— А теперь прошу нас извинить, — сообщила она Джуди и Року. — Мы отчаливаем, чтобы полюбоваться на волшебников, наших чудесных ведьмаков и ведьмочек из страны Оз.

Она хихикнула, довольная, что смогла элегантно намекнуть Джуди о том, что помнит об успехе последней в роли Дороти.

— Наши волшебнички — это Джудит и Ред Стэнтоны, с которыми мы до сего дня так и не сподобились познакомиться. Взгляните, — она ткнула пальцем в сторону кучки родственников. — Вот они где, голубчики. Беседуют, видите ли, с Тедом Кеннеди. Джудит и этот роскошный Ред. Ну разве он не прелесть, Джуди? Да он почти столь же великолепен, как старик Рок, который находится рядом с нами, правда?

У Абигайль едва не перехватило дыхание от такой отчаянной выходки со стороны Д’Арси, но Рок Хадсон только откинул голову и захохотал как сумасшедший.

— Кузен Ред! — Д’Арси бросилась на шею совершенно остолбеневшему Реду и в одно мгновение покрыла его

лицо поцелуями.

Абигайль с завистью наблюдала за ней. Пожалуй, она завидовала не столько откровенным объятиям, сколько раскованности, которую явно демонстрировала Д’Арси. Та, казалось, нисколько не была смущена ни красотой своего кузена, ни великолепным видом Джудит.

— Ты тоже прелесть, Джудит, — бросила она через плечо, поскольку, не теряя времени даром, уже тянула Реда присоединиться к танцующим. Рок-группа тем временем загрохотала гитарами и ударными установками, выдавая модный в сезоне хит «Время мять картошку».

— А вы тоже «мяли картошку» там у себя, в Бостоне, не так ли? — ворковала она, выделывая телом весьма рискованные движения, не менее рискованные, впрочем, чем ее слова и тон, которым они говорились,

Ред ухмыльнулся и ловко вильнул бедром. Правду сказать, до этого ему не приходилось выделываться под «Мятую картошку», но ничего страшного и не произошло — если вам приходилось хоть раз отплясывать что-нибудь в этом роде, считайте, что вы способны одолеть и все так называемые новинки. Тем более что девчонки и так вешались ему на шею, независимо от его хореографических способностей. Эти происходило с тех самых пор, как ему стукнуло четырнадцать, но только тогда, когда удавалось улизнуть из-под бдительного ока своей матушки. Вот где заключалась главная опасность. С девушками же все бывало просто. Что же касается его неожиданно обретенной кузины Д’Арси, то, что и говорить, она была девочка с перчиком, а ее платье имело на груди такой глубокий вырез, что позволяло ему не без успеха рассматривать в процессе танца ее первоклассные сиськи, а подобное зрелище всегда доставляет удовольствие.

Абигайль, оставленная на попечение Джудит, с большим интересом рассуждала про себя, о чем беседуют лихо танцующие молодые люди. Ей следовало что-нибудь сказать этой важной даме, но она решила предоставить инициативу матери Реда.

Джудит, со своей стороны, лишь вежливо улыбалась и, похоже, изучала Абигайль.

«Она, наверное, думает, что я полная дура», — решила Абигайль и почувствовала, как у нее от нервного напряжения начали увлажняться от пота ладони.

Какое ужасное платье, между тем думала Джудит, и не модное, и велико как минимум на размер. Что ж, ничего удивительного нет, когда бразды воспитания оказываются в руках таких особ, как Селена и Джордж, особенно после того, как этот идиот Уит Трюсдейл покинул сцену. Все Трюсдейлы были не только непроходимо скучными людьми, но еще, как и большинство членов старинных бостонских семей, скупы невероятно. Вполне возможно, что у Джорджа и Селены до сих пор хранится первый доллар, полученный ими после продажи первой партии знаменитых Плимут-Роков — предков большинства нынешних бостонских кур этой породы. Впрочем, надо сказать, что означенный доллар за долгие годы превратился в несколько миллионов.

Тем временем Абигайль, не в силах хранить затянувшееся молчание, выпалила первое попавшееся, что пришло ей в голову:

— Не правда ли, Д’Арси — чрезвычайно ярко выраженная личность?

Джудит с удивлением подняла брови:

— Разве?

— Мне кажется! Более того, я в этом просто уверена!

— Ну, раз так, значит, тогда это на самом деле правда. Но не могли бы вы мне сообщить, отчего она одета в подобное платье, которое более пристало для маскарада? — Джудит задала вопрос, хотя, как ей казалось, она смогла бы и сама ответить на него без особого труда. Дело в том, что Д’Арси была дочерью Франчески и от этого несколько экстравагантна, в то время как дочь Карлотты по сравнению с ней выглядела просто серой мышкой.

Абигайль была в недоумений. Оказывается, прелестное платье Д’Арси — своего рода костюм, но Джудит Стэнтон, без сомнения, в таких делах понимает больше.

— Хм… Я… Я не могу вам сказать…

— Ничего страшного. Это, в сущности, не столь уж важно.

Трудно было поверить, глядя на неуклюжую и робкую девочку, что она — дочь Карлотты. Совершенно очевидно, что иногда яблоко падает весьма далеко от яблони.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, Эбби.

Абигайль проглотила клубочек, стоявший в горле. Что она, в самом деле, может рассказать о себе такого, что заинтересует Джудит Стэнтон, великую Джудит Стэнтон… которую даже тетя Селена не решалась называть оппортунисткой, а тетя Селена всех людей, которые выходили замуж или женились на богатых, называла оппортунистами.

— Рассказывать особенно нечего. Я хожу в школу Бикон-Хилл для девочек, — наконец выдавила она из себя. — На следующий год, в июне, заканчиваю курс и собираюсь поступить в Редклифф. Мне бы хотелось специализироваться в области английской литературы. — Абигайль и сама не заметила того, как стала говорить о сокровенном. Но потом она снова застеснялась: — Боюсь, что вам это не очень интересно.

— Нет, нет, очень интересно. Я и сама увлекаюсь английской литературой.

— Да что вы? — Абигайль взглянула на собеседницу с благодарностью и заметила, что та смотрит на нее с теплотой и сочувствием, словно она и в самом деле проявляла к ней интерес. От этого у нее неожиданно поднялось настроение и защемило сердце.

Франческа уже выпила четвертый бокал шампанского. Краем глаза она окинула длинный стол с холодными закусками, чтобы убедиться, что он по-прежнему сверкает великолепием, как и в начале вечера, а серебряные блюда и фарфоровые тарелки вновь и вновь наполняются яствами. Да, стол не потерял своего блеска, хотя и подвергался постоянным набегам со стороны голодных толп гостей, которые с равным аппетитом поедали и устриц, подаваемых на половинках раковин, окруженных толченым льдом, зернистую икру, холодную лососину, отварных крабов и крупных флоридских каракатиц, как и огромных розовых креветок из залива, говядину на ребрах и копченых индеек, поставляемых из собственных коптилен Шериданов. Вся эта снедь постоянно резалась, кромсалась, пласталась на ломти, раскладывалась по тарелкам и доставлялась по первому требованию гостей расторопными официантами в черных фраках.

Легким движением руки Франческа передвинула вазу с засахаренным виноградом на дюйм вправо. Смысл этого действа состоял в том, что не хотелось возвращаться в танцевальный зал. Ей хотелось как можно дальше оказаться от Эбби, которая смотрела на нее грустными, чуть ли не собачьими глазами каждый раз, когда она оказывалась поблизости. Кроме того, хотелось избежать и общения с Джудит, поскольку с самого начала отношения с ней не сложились.

