Эдуард Скобелев
Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека
От автора
В этой книге собраны, рассказы о трех верных друзьях, трех мужественных и честных товарищах, некогда живших, а может, еще и поныне живущих среди нашего народа, — кто знает?
Записывая рассказы от разных людей, я стремился сохранить в них колорит времени и не ставил перед собой задачи дать последовательное жизнеописание, восстановить хронологию событий, устранить противоречия в характерах и поступках героев: такой подход потребовал бы сносок, пояснений и экскурсов в историю, которая, как известно, петляет чаще, нежели весенний ручей на деревенской улице.
Сказать по правде, я не знаю в точности, кто такие герои моей книги — люди или куклы: ведь среди людей так много кукол, а среди кукол, как всякий знает, встречаются чудесные создания, которые ничуть не хуже настоящих людей.
Дочитав до конца книгу, вы составите обо всем этом собственное и, пожалуй, единственно верное заключение.
Чосек обмишулился
Собираясь с домочадцами в гости к родственникам в Киев, пан Гымза попросил Чосека покараулить его квартиру.
— Разрешаю пользоваться только туалетом и ванной, — сказал он. — В комнаты не входи, чтобы не испачкать ковров!
— Я же не чушка, — обиделся Чосек.
— Я тебе плачу и заткнись! — заорал пан Гымза. — Разве мало тебе удобств? Вот настоящая ванна: в ней можно полежать, если кости ломит!
Как только пан Гымза уехал, Чосек забрался в ванну. Лег и лежит.
— Что с тобой? — удивился пан Дыля. Он вместе с Чосеком и Гонзасеком перебрался в квартиру пана Гымзы из шалаша близ городской свалки. — Что ты делаешь? Ты же простудишься!
— Кости ломит, — объяснил Чосек. — А ванна помогает. Миллионеры знают, что говорят.
— Глупый ты, глупый, — покачал головою пан Дыля. — Чтобы кости погрелись, нужно пустить горячую воду…
Мягкий вагон
Пан Гымза дал телеграмму из Киева: «Встречай завтра мягком».
— Ну и жадина! Нет бы назвать день приезда, номер поезда и вагона! — сказал пан Дыля.
— Не будем огорчаться, — сказал Гонзасек, — будем встречать каждый день. Едет он в мягком вагоне, а мягкий вагон в поезде бывает только один.
Утром побежали на вокзал — к приезду киевского поезда. Пан Дыля и Гонзасек встали в сторонке, чтобы не попадаться на глаза пану Гымзе, и Чосек стал искать мягкий вагон. Подойдет к вагону и щупает. Какой ни пощупает — все железные, твердые.
Когда люди повыходили из вагонов, Чосек вернулся к друзьям.
— Видно, пан Гымза не приехал. Я обошел все вагоны, ни одного мягкого.
— Да вот же он, мягкий, перед нами, — воскликнул пан Дыля. — И написано: «Мягкий». Значит, с мягкими сиденьями. А снаружи он такой же, как все…
И тут показалось семейство пана Гымзы. Все шли друг за дружкой важно, вперевалочку, как гуси через дорогу. Чосек бросился помочь поднести вещи, но пан Гымза брезгливо скривился:
— Прочь, шантрапа! Я лучше найму носильщика, чем позволю твоим грязным рукам прикасаться к моей клади!..
Понурый Чосек поплелся вслед за рассерженным хозяином.
— Что же ты не встретил меня у вагона? — закричал пан Гымза, войдя в дом. — Я разволновался и исполнил роль носильщика и таксиста. Я плачу тебе за работу три рубля. За десять дней моего отсутствия тебе положено рубль пятьдесят копеек. Стало быть, рубль пятьдесят ты мне еще должен. Сейчас же заплати долг и убирайся прочь!
Чосек потоптался у порога и тихо сказал:
— До свиданья.
— Мне не «до свиданья» нужно, а рубль пятьдесят! И пан Гымза так треснул Чосека по спине, что тот взвыл и бросился наутек…
Странные воры
Через неделю после того случая пан Гымза возвращался от свояка Шепелевича. Он был не в меру весел, насвистывал и разговаривал с полночной луной.
— Только посмей спрятаться, хрычовка, я тебя гвоздями приколочу!
И вдруг, уже почти у самого дома, из-за деревьев выступили три фигуры в масках.
— Стой, пан Гымза! — раздался хриплый голос. — Стой и не пытайся кричать, иначе тебе каюк!
От неожиданности у пана Гымзы отнялся язык.
— Что вам от меня надо? — наконец пролепетал он. — Я честный человек, грабители могут найти у всякого другого куда более увесистый кошелек!
— О кошельке и речь. За тобой водится должок сироте. Нужно немедля вернуть его. Чувствуешь ли ты раскаяние?
— Никого я не обижал и никакого долга возвращать не намерен, — осмелев, заявил пан Гымза. — Да и нет при мне кошелька.
