И снова молчание – Грей, по-видимому, обдумывал услышанное. Наконец Прюсик услышала протяжный вздох.
— Черта с два! Откуда они узнали, что ограбление назначено на пятнадцатое марта? Как им это стало известно? Сорока на хвосте принесла?
– Пришлите мне предписание. Я рассмотрю. Если там написано то, что вы говорите, я соглашусь на домашний арест. При условии, что Клэрмонт будет находиться у родителей под круглосуточным наблюдением полиции. Мой офис оговорит размер залога. Завтра я первым делом займусь оформлением документов.
— Мы с тобой играем в открытую, Доминик, — сказал Уиллис. — Ты уж нам поверь, мы бы не стали с тобой так откровенничать, если бы это дело было менее серьезным. Выбирай: либо ты помогаешь нам, либо мы тебя арестовываем и твою судьбу будет решать суд. Но так или иначе, факт ареста и привлечения к суду испортит тебе биографию. Впрочем, решай сам.
– Хорошо.
— Это давление! — воскликнул адвокат.
Она добилась своего. Если феномен транспозиции сработает, то освобождение Клэрмонта поможет схватить убийцу. Однако ход рискованный, и Торн никогда бы не одобрил ее решение. Даже не подумал бы. Он понятия не имеет обо всех аспектах дела. Но снимет с нее голову, если она не преподнесет ему убийцу.
— Такова жизнь, — заметил Уиллис.
— Я расскажу вам все, что знаю, — пообещал Ди Филиппи.
Сделав еще один звонок – теперь уже своей секретарше Маргарет, – Прюсик вернулась в машину. Посмотрела на Джо и опустила глаза, не зная, как заговорить о тех механизмах, которые она только что привела в действие.
Знал он немало и выложил все.
– Так ты собираешься рассказать, что это был за звонок? – спросил Макфэрон.
Он сообщил, что в пятницу, на восемь вечера, намечено ограбление хозяина швейного ателье на Калвер-авеню. Причина, по которой они выбрали этот день и час, заключалась в том, что по пятницам хозяин Джон Марио Виченцо забирал недельную выручку и уносил ее домой в маленьком металлическом ящике. В субботу утром его супруга Лаура относила ее в Попечительский банк. Это был единственный банк, работавший в субботу. Правда, до обеда, потому что банковские служащие тоже терпеть не могут работать по выходным.
Кристина встретилась с ним взглядом и вымученно улыбнулась, зная, что это, возможно, их последний разговор на ближайшее время. Потом перевела дух и объяснила.
Джон Марио Виченцо, или Джон Портной, как звали его местные жители, был семидесятилетним стариком, а значит, мог оказаться легкой добычей. По словам Ди Филиппи, улов обещал быть богатым и всем хватило бы с лихвой, даже если поделить на троих. Ла Бреска и Калуччи собирались войти в ателье без десяти восемь — как раз перед тем, как Джон Портной обычно опускал жалюзи на витрине. Вместо него это должен был сделать Ла Бреска, а Калуччи под дулом револьвера отведет хозяина в заднюю комнату и свяжет по рукам и ногам. Затем налетчики собирались забрать всю недельную выручку и отчалить. Жизнь Джона Портного зависела от того, как он поведет себя в этой ситуации.
Он помолчал, откашлялся и покачал головой.
– Должен сказать, это очень… смело – провернуть такую штуку в обход Торна, ты не думаешь?
Ди Филиппи объяснил, что все это он случайно услышал как-то вечером в пиццерии на Южной Третьей улице. Ла Бреска и Калуччи сидели за соседним столиком и так увлеклись беседой, что заговорили слишком громко. Сначала Ди Филиппи возмутился — два итальянца собираются ограбить третьего, — но затем он подумал: какого черта! Его дело сторона, и вообще он никогда не был стукачом. Но это произошло еще до того злополучного боксерского поединка, на котором он проиграл деньги. Размышляя, где бы разжиться наличностью, он вспомнил о подслушанном разговоре и решил погреть на этом руки, надеясь, что ребята не станут особенно упрямиться, потому что добыча ожидалась приличной и всем досталось бы по хорошему куску.
Прюсик была полностью с ним согласна, но заставить себя признаться в этом не могла. И ответила ему холодным взглядом.
— Сколько же вы предполагали взять? — поинтересовался Уиллис.
– Я просто думаю о том, что лучше для тебя, – продолжал он. – Не хочу, чтобы ты попала в затруднительное положение. Потеряла работу и все прочее в том же духе.
— Страшное дело! — воскликнул Ди Филиппи, закатывая глаза. — Долларов четыреста, а то и больше!
– Попробуй сказать это следующей жертве Холмквиста, а? Или ее родителям.
– Но посылать предписание Бюро… Должен быть способ получше. А так ты можешь и крест поставить на своей карьере.
– Думаешь, я не знаю? Но тебе не хуже, чем мне, известно, что, когда заполнение бланков и написание отчетов отвлекают наше внимание от настоящего дела, страдают обычные люди. Неужели непонятно? Если все сложится удачно, Холмквист в ближайшее время появится в Уиверсвилле. У нас нет времени на политику, Джо. Только не сейчас.
Глава 11
Среда оказалась богатой событиями.
– Я не собираюсь указывать тебе, как выполнять твою работу. – Он помолчал и посмотрел на нее уже с самым серьезным видом. – И не стану спорить, если ты действительно кого-то преследуешь, рассчитываешь задержать подозреваемого. Но это… Если хочешь знать правду, на мой взгляд, то, что я слышу, похоже на принятие того принципа, что цель оправдывает средства.
Во-первых, кто-то похитил из дежурной комнаты следственного отдела пишущую машинку, шесть шариковых ручек, электрический вентилятор, термос, жестянку трубочного табака и четыре куска мыла.
Она открыла рот, чтобы ответить, но Макфэрон остановил ее, подняв руку.
Никто не понимал, как это могло случиться. Даже Стив Карелла. Он выписался из больницы и теперь ходил заклеенный пластырем. Кто-то сказал, что, если Карелла еще не оправился, ему и следует заняться разгадкой таинственной кражи. Но лейтенант Бернс рассудил иначе и поручил Карелле и Уиллису устроить засаду в ателье. Ровно в полдень сыщики отправились через весь город к Джону Портному.
