Крис Уэнрайт
Ледяной страж
(Северо-Запад, 1997 г., том 36 «Конан и Ледяной страж»)
Часть первая
ПРОИСШЕСТВИЯ В АГРАПУРЕ
Глава первая
Свирепый северный ветер насквозь продувал кривые и грязные улочки Аграпура, сбегавшие к порту. Саудан поплотнее запахнул плащ, пытаясь защититься от резких, обжигающих холодом ударов влажного морского воздуха. С возвышения, на котором раскинулась небольшая овальная площадь, в надвигающихся сумерках он видел стоявшие на якоре в открытом пространстве большие корабли и строй мелких баркасов и рыбацких лодок, прилепившихся ближе к изрезанному заливчиками и бухтами каменистому берегу.
Налетавшие шквальные порывы немилосердно раскачивали и галеры, и шхуны, и только тяжело груженные песком и камнем баржи, словно нехотя, медленно наклоняли свои корпуса, отзываясь на напор ветра.
Саудан хорошо различал среди прочих посудин свою «Утреннюю звезду» по искусно вырезанной на носу фигуре зубастого дракона. Выбеленная ветрами и соленой водой, она ярким светлым пятном мелькала в быстро темнеющем пространстве, словно танцуя среди вздымающихся волн. Саудан несколько лет ходил по морю Вилайет на этом корабле, который, как и несколько других, принадлежал богатому туранскому купцу Джемаху. Еще в юности он поступил матросом на один баркас, думая немного подзаработать для того, чтобы открыть трактирчик в порту Аграпура, но море так и не отпустило его — он остался моряком, набираясь опыта и постепенно переходя с одного судна на другое, более крупное.
Теперь, после многих лет морской службы, он был уже капитаном большого корабля, совершавшего далекие плавания по морю, вплоть до самой тундры, где и летом можно было напороться на льды или проснуться утром от жуткого треска мачт, склоняющихся под весом обледеневших снастей. Только что он вернулся в Аграпур с ценным грузом — табуном гирканских боевых скакунов и еле отбился от ксапурских пиратов, грабивших проплывающие мимо острова корабли. Помог попутный северный ветер, который теперь трепал мачты сгрудившихся у берега кораблей. Если бы не этот норд, то десяток пиратских баркасов догнал бы «Утреннюю звезду», и вряд ли сейчас Саудан шел бы по городу. Скорее всего, он кормил бы рыб на дне моря, либо, в лучшем случае, тащился под плеткой надсмотрщика в цепях невольничьего каравана куда-нибудь в Кхитай или в Гулистан. Житья не стало от этих пиратов!
Нельзя сказать, чтобы раньше никто здесь не слышал о пиратах — нет, они, конечно, всегда грабили суда на Вилайете, но гирканский уши-каган, как было договорено с Тураном, обеспечивал относительную безопасность купцам, плавающим у восточного берега. Постепенно, однако, в Гиркании стали смотреть сквозь пальцы на «шалости» Красного Братства, как называли себя эти бандиты. А после того, как в Шеме, Кофе и Офире прекратились войны, целые полчища оставшихся не у дел лихих людей хлынули к гостеприимным берегам моря Вилайет, и теперь даже туранскому правителю не удавалось навести здесь хотя бы подобие порядка. Каждый должен был полагаться на себя, на свои силы, удачу да на милость богов. Саудан обсуждал эти дела с хозяином после своего возвращения.
— Житья не стало от этих пиратов! — выслушав рассказ своего капитана, воскликнул Джемах. — Думаю, нам надо набрать на корабль с десяток крепких и умелых ребят, которые могут хорошо работать с мечом и луком. Ты бы походил по кабачкам да тавернам, поискал кого-нибудь из бывших солдат или… — Он слегка замялся, оглаживая окладистую черную бороду, но, махнув рукой, продолжил: — Да вообще любые темные личности подойдут. Чем скрываться от стражников, им куда выгоднее будет служить у нас. Надо усилить охрану, а то не сносить вам головы, а мне одни убытки, клянусь богами.
