Эд Макбейн
Леди, леди, это — я!
Посвящается Генри Моррисону
Город, изображенный на страницах этой книги, — плод авторского воображения.
Все персонажи и места действия вымышлены.
Реальна только будничная полицейская рутина, подчиненная установившимся методам ведения следствия.
Глава 1
Проза полицейского бытия. Рутина кругом.
Банальны в своей простоте даже лучи октябрьского солнца, которые проникают сквозь металлическую решетку на окнах и падают янтарными пятнами на обшарканный деревянный пол дежурной комнаты. Там солнечные пятна сливаются с тенями — тенями высоких и статных мужчин без пиджаков; на дворе октябрь, а в дежурке жарко — бабье лето все не сдается.
Звонит телефон.
Из-за окон доносится шум города: внезапный и дружный вопль детворы, отпущенной из школы, крик уличного торговца «Сосиски, лимонад!», монотонный гул автобусов и автомобилей, бойкое постукивание женских каблучков, дребезжание изношенных роликовых коньков на разрисованных мелом тротуарах. Но иногда в городе все замолкает, и при желании можно даже услышать стук собственного сердца. Но и это затишье — лишь часть городского шума, капля скучной повседневности. Бывает, правда, что в этой тишине пройдет под окнами дежурки влюбленная парочка, и в комнату впорхнет на мгновение ускользающий шепот их разговора. Детектив остановит работу и поднимет глаза от пишущей машинки. Да, жизнь города за окнами дежурки идет своим чередом.
А здесь — унылая повседневность.
У автомата с охлажденной водой стоит полицейский. В его руке бумажный стаканчик. Он ждет, пока нальется вода, затем запрокидывает голову и с жадностью выпивает. Служебный полицейский револьвер тридцать восьмого калибра мирно покоится в кобуре, пристегнутой слева на поясе. По комнате гуляет сбивчивый стук пишущих машинок, распространяемый неуклюжими руками полицейских, — отчеты должны быть отпечатаны на машинке, и в трех экземплярах; что поделаешь — нет у полицейских личных секретарей.
Снова звонит телефон.
— 87-ой полицейский участок, детектив Карелла слушает.
Кажется, что само время застыло в этой комнате. Рутинные действия людей накладываются одно на другое, как мазки художника, рисующего классическое полотно под названием «Обыденная полицейская работа». Картина мало меняется изо дня в день: кабинетная и следственная рутина. И редко случается так, что классический порядок дня вдруг ломает какое-нибудь событие. Полицейскую работу можно сравнить с корридой. Всегда есть арена, всегда в наличии бык, всегда присутствуют матадор, пикадоры, помощники матадора, и всегда играет традиционная музыка арены с вступительными фанфарами La Virgen de la Macarena. Ритуальная музыка непрерывно сопровождает зрителей — свой традиционный музыкальный фрагмент для каждой стадии состязания, что на самом деле никаким состязанием не является, потому что обычно погибает один бык. Правда, иногда бык удостаивается пощады, и его оставляют в живых, но только это должен быть беспримерно смелый бык. Хотя, по большей части, в конце концов, он погибает. Никаким спортом здесь и не пахнет, потому что результат предрешен задолго до того, как эта горькая пародия на состязание начнется. Быку суждено погибнуть. В канву этой церемонии жертвоприношения обязательно вплетаются некие эпизоды для удивления и услады публики: то матадора подымут на рога, то бык перемахнет через заградительный барьер, — но установленный порядок остается неизменным — классический ритуал кровопролития.
Так же обстоит дело и с полицейской работой.
В дежурной комнате свои ритуалы и проза жизни. Как время прекращает свой бег для тех, кто занимается рутинной работой, так оно замерло в этом месте для этих полицейских.
Все они исполняют свои роли в классическом обряде кровопролития и жертвоприношения.
— 87-ой полицейский участок. Детектив Клинг слушает.
Берт Клинг, самый молодой детектив на участке, прижал трубку к уху плечом и снова склонился над машинкой, чтобы исправить ошибку в тексте. Он неправильно напечатал слово «задержанный».
— Алло… кто? — спросил он в трубку. — Да, конечно, Дейв, соедини меня с ней.
И он стал дожидаться, пока Дейв Мерчисон, дежурный по коммутатору, соединит его.
Стоявший у автомата с холодной водой, Мейер Мейер наполнил еще один стаканчик и сказал:
— У него одни девчонки на уме. Целыми днями телефон занят. Можно подумать, что девчонкам в этом городе больше делать нечего, а только звонить детективу Клингу, чтобы он просветил их, как сегодня идет борьба с преступностью. — Мейер неодобрительно покачал головой.
Клинг протянул руку, умоляя его замолчать.
— Привет, дорогая! — сказал он в трубку.
— А-а, так это опять она, — сказал со значением Мейер.
Стив Карелла, сидевший рядом, завершил свой разговор, повесил трубку и спросил: «Это кто?»
