Белеза онемела от ярости и изумления. Но рядом с нею всхлипывала Тина, и, как ни желала девушка немедленно получить объяснение невероятным словам своего дяди, она ушла из зала, уведя с собою воспитанницу.

Очень скоро обессилевшая Тина, усыпленная пролитыми слезами и теплым вином, задремала, а Белеза в темноте без сна сидела на кровати, охваченная каким-то странным оцепенением. Нельзя сказать, что Зароно был ей противен, скорее даже наоборот, но только она представляла себе будущего мужа совершенно иным. К тому же, она была знакома с капитаном не более нескольких часов, и нельзя же вот так отдавать ее первому встречному! Что за затмение нашло на ее дядю? Она всегда относилась к нему как к родному отцу, от него ждала защиты и заботы, от него и только от него ожидала выбора своей судьбы. Но она была уверена, что граф найдет ей блестящую партию! Спору нет, дель Торрес великолепен, у него манеры настоящего гранда, и род его, хоть и небогат, но древен и славен. Но каперство, фи!.. И все же какое восхищение читалось в его глазах, когда он смотрел на нее...

Мысли Белезы скакали, как озорные бельчата. Кого увидела Тина? Что это за черный человек, убийца ее отца? И загадочные угрозы графу?.. Уж не от этого ли человека бежал Валенсо да Корзетта из Зингары?..

Тихо скрипнула открывшаяся дверь. Белеза вскочила, сердце ее бешено колотилось. На пороге стоял граф, заслоняя ладонью трепещущий огонек свечи.

— Я удивлена, ваша светлость, — холодно сказала Белеза. — Не такого мужа ожидала я от вас.

— Девочка моя, — сказал граф таким голосом, что у Белезы едва слезы не брызнули из глаз. — Теперь у меня нет иного выхода. Ты должна как можно скорее уехать отсюда, и если это возможно единственно этим способом, так и будет.

— А вы? — тихо сказала Белеза. Она начинала понимать, что задумал граф. — Зачем вы отсылаете всех? Чтобы остаться один на один с вашим черным человеком?

— Пусть это тебя не беспокоит. У меня с ним свои счеты. Но я никогда себе не прощу, если эта тень коснется и тебя. Поэтому ты сделаешь так, как я сказал. И довольно об этом. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — машинально ответила Белеза закрывшейся за дядей двери. — Спокойной... О матерь Иштар, жизнеподательница, защити и сохрани меня!.. — Сотрясаясь от бурных рыданий, Белеза упала лицом в подушку. И не заметила, как уснула.



 Глава 5. Шторм

Проснулась она как от толчка. Рядом с ней всхлипывала Тина. Нагнувшись к девочке, Белеза почувствовала, как в лицо ей пахнуло жаром от лица Тины. Девочка сжимала горячие кулачки и бормотала что-то быстрое и неразборчивое на жуткой смеси зингарского и стигийского языков. Чаще всего в ее бреду повторялось имя «Тот-Амон». Белеза не знала, кто это такой, понимала лишь, что стигиец и, вероятно, черный маг. Какое отношение имел он к ее дяде, никогда не бывавшем в Стигии, Белеза не представляла. Сейчас же ее больше заботила Тина, мечущаяся в жару и бреду.

Полночи просидела она над девочкой, кутая ее в одеяла из волчьих шкур, меняя компрессы и отирая холодной водой лицо и руки. Под утро Тина затихла, забывшись сном, заснула и Белеза.

В окне уже занимался рассвет, когда она проснулась второй раз за эту ночь — с острым чувством беды. Тина сидела в постели, таращась в темноту, как сова. В огромных ее глазах были напряжение и страх. Какой-то мерный звук доносился в комнату извне, но спросонья Белеза не могла понять, что это такое.

— Что ты, малышка? — Она слегка тряхнула Тину за плечо. — Что с тобой?

— Черный человек, — монотонно, как заклинание, произнесла Тина. — Черный человек бьет в черный барабан в черном лесу. Бум-бум-бум. Он высвистит ветер, и нас поглотит мо-оре. О-он подни-имет на нас волны, морские чудища и подземные твари вы-ыдут все из нор своих — на нас, на нас, на нас...

— Тина, опомнись! — зашептала Белеза в ужасе. Она никогда не видела у своей воспитанницы такого лица. А девочка меж тем говорила, все так же невидяще уставясь в ночь кошачьими глазами:

— Слушайте, о, слушайте, кара миа, я расскажу вам одну историю. Жила была на свете девочка, и звали ее Тхемнетх, что значит «обещание», и кто была ее мать, не помнил никто, ибо женщины в Стигии дешевле камешков на морском берегу, и каждый может купить себе какую пожелает, а получив сына, выгнать ее из дома. Если рождается девочка, мать забирает ее с собой, и отцу нет до нее никакого дела. Но когда родилась Тхемнетх, звезды особенно ярко светили над Стиксом, и все черные кошки Луксура собрались на ступенях дворца ее родителя, и все белые совы расселись на крыше. И слышно было во всем городе, как ухают совы и мурлычуг кошки. Мать оставила ее на мраморных ступенях, на мраморных ступенях дворца оставила она ее и ушла, и черные кошки и белые совы пришли посмотреть на Тхемнетх. Отец ее был великий маг, и той ночью он проснулся и вышел, ибо ночь была полна волшебством. Он увидел ребенка и кошек, черных кошек богини Сохмет, и понял, что не обычную девочку родила ему женщина, чье имя он забыл, едва она ушла, а Верховную Жрицу храма Сохмет Львиноголовой. Жрицы богини — не женщины, их никогда не узнал ни один мужчина, а если отважится на это какой-нибудь безумец, перестанет быть мужчиной навсегда. Раз в столетие рождается в безлунную полночь новая Верховная Жрица, и всегда об этом знают звезды, совы и кошки. И отец Тхемнетх взял девочку в дом и стал воспитывать ее, как подобает воспитывать будущую Великую Жрицу. Великая радость царила в луксурском храме Сохмет, ибо прежняя Верховная Жрица дряхлела, и некому было передать ей свою душу. Когда Тхемнетх исполнилось два года, ее посвятили Львиноголовой, и через десять лет она должна

была надеть белые одежды Верховной Жрицы. День в день в Посвящение прежняя Жрица умерла, и у Тхемнетх стало две души. Душа старой Жрицы несла в себе души всех прежних жриц, и все они поселились в Тхемнетх, и поначалу она хотела вырвать себе сердце, так это было страшно. Вы слушаете меня, госпожа моя?

— Да, — еле слышно прошептала Белеза, завороженная рассказом и недетским взглядом девочки.

— Прошло четыре года из десяти, и старый царь Стигии умер. Среди жрецов Черного Круга отец Тхемнетх был одним из первых. Он мог заморозить солнечный свет и превратить воду в песок, сравнять с землей горы и воздвигнуть за ночь пышные дворцы. Ему служили многие демоны, дети Нергала. С юных лет у него был соперник — не по умению и искусству, а по жажде власти. Звали этого мага Тот-Амон. Был он зол, жесток и неуемен втрое против всех остальных ревнителей Круга. Он был могущественным магом и главой Круга, но все же не столь могущественным, как отец Тхемнетх. И не желал мириться с тем, что кто-то превосходит его, повелителя Темных Сил.

