Он чертил при свете костра тонкие линии. Они тянулись, пересекались, ломались и ложились штрихами, образуя контур странной древней птицы.

3

Можно было увидеть, как вылупляется (вылепляется, вывязывается) нечто птеродактильное, перепончатокрылое во дворе форта.

Юнгу, например, и Свете отлично все было видно с банановой крыши. Как Тёма выложил и связал бамбук для позвоночника. Как потянулись от него коленчатые «косточки» плеча. Как, перевязанные шпагатом, растопырились тонкие пальцы каркаса для будущего крыла.

Скелет дельтаплана из бамбука связывался Тёмой, Крисом и Катей внизу на песке перед фортом. Света с Юнгом снимали просушенные и задубевшие листья банана с крыши — пойдут на оперение для летающего крыла. На место снятых стелили свежие, зеленые. Крыло оперялось на глазах, в крыше появлялись сочные заплатки.

— Вот блин! — Свете надоело все дергать и дергать без толку сушеный лист банана — рванула изо всех сил. Пергаментная ткань с треском лопнула.

— Не так, — мягко остановил ее Дима. — Там есть скрепки. Давай покажу.

Накрыл узкую кисть. Света медленно раздвинула длинные пальцы. Юнг, поглаживая лист ее пальцами, подвел их к скрепке, подшившей лист к каркасу, нагнулся, подцепил скрепку, вынул, снял лист.

— Все равно у вас ничего не выйдет, — тихонько щекотнула она снизу руку Юнга.

— Почему? — замер тот.

— Не полетит она.

— Кто?

— Эта ваша машина. А если полетит — разобьется. И тот, кто на ней, — тоже.

Как-то странно вытаскивал Юнг следующую скрепку. Обнял зачем-то Свету за плечи и гладил вовсе не лист банановый. Говорил тихо, почти шепотом:

— Полетит. Не разобьется. Надо верить.

— Во что? — шевельнулись губы, и глаза потемнели.

— Не знаю. В то, что в детстве мы все летали.

— Смотря какое было детство.

— Летали. Надо только вспомнить.

— А как?

— Увидишь, — пообещал Юнг и осторожно вынул скрепку.

— Эй, голуби! Вы чем там занимаетесь?

Юнг со Светой отпрянули друг от друга.

Тартарен захохотал. Жариков смотрел снизу вверх, прикрывшись от солнца.

— Гули-гули-гули, — дразнил Леша. — Спускайтесь с небес. Поклюйте плодов природы.

И высыпал из приспособленной под тару сумки Тёмы кучу чего-то похожего на разноцветные мячики. Или груши. Или картошку.

— Что это? — спросил с досадой Юнг.

— Это ты должен сказать. Ты ж у нас ботаник.

— Географ, — побормотал под нос Юнг. — К тому же бывший.

И полез спускаться.



— Ух ты! Сколько тут всего, — восхищенно перебирала Катя собранное Тартареном и Геной.

— Ну да! — гордо топорщил усы Тартарен. — Мы вниз по реке спустились, а там… Всего полно. Шишки лиловые, потом вот эти оранжевые, и другие зеленые, и еще вот такие, на груши похожи. А это такие маленькие апельсинчики, я их видел в Москве в супермаркете. Вон Юнг знает. Как они называются?

Юнг пожал плечами. Отобрал зеленые с фиолетовой чешуей шишки. Желтые авокадо. Оранжевые манго. А синюю, крупную, похожую на помидор ягоду подозрительно понюхал, надавил. Из зеленой мякоти брызнули желтоватые косточки.

— Это где нашел?

— Да их там целая плантация!

— На кусте, на дереве?

— Кусты там вот такие, — ребром ладони в грудь. — Вам по шейку будет.

— Не советую, — коротко сказал Юнг.

— Что?

— Есть эти штуки.

— Это почему же? — не поверил Тартарен.

— Эти растения из пасленовых. Я их не знаю. Могут быть ядовитыми.

— Да ты что… Вон их сколько здесь.

— Я предупредил, — пожал плечами Юнг. Он, честно говоря, был раздосадован бесцеремонностью Тартарена, кричавшего им снизу про голубей, и сейчас слегка злорадничал.

