D.O.A

Время скорпионов

К Тебе взываю, Господи, Ибо Ты даруешь то, что можно обрести лишь самому. Дай мне, Господи, что у Тебя осталось. Дай то, чего никто никогда не просит. Я не прошу ни отдыха, Ни покоя Ни для души, ни для тела. Я не прошу ни богатства, Ни успеха, ни даже здоровья. Все это, Господи, у Тебя просят так часто, Что, верно, ничего уж и нет. Дай мне, Господи, что у Тебя осталось. Дай то, от чего отказываются. Я хочу риска и беспокойства. Я хочу бури и схватки. И чтобы Ты, Господи, отдал мне их насовсем. Чтобы я был уверен, что они мои навек, Ибо не всегда у меня хватит смелости Попросить их у Тебя. Дай мне, Господи, что у Тебя осталось. Дай то, чего не хотят другие. Но дай мне еще и смелость, И силу, и веру. Молитва десантника асп.[1] Андре Зирнхельда, офицера парашютных войск «Свободной Франции»,[2] павшего на поле брани в 1942 году.
Война есть крайне опасное дело, в котором наихудшие ошибки происходят от доброты. Карл фон Клаузевиц[3]




416978



Playlist

24 марта 2001 года Линкс коротал время с Аленом Башуном (альбом «Fantaisie Militaire», композиция «Aucun express»), Дэвидом Боуи (альбом «Station to station», композиция «Wild in the wind») и «Pixies» (альбом «Surfer Rosa», композиция «Where is my mind»).

15 июня 2001 года Жан-Лу Сервье забывался под ритмы Армана Ван Хельдена (альбом «2 future for U», композиция «U don’t now me») и саундтрека к фильму «Moulin Rouge» (композиция «Lady Marmalade»).

17 июля 2001 года Линкс упивался музыкой «Leftfield» (альбом «Leftism», композиция «Afro-left»).

11 сентября 2001 года Линкс пребывал во власти кошмаров под «Prodigy» (альбом «The fat of the land», композиция «Firestarter»).

29 сентября 2001 года Линкс ждал с Джимми Хендриксом (альбом «Are you experienced?», композиция «Неу Joe»).

А назавтра, 30 сентября 2001 года, он воспламенялся с тем же Хендриксом (альбом «Are you experienced?», композиция «Fire»). 1 октября 2001 года вернулись «Pixies» (альбом «Surfer Rosa»).

3 октября 2001 года Линкс вспоминал молодость с ХТС (альбом «Transistor Blast — The best of the BBC sessions», композиция «Making plans for Nigel»).

5 октября 2001 он вступил во «Front 242» (альбом «Official version», композиция WYHIWYG).

18 октября 2001 года Линкс слушал «Depeche Mode» (альбом «The singles 86–98», композиция «Never let me down»).

23 октября он предпочел им «Pink Floyd» (альбом «The wall»).

25 октября 2001 года Линкс отрывался с «The Chemical Brothers» (альбом «Surrender», композиция «Out of control»).

14 ноября 2001 года бунтовщик Линкс с «Public Enemy» (альбом «Fear of a black planet», композиция «Fight the power»).

18 ноября 2001 года, немного угомонившись, Жан-Лу Сервье открывал для себя «Doves» (альбом «Lost Souls», композиция «Sea song»).

27 ноября 2001 года он утешался при помощи «Booth and the bad angel» (альбом «Booth and the bad angel», композиция «Dance of the bad angels»).

30 декабря 2001 года Амель и Жан-Лу ссорились, не обращая внимания на Лени Кравитца (альбом «Let love rule»).

А 31 декабря помирились под Ноэля Харрисона (саундтрек к фильму «Thomas Crown Affair», композиция «The windmills of your mind»).

7 января 2002 года Линкс убивал под музыку «Massive Attack» (альбом «Mezzanine», композиция «Dissolved girl»).

16 января 2002 года Линкс исчезает, просвистев мотив «Oies sauvages» (альбом «Песни французской армии») и убегает под «Fatboy slim» (альбом «You’ve come a long way, baby», композиция «Right here, right now»).

И наконец, 22 апреля 2002 года Карим теряет всякую надежду с «The Doors» (саундтрек к фильму «Апокалипсис сегодня», композиция «The end»).

См. в приложении список действующих лиц.

ПРОЛОГ

Посланник Господа сказал: «Аллах радуется, видя, как в рай входят два человека, один из которых убил другого. Один из них находит смерть, сражаясь за дело Аллаха. Аллах принимает раскаяние его убийцы, становящегося мусульманином и в свою очередь обретающего смерть на пути Аллаха». Хадис[4] в изложении аль-Бухари.[5]


24.03.2001

В его правом ухе была жизнь. Спокойный и слегка гнусавый голос ронял слова, ощущения, страдания.



Никакой скорый поезд не приведет меня к блаженству…
Грусть, признак жизни.
Никакой корабль не идет туда, если ты не…



Он не открывал глаз, чтобы не мешать музыке работать над его памятью. Слово за словом, на поверхность всплывали воспоминания. После первого краткого прослушивания этого диска в магазине он забыл о нем на несколько месяцев, почти на целый год.



Перенесенный через морскую пучину…



Он купил его после того, как прочел интервью, опубликованное к моменту выхода диска, в 1998 году. В своих ответах Башун[6] упоминал о недавнем разрыве и попытке строительства новой жизни, когда голова еще полна мыслями о предыдущей. Ему понравился образ, а не песни.

Песни не сразу.



Свернув с главной дороги, я выбрал окольный путь…



«Военное воображение» не спешило навязываться. Каждый отрывок требовал своего события, своего ключевого момента.



Я закусил удила, вышел из себя…



«Никакой скорый» всплыл воскресным осенним вечером, в один из тех вечеров ожидания, когда отсутствие столь ощутимо, что превращается в присутствие.



