РЕНА ЮЗБАШИ
Целая вечность в аду и не минутой больше - 2
Любые совпадения с реальными
людьми, фактами, событиями,
датами считаются случайными.
И сюжет, и персонажи романа –
плод все еще богатой
фантазии автора
Пролог. 29 февраля 2016 года.
Уже четыре года как я Чрезвычайный и Полномочный посол. Первые три года я отпахал в Бельгии, потом год провел дома и вот сегодня начинается мой второй срок в качестве посла. На этот раз вручаю верительные грамоты президенту Швейцарии в качестве посла нашей страны здесь, помимо этого я глава постоянного представительства при ООН в Женеве, а это значит, что я еще несколько лет проведу в Европе прежде чем отправлюсь восвояси. Честно говоря, мне все настолько опротивело и осточертело, что я с удовольствием сейчас вместо того, чтобы отвесить поклон президенту, отвесил бы хорошего пинка церемониймейстеру и как персона нон грата отправился бы домой.
За те несколько лет, что провел в Бельгии, я успел возненавидеть и Европу, и свою работу. Ну а себя я ненавижу так давно и стабильно, что это чувство для меня не ново.
Передо мной верительные грамоты должен вручать новый глава Красного Креста, поговаривают, что это какая-то женщина из моей страны. Ее такой плотной толпой окружила свита, что я никак не могу разглядеть кто это. В принципе, у нас страна как одна большая деревня – все друг друга знают. Так что не удивлюсь, что это кто-то, кого я очень хорошо и давно знаю.
Ну вот, сейчас она подойдет вручать грамоты, и я разгляжу, что это за цаца такая. Со спины очень ничего – ножки что надо. Молодец, протокол прекрасно освоила: руку тянет так, что непонятно, то ли для поцелуя, то ли для рукопожатия, оставляя это на усмотрение президентствующей особы. Вручила грамоты и с легким полупоклоном стала отходить. Снимаю шляпу, молодец баба, спину гнуть не стала, но и королеву дипломатии протокол не оскорбила. Наконец она повернулась.
Земля ушла у меня из-под ног – на меня в упор смотрели глаза Марьям. На какое-то мгновение я услышал стук собственного сердца. Марьям отвела взгляд, легонько кивнула мне и прошла мимо, я почувствовал запах лаванды – ее запах. В следующую секунду я услышал, как произнесли мое имя, мой ранг, и не смог заставить себя сдвинуться с места. Искандер, мой советник, удивленно посмотрел на меня и дотронулся до края моего пиджака, я стряхнул наваждение и сделал шаг вперед. Начинался мой второй срок.
ГЛАВА I. Март 2016
Телефон настойчиво трезвонил. Стоя в приемной, воровато оглянувшись, я схватил трубку. Тут послу самому отвечать на телефонные звонки западло, уважать не будут. Изменив голос, я прогнусавил:
- Слушаю, – и замолк. На другом конце линии глубоко вздохнули.
- Здравствуйте, я звоню вам уже третий день и настолько счастлив, что наконец кто-то ответил, что из головы вылетело зачем звоню, – трубка засмеялась.
Еще бы ты не был счастлив, если штат моего посольства насчитывает десять человек вместо нужных мне двадцати и тут никогда никого не бывает:
- Я хотел бы поговорить с господином послом.
- А по какому вопросу? – я еще более загнусавил, понимая, что скорее всего сейчас буду говорить с ним как посол.
- Я вновь избранный глава диаспоры и хочу представиться господину послу. А заодно и по поводу организации праздника Весны поговорить, – голос был исполнен осознания собственной значимости.
«Черт! У них опять были перевыборы», – подумал я, а вслух сказал:
- Ждите на линии, соединяю.
Мне хватило нескольких мгновений, чтобы, перепрыгивая через две ступеньки, подняться на свой этаж, вломиться в свой кабинет и схватить трубку:
- Слушаю, – теперь я говорил, как золотая рыбка из сказки Пушкина человеческим голосом.
- Господин посол, я счастлив слышать вас, – он выговорил это с придыханием, призванным убедить меня в его почтении.
«Ну еще бы! Ты и трех минут в качестве главы диаспоры не продержишься, если посольство откажется с тобой работать», – все это вихрем пронеслось у меня в голове.
- Слушаю, – я повторил еще более основательно, обычно это внушало собеседникам трепет.
Так было и на этот раз. «Трубка», заволновавшись, проблеяла:
- Мне жаль, что я отнимаю ваше драгоценное время, но праздник Весны буквально через двадцать дней, и я хотел бы с вами обсудить его проведение.
Я на секунду задумался:
- Насколько я помню, праздник был расписан поминутно, и даже если произошли какие-то незначительные изменения, то вряд ли они могут меня смутить.
- Господин посол, меня как вновь избранного главу диаспоры совершенно не устраивает тот уровень, на котором собирался проводить праздник наш бывший руководитель, – слово «бывший» он усилил настолько, что мои барабанные перепонки едва выдержали.
- Но вы же понимаете, что двадцать дней – это не тот срок, в течение которого вы сможете организовать что-то лучшее. Да и тот сценарий, который я видел, вовсе не так плох, как вы пытаетесь меня уверить.
«Трубка» взгрустнула:
- Времени, конечно, маловато, но все лучше, чем то, что планировалось, – «трубка» вздохнула снова. – Конечно, это не телефонный разговор и я хотел бы просить вас о личной аудиенции…
- То, что вы предлагаете, настолько авантюра, что я даже не представляю, о чем мы будем говорить, – я начинал злиться. Откровенно говоря, я мог особо не стесняться в выборе выражений: если бы он был блатным, меня бы предупредили, а так как мне из министерства не звонили, то скорее всего это какой-нибудь «самородок», непонятно откуда нарисовавшийся в Швейцарии.
- Я просто думаю, что мы все заинтересованы в том, чтобы праздник был как можно более интересным, – «трубка» все еще пыталась меня убедить. – Тем более что бывший глава диаспоры будет проводить альтернативный праздник Весны.
- Именно посольство финансирует это мероприятие, так что не будьте большим католиком, чем папа римский. Во всяком случае, мы будем категорически против каких-либо изменений в программе в течение такого короткого срока. А насчет встречи ничего против не имею, но следующий месяц я занят самым плотным образом, так что мы сможем встретиться как раз на празднике Весны, – я замолк, давая понять, что разговор закончен.
- Спасибо, господин посол, счастлив был говорить с вами, – «трубка» начала потеть, и это было понятно без всякого визуального контакта.
Я положил трубку и задумался: вот только раскола нашей общины мне не хватало. И так все так называемые активисты грызутся, а тут еще какое-то броуновское движение началось. Надо будет разобраться, что у них происходит. Честно говоря, меня меньше всего волновала сейчас диаспора. Я тряхнул головой, вновь прокручивая в голове встречу с Марьям. С тех пор прошло пару дней, и мне казалось, что это был мираж. Я столько лет не думал о ней, что Марьям стала видеться мне чем-то далеким, размытым. Как же меня это все угнетало, как это все было несправедливо, сейчас мне это было совершенно не нужно. Если я сумею этот срок отмотать так же, как предыдущие три года, то вернусь к себе на родину с повышением. А там и до министра рукой подать. Не сказал бы, что моя карьера делает мою жизнь лучше, но мне хоть есть чем заняться. Иногда я вспоминаю слова какого-то умного немца: «есть люди, которые делают карьеру и ничего, кроме нее». Как раз обо мне.