– Полицейские процедуры и бумажная работа важны. Только это обеспечивает законность арестов и вынесение справедливых приговоров. Мне приходится иметь дело с полицией штата, шерифами других округов, прокурорами, криминалистической лабораторией штата, агентами Бюро. Я хочу сказать, что вся та ерунда, о которой ты говоришь, – я и сам частенько так это воспринимаю – не дает мне права действовать по своему усмотрению, игнорировать последствия, вламываться в чужой дом и уж тем более лгать прокурору.
Но до этого произошло много всяких событий. Среда оказалась насыщенным днем.
Он посмотрел на нее.
В восемь утра патрульный, совершавший обход, в одном из подъездов наткнулся на покойника. Беднягу кто-то подпалил. Это означало, что «пожарники» снова взялись за свое и нужно было что-то срочно предпринимать, пока они не уничтожили всех городских бродяг. Клинг, который принял сообщение по телефону, велел патрульному оставаться на месте до приезда санитарной машины. Патрульный сказал, что в подъезде, да и по всей улице страшно воняет паленым мясом, но Клинг, посочувствовав, объяснил, что снять его с поста может только капитан Фрик.
– Итак, если все пойдет не так, как ты надеешься, что ты будешь делать?
Прюсик нахмурилась.
В 9.15 появилась сумасшедшая Сейди и сообщила, что накануне вечером ее пытался обесчестить сексуальный маньяк. Сумасшедшей Сейди было семьдесят восемь лет, и все эти годы она ревностно оберегала свою девственность. По средам эта беззубая, сморщенная карга сообщала детективам 87-го участка лично или по телефону, что накануне в ее спальню ворвался мужчина, он попытался сорвать с нее рубашку и изнасиловать. Впервые Сейди поведала о покушении на ее невинность четыре года назад, и полицейские решили, что в их родном участке появился новый Джек-потрошитель. Делу был дан ход, и детектив Энди Паркер провел не одну ночь в ее квартире. Но в следующую среду Сейди опять пожаловала в участок, чтобы сообщить о новой выходке маньяка, хотя накануне Паркер, не смыкая глаз, всю ночь дежурил в ее кухне. Местные остряки решили, что Энди и есть неуловимый маньяк, но сам сыщик не видел в этом ничего смешного. Всем стало ясно, что Сейди рехнулась и теперь будет регулярно развлекать детективов подобными байками. Никто и не предполагал, что жалобы будут поступать аккуратно по средам и воображение Сейди окажется столь же убогим, как мебель в дежурной комнате следственного отдела. Насильник всегда был высоким и смуглым, похожим на Рудольфа Валентино, в черном плаще, накинутом на фрак, белой рубашке, черном галстуке-бабочке и лакированных туфлях. Ширинка брюк застегивалась на пять пуговиц. Маньяк медленно расстегивал брюки, предупредив Сейди, что, если она пикнет, ей несдобровать. Сейди же следила за ним с неизменным ужасом и, когда он извлекал свой «предмет», истошно кричала. Тогда маньяк обращался в бегство. Словно Дуглас Фэрбенкс, он прыгал на пожарную лестницу и спускался на задний двор.
Сегодняшний рассказ был точной копией того, что Сейди сообщала сыщикам 87-го участка каждую неделю. Уиллис заверил ее, что все будет сделано и злодей понесет заслуженную кару. Сумасшедшая Сейди покинула участок довольная, с явным нетерпением ожидая следующей среды.
В 9.45 появилась женщина и заявила о пропаже мужа. Это была симпатичная брюнетка лет тридцати пяти, в зеленом пальто под стать ее ирландским глазам и с морозным румянцем на щеках. Несмотря на пропажу супруга, она излучала жизненную энергию. Расспросив красотку, Мейер установил, что пропавший супругом не являлся, а был мужем лучшей подруги, что жила рядом на Эйнсли-авеню. Затем она рассказала, что в течение последних трех лет и четырех месяцев у нее и мужа лучшей подруги была «связь». Они нежно любили друг друга и ни разу за это время не поссорились. Но вчера вечером, когда подруга пошла в церковь, муж и зеленоглазая красотка страшно повздорили: он хотел «сделать это» (ее выражение) на диване в собственной гостиной, хотя в соседней комнате спали четверо его детей. Она наотрез отказалась («это же неприлично!»), а он, надев пальто и шляпу, ушел и до сих пор не вернулся. Лучшая подруга решила, что муж загулял (судя по всему, он любил хлебнуть лишнего), но зеленоглазая красотка корила себя на чем свет стоит: он ушел явно из-за нее, и знай она, что так получится, конечно, уступила бы ему («вы ведь знаете мужчин!»).
— Знаю, — сказал Мейер.
Поскольку лучшая подруга не собиралась обращаться в полицию, красотка решила сделать это сама — вдруг, отчаявшись, он наложит на себя руки. Она просила блюстителей порядка поскорей отыскать его и вернуть в лоно семьи («вы ведь знаете мужчин!»).
— Знаю, — повторил Мейер.
Он записал взволнованный рассказ посетительницы и попытался вспомнить, не пробовал ли сам соблазнить Сару на диване в гостиной, пока за стеной спали дети. Оказалось, что не пробовал. Решив сегодня же вечером наверстать упущенное, он сообщил зеленоглазой красотке, что полиция сделает все, чтобы муж ее лучшей подруги отыскался, хотя, скорее всего, он в полном порядке и просто решил провести вечерок в теплой компании.
Красотка сказала, что именно этого она и боится.
В ответ Мейер только хмыкнул.
Когда женщина ушла, Мейер положил листок в папку, решив до поры до времени не тревожить бюро розыска. Он принялся было печатать отчет о краже со взломом, но в отдел ворвался Энди Паркер, волоча за собой карманника Льющийся. Паркер умирал со смеху, Льюис выглядел мрачнее тучи. Это был высокий детина с голубыми глазками, редкими песочными волосами и синеватыми щеками. На нем была бурая шинель и коричневые кожаные перчатки. Под мышкой он держал зонтик.
— Только полюбуйтесь, кого я привел, — еле выговорил Паркер и снова захохотал.
