Берег на этом отрезке Мирамара покрыт камнями и кораллами, поэтому «Каса де Амор» был выстроен вокруг череды бассейнов, пустых в это время дня, и только пара мальчишек играла в настольный теннис. Было едва за полдень, время, когда большинство jineteras со своими новыми иностранными друзьями разъезжали на рикшах по Старой Гаване, потягивали холодный мохито в ресторанчике «Бодегита дель-Медио» или слушали романтическую музыку на Кафедральной площади. После этого поход по магазинам, обед в частном ресторанчике, где тарелка риса с фасолью стоила как недельный доход семьи, назад в «Каса да Амор» и немного секса, затем долгая бессонная ночь в танцевальных клубах.

Всякий раз, когда кубинские пары появлялись в «Каса де Амор», чтобы удовлетворить свою страсть, для них не было свободных комнат. Но для jineteras и туристов всегда были номера с чистыми простынями и полотенцами, с вазами, в которых стояли свежесрезанные розы на длинных стеблях. Офелия знала, что обращения с жалобами в полицию никогда не рассматривались, потому что сама полиция и охраняла этот островок любви от собственных соотечественников. При стоимости номера в «Каса де Амор» 90 долларов за ночь (это равнялось цене за первоклассный люкс в отеле «Националь») был смысл защищать золотую жилу, несмотря на то, что золото добывалось потом и кровью кубинских девушек.

Дородная женщина в рабочем комбинезоне подметала улицу в четко размеренном темпе — шесть взмахов метлы в минуту. Офелия расположилась на стуле под лестницей, ведущей на второй этаж, около автомата для приготовления льда, слушала то музыку, то отрывки из репортажа о футбольном матче, доносившиеся из комнат сверху. Всего лишь два номера были заняты гостями. Мальчишки за теннисным столом закончили одну партию и начали другую.

Она подумала о русском. Он был катастрофой, которой надо всячески избегать. Даже блеск в его глазах — словно тлеющие огоньки, грозно предупреждающие — не прикасаться. Ужасно было уже то, что он представлял угрозу для самого себя; его рассказ о столкновении с Луной — полное безумие. Сначала он со звериной силой отрывает Луну от земли и швыряет об стену, а потом скромно недоумевает, как это сержант разбил себе голову. Как Ренко умудрился наложить себе пластырь, соединив края раны на голове, она даже не могла себе представить. Возможно, какая-то доля правды в его рассказе о нападении с бейсбольной битой и была. В ее представлении он был ягненком, который верил в то, что, если поймает тигра, то обеспечит себе полную защищенность… Да хоть всех тигров в джунглях, дальше что? Хотя она признавала, что он был не самым плохим следователем. Возвращение с ним на Касабланку и наблюдение за тем, как он раскручивал Андреса, могло стать учебным пособием для многих полицейских. Он не тупой, но явно не в себе, поэтому страшно быть с ним рядом и страшно оставлять его одного.

Женщина, подметавшая улицу, положила метлу в ящик. На втором этаже открылась и закрылась дверь. Тихие шаги двух пар ног проследовали по балкону. Офелия поднялась со стула и подошла к лестнице, оставаясь невидимой под ее укрытием. Парочка спустилась с лестницы, ничего не подозревая до тех пор, пока их пути не пересеклись у основания лестницы. Офелия в серо-синей форме ПНР выпрямилась во весь свой небольшой рост, а под рабочим комбинезоном подметальщицы улиц, как оказалось, скрывались полицейская форма и кобура.

Турист, рыжеволосый мужчина в рубашке с короткими рукавами, в шортах и сандалиях, на плече у него сумка «Прада». Толстая рука, как веснушчатая сарделька, лежала на плече девушки.

— Scheisse.[38]

Офелия тут же узнала Тересу Гитерас. Чернокожая, меньше Офелии ростом, с копной кудряшек на маленькой головке, желтое платье едва прикрывает бедра.

— На этот раз по любви, — запротестовала было Тереса.



…В тридцатых годах, когда на Кубе велась неистовая борьба за нравственность, были построены полицейские участки по образцу фортов. Один — в западной части Малекона — пришел в полный упадок: белая краска полностью облупилась с зубчатых стен, радиоантенна на крыше погнута, часовые скрывались в тени открытой двери, так как кондиционеры с тех пор так и не установили, и внутренние помещения провоняли мочой и потом. Полиция регулярно проводила рейды по очистке Малекона и Пласа де Армас от jineteras. Однако уже на следующий вечер те же девушки появлялись здесь вновь, только их плата полицейским возрастала раз за разом. В задачу Офелии не входила цель задерживать девушек, объектом ее работы были коррумпированные офицеры полиции, надо ли говорить о том, что ее не очень жаловали мужчины-сослуживцы, с которыми она делила рабочий кабинет. Когда Офелия вернулась с девушкой на свое рабочее место, на нее со стены за рабочим столом смотрел плакат с изображением Шэрон Стоун, сидящей на стуле с широко расставленными ногами. В середине плаката была прикреплена рабочая инструкция, предупреждающая об опасности преждевременной демонстрации боевого оружия противнику. Офелия смяла плакат и швырнула его в корзину для бумаг, затем она поставила на стол магнитофон и два микрофона. Третьей в комнате была Дора, патрульный сержант — та самая женщина с метлой…

Тересе Гитерас было четырнадцать лет, она училась в десятом классе в маленьком поселке Сиего де Авила. Офелия уже не в первый раз предупреждала Тересу о том, чтобы она прекратила приставать к туристам в районе бухты Хемингуэя.

Допрос начался. Где и как Тереса познакомилась со своим новым другом — по абсолютной случайности, на Маликоне. Какое вознаграждение за сексуальные услуги ей было предложено или было ею получено — ровным счетом ничего, за исключением часов Swatch, в знак дружбы. Чьей идеей было пойти в «Каса де Амор» — его. Кто заплатил за номер в отеле и сколько — он, она не знает сколько, но он также купил ей розу, и она хочет вернуться в номер, чтобы забрать ее. Наконец, Офелия добралась до главного: пришлось ли Тересе платить кому-либо из сотрудников ПНР — нет, клянусь, что нет.

— Ты понимаешь, что если ты откажешься сотрудничать, то тебе придется заплатить штраф в 100 песо, а затем я зарегистрирую тебя в списке профессиональных проституток? И это в четырнадцать лет.

Тереса сбросила свои танкетки на платформе и положила босые ноги на стул. Она вела себя, как ребенок — надутые губки, глаза опущены долу.

— Я не проститутка.

— Ты уже стала ею. Он заплатил тебе двести долларов за целую неделю вперед!

— Сто пятьдесят.

— Ты так дешево себя продаешь.

— Я хотя бы могу себя продать! — отрезала Тереса, накручивая локон на палец… — И заработать больше, чем ты за свою жизнь.

— Может, и так. Но ведь тебе приходится платить за фальшивое разрешение жить в Гаване, платить за комнату, в которой ты нелегально живешь, платить за возможность трахаться в «Каса де Амор». А больше всего денег тебе приходится платить полиции!