А все остальное по-старому: Миечка растет, ей скоро будет одиннадцать, Асли все так же устраивает скандалы и любит ходить по магазинам, говоря, что это ее успокаивает. Обычно ее успокаивает большая часть моей, все такой же скудной, зарплаты. Просто теперь она у меня скудная по европейским меркам.
Сэнсэй умер год назад, и я до сих пор не могу прийти в себя: он был частичкой моей юности, которой у меня никогда не было.
Мехти за четыре года дорос до второго секретаря, конечно, не без помощи отца Тараны, на которой женился сразу же после судьбоносного Съезда, а я сдержал свое обещание и забрал его с собой сначала в Брюссель, а потом в Женеву. Тарана теперь будет работать третьим секретарем в нашем же посольстве, и Мехти как всегда будет под ее круглосуточным неусыпным контролем. У них уже двое детей, и конечно, мальчик и девочка. Они живут достаточно дружно, во всяком случае, когда он не брыкается, а если брыкается, то его еще крепче перехватывают под уздцы и он забывает про иноходь.
Так что теперь мой отдел практически в полном составе переехал в посольство. Я бы с удовольствием сказал, что нам не хватает Байрама, но его наконец назначили атташе, причем по культурным связям, и отправили в Париж, и теперь он, будучи самобытной фигурой даже по нашим меркам, поражает французов национальной культурой. Пока я был в Брюсселе гостил он у нас часто. Бельгийская кутузка плакала по нему горючими слезами. Хотя надо отдать должное бельгийцам: я бы его уже давно как постоянного клиента полиции выслал бы на историческую родину, а они, испытывая пиетет к его дипломатическому иммунитету во Франции, увидев легитимку каждый раз с извинениями, отпускали его с миром.
Салим, мой друг, наконец, после десяти лет работы в нашем террариуме стал первым секретарем и начальником крошечного отдела в родном министерстве. Так вот он недавно сказал мне, что ему редко везет, но однажды ему повезло по-крупному: он вернулся из Парижа раньше, чем туда отправился Байрам.
Нашего министра наконец-таки проводили на заслуженный отдых, и теперь внешнеполитическое ведомство возглавляет Дадаш Тапшзаде. Учитывая сложности наших взаимоотношений в прошлом, я бы не сказал, что я его любимчик, скорее наоборот, но меня спасает то, что даже он понимает, что без такой рабочей лошади, как я, МИДу не обойтись, поэтому, если мое руководство ко мне особо и не благоволит, то и палки в колеса не вставляет.
Вот так и живу, непонятно как, непонятно зачем, непонятно для чего и для кого. Когда у меня спрашивают, как мои дела, отвечаю, что все нормально, настроение у меня всегда отличное, и любимое слово «okay». В общем, я в полном порядке.
Я оглядел крохотную прихожую, где едва помещался сам. Думал, что перееду в Женеву и найду что-нибудь попросторнее. Увы! Тоже самое, что и в Брюсселе. Как меня раздражает моя квартира, эти две крохотные комнатки, где не спрятаться от Асли и у Мии отдельной комнаты нет. Если дома бываю к тому времени, когда она соберется спать, то я ей диван раскладываю. А когда меня нет, она сама свое царское ложе готовит.
Я вышел из квартиры и стал озираться: за столько лет так и не сумел добиться того, чтобы для работников посольства стали снимать квартиры в нормальных кварталах города – бюджет у посольства все такой же крошечный. Вот и боюсь на кого-нибудь из дипкорпуса наткнуться, каждый раз приходится притворяться, что пришел экзотикой полюбоваться…
Три года в Брюсселе экзотикой любовался, теперь вот в Женеве предстоит тоже самое. Брюссель меня радовал турецким кварталом, а сейчас живу в арабском, где каждый второй мнит себя багдадским вором, а каждый третий думает, что он багдадский калиф, для которого закон не писан. Так что Женева – у меня с арабским акцентом. В Брюсселе мою машину пару раз угоняли. Я уже уезжать должен был, так напоследок мне машину сожгли. Мальчишки, которые это учудили, на вопрос «зачем» ответили, что борются за полный социализм и интернационализм в Бельгии.
Ну конечно, нашим чиновникам удобнее нас обвинить в том, что мы какую-то часть денег, выделенных нам на жилье, себе прикарманиваем. А то, что нам приходится свои деньги доплачивать за квартиры, бензин, медицинское обслуживание, об этом наше министерство финансов говорить не любит.
Дойдя до машины, я с облегчением вздохнул: вчера забыл снять боковое зеркало, но сегодня, как ни странно, нашел его на месте – никто не упер, и на том спасибо.
По штату мне, конечно, положен шофер, только вот даже на родине не можем найти кого-то, кто согласится приехать сюда. И даже если учесть, что дома безработных водителей больше, чем таксистов, никто в здравом уме и твердой памяти не хочет ехать сюда. Зарплата у шофера еще меньше, чем у меня, жизнь дорогая, а работы выше крыше. В Брюсселе была та же самая история. Там у меня был один несчастный два года назад, так заснул за рулем и бельгийского пуделя переехал, его и отослали на родину. Лучше бы он старушенцию, хозяйку этого пуделя, переехал, вреднющая бабка была. Мне скандал замять было бы легче – думаю, пудель не стал бы таскаться по всем инстанциям, добиваясь депортации моего шофера. А как водиле не заснуть, если в одиннадцать вечера он привез меня из Антверпена в Брюссель, а уже с утра пораньше я послал его на вокзал встречать какую-то двинутую журналистку, которой взбрело в голову приехать к нам на поезде, который приходит в четыре часа утра?!
Мне, правда, пообещали в аппарате кого-нибудь скоренько прислать, но обещанного три года ждут. Я в Брюсселе хоть и провел три года, но так и не дождался. Посмотрим, что в Швейцарии произойдет. По мне, так наняли бы рикшу с Филиппин, и дело с концом – так нет, престиж не позволяет. И самое главное, была бы журналистка профессионалом, не обидно было бы, а то первый вопрос, который она мне задала на интервью, был: «Ваше имя, фамилия, должность». На что я ей ответил, что это она мне должна сказать, равно как и номер моего банковского счета, имена моих родителей, любовниц и другие факты биографии, интересные читателям ее журнала. Она почесала затылок и спросила, почему я не хочу назвать свою фамилию.
В кармане затрещал телефон, оповещая меня о том, что пришло сообщение, наверняка Юля написала. Чего это она ни свет ни заря обо мне вспомнила? Ага, мне предлагается вечером попить кофе у нее дома. От чего же не попить кофе с хорошим человеком? Сейчас я ей быстро набросаю, что к десяти вечера буду у нее, и все будет в полном ажуре. Как раз легкий релакс – это то, что мне сейчас особенно нужно.