Никакое ландо не заставит меня удивиться…



Эта песня, история о неиспользованных возможностях, навсегда связана с долгими-предолгими минутами, остановившими свой бег в полумраке подъезда на другой стороне тонущей в дождевых потоках улицы.



Ни у одного «Конкорда» не будет твоего размаха крыльев…



Минуты поисков там, куда вообще нельзя заглядывать.



Никакой корабль не идет туда…



Вглядываться в то, что вне пределов видимости, — проклятый рефлекс, вторая натура — и вызывать в себе чувство вины за собственную ложь. Становиться двуличным, чтобы выявить обман. Лгать, чтобы обнаружить истину, ранить себя и убить.



Никакой.



Прежде чем перейти на следующую дорожку, плеер сделал паузу. Фантастическая машинка, настоящая цифровая революция на марше. Прочный, легкий, менее прожорливый по части энергии, чем классический аппарат, флеш-память вмещает гораздо больше музыки, чем аудиокассета. Полезная вещь, когда находишься вдали от всего. Незаменимый, когда есть ограничения в весе и размерах.

Он не открыл глаз, но пошевелился, чтобы ухватить свой MP3 плеер в нагрудном кармане, под лохмотьями ткани, ощущая онемение всех членов и боль в суставах. Бедный спецназ, холод и дерьмовая экипировка. Ему навязали ее, чтобы запутать следы. Даже жратва у него была тамошняя. Хорошо еще, не обязательно разбираться в кириллице, — и так можно учуять, как эта дрянь воняет. Достоинство, присущее боевому рациону всех армий на свете.

Несмотря ни на что, ему было хорошо. Таких безумцев, как он, любителей жить на обочине реального, регламентированного мира, не много. Тех, что живут лишь для того, чтобы вторгаться на любые запретные, опасные территории, к которым лучше бы вообще не приближаться. Без вопросов. Тех, кто готов заплатить за это полную цену. Заплатить неудобствами, болью, смертью: возможной, вероятной и всегда окутанной тайной. Быстро забытой. По первости мысль о том, что он может незаметно исчезнуть, его немного беспокоила. Вообразить, что он вот так отправится во враждебное и удаленное место и никто из близких об этом не узнает… Потом, со временем, тревога ушла. Вместе с близкими.

Он вдохнул тяжелый, сырой воздух своего земляного укрытия. Своего убежища, своей зоны. Это царство, где он оживал, вновь делало его тем диким, ловким и скрытным зверем, чье имя он уже давно считал своим.

В данный момент все сосредоточилось в левом ухе, с его электростатической тишиной. Это квазиотсутствие звука, что всегда предшествует слову, приказу, а порой и смерти. Жизнь. Смерть. Справа — жизнь; слева — смерть. Справа, слева — было от чего задуматься об этом бессознательном разделении. Линкс[7] улыбнулся. Не сейчас.

Теперь он наконец открыл глаза, но не увидел ничего, лишь кромешную черноту своего тайника. Несколько секунд спустя он сумел разглядеть стрелки часов, тоже русских. Светящиеся значки циферблата с трудом пробивались сквозь тьму. Время приближалось. Предстояло выйти, чтобы осмотреться.

Камуфляжная форма сковывала движения, Линкс с трудом развернулся в своей норе, ощупью нашел оружие и начал выпрямляться. Вскоре его голова коснулась плотного слоя земли и древесины, и ему пришлось упереться затылком, чтобы расчистить проход. За последние два дня доски разбухли от ливневых дождей, а верхний слой почвы стал более вязким.

Свежий ветер принес снаружи ароматы подлеска, и они сразу заглушили все остальные запахи. Линкс глубоко вдохнул, чтобы насладиться ими, глаза его тем временем привыкали к относительно светлой ночи. Всего один миг неподвижности, внимательного прислушивания, затем он выкарабкался из своего логова и осторожно пополз между стволами, чтобы рассмотреть равнину снизу.

Несколько минут Линкс медленно полз, затем осмотрелся и подавил зевок. После продолжительного бодрствования в холоде и сырости он чувствовал какую-то разбитость, так что скоро ему придется принять дозу вирджила, чтобы взбодриться. Последнюю, если все пойдет хорошо.

Вдалеке, над ущельями, через равные интервалы прорезали небо последние молнии той грозы, что бушевала вокруг с самого прибытия. Ближе, едва ли в двухстах метрах, в темноте виднелся другой одинокий источник света — освещенные окна фермы.

А там и объект.



Ангар был изолирован от других строений аэродрома Приштины. И тоже слабо освещен. Несколько неоновых фонарей отбрасывали очень слабый и близкий свет на блестящую поверхность бетонированной площадки. Перед этим крошечным анклавом на контролируемом британцами и отведенном французским вооруженным силам аэродроме виднелась грузная молчаливая тень «Трансалл-С160».[8] Никакого движения; единственным видимым свидетельством человеческого присутствия была вырисовывающаяся в красноватом освещении на фоне одной из боковых дверей самолета фигура в утепленном комбинезоне.

Опершись о стойку, капитан Ланжевен пытался не замечать поднимающиеся от взлетной полосы и щекочущие ему нос влажные керосиновые испарения. Он был высок и строен, лицо покрывали беспорядочные зеленые и коричневые полосы маскировки, делающей его неузнаваемым. Однако они не могли скрыть пересекающих лоб беспокойных складок. Его голубые глаза, еще более светлые из-за темных оттенков камуфляжа, скользнули по удлиненному силуэту белого «фалькона», стоящего возле грузового самолета, и уставились в обложенное небо, откуда продолжало лить.

Предстоящий прыжок обещал быть сложным. Его с группой парашютистов сбросят на высоте над зоной контроля итальянцев, поблизости от дыры под названием Пек. Предполагается, что оттуда они совершат парящий дрейф, раскрыв парашюты на большой высоте, чтобы достигнуть ущелий реки Деканска Быстрица у албанской границы. Две эти точки разделяет дистанция в полтора десятка километров — пустяк при благоприятных обстоятельствах.