Их соперничество переросло в настоящую вражду, и в конце концов, не в силах совладать с моим отцом магическими средствами, он подослал к нему обычных убийц с заговоренной сталью. Но мало радости доставило ему это убийство. Ревнители Круга были так возмущены, что объединились против него и изгнали из страны. А Тхемнетх поклялась отомстить за отца...

Тот-Амон знал, что не сможет вернуться в Стигию, пока дочь его убитого врага стоит перед престолом Львиноголовой в луксурском храме, ибо даже Сет, Владыка Мрака, избегает гневить свою грозную мать. И однажды ночью он выкрал маленькую Тхемнетх из дома, в котором она жила, умертвив ее служанок и евнухов. Он лишил ее девственности, чтобы больше никогда не смогла она стать Жрицей, и продал шемитам. Тхемнетх истекала кровью целую луну, но выжила. Но кому нужна женщина шести лет, с душой тысячи старых Жриц? Ее продавали за все меньшую и меньшую цену, пока не купила ее домья

Белеза из Зингары и не сделала родной дочерью. Понравилась вам моя история, кара миа?

— Девочка, бедная моя девочка, — только и смогла сказать Белеза, обнимая ее напряженные плечи. — Забудь все это, забудь, как дурной сон!

Тина наконец взглянула на заплаканное лицо Белезы.

— Я хотела забыть. Что я могу теперь, где моя сила? Все сгорело. Я почти забыла. Но он пришел. Он снова пришел в мою жизнь, и снова рушит ее. Слышите?

Белеза прислушалась. Монотонный звук, который она вначале приняла за шум дождя за окном, доносился все отчетливее. Как будто где-то далеко били в гулкий барабан. Ритм то нарастал, то замедлялся, складываясь в подобие мелодии.

— Черный человек творит черное колдовство в черном лесу. Скоро волны и камни обрушатся на нас, — сказала Тина очень спокойно.

Белеза выглянула в окно. Светлеющее небо заволакивали тучи. Они шли словно со всех сторон, сталкиваясь и перемешиваясь, набухая бурей. Первая молния блеснула в небе, и Белеза не успела сосчитать до трех, как оглушительный раскат грома накрыл форт.

— Корабль! — дико закричала Белеза. — В бухте на рейде стоит корабль! Его разобьет о скалы, и мы никогда не выберемся отсюда!

— Я думаю, того ему. и нужно, — мрачно сказала Тина. — Тогда на берегу он узнал меня, но теперь, как он думает, я — ничто, и не против меня его чародейство. Но он будет рад погубить вместе с графом и всех, кто окажется поблизости.

— Но нельзя же так сидеть, надо что-то делать!

— Что? — обреченно спросила девочка. Теперь она снова выглядела той старой больной обезьянкой, какой ее впервые увидела Белеза.

— Я пойду подниму Зароно! Пусть спасает свой корабль!

Белеза решительно распахнула дверь.

— Стойте! Стойте, моя домья, я с вами! — закричала девочка. Это был крик самого обыкновенного ребенка, который боится остаться один в темноте в штормовую ночь. Белеза облегченно вздохнула. Она уже начинала побаиваться своей воспитанницы, но теперь перед ней была прежняя Тина.

— Тогда одевайся скорее.

— Вам тоже надо надеть что-нибудь теплое, — заявила девочка, натягивая свое шерстяное платье.

— Да, я возьму меховой плащ.

Прикрыв дверь, Белеза направилась было к нише с одеждой, но замерла на пол-шаге.

— Кто это? — прошептала она.

По коридору жилого крыла кто-то шел. Половицы не скрипели у него под ногами, шорох шагов был едва слышен, словно шепот в осенней листве. Тяжелые сапоги солдат стучали гораздо громче, да и не мог идти в такой час по жилому крылу ни один солдат. Комната Гальборо находилась в другом конце коридора, шаги дяди Белеза знала наизусть. Судя по размеренности походки, это был все-таки мужчина, но мужчина совершенно невесомый. Белеза попыталась заглянуть в замочную скважину, и в этот миг черная тень проскользила мимо ее двери. Девушка буквально примерзла к полу, не в силах ни пошевельнуться, ни вздохнуть. Тина скрючилась на кровати, держа башмак в руке.

— Это он! — одними губами прошептала она.

Шаги удалялись в сторону спальни графа. Белеза собрала все силы, чтобы крикнуть, как-то предупредить — но не смогла выдавить из себя даже мышиного писка. В полном оцепенении слышала она, как черный человек тихо смеется под дверью графа, а затем уходит — так же неслышно, как и пришел. Глаза Белезы стали совершенно круглыми от ужаса, холодный пот выступил на лбу. За этим призраком, как шлейф за модным платьем, тянулся страх — страх, леденящий кровь и душу, страх изначальный, могильный.

Опомнившись, Белеза бросилась вон. Осторожно подергала ручку двери дядиной комнаты: заперта. «Надеюсь, он не может ходить сквозь стены», — прошептала Белеза. Пережитый ужас рвался наружу желанием немедленно что-нибудь предпринять. Новая молния перечертила небо. В коридор выскочила уже совершенно одетая Тина, в руках у нее был теплый меховой плащ.

— Вот, наденьте, кара миа.

Надев плащ и взяв девочку за руку, Белеза решительно зашагала по коридору к «гостевой» комнате. На самом деле комната эта делалась на случай тяжелобольных, за которыми нужен ежечасный уход. Но годилась вполне и для гостя. У двери Белеза глубоко вдохнула и постучала — с видом человека, ныряющего в холодную воду.

Никто не отозвался, и Белеза постучала сильнее. За дверью послышалось ворчание, затем Белеза услыхала довольно внятное раздраженное «Да!»

— Вставайте, дом Зароно! Вставайте, иначе лишитесь корабля! — крикнула Белеза срывающимся голосом.

Не укоротился огарок ее свечи и на палец, как Зароно был уже на ногах и одет.

— Что происходит? — воскликнул он, выскакивая за дверь. — Это вы, домья Белеза?

— Да, скорее, капитан! Посмотрите, что творится на море! Это не простая гроза, надо немедленно отвести корабль от берега, иначе его разобьет, как разбило нашу галеру!

— Клянусь огненной колесницей Митры, вы правы! Что за шутки шутит Нергал с вашим дядей? Бегите скорее к себе, я немедленно иду на берег.

— Скорее Сет, чем Нергал, — возразила Белеза. — Капитан, я никуда не пойду. Вы возьмете меня с собой. Я не такая избалованная дурочка, какой кажусь на первый взгляд. Но я не могу оставаться в этом доме, это выше моих сил. Уж лучше утонуть в море!

У Зароно от изумления округлились глаза.

— Да вы с ума сошли, дорогая моя домья Белеза! Об этом не может быть и речи..,

— Иначе я сброшусь вниз головой со сторожевой башни, — твердо сказала девушка, и, взглянув ей в лицо, капитан понял, что она не шутит.

— Тогда не стоит терять времени, — просто сказал он и, не оборачиваясь, помчался вниз по лестнице. Белеза и Тина не отставали от него ни на шаг.

