Александр Юдин

Пасынки бога

Diis ignotis

Неведомым богам

Глава 1

Стоящее дельце

Тем легче будет, при таком воззренье, Тебе войти со мною в соглашенье. За это, положись на мой обет, Я дам тебе, чего не видел свет. И. В. Гёте. Фауст[1]
— Его убили. Мой сын умер не своей смертью. Это говорю вам я, Сэм Гоголадзе!

С этими словами посетитель — крепкий шестидесятилетний мужчина — ткнул указательным пальцем себе в лоб, а потом нацелил этот палец на хозяина кабинета — господина среднего возраста с расплюснутым, как у профессионального боксера, носом. Последнее обстоятельство невольно придавало внешнему виду хозяина — во всех прочих отношениях безукоризненному, даже лощеному — некий разбойничий оттенок.

— Мистер Гоголадзе, — вздохнул тот в ответ и, вытащив из ящика стола сигару, принялся тщательно ее обнюхивать, — это был ваш единственный сын, не так ли?

— У меня три дочери, две от первого брака и одна…

— Вы уже говорили.

— Да, единственный.

— И вы совсем недавно узнали о его существовании, — не спросил, а скорее констатировал господин с сигарой.

— С Джули, его матерью, я познакомился двадцать пять… нет, двадцать шесть лет назад. Мы были близки месяц-полтора. Я и думать не мог…

— Вы говорили. И вот вы случайно узнаете, что у вас есть взрослый сын; бросаете все, летите из Тифлиса в Москву, чтобы встретиться с ним, — и вдруг он погибает. Совершенно нелепым образом. За час до встречи.

— К чему вы клоните?

— Может, все дело в этом? Вам трудно смириться с такой потерей?

— Это был не несчастный случай! И тут дело нечисто. Это я, Сэм Гоголадзе, вам говорю! — воскликнул мистер Сэм, горячась.

Он резким движением достал из внутреннего кармана пачку «Куры», зубами выдернул сигарету и, не спрашивая разрешения, закурил. Его собеседник положил нераскуренную сигару на широкую столешницу, покатал ладонью, снова вздохнул и вальяжно откинулся в кресле, выполненном в форме изогнутого пальмового листа. Посетитель хотел поступить так же, но вовремя спохватился: его-то посадочное место представляло собой не что иное, как кряжистый и, казалось, едва обработанный пень. Он заерзал, пытаясь найти положение поудобнее, и огляделся вокруг.

Прочая обстановка офиса, выдержанная в модном лет семь-восемь назад стиле нейтив-дю-арт, была под стать стулу-пню: по стенам — пилястры в форме древесных стволов с бугристой корой; между ними, в зеркальных нишах, из заглубленных до уровня пола горшков взметнулись сочно-зеленые султаны древовидных папоротников; змеящиеся по пилястрам толстые канаты лиан тянулись куда-то под купольный свод и там свивались в такую плотную сеть, что совершенно скрывали потолок.

Мистер Гоголадзе опустил глаза вниз и поморщился: словно в довершение всей этой… эксцентрики, под ногами неприятно пружинил слой дерна — натуральной живой травы, кажется, даже недавно стриженной.

А между травянистым полом и лиановым переплетением медленно плавали, ничем не поддерживаемые, три млечно-белых разновеликих шара-луны, заливая помещение хотя и призрачным, но довольно интенсивным сиянием.

И деревья-пилястры, и отражающиеся в зеркалах папоротники, и хаотичное переплетение лиан — все это искажало перспективу и дезориентировало. Посетитель покачал головой: подобные «художественные» изыски ничего, кроме раздражения, у него не вызывали.

Стол, за которым восседал хозяин кабинета, выглядел самым обыкновенным дубовым комлем, разве что с тщательно полированным срезом. Девственную чистоту столешницы нарушал лишь мраморный бюст Вольтера, кривившего губы в язвительной усмешке. Сэм Гоголадзе вновь покрутил головой с явным неодобрением: как здесь вообще можно работать? Когда бы не пара мониторов — один напротив стола, а второй (сейчас едва слышно транслирующий новости) на стене слева, — деловая встреча смахивала бы на какой-нибудь дурацкий пикничок посреди лесной лужайки. Для полноты не хватало разве что мангала с костерком.

Хозяин кабинета заметил реакцию посетителя — все эти красноречивые хмыканья и покачивания головой, — и его намерение не браться за предлагаемое дело только укрепилось. Он гордился дизайном своего офиса.

— Но доказательства, мистер Гоголадзе, — тихо произнес он после непродолжительной паузы.

— Что — доказательства?

— Их нет. Ни единой зацепки, ничего, что могло бы свидетельствовать о предумышленности или чем-то подобном. Ни одного доказательства.

— Какие цепки-зацепки, слушай! — возмутился Сэм Гоголадзе, подавшись вперед на стуле-пне. — Вскрытия же не было, так? Тело сразу забрала Корпорация.

— Это одно из условий договора «Об усыновлении», вы знаете…

— Но мне даже отказались его показать! Хотя в их Центральном офисе я был через час пятнадцать после… после гибели моего мальчика. Сказали: уже кремировали!

— И тут они в своем праве.

— Да, но зачем сразу кремировать?! Всем известно, что тела «усыновленных» нужны Корпорации для этих их… исследований! К чему тогда кремировать?! Вот вам и доказательство: Корпорация хотела уничтожить улики! Так?

— Это не доказательство. Повторяю, Корпорация действовала в строгом соответствии с положениями договора. Некоторая поспешность, конечно, настораживает, но… Кстати, вам назвали причины столь скорой кремации?

— Заявили, что у моего сына обнаружилось опасное инфекционное заболевание.

— Вот видите! — развел руками господин с сигарой.

— Но его кремировали через пятнадцать минут после смерти! Как за это время можно выявить болезнь, принять решение о кремации тела и осуществить ее?!

— У Корпорации есть для этого все технические возможности.

— Послушайте, господин Георгий. Мне вас рекомендовали солидные люди, мои друзья, да? Сказали, если тебе кто и поможет, так только Георгий аль-Рашид — он лучший частный детектив во всей эСГЕэС. А вы: зацепки, доказательства! Вот и отыщите эти доказательства! Это же ваша работа, так? Каковую, между прочим, я готов очень хорошо оплатить.

Другому Георгий аль-Рашид давно указал бы на дверь. Но сенатор Сэм Гоголадзе был не тот человек, которого можно так просто взять и выставить. Вся его представительная, облаченная в эксклюзивный, брусничного цвета с искрой костюм от Швайна, фигура, волевое, будто высеченное из цельного куска гранита лицо с массивным упрямо-выпуклым лбом — все это буквально источало флюиды властности; подобная личность прямого отказа может и не принять. Поэтому Георгий лишь в очередной раз глубоко вздохнул, понюхал для успокоения сигару и терпеливо продолжил в прежнем увещевательном тоне:

— Послушайте и вы, мистер Гоголадзе. Я не берусь за дела заведомо безнадежные, это может повредить моей репутации.

А чтобы как-то намекнуть упорному посетителю, что разговор закончен, детектив демонстративно прибавил громкость новостного канала, который до того неразличимым рефреном бубнил где-то на заднем плане.

…Ученые Биополиса — второй столицы Срединной империи, — несмотря на протесты мировой общественности, продолжают преступные эксперименты в области биоинженерных технологий. Мало того что подданные империи уже не первое десятилетие употребляют в пищу рис и другие продукты растениеводства с внедренными в них генами человека, теперь человеческие гены стали трансплантировать и в свиное мясо.

Произведенная таким образом свинина приобрела непривычную плотность и сладковатый привкус. Борцы против генного апокалипсиса обращают внимание имперского правительства, что оно фактически превращает людей в каннибалов.

Но безумные ученые обещают и впредь «радовать» жителей Срединной «дарами» биоинженерной науки: арбузоподобными томатами и цветной капустой размером с клумбу. А ведь уже сегодня активное потребление «продуктов Франкенштейна» привело к тому, что несчастные имперские подданные быстро превращаются в отвратительных мутантов — их тела с детства обретают непропорциональные формы, а от повального ожирения не могут избавить никакие диеты. Однако в стране стараются не говорить о длящейся генетической катастрофе.

Его Святейшество Архипастырь Вселенской Церкви Пий-Нестор бен Хаттаб Второй в своей очередной энциклике обращается к мирянам и правителям с риторическим вопросом: возможно ли еще, в свете последних событий, относить жителей Срединной империи к человеческой расе?

