Мартин Круз Смит

Залив Гавана

Посвящается ЕМ


Несмотря на то, что действие происходит в городе Гаване на острове Куба, все персонажи и диалоги между ними являются вымышленными и не относятся к конкретным людям или событиям. Любое сходство с кем-либо является простым совпадением.

Автор

1

Прожектор на полицейском катере направил луч в сторону просмоленных свай у кромки залива, разрывая чернильную темноту ночи. Гавана скрывалась где-то вдали, за одинокой линией фонарей вдоль дамбы. Звезды равнодушно мерцали в вышине, огни кораблей, стоящих на рейде, светились приглушенно. Ничто не нарушало водный покой ночной гавани.

Банки из-под содовой, консервированных крабов, рыбьи пузыри, матрасы, окаймленные водорослями, — все это послушно расступалось по мере того, как следственная группа Полиции народной революции (ПНР) стремительно продвигалась к цели. Аркадий, одетый в кашемировое пальто, стоял с капитаном Аркосом — невысоким, широкоплечим человеком, который, казалось, смертельно устал от своей службы. Рядом молчал сержант Луна — огромный угловатый негр. Детектив Осорио, маленькая смуглая женщина в синей униформе ПНР, окинула Аркадия оценивающим взглядом.

— Все просто, — перевел слова капитана кубинец по имени Руфо, переводчик из Российского посольства. — Вы осматриваете тело, идентифицируете его и отправляетесь домой.

— Звучит действительно просто. — Аркадий старался понравиться, хотя Аркос демонстративно ушел, как будто показывая, что любой контакт с русскими для него оскорбителен.

Осорио соединяла в себе черты лукавой простушки и палача. Она заговорила, а Руфо переводил:

— Детектив говорит о том, что это наш кубинский метод — не русский и не немецкий. Да, да это кубинский метод, вот увидите.

Пока Аркадий не видел ничего. Он только что прибыл в аэропорт в кромешной тьме, где его встретил Руфо. Они ехали в такси, когда зазвонил мобильный Руфо, и авто свернуло в сторону залива. Уже тогда Аркадий почувствовал, что ему не очень и рады.

На Руфо была легкая гавайская рубашка, он был похож на постаревшего и слегка раздобревшего Мухаммеда Али.

— Детектив говорит, она надеется, что вы захотите узнать подробнее о кубинском методе.

— Я ничего не имею против, — Аркадий был покладистым гостем. — Спросите ее, пожалуйста, когда было найдено тело.

— Два часа назад.

— Вчера из посольства мне сообщили, что Приблуда в опасности. Почему они сказали об этом до того, как вы нашли тело?

— Она говорит, что вам лучше узнать об этом в посольстве. Она ничего не знала о прибытии следователя.

Профессиональная честь была поставлена на карту, и Аркадий почувствовал, что в этом раунде он проигрывает. Подобно Колумбу капитан Аркос нетерпеливо вглядывался в темноту, стоя на палубе, Луна был его неотступной тенью. Осорио подняла штатив и растянула ленту, на которой было написано NO PASEO. Когда прибыл полицейский в белом шлеме и в подкованных металлическими набойками форменных ботинках, она окрикнула его с такой силой, что дрогнул бы даже и глухой. Однако, как только растянули заградительную ленту, тут же появились какие-то люди в теннисках. «Что же такого в жестокой смерти, что привлекает людей, как мух на мед?» — подумал Аркадий. Зеваки в основном были черными. Гавана оказалась более африканской, чем думал Аркадий, хотя надписи на их майках были американскими.

Кто-то прошел мимо заградительной ленты с ручным радио, из которого доносилась какая-то песенка про фиесту…

— О чем она? — спросил Аркадий у Руфо.

— А-а… песня. О том, что эта вечеринка не для уродов. Прости, мой друг, но это веселье не для тебя.

«Но я все-таки здесь…», — подумал Аркадий.

Высоко над головами серебристо засветился воздух, и корабли, стоявшие на якоре, стали появляться там, где только огоньки мелькали прежде. Дамба и особняки Гаваны выросли из воды, раскинулись прибрежные доки и пристани, погрузочные краны встали после ночи на свои длинные ноги.

— Капитан очень встревожен, — обронил Руфо, — кто-то оказался прав — тело здесь и вы тоже.

— А что, могло быть и лучше?

— Это как посмотреть.

Осорио приказала слегка отвести судно назад, чтобы силой волны не потревожить тело. Огни судна и утреннего неба освещали ее лицо. Руфо продолжал:

— Кубинцы не слишком любят русских. Это не о вас конкретно, просто здесь вообще не лучшее место для русских.

— А где же хорошее место для нас?

Руфо пожал плечами. Теперь, когда Аркадий мог разглядеть окружающий его пейзаж, он подумал, что эта часть залива больше похожа на деревню. Холмы с банановыми пальмами нависли над брошенными домами, которые выстроились вдоль высокой бетонной каймы, выполняющей роль дамбы. Она протянулась от угольного дока до паромной пристани. Деревянные пешеходные мостки шатко балансировали на черных сваях. День обещал быть теплым, он чувствовал это по разливающимся в воздухе запахам.



В январской Москве солнце бы прокрадывалось подобно тускло коптящей лампе из-за серых снежных облаков. Здесь же оно — словно полицейский фонарь, который пронзал воздух и воды залива, превращая их в зеркала стального цвета, переходящие в дрожащую, переливчато-розовую гладь. Многое стало внезапно отчетливым. Красочный паром, направляющийся к пристани. Маленькие рыбацкие лодочки сновали, казалось, в пределах вытянутой руки. Аркадий отметил, что не только банановые пальмы растут на склонах деревни, солнце осветило кокосы, гибискусы, желтые и красные деревья. Вода вокруг свай светилась павлиньими хвостами разлитого бензина.

Приказ детектива Осорио включить видеокамеру послужил сигналом для зевак прижаться к заградительной ленте. Паромная пристань заполнилась пассажирами, все взгляды были обращены к сваям, где в мерцающем свете качалось на волнах тело, такое же черное и распухшее, как автомобильная камера, в которой оно находилось. Рубашка и шорты лопнули под напором раздувшейся плоти. Кисти рук и ступни повторяли движения воды; на одной ступне небрежно болталась ласта. Лишенная глаз голова вспухла, как черный воздушный шар.