— Хочешь сказать, — взяв в руки помидор баклажанного цвета и повертев его, начал Тартарен, — если я его откушу, тут же концы отдам?

— Ну не сразу, — не удержался Юнг. — Помучаешься.

Тартарен сделал вид, что не поверил. Держа двумя пальцами, изучал. Потом поднес ко рту, повертел и раскрыл рот для укуса.

— Эй! — тихо окликнул его Крис.

— Леша, не надо! — вскрикнула Катя. — Нам хватит. Вон сколько всего собрали.

— Не собрали, а собрал! — опустив запретный сизый плод, гордо сказал Тартарен. — Жариков только пропадать мастер. Куда ты все пропадал-то? К дикарям на свиданку бегал?

— Не-а, — лениво ответил Гена.

— Ладно. — Тартарен чувствовал себя победителем и потому был снисходителен к промахам и слабостям других. — Тут на всех хватит. Можно даже не охотиться. А завтра я еще что-нибудь соберу.

Катя с Крисом переглянулись. В мощном теле Тартарена, в этом прирожденном по виду охотнике дремала душа истового собирателя и земледельца, человека размеренного, хозяйственного и оседлого, тайного законопослушника, фермера и собственника.



Дельтаплану по просьбе Кати дали имя Дак (от птеродактиля и знаменитого гуся).

Дак оказался типом занудным и сварливым. Все время, пока поднимали его на руках и веревках на ближайшую террасу, он скрипел, вздыхал, не предвещая ничего хорошего из дурацкой затеи — заставить летать связку бамбуковых палок и кучу банановых листьев.

Терраса представляла собой довольно ровную дорожку метров десять — пятнадцать шириной. Тянулась вдоль склона сотню метров. Шла под уклон. Если пилот сумеет, приподняв за привязанную под крылом трапецию, разогнать конструкцию достаточно сильно и вывернуть в последнюю минуту к обрыву, а там попасть в восходящий поток горячего воздуха, он, скорее всего, взлетит.

— А если он в поток не попадет? — резонно заметил Тартарен.

— Ну тогда… сами понимаете, — развел руками Тёма.

Дунул ветер.

Дак сокрушенно вздохнул.

— А кто пилот-то? — спросил Жариков.

Ему идея Тёмы с самого начала казалась безумной.

— Он должен быть достаточно легким…

Все посмотрели на жилистого и худого Гену.

— Э-э! Вы чего? Да эта хрень и пяти метров не пролетит — грохнется! Кто придумал, тот пусть и летит.

— …имеющий навыки пилотирования дельтапланов, — продолжил Тёма.

— А^_а. Тогда это не ко мне, — улыбнулся сквозь губы Гена. — Я эти штуки только по телику видел. И всегда считал летающих на них за…

— Я готов, — поколебавшись, тронул Юнг за крыло Дака.

Тот предостерегающе скрипнул.

— Может, хватит валять дурака, — выступила Светка. — Ежу ж понятно — покалечится человек, и будем мы его на себе таскать всю дорогу. А если вам все равно — давайте меня запрягайте.

— Нет уж, ты не полетишь. И не думай, — мотнул головой Юнг.

— Это почему же?

— Ты никогда не летала.

— С чего ты взял?

— Сама говорила.

— Просто забыла. А теперь вспомнила.

Пока спорили, Тёма подлез под скрипучего Дака, ухватился за трапецию, приподнял…

Дельтаплан вздрогнул и слегка накренился. Но набок не упал. Тёма легко удерживал его на весу.

— Крис, Юнг, помогите-ка, — послышался голос Тёмы из-под крыла.

Встали с двух сторон. Юнг — ближе к обрыву.

Тёма объяснил, что делать.

— Э-е! — крикнула Катя снизу. Она там осталась, так и не решившись на этот раз лезть по стенке. Дима помахал ей рукой.

Тёма дал команду. Побежали втроем, неся над собой самодельный дельтаплан. Метров через тридцать неслись уже как на стометровке.

— Юнг! — крикнул Тёма.

