— Послушайте, подполковник, — зампред сел рядом с Корнеевым на диван. — У нас в училище парень был, Алеша Комаров, так его за дела всякие выпустили младшим лейтенантом. Он тогда себе, по пьянке, звездочку на плече наколол.
— А ведь это мысль, Сергей Сергеевич, ей-Богу мысль. Может, наш Саша просто в училище был военном.
— Запросите. Вертолетчиков не так много школ готовит.
Кафтанов курил и, казалось, совсем не слушал Корнеева. Он листал дело, что-то выписывая в блокнот.
— Значит, так, Игорь, — Кафтанов встал, подошел к окну. — Пока ничего нет, так я понимаю.
— Это с какой стороны смотреть, — мрачно ответил Корнеев.
— А с любой. Машина «ягуар» угнана у некоей Сомовой Натальи Борисовны. Авто это она пригнала из Польши, где приобрела его за валюту.
— Наталья Борисовна Сомова, по установочным данным, пять лет занималась проституцией, а теперь стала фотомоделью.
— Ты наши данные в суд не понесешь, не то время.
Кафтанов опять сел за стол.
— Убитый мною Григорьев Олег Тимофеевич по нашей картотеке проходит как рэкетир.
— Это опять агентурные данные.
— Мы сейчас отрабатываем связи Сомовой и Григорьева.
— Что-нибудь есть?
— Пока немного. Знаем только, что Григорьев был в Кунцевской группировке, потом ушел работать на солидного хозяина. Сомову несколько раз видели с ним. Думаю, что машину Наталья Борисовна приобрела…
— Думай не думай, — перебил его Кафтанов, — приобрела, и все. Начинай работать с ней. Что по Саше-вертолетчику с Патриарших прудов?
— Афганцы такого не знают. Я запросил горвоенкомат.
— В показаниях Козлова есть одна любопытная деталь: «Вертолет поднялся как-то странно и пошел над деревьями, все время заваливаясь…» Видимо, пилот был неопытным. Следовательно, запрашивай все летные училища, военные и ГВФ, отрабатывай всех исключенных москвичей.
— А если он не москвич?
— В показаниях Акимова целый абзац их разговора о Москве. Москвич он.
— Хорошо, я отработаю эту версию.
— Теперь внимательно слушай меня, Игорь. Есть СП «Антик». Сначала убивают австрийца Мауэра, потом покушаются на жизнь вице-президента Сергея Третьякова. Он лежит в госпитале в Вене. Теперь еще некто Лебре, наемный убийца. По всем данным, этот человек к нам въехал, а обратно не выехал. Все погранпосты дали данные. Нет такого человека. Значит, или он выехал по другому паспорту, или он здесь.
Кафтанов поднял трубку.
— Леонид Петрович, зайди ко мне.
Через несколько минут в кабинет вошел начальник отдела Управления БХСС Смирнов.
— Ну, я начну сразу, — сказал он, поздоровавшись и садясь за стол. — Мы еще раз проверили СП «Антик» и ничего интересного не нашли. Есть мелкие нарушения, такие же, как и у всех. Но больше ничего. Вице-президент Сергей Третьяков человек, который не позволяет нарушать никаких нормативных актов. Правда, получает большие деньги, но все законно.
— Чем же они промышляют?
— Согласно уставу делают точную копию антикварной мебели, дворцовых убранств, ковки, решеток. Сначала поставляли небольшими партиями в стране и за рубежом, потом начали получать солидные заказы от двух европейских и одной американской кинокомпаний. Они американцам дважды для съемок фильмов о России поставляли первый раз мебель, гобелены, картины, находившиеся у семьи Романовых. Второй заказ все то же самое, но времен Елизаветы Петровны, но а сейчас у них грандиозный контракт. Некто Вольфер — продюсер — начинает подготовку фильма о декабристах. Натуральные съемки в СССР, а все павильоны в Голливуде. Заказ миллионный.
— Они отправляют свою продукцию поездом?
— По-всякому. В основном контейнерами в Европу, но я связался с таможней. Никаких нарушений. Руководство СП само зовет таможенников, просит помочь.
— Любопытно, — Кафтанов закурил, — так почему же происходят трагедии с руководством СП?
— Думаю, хорошо отлаженное дело, большие валютные барыши мафия, как ее любят называть журналисты, прибирает фирму к рукам.
