Детектив США

Выпуск 2

Эд Макбейн

И пусть даже одержимые злом…

Глава первая

Бобу и Фей посвящается
Они сели на паром в Вудз-Хоуле — высокий темноволосый мужчина с карими глазами и девятилетняя белокурая девочка, его дочь. Под колесами их «плимута» скрипнули доски грузового трапа, огромный люк парома поглотил машину, и мужчина, последовав указаниям бешено жестикулировавшего оператора, принял вправо и остановил «плимут» сразу за «кадиллаком».

Дочь плыла на пароме впервые, и в лобовом стекле отцу было видно отражение ее карих глаз, широко раскрытых и испуганных. Руки крепко вцепились в маленькую сумочку, лежавшую на коленях. Она была одета в голубое хлопчатобумажное платье с пышной юбкой, а золотистый «конский хвост» был стянут на затылке ярко-синей лентой. Выглядела она очень взрослой и очень нарядной. Он положил ладонь на ее руки, вцепившиеся в сумочку.

— Одно пенни для Пенни, — прошептал он, и улыбка расцвела на ее губах, а на щеках образовались ямочки. «Именно улыбка выдавала теснейшее родство, — подумал он, — эта внезапная сияющая улыбка». Именно эта улыбка проникала в самое его сердце, именно от этой улыбки становилось больно, и от этой саднящей боли не могли защитить никакие наслоения привычной суровости. На какое-то мгновение улыбка мелькнула и в его карих глазах. На какое-то мгновение воспоминания, закружившись, заметались под потолком паромного трюма и, низвергшись вниз, в темные углы машины, вернулись к нему.

Он попытался заглушить их. Осознанно холодно попытался изгнать их. Именно память привела его сюда, но он не должен позволять памяти затмить разум. Мысль должна быть холодной, четкой и ясной. Мысль…

В окне, с той стороны, где сидела Пенни, показалась голова. Голосу была предпослана вежливо-ненавязчивая улыбка:

— Будьте любезны выключить мотор, сэр, и поставьте, пожалуйста, машину на ручной тормоз.

— Разумеется, — ответил он. Голос у него был глубокий и хорошо модулированный, тренированный, сразу запоминающийся. Он посмотрел вслед оператору, повторяющему то же самое водителям остальных автомобилей. Был ли в прошлом году на пароме этот же человек? Он не мог вспомнить.

— И все лицо у него покрыто веснушками… — напомнила Пенни.

— Ну конечно же, это Конопатый Малахия, — ответил он, — разве ты не знала?

Он с восхищением взглянул на нее, на ее цветущее личико, мгновенно ставшее очень внимательным. Глаза ее глядели на него с состраданием.

— Расскажи мне о Конопатом, — попросила она.

— По пути наверх, — ответил он, — пошли, моя хорошая.

Он выключил двигатель и помог ей выбраться из машины. Как только ее ноги коснулись палубы, она взяла его за руку. Так, держась за руки, они прокладывали путь между припаркованными автомобилями, направляясь к переднему трапу.

— Ну, что там насчет Конопатого? — напомнила она.

Рассказы о Малахии всегда начинались одинаково. Однако именно это стандартное начало и приводило ребенка в восторг. Однажды вечером четыре года назад — Пенни тогда было только четыре — так начала этот рассказ Мэри. Тогда они еще жили в Стьювезанттаун. Первый рассказ о семействе Малахией был о дядюшке Майке Малахия, крепком парне, который мог сдерживать дыхание под водой в течение невероятных двенадцати часов.

— Давным-давно, — начала тогда Мэри свой рассказ, — в семействе по фамилии Малахия жил-поживал человек по имени дядюшка Майк Малахия.

Таким было начало. Он остановился тогда на пороге дочкиной комнаты и поглядел на жену, рассказывавшую сказку. Свет от туалетного столика заплетал ее волосы в воздушную, искрящуюся золотом паутину. В течение пятнадцати минут Пенни слушала, затаив дыхание, затем Мэри закончила рассказ словами, также ставшими позднее образцом для всех историй: «И дядюшка Майк Малахия со всей семьей Малахия зажили счастливо до конца своих дней».

