Икона плачущей Богородицы

Когда Петр был еще ребенком, старшие сестры повели его к собору Покрова Пресвятой Богородицы, который называли еще и Василием Блаженным, в память о знаменитом юродивом, долгие годы обретавшемся в этом храме. Однако к тому времени юродивый давно умер, а повели Петра смотреть на еще одно чудо – образ плачущей Богородицы. Петр увидел, как в небольшом окне, под высоким крыльцом в собор, появился затворник и, держа в руках икону Богородицы, стал произносить проповедь. Когда говорил он о грехах и призывал людей, стоявших под его настежь раскрытым окном, покаяться, то все видели, как Богородица плачет и слезы катятся по ее щекам.

Петр смотрел и на икону, и на лицо бородатого затворника и вместе со всеми страшился и удивлялся тому, что Богородица плачет.

Через много лет по пути из Москвы в Петербург Петр отстоял литургию в Иверском монастыре, а потом зашел к архимандриту – настоятелю монастыря. Внимательно присмотревшись к нему, Петр узнал в архимандрите того затворника, которого видел много лет назад в окне собора Василия Блаженного с плачущей Богородицей руках.

– Лицо твое мне знакомо, – сказал Петр, – не был ли ты много лет назад в Москве?

– Нет, государь, я там не был и тебя вижу впервые, – ответил архимандрит.

Тогда Петр попросил всех, кто был рядом, выйти из кельи. Оставшись наедине с царем, архимандрит упал на колени и повинился во лжи, признавшись, что он был затворником и проповедовал, показывая образ плачущей Богородицы.

Петр велел архимандриту выйти к своей свите и к иеромонахам, ожидавшим их в Гостевой палате, и честно признаться, каким образом учинил архимандрит то самое «чудо».

Опустив глаза, архимандрит рассказал, как он проделал все это:

– Я сделал в доске, прямо против глаз Богородицы, две лунки и положил в них губку, смоченную водой. Затем я обклеил доску с обратной стороны китайкой (так называлась ткань, привозимая из Китая), и мой обман становился, таким образом, уже никому не видимым. Потом я проколол глаза Богородице тонкой иглой, и когда держал икону в руках, то нажимал на ткань пальцами, и вода из губки просачивалась сквозь маленькие дырочки в глазах. Таким образом набрал я много денег и потом ушел в монастырь, став затем и архимандритом.

Царь, учтя чистосердечное признание настоятеля, оставил его на прежнем месте, а тот чудотворный образ велел забрать в Синод, чтобы не был он, как сказал Петр, «и впредь орудием корыстолюбия монахов и народного обмана и суеверия».



«Чудо» с несгораемой тканью

Другой случай, когда Петр разоблачил чудеса обманщиков-монахов, произошел после того, как он вернулся из первого своего путешествия за границу. Случилось так, что в то самое время, в 1697 году, когда Великое посольство находилось в Западной Европе, в Москву приехал монах-грек и привез с собою кусок ткани, который выдавал за часть сорочки Пресвятой Богородицы. Вдохновенно, с горящими глазами рассказывал монах, с какими трудами, пройдя через какие опасности, приобрел он эту бесценную святыню, место которой только в России, сияющей благочестием и верой.

Слухи об этом дошли до оставшейся в Москве жены Петра Евдокии Федоровны, в девичестве Лопухиной, и она, верившая всяким чудесам, велела привести к ней монаха и принести чудесную ткань.

Евдокия Федоровна позвала во дворец патриарха, нескольких других князей церкви и собственных приближенных. Владелец куска ткани предложил положить его на горящие угли и уверял, что огонь святыне не страшен.

Так и сделали, и увидели, что ткань раскалилась, как железо, но когда ее сняли с углей и остудили, то она предстала невредимой, покрывшись сверху белым налетом, подобным снегу.

Все присутствующие пали на колени и стали целовать чудесную ткань, потом ее положили в богатый ковчег и отнесли в церковь. Монах же, получив огромные деньги, уехал восвояси.

