— Дозвонилась? — спросила она. — Что он говорит?

Маргарет Морэн появилась в проеме, раздвинув створки дверей, и в нерешительности остановилась:

— Телефонистка сказала, что наш дом не отвечает. Он мог выйти, но… ты посмотри, который час. А если и вышел, что же он сделал с Куки? В такое время не возьмет же он его с собой. И напоследок он меня уверил, что из дома — ни шагу. Должен же кто-то быть там с Куки…

Она беспомощно перевела взгляд с Ады на мать, потом на старого семейного доктора — они были ей ближе всех.

— Мне это не нравится. Вам не кажется, что мне лучше отправиться в обратный путь…

Все враз озабоченно запротестовали:

— Сейчас?!

— Господи, ты же только что с автобуса, ты не выдержишь!.

— Ах, Маргарет, подожди хотя бы до утра!

— Да не в этом дело — мне не дает покоя телеграмма. Не знаю почему, но меня мороз по коже продирает, и от этого чувства мне никак не отделаться. Тут не до смеха, тут… пахнет чем-то серьезным. Любой, кто способен на такое… ну, трудно сказать, на что он еще…

— Почему бы тебе не попробовать дозвониться еще разок? — успокаивающе предложил старый доктор. — Может, он уже вернулся. Ну а если не вернулся и тебе по-прежнему не терпится уехать, я отвезу тебя на автовокзал. Моя машина стоит у дома.

На этот раз даже не стали закрывать двери: гости помнили, что шуметь нельзя. Будто сговорившись, все вышли в холл вслед за нею и расположились широким полукругом, в центре которого оказалась Маргарет у телефона. Все молча смотрели на нее. Казалось, будто она устроила общественное прослушивание самого сокровенного горя, подобающего жене.

Голос у нее слегка дрожал:

— Оператор, дайте мне еще раз город. Тот же самый номер — Севилл 7-6262.



Время от времени он слышал резкий топот где-то совсем рядом, вспышки безудержного смеха Куки и ее выкрики: «Я тебя вижу!» — в основном из прихожей.

Прятки — тут уж ничего не поделаешь. Говорят, никогда не меняются только две вещи: смерть и налоги; к ним надо бы добавить и третью — детские игры. Даже эту игру она сумела организовать спокойно, сдержанно, не позволяя малышу чересчур разойтись. Это у нее наверняка профессиональное. Морэну стало интересно, сколько же зарабатывают воспитатели в детских садах. Свое дело она, безусловно, знала.

Один раз наступило подозрительное затишье, растянутое чуть дольше, чем другие паузы в их игре, и, подняв глаза, он увидел, что мисс Бейкер прячется в дверном проеме. Она стояла спиной к Морэну, выглядывая из-за притолоки в холл.

— Готов? — задорно крикнула она.

Ответ Куки донесся неожиданно глухо:

— Еще нет — подождите.

Казалось, она получает от игры не меньшее удовольствие, чем малыш. Вот, наверное, как надо играть с детьми — отдаваться игре целиком. Дети быстро замечают равнодушие. Куки от нее просто без ума, очевидно, ребенок увидел ее совсем в ином свете, не такой, как на занятиях, где ей приходилось держать себя в жестких рамках.

Мисс Бейкер повернулась и обнаружила, что Морэн с одобрением наблюдает за ней.

— Он спрятался в том чулане, что под лестницей, — доверительно сообщила она с огоньком в глазах. И затем более серьезно: — Ему не опасно туда заходить?

— Опасно? — механически повторил Морэн. — Разумеется, нет — там пара старых плащей, больше ничего.

— Готов, — донесся еле слышный голос.

Мисс Бейкер отвернулась.

— Я иду искать, — предупредила она и исчезла из дверного проема так же незаметно, как и появилась в нем.

Он слышал, как сначала мисс Бейкер искала и тут и там — чтобы продлить радость игры. Затем напряглось и заскрипело дерево, послышался приглушенный взрыв ликующего узнавания.

И вдруг прозвучало неожиданно тревожно его имя:

— Мистер Морэн!

Он вскочил и направился к ним. Такой уж был у нее тон: скорее. Пока он до них добрался, она, как ни коротко было разделявшее их расстояние, успела повторить свой призыв дважды.

Она дергала за старинную железную ручку, приклепанную к двери кладовки. Кожа у нее на подбородке и вокруг рта побелела.

— Я не могу ее открыть — видите, именно это я и имела в виду минуту назад.

— Ну-ну, не пугайтесь, — успокоил он ее. — Ничего сложного тут нет. — Морэн взялся за ручку, чуть потянул ее вверх, шпингалет освободился, и тяжелая дубовая панель отодвинулась. Она была встроена под лестницей, по высоте вполовину меньше обычной двери, но несколько шире. До пола она тоже не доставала: внизу находился небольшой порог.