«Семейство Малахия, — подумалось ему, — но не семейство Блейк. Ни Мэри Блейк, и ни Закария Блейк, ни даже, может быть, Пенни Блейк». Он бессознательно сжал рукой ладошку дочери.

— Давным-давно, — начал он, — в семействе по фамилии Малахия жил-поживал мальчишка по имени Конопатый Малахия.

— Он был его кузен? — спросила Пенни.

— Да, он был его кузен, — ответил Зак.

— Значит, его звали кузен Конопатый Малахия, правда?

— Да, его звали кузен Конопатый Малахия.

— А дальше, пап?

— У него были самые яркие, прямо-таки светящиеся веснушки. Больше ни у кого на свете таких не было, но эти самые веснушки доставляли ему немало огорчений…

Паром отчаливал. Он тихо отошел от причала и взял курс на Уайнгард-саунд. Зак продолжал свою сказку, пока они карабкались на верхнюю палубу. Он нашел свободную скамейку, и они сели. Спустя минут двадцать он закончил рассказ теми же словами, что так давно придумала Мэри, и сидел, обняв девочку, глядел на чаек над головой. Всякий раз, когда они вскрикивали, ему казалось, что они повторяют единственное мучительное слово.

И слово это было «Мэри».



Остров Виноградник Марты выглядел зловеще.

Год назад он таким не казался. Даже когда Зак покидал его после всего случившегося, даже когда паром вез страшный груз, — даже тогда остров не выглядел таким страшным, каким он показался сейчас. Может, просто день такой. Может, все дело в сером тумане, покрывшем остров.

Прошлым летом светило солнце, это был невероятно яркий, солнечный месяц, который он провел с женой и который они назвали своим вторым медовым месяцем, хотя первого у них не было. Для того путешествия вдвоем они оставили Пенни с бабушкой. Они отправились на Виноградник Марты, так как слышали, что это островок, нетронутый временем, островок грохочущего прибоя и удаленных от моря прудов, островок пустынных прибрежных тропинок, кружащих в небе крачек и крикливых стай чаек — островок, удаленный от ежедневной суеты и гонки.

А тем летом он как раз и оказался в крупнейшей в истории телевидения схватке на стороне одной из противоборствующих компаний, в этой драке без правил, где все средства хороши, в борьбе не на жизнь, а на смерть, за самое теплое место в телекорпорации «Резеньяк». Эд Лиггет, безжалостный интервьюер, превративший серьезнейшую получасовую программу в товар, о котором мечтали рекламодатели, ушел из студии. Во всей теле- и радиосети «Резеньяк Броудкастинг» не было журналиста, который бы не жаждал заполучить это место.

Получил его Зак.

Ему пришлось как следует выложиться, чтобы получить его. Всегда приходится выкладываться, чтобы заполучить то, чего ты действительно хочешь. Но потом, после всего случившегося на «Винограднике», он этого больше не хотел. Он сообщил об этом обоим боссам. Сначала Розенвальду, а затем Дебуаньяку. Они сказали, что понимают его. Они вернули ему его старую коротенькую радиопрограмму новостей с комментариями в 18.15. Сейчас он понимал, что отказался от своего единственного счастливого шанса. Его лицо могло бы стать таким же известным, как лицо Эда Лиггета. Но в то время ему не хотелось демонстрировать свое лицо. Он желал лишь темного тихого угла и анонимности радиомикрофона.



Судно причалило к разгрузочной пристани в гавани Уайнъярд.

Зак и Пенни вернулись к своей машине и ждали очереди на выгрузку. Пристань была запружена автомобилями и людьми. Женщины махали прибывающим. Мужчины в шортах приветственно раскрывали объятья. Какой-то человек, стоя за мольбертом у обшитой деревом стены зала ожидания, рисовал вид пролива, безразличный к толпе; он поворачивал голову от рисунка к морю и обратно. «Плимут» выбрался на пристань. Рядом остановился «кадиллак», ожидая пока аборигены не очистят пристань. Толпы прибывших на регату «с коктейлями» совершали моцион, автомобили были набиты гостями. Зак развернул «плимут» в противоположном направлении и направился в глубь острова.