Когда Петр вернулся из-за границы в Москву и узнал о случившемся, то велел принести чудесную ткань и, с самого начала подозревая обман, удостоверился, что этот кусок был сделан из так называемого амианта, или, как его называли в России, каменного льна, первого несгораемого материала.



Легенда о сметливом дьячке

Однажды Петр I зашел посмотреть, как идет строительство большой суконной фабрики, которую строил московский купец Сорокин. Осмотрев строительство, Петр зашел в дом к Сорокину и заметил, что жена его в положении на последних месяцах.

Довольный осмотром строительства и радушным угощением, Петр предложил стать крестным отцом будущего ребенка. Через месяц Сорокин пришел к царю и попросил Петра назначить день и время крестин. Договорились, что царь приедет завтра к 12 часам дня домой к Сорокину. Петр приехал точно в назначенное время, застал хозяев дома, но попа не было.

Петр уехал, но велел передать попу, чтобы тот пришел к нему в воскресенье в 11 часов дня.

Поп, получив распоряжение царя, очень испугался, но все же решил идти к Петру с повинной.

– Ты отчего не явился к Сорокину крестить ребенка? – спросил его Петр грозно.

Поп же не пришел оттого, что подумал, что купец обманывает, будто сам царь будет на крестинах и станет Сорокину кумом, но в том не сознался, а соврал:

– Занят был, Ваше Величество!

– А вот отправлю-ка я тебя в Соловки, тогда будешь знать! – Поп упал на колени и взмолился не губить его ради жены и многих детей.

– Хорошо, – ответил царь, – тогда приходи ко мне ровно через неделю и отгадай три загадки: первую – сколько верст от земли до неба; вторую – чего я стою, и третью – что я думаю? Отгадаешь – помилую, не отгадаешь – поедешь в Соловки.

Поп пробегал всю неделю, надеясь получить хоть от кого-нибудь совет, что делать, и наконец спросил, как быть, у своего брата-дьячка.

Братья были очень похожи друг на друга, и дьячок вызвался пойти к царю в той же рясе, в какой уже был у Петра его старший брат.

– Отгадал? – спросил Петр.

– Отгадал, Ваше Величество, – ответил дьячок.

– Ну, сколько верст от земли до неба?

– 240 миллионов верст.

– Врешь!

– Велите проверить и сосчитать.

– Ну хорошо. А сколько я стою?

– 29 сребреников.

– Так мало?

– Христос, Царь Небесный, был продан за 30 сребреников, а ты, царь земной, должен стоить менее.

Петр рассмеялся, довольный.

– А что я думаю, того уж ты, верно, никак не угадаешь.

– Отчего же? Угадаю, конечно. Ты думаешь, что перед тобой стоит поп Семен, а на самом деле – его брат, дьячок Каллистрат.

Петр велел написать митрополиту, чтоб немедленно посвятил Каллистрата в священники.

Следует заметить, что такого рода легенда существует и в других странах и ее героями являются сметливые простолюдины – купцы, монахи, солдаты.



Башмаки кузнеца Петра Алексеева

Однажды Петр I приехал на железоделательный и чугунолитейный завод Вернера Миллера и там пошел в ученики к мастерам кузнечного дела. Вскоре он уже хорошо стал ковать железо и в последний день своей учебы вытянул 18 пудовых полос железа, пометив каждую полосу своим личным клеймом.

Окончив работу, царь снял кожаный фартук и пошел к заводчику.

– А что, Миллер, сколько получает у тебя кузнец за пуд поштучно вытянутых полос?

– По алтыну с пуда, государь.

– Так заплати мне 18 алтын, – сказал царь, объяснив, почему и за что именно должен Миллер заплатить ему такие деньги.

Миллер открыл конторку и вынул оттуда 18 золотых червонцев.

Петр не взял золото, а попросил заплатить ему именно 18 алтын – 54 копейки, как и прочим кузнецам, сделавшим такую же работу.