Чего не скажешь о нынешнем вечере.

Метеопрогноз плохой. В последних сводках обещают переменный ветер с низкой плотной облачностью. И проливные дожди, много дождей. Идеальная погода для того, чтобы сломать себе шею. Особенно когда прыгаешь с заданием приземлиться на склон горы, да к тому же на лужайку размером меньше огородика у твоего чертова загородного домишки. Да еще большой группой. Да еще ночью, над вражеской территорией, с крыльями, которые из-за влажности тотчас же начнут вращаться, как тяжелые гири.

Воспоминание о доме заставило Ланжевена подумать о жене. Он бросил быстрый виноватый взгляд на циферблат своих часов, показывающих дату и время. Вот уже три дня, как он уехал, и сегодня день рождения его благоверной. Его не будет рядом, чтобы преподнести подарок. Он представил ее дома, даже в тесной компании друзей прячущей тревогу за напускной улыбкой.

Когда они только познакомились, Ланжевен предупредил ее о таких тонкостях своей жизни. О том, что будут события, которые он никогда не сможет разделить с ней. Вначале она приняла ситуацию вполне нормально. Но после рождения сына все больше волновалась и все чаще бунтовала против подобного положения вещей.

А кто бы не бунтовал?

Долгие дни беспокойного одиночества не на пользу молодой матери. Как и субботние и праздничные вечера без мужа. В самом деле, есть занятия получше, чем ждать на вонючей взлетной полосе в дерьмовой стране, когда вам прикажут подняться в воздух, чтобы затем на лету вышвырнуть вас из самолета на фантастической высоте.

Да уж, кто с этим не согласится?

Он. Ланжевен и вообразить не мог, что́ станет делать, когда ему по возрасту придется отказаться от полетов. Он по-настоящему любил свою работу. Ланжевен обернулся и какое-то мгновение разглядывал тринадцать своих напарников, сидящих в «С160». Как и их командир, они коротали время, ни на минуту не расслабляясь. Не стоит и спрашивать: ни один из них тоже не отказался бы от такого субботнего вечера.



Удобно расположившись на заднем сиденье своего просторного «мерседеса», Дритан Чеша следил за движением задних огней прокладывающего ему путь мощного джипа сопровождения. Именно удобно — это слово прекрасно ему подходило. Чеша располнел, стал одеваться лучше и дороже, регулярно ходил в салон стричь бороду и волосы. Деньги и годы смягчили его. Нет, пожалуй, расслабили. Иначе он не оказался бы нынче вечером на этой дороге к албано-косовской границе.

На уединенной ферме возле Декани у него была назначена встреча с бывшим другом, Абу аль-Нахром, Сыном Реки.

Надо сказать, что их союз образовался при самых удачных обстоятельствах. Но теперь аль-Нахр потихоньку готовил свои тайные каналы и вот-вот составил бы ему некоторую конкуренцию. Чеша перестал осторожничать, допустив самую серьезную ошибку в своей долгой преступной карьере. Аль-Нахр расширил свою деятельность, после чего принялся проповедовать и оказывать влияние на экзальтированных молодых людей. Тех самых, что теперь называли его, Дритана Чешу, обыкновенным бандитом. И называли теми самыми словами, которые были вбиты в их головы. Словами, что выходили прямо из уст того, кого на самом деле им следовало бы отныне называть своим шейхом.

Брань показывает, до какой степени араб его презирает. Несколько недель назад эта ненависть стала слишком агрессивной. Стычки между двумя организациями происходили все чаще, что всерьез вредило делу.

Прежде Чеша, разумеется, решил бы эту проблему иначе, лично. Однако теперь он вынужден признать, что времена изменились. И он изменился. Теперь он боится Абу аль-Нахра. Вот Сын Реки и ему подобные, те боятся только одного: лишиться благодати пред очами Аллаха. На остальное им плевать. Даже смерть их не волнует. Дритана же мутило от страха перед предстоящей встречей, да еще на таких условиях. Но теперь у него не было выбора.

Чеша посмотрел в затылок сидящего впереди, на месте смертника, Хасана Берики, своей правой руки, преданнейшего из преданных. Он знал, что Хасан — тот человек, на которого он может рассчитывать, если ситуация потребует чрезвычайных мер.

Впереди резко затормозил джип. Они приближались к пограничному пункту. Дритан напрягся. Наступил момент истины.

Албанские пограничники, не проверяя, зна́ком дали им разрешение проезжать, и они оказались на косовской территории. Там их ждали другие таможенники. Они стояли возле бронеавтомобиля с итальянскими военными. Один из пограничников прошел вдоль обеих машин с пассажирской стороны. Поочередно осветив фонариком кабины, он махнул рукой, показывая, что можно ехать.

Албанские гангстеры тронулись с места и мгновенно умчались.

Дритан на заднем сиденье запаниковал. Солдаты даже не пошевелились! Похоже, они совсем не заинтересовались ими. У него скрутило живот, внезапно очень захотелось в туалет. Он взглянул на часы. У него еще было время отказаться, хотя он знал, что Хасан и остальные его люди, готовые биться, этого не поймут. Потерять лицо или, возможно, потерять жизнь. Надо было решать. И очень быстро.





For we’re like creatures in the wind…



Совершенно слившись с растительностью, Линкс, с еле слышным «Wild is the Wind» Боуи в правом ухе, следил за фермой и перемещениями уже прибывших двоих плохих парней. Он мог бы безошибочно указать, где каждый из них находится в данное мгновение. За последние сорок восемь часов он успел досконально изучить местность.

После парящего дрейфа задачей номер один для него было как можно скорее обнаружить объект и подготовить укрытие, чтобы окопаться. К счастью для него, пошел дождь, и к прибытию Линкса почва подразмякла. После продолжительного утреннего отдыха и последовавшего за ним неподвижного наблюдения он определил, каковы, начиная с известной ему зоны приземления, возможные оси проникновения для группы захвата. Он управился как раз до того, как окончательно угас дневной свет.