— Как красиво, папа, — произнесла Пенни, — мы остановимся здесь?

— Мы едем в глубь острова, — ответил он, — в Менемшу.

— Правда? А индейцы там есть, папа?

— Есть. Рядом, в Гей-Хед.

Пенни на мгновение задумалась. Затем спросила:

— Это индейцы убили маму?

Вопрос встревожил его. Он замкнулся в собственном горе, и не предполагал, что и ребенок так много думает об этом.

— Нет, — сказал он, — мама утонула.

Как бы размышляя вслух, Пенни произнесла:

— Мама хорошо плавала.

— Да, — ответил он, — мама хорошо плавала.

Глава вторая

Почти все дома на острове Виноградник Марты серые.

Дранка, которой покрыты крыши, быстро выцветает от солнца, влажности и воды, принимает серебристый оттенок, как волосы престарелой гранд-дамы, и этот цвет больше уже не меняется. Серым был цвет того дня. Серые, крытые дранкой дома, серое небо, серая вода, плещущаяся в лагунах, серые волны, мрачно накатывающиеся на побережье. Единственным проблеском солнца в тот день были светлые волосы Пенни, сидевшей рядом с ним в машине.

В Менемше он снял дом у женщины по имени Кэрол Даброу, управляющей имением в Чилмарке. Прошлым летом они с Мэри ненадолго заезжали к ней, чтобы взять ключи от дома. Вчера он разговаривал с ней по телефону и безошибочно узнал ее решительный голос. Он хорошо помнил эту женщину: миссис Даброу было далеко за шестьдесят, это была внушительная женщина с серо-стальными волосами, и казалось, металлическим стержнем вместо позвоночника. Ее глаза были такими же зелеными, как океан, а рот походил на капкан или на раковину, каких полно в лагунах. Она была высокой, тощей женщиной, казалось так же изношенной непогодой, как и серая дранка, покрывавшая ее дом.

Когда Зак остановился у ворот Даброу, Пенни спросила:

— Это наш дом?

— Нет, мне нужно здесь взять ключ. Хочешь зайти?

— Я подожду в машине. — Она растянулась на сиденье, раскрыла юмористический журнал и тут же погрузилась в него. Зак взошел по ступенькам на переднюю веранду, остановился перед раздвижной дверью, поискал глазами звонок и, не найдя его, постучал.

— Войдите, — отозвался девичий голос.

Он открыл дверь.

— Я здесь, — сказал голос, — в дальней комнате.

Он направился сквозь холодный, сумрачный коридор, миновал старый стол, на котором стояла керосиновая лампа с проволочной сеткой. В доме пахло сыростью, как может пахнуть только в доме на острове в непогожий день. Он почти чувствовал соленый привкус в отдающем плесенью воздухе.

Девушка сидела за письменным столом, стоявшим в нише напротив кухни. Она сидела совершенно прямо и что-то быстро писала. Когда она подняла голову, он увидел ее глаза цвета морской волны, такие же, как у миссис Даброу. Но эти глаза смотрели на него с округлого личика, обрамленного волосами таким же черными, как грех, и такими же короткими, как добродетель. Глаза откровенно изучали его.

— Да? — произнесла девушка.

Она была одета в хлопчатобумажную рубашку и джинсы, но ни джинсы, ни рубашка не могли замаскировать совершенную женственность ее тела. Глядя на нее, Зак попытался определить, сколько ей лет, и ему показалось, что ей не может быть больше девятнадцати.

— Я пришел за ключом от Филдинг-хауз, — объяснил Зак.

— Филдинг… — повторила она и выдвинула верхний ящик письменного стола. Ему был виден целый ворох ключей с бирками. Порывшись в нем, она, наконец, нашла ключ с желтой биркой, на которой было написано «Филдинг», и протянула ключ Заку.

— Пожалуйста, мистер Карпентер, — сказала она.

— Меня зовут Блейк, — ответил он и повернулся, чтобы уйти.

— Эй! Подождите минутку!

Он взглянул на нее:

— В чем дело?

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Блейк. Зак Блейк.

— Значит, мне не послышалось. Верните-ка мне ключ!

— С какой стати?