Получив свой заработок, Петр купил себе новые башмаки и потом, показывая их своим гостям, говорил:

– Вот башмаки, которые я заработал своими собственными руками.

Одна из откованных им полос демонстрировалась на Политехнической выставке в Москве в 1872 году.



«Сноснее дурак из низкого рода, нежели из знатного»

Ближний боярин царя Алексея Михайловича князь Иван Борисович Репнин более всего гордился этим своим званием и не принимал никаких иных от царя Петра.

Петр, ненавидевший чванливость и спесь, сказал однажды любимому своему денщику Павлу Ивановичу Ягужинскому:

– Хочешь сегодня же получить знатный подарок?

– Кто бы этого не хотел? – ответил Ягужинский.

– Ну, тогда поезжай к больному старику Репнину и от моего имени справься о его здоровье. Да сумей угодить его старинной боярской суетности.

И затем рассказал, как следует польстить боярину.

Ягужинский, приехав к усадьбе князя, оставил лошадь у ворот и вошел во двор, сняв шляпу, а затем просил слугу сообщить боярину, что прислан царем узнать о здоровье его сиятельства.

Репнин велел позвать Ягужинского в дом, но тот отвечал слуге, что недостоин видеть такого знатного боярина, и лишь на третье приглашение вошел в дом, беспрерывно кланяясь.

Затем он прошел в покои, но дальше порога не шел, кланяясь боярину в пояс и, не соглашаясь сесть, продолжал стоять у самой двери.

На все вопросы князя Ягужинский отвечал крайне почтительно, всякий раз низко кланяясь.

– Я похвалю тебя государю, – сказал растроганный старик. Ягужинский поклонился в ноги и сказал, что он всю жизнь будет хвалиться тем счастьем, какое выпало ему сегодня, когда он удостоился увидеть столь знатного вельможу – князя и боярина.

– Что же, ваше сиятельство, прикажете передать государю? – спросил он напоследок, еще раз поклонившись.

– Скажи, друг мой, что мне, слава Богу, лучше, – проговорил вконец растроганный князь и велел дворецкому дать посланцу царя мешочек с червонцами, вызолоченный кубок и золотую чару, а в нее и высыпать те червонцы.

Когда же все это принесли и князь стал вручать подарки, то Ягужинский сказал, что он их недостоин, но возьмет только из уважения к князю и чтобы отказом его не обидеть.

– Ну вот, видишь, – сказал ему Петр, – я же говорил тебе, что сегодня ждет тебя знатный подарок. – И добавил: – Я почитаю людей, доставивших себе знатность своими заслугами, и уважаю их потомков, каковыми являются и Репнины. Но и тот, однако же, из потомков знатных родов заслуживает презрение мое, чье поведение не соответствует его предкам. И в моих глазах сноснее дурак из низкого рода, нежели из знатного.



«Я держу свое слово»

Однажды Петру I донесли, что в Москве живет очень ловкий стряпчий, прекрасно знающий все законы и даже дающий за деньги советы московским судьям в особо трудных случаях. Петр решил с ним познакомиться, и тот так ему понравился, что царь назначил его судьей в Новгород. Отправляя на место службы нового судью, Петр сказал, что верит в него и надеется, что он будет справедливо судить и ничем себя не запятнает.

А между тем вскоре дошло до царя, что его ставленник берет взятки и решает дела в пользу тех, кто подносит ему подарки и деньги.

Петр произвел строгую проверку, убедился в виновности судьи и только после этого призвал его к себе.

– Что за причина, что ты нарушил данное мне слово и стал взяточником? – спросил он судью.

– Мне не хватало твоего жалованья, государь, – ответил судья. – И я, чтобы не залезать в долги, стал брать взятки.

– Так сколько же тебе нужно, чтоб ты оставался честным и неподкупным судьей? – спросил Петр.

– По крайней мере вдвое против того, сколько получаю я теперь.

– Хорошо, – сказал царь, – я прощаю тебя. Ты будешь получать втрое против нынешнего, но если я узнаю, что ты принялся за старое, то я тебя повешу.

