Тим Доннел

Змеиный Эликсир

(«Северо-Запад», 1997, том 37 «Конан и Битва Бессмертных»)

Город жил своей жизнью, похожей и не похожей на жизнь других городов. Ведь это был Шадизар, черная жемчужина Заморы, город воров и убийц, продажных девок и шарлатанов всех мастей, город торговцев и развращенной знати.

Богатые дома, дворцы и роскошные сады соседствовали с кривыми улочками мастеровых, кварталами воров и скупщиков краденого, грязными харчевнями и постоялыми дворами. Все это не могло существовать одно без другого, и невозможно было с уверенностью сказать, кого считать истинными хозяевами города — пресыщенных богачей, надменных купцов, дерзких грабителей или колдунов, в ночной тиши вершивших свои черные дела. Город был живым организмом, все части которого находились в завидном равновесии, и, как всякий организм, он имел сердце.

Базар, сердце Шадизара, поражал воображение своим великолепием и пестротой. Здесь продавалось и покупалось все, не было никаких запретов и ограничений — добро и зло теряли свое значение, отступая перед блеском золота. А солнце заливало город щедрым светом, и даже то, что в иной день могло бы показаться отвратительным, невольно радовало глаз…

Юноша, пробивавшийся через базарную толпу, вряд ли смог бы выразить это словами, и даже мысли о красоте бурлящей толпы, старых стен и ослепительного неба не возникали в его мозгу, но молодая радость жизни кипела в крови, сияла в глазах, требовала от тела немедленных и немыслимых подвигов или хотя бы громкого смеха.

Конан — так звали юношу — любил Шадизар, ему были по душе здешние нравы, бесшабашная разгульная жизнь. Опасности, подстерегавшие на каждом шагу, будоражили кровь, — но и он сам был опасен. Высокий, черноволосый, синеглазый, он выделялся в любой толпе спокойной силой и звериной грацией гибкого тела. Изысканные одежды не волновали его: простая туника, кожаные сандалии, широкий ремень — все, что нужно для той жизни, которую он вел. И конечно, самое главное — острый меч и верный кинжал. Остальное — вино, женщины, деньги — он брал от жизни силой и хитростью.

Конал врезался в толпу возбужденных зевак в самом центре базара. Это было излюбленное место городских представлений. Акробаты, жонглеры, борцы, фокусники, пожиратели огня… кого только не увидишь там! Вот и сейчас юноша заулыбался, предвкушая увлекательное зрелище, и еще активнее заработал локтями, протискиваясь поближе.

На небольшой площадке, ощерившись как волчата, дрались два юнца. Уличная драка — любимое развлечение шадизарцев, поэтому их и не пытались разнять, а, наоборот, подзадоривали, глумясь над каждым неудачным броском или выпадом. Неудачникам и недотепам нечего здесь делать — лишь сила, ловкость, хитрость и удачливость ценились в Шадизаре. Мальчишки злобно наскакивали друг на друга, ножи звеня высекали искры…

Вдруг в толпе взвизгнула женщина, раздались проклятия, люди поспешно стали расступаться — несколько воинов с мечами в руках прокладывали дорогу богатым носилкам. Четыре дюжих негра несли на плечах легкое сооружение, в котором, возвышаясь над толпой, сидела прекрасная женщина.

Конан обернулся на нее — и внезапно желание, точно огнем, обожгло его. Это было подобно удару молнии… Он не видел ни зеленого платья с богатой золотой каймой, ни сверкающего убора в волосах — только сладостные линии ее гибкого тела, только манящий взгляд и насмешливую улыбку. Она смотрела прямо на него, не мигая и улыбаясь все так же дерзко и загадочно. Носилки уже скрылись за поворотом, когда Конан пришел в себя. Не раздумывая, схватил за шиворот щеголеватого горожанина.

— Кто эта женщина? Ты знаешь ее?

Тот попытался вырваться, злобно сверкнул на Конана глазами, потом вдруг ехидно ухмыльнулся.

— А ты не знаешь? Да где тебе, оборванцу! Ведь это Деянира! Она не всякому вельможе по карману. Купить ночь ее любви может лишь очень богатый человек. Может, хочешь попробовать? — И он снова ухмыльнулся.

Глупец тут же понял свою ошибку, но было уже поздно: от пинка Конана он перелетел через улицу и врезался в жаровню с мясной похлебкой. Вопль обожженного и смех толпы слились и потонули в шуме базара.

Конан бесцельно побрел между шумных торговых рядов, ни к чему не прицениваясь, ни на что не обращая внимания. Образ женщины с каштановыми волосами, ее лукавый дразнящий взгляд стоял перед глазами. Сейчас он даже не мог вспомнить ее лица, но узнал бы в любой толпе.

Среди женщин его родной Киммерии было много красавиц, черноволосых и голубоглазых. Их любовь была прекрасна, как битва, и пьянила, как вино. Многих женщин встречал Конан, но ни одна из них не взволновала его так, как Деянира — истинная дочь Шадизара, где расы смешивались, даря миру либо грубое уродство, либо совершенную красоту.

Неожиданно раздавшийся рядом тихий смех привел Конана в чувство. Он снова увидел толпу, базар, услышал шум, крики, брань и хохот, и этот тихий смех, раздававшийся, казалось, из-под самых ног.

Опустив глаза, он заметил старика, сидевшего на корточках в нише стены. Чистая одежда из дорогой тонкой материи, сандалии из искусно выделанной кожи с драгоценными застежками, седые волосы, волной лежащие на плечах,— все говорило, что это не простолюдин. Но лицо, гладкое, почти без морщин, приветливое и веселое, было совсем не похоже на спесивые лица богатых торговцев.

Рядом со стариком на блестящем подносе лежало несколько странных плодов — и больше ничего. У других зеленщиков лотки ломились от товара и полные тележки фруктов и овощей стояли неподалеку, а этот старик сидел у своей жалкой горстки плодов и еще смеялся, глядя на Конана сияющими черными глазами:

— Покупай, киммериец! Тебе это скоро понадобится! Можешь мне поверить…— Голос старика, мягкий и глубокий, странным образом располагал и внушал доверие.

— А что это у тебя? И зачем они мне нужны, твои полосатые ягоды?

Ярко-красные, с желтыми полосками плоды и правда были не крупнее слив. Они сморщились, подвялившись на солнце, но старика это нисколько не заботило.

— Слышал про мисахи, киммериец?

— Мисахи? Так это и есть мисахи? Плоды, удесятеряющие силы и заживляющие раны?!

— Да, сынок, и не только это. Кто имеет мисахи, того не коснется никакое предательство. Покупай.

Конан усмехнулся, потряс кошельком, висящим на поясе — там звякнули мелкие монетки, которых не хватило бы и на самый скромный ужин и ночлег. Но старик лишь упрямо покачал головой.

— И все же они тебе скоро понадобятся.

Конан был не прочь еще поговорить со странным торговцем, но тут между ними протиснулся толстый крикливый купец, на чем свет честивший нерадивого слугу, тащившегося сзади… Когда они прошли, Конан хотел узнать цену мисахи — но ниша в стене уже была пуста.

Незаметно подкрались сумерки, и вот уже глубокая ночь раскинула над Шадизаром алмазную сетку звезд. Одни прохожие торопились домой, чтобы за тяжелыми засовами и высокими стенами дождаться утра, для других же наступало время настоящей жизни. Ночь была полна шорохов, тихих голосов, приглушенного смеха, из постоялых дворов доносились пьяные выкрики и хриплое пение. Изредка по улицам проходили группы вооруженных людей с факелами — городская стража. Тогда ночные голоса ненадолго затихали, а потом все начиналось с прежней силой.

Конан не спеша шел к постоялому двору. В темноте он видел, как кошка. Факелы, телохранители — роскошь изнеженных богачей, которые, сидя в своих дворцах, не видят в ночи ничего, кроме мрака и опасности.

Ему вдруг захотелось пройти мимо дома Деяниры — ему ничего не стоило узнать у пронырливых мальчишек, где тот находится. Зачем — он не знал и сам. Ему не на что было купить не то что любовь куртизанки, но хотя бы единственный поцелуй… и все же память об этой женщине не давала варвару покоя.

Небольшая круглая площадь, на которую выходили ворота нескольких домов, была совершенно пуста. Конан уже прикидывал, не перебраться ли ему через стену, а там будь что будет. Как вдруг бесшумно отворились ворота — ее ворота! — и на площадь вышли два телохранителя в латах и с факелами. За их спинами пугливо жался богато одетый юнец.

Прислонившись к стене неподалеку от ворот, Конан бросил взгляд на юношу. Так вот кто был с Деянирой этой ночью! Этот сопляк ласкал ее прекрасное тело… Ему она отдавалась сегодня-Дикая страсть молодого животного, не терпящего рядом с собой соперника, переполнила варвара, ярость горячей волной разлилась по телу, напрягла живот, сжала в кулаки руки. Ноги сами напружинились для прыжка, — и вот он уже стоит перед стражниками, обнажив меч и яростно сверкая глазами. Вид разъяренного киммерийца был настолько страшен, что даже видавшие виды стражники в первый момент растерялись. Конану этого оказалось достаточно, чтобы двумя взмахами меча перерубить факелы — и вот они уже с шипением гаснут, отброшенные в сторону…

Маленькая площадь огласилась звуками боя. Хриплые выкрики, звон стали, стоны — все это было привычно, и горожане затаились, думая лишь о своей безопасности.

Но длилось это недолго, И вот уже Конан, тяжело дыша, смотрел на то, что осталось от двоих дюжих стражников — разбросанные обломки доспехов, мечи, изрубленные тела… Его взгляд различил у стены шевельнувшуюся тень. Гнев вспыхнул в нем с новой силой.

Конан подскочил к стене и за плащ выволок на середину площади дрожащую фигуру. Луна, выглянувшая из-за облака, осветила бледным светом молодое, искаженное ужасом и ненавистью лицо, богато изукрашенную одежду. Гнев и презрение смешались в душе варвара. Этот сопляк не стоил того, чтобы марать об него клинок!.. Но внезапно тот, опомнившись, выхватил меч — и бой закипел с новой силой.

Хоть Конан и думал с презрением, что богачи в своих дворцах не имеют понятия о настоящих битвах, теперь ему пришлось убедиться в обратном. Его противник, легкий и гибкий, молниеносно парировал удары, нападал ловко и уверенно, его меч нанес Конану несколько чувствительных царапин. Такой противник внушал уважение, такой бой приносил наслаждение, и Конан, забыв о Деянире, весь отдался битве, ничего другого не видя и не слыша.