Юнг отпустил крыло, упал на землю, покатился, ободрав колено, в самый последний момент зацепился за край обрыва, повис, услышал крик Светы, точно оттолкнувшись от него, в одно движение забросил себя на террасу.

Без Юнга Дак стал крениться набок и сползать к обрыву.

— Крис! — крикнул Тёма.

Крис отпустил крыло. Тёма с силой оттолкнулся, вспрыгнул грудью на трапецию, ноги забросил вверх, зацепился ими за две петли из лиан в хвосте Дака.

Дак заскрипел и рухнул вниз. Наверху замерли. Катя вскрикнула. У самой земли дельтаплан вдруг дернул тупым носом вверх, взлетел, мелькнул мимо ребят, как огромный и нелепый голубь из серой и мятой бумаги.

— Сработало! — подпрыгнул Юнг.

— Вот блин! — открыл рот Тартарен.

Дак попал в тот самый восходящий поток и поднимался теперь почти вертикально, унося Тёму и уменьшаясь на глазах. Вот он пересек пространство над лесом. Нацелился на скалы с той стороны реки. Не долетев до них совсем немного, сделал вираж, пошел. Поднялся еще метров на сто и снизу стал совсем как обычная птица, парящая в небе. Несколько, правда, крупноватая птица. К тому же без головы и хвоста. И с какой-то палочкой под брюхом.

Палочкой снизу казался Тёма.

Какое-то время Дак парил в небе, чуть покачивая сросшимся в одно своими крыльями. Потом вдруг качнулся сильнее. Накренился. Задрал конец крыла. Сделал маленький и быстрый круг. Вдруг завертелся, стремительно теряя высоту.

Видно было, как болтает Тёму под крылом, как он пытается удержать дельтаплан, как рвутся и облетают с крыльев листья банана. Катя села разом на корточки и закрыла лицо руками. Юнг смотрел вверх, не в силах отвести взгляд. Тёма падал. Видеть Юнг этого не хотел. Но не смотреть не мог.

Тёма попробовал повернуть дельтаплан к лесу (падать, так хоть на деревья), но тот упорно тащил его к той самой террасе, с которой они только что взлетели. Летел под углом, кружась, но не сворачивая.

Катя с ужасом ждала удара о землю. Его все не было. Раздвинула пальцы на лице, глаза приоткрыла и даже крикнуть не смогла — Дак с Тёмой летели прямо на нее. Зато на террасе закричали.

Катя не двинулась. Не долетев до нее метра два, растерявшая перья птица дернулась, задрала тупой нос кверху, застыла на секунду метрах в трех от земли.

Тёма трапецию выпустил, упал рядом с Катей. Дак нырнул и с треском врезался в слоеную стенку террасы. Тёма сел, озабоченно потрогал голову и улыбнулся Кате, точно светляка в ладонях показал.

Сверху спускались по слоеным ступеням кто как мог. Обступили Тёму, тормоша и проверяя, все ли кости целы.

— Погодите, погодите… — пытался сказать важное Тёма.

Его не слушали.

Катя освободилась от рук Криса, подошла к обломкам Дака, лист банановый подняла.

— Птичку жалко? — ухмыльнулся Гена.

— Жалко, — серьезно сказала Катя.

Присела, погладила переломанные косточки из бамбука. Обернулась, точно пожаловалась Крису:

— Он, между прочим, Тёму спас и меня. А сам погиб.

Все притихли, глядя на Катю, не понимая, когда смеяться.

Крис подошел к остаткам дельтаплана. Сдвинул их поближе. Достал из кармана зажигалку. Сказал последнее слово:

— Жизнь нашего друга Дака была коротка и ослепительна, как вспышка салюта. Он вылетел в этот мир на неокрепших крыльях. Мир его поразил. Столкновения Дак не выдержал. Надеюсь, смерть его была не напрасной.

— Так я и говорю… — начал Тёма и замолчал.

Крис поднял руку. Скрипнул колесиком, поднес огонь к обрывку листа. Обломки вспыхнули. Катя всхлипнула.

Помолчали, глядя на огонь первой их общей потери.