Офелию бесила двусмысленность этой ситуации. Тереса вовсе не считала себя проституткой, нет. Jineteras — студентки, преподаватели, секретари, они всего лишь зарабатывали себе на жизнь. Родители гордились тем, как их маленькие тересы помогали семье. Постоянные гости Кубы давно не решались ехать сюда без подарков для мамы, папы или маленьких братьев и сестер своей любимой девочки. Проблемой был СПИД, поджидающий своих жертв, словно дракон. Жертвы сами выстраивались в стройные ряды, забывая об опасности.

— Итак, теперь у тебя две рабочие точки, — сказала Офелия, — днем ты в «Каса де Амор», а вечерами на пристани. И тебе нравится такая жизнь?

— Это лучше, чем школа, — блеснули глаза Тересы.

— Лучше, чем попасть в больницу? Твой немецкий друг проверился на венерические заболевания?

— Он чист.

— Ты что, обзавелась медицинской лабораторией?

Этот спор был бессмысленным. Им казалось, что они никогда не заразятся, они принимали витамины, пили анисовую настойку, уксус. Их клиенты не пользовались презервативами, ведь они объехали полмира не для того, чтобы выкурить полсигары.

— Послушай, детка, если ты не назовешь имя полицейского, который взял у тебя деньги, я внесу твое имя в список профессиональных проституток. И каждый раз, когда будут проводиться рейды по отлову проституток, тебя будут хватать первой. И каждый раз тебя будут отправлять в исправительную колонию как минимум на два года. Это отличное место для девочки!

Тереса подтянула колени к подбородку и покраснела. Ее недовольная гримаса была точно такой же, как у Мюриель, которая была лишь на три года младше Тересы.

Герр Лохманн ждал в комнате для допросов. Он скрестил руки на груди и покачивался на стуле, пока Офелия изучала его визу. Он говорил на испанском с сильным немецким акцентом.

— Да, у меня есть номер в отеле «Капри» и еще один в «Каса де Амор». Я оплатил оба номера — двойная польза для Кубы.

— Откуда вы узнали о «Каса де Амор»?

— Эта девушка сказала мне. Как вам известно, она далеко не девственница.

— Давайте говорить прямо. Вам сорок девять. Вы переспали с четырнадцатилетней школьницей. Вы это сделали, нарушив кубинский закон о защите прав детей. Вам известно, что срок тюремного заключения за это преступление составляет шесть лет?

— Сомневаюсь в этом.

— То есть вы не боитесь.

— Нет.

Она открыла паспорт немца и пролистала отмеченные штампами визы.

— Вы много путешествуете.

— Я езжу по делам бизнеса.

— В Таиланд и на Филиппины?

— Я коммивояжер.

— Живете?

— В Гамбурге.

Его фотография в паспорте — почтенный бюргер в темном костюме и галстуке.

— Женаты?

— Да.

— Дети?

Молчание.

— С какой целью здесь?

— Бизнес.

— Не для развлечения?

— Нет. Хотя я уважаю другие культуры, — у него были выступающие лошадиные зубы. — Я был в баре отеля «Ривьера», когда эта девочка подошла и попросила купить ей Колу.

— Девушка может войти в лобби отеля «Ривьера» только в сопровождении мужчины. Кто это был?

— Понятия не имею. В Гаване ко мне подходят самые разные мужчины с вопросами о том, не нужна ли мне машина, сигара или что-нибудь еще.

— В холле отеля были полицейские?

— Не обратил внимания.

— Вам известно, что гражданам Кубы вход в номера отеля запрещен законом?

— Неужели? Иногда мне приходится ночевать в пригородных отелях. Их хозяева служат в Кубинской армии. Когда я привожу девочку, то просто плачу по двойному тарифу. Вы первая, кто поднимает шум из-за такого пустяка.

— Вы вышли из отеля «Ривьера» и отправились в «Каса де Амор», вы и Тереса. В гостевой книге «Каса де Амор» вы записаны как ее супруг, сеньор Гитерас.

— Тереса позаботилась об этом, я даже не подходил к стойке регистрации.

Офелия посмотрела на записи, которые она сделала во время телефонного разговора.

— Согласно регистрации в отеле «Ривьера», вы прибыли туда с вашим другом итальянцем.

— Да.

— По имени Мосса. Он поселился в соседней с вами комнате?

— Ну и что?

— Он был с вами в соседней комнате в «Каса де Амор»?

— И что?

— Вы оба встретили Тересу и ее дружка?

— Нет, я встретил Тересу, а он встретился со своей подружкой.

— Вы помогли ему найти ее?

— Они сами нас находят. И вообще, какая тут, к черту, разница. Кубинские девчонки очень быстро взрослеют. — Он нервно пригладил волосы. — Послушайте, я всегда поддерживал кубинскую Революцию. Вы не можете арестовать меня за то, что мне нравятся кубинские женщины, они ведь такие сексуальные.

— Вы пользовались презервативом?

— По-моему, да.

— Мы осмотрели мусорные корзины.

— Ну ладно, нет.

— Полагаю, что для вашей же безопасности мы должны провести медицинское обследование и направить отчет в ваше посольство.

Улыбка на его губах застыла. Он придвинулся к столу, ворот рубашки открылся, обнажив толстую золотую цепь, пахнуло распаренным телом и запахом выдохшегося одеколона.

— Знаешь, ты даже красивее, чем Тереса, — выдохнул он жарким шепотом.

В этот момент Офелия вдруг представила, что Ренко, русский, появляется здесь, сгребает немца, как Луну, и впечатывает его в стену.

— Наш врач проведет тщательное обследование, — сказала Офелия и вышла из комнаты.

Комната детективов уже не пустовала, когда она вернулась туда. Плакат с Шэрон Стоун вернулся на прежнее место, а Тереса крутила головой, бросая томные взгляды на двух детективов — Сото и Тей, одетых в гражданское. Они склонились над бумагами на рабочем столе и периодически обменивались тихими репликами и сальными ухмылками. Если бы у Офелии была другая комната, чтобы продолжить опрашивать девушку, она бы с большой радостью ею воспользовалась.

— Я не буду давать показания против своих друзей, — громко заявила Тереса.

— Молодец, девочка, — отозвался Сото. — С нужными друзьями не нужно давать никаких показаний.

— Детектив Осорио путает секс с преступностью, — вступил Тей. — Она против того и другого.

— Ведь это было так давно, правда? — сказал Сото.

— Я с радостью помогу вспомнить, — предложил Тей.

— Вы не имеете права задерживать меня, — сказала Тереса. — Я не обязана вам ничего рассказывать.

— Не слушай их, — Офелия почувствовала, что ее накрывает волна ненависти к этим кобелям.

— Не слушать их? Это не они меня прессуют, а ты. Это ты сука, а не они. Я зарабатываю в десять раз больше, чем ты. Какого же черта я буду слушать тебя?

— Поздравляю. Я вношу тебя в официальный список потаскух. Тебя осмотрит врач, и мы вышлем тебя из Гаваны.

— Ты этого не сделаешь, сука!

— Я это уже сделала.

Когда Офелия вышла в холл с Дорой, все, о чем она могла думать, это о своих дочерях. Конечно, она не смогла поместить имя бедной девочки в этот ужасный список.