Постепенно юноша, более хрупкий и изнеженный, стал уставать, его удары сделались менее точны. И вот последний вскрик — и меч торчит в его груди… Конан выдернул клинок, вытер его об одежды противника, убрал в ножны и собрался было уносить ноги. Но тут его взгляд упал на богато расшитый кошель на поясе убитого. Вот и добыча, можно будет повеселиться, ночь еще только началась!.. Неслышными шагами Конан двинулся прочь, держась в тени стен.

На постоялом дворе, как обычно, шла разгульная жизнь. Хозяин только успевал поворачиваться. В воздухе висела плотная завеса дыма, тянущегося от жаровни, пахло горелым мясом, кислым вином, разгоряченными телами — но никто этого не замечал. Кто играл в кости, кто тянул вино, кто рассказывал о своих похождениях, вызывая взрывы хохота и одобрительные возгласы. Возле самых удачливых увивались девушки — это был их промысел, их работа.

Конан вошел в харчевню и осмотрелся в поисках свободного угла. Несколько приятелей подняли головы от кружек, и, увидев его порванную одежду, запачканную кровью, заулыбались:

— Ого, наш северянин опять угодил в переделку! Ну как, есть добыча?

Конан потряс кошельком, и хозяин немедля бросился расчищать столы, спихивая на пол самых пьяных постояльцев. Киммериец, довольный, опустился на скамью, девушки с двух сторон повисли у него на шее, и гулянка началась с новой силой.

Почти до рассвета гудел постоялый двор. Но вот гуляки расползлись кто куда, зал потихоньку опустел. А Конан все еще сидел, пил вино и вспоминал недавний поединок. Руки еще помнили напряжение схватки, глаза угрожающе щурились… Ничто не доставляло варвару такого наслаждения, как хорошая драка, ощущение опасности и риска!

Вдруг кто-то потянул его сзади за тунику. Ткань прилипла к ране, ощущение было не из приятных, и Конан резко повернулся, чтобы как следует проучить наглеца. Но кулак, занесенный для удара, застыл в воздухе. За спиной у него стоял карлик, ненамного выше половины человеческого роста. Его одежда — туника, сандалии, пояс, на котором висели меч и кинжал — выглядела нелепо на столь несуразном существе… однако смех застрял в горле у Конана, когда он внимательнее разглядел незнакомца.

Квадратное короткое туловище карлика напоминало кряжистый пень. Руки, непомерно длинные, и ноги, слишком короткие для взрослого человека, играли буграми мышц, выдавая огромную силу. Голова сидела прямо на плечах, космы волос непонятного цвета свисали на грудь. Лицо же, крупное, с орлиным носом, твердыми губами, лохматыми бровями над маленькими живыми глазами, было лицом воина и невольно внушало почтение.

— Ты — Конан-киммериец? Меня зовут Зурр-аль-Асар. Мне говорили, ты берешься за самые рискованные дела и всегда выполняешь то, что обещал. Такой человек мне и нужен. Как ты смотришь на то, чтобы провернуть вместе со мной одно дельце? Внакладе не останешься, обещаю.

Конан с сомнением хмыкнул, глядя на коротышку. Что-то насторожило его в речи и манерах незнакомца — но в голове гудело от выпитого, и сосредоточиться на столь смутных ощущениях было трудновато. К тому же он давно сидел на мели, ничего стоящего пока не подворачивалось. Почему бы не послушать, что ему предложат? В конце концов, уже не раз и не два самые интересные приключения начинались для него именно таким образом.

Он плеснул карлику вина из кувшина и пожал могучими плечами.

— Рассказывай.

Все тем же уверенным, не терпящим возражений тоном, что с самого начала так не понравился Конану, тот начал говорить:

— Ты поедешь со мной. Когда будем в горах, я расскажу тебе, что нам предстоит сделать. А пока…

— Постой, постой! — с громовым хохотом перебил его киммериец. — Так твое дело не в городе? И ты хочешь, чтобы я тащился с тобой невесть куда, в какие-то горы?! Да никакого золота не хватит, чтобы выманить меня из Шади-зара! Здесь у меня есть все, что мне нужно. И уезжать я никуда не собираюсь.

Коротышка выглядел обескураженным.

— Но ты даже не выслушал меня до конца! Тебя ждет богатая награда. Ты ничего не слышал о сокровищах монастыря…

— Сокровища! — Конан рассмеялся пуще прежнего.— Да у меня здесь каждую ночь свои сокровища! Ты бы лучше…— Он не успел договорить, прислушался… И вдруг схватился за меч и бросился к выступу стены за жаровней.

Несколько до зубов вооруженных стражников ворвались в харчевню, двое встали у двери, никого не выпуская, а один, в сверкающих доспехах, с богато украшенной рукояткой меча, подошел к хозяину и, схватив его за грудки, заорал:

— Ты, гнусная скотина, содержатель воровского притона, говори немедленно, кто сегодня ночью шлялся по городу! Убит сын наместника, и чувствую я, что твои молодцы кое-что знают об этом! — Тут его взгляд упал на стол, за которым только что сидели Конан и карлик, стражник вскрикнул и отшвырнул хозяина. Шагнув в сторону, он схватил богато расшитый кошелек, уже почти пустой.

— Кошелек с гербом наместника! Ты, покрыватель убийц и воров, ответишь головой, если не скажешь, кто платил тебе этими деньгами! — И он занес меч над скорчившимся в углу хозяином. Тот дрожащей рукой указал в угол, где прятался Конан. Понимая, что пора уносить ноги, Конан изо всех сил надавил плечом выступающий камень за спиной. Часть стены плавно отодвинулась в сторону, и открылся узкий темный ход. Юноша давно знал о нем, но пользовался им впервые. Вдруг Конан услышал за спиной чье-то хриплое дыхание, схватился за меч — и в эту минуту камень встал на место, оставив их в полной темноте.

— Убери меч, это я, Зурр-аль-Асар! Мне тоже незачем встречаться со стражниками. Пойдем посмотрим, куда ведет эта нора!

В узком коридоре было темно, хоть глаз выколи, но Конан как будто кожей чувствовал, где начинаются ступеньки, где из стены торчат острые камни, где поворачивает лаз. Внезапно пол резко пошел вниз, они почти скатились на маленькую площадку и увидели, что где-то впереди пробивается тусклый свет, вселивший в беглецов надежду, что там может быть отверстие. Подойдя ближе и убедившись, что это и есть выход, правда основательно заросший колючими кустами, Конан раздвинул жесткие ветки и выглянул наружу. Никого. Кругом тишина. Неяркий свет утренней зари освещал овраг, куда горожане сбрасывали мусор. Спустившись по склону, Конан и карлик двинулись вперед, с хрустом давя черепки и увязая в отбросах.

Как раз к оврагу выходили задняя стена и крепкий забор небольшого дома. За стеной слышалось тихое ржание и нетерпеливое постукивание конских копыт.

Конан и карлик, не сговариваясь, поднялись по откосу и осторожно выглянули из-за стены.

— Вот это удача, клянусь Кромом! — Конан толкнул карлика локтем в бок, они переглянулись, без слов понимая друг друга.

Во дворе у коновязи стояли два оседланных коня. Как видно, их хозяевам предстоял долгий путь — к седлам были приторочены большие кожаные фляги с водой, мешки со снедью, шерстяные одеяла. Хозяева могли появиться в любой момент — свежее и прохладное раннее утро — лучшее время для начала пути.

— Я открою ворота, а ты бери лошадей,— сказал карлик.

Конан кивнул, и они легкими тенями перемахнули через стену и спрыгнули во двор. Лошади испуганно зафыркали, но Конан уже стоял рядом, поглаживая их по мордам, заглядывая в глаза, шепча что-то, понятное только ему и лошадям. Это был его дар — умение разговаривать с лошадьми. Он и сам не знал, как это у него получается, но любая лошадь тут же чувствовала в нем хозяина и сразу покорялась.

Карлик тем временем отодвинул засов и неслышно распахнул ворота. Конан отвязал лошадей и медленно повел их на улицу. Казалось, они шли по воздуху — ни один камешек не покатился из-под копыт, ни одна уздечка не звякнула. Отойдя от ворот подальше, Конан и его случайный попутчик вскочили на лошадей и помчались по дороге, ведущей на север, в сторону Кезанкийских гор.



* * *



Замора со своим жарким, засушливым климатом давно бы превратилась в мертвую пустыню, если бы не многочисленные речки и ручьи, текущие с гор, обступавших ее с двух сторон, не питали своей живительной влагой жаждущие земли долины. Поэтому голые, каменистые участки, растрескавшиеся от зноя, неожиданно сменялись зелеными пастбищами и рощицами невысоких деревьев. Там, где земля орошалась речками и ручьями, она в изобилии одаривал людей своими плодами. Заросли орешника, всевозможные ягодные кустарники, плодоносящие деревья и сочные пастбища окружали поселения заморийцев.

Кое-где на холмах росли огромные деревья, настоящие великаны. Видные издалека, они манили густолиственной кроной и прохладной тенью. Под таким вот деревом и отдыхали Конан и его спутник. Лошади, освобожденные от поклажи, пощипывали траву, тихонько позвякивая удилами.

— Теперь мне нельзя показываться в Шадизаре, пока все не уляжется, — сказал Конан. — Так что давай рассказывай про свою историю.

Киммериец лежал на траве, дожевывая лепешку, глядя вверх на причудливое сплетение веток, в которых пересвистывались птицы. Он не заметил, каким странным, тяжелым взглядом посмотрел на него Зурр-аль-Асар, как маска прямодушия сменилась коварной улыбкой, исказившей его лицо. Но тут же, как облако, меняющее на глазах свои очертания, лицо его вновь обрело прежнее выражение, глаза опять смотрели спокойно и дружески.