— Ну и что же ты сверху увидел? — повернулся Крис к Тёме.

Тёма отозвался не сразу. Он следил, как исчезают в пламени бамбук, листья банана и куски шпагата, из которых он так тщательно создавал крылья дельтаплана.

Теперь он уж точно не узнает, с чего бы это — он ясно слышал — стали лопаться одна за другой там наверху веревочные петли, на которых держалась конструкция, после чего и полетели во все стороны банановые перья. Обломки сгорели, черный ящик не обнаружен. Причина катастрофы не установлена. А жаль. Знающий причины предсказывает будущее.



Собрались моментально. Да и что там было собирать? Одна сумка на всех. С чем пришли, с тем уходят. Запас полусъедобной экзотики да чашки из половинок кокоса — все, что нажито за эти дни.

Постояли перед фортом, пока Тёма набирал в очистительный термос воды из родника. Юнг предложил сесть на дорогу. Так и сделали.

— Ничего не забыли? — спросил кого-то Дима.

— Чего уж тут забывать, — хмуро сказал Гена Жариков.

Не хватало им всем чего-то. А чего, собственно?

«Ключи», — подумал Юнг.

Уходя в городе из дома, доставали ключ, звенели в замке, чтоб вернуться на то же место и все было цело. А тут ни дверей, ни ключей. Да и не дом это вовсе — убежище. Значит, и покидать его не жаль. Перелезали через частокол с легким сердцем.

— Знаете, что я первым делом сделаю, если сюда вернемся? — спросил Тартарен, зависнув меж острых зубьев частокола.

И не дождавшись вопроса:

— Калитку в этом чертовом заборе прорублю.



Солнце жгло несильно. Шел четвертый час. Идти решили вниз вдоль реки, не приближаясь к лесу, где вполне могли засесть дикари, зализывавшие раны и ожоги. А часа за полтора до захода солнца встать лагерем на ночлег, у тех самых скал, что, как успел заметить Тёма за время прерванного полета, вплотную подходили к речке, образуя что-то вроде ворот. В них река проваливалась, с той стороны превращаясь в водопад.

Им предстояло пересечь остров с севера на юг. Там на южном побережье была высокая скала, похожая на стол.

На самой верхушке этой Столовой горы Тёма успел с высоты разглядеть идеально круглую и ровную площадку и в центре ее белый круг.

Неизвестно, кому и зачем понадобилось укатывать асфальтом макушку горы и рисовать там белые круги. Для того, например, чтобы можно было посадить вертолет. Или просто погулять, подышать океанским воздухом, посмотреть на живописные окрестности, утомившись наблюдениями за брошенными на произвол судьбы.

Во всяком случае, никаких иных следов цивилизации Тёма с высоты своего с Даком полета не разглядел. Крис Тёму выслушал и решил: выходить немедленно.

Глава двенадцатая

1

Это сверху казалось — тоненькая веревочка реки, лес по ней сползает вниз, по бокам ровные склоны гор под сплошным покровом травы. И если идти по этим полям, очень быстро дойдешь до скал.

На самом деле склоны гор горбатились, то проваливаясь лощинами, то поднимаясь невысокими перевалами, и маленький отряд, растянувшийся змейкой, то пыхтел, вползая на отрог, то сваливался в очередную лощину. И скалы впереди вставали прямо перед ними, но тут же исчезали из виду. Солнце скрылось за скалами, свет его ослаб, лес, тянувшийся слева, казалось, источал фиолетовый сумрак, а цель их похода была все так же близка и недосягаема.

Можно было бы остановиться, заночевать и продолжить путь завтра. Гена, например, так Крису и сказал. Но Крис на это ничего не ответил. И даже не обернулся посмотреть, как там, например, Катя — ходок довольно скверный — чуть что, ноги стирает в кровь. Очень Крису не хотелось оставаться ночевать в поле.

Ты открыт со всех сторон, кругом трава высокая. Подползти и двинуть по голове и днем-то довольно просто. А ночью тем более.