Одновременно Его Святейшество высказал пастырскую озабоченность в связи с продолжением экспериментов по выращиванию нервных клеток внутри кибернетических структур и прямому подключению головного мозга человека к компьютеру…

— Вах! Выключи уже эту бормоталку! — побагровев, рявкнул сенатор и с чувством хлопнул ладонью по столу. — Давайте уговоримся с вами так: отсутствие результата — тоже результат. Я нанимаю вас прояснить все обстоятельства смерти моего сына. Если вы потом скажете: нет, Сэм, дорогой, здесь все чисто, да? — мое сердце успокоится. И это, заметьте, не отразится на вашем гонораре.

С этими словами Сэм Гоголадзе вытащил что-то из нагрудного кармана; пластиковый квадратик чека скользнул по полированной поверхности стола и остановился точно у левой ладони Георгия. Тот, не касаясь чека, скосил глаза и приподнял бровь.

— Разумеется, это лишь аванс, — уточнил Сэм, небрежно стряхивая пепел на зеленеющий под ногами дерн.

Внезапно нарком аль-Рашида завибрировал, сигнализируя, что некто пытается выйти с ним на связь. Георгий извинился и, переключившись с голосового режима на текстовой, прочел сообщение: «Оно того не стоит. Откажись». Подписи не было.

— Кто это? — вслух спросил аль-Рашид. — И что чего не стоит?

«Ты знаешь», — высветилось на экранчике наручного компьютера, после чего связь столь же внезапно прервалась. Странно, от назойливых ТВ-снэков и мобизодов его нарком защищен вполне надежно, значит…

— Что ж, — немного помолчав, заявил Георгий, — пожалуй, в этом деле действительно не все ясно. Я за него берусь.

Глава 2

Сыны Муна

Полны чудес сказанья Давно минувших дней Про громкие деянья Былых богатырей. Песнь о нибелунгах[2]
После ухода клиента Георгий кликнул на мониторе чашку кофе. Стенная панель с деревьями-пилястрами неожиданно легко отъехала в сторону, и в кабинет, пощелкивая тонкими суставчатыми ножками, вбежал секретарь; его единственный манипулятор удерживал поднос с чашкой и дымящимся кофейником.

— И рюмку коньяку, — добавил Георгий.

Психоиндикатор секретаря вспыхнул красным.

— Текущее время одиннадцать часов тридцать две минуты семнадцать секунд, — произнес секретарь безжизненным женским голосом.

— И тем не менее.

— Прошу уточнить команду… прошу уточнить команду…

— Исполнять!

Неодобрительно мигнув индикатором, секретарь исчез за панелью.

Тем временем Георгий, повозившись с базами данных, распечатал историческую справку о Корпорации. С экрана читать он не любил, ему нравилось держать информацию в руках. Пробежал листы глазами и хмыкнул: вроде ничего такого, о чем он, хотя бы в общих чертах, не знал раньше. Корпорация «Ум Муна» (сокращенно «УММ») основана еще в двадцать первом веке. А именно сто тридцать лет назад, в 2015 году. Основатель — Антеус Мун, миллиардер, эксцентричная личность и меценат.

Основные декларируемые направления деятельности: инновационная медицина, исследования в области геронтологии и биорегуляции, а также — до их повсеместного законодательного запрета — криобиология, генная инженерия и нанобиотехнологии.

На сегодняшний день Корпорация включает в себя добывающую компанию «Урусгелимун», финансовый холдинг из шести банков, медиагруппу «Ковчег Муна» и так далее… Владеет нескольким гелиевыми месторождениями на Луне, космодромом Кучкудук. Но мозговым центром Корпорации является Московский университет имени А. Муна (МУМ) и полтора десятка обслуживающих его научно-исследовательских институтов.

Многократно обвинялась в продолжении незаконных экспериментов с клонированием и даже в разработке биомеханических устройств — вживлении в биологические объекты всяких электронных имплантатов; иначе говоря, в совмещении живых организмов с машинами. Однако ни прокурорские проверки, ни пять парламентских расследований не принесли никаких ощутимых результатов. То ли Корпорация столь ловко балансировала на грани дозволенного, то ли и впрямь не преступала Конвенцию.

Георгий аль-Рашид вздохнул, его внезапно охватило щемящее чувство обреченности: ничего у него не выйдет, все это лишь пустая трата времени… Чем он занят? И что намеревается отыскать в этих шлаковых залежах информационного мусора? Золото-бриллианты? Чушь! Да и вообще, зря, наверное, взялся он за это дело.

Аль-Рашид вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую коробочку вроде портсигара, размером в половину ладони, повертел в пальцах; на гладкой зеркальной поверхности виднелись три разноцветных кружочка — белый, зеленый и красный; проведя по ним пальцем, он слегка надавил на первый, и в его раскрытую ладонь выпрыгнула белоснежная таблетка. Георгий положил пилюлю на ноготь большого пальца, прищурил один глаз, примерился и щелчком отправил ее в рот.

Запив снадобье изрядным глотком горячего кофе, он продолжил изыскания. Но прежде выбрал подходящее музыкальное сопровождение. Георгий частенько прибегал к такому методу, чтобы создать сообразный душевный настрой. Сейчас выбор пал на «Щелкунчика»; он по опыту знал, что музыка этого балета — особенно «Снежная буря» и «Восточный танец» — как никакая другая порождает в его душе предчувствия и даже может спровоцировать неожиданное наитие…

По прошествии десяти минут дело, за которое он взялся, перестало представляться таким уж безнадежным. В конце концов, с чего-то же начинать нужно? А если обработать достаточно большой массив информации, наверняка и крупицы золотой породы отыщутся.

Ага! Вот это, пожалуй, ближе к теме: незадолго до смерти Антеус составил завещание, согласно которому на совет директоров Корпорации возлагалась периодическая организация некоего конкурса — точнее сказать, шоу. Для финансирования шоу он заблаговременно учредил специальный Фонд Муна.

Суть же самого мероприятия сводилась к тому, что компьютер Корпорации на произвольной основе отбирал из всемирной адресной книги триста фамилий, потом члены совета директоров, руководствуясь строго засекреченными, только им известными критериями, отфильтровывали из этих трехсот сто претендентов, а из сотни — тридцать; затем их оставалось только десять; и, наконец, уже из этой «золотой десятки», как их называли, на конкурсной основе избирался лучший из лучших и достойнейший из достойнейших.

Этот счастливчик объявлялся «сыном Муна». На практике это означало, что «усыновленный» получал неограниченный доступ к финансам Фонда. И в одночасье становился одним из богатейших людей планеты. Со всеми вытекающими приятными последствиями.

Что ж, подумалось Георгию, пожилые мультимиллиардеры тоже имеют право на причуды. И главное, возможности для их воплощения в жизнь… Так, ну а что еще известно об этом экзотическом конкурсе?..

Ага, вот здесь довольно-таки любопытный нюанс: непременным условием «усыновления» является оформление счастливым избранником завещательного отказа своего тела в пользу Корпорации, для ее научных изысканий.

Отхлебнув кофе, аль-Рашид принялся читать дальше.

Та-ак… избрание каждого очередного «сына Муна» происходит только после смерти предыдущего. То есть никаких «братьев Муна» быть не может. Однако отбор первоначальных трех сотен и последующие их фильтрации до ста и тридцати начинаются еще при жизни избранного…

Обыкновенно подобные мероприятия растягивались на многие годы, и если и освещались в масс-медиа, то весьма скупо. Зато итоговые выборы из состава так называемой «золотой десятки», о начале которых объявлялось лишь после кончины предыдущего «сына», превращались в весьма зрелищное телешоу.

При этом дата итоговых выборов устанавливалась советом директоров, и, насколько Георгий помнил, длительность ожидания варьировалась от одного месяца до нескольких. Если здесь и имелась какая-то закономерность, то она хранилась в секрете… Говорят, как-то шоу пришлось ждать целый год. Но если такое и в самом деле случилось, то еще до рождения аль-Рашида; на его памяти дольше пары-тройки месяцев Корпорация с этим делом не тянула. Что и понятно: можно растерять зрительскую аудиторию.

Отложив распечатку, Георгий принял у секретаря коньяк, чуть пригубил и закрыл глаза, стараясь воскресить в памяти еще что-нибудь… о Корпорации… о чудаке Муне… о его «сынках»… Из когда-либо прочитанного, увиденного, услышанного. В Сети… в теленовостях… в разговорах… анекдотах…

Зачем вся эта клоунада с посмертными усыновлениями понадобилась самому Муну, сегодня, пожалуй, никто толком не помнил. А может, это и никогда не было известно. Старина Антеус всегда слыл эксцентричной личностью. Под конец жизни особенно.

Дотянул он, между прочим, до глубокой старости, чуть ли не до ста шести или ста пяти годков… За столь продолжительный срок информации о нем скопилось, понятно, немало. А еще больше легенд и всевозможных слухов.