Куки, радостно улыбаясь, вылез наружу.

— Видите, в чем дело? Вы пытались тянуть ее на себя. А она работает на пружинной задвижке, и сначала надо освободить ее, подняв железную скобу вверх, а уж потом отодвигать.

— Теперь я все понимаю. Какая же я глупая, — стыдливо призналась она. И, указав на сердце, помахала рукой перед лицом. — Я не хотела выказывать это перед вами, но я так перепугалась! Уф-ф! Я боялась, что дверь заклинило и он задохнется там, прежде чем мы…

— Ах, простите… весьма сожалею… — засокрушался Морэн, словно это его вина, что в доме есть такая дверь.

Ей, похоже, вдруг захотелось обсудить разные варианты, словно в ней пробудилось какое-то нездоровое любопытство.

— Я полагаю, если бы случилось самое худшее, то вы могли бы моментально взломать дверь.

— Да, — согласился он, — надо было бы только взять какой-нибудь инструмент.

Она, казалось, была удивлена: Морэн заметил, как ее взгляд оценивающе скользнул по его крепкой фигуре.

— Разве вы не могли бы взломать дверь голыми руками? Или вышибить плечом?

Он пощупал косяк, растворил дверь пошире, чтобы мисс Бейкер могла убедиться сама.

— Видите, дуб крепкий. Два дюйма толщиной. Вы только посмотрите. Дом построен добротно, вы знаете. А дверь расположена в неудобном месте: не разбежишься ни с этой стороны, ни изнутри. Из-за вот этого поворота стены не остается никакого пространства. А внутри — из-за лестницы — потолок наклонный: даже во весь рост не встать. Чулан треугольной формы, в виде клина. Попробуйте замахнуться с любой стороны, и ваша рука непременно стукнется о скошенный верх. Или о стену.

Вдруг, к его удивлению, она наклонила голову и шагнула через низкий проем в темноту. Морэн слышал, как она ощупывает толстые стены. Почти тут же она вышла.

— Да, построено крепко! — восхитилась гостья. — Но там очень тесно и душно, даже при открытой двери. Как вы думаете, сколько продержался бы человек, если бы действительно оказался запертым в таком месте?

Его мужское всезнайство пусть раз, но застали врасплох. Вообще-то он никогда прежде не задумывался над этим.

— Право, даже и не знаю… — неуверенно ответил он. — Часа полтора, самое большее — два. — Морэн оглядел чулан с абстрактным интересом и признал: — Да, он довольно герметичен.

Мисс Бейкер брезгливо поморщилась, хотя сама же и завела этот разговор, и поспешила сменить тему. У каждого, в конце концов, бывают странные моменты каких-нибудь ужасных предположений. Она наклонилась, взяла Куки под руки и заставила его переставлять ноги, как механического солдатика.

— Ну-с, уважаемый господинчик. — И повернулась к Морэну: — Как вы думаете, ему не пора в кровать?

Куки воспротивился. Слишком уж было весело, чтобы сдаться вот так — без боя.

— Еще раз! Ну еще один раз!

— Ну что ж, последний раз, но это и все, — снисходительно уступила она.

Морэн вернулся в свое кресло в гостиной. Газету он уже практически прочитал. Полностью. Вплоть до котировки акций, которых у него не было, но которые он подумывал купить. Вплоть до писем читателей на темы, которые его совершенно не интересовали. Вытащил сигару, оценивающе посмотрел на нее, снял обертку и закурил. С неописуемым наслаждением пустил к потолку кольцо небесно-голубого дыма, предаваясь бездумному удовольствию.

Такое блаженство выпадало ему не часто, и он даже толком не знал, что с ним делать. Морэн стал клевать носом. Потом спохватился — положил сигару в стоявшую рядом пепельницу, чтобы не уронить и не прожечь дырку в любимом ковре Маргарет.

На цыпочках, подчеркнуто семеня ножками, как колченогий старик (этому он, вероятно, научился на улице), подкрался Куки, неся папочкины шлепанцы, по одному в каждой руке. С мягким верхом и мягкими же подметками.

— Мисс Бейкер говорит, чтобы ты надел их, тебе будет удобнее, — с присвистом прошептал сын.

— Послушай, это же шикарно. — Морэн просиял. Наклонился и переобулся. — Скажи ей, она меня портит.

Куки удалился на цыпочках, унося его туфли — на толстой подметке, с прочным верхом — с такой же предосторожностью, с какой и вошел, хотя объект его заботы еще явно не спал.

Морэн откинулся на спинку кресла, и когда его голова стала медленно клониться, он не стал ее удерживать. Да, такой девушке… такой девушке место в витрине ювелирного магазина… мммммммммм…



Он, разумеется, желал ей добра, но, Боже, сидеть рядом и выслушивать все, что он говорил, было равносильно изощренной пытке.

