Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Юденич Марина

Я отворил пред тобою дверь

Марина Юденич

Я отворил пред тобою дверь...

\"Знаю твои дела; вот, Я отворил пред тобою дверь.

и никто не может затворить ее; ты не много.

имеешь силы, и сохранил слово мое, и не отрекся.

имени Моего\".

Откровение Святого Иона Богослова.

Я умерла на рассвете Солнце еще не взошло, но уже поблекла ночная тьма, небо стало густо синим и ясно различим был крохотный прямоугольник узкого окошка - бойницы, рассеченный черными прутьями решетки.

Стен не было видно, но покрытые отвратительной слизью, они дышали на меня могильным холодом Пол же моей последней земной обители, грязный зловонный покрытый, как коростой, запекшейся кровью прежних обитателей камеры, остатками их испражнений, разлагающимися тушками сдохших или убитых узниками крыс - пол, на который не бросили даже пучка соломы, - был ледяным как могильные плиты в мрачном подземелье фамильного склепа.

Впрочем, холода теперь я не чувствовала, как не чувствовала саднящей боли свежих кровавых рубцов на спине - следов хлыста, нестерпимого пекла ожогов на груди - раскаленные прутья, которыми палачи мои пытались вырвать у меня признание, прожгли тело почти до костей И это отдохновение от адской телесной боли было первой благостью за долгие месяцы моего заточения.

Душа же моя не обрела покоя и зрелище собственного изуродованного тела беспомощно распростертого на зловонном полу было ее, истерзанной души моей, выразить которую я не могла теперь даже стоном, ибо стала безгласной.

Солнце между тем всходило, узкий прямоугольник окна из синего стал розово-голубым, и лишь только, дрогнув последний раз, рассеялась мгла и тускло блеснула холодной слизью одна из мрачных стен моей темницы, та, на которую упали первые лучи света, в гулкой тишине лязгнул замок, ржаво скрипнула дверь - и они вошли.

Стражник с тяжелой связкой ключей, тюремный священник-монах в черной сутане и третий, скрывающий свое лицо в складках низко опущенного капюшона.

Впрочем его предосторожность была излишней - истерзанная и почти безумная женщина, распростертая на полу врятли нашла бы в себе силы разглядывать своих мучителей, а я, нынешняя, узнала бы его из тысячи и в кромешной мгле.

Некоторое время они стояли, вглядываясь в полумрак, а потом, разглядев мое тело на полу, священник приблизился к нему и, осенив крестным знамением, начал читать молитву старческим надтреснутым голосом Закончив, он окликнул меня по имени и не услышав ответа, позвал снова и снова. Затем подал знак охраннику Тот, склонившись над телом тяжелой грязной рукой простолюдина грубо схватил его обнаженное за плечо и отпрянул, призывая Создателя..

- Умерла? - спросил священник своим тусклым голосом и торопливо перекрестился.

- Нет! - зарычал третий, зарычал тихо и страшно, так зверь, притаившийся в пещере рычит, не в силах сдержать ярости и гнева И вздрогнул стражник, тихо звякнули ключи в его грубых руках, и сбился монах, читающий молитву.

- Нет, - повторил третий и, отбросив капюшон, оттолкнул священника и склонился над телом Своими длинными тонкими пальцами, унизанными драгоценными перстнями, он впился в обнаженные плечи жертвы и, приподняв, потащил бездыханное тело поближе к свету. Голова женщины запрокинулась, длинные спутанные пряди волос потекли по полу и он едва не запутался в них своими неожиданно маленькими ногами, затянутыми в мягкую кожу сапог. Сомнений не было - он разжал пальцы и тело мягко упало на пол, уже не чувствуя боли.

- Нет, - в третий раз повторил он, ни к кому не обращаясь - Она не может умереть так Ее сожгут сегодня на площади возле собора Живую или мертвую, ее сожгут сегодня.

- Это не возможно, ваша светлость, - своим бесцветным голосом вдруг возразил священник, - законы святой инквизиции повелевают...

- Молчи, монах, - грубо оборвал его третий, - здесь действуют только мои законы Ее сожгут сегодня на площади возле собора Это говорю я, великий герцог.

Ночь шла на убыль Треугольник окна на черной стене обозначился густо синим цветом, который едва ли не с каждой минутой становился все светлее, словно наполняясь светом наступающего дня. В первые дни своего несчастья, когда бессонница набросила на меня свой душный старческий полог, подбитый тоской и безысходностью, я пыталась бороться с ней, глотая таблетки, принимая теплые ванны с травами и теплое молоко с медом, считая трехсот слонов и читая первую главу \"Евгения Онегина\" наизусть - все было напрасно Ночи тянулись пустые и страшные, наполненные воспоминаниями о коротком счастье и бесконечном потом кошмаре его утраты Уже не было слез и пропало жгучее стремление куда-то мчаться и силой, угрозами, мольбами пытаться возвратить утраченное И надежды на чудо, то ли Божье, то ли дьявольское, замешанное на кровавых ритуалах магии черной уже не было Я не смела теперь переступить порог храма, хотя в первые дни долгие часы проводила рыдая у любимых икон, полгая, что обратившись за помощью к Князю Тьмы, погубила свою бессмертную душу И только бессонница, холодная, безжалостная старухавампирша, осталась со мной Все чаще теперь мне казалось, что смерть- если не родная сестра ее, то уж наверняка какая - ни будь ближайшая родственница, однако куда более привлекательная и милосердная Я уже и не пыталась бороться с ней, встречая каждую ночь в холодной постели, покорная как рабыня и провожая по утрам, опустошенная, безразличная ко всему, с глазами, обведенными густой синевой и запавшими как у мертвеца Впрочем я и была мертвецом Удивительно, но это как будто ощутили почти все окружающие меня и люди, и животные Внешне я стала спокойнее Прекратились частые бурные истерики, коим я было сильно подвержена в первые дни моего несчастья Я уже не донимала никого безумными планами каких-то неотложных действий, с фанатизмом мазозистки не требовала все новой информации о человеке, обрекшем меня на страдания, не упрекала в предательстве - и, стало быть, переносить мое общество стало теперь не так уж обременительно Но большинство тех, кто старался скрасить мое горе своим постоянным присутствием в первые дни, стыдливо избегали теперь моего общества, словно само общение со мной могло навлечь несчастье и стать дурным предзнаменованием в их собственной жизни..

Звери же были еще более откровенны - огромный рыжий кот мой, сверх меры обычно ласковый и жаждущий человеческого общения, забивался теперь в самые отдаленные углы дома и глаза его, полные ужаса и тоски, следили за мной из темноты укрытия. Он не приходил мне на помощь как это обычно делают кошки, понимая - помочь мне уже нельзя.

Любимая кобыла моя - Лялька, боевая подруга и постоянный источник теплой исцеляющей энергии, дико заржав выбросила меня из седла и унеслась с трека, выбив легкое заграждение А были времена когда в самые безрадостные, как тогда казалось мне дни, дни поражений и тревог, я приезжала к ней и обхватив теплую чуткую шею шептала \"Помоги мне, подруга моя любимая, Лялька, поддержи\" Мы уезжали в поля и долго мчались галопом, словно паря в бесконечности. И гладкие бока Ляльки покрывались клочьями белой пены а ко мне приходило теплое спокойствие и вера в себя Теперь Лялька боялась меня словно, свинцовая тяжесть моего горя могла погубить ее, крылатую почти, намертво распластав по холодной уже октябрьской земле Страдала добрая Лялькина душа, убиваясь по мне, - говорили конюхи, несколько дней отказывалась она от еды и тревожно жалобно ржала ночью, пугая лошадей в соседних денниках Страдала Но и она не могла помочь.

Собственно помощи я уже и не ждала ниоткуда Первые дни были днями метаний - от людей - к силам, которые людям малопонятны и почти неведомы, в надежде что кто-то да сжалится над моими страданиями и поможет Сейчас воспоминания об этом лишь добавляли боли - слишком откровенно говорила я о том, что творилось в душе и забыв не то что гордость - стыд ( а ведь в прошлой - до несчастья своего- жизни была человеком очень гордым и независимым) молила о помощи Теперь, вспоминая об этих минутах своего унижения я в прямом смысле слова - корчилась от боли и стыда, по крайней мере гримасы- судороги властвовали на моем лице и я ничего не могла с ними поделать, но в последние дни отступили и приступы этого жгучего стыда И мысли о том, чтобы добровольно уйти из жизни ушли Я не боялась смерти, нет И кара Господня за грех самоубийства не страшила меня - я уже очень много согрешила и в делах и в помыслах своих и все это были грехи смертные Просто одной из бессонных ночей пришло ко мне ясное ощущение скрой и неизбежной моей смерти и вместе с ней - избавления от всего, чем жила я последние месяцы своей короткой в общем-то еще жизни.

Словом, я точно знала, что скоро умру и просто ждала этого момента неторопливо приводя в порядок нехитрые дела и стараясь менее обижать окружающих меня людей в надежде на их милосердие и участие после того, как все произойдет.

Сестра моя, иногда еще остававшаяся у меня ночевать, все еще опасалась, наивная, что я опять как в первые дни попытаюсь что-нибудь сотворить с собой и ночью несколько раз подходила к моей кровати, чутко прислушиваясь к дыханию Заслышав ее легкие крадущиеся шаги, я шепотом, чтобы не напугать, сказала ей.

- Не бойся, я ничего больше не буду с собой делать.

- Почему? - она все-таки не ожидала того, что я заговорю с ней и вопрос прозвучал совершенно искренне Ей да и многим другим, наблюдавшим мои страдания действительно было непонятно почему я не предпринимаю более решительных усилий, чтобы покинуть этот мир, тем самым положив им конец.

- Я сама умру - ответила я, и видит Бог, это было правдой По крайней мере в тот момент я уже была в это абсолютно уверена Она не поняла, конечно, приняв за очередную болезненную блажь.

- Не говори глупостей Хочешь, я посижу с тобой? - Я не хотела И она, поцеловав меня, ушла к себе в комнату, так ничего не понимая Жалея меня и тяготясь мною, одновременно.

Мне оставалось только ждать И я ждала.

- Поступок великого герцога необъясним и сегодня Это странно, поскольку свидетельств о его жизни, характере, склонностях существует достаточно и, если бы вы учились на факультете психологии, то без труда воссоздали бы то, что психологи именуют психологическим типом. Так вот подобный поступок в рамки этого психологического типа никак не укладывается Возможно психологи смогли бы и предположить, чем он был продиктован Но мы с вами посвятили себя науке, которая сослагательного наклонения не терпит, а к предположениям относится, мягко говоря, без особого энтузиазма Посему знак вопроса в конце этого эпизода жизни великого герцога останется, видимо, уже навсегда Доподлинно известно лишь то, что он отдал приказ публично казнить... труп Несчастная женщина, схваченная по его приказу, обвиненная в колдовстве и приговоренная к сожжению, умерла накануне казни, не выдержав пыток, которым ее подвергали Тем не менее весь ритуал сожжения был исполнен Иными словами, мертвое тело было предано огню на центральной площади города при огромном стечении народа.

Он был почти уверен - время лекции истекло ужу минут пятнадцать назад, в аудитории висела однако тишина, внимание.

расслабленных и непоседливых обычно, особенно к окончанию\"пары\" студентов сейчас было сосредоточено настолько, что он почти физически ощущал его сгусток, расползающийся в душном пространстве маленькой аудитории Раньше он радовался и удивлялся этому каждый раз, словно получая в этом напряженном внимании, подпитку собственной и без того впрочем, как казалось тогда, неугасаемой страсти Он настолько упивался ею в ту пору своей жизни и так любил эту сгустившуюся тишину, что однажды даже, подвыпив, совершенно по-мальчишески похвастался ею одному из коллег:.

- А что, собственно, так тебя умиляет, старик? - не преминул тот незамедлительно окатить его ушатом холодной воды Русская( в ту пору именовавшая себя советской) интеллигенция не терпит радости ближнего - Ты им вместо обычного нашего занудства излагаешь какой-то полу- детективный, полу - мистический сюжетец...

Он не обиделся Собственно, он почти не обратил внимания на эту злобную реплику коллеги И возражать не стал А мог бы. Достаточно было бы заметить, что в истории огромное количество не полу - , а чистейшей воды детективных и мистических и любовных, и всяких прочих захватывающих сюжетов и сюжетцев и читает он свои лекции одинаково - артистично и слегка пафосно ( об этом не то что на факультете, во всем университете ходили легенды), но лишь когда звучит эта история повисает в аудитории такая тишина.

Но время шло и страсть его, как и всякая другая (правы тысячу раз, черт бы их побрал, скептики! ) поостыла, осталось теперь лишь стойкое, скорее привычное, увлечение, которое давало основание коллегам с должным пиететом объявлять его крупнейшим исследователем определенного периода средневековой истории Западной Европы Остались в прошлом кандидатская диссертация, десятки монографий, многочисленные газетные публикации, выступления на радио и в телевидении, и даже сценарий художественного фильма, в котором он значился консультантом. И страсть, заставляющая гулко биться сердце и исполненное восторженной тревоги ощущение, что где-то не следующей странице старинного манускрипта или монастырской рукописи, ему откроется тайна Этого не случилось.

- Время наше, однако истекло, и этим неразрешимым вопросом я позволю себе завершить повествование об самом загадочном эпизоде в славной биографии великого герцога, философа и воина, жестокого феодала и утонченного поэта Вы свободны, господа вольные студенты.

Аудитория вздохнула разочарованно.

- А может он ее любил? - кудрявой рыжей толстушке не хотелось расставаться со сказкой В жизни ее явно не ждало ничего романтического.

- Может. Но исторически достоверные подтверждения этого факта отсутствуют - улыбка его была грустно-ироничной Он даже красиво развел руками Аудитория вернулась в свое обычное состояние - ответом на детский вопрос было ржание и шквал уничтожающих реплик Толстушка покраснела до слез и взглянула на него с надеждой.

Ну нет, милая, - ответил он про себя Влюбленные студентки в разное время попортили ему немало крови, - выкарабкивайся самостоятельно. Учись, он перекинул плащ через плечо и легко подхватив некогда изящный, а теперь весьма потертый кожаный портфель, стремительно скрылся за дверью, опережая хлынувший между рядами поток студентов.

Университетский сквер встретил его холодной пеленой мелкого, почти неощутимого поначалу дождя и тумана, казалось влажная пелена заполнила собой все земное пространство, фонари светили тускло, а контуры домов и машин угадывались еле-еле Он поспешил к своей машине - старенькой уже \"девятке\", некогда пижонистой, а теперь прямо-таки сиротской на фоне расплодившегося ныне поголовья роскошных иномарок.

- Как и я, - подумал он прогревая двигатель и тщетно пытаясь согреться, - Университетская звезда, пижон и плейбой, ныне - почти пожилой мужчинка на раздолбанной тачке, в стоптанных ботинках, доживающий свой век в однокомнатной, давно требующей ремонта квартире, доставшейся ему после развода с последней из трех его бывших жен.

Двигатель наконец счел себя достаточно обогретым и на всякий случай пару раз чихнув, заурчал вполне добродушно. Он долго аккуратно выезжал со стоянки - в сплошном тумане, сочащимся мелкой водяной пылью легко было задеть кого-нибудь, а еще опаснее что-нибудь - с надменной мерседесовской звездой или бээмвешной шахматкой на капоте Обошлось И только вырулив в полноводный поток Охотного ряда, он расслабился и сознание привычно заработало в двух направлениях - одна часть внимательно отслеживала ситуацию на дороге, готовая в любую минуту к принятию решения в экстремальной ситуации, друга же - плавно растеклась по неведомым никому пустынным тропинкам его размышлений и воспоминаний.