Вместе с тем значительные пласты его биографии — целые десятилетия — до сих пор оставались загадкой; порой он на многие годы совершенно выпадал из поля зрения прессы и телевидения, так что все полагали его уже умершим. Как вдруг — точно чертик из табакерки — Антеус вновь выпрыгивал невесть откуда. И непременно оказывался в самой гуще событий, чаще — какого-нибудь грандиозного скандала.

Да-а, Антеус Мун был личностью очевидно неординарной, можно сказать, эпической. Эдакий кондотьер двадцать первого века. От природы наделенный острым умом и весьма предприимчивый, он не раз и не два сколачивал себе огромные состояния.

Правда, золото, как вода, утекало меж его пальцев. Но источник, орошавший ладони Антеуса, казался неиссякаемым.

Беда была в том, что превыше денег, а возможно, и всего остального он ценил власть. Причем не банальную власть работодателя, а Власть с большой буквы — государственную. Желательно — абсолютную. Не наемных работников жаждало его неуемное сердце, но подданных. Или того лучше — рабов, всецело покорных его — и только его — воле.

А потому он очертя голову ввязывался в любую политическую авантюру, если она эту самую власть сулила.

В результате он всякий раз оказывался на бобах.

И всякий же раз с маниакальным упорством все начинал сызнова.

То он в Курдистане, под видом изучения сохранившихся среди местного населения пережитков зороастризма, создает собственную тоталитарную секту, объявляет себя главой некой Церкви Ахримана — пророком Ажи-Дахаком — и требует, чтобы ему оказывались божеские почести. И видно, такова гипнотическая сила этой загадочной личности, что число адептов самозваного пророка стремительно растет: сначала сотни, потом тысячи, а вскоре десятки тысяч новообращенных сектантов кадят фимиам живому богу Ажи-Дахаку. Разумеется, аятоллы не стали долго терпеть подобную мерзость — да и где! — почитай, в самом сердце Исламского Халифата! При полной поддержке всех прочих церквей и конфессий муэдзины провыли мировой джихад. И года не прошло, как храмы огнепоклонников были стерты в пыль, а все неофиты и просто сочувствующие — рассеяны или истреблены. Заодно, кстати, аятоллы аннексировали земли Курдистана, включив это молодое государство в состав Великого Исламского Халифата. Во избежание, так сказать, рецидивов. Что касается зачинщика всей этой истории, то по его поводу сам аятолла-предстоятель Хоменейети издал особую фетву, заранее прощавшую любому правоверному убийство Муна-Ажи-Дахака. Одновременно триста фидаинов-смертников из «Хизбаллы» — личной гвардии предстоятеля, — более известных на Западе под именем ассасинов, были разосланы во все концы света, дабы найти и примерно наказать падшего лжепророка.

Окажись на месте Муна кто другой, он с полным основанием мог бы заказывать отходную, а то и сразу поминальную. Но не таков был Антеус!

Как же он поступил? Что предпринял? А вот что. Ничтоже сумняшеся, Мун организовал в Сети «утечку информации»: дескать, один из принадлежащих ему околоземных спутников (какой — не уточнялось) запрограммирован особым образом и в случае его насильственной смерти непременно рухнет на Мекку, причем спикирует аккурат на камень Каабы. Но и это было еще не все! За немалые деньги он сумел нанять не то две, не то три сотни бойцов из самых что ни на есть одиозных кланов мафии; собрал отморозков со всего мира: из якудзы, коза-ностры, даже каморры, каковую некоторые наивные люди почитали за миф, и прочих не менее «почтенных» семейств. А в довершение нанял еще с десяток фансигаров — адептов индуистской богини Кали; эти потомственные душители были давнишними соперниками ассасинов на ниве душегубства. А потом поручил им ни много ни мало ликвидировать верхушку Халифата в полном составе, то есть «заказал» всю дюжину аятолл, оценив голову каждого из них в миллион евро!

В столь патовой ситуации Хоменейети предпочел пойти на мировую: аннулировал фетву и отозвал своих фидаинов. Естественно, под условием адекватных мер со стороны Антеуса.

Позднее Мун сумел как-то откреститься от всякой причастности к зоромунизму (под таким названием вошла в историю сия недолговечная религия) и даже от самого имени Ажи-Дахака.

А вот он уже, назвавшись теперь ад-Даджжалем, организует военный переворот в Ашхабадском Каганате, под тем предлогом, что, дескать, является прямым потомком самого туркмен-баши и, соответственно, законным хозяином маковых плантаций. Однако попытка была безнадежной изначально — против него в единодушном гневном порыве объединились все местные эмиры и падишахи, которые до того на протяжении сорока лет грызлись друг с дружкой, точно голодные крысы в бочке. И мятеж был утоплен в крови. Но и в тот раз Антеус ушел от неминуемой, казалось, расплаты, оставив полмиллиона трупов своих сторонников вялиться на выжженных просторах Ферганской долины.

Однажды Муну удалось на какое-то время стать президентом Центральноафриканской Республики. Правда, пробыл он в президентском качестве недолго. Потому что вскоре заявил о себе как о наследнике (разумеется, духовном — с цветом кожи не поспоришь) легендарного людоеда Бокассы, того, что правил этой страной еще в двадцатом веке, с 1966 по 1979 годы. После чего срочно канонизировал своего духовного предтечу, а сам, следуя примеру предшественника, провозгласил себя императором. И даже коронационное имя принял «наследственное» — Бокасса. Только, понятно, Второй. Увы, и этот пост не смог удовлетворить его ненасытную жажду власти: стремясь расширить границы своего господства, новоиспеченный самодержец вторгся на территории сразу нескольких государств-соседей. Впрочем, резоны на то у него имелись: надо же было вкладывать реальное содержание в пафосную имперскую форму. И что это за Центрально-африканская Империя, если ее за сутки на вертушке облететь можно? Как говорится, назвался груздем — полезай в кузов.

Что характерно, он едва не вышел из этого сеанса одновременных агрессий полным медалистом. Через год лихих суворовских баталий и брусиловских прорывов вся экваториальная Африка — от Индийского океана до Атлантики — очутилась под тяжелой дланью Бокассы Второго; еще через шесть месяцев он под ликующие трели автоматных очередей и грохот тамбуринов с триумфом въехал на белоснежном танке в Кейптаун, утвердив имперский штандарт над мысом Доброй Надежды. Правительства Алжира, Ливии, Египта и остальных государств Северной Африки — единственной не покоренной Антеусом части материка — в страхе, стремительно перерастающем в панический ужас, воззвали к ООН, АмСоН и ЕС. И пожалуй, только решительное, хоть и несколько запоздалое вмешательство стран мирового сообщества, всерьез обеспокоенных, что Антеус Мун, того и гляди, станет единовластным правителем всего Черного континента, поломало его наполеоновские планы.

Тогда, после жесточайшего разгрома под имперской столицей Банги (переименованной в Бокассию), опасаясь международного трибунала, он пропал на двадцать долгих лет. А по их истечении неожиданно сам явился в Гаагу и предстал пред судейскими очами с сенсационным заявлением. Суть меморандума сводилась к следующему: дескать, роль Бокассы Второго исполнял его злокозненный двойник, сам же он все это время принужден был скрываться на необитаемом островке вулканического происхождения, затерянном на просторах Тихого океана. Мун не только заявил это, но и сумел представить довольно убедительные доказательства своей, мягко говоря, фантастической версии. Большая часть свидетелей его имперской карьеры полегла в предместьях Бокассии; с теми же из них, кому удалось-таки выжить и которые изъявляли готовность дать обличительные показания, с трагической регулярностью случались разные неприятности с неизменно летальным исходом. Короче говоря, семь лет Антеус Мун просидел под стражей на собственной вилле в Швейцарских Альпах, превращенной по такому случаю в VIP-тюрьму для единственного узника, но в конце концов был отпущен, что называется, с миром — за отсутствием доказательств вины.

Впрочем, подобных историй о нем ходило великое множество. Некоторые из них были правдой, другие — досужим вымыслом, но ни одна не проливала свет на интересующее Георгия аль-Рашида событие…

Стоило еще вспомнить, что Фонд Муна — финансовая основа всего шоу — на момент учреждения составлял что-то около пятнадцати миллиардов. И с тех пор наверняка только вырос — находчивые директора превратили заключительную часть конкурса в многочасовое прибыльное реалити-шоу. А все доходы от него шли опять же на пополнение Фонда.

Что еще?.. Пожалуй, все. Встряхнувшись, Георгий открыл глаза и запросил информацию о потерпевшем; вывел на монитор.