— Дас-сэр, я всех вас, троих девиц, принимал на этот свет. Ночь, когда появилась ты, я помню так, будто это было только вчера. А теперь посмотри на себя, сидишь вот, со мной рядышком, выросла, замужем, у тебя свой малыш…

«И мне страшно, ой как мне страшно», — мрачно подумала Маргарет, во все глаза вглядываясь в ночь, желая поскорее увидеть автобус, который, казалось, никак не хочет появляться.

— Глазам своим не верю, дас-сэр. Либо ты слишком быстро выросла, либо я еще недостаточно стар для своего возраста, либо так, либо эдак.

Она улыбнулась грустной улыбкой при слабом свете приборной доски.

— Понимаю, — промурлыкал он. Потом протянул руку, обнял ее за плечо и ободряюще встряхнул. — Понимаю. Ты расстроена, ты тревожишься, тебе хочется быть уже там. Ну, золотко, не надо так переживать. Все будет в порядке, должно быть в порядке, иначе и быть не может! Муж не отвечает по телефону?.. Вздор, он, возможно, у кого-нибудь из соседей, хлещет пиво…

— Я все понимаю, доктор Биксби, но ничего не могу с собой поделать. И все из-за этой проклятой телеграммы. Из-за нее у меня возникает какое-то сверхъестественное предчувствие, и я никак не могу от него отделаться. Кто-то же послал эту телеграмму.

— Естес-сна, естес-сна, — благодушно усмехнулся он. — Телеграммы сами себя не отправляют. Может, какой-нибудь чертов дурак с работы решил отомстить ему… — Но доктор так и не закончил эту мысль, звучавшую не очень убедительно.

Маргарет сидела, глядя на шоссе, — доктор припарковал свой «форд» за автовокзалом.

— Уже поздно, правда? Может, сегодня уже не будет автобусов… — Она поднесла ладонь ко рту, ее пальцы мелко дрожали.

Доктор Биксби добродушно взял ее руку и придавил к ее же коленям:

— Я отучил тебя от этой привычки, когда тебе было семь лет. Ты что, хочешь, чтобы я снова этим занялся? — Он вгляделся в не слишком чистое ветровое стекло. — Автобус. Видишь вон те два огонька на дороге? Дас-сэр, это он, как пить дать.



Что-то мягкое коснулось его ног, и он пробудился. Оторвал подбородок от второй пуговицы сорочки, посмотрел затуманенным взором вниз.

Там, будто мелкий зверек, ползал на четвереньках Куки, чуть ли не елозя головой по полу.

— Все ищешь местечко, где бы спрятаться? — ласково спросил Морэн.

Сынишка поднял взор и мигом поправил отца, неспособного идти в ногу с текущими событиями:

— Сейчас мы уже больше не играем. Мисс Бейкер потеряла кольцо, и я помогаю ей искать его, вот.

Тут откуда-то донесся голос воспитательницы:

— Не нашел, милый?

Морэн окончательно стряхнул сонливость, встал и вышел из комнаты. Вспомнил: когда мисс Бейкер пришла, он обратил внимание на ее кольцо.

Дверь чулана под лестницей была открыта — видимо, там она уже побывала. Слегка согнувшись и положив руки на колени, она тщательно обследовала плинтус на противоположной стороне холла.

— Не знаю, право, как уж оно соскользнуло, что я даже этого не почувствовала, — сокрушалась она. — Ах, оно, вероятно, где-нибудь тут. Мне его мама подарила, на окончание школы, вот почему не хотелось бы потерять его.

— А здесь искали? — спросил Морэн. — Вы заглядывали сюда? Помните, вы же заходили сюда и ощупывали стены.

Продолжая поиски, она, полуобернувшись, бросила небрежный взгляд через плечо:

— Туда я уже заглядывала, но спичек у меня не было, так что…

— Одну минуточку, спички у меня с собой, я посмотрю еще разок… — Он переступил порог, чиркнул спичкой, повернулся спиной ко входу, нагнулся.

Звук захлопнувшейся двери походил на пистолетный выстрел, эхом отозвавшийся в коридоре.

Глава 3

Расследование по делу о смерти Морэна

— Ну, что ты там нашел? Ты у нас, похоже, становишься экспертом по убийствам — которые-не-похожи-на-убийства, — проворчал шеф.

— Разумеется, это было убийство! Ну конечно! Разве в этом можно сомневаться?

— Хорошо, хорошо, только не надо сбрасывать бумаги с моего стола. Ну а Клинг говорит, что люди, которых он бросил на это дело, похоже, не столь в этом уверены, как ты. Вот почему на твое участие в разбирательстве мне потребовалось получить его добро. Он был весьма любезен…

— Что?! — Уэнджер едва не лишился дара речи. — А что же они пытаются сделать — представить, будто он сам себя запер?