- А если он любил? - мысль эта принадлежала отнюдь не \"химической\" толстушке - он обращался к ней множество раз, собственно он почти уверен, что любовная составляющая была серьезной если не основной частью этой истории, но исторических подтверждений этому почти не обнаружилось Доподлинно было известно лишь то, что великий герцог некоторое время состоял в любовной связи с знаменитой и прекрасной аристократкой, княгиней Да-да, княгиней. Странность истории этой состояла еще и в том, что пыткам и варварской казни была предана отнюдь не простая крестьянка, что было не редкость в ту пору Речь шла о женщине принадлежащей к одному из древнейших родов государства - история подобных прецедентов почти не знала Герцог, бесспорно, слыл и был великим Дон Жуаном, список жертв его мимолетных страстей и страстишек исчислялся сотнями, но не с одной из них он не обошелся так жестоко К тому же, к моменту, когда карающая десница великого и могучего властелина нежданно распростерлась над несчастной, связь их оставалась уже в далеком прошлом, и времени с тех пор минуло столько, что герцог успел весьма успешно и как утверждают источники по неземной любви жениться и овдоветь Нет, поступок великого был необъясним, вернее объяснений ему находилось великое множество, но не одно из них не находило достоверного подтверждения Посему это была тайна И она долгое время мучительно выжигала его мозг и душу, заслоняя собой саму его жизнь, временами буйную и веселую, временам плавную до скуки, временами тревожную и даже отвратительную какими-то своими мерзкими событиями, но в целом вполне успешную и имеющую все основания быть счастливой, жизнь преуспевающего ученого-историка и вполне симпатичного парня - москвича образца середины семидесятых годов Теперь он постарел, и как за глаза поговаривали знакомые \"сильно сдал\". Иногда ему казалось, что страсть его тоже состарилась месте с ним, силы оставили ее, стала она тихой и почти неощутимой и от того, в душе его было пусто и пыльно, как в запущенной холостяцкой квартире, с потертыми ковром, на котором вечно валялись давно прочитанные и уже успевшие пожелтеть газеты и журналы, постель почти никогда не застилалась, пепельницы подолгу оставались полны окурков, и тяжелый запах старого табака немедленно пропитывал каждого, кто переступал ее порог В эту обитель он и возвращался теперь промозглым осенним вечером аккуратно выруливая старенькую свою девятку в плотном агрессивном потоке машин.

Этим утром я опять осталась жива.

Уже очень давно, страдая от бессонницы, я научилась не метаться по кровати, сминая одеяла, простыни и подушки Теперь я умела лежать спокойно, почти недвижимо и ожидать рассвета в полном оцепенении духовном и телесном Мысли мои тоже почти останавливали свой бег и плескались едва заметно, как холодные воды стоячего озера.

Пришло утро, похожее на десятки, а быть может и сотни уже других Звенела на кухне внизу посудой сестра, спеша покинуть мой унылый дом, не преминув при этом ни одной из своих родственных обязанностей, в числе которых контролю за моим питанием отводилось едва ли первое место Сейчас она старательно приготовит завтрак, красиво сервирует стол, накроет весь этот аппетитный по меркам любого нормального человека натюрморт, белой крахмальной салфеткой и торопливо выскользнет за дверь, не проглотив и чашки кофе, чтобы не задержаться и, не приведи Господь, не встретиться со мной.

Я не сужу ее за это... Господи прости, да и мне ли ее судить? Последние полгода я веду себя, как человек тяжело, неизлечимо больной, обреченный на долгое мучительное умирание И все те близкие мне люди, которые в силу дружеских или каких иных обстоятельств, остались подле меня были вынуждены принять правила этой, навязанной мною, игры и вести себя со мной именно так - как с человеком, которого страшный недуг неумолимо и стремительно влечет к последнему пределу В то же время, я абсолютно, даже противоестественно для человека, снедаемого сильными душевными страданиями, здорова с точки зрения традиционной, да и нетрадиционной, пожалуй тоже, медицины. Ни один из моих органов не поражен никакой болезнью Я молода, и как утверждают некоторые, весьма недурна собой Я относительно богата, по крайней мере огромное большинство из доведенных до последнего предела не то что бедности- нищеты, моих сограждан, с великой радостью отдали бы все отпущенные им до скончания дней радости и душевный покой за малую толику моих материальных возможностей Со мной не случилось ничего чрезвычайного, запредельно ужасного, губительного.

Все гораздо проще Меня бросил любимый мужчина Да, бросил подло и бессердечно, но уже по тому как пошло звучит эта фраза, очевидно, что женщин, всех и всегда бросают именно так, подло и бессердечно.

Я хорошо знаю свои недостатки, но и достоинства мои мне прекрасно известны - я умна, психически устойчива, сильна, иногда до жестокости и цинизма Десятки, если не сотни людей, без колебания подтвердят справедливость этих утверждений Перед самим Создателем я готова присягнуть, что это абсолютная правда.

Но абсолютная правда и то, и в этом свидетель мой - Господь, что тело мое лишенное последних душевных сил, да и самой, сдается мне, бессмертной души, готово вот-вот покинуть этот бренный, отвратительный и прекрасный мир Именно так, отвратительный и прекрасный Теперь, когда я почти не ощущаю его своим миром, я понимаю это с удивительной ясностью..

Внизу на кухне все оказалось именно так, как и ожидала я, машинально вслушиваясь в звон посуды Белая крахмальная салфетка, ароматный густой кофе в серебряном кофейнике горячие хлебцы и вазочка с тускло поблескивающей икрой в ломтиках красиво наколотого льда.

\"Дрянь\". - говорю я себе, но не верю в то что, сейчас произнесу. Это традиции, воспитание, образование и прочее, прочее, прочее чем как подушку утиным пухом набивали с детства мое сознание, завопит сейчас во мне, сводя впрочем всю красивую философию к банально-базарному: \"бесишься с жиру\" Нет Я ведь знаю, данным мне непонятно кем и когда знанием, что если не сотни, то уж несколько десятков женщин в эти же самые минуты так же как я готовы покинуть земную обитель, безразлично отрешаясь от того, что окружает их в ней - неважно - дворцы это или хижины, ароматный шелк или зловонные обноски Души их пусты и уже почти покинули поникшие тела Миллионы пьют из этой чаши, - не унимается во мне та, которую долго и старательно в разные годы лепили разные люди и целые их коллективы.

Миллионы пьют, но лишь некоторым определена судьбой кара - испить до дна и познать смертельную горечь яда, - отвечаю ей я И прекращаю этот спор Слава Богу, это в моей власти.

На столе, в привычное собрание предметов сервировки - ярким пятном притягивающим взор внедрена сегодня раскрытая книжица журнала Это, наверняка тоже предназначено мне, ибо вслед за пищей телесной мои хранители считают своим долгом питать и врачевать мою израненную душу Я и не возражала, особенно в первые дни и недели моего несчастья - Бог мой, кого только не призывали мне на помощь - сейчас вспоминать об этом не только мучительно стыдно, как о своих истериках и приступах бессильной ярости, но и очень страшно, потому что кажется мне - в той жизни не будет мне даровано прощения, слишком темны были иногда мои помыслы и чаяния И пусть все эти черные маги, заклинатели и \"потомственные колдуны\" были всего лишь смешными алчными клоунами-уродцами - я-то, обращаясь к ним, каждый раз истинно взывала к сатане, или кто бы он не был на самом деле, попирая веру свою и предавая Создателя. Мысли об этом рождали во мне унылый безысходный ужас и тоскливое ожидание неизбежной и жуткой кары.

Однако - я все еще была жива - рука потянулась к журналу..

Прекрасным было это утро - ярким и прохладным - такое редко случается в наших краях, где зной просачивается на землю уже с первыми лучами солнца и вместе с его живительным сиянием струятся в небес раскаленные потоки жары, вечерами же напротив, раскаленная земля и все что произрастает и возведено людскими руками на ней и даже потоки вод, стремятся быстрей отдать скопившийся жар бездонно-черным небесам и их раскаленное дыхание кажется достигает звездной россыпи, отчего звезды мерцают зыбко, словно плавая в раскаленном мареве.

Сегодня же все было иначе Я, однако, не могла насладиться этой чудной редкостной прохладой, ибо навек стала бестелесной, и лишена была даже этой малой радости Но и телесных мук лишена я была тоже и, глядя откуда-то сверху на свое искалеченное кровоточащее тело, распростертое на грязной дощатой повозке, должна была бы вознести благодарение тому, кто освободил меня от телесной боли, но не находила в себе слов и мыслей даже о благодарности, ибо муки душевные были много страшнее Так страшны были они, что неописуемы.

Толпа пребывала Узкие улицы были запружены казалось до отказа и повозка, сопровождаемая всадниками герцога с трудом прокладывала себе дорогу к главной площади у собора Солдатам приходилось уже пускать в ход копья и плети, отгоняя людей Те безропотно сносили удары и пинки, продолжая липнуть к телеге и едва не скатываясь под ее колеса Что привлекало их? Вид изуродованного и почти обнаженного женского тела? Однако страх? Ведь я объявлена была опасной и многосильной ведьмой, наперсницей самого сатаны... Возможно созерцание поверженного зла вселяло в их простые бесхитростные души ощущение некоего торжества святой веры над коварными силами тьмы? Нет, фанатичной радости слепых праведников не было на их грубых лицах - только жадное почти животное любопытство Они перекрикивались и те, кому не повезло все видеть своими глазами спрашивали у других как я выгляжу? Бела ли моя кожа? Какого цвета волосы и не острижены ли они? Открыты ли глаза и не остановила ли я на ком-нибудь свой взгляд? Это была еще одна коварная выдумка моего главного палача - он приказал казнить меня вдали от моего города и тех мест, где долгие годы жила и славилась своей историей и богатством моя семья Здесь обо мне не знали ничего, кроме того что было объявлено накануне казни и потому из открытых окон и с тесных литых балконов женщины - почему-то только женщины с проклятиями бросали в телегу камни, гнилые овощи, осколки разбитой посуды, но таковых было не так уж много. Младенцы плакали на руках у матерей, но те не спешили унести их подальше от жуткого зрелища, детей постарше отцы, наоборот, поднимали над головами, чтобы те могли видеть все и те радостно смеялись, взлетая над душной толпой на широких отцовских плечах и жадно разглядывали ту, что некогда служила самому сатане и могла, если верить тому, что говорилось в приговоре святой инквизиции превращать людей в отвратительных болотных жаб, огромных крыс-людоедов и прочих мерзких тварей, заставляя их после служить себе.

Прямо за телегой, прикрываемые от толпы всадниками, брели два монаха-иезуита, в низко надвинутых на глаза коричневых капюшонах Оба казались древними старцами. Широкие капюшоны не скрыли от меня глубоких морщин, избороздивших их пергаментно желтые лица и тусклые выцветшие глаза Оба беспрестанно творили молитвы, сжимая старческими руками тяжелые кресты у себя на груди.

Им было не по себе - этим несчастным, моя новая бестелесная сущность могла теперь не только видеть и слышать, неведомым мне ранее образом ей открывались теперь и мысли и чувства людей Старикам-иезуитам было известно, что Господь уже призвал к себе ту, чье изуродованное тело сейчас предавалось глумлению толпы - они молили у Создателя прощения себе за участие в этом страшном спектакле. И только О душе моей не поминали они в своих молитвах, как и не поминали о том, кто принудил их к этому святотатству Им не дано было знать всего Да и никому еще не дано было понять, что же и чьей волей вершиться сейчас под ярким лазурным небом.

Повозка тем временем достигла наконец площади, на самом деле это была круглая, вымощенная черным булыжником площадка перед величественным и мрачным собором, слишком, пожалуй, громоздким для такого маленького городка.

Этот небольшое, окруженное словно крепостной стеной плотно прилегающими друг у другу узкими и высокими - в три-четыре этажа домами, с небольшими оконцами-бойницами и торжественным фасадом собора, пространство было на удивление свободным от толпы. Четыре узенькие - ровно на ширину копья чтобы проезжающий рыцарь мог держать его поперек седла, не задевая стены домов - улочки как каменные ручейки стекались в круглое озерцо площади, по ним и струился полноводный людской поток, но путь ему преграждали конные стражники из свиты герцога и потный, шумный водоворот толпы пенился сотнями людских голов, разбиваясь о широкие мускулистые конские груди. На площадь горожан не пускали. На средине ее, жуткой темной пирамидой высился массивный деревянный столб, равномерно обложенный почти до середины охапками хвороста, вокруг него, словно храня неведомо от кого орудие страшной казни, стояли стражники, рядом с ними, почти неподвижные, темнели фигуры в сутанах- слуги святой инквизиции, коим предстояло, видимо, огласить ее приговор, а в некотором отдалении, прямо у собора - высилась группа всадников в ярких драгоценных одеждах, холеные ретивые лошади под ними не желали стоять не месте, и гарцуя, отступали назад, то и дело задевая копытами ступени собора, казалось, всадники выезжают прямо из темных недр величественного храма, попирая тем самым его святость и власть того, во имя которого он был воздвигнут. Более, как увиделось мне сначала, здесь не было никого..

Главного гонителя и палача своего первым разглядела среди всадников сейчас он не прятал своего лица, лица прекрасного как и прежде, напротив яркое солнце озаряло его царственный лик, но и великому светилу было не по силам осветить глаза его, огромные, они темнели на лице как две бездонных черных пещеры. Глядя в них ( но так давно это было, что теперь сомневалась я, а было ли вовсе) я всякий раз испытывала головокружение, а за ним жуткое и восхитительно одновременно чувство то ли падения, то ли полета в неведомую, пугающую и манящую бездну. Теперь оно свершилось наяву, после стольких лет разлуки и тоски, и, лишенная земной оболочки, душа моя парила в этой бездне, бестелесная и безгласная..

Повозка остановилась возле страшного черного столба и двое стражников подхватив безжизненное тело, тяжело поволокли его по деревянным ступеням, шатко пристроенным поверх вязанок хвороста..

Это давалось им нелегко - мертвое тело было неподатливым и начальник караула уже начал покрикивать на солдат, опасаясь высочайшего гнева Толпа к тому же, забурлила сильнее, громче стал ее невнятный гул, всадники препятствующие людскому напору не могли удержать лошадей на месте, всхрапывая и испуганно кося глазами те медленно отступали на площадь, отчего пространство ее сужалось Казалось вот-вот произойдет неотвратимое - людской поток прорвет заграждение и бурля, смете все на своем пути - и стражников, и повозку, и то, что через несколько мгновений должно стать страшным костром святой инквизиции, и своих повелителей-всадников, гарцующих на ступенях собора, а быть может и сам собор, неестественно мрачный, в это прозрачное солнечное утро Но этого не случилось Толпа вдруг, словно повинуясь чьей-то неслышимой команде, смолкла и даже позволила всадникам снова оттеснить себя к прежним границам - двое стражников наконец справились со своим тяжким делом - растерзанное женское тело взметнулось над площадью, стражники торопливо обматывали его толстыми веревками намертво пригвождая к столбу..

То что было некогда мною, последней наследницей славной и могущественной династии, той, кому посвящали сонеты, чьи портреты писали лучшие художники империи, из-за которой прославленные рыцари бились в смертельных поединках, вознеслось теперь над крохотной площадью в маленьком приграничном городишке, изуродованное, одетое в жалкие лохмотья, сплошь покрытые кровавыми пятнами. Голова безжизненно упала на грудь и длинные спутанные волосы грязной пеленой закрыли лицо... Один из служителей великой инквизиции, очевидно, обличенный большею из всех властью, развернул тонкий бумажный свиток и монотонно, но достаточно громко, чтобы слышно было и затаившейся в ожидании страшного зрелища толпе, начал читать приговор Он был краток Судьи мои решили, похоже, не утруждать себя и, более того, тех, кто не без труда сдерживал сейчас на месте горячих ретивых скакунов своих перечислением бесконечных и страшных мои преступлений перед Богом и людьми, сказано было лишь, что уличенная в яром служении Сатане, я даже представ пред всевидящие очи святой инквизиции не раскаялась, а упорствовала во лжи.. и, ожидая смертного часа своего отказалась принять святое причастие, чем более еще подтвердила свою вину и справедливость выдвинутых обвинений Меня приговаривали к сожжению - ничего другого, кроме как предать огню, святая инквизиция и не могла бы сотворить со мной ныне..