Та-ак… не густо, но, с другой стороны, вполне исчерпывающе: покойный Инвойс Омаров как раз и стал очередным «сыном Муна». Вот только попользоваться свалившимися на него миллиардами выросший без отца сын стриптизерши толком не сумел. Ровно через одиннадцать месяцев после «усыновления» он заехал в Центральный офис Корпорации, к некой Оферте Романовой — сотруднице «Ковчега Муна», менеджеру низшего звена, с которой познакомился во время телешоу и которая стала впоследствии его любовницей. Пробыл у нее шесть минут. После чего спустился с двадцать девятого этажа на пятнадцатый, в ресторан «Великий Антеус», где принял двойную порцию ирландского виски. И на выходе из Центрального офиса, поскользнувшись на мраморной ступеньке, сломал себе шею.

Нелепая и поистине дурацкая смерть. М-да… Однако же точно установлено, что в момент гибели рядом с покойным не было никого, ни одной живой души. А соответственно — и подозреваемых тоже.

Виновником в таком случае объявляют случай. Ну не привлекать же, в самом деле, к ответственности робота-уборщика, вымывшего незадолго до этого мыльным раствором те самые ступеньки, с которых навернулся Инвойс? Тем более что уборщик, как и полагалось, оставил на лестнице предостерегающую табличку.

Так… Пожалуй, с Оферты Романовой и следует начать. А потом проследить весь последний маршрут Инвойса. И побеседовать с другими видевшими его в тот день сотрудниками.

Все это, конечно, уже делалось, а записи допросов можно найти в официальных отчетах. Но в вопросах своей профессии Георгий был старомоден: всегда предпочитал полагаться на личные ощущения. Вдруг да всплывет какая-нибудь мелочишка, ничего не значащая на первый взгляд деталь, на которую не обратили внимания в ходе официального расследования…

Только вот как ни крути, а потребуется специальный допуск, притом первой категории.

Георгий вызвал на мониторе записную книжку и кликнул номер Влада Сулеймановича Хватко. Абонент был занят. Георгий допил кофе, плеснул еще полчашки и закурил, предварительно смочив кончик сигары в коньяке. Наконец на мониторе появилось круглое, напоминающее полную луну лицо дядюшки Влада.

— Старший следователь городской прокуратуры Хватко слушает, — скороговоркой отрапортовал Влад Сулейманович, но, увидев Георгия, расплылся в улыбке. — Ай-ай, Жорж! Курение на рабочем месте, пункт третий статьи тысяча сто шестьдесят восьмой Соборного уложения… Ты лишишься лицензии, племянничек!

— Щас! — усмехнулся Георгий. — Если рабочее место является одновременно и местом жительства, твоя статья не катит. Забыл? Эх ты, правовед!

— Не учи рыбу плавать, мальчишка. — Дядя добродушно погрозил пальцем.

— Слушай, дядя Влад, у меня к тебе просьба: можешь сделать мне допуск на частное расследование в Центральном офисе корпорации «Ум Муна»? Только с полным объемом прав, в том числе — на осмотр помещений, личный досмотр сотрудников, изъятие документации…

— С ума ты, племяш, сошел! Меня скорее с работы выгонят.

— Не выгонят. Мой клиент — Сэм Гоголадзе.

— Сэм Гоголадзе? Постой, постой… сенатор от штата Нью-Джорджия, что ли? Ядрен-матрен! Это меняет дело. Надеюсь, соглашение оформлено официально?

— Все по белому, дядюшка, обижаешь. Иначе не работаем.

— Ну да, ну да… Тогда ладно. Думаю, смогу устроить… Только хочу сразу сказать: зря это все, пустая трата времени.

— Ты о чем?

— Так ведь весь сыр-бор из-за того мальчишки, как его… Омаров, кажется, да? Ну, «сына Муна», оказавшегося сыном твоего Гоголадзе, верно? Чего ты мотаешь головой-то? Тоже мне секрет Полишинеля, понимаешь! Дело-то громкое было. Из-за папаши, конечно, — он сразу заявил, что мальчишка погиб, дескать, не просто так. И потом, такая душещипательная история: едва обрести сына — и сразу его потерять! Масс-медиа это любят. Вот я и говорю, ничего ты по этому делу не накопаешь, все, что можно, уже раскопали до тебя, в ходе следствия. Кроме того, было еще и парламентское расследование. А как же! Иностранец все-таки. Я Гоголадзе имею в виду. К тому же мирянин Американского Содружества Наций.

— Понятно. С меня ужин в «Звезде Вифлеема».

— Да ладно! Я ведь уже и без того обещал. А! Догадываюсь: вся изюминка в сумме гонорара, не так ли? Ну конечно: влиятельный, пускай и периферийный, политик, один из богатейших людей Нью-Джорджии… Впрочем, не нам попов судить, на то черти есть.

Подобные присловья и поговорки имелись у дядюшки Влада на все случаи жизни. И Георгий не помнил ни единого раза, чтобы тот повторился.

— Так я жду допуск?

— Добро, — кивнул Влад Сулейманович и, веско погрозив похожим на сардельку пальцем, прибавил: — Но! С нашим обычным уговором.

— Если накопаю криминал — ты узнаешь об этом первым, — согласился Георгий. — И вот еще что. Я хочу, чтобы мой офис повторно проверили на предмет «жучков». Сделаешь?

— Как? — поднял брови Хватко. — Опять двадцать пять?

— Наверняка не знаю, но есть такое чувство.

— Сегодня же пришлю специалиста, — пообещал дядя и дал отбой.

Глава 3

Пирамида Муна

Мы правим неотступно, деспотично Великими, могучими умами, Мы не бессильны — мы не просто камни: Не иссякает наша мощь и чары, Не иссякает магия обломков, Не иссякает чудо наших линий, Не иссякает тайна наших недр, Не иссякает память, что по-царски Нас облекла — не в пурпур, не в порфиру, А в нечто большее, чем просто Слава! Эдгар Аллан По. Колизей[3]
Честно говоря, Георгия удивила легкость, с которой дядя Влад согласился оформить ему допуск. Все же «Ум Муна» — могущественная транснациональная корпорация с более чем вековой историей. Пускай и с несколько сомнительной репутацией…

Как бы то ни было, секьюрити Центрального офиса Корпорации встретили его с ледяным спокойствием. Можно сказать, с полным равнодушием. И никто не чинил ему никаких бюрократических препон. Даже бланк допуска, заверенный штрих-кодом прокуратуры города, Георгию пришлось предъявить за весь день только дважды. На входе — при оформлении пропуска, и потом — заместителю начальника Службы безопасности Корпорации, в его напоминающем огромный мультивизор кабинете, куда стекалась вся информация с «глаз» внутреннего наблюдения.

А так Георгий свободно передвигался по всему зданию. И никто не обращал на него внимания. Вероятно, Корпорация успела привыкнуть к постоянным проверкам и расследованиям.

Прежде чем приступать к конкретным розыскным действиям, аль-Рашид решил хорошенько осмотреться. Проникнуться, так сказать, корпоративным духом. Отчего-то пришла уверенность, что при расследовании данного дела это может помочь. Тем более в «доме, который построил Мун», было на что посмотреть. Даже полюбоваться.

Холл первого этажа был самым обширным, что естественно объяснялось пирамидальной формой здания. Архитектор постарался придать холлу вид природной пещеры. И надо сказать, получилось это весьма убедительно: с разноуровневых сводов хаотическими гроздьями свисали сталактиты, исполняющие заодно роль светильников; им навстречу, точно прорастая из нарочито необработанного базальта, вздымалось множество сталагмитов, напоминающих окаменевшие порции подтаявшего мороженого; смыкаясь, они образовывали впечатляющие анфилады светящихся колонн. Эти колонны то теснились отдельными группами, то вдруг разбегались в стороны, а то закручивались спиралями — на первый взгляд беспорядочно, а в действительности — продуманно и целесообразно расчленяя и формируя пространство центрального холла.

Вся эта рукотворная пещера была оформлена под стоянку кроманьонцев или каких-то иных представителей эпохи человеческого младенчества. Стены, облицованные натуральным камнем от серого до красноватого оттенков, густо покрывали разнообразные «наскальные» рисунки со сценами охоты и другими сюжетами первобытной жизни. А в самом центре холла-пещеры место традиционного для офисных зданий фонтана занимал вечный огонь, долженствовавший, вероятно, символизировать костер доисторических предков. Языки пламени плясали в живописном, хотя и несколько зловещем обрамлении из мамонтовых бивней, черепов пещерных медведей, саблезубых тигров и прочих представителей давно вымершей фауны.

Что ж, окончательно определился аль-Рашид, пожалуй, офис Муна стоит того, чтобы посвятить ему толику времени, осмотрев снизу доверху. Владельцы здания, надо полагать, придерживались того же мнения. Не случайно рядом с «вечным костром» имелся специальный обзорный лифт с прозрачной кабиной и двенадцатью вращающимися креслами внутри. Лифт этот, словно гигантский пищевод, пронизывал все этажи Пирамиды — с первого по сто шестидесятый.