— Эка невидаль! — фыркнул Мейер. — Здорово, Льюис, как делишки?
Тот мрачно покосился на него и промолчал.
— Лучший карманник района! — давясь от смеха, сказал Паркер. — Угадайте, что он отмочил.
— Лучше ты расскажи, — попросил Карелла.
— Стою на углу возле закусочной «Джерри». Знаете такую?
— Знаем. И что же?
— Стою спиной к двери. Знаете, что было дальше?
— Ну?
— Чувствую, кто-то лезет в мой карман. Одной рукой хватаю негодяя, другой выхватываю револьвер, оборачиваюсь — и кого же я вижу?
— Кого?
— Льющийся! — сквозь смех выдавил из себя Паркер. — Лучший карманник района решил обокрасть детектива!
— Ошибся, — буркнул Льюис и снова погрузился в угрюмое молчание.
— Ты сильно ошибся, дружище, — проговорил Паркер.
— Не узнал со спины.
— Теперь, дружище, ты отдохнешь за решеткой, — сказал Паркер. — Пойду оформлю его, пока он не спер бумажник у Мейера.
— Ничего смешного в этом нет, — уходя заявил Льюис.
— А по-моему, очень смешно, — бросил ему вслед Мейер.
В этот момент на пороге следственного отдела появился человек и на плохом английском спросил, не говорит ли тут кто-нибудь по-итальянски. Карелла сказал, что он говорит по-итальянски, и пригласил человека к своему столу. Тот поблагодарил, сел, пристроил шляпу на коленях и приступил к своей истории. Оказалось, что кто-то подбрасывает мусор в его автомобиль.
— Rifiuti?
[6] — спросил Карелла.
— Si, rifiuti, — подтвердил человек.
По его словам, кто-то всю неделю по ночам регулярно открывал его машину и высыпал мусор на переднее сиденье. Какой мусор? Пустые консервные банки, остатки еды, яблочную кожуру, кофейную гущу… И прямо на переднее сиденье.
— Perche non lo chiude a chiave?
[7] — спросил Карелла. Человек пояснил, что запирает машину на ночь, но это не помогает, потому что quello porco
[8] сломала боковое окошко и теперь спокойно отпирает дверцу изнутри, чтобы делать свое грязное дело. Поэтому не имеет значения, запирает он машину на ночь или нет: негодяй приспособил его машину под мусорный бак, отчего та стала уже вонять.
Карелла спросил, не подозревает ли он кого-нибудь?
— Нет, — ответил человек. — Я не знаю никого, кто был бы способен на подобную гадость.
— Может, кто-нибудь затаил на вас злобу? — спросил Карелла.
— Это исключено, — ответил человек. — Меня все любят и уважают.
— Что ж, — кивнул Карелла, — мы пришлем нашего сотрудника.
— Per piacere,
[9] — сказал человек, пожал Карелле руку и, надев шляпу, удалился.
Было 10.33.
В 10.35 Мейер позвонил Раулю Шабриеру, минуты три проговорил с очаровательной Бернис, и она соединила его с заместителем прокурора.
— Привет, Ролли, — сказал Мейер. — Что-нибудь выяснил?
— Насчет чего?
— Насчет книги.
— Ах да!
— Забыл, — мрачно констатировал Мейер.
— Послушай, — сказал Шабриер, — тебе никогда не приходилось заниматься двумя делами одновременно?
— Никогда в жизни.
— Поверь мне, это нелегко. По одному делу я изучаю юридическую литературу, по другому составляю заключение. А ты хочешь, чтобы я занимался еще каким-то романом.
— Ну что ж, в таком случае… — начал Мейер.
— Знаю, знаю, — перебил его Шабриер. — Я обещал.
— Если ты не можешь…
— Я все сделаю. Обещаю тебе, Мейер. Я никогда не нарушаю обещаний. Как называется эта книга?
— «Мейер Мейер», — сказал Мейер.
— Ну конечно! «Мейер Мейер». Я с ней сейчас же разберусь. И сразу позвоню тебе. Бернис! — крикнул он. — Запиши, что я должен позвонить Мейеру.
— Когда позвонишь? — спросил Мейер.
Было 10.39.
* * *
Без пяти одиннадцать высокий блондин со слуховым аппаратом и картонной коробкой в руках вошел в почтовое отделение на Хай-стрит. Он подошел к окошечку и протянул служащему картонку. В ней было сто запечатанных конвертов с марками.
— Это все городская корреспонденция? — спросил служащий.
— Да.
— Марки на всех конвертах?
— Да.
— Отлично, — сказал служащий и высыпал содержимое коробки на стол. Глухой ждал. В 11.00 служащий стал штемпелевать конверты.
Когда Глухой вернулся, Рошель встретила его у дверей.
— Отправил свои бумажонки? — спросила она.
— Отправил, — ответил Глухой и улыбнулся.
* * *
Джон Портной был непреклонен.
— Никаких полицейских в моем ателье! — заявил он безапелляционным тоном.
Карелла подробно объяснил, что полиции стало известно о готовящемся нападении на его ателье. И хотя это должно было случиться вечером в пятницу, лейтенант решил оставить двух детективов в задней комнате ателье с сегодняшнего вечера — вдруг преступники изменят план. Карелла уверял Джона Портного, что он и его напарник будут сидеть за портьерой тихо как мыши и начнут действовать, только если нападут грабители.
«Lei é pazzo!» — сказал Джон Портной, что по-итальянски означало «Вы сошли с ума!». После этого Карелла перешел на итальянский, который хорошо знал в детстве, но в последние годы слегка подзабыл из-за отсутствия практики. Возможность поболтать по-итальянски ему выпадала нечасто. Например, когда пришел владелец машины, в которую кто-то подбрасывал мусор, или теперь, когда их послали охранять ателье. То, что Карелла знал итальянский, произвело на Джона Портного благоприятное впечатление, и он сменил гнев на милость.