— Кто там сейчас на хозяйстве? — спросил Кафтанов.
— Коммерческий директор Лузгин Сергей Семенович.
— Вот ты к нему и сходи, Игорь, с бумагами, пришедшими из Вены. Мол, так и так, были ли у Третьякова враги.
— Понял.
…Химическая лаборатория института растениеводства спряталась в зарослях Тимирязевского парка.
Роман Гольдин шел по заросшим аллеям, мимо редких покосившихся скамеек, мимо развалин сооружения бывшего когда-то летним павильоном.
Пусто в парке. Солнце, пробивающееся сквозь кроны деревьев, да гомонящие птицы.
Гольдин шел и думал о том, что, если вложить сюда деньги, можно было бы сделать второй Конни-Айленд.
Дорога к лаборатории угадывалась заранее. Прямо на траве валялись битые реторты, ящики от химикатов, кучи какого-то порошка.
Лаборатория маленькая, одноэтажная. Длинный кирпичный домик постройки начала века.
Покосившееся крыльцо, наполовину разбитая вывеска.
Роман рванул обитую мешковиной дверь и вошел в прохладный коридор.
Пусто, только где-то за дверью пела София Ротару.
У дверей с табличкой «Заведующий лабораторией» Роман остановился и постучал.
Ему никто не ответил, и он приоткрыл дверь.
В маленьком кабинете за столом сидел человек и сосредоточенно чинил зажигалку.
Занятие это настолько поглотило его, что он даже не обратил внимания на вошедшего.
— Дима, — позвал Роман.
Человек за столом поднял голову, потом засмеялся.
— Роман! Да как ты меня нашел?
Они обнялись.
— Ну ты даешь, — с долей зависти сказал Дима, оглядывая заграничную красоту Гольдина, — во всем дорогом.
— Жизнь такая, мистер Новиков. Бизнес требует упаковки. А ты что-то сдал.
— На двести семьдесят не разбежишься.
Гольдин оглядел его внимательно, как старшина новобранца. Да, этот человек знал лучшие времена. Об этом говорил и заношенный блайзер, и рубашка от Диора, и много раз чиненные туфли «Хоретс».
— Дела идут неважно, Дима? — Роман сел у стола, смахнул детали зажигалки.
— Ты что? — ахнул Новиков.
— На, — Гольдин положил на стол коробочку, — золотой «Ронсон».
Потом из внутреннего кармана пиджака он достал длинный плоский футляр.
— А это на руку надень. «Омега». Пора становиться солидным человеком.
Роман огляделся.
— Скромно. Ты докторскую защитил?
— Нет, — Дима достал пачку «Столичных».
Теперь Роман открыл кейс и положил перед товарищем два блока «Данхилла».
— Круто, — засмеялся Дима.
— Так что с докторской?
— Ничего. После того, ты помнишь, меня поперли из института, чуть под следствие не угодил. Академик отмазал, не хотел, чтобы институт склоняли. Вот здесь и придуриваюсь.
— А мы тогда неплохо империалы поделали, неплохо.
— Это тебе неплохо. Ты в Америку свалил, а я здесь припухаю.
— Вот я приехал, Дима, помочь тебе.
— Материально? — усмехнулся Новиков.
— Если хочешь, то материально. Я тебе еще кожаную куртку привез, вечером отдам. А пока на тебе аванс.
Из кейса появились четыре пачки.
— Здесь три тысячи деревянными и пятьсот гринов.
— За что аванс, Рома? — Новиков быстро рассовал деньги по карманам.
И Гольдин понял, что разговор получится, уж больно у старого друга тряслись руки, когда он хватал деньги.
— Опять туфтовые десятки лить и джоржики?
Новиков закурил «Данхилл», блаженно закрыв глаза, сделал первую затяжку.
— Да, Дима, довел тебя совок. А ты же в членкоры метил. Надеждой института был.
— Рома, ну стал бы я доктором, потом членкором. Пахал бы да зарабатывал аж целых рублей восемьсот. Мне там надо жить.
— Правильно, Дима, я тебе контракт привез.
— Какой?
— От одной солидной фирмы, подпишешь и через год можешь ехать.
— А почему через год?
— А кому ты там нужен, нищий эмигрант?
— Так контракт…
— Его заработать нужно. Ты здесь делаешь то, что нужно нам. Налаживаешь производство. Потом я тебя вызываю в гости, и все.