— В таком случае я нашел его, — сказал один из налетчиков, подбрасывая кошелек.
Пан Гымза узнал его: блеснули белые жемчужины, которыми он был украшен.
— Мой кошелек, — закричал он. — Вы вытащили его у меня из кармана!
— Но ты же сам сказал, что у тебя нет при себе кошелька.
— Сказал, но кошелек был!
— Значит, ты нечестный не только на руку, но и на язык, — заключил все тот же налетчик, открыл кошелек и ловко вытащил из него какие-то деньги.
— На помощь! — заорал пан Гымза. — Кара-ул!.. На помощь, однако, никто не прибежал, как было в прежние времена, и грабители преспокойно скрылись.
Дома пан Гымза несколько раз пересчитал оставшиеся в кошельке деньги. Недоставало ровно полтора рубля.
«Странные воры, — обрадовался Гымза. — Вернее сказать, дураки… Однако у свояка Шепелевича я так поздно больше задерживаться не буду. Даже ради жареного барашка…»
Пузыри
Пан Гымза держал гостиницу. Гостиница была задрипанная, полная клопов и тараканов. С постояльцами, несчастными и бедными людьми, постоянно происходили курьезные истории.
Однажды к пану Гымзе прибежали и сказали, что один из постояльцев умирает. Вызвали доктора, но несчастный отказывается от его услуг, так как у него нет ни копейки денег, чтобы расплатиться.
Пан Гымза пришел к постояльцу, понаблюдал за ним и сказал:
— Ему нужен не доктор, а свежий воздух.
— Я умираю, — простонал человек и вдруг отрыгнул лиловый мыльный пузырь.
— А мое мыло зачем сожрал? — угрожающе спросил пан Гымза. — Отвечай!
— Меня убедили, что мыло выводит радиацию, — жалобно признался человек. — Извините, — и опять отрыгнул лиловый пузырь.
Пан Гымза, тотчас смекнув, что может заработать на чужой беде, стянул беднягу с постели и поволок на улицу.
Собрались зеваки.
— Удивительный аттракцион! — объявил пан Гымза. — Свежие лиловые пузыри! Сеанс — десять копеек!
Кто-то подал монету. Пан Гымза надавил на живот несчастного и тот отрыгнул лиловый пузырь. Пузырь покачался подле носа пана Гымзы и улетел вверх.
Люди засмеялись. Нашелся еще желающий посмотреть вблизи на необыкновенный пузырь, потом еще и еще…
Денежки совали со всех сторон. Пан Гымза сжимал своего постояльца, как гармошку, и тот отрыгивал пузырь за пузырем.
Так продолжалось довольно долго, человек стонал и махал руками, но пан Гымза не давал ему передышки.
— А мыло сколько стоит, паршивец? — тихо переспрашивал он.
Увидев все это, Гонзасек приблизился к пану Гымзе и прошептал ему на ухо: «Вы не хотите выслушать несчастного. Он говорит, что вот-вот пустит пузыри иного свойства и с другого совсем конца. Прекратите фокусы, иначе вас ославят на весь город! Вас исключат из клуба миллионеров и не будут больше знакомить с уловками, помогающими вам уклоняться от уплаты многих налогов!»
Пан Гымза был озадачен и отпустил бедного человека.
На воздушном шаре
Пан Гымза задумал сделать себе рекламу. Купил где-то воздушный шар и написал на нем: «Лучшие гостиничные номера — у пана Гымзы!»
Когда шар подняли в воздух над городской площадью, оказалось, что никто из людей прочесть надписи не может, и, стало быть, затея бесполезна. А стоила она, конечно, немалых денег.
Но изобретательный пан Гымза нашел выход. Он позвал пана Дылю, Чосека и Гонзасека:
— Друзья, я знаю, что вы безработные, и хочу помочь вам. Видели воздушный шар над площадью?.. Можете покататься, я не жадный… Я приделаю снизу небольшую корзину. Человеку, вроде меня, в корзине делать нечего, шар его не поднимет, а вы хлопцы некостистые, легкие, как куча хвороста, полезайте в корзину. Я дам вам мегафон. Будете кричать в него с высоты: «Лучшие гостиничные номера — у пана Гымзы! Кто не богат, но хочет комфорта, селитесь в гостинице пана Гымзы!» За день работы в корзине я заплачу каждому по рублю, если вы явитесь за деньгами в течение суток… Идет? По рукам?
Друзья молчали.