Юля работала первым секретарем в украинском посольстве в Брюсселе, и мы с ней время от времени встречались: всегда у нее дома, всегда в условиях строжайшей конспирации и всегда к взаимному удовлетворению. Секс должен быть легким, ни к чему не обязывающим, с тем, ради кого не надо напрягаться. Правда, моя хохлушка тоже ради меня особо убиваться не станет, но я обойдусь и без душевного надрыва. Когда ее перевели в Швейцарию я был искренне расстроен, а когда понял, что сам еду туда же, то сразу же отписал ей. И теперь мы снова встречаемся.
Сегодня будет конференция ООН, на которой будут представлять Марьям в качестве главы Красного креста, и не пойти я не могу. Подъехав к зданию, я полчаса пытался припарковаться, и когда справился с этой нелегкой задачей, то похвалил себя за мужество и терпение. Уже на входе в конференц-зал я взглянул в зеркало и покачал головой. На меня смотрел мужик в светло-бежевом шелковом костюме, льняной изжеванной рубашке, рукава которой закрывали пол-ладони, и черных ботинках. Черт, неужели и носки умудрился черные надеть под светлый костюм? Я украдкой приподнял брючину и аж сплюнул с досады. Надо было по-человечески одеться, а я, откровенно говоря, эти дни настолько занят, что все из головы выскакивает.
В этом плане Мехти можно только позавидовать: Тарана четко задалась целью сделать его как минимум послом, и рубашки у него всегда белоснежные, и рукава ему впору, да и его безупречная фигура – куда больше ее заслуга, нежели его. Но ничего не скажешь: молодец дивчина.
Зайдя в зал, я сел и устало откинулся на спинку стула. А ведь только утро. Зал постепенно заполнялся, одной из последних зашла Марьям. Ну конечно, отглаженная, отутюженная, весьма довольная собой. В сопровождении такого же отутюженного кретина, который ей по возрасту в сыновья годится.
А кому она обязана успехом? Кто ей путевку в жизнь дал? Ох, как же я порой женщин ненавижу. Мы с них чадру сняли, так они с тех пор совершенно распоясались. Скромнее надо быть, скромнее.
Читал я вчера ее интервью в республиканской газете: «В результате глобальных изменений мы получили сильную целеустремленную женщину и растерянного мужчину». И кого это она имеет в виду? Интересно, есть у нее кто-нибудь? Ей с ее лидерскими замашками какой-нибудь растерянный нытик вполне подойдет. Да мне по барабану, у меня-то все О.К.
Я обвел глазами зал и чертыхнулся: ко мне короткими перебежками сквозь уже полный зал пробирался швейцарец из их МИДа. Учитывая, что пред мои ясные очи стремился предстать Феликс де Войен, начальник отдела по борьбе с нелегальной миграцией, я вытащил молчащий мобильник и громко сказал в него: «Hello!» Трубка, естественно, в ответ промолчала, я улыбнулся подошедшему швейцарцу, схватив, потряс его потную ладошку и, не переставая речитативом повторять в телефон стихотворение Маяковского стал пробираться к выходу.
Знаю, чего он ко мне крался: опять заведет волынку про то, что своих нелегальных эмигрантов должны мы же и депортировать, за государственный счет. Такой умный, пусть наше министерство финансов попытается убедить. Даже мама ко мне за свой счет прилетает. И вообще, кому нелегалы мешают жить – пусть тот и платит. Ни мне, ни моему государству они жить не мешают, будучи в Швейцарии. А швейцарцы – народ богатый, меньше денег у них не станет.
Выскочив из зала, я через минуту снова заглянул в приоткрытую дверь и, увидев, что церемония началась, безбоязненно зашел обратно.
Так этот хлыщ, который рядом с ней отирается, оказывается, ее пресс-секретарь. Чего он себе под нос бубнит с каким-то непонятным французским прононсом? А-a, это он кратко осветил ее боевой путь. Так, послушаем, чего он трещит.
Вроде, о замужестве ни слова. Ну-ну еще бы: за четыре года от секретарши до главы старейшей благотворительной организации, понятно, что тут уж не до замужества.
Ежик, что ж ты мне в глаза не смотришь? Словно услышав мои мысли, Марьям в упор через весь зал посмотрела на меня. Я не выдержал ее взгляда и отвел глаза. Еще пять минут, и все валом к ней повалят поздравлять. Уйти что ли? Нет, это не в моем духе, надо подойти и поздравить. Хотя, оглядев товарищей по цеху, которые ломанули к ней поздравлять, я поморщился и стал пробираться к выходу. Уже у дверей я почувствовал, как до моего плеча кто-то дотронулся:
- Господин посол, а вы меня поздравить не хотите?
Я обернулся на звук ее голоса, Марьям стояла передо мной и смущенно улыбалась:
- Здравствуй, Марьям, рад тебя видеть. Извини, я пытался было к тебе пробиться, но, как всегда, спешу. Я бы обязательно тебе позвонил.
- Конечно, Арслан, нисколько не сомневаюсь. Так как насчет поздравлений?
Я скуксился при мысли о том, что надо будет поздравлять ее. И как это она без меня не пропала, еще и вот так в гору пошла? По-видимому, эта мысль явно читалась по мне, что и заставило ее засмеяться:
- Тот редкий случай, когда у дипломата нет слов?
- Марьям, я счастлив, что у тебя все хорошо. Я рад за тебя, – и увидев ее засиявшие глаза, не удержался от того, чтобы не подпустить шпильку, – а будет еще лучше. Я имею в виду, что будет еще время, когда ты обретешь и личное счастье.
Услышав про «еще лучше», Марьям дернулась, как от пощечины:
- Спасибо, Арслан. А у тебя как дела? – она через силу улыбнулась.
- Все хорошо, – я подумал и добавил: – Все по-старому, спасибо.
- Арслан, у тебя и правда все хорошо. Я очень долго думала, что это не так, а потом поняла, что, жалея, и тебя не спасу, и сама пропаду. Так что я сумела себя убедить, что у тебя все в полном порядке, – она говорила так агрессивно, что я был поражен. А девочка, и правда, повзрослела, ожесточилась.
Я не выдержал и точно так же зло сказал:
- Ну, да как же, ты же знаешь, как у меня все хорошо. Да и в жалости твоей я не нуждаюсь.
- Не было в русском языке глагола «любить», было только слово «жалеть», но ты и вправду ни в том, ни в другом не нуждаешься.
Она подалась вперед, чтобы еще что-то добавить, в этот момент к нам подскочил ее пресс-секретарь, который залопотал по-английски:
- Простите, мадам, но вас ждут гости.
Увидев подошедшего пресс-секретаря, она мгновенно взяла себя в руки и прощебетала:
- Сейчас, Жан-Поль, я подойду, – и уже на русском продолжила: – Арслан, рада была видеть тебя. У тебя есть мои контакты, у меня есть телефон посольства, так что мы созвонимся.
На секунду повисла тишина, она наклонила голову, готовая раскланяться, и тут я не выдержал и сказал:
- А ты в курсе, что должна пройти консульскую регистрацию в нашем посольстве?
Она удивленно посмотрела на меня и полувопросительно сказала:
- Прости, я не совсем уверена, что правильно расслышала. Я должна пройти регистрацию?
- Все граждане нашей страны, которые приезжают в Швейцарию, должны пройти регистрацию в нашем посольстве, в том числе и ты, – ишь, какая звезда выискалась…
Пресс-секретарь нетерпеливо приплясывал на месте. Он явно не понимал, что происходит, и готов был утянуть ее за собой.