Грохот черного барабана слышался теперь отовсюду. Туча, пожирающая самое себя, ярилась над фортом клубящейся тьмой. Ветер упал, воздух словно сгустился, еле проходя в горло. Но форт спал, словно зачарованный. Не горел ни один фонарь, спала, опираясь на копья, стража у ворот. Белеза ахнула, когда увидела створки распахнутыми настежь.

— Да что же здесь такое происходит, тысяча саблезубых акул?! — пробормотал в недоумении Зароно. — Конец света?

Новый раскат грома проглотил его последние слова.

— Скорее! — прокричала, задыхаясь, Белеза. — У вас на корабле наверняка творится то же самое! — Она махнула рукой в сторону лагеря на берегу. Оттуда не доносилось ни звука, всех охватил колдовской сон. Даже уголья в костре перестали мерцать, словно тоже оцепенели.

Толкнув в воду шлюпку, Зароно помог Белезе и Тине сесть, вскочил сам и сел на весла. От разряженного надменного гранда не осталось и следа. Перед Белезой сидел решительный, сильный мужчина, уверенно ведущий тяжелую шлюпку наперерез поднимающимся волнам. Темные его глаза горели упрямством, поднявшийся ветер трепал черные волосы. Такой Зароно нравился Белезе гораздо больше, чем изящный насмешник. Шлюпка стукнулась о борт галеры.

— Благодарение Митре, что спущен трап, — заметил Зароно зло. — Моих бездельников мы бы не докричались до Судного дня. Прошу вас, юные девицы, добро пожаловать на «Славу Зингары».

Оказавшись на палубе, Зароно велел им уйти в его каюту, а сам бросился разыскивать оставленных на судне матросов. Белеза еще успела услышать залп отборнейшей ругани, с которым капитан спускался на гребную палубу. Галера ходила ходуном на волнах, так что Тина и Белеза поспешили сесть и вцепиться во что-нибудь руками.

И тут разразилась буря неведомой силы. Растолкав пинками и проклятиями спящих матросов, Зароно успел поднять якорь прежде, чем нос галеры ушел под воду, когда она взвилась вверх на гребне первой волны, обрушившейся на берег. Раздавая пинки и команды, сдобренные лавиной брани, Зароно развернул галеру к ветру, и она нехотя, то и дело взлетая на исполинских волнах, пошла прочь из заколдованной бухты.

— Шевелитесь, ослы, если не хотите завтракать нынче с Нергалом! — ревел капитан, навалившись с еще одним матросом на руль. — Вытравить большой парус! Косые долой! Вы, шестеро, не спите на веслах, вы не в гареме Имре Хана!

Словно сквозь пелену тумана, глушащую все звуки, слышала Белеза его гортанные крики. Когда галера вознеслась и провалилась на второй волне, она, не удержавшись, упала, стукнулась обо что-то виском — и больше уже ничего не помнила.

Очнулась она от вкуса вина на губах.

Белеза открыла глаза.

Первые лучи солнца озаряли верхнюю палубу «Славы Зингары». Белеза лежала на горе шелковых подушек, перед ней, коленопреклоненный, стоял Зароно с бокалом в руке.

— Вам лучше? Ну и напугали же вы меня, бесстрашная домья!

— Должно быть, просто ударилась обо что-то. Где мы?

— Всего лишь в сотне полетов стрелы от бухты Корвеллы, — ответил Зароно, помогая ей встать. — Взгляните.

Корабль едва покачивался на легкой утренней волне, теплый ветерок шевелил волосы. Тем ужаснее и неестественнее выглядело то, что творилось в бухте. Огромная туча висела над берегом, меж кипящим небом и обезумевшим морем метались молнии. Грохот громовых раскатов слышался в отдалении.

— Какой ужас, — потрясенно вымолвила Белеза. — Мы ведь могли сейчас быть там...

— Но мы здесь — благодаря вам, — поклонился ей капитан. — Примите мое восхищение, домья Белеза. А, вот и наша маленькая обезьянка!

Сияющая Тина подбежала и привычно ткнулась в бок хозяйке. Белеза обняла ее за плечи.

— Барабан смолк! — радостно объявила девочка. — Не пройдет и утро, как буря стихнет!

 Глава 6. Карта

Скинув рубашку, пояс и штаны, рулевой «Красной Руки» плескался в ручье, поливая ледяной водой горячую голову. Странная буря, разразившаяся над бухтой Корвелы, прошла над соседним заливом небольшим дождичком, и капли воды уже высохли на траве и листьях. Солнце стояло в зените, было душно и жарко. Немудрено, что ему захотелось пить после трехчасовой прогулки вдоль берега. Сколько ему еще топать? Нету здесь ничего похожего на скалу среди леса, ну хоть ты тресни, а нету. Капитан просто свихнулся на этом грязном клочке пергамента. Что можно разобрать среди этих загогулин? И даже если — если — все это не чей-то дурацкий розыгрыш, то кто поручится, что сокровища все еще лежат в этой треклятой пещере, а не в чьих-нибудь карманах? Выходя из лагеря, Гоэрций был полон энтузиазма, но за три часа бестолкового блуждания в самый солнцепек пыл его заметно угас.

Наконец он вылез из ручья, отфыркиваясь и тряся головой. Вода текла с волос тонкими струйками по голой спине, приятно холодя кожу. Не открывая залепленных мокрыми волосами глаз, он вслепую потянулся за рубашкой — и обнаружил, что на ней кто-то стоит. Он отскочил, как отскакивает мирно спящая, на дороге собака, едва ее бока коснется колесо телеги. Резким жестом откинув волосы, он воззрился на призрак Траникоса, носком сапога попирающий его одежду.

— Чур меня, — пробормотал Гоэрций, складывая пальцы в знак, оберегающий от зла. — Сгинь, пропади! Мне не надо твоего золота! Убирайся обратно в пасть Нергалу, скройся!

— Что это ты, аргосский пес, и разум потерял вместе со штанами? — насмешливо поинтересовался призрак.

Этот низкий голос, выговаривающий зингарские слова с мягким северным акцентом, пират не мог спутать ни с чьим другим.

— Эк ты вырядился, киммерийский козел, — протянул он, растягивая губы в гнусную ухмылку. — Раскопал приданое своей прабабушки?

Наряд «киммерийского козла» и в самом деле выглядел несколько старомодно — широкие бархатные штаны с обилием золотого галуна, высокие сапоги с отворотами, красный кушак, шелковая, сплошь в кружеве и вышивке рубашка.

— Да, одна из моих прабабок поплавала капитаном на барахтанской галере. Кажется, как раз у нее твой дед на корме нужники чистил, — невозмутимо ответил киммериец и вынул из ножен меч. — Смотри-ка, какая славная безделушка сыскалась в ее девичьем сундуке! Не пора ли нам свести счеты, вонючая отрыжка Нергала?

Побагровев от ярости, кормчий метнулся к вороху одежды и выхватил собственный меч.

— Твоя прабабка спала в пещере с горным козлом, когда мой дед был капитаном! — прошипел он. — И мне не терпится унюхать, так ли противно воняют твои кишки, как семя того козла!

Этого ему говорить не стоило. Конан, сведя брови, сделал один-единственный выпад — и получил удовольствие наблюдать, как Гоэрций, выпустив из ослабевшей руки меч, падает на колени, зажимая локтем живот.