Той же ночью, осмотрев окрестности фермы в поисках возможных ловушек или сигнальных сирен-ревунов, Линкс обошел строения, чтобы составить их точный план.

Дом состоял из девяти комнат, размещенных на одном уровне, с ванной и туалетом. Снаружи к зданию был углом пристроен крытый сарай, выходящий во внутренний двор. От построек шла грунтовая дорога. Она вела к срубленным на скорую руку воротам и другой дороге, расположенной на расстоянии шестисот-семисот метров. По ней можно было подойти к Декани, соседнему городу в трех километрах к юго-востоку от фермы.

Зады жилища, а также та сторона, где находились кухня и входная дверь, смотрели на вершину склона, как и открытая часть двора. Поэтому Линкс выбрал место для своего укрытия таким образом, чтобы наблюдать за наиболее интересной зоной, той самой, где должны будут припарковаться ожидаемые автомобили.

После рекогносцировки он передал по спутниковой связи планы и фотографии и стал ждать. Все утро местность оставалась пустынной. Около десяти часов на машине прибыли двое, очевидно, для того, чтобы подготовить приезд хозяина и убедиться, что все в порядке.

Они пробыли в доме довольно длительное время, а затем обследовали окрестности, начав с леса, где окопался Линкс. Едва он успел скрыться в своей норе, как один из них наступил на ее заваленный вход. И ничего не заметил. Если бы они сообразили прихватить собак, он, по всей вероятности, был бы обнаружен. Но всего не предусмотришь. Зато он не мог следить за тем, что эти двое собрались делать. Это так его встревожило, что позже, во второй половине дня, он рискнул обследовать тот же участок опушки, что и они.

И не обнаружил ничего примечательного.

Линкс выбросил эту проблему из головы и перенес все внимание на ферму. Сейчас двое вооруженных до зубов людей заняли дом, а он терпеливо ждал снаружи. Чтобы скоротать время, он стал прислушиваться к грозе, продолжающей громыхать на востоке. Тучи, более темные, чем ночное небо, похоже, изменили направление и теперь неслись в их сторону. Если так, они вот-вот натолкнутся на склон горы. Да там и останутся, прижатые порывами ветра.

Новая мощная вспышка осветила ночь, и Линкс принялся считать. Так в детстве его научил отец. Раз, два, три… Через десять или одиннадцать секунд раздался гром. Гроза была в трех километрах. Несколько мгновений спустя он дождался следующего раската, и теперь ему показалось, что прошло всего девять секунд. Сейчас небо опрокинется ему на голову. Это хорошо, дождь заставит всех спрятаться под крышей, и группы захвата смогут спокойно подойти к объекту.

Если, конечно, объект соизволит появиться.

Вскоре на дороге, которая, как подозревал Линкс, вела в Декань, показались две пары фар. Минута в минуту. На какой-то миг он потерял огни из виду, однако без труда представил себе их путь. Асфальтовая полоса проходила за возвышенностью, скрывающей заодно и ворота, которые были не видны ни с его позиции, ни от фермы. Это преимущество. По грунтовой дороге поднялась только одна машина. Другая остановилась внизу. Так что сидящие в ней не увидят ничего из того, что сейчас произойдет возле дома. Теперь Линксу предстояло быстро определить, сколько прибыло плохих парней.

Итак, начать подсчет с тех, кто находится прямо у него под носом. Через прибор ночного видения своего оружия Линкс разглядел, как из припарковавшегося во дворе «лендровера» выходит Набиль аль-Шарафи. Его сопровождали трое воинов Аллаха. Присутствие объекта подтверждается. Можно трубить сбор отрядам и приступать к следующей фазе операции «Рона».



Помощник Ланжевена и еще один парашютист находились возле укрепленных на переборке отсека табло. Спутниковые фотографии соседствовали на них с частями военных карт, планами расположений и снимками, присланными наблюдателем. Там же помещались многочисленные фотоснимки объекта: некоторые совсем свежие, другие — сделанные раньше. Они отражали все возможные изменения внешности, длину волос, наличие или отсутствие бороды, очков и т. д.

Несколько секунд спустя Ланжевен перехватил осторожный взгляд своего заместителя. Досье на объект было составлено, пожалуй, хорошо, но не их людьми. Ни тому ни другому это не нравилось: вопрос доверия. Ланжевен задумался: что за парень этот наблюдатель Оскар Лима, с позывными «Глаз Рыси», и по какой причине на место для сбора сведений не был отправлен кто-нибудь из своих.

С этим заданием что-то уж слишком темнили. Он не понимал, почему им навязали оснащение иностранным вооружением, которое пришлось спешно осваивать. К тому же оказалось совершенно невозможно узнать, кто является реальным заказчиком всего этого бардака. Управление военной разведки? Это было бы логично, поскольку по требованию командования спецоперациями они все чаще осуществляют «операции хаки», похожие на эту. Однако присутствие принадлежащего автотранспортной роте захвата и классификации «Фалькона-900» указывало на другое ведомство — Главное управление внешней безопасности. Что как будто бы подтверждало присутствие штатских, еще днем прилетевших на самолете. Ланжевен поговорил, и очень коротко, лишь с одним из своих. Мужиком лет пятидесяти или чуть больше, назвавшимся просто по имени: Шарль. Больше Ланжевен его не видел. Как и всех остальных.

Главное управление внешней безопасности, Нуази-ле-Сек. Серкотт. Вероятно, Оскар Лима оттуда. В случае неудачи можно отвертеться и уладить все со здравомыслящими людьми. Чего бы не удалось сделать, если бы их взяли в плен в такой дали от дома! Главное — всегда минимизировать риск. Впрочем, возможно, задание этого агента не ограничивается слежкой за объектом.