Шеф успокаивающе махнул рукой:

— Ну-ну, погоди, не кипятись. Он вот что имеет в виду, причем я понимаю его точку зрения. Миссис Морэн и вправду получила — во всяком случае, утверждает, что получила, — фальшивую телеграмму, подписанную именем ее сестры. К сожалению, никаких следов телеграммы в доме не обнаружено, она исчезла. Так что проследить, откуда она была отправлена, невозможно. Ее ведь могли послать прямо отсюда, из города, а миссис Морэн от волнения не обратила внимания на дату и место отправления. Правда, малыш рассказывает о том, как с ним играла «леди». Но у нас лишь два факта, которые определенно указывают на то, что тут не обошлось без вмешательства взрослого, — перерезанный телефонный провод и записка на одеяле малыша…

Уэнджер презрительно выпятил нижнюю губу.

— А как же замазка?

— Ты считаешь, что ребенок не смог бы добраться с нею до верха двери, так? Нет, Клинг говорит, на этот счет они его уже проверили. Не вмешивались, просто протянули ему замазку и сказали: «Давай-ка посмотрим, как ты замажешь дверь, ты же сделал это на днях». А сами отошли в сторонку и наблюдали за ним. Когда он дошел до высоты, дальше которой не доставал, то подтащил табурет на трех ножках, из-под телефона, взобрался на него и аккуратно заделал щель вверху. Причем, если он сделал это добровольно и без каких-либо подсказок во второй раз, почему же, хотели бы они знать, он не мог это проделать в первый?

— Кхе-кхе! — Уэнджер возмущенно прочистил горло.

— Парни Клинга подвергли его еще одному испытанию. Они спросили его: «Сынок, если бы твой папа зашел туда, что бы ты сделал: выпустил бы его или оставил там?» Он ответил: «Пусть останется и поиграет со мной в прятки».

— Эти ребята что, с ума посходили? Где у них головы? Да, теперь я не сомневаюсь — ребенок и телефонный провод перерезал. И записку написал печатными буквами…

— Позволь мне закончить, хорошо? Они вовсе не собираются утверждать, будто ребенок сделал все это сам. Но они действительно склонны думать, что это несчастный случай. Просто — вполне допускаю — какой-то человек, испугавшись оказаться втянутым в это дело, предпринял неуклюжую попытку замести следы.

Такова версия людей Клинга — и не забывай, она еще не устоялась, ее лишь обыгрывают, пока не подвернется что-нибудь получше. К примеру: у Морэна имелась подружка на стороне. Фальшивая телеграмма была отправлена жене, чтобы обеспечить им свободу действий. Прежде чем женщина пришла, он, будучи один в доме с сыном, стал играть с ним в прятки. Он случайно заперся в чулане, а глупый малыш взял и заделал замазкой дверь. Появляется подруга, а Морэн уже задохнулся. Она теряет голову, смертельно опасаясь за свою репутацию. Укладывает ребенка и оставляет для жены неподписанную записку, приколотую к одеялу. Возможно, пока она все еще мечется там, начинает звонить телефон, и она, боясь снять трубку, еще больше теряет голову и в отчаянии перерезает провод. Они даже предполагают, что бедняжка настолько чокнулась, что, открыв дверь и увидев мертвого Морэна, в панике опять закрыла кладовку — лишь бы оставить все, как было, и даже опять замазала щели, чтобы это напоминало детскую работу, и ничью другую. Иными словами, несчастный случай плюс неумелая попытка со стороны человека с нечистой совестью скрыть свою причастность к нему.

— Фу-у-у! — выдохнул Уэнджер, зажав нос. — Ну а вот мнение на этот счет вашего подчиненного Уэнджера, без лишних слов: дерьмо. Я остаюсь или выхожу из игры?

— Оставайся, оставайся, — неожиданно смешавшись, согласился шеф. — Я свяжусь с Клингом. В конце концов, один раз ошибиться может каждый.



Казалось, они играют в креп — все сидели кружком на корточках, возвышаясь над чем-то в середине на полу. Что это, было не видно из-за их широких спин: во всяком случае, нечто ужасно маленькое. Иногда одна из рук поднималась и в недоумении чесала затылок. Иллюзия была абсолютная. Недоставало только стука — этого извечного языка игры в кости.

У дверей, не принимая участия в происходящем, но внимательно за всем наблюдая, высилась мужеподобная дама-инспектор. Что-то в ее облике противоречило человеческим представлениям о здоровье и эстетике. Смотревшего на нее сверху вниз она обманывала тем, что обещала закончиться раздвоенной, то есть в паре брюк. Но в конце концов она таки оказывалась в длинной юбке, и тогда естественное чувство гармонии восставало.