— Добрая сталь, клянусь печенью Крома и твоей, вываливающейся сейчас на песок. Ведомо ли тебе, непочтительный аргосский пес, что кхитайский воин, получив на совершеннолетие меч, пробует его на первом же крестьянине, и тот, умирая со вспоротым животом, обязан поблагодарить небеснорожденного за то, что именно его он выбрал для проверки своего оружия, — наставительно изрек Конан, вытирая клинок рубашкой Гоэрция. — Не худо было бы и тебе поблагодарить меня — твоя кровь первая на этом мече! Что ты там хрипишь, ничего не пойму.

Рулевой «Красной Руки» силился что-то сказать, но из горла у него вырывались только невнятные сиплые звуки. Наконец он дотянулся до своей одежды, выхватил из тряпок какой-то клочок и попытался засунуть себе в рот. Но до рта он его не донес. Кровь хлынула у него горлом, пират боком повалился на горячий песок.

— Ну-ка, что это ты попытался сожрать под конец, — пробормотал Конан, разжимая пальцы мертвеца.

* * *

— Благодарение великому Митре, ты жива И невредима! — уже в третий раз восклицал граф, оглядываясь на Белезу. Они сидели в Большом Зале за поздним обедом, но граф почти ничего не ел. Если не считать нескольких сорванных крыш, буря не нанесла форту урона, — он стоял высоко над морем, и волны, как ни были огромны, его не достали. Корабль граф счел, конечно, разбившимся, и был очень огорчен этим обстоятельством, но он едва не сошел с ума от горя, когда служанка сообщила ему, что Белеза исчезла, и вместе с нею исчезли Тина и Зароно. И какова же было всеобщее изумление и восторг, когда «Слава Зингары» показалась на горизонте как ни в чем не бывало. Зароно немедленно рассказал графу о том, какую роль сыграла Белеза в спасении корабля, и Валенсо только головой качал: он никак не ожидал в своей хрупкой воспитаннице такой решительности и отваги.

— Правда, большей частью парусов и мачтой пришлось пожертвовать, — заключил Зароно свой рассказ. — Теперь мы еще задержимся на какое-то время для ремонта.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Мои люди в вашем распоряжении, Зароно. А теперь, Белеза, не хочешь ли ты немного отдохнуть после подобных приключений?

— Это означает, что вам нужно поговорить с Зароно наедине, да, дядюшка? — улыбнулась Белеза. — Но я пойду. Это все для меня и в самом деле оказалось... немного слишком. — Кивнув мужчинам, она удалилась к себе.

— Пойдемте выйдем на берег, — предложил Зароно. — У меня действительно есть что сказать вам.

В бухте кипела работа. Под несколько потрепанную галеру подкладывали бревна, вытаскивая ее на берег для ремонта. Теперь уже было не различить, где люди графа, а где — матросы Зароно. Глядя на эту суету и оживление, Зароно проговорил:

— Я восхищен вашей племянницей, граф. Удивительная девушка. Скажите, вы не смеялись надо мной вчера, когда заявили, что я могу рассчитывать на ваше согласие, если попрошу ее руки?

— Нет, не смеялся, — мрачно ответил Валенсо. — Ей — да и всем моим людям — нужно как можно скорее уехать отсюда. Вы ей, похоже, нравитесь — особенно после вчерашней бури. Она просто глаз с вас не спускает.

Зароно с беспокойством взглянул графу в лицо — тот не шутил.

— Тогда еще один щекотливый вопрос, благородный дом. Если угодно, на правах будущего родственника. — Валенсо поморщился, но смолчал. — Почему вы так упорно хотите остаться здесь один — без рабочих, без защитников, без слуг. Что это была за невиданная буря, обрушившаяся только на вашу бухту? О каком черном человеке говорила вчера эта обезьянка, любимица Белезы?

— Это целых три вопроса, — усмехнулся Валенсо краем рта. — Но вы правы, ответ на них один. И он очень прост. У меня старые счеты с одним стигийским колдуном, Тот-Амоном. Он, как вы уже могли убедиться, могущественнейший маг. Когда-то давно мы повздорили, и он поклялся отомстить. Я надеялся, что на море он не сможет меня выследить в облике призрака — духи не могут путешествовать по воде, а сам пуститься за мною в погоню не захочет. Но, видно, его жажда мести сильнее, чем я думал. Он здесь, и нынешняя ночь тому доказательство. Довольно мне бегать от него, я встречу наконец свою судьбу, какою бы она не была... Но мои домашние не должны пострадать, — твердо заключил он.

— Но у нас с вами в общей сложности двести с лишним человек! — воскликнул Зароно. — Неужели мы все не сможем справиться с каким-то колдуном...

— Бросьте, дель Торрес. Вы не помните, что было ночью? Все спали, как младенцы. Все до единого, и ваши бойцы также. За что тут можно ручаться, на что положиться? Что мы против волн и ветра? Против изощренной магии? — Он помолчал и тихо проговорил: — Признаться вам, я безумно боюсь. Но это еще не значит, что меня заставят праздновать труса и прятаться за чужие спины.

Зароно не нашелся с ответом.

— Смотрите-ка! — воскликнул вдруг граф, указывая на горизонт. — «Красная Рука» Строма! Отзовем людей? — Дель Торрес сощурился, разглядывая входящий в бухту корабль.

— Он почти не поврежден, — процедил капитан сквозь зубы.

— Везет мерзавцу! Нет, людей мы отзывать не будем. Нас сейчас втрое больше, вряд ли он осмелится атаковать. Пойдемте узнаем, что ему надо!

Светловолосый гигант спрыгнул на песок и уверенно зашагал к зингарцам.

— Эй, гранды! Как насчет еще раз попробовать договориться? — окликнул он хозяев.

— Если договориться — милости просим, — насмешливо ответил Зароно. — А если получить стрелу в голову, так лучше и не пробовать, по-моему.

— Ну, во всяком случае, я безоружен, если не считать меча. Но с ним я не расстанусь даже перед рогатой мордой Нергала!

— Что вам угодно на этот раз, капитан Стром? — холодно спросил граф, прерывая обмен любезностями.

— То же, что и раньше, но с некоторыми изменениями! — расхохотался аргосец. — В последнюю нашу встречу, граф, я полагал, что у вас нет корабля, зато есть сокровища. Теперь я думаю, что у вас есть корабль и карта, но все еще нет сокровищ. У меня же есть лишь сотня головорезов, которая устроит вам кучу неприятностей, едва вы выйдете в море. Разумеется, при честном дележе ничего подобного не случится.

— Карта? — удивленно переспросил граф и взглянул на Зароно.

— Ну разумеется, карта! Пикты, как известно, не носят сапог! — Стром снова расхохотался. — Прямо сейчас я предлагаю следующее: впустить меня в дом и угостить стаканом вина. Мне плохо даются обсуждения при пересохшей глотке.

— Но твои люди останутся в шлюпке, — быстро проговорил Зароно. — Ты пойдешь один.

— Ну разумеется! Если граф Валенсо даст мне слово, что я выйду из форта таким, как вошел, ни один из моих людей не ступит на берег.

— Это в их же интересах, — предупредил Валенсо. — Я даю вам слово, капитан.

В напряженном молчании троица проследовала все в тот же Большой Зал. Здесь к ним присоединился Гальборо. Граф распорядился принести вина и с мрачным видом сел в свое кресло. На галерею тихонько пробрались Белеза и Тина, сев так, чтобы все видеть и слышать, но самим при этом оставаться невидимыми.