— Все-таки скажи ей, что я это сделала. И пусть врач осмотрит ее и этого немецкого сластолюбца. Пусть он обследует его с ног до головы. Пусть возьмет у него кровь на анализ. И… пусть это будет болезненно.

— А какой смысл в том, что мы делаем, если мы ее отпустим? — Дора устала ходить с метлой по улицам.

— Я не против девочек, я против продажных полицейских.

— В таком случае, ты против мужчин, а в полиции их тысячи, а нас с тобой — двое. Все они повязаны сверху донизу. Они думают — ты одержима. Но настоящая проблема в том, что это не так.

Офелия вернулась в «Каса де Амор». Она подумала о том, что хотя и не смогла ничего добиться от Тересы, оставалась возможность того, что итальянский друг Лохманна и его подружка еще оставались в мотеле. На этот раз она решила опросить их прямо в комнате мотеля. Это было против правил… Ну, что ж, правила приносили только унижение и неудачу. Ей не нужна Дора! Ей никто не нужен! Она будет работать одна!

Когда Офелия сердилась, она перешагивала через две ступени. Комнаты отделялись между собой перегородками. На ручке двери номера, соседнего с комнатой Лохманна висела пластиковая табличка «Не беспокоить!»

Двое мальчишек во дворе отеля продолжали свою нескончаемую игру в пинг-понг, больше никого не было видно. Возможно, ей повезло. Хотя, скорее всего, она полная идиотка. Естественно, ее появление никого не обрадует, особенно, если девушка того же пошиба, что и Тереса. Любая бедная кубинская девушка думает, что она попала в рай в мотеле такого класса. Затем можно пройтись по магазинам в поисках купальника, обнажающего ее аппетитные формы. Или примерить кошачьей формы «Ray-Ban» или шарф от «Gucci».

— Обслуживание номеров, — постучала она в дверь.

Радио не умолкло. Вода в бассейне отражала яркое солнце. Мальчишки продолжали играть, мячик звонко отскакивал от ракеток. Легкий бриз колыхал закрытые жалюзи. Офелия сделала глубокий вдох, уловила запахи скотного двора и подгоревшего масла. Никто не ответил на ее стук.

— Полиция, — громко сказала она.

Офелия толкнула дверь. Она не была закрыта на ключ, но что-то блокировало ее изнутри. Налегла на дверь со всей силы, та поддалась. Кто-то выключил кондиционер. Поскольку температура воздуха была в районе 30 градусов, создалось ощущение, что она вошла в раскаленный духовой шкаф, наполненный запахами крови и человеческих испражнений. Открывая дверь, она сдвинула лежащее на полу тело. Опрокинутый стул, выпотрошенные ящики комода, одежда и простыни разбросаны по всей комнате. Офелия прошла к окну, аккуратно обходя необходимые для следствия улики, раскрыла оконные шторы. Солнечный свет ворвался в комнату и открыл взгляду ужасающую картину.

Тело, лежавшее у двери, принадлежало обнаженному мужчине, темноволосому европейцу. На руках, спине и голове видны глубокие рубленые раны. Офелия однажды видела труп мужчины, упавшего под ножи комбайна и перемолотого ими, — именно так выглядел труп иностранца, за исключением того, что характер ран, их длина, глубина и изгибы говорили о том, что чудовищные удары наносились мачете. На кровати лежал труп обнаженной женщины, руки и ноги вывихнуты, голова вывернута, как у куклы и наполовину отрублена. Кровать и ковер густо залиты черно-красной кровью. На стене над изголовьем короной растеклось огромное багровое пятно. Однако мебель цела, и на стенах нет кровавых следов.

Появиться первым на месте убийства, как всегда говорил доктор Блас, это подарок судьбы. Если вы не самый пытливый следователь, если вы не в состоянии уловить ни малейшего намека на исчезающую, растворяющуюся тень убийцы, если ваши глаза и ваш ум не будут сосредоточены на все сто процентов, тогда не следует открывать дверь. Растите детей, водите автобус, скручивайте табачные листья, занимайтесь чем угодно, но не отнимайте этот подарок судьбы у людей, рожденных для работы следователя.

Степень трупного окоченения обоих тел свидетельствовала о том, что смерть наступила давно. С учетом кубинской жары, как минимум тридцать шесть часов назад. Раны на теле мужчины говорили о том, что он пытался защищаться, отползая к двери. Если он был в сознании, и у него хватало сил, чтобы защищаться, то почему он не кричал, не звал на помощь? Кто погиб первым? Ноги девушки — в луже крови. Волосы на голове и лобке — золотисто-медового цвета, и, хотя ее лицо было наполовину закрыто подушкой, Офелия узнала в ней изуродованную версию Хеди, той красавицы — одержимой, что танцевала на углях.

Сделав все, что можно без резиновых перчаток, Офелия пошла в ванную комнату, обходя кровавые пятна на полу, наклонилась над унитазом — ее вырвало. Когда она нажала на кнопку спуска, вода образовала воронку, но затем поднялась опять, и рвотная масса всплыла на поверхность. Прежде чем она выплеснулась за края унитаза, Офелия сунула руку как можно глубже в горловину и вытащила пропитанный кровью плотный комок туалетной бумаги. Терзаемая приступами сухой рвоты, она разложила на полотенце то, что ей удалось выудить из унитаза: итальянский паспорт на имя Франко Лео Мосса, 43 лет, проживающего в Милане, а также кубинское удостоверение личности на имя Хеди Долорес Инфанте, 25 лет, Гавана. А еще половину грубо порванной фотографии. Ее, должно быть, сделали неожиданно — на фоне такси, чемоданов и озабоченных лиц. Это были русские! Из центра половинки фотографии на Офелию смотрел Ренко в своем черном пальто и с грустной полуулыбкой на лице. Неожиданно для самой себя Офелия положила фотографию в карман, прежде чем выйти из ванной и дотащиться до балкона, где она жадно начала глотать свежий воздух, глядя на океан и раскачивающихся на волнах neumaticos — до самого горизонта.

16

Парочка крохотных чихуахуа бежала впереди Аркадия по извилистой дорожке, преданно заглядывая ему в глаза, подпрыгивая вокруг кустов молочая, обнюхивая камни и могильные плиты, пока не привела его под плотную, низко свисающую крону финиковой пальмы, где три китайца, обнаженные по пояс, полировали мраморную крышку, снятую с саркофага. Эрасмо с сумкой инструментов расположился внутри гробницы.

— На свете немного профессий, в которых отсутствие ног — преимущество, — сказал Эрасмо. — Работа в гробнице — это одна из них… Ну а вы что-то не производите впечатление человека, получающего удовольствие от жизни.

— Я только что вернулся из яхт-клуба «Гавана», — сказал Аркадий. — Вы уверяли, что его не существует, мол, это всего лишь шутка — пара рыбаков, вы, Монго и Приблуда, но ведь фотография была сделана именно там, и вы скрыли то, что он действительно существует.

Эрасмо нахмурился, запустил пятерню в бороду и в задумчивости почесал.

— Он как бы есть и его как бы нет. Да, здание там, пляж тоже, но это уже не клуб, сами понимаете.