Но Ланжевен не станет в это соваться, у каждого своя работа. Его, например, заключается в том, чтобы попасть в определенное место и захватить кое-кого, по возможности живым и до появления двух вертолетов для срочной эвакуации группы.

Кроме того, в настоящий момент его работа заключалась в том, чтобы ждать. Ждать подтверждения присутствия объекта. Ждать последнего зеленого огня, означающего начало операции. Потом, возможно, предстоит прыжок, потом захват, а уже потом — возвращение во Францию, домой. Ожидание, вечное ожидание — утомляющее, ослабляющее внимание, заставляющее мозг работать вхолостую и воображать худшее.

Из ангара бегом появились механики, а через несколько секунд — пилоты транспортного самолета. Ланжевен, внезапно встревожившись, обернулся к своему помощнику, взгляд которого выражал явное нетерпение. Ланжевен покачал головой.



Самое мучительное — ожидание. Дурное предчувствие поднимается сначала потихоньку, волнами, затем охватывает все существо, и наконец ты уже не можешь думать ни о чем другом. Несколько секунд, минут, возможно, час. Это сначала. Потом все проходит, начинается работа. От тебя требуется действие, а не размышления. Ты должен реагировать, соображать.

Но вот сначала…

Повторять про себя все эти идиотские мантры, насильно вбиваемые в башку ради самоуспокоения, из поколения в поколение, из выпуска в выпуск, независимо от чина и стажа, из операции в операцию, громкие фразы типа «Страх не отводит опасность» и другую подобную брехню, можно лишь вначале, потом это уже ни к чему. Потому что потом есть только страх. Или психоз. Неистовый, убийственный, предвещающий конец всему, энтропию.

Линкс страха не ощущал, разве что холод. Особенно животом. Слишком долго ему пришлось пролежать на влажной земле. «Холод суть лишь состояние духа»:[9] классика военного инструктажа, обычно сопровождаемая незабвенным «То, что вас не убивает, делает вас сильнее».[10] Он не был мертв, однако не чувствовал себя особенно сильным. Чтобы согреться, он стал поочередно, одну за другой, напрягать все мышцы своего тела. Главную проблему представляло русское обмундирование. Со вчерашнего дня с каждым новым ливнем штормовка под его камуфляжем пропускала все больше воды.

Промокший плюс усталый равняется замерзший.

Но страха Линкс не ощущал. И он не сошел с ума. Он будет лишь зрителем того, что вот-вот произойдет. Ему предстоит довольствоваться только миссией по прикрытию операции своих новых товарищей, прежде чем он присоединится к ним в пункте возвращения.

Вспышка молнии заставила его поднять глаза к небу. Тучи совсем близко, сейчас снова польет дождь. Линкс спросил себя, где могут быть парашютисты, и взглянул на часы, чтобы попытаться рассчитать время их прибытия. Взлет с аэродрома Приштины, приблизительно в восьмидесяти километрах, подъем на оперативную высоту, полет и выброска займут минут двадцать. Свободный дрейф после раскрытия парашюта продлится добрых двадцать минут. Сбор в зоне прыжка, а затем, за гребнем, расположенным в километре к северо-западу от фермы, продвижение, на которое потребуется еще двадцать пять минут.

Час с четвертью ожидания или чуть больше. Пустая трата времени.

Линкс навел на ферму окуляры своего винтореза. В освещенном окне кухни он увидел троих мужчин. В ожидании они пили какую-то дымящуюся зеленую жидкость. Сладкий мятный чай? От этого он еще острее ощутил холод. Объект — йеменец, известный под именами Набиль аль-Шарафи или Абу аль-Нахр, — был с ними. Абу аль-Нахр, Сын Реки. Его похищение составляло цель операции и подсказало ее кодовое название — «Рона».

Линкс перевел оптический прицел на тех двоих невезучих, что несли вахту снаружи. Один из них спрятался на крыльце крытого сарая, другой предпочел запереться в «лендровере». Машина была припаркована самое большее в десятке метров от первого охранника, вне поля его зрения, в темноте. А вскоре ее накроет проливным дождем. Соблазнительно. Никто ничего не увидит.

Не его задача, нечего и напрягаться.

В приборе ночного видения Линкс различал силуэт человека, сидящего на водительском месте. Оценив размеры его головы, он прицелился. Сначала прикинул расстояние: сто восемьдесят-сто восемьдесят пять метров при легком уклоне. Слабый боковой ветер. Поэтому он немного скорректировал прицел, а затем одними губами произнес беззвучное «бамм». Так-то, ничего сложного.

Его пушка не издала бы ни звука.

Винтовка снайперская специальная — «винторез». Модель, избавленная от двух основных неудобств, которыми страдает все огнестрельное оружие, когда от него требуется бесшумность: грохот пороховых газов при выстреле и свист пули при полете на сверхзвуке. Вторая проблема частично была решена использованием дозвуковых боеприпасов. Их гильзы девятимиллиметрового калибра имели втулки, запирающие пороховые газы внутри. Тяжелый глушитель, целиком покрывающий ствол, довершал эту работу, служа также пламегасителем. Оружие убийц, в силу своей ограниченной дальнобойности в основном предназначенное для городского боя. Очень успешно опробованное в Чечне.

Характерно для русских убийц-иноверцев.

Линкс снова взял на мушку силуэт, маячивший на пороге сарая. Его попросили оставить следы своего пребывания, например использованные гильзы. Молния озарила склон холма и двор. На секунду ему удалось лучше различить бородатое лицо одного из тех двоих, что прибыли нынче утром. Сведенные судорогой черты, голова втянута в плечи, человек страдал от непогоды.

Дать парочку залпов.

Прежде чем вновь лечь на скобу, его палец нащупал спусковой крючок. Линкс постепенно успокоился. Не сейчас, это не его задание. Он втянул живот. Теперь он уже не испытывал холода. Сквозь оптический прицел он наблюдал за своей мишенью. И сам сливался с ней. Он снова беззвучно произнес «бамм». Не его задание.