— Филдинг-хауз снят для мистера Карпентера, вот с какой. — В ее голосе слышалась непоколебимая уверенность. Ему бы пришлось вернуть ключ, если бы он не переговорил с миссис Даброу накануне и не перевел ей сразу после разговора 500 долларов.

— А где миссис Даброу? — спросил он.

— Она в отпуске.

— Где?

— В Бостоне.

— Когда она уехала?

— Сегодня утром.

— А вы кто?

— Энн Даброу. Ее дочь.

— Значит так, мисс Даброу. Я перевел вашей матери вчера утром 500 долларов за Филдинг-хауз. Если вы проверите…

— Отдайте мне ключ, — повторила девушка.

— Я заплатил за этот ключ. Проверьте ваши…

— Мне и проверять не нужно. Сегодня утром наш агент снял этот дом для мистера Карпентера. Он уехал на пароме в Нью-Бедфорд, чтобы взять залог. Дом останется за мистером Карпентером до Дня Труда.

— Он сейчас здесь?

— Нет, он в Нью-Бедфорде. Вернется только через два дня.

— Сколько он внес в залог?

— Половину арендной суммы.

— И сколько же это?

— Полная арендная сумма — 1500 долларов. Он передал нашему агенту 750.

— Что ж, в таком случае вам придется их ему вернуть, — терпеливо произнес Зак. — Я вчера звонил вашей матери из Нью-Йорка и сказал, что хочу снять Филдинг-хауз на две недели. Она ответила, что это будет стоить 500 долларов. Я спросил, не многовато ли, но она ответила, что дом обычно сдается на весь сезон, а если я хочу на две недели, то весь сезон, считай, накрылся, поэтому некоторая дороговизна…

— Моя мать так не говорит.

— Это мои слова, мисс Даброу, но за смысл я ручаюсь. Как бы там ни было, но вчера утром в одиннадцать я перевел ей пятьсот долларов. Я не знаю, что это за мистер Карпентер из Нью-Бедфорда, но ему придется поискать себе другой дом. До свидания.

Она бросилась за ним с невероятной быстротой, схватила его за руку и развернула лицом к своим вспыхнувшим зеленым глазам.

— Секундочку, мистер! — воскликнула она, и ему показалось, что она вот-вот его ударит.

— Мисс Даброу…

— Отдайте ключ, — снова повторила она.

— Вам не кажется, что мы сейчас выглядим довольно глупо? Вам стоит лишь проверить ваши записи, и вы увидите…

— Ладно, идемте, — согласилась она. — Я уверена, что вы лжете, но если уж вам так хочется, то я…

— Я не привык, чтобы меня называли лжецом девятнадцатилетние девчонки, — раздраженно отозвался Зак. — Я подожду, пока вы справитесь, но… — Он замолк. Энн Даброу улыбнулась. — Какого черта вы веселитесь?

— Вы вот сказали… На будущей неделе мне будет двадцать четыре.

— С днем рождения. Но давайте все же уладим наши дела.

Они вернулись к столу. Она села и открыла книгу учета. Он первым заметил свое имя.

— Вот, видите, «Закария Блейк».

— Да, — она закусила губу. — Я думаю, Пит допустил ошибку. Это ужасно.

— Какой Пит?

— Пит Рэмбли. Это наш агент по сдаче в аренду. Я думаю, он не знал, что Филдинг-хауз уже снят. — В ее глазах появилась озабоченность. — Что же теперь делать?

— Позвоните этому мистеру Карпентеру, кто бы он ни был, и скажите, что произошла путаница. Скажите, что у вас для него есть другой дом. Скажите ему…

— Я не могу этого сделать.

— Почему не можете?

— Он хочет именно Филдинг-хауз.

— Я тоже. И у меня преимущество.

— Но это ведь такой домина. Вас много, или… — поинтересовалась она.

— Я и моя девятилетняя дочь, — ответил Зак, — и пока мы тут болтаем, ее уже, наверное, похитили из машины. Я не понимаю, какая разница, сколько нас…

— Я подумала, что вы могли бы поселиться в другом доме.

— Но я хочу именно этот дом.

— Ваша жена с вами? Могу я поговорить с ней?