- А это не ограничивает права граждан? – она смотрела на меня с веселым любопытством.
- Это позволяет получать гражданам информацию, документы и так далее, – в общем-то я и сам понимал, что эта регистрация никому не нужна, но что еще я мог придумать в качестве предлога для встречи?
По-видимому, Марьям тоже поняла, что, имея дипломатический статус и вручив верительные грамоты, последнее, в чем она нуждалась, была регистрация в посольстве ее родной страны. Это и заставило ее, взглянув на меня с улыбкой, сказать:
- Хорошо, господин посол, как скажете. Правила есть правила: я обязательно пройду регистрацию. До встречи, – и она, взяв под руку изнывающего пресс-секретаря, двинулась в сторону выхода.
- Пока, – я грустно посмотрел ей вслед.
Уже вечером, подъехав к дому Юли, я почувствовал, что наверх мне подниматься совершенно не хочется. Но домой мне не хотелось еще больше, так что, как истинный дипломат, я выбрал наименьшее из двух зол и зашел в блок.
Судя по всему, у Юли день тоже был не самым легким, и мы свели наше общение к минимуму, едва перекинувшись парой дежурных фраз. Хотя, честно говоря, это самое общение привлекало нас только в одном своем аспекте, очень далеком от интеллектуального. И уж тут-то мы друг друга никогда не разочаровывали. Поцеловав ее на прощание, я обещал заглянуть на следующей неделе и отправился восвояси.
Подъехав домой во втором часу ночи и убедившись, что дома все спят и скандала сегодня не будет, я, уже принимая душ, подумал о том, что все-таки я должен держаться от Марьям подальше. Зачем она мне? Вот есть у меня Юля, и ладно. А с Ежиком мне придется напрягаться, чего мне делать совершенно не хочется.
Утром меня разбудил голосок Мии, которая доказывала своей маме, что мюсли есть на завтрак вредно, как минимум для ее фигуры. Услышав словосочетание «мутагенная пища», Асли пришла в ярость и с воплем: «Да, где ты таких слов понахваталась?» – швырнула чашку с мюсли на стол.
- А у нас в школе на урок по биологии пришел парень из «Green Peace» и все нам рассказал про вредную и нездоровую пищу, – по голосу Мии чувствовалось, что вопли матери ее смущают мало.
- Господи, ну в кого ты такая умная? – Асли, тяжко вздохнув, открыла холодильник. – Насчет молока он ничего не говорил?
Тут я подумал, что ответ на первый вопрос совершенно очевиден. То, что моя девочка вся в меня, понятно и дураку. Учитывая, что оба вопроса были адресованы не мне, я предпочел промолчать.
- Он сказал, что придет на следующей неделе, и тогда мы с ним поговорим о продуктах животного происхождения.
- Уж больно ты у нас образованной стала, вся в отца, много ему его образование приносит, – Асли замолчала, по-видимому, набирая в грудь побольше воздуха для продолжения дискуссии.
На этом месте я понял, что пора мне вмешаться в разговор, а то сейчас Асли переорет арабского рэппера, который в подражание своим африканским собратьям каждое утро оглашал песнопениями наш квартал. Видно, Асли не ждала, что я уже проснулся, вот и проехалась по мне бульдозером.
- Миечка, а насчет того, что папу нужно каждое утро целовать, кто тебе должен рассказать?
- Ой, Арсланчик, ты уже встал?
Я со стоном уронил голову на подушку. Ну что моей дражайшей половине еще от меня понадобилось, что я опять стал «Арсланчиком»?
Миечка заглянула ко мне в комнату и, чмокнув меня в щеку, стала тормошить:
- Папочка, вот если ты разрешишь мне дать в школе наш адрес, то за мной будет заезжать автобус, а раз стесняешься того, где мы живем, то вставай, нам пора.
- Ничуть я не стесняюсь. С чего ты это взяла? Просто мне нравится возить тебя в школу, – тот редкий случай, когда я не мог не согласиться с Асли, действительно уж больно Миечка у меня умная.
- Ну, тогда пусть тебе это понравится прямо сейчас, потому что в пробке нам стоять еще полчаса, а я не хочу опаздывать. Сегодня Сэнди дежурит, и если она увидит, что я опоздала, то заставит меня весь день с доски мел стирать, – с этими словами Мия выпорхнула из комнаты.
- Арсланчик, дорогой…
От этих слов меня скрутило и я почувствовал позывы к рвоте. Учитывая, что набор моего ДНК к утреннему токсикозу не располагал никоим образом, я сделал выводы, что отношения между мной и моей женой достигли своего эмоционального пика, когда тошнит от одного звука голоса. Асли зашла в комнату и продолжила:
- Вчера звонила мама, она прилетает на следующей неделе: в среду или четверг. Ты сумеешь отвезти меня в аэропорт, чтобы я ее встретила, или пошлешь кого-нибудь из своих ребят со мной?
Господи, за что? За что мне все это? Ничего хуже со мной произойти не могло. Да что же это такое? Сначала в Женеву пожаловала Марьям, теперь вот теща прилетает. Кто следующий: директриса школы, которую я терпеть не мог и до сих пор не здороваюсь? Все это вихрем пронеслось у меня в голове. Я взглядом нашел свой галстук, который вечером бросил на кресло и подумал, смогу ли я его использовать как удавку.
- Асли, кого-то послать с тобой за мамой я точно не смогу, ты же знаешь, как мои ребята заняты. Может, я пошлю за ней такси? Цель-то будет достигнута, до дома она доедет без особых проблем, а? – у меня в голосе зазвучали просительные нотки.
- Ой, Арсланчик, но это же неуважение к маме. К тому же рейс ночной, так что время у тебя будет. Или ты не хочешь провести с нами побольше времени? – самое интересное, что Асли говорила без тени иронии.
- Хорошо, Асли, если ты настаиваешь, мы поедем встречать маму, – в голове у меня пронеслась фраза, где тоже было упомянуто слово «мать», но в несколько другом контексте. – А когда она улетает?
При этой фразе Асли напряглась и повернулась ко мне, чтобы высказать все, что думает о тех, кто ждут отъезда ее драгоценной родительницы. Это меня побудило торопливо добавить:
- Я уже сейчас так запланирую свое расписание, чтобы иметь возможность самому проводить ее в аэропорт. А то получится накладка, я буду чувствовать себя чрезвычайно неловко.
Интересно, я не переигрываю? Хотя в случае с моей женушкой можно не беспокоиться – кашу маслом не испортишь. И действительно, Асли расплылась в улыбке:
- Дорогой, мама приезжает всего на месяц, она хочет отметить праздник Весны с нами и в начале апреля вернется домой, – на этом Асли, посчитав наш диалог законченным, вышла, оставив меня в глубоких раздумьях по поводу тщетности бытия.