Уэнджер, появившийся в дверях, постоял, никем не замеченный, вбирая взглядом происходящее, пока ему не надоело. Наконец он прошел вперед, и согбенный конклав распался, обнаружив пигмея среди гигантов. На фоне их мощных фигур Куки казался даже еще мельче, чем был.

— Только не так, только не так, — запротестовал Уэнджер. — Нет, что это вы задумали — подвергнуть такого малыша допросу третьей степени?

— Да кто его допрашивает?

Уэнджер понял, что ошибся. Один из полицейских убрал поблескивающие карманные часы, которые он, очевидно, совершенно безрезультатно раскачивал на цепочке, пытаясь соблазнить малыша.

Инспектор запрокинула голову и заржала как лошадь.

Куки, с той дьявольской быстротой, с какой дети угадывают сочувствие и моментально ему подыгрывают, бросил взгляд на Уэнджера, сморщил по-обезьяньи свою забавную мордашку и принялся издавать умеренные всхлипы, грозившие перерасти в рыдания.

— Ага. Видали? — констатировал Уэнджер, окидывая собравшихся обвиняющим взглядом. — Вы что, не знаете, что дети такого возраста боятся фараонов? Каждый из вас в отдельности для него — натуральный враг, а когда вы собираетесь вокруг все сразу…

— Мы ж все в гражданском, а, ребята? — на полном серьезе возразил один из них. — Он же не видел наших блях, откуда ж он мог знать?

— Эксперт по младенцам, — хихикнул себе под нос другой, когда полицейские направились к двери.

Уходивший последним угрюмо бросил:

— Надеюсь, вам больше повезет, чем нам. Господи Иисусе, да лучше я каждый день буду работать с «медвежатниками», чем с этакой мелюзгой, толкуешь ему, толкуешь, а он даже не понимает.

— Еще как понимает, — буркнул Уэнджер. — Просто подход нужен умелый, только и всего.

Мужеподобная инспекторша, однако, осталась в комнате, хотя польза от нее была сомнительная. Уже в самом начале этой игры обнаружилось, что одна она наводит на «главного свидетеля» больший ужас, чем все остальные вместе взятые. Стоило ей сделать движение от двери — Куки тут же заходился в кошмарной истерике.

Уэнджер подтащил стул, уселся, расставил ноги под прямым углом и посадил на одно колено Куки.

— И опять же мы поиграем в Чарли Маккарти, — язвительно захихикала матрона. — Я даже думаю, что в тот вечер он вообще все проспал…

— А я думаю — он не спал. Занимайтесь своими делами.

Куки уже начал признавать Уэнджера после предыдущих бесед «на коленях». Он благосклонно, а может, даже и небескорыстно улыбнулся ему снизу вверх:

— У вас есть еще леденцы?

— Нет, доктор говорит, что я и так дал тебе слишком много. — Уэнджер принялся за работу. — Кто все-таки заставил твоего папу войти в кладовку, Куки?

— Никто его не заставлял, он сам захотел. Он играл в одну игру.

— На этом самом месте вы уже не раз застревали, — радушно подбросила матрона.

Уэнджер, ощутив вспышку непритворного гнева, что случалось с ним редко, рывком повернул голову:

— Послушайте, сделайте одолжение!

Он набрал полную грудь воздуха — чтобы хватило для того, что, он знал, его ждет.

— С кем он играл в эту игру, Куки?

— С нами.

— Да, но с кем «с нами»? С тобой и еще с кем?

— Я, он и леди.

— Какая леди?

— Леди.

— Какая леди?

— Леди, которая была здесь.

— Да, но какая леди здесь была?

— Та леди, которая… та леди, которая… — И не то чтобы Куки не хотел говорить, просто диалектика всего это дела приводила его в замешательство. — Та леди, которая с нами играла, — вдохновенно заключил он.

Уэнджер уже израсходовал почти все дыхание, которым запасся: с удрученным шипением он выпустил остальное.

— Видите, как он каждый раз уходит? Этому малышу, когда он вырастет, рот будет не нужен.

— Послушайте, Макговерн, я не шучу, если вы сделаете еще хоть одно замечание не по делу, пока я этим занимаюсь…

— А чем вы занимаетесь? — пожелала узнать инспектор, однако вопрос задала предусмотрительно невнятно.

Уэнджер вытащил черную записную книжицу. Снова повернулся к восседавшему у него на колене свидетелю, беспечно покачивающему ножками.

— Ну, послушай, как называлась эта игра?

— Прятки! — с радостной уверенностью заявил Куки. Он уже попал на знакомую территорию.

— Чья очередь была первая?

— Моя.

— А затем чья?

— Затем этой леди!

— А после этого?

— После этого была очередь моего папочки.