— Знай, Конан, что я — единственный, кому известна тайна сокровищ монастыря Шрипур-Аим. Этот монастырь находится в Кезанкийских горах. Ему уже не одна тысяча лет, он хранит страшные тайны неведомых божеств и несметные богатства. Монахи оставляли у себя всякого, кто приближался к монастырю, поэтому дороги туда не знает никто. Только я. Мне удалось бежать, и я стал свидетелем гибели монастыря и всех его монахов. Я — искусный охотник, и монахи посылали меня добывать дичь. Они думали, что я никуда не сбегу, ведь они опаивали всех пленников дурманящим соком ситтха и после этого уверяли несчастных, что те всю жизнь живут в монастыре и что другого мира не существует. Но я-то знаю ситтх! Его запах ни с чем не спутаешь. Я вылил питье на землю и притворился, что и в самом деле все забыл. Делал, что мне приказывали коварные отшельники, и осматривался вокруг. Монахи не таились от пленников, поскольку они были послушны и безопасны, как овцы. И вот я решил бежать. Спрятал в камнях неподалеку флягу с водой и вяленое мясо и стал ждать своего часа. Когда меня послали на охоту, я отошел от монастыря, а потом потихоньку вернулся за своими припасами. И вдруг началось такое, от чего волосы мои встали дыбом, во рту пересохло, руки и ноги онемели.

Из огромного колодца перед главной пещерой, возле которого монахи совершали жертвоприношения, вдруг забил фонтан огня, полетели вверх камни, поползла через край смрадная черная пена. Над огнем и пеной поднялись две ослепительно красные змеиные головы, а затем на землю через колодезный сруб заскользили их безобразно-толстые огненные тела. Открытые пасти тварей зияли чернотой, глаза излучали нестерпимый белый свет. Монахи, стоявшие рядом, тут же превратились в угли, остальные бросились в пещеры.

Удавы стали медленно заползать в пещеры — а они расположены там в несколько ярусов,— и скоро последний крик замер наверху. Повисла зловещая тишина. Только трещали горящие кусты вокруг колодца. Почувствовав, что руки и ноги мои могут шевелиться, я схватил свои припасы и на четвереньках пополз прочь от проклятого места. Как я добрался до города — долго рассказывать. Но окрестности монастыря я изучил хорошо и дорогу найду легко. Мне нужен товарищ, чтобы добыть сокровища. Ведь победить удавов можно только вдвоем. Они погибнут, если отрубить им головы одновременно. Мне кажется, ты — именно тот, кому, как и мне, это по силам.

Багровое вечернее солнце скрылось за холмами, и почти сразу же стемнело. Дневная жара сменилась приятной прохладой, но Конан и его спутник знали, что к утру станет холодно и выпадет ледяная роса. Завернувшись поплотнее в одеяла, доставшиеся им вместе с лошадьми, и положив рядом мечи, Конан и Зурр-аль-Асар уснули.

Конан проснулся внезапно, полагая, что уже утро. Но темнота и мертвая тишина говорили, что до рассвета еще далеко. Привыкнув доверять своим чувствам и ощущениям, он прислушался, стараясь понять причину беспокойства. Так и есть — вот он, этот звук, похожий на скрип, доносящийся откуда-то сверху, из ветвей дерева. Как будто кто-то хрипло жалуется, постанывая от боли.

Пристально всмотревшись, Конан различил на одной из нижних ветвей крупную птицу. Она беспокойно переступала лапами, помахивала крыльями и издавала эти жалобные, напоминающие легкий скрежет звуки. Немного погодя птица замолчала, неслышно скользнула вниз, расправила крылья и улетела.

— Тьфу ты, да это ворон! Никогда не думал, что он может так скрипеть.

Конан глянул на карлика, но тот спал как убитый.

— Тоже мне, охотник, такого любой зверь во сне задерет. Посмотрим, однако, каков он будет в деле.

Подвинув поближе меч, Конан прислонился к стволу, закутался в одеяло и задремал.

Утро еще только разгоралось на востоке неярким светом зари, а путники уже были на ногах, приторачивая к седлам фляги и одеяла. Отдохнувшие кони пританцовывали на месте, словно изъявляя желание скорее помчаться вперед. Всадники разделяли их нетерпение. И вот уже пыль клубится из-под копыт, необъятная даль зовет и манит, прошлого не существует, есть только этот миг бешеной скачки!

Дорога, еще недавно окаймленная кустарниками, запетляла вдруг вдоль русла давно пересохшей реки. Деревья, когда-то густо зеленевшие, стыдливо прикрывали свои голые стволы редкими засохшими ветвями, напоминая, что все в жизни меняется, все имеет начало и конец. Жара давала о себе знать, лошади уже не рвались вперед, как утром, и путники ехали шагом, негромко переговариваясь.

Зурр-аль-Асар был лишь чуть постарше Конана, но тоже успел повидать всякого и много где побывал. Рассказы о разных городах, о всевозможных приключениях и стычках сыпались из него как из рога изобилия. Конану не хотелось отставать, и он тоже вспомнил кое-какие из своих похождений. Они провели в разговорах целый день, но киммериец так и не понял, откуда его спутник родом и какая нелегкая занесла его в Кезанкийские горы.

Ближе к вечеру местность оживилась островками зеленой травы, низкими кустиками и даже весьма живописными рощицами. Дорога резко повернула вправо, и вскоре взору путников открылась зеленая равнина с пасущимися на ней овцами. Вдали виднелись сады и крыши домов.

Кони, почувствовав близкий отдых, заржали и пошли рысцой, но всадники, привыкшие к осторожности и готовые к любым неожиданностям, продолжали внимательно всматриваться в придорожные заросли, не зная, как их тут могут встретить.

Жители деревень, боясь разбойников, которых в Заморе было немало, нередко выставляли вооруженную стражу. Охраняли деревню все мужчины по очереди.

Вдруг из кустов навстречу путникам вышли четверо мужчин и два подростка, в кольчугах, вооруженные мечами, луками и кинжалами. Конан, отлично разбиравшийся в оружии, сразу отметил необычный изгиб и богатую отделку луков. Кольчуги при первом же взгляде на них поражали тонкостью работы и густотой колец.

Старший из мужчин, седой могучий воин с суровым лицом, подошел ближе и спросил:

— Кто вы, путники, и что вам здесь нужно?

— Наш путь лежит далеко, лошади очень устали, и мы хотели найти ночлег в вашей деревне. К тому же вода и припасы тоже кончаются.

Воин внимательно посмотрел в глаза Конану, потом перевел взгляд на карлика, на запыленных, измученных лошадей и сказал:

— Поезжайте вон к тому дому, где у ворот растет большое дерево,— там вас устроят на ночлег.

Конан и Зурр-аль-Асар тихонько тронули поводья. Следом за ними пошел седой стражник, а остальные исчезли в кустах.

Деревня оказалась довольно большой, с площадью посередине и несколькими улочками, застроенными домами из необтесанного камня. Перед одним из домов стражник остановился и, открыв ворота и войдя во двор, что-то крикнул. Тут же выбежала немолодая женщина, за ней — двое мальчишек. Всадники спешились, мальчишки взяли коней, привязали их в углу двора, а сами схватили кожаные ведра и побежали за ворота.

— Входите, путники, отдыхайте, сейчас хозяйка вас накормит,— сказал воин, снял пояс с мечом и кинжалом, положил его на лавку.

Конан и карлик последовали его примеру.

— Это мой дом, и сегодня вы — мои гости.

Хозяин стал их расспрашивать, откуда они и куда едут. Конан не успел даже рта раскрыть, а Зурр-аль-Асар уже начал плести всякие небылицы, да так складно, что киммерийцу и самому было впору в них поверить. Варвар тоже был мастак приврать и нередко пользовался этим, но такого пройдоху встречал впервые. Он как-то по-новому взглянул на своего дорожного товарища, всем нутром почувствовав, что особо доверять ему нельзя. Судьба случайно свела их, направила по одной дороге, но ухо с ним надо держать востро.

Между тем хозяин, выслушав байки Зурр-аль-Асара, стал рассказывать о себе и своей деревне. Конан, занятый обильным угощением, не особенно вслушивался в его речь, но вдруг краем уха уловил, что в деревне живет искусный оружейник, и насторожился.

— И вот завтра его дочь выходит замуж, — неторопливо повествовал хозяин.— Но для нас каждая свадьба чревата горем. Хоть совсем не выдавай девушек замуж. Уже несколько лет, как здесь объявился оборотень — огромный медный волк. Он появляется на свадьбах и утаскивает невест. И никто их потом не может найти. Поначалу наш деревенский колдун отваживал волка своими заклинаниями, но он, к сожалению, постарел, и его колдовство стало терять силу. Тогда он ушел из деревни — колдун всегда уходит, когда силы его идут на убыль,— и его место занял старший сын. Обычно ему удается отогнать оборотня, но иногда его волшебство оказывается бессильно. И вот завтра самая красивая девушка нашей деревни, Юста, дочь оружейника, выходит замуж за сына вдовы Арги. Уже целую неделю колдун ходит в лес и приносит жертвы в тайном месте, где собираются духи наших предков. Завтра он совершит главное колдовство, и оборотень либо не появится, либо унесет невесту…

Хозяйка, сидя на лавке и слушая рассказ своего мужа, сокрушенно кивала, и слезы текли по ее морщинистым щекам. Мальчишки перешептывались в углу и угрожающе размахивали кулаками, как бы отгоняя страшного зверя.

Время было уже позднее, и путников отвели на ночлег. В небольшой комнатушке, где им предстояло провести ночь, на полу лежали охапки сена и несколько бараньих шкур. Этого было более чем достаточно, чтобы хорошенько отдохнуть. Кони, напоенные и накормленные, стояли во дворе под навесом, в маленькое оконце заглядывала луна. Колдуны и оборотни не очень пугали Конана, спутник его тоже, по-видимому, не думал об этом. Положив мечи рядом с собой, они завернулись в шкуры и провалились в глубокий сон.

Утром их разбудило звяканье колокольчиков и блеяние коз. Мальчишки, сыновья хозяина, выгоняли животных за ворота, негромко переговариваясь. Кони под навесом нетерпеливо постукивали копытами, где-то невдалеке перекликались женщины, лаяли собаки. Начинался обычный день.

Волк-оборотень — это было первое, что вспомнил Конан, окончательно проснувшись. Он как живой стоял перед глазами, ощерив клыки и вздыбив на загривке красноватую шерсть. Конан тоже почувствовал себя зверем, ему показалось, что и у него на загривке шерсть встала дыбом. Предвкушение схватки было таким острым, что он невольно засмеялся. Карлик приподнялся на локте, удивленно посмотрел на него:

— Ты чего? Красотку во сне видел или мешок с золотом?