Стром, залпом осушив свой кубок, немедленно перешел к делу.

— Насколько я понимаю, уже все знают о драгоценностях старого Траникоса, — заявил он. — Более того, ты, Зароно, завладел моей картой. Все мы хотим получить часть золота, причем каждый, разумеется, рассчитывает на большую часть... — Он обвел собравшихся насмешливым взглядом.

— Не объяснишь ли ты мне вот какую вещь, — щуря темные глаза, сказал Зароно. — Если у тебя все это время была карта, во имя каких милостей Митры ты тянул столько времени?

— А у меня ее и не было! — радостно сообщил Стром. — Старика-то, как выяснилось, подколол Зингелито. Но у него не было ни корабля, ни команды, пока он, наконец, не сманил в эту бухту графа. Но к тому времени один из моих людей выкрал карту и принес ее мне. Но это было как раз на исходе лета, так что я еще ждал всю осень, зиму и весну, пока не кончатся шторма. И вот я наконец высаживаюсь здесь — и обнаруживаю форт графа Валенсо! Ну что я мог еще подумать? Разумеется, я стал требовать доли.

— А что заставляет тебя думать, что сокровища все еще в пещере? — все так же щурясь, спросил Зароно.

— То, что вам все-таки нужна карта, чтобы до них добраться! — ответил капитан «Красной Руки», по-видимому, очень довольный своей прозорливостью. — Иначе зачем вам понадобилось выслеживать и убивать Гоэрция, моего рулевого? Я послал его просто на всякий случай, найти отмеченное место, а в два часа пополудни нашел его труп, почти перерубленный пополам и раздетый до последней нитки! Не пикты же это сделали, там поработала добрая сталь и хорошая выучка. Итак, — заключил он, у вас есть карта, но нет сокровищ. Лохань Зароно не один месяц простоит в ремонте после этой бури. Так что у меня есть корабль, которого — почти — нет у вас. Валенсо располагает припасами и лагерем. Я предлагаю объединить все это и разыскать наконец сокровища!

— Но все население форта и люди Зароно не поместятся на вашем корабле, капитан Стром, — возразил Валенсо.

Стром расхохотался.

— За кого вы меня принимаете? Тысяча хвостов Нергала! Чтобы я, располагая силами в сто человек, пустил к себе на борт двести пятьдесят зингарцев? Я еще не сошел с ума. Отсюда уедут лишь граф с племянницей и Зароно с двадцатью наиболее дорогими ему людьми. Не более того. — Широкая ладонь капитана хлопнула по столу. — Ни одним человеком.

— Это исключено, — отрезал граф.

— Ну, в таком случае, — осклабился Стром, — остается в силе мое прежнее предложение. Если мне выделяют часть сокровищ, я позволяю всем, кто пожелает, беспрепятственно уйти отсюда. Если нет — пойдете на дно вместе со своим золотом.

— Как ты думаешь, — вкрадчиво проговорил Зароно, — что помешает нам сейчас захватить тебя как заложника и держать на нижней палубе, пока мы не уйдем достаточно далеко?

— Честное слово графа Корзетты, — широко улыбнулся великан. — Кроме того, мои ребята предупреждены именно на этот случай. Если я не вернусь в положенный срок, они снимутся с якоря — и поминай, как звали. А потом непременно Подстерегут вас.

— Кажется, я поторопился обещать этому негодяю неприкосновенность, — проворчал Валенсо из своего кресла.

— Да, ваша светлость, это вы дали маху, — кивнул Стром с довольной ухмылкой.

— Да уж пожалуй, клянусь Кромом!

Этот голос раздался прямо под галереей, и Белеза, рискуя привлечь внимание, невольно вскочила, чтобы увидеть его обладателя. Незнакомец был одет странно, но удобно, Белеза отметила богатство ткани и полное небрежение хозяина своим костюмом. Вошедший был черноволос, синеглаз и просто огромен. Ширина его плеч поражала, но еще больше поражала в нем грация огромной кошки, что скользит неслышной тенью в желтой траве.

«Он пришел со стороны жилых покоев, как он попал туда? — в смятении подумала Белеза. — И вообще — как он попал в форт?» Она крепче прижала к себе Тину, глядя на незнакомца во все глаза.

Первым очнулся Зароно.

— Амра! — закричал он. — Ах ты, акулий корм! А мы оплакивали тебя всей «Розой», когда Ромеро выловил в южных морях хвост и лапы твоей тигрицы. Ты баловень Бела, старый мерзавец!

Хохоча, эти двое отвесили друг другу по хорошему тумаку. С Зароно мигом слетела вся его чопорность, он с мальчишеской улыбкой обернулся к остальным.

— Господа, позвольте вам представить самого прославленного воина всего Туранского материка, Конана из Киммерии, моего злейшего друга и лучшего врага. — При этих словах оба расхохотались, припомнив историю их знакомства. Исполнив долг вежливости, Зароно принялся тормошить «злейшего друга», желая немедленно знать все, что произошло с Конаном за истекшие три года:

— Где ты был? Куда девалась твоя «Тигрица»? И команда, которую ты так долго набирал? Почему ты не объявлялся в море? Мы считали тебя погибшим! Если бы ты видел, нечестивец, какую тризну мы тебе устроили!

— Надо думать, не худшую, чем я по своей команде — по кувшину барахтанского за каждого! — отозвался Конан. — Спасся я тогда один из всей сотни, а «Тигрицу» разбило в щепы. Прах и пепел! Сам не знаю, как я выплыл. Но об этом после. Что это у вас тут происходит, Зароно? Делите шкуру неубитого медведя? Не худо бы и мне налить того прекрасного вина, что у вас на столе.

Зароно тотчас наполнил опустевшие кубки.

— Видишь ли, мы тут приятно проводим время...

Но его оборвал резкий голос графа:

— Как вы сюда вошли? Разве вы не понимаете, Зароно, там, где прошел он, могут пройти и пикты...

— О нет, уверяю вас! — отозвался дель Торрес. — Ни один пикт не обладает ростом достаточным, чтобы перелезть через частокол. Нет, там где, прошел Конан, вряд ли пройдет кто-нибудь, кроме него.

Белеза, затаясь на галерее, буквально пожирала глазами огромного киммерийца. Она, конечно, была наслышана о бесчисленных и фантастических подвигах этого человека, и даже если эти истории были правдивы хотя бы наполовину, перед ней, лениво развалясь в кресле, сидела живая легенда. Не так давно в Зингаре часто упоминали это имя, называя его еще Амрой, что значит Лев. Заговор «Белой Розы» еще был жив в людской памяти, а Конан принимал в тех событиях самое непосредственное участие.

— Так что вам здесь надо? — все так же холодно спросил Валенсо. Он не одобрял вооруженных переворотов. — Вы пришли с моря?

— Нет, я шел через всю Пустошь. Так получилось, что я вдруг перестал быть нужен королю Нумидесу, и мне пришлось бежать из Аквилонии. И всю весну и начало лета я провел в вересковых пустошах.

— Среди пиктов? — ужаснулся Зароно. Как все зингарцы, он не понимал и боялся этого низкорослого народа, умеющего слышать, как растет трава и шевелится ветер в своей берлоге.