— Neumatico, — объяснил Руфо Аркадию. — Neumatico[1] — это рыбак, который рыбачит в автомобильной камере. Точнее, в рыболовной сети, которая натягивается на камеру подобно гамаку. Это очень изобретательно, очень по-кубински.

— Так камера и есть лодка?

— Лучше, ведь для лодки нужен бензин.

Аркадий мысленно взвесил такое преимущество: «Да, намного лучше».

Водолаз в гидрокостюме соскользнул с полицейского судна. Одновременно офицер в высоких форменных ботинках ловко перескочил на дамбу. Водолаз осторожно пробирался через ржавые консервные банки и металлические пружины старых сгнивших матрасов, стараясь не наткнуться на гвозди, скрытые под нечистотами, когда наконец смог ухватить автомобильную камеру с трупом… С дамбы сбросили рыболовную сеть, чтобы растянуть ее под камерой и поднять вместе с телом. Аркадий поймал себя на мысли, что поступил бы точно так же. Хотя иногда события развиваются исключительно на удачу.

Водолаз поднырнул под камеру, появился с другой стороны, ухватил сначала ее, а затем свисающую ступню. И тут она отвалилась. Камеру прижало к острой пружине матраса, она с треском лопнула, с шумом вырвался воздух. Детектив Осорио закричала офицеру, чтобы он бросил превратившуюся в желе ступню на берег. «Вечное противостояние власти и смерти», — думал Аркадий, пока зеваки вдоль заградительной ленты хлопали и смеялись.

— Обычно уровень их профессионализма гораздо выше, волнуются из-за вас… Капитан никогда вам этого не простит, — шепнул Руфо.

Видео продолжало фиксировать развитие событий — другой детектив спрыгнул в воду. Аркадию захотелось, чтобы объектив захватил лучи солнца, отражающегося в окнах катера. А камера продолжала тонуть. От тела отделилась рука. Чем больше усилий прилагали люди, находившиеся в воде, чтобы спасти положение, тем хуже оно становилось. Капитан Аркос щедро вносил свою лепту указаний по подъему тела из воды. Когда водолаз попытался взяться за голову, лицо поплыло под давлением его рук и соскользнуло с черепа, как виноградная кожица, отделившись плавно от шеи; это было похоже на попытку поднять человека, который разваливался на части, нисколько не смущаясь зловонием собственного разложения.

Откуда-то пролетел любопытный пеликан, оранжевый как фламинго.

— Я подозреваю, что идентификация тела будет проходить с большими осложнениями, чем предполагал капитан, — сказал Аркадий.

Водолаз подхватил челюсть, выпавшую из черепа, и ловко забросил ее на берег в то время как детективы доставали беспорядочные черные распухшие части тела из сдувшейся автомобильной камеры.

…А над заливом как будто бы вспыхнул пламенем золотистый купол, и здания набережной Малекона начали окрашиваться в свои неправдоподобные цвета: лимонно-желтый, розовый, пурпурный, аквамариновый.

«…Потрясающе красивый город», — подумал Аркадий.



Свет из высоких окон прозекторской Института судебной медицины ровно падал на три стола из нержавеющей стали. На крайнем правом столе лежал торс neumatico и другие части тела, разложенные так, словно со дна морского достали элементы античной статуи. Вдоль стен расположились эмалированные шкафчики, весы, рентгеновская установка, раковина, полочки для образцов, морозильная камера, холодильник и ведра. Вокруг Руфо и Аркадий расставили свои стулья, образовав полукруг. Прежде Аркадий не заметил, как лоб Руфо был изуродован рубцами.

— Капитан Луна хочет, чтобы вы наблюдали отсюда. Вскрытие проводит доктор Блас, — Руфо терпеливо ждал, пока Аркадий поймет, что от него ждут какой-то реакции.

— Тот самый доктор Блас?

— Тот самый…

У доктора Бласа была щегольская испанская бородка. Он стоял над тем, что некогда называлось телом neumatico в резиновых перчатках, темных очках, держа в руках жесткую щеточку. Лишь тогда он показался удовлетворенным, когда скрупулезно собрал все части, измерил их, методично изучил на предмет особых отметок и татуировок — исключительно сложная задача, принимая во внимание то, что кожа буквально растекалась при попытке коснуться ее. Процесс вскрытия мог занять как два, так и четыре часа. Тем временем Осорио вместе с двумя специалистами изучала содержимое камеры и рыболовной сети; части тела, оставшиеся внутри, решили пока не вынимать, чтобы не повредить их. Капитан Аркос стоял с одной стороны, Луна отступил на шаг назад. Аркадий отметил, что голова Луны была похожа на крепкий черный кулак с красными воспаленными глазами.

Осорио извлекала из пластикового пакета свернутую пачку американских долларов и брелок с ключами. Отпечатки пальцев на них не могли уцелеть, поэтому она тут же передала находку офицеру. Было в энергичности и четкости действий Осорио что-то привлекательное. Она деловито развесила мокрую рубашку, шорты и нижнее белье на вешалке.

Во время работы доктор Блас диктовал комментарии в микрофон, прикрепленный к лацкану пиджака.

— Порядка двух недель в воде, — перевел Руфо и от себя добавил: — Было очень жарко, шли проливные дожди, очень высокая влажность даже для этих мест.

— Вам приходилось наблюдать вскрытие до этого? — спросил Аркадий.

— Нет, но это очень любопытно… и, разумеется, я слышал о докторе Бласе.

Проводить вскрытие тела на такой стадии разложения было так же сложно, как очищать яйцо, сваренное в мешочек. Пол был очевиден, но решительно невозможно определить возраст, расовое происхождение, вес, когда тело налилось водой… Нет и отпечатков пальцев, дрейфующих в воде неделями и склеванных рыбами до костей. Когда Блас проколол брюшную полость, струя газов с шумом вырвалась наружу, потом он сделал надрез через грудь к области паха — поток черной воды и жидкой массы залил стол. Взяв ведро, его помощник проворно собрал выплывшие внутренности. Все нарастающая вонь, словно болотный газ, заполнила комнату… Аркадий порадовался тому, что оставил свое дорогое кашемировое пальто в машине. После первой волны зловония — пять минут, не больше — когда органы обоняния справились с шоком, Аркадий стал усердно шарить по карманам в поисках сигарет.

— Пахнет отвратительно, — сказал Руфо.

— Это русский табак, — ответил Аркадий, наполнив легкие дымом, — хотите попробовать?