— А приглашение?
— На.
Роман достал из кармана зеленый квиток.
Новиков взял его. Долго читал. Лицо его изменилось, стало мягче и спокойнее.
Он уже видел перспективу, внутренне прощаясь с этим сырым, полутемным кабинетом, замусоренным парком, с квартирой своей в проезде МХАТа, со старой, требующей ремонта квартирой.
Этот зеленый листок был пропуском в другую жизнь, о которой так долго мечтал Дима Новиков.
— Что я должен делать, Рома?
— Ты, кажется, защищался по употреблению наркотиков в фармакологии?
— Да.
— Насколько я помню, ты даже разработал новый вид наркотика.
— Было такое.
— Дима, ты сегодня же подаешь заявление об уходе и переходишь работать в малое предприятие «Фармаколог».
— Что я должен делать?
— Этот новый наркотик.
— Но его на кухне не сваришь. Нужна лаборатория.
— Она есть. Сколько тебе надо времени, чтобы наладить полностью технологию производства?
— Дней двадцать при наличии сырья.
— Условия, — Гольдин хлопнул по столу. — Три тысячи советскими, не облагаемых налогом, и две тысячи долларов. После начала массового производства премия сто тысяч.
— Кем?
— Конечно.
— Когда начинать?
— Сегодня.
— Для начала производства пластикового наркотика необходимо обычное сырье для шырева.
— Сколько?
— Минимум центнер.
— Будет.
СП «Антик» располагалось в самом центре, на улице Москвина. В бельэтаже. Дом был известный, здесь когда-то жил Есенин.
Игорь вошел в подъезд, поднялся на один марш и увидел двери, больше напоминающие генерала в парадном мундире. Так блистало и сияло это сооружение.
При входе сидел милиционер. Самый обыкновенный, с сержантскими погонами и резиновой дубинкой.
Он взглянул на удостоверение Игоря и записал данные в книгу.
— По договору?
— Так точно, товарищ подполковник.
— Сколько платят?
— За дежурство раз в пять дней по полтиннику за день.
— Неплохо.
— Очень даже.
— Где Лузгин сидит?
— В конце коридора направо.
У кабинета Лузгина сидела шикарная секретарша. Она мазнула по удостоверению зелеными, ведьмовскими глазами и сказала не очень дружелюбно:
— Повадились.
— Сергей Семенович у себя?
— Сейчас доложу.
Она скрылась за дверью с надписью на русском и английском, извещавшей, что именно здесь находится коммерческий директор господин С. Лузгин.
Секретарша появилась, когда уже Корнееву надоело разглядывать телефаксы, календари, замысловатую аппаратуру.
— Прошу, — она любезно улыбнулась.
Лузгин ждал его не за столом. Он сидел на кожаном диване, рядом с которым примостился столик с напитками и сигаретами.
— Прошу, Игорь Дмитриевич, — он широким жестом показал на кресло.
Корнеев сел, взял из круглой банки сигарету. Лузгин щелкнул зажигалкой.
— Чем могу?
— Мне хотелось бы поговорить о вашем вице-президенте Третьякове. Вы, надеюсь, знаете, что с ним случилось.
— Конечно, конечно.
Лузгин налил виски.
Был он любезен, элегантен, мил.
— Прошу.
— На службе.
— Тогда кофе.
— С удовольствием.
— Так что вас интересовало, Игорь Дмитриевич?
— Меня очень беспокоят печальные, я бы даже сказал трагические, обстоятельства, в которые попадают ваши руководители.
— Вы имеете в виду смерть господина Мауэра? — Лузгин плеснул себе в стакан немного виски.
— Не только, нас очень волнует покушение на жизнь Сергея Третьякова.
— Ну это вы зря. — Лузгин засмеялся. — Что касается Мауэра, действительно история темная. А с Сергеем все иначе.
— Вы располагаете фактами?
— Да нет, — Лузгин закурил, — Третьяков… Я вообще не знаю, как он попал в нашу фирму. Вы знаете, кто он?
«Сейчас поливать начнет», — с удовольствием подумал Игорь. Он, идя сюда, практически точно знал, как будет развиваться разговор.
— О таких, как Третьяков, мы в детстве говорили не блатной, а голодный. Помните?
— Нет, Сергей Семенович, в разное время наше детство было-то. — Игорь удобнее устроился в кресле. — Мы пацаны-то послевоенные.