— Это не так трудно, как кажется, хотя мне, киммерийцу, приходилось порой несладко. Но если ты их не трогаешь и соблюдаешь простейшие правила чужака, они обычно не трогают тебя.

— Это правда, — заметил Валенсо тоном ниже. — И все же, зачем вы здесь?

Киммериец пожал плечами.

— Прах и пепел! Да просто у меня, кажется, та самая карта, о которой вы все это время спорили.

Он запустил руку в карман и извлек обрывок пергамента, испещренный непонятными линиями и крестиками.

— Моя карта! — взревел Стром. — Откуда она у тебя?!

— Случайно. Я убил твоего рулевого, у меня с ним старые счеты, — широко ухмыльнулся Конан.

— Ах ты, зингарский петух! — накинулся Стром на Зароно. — Так ты мне лгал, у тебя ее никогда и не было!

Зароно Альварес дель Торрес высокомерно вскинул брови.

— Кажется, вы обвиняете меня во лжи? Потрудитесь припомнить, мой капитан, что идея, будто бы у нас есть карта, принадлежит полностью вам.

— Ну, чтобы пресечь все ваши споры... — Быстрым движением Конан скомкал пергамент и кинул его в горящий камин. Все повскакали с мест, невозмутим остался один Зароно. Он хорошо знал своего приятеля и только улыбался в усы. Отшвырнув навалившегося на него Строма, киммериец с грохотом выложил на стол ножны с мечом.

— А ну сидеть! — рявкнул он. — Я еще не договорил. И ты сиди на месте, помесь паука и ехидны! Думаешь, я не узнал тебя? Ты — Гальборо, приятель Зингелито. Это ведь вы вдвоем три года назад послали королю Боссона сердца пяти его дочерей, когда он сказал, что не в силах заплатить тот выкуп, который вы требуете.

Валенсо в изумлении переводил взгляд с Конана на своего домоправителя.

— По какому праву... — начал было он, но осекся. Побледневшее, испуганное лицо Гальборо без слов свидетельствовало, что сказанное пришельцем — правда.

— У тебя ведь есть какой-то план, верно? — весело поинтересовался Зароно, наблюдая за всем этим с явным удовольствием.

— Нет, никакого плана у меня нет, у меня есть только вот это! — так же весело ответил Конан и продемонстрировал собравшимся свой пергамент, извлеченный им1 из последнего сундука. — Кром свидетель, это был конец нелегкого пути! — И, пока собравшиеся жадно изучали собственноручную запись Траникоса, он вкратце рассказал — в основном, обращаясь к Зароно, — о том, как его пленили пикты, как он бежал и как его гнали трое суток, пока не загнали на скалу. Умолчал он только о демоне, стерегущем камень.

— Это самый красивый алмаз, какой я когда-либо видел, — сказал он под конец. — Наверное, поэтому старый Траникос до сих пор не в силах уйти оттуда. Да, да, клянусь молниями Митры, так они и сидят там за круглым столом, словно вчера умерли. Они даже не допили бутылку, ее прикончил я. Порывшись в сундуках, я нашел, как видите, кой-какую одежонку и дня три после этой скачки только ел и спал, больше не делал ничего. Потом стал понемногу выбираться к морю, а после вчерашней бури увидел в своей бухте караку Строма. Я решил подобраться поближе к лагерю — и столкнулся нос к носу с Гоэрцием. Он явно не ждал меня увидеть, сперва даже принял за призрака. Ну, там у родничка мы и решили, кому из нас быть призраком.

— Что вы не поделили? — мрачно поинтересовался Стром.

— Одну девушку, — коротко ответил варвар и жутковато улыбнулся. — Карту я, наверное, и не заметил бы, если бы он не попытался ее съесть перед смертью. Трудновато было опознать на ней мое убежище, но я рассудил, что это и должна быть карта сокровищницы Траникоса, вряд ли их тут две. Я подобрался к лагерю и был очень обрадован тем, что где-то поблизости находится Зароно. А потом я услышал Строма, обещавшего вырезать Зароно глаза за то, что он убил его кормчего и завладел картой. И я понял, что здесь будет полезно мое присутствие. Так что, похоже, добычу придется все-таки делить на четыре части, — весело заключил он.

— Я отказываюсь от своей доли в пользу Зароно, — вставил граф. — Мне золото уже не понадобится.

— Думаю, будет справедливо заметить, что мы его еще не нашли и не перенесли в форт, — сказал Зароно. — Делить в сущности еще нечего. Мы доставим сокровища в форт и тогда посмотрим, кому сколько причитается. Вы согласны со мной, граф?

— Наиболее разумное предложение из всех, — кивнул Валенсо.

— А ты, Стром?

— Согласен. Поскольку вы занимаете форт, мы разобьем лагерь на берегу. Я могу хоть сейчас взять дюжину человек и отправиться за золотом.

Зароно бросил быстрый взгляд на киммерийца. Губы Конана улыбались, но в синих глазах притаилось напряженное внимание. Он рассказал не все», — подумал зингарец и заявил как мог небрежно:

— Не думаю, что вот так сразу следует идти туда большим отрядом. Сначала надо осмотреть скалу, определить, как оттуда все вынуть... Амра сказал, что щель при входе очень узка — быть может, в нее не пройдет ни один сундук.

— Кром! — воскликнул Конан. — А ведь верно, приятель! Об этом я не подумал.

— Ну, вы можете идти вдвоем, а я шагу не сделаю без своих людей, — заявил капитан Стром. Скосив глаз, Зароно увидел едва заметный кивок Конана и пожал плечами:

— Пожалуйста, бери хоть две дюжины.

— На том и договоримся.

— А есть ли в этом доме еще вино? Клянусь Митрой, я пил одну воду, пока скитался в лесах.

Валенсо распорядился принести еще вина и поднялся.

— Что ж, пожелаю вам удачи. У меня много дел в форте, поэтому с вами я не пойду. Но с удовольствием посмотрю на золотые безделушки и Око Змея — когда вы их принесете. — Отдав общий поклон, он вышел.

— Так тот сверкающий камень зовется Око Змея? — негромко спросил Конан у Зароно.

— Да, и, говорят, обладает большой магической силой.

— Подавись им Нергал. Самое по нему имечко.

Допив вино, мужчины ушли. Белеза встала, чтобы тоже идти — и вдруг заметила, как Гальборо юркнул обратно в Зал, плотно прикрыв за собою дубовую дверь. Воровски оглядевшись, он бросился к камину и принялся шарить в золе. Найдя брошенный Конаном кусок пергамента, теперь съежившийся и обугленный, он аккуратно разгладил его, внимательно изучил, а затем, растерев хрупкий лист меж пальцев, выскользнул из Зала. Никто, кроме Белезы и Тины, его не видел.

— Кто мог подумать, что он окажется такой дряныо! — в сердцах сказала Белеза. — Ведь он знал об этом кладе!

С самого начала их пребывания в бухте Корвелы Гальборо был единственным человеком, который отваживался уходить в лес на сутки или двое. Домоправитель утверждал, что изучает расположение деревень пиктов.



 Глава 7. Пещера и демон

Послеполуденный зной заставил всех бросить работу и забраться в тень. Суета на берегу стихла, женщины разошлись по домам, забрав сонных детей, мужчины дремали подле огромного корабля Зароно. Даже стража у ворот сняла шлемы и отставила в сторону тяжелые копья.