— Нет, спасибо. Я бывал в России, когда был членом национальной команды по боксу. И я ненавидел Москву — еду, черный хлеб, а более всего — сигареты.

— Вы ведь тоже не любите русских?

— Я очень люблю некоторых русских. Некоторые русские мои лучшие друзья… — Руфо подался вперед, чтобы лучше видеть, как Блас раздвинул грудную клетку для снимка. — Доктор большой профессионал. Если и дальше дело пойдет такими темпами, вы успеете на свой самолет, вам даже не придется ночевать здесь.

— А разве посольство не поднимет шум вокруг этого?

— Русские здесь? Нет.

Блас шмякнул мягкую сердечную массу в отдельный лоток.

— Я надеюсь, вы не считаете их чересчур бестактными? — спросил Руфо.

— О, нет.

Аркадий живо представил себе Приблуду, работа с трупами для которого была обычным делом.

— Представь себе, какая неожиданность для бедного ублюдка, — сказал бы Приблуда. — Плыть себе, любуясь звездами, потом — бах! и ты труп.

Аркадий прикурил одну сигарету от другой и глубоко затянулся, так что слезы навернулись на глаза. Его вдруг осенило, что он перешагнул определенный жизненный этап и теперь знал больше мертвых, чем живых.

— Я навострился говорить на многих языках, путешествуя со своей командой, — сказал Руфо, — после того как я ушел из спорта, мне повезло работать гидом — сопровождал музыкантов, танцоров, интеллигентов, приезжающих из разных стран. Я скучаю по этому времени…

Детектив Осорио методично выкладывала запасы, которые погибший прихватил с собой в море: термос, плетеная коробка, пластиковый пакет со свечами, бечевка, крючки и запасные лески.

Обычно прозектор, делающий вскрытие, надсекает кожу по линии волос и стягивает ее на лицо, чтобы добраться до черепа. Так как в этом случае и лоб и лицо уже соскользнули и приказали долго жить в водах бухты, Блас сразу приступил к вскрытию черепной коробки с помощью циркулярной пилы. Мозг оказался кишащим червями, которые напомнили Аркадию макароны, подаваемые пассажирам «Аэрофлота». Когда подступила тошнота, он попросил Руфо показать ему дорогу в туалет, маленькую кабинку, где вода спускалась цепочкой из ржавого бачка. Там его вырвало, и он подумал, что не так уж хорошо держится. Возможно, пора на пенсию… Руфо ушел и, возвращаясь в одиночестве в прозекторскую, Аркадий проследовал мимо комнаты, пропахшей формальдегидом. Ее стены украшали анатомические карты. На металлическом столе из-под простыни торчали две ноги с желтыми ногтями. Между ног лежал огромных размеров шприц, соединенный трубкой с ванночкой на полу, заполненной бальзамирующим раствором — технология, используемая и сейчас где-то в русской провинции на случай, если выйдет из строя электрический генератор. Игла шприца была длинной и тонкой, чтобы пройти в артерию. Резиновые перчатки и еще один шприц в запечатанной упаковке лежали между ног. Аркадий сунул упаковку со шприцем в нагрудный карман.

Когда он вернулся в прозекторскую, то увидел, что Руфо ждет его с дымящейся кубинской сигарой. К тому времени мозг — то, что от него осталось — уже взвесили, и доктор Блас старательно прилаживал челюсть к голове.

Зажигалка Руфо была одноразовой дешевкой, и он похвастался, что заправлял ее уже раз 20.

— Кубинский рекорд — это больше ста заправок.

Аркадий прикурил предложенную ему сигару, глубоко затянулся.

— Что это за сорт?

— Популярный. Черный табак. Вам нравится?

— Он великолепен, — Аркадий выдохнул облако дыма — синего, как выхлоп автомобиля с неисправным двигателем.

— Можно расслабиться. Дело дошло до костей, мой друг, — Руфо потрепал Аркадия по плечу.

Вернулся офицер, которому Осорио передала ключи. На другом столе после замеров черепа Блас развернул носовой платок и тщательно скреб зубы зубной щеткой. Аркадий передал Руфо стоматологическую карту, которую он прихватил из Москвы (профессиональная предусмотрительность следователя). Водитель, семеня быстрыми шажками, вручил ее доктору, тот начал тщательно сопоставлять посветлевшую ухмылку с пронумерованными отметками на карте. По окончании процедуры доктор посоветовался с капитаном Аркосом, на лице которого читалось удовлетворение. После этого Аркадия пригласили подойти к телу.

Руфо начал переводить: «Русский гражданин Сергей Сергеевич Приблуда прибыл в Гавану 11 месяцев назад в качестве атташе Российского посольства. Разумеется, наши спецслужбы знали, что он является полковником КГБ. Простите, новой Федеральной службы безопасности, Службы Внешней разведки».

— Одно и то же, — бросил Аркадий.

Капитан, а вслед за ним и Руфо продолжили:

— Неделю назад посольство известило нас о том, что господин Приблуда пропал. Мы не предполагали, что они пригласят старшего следователя из московской прокуратуры. Возможно, члена семьи, но не более того.

Перед отлетом Аркадий встретился и поговорил с сыном Приблуды, который отказался лететь в Гавану. У него была своя пиццерия. Распоряжаться в ней оказалось более важным, чем похоронить отца.

— Как утверждает капитан, — продолжил Руфо, — идентификация, проведенная сегодня в вашем присутствии, к счастью, прошла успешно, убедительно и не требует повтора. Капитан также говорит, что ключ, найденный в вещах погибшего, подошел к его замку в его квартире. В результате вскрытия тела, обнаруженного в заливе, доктор Блас установил, что оно принадлежит мужчине кавказского типа в возрасте от 50 до 60 лет, ростом 165 см, весом 90 кг, по всем описаниям подходящего под пропавшего человека. Более того, стоматологическая карта гражданина Приблуды, которую вы предусмотрительно привезли, показывает, что один нижний коренной зуб был запломбирован. Пломба, стоящая на этом зубе, — металлическая, что, по мнению доктора Бласа является типично русской технологией… Вы согласны?

— Исходя из результатов, да.

— Доктор Блас говорит, что не обнаружил никаких физических повреждений, переломанных костей, следов жестокости и насилия. Ваш друг погиб по естественным причинам, возможно сердечный удар или сердечная недостаточность. Практически не представляется возможным установить, отчего конкретно при таком состоянии тела. И да, доктор выражает надежду, что ему не пришлось долго мучиться.