Крис шел и шел вперед, стараясь не оглядываться, и остальным, хочешь не хочешь, приходилось тянуться за ним, хотя даже Тартарен подумывал о том, что затея с дельтапланом была не такой уж безумной и можно было бы, поработав над конструкцией, запустить это средство передвижения в серию. Дня три бы повозились, потом снялись с места и полетели. Правда, ему с его весом понадобился бы какой-нибудь Супердак. Что-то вроде аэробуса. Эта мысль застряла у него в голове и довольно долго там сидела, то проваливаясь вместе с ним в лощину, то взбираясь на пригорок.

Катя же ни о чем думать не могла. Держалась взглядом за спину Криса, шла за ним шаг в шаг и просила только про себя, чтоб он не останавливался. А вот встанет Крис, тогда уж она точно на землю ляжет — и делайте с ней что хотите.

Когда в ровном и пепельном лунном свете преградили им наконец путь эти самые скалы, они услышали сбоку шум падающей воды, лес перед водопадом поредел, и Крис обернулся и сказал: «Привал», никто даже не обрадовался. Сели где стояли без сил. А еще ведь надо было огонь развести, вскипятить и выпить чего-нибудь, съесть и приспособить что-то под ночлег. Или не нужно им уже было ничего такого? Лечь и лежать, закрыв глаза и тяжело дыша.

Крис так не думал — Тартарен с Юнгом были отправлены за дровами, Гена с Тёмой — за водой для чая, девчонки под личным его присмотром — собирать душистые травы для общей лежанки.

Луна на опушке джунглей светила мутно, как ослепленная катарактой, и света хватало только на тонкие полосы меж кустами.

Тартарен, шаря в темноте руками, выбирал стволы посуше, гнул и с треском ломал их, собирая в кучу. У Юнга же ветки только пружинили и, даже надломленные, не отставали от стволов, распадались на сотни проволочных волокон, а притупившийся о лианы нож их не брал. Он постоял, прислушиваясь, как пыхтит Тартарен, поругиваясь, где-то совсем рядом, и, различив впереди и в стороне бледный свет, раздвигая руками невидимые частые ветви, стал пробираться туда.

На лунной прогалине он наткнулся на ствол поваленного дерева, обломал сухих веток сколько смог унести, прижав локтем, потащил, шурша, мягко царапая землю, и через два шага снова уперся в темноту. Постоял, прислушиваясь, и ничего не услышал — отчего-то сопенье Тартарена и голоса остальных вдалеке стихли. Булькала, крутясь, вода в запруде перед скалистым порогом, и далеко шумел падающий с высоты поток. Ни шелеста, ни встряхиваний и попискиваний пернатой живности.

Глухая тишина пустого дома, в котором вдруг свет погас.

«Странно», — подумал Юнг и тут же вздрогнул от звука неслышного, но почему-то очень знакомого и давно ожидаемого, быть может с того самого момента, как он повис на дереве над шумным грязевым потоком, притащившим их в эту долину.

Кто-то вдохнул и выдохнул у него за спиной — шумно, с влажным хрипом и едва прикрытой вздохом угрозой. Потом еще раз, с выдохом длиннее и сдержанной яростью в конце, что сопутствовало работе над любимым его сюжетом для лакированных боков особо хищных машин — джипов «чероки» и «инфинити», спортивных «феррари», «альфа-ромео». На этих картинках черная пантера показывала оскаленную морду, раздвигая сочные, зеленые травы с лиловыми тропическими цветами. Ослепляли сабельные клыки, топорщилась жесткая леска усов, нижняя челюсть опускалась, обнажая влажный розовый язык. А вот звук, растяжный, с вибрирующим на одной низкой ноте рыком, Юнгу приходилось сочинять про себя. И вот он услышал его за спиной и, не поворачиваясь, представил все прочее, и замер с ветками под мышкой. Медленно поворачивая голову, услышал над самым ухом Тартареново: «Э-е, Юнг!» — краем глаза успел зацепить гибкий, остроухий силуэт, слившийся со стволом, с которого он только что обламывал ветки. Тартарен в темноте махнул рукой, зацепил его за плечо, Юнг моргнул, силуэт исчез.

— Черт! Ты ничего сейчас не слышал?