— А как ты думаешь? Ким Новак, вот кто. Она названивает сюда каждый божий день. Хочет узнать, не прикупить ли ей акций компании «Коламбия Пикчерс».
— Ребята, ну заткнитесь, пожалуйста! — попросил Клинг. Затем в трубку: «Ага, обычная история. Тут опять клоуны потешаются».
— А ты попроси их не лезть не в свое дело, — сказала Клэр Таунсенд на другом конце провода. — Скажи им, что мы любим друг друга.
— Они уже знают, — сказал Клинг. — Погоди, а как насчет сегодняшнего вечера? Договорились?
— Да, только я буду чуть позже.
— Почему?
— Мне надо заскочить кое-куда после учебы.
— Куда это? — спросил Клинг.
— Надо подобрать кое-какие материалы. Не будь таким подозрительным.
— Может быть, тебе уже пора перестать быть образцовой студенткой? — спросил Клинг. — Почему бы тебе ни выйти за меня замуж?
— Когда?
— Завтра.
— Завтра я не могу. Завтра я буду очень занята. И кроме того, мир нуждается в работниках социальной сферы.
— Мир как-нибудь обойдется. Это мне нужна жена. У меня уже дырки в носках.
— Я заштопаю их сегодня вечером, — сказала Клэр.
— По правде говоря, — прошептал в трубку Клинг, — у меня на сегодня были несколько иные планы.
— Смотри, он уже перешел на шепот, — сказал Мейер Карелле.
— Заткнись! — прикрикнул Клинг.
— Каждый раз, когда он доходит до самого интересного места, он переходит на шепот, — сказал Мейер, и Карелла разразился смехом.
— Нет, это становится невозможным, — со вздохом промолвил Клинг. — Клэр, увидимся в шесть тридцать, хорошо?
— Скорее, в семь, — сказала она. — И, между прочим, я надела маскировочный наряд, чтобы твоя ворчливая хозяйка не узнала меня, когда будет подглядывать за нами в холле.
— О чем ты говоришь? Что за маскировочный наряд?
— Сам увидишь.
— Ну, ладно, скажи, что ты надела?
— Ну… на мне такая белая блузка, — Клэр продолжала, — знаешь, с открытым воротом и нитка бус из мелкого жемчуга. Затем, темная юбка в обтяжку с широким черным поясом, это тот, что с серебряной пряжкой…
Слушая ее, Клинг невольно улыбнулся. Он представил себе Клэр в телефонной будке, которая стоит на территории университета. Он знал, что будка мала, и Клэр приходится сгибаться над трубкой. Ростом Клэр была под метр восемьдесят, и будка была низковата для нее. Ее волосы, черные как смоль, зачесаны назад, ее карие глаза приобретают особую живость во время разговора, на лице у нее, возможно, играет легкая улыбка. Ее белая блузка конусом сходит вниз и плотно обтягивает узкую талию, черная юбка плавно облегает ее широкие бедра и подчеркивает стройность ее длинных ног.
— … чулок нет, потому что на улице стоит жуткая жара, — сказала Клэр, — и черные туфли-лодочки на высоком каблуке — вот и всё.
— Ну, а где же маскарадный наряд?
— А я купила себе новый бюстгальтер, — прошептала Клэр.
— Ага?
— Ты бы видел, как он меня преобразил, Берт. — Она замолчала. — Берт, ты меня любишь?
— Ты же знаешь, что люблю, — сказал он.
— Она только что спросила его, любит ли он ее, — сказал Мейер, и Клинг скорчил кислую рожу.
— Тогда скажи мне об этом, — прошептала Клэр.
— Сейчас не могу.
— А позже скажешь?
— М-м-м, — промычал Клинг, с опаской озираясь на Мейера.
— Ладно, подождем, пока увидишь мой новый бюстгальтер, сказала Клэр.
— Да, жду с нетерпением, — сказал Клинг, оглядываясь на Мейера и тщательно подбирая слова.
— Что-то я не слышу заинтересованности в твоем тоне, — сказала Клэр.
— Я очень заинтересован. Просто мне сейчас трудно говорить, вот и все.
— Называется «Изобилие», — проговорила Клэр.
— Что?
— Бюстгальтер.
— Очень мило, — сказал Клинг.
— Что они там делают? Стоят у тебя за спиной и дышат в затылок?
— Ну, не совсем так, но почти. Думаю, нам лучше сейчас попрощаться. Увидимся в шесть тридцать, дорогая.
— В семь, — поправила Клэр.
— Хорошо. Пока, милая.
— Изобилие, — прошептала она и повесила трубку. Клинг положил трубку обратно на рычаг.
— Ну, хорошо, если хотите, — сказал он, — я позвоню в телефонную компанию и попрошу их притащить сюда телефонную будку.
— Здесь не положено вести частные разговоры за счет городского бюджета, — сказал Карелла и подмигнул Мейеру.