На некоторое время Джудит была поглощена беседой с людьми, которых она знала еще по Ньюпорту. Она восседала за одним столом с этими так называемыми друзьями — титулованными и богатыми, а также с теми, кто находился в зависимости от богатых, но процветал благодаря уму… Например, Эльза Максвелл — одна из многих, кого не пригласили, но кто приехал, затесавшись в общую компанию. В частности, Эльза прикатила вместе с одним из Вандербильтов, завсегдатаем Палм-Бич, и сидела теперь за одним столом с герцогом и герцогиней Виндзорскими. Они прибыли на прием в сопровождении Марджери Пост Девис Мей из ее великолепного имения Мар-а-Лаго. Небольшая остановка на пути в Нью-Йорк, так объяснила Лилин Уэллис. По словам Эльзы, присутствие герцогов Виндзорских на приеме у Шериданов должно было обеспечить хозяевам полный успех, поскольку «куда едут герцоги Виндзорские, туда едет весь свет»…

— Неужели? — с чувством произнесла Франческа, изо всех сил стараясь не рассмеяться, глядя, с каким апломбом рассуждает о свете некрасивая Эльза.

Но Эльза была недалека от истины. Следовало признать, что приезд герцогов Виндзорских и их появление на балу и в самом деле вызвали большой переполох.

Уэллис красовалась в белоснежном облегающем платье с глубоким вырезом, а по пятам за ней тащился плащ такого же цвета. Она буквально искрилась от множества нацепленных драгоценностей. Следом за ней поспешал и сам герцог во фраке и белом галстуке. Их приезд вызвал почти такое же возбуждение, как и появление незабвенной Элизабет Тейлор в низко вырезанном алом струящемся наряде и тоже с ног до головы увешанной драгоценностями. Единственное, в чем Уэллис была не в состоянии конкурировать с Лиз, была великолепная грудь последней, поскольку грудь Уэллис больше напоминала два увядших бобовых стручка.

Элизабет обменялась рукопожатием с Д’Арси, после чего та примчалась к матери, чтобы единым духом выложить ей, что Лиз, возможно, скоро оставит своего мужа Эдди и соединится с Ричардом Бартоном. С ним у Элизабет состоялся нашумевший роман, начало которому было положено во время съемок «Клеопатры».

— Вот было бы здорово, если бы она привезла с собой Ричарда! Он такой милый! Но я не жалуюсь, мне вполне достаточно и того, что мое шестнадцатилетие почтила своим присутствием сама Лиз, хотя и без Ричарда. Из пяти самых знаменитых людей 1961 года меня посетили двое — Рок Хадсон и Элизабет Тейлор! Двое из пяти — не так уж плохо!

Франческа засмеялась:

— Так, значит, ты не в обиде на нас, что Элвис так и не приехал?

— Подумаешь, Элвис! — Д’Арси сморщила носик. — В списке знаменитостей за 1961 год он числился всего лишь на десятом месте!

Франческа отпила большой глоток шампанского, уединившись за большой пальмой в углу и на короткое время избавившись от всех. При всем желании она не могла винить Д’Арси за ее преклонение перед кинозвездами, их славой и великолепием — ей всего-то исполнилось шестнадцать лет. Но другие, те, кого принято было считать людьми разумными и умудренными опытом? Чем можно оправдать их? Ведь это люди чрезвычайно богатые и влиятельные, с большими заслугами перед страной! Но и они, словно дети, снизу вверх смотрели на герцога и герцогиню Виндзорских, на Лиз Тейлор и Рока, на Джуди Гарланд, совершено забыв на время, что в зале находится сам президент и астронавт Джон Гленн… В конце концов, актеры заслужили всеобщее внимание благодаря своему вкладу в искусство, тому удовольствию, которое их игра приносила всем, но в чем заслуги герцогов Виндзорских? В том, что ли, что они разъезжают по всему миру в поисках развлечений?

Нежный, благоухающий цветами ветерок подул через отворенные двери, изготовленные по французской моде. Франческа вышла на террасу, прямо перед которой куда глаза глядят расстилался океан. Стояла изумительная южная ночь. Трудно было поверить, что там, где-то далеко, возможно, бушует ураган, как говорилось в последней метеосводке. Оставалось надеяться, что буря потеряет свою силу, прежде чем достигнет берегов Флориды.

Франческа почувствовала, что немного пьяна, и весело хихикнула. Кто знает, может быть, куда более сильный шторм уже разразился внутри дома. Об этом тоже следовало помнить, принимая во внимание противоположные взгляды людей, собравшихся под одной крышей, да и просто открытую неприязнь, которую некоторые гости выказывали по отношению друг к другу и давно ставшую достоянием газетных колонок, повествовавших о всевозможных скандалах. Франческу удивляло, что многие влиятельные люди не делали секрета из своей вражды, более того, демонстрировали ее открыто, а это, как думала она, требовало от них немалого мужества. За это их приходилось уважать. Они слишком отличались от хозяйки дома, которая предпочитала вести свои частные войны в глубокой тайне от всех. От подобных мыслей повеяло грустью, Франческа тут же растеряла всю веселость, добытую с помощью шампанского.

Зряшная трата времени и хорошего шампанского… Что ж, пьяная или трезвая, но она должна была снова идти в бой. В конце концов, сколько можно прятаться?

Она единым духом допила шампанское и храбро двинулась в танцевальный зал.

Сразу же заметила, что Билл танцует с Джудит. Не то чтобы ею велся специальный счет, но это случилось уже в третий раз. Она, собственно, не очень-то была против, ведь Билл — хозяин и обязан по возможности ублажать присутствующих. Но почему он, Бога ради, не выбрал себе в партнерши Джекки или Лиз?

Неожиданно она почувствовала озноб. Черт бы побрал воздушные кондиционеры! Что бы с ними не делали, уменьшая или увеличивая подачу воздуха, никогда не бывает в самый раз!

Затем она увидела Реда, окруженного группой воздыхательниц, а непосредственно рядом с ним, придерживая его с чувством собственницы за руку, стояла Д’Арси, как бы давая понять всем своим видом, что это, дескать, мой кузен, который приехал на мой день рождения, и потому, дорогие подружки, руки прочь от кузена!

С другой стороны от Д’Арси стояла Абигайль, которая в свою очередь держала ее за руку с таким видом, словно изображала сцену «дружба до гроба» в живых картинах. Интересно знать, что она хотела этим продемонстрировать? Что касается Реда, то он вовсю наслаждался жизнью, хотя рядом не было ни одной девушки старше шестнадцати, а он, скорее всего, привык к более зрелой добыче. Было похоже, что Ред, оставаясь вне бдительного взгляда своей мамаши, изо всех сил пытался компенсировать время, проведенное под ее всевидящим взором.

Линдон подхватил Франческу за талию, подкравшись сзади, и прошептал ей прямо в ухо:

— С тобой говорит вице-президент Соединенных Штатов, деточка, и он умирает от желания потанцевать!

Со смехом она выбралась из его объятий и заявила, что прежде ей нужно все как следует проанализировать. Поскольку она хозяйка бала, ей не к лицу отдавать предпочтение кому-либо из гостей.

— Вы же знаете, как делаются вещи в этом мире, ЛБ! Быть политиком в наше время не значит считаться демократом или республиканцем. Главное сейчас — придерживаться принципа трех «и» — любить игру, икру и игристое…

— Черт возьми! А я думал ты скажешь, что для политика важнее принцип трех «т» — трепаться, тянуть виски и траха…

Не желая проявлять неуважение к вице-президентскому юмору, Франческа остановила его тираду милой улыбкой и, чтобы не выслушивать конца фразы, двинулась прочь, помахав рукой в знак того, что ее ждут неотложные дела.