Отчего ему внезапно стало страшно?



Дритан Чеша нервно заерзал на заднем сиденье своего «мерседеса». Ехать в Декань ему совершенно не хотелось. Он предвидел совсем иной поворот событий. Встреча не должна была состояться, он получил гарантии!

Он прокашлялся, собрался было заговорить, однако передумал и выглянул наружу. Уж не поверил ли он, будто внезапно возникнет некий свет, чтобы вести его?

— Что-то не так? — Хасан почувствовал напряжение своего шефа.

Мертвенно-бледный Дритан не решался повернуться к нему лицом и лишь махнул рукой в знак того, что не склонен отвечать. Резкое торможение насторожило обоих. Внедорожник остановился. И вскоре возле его правого борта появился вооруженный солдат. «Фолгоре».[11] Какое-то движение позади «мерседеса» привлекло внимание албанского мафиозо. Поперек дороги маневрировал бронированный автомобиль, готовясь перекрыть им всякий путь к отступлению.

Дритан внезапно расслабился. Французы сдержали слово, а итальянцы последовали их указаниям. Он заметил, как рука Хасана поползла к поясу, туда, куда он обычно совал свой «Глок-18»,[12] которым так гордился. Вновь ощутив уверенность, Чеша быстро протянул руку, чтобы умерить пыл своего помощника.

— Нет! — Он произнес это властным голосом. Нынче вечером он вновь становился шефом Хасана.

К автомобилю подошел офицер и под прицелом нескольких парашютистов приказал им выйти. Пассажиры внедорожника уже выстроились возле своей машины. Несколько напряженных секунд Дритан ощущал сомнение Хасана. Он крепко ухватил его за предплечье и, кивнув, сделал знак выйти. У него нет никакого желания умереть по-глупому.

Когда цель почти достигнута.

Чеша хотел бы избавиться от аль-Нахра, но из-за риска ввязаться в кровавый конфликт с сомнительным исходом не мог сделать этого в одиночку. Поэтому он стал искать поддержки — влиятельной, неоспоримой поддержки. Поскольку Косово находилось под международным контролем, недостатка в возможностях не было. Следовало лишь толково выбрать. Американцы недостаточно коварны. Очень хороши для того, чтобы ловко изображать своего Рэмбо. Англичане с ними заодно, так что подкупить их было бы невозможно. Между албанцами и итальянцами слишком много старых распрей, чтобы представить себе перспективу бесконфликтного сотрудничества. Оставались французы. Они достаточно хитры и вероломны, чтобы принять предложение такого рода. К тому же из-за своих тайных каналов аль-Шарафи в высшей степени интересовал их.

Так что Дритан Чеша в обстановке секретности вступил в контакт с дипломатическими представителями Франции в Косове и предложил им быстро организовать встречу с йеменцем на его, Чеши, территории, в зоне, контролируемой итальянцами. Официально Дритан направится туда, чтобы зарыть топор войны. Аль-Нахр, без сомнения, ухватится за это предложение, чтобы дешево избавиться от него. Движимый своей гордыней, он, скорее всего, собственной персоной явится, чтобы присутствовать при побоище.

Это было бы вожделенной возможностью неожиданно напасть на него.

И все же Чеша нуждался в серьезном алиби, чтобы никто не мог заподозрить его в том, что он устроил ловушку для своего конкурента. Так что и ему самому тоже полагается лишиться чего-то ценного. Предпочтительно по пути на эту встречу.

Солдат прижал мафиозного шефа к борту автомобиля и принялся грубо обыскивать. Дритан не шелохнулся. Рядом с ним, получив удар прикладом в правый бок, рухнул на землю взбунтовавшийся против подобного обращения Хасан.

Французы втянули в дело итальянцев. Без их ведома. Предупредив, что Дритан с помощником будут на их территории в такой-то день и час, они успокоили себя тем, что албанцу будут принесены необходимые извинения. За полгода до этого Хасан в косовском баре убил двоих солдат с полуострова. С тех пор его активно искали, но, поскольку он оставался в Албании, ничего не могли с ним поделать.

Зато здесь…

Чеша смотрел, как парашютисты заталкивают его подручных в грузовик. Хасана уже изолировали от остальной группы. Глава мафиози не смог не почувствовать некоторых угрызений совести, видя, как тот исчезает в кузове бронированного автомобиля. Наконец Дритан повернулся, чтобы последовать за итальянским офицером к его машине.

Он позаботится о семье Хасана.



По официальной версии, через двадцать с небольшим минут после взлета «С160» потерпел аварию, возвращаясь после грузового рейса. По этой причине, прежде чем через несколько часов отправиться во Францию, самолет был вынужден вернуться в Приштину. С дополнительным неофициальным грузом на борту.

В отсеке стоял оглушительный шум. При слабом освещении четырнадцать теней в касках, масках и парашютном снаряжении подскакивали в такт чудовищным толчкам, сотрясающим самолет. Парашютистов разделяли высокие кислородные баллоны, установленные вместо центрального ряда, чтобы возместить отсутствие наддува кабины.

Ланжевен взглянул на высотомер. Прибор показывал, что они достигли высоты выброски. Он слегка пошевелился, подтянул подвесной пояс и ножной чехол для оружия. Рукой в перчатке еще раз прижал липучку застежки кожуха, предохраняющего закрепленный у него на груди экран навигационной системы оперативного парашютиста. Он всегда хорошо знал свое дело. Запастись терпением, ждать. По-прежнему. У него было желание оказаться уже снаружи, в полете. Или на земле.

КИСЛОРОД ЗАКОНЧИЛСЯ.

Видеоэкраны, установленные на всех внутренних переборках кабины, вскоре сообщили им, что момент близок. Парашютисты отключились от общей системы и открыли индивидуальные респираторы.

Руководители выброски покинули свои места и направились к задней двери. Один из них остановился и машинально поднес руку к шлему на уровне уха. Затем обернулся, кивнул парашютистам и показал вверх, на индикаторное табло. Над его головой зажглись два красных огня.