В комнате вдруг стало очень тихо. Из рощицы за домом до него донесся птичий гомон. Он взглянул девушке прямо в глаза и очень медленно произнес:

— Моя жена утонула прошлым летом в бухте Менемша.

Девушка замерла на мгновение, пораженная.

— О, Блейк, — пробормотала она. — Конечно, Мери Блейк.

— Да.

— Извините, — она опустила глаза.

— Ничего. Так я могу идти?

— Видите ли… Не знаю, что и делать, мистер Блейк, — она все еще не отрывала взгляда от книги, как бы не в силах встретиться с ним глазами после того, как она узнала, что случилось с его женой. — Мистер Карпентер приезжает через два дня. Что я скажу ему?

— Это ваши заботы. Не знаю, и, если честно, то мне наплевать.

Зеленые глаза, вспыхнув, взглянули на него с неожиданной яростью.

— Вы, однако, очень злой человек, а? — спросила Энн Даброу.

— Да, — ответил он, — злой. Мы закончили?

— Закончили. Приятного отдыха.

Он повернулся и пошел к машине. Пенни оторвала глаза от журнала.

— Ты взял ключ?

— Угу.

Он завел мотор и повел машину в Менемшу.



В прошлое дороги нет. Вернуться в прошлое невозможно.

Он понял это в тот момент, когда увидел дом. Он вел машину по неровной песчаной дороге и, подъехав к дому, остановился на площадке. Серая дранка кровли хлынула на него и погребла под собой. Мэри вновь была с ним в это мгновенье. Она сидела рядом, широко распахнув восторженные глаза, глядя на этот дом и океанское раздолье позади него. Он почти слышал ее голос, почти слышал, как за ней захлопнулась дверь машины, слышал на утоптанном песке звук ее шагов, когда она шла по дорожке вокруг Дома к видневшейся над водой веранде.

— Вот этот — наш? — спросила Пенни.

— Что? — он медленно повернул голову и взглянул на нее.

— Вот этот?

— Да, — ответил он. — Да.

Она внимательно посмотрела на него.

— Тебе здесь плохо, папа?

— Да, хорошая моя, — сказал он. — Мне здесь очень плохо.

Он почувствовал боль, привлек Пенни к себе, крепко обнял и зажмурил глаза. Она медленно отстранилась от него и взглянула ему в лицо с детской искренностью и прямотой.

— Почему мы приехали сюда, папа?

И потому, что ее лицо и глаза были так искренни и чисты, потому, что он никогда не лгал своей дочери в эти невеликие девять лет ее жизни, он, не отрывая взгляда от ее глаз, прошептал:

— Потому что я думаю, что твою маму убили, Пенни.

Глава третья

Зак готовил обед, когда у дома остановился красно-черный автомобиль. На нем был массачусетский номер, начинавшийся на 750. Тогда он еще не знал, что в тот год цифры 750 были даны тем, кто живет на острове круглый год. Ничего не знал он и о вышедшем из машины мужчине, которого он на вид определил как здешнего. Мужчина был высок, светловолос, походка у него была легкой и самоуверенной. Наблюдая из кухонного окна, Зак видел, как мужчина бросил взгляд на «плимут», провел ладонью по подбородку и направился к дому.

Он остановился как раз напротив кухонной двери. В дверь он стучать не стал, а приблизил лицо к отверстию в двери и сказал:

— Привет.

— Привет, — ответил Зак.

— Вы Зак Блейк?

— Да.

Мужчина открыл дверь и вошел в кухню.

— Я Пит Рэмбли, — представился он.

Заку не понравилось, что Рэмбли вошел в дом без приглашения. Он взглянул на вошедшего пристальней. На губах Рэмбли угадывалась улыбка, а в глазах — что-то вроде сарказма.

— Вы по какому делу? — осведомился Зак.

— По поводу аренды дома.

— Что-нибудь не так?

— Похоже, у Даброу произошла небольшая путаница. Жаль, что Кэрол уехала, она бы разобралась с этим в одну минуту. Энн совсем не смыслит в делах.

— Совсем?

— Совсем, — Рэмбли пристально глядел на него все таким же чуть насмешливым взглядом. — Боюсь, что мы сдали этот дом кое-кому еще, мистер Блейк.