Георгий хорошо знал, насколько важно, чтобы из отдельных, выхваченных из действительности мозаичных кусочков сложилась в итоге некая целостная картина — панорама происшедшего. И здесь не могло быть лишних деталей. Точнее, любая деталь могла оказаться необходимой, а то и ключевой. А ведь строительным материалом для мозаики служил порой всякий мусор и хлам. И никогда нельзя было предвидеть, ляжет ли конкретный фрагментик в мозаику или окажется бесполезным. Значение имели даже фоновые составляющие: цвета, запахи, формы, ощущения — аль-Рашид ничего не сбрасывал со счетов; все такие мелочи могли послужить в последующем питательной средой для озарения. Ибо именно так — в виде внезапной вспышки — предпочитала ему являться Истина. Как правило. Разумеется, по ходу расследования он пытался строить логические цепочки, просчитывать ходы, делать предварительные выводы… И все же успехом большинства своих дел он был обязан именно таким необъяснимым «вспышкам» и странным озарениям. Его мозг сам, без вмешательства воли, выделял чистые элементы из варева явлений, сумму — из сумятицы чисел, гармонию — из хаоса звуков.

Однако в любом случае сначала следовало подготовить почву. Только когда объем информации в его голове достигал определенной критической массы, можно было надеяться, что количество вдруг (а это всегда происходило неожиданно) перейдет в качество — в сухой остаток, квинтэссенцию. И ему, подобно алхимикам древности, откроется самая сущность событий.

В цилиндрической кабине обзорного лифта его приветствовал автогид. Бесполый и слегка приторный голос посоветовал Георгию занять одно из кресел, размещенных для удобства обзора радиально. Аль-Рашид опустился в ближайшее и для пробы крутанулся вокруг оси. Прозрачными у лифта оказались не только стены, но также пол и потолок, притом настолько, что убедиться в их реальности было можно, лишь коснувшись рукой. Это порождало не вполне комфортную иллюзию, что кресла свободно зависли в полуметре от шероховатого каменного пола.

— Корпорация «Ум Муна» рада приветствовать вас, — заявил между тем автогид. — Надеюсь, вы удобно устроились?

— Вполне, — благодушно хмыкнул аль-Рашид.

— Готовы ли вы начать обзорный экскурс?

— Валяй, начинай.

— Очень хорошо, — бодро отозвался автогид, — но сначала мы рекомендуем вам прослушать короткую историческую справку. Желаете?

Георгий молча кивнул, решив по обыкновению, что информация лишней не бывает.

— Итак, здание нашего Центрального офиса построено в две тысячи двадцатом году, то есть сто двадцать пять лет назад. Центральная идея архитектурного проекта принадлежала самому отцу-основателю Корпорации — знаменитому Антеусу Муну. В две тысячи сто двадцатом году, в канун своего векового юбилея, здание было включено в список особо охраняемых памятников мирового архитектурного наследия ЮНЕСКО. И это не случайно: наш Центральный офис, или, как его часто называют, «Пирамида Муна», являет собой своеобразную каменную энциклопедию всех архитектурных стилей и направлений, которые только создало человечество на протяжении более чем десятитысячелетней истории. Как вы наверняка заметили, первый этаж здания посвящен древнейшему, доисторическому периоду материальной культуры — эпохе неолита. Неолит — «новый каменный век» — охватывает временной отрезок с восьмого по третье тысячелетия до нашей эры. Сообразуясь с хронологическим принципом, каждый последующий этаж отдан очередному периоду развития человеческой цивилизации и, соответственно, новому этапу зодчества…

— Нельзя ли чуть пошустрее, любезный? — спросил аль-Рашид, прерывая размеренный речитатив лектора.

— Можно, — согласился тот и затараторил почти без пауз, словно прилежный ученик, опасающийся, что учитель вот-вот скажет ему «довольно». — Только здесь и нигде более вы имеете уникальную возможность воочию наблюдать, как архитектоническая оцепенелость Древнего Востока сменяется изящной систематичностью античной эпохи, как плоские цветные мозаики Византии уступают место геометрическим орнаментам ислама, а сквозь приземистую массивность романского стиля прорастает стрельчатая готика; и как античные формы вновь возрождаются к жизни в искусстве Ренессанса, дабы в свой черед уступить место причудливому барокко и декоративной вычурности рококо; как вместе с угасанием европейского придворного блеска на смену архитектурным излишествам времен регентства приходит правдивая простота классицизма, чтобы после гибели несчастного Людовика XVI обернуться пафосным стилем империи — ампиром, нашедшим источник вдохновения в римской антике.

Поскольку этажность здания это позволяет, в Пирамиде наглядно представлены и все остальные архитектурные направления, а именно: ретроспективизм, эклектика, модерн девятнадцатого века, а равно конструктивизм, функционализм, ар-деко, хай-тек и постмодернизм века двадцатого; свой этаж выделен «умной архитектуре» начала прошлого, двадцать первого века, и воспоследовавшему за ней полному отказу от традиционного образа дома как некоего статичного сооружения — стилю, характеризующемуся свободными, постоянно трансформирующимися формами и манипуляцией пространством, доводящей неискушенного посетителя порой до полной дезориентации; и так вплоть до первой четверти прошлого столетия, то есть до времени постройки самого здания.

Каждый из поименованных стилей наглядно показан в непрерывности своей исторической эволюции. Так, зримо явлены все девять периодов искусства Древнего Египта, начиная с додинастического и кончая эллинистическим; равно как и все пять эпох в развитии древнегреческой архитектуры; или, например, каждому из трех главных этапов готики — от ранней и до «пламенеющей» — в нашем здании выделен свой собственный, особый этаж. И так далее, и так далее. Мало того! Здесь вы сможете увидеть не только перечисленные основные стили, но и великое множество различных их течений и школ. Даже когда наши архитекторы не имели возможности посвятить какому-либо частному направлению — скажем, нарышкинскому барокко — этажный уровень целиком, в любом случае оно будет вам представлено специальными залами либо интерьером иных помещений. Таким образом — никаких пробелов, наша «каменная энциклопедия» носит абсолютно исчерпывающий характер…

— Стоп, стоп! — воскликнул аль-Рашид. — Пожалуй, довольно ликбеза. Давайте уже трогаться.

— Как угодно, — вновь безропотно согласился гид. — Но поскольку в настоящий момент вы единственный наш посетитель, мы предлагаем вам самому выбрать один из режимов обзорного экскурса. Полный режим займет два часа сорок минут — по одной минуте на каждый этаж; сокращенный — час двадцать, а самый короткий, ознакомительный, отнимет лишь тридцать пять минут вашего времени.

Обратите внимание, что на правом подлокотнике вашего кресла имеется встроенный пульт с клавишами «А», «В» и «С». Если вы желаете выбрать полную экскурсионную программу, нажмите клавишу «А», сокращенную — клавишу «В», а в случае выбора скоростного ознакомительного экскурса следует надавить на клавишу, маркированную литерой «С». Однако какой бы режим вы ни избрали, у вас всегда остается возможность изменить задачу. Равно как и покинуть обзорную кабину на любом из доступных этажей. После чего — прекратить дальнейший экскурс либо…

Не дожидаясь окончания инструктажа, Георгий решительно ткнул клавишу «А».

Лифт ожил и с плавным ускорением взлетел под купол неолитического холла. А уже через мгновение дикий камень неолита уступил место колоссальным монолитам древнейших цивилизаций.

— Второй этаж Пирамиды, — поспешил уведомить лектор, — в основном посвящен додинастическому периоду развития древнеегипетского искусства. Вы можете видеть, что каменные сооружения того периода во многом еще подражают первоначальным деревянным и тростниковым постройкам…

Свободно откинувшись в кресле, аль-Рашид постарался выкинуть из головы все мысли. Просто слушать убаюкивающий монолог гида. Просто наблюдать, как, сообразуясь с плавным движением лифта, возникают… достигают расцвета… приходят в упадок и наконец тонут в бездонном колодце времени царства… империи… цивилизации…

Бежали секунды, складывались в минуты, и перед его взором проплывали все новые и новые уровни; он отрешенно смотрел, как базальтовые сфинксы, порфировые обелиски и густо покрытые иероглифами колонны с капителями в форме лотосов сменяются зубчатыми карнизами и крылатыми курчавобородыми быками с шестью ногами каждый; как строгие в своей простоте дорические колоннады уступают место стройным рядам ионических с завитыми буклями волют, чтобы затем исчезнуть за поросшими листьями аканта коринфскими рощами…

По правде говоря, Георгию уже доводилось бывать здесь однажды. Много лет тому назад. И не просто бывать, а даже осмотреть все сто шестьдесят этажей — один за другим. Дело в том, что по окончании иезуитского колледжа он поступил на светский факультет Славянской архитектурной академии. Подобный экскурс являлся для студентов САА частью обязательной программы. Хотя, вспомнил аль-Рашид с невольной улыбкой, профессура академии муновское творение не весьма жаловала. Точнее сказать, большинство преподавателей сие циклопическое сооружение просто на дух не переносили. Изощряться в подборе для него всяческих уничижительных эпитетов считалось в академии хорошим тоном. Как только не обзывали несчастную Пирамиду Муна! И Муновейником, и Чертовым Куличиком, и даже Кукишем. Кстати говоря, последнее из этих обидных прозвищ прижилось, став общеупотребительным среди московских обывателей. А профессор Эмпирьев, вспомнилось Георгию, — тот, что вел у них семинары по орнаменталистике, — именовал Пирамиду не иначе, как «жирным эклектическим нарывом на теле столицы».