Однажды Джон Портной написал письмо в редакцию популярного телесериала. Он пожаловался, что многие итальянцы в нем выставлены мошенниками, и сообщил, что в его семье семьдесят четыре человека, все они живут в Соединенных Штатах, причем большую часть жизни провели в этом городе, но среди них нет ни одного, кто хоть раз нарушил бы закон. Все они честные труженики. Джон Портной получил ответ, в котором говорилось, что в сериале не все мошенники — итальянцы, среди отрицательных персонажей есть и ирландцы, и евреи. Это не убедило Джона Портного. Он прекрасно понимал разницу между утверждениями: не все итальянцы — мошенники и не все мошенники — итальянцы. Поэтому Джон обрадовался, что один из детективов, расположившихся за портьерой в задней комнате, был итальянцем. К сожалению, второй, коротыш, был кем угодно, только не итальянцем.
Дела у Джона Портного шли неплохо, хотя Карелла сомневался, что его недельная выручка достигает четырехсот долларов, как предполагали Калуччи и Ла Бреска. Карелла не мог взять в толк, почему эта парочка решила пойти на такой риск: провал сулил им срок от десяти до тридцати лет. Столько дают за ограбление первой степени. Даже если они получат минимальный срок и через три с половиной года будут помилованы, то их прибыль составит около ста пятнадцати долларов — жалкие крохи для уважающего себя профессионала.
Нет, он никогда не поймет психологии преступника.
Он решительно не понимал Глухого.
Риск Глухого граничил с безумием игрока: да, на одной чаше весов лежало пятьдесят тысяч, но на другой — пожизненное заключение. Неужели этот умный и хитрый человек не соображал, что городские власти не принесут ему пятидесяти тысяч на блюдечке? Шансы на успех были мизерны, это подтвердит любой специалист. Но возможно, Глухому нужны были не деньги, а смерть заместителя мэра и смотрителя парков. Зачем? Кем бы ни был Глухой, убивал он отнюдь не ради развлечения. Это был холодный расчетливый делец, а такие не рискуют без уверенности получить прибыль. Сначала Глухой запросил пять тысяч, не получил их и совершил убийство. Затем потребовал пятьдесят тысяч, прекрасно зная, что ему опять откажут, — и снова совершил убийство. Потом он поведал газетчикам о своих неудачах и затаился.
В чем же смысл его игры?
Скоро все станет ясно, в этом Карелла не сомневался.
А пока он сидел в задней комнате ателье Джона Портного и прикидывал, сколько у такого хозяина может получать гладильщик.
Глава 12
– При условии, что на мне не будет оранжевого комбинезона и мне не нужно будет спрашивать у тюремного охранника разрешения сделать звонок адвокату?
Мистеру Карлу Валеру
Маршалл-авеню, 1121,
Айсола
Дорогой мистер Валер!
Если вы решите, что это письмо шутка, — вы погибнете. Вот факты. Изучите их внимательно. Это может спасти вам жизнь.
1. Смотритель парков Каупер не внял нашему предупреждению и погиб.
2. Заместитель мэра Скэнлон тоже не внял нашему предупреждению и тоже погиб.
3. Теперь настал черед мэра Дж. М.В. Он погибнет в пятницу вечером.
Вы хотите знать, какое отношение все это имеет к вам?
1. Это письмо — предупреждение. Первое и последнее. Других не будет.
2. Снимите с вашего счета пять тысяч долларов мелкими немечеными купюрами.
3. Ждите звонка на следующей неделе. Тот, кто позвонит, сообщит вам, как, когда и кому вы передадите деньги.
4. Если вы не выполните наших требований, будете убиты. Без предупреждения.
Не питайте напрасных надежд.
Полиция не смогла спасти ни Каупера, ни Скэнлона, хотя знала о готовящихся покушениях. Не спасут они и Дж. М.В. Если вы не заплатите пять тысяч, ваши шансы уцелеть равны нулю.
Готовьте деньги. Очень скоро мы дадим о себе знать.
– Черт возьми, Кристина, тебе вообще приходила в голову мысль обсудить эту схему со мной? – Макфэрон потер пальцем над губой.
* * *
– Конечно, приходила. – Она закрыла глаза. – И я знала, что ты скажешь.
В четверг такие письма получили сто человек.
– И что? У нас есть вещественные улики из квартиры. Имея все это, стоило ли идти на риск?
В то утро у Глухого было отличное настроение. Он расхаживал по квартире и насвистывал, в тысячный раз обдумывая детали плана и предвкушая панику, которая поднимется среди богачей в субботу утром.
– На самом деле все очень просто, Джо, – сухо сказала она. – Убийца вышел на охоту, и я приняла решение задержать его. Если я просчиталась, если меня уволят или что-то хуже, то так тому и быть.
Сегодня к пяти часам, размышлял он, почти все письма будут доставлены адресатам.
Макфэрон вышел из машины. Прюсик последовала за ним. Над вытянувшимися в ряд домами уже висел полумесяц.
Кто-то, возможно, мельком пробежит текст и, скомкав листок, отправит его в корзину для мусора. Кто-то, менее уравновешенный, позвонит в полицию или явится туда лично, требуя, чтобы его оградили от дерзких посягательств. План хорош, что и говорить. Мэр тоже узнает, что на него готовится покушение.
– Красиво, правда? – сказала она, имея в виду луну и надеясь смягчить напряженный момент и не допустить еще большей напряженности.
А завтра вечером мэр будет убит.
– Да, красиво, – согласился Макфэрон. – Послушай, при данных обстоятельствах… – Он пожал плечами. Оставался еще один вопрос, который он не мог оставить без ответа. – Ты задумывалась о том, что моя работа тоже висит на волоске? Что я тоже рискую?
Глухой начал готовить план этой операции полгода назад. За это время он узнал кое-что любопытное. Во-первых, он выяснил, что всякий, кто желает знать точное расположение подземных трасс городского водопровода, может обратиться в муниципальный отдел водоснабжения и ознакомиться с нужной документацией. Карты и схемы подземных трасс канализации тоже находились в открытом доступе в отделе коммунального хозяйства. Глухого, однако, не интересовали ни водопровод, ни канализация. Его интересовало электричество. На схемах электроснабжения города стоял гриф «только для служебного пользования». Их хранили в архиве электрической компании «Метрополитен», доступ к ним имели в основном чертежники. Одним из них был Ахмад.