По дороге в школу я в очередной раз подивился наблюдательности моей красавицы: в пробке мы стояли ровно полчаса. Так что к посольству я подъехал злой как черт. Первой, кого я увидел, была наша уборщица. Учитывая, что она так называемый «местный персонал» и ее зарплата выше моей я вправе требовать кристальной чистоты всего посольства, а не только дверной ручки. Именно эта деталь поражала меня больше всего – при всем том, что убирала она не очень хорошо, дверная ручка отдраивалась каждый день весьма тщательно. Нахмурившись, я поздоровался с труженицей веника и швабры и зашел к себе в кабинет.
Ноутбук стоял на столе, укоризненно глядя на меня потухшим экраном. И чего он смотрит, откуда у меня вчера были силы доработать ноту после Мехти? В посольствах цивилизованных стран обычно нанимают девочек, в совершенстве владеющих французским, которые после дипломатов редактируют ноты, письма, документы. Наводят марафет на письмо, так сказать, а я и французского-то толком не знаю, просто посмотрю, что Word подчеркнет, и исправлю. А Мехти всегда оставляет такие подчеркивания. Видно, рассуждал: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы оно не вешалось. А в качестве дитятка Мехти видел меня.
Я включил ноутбук и невидящим взором уставился на экран. Электронная почта, письма, приглашения. А это что такое? Что у нас сегодня за мероприятие в ОБСЕ? Так-так, сегодня будут вручать нашему министерству финансов приз этой замечательной организации за прозрачность в использовании бюджетных средств. Меня стал душить хохот, молодцы ребята, это же надо так научиться отмывать деньги, чтобы за это еще и награждали. Ну что ж, съездим – поздравим бойцов ударного труда. Я вспомнил про свою первую миссию в Японию, когда, отправляясь туда первый раз, сам себе купил билет – просто потому, что работник министерства финансов был в отпуске. Мне обещали компенсировать стоимость билета, как только он выйдет на работу. С тех пор прошло десять лет, а я все еще жду, когда он выйдет из долгосрочного отпуска, и робко надеюсь на чудо.
К трем часам я уже был в Плазе, где должна была состояться церемония награждения. Наши финансисты, как всегда, были при параде. В отличие от европейских служащих, которые одевались очень скромно, наши презрительно косились на тех, кто носил часы от «Лонгжие», а не от «Картье».
Потолкавшись среди награжденных и поздравив Фарида Меликзаде, заместителя министра, я был пойман его помощником и заведен в угол для разговора:
- Арслан, родной, тут такое щепетильное дело, Фарид сам стесняется к тебе обратиться.
Я задумался, что же это за дело, которое даже наш чиновник посчитал щепетильным. Неужто кого-то заказать хотят на территории Швейцарии? Если девочек, то тут у меня опыт богатый в организации подобных мероприятий, а если им нужно что-то покруче, то обойдутся без меня.
Мои грустные размышления прервал помощник, который, закашлявшись, никак не мог выдавить продолжение фразы. У меня в груди нарастало тревожное чувство, я постарался его приободрить:
- Если начальству хочется отдохнуть – поразвлечься, то никаких проблем, все устроим в лучшем виде.
- Да, нет, Арслан, если бы все было так просто, то я бы и сам мог все организовать – дело привычное. Ну, может попросил бы совета, но сейчас так не мялся бы. Тут дело в другом… – и он, собравшись с духом, на одном дыхании выпалил: – Шеф в прошлый раз купил в Париже несколько украшений. Ну, для жены и вообще…
Видел я в прошлый раз его «и вообще…», когда он с ней еще в Брюссель приезжал, очень даже впечатляет. У девочки ножки были равны длине окружности живота Фарида. Несчастный помощник продолжал:
- А французские таможенники прицепились к нему, что раз все украшения в двух экземплярах, значит, на продажу вывозит. Он им объясняет, что замминистра, а они говорят, что в курсе, какие у наших чиновников маленькие зарплаты. Это он, по их мнению, так решил подзаработать.
- Возмутительно, как они могли так подумать? – сейчас самое главное не рассмеяться ему в лицо.
- Ему пришлось все задекларировать, представляешь? Вот он теперь не знает: швейцарские таможенники такие же придирчивые? – помощник Фарида грустно покачал головой, дивясь таможенникам вообще и местным в частности.
- Вполне возможно. А он не может разные украшения покупать?
- Скандалы будут – они друг друга знают, и если его жена увидит на его девочке что-то, чего нет у нее, то прибьет его. Ну, и наоборот, тоже верно, вот и покупает…
- Каждой твари – по паре, – закончил я за него. – Ненавижу женщин – все беды от них. С тех пор как старушку Еву потянуло на яблоки – все человечество страдает.
Мужик удивленно посмотрел на меня, библейские притчи явно были внове для него.
- Ну, может, ты тогда подскажешь Фариду, что он может часть украшений ненадолго отдать тебе? – я не стал умничать и предложил самое очевидное.
- А мне за это ничего на границе не будет? – он жалобно посмотрел на меня.
- Ничего тебе не будет, только премию вручат к празднику от благодарного начальства.
Распрощавшись с награжденными и пообещав прислать нашего референта, который должен был показать им город, то бишь поводить по магазинам, я отправился восвояси. Вечером я должен был вести их ужинать. Взглянув на живот Фарида еще раз, я понял, что идти надо туда, где кормят обильно и дешево. На этого троглодита никакого бюджета посольства, отведенного на представительские нужды, не хватит.
Вечером я повел их в китайский ресторан, Фарид пытался было проситься в итальянский ресторан, но на мой вопрос: «Угощаете?» –благоразумно промолчал, и мы всей гурьбой отправились кушать лапшу, прожаренную на подсолнечном масле неоднократного использования, судя по его запаху.
Ночью отправив их в отель, я вздохнул полной грудью: вроде, сегодня Женеве не был нанесен ущерб нашей делегацией. Этот город выстоял – с этой мыслью я и отправился домой.
Ну вот и наступил день, когда приезжает теща. Боже, я понимаю, что подлец и Аллах меня накажет, но не настолько же жестоко, чтобы она провела у меня в доме целый месяц! Впрочем, последнее, в чем меня можно упрекнуть, – так это в том, что я сотрясаю воздух бесполезными воплями. Поэтому проснувшись ровно в три ночи и увидев Асли в норковой шубе (разве март месяц может помешать норковой шубе?) и в полной боевой раскраске вождя славного племени ирокезов, я покорно натянул на себя черный костюм, в котором всегда встречаю тещу, нацепил галстук и потащился к машине. Протокол встречи тещи и Асли я мог расписать поминутно: сначала они кинутся друг другу на шею, обе горько плача, потом начнут взахлеб рассказывать, как друг по другу соскучились, как ждали этой минуты, какие подарки были куплены для любимой дочурки и какие дары моя женушка купила для своей мамочки. Уже в машине начнется самое интересное: леди начнут обсуждать – кто на ком женился, кто с кем развелся, кто кому и сколько должен. В общем, все те разговоры, от которых мне хочется расшибить свой «мерседес» о ближайший бетонный столб. Я ошибся только в одном: моя теща между вторым и третьим пунктами протокола улучила десять секунд, чтобы сообщить мне, как я постарел.
Зайдя домой, я как был в одежде, так и улегся на кровать – все равно через полчаса мне надо будет вставать и везти Мию в школу. Я и сам не заметил, как задремал, и разбудила меня моя девочка. У малышки было заплаканное лицо, и долго тормошить меня ей не пришлось. Я подскочил, как ужаленный:
- Мия, что случилось? Кто тебя обидел?