Она видела, как Билл что-то шептал Джудит на ухо, и это, по-видимому, не было ей неприятно, поскольку Джудит улыбалась. Странная улыбка у Джудит — в ней любезность в сочетании… с чем, интересно, сочетается в ее улыбке любезность? Франческа никак не могла разобрать.

Было похоже на то, что вечер еще отнюдь не исчерпал себя. Тем не менее, конец неумолимо приближался, и меньше всего на свете Франческе хотелось бы увидеть под занавес Джейн Боудин. Ведь и в самом деле, с каждой уходившей минутой рассчитывать на ее визит приходилось все меньше и меньше…

IV

Только они все вместе расположились перед объективом фотографа из «Лука» чтобы запечатлеть себя на память для семейного фотоальбома, — Франческа и Билл, Джудит и Ред, Д’Арси и Абигайль, — как вдруг шум в гостиной подавила гнетущая тишина. Спустя мгновение ее сменил все возрастающий шквал возбужденных голосов, среди которых вдруг прорезался истеричный женский вопль:

— Господи Боже мой! Это Карлотта Боудин! Ему ответил другой голос:

— Этого не может быть! Карлотта Боудин давно умерла!

Нет, не так давно. Карлотта давно не снималась в кино, это да, а умерла? Три года, всего лишь три года… Франческа это знала точно так же, как то, что на дворе 1962 год. Она в этом была уверена, потому что считала каждый день с того самого рокового полудня, когда легендарной Карлотты не стало…

Все шестеро — Франческа и Билл, Джудит и Ред, Д’Арси и Абигайль, — как по команде, повернулись к лестнице, ведущей из зала для приемов наверх. Там, подобно невиданной красоты бабочке, упоенной полетом, возникло видение в изумрудно-зеленом атласном платье, слепящем блеске белого меха и драгоценностей. Видение вскинуло голову, и целый золотой водопад волос обрушился на ее плечи, умопомрачительно закрывая часть ее лица. Это было, как в сцене последнего триумфа Карлотты в фильме «Рожденная несчастной», сцене, которая сейчас ожила прямо перед глазами!

Сердце Франчески выстукивало только одно: Карлотта жива!

— Что делается, а? — раздался голос Д’Арси. — Это, должно быть, Джейд!

— Вау! — возопил Ред, совсем позабыв о правилах хорошего тона, и добавил совсем неслышно: — Да она самая красивая девчонка в мире!

Он проговорил это почти про себя, но Джудит услышала, нахмурилась и строго на него посмотрела.

— О! Это Джейд! Джейд! — Абигайль бросилась вперед, на этот раз не стесняясь расталкивать всех и вся на пути к своей сестре.

Инстинкт заставил Франческу взглянуть на Билла. Он был бледен и безмолвен, как после встречи с призраком.

Снова зазвенел голос Д’Арси:

— Я требую внимания! Посмотрите, кто там! Рядом с Джейд! Если меня не обманывают мои старые, бедные глазки. Нет, я не в силах поверить, но это капитан Рэтт Батлер, который пришел ко мне в гости!

Франческа оторвала взгляд от Билла. Что за чушь там несет Д’Арси? Наконец она увидела, о ком говорила дочь. Стройная фигура, особенно грациозно выглядевшая в своем дежурном наряде профессионального танцовщика танго, блестящие черные волосы, аккуратно подстриженные черные усы, белые ослепительные зубы! Трейс Боудин!

Как он осмелился?

И в такой вечер, когда весь дом полон высокопоставленными лицами, включая самого президента, а кроме того, здесь целая армия репортеров и фотографов. Трейс Боудин, профессиональный аферист, путающийся с различными темными личностями, не говоря уже о другом, был здесь явно лишним.

Она услышала, как Билл цедил сквозь зубы:

— Ублюдок! Сукин сын! — Он сжимал и разжимал кулаки.

Ее старый кошмар снова ожил! Опять все вместе! Она, Билл, Трейс и Карлотта, реинкорнированная в тело своей дочери Джейд. И как венец всему — Джудит!

Словно окаменев, Франческа, Билл и Джудит молча смотрели на Абигайль, бросившуюся на шею Джейд, которая в проявлении чувств была под стать своей сестре. Конвульсивно прижавшись к Абигайль, она обрушила на ее лицо целый ливень поцелуев. Трейс Боудин подался вперед и поцеловал обеих — свою дочь и дочь Карлотты от первого брака.

Не в силах больше ни секунды себя сдерживать Д’Арси взяла за руку Реда:

— Пойдем, кузен, поприветствуем нашу роскошную калифорнийскую кузину!

Вся сверканье зеленых глаз и яркости влажных губ, Джейд, целуясь, едва коснулась тонкими, изящными пальцами щек Франчески. Франческе же показалось, что она нестерпимо больно впилась ей в лицо.

— Дорогая тетушка Фрэнки! Я не могу выразить, как я рада вас видеть в добром здравии!

Голос был тоже, как у Карлотты, низкий, грудной.

— Я также рада тебя видеть, Джейд, — вежливо сказала Франческа.

— Мама так много рассказывала о вас. Она говорила, как близки вы были, как делились всем, даже секретами.

Интересно, подумала Франческа, сакцентировала Джейд слово «секреты» или это ей только показалось? Может быть, это надуманно? Франческе ничего не оставалось, как говорить и действовать подобно всем тетушкам в сходных обстоятельствах. Однако ей понадобилось немалое усилие, чтобы заставить себя осознать, что реплика принадлежала не ее сестре Карлотте, а пятнадцатилетней девочке.

— Я часто думала о тебе, Джейд.

Джейд рассмеялась смехом настолько мелодичным, что звучание его напомнило звон чистого хрусталя. Смехом Карлотты.

— Да, я уверена, что это именно так, тетушка Фрэнки. А я думала о вас. Часто. Особенно когда читала дневники матери.

— Дневники? А, ну да, конечно. Мы с Карлоттой вели дневники, когда были детьми. Я не думала, что она сохранила свои.

— Да, сохранила. Но это отнюдь не детские дневники. Это уже взрослые дневники. Она вела их где-то с восемнадцати до… вплоть до дня ее смерти. — Джейд улыбнулась своей тете.

Франческа мысленно поразилась тому, что Джейд говорила о смерти своей матери, одновременно улыбаясь и лучась глазами. Не злонамеренно ли это?

— Я часто читаю их. Каждый раз снова и снова. Они так изобличительны! Все эти секреты!

Опять это слово.

Джейд все еще продолжает улыбаться своей тете. Прекрасные белые зубки и кончик языка между ними, как будто она пробует каждое слово на вкус!

Нет, мне это не кажется. Она определенно хочет досадить мне.

Она, вне всякого сомнения, злонамеренна!

Франческа вспомнила, что Карлотта никогда не была такой. Злонамеренной. Все что угодно — эгоцентризм, эгоизм, но не злонамеренность. Часто она была черства… черства к чувствам других людей, к их душам.

Теперь она знала, что ее инстинкт правильно ей подсказывал избегать встреч с этой девчонкой, и была рада избавиться от некоторых угрызений совести, которые она раньше испытывала по отношению к этому. Она не приехала повидать ее после смерти Карлотты. Может, это было бы неправильно по отношению к Абигайль, но не по отношению к Джейд с ее разговорами о дневниках и секретах. Но почему так задевают эти инсинуации? Ведь жертвой была она, Франческа, а не Карлотта…

— Я привезла их с собой — дневники матери.