— Ни то, ни другое. Решил погулять на свадьбе. Торопиться некуда, а невеста, говорят, красавица. Надо посмотреть, какие тут девушки.

Зурр-аль-Асар покачал головой, потом улыбнулся и сказал:

— Верно, спешить нам некуда. И свадьбы не каждый день бывают, да еще с оборотнями!

Теперь уже смеялись оба, предвкушая опасность и веселье.

Хозяин явно обрадовался, узнав, что гости хотят остаться на свадьбу.

Люди в деревне готовились к празднику невесело, заранее не ожидая от него ничего хорошего. Перед домом жениха стояли накрытые столы. Нарядные девушки шли по одной стороне улицы, юноши — по другой. Пожилые женщины пели тягучие свадебные песни, мужчины наигрывали на свирелях и дудках нехитрые мелодии. Жених и невеста, держась за руки, печально прошествовали вдоль всей деревни и остановились перед белоголовым старцем, склонив головы. Старец положил свои ладони поверх их соединенных рук, негромко проговорил заклинание, после которого они считались мужем и женой, и отошел в сторону. Все это время люди тревожно поглядывали на дальний конец деревни.

И вот на дороге показался человек, одетый в ветхую, клочьями висевшую одежду. На каждом клочке болтался блестящий железный шарик. Звук тихонько постукивавших друг о друга шариков был хорошо слышен в наступившей тишине. Лицо странного человека скрывали пряди волос с вплетенными в них кусочками кожи, разноцветными лоскутками и перьями. Это был деревенский колдун. В одной руке он нес кувшин, в другой — палку. Бормоча и пританцовывая, он подошел к молодым, схватил невесту за руку и вытащил ее на середину улицы.

Конан только теперь смог ее хорошенько рассмотреть. Нежное смуглое лицо, волнистые черные волосы, выбившиеся из-под свадебного убора, красиво очерченный рот, похожий на яркий цветок, и напряженные, но совсем не испуганные глаза.

Колдун, не переставая бормотать, обошел невесту кругом, поливая землю из кувшина — девушка оказалась в круге, очерченном разлитой жидкостью, красной, как кровь. Потом он ударил палкой по кувшину, и черепки разлетелись во все стороны, а сам колдун завертелся перед невестой, завывая и выкрикивая заклинания. Так, вертясь и вскрикивая, он скрылся за поворотом.

Все невольно перевели дух. Даже Конан заметил, что весь обряд простоял почти не дыша.

— О всемогущий Кром, ну и дела! — наконец с облегчением произнес он. — Ну уж теперь-то, я думаю, можно будет вволю повеселиться?

Не успел он договорить, как раздался истошный визг, вой собак, и из-за поворота дороги, ведущей к лесу, выскочил огромный волк. Его красно-бурая шерсть стояла дыбом. Оскаленные клыки и огромные когти сверкали как ножи — и немудрено, ведь они были стальными. Глаза горели нестерпимо-желтым светом, а из пасти вырывался ужасающий рев, от которого кровь леденела в жилах.

Жених, только что взявший за руку невесту, и невеста, поднявшая на него глаза, словно окаменели. И никто в толпе не шевелился — ни женщины, зажавшие от ужаса рты руками, ни мужчины, с луками наготове. Всех как будто держала в плену злая колдовская сила. Только Конан чувствовал, что не окаменел, хотя руки были очень тяжелыми, а ноги никак не хотели отрываться от земли.

Но ощущение поединка, испытанное им утром, взорвалось в нем вспышкой слепой ярости, он испустил рык, не менее страшный, чем рев волка, выхватил меч и бросился на зверя. За спиной его раздался крик, такой же дикий, как и его собственный, и киммериец догадался, что это Зурр-аль-Асар тоже пришел в себя.

Волк повернул огромную оскаленную пасть в их сторону, клыки ощерились еще больше, на землю закапала пена. Но мечи, вонзившиеся в него с двух сторон, заставили его взвыть. Бешено завертевшись в попытке ухватить зубами смертоносную сталь, волк вдруг на глазах стал меняться, и несколько мгновений спустя на земле лежал колдун с мечами, торчащими в груди и боку, а вместо рук и ног у него были волчьи лапы с железными когтями.

Стон ужаса прошел по толпе, люди медленно придвигались поближе, чтобы рассмотреть чудовище, мучившее их столько лет.

Колдун, вредящий не врагам, а своей собственной деревне, должен быть уничтожен вместе со всей семьей. Таков закон. И вот уже мужчины, вооруженные луками и мечами, побежали к его дому, выволокли оттуда дряхлую старуху и тощего мальчишку и потащили в лес. Остальные воины, с опаской подойдя к колдуну и убедившись, что он мертв — Конан на всякий случай еще пару раз проткнул его мечом и отрубил лапы, — завернули то, что осталось от оборотня, в шкуры, и углубились в лес. Через некоторое время вдалеке поднялся густой столб дыма.

Люди, забыв о свадьбе, потихоньку расходились по домам. Кушанья так и остались нетронутыми. Только жених и невеста, взявшись за руки, улыбались друг другу.

Вечером в дом, где остановился Конан с товарищем, набилось порядочно народу. Все старались хоть чем-то их отблагодарить за столь долгожданное избавление, и дом просто завалили флягами с вином, свежими лепешками, козьим сыром. Припасов хватило бы на целый отряд, но это никого не смущало — гости сами возьмут сколько им нужно.

Конан и Зурр-аль-Асар с восторгом рассматривали луки удивительной работы и легкие острые стрелы — подарок отца невесты. Кольчуги из мелких стальных чешуек уже были надеты поверх рубашек из тонкого полотна, как будто недавним избавителям снова предстояла нелегкая битва. Но ожидал их не бой, а настоящий свадебный пир, пир до утра.



* * *



Сразу за деревней дорога (или то, что можно было назвать дорогой) кончилась, перейдя в узкую тропу, которая тоже вскоре заглохла. Кругом расстилалась равнина, сплошь усыпанная валунами и галькой. Впереди неясно маячили холмы. Кони осторожно пробирались между камнями, копыта с трудом находили надежную опору. Всадникам пришлось идти пешком, ведя коней в поводу.

Направление оба чувствовали безошибочно, поэтому у них и мысли не возникало, что они могут заблудиться. Человек, являвшийся частицей этой дикой природы, не избалованный и не изнеженный городской жизнью, мог быть уверен, что всегда без проводников попадет в нужное ему место. Чуть раньше или чуть позже — это уже не имело значения. Время, не разделенное на часы и минуты, было послушно людям, не убегало, а текло медленной, спокойной рекой.

Уже три дня двигались путники по суровой каменистой местности. Если бы не попадавшиеся кое-где клочки чахлой травы и невесть откуда взявшиеся жалкие ручейки, им бы пришлось совсем туго. К концу третьего дня кони, совсем выбившиеся из сил, вдруг зафыркали, прибавили шагу, и вскоре Конан разглядел на горизонте узкую зеленую полоску.

— Смотри, Зурр, похоже, там река. О всемогущий Кром, как вовремя! Я уж думал, мы останемся без лошадей.

Карлик поднял голову, всматриваясь в даль, колеблющуюся от зноя, радостно гикнул, дав шпоры коню, и вот уже, не разбирая дороги, всадники во весь опор несутся вперед, окрыленные надеждой обрести наконец отдых и прохладу.

Река оказалась быстрой и неглубокой. Ледяная вода обжигала разгоряченные тела, но Конан и Зурр-аль-Асар как мальчишки плескались между камнями, хохоча и подпрыгивая.

Вдруг карлик стремительно выскочил на берег, подбежал к снаряжению, сложенному под деревом, быстро что-то схватил и тут же вернулся обратно. Когда Конан увидел, что он несет стрелу, ему все стало ясно. Вскоре крупная рыбина отчаянно билась в руках Зурр-аль-Асара. Конан тоже вооружился стрелой и пошел вверх по течению. За поворотом реки, на совсем мелком месте, ему удалось пронзить стрелой трех рыбин. У его спутника улов оказался не хуже. Пора было подумать об ужине.

Сложив из камней небольшой очаг, они пошли за хворостом. Надо было спешить, солнце уже стояло совсем низко, еще немного — и совсем стемнеет. Углубившись в заросли, Конан нашел засохшее дерево и стал с треском обламывать ветки, помогая себе кинжалом. Куча хвороста быстро росла, и он подумал, не пора ли остановиться. Вдруг за спиной киммерийца раздалось громкое хлопанье крыльев, и какая-то большая птица пролетела мимо, чуть не задев его крылом. Проследив за ней глазами, Конан вдруг вскрикнул, бросил хворост и подбежал к кусту, росшему совсем рядом, в нескольких шагах от сухого дерева. На тоненьких ветках с узкими голубовато-серыми листьями он увидел ягоды — красные в желтую полоску. Ягод было всего несколько штук, и Конан, не раздумывая, быстро сорвал их и сунул в пустой кошелек, сиротливо болтавшийся на поясе. Теперь он был сказочно богат и силен.

Собрав хворост в охапку, он шел и думал, сказать ли о находке Зурр-аль-Асару. И решил, что не стоит.

Костер быстро прогорел, под углями пеклась рыба. Конан лежал, слушал, как играет река, и вспоминал Деяниру. Пройдет время, и шум в городе уляжется. Что будет дальше, он придумать не успел: рыба испеклась. Достав ее прутьями из-под углей, они жадно принялись за еду. Запив рыбу остатками вина из фляги, Конан спросил Зурр-аль-Асара:

— А что там, за рекой? Ты говорил, что знаешь дорогу. Есть там какие-нибудь селения или замки?

— Нет, люди нам здесь больше не встретятся. Разве что путники вроде нас с тобой или какой-нибудь отшельник. Хотя вряд ли. Впрочем, сам я не видел, но слышал истории о замке Танцующих Дев — он как раз где-то в этих местах. Поэтому странники обходят эти леса стороной.

— А что это за Танцующие Девы? Опять колдовство?

— Мне рассказывали, что они заманивают путников в замок, а потом колдовскими чарами заставляют танцевать до смерти. Больше я ничего не знаю. Но это самый короткий путь, и идет он вдоль реки. Мы вдвоем, и мы сильны. Неужели какие-то колдуньи вынудят нас идти в обход?

— Как бы не так! Да я лучше с дюжиной колдуний станцую, чем опять тащиться по камням. Еще немного — и от моих сандалий останутся одни ремешки. Ладно, давай спать, может, это еще и враки.