— Конечно, я чуть постарше. — Лузгин печально улыбнулся.
— Вы родились 13 мая 1933 года.
На секунду лицо Лузгина закаменело, глаза стали холодными и настороженными.
Но только на секунду.
— МУР есть МУР, как говорил незабвенный Сафрон Ложкин из фильма «Дело пестрых». Так вот о Третьякове. Знаете, когда его назначили вице-президентом, я был, поверите, весьма изумлен. Человек без коммерческого опыта, без солидных связей, а главное с полууголовным прошлым.
— Что вы, Сергей Семенович, подразумеваете под словом «полууголовным»?
— Я это так понимаю. Уголовник — это тот, кто сидит, а полууголовник — это тот, кто пока не сел.
— Любопытная градация. Так поговорим о полууголовном прошлом Третьякова.
— Он принадлежит к той категории людей, которую принято называть пеной. Они везде при чем-то и ни при чем. Мелкие делишки, спекуляция, фарцовка. В общем, все вместе. Ну о Третьякове я знаю, что он вместе с одним из помощников Гришина доставал «Волги» и через УПДК иномарки по письмам для грузин, армян — в общем, черных. Бизнес был крепкий. Но я не об этом. А сколько скандальных историй с ним связано! То в бане подерется, то в солидной компании жену уведет…
— У кого же он жену-то уводил?
— У замминистра Внешней торговли.
— Так ему и надо, замминистру, будет знать, куда с женой ходить, — засмеялся Корнеев.
— А бесконечные драки в ресторанах!
— Значит, вы считаете, — Игорь насмешливо посмотрел на Лузгина, — что Третьяков человек в вашем деле лишний?
— Как раз нет. У него оказался огромный организаторский талант. Но характер — это судьба. Наш австрийский представитель, господин Штиммель, дал нам понять, что Третьяков ввязался в ночном клубе в драку из-за бабы.
— А с кем, он не говорил?
— Намекнул, что с людьми, которых лучше обходить стороной.
— Ну что же, — Корнеев встал, — спасибо, вы мне прояснили кое-что. Правда, хочу заметить, австрийская полиция сообщила нам совсем другое, нежели ваш венский представитель, кстати, она разыскивает этого господина, как его фамилия?
— Штиммеля?
— Вот-вот.
— Это недоразумение, он солидный коммерсант.
— А вы его знали по работе в Разноэкспорте?
И снова у Лузгина закаменело лицо.
— Впрочем, это к делу не относится. Желаю здравствовать.
И уже у дверей Игорь повернулся и спросил:
— Кстати, таможенную чистку вашей продукции проводите вы?
Не дожидаясь ответа, Корнеев скрылся за дверью.
Когда он спустился вниз и вышел на улицу, к подъезду «Антика» подкатил «мерседес» последней модели и из него вылез Мусатов. Тот самый зампред Совмина, с которым безуспешно пытался бороться Кафтанов.
Говорили, что Мусатов ушел на пенсию. Нет, видимо, еще крутит дела «крестный отец» времен застоя.
Мусатов даже остановился, увидев Корнеева. Они постояли так, глядя друг на друга.
— Дурдом, — громко сказал Игорь и пошел в сторону Петровки.
…Ночью вода пруда стала совсем черной, и лебеди, устало плывущие к деревянному домику, казались белоснежными.
Легкий ветерок раскачивал в воде отражения фонарей.
Гольдин сидел на крайней лавке у павильона и ждал Филина. Он курил, поглядывая на воду, лебедей, и ждал.
Трое парней лет по семнадцати, одетых с кооперативной небрежностью, остановились у соседней лавки, огляделись, оценили обстановку.
— Сколько времени? — спросил один из них.
Роман взглянул на часы.
— Без трех два.
— А закурить у тебя есть? — спросил второй.
— Есть, — Гольдин достал пачку «Мальборо» и спрятал в карман, — есть, но тебе не дам. Запомни, лучше воровать, чем побираться.
— Ну тогда, дядя, снимай шмотки, — третий достал из кармана самодельный нож-лисичку.
— Прямо сейчас или подождать? — насмешливо спросил Гольдин.
— Ну, — один из троицы надвинулся на Гольдина и упал как подкошенный. Оставшихся двоих схватили за волосы и поволокли по аллее крепкие парни в кожаных куртках.
И тут появился Филин.
— Что у тебя, Рома?