Франческа оставалась невозмутимой.

— Да? Зачем?

— Я думала, было бы забавно почитать их нам вместе. Вам и мне, может быть, еще Д’Арси.

— Зачем Д’Арси читать дневники твоей матери?

— Потому что они такие интересные… такие разоблачительные.

На что она намекает?

— Я бы предложила это Абигайль, а не Д’Арси, — сказала Франческа и увидела, как на мгновение спокойствие Джейд изменило ей, фасад ее осведомленности дал трещину, и она оказалась тем, кем была — всего только лишь подростком.

— Абигайль, — произнесла Джейд неуверенно. — Нет, я не думаю.

Уж чего она не хотела, чем бы занималась Абигайль, так это чтением дневников. Она совсем не намеревалась разочаровать сестру, разрушить обаяние образа их матери. Целью ее визита было, помимо сведения кое-каких счетов, дать почувствовать сестре, что она любима, что мать и на небесах продолжает любить старшую дочь.

Она попыталась снова придать себе выражение уверенности, обеспокоенная пристальным взглядом Франчески.

— Возможно, мы никому не покажем эти дневники — ни Д’Арси, ни Абигайль. Возможно, мы сохраним это между нами.

«По правде говоря, — думала Джейд, — я ничего не имею против Д’Арси». Она не более виновна, чем Эбби, Ред… Если бы она могла, она защитила бы их от правды, постаралась бы пощадить их — детей вины.

— Я думаю, эти дневники просто бы очаровали вас. Там так много о вас, дяде Билле и…

— Нет, спасибо, Джейд, — холодно ответила Франческа. — Я не хочу читать дневников твоей матери. Честно говоря, и тебе бы не советовала. Дневники — вещь личная, и ведутся они для себя, а не для кого-нибудь другого.

Джейд многозначительно покачала головой — волна ярко-медных волос коснулась ее лица, и опять этот давно знакомый жест отозвался болью в душе Франчески.

— Нет, — сказала Джейд. — Я по праву владею теперь дневниками, так же как и другим наследством: маминым красным «роллс-ройсом», ее платьями, мехами, коллекцией драгоценностей — всем, что она мне оставила по завещанию.

Пальцы ее в это время непроизвольно коснулись ожерелья из бриллиантов и изумрудов, как будто для того, чтобы удостовериться, что оно все еще на месте.

— Это все, что осталось от Карлотты, и это все будет всегда напоминать мне о ней. Я никогда не забуду ее.

Никогда не забуду и заставлю всех заплатить за то, что они сделали, в том числе и тебя, дорогая тетушка.

— Одно дело помнить, другое — копаться в прошлом с нездоровым интересом. — Франческа не без усилий пока сохраняла холодность своих интонаций.

— Но, тетя Фрэнки, как я могу жить в настоящем и заглядывать в будущее, не разобравшись в прошлом? — Для меня не секрет, как мама обожала вас, дядя Билл, — Джейд дышала ему в ухо. — Она всегда говорила, что вы лучше всех.

Лучше всех? Что она под этим подразумевает? Билл попробовал высвободиться, но это было чертовски трудно. Так трудно! Как хорошо было бы все забыть и попросту отдаться — с пьянящей остротой, с инстинктивной тягой тела… Отдаться этому вновь ожившему чувству, что на свете ничего и никого больше не существует, кроме них двоих…

Но он не мог. Что было, то было, а сейчас Джудит и Франческа пристально наблюдали за ним. И все дети, и гости заинтересованно поражены красотой дочери Карлотты Боудин. Человек в его положении имел свои преимущества, и вся тонкость была в том, чтобы иметь эти преимущества всегда при себе и не забывать об этом. К тому же, черт возьми, он прежде всего был в долгу перед Фрэнки. Его долг был защитить ее перед правдой!

И еще Боудин. С него нельзя было спускать глаз. Он должен разгадать, что задумал этот изящный ублюдок. Боудин был скользок, как змея, и так же смертоносен. О, Билл помнил, как он предупреждал Карлотту. Он просил ее. Никогда ни одного человека он ни о чем не просил, но Карлотту он прямо-таки умолял.

Наконец Билл с трудом оторвался от тела Джейд.

— Прекрасная мысль была захватить с собой отца, — закинул он удочку. — Я так рад, что ты об этом догадалась.

Джейд прищурилась, и на минуту ее пристальный взгляд выхватил из толпы приглашенных Трейса, обворожительно разговаривающего с Абигайль, Д’Арси и Редом. Затем она снова притворно заулыбалась Биллу, но среагировав недостаточно быстро. Поэтому Билл, старый опытный игрок в покер, мгновенно узнал то чувство, которое осветило ее лицо. Это не была любовь или что-то в этом роде. Это была открытая ненависть.

— Это не моя идея взять с собой отца. Это его идея. Он сказал, как было бы забавно возобновить старую дружбу с вами, тетей Фрэнки и кузиной Джудит.

— Твой отец упомянул Джудит?

— Да, конечно. Он сказал, что они с Джудит были старыми приятелями. Мило, не правда ли? Все — старые друзья. Ну, думаю, сейчас самое время мне подружиться с Джудит.

В тот момент, когда Джейд уже почти отвернулась, чтобы уйти, она посмотрела на него так многообещающе, как это не раз делала Карлотта.

— Как хорошо, что мы останемся здесь на целую неделю. Я думаю, у нас будет столько времени, чтобы узнать друг друга по-настоящему.

Да, конечно, дядя Билл, мы с вами действительно должны поближе познакомиться. Мы можем узнать друг друга так же хорошо, как вы знали друг друга с мамой.

На самом деле Джейд ничего не имела против Билла. Она знала, что он никогда не обижал Карлотту. Но как она могла сквитаться с Франческой без его участия?

Джейд поцеловала Джудит в губы, имея все основания подозревать, что для Джудит это было не очень-то приятно. На гримасу Джудит Джейд ответила притворно искренней улыбкой:

— Джуди! Могу я тебя так называть? Я знаю, что так тебя называла моя мама…

Не получив ни положительного, ни отрицательного ответа, она жизнерадостно продолжила:

— По крайней мере, так было написано в ее дневниках. Она просто сходила от тебя с ума. У вас с ней было столько секретов.

Джудит холодно улыбнулась Джейд. Ее манера вызывающая, подумала она. К тому же она явно использует ключевые слова: секреты… дневники. Были ли вообще эти дневники? Возможно. Эта дурочка Карлотта была достаточной идиоткой, чтобы вести и сохранять дневники, а этот ублюдок Боудин был достаточно туп, чтобы позволить попасть им в руки этой нахалки.

— Секреты?

— Да, множество секретов.

Джудит рассмеялась.

Может, эта маленькая сучка работает вместе с Боудином, размышляла она. Это не было бы для нее

сюрпризом. Она сама все планировала и осуществляла. Интриги, шантаж, взятки — все это не было ей чуждо. Но в свои пятнадцать лет она еще не чувствовала себя созревшей для таких козней. И как ей кажется, Джейд еще много чему нужно поучиться. Неужели она не знает, что, садясь играть в покер при высоких ставках, имей туза в рукаве. И у нее есть про запас, если до этого дойдет, кое-что и для Боудина, и для дочери Карлотты тоже. Интересно было бы знать, поумнее ли дочка своей матери.

— Ты прямо копия мать, не так ли?

Джейд опустила ресницы, наверняка зная, насколько она сейчас красива.

— Это все мне говорят.

— И ты вовсю им подыгрываешь, не так ли?

— А ты, кузина Джудит, не можешь передергивать, не так ли?

— Я стараюсь. Я люблю играть в открытую.