Вот теперь Саудан после разговора с хозяином и направлялся к порту, надеясь подобрать к себе на корабль людей, искушенных в солдатском ремесле, а не то действительно можно пойти на корм рыбам. Он поглубже натянул на голову свою видавшую виды войлочную шапку и направился по узкой улочке вниз, где призывно горели фонари веселых домов и портовых таверн, где уже собирались скоротать вечер матросы с торговых кораблей, рыбаки и мелкие торговцы, портовые грузчики — да мало ли какой народ забредал сюда выпить кувшинчик вина и подкрепиться, а, то и просто поболтать со знакомыми или завести новых друзей.
— Рад видеть тебя, морская крыса! — приветствовал его хозяин харчевни «Соленый лещ», когда Саудан появился на пороге его заведения, с трудом справляясь с напором ветра, мешающим ему закрыть дверь.
— Привет, обглоданная клешня! — в тон ему ответил Саудан, направляясь к длинной стойке, за которой, в окружении бочонков с вином и глиняных кувшинов, возвышался, гордо выпятив под замызганным кожаным фартуком огромное выступающее брюхо, Келиб, хозяин харчевни.
Они обменялись крепким рукопожатием, как старые друзья. Действительно, знали они друг друга уже лет тридцать, а может быть, и более — в общем, с того времени, когда оба — ныне представительные, всеми уважаемые мужчины — были еще неоперившимися юнцами.
— Как дела? — спросил Келиб. — Что-то давненько о тебе не было ничего слышно.
— Далеко ходили, — беря протянутую кружку, ответил капитан, — на северо-восток, к гирканским степнякам.
— Ну и как, удачно?
— Хозяин доволен, — прихлебывая вино, ответил Саудан, — но около Ксапура нас чуть было не достали пираты.
— Да, — подхватил Келиб, — житья от них нет никакого. У почтеннейшего Ахматуллы два корабля так и не вернулись. Наверное, им, в отличие от тебя, не повезло.
— В море всякое бывает, может быть, и буря застигла.
— Сам знаешь, летом на море почти всегда спокойно, — возразил хозяин харчевни. — Они должны были еще осенью вернуться, а сейчас уже вон сколько времени прошло.
Мнению Келиба можно было доверять: он сам еще несколько лет назад ходил в море, да, кроме того, в его таверну стекались все новости — так что, если он что говорил, то зря не свистел и слов на ветер не бросал.
— Пожалуй, ты прав, — усмехнулся Саудан, — тогда тем более стоит поскорее заняться делом. Хозяин посоветовал подобрать десяток крепких бойцов на «Утреннюю звезду».
— Я могу свести тебя кое с кем, только немного позже, — понизив голос, сказал Келиб. — Садись за столик, поешь пока. Сегодня очень хорошие крабы. Свежие, крупные.
— Сам знаешь, если полгода был в море… Вот они где у меня, эти крабы! — Капитан выразительно провел ребром ладони по шее. — Давай лучше какого-нибудь мяса — конины или барашка.
— Ладно уж, привереда! — раскатисто засмеялся хозяин. — Садись, что-нибудь сообразим.
Саудан отошел от стойки и сел за маленький столик в углу большого зала. Подавальщик по знаку хозяина расторопно поставил на стол кувшин вина, кружку, блюдо со свежими лепешками. Капитан задумчиво отломил румяный поджаристый ломтик и медленно жевал аппетитный хлеб, оглядываясь по сторонам.
Народу в харчевне было еще немного: через несколько столов от Саудана десяток матросов с торгового корабля шумно рассаживались по скамьям, предвкушая выпивку и сытный ужин, да еще один человек, лица которого не было видно из-за надвинутого капюшона, сидел в дальнем от капитана углу. Взгляд Саудана на мгновение задержался на могучей фигуре незнакомца, потом заскользил дальше по пустынному залу. Больше в таверне никого не было. Вечер еще только начинался.