Судья вернулся в Новгород и несколько лет не брал ни копейки, а потом решил, что царь уже обо всем забыл, и по-прежнему стал брать подношения. Узнав о его новых прегрешениях, Петр призвал виновного к себе, изобличил в содеянном и сказал:

– Если ты не сдержал данного мне, твоему государю, слова, то я сдержу свое.

И приказал судью повесить.



Царь, судья и девять разбойников

В 1697 году Петр I заболел так сильно, что многие опасались за его жизнь. Да и сам царь не был уверен в благополучном исходе болезни. А надо заметить, что в ту пору существовал обычай на одре болезни прощать преступников. Это делалось для того, чтобы прощенные молились за здравие своего благодетеля и Бог, услышав их жаркие молитвы, послал бы тому исцеление.

В церквях совершались молебны за здравие государя. Все жители вокруг знали о болезни царя. Пользуясь случаем, один судья решил попросить у больного аудиенции, чтобы представить к помилованию девять разбойников, приговоренных к смерти.

Петр принял судью и выслушал не только приговоры, но попросил и рассказать о том, за что эти люди приговорены к смерти. Когда судья выполнил просьбу больного, то Петр ужаснулся жестокости содеянного и сказал:

– Ты же судья! Подумай, могу ли я простить этих злодеев, преступив через закон и правосудие? Наконец, примет ли Бог их молитвы за мое здравие? Ступай и вели их казнить. Я больше надеюсь на то, что Господь окажет мне милость за мое правосудие, чем на то, что он сохранит мне жизнь за неправедное решение.

Приговор был исполнен, а царь Петр вскоре поправился.



Перст судьбы

После подавления стрелецкого бунта 1698 года одна из женщин, у которой в бунте принимали участие три ее сына и все трое были схвачены, умоляла Петра оставить им жизнь. Петр отказал ей, так как вина их была доказана, а преступления, ими совершенные, карались смертью.

И все же несчастная мать вымолила у царя жизнь одного из них – самого младшего. Царь разрешил ей попрощаться с двумя приговоренными к смерти и забрать из тюрьмы младшего.

Мать долго прощалась с сыновьями и наконец вышла с помилованным сыном на волю. И когда они уже прошли ворота тюрьмы, ее сын вдруг упал и, ударившись головой о большой камень, умер мгновенно.

Петру донесли о случившемся, и он был настолько сильно поражен этим, что впоследствии очень редко миловал преступников, если их вина была достаточна и очевидна.



Случай на пиру у Лефорта

С. А. Чистякова приводит в своей книге такой эпизод:

«Печальные события в царском семействе и кровавая расправа с стрельцами держали Петра в постоянном раздражении, которое иногда переходило в порывы бешенства. Так, 14 сентября на пиру у Лефорта Петр начал нападать на Шеина и бранить его за то, что он в полковники и офицеры производит за деньги; Шеин защищался; Петр выскочил из-за стола и выбежал из комнаты, чтобы справиться, сколько офицеров и полковников он произвел за деньги. Не узнав ничего, Петр возвратился в страшной ярости, эфесом шпаги ударил по столу так, что все стаканы и тарелки задребезжали, и воскликнул:

– Вот точно так я разобью и полк твой, а с тебя сдеру кожу!

Князь Ромодановский и Зотов попытались защитить Шеина; но ярость Петра от этого только усилилась; он бросился на них, Зотова ударил эфесом по голове, так что он зашатался, а Ромодановского рубанул по руке, сильно ранил и чуть не отрубил всех пальцев. Шеин наверное был бы убит на месте, если бы Лефорт не удержал разгневанного Петра. Все вскочили со своих мест, бледные от ужаса; но молодой царский любимец Александр Меншиков, или, как его звали, Алексашка, не потерялся, ласково и успокоительно заговорил с Петром, умел успокоить его, и минуту спустя как ни в чем не бывало Петр пригласил всех остальных садиться и пропировал с ними до утра».