Известны ли кому? - по прежнем монотонно, но громко обратился монах к толпе, - какие - либо деяния, слова или иные выражения мыслей преступницы, которые могли бы поставить под сомнение справедливость приговора? Если - да, то молчание его теперь - есть смертный грех перед богом и преступление перед законами великой инквизиции..

- Известны - безгласный вопль сотряс мою парящую в мягкой утренней прохладе душу, - известны Хорошо известны тому, кто сейчас тонкой рукой в светлой кожаной перчатке нервно ласкает гриву своего вороного коня, лицо его, как всегда, при большом стечении народа, величественно и бесстрастно, но душа его, так же как моя, не ведает сейчас покоя и трепещет заточенная в телесной оболочке, раздираемая противоречивыми страстями - мрачной радостью и неуемной тоской Никто не отозвался из толпы Она, по прежнему глухо шумела и волновалась, пугая лошадей.

Инквизитор почтительно приблизился к группе всадников и о чем-то спросил главного среди них- великого герцога, тот нетерпеливо кивнул головой и взметнул вверх руку.

- Палач, делай свое дело, да свершится воля Господня! - прогремело над площадью, - один из стражников, в накинутом на лицо красном капюшоне быстро вонзил в сухие ветки хвороста горящий факел, его примеру последовали другие - пламя огненным кольцом охватив основание пирамиды начало стремительно перемещаться вверх, к ее основанию, словно быстро поползла вверх гигантская змея, неукротимо приближаясь к вершине.

Время не остановилось и не шагнуло вспять - настал страшная минута моей - второй уже за последние несколько часов смерти - языки пламени как свора разъяренных псов набросились на обнаженные ступни безжизненного тела, их огненные клыки немедленно достали и истерзанный подол последнего на этой земле моего жалкого одеяния - пропитанная кровью ткань вспыхнула, огненным саваном охватывая измученное тело и вслед за ней пламя поглотило копну грязных и спутанных, но и сейчас пышных, как и некогда моих волос - оно пылало теперь особенно ярко в своей неумолимой всепоглощающей власти, и искры как вестники свершившегося с громким треском устремились ввысь, в бездонную синеву небес.

По сердцу пришлось ли доставленное ими известие тому, кто безраздельно властвовал в сияющей выси? Ответ на этот вопрос еще не открылся мне в те мгновенья, да и не он занимал сейчас мою несчастную душу, теперь уже окончательно утратившую свою земную оболочку.

Ярко пылающий посреди площади костер обращал сейчас в прах и пепел то, что некогда было моим телом, но не он мучительно и властно приковал к себе внимание души Я наблюдала за палачом своим, боясь пропустить хоть легкую тень, затуманившую его лицо, хоть невидимую морщинку, которая пролегла бы между бровей - мне не дано было проникнуть в мыли и чувства его, как постигала я без труда мысли и чувства любого простолюдина из толпы - и здесь судьба или тот кто подлинно вершил надо мной этот страшный суд не позволил мне приблизиться к тому, во имя чего и совершила я свой смертельный грех только один, но не те сотни и тысячи страшных преступлений, в которых волей палача моего, обвинила меня святая инквизиция Только одни.

Но и то что увидела я, не смея прикоснуться к его душе и мыслям, потрясло меня и сковало каким-то неведомым ранее холодным ужасом: - по лицу его текли слезы, ясные и чистые, как слезы младенца, он не скрывал их, словно забыв обо всем, а губы его беззвучно почти, произносили, как молитву, имя Он звал женщину Бесконечная смертельная тоска и дикая боль были в этом зове - и мне известна была тому причина - женщины, которую звал он, жены его - Изабеллы вот уже пять лет, как не было на этой земле Я была тому виною, я, некогда прославленная красавица, а ныне бестелесный призрак лишенный пристанища и страшного успокоения даже в адском пламени.

Светлые слезы неутолимой скорби струились по лицу палача моего и это зрелище было столь нестерпимо, что показалось, мне несчастной, боль телесная вновь вернулась ко мне, а с ней, быть может даровано и отдохновение смерти? Так наивно вознадеялась я, и рванулась, ища погибели к ревущему пламени костра Но тщетно, взору моему открылись лишь обугленные останки моего тела, которые безобразно корчились, словно сплетясь с языками пламени в страшном дьявольском танце.

И тут в разочарованном гуле толпы - она ожидала от жертвы страшных воплей и проклятий, в реве пламени, в испуганном ржании лошадей, я услыхала тихий смех Вся боль и страдания, телесные и душевные, страх и ужас испытанные мною прежде, вплоть до самых последних нынешних минут показались мне легкими укусами москитов и девичьими душевными волнениями перед этим тихим смехом.

И увидела я его - на ступенях храма стоял он - и снова сжалась я потрясенная этой великой неправдою, ибо не мог и не смел он находиться под сенью святого крова На ступенях храма, в тени одной из колон стоял он, одетый как обычный зажиточный горожанин или богатый торговец Ни тени улыбки не было на его смуглом словно точеном лице, но это был его смех, тихий и почти счастливый Я это знала, да у него и не было нужды скрываться от меня.

- Господи. - рванулась отчаянно безгласная душа моя Впервые с того страшного момента, когда не свершила еще, нет, но в помыслах своих обратилась я к свершению страшного греха моего, впервые с той поры посмела я обратиться к Создателю, - Господь всемогущий и всесильный, нет мне пощады! Но отчего позволяешь ты править безраздельно тому, кто попирая волю твою, похищает бессмертные души твоих рабов и обрекает их на страшные муки? Отчего же смеет он, не страшась тебя и слуг твоих, являться уже и под сводами твоего храма? Боже праведный, ты же отец всех сирот! Почему же оставил меня одну в страшный час моего отступничества?!.

Никто не ответил мне- ибо не было мне прощенья.

Волновалась толпа все еще сдерживаемая всадниками, но уже отхлынули задние ряды ее и медленно, словно тая на жаре, что крепчала все заметнее, редели людские реки, а то и вовсе.

разворачивались вспять и медленно, разочарованные и угрюмые струились прочь от площади на которой догорал, чадя, страшный костер..

С диким гиканьем умчалась кавалькада всадников, скрылись под величественными сводами. собора монахи и тяжелые мрачные двери его затворились за ними, охраняя святое пространство от греховного дыхания внешнего мира Потоки жары уже опрокинуло на черные круглые булыжники утратившее утреннюю лазурь выцветшее полуденное небо- площадь стремительно пустела..

И никто не обратил внимание как бесшумно появившись из.

узкого протока безлюдной уже улочки, на нее вступил человек.

Квартира встретила его ставшим уже привычным неуютом, спертостью воздуха, толстым слоем пыли на мебели, парой грязных тарелок в раковине на кухне, крошках на кухонном столе и пустотой холодильника Казалось, здесь не жили как минимум неделю, а то и две, на самом же деле он покинул свое холодное жилище сегодня утром. и пару дней назад даже проводил в нем какое-то подобие уборки Но так получалось всегда и он никогда не мог объяснить себе( а больше этим никто уже давно не интересовался) почему его жилище моментально обретает черты запустения и едва ли не тлена, как только он покидает его хотя бы не на долго.

Мистика какая-то, - в сотый раз сказал он сам себе и своей неуютной квартире и начал не спеша готовить вечерний чай, в чем не было собственно никакой необходимости- он не был голоден Но ему каким-то образом чудилось, а вернее мысль эта просто сидела у него в подсознании, что если он перестанет вечером пить чай, а утром - завтракать( хотя организм его категорически не желал по утрам никакой телесной пищи, только духовной - в виде свежих газет и утренних телевизионных программ), то квартира и вовсе перестанет принимать его и вернувшись сюда однажды, он просто найдет дверь каким-нибудь дичайшим первобытным, а вернее способом времен гражданской войны и интервенции заколоченной и покрытой - это уже из чисто сказочной области толстым слоем паутины Вот такими были его неосознанные страхи Но к психоаналитикам он не обращался, а самостоятельно причину этих явлений и своих ощущений по их поводу понять не мог.

С чашкой горячего чая, он направился не к письменному столу, как раньше, а в телевизионно-диванное лежбище, где проводил теперь все больше свободного времени, но как всегда остановился возле стены, на которой висели три небольшие старинные гравюры, укрытые от времени за толстыми стеклами Гравюры, собственно, составляли триптих - и это была пожалуй самая ценная, не считая громадной библиотеки, вещь в его доме Вернее, вещь эта была бесценной Три небольшие гравюры - конца шестнадцатого века- как три кадра фотохроники, последовательно запечатлели три разных момента одного события Впрочем, уместнее здесь будет сказать - трагедии, ибо речь шла о казни.

Много лет назад, еще будучи подающим большие, если не сказать блестящие надежды, аспирантом исторического факультета, он, специализируясь на истории святой инквизиции, которая наибольшего расцвета и размаха достигала в Испании, наткнулся на историю обвинения в колдовстве и казни представительницы одной из самых знатных и богатых семей страны Это показалось ему странным, не укладывающимся в логику обычных процессов святой инквизиции Азарт исследователя и так не дремавший в нем, тут разгулялся вовсю и он погрузился в ту стародавнюю трагедию умом и сердцем на долгие-долгие годы В начале исследования с ним происходили вещи замечательные, он делал находки, которые буквально потрясали ученый мир, из числа близко интересующихся темой Это было чудно, увлекательно и лишь непонятно и оттого слега, самую малость тревожно, было ему от мысли, почему за долгие годы исследования не новой в общем темы, никто не обнаружил то, что оказывалось для него лежащим на едва ли не на поверхности Тревогу он гнал или предпочитал попросту не замечать, но много и с удовольствием рассуждал вслух и про себя о везении, которое становится наградой за упорство и истине, которая является избранным Спроси его тогда кто- кем и для чего избранным, он врятли бы ответил Впрочем его и не спрашивали, предпочитая восторженно слушать и, случалось, завидовать - он был удачлив, популярен и неукротимо устремлен в будущее.

Тогда же и столь же удивительным образом к нему попали три старинные гравюры Глубокий, древний скорее старец, настоящий арбатский букинист, ( таких уж нет ныне, на смену им пришли, увы, как и в молодости, ловкие и лживые, но благообразно состарившиеся фарцовщики ), в пыльной лавчонке которого он проводил много времени, выискивая манускрипты интересующей его эпохи, позвонил ему поздно вечером и старческим своим, глуховатым голосом, слегка гнусавя, настойчиво просил приехать незамедлительно Заинтригованный, он помчался на такси, благо с Чистых прудов, на которых он тогда жил до арбатских переулков было рукой подать Старик разложил перед ним три пожелтевших, хрупких от времени листа Содержание оттиснутых на них картин с трудом можно было разобрать в свете тусклой лампы под тяжелым бронзовым абажуром - рисунок был исполнен линиями чрезвычайно тонкими, близко расположенными друг к другу, плотно покрывающими пространство бумаги. Особенно это казалось тех фрагментов, где художник изображал толпу- головы, руки, ноги, туловища людей и коней переплелись в ней так тесно и причудливо, что сразу невозможно было определить, что и кому здесь принадлежит - все представлялось странным клубком чрезвычайно тонкого кружева Впрочем сюжет все же был ясен сразу: триптих являл взору картину средневековой казни - на первом картоне - повозка с распластавшимся на ней телом жертвы двигалась по узкой, запруженной толпой улочке, очевидно, направляясь к месту казни Вторая картина изображала саму казнь - средневековую площадь с неизменным готическим собором, в центре которой на костре пылало тело жертвы. Здесь было хорошо видно, что это женщина с пышной копной волос, возле костра изображены были несколько священнослужителей в длинных сутанах, поодаль высилась группа всадников, одетых в пышные вычурные одежды Третья гравюра показалась ему тогда самой странной, ощущение это не покидало его и потом, сколько бы не изучал он впоследствии загадочный рисунок - на нем неизвестный художник изобразил соборную площадь уже совершенно опустевшей, в том месте где только что пылал костер и возносился жуткий столб с пригвожденной к нему жертвой - теперь был заметен лишь небольшой холмик из пепла и обгоревших досок и тлеющих углей - стремилась в небо узкая струйка дыма А рядом в самом центре площади одиноко стоял человек Был он заметно худощав и как-то очень, неестественно, даже нарушая пропорции, высок, фигуру и лицо его скрывало одеяние отдаленно похожее на монашескую сутану, широкое, перехваченное в талии тонким поясом с длинными рукавами и большим капюшоном..

Гравюры эти даже по тем, советским, не знавшим еще истинных цен, временам, стоили баснословно дорого, но старый букинист первым позвал его, довольно известного, но совершенно небогатого аспиранта-историка.

Я знаю, сколько это стоит, молодой человек, - сказал ему старик своим глуховатым гнусавым голосом, - но я уже настолько стар, что имею право позволить себе роскошь Я думаю это именно то, что нужно вам, а вы именно тот, кто должен этим владеть Сейчас вы только из вежливости делаете вид, что понимаете мое старческое бормотанье, но поверьте на слово, а если Богу будет угодно, когда ни будь потом поймете - это очень редкое сочетание Так что забирайте, забирайте немедленно, пока корыстный бес не попутал меня и я не передумал Забирайте и уносите ноги Завтра принесете мне сто рублей, или сколько там наскребете по карманам. Все, теперь ступайте прочь, время позднее, мне спать пора!.

Конечно прямого указания на то, что неизвестный художник изобразил в своем творении именно казнь именно той женщины не было - ни точного времени создания этой работы, ни имени автора установить не удалось, но очень много приблизительных сходств и прямых совпадений позволяли смело предполагать это Бесконечно долгими часами, сложи которые воедино - вполне могли набежать годы - он изучал изображение на старинных гравюрах и уже мог различать в сплетенном клубке тел отдельных людей и всадников, различал выражение их лиц, понимал настроение и даже, как ему казалось - отношение каждого к происходящему Простолюдины не сочувствовали несчастной и это не удивляло его, а лишь подтверждало его версию - для казни великий герцог избрал город отдаленный от наследственных земель своей жертвы. В группе всадников он безошибочно узнал Великого герцога и несколько его вассалов - портреты их сохранились до наших дней и даже во множестве, ибо в те времена существовал обычай рассылать собственные портреты, как ныне - рождественские открытки и фотографии.

Портретов несчастной княгини тоже сохранилось немало - ей восхищались и за честь считали рисовать ее многие знаменитые мастера того времени, но это не помогло ему - лицо жертвы на гравюре было плотно закрыто растрепанными длинными волосами..

Можно сказать, что за эти годы он настолько изучил уникальные свои гравюры, что ни один самый сложный и запутанный фрагмент на древних листах картона не составлял для него тайны.

Исключение были три момента Только три.

Без труда узнав Великого Герцога в группе разряженных всадников на второй гравюре, он не сразу обратил внимание на странное выражение его лица Он хорошо знал это лицо Со всех портретов на него неизменно взирал богоподобный лик, наделенный всеми неизменными по тем временам чертами царственных особ и лишенный даже намека на какие то либо эмоции или чувства На странной гравюре лицо герцога изобразила гримаса боли и даже отчаяния, он был готов поклясться, что неведомый художник посягнул и на то, что бы запечатлеть Великого герцога плачущим Это долгое время и питало, так называемую, любовную версию Он полагал, что герцог таким страшным образом покарал свою бывшую возлюбленную за измену, храня тем не менее в своей не знающей жалости и милосердия душе, прежнюю к ней любовь.