«Знакомые что-то рожи! — подумал про матросов Саудан. — Уж не с «Северной стрелы», часом? Потом спрошу, — решил он, поскольку перед ним как раз поставили блюдо с аппетитно дымящейся бараниной, и грешно было не отдать дань искусству повара из харчевни Келиба, — никуда они не денутся».
Баранина была превосходной. Саудан отломил косточку с розоватым сочным мясом и обернулся к стойке. Келиб заговорщицки подмигнул ему: знай, мол, наших! Он оказался прав: кушанье было приготовлено особенно мастерски — для хорошего знатока или для хорошего друга, каким и был капитан хозяину харчевни. Саудан знаком выразил свое восхищение и принялся за еду.
Наслаждаясь покоем, сытной и вкусной едой, превосходным вином, Саудан, тем не менее, не забывал о цели своего прихода и оглядывал оценивающим взглядом каждого, входящего в таверну. Несколько стражников, бряцая амуницией, ввалились в зал и направились к стойке.
— Эй, Келиб! — заорали они от самого входа, — плесни-ка по кружечке, что-то в горле пересохло от этого ветра!
«Вот таких бы десяток, — подумал Саудан, уважительно оглядывая их доспехи и внушительные фигуры, — тогда и плавать можно было бы спокойно. Но с такого хлебного места их разве сманишь?»
Да, служить в городской страже было почетно и доходно, хотя и небезопасно: редкий месяц проходил без того, чтобы кто-нибудь из этих молодцов не пополнял унылый строй отправившихся на Серые Равнины, — если есть стража, то есть и те, кому эта стража очень мешает. Саудан еще раз глянул на стражников, их блестящие кирасы были сделаны отличным мастером и ладно сидели на крепких торсах солдат. Капитан мрачно вздохнул и вновь принялся обгладывать баранью ногу.
Стражники выпили по кружке и, звеня кольчугами и стуча подкованными сапогами, вышли на улицу. Но в таверне не стало тише: народ прибывал, и зал вскоре зашумел стуком ножей, смехом, возгласами посетителей, собиравшихся провести здесь приятный вечерок. Мальчишки-подавальщики вихрем носились по залу, разнося блюда с пищей и пузатые кувшины с вином — харчевня зажила своей полнокровной вечерней жизнью. Кое-кто из приходящих узнавал капитана и подходил к нему поприветствовать и перекинуться парой слов, узнать последние новости морского путешествия, рассказать про свое. Много знакомых было у Саудана, да и то сказать, если всю жизнь прожил в этом городе, то половину Аграпура будешь знать, хотя бы в лицо.
— Кого я вижу! — К столу Саудана протиснулся крепкий, широкоплечий человек с обветренным, загорелым лицом. — Ты, похоже, недавно вернулся, приятель?
— Привет, Бахтар! — Капитан жестом пригласил его присесть. — Вчера, — коротко ответил он на вопрос и поманил пальцем мальчишку: — Еще вина, баранины и кружку для моего друга.
Бахтар присел на скамью, положив на столешницу жилистые волосатые руки. Несколько шрамов на запястьях и предплечьях свидетельствовали о бурных событиях, которые не прошли в свое время стороной мимо обладателя этих могучих рук.
— Как твои дела? — спросил, в свою очередь, Саудан, наливая собеседнику вина из кувшина. — Мы ведь не виделись года два, а то и все три, не так ли?
— А, — уныло махнул рукой Бахтар, — по-всякому. Сейчас вообще никак.
Он одним махом осушил кружку, и Саудан вновь наклонил кувшин. Пенистое вино забулькало, вырываясь из узкого горла расписного сосуда.
— Похвастать особо нечем. — Бахтар вытер рот тыльной стороной ладони. — Два года служил в офирской кавалерии, да, видно, не у того командира. Нас разбили в одном из боев, еле ноги унес. Там было не до жиру, лишь бы голову на плечах оставить. Вернулся голый, как эта ладонь. Нанялся к Ахматулле на «Эфес», сделали две ходки в Хоарезм, но у него сейчас дела пошли туго, и он нас всех рассчитал. При расчете дал, сам понимаешь, совсем немного — монеты уже кончаются. Правда, он обещал, если дела поправятся, вновь снарядить корабль в плавание, но одни боги знают, когда это может случиться.