«Ну, конечно же, — рассуждал про себя Чосек, — мошенник заботится о себе, беднякам он платит копейки…»
«Рекламировать гостиницу прохвоста — недостойное занятие, — размышлял пан Дыля. — Какой «комфорт», когда в номерах полно клопов и тараканов, а из общей кухни постоянно несет дохлятиной. Кроме того Гымза подмешивает в пиво стиральный порошок — ради пены. А однажды сказал при всех: «У меня в корчме не подохнут, я не позволяю никому засиживаться, а если протянут ноги в другом месте, это меня не касается…»
«Нечистое дельце, — соображал Гонзасек. — Проторчать целый день в корзине черт знает на какой высоте? А дождь? А ветер? А если лопнет воздушный шар? Или оторвется?.. Лучше впроголодь, да на родной земле…»
— Не нравится мне ваше молчание, — нахмурился пан Гымза. — Близится зима, и вы, конечно же, опять прибежите ко мне просить чаю и хлеба, а может, и места в ночлежке для бездомных. Я добрый человек, но лишь тогда, когда втройне платят за мое добро.
— Ладно, — махнул рукой пан Дыля, — где наша не пропадала? Так и быть, посидим в корзине, поорем в мегафон…
Сказано — сделано. Через час приятелей подняли над площадью.
Узнав, что в корзине сидит пан Дыля, горожане толпами повалили на площадь. С тех, кто хотел протиснуться поближе, пан Гымза брал по рублю.
— Что мы наделали, братцы, — охал Чосек, — тут же собачий холод и ветер! К вечеру мы охрипнем и простудимся. Нас нужно было бы опускать каждый час и поить горячим чаем с медом да угощать кулебякой.
— Что такое кулебяка? — спросил Гонзасек.
— Не знаю, но думаю, что-то очень вкусное. Кухня прошлых времен. Однажды я слышал, как один богатый человек сказал про кого-то: «Ему подали стерлядь с кулебякой, а кулебяка была с вязигой». Наверно, вкус необыкновенный… Хорошеют времена, прибывает свободы, и прежнее кажется сказочным сном…
— Н-да, — промолвил хмурый пан Дыля. — Я бы никому не рекомендовал загреметь с такой высоты. Корзинка-то наша, черт бы побрал этого Гымзу, держится всего лишь на двух тонких бечевках…
Стали по очереди кричать в мегафон заготовленные слова, и в толпе внизу тоже что-то кричали, грозя кулаками и махая шляпами.
Чосек вскоре охрип и приуныл, зато Гонзасек оставался бодр и весел и то и дело подбадривал своих товарищей.
— Да здравствует пан Гымза! — гремел он в мегафон. — К тем, кто ночует в его гостинице, возвращается бодрость и молодость! Тот, кто обедает в его харчевне, непременно переходит на диету! А что такое диета? Это та же бодрость и та же молодость!..
— Послушай, дружище, — пан Дыля отнял мегафон у Гонзасека. — Ты выкрикиваешь от себя, к тому же весьма двусмысленное, так что вместо нищенской платы мы можем схлопотать богатые тумаки. Стоило ли так рисковать?
Народу на площади все прибывало. Сгустились сумерки, и снизу начали стрелять ракетами, чтобы осветить воздушный шар. Чосек испугался, что ракета пробьет оболочку шара и тогда все погибнут.
Но тут пошел дождь, и народ стал расходиться. В корзине все приободрились, хотя промокли до нитки.
— Сейчас будут спускать, — сказал Чосек. — Кажется, я слышу, что уже крутят ворот… Предлагаю: немедля потребовать свои денежки и идти в кафе «Трынь-трава» — выпить горячего чаю. Может быть, со школьной булочкой, которая раньше стоила всего пять копеек.
— У Чебуракера чаю теперь не подают вовсе, — сказал Гонзасек. — С тех пор как вернулся его брат из Мексики и купил оба банка нашего города, там продают одну мексиканскую водку по двести рублей.
— Кто же покупает дрянь по таким ценам? — присвистнул Чосек. — Грабители и спекулянты, которые любят погулять, когда честные люди спят, и поспать, когда честные люди работают?.. Послушайте, не тот ли это Чебуракер, который выехал в Мексику и создал совместное предприятие со своим дядей, живущим в Гродно? Они продают лес, торф, медь в слитках и железный лом. И все на льготных условиях. У них родственники в Узбекистане и Москве.
— Нет, это совсем другой, — сказал Гонзасек. — Он занимается наймом прислуги. За год он отправил в разные страны мира более двух тысяч школьниц…
В эту минуту корзину тряхнуло, потом подбросило, и все почувствовали, что куда-то летят.
— Держись! — закричал пан Дыля, едва не вывалившись за борт накренившейся корзины.
Всем стало ясно, что воздушный шар оторвался и летит в неизвестном направлении. Вокруг было темно, свистел ветер, бросая в лицо пригоршни холодного дождя. В напряженном ожидании беды, кажется, прошла целая вечность. Наконец стало светать. Дождь прекратился, и шар пошел на снижение. Опустились на мелколесье. Корзина проскребла по верхушкам берез и елей, а потом зацепилась — застряла.
— Прыгай! — скомандовал пан Дыля. — Не мешкай!