Угли вспыхнули раз-другой и погасли. Ночь опустилась на землю. Все стихло, только река, занятая своим вечным делом, шумела, перекатывая камни.

Утро, сверкая солнечными бликами на траве и прибрежных камнях, обещало ясный день. Пробираясь вдоль реки среди деревьев, путники не чувствовали той обжигающей жары, которая изнуряла их вчера. Но к вечеру, когда они выехали на открытые луга, погода вдруг изменилась. Подул резкий ветер; облака, незаметно подкрадывавшиеся целый день, сбились в плотную кучу; за их спиной уже сверкали молнии.

Путники понимали, что скоро их настигнет гроза, и гроза нешуточная. Требовалось срочно искать укрытие, но, кроме кустов и невысоких деревьев, поблизости ничего не было. Конан и Зурр-аль-Асар погнали испуганных коней вперед, прочь от настигающей их тучи, надеясь, что случай пошлет им удачу. И правда, вскоре они увидели какие-то развалины, заросшие травой и кустарником. Похоже, это был разрушенный замок, такой старый, что камни кое-где уже рассыпались в пыль. Но здесь можно было укрыться от грозы.

Найдя подходящий закуток, судя по всему, угол полуразрушенного зала, где чудом сохранившаяся крыша могла защитить их от дождя, они привязали коней и, опустившись на землю, стали выглядывать наружу, в дыры между камнями. Когда-то это были окна, но безжалостное время, не вынося ничего вечного, основательно здесь поработало. Все утратило свои привычные очертания, и развалины замка казались уже частью дикой природы, а не делом человеческих рук.

Ослепительно вспыхнула молния. Последовавший за ней удар грома заставил землю содрогнуться. И тут же хлынул ливень, плотной стеной отгородив путников от остального мира. Кони испуганно шарахались в углу, и Конану пришлось их успокаивать, чтобы они не оборвали поводья. Раскаты грома постепенно становились глуше, молнии сверкали уже где-то вдалеке, и только ливень по-прежнему неукротимо хлестал по ветхим стенам да швырял в окно фонтаны брызг.

Зурр-аль-Асар снял с лошадей поклажу, разложил одеяла:

— Ну вот, здесь и заночуем. Земля сухая, над головой крыша — прямо дворец!

Конан промолчал, но тоже стал готовиться к ночлегу. Сейчас, когда гром тихо урчал вдали, как обиженный пес, а снаружи мирно шумел дождь, киммериец наконец осмотрелся как следует. То, что он увидел, ему совсем не понравилось, но деться все равно было некуда. Стены, обветшалые и потрескавшиеся, кое-где сохранили остатки росписи — и везде это были легкие фигурки танцующих девушек с гирляндами цветов.

Стоя спиной к Зурр-аль-Асару и разглядывая рисунки, Конан бессознательно потянулся к кинжалу. Но рука его наткнулась на кошелек, набитый плодами мисахи. Не раздумывая, Конан вытащил одну ягоду, сунул в рот и быстро разжевал. На вкус ничего особенного, даже, пожалуй, слишком кислая, но то, что почувствовал киммериец, проглотив мякоть вместе с косточкой, просто ошеломило его как гром среди ясного неба.

Ему показалось, что он может одной рукой разбросать весь этот замок, раздвинуть тучи, стрелой долететь до Ке-занкийских гор — и что ему какие-то там колдуньи! С трудом подавив в себе желание немедленно проверить это ощущение небывалой силы, он лег рядом с карликом, отвернулся и притворился спящим. Сквозь полуприкрытые веки он вскоре стал различать некие почти неуловимые перемены. А немного погодя зал, тускло освещенный вечерним светом, начал меняться прямо на глазах. Проломы в стенах превращались в ажурные окна, а земля с редкими пучками пожухлой травы — в блестящий мозаичный пол. Откуда-то сверху лился мягкий красноватый свет. Конану стоило больших усилий изображать из себя спящего, но волшебство мисахи делало его хитрым и предусмотрительным: он понимал, что притворяться нужно до последнего, ибо только это и может их спасти.

Вдруг послышались легкие быстрые шаги, кто-то остановился возле них, и киммериец почувствовал пряный аромат благовонного курения, одурманивающий и убаюкивающий. Странное чувство, что одна половина его спит, а другая бодрствует, не покидало Конана. То, что он услышал, заставило его внутренне содрогнуться, но ни один мускул его не дрогнул, лицо по-прежнему оставалось безмятежным и спокойным.

— Наконец-то снова в этих краях появились люди! — произнес мелодичный женский голос.— Так давно здесь никого не было, что я забыла, жива я или нет.

— Я тоже совсем ослабела от ожидания. Зато сегодня у нас праздник! Хозяин будет доволен! Ты только посмотри, какие они молодые и сильные, их жизни хватит нам надолго, и юность наша снова расцветет!

Нарастающий гул прервал разговор колдуний, они побежали в угол залы и стали выдвигать что-то огромное, скрытое серой завесой с пробегающими по ней багровыми искрами. Сквозь ресницы Конан разглядел гибкие девичьи фигурки и лица, молодые, но угасшие, похожие на маски. То, что они выдвинули на середину, оказалось огромным зеркалом в черной раме, увитой гирляндами цветов. Цветы извивались как змеи, хищно покачивали головками и тихо гудели.

Обе колдуньи подошли к зеркалу и встали перед ним на колени. Конан чем угодно мог поклясться, что они там не отражались. Вместо них в раме зеркала возник чудовищный великан в странных богатых одеждах. Руки, грудь и лицо его покрывала клокастая шерсть, голову венчала корона, усыпанная рубинами. Однако он был так изможден, что, казалось, с трудом держался на ногах. Протянув руку в их сторону, великан приказал:

— Начинайте! Мы ждали слишком долго, и сейчас нельзя медлить. Судьба послала нам подарок — их жизнь и молодость скоро станут нашей жизнью. Но помните —сил у них должно остаться лишь на один шаг, не больше, иначе мы погибли! Один шаг в зеркало — и все! Помните! Помните! Помните!

Великан постепенно становился все прозрачнее и прозрачнее и вскоре исчез совсем.

Колдуньи подошли к столу, взяли кубки с пенящейся жидкостью и приблизились к спящим.

— Проснитесь, путники, вы наши гости, и мы хотим устроить вас поудобнее! — изрекли они и стали брызгать на них из кубков.

Зурр-аль-Асар проснулся, посмотрел на колдуний, выглядевших уже как обыкновенные девушки, и очень обрадовался. Конан, решив, что ему надо последовать его примеру, привстал и заулыбался во весь рот.

— Ну и ну! Куда это мы попали? — верещал Зурр-аль-Асар. — Помню дождь, грозу, а что дальше — не помню. Конан, где это мы?

— Может, нас оглушила молния, и они нас подобрали? — предположил Конан, догадавшись, что Зурр-аль-Асар начисто забыл о Танцующих Девах и о развалинах. Значит, и он не должен о них вспоминать.

Девушки засмеялись и побежали к столу, приглашая их за собой. Стол был уставлен богатыми яствами и винами, пряные запахи стояли в воздухе, одурманивая и в то же время возбуждая. Карлик не стесняясь набросился на угощение, и Конан решил от него не отставать. Но вина он не пил, однако все время делал вид, что наполняет кубок и подносит его к губам.

Музыка звучала все громче и настойчивее. Девушки увивались вокруг них, слегка пританцовывая. Зурр-аль-Асар, охмелев, пытался ухватить за одежды то одну, то другую, но тонкая ткань как дымка ускользала из рук. Конан, стараясь уподобиться Зурр-аль-Асару, притворился не на шутку опьяневшим. Девушки, смеясь, уворачивались от них и то и дело подбегали к зеркалу, прихорашиваясь перед ним и жеманясь. Цветы на раме выглядели вполне обычно, они не шевелились и не качали головками.

Вот девушки снова подбежали к столу. А музыка все играла и играла, и карлик, сидя с кубком в руке, начал ей в такт притопывать ногами. Конан вдруг ощутил на своем плече легкое прикосновение, тонкая рука обвилась вокруг его шеи, и к нему склонилось смеющееся женское личико — нежные щечки, свежий, как полураскрывшийся бутон, рот, огромные глаза… Глаза необыкновенной глубины, как два опасных колодца, манящие, пугающие… Конан засмеялся, грубо схватил девушку за руку, посадил рядом с собой, между делом локтем столкнув со стола кувшин с вином. Она на миг прижалась к нему, замерла, потом прошептала:

— Я хочу потанцевать с тобой… Совсем немного… Я так люблю танцевать! А потом мы долго-долго будем вместе, сколько захочешь!.. Пойдем — слышишь, музыка играет для нас!..

Зурр-аль-Асар уже кружился по залу со своей волшебницей, с трудом держась на ногах. Она смеялась, весьма довольная, и летала вокруг него, как пестрая бабочка. Конан ощущал в себе бурлящую силу, но притворялся ослабевшим и спотыкался на каждом шагу. Музыка становилась все быстрее и неистовее. Колдуньи, грациозно порхая вокруг Конана и карлика, как бы оплетали их невидимой паутиной, в которой им предстояло погибнуть. Киммериец, чувствуя, как в вихре танца они неминуемо приближаются к страшному зеркалу, тем не менее заранее знал, что сделает. Еще сидя за столом и сожалея, что с ним нет его доброго меча, он заметил тяжелый мраморный шар, окованный ажурными металлическими украшениями. Шар лежал почти рядом с зеркалом, поддерживая чашу, в которой трепетал язычок пламени. Поднять этот шар смогли бы, пожалуй, несколько человек, таких же сильных, как Конан, но юноше он казался сейчас детской игрушкой.

Зеркало неумолимо надвигалось на них своей темной пастью, и вот уже они видят в нем свое отражение. Девы-колдуньи мелькают в зеркале прозрачными тенями. Зато там, за их спинами, стоит огромное чудовище в сияющей короне, его губы дергаются от нетерпения, обнажая огромные клыки.