— Так со всем на Кубе?

— Так со всем, что связано с вами. Почему вы не сказали мне, что убили Руфо Пинейро? Я услышал об этом на улице.

— Это был несчастный случай.

— Несчастный случай?

— Вроде того.

— Ну да, так говорят о русской рулетке — вроде как игра. То есть мы играем в одинаковые игры, но по разным правилам. Но я вас не обманул, мы действительно называли себя членами яхт-клуба в шутку. Тогда это казалось смешным.

— Хороши члены клуба. Приблуда, возможно, мертв, Монго, возможно, пропал, вы, возможно, последний из оставшийся в живых членов клуба.

— Признаюсь, это звучит не так весело, когда вы об этом говорите.

— В том случае, если нет еще других членов клуба, о которых вы не упомянули?

— Нет.

— Руфо Пинейро?

— Нет.

— Сержант Луна?

— Нет. Нас было только трое. Честно говоря, вы меня доведете до белого каления, если не перестанете выставлять моих друзей в сомнительном свете.

Китайцы обеспокоенно следили за разговором, не понимая, о чем идет речь. Эрасмо довольно холодно представил им Аркадия. Братья Лиу показались ему на одно лицо с жесткими черными волосами и сигаретами, зажатыми в зубах. Аркадий осмотрел тихое кладбище, мраморный крест, прислоненный к Буддистскому алтарю, дощечки, исписанные китайскими иероглифами и фотографии усопших на могильных надгробиях. «Отличное место для вечного покоя, — подумал Аркадий, — тихо, прохладно, красиво».

— Так это и есть китайское кладбище?

— Да, — ответил Эрасмо, — я сказал братьям Лиу, что вы специалист по борьбе с преступностью, вот почему у вас такой свирепый вид. Это их слегка успокоило.

— Что, на кладбище так часто случаются преступления?

— На этом — да.

Теперь, когда Аркадий присмотрелся внимательнее, он заметил, что многие надгробья потрескались, трещины на них были замазаны цементом, некоторые были замотаны металлической проволокой. Часть разрушений была следствием времени и разросшихся корней деревьев, но видны были и следы вандализма — мраморные плиты заменены бетонными блоками, на двери склепа висел замок, вполне возможно не только для того, чтобы охранять покой мертвых.

— Кубинцы не очень жалуют китайцев?

— Кубинцы обожают китайцев, в этом вся проблема. Некоторые кубинцы не прочь обзавестись счастливыми талисманами из человеческих костей.

— Для чего?

— Для церемоний. Если им нужны деньги, они выкапывают банкира, если им нужно оправиться от болезни, они выкапывают врача.

— Логично.

— К несчастью для китайцев, их кости считаются приносящими самую большую удачу. Вот почему некоторые приходят на кладбище с ломами и лопатами. Это не может не оскорблять семьи китайцев, почитающих своих предков. Они хотят, чтобы их бабушки и дедушки оставались целыми — живые они или мертвые… Как вы узнали, где меня найти?

— Тико хранил строгое молчание, поэтому я попросил его написать мне, где вас искать. — Аркадий посмотрел на гроб, в который Эрасмо выложил на полотенце дрель, звонок, защитные очки сварщика и марлевую хирургическую маску. Из сумки он достал пузырек с черным мелкозернистым порошком.

— Порох?

— Чуть-чуть. Жизнь без пороха скучна. — Оторвавшись от полировки мрамора, братья Лиу разрезали плод папайи и уселись перекусить среди надгробий. Парочка чихуахуа свернулась калачиком у лап каменных львов. Это и было «китайским контактом», о котором упоминал Приблуда? Вот это место обретения счастливых костей?..

Аркадию показалось, что он не просто топчется на месте, а идет в обратном направлении. Узнает больше, но понимает все меньше и меньше. Он так и не узнал, как и где погиб Приблуда, не говоря о том — отчего. Круг знакомых Приблуды постоянно расширялся, но среди них не было никого, кто мог бы иметь отношение к ценам на сахар, если предположить, что он вел исследование именно в этой области. До сих пор Аркадию не приходилось сталкиваться с таким количеством никак не связанных между собой людей и событий. Это были рыбаки, выходящие в море в автомобильных камерах, американские радикалы в бегах, сумасшедший из провинции Ориенте, балерина, теперь еще китайские кости и чихуахуа. «Если рассудить, — подумал Аркадий, — то кроме осквернения могил, здесь не было и намека на какое-либо преступление… Если не считать нападение Луны на него». И что теперь? Голова уже не так болела, синяки на ногах из багровых стали обнадеживающего желто-зеленого цвета. Теперь переполох сумбурных улик просто обескураживал его. Но пока он был частью происходящего, ему нужно было на ощупь продвигаться вперед, как в глубокой черной воде залива.

Эрасмо надел марлевую маску и защитные очки, поднял канистру с пластиковой крышкой.

— Еще порох? — спросил Аркадий.

— Это другое взрывчатое вещество, — Эрасмо приподнял крышку и тут же захлопнул ее, будто увидел в канистре радиоактивный плутоний. — Приправа хабанерос, самая острая на земле. В Африке я мог разминировать любую бомбу. Бомбу, замаскированную под дверную ручку, будильник, сиденье унитаза, игрушечный самолет, куклу. Приходилось творчески подходить к этому делу. — Он перевернул пустую канистру вверх дном и, зажав ее между колен, просверлил отверстие, затем всыпал туда порох и утрамбовал его.

— В вашей комнате я заметил фотографии, где вы снимались с… — Аркадий красноречивым жестом обозначил бороду того, чье имя не произносят вслух, и почувствовал себя чуть-чуть кубинцем.

— С Фиделем, — нехотя произнес Эрасмо.

— И еще одним офицером в очках.

— Наш командующий в Анголе.

— У вас много военных наград?

— Эти ленточки? Ну да. А как вы думаете, что бы мне хотелось иметь, ленточки или ноги? Догадайтесь сами. Было время, когда я гордился этими игрушками. Фидель сказал, что мы должны отправиться в Африку, я взял под козырек и ответил — «Слушаюсь, Команданте!». Я тогда и подумать не мог, что он будет командовать, сидя в Гаване и глядя на карту Анголы, в то время как мы будем там воевать. Мы поднимались на горы и спускались к рекам, которых не было на карте Фиделя, но для него это не имело значения, он продолжал отдавать приказания расположить наши части в том месте, куда указывал его перст. Порой нам приходилось просто нарушать их. Когда он узнал об этом, его ярости не было предела. Была одна маленькая деревенька, точка на его карте. Он приказал захватить ее и сделать там командный пост нашего батальона. Мы сказали, что там всего пара хижин, гараж и колодец. Мы сообщили, что можем обойти ее и вернуться в любой момент, но он ответил, что если мы не возьмем эту деревню, то всем батальонным офицерам будет предъявлено обвинение в государственной измене. Поэтому я, Луна и парнишка по имени Ричард пошли туда, чтобы очистить территорию… Вам не наскучила эта история?

— Нет.