Однако неопровержимые свидетельства безумной страсти герцога к своей юной жене инфанте Изабелле, и та искренняя скорбь и раскаяние, буквально преобразившие жизнь доселе не слишком богобоязненного и милосердного вельможи, после ее безвременной кончины, не оставляли \"любовной\" версии права на существование.

Тем необъяснимее были эти слезы. Слезы палача вершащего свое страшное и неправое дело.

Вторая загадка подстерегала его также на центральной гравюре триптихапристально сантиметр, за сантиметром изучая ее тонкую вязь, он обнаружил на площади фигуру, которую заметить было практически невозможно Собственно не фигуру даже, а тень, от человеческой фигуры, на ступенях величественного собора Сам человек скрывался за одной из массивных колонн и только носок сапога, да тень на ступенях намекали на его присутствие Кем был он? Наличие широкополой шляпы и плаща говорили о том, что он не был простолюдином, но и к группе вельмож не посмел или не пожелал он примкнуть Что заставило его скрываться? - Он мучительно и бесконечно искал ответ на эти вопросы и не находи их.

Смысл третьей гравюры был и вовсе ему непонятен Ясно, что главной фигурой здесь был тот, кто стоял, не склонив головы перед пепелищем в центре площади. Ему и была, собственно, посвящена она Но кто был он? Возлюбленный, родственник или друг несчастной, чей пепел дымился сейчас у его ног? Но почему не было скорби в его фигуре, расправлены плечи и скрытое широким капюшоном лицо, обращено к небу? Монах, возносящий последнюю молитву над прахом? Но разве посмел бы любой из слуг Ватикана и Папы нарушить волю святой инквизиции, вынесшей свой страшный вердикт - виновной не было места в Царствии Небесном и никому не позволено было сотворить над ее прахом поминальную молитву.

Здесь было еще нечто, что было необъяснимо и неотступно тревожило его Мастер, чьи работы чудом оказались в его власти, был, безусловно, профессионалом высочайшего класса, все линии его творения дышали гармонией, все пропорции были идеально соблюдены с учетом существовавших тогда канонов И только одинокая непонятная фигура на третьем картоне выбивалась из этой абсолютной гармонии рисунка - таинственный человек был неестественно высок, доведись ему вдруг шагнуть на ступени собора, голова его коснулась бы верхнего свода массивных его дверей И он готов был поклясться - это не было ошибкой художника.

Было еще одно, чего он даже не мог отнести к категории странностей триптиха, ибо существовало оно не на старинном картоне гравюр, заботливо упрятанных им под стекло, а в его воображении. Его упорно не оставляло ощущение, что изначально гравюр было четыре - и вот та - последняя, утраченная или скрытая от него и хранит в себе объяснение всех странностей предыдущих, а вместе с ним и разгадку всей тайны - тайны страшной смерти некогда прекрасной и великой женщины..

Был в момент его жизни, когда, казалось дрогнула пелена, отделяющая нас от вечности и кто-то, то ли растроганный его упорством и преданностью, то ли, просто, дразня, поманил его оттуда невидимой рукой, обещая скорую разгадку Но, измученный сомнениями, оказался он слаб в тот момент и едва ли не единственный раз в своей жизни струсил - пелена сомкнулась.

С той поры - словно кто-то близкий умер в его доме - запустение и едва ли не тлен каким-то необъяснимым образом поселились в нем Теперь ему казалось, что - навсегда.

x x x

Журнал был самый обыкновенный, бабский, но из дорогих и потому весьма претенциозный и с попытками наукообразных рассуждений Такой журнал не мог себе позволить опубликовать просто гороскоп или рекламный материал модного психоаналитика или гомеопата Их необходимо было погрузить в переливчатый раствор пространных рассуждений с философскими пассажами, намеками на исторические события, туманными ссылками на последние открытия неких естественных наук и ненавязчивыми поэтическими вкраплениями, преимущественно из полу забытого ныне мистического декаданса И сейчас все было именно так врач-психотерапевт, психоаналитик, конечно же, обладатель множества дипломов, руководитель научно-исследовательского центра с длинным трудным названием давал незатейливые советы читательницам журнала, обучая их походя бороться со стрессами, приступами депрессии, бессонницей, умению \" властвовать собою\" и прочая, прочая, прочая... Я читала отпечатанные на отменной безумно дорогой, наверное, бумаге глупости без раздражения, но и без малейшего внимания - безвольно и бесцельно скользили глаза по глянцу страниц, пока нечто не зацепилось вдруг в глубине сознания, стремительно и резко, царапнув даже до боли Словно в праздно текущей толпе незнакомых людей на шумной улице мелькнуло вдруг не узнанное еще лицо, но ты уже знаешь точно, что с ним, с его обладателем что-то было связано в твоей жизни, и было это что-то непустячное Глаза стремительно побежали назад.

\"- Бывает причиной глубочайшей депрессии, а порой и психического расстройства становится факт нанесения тяжелейшей и чаще всего незаслуженной обиды другим человеком или несколькими людьми Сама мысль о том, что после всего произошедшего он или они живут, дышат, ходят по этой планете становится настолько невыносимой, что человек готов свести счеты с жизнью, только бы перестать осознавать это Выйти из этого болезненного и чрезвычайно опасного состояния можно всего лишь двумя путями- либо простить его или их и забыть нанесенное оскорбление, либо отомстить Прощение - вкусная, заманчивая и усиленно рекламируемая всеми религиями конфетка, но чаще всего она оказывается или вовсе недоступной или совсем не такой уж сладкой, как обещается, и тогда единственно возможной и спасительной остается вторая дорога.

- Позвольте, - журналистка берущая интервью была, похоже искренне заинтригована - но тогда-то как бороться с причиной болезни Не уничтожать же, простите за безумное предположение, людей?.

- Почему бы и нет?.

- ???.

- Разумеется, не в прямом смысле Мы ведь ведем речь о состоянии психики. Вдумайтесь в то, что я сейчас сказал: человеку невыносима - МЫСЛЬ о существовании другого или других людей, значит эту МЫСЛЬ надо преобразовать.

Человек или люди, ставшие причиной столь тяжких страданий должны перестать существовать в МЫСЛЯХ моего клиента, слово пациент, как я уже, помнится, отмечал допускаю лишь в самых крайних случаях Так вот, существование человека нельзя, если мы вами, разумеется, не синдикат киллеров, прекратить, но о его существовании можно забыть, стереть файл с его именем из собственной памяти, как из памяти собственного персонального компьютера.

Журналистка была явно разочарована:.

- Но ведь об этом уже говорят и пишут очень давно - гипноз, кодирование, стирание памяти и много подобного прочего, но все эти методики, если не брать во внимание фантастические фильмы, все же не решают проблемы.

- Эти методики, вы совершенно правы, проблемы действительно не решают, то о чем говорю я сегодня и, пожалуй, вам первой из российских журналистов, - совершенно иная, уникальная, методика.

- Что отличает ее от прочих, - не унималась журналистка.

- Это принципиально новая, разработанная на основе последних открытий в области психологической науки и практики, психотехника... \".

Дальше я уже не читала Было понятно, что на страницах обычного, доступного всем и каждому журнала этот человек, кто бы он ни был, врач, психолог, настоящий ученый или свихнувшийся гений не откроет и не приоткроет даже на йоту то великое, что сумел он открыть или понять, достаточно того, что он сформулировал главное И пусть это главное только для меня - он велик потому что он сумел сказать это. Этого до сих пор не сумела высказать я и не сумели объяснить мне те десятки ученых и безграмотных шарлатанов, к которым я обращалась Мне говорили - ревность, обида, унижение, мне предлагали вернуть, приворожить, присушить, наказать, раскрыть глаза, переоценить... Никто не сказал мне - невыносима, до смерти невыносима сама мысль о том, что он существует, никто не предложил - уничтожить его, пусть мысленно, но так, чтобы в это поверить навсегда.

Странным было это пространство - белым и ломаным Он принимал очень немногих своих клиентов в мансарде, на даче Довольно большой дом его чудным образом почти затерялся в уютных и тесно обжитых подмосковных лесах, сильно заснеженных на исходе этого января - мели метели, но небо удивительным образом было ясно-серым, его подсвечивало изнутри невидимое белое солнце и снег лежал на бескрайних, казалось, полях светлый, будто прозрачный, и лишь темная кромка леса не позволяла им слиться, но снег все падал и падал, отчего небесное и земное пространство, казалось приходили в легкое движение, словно ветер ласково играл с гигантским кисейным занавесом на распахнутом окне вселенной.

Казалось они парили в самом центре сияющего белизной потока холода и матового света, пролившегося на землю с небес..

Белая кожаная мебель, на тонких поблескивающих холодным металлом ножках, ломаные линии стен и потолка, почти белых, но наделенных каждый своим едва уловимым холодным пастельным дыханием, огромные балконные двери, причудливые оконца в изломах потолка, пушистые белые и светлых пастельных тонов ковры под ногами - все здесь сливалось с муаровым снежным окружением, словно копируя или продолжая его в стенах дома \"Мысли здесь должны быть чисты, а чувства холодны\", - подумала я впервые поднявшись в мансарду. И снова ошиблась.

Давно это было целых три дня тому назад.

- Удел просвещенных, увы, не помнить классики, как не прискорбно это для классиков Иначе, для кого же они творят?.

- \" И назовет меня всяк, сущий в ней язык... \".

- Да бросьте, он и сам в это не верил Так, куражился дразнил свет Люди ведь терпеть не могут чужого зазнайства Но я не о нем Вы, например, при всем вашем немалом, поверьте нисколько не иронизирую, для женщины, причем для женщины, простите, советской образовании, забыли Гоголя. А детстве, задолго до школы, уверен, зачитывались и от этой самой вещицы ночами не спали \" Страшную месть\" помните?.

- Колдун, горбун, воскресшие мертвецы, что-то такое?.

- Все перечисленное вами - чушь, антураж, сказочка, в которую Николай Васильевич упрятал истины из области высокой философии, а их- то вы и позабыли Вспомните \" для человека нет большей муки, чем хотеть отомстить и не мочь отомстить\" Это - про вас, или - для вас. Как более угодно Любовь, кстати мы работали над этим и вы согласились со мной, осознанно согласились, помните - ни что большее, чем сильнейшая форма психологической зависимости Усвоили? На всю жизнь усвоили? Не уверен Но ладно, над этим еще поработаем позже Так вот, любовь, ревность, желание вернуть любой ценой остались в прошлом Мы разбирали с вами ситуацию при которой. он возвращается к вам с повинной, поверьте это совсем просто. Что происходит?.

- Я живу в постоянном страхе, что все повторится снова.

- Правильно жизнь превращается в сплошной кошмар, вы все время ждете, что он снова вас бросит и...

- ... и в конечном итоге провоцирую его на это.

- Отлично Но не будем тратить время на повторение азов Все это вам мог сказать психотерапевт в районном диспансере Далее Причина всех ваших сегодняшних жестоких, жесточайших даже вы не преувеличили, скорее нечто напрасно скрыли даже от меня страданий - не любовь, а обида, оскорбление которое вам нанесено И это не дамские нежности, я мужчина, проживший достаточно долгую жизнь, умудренный личным опытом и специальными профессиональными знаниями, полностью согласен и солидарен с вами - попрание любви, то есть простите я расшифрую языком для меня более привычным, отказ от человека, которые предлагает себя в качестве абсолютного духовного и телесного раба, предлагает безвозмездно и безоговорочно, отказ после того, когда услугами раба, простите, уже воспользовались и пользовались многократно Отказ без объяснения его причин, без выплаты компенсаций Погодите! Я формулирую так сознательно! Так вот все это - безусловно нанесение оскорбления Сильного, страшного оскорбления И осознание этого мучительно и невыносимо Причем тем мучительнее и невыносимее, чем выступивший в роли раба человек, по сути своей, менее раб Объясняю Но, прежде, простите мое занудство, еще раз процитирую классика Вспомните, как Чехов по капле давил из себя раба Он уже почти им не был, поскольку признал себя таковым, кстати об этом писал и Энгельс Но, извините, цитат достаточно Так вот, люди, населяющие сегодня планету в большинстве своем- потомки рабов, исключения редки и являют собой жалкое зрелище, ибо сохранившие пусть и относительную чистоту патрицианской крови, редкие семейства нынешней аристократии, вместе с ее тлетворными каплями принесли в сегодняшний мир сном страшных наследственных недугов, которые люди, по неведению, до сих пор относят к числу пороков, но не будем отвлекаться - их неизбежно ждет тлен и самые мрачные последствия Основная же масса населения нашей чудной планеты в большинстве своем душевно здорова, благодаря плебейскому, рабскому то есть происхождению. Им проще сносить оскорбления, как удары хлыста не сильно тревожили их далеких предков. Но некоторые, немногие, избранные поднимаются над толпой, в той или иной степени, осознавая то или нет они, утрачивают иммунитет рабов и тогда хлыст попрания людьми их мыслей и чувств рассекает их обнаженную душу. Боль и страх толкают этих людей к духовному и физическому отшельничеству, совершению злодеяний, борьбе за власть над толпой, которую дает и трон и удачно сочиненный сонет, но чаще уныние и душевные недуги настигают их, и земное пребывание несчастных прерывается С женщинами такое случается реже, ибо, уже физиологически самка создана несвободной и обречена на рабство Но случаются исключения и тогда... Поверьте, я не люблю делать комплименты, особенно своим клиентам Да и комплимент врятли подсластит то, что я скажу ниже И тогда, страдания мужчины, могут быть сравнимы с легким неудобством, именно так Женская душа обнажена куда более опасно Для нее опасно Ей много больнее Я не могу знать этого, могу только понимать умом и... искренне сочувствовать вам.. и помогать Итак, оскорбление?... - быстро продолжили фразу! Не раздумывая! Ну!.

- ... Смывается кровью Смешно.

- Никогда не смейтесь, когда речь идет о крови, никогда В каком бы контексте не было бы упомянуто это слово, оно требует высочайшего к себе почтения Трепета И страха Кровь - это всегда жизнь и почти всегда смерть Итак, оскорбление смывается кровью Не вижу ничего смешного и даже необычного- формула отточена веками - брошенная перчатка требует дуэли., похищенный трон - откупается виселицей, отнятую невинность - возмещает удар кинжала, при чем не суть важно в кого он направлен, но это так - размышления на полях Месть и месть освященная кровью, единственно возможная реакция на серьезное оскорбление человека-не-раба Вам кажется, что я рассуждаю как средневековый сатрап? Или просто помешанный? Кажется, уверен А теперь быстро, честно, без пауз на размышление - разве вы не мечтали его убить?.

- Тысячу раз. Лежала бессонными ночами и шаг за шагом продумывала планы, до мельчайших деталей.

- Ну! И ведь становилось легче, вспомните?.

- Да, пожалуй, иногда под эти мысли удавалось заснуть.

- А от мыслей - к делам? Ну, не медлите, не подыскивайте слова, пытались где-то, с кем-то обсудить, начать издалека....

- Конечно, я же, Господи как стыдно, порчу на него ходила наводить, ночью на кладбище какие-то орехи в могилы закапывала, Боже милосердный... Какие-то бабки, \"черные колдуны\", кого только не было...

- Не надо беспокоить Иисуса из Назарета, он здесь не при чем Значит порог этого запрета вы переступили, и вот что скажу я вам - ваш путь был единственно верным По поводу бабок и колдунов, конечно, стыдно, но я вас прощаю Вы двигались в единственно возможном для вас направлении, но, простите, петляли какими-то вонючими закоулками Что ж будем работать.