Конан понял, что последний миг настал. Он оттолкнул прильнувшую к нему колдунью, метнулся к шару, схватил его, даже не ощутив тяжести, и изо всех сил швырнул в зеркало. Оно со звоном разлетелось на куски. Ужасающий грохот и вой сотрясли весь зал, стены стали покрываться трещинами, очертания их размывались. Лишь рама зеркала стояла посередине, и все, что было вокруг, рассыпалось прямо на глазах и втягивалось туда, как в воронку. Вот мелькнули девы, растерзанные и окровавленные, и огромная голова в рубиновой короне… Вихрь уже подтаскивал к раме распростертое тело Зурр-аль-Асара, но Конан схватил карлика, взвалил на плечи и кинулся прочь, продираясь сквозь воющий туман, несущийся ему навстречу. Даже его сил, удесятеренных волшебной ягодой, едва хватило, чтобы противостоять этому смертоносному вихрю. Вконец обессилев, киммериец рухнул на землю, прикрыв карлика своим телом.

Конан очнулся, почувствовав, что карлик, ругаясь и постанывая, пытается выбраться из-под него. Собравшись с силами, варвар встал и, пошатываясь на дрожащих ногах, огляделся. Неподалеку стояли их кони, привязанные к какому-то корявому дереву. Вокруг были разбросаны фляги, одеяла, мечи и кинжалы. Ни следа дворца, ни следа развалин. Трава, мокрая от дождя, блестела на утреннем солнце.

Зурр-аль-Асар сидел на земле, обхватив голову руками, покачивался и причитал:

— Ох, что это было? Нергал сбросил на нас свой трезубец или камни падали с неба? Хотя нет, камней не видно… Вроде была гроза… Ну да, вон и трава мокрая. Но как кружится голова и болит, прямо раскалывается. Ох, кости мои, косточки, что же это было?..

Он с трудом поднялся и пьяной походкой пошел к реке. Встав на колени, он долго пил, плескал водой в лицо, отфыркивался, потом, так же пошатываясь, вернулся и сел на одеяло:

— Надо потихоньку ехать, пока не жарко. Главное теперь — не наткнуться на замок Танцующих Дев. Мне рассказывали, что они затанцовывают путников до смерти…

Конан с изумлением обнаружил, что товарищ его ничего не помнит: все, что произошло с ними ночью, исчезло из его памяти, осталось только тяжелое похмелье от колдовского вина. Еще раз с благодарностью ощупав кошелек с мисахи, Конан собрал разбросанное снаряжение, оседлал лошадей, подсадил Зурр-аль-Асара, и они поехали дальше, один — ругаясь и отплевываясь, другой — радуясь утру, солнцу, удаче.

Прохладный утренний ветер приятно щекотал шею, ласкал плечи, трепал волосы. Подставляя ему лицо, Конан с удовольствием думал о нескольких днях пути, оставшихся до Кезанкийских гор — пути, таящего, быть может, новые приключения, встречи, опасности.

Конечно, жизнь в большом городе тоже полна приключений и неожиданностей, и опасности встречаются там на каждом шагу. Но дорога… Нет, с дорогой ничто не может сравниться! Дорога — это сама жизнь, переменчивая и прекрасная. Сегодня одно, завтра другое… Такие разные страны, такие разные попутчики — то верные, то коварные. Все это наполняло жизнь смыслом, подпитывало силы, дарило ощущение дикой свободы. И где еще человеку дано так полно понять и проявить себя?

Сам того не сознавая, Конан любил эти резкие переходы от оседлости к путешествию, пусть даже вынужденному. Молодой, отважный и сильный, прошедший суровый путь детства и юности, он везде чувствовал себя как дома, ни к чему не прикипая сердцем. И жизнь вела его своими дорогами как любимого сына, помогая и подсказывая. Конан ехал, ослабив поводья и рассеянно посматривая по сторонам. Но взгляд его тем не менее подмечал каждую деталь, и никакая опасность не могла подкрасться незамеченной.

Сейчас все было спокойно. Ровная благодатная местность то манила лесной прохладой, то радовала глаз просторами сочных лугов. Зурр-аль-Асар, уже пришедший в себя, снова обрел способность разговаривать. Приподнявшись в стременах, он внимательно вглядывался вперед, словно что-то припоминая, потом обрадованно вскрикнул:

— Ну точно, это здесь! Вон видишь, за полем темнеет лес? Отличный лес, просто прекрасный лес, кабанов там — пропасть! Слово Зурр-аль-Асара, сегодня у нас будет царский ужин!

Они пустили коней в галоп, и вскоре лес укрыл их своей тенью, свежей, как глоток ключевой воды. Углубившись в чащу, они привязали коней под высоким дубом. Кабаны здесь действительно водились, судя по многочисленным следам, оставленным животными на лесной тропе; да и под самим деревом земля была порядком изрыта и истоптана.

Конану предстояло загонять дичь, а Зурр-аль-Асар спрятался в засаде. Вооружившись луком и стрелами, Конан неслышными шагами двинулся по большому кругу, прислушиваясь к каждому шороху, всматриваясь в каждый трепещущий лист. По пути он подобрал две толстые палки, чтобы, когда обнаружит свиней, произвести как можно больше шума. Тихо, как дикая кошка, пробираясь по лесу, Конан вскоре услышал хруст веток и похрюкиванье. Целое семейство пировало в орешнике, не ожидая никакой опасности. Ведь кабаны были полноправными хозяевами этого леса. Люди забредали сюда так редко, что звери жили и плодились, не ведая страха.

Осторожно подкрадываясь к свиньям, стараясь, чтобы ветерок, пусть едва заметный, дул ему в лицо, не донося до них тревожащего запаха, Конан подобрался к стаду довольно близко. Свиньи, скрытые листвой низких кустарников, беззаботно чавкали и похрюкивали, не чуя беды.

Конан распрямился и, прикинув направление, в котором погонит свиней, вдруг засмеялся во весь голос, потом заорал и бросился вперед, ломая кусты и громко стуча палками. Звери на мгновение замерли, ошеломленные криком, потом с треском рванулись вперед, преследуемые этим вопящим и громыхающим чудовищем. Конан бежал быстро, как олень, не давая стаду свернуть в сторону, и вскоре раздался один предсмертный визг, затем второй. Остальные свиньи, охваченные страхом и паникой, бросились врассыпную.

Выскочив на небольшую полянку, Конан увидел огромного мертвого кабана со стрелой во лбу, а рядом — здоровую свинью, тоже сраженную наповал. Из-за дерева вышел Зурр-аль-Асар, лицо его расплылось в торжествующей улыбке. Ткнув свинью ногой в живот, он сказал:

— Ну, что я тебе говорил?! Здесь такие места, только пошевеливайся — без дичи не останешься.

— Да, места богатые. И стрелок ты что надо! Две свиньи с одного гона — это редкий охотник так может!

Зурр-аль-Асар, довольный и гордый, связал свинье ноги и взвалил ее на плечи. Конан занялся кабаном. Вскоре они уже готовили ужин под своим дубом. Жареное мясо аппетитно пахло, жир, капая на угли, вспыхивал оранжевыми искрами.

Наевшись и нажарив мяса впрок, они еще немного посидели у костра, посудачили об охоте и отправились на боковую. Ночь была тихая, лунный свет едва пробивался сквозь густую листву дуба. Конану не спалось. Страшная ночь в замке Танцующих Дев казалась ему чем-то вроде далекого сна, из которого припоминаются только отдельные куски, но никак не сложить целого. Конан пытался вспомнить все по порядку, но однако ему это не удавалось. В конце концов он разозлился и сразу уснул.

…Сияющий день, крутая горная тропа, он сам, идущий по ней вверх — нет, это не могло быть сном, и все же Конан сознавал, что спит. Камешки с шорохом осыпались из-под ног, птицы перекликались в кустах, ящерицы, гревшиеся на камнях, при его появлении тут же куда-то прятались. Он уверенно шел вперед, как будто уже много раз ходил этой тропой. Ни меча, ни кинжала при нем не было, но он знал, что здесь, в этих горах, опасность ему не грозит.

Тропа родила его все дальше, все выше в гору. Внизу осталась долина, где текла, теряясь в пышных кустах, быстрая речка. Постепенно склоны, местами покрытые пожухлой зеленью, перешли в голые скалы. Лишь кое-где из трещин торчали корявые деревца, уцепившиеся корнями за мертвый камень. Тропинка была совсем узкой, но Конан шел, не глядя под ноги и не ощущая тяжести своего тела. Он был уверен, что не упадет. Понемногу расширяясь, петляя между огромными острыми камнями, тропинка незаметно пошла вниз.

Пройдя еще чуть-чуть, Конан оказался на площадке, почти круглой, с трех сторон окруженной отвесными скалами. В скалах правильными рядами зияли огромные пещеры, вырыть которые было под силу разве что гигантским насекомым. Посреди площадки, окруженный ухоженными кустами, высился огромный колодец из необтесанных камней. Сбоку от него возвышалась небольшая башенка с крутой лестницей. На нижней ступеньке сидел человек. Увидев Конана, он приветственно махнул рукой, поднялся и пошел ему навстречу. Конан узнал его сразу. Тот самый старик, что предлагал ему купить мисахи! Что он здесь делает, в этих диких горах? И потом, это странное место… Пещеры, колодец… Конану на мгновение почудилось, что он уже где-то это видел или же слышал о чем-то похожем…

Старик, улыбаясь, подошел к Конану, слегка коснулся его руки своей узкой ладонью и сказал:

— Ну что, сынок, понадобились тебе мисахи? Береги их, они тебя еще не раз спасут от смерти.

— Где я? Тебя, старик, я сразу узнал. Но почему мне так знакомо это место? Я что, бывал здесь когда-то? Не помню…

— Погоди, сынок, отдохни. Ты многое должен узнать, прежде чем на самом деле попадешь сюда.

Они сели на лестницу у подножия башни, и старик заговорил:

— Это — Кезанкийские горы. Здесь, в самом их сердце, уже несколько сотен поколений мудрецов хранят тайну Сердца Земли. Этот колодец — Шрипур-Аим, что значит: Путь Силы. Он ведет прямо туда, к Сердцу Земли. И от нас, мудрецов, охраняющих этот колодец, зависит, что выйдет оттуда — добро или зло, жизнь или смерть. Злые силы уже давно пытались вырваться наружу, но до сих пор нам удавалось удерживать их там, в горячем чреве Земли.

Однако недавно здесь совершилось предательство, и Зло одержало победу. Теперь два огромных огненных удава стерегут колодец, намереваясь выпустить всех остальных страшных тварей, порожденных подземными богами. Земля, чистая и светлая, будет сожжена и истерзана, и люди или исчезнут совсем, или эти мерзкие чудовища будут охотиться на них как на дичь.