Однако самому аль-Рашиду Пирамида нравилась. Несмотря на откровенное и яростное неприятие со стороны мэтров. А что до обвинений в пошлости и эклектизме… Ну, во-первых, само здание все ж таки исполнено в единой стилистике — в форме спирального зиккурата. Да, конечно, внутреннее пространство являет собою очевидное смешение всех и всяческих когда и где-либо существовавших архитектурных школ и направлений. Тут возразить нечего. Но опять же — каждое помещение в отдельности выдержано в своем собственном, особом стиле. Где же здесь, скажите на милость, эклектика?

При всем при том он не мог не ощущать и того, что на Пирамиде — как бы это сказать? — лежала некая… некая печать безумия, что ли? Чем-то болезненным, кощунственно-маниакальным веяло от полутора с лишним сотен этажей, закрученных в спиральный кукиш, что упирался, казалось, в самые небеса; от множества расчлененных бесчисленными колоннадами, портиками, галереями и аркадами залов и даже от самих стен монструозного детища Антеуса. Хотя, возможно, именно этим Пирамида его и притягивала…

Как бы то ни было, вскоре о карьере архитектора Георгию пришлось забыть навсегда. Однажды, незадолго до окончания первого курса, на вполне рядовой студенческой вечеринке он жестоко избил троих однокашников. По какому-то пустяшному поводу. Сейчас даже и не вспомнить, из-за чего все вышло… Впрочем, какая разница? Настоящей причиной случившегося явился очередной приступ ярости, что стали тогда происходить с ним все чаще. А выпитое спиртное и ссора послужили лишь детонатором. Но самым неприятным было то, что двум сокурсникам он умудрился причинить серьезные увечья. Настолько серьезные, что дело в конце концов попало в прокуратуру.

И вот тогда впервые на его горизонте возник родственник по материнской линии Влад Сулейманович Хватко — дядюшка Влад, циник и весельчак. Который и предложил аль-Рашиду выход — авральную вербовку. Так Георгию пришлось выбирать из двух зол: ждать суда и, весьма вероятно, реального тюремного срока либо, суда не дожидаясь, по-быстрому записываться в погранвойска.

В то время в приграничье как раз происходили регулярные, едва ли не каждодневные стычки со сримцами. Особенно часто — на границах с Восточно-Уральским и Тьму-Ордынским улусами. Сверхнормативная убыль личного состава понуждала командование неустанно заботиться о пополнении. Поэтому контракты заключались без обычной для военного ведомства бюрократической формалистики. То бишь личные дела рекрутов-новобранцев на просвет никто не проверял. Говоря проще, каких только отморозков тогда не брали в погранвойска!

По совету друзей и по здравом размышлении Георгий предпочел последний вариант.

А после службы им, ветераном нескольких локальных конфликтов, опять же с подачи дяди Влада, заинтересовались соответствующие органы. Предложили работу в неком особо секретном спецподразделении. Подразделение это, прятавшееся под таинственной аббревиатурой «СМЕРХ», тогда как раз формировалось по высочайшему и, понятное дело, тоже секретному указу Преемника. М-да… Так-то вот с архитектурой, а равно и с мыслями о продолжении образования было покончено.

Тем не менее интерес к этому роду деятельности в душе Георгия не угас; все годы интерес этот продолжал теплиться, тлея, точно уголья под толстым слоем житейского пепла. И донельзя затертый афоризм о застывшей музыке так и не превратился для него в пустой звук. Может, именно оттого, что он не сумел реализовать себя на том изначальном поприще, возникла его любовь к классической музыке? Между прочим, неожиданно подумал аль-Рашид, а какая музыка «застыла» здесь, в Пирамиде? Он с любопытством прислушался к своим ощущениям. Да, так и есть! Уммовский зиккурат совершенно отчетливо ассоциировался у него с темами Вагнера… и, пожалуй, еще с некоторыми симфониями Шостаковича, при всей несхожести этих композиторов. Здесь, в Центральном офисе Корпорации, он явственно ощущал и мрачное величие одного, и монументальную пафосность второго, и присущую обоим масштабность.

В соответствии с ранее намеченным планом, начать аль-Рашид решил с опроса любовницы покойного Омарова. А потому остановил лифт и вышел на двадцать девятом этаже, посвященном, как он тут же понял, архитектуре Древней Индии.

Он некоторое время бесцельно побродил по коридорам, заглядывая в залы и кабинеты, просто наблюдая своеобычное кипение и внешне хаотическую суету офисной жизни.

Надо сказать, что деловито-целеустремленные передвижения и броуновская циркуляция бесчисленных младших, ведущих и старших специалистов, юрисконсультов, менеджеров и топ-менеджеров разных мастей, каждый из которых, подобно муравью в муравейнике, относился к строго определенному служебному уровню и, соответственно, уровню допуска, их неподдельный энтузиазм, их искренняя озабоченность порученными проектами вызывали у Георгия изрядное замешательство. И отчасти жалостливое удивление.

Что ими движет? — размышлял он. Неужели настоящая, всамделишная любовь к родной Корпорации? Тогда откуда берется или как воспитывается подобная преданность хозяевам? В чем цель этих людей? В том ли, чтобы, потратив все активные годы на благо фирмы, потом, на закате жизни, с удовлетворением осознать, что сделал все возможное, дабы акционерам — подлинным хозяевам корпорации — стало жить еще лучше и еще веселее?

Ничтожнее доли, на взгляд Георгия, и придумать-то сложно. Сам он досыта в свое время нахлебался прелестей службы и не сменял бы свою теперешнюю, пускай относительную, но все же независимость ни на какие бонусы.

Но он-то хотя бы на государевой службе состоял. Частному же лицу, понимай, хозяину, не служат даже, а прислуживают. Неужели они не осознают, удивлялся Георгий, что все они — банальная прислуга? Кто менее, кто более оплачиваемая, но все одно — прислуга. И что, такой лакейский статус может кому-то нравиться?..

Стоп, стоп, решительно одернул себя Георгий, пожалуй, хватит на сегодня размышлять над загадками человеческой души. Он уже достаточно здесь осмотрелся (или, как он сам называл подобные, предваряющие основное расследование действия, принюхался) — теперь пора переходить к настоящему делу. Покамест его целиком не затопило пустое раздражение. Кстати, о раздражении…

Он сунул руку в карман и, не вынимая «портсигара», надавил на среднюю кнопку — зеленую; в ладонь скользнула пилюля соответствующего цвета. Аль-Рашид щелчком подбросил ее в воздух и ловко поймал ртом.



Оферту Романову он нашел в обширном зале продолговатой формы с вогнутыми стенами и полусферическим, наподобие водяного пузыря, куполом; помещение было расчленено на три неравные части рядами восьмигранных колонн, увенчанных капителями в форме опрокинутых цветочных чаш с громоздящимися на них слонами, тиграми и фантастическими фигурами каких-то брахманских божеств.

Сама Оферта оказалась эффектной блондинкой с коровьими глазами, аппетитным бюстом и грациозно-миниатюрной головкой. По всем статям, слегка глуповатой.

Предложение Георгия еще раз вспомнить подробности знакомства с Инвойсом совсем ее не смутило. Напротив, она с очевидной радостью оставила похожее на растревоженный улей рабочее место и согласилась уединиться с ним в мини-баре, расположенном на том же двадцать девятом этаже.

Бар представлял собой ступу времен царя Ашоки, со стенами, столь густо покрытыми причудливыми барельефами, что при малейшей попытке их рассмотреть начинало рябить в глазах.