— Отлично. Деревня была опутана проводами, как рождественская елка гирляндами. Маленькие пластиковые мины взрывались под нашими ногами. Замаскированные в почве гранаты могли разорвать твое тело на кусочки. Растяжки, соединяющие мины направленного действия с чем-нибудь совсем простеньким, типа пустой консервной банки, которую вы пнете ногой с дороги. В гараже стояла машина. Разумеется, без ключа в замке зажигания, это было бы слишком очевидно. «Форд» — универсал 54 года с деревянными панелями. Вам даже трудно себе представить, насколько высоко ценилась машина в стране, подобной этой. Но одна только попытка войти в гараж означала серию цепных взрывов. Затем нужно было осмотреть днище автомобиля сначала с помощью зеркала, а уж потом лежа на спине. Открыть капот на изрядном расстоянии, еще лучше в укрытии с помощью длинной проволоки, убедиться в том, что каждый проводок ведет именно туда, куда ему полагается, открыть бардачок, багажник, обследовать стеклоподъемники, сиденья, колпаки на дисках. Машина была в изумительном состоянии. Мы выгнали всех из гаража, чтобы я соединил провода, она завелась. Правда, у нее тут же закончился бензин, зато аккумулятор был в полном порядке, все было бы просто великолепно, если бы Ричард не пнул колесо ногой. Это было единственное место, в которое я не заглянул, в колеса. — Эрасмо загнал в просверленное отверстие картонный диск, закрыв порох.

— К счастью, Ричард погиб мгновенно. Бампер машины отлетел, вращаясь со скоростью вертолетной лопасти и задел Тико. По радио мы вызвали «скорую». По пути к нам «скорая» попала в траншею, из которой мы накануне выкопали мину, и поехала прямо по минному полю. По счастливой случайности они не задели ни одной мины, но застряли они там крепко. Тико истекал кровью, когда Луна подхватил его и побежал к «скорой» прямо по минному полю. Вот так мы освобождали эту богом забытую дыру в Анголе по специальному приказу Команданте.

— Поэтому Тико так осторожен с автомобильными камерами.

— Он очень осторожен с камерами.

Эрасмо уронил канистру, и Аркадий нагнулся, чтобы поднять ее.

— Я могу вам помочь?

— Нет, спасибо, — ответил Эрасмо. — Вы знаете, где находится самое большое минное поле в мире? Американская база здесь, в Гуантанамо. Спасибо морским пехотинцам Соединенных Штатов, и особенная благодарность нашим русским друзьям, которые составили план нашей части минного поля, а затем прихватили его домой. Больше никакой помощи от вас… — Он открыл канистру с приправой хабанерос и пересыпал ее в другую канистру. — Ну вот, теперь, когда грабитель откроет это, его будет ждать смертельное облако. Кашель, слезы, чихание, временная слепота — это в моем понимании достаточно гуманный способ наказать осквернителя могил. Кубинский способ для борьбы с кубинской проблемой.

— Луна, спасающий Тико, это для меня совсем новый образ сержанта.

— Это не так. Это всего лишь обратная сторона медали. Люди здесь двулики, одно лицо, которое ты видишь, другое — абсолютная его противоположность.

— Все так сложно?

— Как и все в жизни. Просто вы не понимаете. Когда-то Куба была другой. Мы были идеалистами, мы противостояли самой могущественной, самой мстительной стране на земле. Мы считали Фиделя великим. Но Куба для него недостаточно большая страна, а мы не можем оставаться героями навсегда. Перестаньте всюду совать свой нос, Аркадий. Для вашего же благополучия вам лучше вернуться домой.

Братья Лиу вопросительно посмотрели на них; они не могли понять ни слова, но отлично поняли, что разговор подошел к концу. Парочка чихуахуа зашевелилась, хлопая своими выпученными глазками, а затем рванула за ящерицей. Они преследовали ее, несясь по побегам бугенвиллеи до невысокой пагоды, и, когда младший Лиу со смехом показал прием карате, Аркадий вспомнил кое-что еще.

— В Гаване есть какая-нибудь школа боевых искусств?

— В китайском квартале, — ответил Эрасмо.



«Тебе нужно отвлечься от всего», — подумала Офелия. Она не обращала внимания на работу специалистов, собирающих в первую очередь очевидные улики — образцы свернувшейся крови, волосы, сумку, очки, бутылки «Habana club», подбираясь к пакетам с постельным бельем и одеждой. Она не замечала работу фотографов, суетящихся около женского тела, небрежно раскинувшего руки и ноги, словно «Маха обнаженная». Все ее внимание было сосредоточено на докторе Бласе. В резиновых перчатках тот согнулся над телом мужчины, чтобы показать ей, почему умирающий не звал на помощь, хотя следы крови на ковре свидетельствовали о его агонизирующей попытке подползти к двери.

— Радио было включено. По вашим словам, люди, снимающие здесь комнаты, имеют обыкновение сильно шуметь, к тому же, кто знает, сколько они выпили. Как сонная, так и большеберцовая артерии перерублены, но, однако, у него хватило сил, чтобы прикрываться руками от ударов мачете. Он также подполз к двери, скорее всего, уже после того, как убийца ушел. Но он не звал на помощь. Почему? Это не из-за радио. — Кончиком карандаша он коснулся темной точки под адамовым яблоком убитого и чуть надавил, карандаш наполовину вошел в отверстие. — Трахею проткнули острым предметом. С такой дыркой в дыхательном горле нельзя издать ни звука. На шее женщины такой раны нет, ей просто аккуратно перерезали горло. Я уверен, что первый удар, нанесенный тут, это как раз прокол трахеи мужчины.

— Но эта рана не похожа на след от удара мачете.

— Нет, рана абсолютно круглая. Заметьте, такого рода бойня типична для убийств из ревности. Вы отлично поработали, не дали поднять панику в отеле, к тому же вам чертовски повезло найти документы там, где вы их нашли.

Этой деликатной фразой доктор Блас дал понять, что ему известно о том, что Офелию вырвало в туалете. Доктор Блас легко относился к смерти, чего ей, как это уже стало понятно, никогда не добиться. Разрубленное тело, словно распустившийся тропический цветок, источало резкие запахи, прилипающие к телу, проникающие в ткани одежды, оставляющие неистребимый дух во рту, на языке, в сознании. Однако ей было необходимо сделать все записи и зарисовки, чтобы передать их тому, кого пришлет министерство внутренних дел. Теперь это не просто случай проституции, дело получило новый поворот — жестокое убийство иностранного гражданина. Такие случаи не оставляют в компетенции простых сотрудников полиции.

— Мне придется проверить возможность сексуального контакта убийцы с жертвой, — сказал Блас. — Ведь она была проституткой.

Офелия покосилась в сторону кровати. Простыни были едва смяты. Выражение лица Хеди оставалось безмятежным, что для жертвы с наполовину снесенной головой показалось Офелии по меньшей мере странным.

— Убийца не спал с ней.

— Если вы убиваете девушку в постели, для меня это убийство на сексуальной почве.

«Здесь не обойтись без интуиции», — подумала Офелия.

— Прошлой ночью я видела эту девушку на церемонии сантерии.

— Да что это с вами? У вас прирожденный талант детектива, а вы ввязываетесь в такие грязные дела, как мамбо-джамбо.