— Я тебя давно знаю, — начал не спеша Саудан, прихлебывая вино из кружки, — и знаю с хорошей стороны. Ты, пожалуй, мне подойдешь.
— Зачем это я тебе понадобился? — В глазах Бахтара промелькнуло любопытство.
— Мне нужно усилить охрану корабля, — ответил Саудан. — У меня есть пятнадцать бойцов, но пираты настолько обнаглели, что этого стало мало. Надо бы еще найти с десяток таких крепких ребят, как ты. У тебя, случаем, нет кого-нибудь на примете?
— Лихих ребят хватает, — усмехнулся Бахтар, — но ведь тебе нужны те, кто знаком с морем. Непривычные к качке заблюют тебе всю посудину, — оскалил он желтые зубы, — а толку от них не будет никакого!
— Да уж, — засмеялся капитан, — как-то вез я два десятка стигийских рабов, и случился шторм — слабенький, между прочим, так себе штормишко. Так еле потом трюм отмыли. Ну, я вижу, ты понял, чего мне не надо. Поищи подходящих молодцов, сделай доброе дело.
— Договорились, — протянул руку Бахтар. — Ты здесь будешь?
— Да, посижу еще, пожалуй.
— Я сгоняю в «Петух», может быть, уже сегодня трех-четырех рубак тебе найду. Я ведь не один был в Офире, там немало наших сражалось.
— Спасибо, — капитан налил еще кружку вина, — выпей на ход ноги.
Когда приятель ушел, Саудан заказал еще кувшин вина и решил, что удачно начал набор охранников с Бахтара.
Теперь он может спокойно, ни о чем особенном не думая, посидеть в уютной, пропахшей пряностями таверне, отрешившись под мерный рокот людских голосов от гнетущих забот.
Глава вторая
Конан выбрал таверну «Соленый лещ», потому что она показалась ему более безопасной, чем другие подобные заведения. Паутина кривых улочек, невысокие изгороди, близость порта — все это давало возможность в случае опасности улизнуть незамеченным. Он сел за дальний стол в углу, заказал кувшин вина и блюдо вареных крабов и, не торопясь, принялся за трапезу.
Времени у него было много, спешить было некуда. Он не раз в молодости бывал в различных городах Турана, и хотя это было уже давно, но, наверное, осталось немало людей, кто мог бы узнать его в лицо. А поскольку далеко не все, чем он тогда занимался, согласовывалось с местными правилами и законами, то варвар из Киммерии старался не особенно афишировать свое появление в Aграпуре.
Несколько лет назад ему пришлось срочно покинуть столицу Турана: он убил старшего капитана туранской армии; мало того, этот офицер был сыном верховного жреца бога Эрлика. Хотя Конан тогда уже дослужился до звания капитана, и убил он Оркана в честном поединке, но законы Турана были суровы: поднявшего оружие на выходца из гирканской знати ожидает смерть, тем более что варвар был чужеземцем. Повод их ссоры, в общем-то, казался киммерийцу не таким уж значительным. Подумаешь, застал его Оркан в постели своей любовницы!
«Эта Наркия, помнится, была на редкость xopоша! — Отзвуки былого нахлынули на киммерийца. — Хороша, но уж такая стерва!..»
Так или иначе, но ему не стоило появляться открыто в Аграпуре. Конан даже в таверне не откинул со лба капюшон плаща и, потягивая молодое пенистое вино, сидел вполоборота к входу, чтобы видеть всех, кто входил в зал. Настроение у него было довольно паршивое, как и всегда, когда он оказывался не у дел. Когда впереди не было цели действия, приключений и чего-то нового, живая и деятельная натура киммерийца чувствовала себя подобно лягушке, брошенной на раскаленный песок пустыни, — надо срочно делать прыжок, а прыгать-то и некуда.