- Ваша методика...

- Да, моя методика, - он устало закрыл глаза и слегка откинулся на спинку кресла.

Три дня длится наша беседа, три дня час за часом распутывает он клубок моих страданий. Подолгу возясь с тугими узелками и бережно разминая тонкими смуглыми пальцами освобожденную нить прошлой жизни моей Три дня, час за часом, я смотрю на него, пытаясь разглядеть но каждый раз, отведя глаза лишь на мгновенье, возвращаю взгляд и вижу нового вроде человека, хоть ничто не меняется в нем внешне Он сухопар, смугл лицом, тонким большеносым и большеглазым, глаза его темны, но когда нечастый гость в эту пору - луч солнца попадает в них они отдают редким оттенком янтаря или темного лесного меда Он некрасив, хотя что есть мужская красота? Голос его глубок и негромок, даже приказывая в ходе беседы быстро сделать что-то или стремительно, не думая ответить на его вопрос, он не повысит тона, лишь слегка сгустятся нижние нотки в голосе Он, безусловно, профессионал и профессионал высочайшего класса, психолог или психиатр, а скорее всего и то и другое, он работает со мной жестко, порой беспощадно, он владеет моей душой и мыслями полностью и безраздельно, настолько, что я не могу найти в них даже просвета, не то чтобы для тоски и воспоминаний, но и для того, чтобы понять что же он такое для меня, как отношусь я к нему и куда он меня ведет.

- Моя методика, она конечно же существует Это сложнейшая психотехника, на уровне ноу-хау и я знаю многих, кто легко пожертвовал бы и половиной царства и конем в придачу... Штука это сложная и довольно опасная, вы, впрочем, к ней готовы вполне, но...

- Вы мне отказываете?.

- Нет. Напротив. Я хочу предложить вам нечто более серьезное и... действенное, да именно действенное Мне кажется вы заслужили это.

Чай остыл, да это, собственно, и не имело значения - чая он не хотел.

Не сказать - удобно - это было довольно проблематично на продавленном диване, пружины которого так и норовили впиться в самые уязвимые части тела - скорее привычно устроился он в своем диванно-телевизионном лежбище, так и не включив телевизор Настольная лампа, забавная, дедова еще, чудом сохранившаяся после множества его разменов, разделов и разводов - сейчас почти антикварная уже вещь в стиле арт-деко - с нарочито грубо чеканным абажуром, усыпанным крупными разноцветными стекляшками, имитирующим драгоценные стразы на старинной бронзе, - бросала четкий круг довольно яркого света обрамленный невнятными цветными бликами на изрядно потрепанные обои - в комнате стоял полумрак И это было славно, так не очень бросалась в глаза ее убогость и царившее в ней запустенье.

Странно как-то все это началось Вроде бы и не было никакой значимой отправной точки у этого мучительного, необъяснимого, да и заметного только ему одному процесса - собственного прижизненного обращения в прах. Именно так он определял то, что с ним происходило нынче Для все прочих, даже близко знавших его, он просто сильно сдал за последние годы - расхожее определение, но емкое весьма, много объясняющее, но большее оставляющее в тени недомолвки, а посему удобное. Оно и его устраивало в какой-то мере, раздражая правда плохо скрытой брезгливой жалостью, но доказывать обратное он никогда не пытался Знал просто сам для себя, что это не так.

А как? Укоризненно вроде качнулся круг от лампы на истертых обоях: \"Себе-то не лги, голубчик - все началось с той самой истории\".

Историю ту он окрестил про себя \" историей четвертой гравюры\" Хотя и сегодня не был окончательно уверен, что вся эта история действительно происходила, а четвертая гравюра реально существовала в этом подлунном мире..

С Борисом Романовичем Мещерским они познакомились случайно, в баре телевизионного центра в \"Останкино\" Он тогда много публиковался в популярных молодежных журналах, с леденящими душу историями из хроник Святой Инквизиции, высказывал смелые научные гипотезы, вполне укладывающиеся в основу приключенческих сюжетов. Его стали приглашать на радио, снимать в телевизионных программах В тот день после очередной записи он, кончено же, не преминул спуститься в большой уютный подвал телевизионного бара По тем временам это место было не просто приятное, но и престижное, входящее в число модных и труднодоступных московских достопримечательностей Здесь запросто попивали кофе и пиво популярные певцы и актеры, забегали перекусить знаменитые тогда на всю страну дикторы, (специальная табличка на стене предупреждала, что они обслуживаются вне очереди), а в очереди у стойки непринужденно болтали известные поэты и модные журналисты-международники.

Он уже несколько минут бродил в полумраке бара, выискивая свободный столик или хотя бы место за одним из столов. Стакан с горячим кофе все более припекал пальцы, мест не находилось и ситуация становилась критической. Почти свободный столик вдруг обнаружился в самом темном и отдаленном уголке бара, почти - означало, что за ним сидел только один человек.

Вы разрешите? - он едва ли не уронил стакан на не грязноватую поверхность стола, и только тогда разглядел этого человека В первые секунды ему показалось, что это актер перекусывает между съемками, не снимая грима за столиком сидел очень пожилой человек, скорее - старец, с длиной, узкой и острой как у старика Хоттабыча седой бородой и абсолютно лысым черепом. Лицо его было изборождено крупными резкими морщинами, а глаза глубоко прятались в глубоких, как пещеры темных глазницах.

- Конечно, - немедленно с готовностью отозвался старец, неожиданно густым и довольно громким голосом, - иначе вы ошпаритесь, и чего доброго, ошпарите меня Что за фантазия у здешних хозяев - подавать кипящий напиток в граненом стакане? В мое время из граненых стаканов грузчики пили водку. Впрочем не только грузчики, конечно.

Но водку - это еще куда ни шло Вы согласны?.

- Что водку, или что из граненых стаканов? - улыбнулся он, понимая, что перед ним не актер и почти мгновенно проникаясь к старику необъяснимой симпатией.

- Не ловите меня на всякой словесной казуистике, молодой человек, я великорусский язык изучаю ровно девяносто шесть лет и три месяца - сколько живу Извольте присесть и представиться - вам первому полагается и по этикету и по возрасту.

- Павлов, Евгений Витальевич.

- Журналист?.

- Нет, историк, доцент МГУ.

- Достойное дело Меня Зовите Борисом Романовичем, можете, впрочем, если не боязно и не противоречит политическим убеждениям, величать Вашим сиятельством Я, Евгений Витальевич, последний из князей Мещерских.

- Чего же я должен бояться, Ваше сиятельство?.

- Большевиков, уважаемый Евгений Витальевич еще никто не отменил, теперь, верно, они сытые и ленивые и даже русскому князю позволяют перед смертью покуражиться, но мне более памятны другие времена - потому и спрашиваю, что сам боюсь Вот как.

- Чего же, Ваше сиятельство? Теперь не тридцать седьмой год.

- А его, милостивый государь, тоже специально никто заранее не объявлял годом тридцать седьмым, особым, знаете ли, как и все прочие лета их правления, впрочем Да, и будет, чего старое поминать Вы молоды, и слава Богу, не боязливы А что до моих старческих причуд, то внимание на них обращать не извольте, зовите, старика, как желаете, хоть дедом Борькой, я не обидчив Скажите лучше, какие времена изучать изволите?.

- Средние века, Борис Романович Специализируюсь на Западной Европе.

- Времена интересные, спору нет, а что ж про Россию все уж изучили?.

- Нет, разумеется, но моя тема - процессы святой инквизиции, до нас, слава Богу, она не дотянулась.

Неожиданно в их бойкой довольно беседе повисла пауза Старик внезапно замолчал и в полумраке бара невозможно было разглядеть, не задремал ли он на полу - слове, как случается это иногда с пожилыми людьми, Евгений не решался заговорить первым и терпеливо ждал аккуратно отхлебывая кофе и заедая его знаменитыми на всю Москву останкинскими пирожными, коих набрал целую тарелку.

Старик нравился ему безумно. Среди старой университетской профессуры в годы его студенчества еще встречались подобные ему мудрые ироничные старцы, встречались похожие и среди завсегдатаев московских букинистических и антикварных магазинов, от общения с ними он испытывал огромное наслаждение, словно собственными руками вплетал в те минуты хрупкие, невидимые узоры в бесконечную вязь времен, но большинство из тех старцев давно уже покинули этот мир или доживали последние дни не в ладу с собственным рассудком, этот же был удивительно крепок и светел умом и, казалось, сердцем Он конечно был странным, этот старик, и даже пугал слегка своим костлявым, словно обтянутым тонким желтоватым пергаментом черепом; глубокими морщинами - они делали лицо похожим на древнюю растрескавшуюся от времени маску, которая от резкого движения или даже порыва ветра просто разлетится вдребезги, обнажив пугающие кости черепа; глазницами, которые казались безжизненными оттого, что в них невозможно было рассмотреть глаз И тем не менее он был прекрасен - этот живой посланец вечности, мирно попивающий остывший кофе из чуждого ему граненого стакана в самом сердце современнейшего информационного мегаполиса А, может, именно здесь и был он, как нигде, к месту...

Павлов допил свой кофе и осторожно, чтобы не потревожить собеседника поставил стакан на стол.

Я не сплю - мгновенно отозвался старик, - я знаете ли, уважаемый Евгений Витальевич, задумался о интереснейших жизненных коллизиях которые складываются порой внезапно Прошу меня простить - говорю напыщенно и непонятно Но располагаете ли вы теперь временем, чтобы выслушать меня, если разумеется это вам угодно?.

Через полтора часа Павлова ожидали в университет его студенты и они договорились встреться этим же вечером дома у Бориса Романовича, в одном из сретенских переулков..

x x x

Переулок, на поверку оказался квадратным колодцем двора, так хитро распорядились драгоценным московским пространством в черте бульварного кольца практичные архитекторы. Он довольно долго плутал по слабоосвещенной Сретенке и совсем уж темному Рождественскому бульвару, высматривая нужный адрес, пока Богом посланная старушка, бесстрашно выгуливающая в кромешной тьме бульвара - фонари почему-то не горели - свою неопределенной породы собачонку, не указала ему правильный путь Оказалось, надо было просто свернуть в арку одного из домов, выходящего фасадом на бульвар, за ней открывалось пространство со всех сторон окруженное домами, самых разных архитектурных форм и времен застройки, заполненное к тому же детскими площадками, деревянными сараями-самоделками и железными гаражами - оно и было искомым переулком. Дом No 14, в котором жил последний из князей Мещерских был деревянным двухэтажным домом с одним подъездом, над которым тускло горел чудом сохранившийся литой старинный фонарь. Дом был совсем небольшим, но он уверено весьма.

возвышался в центре двора, облепленный всем этим архитектурным безобразием и был, очевидно, единственным домом уцелевшим вместе с название исчезнувшего по сути переулка На втором этаже дома светились три окна - это, видимо и была квартира князя Дверь в подъезд была не заперта, он на ощупь почти поднялся по скрипучей с расшатанными перилами, темной лестнице, встретившей его традиционным для московских подъездов набором запахов, на второй этаж Здесь площадка была освещена и взору его открылась массивная дверь, обитая толстым дерматином, кое-где потрескавшимся от времени, но еще довольно внушительным, в центре двери над вертушкой давно забытого всеми механического звонка тускло поблескивала массивная табличка из потемневшего серебристого металла( \"Неужто серебро до сих пор никто не слямзил? - мельком удивился он) \" Его Сиятельство Князь Борис Романович Мещерский\" - значилось на табличке \" Вот таким вот образом, ни больше, ни меньше\", - не без восхищения подумал Павлов и крутанул вертушку звонка.

Дверь отворилась - князь стоял в открывшемся проеме неожиданно высокий и совершенно чуждый старческой сутулости, напротив, держался он почти неестественно прямо, словно вытянулся \"во фрунт\", но от этого казался еще более древним, словно сошедшим с какого-то парадного портрета Он повел гостя широким видимо изначально, но завешанным книжными полками, картинами, какими-то большими бронзовыми фигурами и оттого трудно проходимым коридором, в котором чудным образом умещались еще старинные кресла и столики, на которых тоже стояли какие-то статуэтки, лампы и канделябры. Все это дышало запахом библиотеки или музея - книжной пылью, старой кожей и тканью, к сему примешивался пряный табачный аромат.

- Здесь я живу, - сказал князь, открывая перед ним одну из дверей, выходящих в коридор и пропуская вперед, - как вы наверное заметили, уже очень много лет.

Комната, в которой они оказались, служила видимо и гостиной, и столовой, и, отчасти, кабинетом В центре ее, под тяжелым низко свисающим откуда-то из поднебесья - так высок был потолок - абажуром стоял круглый стол, окруженный венскими стульями, в пролете между двумя высокими окнами торжественно высился старинный буфет - более напоминающий замок со множеством башен, балконов, колонн и прочих архитектурных излишеств Рядом с ним почти вплотную громоздился столь же торжественный., испещренный сложной резьбой комод, заставленный какой-то старинной посудой - вазами, чашами, кувшинами, вдоль одной из стен темнел глубокий кожаный диван, с массивными темного дерева подлокотниками, в форме египетских сфинксов. Все остальное пространство вдоль стен было беспросветно заставлено книжными полками и завешано картинами и фотографиями Центральной же частью комнаты, как казалось с первого взгляда, здесь распорядились еще более эклектично, ни мало не заботясь о гармонии и сочетании стилей - почти в центре, рядом со столом расположилось некое диванное сооружение, которое, мучительно покопавшись в памяти, Павлов обозначил как канапэ, не будучи правда в этом абсолютно уверен. Обитое темно-красным бархатом, отороченное золотой бахромой с кистями, оно более подошло бы для дамского будуара, тут же его приспособили тоже для хранения книг, сложенных на потертом бархате аккуратными стопками Был здесь и небольшой ломберный столик на тонких вычурно изогнутых ножках, и похожее на маленький грот \"вольтеровское \" кресло с крохотной скамеечкой- подставкой для ног Словом, комната вполне могла сойти за небольшой антикварный магазинчик.

- Как вы все это сохранили? - не удержался от вопроса Павлов, имея в виду все сразу - и переулок, и дом, и серебряную табличку, и мебель, и книги, и фонарь над козырьком подъезда.

С той минуты как он шагнул под арку, его не оставляло ощущение, что в нормальном течении времени произошел некий ему одному заметный сбой картинки из прошлого, проступили, обретя реальные очертания и формы, на полотне его сегодняшней жизни. И все это - старинный деревянный дом центре обычного московского двора, дверь с немыслимой совершенно по нынешним временам серебряной табличкой, квартира - за ней, хранящая недоступные времени и людям вещи, книги, картины, фотографии, посуду, а также запахи и звуки чужой, давно минувшей жизни, ее хозяин или обитатель, сошедший только что с одного из портретов - все это дано видеть и ощущать только ему, Евгению Павлову Волнующим, но не пугающим его было это чувство.

- Заметили? - неожиданно обрадовался старик, - Заметили! Благодарю вас, милостивый государь, за внимание Это, знаете ли удивительнейшая история спасения моего семейства и сохранения его наследия от большевиков, под самым их, извините за каламбур, носом! Я расскажу вам, если это и правда вас заинтересовало, но как-нибудь после Теперь же звал я вас, отнюдь не ради этой забавной истории Однако ответьте прежде, будем ли пить чай или станем просто беседовать? Чай у меня есть, прошу не беспокоиться, неплохой, и в изобилии. Я знаете ли, развлекаю всякими историями и собственным своим присутствием развеселых, хм, дам - бакалейщиц из булочной на Сретенке, они же в благодарность снабжают меня чаем и сладостями. Так что, сделайте милость.