Едва Чосек и Гонзасек выбрались из корзины, порыв ветра подхватил шар, корзина разломилась, и остатки ее унесло в небо…
Оказавшись на земле, приятели не сразу пришли в себя.
— Повезло, — промолвил, наконец, пан Дыля.
— Неужели мы живы? — Чосек радостно засмеялся и пропел: — «Мы уцелели, мы уцелели, а пан Гымза, обрезавший веревку, полагает, что мы пропали и сэкономили ему три рубля!»
— Мне тоже кажется, что это проделка пана Гымзы, — сказал Дыля. — Наше исчезновение — лучшая реклама его вшивому предприятию. Теперь все будут знать это имя. «Ах, — скажут, — это тот Гымза, у которого улетел воздушный шар?»
— И я уверен, что все это подстроено нарочно, — добавил Гонзасек. — Теперь я припоминаю его странные слова, которые сразу насторожили меня: «Плачу три рубля, если вы явитесь за деньгами в течение суток». Шельмец уже знал о нашей участи.
— Не робеть, друзья! — воскликнул Чосек. — Главное — мы живы. Обещаю, что мы вернем свои денежки. Нет худа без добра. Скажите, кто согласился бы за три рубля завести вас в такие дальние края? Тут, наверняка, полно ягод и грибов…
В город приятели добрались на попутных машинах через два дня.
И тотчас же явились к своему работодателю. Пан Гымза вытаращил глаза:
— Какими судьбами? Все только и говорят о происшествии с воздушным шаром!
— Вероятно, говорят также о прекрасных гостиничных номерах пана Гымзы, не так ли? — ледяным тоном спросил пан Дыля. — Мы могли погибнуть, но, как видите, мы живы. И пришли за своим, за кровным. Деньги на бочку!
— Деньги на бочку! — закричал Чосек. — Клянусь вашим сизым носом, хозяин, я знаю, кто перерезал веревку!
— Я честный человек, — сказал пан Гымза. Это была его коронная фраза. — Я никогда не изменяю своему слову. Да, случилась беда, вышло недоразумение. Но мы договаривались, что вы получите деньги не позднее следующего дня. Теперь я не могу заплатить вам. Просто не имею права. Демократия предполагает соблюдение всеми принятых обязательств, а я — демократ.
— Что ж, придется иным путем истребовать с вас должок! Да еще кое-что в придачу — за страхи, которых мы натерпелись, и за опасности, которым подвергались!
— Суд? — прищурился пан Гымза и забарабанил пальцами по столу. — У вас нет никакого документа, да и главный судья, как вам известно, свояк моего шурина. Кто станет обвиняемым и кто истцом — это еще вопрос.
На руке пана Гымзы сверкало кольцо, и взгляд пана Дыли случайно упал на него. Пан Гымза перехватил взгляд.
— Вы грозите, и я мог бы вызвать полицию. Но я добрый человек и не хочу, чтобы обо мне думали плохо. Вот, возьмите это кольцо. Оно стоило гораздо больших денег, чем вы требуете. Но я дарю его, — пан Гымза стянул с толстого пальца кольцо и протянул его пану Дыле.
Помедлив, тот взял кольцо, молча поклонился, и все трое вышли на улицу.
Кольцо пана Гымзы
Приятели тотчас направились к старьевщику Шломоку. Тот брал под залог костюмы, пальто и шапки, скупал часы и иконы, посуду и мебель. Но особенно уважал «старину», под которой подразумевал золотые монеты царской или юбилейной королевской чеканки.
— Поклон Шломоку, — пан Дыля, крякнув, выложил на прилавок кольцо пана Гымзы. — Продаю!
— Мне такую медь босяки с улицы каждый день носят, — сказал старый Шломок, продолжая чистить пальцем ухо. — Десять копеек за цацку, а больше не проси.
Пан Дыля кашлянул и подкрутил усы.
— Внимательней погляди, Шломок, иначе может получиться конфуз! Твои кости, как и деньги в твоем кармане, вряд ли любят, чтобы их пересчитывали посторонние. Никто не станет жалеть человека, раздевшего весь город.
— О да, — Шломок вооружился лупой, — мои кости больше любят крымский пляж в августе. Но это, клянусь всеми святыми, все же жалкая подделка. Она не стоит больше тридцати копеек. И — только для вас. И чтобы вы знали, у вас нет друга, вернее бедного Шломока!
Пан Дыля приподнял шляпу и в сопровождении Чосека и Гонзасека вышел из лавки.
— Если Гымза обманул нас вновь, я сделаю ему то, что сделал пану Мишульскому, когда он вымазал мои штаны дегтем! — заявил Чосек.
Гонзасек засмеялся.
— Я прекрасно помню, что ты «сделал» пану Мишульскому, от которого тогда многое зависело в нашей жизни. Ты сказал: «Уважаемый пан Мишульский, мои штаны слишком малы, чтобы ими, как помелом, обмазывали бетонные блоки вашей строящейся дачи!» Вот и все «дело». Так что пану Гымзе даже не придется принимать лишнюю таблетку снотворного!