— Спектакль с растущими сборами, — тихо пробормотал Уэнджер. Он неразборчиво нацарапал в книжке на свободном колене (другой рукой, согнутой в локте, поддерживая свою ношу): «Обольстили»… Зачеркнул это слово, заменил его на: «Обманули»… Тут же зачеркнул и это, написал: «Заманили в чулан во время игры в прятки».

Расстроенный, поднял взор:

— Что за чертовщина! Это же бессмысленно! Как это незнакомая женщина, которую человек сроду не видел, может запросто войти в дом и добиться того, чтобы взрослый мужчина стал играть с ней в какие-то там игры, — ведь так получается?

Инспектор ядовито прошипела — достаточно тихо, чтобы быть уверенной, что ее не смогут обвинить в том, будто она что-то сказала:

— Еще как. Только не в те игры, которые вы имеете в виду.

Записная книжка ударилась о противоположную стену и, затрепетав страничками, упала на пол.

— Что такое? — спросил Куки, с интересом проследив за ней взглядом. — Книжка что-то сделала, да?

— Одну минуточку, вы считаете само собой разумеющимся, что ребенок никогда ее прежде не видел, так? — попыталась напомнить ему инспектор, рискуя вывихнуть шею.

— Вы же слышали, что он каждый раз говорит! — в гневе закричал на нее Уэнджер. — Я записал это в книжице шесть раз! Прежде она у них в доме никогда не появлялась.

Лицо у Куки снова стало сморщиваться, как у обезьянки.

— На тебя я не сержусь, сынок, — поспешно поправился Уэнджер, успокаивающе гладя его по головке.

И вдруг оно пришло. Куки посмотрел на него с нерешительностью человека, уверенность которого только что поколебали.

— А на кого же вы тогда сердитесь? Вы сердитесь на мисс Бейкер?

— А кто такая мисс Бейкер?

— Та леди, которая играла с нами в прятки…

Уэнджер чуть не уронил мальчика на пол, прямо головой вниз.

— Бог мой, наконец-то я вырвал из него имя! Вы слышали? Ну вот, я даже и не думал…

Вспышка энтузиазма, впрочем, оказалась короткой, лицо у него снова помрачнело.

— А-а, просто она, вероятно, обвела их вокруг пальца. Стала мисс Бейкер, когда переступила порог, и перестала быть мисс Бейкер, едва вышла. Мне б только узнать, под каким предлогом она явилась к Морэну, как добилась, чтобы ее впустили…

— Одна из соседок? — предположила Макговерн.

— Мы уже опросили всех до единой в радиусе шести кварталов. Куки, что мисс Бейкер сказала твоему папе, как только он открыл дверь и впустил ее?

— Она сказала «хэлло». — Он запнулся, очевидно, вовсю стараясь как можно добросовестнее исполнить то, что от него требуется.

— Ну вот, начинается, — беспомощно вздохнула инспектор.

Уэнджер оглянулся на лестницу:

— Интересно, а не поможет ли она… Спросите доктора, в состоянии ли она спуститься сюда, хотя бы на минутку. Скажите ему, что я не хочу допрашивать ее, сами понимаете, лишь хочу посмотреть, не прояснит ли она один момент, который затронул ребенок. Я совершенно ее не задержу.

— Смотрите не нажимайте на малыша, пока меня не будет, — предупредила инспектор. — Мне полагается присутствовать во время ваших бесед.

Вернулась она через пару минут:

— Они не хотели ей разрешать, зато она сама хочет. Сейчас спустится.

Вместе с миссис Морэн шли, поддерживая ее под руки, доктор и няня-сиделка. Вдова двигалась очень медленно. Нет, не там, в чулане, произошло убийство, оно совершалось здесь, сейчас, у него перед глазами.

— Только, пожалуйста… — попросил доктор.

— Обещаю вам, — заверил его Уэнджер.

И сама наполовину мертвая, Маргарет оставалась прежде всего матерью.

— Вы ведь не очень его утомляете, а, офицер?

Она доковыляла до них, наклонилась и поцеловала сына.

Уэнджер уже хотел было отказаться от своей затеи. Но, в конце концов, рано или поздно это пришлось бы сделать.

— Миссис Морэн, я полагаю, никакой мисс Бейкер вы не знаете… Я пытаюсь выяснить, действительно ли есть такой человек или же это всего лишь… Куки только что упомянул какую-то мисс Бейкер…

Вдова смотрела на него, и он раньше доктора и няни увидел, как она изменилась в лице. Еще мгновение назад казалось, что к чувствам, которые она испытала, уже невозможно ничего добавить, а вот поди ж ты… Ко всему прочему ужасу, который уже выпал на ее долю, казалось, добавилась очередная порция кошмара, и он медленно разлился по лицу женщины подобно холодной липкой пленке. Она приложила пальцы к вискам у бровей, как будто боялась, что череп расколется.