— Она была одержима.

— Поразительно.

— Вы никогда не были одержимы?

— Разумеется, нет, — Блас вытер карандаш.

— А со мной такое однажды было. Мне рассказали об этом позже. Целая ночь тогда выпала из памяти.

— Этот итальянец был на церемонии?

— Нет, не был.

— Отлично. Значит, после церемонии она подцепила его здесь. Если бы я был на вашем месте, я бы ни за что не посещал подобные места без особой на то причины. Сейчас мы в отеле, который законно или не совсем оказывает услуги иностранцам. Как вы думаете, может, нам обойти все номера и предупредить гостей о том, что рядом разгуливает религиозный фанатик, убивающий постояльцев?

— Как вы полагаете, что скажет русский?

— Ренко? С какой стати он должен что-либо говорить?

— Он тоже был на церемонии прошлой ночью. Он видел там эту девушку.

— Он ничего не скажет потому, что мы ему ничего не скажем. Вы что думаете, что русские будут докладывать вам о каждом убийстве? — Доктор Блас провел рукой в перчатке по внутренней стороне ног итальянца, сухожилия были изрублены настолько, что ему пришлось волочить ноги, когда он полз. — Этот русский нам не коллега. Мы даже не знаем, кто он на самом деле. Тот факт, что следователь из Москвы прибыл в Гавану, говорит, что здесь происходит нечто, о чем нам неизвестно. Все, что мне нужно от него, это хорошая фотография Приблуды.

Фотография Ренко, сделанная в аэропорту, все еще была у нее в кармане. Еще была возможность сделать вид, что она случайно нашла ее в суете, что сейчас происходила в комнате.

— Сержант Луна случайно не показывал вам фотографию Ренко? — вместо этого спросила она.

— Нет, — Блас провел ладонью по рукам итальянца. — Правша, судя по мускулатуре. Изумительной формы ногти.

Ряд глубоких ран на спине трупа указывал на то, что убийца стоял над ним, нанося удары справа и слева. Офелия мысленно взвесила необходимость сказать о двух круглых синяках на внутренней стороне руки Ренко, но передумала…

— Может быть, нам придется провести дополнительное обследование тела Приблуды. Какова вероятность того, что его убило молнией? Ведь на прошлой неделе шел дождь.

— Но грозы не было. Я вас опередил. Я проверил метеорологическую сводку и тело на наличие ожогов. Не волнуйтесь по поводу Ренко. — Блас сжал руку, определяя степень окоченения. — Мне приходилось иметь дело с русскими. Каждый из них, включая женщин, с которыми я состоял в интимных отношениях, были шпионами. И каждый из них был полной противоположностью тому, за кого он или она выдавали себя. — Доктор слегка улыбнулся в свою изящную бородку, и в этот момент Офелия поняла, что, несмотря на слова, его воспоминания носят скорее приятный характер.

— Так за кого выдает себя Ренко?

— За дурака.

— Его случай может быть исключением.

Блас перевернул тело на спину. Огромная потеря крови, полное окоченение. Спутанные волосы закрывали лоб, но лицо сохранило выражение человека, который просто уснул. Офелия откинула волосы со лба итальянца и увидела длинный покрытый коркой шрам, уходящий за линию волос.

— Похоже, несколько дней назад он наткнулся лбом на что-то острое…

— Теперь это уже не его проблема, — сказал Блас.

— Кого он вам напоминает?

— Никого.

— Как бы вы описали его?

Блас слегка склонил голову, словно художник, оценивающий чужое полотно.

— Европеец, от сорока до пятидесяти, среднего роста, волосы черные, глаза карие, высокий лоб, облысение в начальной стадии.

— Ренко?

— Сейчас, когда вы сказали об этом, да. Похож на Ренко.

Им пришлось оттащить тело от двери, так как прибыла группа из министерства, возглавляемая капитаном Аркосом и сержантом Луной. Аркос вытаращил глаза, увидев тело на полу. Луна подошел к изголовью кровати и уставился на тело Хеди. Его лицо посерело, нижняя губа бессильно отвисла, он тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, пока Офелия зачитывала первые результаты осмотра места преступления. Все это время ее подмывало спросить, где он оставил нож для колки льда. Вместо этого она выскользнула из комнаты, а доктор Блас продолжил отчет.

Отель «Каса де Амор» опустел. При появлении машин ПНР и судебно-медицинских универсалов МВД с изображением весов правосудия на бортах, гости отеля спешно собрали пожитки и растворились на мгновенно опустевших улицах. Офелия нашла шланг рядом с бассейном, вымыла подошвы туфель, затем лицо и руки.



Криминальная лаборатория министерства внутренних дел располагалась в отеле «Антигуа Виа Бланка» — дворце 19 века, облицованном песчаником, возведенном во времена испанского имперского периода до событий первой кубинской революции. Мрачноватый иберийский дух до сих пор витал в темных стенах за узкими окнами здания.

В то время как Институт судебной медицины, в котором работал доктор Блас, занимался вскрытием и исследованием тел, в том числе внутренних органов, то есть аутопсией, в лабораториях министерства изучали наркотики, проводили баллистическую экспертизу и анализ взрывчатых веществ, отпечатков пальцев, документов, денежных знаков. Вся эта работа проводилась для сотрудников полиции, но форма работников министерства была военной.

— Фидель обожает военную форму, — любила говорить ее мать, — оденьте любого кретина в военную форму и вы получите законченного идиота, который будет наблюдать за соседями и говорить: «Откуда он раздобыл этот доллар. Как это ей удалось обзавестись цыплятами?». — После этого она начинала так искренно смеяться, что ей приходилось трусить в туалет. — Социализм или смерть? Не забудьте сказать нашему вождю, что это не «или — или».

В комнате для хранения улик на полках, до сих пор помеченных снизу штампом ФБР, хранилось оружие, на каждом висела бирка, в основном это были короткоствольные фермерские ружья; все виды оружия, относящиеся к военным, возвращались либо в армию, либо в полицию. Там была коллекция мачете, настолько большая, что ею можно было вырубить поле сахарного тростника. Топоры, ножи, орудия убийства, изготовленные в домашних условиях: мортира с жерлом, сделанным из бамбука, стебли сахарного тростника, заточенные под копья. На полках с противоположной стороны лежали случайные улики: одежда в пакетах, конверты с кольцами и серьгами, мелкие монеты в банках, ботинки, сандалии, недавно найденная ласта ныряльщика и сдутая автомобильная камера.

Кто-то отмыл ласту, Офелия взяла ее и поднесла к свету, ей показалось, что на внутренней стороне ремешка она увидела след небольшого обугливания, будто слабого электрического ожога. Это ее воображение могло сыграть с ней дурную шутку под влиянием версии, выдвинутой Ренко. Она осторожно положила ласту на прежнее место, словно закончив дискуссию с русским.

Офелия вошла в комнату, где хранились материалы уголовных дел. Там под светом флюоресцентных ламп висела легкая дымка бумажной пыли. За двумя включенными компьютерами сидели офицеры. За шкафом, набитым папками, перевязанными истрепанными ленточками, она обнаружила третий свободный компьютер и открыла файл по делу ее подруги Марии.