— Боюсь, что я уже слышал эту историю, — отозвался Зак.

— М-м-м, вы наверное, не очень внимательно выслушали все это в первый раз.

Зак поставил сковородку, которую все это время держал в руках, и отошел от плиты.

— Что это значит? — спросил он.

— А то, что, как я думаю, вам придется отсюда убраться, мистер Блейк.

Помедлив мгновение с ответом, Зак сказал:

— Не валяйте дурака. Я заплатил за дом и…

— Вы не платили, мистер Блейк.

— Вчера утром я перевел миссис Доброу пятьсот долларов. Даже если бы их послали почтовым голубем, они уже были бы здесь.

— Мы не получали никаких денег, мистер Блейк.

— Тогда позвоните в «Уэстерн-Юнион». Может быть, они еще там.

— Уже звонил.

— Я не верю вам, — решительно заявил Зак.

Рэмбли пожал плечами:

— Позвоните сами. У вас здесь есть телефон?

— Мне незачем звонить. Я отлично знаю, что послал деньги. Думаю, вам лучше убраться из моей кухни, мистер Рэмбли.

Рэмбли широко расставил ноги и сжал кулаки, будто приготовившись к драке. Затем, уже спокойнее, сказал:

— Думаю, мне придется обратиться в полицию.

— Я тоже так думаю, — резко бросил Зак.

— Рад был познакомиться, мистер Блейк.

Рэмбли вышел из дома. Зак видел, как он завел автомобиль, развернулся и уехал, подняв тучу пыли. Подождав, пока и пыль, и машина не исчезли, он подошел к телефону и вызвал телефонистку.

— Соедините меня с «Уэстерн-Юнион», — попросил он.

Пауза.

— «Уэстерн-Юнион», — раздался вдруг голос.

— Говорит Закария Блейк. Я перевел вчера утром из Нью-Йорка пятьсот долларов на имя Кэрол Даброу, в Чилмарк. Не могли бы вы сказать, получены или нет деньги адресатом?

— Вчера утром, сэр?

— Да.

— Минутку, пожалуйста.

Подождав, Зак услышал:

— Да, сэр. Миссис Даброу получила этот перевод вчера во второй половине дня.

— Сама миссис Даброу? — спросил Зак.

— Я не знаю ее лично, сэр, — ответила женщина, — но кто бы ни получал, он обязан предоставить удостоверение личности.

— Благодарю вас, — Зак повесил трубку и прошел на заднюю веранду. Пенни уже собрала на берегу две дюжины раковин и выстраивала их на деревянном столе наподобие британской пехоты.

— Как насчет обеда, маленькая? — спросил он.

— Умираю с голоду, — объявила она. — Тебе нравятся мои солдаты?

— Девочкам не следует играть в солдат.

— Девочки храбрее мальчишек, разве ты не знал, пап?

— Думаю, что они к тому же еще и голоднее. Омлет будет готов через пять минут. А пока мне надо позвонить.

— Ладно, — Пенни снова занялась своими раковинами.

Он прошел через дом к кладовой, расположенной на кухне. Там на полке стоял телефон. Он подтащил к полке табурет, открыл свой бумажник и достал письмо.

Письмо было отправлено с острова четыре дня назад. Оно было послано авиапочтой и адресовано в компанию «Резеньяк Броудкастинг» в Нью-Йорке. Он получил его лишь вчера утром. Он позвонил в справочную, а затем сразу же набрал номер человека, отправившего письмо, — женщины по имени Ивлин Клауд. Голос, звучавший в трубке, был полон страха. Она отказалась говорить о письме. Она отказалась говорить о Мэри. Она будет говорить с ним только при личной, встрече. Зак пообещал женщине, что прибудет на остров немедленно, затем позвонил миссис Даброу и договорился об аренде Филдинг-хауз.

Он намеренно выбрал дом, в котором они с Мэри жили прошлым летом. Он нарочно выбрал его, потому что письмо Ивлин Клауд приоткрывало завесу тайны, и если только в ее словах была хоть доля правды, то, возможно, Филдинг-хауз послужит логической отправной точкой его действий.