Несколько последних месяцев его дела сложились далеко не блестяще: очутившись — не по своей воле, а в силу обстоятельств — на берегах Стикса, он не захотел оставаться среди крокодилов и болот. Правда, там было тепло, очень тепло, а точнее говоря, совсем жарко. Киммериец вспомнил и пустыню, где, казалось, песок плавился под лучами солнца, и загадочных брата с сестрой, близнецов, передвигающихся верхом на необычных, очень светлых и очень длинноногих верблюдах, и заколдованный город Опаловых ворот Джанагар, и огромного идола, и чудесный вкус родниковой воды после многодневной жажды, и последнюю битву… Но главное, что он не мог забыть, — Акила! Независимая красавица, могучая воительница, королева племени женщин, которые были известны на западе как амазонки. Королева в изгнании.
«Что Наркия, — усмехнулся он про себя, — ее я вспомнил только потому, что она жила здесь, в Аграпуре. А вот Акилу я вряд ли смогу когда-нибудь забыть!»
Как они плыли на плоту по подземной реке! А три последние ночи, проведенные с этой великолепной женщиной! Конан тяжело вздохнул. Воспоминания были болезненны, потому что им пришлось расстаться — такова жизнь.
Акила была права — они оба были героями, а два героя не смогут ужиться под одной крышей. Так что прекрасная амазонка отправилась бороться с вероломно захватившей ее трон сестрой Бризейс, а он тоже недолго задержался в тихих стигийских болотах — подвернулся караван, идущий в Аграпур, и киммериец посчитал, что для него это будет достаточно хорошим выходом из положения.
Сначала он подумывал отправиться в Шем, рассчитывая, что если там, как он слышал, идет война, наняться наемником в одну из армий. Но сведения о ведущейся в Шеме войне оказались неверными. Направляться в Офир или Замору особого смысла не было, поскольку киммериец натворил в этих странах достаточно для того, чтобы все караулы имели его описание и приказ тотчас арестовать. Надо подождать, пока пройдет время, тогда многое забудется, а может быть, власть переменится, что бывало в этих землях даже чаще, чем хотелось бы самим жителям. Так варвар нанялся в охрану каравана и благополучно пересек с торговцами Стигию и юг Турана, перевалил через горы Ильбарс, и прибыл в Аграпур.
В пути особых передряг не было, правда, пару раз на караван совершали набеги полудикие пустынные племена, но киммериец вместе с отрядом опытных старых вояк без труда обращали их в бегство, сохраняя хозяйский товар, да и свои жизни.
В Аграпуре караванщик щедро рассчитался с ними, так что заработанных денег, если их расходовать умело, вполне хватило бы до самого лета, но Конана это всерьез не занимало. Он всегда тратил монеты, не думая, сколько их у него осталось, ибо, как он считал, деньги — это вода: как уплыли, так и приплывут вновь. Варвар договорился о постое в одном из ближайших домов, оставил там свои пожитки — кожаный мешок, пару козьих шкурок для обмотки ног да одеяло — и направился в таверну, чтобы подумать о дальнейших делах да, может быть, — кто знает? — повстречать какого-нибудь нужного для себя человека.
Конан поудобнее устроился на деревянной скамье, отполированной до зеркального блеска задами тысяч посетителей этой таверны, и, неспешно потягивая вино, оглядывал закопченные стены, длинную стойку, за которой, как монумент, возвышался хозяин, крупный, широкоплечий и пузатый туранец, скаливший в улыбке ослепительно белые зубы, встречая новых посетителей. Приход группы вооруженных людей заставил киммерийца насторожиться, но он их, похоже, не интересовал: ветреная, промозглая погода загнала стражей порядка погреться и пропустить по кружечке винца. Варвар отпустил рукоятку меча и снова расслабился. Вино здесь подавали неплохое, в таверне было тепло и спокойно, и ничто не мешало киммерийцу сосредоточиться на своих мыслях.