Павлов от чая не отказался и вскоре на столе оказались тонкие фарфоровые чашки, тронутые желтоватой паутинкой времени, серебряная сахарница и молочник, фарфоровые вазочки с печеньем и конфетами, действительно весьма дефицитными по тем временам. Старик не спеша и с явным удовольствием разлил по чашкам заварку через серебряную ложку-ситечко, долил кипятка из весьма неуместного здесь облупленного эмалированного чайника и, дождавшись пока Павлов сделает несколько глотков, заговорил.

Пронизанное белым светом пространство медленно насыщалось синевой, словно кто-то невидимый понемногу подмешивал в белую кипь густую темную лазурь с едва заметной примесью фиолета - заснеженный зимний день плавно перетекал в преддверие вечера - сумерки Вспыхнули неяркие матового стекла светильники, теплым светом, согрели прозрачную прохладу мансарды - холодные белые диваны словно потеплели, приобретая ласковый оттенок топленого молока, а сгустившаяся вокруг холодная синь, в которой медленно кружились крупные белые снежинки, только подчеркнула теплый обволакивающий уют дома.

Все это происходило как нельзя более во время, а быть может, напротив, как нельзя более не во время, расслабляя и убаюкивая меня, обволакивая тихим покоем, в то время, как беседа наша приближалась к самому главному моменту И это был желанный, но тревожный момент В те короткие моменты, когда душа моя и рассудок были свободны от напряженной работы, в которую жестко и подчас жестоко ввергал их мой беспощадный собеседник, меня охватывало странное чувство, что все происходящее сейчас лишь прелюдия к чему-то главному, что должно свершиться со мной, избавляя от прошлого и открывая некую совершенно новую не известную мне ранее дорогу Конечно - это и было то и избавление, к которому тщетно стремилась я, и в которое начала слабо верить лишь. переступив порог этого странного красивого дома, чудным образом затерянного в настоящей лесной глуши Но чем более крепла во мне вера в возможность моего душевного исцеления, тем заметнее шевелилась в сердце необъяснимая тревога и даже страх, природу которых объяснить я не могла, времени же на то, что бы поразмыслить над этим мой врачеватель не оставлял мне практически Спорить я не смела, ибо при первой нашей встрече, согласившись работать со мной и твердо обещая исцеление, (во что я почти не поверила тогда, но что, собственно, было терять? )- он предупредил, что ритм нашей работы будет напряженным.

\" У вас будет оставаться только минимум времени на сон, но и сны, что бы вам не снилось - будут принадлежать мне, - он легко усмехнулся видя мое недоумение, - в том смысле, что вы будете мне их рассказывать самым подробным образом, чистосердечно Таковы мои, не обсуждаемые, заметьте, условия и малейшее нарушение режима станет немедленным окончанием нашей с вами работы Последствия этого, каким бы они не были. не будут касаться меня никоим образом, а какими они могут быть, я могу только предполагать Не хочу вас пугать, но это очень мрачные предположения... \".

Я согласилась С того момента себе я принадлежала, действительно лишь в часы короткого сна, который наваливался на меня стремительно, стоило лишь голове коснуться подушки и был глубоким и темным как самый бездонный в мире колодец.

Сон мне приснился лишь однажды, но именно с него и поселилось в душе моей странное чувство тревожного, пугающего ожидания.

Сон был такой Рука об руку с моим целителем мы идем по раскаленной пыльной дороге, дорога петляет между невысоких холмов, склоны которых отчасти покрыты пышной зеленой растительностью, отчасти белеют каменистыми отлогами, и от этого они кажутся белыми, а быть может белым все вокруг кажется от зноя, который щедро проливает на землю раскаленное до бела солнце, одинокое и безжалостное в безоблачной синеве небес. Дорога петляет между холмами, но неуклонно ползет ввысь, и зыбкая, ломаная линия, в которой гладь небес сливается с бело-зелеными вершинами холмов, вопреки земным законам все ближе и ближе к нам с каждым шагом Спутник мой крепко держит меня за руку и дорога не кажется мне изнуряющей, но чем ближе мы к линии горизонта, тем больше одолевает мою душу страх - неведомо мне, что откроется нам с вершины холмов, но оно страшит меня все более. И вот уже не страх, а ужас сковывают мою душу, затрудняя дыхание и ноги мои, словно вязнут в зыбучем песке, которого на самом деле нет - поверхность дороги по-прежнему тверда и камениста Я хочу сказать об этом спутнику, крикнуть, остановить его, но вдруг оказываюсь безгласной Он же не замечает ничего, продолжая наше упрямое восхождение Зыбкое марево окутывает вершины холмов, они совсем уже близко и в этом дрожащем мареве вдруг является мне женщина, вернее лишь силуэт женской фигуры. Едва различима она в раскаленном тумане, ни лица, ни одежды ее не могу разглядеть я, как ни напрягаю зрение, но от фигуры ее веет отчаянием. Это каким-то неведомым мне образом, на расстоянии чувствую я и еще знаю, что пытается эта неведомая и практически невидимая мне женщина остановить нас и предостеречь от чего-то страшного, что неминуемо ждет за горизонтом Спутник мой, однако, не видит или не хочет видеть ее Его рука настойчиво влечет меня за собой к вершине холма Последние силы в отчаянии собираю я и... просыпаюсь от собственного крика.

Тело все еще сведено в тщетной попытке остановиться и остановить своего поводыря... Несколько секунд я сижу я в постели, пытаясь расслабить сведенные судорогой мускулы и вернуться в прохладную действительность уютной спальни. А потом снова забываюсь глубоким сном, уже без всяких сновидений.

Наутро я немедленно рассказала содержание своего сна целителю - иное даже не пришло мне в голову, хотя невесть откуда поселившаяся во мне с утра с самого момента пробуждения уверенность в том, что он будет сном моим недоволен, могла подсказать обратное Однако я свято блюла наше соглашение, потому что ни секунды не сомневалась - обещанный им разрыв, прекращение работы со мной до срока и последующие неведомые, но \"мрачные\", как определил он последствия есть абсолютная реальность Этого я боялась. Боялась тогда больше, чем неведомого, но тоже пугающего финала, который еще смутно мерещился мне..

Предчувствие мое было справедливым - он заставлял меня снова и снова пересказывать ему содержание моего сна, добиваясь новых подробностей и мельчайших деталей и увлеченный допросом, похоже слегка утратил контроль над собой - неизменное доброжелательное, но порой бесстрастное, порой отстраненное его внимание уступило место ощутимому раздражению, словно я, нерадивая и непослушная ученица, что-то сделала не так, нарушив идеальный ход заложенной им совершенной программы.

За что вы сердитесь на меня? - вдруг задала я ему совершенно неожиданно для себя самой вопрос И словно отдельные ноты в пустующей душе моей зазвенели отчетливее, пытаясь пробиться в сознание, сливаясь в узнаваемую мелодию Но нет, не настало еще то время.

Однако нечто необычное все же произошло - впервые за целую вечность, как начинало уже казаться мне, нашего знакомства, я застала его врасплох Всего мгновение длилось это, и мерилом тому мгновенью были сотые и тысячные доли секунды - но я увидела - в расплавленном золоте его глаз полыхнули, тревожные и грозные одновременно, искры.

- Сержусь? - ( теперь я знала, как звучит его голос, когда он лжет) Это еще откуда вы взяли? Я встревожен Это так И у меня для этого есть некоторые основания Не стану их скрывать от вас, ибо мы договорились об абсолютной откровенности Это неизменно, так? - он очень долго смотрел на меня и глаза его - кусочки редкого янтаря и капли темного меда или расплавленного старинного золота были как и прежде добры и спокойны (Не померещились ли мне те странные грозовые всполохи в них? ) - во сне вы покорно идете за мной, нелегкой дорогой, под палящим солнцем, но неизменно вверх, ведь так, вверх, к вершинам холмов Иными словами - к победе над вашим недугом, вашей зависимостью Но вам становится страшно - в этом нет для меня ничего неожиданного - ваше подсознание не знает еще как оно будет существовать, лишенное привычного болезненного состояния, в котором есть некоторые выгоды уже для вашего сознания и, собственно, для вас самой - вас жалеют, опекают, вам многое прощается, выздоровление всего этого может вас лишить- отсюда страх.. Меня беспокоит другое, ваша попытка во сне остановить меня означает неверие или не полное доверие мне, попытку противостоять моим усилиям Но самое неприятное - это женщина на вершине холма, которая пытается вас испугать и остановить Я не замечаю ее и продолжаю дорогу, а вы снова, уже во второй раз и более решительно пытаетесь меня остановить Кстати, как по вашему, кто эта женщина? Ну быстро, не раздумывая, первое, что приходит в голову! Смелей!.

- Сестра, - говорю я, действительно первое что едва промелькнув в сознании, буквально слетает с языка Говорю и ощущаю острый укол страха Словно в темной оркестровой яме, сыгрываясь, все громче звучат отдельные, не читаемые пока ноты в моей душе, словно торопятся донести до меня что-то важное Я уже слышу, слышу, но пока не понимаю их.

Зато другое открывается мне Второй раз, за короткое еще относительно других, время сегодняшней нашей беседы он на мгновенье теряет равновесие:.

- Неверно! Это очень, очень плохо, что пришло вам в голову назвать ее сестрою Это - болезнь, мучительница ваша, это она пытается остановить нас и то, что из - под корки вырвалось- сестра, меня не радует Представьте насколько вы сжились, срослись с ней - сроднились! - вот правильное определение и ваше подсознание само признается в этом - сестра! Впрочем, это даже неплохо, что все открылось сейчас По крайней мере мы не буде обольщаться скорыми результатами и... что?.

- Продолжим работу, - я отвечаю быстро, не дожидаясь привычного уже окрика Но я и в самом деле думаю так и надеюсь на это Невнятная мелодия моей души сейчас еле различима.

- Абсолютно верно! И кстати, последнее по поводу сна, больше мы к нему возвращаться не будем и, попутно - вот вам пряник - за все пережитое - вы умница, что рассказали все до мелочей. Это очень нас продвинет так вот последнее - эта местность, по которой проходила дорога - он, случайно, не знакома вам?.

- Нет. Признаться, я не думала об этом, но на вскидку - нет. Да и если задуматься, тоже, пожалуй, нет Очевидно, что это- юг Быть может Крым, не Кавказ, точно Но в Крыму я почти не бывала...

- Быть может, какие-то другие страны? Вы ведь путешествовали последние годы?.

- Другие? Нет, ничего похожего... Не Франция, не Италия, точно, по крайней мере, из того, что я там видела Знаете, быть может, ближе всего Кипр Но там всюду чувствуется море А здесь его не было, по крайней мере, рядом, я бы ощутила Нет, ничего определенного. Это плохо?.

- Отнюдь! Скорее наоборот, это неплохо Только сейчас объяснять- почему, не буду, не время. - он прикрыл глаза тяжелыми веками - этот короткий диалог дался ему тяжело, я это поняла.

Таковым был мой путь к финалу - длящийся бесконечно долго - целых три дня в заснеженных подмосковных лесах под белыми ломанными сводами мансарды странной красивой дачи. Он промелькнул передо мной стремительно, словно кто-то прокрутил в сознании ускоренную видеозапись - . всего за несколько секунд, с того момента как он сказал мне: \"... вы заслужили\".

Целитель мой не обманул меня - в душе моей больше не было зияющей пустоты безразличия - его сменили смутные путанные, как неразгаданные мелодии чувства, но сейчас, когда мы были близки к итогу напряженной нашей работы - одну мелодию я различала ясно и остро - ее слагали тревожные аккорды страха. И что это было - естественная тревога на пороге какой-то новой моей жизни, плата за излечение или нечто другое, более серьезное и значительное, мне предстояло очень скоро понять.

Заслужила - что?.

- Проявите еще намного терпения, вам потребовалось его уже немало, поверьте, я по достоинству оценил ваш труд, осталось недолго Сначала о той психотехнике., применения которой к себе вы так настойчиво добивались Настойчиво и... опрометчиво.

- Почему же опрометчиво?.

- Да потому, дорогая моя, что вы ничего о ней не знали и не знаете до сей минуты.

- Но я поверила вам и...

- Вера, простите что перебил, но что мысль ваша мне уже понятна, вера, знаете ли - очень сомнительная категория - убеждение, не подкрепленное достоверными знаниями, вот что такое есть ваша вера Не будем тратить времени на исторические примеры, но чаще всего такое убеждение оказывается заблуждением, а учесть заблудших... Кстати, что напрашивается в сочетание к заблудшим? - Ну, последний раз, быстро!.

- Овцы.

- Верно И не случайно Учесть заблудших как правило сродни участи овец в лучшем случае они обриты, в худшем - под нож Запомните это - в будущем пригодиться Вы были добросовестны и терпеливы, поэтому вашу опрометчивость я вроде бы не заметил. А теперь - о той методике, которую вы так стремитесь опробовать на себе - она, действительно уникальна и для большинства моих пациентов становится панацеей Коротко - суть Итак мы выясняем, что фактором, определяющим болезненное состояние вашего сознания, а, значит, в ближайшем будущем или психики, или всего организма, или отдельных наиболее уязвимых его органов является фактор - \"х\" Неважно, что он включает в себя существование на этом свете отдельного человека, существование его в рамках определенных условий - брака, профессиональной деятельности и так далее, или группы лиц(например, целой нации) или пребывание, скажем у власти вождя племени Мумбу-Юмбу Важно, что наличие этого фактора объективно устранить невозможно Значит - необходимо устранить наличие этого фактора в вашем сознании Оговорим сразу, - гипноз, зомбирование, кодирование и прочие вполне научные и околонаучные или чисто шарлатанские действа, как они представляются абсолютному большинству людей - не имеют с нашей темой ничего общего - в то же время каждое из них в малой части схватывает ее суть Путем сложнейших и, (пока просто оговорюсь, но если вы решитесь мы будем говорить об этом отдельно и очень серьезно) возможно небезопасных психотерапевтических приемов, я очень глубоко вторгнусь в ваше подсознание, создам там подробный сценарий действий - по устранению фактора \"х\"- от примитивного убийства, до организации кровопролитного межнационального конфликта, маленькой войны или большой техногенной катастрофы, потом вы, разумеется под моим руководством и разумеется только лишь в собственном воображении этот сценарий исполните, для вас он будет абсолютно реальным действием, которое будет сопровождаться соответствующими зрительными, обонятельными и тактильными ощущениями, иными словами вы будете слышать крики жертв, ощущать запах крови, и чувствовать ее, теплую, вязкую, на своих руках, если по сценарию вам придется драться, то вы будете чувствовать боль от ударов противника, и возможные их следы, повреждения, раны могут на самом деле появиться на вашем теле, вы точно так же, как если бы совершили преступление наяву будете подвержены приступам страха и раскаяния - словом для вас это будут совершенно реальные, пережитые вами событиями Как же быть с объективной реальностью? - хотите вы спросить меня, вижу, что хотите В части отработанного вами сценария она перестанет существовать для вас навсегда Нет, вы не уподобитесь умалишенному, который будет утверждать, что убил человека, преспокойно живущего по соседству на самом деле Но встретившись с этим человеком, что называется., нос к носу, вы не увидите его, на месте его дома, машины, собаки, жены, в конце концов вы будете видеть нечто совершенно иное, упоминание о нем, прозвучавшее в беседе с вами, не коснется вашего сознания - вы его просто не услышите или услышите что-то совершенно иное. Что немаловажно, окружающие не смогут обратить внимание на вашу неадекватную реакцию на объект \"х\", поскольку таковой не будет вообще Это - вкратце И еще одно, к вопросу о возможных негативных для вас последствиях этой методики, в случае вашего согласия, повторюсь о них мы будем еще говорить очень много, сейчас единственно- содеянное, как и содеянное в реальной жизни невозможно будет, как бы это выразиться поточнее, - отменить Это сделано вами и с этим вы будете жить всю оставшуюся жизнь Как? На этот вопрос ни я, да и никто в этой вселенной не сможет вам ответить..