– Если захочешь выйти из игры, я тебя пойму. Я специально вылезла из машины перед тем, как позвонить, чтобы ты не стал свидетелем. Твоей работе ничто не угрожает. На самом деле никто в моем офисе не знает, что ты здесь, в Чикаго. Можешь просто уйти в ночь, – сказала она без всякого выражения, – я не запишу это тебе в минус. Ты уже оказал мне огромную услугу здесь, в Делфосе. Без тебя я бы не справилась.
Макфэрон задумчиво посмотрел на нее.
Сначала он передал Глухому схему всех подстанций в районе Нижней Айсолы. Глухого особенно заинтересовал участок под названием «Камерон Флэтс». Именно там, на углу Саут-Меридиэн и Вандерхофа, располагалась резиденция мэра. Подстанция, обслуживающая этот район, была помечена крестиком в кружке и обозначена «Саут-Меридиэн-3». К ней шел кабель высокого напряжения от основной станции. Для того чтобы в пятницу вечером дом мэра оказался без света, этот кабель нужно было повредить.
– Я так полагаю, что с этим предписанием пути назад нет. Дело решенное, да?
Потом Ахмад принес подробную схему с расположением кабеля, питающего подстанции. Разыскав подстанцию «Саут-Меридиэн-3», Глухой выяснил, что к ней идет кабель 65СА-3. И тут пригодилась третья схема — длинная-предлинная бумажная лента, схема маршрута подземного кабеля 65СА-3, к которому можно было подобраться через пронумерованные колодцы. Таких колодцев было одиннадцать. Глухой выбрал тот, что находился в полумиле от особняка мэра, и записал его номер: М3860.
– Думаю, прокурор его уже получил или вот-вот получит. – Позвонив в офис, она слышала, как Маргарет пишет предписание, читая его вслух слово в слово, а потом распечатывает на бумаге со штампом Бюро. Когда Прюсик пообещала взять вину за любые последствия на себя, секретарша только сказала, что, если уж так случится, она просто уйдет в отставку. Потом Маргарет прочитала еще раз весь документ, подделала подпись Прюсик и отправила предписание почтой в офис Грея.
Последняя карта, самая важная, содержала точные координаты и схему устройства колодца М3860 на Факсон-драйв. Кабель проходил на глубине двух метров, колодец закрывала тяжелая крышка.
– Послушай, я признаю, что это рискованный шаг, и понимаю, что ты его не одобряешь. – Она посмотрела ему в глаза. – Я готова принять удар на себя, если дело обернется неприятностями. Хочу только напомнить, что мы говорим о предотвращении следующего убийства. С потрошением жертвы.
Завтра вечером Ахмад, Бак и Глухой приподнимут крышку, и бомба Бака выведет кабель из строя.
Макфэрон хмуро кивнул.
А потом…
– Учитывая обстоятельства, мне лучше вернуться сегодня вечером, посмотреть, что к чему. – Он помолчал, потом, смягчив тон, добавил: – Мы с тобой оба знаем, что на данном этапе от меня толку мало. Убеждать твое начальство я не могу. Чего доброго, еще неправильно истолкуют мое присутствие, что никак не пойдет тебе на пользу. И людям в моем округе легче точно не будет. Согласна?
А потом наступит самое восхитительное. При этой мысли Глухой не смог сдержать улыбки.
Ей было больно видеть его унылое лицо, чувствовать его подавленное настроение. Обещанный ужин в хорошем уютном ресторане отодвигался в неизвестность. Она сделала свой выбор, хотя в глубине души считала, что этот выбор предопределили обстоятельства, повлиять на которые было выше ее сил. Ничего другого не оставалось. Она хотела бы, чтобы шериф остался, но понимала, что он не может.
Он отчетливо представлял себе особняк мэра вечером следующего дня. Кругом патрульные и сыщики, которым поручено охранять драгоценную жизнь Дж. М.В. Глухой видел себя за рулем черного седана. Автомобиль подъезжает к тротуару и останавливается напротив погруженного во мрак дома. Фонарик полицейского освещает золотистую надпись «Электрическая компания „Метрополитен“». Ахмад уже приладил буквы на обе дверцы машины, причем каждая обошлась в восемь центов, всего 5 долларов 80 центов. Дверцы седана распахиваются, и выходят трое. Двое — в рабочих комбинезонах (6 долларов 95 центов за пару), третий — в форме сержанта полиции, слева на груди жетон и ленточка за отличную службу (форма взята напрокат в театральной мастерской — 10 долларов в день плюс залог 75 долларов), на рукаве желтый шеврон отдела по чрезвычайным ситуациям (шеврон обошелся в 1 доллар 25 центов, куплен в магазине для муниципальных служащих напротив Главного управления полиции).
Кристина вздохнула.
— Кто такие? — спрашивает полицейский. Фонарик скользит по лицам. Бак в форме сержанта делает шаг вперед.
– Ладно. Отвезти тебя в аэропорт?
— Все в порядке, — говорит он. — Я сержант Пирс из отдела по чрезвычайным ситуациям. А это ребята из электрической компании. Они ищут повреждение кабеля.
Двадцать минут пути до аэропорта О’Хара прошли в молчании. Как ни хотелось ей этого, Кристина удержалась от еще одного объяснения логики своего поступка, понимая, что с надеждой снова наладить отношения с Джо придется повременить. Его окаменевший подбородок и едва заметное подергивание в уголке глаза указывали на то, что и ему молчание чего-то стоит.
— Ясно, сержант, — говорит полицейский.
Прюсик остановилась у бордюра перед входом, но мотор выключать не стала.
— У вас тут все в порядке? — интересуется Бак.
– Спасибо, что отозвался так быстро и прилетел. Без тебя бы я в той страшной квартире не справилась. Ни за что.
— Пока да.
Макфэрон коротко кивнул.
— Проверьте их инструменты, — говорит Бак. — Во избежание недоразумений.
– Ага. – Он открыл дверцу. – Позвоню тебе позже вечером. Посмотрим, как идут дела.
— Правильно! — говорит полицейский и снова начинает водить фонариком. Ахмад открывает ящик с инструментами. Там контрольная лампочка, складная линейка, коловорот, четыре отвертки, гаечный ключ, две ножовки, молоток, кусачки, плоскогубцы, изоляционная лента…
— Порядок, — говорит полицейский и поворачивается к Глухому: — А у вас что?