«Очень славно с его стороны, хотя доктор выглядел скорее самодовольным, чем сочувствующим», — отметил про себя Ренко.

— Капитан, со своей стороны, интересуется, удовлетворены ли вы результатами проведенной идентификации и готовы ли утвердить ее.

— Позвольте мне еще немного подумать.

— Но вы согласны с тем, что тело, найденное в водах залива, принадлежит гражданину Приблуде?

Аркадий повернулся посмотреть на прозекторский стол. То, что прежде было разбухшим от воды трупом, сейчас превратилось в расчлененную груду внутренностей. Разумеется, выловленный труп невозможно было опознать… И сопревшие и объеденные рыбами пальцы не могли оставить отпечатков, но ведь кто-то когда-то жил в этом растерзанном теле.

— На мой взгляд, автомобильная шина в водах залива не самое подходящее место, где мог оказаться гражданин России.

— Капитан говорит, что это общий вывод и он обоснован.

— Да, но логично, чтобы было проведено расследование, не так ли?

— Ну, это в зависимости от обстоятельств, — сказал Руфо.

— Каких именно?

— От многих.

— Можно их озвучить?

— Капитан считает, что ваш погибший друг был шпионом. То, чем он занимался, когда погиб, вряд ли было простой рыбалкой. Он предполагает, что ваше посольство не будет настаивать на дальнейшем расследовании. В наших силах придать международную огласку этому инциденту, но, положа руку на сердце, мы не видим в этом здравого смысла. Мы проведем расследование в положенное время и по местным законам, хотя, должен заметить, сегодня не то время, когда Куба может себе позволить тратить силы и ресурсы на расследование причин гибели какого-то шпиона. Я надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду… — Руфо сделал небольшую паузу, чтобы дать возможность Аркосу слегка успокоиться. — Капитан говорит, что возможность проведения расследования зависит от многих обстоятельств. Должно быть учтено мнение наших друзей в посольстве России прежде, чем будут предприняты первые шаги. Единственный факт, которым мы располагаем на сегодняшний день, — это то, что тело идентифицировано. Установлено, что погиб гражданин России. Вы согласны с тем, что тело принадлежит российскому гражданину Приблуде?

— Это вполне допустимо.

Доктор Блас шумно выдохнул, Луна сделал глубокий вдох, а детектив Осорио слегка подбросила связку ключей, тонко звякнувших в наступившей тишине. Аркадий почувствовал себя неразумным упрямцем и продолжил:

— Возможно, это и так. Но, тем не менее, я не могу с полной уверенностью утверждать, что это тело Приблуды. Нет лица, нет отпечатков пальцев, и я очень сомневаюсь, что можно будет определить группу крови. Все, что у вас есть — это стоматологическая карта и металлическая пломба. И несчастный вполне может быть каким-то другим россиянином. Или одним из тысяч кубинцев, побывавших в России. Или же кубинцем, который лечил зубы у стоматолога, учившегося в Союзе. Возможно, вы и правы, но этих доказательств недостаточно. Вы открыли дверь в квартиру Приблуды найденным ключом, а вы заглянули внутрь?

— Вы привезли какие-нибудь еще удостоверяющие документы? — спросил на нарочито ломанном русском доктор Блас.

— Только вот это, Приблуда прислал ее месяц назад. — Аркадий достал из своего дорожного кейса фотографию трех мужчин, стоящих на берегу с прищуренными от солнца глазами. Один из мужчин был настолько темнокожим, что его тело, казалось, было вырезано из черного янтаря. В поднятой руке он держал радужно переливающуюся дугу с нанизанным уловом к вящей зависти двух белых — одного невысокого роста с огромной шевелюрой густых седых волос и Приблуды. Они сфотографировались у воды, под пальмами на пляже.

Блас внимательно рассмотрел фотографию, перевернул ее и прочел надпись — яхт-клуб «Гавана».

— Здесь есть такой клуб?

— Здесь был такой клуб до Революции, — немедленно отозвался Блас. — Я думаю, ваш друг хотел пошутить.

— Кубинцы любят громкие имена, — заметил Руфо. — Друзья, встречающиеся в баре, чтобы пропустить по стаканчику после работы, с легкостью могут присвоить себе титул «Питейное сообщество».

— Остальные и вовсе не выглядят как русские. Вы можете сделать копии фото…

Фотографию передали Аркосу, который с такой поспешностью вернул ее в руки Аркадия, будто она была отравлена. Руфо продолжил:

— Капитан говорит, что ваш друг занимался шпионажем — все шпионы плохо заканчивают, как того и заслуживают. Это типичный ваш подход в последние годы — притворяетесь, что протягиваете руку помощи, а сами наносите удар в спину. И вот отзываете своего шпиона, а он исчезает, и тогда просите найти его. Когда мы находим его, вы отказываетесь его опознать. Вместо сотрудничества вы требуете расследования, как будто вы здесь все еще хозяйничаете, как при Советах, думаете, Куба — марионетка в ваших руках? Да ситуация давно поменялась! Так что можете забрать вашу фотографию и отправляться в Москву. Всему миру известно, как вы предали кубинский народ… ну и все такое в этом духе…

Аркадий все понял. Капитан готов был взорваться.

— Думаю, нам пора идти, — Руфо подтолкнул Аркадия.

Детектив Осорио, бесстрастно следящая за разговором, неожиданно заговорила на чистейшем русском:

— А не было ли письма вместе с фотографией?

— Только почтовая открытка со словом «Привет», я ее выбросил, — ответил Аркадий.

— Idiota, — обронила Осорио.

Перевода не последовало.

— Вам повезло, что пора возвращаться домой, ведь у вас здесь немного друзей, — заговорил Руфо, — в посольстве просили до отлета разместить вас в представительской квартире.