— Только не она! — прошептала миссис Морэн.

— Так он говорит, — невольно выдохнул в ответ Уэнджер.

— О, нет-нет!

Он правильно истолковал смысл, который женщина вложила в это поспешно произнесенное «нет»: она не отрицала само существование этой мисс Бейкер, она отрицала обвинение — просто потому, что оно, видимо, показалось ей невероятным.

— Выходит, такой человек есть?.. — мягко настаивал он.

— Это его… — Она без сил указала на Куки, не в состоянии вымолвить хоть слово. Неудержимые слезы, уже не от горя, а от смертного ужаса, хлынули из глаз. — Воспитательница из детского сада.

Если ее горе и стало еще горше, чем оно было до этого, так только оттого, что причиной его оказалась не абстракция, не просто кем-то запечатанная дверь; она обрела имя, материализовалась в человеческий облик, в молодую женщину, которая присматривала за ее мальчиком по нескольку часов в день.

Миссис Морэн упала — не в обморок, просто подкосились ноги. Няня и доктор подхватили ее. Они осторожно развернули несчастную женщину в сторону двери, повели туда маленькими шажками. Сказать она больше ничего не могла, но больше говорить и не надо было. Теперь все зависело от Уэнджера.

Прежде чем дверь закрылась за печальной процессией, доктор, не оборачиваясь, сердито бросил:

— Меня тошнит от вас, ребята.

— Ничего не поделаешь, — упрямо ответил детектив. — Без этого не обойтись.



Она стояла посреди кучки малышей на огороженном участке двора, подальше от более грубых забав старших детей. Они играли. Малыш проходил под аркой из поднятых рук: его брали в плен и раскачивали взад и вперед, а потом шепотом предлагали выбрать одно из двух бесценных сокровищ, после чего — в зависимости от того, что он выбрал, — ставили позади того или другого ведущего. На Одиннадцатой Восточной улице во времена Уэнджера в эту игру никогда не играли, поэтому он не очень-то в ней разбирался.

Ему еще сроду не приходилось выполнять работы противнее сегодняшней. А это еще даже не арест. Вероятно, решил он, расчувствовался из-за этой малышни. Это ведь жестоко, даже мерзко — утаскивать девушку отсюда, чтобы узнать, не она ли лишила человека жизни.

Воспитательница заметила, что он наблюдает за ней, оставила на минутку детей и направилась к нему. Невысокая стройная фигурка, медно-золотистые волосы: молодая, не старше двадцати четырех — двадцати пяти; симпатичная в очках (явно не по возрасту) в черепаховой оправе и еще симпатичнее без них, пусть и несколько простоватая. Умеренно раззолоченная веснушками по высоким скулам. Они ей шли.

— Вы ждете кого-то из ребятишек? — приятным голосом спросила она. — Занятие закончится только через…

Он попросил разрешения пойти к ней без сопровождения — его сопровождал лишь «староста», из детей постарше, — и не объяснил директору, какое у него дело: так, считал он, тактичней.

— Я хотел бы поговорить с вами. — Он хотел все разузнать, не пугая девушку понапрасну. Ведь пока что она — всего-навсего имя, случайно слетевшее с языка ребенка. — Я — Уэнджер, из полицейского участка.

— Ой. — Особого страха она не выказала, просто ее застали врасплох.

— Если не возражаете, я бы хотел, как только вы здесь закончите, чтобы вы поехали со мной и навестили Куки Морэна — вы знаете, сына миссис Морэн.

— Ах да, бедный кроха, — сочувственно вздохнула девушка.

Игра тем временем застопорилась. Дети так и стояли, как прежде, мордашки повернуты к воспитательнице в ожидании указаний:

— Начинать тянуть, мисс Бейкер?

Она вопрошающе глянула на Уэнджера.

— Закончите занятие, — согласился он. — Я подожду.

Она вернулась к своим обязанностям. Предчувствие неприятностей, казалось, совершенно не повлияло на ее отношение к делу. Она быстро хлопнула в ладоши:

— Ну что ж, дети, хорошо. Готовы? Потяну-у-ули!.. Ну-ну, не слишком сильно… Послушай, Марвин, ты же оторвешь Мегги рукав…



В классе, уже после того как она усадила детей в школьный автобус и отправила по домам, Уэнджер смотрел, как девушка убирает со своего стола, аккуратно складывая вещи в выдвижной ящик.

— А эти рисунки для раскрашивания, которые они для вас делают — вроде тех, что у вас тут, — разве они не забирают их домой каждый день?

Праздный вопрос мужчины, стоявшего и наблюдавшего за чем-то для него непривычным. Во всяком случае, прозвучал, вопрос именно так.