Вот, пожалуй и все, что имел я поведать вам о том способе исцеления, к которому вы стремились и к которому вы психологически сегодня вполне готовы.

Ну, а теперь главное. Не скрою, я сомневался, да и теперь еще не чужд сомнений - готовы ли вы услышать другое Думаю вы понимаете, а если и нет сейчас - по причине того, что я безжалостно выжал ваше сознание как лимон, но это было необходимо, - так вот, потом, очень скоро, когда к вам вернется возможность и желание размышлять и анализировать вы поймете, что работа даже с очень сложными, а потому интересными и очень состоятельными - от этого тоже никуда не деться клиентами - не есть главное мое занятие и ремесло Поверьте, я профессионал своего дела и со всей ответственность я заявляю вам - возможности влияния на психику человека не ограничены Миру явлена даже не вершина этого айсберга, человечество довольствуется наблюдением и изучением только крупиц снежной пыли, которую изредка поднимают ветра с этой вершины Я редко говорю комплименты своим клиентам, но сегодня момент позволяет мне это - вы очень высоко стоите на ступени личностного развития, не будем предаваться ложной скромности Скромность, кстати, отношу я человеческим порокам - не задумывались ли вы о происхождении этого слова, определяющего едва ли не главную человеческую добродетель, объявленную ханжами Скромный от \" скоромный\" - убогий, ограниченный, серый, лишенный и без того немногих человеческих радостей Но мы отвлеклись Так вот, не будем скромничать, в своем развитии вы недалеки, на мой взгляд, от умственного и интеллектуального совершенства И вот, я спрашиваю себя - достойна ли вас сделка, ( а именно сделку совершим мы с вами, решись вы на дальнейший курс), когда ценой искренних страданий ваших, страхов - я вижу как они уже охватывают вашу душу, хоть нарушая договоренность нашу, вы скрывает их от меня Но я прощаю вас и не об этом сейчас речь Так вот вы платите чистой монетой истинных ваших чувств - а взамен, я честен в этой сделке и предупреждаю вас об этом на берегу - взамен получаете суррогат Вы позволяете мне добровольно впрыснуть вам наркотик, под действием которого будете жить всю оставшуюся жизнь Этого ли достойны вы? - спрашиваю я себя. И отвечаю себе - нет.

Холодная тьма, отделенная невидимым сейчас стеклом балконных дверей и причудливых окон в потолке мансарды, окружает нас И в ней, словно парим мы высоко землей, достигая вершин вековых сосен, окруженные теплым свечением матовых фонарей, пушистой лаской ковров под ногами и лайковым уютом мягких кожаных диванов Три дня провели мы вместе с целителем моим, три долгих дня, заполненных напряженной работой души, но впервые голос его утратил жесткость стального сплава, а слова - назидательность взыскательного учителя - речь его так же как и все вокруг в этом зыбком матовом свете стала тепла, и посветлело, расплавилось будто золото глаз, ласковые искры плавают в нем.

Тревожная мелодия не звучит больше в душе моей - ее наполняет какая-то зыбкая, неуловимая, словно хмельная слегка надежда.

- Так как же еще можно мне помочь? Что - вместо суррогата.

- Подлинное исполнение вашего желания.

- То есть, - голос подводит меня и последние слова я почти шепчу, - то есть - он...

- Объект \"х\" перестанет существовать отнюдь не в вашем сознании.

- Но ведь это...

- Я начинаю сомневаться в вас - очень неприятные для меня мысли пришли вам в голову. Запомните, я никогда не посягаю на телесную оболочку человека, мой предмет - его психика или, что впрочем одно и тоже, - душа.

- Создателю нашему, Господу Богу, угодно было распорядится так, что я последний из первой и прямой ветви князей Мещерских остался жив на этом свете и в этой стране Существует еще несколько ветвей нашего рода, но их потомки разбросаны были по миру и о судьбе их мне ныне ничего не известно К тому, о чем намерен я поведать вам, прямого отношения это не имеет, но я хочу, чтобы вы, Евгений Витальевич, знали определенно - бесценным сокровищам, о которых пойдет речь являюсь я единственным наследником Посему, полагаю, право посвящать в это старинное семейное наше дело, вас, человека, простите, постороннего, имею. И ответственен за то лишь перед Господом Богом, памятью предков, да собственной совестью.

- Простите, Борис Романович, я перебью вас, - волнение и даже трепет охватили Павлова, пока он слушал торжественную речь старика и собственный голос, когда он заговорил показался ему чужим, - но мы ведь, действительно, знакомы всего несколько часов и возможно я не имею права...

- Благодарю вас, голубчик, что попытались остановить болтливого старика от опрометчивого поступка, - голос князя звучал насмешливо и удивительно молодо, - но дело это уже решенное и не мной, сирым, а тем, кто изволил свести нас нынче днем, вам определил много ранее заняться историей великих инквизиторов, а мне - хранить наследие, которым теперь, видно, и настал черед поделиться К тому же не извольте беспокоиться, речь пойдет не фамильных драгоценностях, их не сберег - увы, а быть может и к счастью, раз была на то Божья воля Имущество мое, друг мой, трижды грабили большевики, объявляя свой разбой конфискацией, четырежды - честные разбойники, а промеж них - добрые соседи и всякого рода сочувствующие, это когда ваш покорный слуга обретался по тюрьмам и каторгам. Книги вот, фотографии, домашнюю утварь, из мебели кое-что, портреты дорогих мне людей, картин несколько да статуэток, цены большой не представляющих, истинные друзья мои сберегли, за что им благодарен. Вот - все они здесь в двух комнатах моих уместились- мне одному, однако, сего имущества вполне достаточно.

Речь веду я о сокровищах совершенно иного рода.

Сыновей у отца моего было двое - я и старший брат мой - Глеб Разница между нами была всего лишь в один год., но людьми мы оказались совершенно разными Я с младенчества грезил военной карьерой, дитятей еще был записан в полк, и сколь помню себя более всего любил размахивать сабелькой и разыгрывать сражения полками оловянных солдатиков., чем папеньку сильно радовал Рос я, при том, разумеется, ребенком здоровым и подвижным, в шесть лет уже крепко сидел в седле и скакал аллюром, а в четырнадцать без малейшего сожаления покинул родительский дом, чтобы переместиться петербугрский пажеский корпус Брат же, напротив, с детства часто болел, был меланхоличен и тих, зато читал неимоверно много и с ранних лет удивлял окружающих своими познаниями., особенно в науках исторических К великому папенькиному неудовольствию - к военной карьере не было у него не малейшей склонности, да и желания одеть эполеты он никогда не испытывал Матушка, которая всегда любила его более меня и опекала особенно, употребила все свое влияние и, в нарушение семейной традиции, Глеб был отправлен изучать историческую науку в Сорбонну, во Францию Было это осенью одна тысяча девятьсот тринадцатого года, а меньше года спустя в июне четырнадцатого произошло, друг мой, хорошо известное вам как историку событие, положившее начало губительной, роковой для России войне. С той поры, собственно говоря, судьбе было угодно навсегда разлучить меня с братом. Надо ли говорить, что со всей горячностью молодости и кипящего в груди патриотизма, я рвался на фронт и, разумеется, почти беспрепятственно достиг цели - уже в январе пятнадцатого я был в самом пекле Сарыкамыша и вместе с Кавказской армией генерала Юденича громил турков, с ним брал Эрзурум и Трапезунд, с ним же после октябрьского мятежа ушел в Финляндию, чтобы в девятнадцатом дважды штурмовать Питер. Увы, все было кончено для меня уже осенью девятнадцатогобольшевики разгромили нас напрочь, командующий наш, Николай Николаевич бежал, Бог ему судья, я же едва оправившись после ранения, начал бесконечные скитания свои по большевистским застенкам Богу однако было угодно сохранить мне жизнь, пусть исполненную страданий и лишений, роптать не смею и историями своих скитаний и бедствий занимать ваше внимание не стану Скажу только, что последний раз забрали меня в сорок девятом, а в пятьдесят пятом - выпустили на свет божий и вольную волю - с тех пор живу в относительном покое, нынешние большевистские власти внимания на меня обращать не изволят, пенсию даже платят - сорок семь целковых, да и Господь с ними Заговорил я вас, да все не о том.

- Нет, что вы Борис Романович, я вас слушаю с большим интересом.

- Вижу, что с интересом - вот и разговорился Да звал я вас не для приятных бесед Тем не менее, благодарю за внимание, а теперь - о главном, о братовом наследстве Да, с братом расстались мы в самый канун тех страшных лет, что обрушились на Россию и никаких вестей о нем все эти годы я не имел Про родителей знал - что расстреляли их большевики в двадцатом, следователь ЧК, один из первых - сколько потом их было у меня, не отказал себе в удовольствии - сообщил мне сие скорбное известие А о брате - ни слуху, ни духу, как в воду канул И вот, несколько лет тому назад нашел меня бойкий такой француз - журналист и поведал историю, знаете ли, друг мой, просто фантастическую.

Вот она, извольте слушать Брат мой старший, Глеб Романович, как и надлежало ему учился в Сорбоне и видимо весьма усердно и успешно, поскольку некий весьма уважаемый и известный в научном мире профессор., стал чрезвычайно его опекать и приблизил к себе, сделав чем-то вроде своего то ли секретаря, то ли помощника Ученые, это впрочем вам виднее, видимо, люди от мира сего отрешенные - их мало заботят войны и революции, словом Глеб вместе со своим учителем-французом все те страшные годы, пока здесь гремели войны занимались своими изысканиями и, судя по всему, весьма в них преуспели Впрочем, виноват, я позабыл открыть вам обстоятельство как раз для вас- то чрезвычайно важное - профессор тот, а, стало быть, и Глебушка мой., изучали средневековую историю и, представьте себе, именно историю деяний великих инквизиторов.

Теперь, друг мой, полагаю вам ясно, что повергло меня в такое изумление, чтобы не сказать больше, когда вы представились мне и обозначили род своих занятий.

Но слушайте дальше - ибо самое главное в моем повествовании впереди.

В середине тридцатых годов, когда профессор был уже глубоким старцем, а Глебушка близился к сороковой - вот уж поистине- роковой- своей годовщине и был, надо сказать к тому времени тоже уже довольно заслуженным ученым мужем, они обнаружили нечто в протоколах святой инквизиции, кои в ту пору разбирали Нечто было настолько, по их представлениям важным, что профессор в своем дневнике изволил сравнить это с приговором невинно убиенной Орлеанской Деве, но далее намека не пошел Более того, профессор этот ранее слыл если не атеистом, то человеком мало верующим и еще менее склонным к общению со священнослужителями, так вот, внезапно весьма для всех - он попросил срочной аудиенции у местного епископа и провел в беседе с ним несколько часов Вернувшись после беседы со святым отцом, он заперся в своем кабинете с Глебом и что происходило там никому не ведомо Когда Глеб покинул дом профессора была уже поздняя ночь и домочадцы старика и прислуга спали., наутро же он был обнаружен мертвым, в петле, а в камине, еще горячем тлел пепел сожженных древних манускриптов, рукописей профессора и его дневника, лишь несколько страниц из которого чудом уцелело Было следствие и подозрение падало на Глеба, его арестовывали даже, к тому же - вел он себя весьма странно - о содержании их последней беседы говорить отказывался и временами казался попросту умалишенным Позже однако, непонятным и странным довольно образом дело было закрыто. Известно лишь о вмешательстве епископа и его заступничестве в отношении Глеба.

От него отступились и даже стали высказывать ему некоторое сочувствие, однако он вскоре покинул Францию и дальнейшая судьба его долгое время была неизвестна.

Всю эту историю поведал мне тот самый француз - журналист, который оказался родным внуком так странно погибшего профессора Вот уже несколько лет он занимался таинственной историей гибели своего деда и в поисках разгадки, представьте, разыскал следы Глеба Покинув Францию, тот совершил паломнический путь в святую землю Палестины, и в православном монастыре в Иерусалиме принял постриг и имя отца Георгия, так, в монашестве он прожил почти. сорок лет и умер совсем недавно, в семьдесят шестом году Мне, как видите, суждено Господом, пережить брата моего, правда неведомо - надолго ли.

Однако, речь не обо мне - продолжаю Француз тот, как ужу говорил я оказался молодым человеком в своих поисках весьма и весьма настойчивым, впрочем у него для того имелись, слава Богу, все возможности- родители оставили ему неплохое состояние и будучи подданным свободной страны, он мог беспрепятственно разъезжать по свету и продолжать свои изыскания Одним словом, он взял на себя труд посетить Святую землю и разыскать в Иерусалиме тот самый монастырь, где окончил свои дни Глеб Там помнят его отцом Георгием, и, как утверждал француз, почитаем он братьями и многочисленными паломниками едва ли не святым старцем Все, скудные впрочем, вещи его монахи хранили и среди них оказалась небольшая рукопись, разобрать которую они не смогли, да и, как признались французу, не очень старались, ибо поняли, по дате, указанной на первой странице, что записи эти были сделаны отцом Георгием еще в миру, однако показать их человеку незнакомому тоже не решились, сколько ни убеждал он настоятеля монастыря И вот, представьте, настоятель тот, человек очень пожилой, если не сказать древний, как и я, родом из России, вдруг говорит французу, что в молодости воевал в Добровольческой армии вместе с братом отца Георгия, князем Борисом Мещерским, то есть со мной и я - есть единственный человек, которому он отдал бы рукопись отца Георгия, как законному наследнику его мирского имущества Впрочем, он тут же заявляет, каково? - что совершенно уверен в моей давней уже гибели то ли на фронте, то ли в подвалах ЧК Француз, однако, не унимается и спрашивает святого отца, что ежели, он отыщет князя Бориса? \" Пусть напишет мне хотя бы несколько строчек и если вспомнит, как дурно и бессовестно прозвал он своего приятеля, Сергея Шелешпанского, то передам рукопись любому представителю его, которого он укажет Однако, повторяю, сие, невозможно, поскольку, мой стародавний приятель и однокашник Борис Мещерский, давно уже прибывает в мире ином, надеюсь, что в Царствии Небесном\"- таков был ответ.

С тем, упорный француз и примчался в Москву и представьте, к неописуемой радости своей, без особых усилий, как ни странно, отыскал меня на этом самом месте, живого, как вы сами можете убедиться и в некотором относительном здравии. Ну, что, интересно вам слушать далее или надоел?.

Побойтесь Бога, Борис Романович, я дух боюсь перевести, чтобы не прервать вас, - это было абсолютной правдой Все это время пока старик говорил, изредка лишь прерываясь на то, чтобы отхлебнуть остывшего давно чая, Павлов сидел неподвижно, окостенев почти в одной и той же позе, но не смея пошевелиться Потрясение, которое испытывал он от того, что слышал и от того, как вел свое потрясающее повествование старик было настолько велико, что никакие проявления окружающей действительности - будь то гром небесный, разверзнутые небеса, пожар, наводнение, не говоря уже о таких пустяках, как онемевшее тело или пересохшие губы, не могли заставить его пошевельнуться или даже отвести взгляд от вдохновенного, живого и неземного одновременно лица старца.

- Так извольте дух перевести и располагайтесь удобнее, а то вы сидите словно изваяние, мне даже неловко, ей Богу Чай, кстати вот, остыл и не годен совершенно Заварить ли свежего?.

- Нет - Павлов почти закричал это Больше всего на свете он боялся сейчас, что старик прервется и пропадет это наваждение Да, именно наваждением и ни чем иным более было это повествование, но Павлов готов был отдать не то что пол жизни, всю отмеренную ему жизнь, чтобы оно не оставляло его Он уже не предчувствовал, он совершенно точно знал осталось еще немного, возможно всего несколько минут и ему откроется тайна, сжигающая его душу уже много лет, он почти видел наяву - судьба медленно поворачивает к нему свой лик Он не ошибался, но в тот миг ему не дано было еще разглядеть - на лице капризной судьбы его не улыбка, а злобная, страшная гримаса..