Они ехали мимо трехэтажных каменных городских домов, превращенных Революцией в театральные декорации на тему разрухи и упадка, мраморных колоннад, раскрашенных в самые нелепые цвета, оказавшиеся под рукой — зеленые, ярко-синие, голубые. Не просто обычный зеленый, а все его оттенки: моря, лайма, пальмовых листьев… Дома были синими, как припудренная бирюза, как вода в бассейне, как выжженное небо. Верхние этажи венчали балконы, украшенные витиеватыми металлическими решетками, на которых гнездились канареечные клетки, цветочные горшки и подвешенные велосипеды. Даже раздолбанные советские автомобили были выкрашены в самые нелепые цвета. Люди, одетые довольно бедно и однообразно, передвигались по улицам неспешно, походкой больших грациозных кошек. Некоторые останавливались около столиков, предлагая купить пастилу из гуавы, печенье, сладкие клубни и фрукты. Одна девушка предлагала мороженое, политое красной и зеленой глазурью, другая продавала засахаренные фрукты в палатке. Старик на перекрестке крутил колеса велосипеда, которые приводили в действие точильный камень. Лицо кубинца закрывали огромные очки, защищающие его от искр и стружки, которые разлеталась в стороны. И все это под ритмичную испанскую мелодию из репродуктора.

— Это дорога в аэропорт? — спросил Аркадий.

— Ваш рейс завтра. Обычно в зимнее время сюда летает только один рейс «Аэрофлота» в неделю, поэтому не хотелось бы, чтобы вы его пропустили, — сказал Руфо и опустил окно. — Фу, я пахну хуже протухшей рыбы.

«Запах вскрытия надолго остается с тобой», — подумал Аркадий, который специально пошел в прозекторскую без пальто и сейчас намеренно отложил его подальше от бумажного пакета с вещами Приблуды.

— Зачем вас пригласили, если доктор Блас и детектив Осорио свободно говорят по-русски?

— Были времена, когда запрещалось говорить по-английски. Теперь русский персона нон-грата. Так или иначе, посольство настояло, чтобы кто-нибудь из местных был рядом с вами, пока вы общаетесь с полицией. Честно сказать, мне еще не доводилось встречать человека, ставшего столь непопулярным за такое короткое время, как вы.

— Это как почетная грамота!

— Ну, уж раз вы здесь, на Кубе, то стоит отлично провести оставшееся время. Что бы вы хотели — посмотреть город, пойти в кафе или в Гавана Либре? Раньше это был отель «Хилтон». Там есть отличный ресторан на крыше с изумительным видом. Отведайте там лобстеров. Их подают только в национализированных ресторанах — таков закон.

— Нет, благодарю… — сама мысль о том, что придется вынимать лобстера из панциря после аутопсии, казалась тошнотворной.

— Или могу предложить ужин в paladar[2] — это такие частные ресторанчики. Они крошечные, не больше, чем на 12 мест, зато еда намного вкуснее.

Вероятно, у Руфо не так часто выпадает возможность пообедать в ресторане, но Аркадий подозревал, что не перенесет уже и одного вида жующего человека.

— Еще раз благодарю, но нет… Скажите, Руфо, а почему капитан и сержант были в зеленой униформе, а детектив в серо-синей?

— Осорио — просто полицейский, а они чиновники из Министерства внутренних дел.

— То есть Аркос и Луна обычно не выезжают на убийства?

— Думаю, что нет.

— И почему капитан постоянно говорил о людях из посольства?

— У него есть для этого свои причины. В недавнем прошлом русские вели себя, словно господа. Даже сейчас местной полиции нужно направлять запрос в посольство всякий раз, когда необходимо провести какие-либо действия в отношении ваших граждан. Иногда посольство идет навстречу, чаще — нет.

Большинство машин на улицах были русскими «ладами» и «москвичами», громко исторгающими выхлопные газы. Плавно раскачиваясь, по улицам катили немногочисленные громоздкие американские авто, уцелевшие с дореволюционных времен. Руфо и Аркадий вышли около синего двухэтажного здания, декорированного под египетский склеп скарабеями, крестами и лотосами, вылепленными из гипса. Рядом с резиденцией стояла машина, закрепленная колодками.

«Шевроле» 57 года. Руфо заглянул внутрь, осматривая опустошенный салон, затем выпрямился и провел рукой по облупившейся краске. На багажнике нарисован рыбий плавник, на капоте — женская грудь.

Вспомнив про ключ от машины в выловленных из воды пожитках, Аркадий сразу понял, что у Приблуды была «лада». Да и откуда женские груди на машине русского шпиона?

Когда они поднялись по ступенькам, дверь на первом этаже слегка приоткрылась, но лишь настолько, чтобы позволить женщине в линялом халате посмотреть на незваных гостей.

— Консьержка? — спросил Аркадий.

— Нет, из тех, что у вас называют секретными сотрудниками. Но не стоит беспокоиться, по ночам она смотрит телевизор и не слышит ни звука.

— Мне все равно. Я же улетаю сегодня.

— И то правда, — Руфо открыл дверь. — Это квартира, которую посольство снимает для важных персон. Хотя, пожалуй, и не для таких важных, ведь здесь никто не останавливался больше года.

— А кто-нибудь приедет сюда из посольства в связи со смертью Приблуды?

— Единственный, кого интересуют обстоятельства его смерти, это вы… Любите сигары?

— Никогда не пробовал.

— Поговорим позже. Я приеду ближе к полуночи, чтобы отвезти вас в аэропорт. Если вам показалось, что перелет в Гавану был долгим и утомительным, посмотрим, что вы скажете об обратной дороге. Отдыхайте…



В представительской квартире его встретил гарнитур из обеденного стола и кремово-золотистых стульев, буфет с кофейным сервизом, потертый диван, красный телефон. На стене — полка с книгами типа «Русско-Кубинская дружба», «Фидель и искусство», которые поддерживали эротического вида зажимы из красного дерева. В отключенном от сети холодильнике он обнаружил покрытую пятнами плесени буханку хлеба. Кондиционер не работал, на нем были видны следы копоти от короткого замыкания. Аркадию захотелось немедленно смыть с себя всякую грязь.

Он быстро разделся и стоял под потоком воды до тех пор, пока не почувствовал, что наконец удалось избавиться от въевшегося в тело и пропитавшего волосы трупного запаха. Насухо вытерся клочком полотенца и растянулся на кровати, укрывшись пальто, в темном углу спальни. И лежал, прислушиваясь к голосам и музыке, доносившимся сквозь жалюзи. Ему привиделось, как он плывет среди резвящихся разноцветных рыб в Гаванском заливе. А потом летит назад в Москву, но самолет все никак не приземляется и кружит в ночном небе.