— А что?

Головой качнул из стороны в сторону, ствол, обмазанный луной, очертания сменил, но черной кошки не выдал.

Куда ж она делась?

— Показалось, — неуверенно произнес Юнг.

— Еще бы, — поддержал Тартарен. — Тьма такая, что…

Тихо свистнуло в темноте.

— Крис зовет. Пойдем.

Юнг сделал шаг, обернулся напоследок, но и ствол, на котором ему почудился придуманный еще в Москве зверь, пропал.

Показалось? Ну да. Только кто ж тогда вздыхал с хриплой угрозой ему в спину?

…Жаркая пасть открылась прямо над ним, усы поднялись, зеленые горящие глаза сощурились.

— Хры-ы-а-а, — дохнуло на него влажным рыком.

Юнг вскрикнул и проснулся.

Чуть поодаль под скалой спала Света, прижав одну ногу к груди, другую вытянув, в кошачьей позе.

Гена Жариков приподнялся у костра, скосил на него красноватый свой глаз.

— Чего орал-то?

— Так. — Юнг головой тряхнул, поднялся, постоял. — Пойду пройдусь.

— Смотри. А то капитан ваш… Хотя сам… — мутно ворчал на кого-то Жариков.

Юнг слушать не стал, осторожно двинулся в темноте в сторону реки.

Кошмар из детства — оно входит в парадное, крадется по темной лестнице, потом по коридору, пригибаясь, ползком подтягивает узкое черное тело к кровати, пасть разевает, Юнг дрожит, крепко стискивает веки, только бы не открыть глаза, не увидеть, но видит сквозь закрытые глаза белые зубы и слышит этот оглушительный, как гром, рык. Кричит и просыпается. Потом мама сидит у постели полночи, а он не спит.

Психоаналитик с деревенским лицом и тихой речью в кабинете с желтыми шторами, усадив маленького Юнга в кожаное кресло, долго рылся в младенческой его памяти и свалил все на испугавшую его месяца в четыре страшную грозу на даче.

Дима ничего не помнил такого, а мама кивнула. Психолог прописал расслабляющие упражнения, но кошар являлся аккуратно по ночам, пока Юнг, разозлившись, не начал с ним бороться, сбегая из школы в зоопарк и простаивая часами перед клетками с крупными кошачьими и рисуя их по памяти во всех тетрадках.

Потом много лет спустя эти кошки скалили зубы и беззвучно рычали в московских пробках.

Кошмар вернулся на пятый день после грозы на острове.

А может, он и вправду видел — там, на стволе?

Юнг потрогал пальцем туповатое лезвие ножа. Осторожно двинулся к плещущей воде запруды. Если эта кошка существует и она тут, он дождется ее и увидит. Не закрывать глаза на страх — этому он научился. Он остановился, приглядываясь.

Луна зашла, а солнце не всходило. К пепельной водной глади приблизился контур скалы. Ломаная его дрожащая в сумерках линия услужливо складывалась в настороженном Юнговом мозгу в остроухий кошачий контур.

Всматривался и смеялся над собой. Вздрогнул — оно шелохнулось, покачалось из стороны в сторону, замерло, точно услышало его затаенное дыхание. Вдруг силуэт сказал тихо, но отчетливо и грустно голосом Кати:

— Не на-а-до…

— Совсем?

— Не сейчас. Прости, я еще не готова.

Тень распалась на две — Криса и Кати. Сидели над речкой, слушали близкий шум падающей воды.

— Ты из-за этих, диких?.. — тихо спросил Крис.

— Не знаю. И из-за них тоже. Но дело не только в них… Хотя, конечно, то, что они хотели… Я звала, а тебя все не было, — то и дело сбиваясь, шептала Катя.

Юнг видел, как Крис обнял ее и она прижалась к нему. И никаких черных кошек. Он вернулся, пробрался на свое место рядом с Тёмой, закрыл глаза, чувствуя спящую совсем рядом все в той же мягкой, гибкой позе Свету.

2

— А ты не думай, — обняв, пощекотал Кате шепотом ухо Крис.