— Я застрелю пана Гымзу на дуэли! — вскричал Чосек.
И тут показался сам Гымза. Он слышал слова Чосека.
— Кто-то что-то сказал? — он покрутил в руках тяжелую кизиловую трость в серебряных насечках. — Если я трахну этой штукой промеж ушей, клиент наденет очки! Чтобы впредь видеть, на кого кашлять!
— Чосек имеет право возмутиться, — заступился пан Дыля. — И вы не очень расходитесь, поскольку вновь объегорили нас. Ваше кольцо — дешевка.
И он рассказал о посещении старьевщика.
— Кольцо! — потребовал пан Гымза и, схватив свое кольцо, разъяренным быком понесся к лавке.
Пан Дыля и его друзья услыхали удары трости, крики и звон разбитого окна. Из окна с истеричным болботаньем выскочили две индюшки-наседки: Шломок любил индюшатину и потому разводил индюшек.
Разумеется, кольцо не было золотым, но все же оно было позолоченным, и Шломоку, вздыхая и охая, пришлось выложить тринадцать рублей.
Три рубля пан Гымза отдал пану Дыле, остальные сунул себе в карман.
— Весь мир знает, что мое кольцо стоило два восемьдесят, но с тех пор золото подорожало и будет еще дорожать. Если вы полагаете, что я оттаскал жулика всего за десятку, вы глубоко заблуждаетесь: за ним водятся и другие грешки!
Так сказал пан Гымза, плюнул и ушел, а пан Дыля со своими друзьями поспешил в продовольственный магазин, где по карточкам для безработных продавали самый низкосортный товар.
Пан Дыля — «Доктор наук»
Однажды пан Дыля заприметил на улице толстяка, в карманах которого звенела мелочь.
Чосек и Гонзасек в это время болели. Им нужен был хлеб, но пан Дыля был слишком гордым, чтобы просить милостыню. Подумав, что от обилия монет карман непременно продырявится, пан Дыля последовал за толстяком и ходил за ним целых полдня: сначала толстяк отправился на почту и дал кому-то телеграмму, потом в киоске покупал газеты и журналы, затем неторопливо завтракал в ресторане, после этого сидел в сквере и читал газеты, позже бродил по выставке собак и только потом поднялся в какое-то мрачное здание, где стоял круглый стол, за который рассаживались чинные господа, приветствуя друг друга кивками.
Пан Дыля тоже сел за стол рядом с толстяком. К нему тотчас подскочил распорядитель в голубом костюме:
— Какую страну или организацию представляет господин?
— Лучшую в мире, — ответил пан Дыля, степенно поправлял свои усы. Не таков он был, чтобы теряться перед типами в голубом. — Я не из Варшавы, не из Парижа, не из Лондона и не из Берлина. Меня зовут Дыля. Пан Дыля.
— Гость из Чехословакии? Вы будете делать взнос в кронах, долларах или фунтах?
— В граммах. Сейчас придет мой секретарь и все объяснит. Вы только не суетитесь.
— Я вас прекрасно понял, — воскликнул человек в голубом, потирая руки. — Речь идет о металле, не правда ли? Мне нужно тотчас подать сведения в президиум. Как прикажете вас представить? Бакалавр? Магистр?
— Не торопитесь, всему свое время… Пометьте доктором, — сказал пан Дыля, не спуская глаз с толстяка, который то и дело перебирал мелочь в кармане. — Пока существует докторская колбаса, которая раньше стоила два двадцать кило, я остаюсь ее поклонником…
— Простите, не понял каламбура, — угодливо улыбнулся распорядитель. — Каких наук?
— Гм… Филейных, сэр. Филейно-маргариновых! Через пять минут перед Дылей поставили табличку:
«Пан Дыля, доктор физико-математических наук, Чехословакия». А еще через минуту какой-то холеный тип, постучав по столу колотушкой, объявил открытой какую-то международную конференцию. Гладко причесанные люди, дымя вонючими сигарами, заговорили о счастье, которого они хотят для всех, тогда как некоторые народы этого не понимают, влачат жалкое существование и вымирают; если международной полиции не предоставить право контроля над каждой семьей, то, пожалуй, все и вымрут…
Пану Дыле стало невообразимо скучно. Он сполз под стол и некоторое время гулял там, обходя вытянутые ноги, но нигде не нашел нужной ему монетки.
Тогда он вышел из здания и отправился к своим друзьям. Понятно, все легли спать голодными.
В ту ночь пану Дыле приснился сон, будто он очутился в столовой, где висел цветной портрет свергнутого короля. Подали горячие сосиски, которые пан Дыля тут же проглотил. Но вот появились полицейские и стали требовать, чтобы он рассчитался за сосиски, а он сунул им под нос табличку: «Пан Дыля, доктор физико-математических наук, Чехословакия». Один из полицейских прочел и морщась, как после горчицы, сказал: «Надо оставить его в покое. Это важный иностранный гость, а для гостей у нас заведен специальный режим!..»