— Хорошо. Я тоже. Я люблю таких, как ты, кто… сам распределяет козыри.

Джудит улыбнулась и покачала своей головой:

— Я бы не хотела продолжать разговор в таком духе, Джейд. У меня абсолютно нет причин для уверенности в том, что я смогла тебе понравиться.

— Наоборот, Джуди. Я уверена, что буду обожать тебя. Я восхищаюсь твоим умом. Мама говорила, что ты очень умна, что никому не удавалось победить тебя в споре. Я надеюсь, что смогу, то есть имею в виду, что смогу полюбить тебя… что мы станем лучшими подругами и не будем скрывать ничего друг от друга. А теперь извини меня. Я должна идти, чтобы познакомиться с Редом, Д’Арси и Эбби. Открою тебе маленький секрет. Я предвкушала встречу с каждым из вас, но особенно с моей сестрой Эбби.

— Да, конечно. Мы с ней уже успели поговорить. Мне она понравилась. Очень милая, приятная и невинная девушка. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то причинил ей боль. По-моему, она очень ранима. Совсем не похожа на тебя, ты ведь, как мне кажется, можешь позаботиться сама о себе. Действительно, вы с ней совсем не похожи друг на друга. Это на самом деле немного странно…

Улыбка сползла с лица Джейд. По всей видимости, обмен любезностями с Джудит пошел по второму кругу. Самообладание покидало ее.

— Что здесь странного? — парировала она. — Мы только наполовину сестры.

— Да, конечно. Но посмотри на нее! У нее совсем не тот цвет волос и глаз!

— Что значит не тот? — В вопросе Джейд промелькнуло нетерпение, и это свидетельствовало о том, что она начинает забывать, чья должна быть инициатива в этой пикировке. — По-моему, так все нормально.

— Эти темные волосы, эти темные глаза…

— И вовсе не эти темные, — совсем не в тон и не к месту сказала Джейд.

— Хотела бы я знать хоть кого-нибудь в нашей семье с такой мастью. Ни единой души. Все, насколько мне известно, белокурые и голубоглазые. Кроме тебя и твоей матери. Но в этом случае нам известно, откуда пришла эта масть. Твоя бабушка, мать Фрэнки и Карлотты, единственная, попавшая в нашу семью, была с рыжими волосами и зелеными глазами.

— Ну и в чем здесь суть?

— А суть дела, дорогая Джейд, в том, что дети похожи на одного из своих родителей: или на отца, или на мать. А Трюсдейлы тоже все блондины с голубыми глазами. Неужели ты не знала этого? Теперь посмотри туда. — Джудит кивнула в сторону стоящих вместе Абигайль, Д’Арси, Реда и Трейса. — И что мы видим? Ред голубоглаз и блондин, как и его мать, то есть я. Д’Арси голубоглаза и блондинка, как ее мать и отец. А вот Эбби — единственное исключение в этой компании, если не считать, конечно, твоего отца, — засмеялась она, — что, безусловно, глупо, потому что кровными узами он связан только с тобой.

Неужели эта дрянная девчонка на самом деле думает переиграть меня своими жалкими намеками на секреты? Переиграть Джудит Стэнтон, которая выигрывала и не в таких состязаниях, и без всяких шуток.

Но вскоре Джудит с огорчением заметила, что улыбка опять заиграла на губах Джейд, — явно она снова смогла овладеть собой.

— Ты говоришь, Джудит, как опытный эксперт в генетике или какой-то там другой науке, а что я знаю? — Джейд пожала плечами. — Я даже не окончила школу. Но я хотела бы больше узнать об этом предмете, а ты бы помогла мне. Может быть, цвет глаз и волос сестры — атавизм, доставшийся от семьи Коллинз по материнской линии или от Трюсдейлов по отцовской в каком-то там далеком прошлом. Кто его знает, в семье всякое бывает, ты понимаешь, что я имею в виду? — Она притворно хихикнула. — Давай, чтобы во всем этом получше разобраться, возьмем хотя бы тебя и Реда, к примеру. Очевидно, что вы оба голубоглазы и белокуры. Ну а твой муж, отец Реда? Он голубоглаз и белокур, ну, скажем, как… дядя Билл, а?

Джудит вместо ответа сощурила свои голубые глаза, а Джейд рассмеялась звонким, как колокольчик, смехом. По крайней мере, в одной игре Джудит Стэнтон уже вряд ли сможет победить. В игре намеков, экивоков и блефа выигрывает тот, кому меньше терять. А из них двоих кому, как ни Джудит, было что терять, и гораздо больше, чем ее собеседнице.

И чтобы закончить игру, Джейд выложила на стол еще одну козырную карту:

— А я, кузина Джуди, так просто без ума от этих голубоглазых и белокурых мальчиков, особенно таких, ну прямо-таки цветиков, как… Ред. Я балдею от них…

Именно в этот момент, как будто почувствовав, что о нем говорят, Ред мельком взглянул на них и встретился с глазами Джейд, смотревшей на него тем самым взглядом, которым девушки хотят показать, что молодой человек им очень и очень небезразличен, — сердце его сладко забилось в ответ.

Джейд снова рассмеялась:

— Я действительно предвкушаю эту предстоящую неделю, которую мы проведем все вместе. Прекрасно, не правда ли?

Сладкий, как мед, Трейс Боудин рассыпался в извинениях перед Франческой и Биллом, что позволил себе появиться в их доме, не предупредив заранее.

— Хотелось сделать вам сюрприз, — приторно осклабился он.

— У тебя это получилось, — сказала Франческа, не скрывая неприязни. — Удивлена, что ни наша охрана, ни президентская не поставили нас в известность перед тем, как…

— Не нужно ругать этих вполне милых джентльменов. К тому же я был с Джейд, которая была приглашена, я ведь все-таки отец вашей племянницы. И кроме всего прочего, я могу быть очень убедительным, вы знаете…

Он смеется над нами. Франческа, чувствуя, как звенит в ее теле каждый нерв, испытывала громадное искушение броситься на него и в бешенстве ногтями содрать эту сладкую ухмылку с его лица. Она выстрелила в Билла взглядом, который прямо-таки кричал: «Делай что хочешь, но убери этого вон из нашего дома!»

Билл взял ее за руку и нежно, успокаивающе погладил, как бы отвечая ей: «Успокойся, не спеши…»

Он не мог позволить Боудину вынудить его занять какую-то позицию, не выяснив предварительно, что стояло за всем этим. Почему Джейд присоединилась к тем, кому он ненавистен?

— Послушай, Фрэнки, я не хочу никаких скандалов. Черт возьми! Я прошу тебя, засунь меня куда угодно на неделю — в комнату прислуги, в гараж, в гостевой домик… Ты меня знаешь. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы кто-то встал у меня поперек дороги.

Франческа наблюдала за детьми. Наконец-то они сошлись все вместе и вроде бы поладили: Джейд так же хохотлива и нежно-предупредительна с Д’Арси и Редом, как и со своей сестрой, которая — благо, Джейд здесь и никуда не денется — вцепилась в нее изо всех сил и не отпускала ни на шаг.