С российскими самолетами в последние годы случалось всякое. Они давно устарели, приборы барахлили и могли отказать в самый неподходящий момент. Да чего только не могло произойти с русскими самолетами… Если пилоту не удавалось совершить посадку с первого раза, его могли лишить части зарплаты. Потому у него была одна попытка — удачная или нет. А самолеты — перегруженные, недозаправленные… Сейчас Ренко было все равно — это блуждание в ночном небе его успокаивало.

2

Осорио вела белую «ладу» с логотипом ПНР по изрытой колдобинами улице. Манера ее речи, как и стиль вождения, — быстрые и уверенные: кажется, она пропускала половину гласных русского языка. Так как познания Аркадия в испанском ограничивались gracias и por favor,[3] он не настроен был критиковать ее произношение при том, что Осорио появилась без предупреждения, не оставив ему времени на раздумья.

— Вы хотели осмотреть квартиру вашего друга, тогда поехали.

— Это все, чего я хочу.

— Нет, вы хотите большего. Я думаю, вы отказываетесь признать результаты идентификации тела, потому что надеетесь, что сможете втянуть нас в расследование.

— А вы не хотите быть абсолютно уверенными в том, что отсылаете в Москву именно тело Приблуды.

— А вы считаете, что он не мог погибнуть в море, как любой рыбак из Гаваны?

— Да, мне это кажется не слишком правдоподобным.

— А вот мне кажется невероятным то, что такой человек, как вы, бросил все в Москве и примчался в Гавану, как только стало известно об обнаружении тела. Вот это невероятно! И к тому же, должно быть, влетело вам в копеечку.

Билет туда и обратно действительно стоил половины его сбережений. С другой стороны, на что ему копить? Так или иначе, все в Гаване казалось ему неестественным, включая поведение Осорио. Хотя и было что-то очаровательное в ее небольшом росте и высокомерии. Четко вылепленные, но при этом утонченные черты лица. Темные глаза становились еще темнее от подозрения, словно она была учеником дьявола, которому вручили хитрую душу. Ей очень шла спортивного вида кепочка с надписью ПНР над пластиковым козырьком.

— Расскажите мне о вашем друге, — потребовала Осорио.

— Если вам действительно интересно… — не получив ответа, он подумал, что не стоит навязываться.

— Сергей Сергеевич Приблуда. Из рабочей семьи в Свердловске. После службы в армии пошел работать в КГБ. Образование получил в Высшей школе. Отслужил восемь лет во Владимире, восемнадцать в Москве, дорос до звания полковника. Настоящий профессионал, отмечен наградами за храбрость. Жена умерла 10 лет назад. Единственный сын, менеджер в американской забегаловке в Москве. Я, честно говоря, никогда не слышал о том, что Приблуда когда-либо работал за границей или изучал испанский язык. Консерватор. Патриот. Член партии. Интересы — хоккейная команда ЦСКА. Здоровье отменное. Увлечения — садоводство…

— Непьющий?

— Он настаивал водку на травках, ягодках — выращивал что-то у себя на даче.

— А культура, живопись?

— Приблуда? Нет, никогда…

— Вы вместе работали?

— В некотором смысле… Он должен был уничтожить меня. — И Аркадий рассказал ей эту историю: — Как-то в Москве был убит один, как говорят, политический. Когда это случилось, КГБ обвинило в организации одну женщину — диссидентку. Я был уверен в ее невиновности, поэтому подозрение пало на меня. Приблуде отдали приказ доставить мне в затылок письмо весом в 9 граммов, как мы говорим. Но к тому времени мы уже довольно близко познакомились, настолько, что я узнал его, как человека удивительно порядочного. Он же, со своей стороны, решил, что во мне есть что-то от idiota, как вы говорите. И когда он получил приказ уничтожить меня, он этого не сделал. Не знаю, можно ли назвать это дружбой…

— Он не подчинился приказу? Разве такое возможно?

— Когда Союз разваливался, было возможно все… Он любил выращивать овощи на даче. И когда его жена умерла, я стал заезжать к нему; мы пили водку на травах, закусывали огурчиками с его огорода, и он никогда не упускал возможности напомнить мне, что не обязательно садиться за один стол со своим палачом. Красные соленые помидоры, огурчики, сладкий болгарский перец и свежий черный хлеб. Нет ничего вкуснее. Водка на мяте и анисе.

— Вы сказали, что он был коммунистом.

— И при этом очень хорошим. Он бы присоединился к перестройке, если бы реформы не возглавили, как он говорил, слабоумные придурки. Вместо этого он пил до тех пор, пока не миновали эти времена и все просто рухнуло. Он говорил, что не осталось больше настоящих русских, только евнухи. И знаете, последним истинно русским коммунистом для него был ваш Кастро.

В то время Аркадий воспринимал эти разговоры не более чем пьяные бредни. И еще была одна деталь, которой он предпочел не делиться с Осорио. «Как-то Приблуда проговорился, что хотел бы поработать за границей и даже подыскивает вакансию. Но кто предполагал, что он имеет в виду Гавану».

— Когда вы в последний раз виделись с полковником?

— Уже больше года назад.

— Но ведь вы были друзьями.

— Моя жена его недолюбливала.

— За что?

— Это старые счеты… Почему капитан не захотел посмотреть на фотографию Приблуды и его друзей? — сменил тему Аркадий.

— Вероятно, у него свои причины, — Осорио сказала это так, что стало ясно — ей это тоже ни к чему.

…Стены домов обвивали белые как снег цветы жасмина. Переполненные мусорные баки испускали всепроникающую вонь гниения.

Огибая линию океана, вдоль гавани протянулся так называемый Малекон — дамба, защищающая шестиполосный бульвар и береговую линию, на которой выстроились трехэтажные здания. Вода в океане была черной, но поток машин обозначал огнями приморский бульвар приблизительно в квартале от Аркадия и Осорио. Дома, которые Аркадий видел на рассвете с другой стороны залива, оказались скопищем безвкусных сооружений. Без своей яркой расцветки, скрытой в сумерках, они были похожи на останки захваченных пиратами кораблей. В конце длинной сводчатой галереи Осорио открыла ключом широкую деревянную дверь. Провела Аркадия по выщербленным ступеням к стальной узкой двери, за который открылась гостиная, которую, казалось, взяли и полностью переместили из Москвы в Гавану. Приглушенный свет ламп, стереоустановка, шахматная доска с фигурами, обивка на входной двери, тюлевые занавески на балконе. Грубо оттиснутые на красном шелке серп и молот — флаг еще советских времен. Стол, на нем поднос со стаканами, солонка. Артефакты ностальгии — хохломские петухи, фигурки медведей, макет Василия Блаженного — все это на полочках вдоль стены. Искусственный плющ и гвоздики украшали кухоньку, в которой едва разместились двухконфорочная плита, холодильник, газовые баллоны. Штабеля пустых бутылок из-под рома Havana Club и «Столичной» под раковиной.