Проснувшись под утро от голода, пан Дыля сказал, ощупав свою голову:
— Сосиски — это, конечно, сон. Но то, что отпустили, — факт. И на том спасибо…
Чосек и Гонзасек могут подтвердить, что все именно так и было.
Красный арбуз
Пан Дыля дал Чосеку деньги и сказал: — Завтра день рождения Гонзасека. Сходи на базар, купи красный арбуз!
Чосек до вечера ходил по базару. Вернулся усталый:
— Нигде не нашел красного арбуза. Зеленые — были, даже полосатые были, а красных не видел.
Пан Дыля переглянулся с Гонзасеком и сказал:
— Бедный, бедный Чосек! Почему ты раньше не признался, что ни разу в жизни не ел арбуза?
Гонзасек и спекулянт
Всем известно, что Чосек в совершенстве владел искусством фокусника, а Гонзасек — искусством гипнотизера. Но мало кто знает, что Гонзасек обладал еще почти сверхъестественным даром убеждать людей.
Как-то пришел к нему спекулянт:
— Хочешь заработать? Пронеси через таможню этот пакет под полою пиджака, я заплачу тебе один рубль.
Гонзасек посмотрел на спекулянта, понюхал воздух и сказал:
— Ты держишь наркотик. В странах, где уважают людей, таким негодяям, как ты, снимают голову.
— Понял намек, — сказал спекулянт. — Ты получишь сто рублей.
— А сколько сотен людей искалечат судьбу, отравив мозги твоим зельем? Умирая, они проклянут тебя, ты кончишь хуже последней собаки нашего города.
— Ну, ладно, — сказал спекулянт. — Так и быть, я дам за твою услугу тысячу рублей.
— А сколько стоит все это дерьмо в пакете?
— Десять тысяч.
— Ты не только негодяй, но еще и безумец, — сказал Гонзасек. — Ведь если меня арестуют, я не стану отпираться и покажу на тебя. Ты потеряешь не только десять тысяч, но и десять лет своей подлой жизни.
Спекулянт потерял терпение.
— Ну, ты и нахал! Хорошо, я дам тебе пять тысяч! Пять тысяч — мало?
— Пять тысяч, — пожал плечами Гонзасек. — Тогда Пойдем со мной в полицейское отделение, сдадим пакет, и ты получишь пять тысяч честно заработанной компенсации. Вышел новый закон, согласно которому каждый вор может получить право на награбленное, уступив половину новой демократической власти…
Короче говоря, Гонзасек убедил спекулянта сдать властям наркотическое зелье, и они пошли в полицию. По дороге внушения Гонзасека выветрились из плешивой головы спекулянта, к он дал стрекача. Но его все же задержали, нашли пакет с наркотиком и осудили на десять лет тюрьмы.
Недавно он прислал Гонзасеку письмо: «Дорогой Гонзасек, только теперь, ограбленный и избитый своими сокамерниками, я понял, что зря не последовал твоему мудрому совету. Право, ничто не стоит так дорого, как свобода и чистая совесть!..»
На приеме у мэра
После того как пан Дыля и его друзья разоблачили крупного расхитителя городской собственности, мэр прислал им приглашение на прием.
Это была неплохая возможность плотно покушать, и друзья отправились в ратушу.
У Чосека не оказалось туфель, и он явился в одних носках.
Кто-то из гостей ядовито заметил:
— Сударь, вы, кажется, где-то забыли туфли?
— В отличие от других, я никогда не забываю совести и чести, — так же громко ответил Чосек, заплатив нахалу по счету.
Разумеется, не оставили в покое и пана Дылю. Корреспондент какой-то газетки набросился на него с вопросом:
— Никто не может растолковать вашего происхождения! Вы сказываетесь то белорусом, то русским, то украинцем, то сербом… Я нигде не видел ваших документов!
— Видите ли, — степенно ответил пан Дыля, поедая сосиски, — вы сказываетесь умным человеком, но кроме липового паспорта предъявить ничего не в состоянии, не так ли? Мои предки сражались на этой земле, когда еще не существовало ни газет, ни корреспондентов, любящих водить за нос публику и приставать, как блохи!
И самонадеянный газетчик не нашелся, что ответить.
Сбежавший жених
Однажды вся троица забрела в придорожную корчму. Тихонько сели за дальний столик и сделали вид, что изучают меню, а у самих — ни копеечки.
Чосек читал названия блюд, пан Дыля и Гонзасек охали и глотали слюнки, а когда Чосек сообщал цену, ахали и чесали в затылках.
Подошел официант:
— Что угодно господам?