Естественно, Д’Арси забыла о всех своих друзьях, предпочтя им родственников. Обычно Франческа не раз напоминала ей об обязанностях хозяйки дома, но сейчас вряд ли бы это надо было делать. Постепенно светский раут начинал все больше смахивать на какой-то кавардак: все более или менее известные в политической сфере лица, находящиеся в зале, за исключением разве что конгрессмена от штата Невада и члена муниципального совета Беверли-Хиллс, старались держаться как можно дальше от Трейса Боудина, чтобы, не дай Бог, не попасть в кадр фотожурналистов вместе с этим известным уголовником. Можно было бы, особенно парням, оказавшимся не у дел на Побережье или в Вегасе, не без удовольствия и пользы пообщаться с Боудином, можно было бы воспользоваться его услугами особого рода, но в другом месте и в другое время, а не здесь и не сейчас. Самое ужасное, что Боудин обхаживал именно тех, которые старательно его избегали. И чем быстрее они от него убегали, тем быстрее он их преследовал.

— Боже мой! — только и могла простонать Франческа, обратив внимание Билла на то, как Боудин, сумев просочиться сквозь всех секретных агентов и телохранителей Джона Кеннеди, приобнял президента за плечи, позируя бойкому фотографу.

На этот раз Билл расхохотался:

— Ну, сейчас промашка Джона. Вышел на публику — держи ухо востро, здесь каждый сам за себя.

Франческа снова почувствовала что-то похожее на раздражение, увидев, как Билл снова танцует с Джудит, и это помешало ей от души позабавиться, когда Джейд разбила их пару. Она почти рассмеялась, увидев выражение лица Джудит, которая взглядом испепелила Джейд, и это было очень забавно, потому что никому, насколько знала Франческа, еще не удавалось вывести Джудит из себя. Однако Джейд это удалось, и несмотря на то что Джейд проделала и с ней то же самое, это все равно было очень забавно.

Потом она увидела, как Трейс пригласил Джудит, в то время как Билл и Джейд унеслись в вихре танца. И на него Джудит взглянула испепеляюще! Неужели Джудит, подобно политикам, тоже старается избегать его на людях, памятуя неудобоваримую репутацию Трейса, или здесь что-нибудь другое? Однажды они ведь даже были что-то вроде подельников, если можно так выразиться.

Франческа в каком-то наваждении, подобно потерянной душе, бродила по всему дому, заглядывая во все уголки в надежде отыскать своих близких. В оранжерее она увидела Бобби Кеннеди и Джимми Хоффа, свирепо озирающих друг друга. Она быстро и незаметно покинула комнату, тихо закрыв за собой дверь. Хорошо, что жадные до сенсаций репортеры не застали их врасплох. Какой же из уважающих себя фотографов не предпочтет кадр Бобби Кеннеди лицом к лицу с Хоффа какому-нибудь очередному снимку Д’Арси Шеридан, танцующей ватусси с кузеном Редом?

Вся голливудская команда собралась в бело-золотой гостиной: Лиз и Питер Лоуфорд, Джуди Гарланд, Рок — старые друзья. Старые друзья, подумала она, — лучшие друзья. Она же, благодаря Джудит, оставила своих старых друзей в Бостоне. Тогда она не могла отнести свои утраты только на счет Джудит: Карлотта была самым старым другом, и когда-то самым лучшим.

Франческа вернулась в танцевальный зал. Там Джейд танцевала с Редом: ручка нежно играет волосами на его затылке, голова чувственно запрокинута назад, тела медленно раскачиваются в такт мелодии «Только любовь разбивает сердца», ноги едва движутся.

Франческа заметила, что внешне Д’Арси, Джейд и Абигайль вроде бы делили Реда по справедливости, но Джейд танцевала с Редом все медленные танцы, оставляя те, где партнеры не касаются друг друга, двум другим претенденткам. Была ли там какая-то борьба за интимные танцы с Редом? Если да, то Джейд выигрывала, а если нет? По сравнению с Джейд Д’Арси была почти такой же, правда, по-своему наивной, как и Абигайль. На самом деле, если до этого бы дошло, то все трое — Абигайль, Д’Арси и даже Ред, с его превосходством в годах и кажущейся искушенностью, — были бы с легкостью обставлены своей младшей кузиной, которая явно обладала врожденной житейской мудростью.

Интересно было смотреть, как Джудит, которая, казалось, совсем забыла о своих богатых заграничных друзьях, всем своим видом выражала полнейшее удовольствие, когда Ред танцевал с Абигайль, хмурилась, когда он танцевал с Д’Арси, и откровенно пылала негодованием, когда он щека к щеке танцевал с Джейд.

В конце вечера Джейд, а вовсе не Джекки Кеннеди повела конгу. И не Франческа и Билл, как было задумано, продемонстрировали показательную румбу, чтобы доставить удовольствие Д’Арси, — конечно же, это опять была Джейд, и на этот раз с Трейсом. А Билл смотрел на них каким-то жадным и в то же время отсутствующим взглядом.

Наконец, когда Франческа уже было почувствовала, что больше ей не вынести, приглашенные начали расходиться. Президент любезно поблагодарил хозяев за прекрасный вечер, а Бобби кисло прокомментировал:

— Губернатор Шеридан, а вы действительно знакомы с самыми интересными людьми. Когда я вас приглашу к себе в гости, я постараюсь это не забыть, а вы не забудьте надеть плавки, потому что я, скорее всего, именно вас первым толкну в бассейн.

Все, кто слышал, засмеялись, включая самого Билла.

Как-то сразу толпа танцующих в танцзале поредела: блистали своим отсутствием Ред и Д’Арси, Джейд и Абигайль, как, впрочем, Джудит, Билл и Трейс. «Где они все?» — спросила Франческа сама себя и спустилась в зал для приемов, где некоторые гости умудрились весь вечер провести в баре. Неужели, почувствовав, что вечеринка идет к своему счастливому завершению, родственники решили посидеть по-домашнему в своем теплом кругу, совсем позабыв о ней?

Да, именно так. Вот они, все здесь с некоторыми прихлебателями. Как мило! Вся семейка в сборе на дружеской пирушке. Как трогательно, уютно и посемейному!

Джейд предложила приготовить коктейль для Реда. Джудит сразу же начала возражать. Джейд, полностью ее игнорируя, жестом выпроводила бармена и принялась за дело. Для начала она до краев наполнила стакан для коктейля водкой, затем взяла бутылку вермута, как будто собираясь добавить несколько скупых капель в напиток. Но вместо этого поднесла бутылку к своим губам, бесстыдно прильнула к горлышку бутылки. Она опрокинула ее таким образом, что лишь ничтожная часть содержимого попала ей в рот, а остальное обильно смочило губы и несколькими капельками застыло рядом. Кончиками пальцев она осушила их и, нежно облизав свои розовые пальчики, томно провела ими по губам Реда, предложив ему сделать то же самое, чем он не преминул воспользоваться. И только потом она поднесла ему наполненный до краев стакан чистой водки.

— Мартини Джейд, — проговорила она низким, чувственным голосом, глубоко заглядывая ему в глаза.

Трейс Боудин расхохотался, а у Д’Арси и Абигайль перехватило дыхание: у Абигайль — от неожиданности, а у Д’Арси — от восхищения и зависти одновременно. Вот это зрелище!

Джудит, увидев, как ее сын, сияя глазами, облизывает пальчики Джейд, еле сдержала ярость. Жалкая, дешевая театральность! Все в духе Карлотты!

Ред, не спуская глаз с Джейд и не проронив ни слова, продегустировал напиток. Он никогда не испытывал такого. У него уже имелся опыт встреч с женщинами гораздо старше Джейд… естественно, когда ему удавалось избежать бдительного ока своей матери, но такого у него еще не было. Это было сильнее самых сильных эротических впечатлений его жизни.