Три минуты.

Ланжевен встал и одновременным взмахом обеих рук пригласил членов своей команды подняться и подойти к опускающемуся осевому блоку. Воздушная тяга вызвала жестокий порыв ветра внутри кабины. Температура снизилась еще на несколько градусов. Она должна приближаться к минус пятидесяти. Продержаться, теперь недолго.

Две минуты.

Тяжелое снаряжение сковывало движения. Ланжевен подошел к краю платформы и, осторожно наклонившись, взглянул на небо. Оно было совсем темным, непроницаемым, прямо-таки дерьмовым. Офицер выпрямился, машинально бросил взгляд на левую руку, покрытую горетексом.[13] Свое обручальное кольцо он оставил жене.

Одна минута.

Ощущая вину за свою минутную слабость, Ланжевен поспешно опустил на глаза очки ночного видения, закрепленные на шлеме. Мир сузился до тускловатого зеленого туннеля. Внезапно мощная сирена перекрыла все остальные звуки кабины. Как всегда, она застала его врасплох. Идиотская реакция. С самого первого своего зачетного прыжка он неизменно испытывал ощущение, что этот сигнал приходит слишком рано, слишком быстро.

Прежде чем побежать, Ланжевен успел получить «добро» от махнувшего ему рукой руководителя выброски и различил легкое изменение яркости световых сигналов, разрешающих выход. Мозг работал замедленно, не так стремительно, как тело. Мысленный взгляд еще фокусировался на огнях, только что из зеленых ставших зелеными, нет, из красных зелеными, а парашютист уже опрокинулся в пустоту.

Привычно заняв нужное положение в воздухе, затерянный в бесплотном монохромном океане, в течение четырех-пяти секунд он ни о чем не думал. И не различал ничего, кроме вибраций удаляющегося самолета и своего дыхания — сильного, быстрого, какого-то безжизненного в кислородной маске. Ему даже не было холодно. Впрочем, очень скоро он смог оценить сопротивление воздуха и все усиливающийся шум ветра в ушах.

Ланжевен обрел ощущение верха и низа и наконец перевернулся на живот. Он достиг своей максимальной скорости и уже не падал: он совершал парашютный прыжок. Только теперь он сверился с высотомером.

Семь тысяч семьсот.

Семь тысяч шестьсот пятьдесят.

Семь тысяч шестьсот.

Он дернул кольцо.

Одна секунда.

Две секунды.

Удар. Уменьшение нагрузки. Быстрый взгляд наверх, на стропы, чтобы убедиться, что его серый, как ночь, парашют благополучно раскрылся. Потянуть за липучку экрана включенной навигационной системы, чтобы освободить его. Направление, расстояние, курс, затраченное время возникли на жидкокристаллическом экране. RAS.[14] Руководители операции «Рона» могут выходить на связь с членами группы, чтобы начинать дрейф к зоне приземления.



Молния опередила раскат грома на две или три секунды. Гроза изменила направление и была теперь на подходе, менее чем в километре на северо-запад. Не дожидаясь ее, начался дождь. Ледяные струи заливали лицо Линкса и просачивались под промокшие шмотки. Глаза слезились от потекшей боевой раскраски.

Но Линксу было плевать, он не ощущал ни боли, ни холода. Усталость прошла. В его венах со своим дружком адреналином гулял вирджил. Столь же эффективный, как амфетамины, но без их побочных эффектов. Средство, на медицинском жаргоне получившее определение «оживляж».

Прислонившись спиной к стволу дерева, в подножие которого он врос, словно густой безобразный кустарник, Линкс внимательно вглядывался в строения. Положив ствол винтореза в сгиб руки, он прицелился и едва заметно изменял положение в зависимости от редких передвижений, засекаемых им на ферме. Его правым ухом на время завладел Башун. Левое по-прежнему купалось в тишине.

Еще полчаса до прибытия группы захвата.

Зеленоватый призрак аль-Нахра покинул кухонный стол и двоих соратников и исчез где-то в глубине дома. Несколькими минутами раньше третий прервал чаепитие и вышел, чтобы присоединиться к дворовым стражам. Через прибор ночного видения Линкс теперь видел, как тот переговаривается с человеком из сарая. В прицельной сетке они почти соприкасались головами. Исключительная возможность. Они стояли рядом, у Линкса было преимущество внезапности, подготовки и опыта. И желание, потребность. Без хотя бы малейшего действия, без реального риска все, чем он занимался, вообще не имело смысла.

Палец снова скользнул к спуску. Заметив это, Линкс попытался урезонить себя, убедить, что он здесь не для того, что слишком рискованно. Он ни на секунду не поверил в собственные уговоры, но на мгновение забыл о своем капризе, чтобы сосредоточиться на поведении двоих плохих парней возле сарая. Они продолжали разговаривать, и один из них указывал куда-то в направлении позиции Линкса. Тот вновь подумал об утреннем визите и повернулся вокруг своей оси, чтобы медленно обследовать взглядом опушку леса.

Сначала через окуляры Линкс не увидел ничего подозрительного. Потом почти незаметное движение привлекло его внимание к двум удлиненным неправильным формам, расположенным метрах в пятидесяти от него. Замерев, он некоторое время наблюдал за ними. Они не двигались, и на какой-то миг Линкс решил, что ему почудилось. И тогда длинная, неестественно прямая ветка оторвалась от земли в том самом месте.

Ружейный ствол.

Форма и длина наводили на мысль о «драгунове» — элитном стрелковом оружии пехотного взвода бывшего Варшавского договора. Не надо большого ума, чтобы разжиться таким на любом ближайшем базаре. Так что вовсе не удивительно было увидеть его в руках местных бандитов. К первому стволу вскоре присоединился второй, идентичный.

Два снайпера, залегших под маскировочной сеткой или брезентом.