Единственное, что нарушало обстановку обычной московской квартиры — негр на стуле в углу с длинной тростью в руке. Черная рубашка, красная бандана, кроссовки Reebok. У Аркадия перехватило дыхание, прежде чем он понял, что это выполненный в полный рост манекен. Лицо украшали грубо вылепленные нос и лоб, жесткий рот и квадратная челюсть. Все это придавало дьявольскому блеску глаз еще больше выразительности.

— Господи, это еще кто?

— Чанго.[4]

— Чанго?

— Дух Сантерии.[5]

— Ну хорошо. Только какого черта он ему понадобился?

— Понятия не имею. Но ведь мы здесь не для того, чтобы выяснять это, — заметила Осорио. Было очевидно, что она привезла его сюда затем, чтобы продемонстрировать, насколько тщательно она поработала, чтобы снять все отпечатки пальцев в квартире. Каждую дверную поверхность, каждый дверной косяк, каждую ручку, каждую деталь, которой могли бы коснуться. Некоторые отпечатки были сняты, судя по оставшимся бороздкам, специальной лентой. Но гораздо большее количество отпечатков было отчетливо видно, они были обработаны коричневой дамской пудрой.

— Это ваша работа?

— Да.

— Коричневая пудра? — до сих пор ему не случалось видеть такого.

— Специальная пудра местного производства. В это непростое время слишком дорого закупать импортную пудру. Мы делаем свою из сожженных пальмовых листьев.

Похоже, она не упустила ни единой возможности. Под светом лампы жила маленькая морская черепашка, бестолковое, закованное в панцирь существо в неглубокой прозрачной банке с песком. «Отличное домашнее животное для разведчика», — подумал Аркадий. Ее панцирь был украшен затейливым коричневым узором.

— Приблуда мог бы жить в посольской квартире, но он снял эту нелегальную у кубинца снизу.

— И зачем он это сделал?..

Вместо ответа она открыла балконную дверь, занавески на ней взметнулись подобно крыльям вместе с ворвавшимся бризом. Аркадий послушно вышел на балкон и встал между двумя стульями и мраморными перилами, глядя на ночной небосвод и на Малекон, изогнувшийся изящной кривой бульварных огней. За линией дамбы были видны вспышки маяка, палубные огни грузового судна и лоцманской лодки, входящей в гавань. Когда его глаза привыкли к темноте, он различил менее яркие бортовые огни рыбацких лодок и неподалеку от них, ближе к берегу, мерцание горящих свечей.

— Neumaticos, — сказала Осорио. Аркадий мысленно представил себе флотилию автомобильных камер, качающуюся на черной зыби ночного океана.

— А почему полиция не опечатала входную дверь? — спросил он.

— А потому что не было приказа о начале расследования.

— Тогда что же мы здесь делаем?

— Предлагаем вам расслабиться и больше не думать об этом деле…

Она жестом предложила Аркадию пройти через гостиную, затем по коридору мимо прачечной в кабинет, в котором стоял старинный письменный стол, компьютер, принтер, на стене висели книжные полки, забитые изданиями в переплетах Кубинского министерства сахарной промышленности и фотоальбомами. Два портфеля стояли под принтером, один из коричневой кожи, другой из уродливого зеленого пластика. Стены были завешаны картами Кубы и Гаваны. Аркадий подумал о том, каким большим был остров Куба: 1200 км в длину… Он открыл фотоальбом и увидел снимки, как ему показалось, зеленого бамбука.

— Поля сахарного тростника, — сказала Осорио. — Приблуда часто приезжал туда, ведь мы до сих пор полностью зависим от поставок уборочных машин из России.

— Понятно. — Аркадий положил альбом и подошел поближе к карте Гаваны. — А где мы сейчас?

— Здесь, — она показала место, где Малекон, изгибаясь, поворачивал на восток в сторону крепости Сан-Сальвадор-де-ла-Пунта — там заканчивалась дамба и начиналась Старая Гавана и бухта. К западу протянулась территория, известная как Ведадо и Мирамар. Именно в этом месте Приблуда надписал — Посольство РФ. — А почему вы спрашиваете?

— Всегда полезно знать, где ты находишься.

— Вам ведь все равно сегодня улетать. Какое это имеет значение?

— Ну, да. — Он взглянул на кнопку включения компьютера, чтобы убедиться — она была обработана и отпечатки сняты. Отлично. — Вы здесь закончили?

— Да.

Он включил компьютер, монитор выжидающе засветился пульсирующим голубым светом. Аркадий не считал себя знатоком компьютера, но, поскольку московские преступники становились все более продвинутыми, уже умел работать с электронными файлами.

В России пользуются Windows, электронной почтой и прочими программами. Причем всю компрометирующую документацию на бумаге уничтожают сразу, а вот электронную хранят за паролями, хотя и незамысловатыми — имя первой возлюбленной, любимая актриса, кличка домашнего питомца. Когда Аркадий перевел курсор и нажал на «Пуск», экран потребовал ввести пароль.

— Вы его знаете?

— Нет. Опытному шпиону полагается использовать беспорядочный шифр. На его подборку могут уйти годы.

Ящик за ящиком Аркадий просмотрел содержимое стола. Там он нашел немалое разнообразие ручек, всевозможные канцелярские принадлежности и сигары, географические карты, увеличительные стекла, точилки для карандашей, писчую бумагу и коричневые папки с завязками на шнурках, которые используют дипкурьеры. Никаких намеков на пароль.

— Здесь есть телефон, но нет факса. Почему?

— Коммутатор на этой телефонной линии работает с дореволюционных времен. Он настолько устарел, что не может обеспечивать отправку факсов.

— Этой телефонной линии больше 50 лет?

— Спасибо американцам, эмбарго, и Особому периоду.[6]

— Я знаю, наступившему по нашей вине…

— Вы правы. — Осорио резким движением выключила компьютер и задвинула ящики стола. — Хватит, вы здесь не для того, чтобы проводить расследование. Вы здесь с целью подтвердить, что помещение было тщательно обследовано на предмет отпечатков пальцев.