Билл сидел молча, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он, как и Франческа, весь был там — двадцать лет назад, на далеком рождественском вечере в Бостоне, когда стал свидетелем… точнее, участником такого же зрелища. Только тогда был джин вместо водки, и все это называлось «Мартини Карлотты». А тот, для кого готовился этот напиток, был капитаном Биллом Шериданом, морская пехота США…

Часть II

ДО ПРИЕМА

Глава вторая

1942

I

Когда Франческа Коллинз впервые заметила капитана Билла Шеридана, изумительно смотревшегося в парадной офицерской форме, ее сердце неожиданно забилось в бешеном ритме. Они познакомились в самый канун Рождества на благотворительном вечере, который давали в честь славных представителей вооруженных сил США.

Вот, должно быть, что люди называют любовью с первого взгляда, подумала она тогда. Затем взяла с подноса бокал с шампанским и поздравила себя с этим событием. Не то чтобы ей не приходилось влюбляться до этого дня, но всем существом осознала, что на этот раз она вступает в новую эру — эру любви.

Он выглядел таким крупным… просто настоящим великаном. А какая у него была улыбка — победительная, вот какая! Он и в самом деле казался самым настоящим победителем. Дыхание Франчески стало затрудненным, она словно забывала, что время от времени необходимо втягивать в себя воздух. Когда же он направился к тому месту, где она по настоянию Мими изображала из себя бармена, хотя и понятия не имела, как смешивать напитки, про дыхание забыла вовсе.

— Не уделит ли, мисс, бокал этого доброго шампанского раненому моряку, пострадавшему в боях за демократические ценности?

Было совершенно ясно, что он над ней подшучивал, — и в уголках глаз у него собрались морщинки сдерживаемого смеха.

Несмотря на веселость офицера и его шутки, девушка ощутила невольное чувство вины перед ним. Она перевела взгляд на его больную ногу — он заметно прихрамывал — и сказала:

— Надеюсь, вы скоро поправитесь, правда? Я имею в виду вашу ногу.

— Врачи сказали, что все заживает превосходно, но вот сейчас, увидев вас, я стал сомневаться в том, что мое сердце пребывает в добром здравии. Выдайте мне бокал с шампанским поскорее, а то вдруг оно остановится.

Франческа от души рассмеялась. «Я ему понравилась, — решила она. — Да нет, он и в самом деле со мной флиртует!»

Она перегнулась через стойку бара и оказалась в непосредственной близости от офицера.

— Хочу сообщить вам, капитан, что шампанское у меня не из лучших. Наша хозяйка Мими несколько экономит на выпивке. С тех пор как ее родители отправились на праздники в Палм-Бич, она не переставала думать, что бы ей такое учинить, воспользовавшись их отсутствием, и вот решила закатить этот вечер. Она сказала, что самое меньшее, что в силах сделать для наших доблестных военных, — это устроить в их честь прием в одном из лучших домов на Бикон-Хилл в эти разорванные войной рождественские праздники… — Франческа хихикнула. — Да, да, именно так наша Мими изволит говорить. Впрочем, приглашения получили только офицеры и джентльмены. Она объявила, что, если в гостиной появятся обычные рядовые солдаты, которые, возможно, даже не всегда моют руки после туалета, ее благородных предков может хватить удар.

Франческа даже закатила глаза, изображая манеры упомянутой Мими.

— Но самое смешное: поставив полгорода в известность о предстоящем празднике, она отправилась по магазинам и заказала партию самого дешевого шампанского, которого можно было достать, не говоря уже о том, что по ее требованию мы все прихватили с собой кофе, сахар и прочие продукты, которые отпускаются в магазинах в ограниченном количестве.

Правда, затем Франческа задалась вопросом: какого черта она рассказывает офицеру всю эту ерундистику о Мими и ее дешевом шампанском? Разве Карлотта когда-нибудь допустила бы такое? Уж она не стала бы распространяться о какой-то там Мими, наоборот, весь вечер чирикала бы только о себе. Или, что самое умное, забросала бы этого красавца вопросами и позволила ему самому, таким образом, поддерживать беседу. Именно так и должна поступать разумная и благовоспитанная девица. Мужчины любят говорить о себе и обожают женщин, которые их слушают. При этом девушка должна изображать неподдельный интерес и демонстрировать восторг от услышанного. Вот как бы сделала на ее месте Карлотта…

— Я знаю, чем вас угостить. Я приготовлю для вас коктейль «Зомби», только что прочла его рецепт в книге «Руководство для начинающего бармена». Гарантирую, что стоит вам его глотнуть, как вы в пять секунд в этого самого зомби и превратитесь. Идет?

— Нет уж, не стоит экспериментировать. Я, пожалуй, остановлюсь на мартини. Это, разумеется, не столь экзотический напиток, зато я буду уверен в том, что ввожу в организм. Я, знаете ли, предпочитаю знать наверняка, что потребляю.

Интересно знать, нет ли в его словах скрытого намека на сексуальную сторону жизни? Франческа задумалась. Так ни до чего и не додумавшись, она изобразила губами то, что в обществе было принято называть «очаровательной улыбкой», и сконцентрировалась на процессе приготовления коктейля. Три части джина и одна часть вермута. Она тщательно контролировала свои действия, желая от всего сердца, чтобы напиток получился как следует.

— Вам положить оливку или вишенку?

— Уж лучше вишенку. Я люблю ягодки, — заявил он со значением, и Франческа вспыхнула, вспомнив, что девушек иногда называют именно так.

Затем он отпил из бокала и застонал:

— Вы очаровательная девушка, юная леди, но у вас определенно слабость к вермуту. Что и говорить, вы несколько с ним переборщили.

Сердце у Франчески упало, хотя она и догадывалась, что он дурачится. Она даже хотела предложить ему новую порцию напитка с меньшим количеством вермута, но тут на сцене появилась улыбающаяся Карлотта, вся в золотистых локонах завитых волос, которые она время от времени откидывала со лба характерным жестом. Карлотта была в новом вечернем платье ярко-зеленого цвета без бретелек. Юбка едва доходила до колен, что позволяло видеть ее точеные колени и изящные лодыжки. В тон платья были зеленые туфли на высоких каблуках.

— Я приготовлю тебе настоящий мартини, солдатик, — промурлыкала Карлотта и под наблюдением Франчески и капитана Шеридана приступила к этому процессу. Она весьма своеобразно понимала слово «коктейль», поэтому просто наполнила стакан неразбавленным джином, а бутылку с вермутом поднесла к губам и отпила прямо из горлышка, проделав довольно откровенные сосательные движения… Было видно, как у моряка стал непроизвольно открываться рот, а губы пересохли, пока он наблюдал эту достаточно показательную сцену, демонстрировавшую все достоинства вновь пришедшей. Наконец последовал финал — чуть хрипловатым, грудным шепотом она произнесла:

— Вот вам фирменный мартини от Карлотты…

Франческа, молчаливая и слегка подавленная, наблюдала за тем, как капитан Шеридан пробовал очередной шедевр Карлотты. Его глаза смотрели в упор на лицо ее сестры, и еще до того, как он произнес «Великолепно», Франческа уже знала, что, хотя она и увидела капитана Шеридана первой и вступила с ним в беседу, он стал для нее безвозвратно потерянным. По-видимому, Франческа не была единственной, кто влюбился с первого взгляда в течение вечера.

Прежде чем Билл прикончил «великолепный» мартини, Карлотта схватила его за руку и потянула на середину комнаты, где был уже убран ковер, и потребовала от офицера потанцевать с ней, словно не замечая его раненой ноги. Тот, впрочем, и не думал отказываться, и пока электрофон прокручивал пластинку с незабвенной мелодией «Будь осторожен, это ведь мое сердце», они стояли, обнявшись, в центре комнаты практически без движения. Причем его руки крепко обнимали ее за талию, а ее — замком сошлись у него на шее. Он смотрел сверху вниз ей в глаза, она также не отрывала своего взора от его лица.