Господа переглянулись, и пан Дыля от стеснения начал крутить усы. Вообще-то он не терялся в любой обстановке, но нищета, охватившая королевство, повлияла и на него.
— Так что угодно господам?
— Воды, — сказал Чосек, облизывая нос. — Сегодня ужасная жара, не правда ли, пан официант?
— Никакой жары нет, наоборот, осень и ветрено… Может, господа имеют в виду вино?
— Я сказал — во-ды! — неожиданно для себя закричал пан Дыля и грохнул кулаком по столу. — Что я закажу потом, вина или меда, или пожелаю купить всю корчму с хозяином, поварами и официантом, это мое дело!
— Конечно, конечно, сударь, — утерев вспотевшее лицо полотенцем, официант побежал за водою, а один из компании мужиков, пировавших за соседним столом, указал пальцем на пана Дылю:
— Где честь, там и богатство! Клянусь, я бы тотчас взял этого смелого пана в мужья для своей дочери!
Гонзасек и пан Дыля переглянулись, а Чосек громко сказал:
— Пан, между прочим, холост и ищет невесту! Угостите его достойным обедом да поговорите с ним как следует, может, и согласится взять вашу дочь в жены и назвать вас уважаемым тестем!..
Умная речь — начало всякого стоящего дела. Не прошло и минуты, как перед каждым из друзей стояла жареная баранина и пенился в деревянных кружках медовый квас.
А через полчаса вся компания пошагала за мужиком. Пан Дыля, не желавший даже и слышать о женитьбе, все норовил в кусты, говоря, что болит живот, но упрямый мужик только смеялся и крепко держал его за рукав.
— Лишнее — в штаны, — повторял он, перешагивая лужи. — Вон там уже моя деревня. Пожалуй, дочь-невеста уже приметила нас…
Пан Дыля зыркал сердито на Чосека, норовил лягнуть его ногою, но Чосек, сознавая вину, все забегал вперед мужика и звенел невинным колокольчиком.
— Это я вас надоумил оженить! Надеюсь, не забудете меня? Видите ли, в такой рваной куртке, как моя, неудобно ни подносить невесте цветы, ни плясать!.. А жених хорош, право, таких женихов сейчас совсем мало или даже вовсе нет!..
— Хорошо, хорошо, — повторял мужик, — там посмотрим, там посчитаемся!
Он привел пана Дылю и его друзей на подворье и запер в бане, сказав при этом приготовиться.
— Ты плут, а не товарищ, — тотчас же вскричал пан Дыля, схватил Чосека и в сердцах шваркнул его о стенку.
— Ой-ей-ей, — заверещал Чосек. — Этак ты выпустишь из меня весь квас и всю баранину! Давай-ка лучше подумаем, как быть дальше?
Пан Дыля покачал головой:
— Боюсь женитьбы больше щекотки. С какой стати я должен сидеть под юбкой у какой-то девицы, когда дни бегут так быстро и, может быть, пропадают последние шансы совершить настоящий подвиг? Что за жизнь без подвигов? Да я и не умею ворковать о всяких глупостях. И вообще, благородные люди женятся только по любви.
— Давайте разобьем окно и улизнем, — предложил Гонзасек.
— Улизнуть теперь, когда нас ожидает свадебный пир! — воскликнул Чосек. — Трюфеля, вишневый сок, макароны по-флотски!.. Посмотрите на этого чудака!.. Сейчас нужно всем хорошенько вздремнуть, а там видно будет!..
Вскоре компания крепко спала. Лишь пан Дыля временами ворочался во сне и бормотал: «Нет-нет, не согласен, режьте меня на части, не согласен!..»
А потом пришел мужик, разбудил всех и повел пана Дылю к невесте. За женихом поспешали, разумеется, его друзья.
Невестой оказалась кривобокая, рябая девица, не лишенная, однако, природной смекалки. Увидев пана Дылю, она расхохоталась.
— Этого в мужья? Да им только паутину в сенях обметать. Не хочу!
Видя, что свадебный пир ускользает, Чосек не выдержал:
— Ну, уж если вы, мадемуазель, бракуете галантного пана Дылю, взгляните на нас, его верных товарищей! — И он выпятил грудь.
Эта была рискованная выходка. Даже мужик крякнул, а пан Дыля, засопев, оторвал себе ус.
— Кто это, ты, что ли, жених? — набросилась на Чосека дочка мужика. — Ты бесхвостая курица, мохнатая сова, дырявая варежка, гнилой пень!
— А он? — сгорбившись от разочарования, Чосек указал на Гонзасека, который едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Он? — девица подскочила к Гонзасеку и вдруг так поддала ногой ему в живот, что Гонзасек хрюкнул и перевернулся. — Прочь, старая шляпа, бритый еж, стертая метла, пудель, охапка гнилых стружек!..
Слушая свою дочь, мужик все более трезвел, краснел и наливался каким-то ужасным подозрением.