— Инвойс был клевый парень, прикольный… хотя и со странностями, — начала Оферта. — Он на меня еще во время реалити-шоу запал. Я там отвечала за макияж претендентов и… еще кое за что. Впрочем, это не важно. Короче, как увидел меня, так и говорит: давай, говорит, крошка, встретимся, когда меня усыновят. Ну, хи-хи, ха-ха, соответственно… И вдруг на следующий день объявляют: новый «сын Муна» — Инвойс Омаров, прикиньте! Отпад, да?!

— Вы упомянули про странности.

— Ну да… не то чтобы совсем, а так… Короче, когда он с заключительной церемонии выходил, я, соответственно, к нему. Ну как, говорю, не раздумал со мной встречаться? А он та-ак на меня посмотрел, типа, ты кто такая? Прикиньте? Ах ты, думаю, жлобина! Правда, тут же ухватил меня за талию — и вперед. Почему бы и нет, говорит. Увлек, соответственно…

— Так, так. А дальше?

— А дальше… — Голубые глаза Оферты подернулись пленкой, — Дальше… ну, рестораны, соответственно, шопинг, то се… А вечером того же дня, когда мы остались одни (Инвойс снял потря-асные апартаменты в «Крестном пути»), накинулся он на меня, прямо как… лев! То есть бык на эту… Нет, не бык — жеребец! Ну, короче, вы понима-аете, да? — Оферта кокетливо стрельнула в Георгия глазами. — Будто только сейчас из тюрьмы и пару лет женщины, соответственно… не видел.

— Вам доводилось встречаться с ранее судимыми? — насторожился аль-Рашид.

— Вот еще! Я в образном смысле…

— Понятно. Значит, накинулся как жеребец на эту. И — что?

— И все! — Оферта вздохнула. — Утром ка-ак ушел из номера… так больше мы уже и не встречались. То есть пока он перед самым концом не объявился. Словно чувствовал пря-ам… — Ее пухлые губки предательски задрожали, но она взяла себя в руки.

— А для чего он вообще приходил? Говорил что-то?

— Понятно для чего. Соскучился, типа. Пойдем, говорит, крошка, к тебе домой, сделаем это по-быстрому. А я — прям как дура! — по-быстрому не хочу, давай вечером, после работы, соответственно…

— Ну и?..

— А он опять стра-анно так посмотрел, как в тот раз. «Вечером, — говорит, — это навряд ли…» Развернулся и ушел. Я было выскочила вслед: постой, говорю, Инвойсик, черт с ней, с работой, я согласная! Но он даже не оглянулся. — Оферта все-таки всхлипнула. — Во-от… а через десять минут его, соответственно, не ста-ало… И вся история.

— Искренне вам сочувствую. Ну а что-нибудь еще, пускай мелочь какую-нибудь, можете вспомнить?

— Что еще?.. Да нет, ничего. Вот разве, колье мне подарил, но оно у меня дома — я его на работу не надеваю, дорогое очень, с натуральными сапфирами… перстенек еще, — девушка тронула кольцо с довольно крупным бриллиантом, — только это все, соответственно, в первый раз, когда… ну вы понима-аете, да?

Аль-Рашид рассеянно взглянул на кольцо и нахмурился. Оно показалось ему странно знакомым.

— Разрешите взглянуть? — попросил он девушку.

Оферта сняла с пальца перстень и протянула детективу. Он задумчиво повертел его в пальцах. Потом приблизил к глазам… Ну надо же! Вот в чем, оказывается, дело: на бриллианте была тонкая гравировка с изображением глаза. И если как следует присмотреться, то можно разглядеть, что глаз этот обрамлен не ресницами, а множеством протянутых во все стороны тонюсеньких ручек.

Георгий поднес к камню свою левую ладонь. Так и есть — на печатке его перстня точно такая гравировка. Любопытное совпадение… Особенно если учесть, что перстень достался ему еще от матери. До сих пор подобного символа он не встречал нигде.

— Как его зовут? — спросил он.

— Кого? — не поняла Романова.

— У перстня, говорю, есть имя?

— Имя? У кольца-то? Зачем же?

— Понятно. А кодовое слово какое?

— Кого?

— Чего «кого»?! Пароль для активации, спрашиваю, какой?

Но девица лишь недоуменно захлопала в ответ пушистыми ресницами.

— Ясно, — вздохнул аль-Рашид и, хмыкнув, вернул кольцо девушке.

Не добившись от Оферты Романовой более ничего путного, Георгий спустился на первый этаж и попросил замначальника СБ прокрутить ему запись последнего маршрута Инвойса Омарова. Тот безропотно согласился: показал все, вплоть до выхода объекта из здания. И даже несколько дальше — насколько хватило обзора у видеоглаз наружного наблюдения. Но это тоже не прибавило к общей картинке ничего нового.

Сам момент падения, правда, не был зафиксирован, поскольку лестница в этом месте делала крутой поворот, за которым находилась «мертвая зона», недоступная для видеоглаз. Протяженность «мертвой зоны» составляла всего пару метров, так что на одном кадре было видно, как Омаров заворачивает за угол, откуда через секунду раздается его вскрик, а на следующем — как из-за угла выкатывается его тело и замирает в безжизненной позе; можно было даже разглядеть просочившуюся у него изо рта струйку крови.

Тем не менее Георгий на всякий случай просмотрел в ускоренном режиме несколько часов записей, предшествующих несчастному случаю. А также все последующие, вплоть до прибытия на место происшествия сотрудников СБ, а после — и милиции.

Просмотр однозначно показал, что за роковым поворотом никто прятаться не мог. Следовательно, отпадала версия, что кто-нибудь, заранее там притаившийся, злонамеренно столкнул покойного с лестницы.

Бармен «Великого Антеуса», мрачный тип в черном костюме, более походивший на служащего бюро ритуальных услуг, был немногословен.

— Заказал двойное ирландское виски, выпил, ушел.

— Но может быть, он что-нибудь сказал?

— Сказал: «Налей мне, Бэнши, отходную».

— Отходную?

— Они все так говорят, — пожал плечами бармен. Аль-Рашид хмыкнул и огляделся. Сложенный из могучих кедровых стволов «Великий Антеус» должен был изображать нечто вроде финикийского капища Ваалсамина, а может, Мелькарта или Астарты; при этом все четыре колонны, подпирающие его плоский свод, являли собою огромные, раздутые от желания фаллосы. Георгий покачал головой: удивительно, как подобные штуки терпит Вселенская Церковь? Неужто «правёжники» из Конгрегации Веры не удосужились сюда заглянуть — за столько-то лет? Невероятно! Впрочем, скорее всего, дело в охранном статусе, присвоенном Пирамиде ЮНЕСКО.

— Странные у вас питейные традиции. А Инвойс Омаров часто бывал в вашем заведении?

— В день смерти — первый и последний раз.

— И знал, как вас зовут?

— Что?

— Я говорю: тем не менее он знал, что вас зовут Бэнши.

— Они все это знают, — буркнул Бэнши.

— Вы здесь так популярны?

Бармен лишь пожал плечами и демонстративно принялся протирать стаканы. Больше Георгий ничего не смог из него вытянуть.

Он вернулся к обзорному лифту и потратил еще полтора часа на завершение полного экскурса.

Затем спустился — уже на скоростном служебном лифте — вниз, где осмотрел помещения службы безопасности.

Потом прошел весь путь Инвойса от барной стойки до самого места трагедии.

И наконец, в половине шестого вечера, уставший, в дурном расположении духа, покинул муновскую Пирамиду.

Глава 4

Статистика Муна

Семь волков идут смело; Впереди их идет Волк осьмой, шерсти белой, А таинственный ход Заключает девятый; С окровавленной пятой Он за ними идет и хромает. А. К. Толстой. Волки
В кабинете Георгий обругал некстати подвернувшегося секретаря, велев ему катиться ко всем чертям, а когда тот попросил уточнить команду, пнул безответную железяку ногой. Оставшись один, выключил верхнее освещение, собственноручно сварил себе кофе, налил рюмку коньяку и поставил «Полет валькирий». Экспрессивность и хроматические ходы бесконечных мелодий Вагнера всегда оказывали на него тонизирующее воздействие. Потом Георгий разулся и с наслаждением погрузил ноги в прохладный, слегка влажный дерн. Закурил сигару, стал думать.

По всему выходило, что случившееся с Инвойсом Омаровым — обычный несчастный случай, роковое стечение обстоятельств.

Но что-то все-таки в этой истории настораживало; была, была в сем деле какая-то нестыковочка, некий криминальный душок. А вот в чем именно нестыковка и что источало душок, Георгий уловить пока не мог.

Самая очевидная, на первый взгляд, версия: кто-то из числа новых претендентов на роль «сына Муна» (а число потенциальных «сыновей» на момент гибели Инвойса составляло тридцать человек, поскольку избранные компьютером триста кандидатов прошли к тому времени уже три этапа отбора), твердо рассчитывая на победу и желая приблизить этот момент, подстроил несчастный случай.