Поистине аль-Нахр вознамерился избавиться от конкурента, как тот и предполагал. И подготовил для него подарочек, но не слишком уместный, ибо группы захвата были не в курсе. И предупредить их в настоящее время не представлялось возможным. В полете с парашютом они находились вне зоны действия портативного приемопередатчика Линкса. Чтобы воспользоваться спутниковой связью, потребовалось бы время, к тому же для этого ему пришлось бы вернуться в укрытие. Слишком рискованно и бесполезно. База, как и он, не могла установить с парашютистами связь, пока они находятся в воздухе.

Линкс стал размышлять, откуда эти двое, и вспомнил про автомобиль, оставшийся за воротами. Его не покидала мысль, что он имел шанс помешать им занять позицию в такой непосредственной близости от него.

Линкс снова обшарил всю опушку через прибор ночного видения. Больше ни одного окопавшегося стрелка.

Опять перевел окуляры на дом. Молния. Двое плохих парней по-прежнему в кухне, на самом виду. Один в припаркованной во дворе машине. Он ритмично дергает головой вверх-вниз, должно быть слушает музыку. Гром. Один перед сараем, все тот же. Его дружок сидит в темноте, в глубине постройки. Между метками прицельной сетки Линкс различал его зеленоватый силуэт. Аль-Нахр по-прежнему невидим.

И наконец, еще двое в лесу. Есть ли у них рация? Они не шевелились, кажется, даже не разговаривали. Они так близко от него, он не может промахнуться. С них и надо начинать.

Повод.



O-o-o-o-oh… Stop…



Новая вспышка. Один. Два. В небе грохнуло…



With your feet in the air and your head on the ground…



Даже не совсем заглушило голос певца из «The Pixies»,[15] негромко звучащий в ухе Линкса. Совокупность объектов в зоне его действия определена. Впрочем, ничто не гарантировало, что ему удастся нейтрализовать их всех, не выдав своего местонахождения. Но очень уж ему любопытно испытать хваленый винторез.



Your head will collapse and you’ll ask yourself…



Желание.

Он интуитивно определил положение черепов обоих снайперов. В худшем случае все закончится очень быстро.



Where is my mind…



Потребность.

Одна голова находилась чуть дальше другой. Первый же выстрел заставил ее мгновенно опуститься. Линкс едва различил металлический щелчок затвора винтореза и через мгновение представил себе сокрушительный путь боеголовки, расплющивающейся в черепной коробке жертвы. Осторожно выдохнув, он переместил прицел и выстрелил второй раз. Ружейное дуло другого снайпера дернулось, подскочило и уставилось в небо. Больше оно не двигалось.

Теперь двор.

Сначала автомобиль.



I was swimmin’ in the Caribbean…



Сверкнула молния, и Линкс сосчитал до двух, чтобы выстрелить одновременно с раскатом грома и таким образом замаскировать возможный треск разбитого ветрового стекла.



Animals were hiding behind the rocks…



Многослойное стекло выдержало удар, расколовшись лишь в точке удара. Пассажир прекратил отбивать ритм. Оптический прицел уже скользил к сараю, в глубину сарая. Линкс вдохнул, задержал дыхание.



Except for the little fish…



Указательным пальцем коснулся спускового крючка. Сидящий охранник опрокинулся на бок, к подножию служившего ему сиденьем ящика. Вероятно, падение произвело шум, потому что его товарищ обернулся и с удивлением подошел посмотреть. И тотчас рухнул лицом вниз, сраженный выстрелом в затылок.



Where is my mind…



Последние двое соратников аль-Нахра все еще находились в кухне. Они ничего не заметили. Не мешкая, Линкс поднялся и, пригнувшись, бросился к ферме, направив дуло винтовки в сторону опасности и не отрывая глаз от своих будущих целей.



Way out, in the water, see it swimming…



Неровными перебежками, прерываемыми краткими остановками для скрытого наблюдения, Линкс преодолел отделяющее его от постройки расстояние в сто пятьдесят метров. Попутно он заметил освещенное окошко туалета в дальней части дома. Уж не страдает ли аль-Нахр медвежьей болезнью?

Ему повезло. Чрезвычайно повезло.



And your head on the ground…



Линкс занял позицию стоя позади стенки, в нескольких метрах от кухонного окна, как раз возле отбрасываемого им светящегося пятна, взвел затвор и сосредоточился на помещении. Один из двоих сидящих в кухне был к нему спиной. Другой сидел лицом к окну и маленькими глотками пил чай. На столе стаканы, автомат Калашникова, заварочный чайник, сахар, плеер, какая-то посуда. Сбросить гильзу. Зарядить снова. Линкс перекинул переключатель стрельбы винтореза с одиночных выстрелов на непрерывный огонь.



Your head will collapse…



Тот, что пил чай, умер первым, не издав ни звука.



If there is nothing in it…



Когда следующий залп сразил второго плохого парня, застекленные рамы, выдержавшие первые выстрелы, лопнули и раскрылись.



And you’ll ask yourself…



Застигнутый врасплох, он едва успел приподняться на стуле, чтобы тут же вновь тяжело рухнуть на него.



Where is my mind…



Линкс запрыгнул в кухню через окно и побежал к сортиру. Его шаги гулко отдались в коридоре. Два выстрела, еще один. Деревянная дверь туалета разлетелась в щепы. Линкс бросился на пол и подождал, устроившись спиной к стене возле дверного проема. Аль-Нахр вооружен. Отверстия от пуль свидетельствовали о пистолете большого калибра.

Больше ни звука.



With your feet in the air and your head on the ground…



Линкс изо всех сил сдерживал дыхание. Он не шевелился.

Ни крика, ни слова, ни возгласа. Ни звука радио. Если у ворот еще оставались люди, они не слышали стрельбы йеменца. Слишком далеко, в помещении, к тому же дождь все заглушает. Рано или поздно Сыну Реки придется выйти.

Тишина. Тишина. Тишина.