Мария Люс Ромеро Гомес, возраст: 22 года, адрес: ул. Вапор, 224, Ведадо, Гавана, обвиняется в приставании на улице к мужчинам с целью заработка проституцией. Жосе Ромеро Гомес, возраст: 22 года, адрес тот же, обвиняется в нападении с целью избиения. Далее шли другие подробности биографии: семейное положение и образование, рабочая занятость, и, наконец, показания свидетелей.


«Я шел вверх по улице Вапор по направлению к Университету, когда эта женщина (с указанием на Марию Ромеро) вышла из дверей своего дома и спросила меня, который час. Затем она спросила меня о том, куда я иду, и положила свою руку на мой член. Я сказал, что иду в Университет. Когда она попыталась возбудить меня, я сказал — нет, я сказал, что она меня не интересует, что у меня нет времени. Тут она начала истошно кричать, и этот человек (с указанием на Жосе Ромеро) выбежал из дома, выкрикивая ругательства и размахивая свинцовой трубой, он пытался избить меня, и я защищался до того момента, пока не подъехала патрульная машина полиции.
Подпись
Руфо Пинейро Перес».


Именно имя Руфо Пинейро всколыхнуло ее память. Бывший боксер, беззаботно шагающий в Университет. На лекцию о поэзии? Или ядерной физике?



На фотографиях, сделанных полицией, Мария была вся в слезах, но без признаков повиновения или раскаяния. Ее муж был запечатлен с заплывшими щелочками глаз, опухшим разбитым носом и свернутой челюстью.


«Показания свидетеля совпадают с показаниями дежурившего в тот день полицейского, задержавшего чету Ромеро, по его словам эта пара угрожала и пыталась нанести побои офицеру при исполнении служебных обязанностей.
Подпись
Сержант Факундо Луна, ПНР».


Офелия хорошо помнила рассказ Марии о том, что заднее сиденье патрульной машины было предусмотрительно покрыто целлофаном, потому что Луна знал, что ему придется везти людей, испачканных кровью. Еще она помнила, как Руфо достал сигары из бардачка патрульной машины, которые он заранее туда положил, чтобы они не сломались во время потасовки. Луна и Руфо все спланировали заранее.

Она поняла, что теперь знает о том, что произошло в «Каса де Амор». Блас выдвинул версию убийства на почве ревности — влюбленный кубинец убивает итальянца и свою подружку в приступе неконтролируемой ярости. Но Офелия видела это по-другому. Она представила себе как Франко Мосса и Хеди выпивали в темноте номера, танцевали под звуки радио, смеялись. Вряд ли Хеди бойко говорила по-итальянски, да это, собственно, и не требовалось. Она скрылась в ванной комнате, затем вышла оттуда раздетой, пышногрудая девушка с золотисто-медовыми волосами. Она скользнула под простыни, а когда итальянец пошел принимать душ, соскочила с кровати и открыла балконную дверь своему дружку. Итальянец выключил свет в ванной комнате и на ощупь вошел в темную спальню. Хеди вряд ли смогла увидеть многое из того, что произошло дальше. Но она наверняка слышала хлюпающий звук, когда из шеи итальянца выдернули нож для колки льда. Какой план убийца внушил Хеди? Кубинцы часто занимались вымогательством у иностранных туристов. Она, должно быть, спокойно молчала, не ожидая свиста мачете в темноте спальни. Убийца одним ударом снес полголовы. К тому времени, как он расправился с обоими, он должен был быть залит кровью, как стена на скотобойне. По-прежнему оставался вопрос, откуда там взялась фотография русского. У кого она была, у Хеди или у итальянца? Наступил ли момент, когда убийца включил свет в ванной комнате и к своему удивлению обнаружил, что зарубил итальянца по имени Франко, а не Ренко?

Офелия проверила, есть ли другие дела, связывающие Руфо Пинейро и Факундо Луну. Помимо следствия по делу Марии, нашлись еще два файла. Четыре года назад образовалась преступная группировка для распространения наркотиков под видом организации политической оппозиции. Когда члены сообщества поняли истинный план, они ворвались в дом главаря с требованием сдать наркотики. В потасовке, спровоцированной главой сообщества и его семьей, приняли участие два патриота, вынужденные защищаться. Разумеется, это были Руфо Пинейро и Факундо Луна. Более поздний файл поведал ей о том, что политическая ячейка так называемых демократов организовала массовый митинг, истинной целью которого было распространение инфекционных болезней. Надо ли говорить о том, что бдительные граждане и истинные патриоты Луна и Руфо стояли в оцеплении.

С одной стороны, Офелия была убеждена, что кубинцы должны жестко противостоять своим врагам. Гангстеры из Майами не останавливались ни перед чем — заказные убийства, бомбы, пропаганда. Куба ни на мгновение не должна терять бдительность, чтобы просто выжить. Однако то, чем занимались Руфо и Луна?.. Это посеяло зерно сомнения в ее душу. Она выключила компьютер, пожалев, что вообще включила его…

Выходя, она увидела, что офицеры, работавшие за столом, ушли. В комнате сидел сержант Луна, руки скрещены на груди, рубашка туго обтянула мощный торс. Ее удивило, что он так рано ушел из «Каса де Амор». Лицо сержанта прикрывал козырек глубоко надвинутой на лоб фуражки, челюсти равномерно ходили, размалывая жевательную резинку. Его стул был повернут так, что наполовину преграждал ей выход из комнаты.

Офелия словно вновь оказалась опять в Херши, на поле для выгула скота, куда частенько прилетали белые цапли, оставив свои гнезда вдоль реки. Птицы были белыми, как взбитая пена для бритья. Ребенком Офелия волновалась, не испачкаются ли они, пролетая над чадящими трубами сахарной фабрики. Однако они, изящно планируя, садились на поле и спокойно кормились там, оставаясь такими же белыми и чистыми. Она так увлеклась зрелищем грациозно расхаживающих цапель, что не заприметила, как на поле запустили быка. Человек, пригнавший быка, не заметил маленькую Офелию. А бык ее увидел…

Бык был самым большим животным из тех, которых ей когда-либо доводилось встречать. Молочно-белый с загибающимися вниз рогами. Между ними щетинились кремового цвета жесткие завитки. Массивное тело покоилось на крепких ногах, красные глаза безотрывно смотрели на Офелию, но не с тупым упорством, а с преимуществом хозяина ситуации. Он выжидал, пока она сделает первое движение.

Но что-то отвлекло его внимание от маленькой беззащитной фигурки. Офелия медленно повернула голову и увидела человека, одетого в черное, перепрыгнувшего через забор и отчаянно размахивающего руками. Это был сельский священник, всегда бледный и всегда грустный. Он подпрыгивал, хлопал в ладоши и смеялся, поддразнивая быка, и полы его сутаны развевались и подпрыгивали вместе с ним. Затем он обежал вокруг быка, швыряя комья земли и травы, и тогда бык бросился на него. Поднимая полы сутаны, священник бросился бежать, преодолевая расстояние до забора гигантскими прыжками. Он перелетел через забор, а бык с силой врезался в столб, наполовину выворотив его из земли, и продолжил в бессильной ярости атаковать деревянное ограждение. Офелия со всех ног понеслась к забору… И бежала без остановки до самого дома.



