна, мать Элизабет. Она после войны приехала в Америку и вышла замуж за Гупту. Неудачный выбор. — Он показал на мать: — А вот это бабка Элизабет. Погибла в концлагере. Понимаете, она была наполовину еврейка. Да вот, сейчас я вам покажу.
Он подцепил фотографию, вытащил из медальона и перевернул. На обороте кто-то написал: «Ханна и Лизерль». Саймон снова усмехнулся:
— Имя вам знакомо, не правда ли? Могу вас заверить, что случайного совпадения здесь нет. Элизабет мне все рассказала — ее бабка была незаконной дочерью Herr Doktor\'a.
В любых других обстоятельствах Дэвид был бы потрясен. Для биографа Эйнштейна такое открытие равносильно открытию новой планеты. Дэвид, как и прочие исследователи, полагал, что Лизерль умерла младенцем, и вот оказывается, что она не только выжила, но и оставила потомство. Но сейчас он не ощутил радости откровения — это было еще одно напоминание, как он оказался слеп.
Саймон вложил фотографию в медальон.
— После войны Herr Doktor узнал, что случилось с его дочерью. Он выписал сюда свою внучку Ханну, которую прятали в какой-то сербской семье, но о своем родстве с девочкой не объявил. Как вы знаете, старый жид не слишком уважал семейные связи. — Он закрыл медальон и сунул обратно в карман штанов. — Но Ханна все рассказала Гупте — и Кляйнману. Вот почему они стали соперниками. Каждый хотел жениться на внучке Herr Doktor\'a.
Он глотнул еще водки, перевернув бутылку вверх дном — там осталось меньше половины.
— Вас, наверное, интересует, почему я вам это все рассказываю? Потому что вы историк, и вам следует знать, какая история кроется за этой операцией. Когда Гупта женился на Ханне, он стал протеже Herr Doktor\'a, его ближайшим помощником. И когда Herr Doktor по секрету рассказал, что нашел свою Einheitliche Feldtheorie, Гупта полагал, что старый жид поделится с ним секретом. Но Herr Doktor, видимо, чуял в Гупте какую-то червоточину еще в те времена. Собственно, это и довело Амила до сумасшествия — он считал, что теория должна принадлежать ему.
У Саймона стал слегка заплетаться язык. Дэвид подался вперед, внимательно на него глядя, ища каких-то признаков уязвимости. Может быть, представится шанс. Может быть, эта сволочь сделает какую-нибудь глупость.
Наемник повернулся лицом к кабине грузовика, замолк на полминуты, глядя на стены грузового отсека. Потом обернулся к Дэвиду:
— Гупта много лет назад задумал эту демонстрацию. В создание своей маленькой армии аспирантов он вложил миллионы долларов. Убедил их, что они спасут мир, что люди будут плясать на улицах, когда увидят в небе вспышки нейтринных лучей. — С отвращением скривившись, он сплюнул на пол. — Можно ли представить себе, что кто-нибудь клюнет на такую чушь? Но Гупта в нее верит, а теперь и его аспиранты тоже верят. Он безумец, а безумцы бывают очень убедительны.
Саймон еще раз глотнул из бутылки и снова ткнул ее Дэвиду.
— Послушайте, мы с вами должны выпить. Отказы не принимаются. У меня тост — за завтрашнюю демонстрацию. За новый век просвещения Амила Гупты!
Он стал дергать узел на кляпе Дэвида. После водки пальцы слушались плохо, но в конце концов кляп он вытащил. Дэвид ощутил прилив адреналина — этой возможности он и ждал. Раз кляп убрали, можно заорать, позвать на помощь. Но что толку? Скорее всего они сейчас едут по безлюдной местности, леса или поля Кентукки или Индианы, и орать бесполезно. Нужно говорить с Саймоном, нужно убедить наемника освободить Дэвида. Это их единственный шанс.