— Этот голубоглазый усач похвалялся, что может купить всю корчму вместе с корчмарем! Я вложил в него двести рублей! А ну, бездельник, выверни карманы!
Смущенному пану Дыле не оставалось ничего иного, как вывернуть карманы, — они оказались пустыми и к тому же дырявыми.
Мужик потянулся за кочергой.
— Авантюристы, торбохваты! Ну, я вас!..
— Бежим! — завопил Чосек, понимая, что свадебный обед уплыл, как и надежда на новую куртку…
Мужик гнался за «женихами» до самого леса и, как рассказывают, ему удалось-таки достать кочергой и одного, и другого, и третьего…
— Хорошо разогрелись, хлопцы, — сказал Чосек, когда компания выбралась к железнодорожной станции. — Жаль, что не было судей с секундомером. У меня такое чувство, будто я установил мировой рекорд. И почему за неофициальный забег не дают медалей?..
Голод — не тетка
Посреди ночи Чосек разбудил всех громкими стонами и причитаниями:
— Я не мусульманин, слышите! Не мусульманин, я пошутил! — И вслед за этим, уже поднявшись со своего ложа: — Как жаль, что я не мусульманин!..
— Что ты шумишь, Чосек?
— Понимаете, мне в третий раз приснился копченый окорок! В третий раз! Приносят, а я говорю: я мусульманин, свинины не ем, а сам-то знаю, что я не мусульманин!
Гонзасек засмеялся.
— Не умеешь пользоваться снами! Главное — не то, что принесли, а то, что съел!.. Ты разбудил меня, кстати, во время обеда с кастильским королем. Вообще-то, стоило бы на тебя подать в суд за то, что ты прервал мой обед и оставил меня голодным!
— Черт возьми, — проворчал пан Дыля, — разве порядочный человек смеет рассуждать посреди ночи о пище?
И пан Дыля потушил свечу, которую зажег, когда Чосек разбудил всех своими криками.
Делаем бизнес!
Безработная троица повстречала Пипеткина. Стоит у забора, мороженое сосет.
— Что делаешь?
— Работаю головой.
— Каким образом?
— Состою оплачиваемым членом двух демократических комитетов по поддержке трех демократических депутатов и думаю, нужен еще комитет и еще депутат.
— Прохиндей, — сказал пан Дыля.
— Хорошо оплачиваемый прохиндей — это лучше голодающего праведника… Я, Пипеткин, современный человек, и все об этом знают. Не знают только о том, сколько я терплю оскорблений за то, что «кругом гениальный», как говорила моя мама, рожая меня в Одессе. На Западе я давно уже был бы миллионером.
— Нам нужны деньги хотя бы на хлеб, — сказал Гонзасек.
— Фи, — сморщился Пипеткин. — Во дворе кооператива «Не пахнут!» разгружают цемент. Там платят по пять рублей за час работы.
Друзья переглянулись: «Лучшего-то ничего нет!» И, не сговариваясь, направились к этому кооперативу. Во дворе стоял его председатель Густоносов.
— Делаем бизнес, кто как может, — сказал Густоносов. — Идем к сараям и грузим мешки. Каждый получает свои три рубля, если разгружает машину!
— Пипеткин сказал, что вы платите по пять!
— За это я и плачу Пипеткину! Давайте, давайте, а иначе убирайтесь и не мешайте другим делать бизнес! За час разгружаем — три рубля получаем!
— А если за час мы не разгрузим машину? — спросил Чосек.
— Все просто, ребята: не разгрузите за час, будете работать бесплатно, у меня такое правило!.. Шевелись, шевелись, господа алкаши!
— Мы не алкаши, — сказал пан Дыля. — Мы уважаемые люди.
— Ай, уважаемые люди давно имеют свои миллионы, а все остальные — алкаши, — возразил Густоносов. — И вообще не спорьте со мною, я вам не прораб и не директор королевского предприятия! Работать, работать, если хотите жить!
Он отвел друзей за ворота, которые охраняли три здоровенных мужика с палками.
— Я знаю охранников, — сказал Гонзасек. — Безмозглые подонки…
Друзья присоединились к рабочим, разгружавшим цемент, но машина была большая, с прицепом. Рабочие, носившие мешки, сказали, что за час они, конечно, не управятся, так что придется работать совершенно бесплатно.
— Наглая эксплоатация! — возмутился Чосек, перетащив тяжеленный мешок. — Спекулянт не только набивает себе карманы, он еще хочет, чтобы это было бесплатно! Пойду позову трудового инспектора!
— Тебя не выпустят за ворота, — сказали рабочие. — Это ворованный цемент, им не нужен свидетель. Один парень попытался пожаловаться, так они ему отбили почки и куда-то увезли. Кто в нашем городе станет защищать интересы бедных поденщиков? Все трусят за свою шкуру и молчат, и потому нас душат поодиночке!
Но Чосека не убедили эти слова. Он подошел к охранникам.