— Не я звонил. Мне звонили. И кроме того, человек имеет право на кое-какую частную жизнь, даже несмотря на то, что он работает с бандой сексуально озабоченных уродов. Я не понимаю, почему я не могу поговорить со своей невестой без грязных…
— Он обиделся, — сказал Мейер. — Он уже называет ее невестой, а не просто своей девушкой. Послушай, поговори с ней. Перезвони и скажи ей, что ты выгнал всех этих горилл из комнаты и можешь спокойно поговорить с ней. Ну, валяй.
— Идите к черту! — сказал Клинг и в раздражении повернулся к машинке. Забыв, что не исправил опечатку, он снова принялся печатать и тут заметил, что печатает поверх уже напечатанного текста. В приступе ярости он выхватил из машинки уже почти готовый отчет и беспомощно завопил: «Видите, до чего вы меня довели? Теперь придется начинать все с начала!» Он в отчаянии покачал головой, взял из верхнего ящика стола новые бланки белого, голубого и желтого цвета — формы отчетности установленного образца для отдела детективов — переложил их листами копировальной бумаги и снова принялся неистово барабанить по клавишам.
Стив Карелла подошел к затянутому решеткой окну и посмотрел вниз на улицу. Потоки предвечернего солнца очертили его высокую и слегка нескладную фигуру, наделив ее некоторыми чертами обаяния и деликатности. Но впечатление это было обманчиво — от глаз была скрыта разрушительная мощь, которая таилась в этом мускулистом и тренированном теле. Облитые солнцем высокие скулы и любопытный прищуренный глаз придавали его лицу что-то восточное.
— В это время дня меня обычно клонит в сон, — сказал он.
— Это потому что скоро придет наша смена, — сказал Мейер, взглянув на часы.
По комнате разносился бойкий стук пишущей машинки Клинга.
По штату в 87-ом полицейском участке числилось шестнадцать детективов, не считая лейтенанта Бернса. Из шестнадцати четверо обычно выполняли те или иные особые поручения. На участке, таким образом, оставалось двенадцать человек, которые были поделены на четыре дежурные смены по трое в каждой команде. В отличие от патрульных полицейских детективы сами составляли графики дежурств, придерживаясь, несмотря на вносимые изменения, определенного порядка. Сутки делились на две смены: с восьми утра до шести вечера и с шести вечера до восьми утра. Ночная смена была длиннее, и никто из детективов ее особенно не жаловал, но, тем не менее, все аккуратно заступали на нее раз в четыре дня. Каждый четвертый день назывался «свободным от службы» — термин явно неудачный, потому что, строго говоря, все полицейские находятся при исполнении своих служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Помимо прочего, многим детективам этот «свободный от службы» день необходим для бюрократического оформления служебных дел, требующих беготни по кабинетам, крайне важной вещи, на которую никогда не хватает времени. Установленный график выдержать было крайне сложно. Менялись полицейские, выполняющие специальные задания; ежедневно с понедельника по четверг проводились совещания детективов участка, связанные с процедурой опознания подозреваемых, на которых полагалось присутствовать хотя бы для того, чтобы познакомиться с людьми, которые совершают преступления в городе, так как детективам зачастую приходилось выступать на судебных заседаниях в качестве свидетелей. Много было разных причин, по которым составляемый график дежурств оставался графиком лишь на бумаге. Менялись смены, команды, приходили и уходили люди. Часто в дежурке находилось восемь человек вместо трех. Сменный график составлялся на неделю, но не соблюдался.
Но несмотря ни на что одно неписаное правило соблюдалось неукоснительно. Заступающая смена всегда прибывала на пятнадцать минут раньше положенного времени — правило перенесенное со времени их работы патрульными. Поэтому не подвергалось сомнению, что ночная смена, заступающая на дежурство с шести вечера, должна подтянуться где-то между 5.30 и 5.45.
Часы показывали пять пятнадцать, когда зазвонил телефон.
Мейер Мейер снял трубку:
— 87-ой полицейский участок, детектив Мейер слушает. — Он придвинул к себе блокнот, лежавший на столе. — Да, слушаю, продолжайте. — Он начал что-то записывать в блокнот. — Да. — Он записал адрес. — Да. — Он продолжал писать. — Да, немедленно. — Он повесил трубку и сказал: — Стив, Берт, не возьметесь за это дело?
— А что там? — спросил Карелла.
— Какой-то псих открыл стрельбу в книжном магазине на Калвер-авеню, — сказал Мейер. — Там на полу три трупа.
У магазина уже успела собраться толпа зевак. На фасаде магазина висела вывеска: «ХОРОШИЕ КНИГИ ДЛЯ ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ». На тротуаре дожидались двое патрульных полицейских, их машина была припаркована у края тротуара на другой стороне улицы. Услышав вой сирены полицейского седана, люди инстинктивно отпрянули назад. Хлопнув дверью, первым из машины вылез Карелла. Он подождал пока Клинг обойдет вокруг машины, и затем они вместе направились в магазин. У дверей патрульный полицейский заметил:
— Внутри полно трупов, сэр.