— Капитан Аркос интересуется, все ли улики, найденные в мотеле, вы передали нам? — сказал Луна.

— Да.

Луна слегка подвинулся, полностью перегородив выход из комнаты и свесил толстую руку со стула.

— Все?

— Да.

— Вы рассказали нам все, что знаете об этом деле?

— Да.

Сержант посмотрел в сторону шкафа, за которым Офелия просматривала файлы.

— Что вы искали?

— Ничего.

— Может быть, что-то, в чем я могу вам помочь?

— Нет.

Сержант не шевельнулся. Когда Офелия попробовала протиснуться к двери, Луна прижал ее железной рукой, будто подводя черту, которую ей не следовало переступать.

17

Путь Аркадия в китайский квартал проходил мимо магазинов, в которых царили тишина и запустение, как в заброшенном аквариуме. В витрине парфюмерной лавки не было ничего, кроме банки с кремом от москитов. Локти продавщицы в ювелирном магазине будто приклеились к пустому прилавку. Но за углом Кале Райо кипела жизнь. Красные фонарики, наполненные прилавки: целый жареный поросенок, жареные бананы, горки апельсинов, лимонов, красных перцев, черных клубней, разрезанных и показывающих белую сердцевину, зеленые помидоры в бумажных обертках, авокадо и другие тропические фрукты, названия которых Аркадий не знал. По значкам доллара на ценниках он понял, что на этом рынке в самом центре Гаваны торговали частники. Мухи лениво жужжали над горками спелых ананасов и бананов, издающих сладкие запахи. Звуки сальсы из висящего на стене радио смешивались с заунывной кантонской мелодией, звучащей из магнитофонов. Покупатели, лица которых явно указывали на их китайское происхождение, торговались с продавцами на кубинском диалекте испанского. За угловым прилавком мясник разделывал коровью голову. Продавщица сладкой ваты с синими прядями в волосах вращала сахарные нити, выползавшие из трубочки. Она прочитала записку, которую показал Аркадий, и показала на подъезд с табличкой «Кубинское карате».

Аркадий торопился. С китайского кладбища он отправился на квартиру Приблуды, оттуда в китайский квартал. Его интуиция наконец ожила. Абуелита говорила, что каждый четверг после полудня Приблуда уходил с Малекона с отвратительным кубинским пластиковым портфелем. Кармен рассказывала, что по четвергам дядя Сергей занимался карате. В смете Приблуды было отмечено, что каждый четверг он расходовал по сто долларов, не поясняя на что. Все это не могло быть просто совпадением. Здесь должна быть какая-то связь. Разве не могло быть так: по четвергам разведчик Сергей Приблуда отправлялся в китайский квартал с пластиковым портфелем, в котором находился вовсе не черный пояс, а конверт с деньгами. В клубе карате он встречался с «китайским контактом». Скорее всего, полковник держал тренировочную форму в шкафчике спортивного клуба. Это достаточная причина, чтобы задержаться в раздевалке, где, как полагал Аркадий, они не должны были говорить друг другу ни слова, просто у агента должен был быть такой же портфель. Портфели можно обменять за мгновение, и безымянный агент направлялся к выходу раньше, чем Приблуда успевал развязать шнурки, чтобы отрабатывать свои смертельные удары, которые он демонстрировал Кармен. Все проходило быстро, молча и профессионально. Портфель находился у Аркадия, и был как раз четверг.

Однако здесь его ожидала неприятная неожиданность. Когда Аркадий взбежал, задыхаясь по лестнице туда, где должен был быть клуб карате, на двери он увидел табличку «Эвита — новый салон красоты». Внутри в парикмахерских креслах уже сидели две женщины с масками из голубой глины на лицах. А рабочие привинчивали к полу третье кресло. Аркадий вернулся на рынок и повторил процесс с тем же клочком бумаги и с тем же отрицательным результатом.

В китайском ресторане, где не было китайцев, а яичные роллы подавали с каплей кетчупа, Аркадий нашел официанта, который говорил по-английски достаточно, чтобы объяснить, что в китайском квартале больше не было клубов карате, хотя в городе, возможно, еще оставалось около двадцати. У Аркадия было четыре дня. Нужно еще позвонить сыну Приблуды, может быть, юноша встретит самолет, если, конечно, сможет оставить на несколько часов свои пиццы и печи. Больше у Аркадия не было никаких планов. Кончились…

Итак, он должен был найти фотографию Приблуды. На мгновение Аркадию показалось, что он увидел призрак Приблуды, скользивший между яркими горками экзотических фруктов. Стены ресторана — бордельно-красные. Украшением служил обязательный плакат Че, на котором тот был похож на Христа в берете. Аркадий давно заметил, что люди предпочитали украшать стены портретами Че, а не Фиделя, хотя сам мученический ореол Че, казалось, укреплял авторитет Фиделя. Но мученики имели преимущество — они всегда оставались романтически молодыми. Фиделя можно было увидеть на официальных плакатах в двух возрастах: молодого страстного революционера, подчеркивающего энергичным жестом каждый свой ораторский пассаж, и седобородого усталого человека.

Аркадий был огорчен собственной глупостью. Конечно, это было захватывающе — на минуту поверить в возрождение своих дедуктивных способностей. Это все равно что найти старый паровой двигатель на заброшенном заводе и верить — зажги спичку под котлом и вернешь поршни к жизни. «Больше никаких поршней», — понял он. Слава богу, детектива Осорио не было поблизости. Она не видела его фиаско.

По дороге из ресторана он, проталкиваясь через рынок, обогнул группу мальчишек, мутузивших друг друга рядом с кинотеатром. Обшарпанный кинотеатр, когда-то выкрашенный в красный китайский цвет, с карнизами в стиле пагод и афишей с каратистом в прыжке. Название фильма было на китайском и испанском языках и, в скобках, в нижней части плаката, на английском — «Кулаки страха!». Аркадий вспомнил корешок билета в кармане Приблуды. Вот что имела в виду Кармен, не «вы видели кулаки страха?» — а «вы видели „Кулаки Страха“!?» — Он встал в очередь в кассу, заплатил четыре песо за билет и поднялся по красным ступенькам в темный зал.

Внутри пахло сигаретами, ароматическими палочками, пивом. Сиденья были жесткими, исцарапанными. Аркадий сел в последний ряд, чтобы лучше видеть остальных зрителей. Ряды голов перед ним вертелись, зрители одобрительно гудели. Фильм уже начался, на экране прилежный молодой монах пытался защитить свою сестру от гонконгских гангстеров. Фильм шел на китайском, с субтитрами на другом китайском диалекте, даже не на испанском. Как только Аркадий пристроил портфель на колени, на соседнее кресло скользнул небольшой остроносый мужчина в очках и с таким же портфелем.

— Вы от Сергея? — раздался шепот на русском.

— Да.

— Куда вы исчезли? Я провел здесь весь день на прошлой неделе и сегодня уже второй раз.

— И давно крутят этот фильм?

— Уже месяц.

— Сочувствую. Извините.