Он развернул письмо и снова перечитал его. Оно было написано торопливым небрежным почерком.



Гей-Хэд, 10 июля.

Дорогой мистер Блейк,
Моя совесть не может больше оставаться спокойной. Ваша жена Мэри не утонула.

Ивлин Клауд.



Он еще раз перечитал эти слова, затем еще. Потом он перевернул письмо обратной стороной, где записал номер телефона этой женщины, данный нью-йоркской справочной. Он торопливо набрал номер.

— Алло, — ответил мальчишеский голос.

На мгновение Зак почувствовал раздражение.

— Не могу ли я поговорить с Ивлин Клауд?

— А кто ее спрашивает? — поинтересовался мальчишка.

— Закария Блейк.

— А что вам нужно?

— Мне нужна Ивлин Клауд.

— Это моя мать. А зачем она вам нужна?

— Нельзя ли позвать ее к телефону?

— Она готовится выйти в море на лодке.

— Тогда надо ее позвать, пока она еще здесь.

— Одну секунду.

Зак подождал. Кладовая была тесной и душной. От нетерпения он забарабанил пальцами по полке.

— Алло?

— Миссис Клауд?

— Да.

— Говорит Закария Блейк.

— Кто?

— Закария Блейк.

— Я не знаю вас, мистер Блейк, — сказала женщина.

— Вы послали мне письмо, — произнес Зак, — а вчера я разговаривал с вами по телефону, помните?

— Я не посылала вам никакого письма. Я не говорила с вами.

— Миссис Клауд, речь идет о моей жене Мэри. Вы сказали…

— Я не знаю вашей жены Мэри, — ответила женщина.

— Но вы писали мне, что…

— Я не умею писать.

— Что такое? — спросил Зак. — Чего вы боитесь?

— Ничего я не боюсь. Я не знаю вас, мистер Блейк.

— Вы не можете говорить? Рядом с вами кто-то есть?

— Только мой сын. Я не знаю вас, мистер Блейк.

— Вам нужны деньги? Правильно?

— Мне ничего не нужно.

— Я еду в Гей-Хэд, миссис Клауд. Прямо сейчас. Мне нужно…

— Не приезжайте. Я выхожу в море. Меня здесь не будет.

— Я еду.

— Я не знаю вас, мистер Блейк. Всего хорошего, — она повесила трубку.

— Миссис Клауд, подождите ми…

Короткие гудки. Он нажал на рычаг и еще раз набрал номер. Либо Ивлин Клауд с кем-то разговаривала, либо просто сняла трубку с аппарата. Он открыл телефонную книгу с указанием местных номеров и адресов и спустя некоторое время нашел нужную фамилию «Джон Клауд, Гей-Хэд».

Вернувшись на заднюю веранду, Зак сказал:

— Пошли, Пенни.

Пенни увидела его глаза и не стала задавать никаких вопросов по поводу этой неожиданной команды. Она вскочила на ноги, подбежала к нему, оставив свои раковины на веранде, и взяла его за руку.

Глава четвертая

Как обнаружил Зак, найти на острове дом без специальных указаний относительно его расположения было почти невозможно. Он вспомнил прошлое лето, когда приглашения на коктейль сопровождались подробнейшими разъяснениями о том, как добраться до нужного места.

Он поехал в Гей-Хэд по Южной дороге, миновал Тернераунд-Хилли, где стояли художники, поглядывающие поверх мольбертов на укутанные серым туманом виды Квитсы и Менемша-Пондз, пересек Клэм-Пойнт-Коув, границу городка Гей-Хэд и затем стал останавливаться у каждого почтового ящика на шоссе, но так и не смог найти имени «Джон Клауд».

Наконец он добрался до гей-хэдского маяка и красноватых глинистых откосов, спадающих в море в конце острова. Куда ехать дальше, он не знал. Он припарковал машину и пошел вверх по крутому склону, к обрыву. Пенни крепко держалась за его руку. Два пожилых индейца сидели за своими прилавками с сувенирами. Один из них, седой, в штанах цвета хаки и спортивной майке, с меховой шкурой на голове, улыбнулся Пенни.

— А вы индеец? — спросила она.

— Да, — ответил тот.

— Настоящий?