— А что случилось? Почему ваша мудрость не удержала змей в колодце? Постой, постой, старик, я вроде припоминаю… Зурр-аль-Асар рассказывал совсем другую историю. Теперь я понял, почему мне знакомо это место. Он говорил, что вы опаиваете путников каким-то зельем, чтобы они не раскрыли тайны вашего монастыря… Старик, похлопав Конана по колену, засмеялся,:

— Подумай сам, какие здесь путники? Сюда только птицы да горные козлы заглядывают. Все пути лежат в стороне от монастыря. К нам приходят либо посвященные, либо…— Старик не договорил и нахмурился.

— Значит, это Зурр-аль-Асар вызвал змей из колодца? — догадался Конан.— А зачем он тогда меня потащил в эти горы? Он сказал, что никого из монахов не осталось и что змеи стерегут сокровища.

— Ты думаешь, ему нужны сокровища? Нет, ему нужно это.— Старик взмахнул рукой, и они оказались у входа в пещеру самого верхнего яруса. Отсюда колодец казался большим круглым глазом, в глубине которого что-то переливалось, вспыхивая изумрудным, голубоватым или багровым светом.

Старик вошел в пещеру, и она сразу осветилась множеством разноцветных огоньков. У самого входа пол был выложен диким камнем, а дальше — мозаикой из драгоценных пород. По роскоши пещера напоминала царский дворец. В дальнем углу зала возвышался огромный черный камень, ограненный, как бриллиант. Грани его были пугающе бездонны. На самом верху, как на столе, лежал золотой жезл, украшенный мелкими черными камешками.

Старик подошел к алтарю, протянул руку и сказал:

— Этот жезл — ключ к Сердцу Земли. Кто им обладает, тот властен над силами подземного мира. Много тысяч лет, совершая магические обряды и жертвоприношения, мы держали колодец на замке. Но во время последнего жертвоприношения была пролита человеческая кровь — Зурр-аль-Асар очень меткий стрелок, ты ведь знаешь. Но он не ожидал, что за этим последует. Змеи тут же вырвались на свободу, а сам он еле унес ноги. Но не все наши братья погибли. Мы ждем своего часа, и час этот скоро настанет. Если в ближайшее полнолуние змеи не будут уничтожены, страшно даже подумать, что произойдет. Я вопрошал звезды, и они мне сказали, что победить удавов может смелый юноша, не жаждущий власти над миром и добивающийся всего лишь своей силой и храбростью. И это — ты, Конан!

Он замолчал, повернулся и покинул пещеру. Выйдя вслед за ним, Конан еще раз с высоты заглянул в колодец, но, не выдержав сияния его черной глубины, отвернулся.

Так же незаметно, как и поднялись, они опустились вниз. Старик шел впереди легкими мелкими шагами, но Конан, как ни старался, не мог его догнать. Наконец старик обогнул выступ скалы, и они очутились на маленькой площадке, не просматривавшейся от колодца. Часть стены, у которой они стояли, была отполирована –и напоминала дверь. Старик нагнул голову и снял с шеи тоненький шнурок с болтавшимся на нем треугольным камешком. Он приложил камешек к красному пятну в центре плиты, и она медленно поползла вверх. За плитой оказалась неглубокая ниша. Там висели лук и колчан со стрелами.

— Запомни это место и эту дверь. Когда доберетесь до монастыря, непременно приди сюда, открой пещеру и поменяй свой лук и стрелы на эти — лишь они способны умертвить удавов. Карлик этого не знает, он надеется на твою силу и свою меткость, а в случае удачи тебя ожидает гибель в колодце… Пойдем, мне надо тебе еще кое-что рассказать.

Дверь пещеры плавно опустилась. Старик повесил камешек Конану на шею. Они вернулись к колодцу. Конан, почувствовав усталость, лег в тени, а старик сел рядом и еще долго-долго что-то говорил. Его речь текла плавно, убаюкивая, как журчание ручья… Обеспокоенный, что не может разобрать слов, Конан открыл глаза.

Утро еще только разгоралось, шум реки, хорошо слышный в рассветной тишине, сразу напомнил Конану и охоту на кабанов, и вечер, когда он ворочался с боку на бок, стараясь уснуть.

Кажется, ему что-то снилось. Что-то очень важное. Надо бы вспомнить… Он встал, потянулся всем телом, потер шею, слегка затекшую во время сна. Его рука вдруг наткнулась на что-то твердое, и он с удивлением ощупал маленький треугольный камешек на плетеном шнурке. Все виденное во сне сразу же явственно встало перед глазами, и зазвучал голос старика: «Мне надо тебе еще кое-что рассказать…»

Сидя на камне и задумчиво рассматривая талисман, Конан краем глаза поглядывал в сторону Зурр-аль-Асара. Словно почувствовав его взгляд, карлик поднял голову, встряхнулся, прогоняя остатки сна, бодро поднялся и направился к лошадям.

И вот уже снова кони шаг за шагом отмеряют дорогу, незаметно приближая путников к цели. Конан, внешне не изменивший своего отношения к карлику, смотрел на него, однако, совсем другими глазами. И то, что раньше лишь настораживало, сейчас обретало совершенно иной смысл. Рядом с ним ехал не такой же искатель приключений, как он сам, а человек, желавший обрести власть над миром, обрести страшной ценой.

Конана охватил гнев, когда он понял, что едва не попался в ловушку. Выполнить грязную работу и исчезнуть?! Ну уж нет, не на того напали! Посмотрим, что ты запоешь на месте, когда эти твари полезут на тебя!

Так думал Конан, покачиваясь в седле и стараясь не встречаться взглядом с карликом. Немного поостыв, он сообразил, кто теперь хозяин положения. Зная, как победить удавов и чего ждать от карлика, Конан чувствовал себя не менее могучим, чем любой властелин мира.

Так они ехали, скрывая друг от друга свои мысли и планы, притворяясь добрыми товарищами, соединенными одной целью.



* * *



Через несколько дней вдали обозначились смутные очертания гор. Отсюда они казались сказочно-красивыми, живописно окаймляя горизонт сине-сиреневыми грядами. Зурр-аль-Асар уверенно погонял коня, словно он всю свою жизнь только и делал, что ездил в монастырь и обратно. Лошади, не слишком утомленные дорогой, легко поднимались по горной тропе. Но скоро всадникам пришлось с ними расстаться — тропинка стала такой узкой, что по ней можно было пройти только пешему.

Стреножив коней на небольшой поляне, они взяли все необходимое и двинулись вперед. Внизу, в долине, неслась река среди зеленых кустов, подножия гор устилала сочная зеленая трава.

Конан снова шел знакомой тропой, но на этот раз путь его был трудным. Ноги скользили, оружие и кольчуга стесняли движения, едкий пот струился по лицу. Часто приходилось отдыхать, выбирая какую-нибудь крохотную площадку. Во время одной из таких остановок Конан вспомнил прошлую ночь, когда он долго лежал на спине, глядя, как луна просвечивает сквозь жидкие облака. Луна… Луна?! Да ведь сегодня — полнолуние! Старик говорил, что удавов можно убить только в полнолуние, во время их любовной пляски. Надо спешить. Он встал и, не обращая внимания на карлика, едва поспевающего за ним, полез дальше, забыв про усталость и ободранные руки.

Вот тропинка стала шире, теперь можно идти, не цепляясь за скалы. Еще немного — и она пойдет под уклон, а там уже и колодец с удавами… Конан остановился, раздумывая, что делать дальше. Карлик прошел вперед, но через несколько шагов оглянулся и поманил его за собой. Перед ними зияла узкая расщелина, в которую с трудом мог протиснуться человек. Зурр-аль-Асар смело полез в темноту, и Конан, не задумываясь, последовал за ним.

— Осторожно, здесь лестница! — прошептал карлик, но Конан уже нащупал ногой ступени.

Лестница была такой узкой, что двое на ней точно бы не разошлись. Вскоре сверху стал пробиваться свет, и немного погодя они оказались в крошечной пещерке, грубо вырубленной в скале. Небольшое отверстие в стене выходило, как догадался Конан, на площадку с колодцем.

Карлик подполз к отверстию и осторожно выглянул, готовый тут же спрятаться. Но вот он махнул рукой, подзывая Конана. Помня мирную картину из своего сна, киммериец выглянул и чуть не вскрикнул от изумления. Площадка вся была выжжена нездешним огнем — камни колодца почернели и оплавились. От башни не осталось и следа. Из пещер валил густой едкий дым, застилавший солнце. Сам колодец был окружен шевелящейся красной стеной, все время менявшей свои очертания. Это были свившиеся тела двух огромных удавов. То один, то другой поднимали головы, оглядывая окрестности, и огромные глаза их, излучавшие нестерпимый белый свет, казалось, могли испепелить все живое и неживое.

Конан и Зурр-аль-Асар сели на пол.

Помолчав, Конан спросил:

— Ну и что дальше? Как их можно убить одновременно? Отсюда никакая стрела не долетит, да они, похоже, могут спалить ее на лету. Ты, когда меня звал, знал ведь, что надо делать. Так говори! — Конан усмехнулся и, разглядывая свои ободранные руки, добавил: — Не любоваться же на них мы сюда лезли!

— Надо ждать, — отвечал карлик. — Наступает полнолуние, только в эту ночь и можно их одолеть.

Конан слушал карлика и думал, что Зурр-аль-Асар действительно много знает, не зря же он тут терся среди монахов. Наверное, притворялся своим, выведывал, подслушивал—а все же не успел завладеть жезлом, и вот теперь привел его, Конана, как барана…

— Танцуя в полнолуние свой любовный танец, удавы становятся обыкновенными змеями. Только глаза их мечут молнии. Но от молний можно увернуться. Мы вдвоем победим подлых тварей — или не победит никто! — хвастливо продолжал карлик.— Ты, с твоей ловкостью и быстротой, отвлечешь их, а я подкрадусь ближе. Когда один удав заслонит другого — я не промахнусь, будь уверен! Моя стрела пронзит их насквозь, если ты раньше не срубишь им головы одним ударом, а, Конан?! — И карлик, смеясь, похлопал его по плечу.

Конан встал, подошел к отверстию и снова осторожно выглянул. Потом повернулся и медленно направился к лестнице.

— Ты куда? — подался было за ним карлик.

— Оставайся здесь, я выйду осмотрюсь. Ты тут бывал, а я хочу сам все увидеть. Не бойся, они меня не заметят.