- Бабушка привезла мне серьги в подарок и мама говорит, чтобы я надела их в школу.
- Так одень, – ох уж эти женщины: даже такие маленькие, как моя девчоночка, убиваются по поводу того, что им надевать, а чего не надо.
- Папа, во-первых, не «одень», а «надень». А, во-вторых, это золотые серьги, которые весят больше, чем я. У нас в Европе в школу такое не носят.
Господи, ну почему у двух здоровых женщин мозгов меньше, чем у моей малышки?
- Тогда не надевай, оставь дома.
- Мама вечером ругаться будет, – и Мия снова всхлипнула.
- Скажешь, что папа не разрешил, – я вздохнул: опять вечером будет скандал.
- Тогда вы с мамой ругаться будете, – повторила мои мысли Мия вслух. – Я их сейчас надену, в машине сниму, а вечером, когда меня мама приедет забирать из школы, снова надену.
Я открыл рот, чтобы прочитать ей нотацию по поводу того, как нехорошо обманывать взрослых, но она, опередив меня, сказала:
- Пап, я знаю, что врать нехорошо, но вашего вечернего трио я не выдержу.
Уже в машине я у нее спросил, откуда она знает, что такое «трио». Она, поджав губы, проинформировала меня о том, что у нее словарный запас процентов на тридцать больше, чем у обычного десятилетнего ребенка, и посоветовала мне читать больше. Вот так!
Ладно, лирику в сторону, надо собрать совещание и поговорить насчет завтрашнего мероприятия по случаю праздника Весны. Оглядев своих собравшихся гавриков, я вздохнул с облегчением: все были на месте. В Брюсселе мне понадобилось три года, чтобы приучить своих не опаздывать: дипломат, опаздывающий на встречу, повергал бельгийцев в шок, близкий к ступору.
- Мехти, начнем с тебя: что у нас с приглашенными на праздник?
- Я вчера проверил список приглашенных, чтобы никакой оппозиции не было, посмотрел, кого из дружественных посольств позвали. Вроде все нормально.
- Молодец. Надеюсь, на этот раз американцев на прием в честь иранского министра иностранных дел не приглашали?
- Нет, Арслан.
- Американцев не пригласили? – я все никак не мог простить ему, как он однажды отправил американцам приглашение на этот трижды проклятый прием, по поводу которого американцы и так возмущались, а получив на него приглашение, до сих пор шлют ноты.
- Конечно, пригласили. Приглашение послали на имя посла, но пришлют первого секретаря, – Мехти заерзал на стуле. – Как всегда, впрочем.
Я сжалился над ним и перевел взгляд на Тарану, которая бросала на меня гневные взгляды:
- Тарана, а как с праздничным столом, хозяюшка ты наша? – иронию она терпеть не может.
- Тоже все хорошо, – молодец, отбила подачу: как она подчеркнула, что Мехти справился со своей задачей. Не устаю поражаться ей.
- А конкретнее? Что будут подавать?
- Только традиционные сладости: пахлава и так далее.
Еще один прокол, когда в день независимости нашей Республики стали подавать блины с икрой и мне потом пришлось доказывать, что мы не субъект Российской Федерации.
- Искандер, что с моей речью? – я обратился к своему советнику, который спал и видел, как я оплошаю, а он усядется в мое кресло. Так всю жизнь он и проспит, мечтая о моем кресле. В принципе, его могли бы давно назначить послом в любую страну, но он, вцепившись в Швейцарию, все выжидал. В принципе, он пережил уже трех послов, я уверен, что буду четвертым.
- Почти готова, только цифры и даты надо вставить, – он улыбнулся мне своей самой по-голливудски искренней улыбкой. – Но вы же помните все цифры наизусть.
- Все правильно, я все помню наизусть, – я произнес фразу как можно тверже. – Хорошо.
Я обратил взгляд на Турала, нашего атташе по культурным связям, который когда-то работал в музыкальной школе учителем по классу аккордеона, но потом его дядю назначали министром образования, вот с тех пор он кочует по Европе в качестве атташе. Я еще в феврале, сразу после того, как приехал в Женеву проколол на его гармошке меха, и мы месяц отдыхали без его заунывных напевов по вечерам. Он долго не мог понять у кого поднялась рука на этот священный музыкальный инструмент, уговаривал всех отъезжающих на родину привезти ему запасной аккордеон из дома, потом понял, что ни один чокнутый не будет париться с гармошкой и плюнул на дороговизну Женевы, купив себе еще одну. С тех пор я со многим смирился, в том числе с его репертуаром. Разыгрывался он канканом, далее в обязательном порядке следовал марш Мендельсона, а дальше по настроению. Турал выпрямился и, кашлянув, заговорил:
- С культурной программой полный порядок, Арслан, даже вам понравится. Сначала выступят детки с песнями, потом наша прима в сопровождении аккордеона споет. Она специально к нам прилетела по этому поводу, а последний пункт в программе…
Договорить ему я не дал:
- Турал, я так понимаю, что сегодня менять что-либо поздно, поэтому оставим последний пункт программы для меня сюрпризом, – я так понял, что будет как всегда и мне захотелось удавиться собственным грошовым галстуком.
- В любом случае все будет суперблестяще.
Я поморщился, услышав про «суперблестяще», но почел за благо промолчать. Тут ввалился наш консул с криво повязанным розовым галстуком в коричневый горошек, и я весь свой гнев обратил на него:
- Исмаил, у тебя же приемный день. Что ты здесь делаешь? – я стал считать горошинки на его галстуке.
- А на сегодня у меня больше никто не записан. А собрание общее, вот я и решил, что и сюда могу успеть, – он весь горел энтузиазмом.
Причем горел он вот так уже второй год. В этом была его самая большая проблема. Учитывая, что он совмещал и консульскую должность, и ранг второго секретаря, вся его продуктивность заключалась в том, что он бегал между кабинетами. Все пытался русскую пословицу «наш пострел везде поспел» в жизнь имплементировать. Я покачал головой – молодой да ранний, все думает, что если помрет на работе, ему за это медаль дадут, точно так же как и я когда-то. С возрастом приходит понимание, что надо умирать молодым, но как можно позже.
- А вдруг кто-то еще придет? Вне записи? – это я его так пытался устрашить.
- А вдруг я здесь что-то важное пропущу? Если кто-то подойдет, мне Аскер на мобильный вызов бросит, – довольный, он уселся на стул около двери и вытащил блокнот для того, чтобы конспектировать меня.
Вот теперь все мои были в сборе. Разве что и, правда, Аскера, охранника, не хватало.
Через час, когда закончилось совещание, я понимал, что праздник Весны больше будет напоминать рождение осени, а то и глубокой зимы. Это надо будет просто пережить. И я это сделаю, я это переживу. Хочу я этого или не хочу, 25 марта наступит и закончится. Так я себя и буду утешать.