Встретиться с ним взглядом не хватило сил. Кристина боялась, что потеряла не просто хорошего друга. Когда она все же подняла голову, Макфэрон уже проходил через рамку металлоискателя у входа. Он обернулся и вежливо помахал ей рукой, но его лицо не выразило никаких эмоций, и она вспомнила, какой сияющей улыбкой он наградил ее несколько часов назад, когда прилетел. Глаза наполнились слезами, и сердце сжалось от нахлынувшего вдруг чувства, что их отношения закончились, так и не успев толком начаться.
— Тестер, — отвечает Глухой.
Кристина вздрогнула от грянувшего над головой грома. Крупные тяжелые капли забарабанили по ветровому стеклу. Отъехав от зоны высадки пассажиров, она включила дворники. И тут же резко затормозила и рывком бросила машину к обочине. Щетка стеклоочистителя остановилась в вертикальном положении. Тонкая красная струйка проползла по лобовому стеклу и исчезла, смытая проливным дождем. Но и дождь не мог смыть тот факт, что красная струйка была реальной. Такой же реальной, как и те улики, которые они обнаружили днем. Кристина схватила лежащую на пассажирском сиденье сумочку, вытряхнула из таблетницы две таблетки и достала из кейса пакет для улик. Не обращая внимания на дождь, она вышла из машины и настороженно огляделась. Потом приподняла щетку стеклоочистителя и другой рукой, на которую уже натянула резиновую перчатку, сняла застрявшее под ней сине-зеленое перышко и опустила в пакет.
— Откройте.
— Пожалуйста.
Глухой открывает крышку небольшого чемоданчика, фонарик освещает диск, выключатели…
26
— Порядок, — кивает патрульный. — Можете закрывать.
Глухой закрывает крышку, щелкает замочками.
На следующее утро в двухстах восьмидесяти пяти милях от Чикаго, в Уиверсвилле, после слушания дела о залоге родители Дэвида Клэрмонта предъявили имущественную гарантию на сумму в 500 000 долларов. Ферма была их ставкой на невиновность сына. Позже, по возвращении домой, Хильда заняла пост у окна, вглядываясь в предполуденную дымку в ожидании доктора Уолстейна. Ее муж от завтрака отказался – его беспокоило дребезжание под капотом пикапа «Шевроле», появившееся сразу после того, как фэбээровцы сняли сиденья в поиске улик, которые они так и не нашли.
— Я проведу их в дом, — говорит Бак.
Сын Клэрмонтов оставался единственным подозреваемым в этом громком деле. Согласно постановлению суда ему не разрешалось покидать ферму. Двум помощникам шерифа надлежало находиться там круглосуточно, и первыми, сопроводив подозреваемого и его родителей домой, на пост в конце подъездной дорожки заступили Ричард Оуэнс и его напарник Джим Боулз из полиции Уиверсвилла. Услышав хлопок и шипение пневматических тормозов, патрульные повернулись к дороге. На перекрестке рядом с кукурузным полем Клэрмонтов остановился местный автобус. Оуэн и Боулз наблюдали за ним во все глаза – не появится ли какой-нибудь умник-репортер или проныра-фотограф с намерением заснять подозреваемого, но двери открылись на другой стороне, и бдительная пара никого не увидела. Секундой позже автобус тронулся с места, окутав Оуэнса и Боулза облачком выхлопных газов. Оуэнс внимательно оглядел место остановки, но никого не обнаружил. Может быть, кого-то укачало, он вышел, его вырвало и он вернулся? Приняв такую версию, Оуэнс выбросил эпизод из головы.
— Конечно, сержант, — отвечает полицейский.
Троица направляется по аллее к резиденции мэра. У парадного входа их останавливают детективы.
Несколько минут спустя к полицейским подъехал угольно-черный «Крайслер Конкорд». Доктор Уолстейн приподнял твидовую кепку и протянул Оуэнсу водительское удостоверение. Сверившись с планшетом, Оуэнс жестом предложил доктору проследовать дальше.
— Сержант Пирс из отдела по чрезвычайным ситуациям, — представляется Бак. — Ребята из электрической компании ищут повреждение.
По условиям освобождения под залог Дэвиду Клэрмонту надлежало дважды в неделю проходить психологическое обследование. Оплачивать услуги специалиста должны были сами Клэрмонты. Хильда торопливо спустилась по ступенькам навстречу машине доктора, медленно проехавшей по подъездной дорожке. Подойдя к окну, она протянула чек, чтобы Уолстейну не пришлось выходить.
— Понятно, — кивает один из детективов.
– Дэвид внизу, в амбаре, занимается своими делами.
— Я пройду с ними, — говорит Бак. — Но больше ни за что не отвечаю.
Уолстейн проехал по наезженной трактором колее к задней части амбара. В салоне автомобиля глухо зазвучали голоса полицейских. Доктор открыл бардачок, в котором светились точечные огоньки звукового сканера.
— В каком смысле? — не понимает детектив.
– Дженкинс сообщил – так оно и есть, не десять пятнадцать. Клэрмонт выпущен под залог.
— А в том, что, если мэр споткнется и сломает себе ногу, пока эти парни работают в доме, я не намерен получать выволочку от капитана.
— Мы не подпустим вас к мэру и на пушечный выстрел, — смеется детектив.
Уолстейн знал полицейский код – Дженкинс подтверждал, что Дэвид больше не находится под стражей в полиции. Он раздраженно захлопнул бардачок. Дэвида освободили на каком-то формальном основании, вроде бы из-за отсутствия подкрепляющих доказательств. Так что же, дело не просто в тревожных видениях? Неужели он что-то пропустил, чего-то не заметил и ошибся с диагнозом? Доктор вытер рукавом пальто вспотевший лоб.
— Ну и хорошо. С чего, ребята, будете начинать? — спрашивает Бак. — С подвала?
Деревянный пандус вел к большим, распахнутым настежь дверям. Уолстейн заглушил мотор, и остаток пути машина прошла по инерции. Прежде чем выйти, он попытался разглядеть что-нибудь в глубине огромного, напоминающего грот амбара. Потом проверил карманы. В одном из них лежал в пакетике шприц. Он опустил руку в другой, осторожно коснулся пальцами рукоятки высоковольтного тазера.