Неужели Карлотта стала третьей, влюбившейся в течение сегодняшнего вечера, с грустью размышляла Франческа. Вряд ли. Скорее всего, она просто увлеклась или влюбилась слегка на несколько минут, а может быть, часов или на худой конец дней…

Сама же Франческа была уверена, что теперь ее жизнь переменилась полностью и навсегда. Наблюдая за танцующими от стойки бара, она ощутила, как в ней рождается новое, не ведомое ей доселе чувство — ревность! В конце концов, судьба к ней попросту несправедлива!

Конечно, в определенном смысле она уже привыкла, что мужчины предпочитают Карлотту, а не ее. Но до сей поры это ее не слишком волновало, поскольку она была без ума от сестры, гордилась ее красотой, умом, тем особым блеском, который та излучала. Более того, Франческа чувствовала себя старшей в семье с тех пор, как их родители умерли и они остались совершенно одинокими в этом мире. Исключением была племянница Джудит, хотя ее в силу ряда причин смело можно было за близкую родственницу и не считать. Таким образом, Франческа не слишком возражала, что ей приходится играть вторую скрипку в их семейном дуэте, но, с другой стороны, она никогда не была по-настоящему прежде влюблена в мужчину, который пал жертвой чар Карлотты. До сих пор она и представить себе не могла, насколько это болезненно!

Неожиданно она почувствовал себя виноватой. Как это она могла позволить себе дурно думать о Карлотте? Ведь не ее вина, что она такая обворожительная… Дорогая, милая, любимая Карлотта!

Юный лейтенантик уселся на высокий стул в баре и предложил Франческе приготовить ему коктейль, предварительно назвав ее «блондиночкой». Франческа лишилась былого вдохновения и предложила ему бокал шампанского.

— Откровенно говоря, лейтенант, я плохой бармен. Возможно, даже самый плохой.

— Тогда, может быть, потанцуем?

Франческа отрицательно покачала головой:

— Мне нельзя оставить бар без присмотра. Кроме того, я и танцую немногим лучше, чем смешиваю напитки. Вот моя сестра — та, рыжеволосая, танцующая с моряком, у которого повреждена нога, — и в самом деле мастер в подобного рода штуках. Да вы сами видите. А какие коктейли у нее получаются! Если вам повезет, она, может быть, приготовит для вас мартини. Гарантирую, что вы получите впечатление на всю жизнь.

Лейтенант, без всякого сомнения, принимал все ее слова за чистую монету, поскольку немедленно переключил внимание с Франчески на Карлотту, которая медленно раскачивалась в танце, прижавшись всем телом к капитану. Глаза были закрыты, а голова покоилась на его могучей груди. Губы ее неслышно двигались, по-видимому, она что-то говорила в услужливо подставленное ухо капитана.

Лейтенант восхищенно присвистнул:

— Так это ваша сестра? Черт возьми, да она настоящая красотка!

— Это меньшее из ее достоинств, — пробормотала Франческа, но лейтенант ее не расслышал. На проигрывателе надрывалась пластинка «В самом сердце Техаса», и он вскочил, чтобы застолбить за собой следующий танец с Карлоттой, прежде чем это успеет сделать кто-нибудь другой: морячок явно был не самым лучшим партнером.

Биллу Шеридану явно не хотелось уступать свою даму многочисленным представителям военно-морского флота и армии, но тут уж было ничего нельзя поделать. Карлотта меняла партнеров одного за другим, постоянно изменялся и ритм танцев, которые она исполняла. Ее юбка извивалась вокруг стройных ног, демонстрируя время от времени подвязки шелковых чулок.

Билл помедлил, а затем двинулся к бару, чтобы скоротать время, болтая с очаровательной сестрой Карлотты. Та была мила и чрезвычайно дружелюбно настроена, а Билл был совершенно уверен, что сохранить хорошие отношения с родственниками избранницы — уже половина успеха. Особенно если у тебя серьезные намерения, а именно таковые появились у него в отношении Карлотты…

Билл буквально забросал Франческу вопросами, стараясь как можно больше разузнать о сестрах Коллинз. Франческа вполне отдавала себе отчет, что он более всего интересовался Карлоттой, а ею постольку поскольку, но отвечала терпеливо и, подробно, изо всех сил стараясь, впрочем, не высказывать ничего личного. Таких же примерно отношений она придерживалась с большинством всех этих матросиков и солдат на всевозможных благотворительных вечерах и балах, предназначенных для ублажения людей в военной форме. В обществе стало принято считать, что доброе отношение девушек к этим людям, идущим на смерть, — обязательно, и все они буквально из кожи вон лезли, чтобы соответствовать недавно возникшему понятию «славная девчушка». Однако же приходилось довольно умело балансировать на тонкой грани — стараться быть милой к парням в военной форме, но то же время не позволять, чтобы их вольности зашли слишком далеко. Сейчас Франческе было необходимо ни в коем случае не показать ни Биллу Шеридану, ни Карлотте, что она столь глупо влюбилась по уши в человека, который ей только что предпочел другую.

Несомненно, она будет вести себя чрезвычайно вежливо, как вела бы себя по отношению к любому мужчине, любому смертному, а не только к человеку, который походя разбил ее сердце.

Он спросил, где они живут.

— Всего в нескольких кварталах отсюда.

— С родителями?

— Нет, наши родители умерли примерно год назад.

— Извините, не знал. Вы работаете?

— Нет, мы обе все еще ходим в школу. В Редклиффе.

— Значит, девочки из Редклиффа?

— Как я понимаю, вы кое с кем там знакомы?

— Совершенно верно. Сам я родом из Бостона. Прежде чем вступить в военно-морской флот, закончил Гарвард, факультет права. Но я, по правде сказать, никогда не относился к избранному обществу и в модных аристократических клубах не числился. Зато мог себе позволить встречаться с девочками из Редклиффа, до чего настоящий, породистый выпускник Гарварда никогда не опустится. Возможно, выпускник Йеля к ним еще и снизойдет, но только не истый гарвардец.

Сама того не желая, Франческа расхохоталась:

— Тем не менее, ни я, ни Карлотта из этого проблемы не делали. А, кроме того, хочу вам напомнить — в случае, если вы забыли, — что идет война, а она внесла кое-какие изменения в наше существование. Осмелюсь вам сообщить, что вряд ли найдется в Гарварде студент — неважно, старшекурсник или нет, член закрытого привилегированного клуба или нет, — который был бы не готов отдать здоровый зуб за одну только встречу с Карлоттой!

— Осмелюсь вам сообщить… — Билл ухмыльнулся. — Выходит, из сказанного вами я должен сделать вывод, что вашей сестре приходилось иметь дело с парнями из Гарварда, так?..

— Едва ли. — Ей ужасно хотелось его поддразнить. — Как я уже имела честь вам доложить, капитан, в мире идет война, и патриотический долг любой мало-мальски привлекательной девицы состоит в том, что она просто обязана встречаться с парнями в униформе.

Он кивнул головой, и Франческе стало ясно, что он принял ее слова к сведению. Тем не менее, он сказал:

— А ведь вам, сестрички, удивительно повезло… Вы можете себе позволить учиться и при этом не работать.

Ему-то самому пришлось работать с того дня, когда исполнилось двенадцать… Он работал, когда учился в школе, затем в колледже, а потом и в университете.

В сущности, служба в морской пехоте стала для него в полном смысле слова передышкой в тяжелой борьбе за существование, которую он вел с этим миром с самого детства.