— Когда вы подъехали?
— Пять минут назад. Мы патрулировали район здесь поблизости, когда нам поступил сигнал. Мы сразу же позвонили в участок, когда увидели, что тут произошло.
— Вы умеете вести протокол?
— Да, сэр.
— Тогда пойдемте, поможете нам.
— Слушаюсь, сэр.
Они вошли в магазин. Менее чем в метре от входной двери находился первый труп. Мужчина полулежал на полу, прислонившись к книжному прилавку. На нем был синий летний костюм в полоску. По руке, все еще сжимающей книгу, струйкой на пол стекала кровь. Клинг только взглянул на него и тотчас понял, что дело скверное. В тот момент он даже представить себе не мог, насколько скверным оно окажется.
— Вон еще один, — сказал Карелла.
Второе тело лежало метрах в трех от первого. Он был без пальто, голова его была неестественно вывернута набок и упиралась в угол, образованный книжной стойкой и полом. Когда они подошли поближе, он слегка пошевелил головой, стараясь приподнять ее из неудобного положения. Тут же кровь потоком хлынула у него на воротник, и он снова уронил голову. Осипшим то ли от жары, то ли от ужасной картины голосом патрульный заметил:
— Он жив.
Карелла наклонился над раненым. Шея его была разорвана пулей. Карелла взглянул на рваные клочья мяса и мгновенно закрыл глаза. По своей стремительности это действие напоминало щелчок затвора фотоаппарата. Вот он снова открыл глаза — на лице непроницаемая маска суровости.
— Вы вызвали санитарную машину? — спросил он.
— Сразу, как только вошел сюда, — сказал патрульный.
— Хорошо.
— Там еще двое, — послышался чей-то голос.
Клинг отвернулся от мертвеца в синем костюме. Голос принадлежал маленькому лысому человеку похожему на птицу. Он стоял пригнувшись у стеллажа с книгами, прикрывая рукой рот. На нем был потертый коричневый свитер, из-под которого торчал воротник белой рубашки. На его лице и в глазах застыло выражение крайнего ужаса. Он тихо всхлипывал. Его приглушенные стоны сопровождались потоками слез, непрерывно выливавшимися из обоих глаз. Направляясь к нему, Клинг подумал: «Как странно. Еще двое. Мейер говорил, что три. На самом деле четыре.»
— Вы — хозяин этого магазина? — спросил он.
— Да, — ответил он. — Пожалуйста, осмотрите остальных. Вот сюда. А скорая помощь выехала? Дикарь, просто дикарь. Посмотрите на остальных, пожалуйста. Может быть, они живы. Одна из них — женщина. Пожалуйста, посмотрите на них.
Клинг кивнул и направился в дальний конец магазина. Третий лежал перегнувшись через прилавок, рядом валялась раскрытая книга. По всей вероятности, он листал ее, когда раздались выстрелы. Мужчина был мертв, рот был открыт, глаза слепо уставились в одну точку. Клинг машинальным движением нежно прикрыл веки убитого.
На полу рядом с ним лежала женщина.
На ней была красная блузка.
Она, по всей вероятности, несла целую охапку книг, когда ее настигли пули. Она упала на пол, и книги рассыпались вокруг нее. Одна книжка лежала прямо под ее вытянутой правой рукой. Другая шалашиком прикрывала ее лицо и черные волосы. Третья прислонилась к ее круглому бедру. Ее красная блузка во время падения вылезла из ее черной юбки. Сама юбка задралась, обнажая ее стройные и длинные ноги. Одна нога была поджата, другая напряженно вытянута. Черная туфелька на высоком каблуке лежала в нескольких сантиметрах от босой ступни. Женщина была без чулок.
Клинг сел на колени рядом с ней. Странным образом названия этих книг запечатлелись в его памяти: «Стереотипы культуры», «Здоровое общество» и «Искусство брать интервью: принципы и методология». Вдруг он заметил, что блузка на девушке вовсе не была красной. Кусочек ткани, вылезший из юбки, был белого цвета. Две огромные дыры зияли у девушки в боку, и кровь продолжала струиться из этих ран, окрашивая белую блузку в ярко-красный цвет. Нить с жемчугом разорвалась во время падения, и жемчужные бусинки раскатились по всему полу, образуя перламутровые крошечные островки в липкой луже загустевшей крови. Ему стало больно смотреть на нее. Он потянулся за книгой, закрывающей ее лицо, и осторожно приподнял ее. Невыносимая боль пронзила его сердце.
— О, Господи! Боже мой! — раздался его крик.
В его голосе послышалось нечто такое, что заставило Стива Кареллу немедленно броситься к нему через весь магазин. По пути он услышал крик Клинга, пронзительный вопль отчаяния и муки, который, казалось, сотряс сам воздух этой лавки, пропитанный смесью запахов книжной пыли и горелого пороха.