— Ничего, Коля, не поладил с местным активом.
Один из троицы продолжал валяться на земле.
— Серый, — скомандовал Филин, — убери эту сволочь.
— Распустилась молодежь, — Гольдин зевнул, — куда только милиция смотрит.
— Ты меня за этим позвал? — поинтересовался Филин.
— На лебедей ночью нет желания посмотреть?
— Почему же, давай посмотрим.
Они подошли к павильону, спустились по ступенькам к пруду.
— Ну? — спросил Филин.
— Нужно сырье.
— Какое?
— Опиум-сырец.
— Много?
— Центнер.
— Да…
— Что, сложно?
— Не просто.
— А людей найти и оборудовать производство легко?
— Я разве, Рома, что говорю. Надо лететь в Ташкент.
— Так лети.
— Что-то там не так, Корнеев, — Кафтанов достал из сейфа бумагу.
— Где, товарищ полковник?
— В «Антике» этом. Ты себя корректно вел?
— Я же доложил.
— Так вот, пришел депутатский запрос от нашего давнего знакомца народного депутата Громова Бориса Павловича. Почему московская милиция вмешивается в дела и не дает работать замечательному СП «Антик». Кроме того, мне твой друг звонил из МВД СССР полковник Кривенцов, грозил тебе, мол, действуешь недопустимыми методами.
— Андрей Петрович, я забыл доложить, я из гадюшника этого выходил и Мусатова встретил.
— Да ну! Нашего сановного пенсионера?
— Так точно. Он на «мерседесе» подкатил.
— Вот оно что. Опять вся бригада собралась: Громов, Мусатов, Кривенцов. Значит, мы правильно действуем. Правильно. Как у тебя дела?
— Логунов отрабатывает училища и военкоматы. Ковалев отрабатывает связи Сомовой, я сам хочу заняться Натальей Борисовной.
— Погоди. Видимо, и я тряхну стариной, раз уж Мусатов выплыл. А тебе другая дорога. В Вену полетишь. Третьяков пришел в себя, хочет дать показания представителю нашего уголовного розыска. Скажу сразу, командировку эту пробить было нелегко. Слишком много желающих скатать за границу объявилось. Но сделали. Летишь сегодня.
— Во сколько?
— Получи паспорт, валюту. Самолет твой в шестнадцать часов.
В Ташкенте было жарко. Казалось, что раскаленное солнцем небо опустилось прямо на мостовые.
Филин, Сергей и Саша-Летчик сидели в садике за низким столом перед белым двухэтажным особняком, рядом с бассейном, в который втекал искусно сделанный ручеек.
Хозяин, армянин Арташез Аванесов, угощал московских гостей.
На пестрой скатерти стояли кувшины шербета со льдом, блюда с фруктами и зеленью, сациви, лобио, куски осетрины.
Богатый был стол, а в глубине сада двое суетились около казана с пловом и шампурами с шашлыком.
— Хорошо у тебя, Арташез, дорогой, — Филин отхлебнул ледяного шербета.
— Нормально, Коля, живем как все. Скромно, тихо. При нашем деле главное спокойствие. Говори скорей, какое у тебя дело?
— Скажи, Арташез, я тебе помог?
— Век не забуду, падло буду, Коля.
— Твои люди с моей помощью наперстки в Москве держат. Без меня их бы чечены уделали нараз. И я с тебя доли не прошу. Так?
— Коля, зачем ты это говоришь, я твой должник. Помню, знаю. Что надо, скажи только.
— Опий-сырец.
Арташез задумался.
— Много? — спросил он после небольшой паузы.
— Центнер.
— Так.
— Это что, много для тебя? — усмехнулся Филин.
— Да нет, Коля, нет. Смогу достать через месяц.
— Долго, мне он срочно нужен.
— Конечно, опий есть, но его взять нужно.
— Как взять?
— А очень просто. Он у Батыра.
— Это у какого?
— Ты не знаешь. Он новенький, из бывших фрайеров. Но силу набрал, мешает мне, как может.
— Ну что ж. Давай научим. Где товар?
— Есть одно место, под городом. Поселочек небольшой. Там они его в чайхане прячут.
— Зови своих бойцов, пусть с моими все осмотрят, а потом я план разработаю. Плов-то где?
Филин засмеялся довольно. Похлопал Арташеза по спине.
— Голова ты, Паук, ох голова.