Они входят в дом. Включено аварийное освещение, но дом погружен в полумрак, вокруг неясные очертания людей. Троица начинает с подвала, проверяет электропроводку. Они проходят комнату за комнатой. Мэра нигде не видно. Когда они оказываются в просторной спальне. Глухой ставит свой чемоданчик под большую двуспальную кровать — якобы для проверки очередной розетки. Из спальни он выходит с пустыми руками. Тестер остался под кроватью.
Уолстейн не намеревался использовать ни успокоительное, ни электрошокер, но пообещал жене взять и одно, и другое, чтобы развеять ее страхи. Он еще раз оглянулся и, убедившись, что полицейская машина стоит на том же месте в начале подъездной аллеи, облегченно выдохнул.
Хотя на приборе есть шкала, ручки, надписи, он — фальшивка. Вся начинка удалена, а вместо нее вложена бомба, которая должна взорваться в два часа ночи.
В двери промелькнула тень, и Уолстейн, получив заряд адреналина, взлетел по пандусу вверх. Секунду-другую он стоял, принюхиваясь к затхлым запахам внутри. На рифленых половицах валялись клочки упавшей сверху соломы.
В два часа ночи мэр будет убит.
– Дэвид?
А в субботу утром неверующие уверуют. Они откроют газеты и поймут, что письма, полученные ими накануне, — не розыгрыш. Предсказать с такой точностью убийство может лишь тот, кто сам его спланировал и осуществил. Тогда они достанут письма оттуда, куда их так небрежно бросили, еще раз перечитают и поймут, насколько реальна опасность. Когда перед тобой возникает перспектива преждевременной смерти, пять тысяч долларов вряд ли покажутся грандиозной суммой. Ни один из тех, кто получил письма, не зарабатывал меньше двухсот тысяч в год. Глухой провел расследование; в первоначальном списке было четыреста двадцать фамилий, но он оставил лишь тех, кто шутя мог оставить в казино несколько тысяч, кто рискованно играл на бирже, словом, тех, кто безболезненно мог расстаться с пятью тысячами, чтобы выкупить свою жизнь.
Ответа не последовало.
Они все раскошелятся, думал Глухой.
Уолстейн осторожно ступил в полутьму. Каждый шаг, хотя он и старался не шуметь, отдавался глухим эхом. В конце длинного ряда стойл, где когда-то доили коров, в щель приоткрытой двери пробивался дневной свет. Из глубины доносились звуки старого доброго рока.
Впрочем, не все. Конечно, не все. Но очень многие. Возможно, еще кое-кого придется отправить на тот свет — кое-кого из этих разжиревших котов, — прежде чем остальные поверят окончательно. Они поверят и раскошелятся.
– Дэвид? – Уолстейн машинально потянулся к карману пальто. Пройдя мимо стойл, он еще раз позвал своего подопечного.
После того, что случится завтра вечером, когда они поймут, что мы не валяем дурака, они заплатят столько, сколько им велено.
И снова не услышал ответа.
Неожиданно Глухой улыбнулся.
За спиной у него что-то стукнуло. Уолстейн резко повернулся, но никого не увидел. Ветер, играя с дверной створкой, бросал ее из стороны в сторону. С желоба для сена свисали пучки соломы. Порыв прохладного воздуха коснулся лба Уолстейна. Немного успокоившись, он расслабил пальцы в карманах.
Сейчас, должно быть, в муниципалитете началась заварушка, подумал он.
– Дэвид, это доктор Уолстейн. Мне нужно тебя проверить, помнишь? – Он медленно двинулся вперед. До двери, из-за которой пробивался свет, оставалось не более двадцати футов. – Если ты занят, я могу подождать снаружи, в машине.
Выходные обещали быть интересными.
Обе створки с грохотом захлопнулись, и доктор оказался в полной темноте. Выхватив из кармана тазер, он направил электрошокер в сторону дверей и нажал кнопку включения. Шесть зеленых огоньков показали полный заряд.
* * *
Отчетливый звук быстрых шагов заставил его повернуться налево.
— Ты как в воду глядел, — сказал лейтенант Бернс Карелле. — Теперь он угрожает мэру.
– Уф, Дэвид… – Уолстейн глубоко вздохнул. – Я… я даже не слышал, как ты подошел.
— У него ничего не получится, — мрачно изрек Хейз.
Доктор сделал шаг назад, споткнулся о моток проволочной сетки и тяжело грохнулся на пол. Отдуваясь, он перекатился на бок и вытащил из кармана левую руку. Воткнувшись в ладонь, с нее свисал шприц для подкожных инъекций. Доктор поднес его к лицу. Поршень прошел почти всю длину цилиндра, из чего следовало, что он ввел себе – учитывая разницу в массе тела в пользу Дэвида – сверхдозу успокоительного. Странно, но его это не встревожило.
— Твоими бы устами да мед пить, — вздохнул Бернс. — Если он укокошит мэра, доллары посыплются на него, как листья в ноябре. Сколько, по-твоему, он мог отправить таких писем?
В щель между неплотно прилегающими досками протиснулся солнечный луч. В пронизывающей темноту световой дорожке кружились миллионы пылинок. Лежать в темноте было не так уж и плохо, вот только дышалось труднее. Засыпая, Уолстейн моргнул и немеющими пальцами нащупал иглу, чтобы вытащить ее из ладони. Руки обмякли, как у марионетки, и он рассеянно уставился в никуда. Полумрак над ним сдвинулся, и в пыльной пустоте амбара блеснули два глаза, смотревшие на него со знакомого лица – лица Дэвида Клэрмонта.
— Давайте прикинем, — сказал Карелла. — Сначала он выбрал смотрителя парков и потребовал пять тысяч. Затем — заместителя мэра и запросил пятьдесят тысяч. Теперь он заявляет, что в пятницу вечером укокошит мэра. По моим подсчетам, он должен увеличить сумму в десять раз, а это значит полмиллиона. Если разделить…
Или нет?
— Перестань, — сказал Бернс.
— Это всего лишь арифметика.