Определенный резон в этом имелся, ведь выборы «золотой десятки» могли быть объявлены советом директоров лишь после кончины предыдущего «сына». Но эта версия в ходе официального расследования проверялась, разумеется, в первую очередь. И было однозначно установлено, что все тридцать кандидатов находились в момент несчастного случая в одном из съемочных павильонов Центрального офиса — под наблюдением десятка камер и полутора десятков пар глаз сотрудников Корпорации. Все материалы на этот счет Георгий изучил еще загодя, и сомнений в их достоверности у него не возникло.

Впрочем, совершенно отметать эту версию, решил он, будет, пожалуй, преждевременным — уж очень мотив хорош. Преступник ведь не обязан действовать своими руками, мог кого-нибудь нанять…

Так. А у кого еще могли быть мотивы убийства? У самой Корпорации?.. А черт ее знает! Почему бы и нет? Еще у кого?.. Да у кого угодно! Сколько врагов способен нажить один из богатейших людей мира? Который к тому же богатство это получил, по мнению многих, совершенно незаслуженно. Так сколько? Сто? Тысячу? Миллион?.. Сатана! Не-ет, плясать в этом деле надо не от мотива, а от чего-то иного… Только вот от чего?

Ладно, решил он, будем рассуждать последовательно: что могло его насторожить? Есть ли странность в самом происшествии? Вроде нет, банальный несчастный случай. Во всяком случае, рассматривать его иначе пока никаких оснований нет.

Хорошо, пойдем дальше. Что выявил осмотр места происшествия и опрос сотрудников? Да ничего он не выявил! Ничего такого, за что можно зацепиться. Ну разве, как показалось Георгию, количество глаз наблюдения внутри Центрального офиса явно превышало количество мониторов в помещениях службы безопасности. С таким множеством камер наблюдения могли поспорить по массовости только бесчисленные статуи, барельефы и бюсты основателя империи «УММ» — Антеуса, понатыканные едва ли не в каждом зале и уж точно — на каждом этаже Пирамиды.

Да, глаз было слишком много: даже обойдя четыре этажа здания из ста шестидесяти, Георгий насчитал их более полусотни. А ведь это только те, которые он сумел заметить. Если помножить на оставшиеся сто пятьдесят шесть этажей, выходит, что их должно быть… около двух тысяч! Это считая по минимуму…

Впрочем, наверняка этот процесс оптимизирован. Возможно, вся первоначальная информация стекается в центральный компьютер, а на мониторы охраны поступает уже отфильтрованная ее часть, которая может представлять интерес.

К тому же большая часть видеоглаз может находиться в «спящем» состоянии и включаться по мере необходимости. Или и вовсе так: их понатыкали, чтобы создать у сотрудников иллюзию постоянного контроля. Некоторые компании, знал он, такое практикуют. Значит, и тут пусто? Тем не менее он решил на всякий случай сохранить это наблюдение в памяти.

А с сотрудниками что? С сотрудниками — ничего. Сотрудники как сотрудники… Пожалуй, индусов среди них многовато… да, процентов тридцать, а то и сорок из тех менеджеров, которых он сегодня встретил, были индусами… Ну так что ж тут особенного? Такая, значит, в «УММе» кадровая политика. Любят там, видать, индусов… Во всяком случае, оснований для каких-либо иных выводов у него покамест не имеется… И это обстоятельство сохраним на потом — вдруг да сгодится.

Теперь — рассказ Оферты Романовой и показания бармена. Ну, с барменом все ясно: пришел, выпил, ушел. Больше он ничего не видел или не запомнил… А как с Офертой? Георгий внимательно прослушал запись разговора. Да уж, редкостная курица эта Романова! И столь же наблюдательная… Та-ак, а что она тут бормочет: «…я там за макияж претендентов отвечала. Ну и за кое-что еще, но это не важно…» Стоп. А может статься — как раз важно? Ладно, завтра надо будет опросить ее еще разок.

И что он имеет в итоге? Чрезмерное скопление видеоглаз с индусами и оговорку Оферты Романовой. М-да, не густо. Не подступиться ли, в таком разе, с другой стороны? Так сказать, не от частного к общему, а наоборот? Что ж, стоит попробовать.

Георгий натянул цифровую перчатку и вышел в киберпространство; сформулировал несколько запросов, задал параметры; сначала решил ограничиться возможностями стандартного поисковика, но, подумав, расширил поиск до глубокого веба, послав по следу еще и своего личного спайдроба, который мог подобраться к закрытому паролями контенту, и стал ждать. Вскоре на простыне дисплея, небрежно прикнопленной к кабинетной стене, высветилась запрошенная информация. Отсеяв очевидный мусор, он приступил к изучению…

Итак, общее число людей, побывавших на сегодняшний день «сынами Муна», составило тринадцать человек; злополучный Инвойс Омаров стал как раз тринадцатым. Ха! Почему это не удивляет? Возраст всех усыновленных колебался от восемнадцати до тридцати пяти, старше не было ни одного. Наверное, отсеивались на ранних этапах отбора…

Та-ак, а это уже интересно. За всю историю «усыновления» женщин, то бишь «дочерей Муна», было только две! Хорошо, уже кое-что. Хоть какая-то закономерность прослеживается…

Стоп, стоп, стоп! А тут у нас что?.. Ух ты… Ах, са-та-на!

От волнения Георгий даже вскочил с кресла: возраст всех тринадцати «сынов» к моменту их смерти варьировался от двадцати двух до сорока трех лет! Но не было ни одного, кому бы удалось перешагнуть эту роковую границу — сорок три года. Причем столько прожил лишь один счастливчик, остальные покинули мир и того раньше. Ого! А семеро из «сынов» преставились, когда им стукнул сороковник! Как по команде.

Но это означает… что никто из них… не умер от старости. И следовательно, причинами их смерти могли быть лишь три обстоятельства: болезнь, несчастный случай и… и убийство!

Славно, посмотрим теперь официальные причины смерти… Так и есть: от различных болезней скончались четверо… Гм, а вот о таком способе ухода из жизни Георгий сразу не подумал: двое «сынов» — третий и десятый — покончили с собой; оба пустили себе пулю в сердце. Ладно, так… еще один (девятый по счету) застрелен психопатом, и, наконец, шестеро, считая Инвойса, погибли от всевозможных несчастных случаев.

Вот это да! Просто какой-то злой рок преследует самых везучих людей планеты. Или не рок? Георгий заходил по кабинету, энергично потирая руки и ероша босыми ногами мягкую траву.

Несколько успокоившись, он сел и, задавая все новые параметры, продолжил поиск других закономерностей. Или, напротив, несообразностей. С какой стороны на них смотреть.

Поначалу результаты были нулевыми. Но когда Георгий (просто наудачу) кликнул, есть ли что-нибудь общее у мест, где «сынов Муна» застигала смерть, его ждал еще один сюрприз: все тринадцать отдали концы в непосредственной близости от Центрального офиса Корпорации, максимум на расстоянии двух кварталов!

Не странно ли? Обладая таким астрономическим капиталом, «сыны» имели полную возможность проводить свой бесконечный досуг в местностях значительно более приятных, нежели грязный, перенаселенный мегаполис. Однако перед смертью их всех словно магнитом притягивало к штаб-квартире «Ум Муна»!

…Может, их тянули тела, которые они завещали родной Корпорации? Хо-хо! Никак, забрезжило? Чем не мотив?

Ну уж нет, одернул себя Георгий, это тупиковая версия: Корпорация располагает возможностями заполучать тела для своих исследований или даже на «запчасти» для запрещенных экспериментов с нанотехнологиями или клонированием (если таковые имеют место) гораздо более дешевыми и, главное, законными способами…

Тогда в чем соль? Гм… При любом раскладе случайностью здесь и не пахнет… Значит, все-таки Корпорация? Но — мотив? Какой у нее может быть интерес в этом деле?

Плеснув в бокал еще коньяку, Георгий аль-Рашид откинулся в кресле и прикрыл веки.

Может, с построением логических цепочек и версий стоит пока повременить? Фактов еще маловато. Тем более главными составляющими его детективного таланта были совсем не логика с дедукцией. Он это знал. Истина предпочитала являться ему неожиданно, в результате неких своего рода… озарений, что ли. Когда накапливалось определенное количество фактов, пускай и косвенных, ответы словно сами собой загорались в его мозгу. Во всяком случае, именно такие внезапные вспышки сознания обеспечили успех большинству его расследований.

Кстати, об озарениях. Что-то давненько не испрашивал он совета у Вёльвы. Ерунда это все, понятное дело, но изменять собственным привычкам Георгий не любил.

— Ну, старая, гадай! — вслух, повелительным тоном произнес аль-Рашид.