— Клэр!
Когда Корелла подбежал к нему, он уже держал мертвую девушку в своих объятьях. Его руки и лицо были покрыты кровью Клэр Таунсенд, а он продолжал целовать ее безжизненные глаза, нос, шею, беспрерывно повторяя почти шепотом одно и то же: «Клэр, Клэр, Клэр». На всю жизнь запомнит Стив Карелла это имя и этот полный отчаяния и нежности голос Клинга.
Глава 2
Лейтенант Питер Бернс обедал с женой и сыном, когда позвонил Карелла. Будучи в течение долгих лет женой полицейского, Хэрриет сразу поняла, что звонят со службы. Во время обеда звонят только подчиненные ее мужа из 87-го участка. Впрочем, это не совсем точная фраза. Еще они любят звонить посредине ночи, когда все уже спят.
— Я подойду, — сказала она, встала из-за стола и направилась в фойе, где стоял телефон. Узнав голос Кареллы, она сразу улыбнулась. В ее памяти еще свежи были впечатления от недавних событий, когда только личное участие Кареллы спасло ее семью от смертельной опасности. Расследуя то дело, Карелла попал под пулю торговца наркотиками в Грувер-Парке. Она прекрасно помнила то нестерпимо долгое Рождество, когда она ночами дежурила у его постели, и всем казалось, что он не выживет. Но он, слава богу, выжил. И с тех пор всегда, когда она слышала его голос, на ее лице сразу появлялась искренняя улыбка, — улыбка, которая появляется на лице сама собой при общении с близким другом, когда хочется выразить, как ты рада его слышать и как ты благодарна за то, что он просто живет где-то рядом на этом свете.
— Хэрриет, нельзя ли переговорить с Питером? — спросил он.
По его голосу она сразу догадалась, что дело серьезное.
Поэтому, не тратя попусту время, просто сказала:
— Конечно, Стив.
Она поспешила в столовую.
— Это Стив, — сказала она мужу.
Бернс отодвинул стул. Будучи цельной натурой, он ко всему относился экономно и рационально. Казалось, что сами движения его своим автоматизмом напоминали четко отлаженный механизм по преобразованию энергии мысли в поступки. Стул был немедленно отставлен в сторону. Салфетка упала на свое место на столе. Бодрым шагом он быстро подошел к телефону, взял трубку и заговорил как раз тогда, когда трубка оказалась у самого рта.
— Да, Стив?
— Пит, я…, я…
— В чем дело?
— Пит…
— Ну, что там, Стив?
Молчание на другом конце провода затянулось. На мгновение Бернсу даже показалось, что Карелла как будто плачет. Он поднес трубку ближе к уху, напряженно вслушиваясь и ожидая ответа. От нервного тика слегка задергалось его левое веко.
— Пит, я здесь… я нахожусь у книжного на Калвер и… и…
Снова молчание. Бернс ждал. Ему послышалось, как Карелла расспрашивал кого-то, какой точный адрес магазина. Глухой голос на другом конце провода что-то объяснял.
— Север. Сорок девятая. — Выговорил наконец Карелла. — Название — «Книго…» «Книголюб». Это название магазина, Пит.
— Хорошо, Стив? — сказал Бернс. В его вопросе угадывалось ожидание.
— Пит, я думаю, тебе лучше подъехать сюда.
— Хорошо, что дальше, Стив? — сказал Бернс, продолжая ждать.
— Пит, я… я сейчас не могу совладать с собой. Клинг… он… Пит, случилось ужасное.
— Что случилось? — спросил мягким голосом Бернс.
— Кто-то вошел… и… рас… расстрелял внутри… Кл… Кл… Кл… Кл…
Он застрял на полуслове и не мог закончить фразу. Невнятные обрывки его речи напоминали глухие выстрелы из автомата: клик-клик-клик-клик. Бернс продолжал ждать — там молчали.
Тут собравшись с духом Карелла, наконец, выпалил одну фразу:
— Здесь была девушка Клинга. Ее убили.
На мгновение у Бернса перехватило дыхание.
— Сейчас буду, — сказал он и быстро повесил трубку. Некоторое время он не чувствовал ничего, кроме огромного облегчения. Он приготовился к худшему: могли подстрелить жену или детей Кареллы. Но это облегчение было кратковременным, так как почти сразу уступило место чувству вины. Девушка Клинга. Он постарался напрячь свою память, чтобы вспомнить ее облик, но тщетно — он никогда не виделся с ней. И все же она представлялась ему реальным живым человеком, потому что в дежурке до его ушей то и дело доносились шуточки и подначки о романе Клинга с молоденькой сотрудницей социальной службы… ох уж эти чертовы шуточки-подначки!.. Что поделаешь — мужская среда… и вот теперь девушка мертва… и Клинг…
Вот оно.