Аркадий убедился в том, что следы отпечатков были сняты с дверных ручек, поверхности стола, пепельницы и телефона. Осорио жестом пригласила его пройти дальше по коридору в спальню, где стояла узкая кровать с тумбой. Торшер, бюро, переносное радио, книжный шкаф, на стене висел слегка выцветший портрет покойной жены Приблуды. Рядом с ним была фотография сына в фартуке, который смотрел вверх на подброшенную лепешку теста для пиццы. В верхнем ящике бюро лежала пустая рамка для фотографий.

— Здесь была фотография?

Осорио пожала плечами. Среди книг были испанско-русские словари, путеводители, подшивки газет «Красная Звезда» и «Правда». В целом все совпадало с интересами не поменявшего свои убеждения коммуниста Приблуды… А вот крышка бюро была идеально чистой, словно ее специально обработали, избавившись от отпечатков. В шкафу — одежда, гладильная доска и утюг, также со снятыми с него отпечатками. На полу в рядок стояли резиновые шлепанцы, мужские туфли и тощий пустой чемодан. Аркадий приостановился, услышав звуки ударных, доносившихся с нижнего этажа: взрывной темп латиноамериканкой мелодии.

Осорио открыла дверь в конце коридора, ведущую в ванную комнату, отделанную потрескавшейся, но безупречно чистой керамической плиткой. На стойке душа висело мыло на бечевке. В углу зеркала красовался отчетливый отпечаток пальца, другой был ясно виден под кнопкой спуска туалета.

— Вы ничего не упустили. Интересно, что вас заставило так потрудиться?

— Вы не отрицаете, что это квартира Приблуды?

— Похоже на то.

— И что отпечатки, которые мы здесь нашли, принадлежат Приблуде?

— На самом деле, я же их не сверял, но, предположим, соглашусь.

— Помните, при вскрытии вы сказали капитану Аркосу, что для русского это не совсем обычный способ рыбной ловли?..

— В море в автомобильной камере? Это первое, что меня насторожило.

Детектив повела его назад в прачечную, ввернула висящую на проводе лампочку, и рядом с каменной раковиной и веревкой для белья он увидел мотки лески и проводов, а на грубо обработанных полках стояли банки, в которых хранились отвратительные на вид рыболовные крючки, разложенные по размеру. Каждая банка была обработана пудрой и отпечатки были отчетливо видны. Детектив Осорио передала Аркадию карточку со снятыми в квартире отпечатками. Аркадию бросился в глаза большой отпечаток с отчетливым витком, который пересекал шрам, что было точной копией рисунка отпечатков на бутылках. На банке для крючков он увидел точно такой же бережно обработанный след.

— Он был правшой? — спросила Осорио.

— Да.

— Под углом, под которым вы смотрите, видно по отпечаткам, что он держал банку большим и указательным пальцами правой руки. А вот отпечатки на стекле бутылки принадлежат большому и указательному пальцам левой. Они повсюду: во всех комнатах, на дверях, зеркалах, везде. Так что видите, ваш русский друг и был тем самым кубинским рыбаком.

— Как давно он погиб?

— По словам доктора Бласа, порядка двух недель назад.

— Здесь кто-нибудь появлялся за это время?

— Я опросила соседей. Нет.

— Должно быть, черепашка сильно проголодалась.

Аркадий вернулся в гостиную, привычно запоминая расположение комнат в квартире: балкон, гостиная, прачечная, кабинет, ванная комната, спальня. В холодильнике он нашел йогурт, овощи, баклажан, маринованные грибы, отварной язык и с полдюжины коробочек цветной тридцатимиллиметровой фотопленки. Он положил корм черепашке и оглянулся посмотреть на черный манекен в углу.

— Должен признать, я узнал много нового о человеке, которого помню. Вы нашли его машину?

— Нет.

— Вы знаете марку?

— «Лада», — она подчеркнуто качнула головой. — Это не имеет значения. Ваш самолет через 4 часа. Тело готовят к отправке. Вы будете его сопровождать, согласны?

— Думаю, что буду.

Осорио нахмурилась, будто бы уловив оттенок сомнения в ответе…

— Из чистого любопытства хотелось бы знать, насколько вы хороший следователь… — спросила она по дороге назад.

— Не особенно.

— Почему так?

— По разным причинам. Были времена, когда, как говорит ваш капитан, я мог похвастаться довольно высоким уровнем профессионализма. Но это было в той Москве, где убийства были делом рук любителей, а металлические трубы и водочные бутылки служили орудием убийства. Теперь это работа профи, у которых на вооружении тяжелая артиллерия. К тому же работа в милиции никогда не была высокооплачиваемой, хотя зарплату выдавали регулярно. Сейчас, когда мы не видим жалованья по полгода, нет смысла работать с прежним усердием. К тому же предположим, вы успешно раскрыли заказное убийство. И что?.. Заказчик приглашает прокурора на обед и предлагает ему дом на Черном море, дело закрывают. Поэтому рейтинг моей успешности не так высок, как прежде, да и навыки работы уже не те, что раньше.

— Но вы задавали так много вопросов.

— Это привычка. — Сидя в машине, Аркадий думал о том, что его тело словно перемещают от одного преступления к другому — к любому преступлению, совершенному в каком угодно месте. Он был больше недоволен собой, чем Осорио. Какого черта он начал всюду совать свой нос? Достаточно! Она была права. И вдруг он почувствовал на себе ее взгляд — всего лишь на мгновенье. В этот момент они подъехали к неосвещенному перекрестку, и ей нужно было максимально сосредоточиться, чтобы вести машину осторожно, как будто судно в кромешной тьме…

Машина остановилась, пропуская стадо овец, лениво пересекающее дорогу. Огни фар высветили надпись на стене «Venceremos!». Аркадий тихо пробормотал слово про себя, следом Осорио громко и отчетливо произнесла:

— Venceremos! переводится как «Мы победим!». Несмотря на Америку и Россию, мы победим! — добавила она.

— Несмотря на историю, географию и закон притяжения?

— Несмотря ни на что! У вас в Москве ведь больше нет таких плакатов?

— Почему же, есть. На них написано «Nike» и «Absolut».

Она окатила его устрашающим взглядом. Когда они подъехали к посольской квартире, Осорио объявила, что через два часа его заберет водитель и отвезет в аэропорт.