— Не могу. Не могу вспомнить…

— Где ты видела… этого черного бандита? — осторожно, точно потрогал свежий шрам, спросил Крис. — А… где ты вообще могла его видеть?

— Не знаю. Может, в Лумумбе? У нас там практика была. Я работала с африканцами. Кажется, один там был такой. Тоже с бороденкой реденькой. И зубы гнилые. Фу!

Катя вздрогнула, вспомнив с отвращением. Отстранилась от Криса, глаза широко раскрыла, вздернула линии бровей, дрогнули губы:

— Но я не об этом.

— А о чем?

— Так уже было.

— Как? — Крис сначала не понял. А потом вдруг увидел Катю, распятую у костра, с нависшим над ней…

— Тебя что… — Слово никак не удавалось произнести. Ну не шло оно, и все.

— Нет, никто меня не насиловал. Строго говоря, — сказала с усмешкой Катя, — это была первая попытка. Благодаря тебе — неудачная. Ты меня спас. Я ждала. Очень боялась — а вдруг ты такой же, как… ну, в общем, бросил меня.

Крис смотрел, как она волнуется. Потянуться, тронуть ее губы, успокоить. Катя словно угадала и еще чуть отодвинулась. Поколебавшись, продолжила, точно объясняя, извиняясь:

— Но что-то похожее у меня было.

— Как это?

Еще помедлила, спрашивая себя: рассказывать? А если не поймет? Жалеть будешь. Не верь, не верь. Ты же даже его толком не знаешь.

Но глаза Криса были так близко и такие мягкие, даже кинжальчик эспаньолки стал нежным, и хотелось его потрогать.

Ну и пусть.

Заговорила быстро, прерывисто, чуть прикрыв глаза.

— Понимаешь, у меня с этими… отношениями как-то не так складывалось. Все из-за того, что я такая высокая. Молчи! — вдруг заметила что-то похожее на поспешное возражение. — Потом скажешь. Мне кажется, я с рождения была длинной. И когда начались все эти… плотские опыты, поняла, что одноклассники меня сторонятся. Боятся показаться смешными — самый высокий из них мне до плеча не доходил.

— Господи, да ты… — снова начал Крис.

— Знаю. Вернее, теперь знаю. А тогда трагедия была. Ну об операции по укорочению я, конечно, не думала, но иногда чертыхалась про себя: за каким я, собственно, так вымахала. Делала вид, что мне это ни к чему, в универе — на красный диплом с первого курса. В общем, первый, кто понял, что со мной творится, и попытался воспользоваться этим, только чудом мог не оказаться самой банальной сволочью.

— И он…

— Хуже. — Катя сложила ноги, потянула юбку на колени. — Конечно, я только потом это поняла. Он был меня старше.

— Препод, что ли?

— Из маминого рекламного окружения, — покачала головой Катя. — Бизнес свой, охрана, машина, клубы, столичные тусовки, пикники у бассейна в загородном доме. К тому же высок, дьявольски красив, галантен, умен, начитан. Ну где уж мне было… — Усмехнулась, вспомнила: — Мама, разумеется, ничего не знала, подруг по этим делам у меня не было. Да и с какой стати мне было с кем-то советоваться? Потерять то, что у меня одной со всего курса оставалось, было для меня не потерей — избавлением. Как от лишнего веса. Да и не в том было дело… — с досадой, что не так говорит и не то, оборвала себя Катя.

— И вот он-то тебя и… — догадался Крис.

— Не сразу. Умный был. В первый раз так все нежно и предупредительно, с охами, вздохами. А потом пригласил меня в загородный дом и предложил заняться жестким сексом.

— А ты?

— Струсила, но отказать не решилась. Ну и получила по полной программе часов на двенадцать во всех видах. Домой меня привез еле живую. И далее угрожать не стал — знал, что никому не расскажу. Мама как раз тогда с отцом разводилась — убедить ее, что в лесу всю ночь проплутала и потому еле ноги передвигаю, было легко.

— Он, что же, тебя… — понял Крис, — привязывал?

— Если бы только. С этого он начал. Но сделал это он точно как вот эти. Как будто у них консультантом работал.