Вот в чем дело. Его первой мыслью было, не случилось ли что-нибудь с Кареллой, потому что он смотрел на него, как в семье смотрят на старшего сына — как на надежду, опору и продолжателя дела отца. Но сейчас он задумался о Клинге, о молодом блондине с наивными глазами, который играет в опасную игру, где не прощают осечек.
Бернс гнал от себя сочувственные мысли. Я — коп, говорил он сам себе. На мне целый участок, я — босс, я — капитан корабля, я «старый волк», или старик, как они называют меня за моей спиной. Нет, нельзя. Нельзя. Нельзя принимать близко к сердцу личную жизнь подчиненных. У меня не должно быть симпатий ни к кому из них. В конце концов, я им не отец родной, черт возьми!
Так рассуждая, он тем временем пристегнул кобуру с револьвером, надел шляпу и, между прочим, не забыл поцеловать Хэрриет и похлопать по плечу своего настоящего сынишку Ларри. Но вышел он из дома с мрачным и озабоченным видом, потому что, чтобы он там ни говорил себе и ни думал, но все беды и горести своих подчиненных, он воспринимал как личную боль. Потому что нельзя быть безразличным к тем людям, с которыми вместе идешь по жизни долгие годы. И хотя подобная чувствительность не делала его лучшим полицейским, зато уж очень хорошим человеком несомненно.
Когда Бернс подъехал к книжному магазину, там уже толпилось шесть детективов из 87-го участка. Мейера Мейера к тому времени уже успели сменить, и он привез с собой двух ребят из заступившей ночной смены. Коттон Хейз и Энди Паркер были сегодня свободны от службы — им позвонил оставшийся дежурить на телефоне детектив ночной смены, и они примчались к магазину. Боб О\'Брайен выполнял специальное задание в парикмахерской в четырех кварталах отсюда, когда узнал от патрульного полицейского, что случилось. Всю дорогу он пробежал бегом.
Вид у них был довольно смущенный, когда Бернс вылез из машины. Формально, только двое из них имели право находиться здесь, поскольку заступили на дежурство и могли быть посланы на место преступления. Остальные прибыли сюда по собственному желанию — своего рода волонтеры. Они и вели себя так же, как всегда и повсюду ведут себя волонтеры, — с глупым видом переминались с ноги на ногу, не понимая, зачем приехали, и ожидая, что кто-нибудь, наконец, объяснит им, что делать. Тут же недалеко стояли двое полицейских из городского отдела по расследованию убийств. Они курили и болтали с полицейским фотографом. У тротуара стояла машина скорой помощи, а четыре патрульные машины перегородили улицу. Дюжина полицейских оцепила тротуар, пытаясь оттеснить любопытствующую публику. Репортеры, которые привыкли околачиваться на телеграфе, расположенном напротив здания управления полиции в центре города, перехватили «молнию» на полицейской волне и примчались наперегонки посмотреть из-за чего вдруг поднялся такой шум.
Увидев лейтенанта, Мейер оторвался от толпы и поспешил к нему. Догнав Бернса, он зашагал с ним в ногу.
— Где Стив? — спросил Бернс.
— Внутри магазина.
— А Берт?
— Я отправил его домой.
— Как он?
— А как бы вы чувствовали себя на его месте? — спросил Мейер, и Бернс кивнул. — Пришлось отправить его почти что силой. Приставил к нему двоих патрульных, на всякий случай. Но девушка… ой, Пит, это просто кошмар.
Они немного посторонились, пропуская санитаров с мужчиной на носилках.
— Это последний, — сказал Мейер. — Один из них был еще жив, когда ребята приехали. Неизвестно, сколько он протянет. Медэксперт считает, что у него перебит позвоночник.
— Сколько всего жертв? — спросил Бернс.
— Четверо. Трое убитых.
— А девушка Клинга… она..?
— … была уже мертва, когда они приехали.
Бернс слегка кивнул. Перед тем, как войти в магазин, он сказал:
— Скажи О\'Брайену, что ему положено быть в парикмахерской. Остальным скажи, пусть идут по домам. Мы позвоним им, если понадобится. Чья была смена, Мейер?
— Это случилось за полчаса до конца нашей смены. Хотите, чтобы мы занялись этим делом?
— Кто вас сменил?
— Ди-Мэо, Браун и Уиллис.
— Где Ди-Мэо?
— Остался в дежурке на телефоне.
— Скажи Уиллису и Брауну, чтобы задержались здесь. У тебя какие планы были на вечер?
— Да, в общем, никаких. Только надо позвонить Саре.
— Не мог бы ты задержаться ненадолго?
— Конечно.
— Спасибо, — сказал Бернс, и вошел в магазин.
Тела уже унесли. Остались только очерченные мелом силуэты жертв на полу и книжных стойках, да еще двое сотрудников криминологической лаборатории, которые посыпали магазин каким-то порошком в поисках отпечатков пальцев. Бернс осмотрелся, ища глазами Кареллу, затем вспомнил о чем-то и повернувшись быстрым шагом направился к двери.
— Уиллис! — крикнул он.