Долго мне себя утешать не пришлось: каких-то две недели. Наступило 25 марта. Я сидел в первом ряду, и все мои дамы были рядом. То, что происходило на сцене, казалось мне ночным кошмаром, которые так часто мучили меня в детстве. Этот десерт был щедро полит сиропом нашептываний моей тещи. То, как она комментировала происходящее на сцене, было справедливо: только ее язык мог подобрать достаточно мерзкие эпитеты. От этого мне хотелось убить и убиться. Боже, как же я ее ненавижу. Какое счастье, что на протяжении всего этого кошмара Мия, сидя рядом, просто держала мою руку в своей руке. Господи, каким бы подлецом я ни был – у меня есть она, и это уже большое счастье.
К концу первого часа в зале из пятисот человек остались мои работники с семьями и друзьями. Мия, заметив, что я пытаюсь подсчитать, сколько же человек в зале, прошептала мне на ухо:
- Сто четыре человека, папа, я уже посчитала, – она тоже выглядела несчастной.
- Миечка, ты не переживай, в следующий раз все будет гораздо лучше, – я точно так же шепотом постарался подбодрить ее.
- Да, пап, конечно, так оно и будет. Только пускай ведущий больше не говорит на французском, ладно?
- А что такое? – черт бы побрал эту жизнь, где у меня не было времени и возможности выучить французский, прожив три года в Брюсселе.
- А он, приветствуя нас, сказал: «Салют вам, милостивые монсеньеры, нижайше приветствую вас на нашем пиршестве». Пап, так говорили в 15 веке, теперь говорят по-другому. Но даже на таком французском он не поздоровался с женщинами.
- Хорошо, Мия, на будущее учту. Давай я поприветствую тебя на этом пиршестве вместо нашего церемониймейстера, – я чмокнул ее в лоб.
- Вместо кого? Как его называют? – она озадаченно наморщила лобик.
- Боже, неужели мой словарный запас хотя бы на одно слово больше, чем твой?
Миечка довольно засмеялась:
- А я уже закончила твой толковый словарь и заказала новый в Москве, так что не радуйся. И потом, ты уже старый, а мне только одиннадцать. Кстати, я как раз хотела тебе сказать, что воспользовалась твоей кредиткой. Ничего? Я же на книги, а образование…
Я понял, что сейчас собственная дочь прочтет мне лекцию о пользе буйволиного молока и, покачав головой, показал глазами на сцену. Мия моментально прониклась важностью момента и притихла, внимая нашему аккордеонисту, черт бы его побрал.
ГЛАВА II. Апрель 2016
Я зашел в квартиру: моя дражайшая половина, а также ее прародительница о чем-то шушукались на кухне. Фраза, которую я услышал, повергла меня в шок, теща сказала:
- Доченька, так ведь если даже Арслан сумел выучить японский, неужели ты не сумеешь выучить какой-то французский?
Три года в Брюсселе не смогли убедить Асли, что если живешь в стране, то неплохо было бы изучить язык своей временной родины. Однако с чего это моей теще понадобилось убеждать Асли в ее лингвистических способностях? Подслушивать было неудобно, и я кашлянул, это заставило их обеих замолкнуть. Непривычную тишину дома разорвал визгливый голос Асли:
- Арслан, сколько раз я просила тебя не открывать дверь своим ключом, когда мама дома?
- Добрый вечер, леди, – я пытался отшутиться и не дать разгореться скандалу.
- Да, Арсланчик, у нас тут с Асли свои девичьи секреты…
Я попытался не расхохотаться, девицы у меня как раз в самый раз: особенно теща, недавно справившая свое тридцатилетие в сороковой раз. Единственная тайна, которую она способна хранить, – это ее возраст. Точную дату ее рождения даже я не знаю, а ведь я – носитель государственной тайны, за что и получаю надбавку к зарплате в десять процентов, но этот секрет даже для меня остается тайной за семью печатями.
Еще раз извинившись, я смылся в ванную комнату и, запершись там, уставился в свое отражение. Завтра Марьям приедет в посольство регистрироваться. Она меня сегодня проинформировала, что готова подчиниться правилам и с восторгом предает себя в руки отечественной консульской службе. И чего я нервничаю, как девица перед первым свиданием? Эка невидаль, кто-то приедет регистрироваться. Надо по-человечески одеться и успеть утром побриться.
Естественно, утром побриться я не успел, наспех нацепил первое, что попалось под руку, и, подбросив Мию в школу, поехал на работу. Торопливо поздоровавшись с Тараной, я даже спускаться к себе не стал и, увидев номер Марьям, который высветился на моем мобильном, сразу пошел к консульскому отделу.
Девять утра, а она выглядит так, будто только что от личного стилиста. Ну как мне не завидовать ее собранности и целеустремленности? Хорошо хоть женщина и как-то на нее можно найти управу, а то вообще сладу не было бы. Я поздоровался с ней и повел к консульскому отделу. Она, улыбаясь, посмотрела на меня:
- Я уже большая девочка и сумею самостоятельно пройти регистрацию, – с этими словами Марьям приоткрыла дверь в отдел, собираясь зайти.
- Не сомневаюсь, – соврал я: зная своего консула, у меня не было уверенности, что он сумеет зарегистрировать Ежика.
Открывшаяся панорама только убедила Марьям в этом: словно в подтверждение моих слов, консул уперся взглядом в декольте бабы, сидящей перед ним, чуть наклонившись вперед, и сглотнул слюну:
- Здесь должно быть подтверждение об оплате, – он еще раз перелистал пакет с ее документами.
- А разве это не та бумажечка? – чувиха, закусив губу, протянула ему чек, который он сам же и выписал.
- Эту бумажечку я вам дал, а еще должна быть бумажечка из банка с печатью, что вы заплатили консульский сбор за визу, – всю эту мантру консул проговорил, как бандерлог, загипнотизированный Каа, не отводя взгляда от форм, которыми природа щедро наградила предательницу, отказавшуюся от нашего гражданства в пользу швейцарского. А теперь она, видите ли, хочет получить визу, чтобы навестить родных.
- Я точно заплатила, хотите, я вам оставлю свой домашний телефон? – она еще ниже наклонилась над его столом.
- Конечно, оставьте, – консул воспрял духом. Записав телефон, он радужно заулыбался: – Я проверю эту информацию в банке и позвоню вам позже, ладно?
Мы с Марьям переглянулись, она покачала головой и ехидно сказала:
- Да, Арслан, персонал у тебя, конечно, просто поражает воображение.
- Ладно тебе, в принципе, он неплохой парень, старательный, просто к слабому полу неравнодушен. К тому же, если бы он видел, что я здесь, то, сурово взглянув на просительницу, объяснил бы ей, что закон есть закон, – я с чувством превосходства взглянул на Ежика.
- Что же ты не дал ему знать, что ты здесь? – спросила Марьям, подзуживая меня.
- Знал, что она оставит ему свой телефон, а я его услышу и запомню, – и довольно заржал, видя, как Марьям поджала губы.
- Поэтому я не одна пришла регистрироваться? – Марьям явно решила увести разговор от опасной темы.
- И поэтому тоже.
- А еще почему? – она смотрела на меня с любопытством.
- Потому что если меня не будет рядом, то тебя пошлют переводить какую-то часть документов на французский, а какую-то часть с французского к переводчику, который живет в трех часах езды от Женевы и за каждую бумажку, в которой меньше десяти слов, берет 50 евро. Да, кстати, и принимает он страждущих перевода на дому.