- Ну - нет, так - нет, что ж вы так всполошились, Господи? - старик вдруг улыбнулся весьма довольный реакцией собеседника, - мне и самому хочется быстрее закончить свое повествование, не стану лукавить Так слушайте же! И вот этот заполошный француз является мне и спрашивает помню ли я Сержа Шелешпанского Князя Шелешпанского, прошу отметить Вам эта фамилия, похоже, неизвестна И совершенно напрасно и даже стыдно должно быть, милостивый государь, вам, как историку Князья Шелешпанские свой род вели от Рюрика, хотя справедливости ради обязан заметить, ничем особым в истории России не прославились \"Как не помнить. - отвечаю, - стар князь Борис, это очевидно, но из ума еще не выжил\".

\" Тогда, - он меня, представьте хватает за руки и не являя ни малейшего почтения, начинает трясти как грушу, простите за каламбур, - тогда скажите немедленно, как вы его прозвали в молодости и пишите ему письмо\" Вот буквально такой пассаж, галльский темперамент прямо-таки бьет ключом Бог мой, что же здесь вспоминать, если над этим потешался весь полк, не смотря на весь трагизм нашего тогдашнего положения Звал я его \"шпанской мушкой\". полагаю, вы уже достаточно зрелый муж, чтобы знать, что сие такое Французу же пришлось долго растолковывать, ну да там дело в переводе, знаете ли Что до письма, то я его, естественно, написал, отнюдь не несколько строк, а поболе, признаюсь, растрогался, предался воспоминаниям и, разумеется, просил его отписать мне подобнее о жизни и кончине Глеба и передать рукопись, если нет у него в ней нужды, подателю письма - любезному французскому журналисту Тем же вечером, так удачно все у него сложилось, вопреки извечным нашим формальностям, француз мой улетел в Иудею, или, как вы нынче изволите называть - Израиль..

Утро было как утро- обычное, зимнее, серое, как чаще всего и бывает в эту пору в Москве, но это никак не повлияло на состояние его души Проснувшись он несколько секунд лежал с открытыми глазами и не испытывая абсолютно никаких эмоций смотрел на холодное неприветливое небо за окном, на фоне которого уныло корежились голые, кое- где припорошенные грязным снегом ветви деревьев. А потом рывком откинув одеяло, пружинисто выпрыгнул из постели, не бросив даже беглого взгляда на роскошную панораму заснеженного города, которая открывалась из окна его спальни на двенадцатом этаже самодовольной в своем комфорте и благополучии кирпичной башни, сильно уродующей старинный арбатский переулок - ей впрочем не было до этого дела, а ему, в эти минуты не было дела до погоды, ибо она ни на что не могла повлиять по существу, а значит не заслуживала времени на созерцания и размышления. На ходу затягивая пояс легкого шелкового халата, он поспешил в ванную - и с удовольствием подставил тело под упругую прохладную струю душа Он никогда не понимал людей, которым необходимо было собраться с духом, для встречи с холодной массой воды - будь то шаг под душ или прыжок в бассейн Он вообще не понимал и не любил людей, которые не умели делать быстрых стремительных шагов, двигаться навстречу событиям, опережая их, и, встречая, держать удар Он - умел...

Ему было ровно тридцать три года - и всем кто, узнав об этом с дурацким глубокомыслием изрекал- \" О, возраст Христа... \" - он неизменно отвечал вопросом: \" А что, до тридцати трех его звали как-то иначе? \" Люди при этом, как правило, слегка терялись и начинали объяснять, глупо, к тому же, до смешного одинаковыми словами: \" Нет, но так говориться.., в том смысле, что в тридцать три, его.. \" \" Спасибо, я что-то слышал об этом\", - отвечал он иногда, еще более раздражая и смущая собеседника одновременно Не сказать, что считал он эту полемику умной или смешной, но в результате ее собеседник чаще всего бывал на некоторое время выбит из колеи, а это ему нравилось Разумеется, он знал с кем и когда можно себе это позволить У него вообще было обострено это чувство - места и времени - и в самой глубине души он был уверен, что именно этому чувству он обязан большинству своих ощутимых весьма успехов, но даже самому себе он никогда не признался бы в этом Он был из тех, кто сделал себя сам, и стремление подчеркнуть это уже теперь, в относительно молодые еще его годы, было столь заметно, что в зрелости, а тем паче в старости грозило стать навязчивым и маниакальным даже мотивом. Это он знал, как и вообще все свои недостатки, которым старался по возможности не позволять проявляться отчетливо для окружающих Именно так - не позволял проявляться, но не боролся с ними, потому что опять же в глубине души ни одни из своих недостатков таковыми не считал, просто признавал необходимость считаться с мнением окружающих, как обязательное условие собственного успеха Со временем, однако, эта необходимость становилась все меньше, вернее сужался круг людей, с мнением которых он вынужден был считаться. Он позволял себе иногда пофилософствовать наедине с собой и полагал это даже полезным для собственного развития Размышляя однажды таким образом он вывел любопытную формулу - мерилом его успеха по существу и было количество людей, с мнением которых он обязан считаться - чем меньше оставалось таковых - тем большей он обладал властью, а именно власть представляла в его понимании истинную да и единственную, по существу, ценность в человеческой жизни Все остальное - а это из признаваемых им ценностей были деньги и слава, становилось в зависимости от обстоятельств средством достижения или результатом власти, а иногда тем, и другим одновременно В этом смысле жизненный круг был для него замкнут. Что до самой жизни в физиологическом ее значении, то вне это круга она не представляла для него ценности и преложи ему кто остаться жить безвестным, нищим калекой - он немедленно отказался бы, потребовав без сожаления для себя смерти, но \"калекой\" - при этом, было обязательным компонентом фатальной ситуации, ибо физическое здоровье означало для него неотъемлемую и, более того обязательную возможность действовать, а значит, по истечении некоторого времени оказаться вновь в черте заветного круга.

Несколько лет назад, когда его имя стало мелькать в прессе, как крупного удачливого бизнесмена ( популярности он никогда не чурался, более того относился к ее формированию серьезно - не жалея денег на услуги профессионалов, не отдаваясь однако в их руки бездумно и безраздельно), дома у матери его подловил старый друг Именно друг - они были очень близки душевно многие годы - класса с пятого-шестого до окончания институтов и первых самостоятельных лет то есть все время - пока жили в соседних квартирах убого московского двора на грязной и злой рабочей окраине. И именно- подловил. Каждый раз, поднимаясь на новую ступень лестницы, по которой неустанно и стремительно вот уже почти десять лет двигался вверх, он, не раздумывая, без сожалений и угрызений совести, разрывал связи со всеми без исключения, кто оставался на предыдущей ступени, не взирая на персоналии и то что его с ними связывало Он был уверен - каждый оставшийся сзади - либо потенциальный соперник, либо - балласт, - ни то ни другое, было ему не нужно Еще он был уверен удачливых соратников ненавидят Он предпочитал, чтобы его ненавидели издалека и, желательно, снизу В то же время - и это был еще один реверанс общественному мнению - он много, убедительно и красиво говорил о команде и, действительно на каждое новое место всегда приходил с небольшой,, но слаженной и четкой командой, которую собирал по крупицам, но это была команда обслуги, высокопрофессиональной, высокообразованной и высокооплачиваемой, но хорошо им выдрессированной обслуги, - свите при короле, которой он позволял отчасти и под неусыпным личным контролем себя делать. Фокус был еще в том, что большинство из его челяди, никогда себя таковой не считали, были лично преданы ему и свято верили во взаимность, а те немногие, кто понимал истинное положение вещей предпочитали помалкивать, имея каждый к тому собственное, но весомое обстоятельство - он умел работать с людьми, и это тоже был дар свыше.

Тщательно организованные и обученные кордоны из обслуги - он лично разрабатывал технологию работы своего аппарата - преодолеть было практически невозможно - старый друг воспользовался мягкосердечностью его матери - \" случайная\" встреча состоялась в ее новой квартире Он спокойно и доброжелательно выслушал все - история была до оскомины банальна, почти анекдотична - серьезно больной ребенок, неработающая жена, институт, в котором не платят зарплаты, неудачные попытки заняться бизнесом, долги, кредиторы, отъем квартиры в той самой грязной пятиэтажке - и в конце на надломе, но с пафосом:.

- Пойми, старик, я не денег просить пришел - я денег твоих не возьму, ты меня знаешь...

- А я и не дам, ты-то как раз меня не знаешь, - подумал он, но продолжал сочувственно ( зачем расстраивать мать - потом упреки а то и слезы - этого он не терпел) слушать.

- Я об одном тебя прошу - дай мне возможность работать - во мне академического гонора нет, я уже давно забыл про свои дипломы и диссертации, и амбиций у меня не осталось ни здоровых, ни больных Я согласен на любую работу - как тот безработный из советской агитки, помнишь? Только дай мне эту работу.

- Отлично, - он легко поднялся из низкого кресла, - прости я на секунду Вернувшись действительно через мгновенье с открытым блокнотом в руке он продолжил, - ты меня порадовал, старик, честное слово Тем, что не ноешь и не требуешь немедленно назначить тебя вице-президентом кампании. Это вселяет в меня оптимизм Пиши, - Он продиктовал ему телефонный номер Звони завтра, прямо с утра Работа у тебя будет, даю слово.

- Сказать, что от тебя? - глаза старого друга подозрительно заблестели.

- От меня? Да-а, можешь сказать, если хочешь..

Мать смотрела на него, умильно улыбаясь и кажется тоже собиралась прослезиться, он стремительно поднялся:.

- Все. Простите, дорогие, но ваше время истекло Прощай, старик, держись и помни, жизнь полосатая.

В лифте он фыркнул и едва не рассмеялся, но сдержался, поймав на себе настороженный взгляд охранника: \"Собственно, смеяться тут не над чем, решил он через несколько секунд, привычно располагаясь в салоне своей машины, источающем запах дорогой кожи и хорошего парфюма, - его поступок был абсолютно честен и продиктован исключительно желанием указать старому другу на разнообразие имеющихся, на самом деле, возможностей, а уж его проблемаправильно понять и суметь ими воспользоваться Телефон, который он продиктовал ему, был телефоном отдела распространения популярной молодежной газеты, которая в каждом выпуске призывала \"энергичных и предприимчивых\" к сотрудничеству, он, собственно и выходил из комнаты, чтобы списать его из газеты, которую заприметил у матери в прихожей.

Его звали Кирилл Синявин И он, не без оснований надо сказать, рассчитывал, что через некоторое время это имя будет известно, если и не каждому, то очень и очень многим, ибо его властные амбиции были не на шутку высоки.

Как видите, он достаточно сложен и очень закрыт, я бы сказала защищен То есть, на самом деле он довольно уязвим, но это очень и очень глубоко и открывается немногим, он живет как бы в панцире, это и в психологическом смысле, и в прямом - он слегка помешан на собственной безопасности, хотя совсем не труслив, за жизнь свою всерьез не боится, пожалуй даже, фаталист, но соорудил какие-то немыслимые системы безопасности- пароли, постоянная смена телефонов, маршрутов. До смешного - он никогда два раза подряд не обедает в одном и том же ресторане Добраться до него очень сложно Поверьте, после нашего разрыва, вернее после того, как он бросил меня, я пыталась и отчаянно, но безуспешно.

- Вы заблуждаетесь, и очень сильно - все как раз с точностью до наоборот Этот человек не просто доступен - открыт, обнажен и ждет только, чтобы его пришли и взяли Что же до усиленных мер безопасности, то, вы правы - они не от трусости и опасения за свою жизнь, однако если взглянуть глубже, станет ясна и подлинная их причина, вернее цель - подчеркнуть собственную значимость в чужих, и что более интересно для меня - в своих собственных глазах Отсюда вывод - подсознание безжалостно фиксирует собственную слабость и то, что поставленные цели страшно далеки придумывает для сознания защиту от горькой истины - театрализованные представления, игры в собственное величие и недосягаемость Нет, человек этот слаб и очень доступен Вы в этом смысле оказались орешком, куда более крепким Кстати, замечу попутно, вы очень тонко и правильно все чувствуете и очень плохо анализируете продукт, так сказать, своей чувствительности. Этому надо учиться, в жизни эта наука чрезвычайно полезна, я бы даже сказал - необходима Но это к слову. Надумаете поступить ко мне в обучение - возьму, - он улыбается. Он часто теперь улыбается мне, улыбается дружески, хотя и не без тени снисходительности Он больше не врачует меня - не стало окриков и требований немедленно сформулировать ассоциацию или быстро ответить, о чем я думаю Теперь он относится ко мне бережно, но как-то безучастно - как к инструменту, хрупкому, совершенному, ценному, но - инструменту Он даже позволяет теперь, отвлекаясь от работы, порассуждать при мне вслух, вроде бы и обращаясь ко мне, но иногда мне кажется - он говорит сам с собой, проговаривая и шлифуя тем самым совершенство своих формул, по которым расщепляются и синтезируются вновь самые недоступные пониманию, как казалось мне раньше, человеческие чувства и их малейшие оттенки. Он оставляет мне довольно много свободного времени - его не пугает теперь бесконтрольный ход моих мыслей и сны мои не интересуют его теперь Я - инструмент, по праву собственности принадлежащий ему и потому интересующий его только с точки зрения качества исполнения своих сложных функций, я инструмент - посредством которого он шаг за шагом проникает все глубже в темные и труднодоступные( уж я-то знаю! ) лабиринты чужой человеческой души, он движется неспешно и осторожно, но это - шаги командора, уверенные и неотвратимые, однако бесшумные - человек не слышит их., возможно чувствует? - но это врятли. - он слишком самоуверен и прагматичен, чтобы прислушиваться к тревожным предчувствиям души Да и полно, есть ли она у него, душа? И я вдруг говорю:.

- Вы позволите мне задать вопрос не по теме?.

- Забавно - ему на самом деле становится забавно, он снова улыбается, вы так впитали фразу, про ученичество, что даже формулировать стали как студентка на лекции Давайте, не по теме Но знайте, за науку - платить придется отдельно Шучу Так, что там у вас, не по теме?.

- Вы как-то сказали, что психика и душа это в, сущности одно и то же, я понимаю, в прямом переводе - так Но по сути, для вас есть ли разница?.

- Бесспорно И я отвечу - в чем, но учтите, а лучше отметьте где-нибудь на полях вашей памяти, вопрос - как и ответ не из области психологии, впрочем, сдается мне вы это понимаете Науку, постулаты которой позволят мне ответить, даже обозначить малообразованное человечество наше не потрудилось, ибо даже азы ее не постигло, лишь прикоснулось слегка в философских трудах и работах по теологии Так вот, психика - есть свойство высокоорганизованной материи, как справедливо заметил классик, духовность же - есть высшее проявление этого свойства, наиболее приближающее субъекта к точке, а вернее линии в которой стирается грань между материальным и нематериальным составляющими вселенной Просто признать наличие души, плывя по течению столь милой вашему сердцу веры, а возможно и ощутить его, правильно распознав необъяснимые вроде предчувствия, страхи, симпатии и антипатии, сны, наконец, и, слепо следуя им, вдруг чудесным образом избежать казалось неизбежного удара судьбы или получить, напротив нежданный ее дар- может всякий Но лишь у избранных сознание поднимается до постижения души, и им дано управлять ею, как могут, малочисленные тоже, впрочем, профессионалы, управлять психикой, постигнув законы ее развития, однако большего рассказать я вам не могу.