— Нет, они забирают их по пятницам. За неделю рисунки накапливаются, а в конце недели мы освобождаем их столики, и малыши уносят рисунки, чтобы показать родителям, каких успехов они добились. — Она весело засмеялась.

Он взял наобум одну из раскрашенных картинок. Крупная малиновка, сидящая на ветке. Он усмехнулся в притворном восхищении.

— Образец прошлой недели или этой? — Еще один из праздных вопросов, заданный просто для того, чтобы поддержать разговор, пока дама поправляет шляпку.

— Этой, — оглянувшись, ответила мисс Бейкер. — Пополуденное задание в понедельник.

Вечер в понедельник был как раз вечером, когда…

До дома Морэнов они ехали на такси. Из них двоих Уэнджер чувствовал себя даже более неуверенным и все сидел, мрачно уставившись в окно со своей стороны.

— Вы везете меня по полицейскому делу или это… э-э… акт милосердия? — несколько смущенно спросила она наконец. Смущение не было вызвано чувством вины, просто сказывалась неуверенность, ибо она не знала, что от нее хотят.

— Это всего лишь формальность, не обращайте внимания. — Он снова глянул в окно такси, словно его мысли были где-то далеко-далеко. — Кстати, вы были тем вечером у Морэнов? — Даже приложи он максимум усилий, ничего более неуместного, чем этот вопрос, у него не получилось бы.

Не то чтобы Уэнджер был излишне тактичен или пытался избежать разговора всерьез: просто ситуация пока что не давала поводов для более жесткого обращения. Он превысил бы свои полномочия.

— У Морэнов?! — В полнейшем удивлении девушка выгнула брови дугой. — Господи Боже мой, конечно, нет!

Он не повторил свой вопрос, она тоже промолчала. Достаточно было по разу и того и другого. Ее слова занесли в протокол.



Уэнджер присутствовал на множестве очных ставок, но, пожалуй, никогда еще не видел такой драматичной, как эта. С одной стороны — мисс Бейкер, столь беззащитная против ребенка. С другой — ребенок, столь беззащитный против всего мира взрослых.

Он так ей обрадовался, когда Макговерн ввела его.

— Хэлло, мисс Бейкер! — Он побежал ей навстречу через комнату, обхватил ее за колени и заглянул в лицо. — Я не смог прийти сегодня в школу, потому что мой папа уехал. Вчера я тоже не мог прийти.

— Знаю, Куки. Мы все по тебе скучали.

Она повернулась к Уэнджеру, будто желая спросить: «Ну, и что же мне полагается делать?»

Тот опустился на корточки и постарался, чтобы голос у него звучал тихо и чтобы его уверенность воодушевляла малыша:

— Куки, ты помнишь тот вечер, когда твой папа зашел в чулан?

Куки поспешно кивнул.

— Это та леди, которая была здесь с тобой?

Они ждали.

Наконец ей пришлось напомнить самой:

— Была я тогда с тобой, Куки?

Казалось, он так и не ответит. Для взрослых, находившихся в комнате, напряжение стало почти невыносимым.

Она сделала глубокий вдох, взяла его ручку в свои.

— Была ли мисс Бейкер здесь с тобой в тот вечер, когда твой папа пошел в чулан, Куки? — спросила она.

На этот раз ответ раздался так неожиданно, словно чуть ли не выскочил из малыша.

— Да, мисс Бейкер была здесь. Мисс Бейкер поужинала с папой и со мной, вот — помните? — обращался он прямо к ней, а не к остальным.

Девушка медленно выпрямилась, в замешательстве качая головой:

— О нет… я не понимаю…

Их лица как бы сомкнулись вокруг нее. Никто ничего не сказал.

— Но, Куки, посмотри на меня…

— Нет, пожалуйста, не пытайтесь на него воздействовать, — вежливо, но решительно вмешался Уэнджер.

— А я и не пытаюсь… — беспомощно ответила она.

— Подождите меня за дверью, хорошо, мисс Бейкер? Я сейчас к вам выйду.

Когда он вскоре вышел к ней, девушка сидела в кресле у окна, одна. Правда, в соседней комнате некий мужчина занимался каким-то делом, только она этого не знала. Щелкала замком на сумочке, открывая и закрывая ее. Но посмотрела Уэнджеру прямо в глаза:

— Не могу этого понять…

Он ничего не стал ей объяснять.

Слова ребенка тоже занесли в протокол, вот и все.

Уэнджер прихватил с собой и показал ей раскрашенный рисунок. Крупная малиновка на ветке.

— Вы уже говорили мне, что именно этот образчик вы давали им для раскрашивания в понедельник пополудни. И что они приносят рисунки домой только раз в неделю, по пятницам.

Мисс Бейкер смотрела на рисунок гораздо дольше, чем это нужно для простого опознания. Он подождал немного, потом сложил листок и убрал его.