— И после этого случая…

— Пропал. Точно специально появился, чтобы своего добиться, получил и исчез. Я у мамочки осторожно попыталась узнать поподробнее, откуда он взялся, а она его даже не вспомнила. Кто-то привел его на ту вечеринку, где мы познакомились, а кто, она и сказать не могла.

— Давно это было? — остро жалея ее, начал соображать Крис.

— Два года. Я ведь почему тебе расска-а-азываю… — сама только поняла почему и оживилась Катя. — Я ведь только-только стала избавляться от этого кошмара, когда ты лежишь, двинуться не можешь, а с тобой творят что хотят. У меня ведь за все это время никого толком не было. И вот когда наконец я… Когда мне… — Катя запнулась, лицо опустила, скрывая румянец, который Крис видеть не мог, но чувствовал. Потому что у самого, кажется, был такой же. — Понима-а-аешь, — подняла лицо Катя, — этот тип с бороденкой, он, пока меня… раздевал и привязывал, все так ухмылялся, подмигивал, точно сравнивал меня с какой-то картинкой. Отойдет в сторону, полюбуется, поправит что-нибудь и снова ржет. А потом встал передо мной, сбросил с себя все, наклонился и так тихо, на ломаном русском:

«Ну что, вспомонила, сцучка».

— Дальше, — закрыл глаза Крис.

— Дальше ты налетел. Вовремя.

Крис опустил голову. Катя тронула его за плечо.

— Думаешь, бред?

— Не верю я в такие бредовые совпадения, — покачал головой Крис. — Говоришь, высокий, галантный?

— Угу. С бородкой черной. На Мефистофеля опереточного похож.

— Может, и с тростью?

— Нет.

— А звали его…

— Аркадий.

— Без отчества.

— Спросила. Сказал, чтоб я его не обижала.

— Бизнес у него был. Что за бизнес?

— Игровой.

— Казино, что ли?

— Типа того. С судьбами, говорил, людскими играю.

Крис тихо ругнулся.

— И что ты об этом думаешь?

— Не знаю.

— Понимаешь, не верю я, что случайно оказалась здесь! — высказалась наконец Катя. — Мне кажется, тот, кто выхватил меня из толпы, он все знал про меня.

— Что знал?

— Все — где училась, кто моя мама и что у нее с отцом, и про этого извращенца Аркадия, и про то, что я долго не любила себя за мой рост.

— Кто же он?

— Ты о ком?

— Тот, кто все про нас знает.

— Про нас?

— Если предположить, что ты попала сюда неслучайно, то и все остальные… тоже.

— И что?

— Значит, должно быть что-то, что всех нас связывает. А такого нет. Вот разве…

— Что?

— Гена этот, Жариков.

— Терпеть его не могу.

— Мне он тоже не нравится. Он говорил, что у него были игровые павильоны.

— Да. На метро «Пионерская», — вспомнила Катя.

— А этот твой Аркадий тоже во что-то играл.

— Ну и что? Думаешь, они были знакомы?

— Не знаю. Попробую выяснить. Ты пока никому больше об этом не рассказывай, ладно?

Неправильно он спросил. Так, как будто она здесь кому-то кроме него могла бы рассказать про то жуткое и стыдное, что случилось с ней.

Спохватился поздно.

— Ты не понял… — с сожалением вздохнула она. — Ничего ты не понял!

— Да нет, — начал Крис. Потянулся к ней. Она вскочила.

— Ладно. Проводи меня. А вот этого не надо, — уклонилась от протянутой руки.

Зашагала решительно на оранжевый огонек костра, тут же споткнулась о камень, вскрикнула, падая, но Крис уже был рядом и подхватил. Она попыталась высвободиться. Он не отпускал. Вздохнула прерывисто, прижалась к нему на секунду, постояла, выскользнула, оказалась у него за спиной, подтолкнула вперед:

— Ладно, веди меня.

Так и шла за ним, держась за плечо, как за поводырем.



Очень хорошо было видно, как все они спят вповалку под скалой, нависшей над ними, — рядышком, прижавшись друг к другу.