Карлик успокоился и снова уселся на пол.

Конан осторожно спустился по лестнице, вылез из расщелины и, не производя ни малейшего шума, скрылся между камнями. Некоторое время он наблюдал за щелью. Убедившись, что карлик за ним не следит, обогнул выступ скалы и оказался на знакомой узкой тропинке. Вот и площадка с гладкой плитой, и красное пятно посередине. Конан вытащил из-под туники кожаный мешочек с талисманом, достал его и приложил к пятну. Плита поднялась, открывая нишу с висящим в ней луком. Сняв с себя лук и колчан, Конан поразился их сходству с теми, волшебными: все узоры отделки в точности повторяли друг друга, только волшебный лук был чуть побольше, а стрелы — потолще. Быстро поменяв их местами, Конан отошел в сторону. Ниша тихо закрылась, и красное пятно засверкало мелкими искорками в лучах заходящего солнца.

Тени, прозрачно-синие днем, к вечеру сгустились, все краски стали ярче, горы как бы вспыхивали, прежде чем погрузиться в черноту ночи.

Стоя на площадке, Конан вспоминал слова старика. Лук у него в руках. Что дальше? Мисахи, теперь надо съесть мисахи! Конан развязал кошелек и даже застонал от досады: вместо плодов в кошельке была липкая жижа — ягоды раздавились, когда он лез по скалам. Конан всей пятерней зачерпнул то, что осталось от ягод, и жадно съел, надеясь на чудо. Но если в первый раз он почувствовал небывалую силу, то сейчас ничего не произошло. Его охватило жестокое разочарование, и он в отчаянии ударил кулаком, измазанным в липком сиропе, по обломку скалы. Камень с треском рассыпался в песок, а Конан стоял и удивленно разглядывал свою руку.

Быстро наступившие сумерки напомнили, что пора действовать. Конан осторожно выглянул из-за уступа и крадучись подошел к расщелине. Негромко свистнув, он услыхал ответный свист и быстрые шаги. Зурр-аль-Асар выглянул наружу, протиснулся в щель, и вот они уже стоят, слившись со скалой, готовые к схватке.

Опустилась ночь. Луна, прячась за скалами, почти не осветила площадку с колодцем. Пригибаясь, они неслышно перебегали с места на место, приближаясь к площадке. Конан спрятался за камнями слева, а Зурр-аль-Асар растворился в темноте справа от колодца.

Изредка в небо с шипением вздымался столб упругого голубого пламени и тут же опадал, уходя в недра земли. Удавы то и дело высовывались из колодца, сверкая огромными глазами. Они словно ожидали чего-то. Почва под ногами тихонько подрагивала, как будто снизу ее хотела разорвать чудовищная сила. Конан догадался, что это подземные твари рвутся наверх, и почувствовал, что он — именно он! — может их остановить.

Между тем луна сияющим краем выглянула из-за скал, и змеи высоко задрали головы, покачиваясь над колодцем, как два огромных живых цветка. Толчки стали ощутимее, снопы искрящегося пламени вырывались из-под земли все чаще. Удавы, раскачиваясь, поднимались все выше и выше, и вот они соединились над колодцем в огромный колеблющийся жгут с двумя головами. Жуткое шипение, от которого у Конана заложило уши, смешалось с гудением подземного пламени. 6 этот момент луна полностью вышла из-за уступа, осветив площадку. Сразу погасло пламя в колодце, стихли толчки. Только змеи, переплетясь телами, медленно раскачивались из стороны в сторону, и в наступившей тишине было слышно, как шуршит их чешуя.

Глядя из засады на чудовищ, достававших головами до верхних ярусов пещер, Конан удивлялся и Зурр-аль-Асару, безумно уверенному в победе, и себе, оказавшемуся здесь, на краю бездны, рядом с логовом Зла, грозящего выплеснуться на землю.

А из глубины колодца уже безмолвно выплывали прозрачные фигуры, менявшие очертания в серебристом свете луны. Они медленно кружились над колодцем, ожидая дня, чтобы обрести плоть.

Конан стряхнул с себя оцепенение, понимая, что пора действовать. Сила, до сих пор дремавшая в нем, вдруг забурлила. Камень, лежавший рядом, показался подходящим, и Конан не раздумывая метнул его в колодец. Быстро отбежав в сторону и укрывшись за какими-то обломками, он ждал, что будет дальше. На площадке все мгновенно замерло. Бесплотные фигуры, остановив свой танец, метнулись обратно в колодец. Змеи, пытаясь расплести тела, рухнули на землю, свистя и шипя. Из их сверкающих глаз вырвались молнии и ударили как раз в то место, где только что прятался Конан.

Колодец словно ожил. Из клокочущей глубины вылетали узкие пучки огня, окутанные клубами едкого черного дыма. Дым быстро заволакивал все вокруг, и вскоре лунный свет померк за его пеленой.

Конан изо всех сил обрушил меч на камень, высекая искры, и опять метнулся в сторону. Камень тут же был испепелен четырьмя молниями. В этот момент Конан заметил стрелу, вонзившуюся в шею одного из удавов. Змеи, в ярости колотя хвостами, клубком покатились по площадке. Стоял такой треск и грохот, что казалось, будто началось землетрясение. Мелькнула вторая стрела, третья… Ни одна из них не могла пробить тела чудовища, они торчали из шеи удава, как соломинки. Конан натянул лук, выжидая момента, когда один удав заслонит другого. В бешенстве, пытаясь расплестись, твари колыхались перед глазами, то пропадая в клубах дыма, то показываясь вновь. Но вот на мгновение их головы соприкоснулись. Конан пустил стрелу. Он был уверен, что не промахнулся, но багровые столбы огня и зловонный густой дым скрыли от его глаз и змей, и колодец. Он стоял, прижавшись спиной к скале, и пристально всматривался в бушующее пламя. А сверху градом сыпались камни, но Конан не замечал их.

Сколько времени это продолжалось, он не знал, но, когда дым стал рассеиваться и камнепад прекратился, утро уже окрасило вершины далеких гор розовым светом зари. Конан размял затекшие от напряжения ноги и опасливо двинулся вперед, готовый к любым неожиданностям. Кровь из рассеченного лба стекала по лицу, он хотел ее вытереть, но руки тоже были все в крови и грязи. Конан все же кое-как отодрал от раны слипшиеся волосы и осторожно направился к площадке. Вернее, туда, что еще вчера было площадкой, а сегодня являло собой пространство, сплошь заваленное огромными камнями. Трудно даже было найти место, чтобы поставить ногу. Конан добрался до разрушенного колодца и заглянул в бесформенный дымящийся провал, в страшной глубине которого что-то изредка вспыхивало.

Он долго заворожено смотрел вниз, но вдруг его чуткий, как у зверя, слух различил за спиной легкие крадущиеся шаги. Выхватив меч, Конан резко обернулся и едва успел избежать удара.

Зурр-аль-Асар, обозленный неудачей, снова бросился на него, ловко орудуя мечом и в ярости выкрикивая:

— Ты, воровское отродье! Киммерийский бык! Ты пришел сюда за сокровищем?! Нет, ты останешься здесь, в колодце, а я обрету все! Теперь я — господин над миром, и ты — моя первая жертва Подземным Богам!

Карлик, сверкая безумными от злобы глазами, теснил Конана к краю провала. Мечи высекали искры, камни сыпались из-под ног. Вдруг Конан почувствовал, что теряет опору. Огромная глыба, на которой он стоял, покатилась в пропасть. Отразив мощный удар карлика, Конан не удержался на краю и тоже полетел вниз. Чудом ему удалось зацепиться руками за острый выступ. Он повис над бездной. Сверху на него обрушился град камней. С трудом найдя опору для ног, Конан вжался в стену. Он задыхался от дыма, снова повалившего из колодца. Надо было скорее выбираться отсюда. Никакие волшебные силы мисахи не помогут, если снизу его начнет поджаривать подземный огонь. Осторожно ощупывая каждый выступ, Конан карабкался вверх. Наконец его нога оперлась о довольно большой камень, руки достали до края колодца, и он тихонько выглянул.

В двух шагах от него стоял Зурр-аль-Асар, что-то озабоченно высматривая между камнями. Вот он отбросил в сторону большую глыбу, присел на корточки и довольно рассмеялся. Однако в следующий миг карлик уже бился в могучих руках Конана, как крыса в когтях орла.

Бездна получила свою жертву, и последний крик эхом отозвался в ее глубине.

Отойдя от края провала, Конан встал на то самое место, где только что стоял карлик. У самых его ног лежала огромная голова удава, вся сморщенная и растрескавшаяся. В глубоких впадинах, где еще недавно сияли смертоносные глаза, лежали две крупные, величиной с вишню, жемчужины, переливаясь мягким лунным светом и вспыхивая острыми огоньками. Конан вынул их из глазниц, положил на ладонь. Ничего прекраснее он в своей жизни не видел. Полюбовавшись жемчужинами, он сунул их в потайной кармашек своего пояса и стал разбрасывать камни, отыскивая голову второго удава. Она оказалась совсем рядом. И вот уже четыре жемчужины лежат в кармашке воровского пояса, а Конан стоит среди обломков и думает: «Что дальше?»

Легкий шорох за спиной вывел его из задумчивости. Схватившись за меч, Конан резко обернулся, ожидая новой опасности, но, увидев торжественную процессию, медленно двигавшуюся ему навстречу, успокоился и отпустил руко-ять меча. Впереди шел старый жрец, глядя на Конана улыбающимися просветленными глазами. За ним, веером расходясь по площадке, двигались монахи, молодые и ста-рые. Одни несли большие кувшины, другие — корзины с плодами. Там, где проходила молчаливая процессия, камни тут же исчезали. Старик остановился возле Конана, а монахи стали медленно обходить их по кругу. Вскоре площадка очистилась от обломков, остались лишь бесформенный зияющий колодец и неподвижные тела удавов, пронзенные сверкающей стрелой.

Старик улыбнулся Конану, прикоснулся к его помятой кольчуге и сказал:

— Осталось одно, последнее. Сбрось то, что осталось, в колодец — и мы снова наложим печать на это место. Зло побеждено, и можно будет совершить обряд очищения.

Монахи окружили провал, и Конан принялся сбрасывать в колодец окаменевшие куски змеиных тел. Каждый раз, когда в бездну падал чешуйчатый камень, из-под земли раздавался тягучий стон.