Довести эту мысль до конца Уолстейн уже не смог. Минуту спустя он не смог бы даже вспомнить, приходила ли ему в голову какая-нибудь мысль. Доктор вдруг почувствовал, что его поднимают. Как же приятно, когда тебя несут на руках.
— Какое отношение имеет арифметика к покушению на мэра?
– Дэвид… ты… не… – Он едва узнал собственный голос, но это потому, что рот был прижат к чьему-то плечу.
— Не знаю, — пожал плечами Карелла. — Просто мне кажется, что если мы поймем его логику, то сможем нащупать в ней изъян.
Доктор уткнулся в изношенную ткань куртки и, как засыпающий ребенок, закрыл глаза. Свет погас.
Бернс уставился на него в недоумении.
* * *
— Я хочу сказать, что этому типу недостаточно мэра.
Через тридцать минут после того, как доктору Уолстейну разрешили проехать на ферму Клэрмонтов, помощник шерифа Оуэнс пропустил выезжающий седан, узнав твидовую кепку, которую доктор надвинул до бровей. Другой помощник шерифа, Боулз, заглянул в салон, когда машина, проехав мимо него, свернула на асфальтовое покрытие. Оуэнс отметил имя доктора в планшете и проводил взглядом седан, понемногу набирающий ход на сельской дороге.
— Недостаточно? Лично мне кажется, что мэр — это уже чересчур!
— Глухой думает иначе. Он слишком высокого мнения о себе, — сказал Карелла и снова посмотрел на письмо. — А кто этот Карл Валер?
Ни один, ни другой не заметили выглядывающего из-под крышки багажника краешка пальто доктора. Правда, хотя стекла были затемненные, вид скомканного одеяла на заднем сиденье почему-то отпечатался в памяти у Боулза. Но дальше этого дело не пошло, потому что у помощника шерифа зазвонил телефон. На дисплее высветился номер его новой девушки, и обо всем прочем Боулз моментально забыл.
— Владелец швейной фабрики, живет в Стюарт-сити. Это семнадцатый участок. Он прибежал к ним сегодня утром. Капитан Банди решил, что нам стоит ознакомиться с посланием, раз уж мы имели дело с такими записочками.
* * *
— Все та же схема, — сказал Хейз. — Он и раньше оповещал о покушении заранее.
Вскоре после ланча ей позвонили из лаборатории. Этого звонка Прюсик ждала, и теперь в ее распоряжении были веские улики: в найденных в квартире банках для консервирования находились человеческие внутренности. Она надеялась получить хотя бы предварительный результат анализа ДНК, чтобы сопоставить его с имеющимися образцами ДНК жертв, и уже потом отчитаться перед Торном, но на это требовалось еще семьдесят два часа, а столько времени у нее не было.
— Да, но сейчас кое-что отсутствует, — возразил Карелла.
Войдя в кабинет управляющего директора, Прюсик с удивлением услышала голос Говарда по громкой связи. Рядом со столом Торна стоял охранник.
— Что именно?
– Что, во имя всего святого, это значит?
— Личный мотив. Наш участок он выбрал нам в отместку за то, что когда-то мы помешали ему ограбить банк. Но почему же на этот раз он решил оставить нас в покое? Если он ухлопает мэра, в дураках останутся те, кто отвечал за его безопасность. А мы вроде ни при чем! Это меня и смущает. Схема рушится.
Торн с такой силой швырнул на стол свою лучшую чернильную ручку «Монблан», что та подпрыгнула. На шее у него вздулись вены. Он бросил на стол факс, и листок соскользнул на пол. Прюсик подобрала бумагу – это было подписанное ею предписание.
— А по-моему, все нормально, — сказал Бернс. — Если он все-таки доберется до мэра, страшно даже подумать, что начнется в городе. Он ведь написал, что предупреждений больше не будет.
– О чем ты только думала, Кристина? Ждала, пока Говарда не будет в офисе, чтобы провернуть этот фокус?
— И все-таки меня что-то смущает, — сказал Карелла.
Прюсик опустила глаза, пытаясь сосредоточиться и найти нужные слова, которые никак не шли на ум.
— Да брось ты, — отмахнулся Бернс. — Он сообщил о своих планах открытым текстом. Это не человек, а исчадие ада.
– Нет, Роджер… Нет, сэр. Все мои действия были следствием полученной новой информации и улик, обнаруженных в заброшенном здании в Делфосе по адресу Готорн-бульвар, тринадцать семьдесят один, квартира три-си. Я звонила вам, сэр, тогда же и пыталась объяснить… – Она повысила голос, чтобы слышал и Говард, все еще остававшийся на связи. – Брюс, если ты хочешь посмотреть квартиру, мы можем…
Карелла и Хейз чуть не прыснули. Полицейские редко называют преступников исчадиями ада, даже закоренелых насильников и убийц. Так склонны изъясняться адвокаты и политики. Да и сам Бернс никогда не пользовался такими выражениями. Но, взглянув на своего шефа, детективы мигом утратили веселость. Лейтенант выглядел прескверно. Он постарел и осунулся. Тяжело вздохнув, он спросил:
– Посмотреть? – Торн бросил в ее сторону газету. – Почему бы тебе сначала не посмотреть вот это? Будь добра, объясни.
— Как же остановить его, ребята?
Прюсик пробежала глазами первую страницу свежего номера уиверсвиллской газеты с сообщением о постановлении суда освободить Дэвида Клэрмонта под залог.
Такой вопрос может задать новичок-защитник, когда он уясняет себе, что ему предстоит играть против опытного форварда весом в добрый центнер.
– Вы имеете в виду условия освобождения Клэрмонта? – Сердце застучало быстрее.
— Уповая на Всевышнего, — сказал Карелла.
– Ты чертовски хорошо понимаешь, что я имею в виду! – На лбу у Торна пролегли бороздки морщин. – Говард уже подтвердил, что именно ты организовала все это. Что ты заверила прокурора Грея в поддержке Бюро этого решения освободить подозреваемого. Бог ты мой, Кристина!
* * *
– Роджер, если ты дашь мне минутку, я все объясню. Мы получили новую, важную информацию, касающуюся Дональда Холмквиста, брата-близнеца Дэвида Клэрмонта. Эта информация даст ответы…