В двадцати полетах стрелы от берега покачивалась на мелкой волне «Красная Рука». Зловещие ее паруса были убраны, и даже она в мареве летнего зноя выглядела мирно, как галера какого-нибудь мессантийского купца. Капитан Стром отобрал из команды пятнадцать человек, которым не доверял менее, чем всем остальным, и отправился по берегу на поиски клада — вместе с Конаном и Зароно. Ему пришлось выдержать немало упреков со стороны своих людей после неудачной атаки форта и потери карты, но близкая пожива примирила команду с большими потерями. И все же пираты были очень близки к бунту, и Стром Заячья Губа это знал. Знал это и Конан, подслушавший несколько разговоров в лагере — и не замедлил рассказать об этом Зароно, пока Стром отбирал людей для похода.

— Быть может, этим следует воспользоваться, — кивнул дель Торрес, выслушав друга. — Только прежде надо убрать самого Строма.

— Кром! Это произойдет быстрее, чем ты думаешь! — усмехнулся Конан. — Не спеши входить в пещеру первым, а то мне придется и за твою голову вылить в себя кувшин барахтанского, а где я его здесь найду?

Зароно было потребовал объяснений, но тут приплыла шлюпка Строма, и разговор пришлось оборвать. Из окна кабинета графа Белеза смотрела, как исчезает в лесу маленький отряд.

— Как вы думаете, они вернутся? — спросила она у дяди, не оборачиваясь. Последнее время ей боязно было смотреть на него: за эти два дня граф словно постарел на десять лет. Он старался держаться как ни в чем не бывало, а Белеза, мало что понимая, но ничем не в силах помочь, старалась делать вид, что ничего не замечает. Но видит Митра, ей это нелегко давалось!

— Думаю, да, — ответил, Валенсо рассматривая чертеж новой мачты для «Славы Зингары». — Стром все-таки очень рассчитывает получить свою долю. Он побоится выступить против наших объединенных сил на суше. Но, конечно, следует выждать не менее дня, прежде чем отправляться вслед за ним в море. Худо только, что у нас может не быть этого дня...

— А что будет со мной? — спросила Белеза.

— С тобой, дитя мое? О чем ты? Мое решение не изменилось. — Он взглянул на Белезу неожиданно лукаво. — А твое? Тебе по-прежнему не нравится Зароно дель Торрес?

— Ах дядя, не дразните меня, — сказала Белеза тоном капризной девочки, и граф усмехнулся. — Скажите мне лучше, какое отношение вы имеете к Тот-Амону?

Валенсо вздрогнул. Встал из-за стола, подошел к племяннице.

— Ты что-то о нем знаешь. Что?

Взгляд и тон его были так настойчивы, что Белеза, не удержавшись, рассказала ему о страшной ночи, которую пережили они с Тиной. Вспоминая ледяной холод темной тени, прошедшей по коридору, Белеза всхлипнула и расплакалась. В конце концов, она была еще совсем девочка.

— Что ему от нас надо? — повторяла она. — Почему он не хочет оставить вас в покое?

Граф, обняв ее за плечи, ласково гладил затылок девушки.

— Какими только грехами не отмечена юность! Когда я был молод и глуп, меня снедала гордыня и жажда власти. Твой отец был старшим в семье, и майорат отходил ему, я же, как все младшие сыновья, мог рассчитывать только на свои силы. И я решил, что сам завоюю себе свое маленькое графство, пусть его подарит мне сам король за военные и иные подвиги. Я был молод и глуп, повторяю, и все средства казались мне тогда хороши, если хороша цель. Для того, чтобы начать свое стремительное продвижение вверх, мне нужно было убрать с дороги одного-единственного человека. Но этот человек был влиятелен и известен, я не мог просто зарубить его мечом на темной улице. И я, глупец, обратился к Тот-Амону, который тогда был чем-то средним между магом и шутом при дворе зингарского короля. Он согласился помочь — за большие деньги, разумеется. Он вызвал демона, смердящее дыхание Нергала, и это чудовище истребило всю семью знатного гранда, истребило с бессмысленной жестокостью. Я, хотевший совершенно другого — скажем, хорошо подстроенного несчастного случая, ужаснулся, когда узнал, что по моей вине погибли женщины и дети. Может быть, именно за этот грех наказал меня Митра, не дав своей семьи... Разыскав Тот-Амона, я обрушил на него град упреков и заявил, что, если он немедленно не уберется из страны, я так или иначе с ним разделаюсь. Его золото я швырнул ему под ноги. Он зашипел, как тысяча змей, но ничего не сказал. А я все же добился, чтобы его выслали из страны — со смертью соперника я быстро оказался в милости у короля. Тот-Амон уехал, но поклялся отомстить мне за дерзость и свое изгнание.

Граф вздохнул.

— Что же дальше? — спросила Белеза.

— Дальше? Дальше он начал мучить меня — не сразу, нет. Сперва он возвратился на родину — почему, ты уже и сама знаешь — и снова стал там могущественным колдуном, первым в Черном Круге. Лес семь назад я в первый раз увидел его призрак — в своем доме, в углу спальни. С тех пор не проходило и года, чтобы он не явился мне в самый неподходящий момент. Он виделся мне всюду: в горящем камине, в блеске алмазов, в полированной стали, в каплях росы. И меня перестали радовать веселые язычки огня, сияние драгоценностей, добрая сталь и утренняя роса... В конце концов я узнал, что призраки не в силах путешествовать по воде, и на водной глади ни один маг не прочтет оставленных следов. И тогда я решил уплыть куда-нибудь как можно дальше из Зингары. Но он все же выследил меня. Остальное ты знаешь.

— Он опасен? — испуганно прижимаясь к широкому плечу дяди, спросила Белеза.

— А ты забыла вчерашнюю бурю? Он опасен, как клубок ядовитых кобр, ночью забравшийся под твое одеяло.

* * *

Узкая звериная тропа, по которой вел их Конан, извивалась и петляла, так что вскоре матросы, непривычные к лесу, потеряли всякое понятие о направлении.

— Проклятый киммериец! — проворчал Стром, но так тихо, что его услышал только идущий рядом Форст, его старший помощник и лучший стрелок в отряде. — Нарочно петляет, чтобы нам потом было без него не выбраться!

Конан вдруг резко остановился и нагнулся к самой земле.

— Видишь этот след, Зароно? — спросил он, указывая на четкий отпечаток подкованного сапога во влажной земле. — Кто-то побывал здесь часа за два до нас! Может, твою карту, Рваная Губа, видел кто-нибудь еще, кроме кормчего? — Стром в ответ на это только что-то прорычал.

— Пойдемте быстрее, — сказал Зароно. — Выясним все на месте.

Тропа становилась все уже, кусты ежевики и лещины тесно смыкались по обеим ее сторонам. Ветви хлестали пиратов по лицу, колючки впивались в руки и цеплялись за одежду. Все были уже в конец вымотаны и злы, когда лес вдруг расступился, и перед ними вырос гранитный утес, на первый взгляд, совершенно неприступный.