- А я бы не к этому переводчику поехала, а к другому, – Марьям незаметно показала мне язык.
- А на территории Швейцарии только один переводчик с нашего языка на французский, имеющий право переводить и легализовывать документы, – отпарировал я тем же заигрывающим тоном.
- Все-то я забываю, что наши даже в Швейцарии остаются нашими.
- И не только в Швейцарии.
Подведя Марьям к рабочему столу консула и представив ее Исмаилу как свою хорошую знакомую, я дал ему понять, что самка – моя, а так как хозяин прайда здесь я, то, если он сунется, ему не жить. Убедившись по его опасливому взгляду, что он все усвоил, я поднялся к себе.
Через восемь минут мне позвонила Марьям и, смеясь, рассказывала, что Исмаил на корню пресек ее флирт, сказал, что в анкете она может не указывать телефона, достаточно рабочего адреса, и, поздравив ее с успешной регистрацией, отпустил с миром. Я робко предложил подвезти ее, и она на удивление легко согласилась. Отдав на ходу какие-то распоряжения, уже через пару секунд я был у машины.
Выехав со стоянки посольства, мы выяснили самое интересное: Марьям хоть и знала адрес, куда ей было нужно ехать, но где это находится, она не представляла. Честно говоря, за пару месяцев у меня тоже не было возможности узнать Женеву как следует. Она моментально просекла этот момент и довольно захихикала:
- Арслан, может, проще обратиться к навигатору, а то мне, хоть и интересно кататься с тобой, но на встречу с послом Германии опаздывать не хочется.
Я представил себе, какой хохот у нее вызовет атлас дорог Швейцарии за девяносто седьмой год прошлого века, который, вместо того чтобы занять свое почетное место в букинистической коллекции какого-нибудь европейского книголюба, передавался по наследству по посольской линии. Когда-то он принадлежал первому послу, потом второму, третьему, и вот теперь я его счастливый обладатель.
И не ошибся: увидев этот раритет, Ежик зашлась от смеха и пообещала в подарок нашему посольству GPRS навигатор от «Красного креста» в качестве гуманитарной помощи.
Черт! Через неделю я вспомнил ее смех, потому что пришла моя очередь смеяться точно так же ехидно. Сегодня конференция ООН, и тема интересная – «Развитие гражданского общества в странах с переходным периодом». А оно у нас есть, это самое гражданское общество, чтобы говорить о его развитии? Почему я должен информировать ООН о том, о чем они знают куда лучше, чем я?
Начал я с неправительственных организаций и с того, какую выдающуюся роль в жизни нашего общества они играют. Потом рассказал о том, какие средства государство выделяет на развитие этих организаций как передовой ячейки гражданского общества. После я заговорил о молодежных организациях, но тут председательствующий вежливо кашлянул, и я поспешил закончить речь тем, что в деле развития неправительственного сектора наше государство играет самую значительную роль.
Первым поднял руку посол Норвегии. Помню я этого защитника гражданских прав: когда он отбыл из моей страны, где был послом, все вздохнули с облегчением. На следующий день после его отъезда МВД подало в суд на 23 газеты. Стоит ли говорить о том, что все 23 газеты проиграли судебные иски? Эх, жаль, я не дома, у нас ему никогда не предоставили бы слово, а здесь председатель буквально с поклоном представил его «уважаемому собранию». Что он у меня спрашивает? А я здесь причем? Ну откуда я знаю, почему у нас не регистрируют НПО? Откуда я знаю, почему у нас не разрешают работать международной организации «Репортерам без границ»? Зато «Врачи без границ» работают запросто, им же прививки от гриппа никто не запрещает делать. Так я ему и сказал, а он в знак протеста покинул конференцию. И председатель повел себя странно: призвал меня к порядку! Это меня к порядку?! Я просто ответил на заданный мне вопрос. А тут еще посол Голландии сказал, что видит в моих словах издевку и просит лишить меня права присутствовать на заседаниях ООН сроком на месяц. Господи, если все это дойдет до моего начальства в МИДе… Сидеть мне в Киеве послом! Именно до него меня и доведет мой язык!
И тут произошло нечто странное: слово попросила Марьям, которая присутствовала здесь только в качестве наблюдателя. В принципе, вся ее организация и была наблюдателем – ни на что большее Красный крест уже давно не способен. А она, небось, сейчас скажет, что, будучи гражданкой обсуждаемой страны, она может объективно рассказать… Выскочка несчастная! Так бы ее и выпер из Швейцарии, жаль, это не от меня зависит!
- Дамы и господа, учитывая, что мы сейчас говорим о моей родине, мне особенно неприятно все происходящее здесь. Но я никак не могу отделаться от мысли, что вопрос поставлен не совсем корректно. Да, конечно, господин посол настолько добр, что проинформировал нас о том, что «Врачи без границ» работает, но почему кто-то в этих словах усматривает издевку? Вполне реально, что и работу этой организации запретят. И что тогда? Мы здесь соберемся, чтобы извиниться перед господином послом? Вам не кажется все это несколько странным?
Я чуть не упал со стула. Вот уж не ожидал, что Марьям мне подыграет. Плевать, тоже мне защитница. Больно я в ее защите нуждаюсь!
У председателя забегали глазки. Одно дело, посол страны, название которой он никак не может запомнить, неудачно пошутил. Другое дело, вмешалась глава такой организации как Красный крест, а уж ее в склонности к дурным шуткам обвинить нельзя:
- Господин посол, впредь мы будем ждать от вас самого серьезного анализа, а не голословных утверждений, – и председатель, посчитав тему исчерпанной, обратил свой грозный взгляд на посла Нигерии.
Я вздохнул с облегчением: в Нигерии похуже будет с гражданским обществом. Хотя нашу страну так часто сравнивают с Нигерией, что я устал доказывать, насколько некорректно это сравнение: у нас бананы подороже будут.
Выйдя из конференц-зала, я облегченно вздохнул. Ну наконец этот кошмар закончился и я могу ехать на работу. Ко мне подошла Марьям, и я, прищурившись, злобно посмотрел на нее. Ее это нисколько не огорошило:
- Судя по всему, благодарить ты меня не будешь?
- А за что тебя благодарить-то? И сам сумел бы разобраться, – я невозмутимо взирал на нее. – Сама в Женеве сидишь, а родину критикуешь.
- Знаешь, мне перед самым отъездом в Женеву наш чиновник сказал: \"это хорошо, Марьям, что вы уезжаете. Иначе вы или сгорите здесь, или вас сожгут. И это будет где-то справедливо.\" Мне так страшно стало - от того, что он сам верит в то, что это будет справедливо. Я и скучаю по родине, и боюсь ее. Боюсь таких ревнителей справедливости. Но ты же меня понимаешь? – и она жалобно посмотрела на меня.
- Тебя сложно понять порой, – я замялся, не зная, что сказать: надо мне в политику лезть?
Она пожала плечами и как-то сразу согласилась:
- Конечно, нисколько в этом не сомневаюсь.
- А ты снова без машины? – мы уже вышли из здания ООН и стояли под флагами стран.
- Ты же знаешь, что мой офис совсем рядом – так что я пешком пройдусь.
- Все так же любишь бродить пешком? Положение не обязывает ездить на авто?