Хол Уиллис отделился от группы детективов на тротуаре. Он был маленького роста, едва-едва удовлетворял антропологическим нормам роста, установленным для службы в полиции, — сто семьдесят сантиметров. Движения его были легки и изящны. Будучи по своей природе человеком хрупкого телосложения, он посвятил половину своей жизни изучению теории и практики дзюдо, поэтому был прекрасно координирован и тренирован, что было заметно в каждом его движении. Он подошел к лейтенанту и сказал:
— Да, Пит?
Отправляйся немедленно в больницу и прихвати с собой Брауна. Попробуйте добыть хоть какую-нибудь информацию от того мужчины, который был еще жив.
— Слушаюсь, Пит.
— Он при смерти, — сказал Бернс. — Но помни: суд учитывает последние слова умирающего.
— Да, я помню, — сказал Уиллис. — Он в какой больнице?
— Мейер в курсе. Спроси у него.
— Еще какие-нибудь распоряжения?
— Нет, пока все. Если они не будут вас пропускать к нему — устройте бучу. Если узнаете что-нибудь, звоните мне в участок. Я буду там.
— Понял.
Бернс снова вернулся в магазин. Стив Карелла сидел на высоком стуле в дальнем углу. Руки его с плотно стиснутыми пальцами бессильно свисали между колен. Взгляд его был направлен в пол, и он даже не поднял глаз, когда к нему подошел Бернс.
— Стив?
Тот молча кивнул.
— Ты в порядке?
Карелла снова кивнул.
— Пошли отсюда.
— Что?
— Пошли отсюда. Ну, хватит уже.
Карелла поднял голову. В глазах его не было жизни. Он смотрел на Бернса, но, казалось, не видел его.
— Эта самая паршивая и неблагодарная работа на свете, сказал он.
— Ну, ладно…
— Мне все это осточертело, я сыт этим по горло, — произнес Карелла нервным повышенным тоном. — Я хочу приходить домой, и играть со своими детьми, а не смывать там кровь со своих рук.
— Ну, ладно, ладно…
— Тошно мне от всего этого! — вскрикнул Карелла.
— Никому это не нравится! Ну, возьми себя в руки, наконец!
— Возьми себя в руки? Легко сказать. А видеть, как лежит эта бедная девушка здесь на полу, вся изуродованная и окровавленная? И Берт на коленях, весь в крови, качается взад-вперед, взад-вперед, сжимая ее в объятьях… О Господи!
— Никто не заставлял тебя становиться полицейским, — сказал Бернс.
— Ты чертовски прав, никто не заставлял меня! Ладно, ладно! Никто не заставлял. — Его глаза наполнились слезами. Он уселся на высокий стул и крепко сцепил пальцы рук, пытаясь вернуть себе душевное равновесие.
— А Берт все повторял и повторял ее имя, снова и снова, и покачивался с ней взад-вперед, как укачивают детей. Я подошел, дотронулся до него и хотел… чтобы он знал, что я рядом. Просто я рядом. Он повернулся и не узнал меня. Он только спросил: «Клэр?» Как будто просил меня отменить то, что случилось, сказать ему, что эта… мертвая девушка, которую он держит в своих руках, не его девушка, понимаешь, Пит? Ты понимаешь, Пит? — И он начал плакать. — Попался бы мне этот сукин сын, ох, попался бы!
— Пошли, — сказал Бернс.
— Оставь меня в покое.
— Пошли, Стив, ты мне нужен, — сказал Бернс.
Карелла не ответил.
— Но в таком виде ты мне не помощник, — сказал Бернс.
Карелла глубоко вздохнул, вытащил из кармана носовой платок и высморкался. Затем он убрал носовой платок обратно и, избегая встретиться взглядом с Бернсом, кивнул головой, слез со стула и снова глубоко вздохнул.
— Как… там… Берт? — спросил он.
Мейер отослал его домой.
Карелла снова кивнул.
— Ты опросил кого-нибудь? — спросил Бернс.
Карелла отрицательно покачал головой.
— Тогда, думаю, надо этим заняться, — сказал Бернс.
Глава 3
Рапорт № 74 Р-11
Отдел Детективов
8 7 полицейский участок
13 Октября
Свидетель: Мартин Феннерман
Место происшествия: Книжный магазин «Книголюб», 2680 Калвер-авеню, Айсола.
Протокол
Мартин Феннерман является одновременно и владельцем, и управляющим книжным магазином «Книголюб», расположенным по указанному вьше адресу. Проживает по адресу: Харрис-стрит, 375, Риверхед. Возраст — 47 лет, разведен, имеет двух детей, которые проживают в Бестауне с его бывшей супругой Ольгой Трент (миссис Айра), которая вторично вышла замуж. Мистер Феннерман владеет и управляет вышеуказанным магазином в течение 12 лет. Данный магазин подвергался ограблению в 1954 году, преступник задержан (см. Рапорт № 41 Ф-38) и приговорен к тюремному заключению в Кастлвью. Освобожден за примерное поведение в январе 1956 года. Вернулся к месту постоянного проживания в г. Денвер, имеет работу, ведет честный образ жизни.
