Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

алексей цветков

 

детектор смысла



Издательство «Арго-Риск»

2010

* * *

в темном ливне людей из которых не ты ни один

но свербило в промежности паспорта тусклое фото

чуть погаснет сеанс испарять в небеса никотин

сказки костного мозга и финский форсирует кто-то



телевизор кремлевскую в грабли объятий гурьбу

вешать блесны на грудь чтоб от бодрости в обморок оба

черви чистого разума часто их видел в гробу

и родных чьи ночные черты неразлучны до гроба



отсыпаться по разные стороны метро-моста

в долгоруких зимовьях подкидышами куковали

изо всех подземелий трезвела мозгами москва

златозубая челюсть но с выбитыми куполами



помнишь ленина в ступе он сам из простых поселян

но без воли его не падет ни единого пейса

с головы рыбарей на киннерете всем просиял

и вернется назад на осиновый кол не надейся



а по совести вспомнить из нас не вернется никто

слишком трудно мертвы и кому из простых по карману

это место где пеплом светило на землю легло

чтоб в лепешки его сорок лет запекали как манну



все что было не жизнь а евангелие от луки

от лукавого то есть нас в морг только с визой пускали

где безглазые с визгом в припадке последней любви

отдирали парное от остова мясо кусками



ты не ужаса ждешь даже если орбиты темны

в горле голос простыл но снаряд на последние куплен

чтоб на стенку с отвесом когда времена истекли

вылетать на шарнире шальном и куку блин

куку блин



считалочка



свет гасите раз два три

кто не спрятался умри

кто не умер будет хуже

у жука скелет снаружи

у тебя скелет внутри



сложим детские стихи

про уклейку из ухи

где в четверг червей копали

корни ссохлись и пропали

запаршивели верхи



поступать привыкли так

на глаза кладут пятак

типа музыку играют

от любви не умирают

умирают просто так



прежде женятся вдвоем

обзаводятся тряпьем

в бочках мучают селедку

жалко девочку-сиротку

мячик в речку и убьем



результат всего вреда

зев беззуб мозоль тверда

на звонки не отвечают

свет погас и не включают

это где же мы тогда



новый круг считаем раз

открываем на ночь газ

а у них в квартире коля

околел от алкоголя

света догу отдалась



видишь правду мигом спрячь

будешь нем а я незряч

тишина на белом свете

тише мыши тише дети

тише танечка не плачь



фигура умолчания



вначале нас лучом несло к тельцу

как журавлей на зимний юг лечебный

ажурную протонную пыльцу

с искрой на срезах квантовых сечений



все сходится здесь пусто и черно

но не толкуй метафору превратно

есть многое на свете для чего

не сыщешь слов на вашем эсперанто



ты говоришь внизу мы были сном

но что такое сон что значит были

колонны душ пошедшие на слом

мертвы вернее чем автомобили



как жаль что раньше речь текла терпя

и тишину изнемогала людям

теперь земля где я любил тебя

оставлена но тосковать не будем



нет лучше луч в ничто до чьих глубин

тьмы ходиков не достучится дятел

я угадал я так тебя любил

что весь язык на умолчанье тратил



в толпе автомобилей и планет

где плакали в плену и жили в коже

лиха беда что воскресенья нет

важнее что исчезновенья тоже



пора искрить в бесшумной пустоте

раз прежний мир притворной жизнью занят

и спят в разлуке временные те

кем были мы и кто о нас не знает



гауссиана



за последней пустыней стена

а за ней где пустыни пустей

на престоле сидит сатана

среди сора и битых костей

вот знакомый осколок бедра

вот червивые чьи-то грешки

только это не наша беда

мы сюда не за этим пришли

просто прожили жизнь как смогли

пили воду и ели еду

а в конце договоры свои

на проверку приносим ему

нам не видно лица но оно

как в чернильную полночь окно



мы не ровня ораве ворья

возвратимся домой без потерь

среди подписей есть и моя

хоть ей резус хоть группу проверь

пусть заверит обратный паром

через сернистый стикс и везде

он единственно вечным пером

и уплочено в нужном гнезде

хлеб не тело и кровь не вино

повелителю льда и камней

мы о главном не спросим его

мы не верим тому кто главней

обернешься лишь кости крестом

да пятно на престоле пустом



лучше наглухо в сейфе мозги

шутовской приноравливать смех

мы вернулись откуда могли

мы одни из обманутых всех

станем снова сновать в суете

лицемерную пестовать месть

в преисподней империи где

пуст престол но восстание есть

будет битое с хрустом стекло

в переулках где солнце зашло

мы не выдадим сколько всего

уплатили ему и за что

мы и сами не вспомним кому

погружаясь в хрустящую тьму



он должно быть сидит на холме

наизнанку воронкой в земле

и того кто пройдет по кайме

за веревочку тащит к себе



весть



из башни в центре всей москвы

столицы наших родин

нам проебали все мозги

втемяшивая как могли

что человек свободен

мы долго думали и вот

подкреплены обедом

пошли туда где он живет

в краю умеренных широт

сказать ему об этом

он нам не шурин и не зять

но ведь имеет право знать



мы шли три дня мы шли толпой

тревожа песней груди

не зная сна гоня покой

и видим дом стоит такой

в каких бывают люди

вот баба что в расцвете лет

поди ласкал он пылко

а больше утвари здесь нет

лишь у кровати на просвет

пуста его бутылка

а сам вкушает потный сон

не зная что свободен он



мы говорим что мы отряд

из добровольных сотен

мол делегаты от ребят

кому по ящику твердят

что человек свободен

и если ты мол тот и есть

предмет такой награды

то мы тогда имеем честь

и эту радостную весть

тебе поведать рады

забудь про бабу и уют

иди бери пока дают



мы долго шли кругом леса

забросив сев и дойку

пусты с харчами туеса

а он на нас спускает пса

и снова лезет в койку

пора домой колоть дрова

и сыпать гречку в пашню

пока душа в мослах жива

пока стоит себе москва

и ей не сносит башню

с которой можно передать

что век свободы не видать



жара



жара на пасеке и пруд

в пруду кувшинки

кругом пунктир кротовых груд

и жаб ужимки



взмывает певчая пчела

в зенит ретива

от сотен тысяч пчел черна

вся перспектива



отхлынут крыльями вертя

отливом в улей

я там с отцом гостил дитя

теперь он умер



трава в овалах жабьих ртов

вся жизнь и сложность

фортификация кротов

ужей возможность



я тоже может быть умру

раз жить так жарко

лицом в пчелиную пургу

уже не жалко



так лучше может быть шагну

чем в дырку дула

в тоннель где в прежнюю жару

черно от гула



нью-хемпшир



памяти л. л.

вливался сад в окрестные леса

глаза купая в зелени по локоть

внутри которой птичьи голоса

имело смысл увидеть и потрогать

был сад высок до вековых светил