— Вот тут начинается тропа, по которой я мчался, когда меня гнали пикты, — сказал Конан, указывая, по мнению пиратов, на сплошную стену леса с другой стороны прогалины. — Они не так уж далеко, поэтому ведите себя потише. А вот здесь, — он ткнул пальцем вверх, — подъем к пещере с сокровищами. Наверх пойдем только Стром и мы с Зароно. Нас троих вполне хватит, чтобы поосмотреться и выяснить, какие сундуки пройдут в лаз, а какие — нет.

— Еще чего! — крикнул Стром, немедленно ощетиниваясь. — Вас двое на меня одного! Клянусь кишками морского змея, неплохо придумано! Нет уж, я возьму Форста!

— Бери, — усмехнулся киммериец. — Веселее будет.

Один за другим они вскарабкались на гранитный карниз и вверх по ступеням. Конан пропустил вперед Зароно, проскользнул сам — а вслед за ним протиснулись в щель барахтанцы.

— Ну вот, — сказал Конан с хозяйским жестом, когда успокоились мыши. — Здесь стоят сундуки с одеждой, золотом и оружием, а главные ценности и камень — вон за той дверью. Дверь в пещеру была приоткрыта, и Конан невольно нахмурился: он хорошо помнил, что плотно запер ее за собой. Стром и его помощник деловито направились к двери, а Зароно вдруг очень заинтересовался сундуком с оружием.

— Великий Митра и все демоны утробы Нергала! — ахнул Стром, увидев сияющий камень. Он огляделся, равнодушным взглядом скользнув по сидящей вокруг стола шайке Траникоса. — Мертвецы... Эй, а это что такое?

Зароно поднял голову от сундука, у Конана в глазах загорелся тревожный огонек.

— Гальборо, клянусь морскими серенами! Еще теплый! Что здесь, Нергал побери, происходит?

Не теряя времени, Конан втолкнул в пещеру Форста, с порога глазевшего на камень, и захлопнул за ним дверь. Зароно подскочил к нему, и вдвоем они вцепились в медное кольцо, удерживая барахтанцев внутри. Какое-то время спустя по пещере прокатился могучий рев, словно вздохнул вулкан, и все стихло.

— Открой дверь, — велел Конан приятелю. — Только не входи.

На полу пещеры лежали Стром и Форст, посиневшие, с вывалившимися языками. Чуть поодаль лежал Гальборо. Очертания демона еще держались в воздухе, и Зароно успел увидеть, как угасают его красные глаза.

— Что это было? — содрогнувшись, спросил он.

— Кром побери! Конечно, хранитель камня! Какой-нибудь старый-старый стигийский демон, специально к нему приставленный. Видно, пока камешек был у принца, в демоне не было надобности, а как Траникос украл его да положил в пещеру, так он сразу и объявился. Ты же знаешь поговорку: спрячь в скале клад, и лет через двести непременно найдешь на нем дракона!

— Да-а, — протянул Зароно. — Не спорю, камень прекрасен. Но пусть, пожалуй, лежит на прежнем месте. Как ты думаешь, Амра?

— Точь-в-точь так же.

— Ладно. Со Стромом расправился демон, что теперь будем делать мы?

— Выскочим наружу, крикнем: «Спасайтесь!» — и убежим в форт. Эти выродки морского змея совсем не знают леса, и те, что спасутся от пиктов, выдут к форту нескоро. А мы вернемся с людьми и понемногу перетащим то золото, что в сундуках.

— А что делать с «Красной Рукой»?

— Я заберу ее себе, — Конан широко ухмыльнулся. — Вместе с остатками команды. Я уже давно подумывал вернуться в море.

Зароно расхохотался.

— И ты еще говорил, что у тебя нет плана! Клянусь молоком Иштар, ты продумал каждую мелочь! Ну хорошо, давай так и сделаем. Только постарайся изобразить хоть какой испуг вместо улыбки сытого тигра!

С воплями «Демон в пещере! Стром убит! Спасайтесь! Демон!» старые друзья выскочили на карниз, кубарем скатились с утеса и умчались по той тропе, которой пришел отряд. Барахтанцы застыли, ничего не соображая. Кто-то кинулся вслед за убежавшими, но большая часть отряда осталась и полезла в пещеру. Увидев задушенного капитана и сотника лучников, с распухшими, посиневшими лицами, с глазами, вылезшими из орбит, пираты отшатнулись назад и покинули скалу так же поспешно, как до них Конан с Зароно.

Но никто из них не имел ни малейшего представления, в какой стороне находится форт или хотя бы берег.

Солнце садилось.

Белеза шила, Тина задумчиво смотрела, как погружается в море кроваво-красный диск и тянется к берегу золотая дорожка. «Красная Рука» казалась совсем черной на ее сияющем фоне. И вдруг на золотой глади появилась еще одна точка. Она росла, стремительно приближаясь, и уже можно было разглядеть стоящего в ней человека. У него не было ни весла, ни паруса, но лодка неслась по лазурной воде, разбивая золото солнечной дорожки, словно невидимая сила подгоняла суденышко. Край черного одеяния незнакомца летел по ветру.

— Кара Белеза! — испуганно вскрикнула Тина. — Вот он!

Черный человек! Он плывет прямо к форту!

— Надо предупредить дядю!

Белеза вскочила и бросилась вон, но у порога оглянулась:

— Сиди здесь, ни в коем случае не выходи!

Лодочка не ткнулась в песок, а замерла неподвижно у самой кромки воды. Услышав новость Белезы, граф распорядился немедленно отозвать всех в форт и запереть ворота.

— Он может сжечь нам корабль, — пробормотал Валенсо. — Ну да пусть. Жизни моих людей мне дороже.

Но черный незнакомец неподвижно стоял в своей лодке, не пытаясь выйти на берег, словно дожидался, пока уляжется суета и все крысы затаятся в своей крысоловке.

Наконец над фортом прозвучал его низкий, немного звенящий голос:

— Валенсо-и-Медозо-и-Лузия да Корзетта! Ты хорошо меня слышишь?

— Прекрасно, Нергал тебя побери, — проворчал себе под нос граф. Негромкий голос черного мага эхом отдавался в каждом уголке форта, его слышали все до единого.

Послышался мелодичный смех, словно колдун услышал ворчание графа.

— Это хорошо! Тебе нет нужды напоминать, кто говорит с тобою? Отвечай!

— Нет, — буркнул граф, и снова услышал его черный маг, стоящий в лодке у самого края берега.

— И это хорошо. Ты, как я узнал, подбираешься к сокровищам Траникоса? Думаю, тебе следует сначала познакомиться с их стражем! Я пошлю его к тебе — очень скоро. Но пихты будут здесь еще скорее. Какой-то отряд барахтанцев напал на их деревню. Наверное, пираты сошли с ума! Убивать без разбора детей и женщин, как нехорошо! Они сослужили мне службу и теперь мертвы, утыканные каменными стрелами, но вся деревня идет на форт. Готовьтесь! Они близко!

Снова прозвучал его смех, и лодочка медленно отчалила. И тотчас из леса донесся вой и выкрики.

На расчищенное пространство перед фортом выбежал человек. За ним, отставая шагов на десять, выскочил из леса другой. Со всей скоростью, на какую способны сильные мужчины, бегущие не первый час, эти двое мчались прямо к форту.

— Это Зароно и Конан! — узнала их Белеза. — Дядя, скорее вели открыть ворота!