Мистер Феннерман дал следующие показания:
Магазин открыт ежедневно, кроме воскресенья. Он приходит на работу к 9 часам утра и закрывает в 6 вечера, кроме субботы, когда он закрывается в 8 вечера. Помимо вышеназванного ограбления 1954 года, у него не было других неприятностей, связанных с этим помещением, хотя данный район не является идеальным местом для размещения книжного магазина. В тот вечер, когда в магазин вошел убийца, в помещении находилось семь человек. Мистер Феннерман ведет учет посетителей. Он сидит за высоким прилавком прямо у входной двери и проверяет покупки посетителей на выходе. На прилавке расположен кассовый аппарат, под прилавком хранятся упаковочные пакеты. Мистер Феннерман утверждает, что создал систему учета, которая помогает избежать мелких краж. Установлено, что в момент появления убийцы в магазине находилось семь человек. Мистер Феннерман утверждает, что это произошло в 5 часов 10 минут вечера. Одна из шальных пуль разбила часы на дальней стене магазина, которые остановились, показывая 5 часов 7 минут. По словам Феннермана убийца начал стрелять немедленно после того, как вошел в магазин. Следовательно, точное время преступления можно определить как 5 или 6 минут шестого вечера.
Преступник был высокого роста, примерно около или чуть выше ста восьмидесяти сантиметров. На нем было твидовое пальто, серая шляпа, солнечные очки и черные перчатки. Особенно Феннерман запомнил черные перчатки. Ему кажется, что пальто было синего цвета, но он не уверен. Убийца вошел в магазин, держа руки в карманах, остановился прямо у кассового аппарата, вытащил руки из карманов и открыл огонь. В руках у него было два револьвера или пистолета. Феннерман показал, что он стрелял в проход магазина из двух стволов до тех пор, пока не кончились патроны. Затем он повернулся и убежал. Он не сказал ничего ни Феннерману, ни посетителям. Те четверо, в которых он стрелял, стояли в том проходе, который вел от кассы к задней стене магазина. Другие трое посетителей находились в другом проходе магазина, налево от входной двери. Феннерман утверждает, что никто ничего не успел понять, как все было кончено. Когда преступник выбежал вон, одна из женщин упала в обморок. Ниже следует список из семи лиц, за исключением Феннермана, которые находились в магазине в момент совершения преступления:
Клэр Таунсенд — скончалась до приезда на место события.
Энтони Ла-Скала — скончался до приезда на место события.
Херберт Лэнд — скончался до приезда на место события.
Джозеф Векслер — госпитализирован — ранение шеи.
Майра Кляйн — госпитализирована — психологический шок.
Барбара Диринг — отправлена по месту жительства.
Джеймс Вуди — отправлен по месту жительства.
Протокол составлен 13 октября
Детектив — Лейтенант Питер Бернс
Бернс уже собирался поставить подпись под рапортом, который сам же и отпечатал, когда зазвонил телефон. Он снял трубку.
— 87-ой полицейский участок. Бернс слушает.
— Пит, говорит Хол. Я из больницы.
— Ну? Есть что-нибудь? — спросил Бернс.
— Этот мужчина только что скончался, — сказал Уиллис.
— Он успел что-нибудь сказать?
— Только одно слово, Пит. Он повторил его несколько раз.
— Какое слово?
— Обойщик. Он повторил его раза четыре или пять, пока ни умер. Обойщик.
— Это все, что он сказал?
— Все.
— Хорошо, — сказал Бернс, — попробуйте теперь пробраться к женщине — она еще у них, в больнице. Зовут Майра Кляйн. Это та, что упала в обморок. Ее лечат от нервного шока.
— Хорошо, — сказал Уиллис и повесил трубку.
Бернс, наконец, поставил подпись под рапортом.
Когда Уиллис вошел в палату, Майра Кляйн, которая была одета в белую больничную робу, ругала последними словами все по очереди социальные службы города. Ясно, что полиция отправила ее в больницу против ее воли. И здесь, в больнице, ее держат вопреки ее желанию. Обругав сестру, которая пыталась дать ей успокоительное, она повернулась к двери и, увидев вошедшего Уиллиса, закричала:
— А вам что здесь надо?
— Я бы хотел…
— Вы — врач.
— Нет, мадам, я…
— Как же мне выбраться из этого сумасшедшего дома? — опять закричала мисс Кляйн. — А кто же вы тогда?
— Я — детектив третьего разряда Харольд Уил…
— Ах, детектив? — завопила мисс Кляйн. — Детектив? Немедленно уберите его отсюда! — она уже кричала на сестру. Вот, значит, кто отправил меня сюда!
— Нет, мадам, я просто…
— Упасть в обморок — это, по-вашему, преступление?
— Нет, но…