«Пожалуй, лучше всего было бы пристроиться на какое-нибудь торговое судно, — думал про себя Конан. — Времена сейчас спокойные, и вряд ли кому-нибудь могут понадобиться такие наемники, как я. Пару-другую лун проплаваю с торговцами, а там, глядишь, и лето наступит. Тогда можно будет подумать и о том, что делать дальше, да и время само что-нибудь приподнесет, клянусь Кромом! Так было не раз, — прихлебывая вино, размышлял он, — так будет и дальше».
Активная натура киммерийца требовала действия, но не искать же себе приключений на пустом месте! Иногда надо и передохнуть. Похоже, придется несколько дней провести в Аграпуре, пока для него подвернется что-нибудь подходящее.
«Может быть, поискать старых приятелей и подельников по прежним туранским приключениями — задал себе вопрос варвар. — Нет, лучше уж подожду. Деньги пока есть, — он с удовольствием ощупал туго набитый кошель, — а высовываться лишний раз не стоит. Кто знает, что за мной до сих пор числится, не исключено, что городской палач уже давно наточил свой топор специально для меня. Все-таки этот Аграпур всегда был на редкость мерзким городишком».
Он подозвал мальчишку и заказал еще вина и баранью ногу с овощами. Тот стремглав бросился выполнять приказание. Между тем таверна постепенно наполнялась народом. Стало шумно, входящие приветствовали посетителей, перекидывались шуточками и поддевали знакомых. Чувствуя запах тугих кошельков возвратившихся из плавания матросов, в зале появились женщины, чей наряд только подчеркивал, но отнюдь не скрывал их пышные прелести.
Крики и смех, визг женщин, сочные шлепки по тугому телу — знакомая киммерийцу до мелочей обстановка вечерней таверны, казалось, даже сгустила воздух и заполнила все уголки большого, обшитого потемневшими от времени кедровыми досками зала.
— Подано, господин! — Мальчишка поставил перед ним кувшин и большое глиняное блюдо с мясом и мелко нарезанными и слегка отваренными, согласно местной традиции, морковью, капустой и сельдереем. Над кушаньем подымался аппетитный и пряный пар. Запах специй и знакомый гул вечерней таверны слегка исправили меланхолическое настроение киммерийца, и он, вытащив нож и предвкушая удовольствие, аккуратно отрезал первый кусок розоватой, сочной баранины.
В этот момент дверь таверны едва не слетела с петель, открытая ударом мощного кулака, и в харчевню с шумом и смехом ввалилась новая группа посетителей. Это была пятерка рослых, мускулистых туранцев, одетых, как близнецы, в куртки из козлиной кожи, отороченной мехом. На поясе у каждого из них болтались ножны с кривыми саблями.
— Рахманкул! — пронесся по таверне глухой шепот.
На мгновение все стихло, но потом гомон десятков людей снова заполнил пространство.
— Эй, Келиб! — крикнул предводитель вошедших, мужчина со шрамом на подбородке и без двух пальцев на левой руке. — Зажарь нам целого барашка да подай бочонок вина.
— А ты, — он кивнул одному из своих спутников, — освободи вон тот стол, мы сядем там.
Двое из вошедших направились к столу, за которым сидели киммериец и еще два человека напротив него.
— Здесь любим сидеть мы! — гаркнул туранец. — Выметайтесь, живо!
Двое матросов, которые расположились за столом напротив Конана, подхватили свои миски и в мгновение ока метнулись в сторону. Варвар, однако, даже бровью не повел. Он продолжал тщательно обгладывать баранью косточку, не обращая внимания на вопли туранца. Киммериец понимал, что сейчас ему лишняя драка, пожалуй, ни к чему, но его гордый нрав никак не мог смириться с подобной наглостью.
— Ты что, глухой? — подходя ближе, спросил спутник Рахманкула.
— Нет, — подняв на него взгляд, ответил варвар, продолжая заниматься своим делом.
— Тогда что же ты сидишь? — слегка растерялся забияка. — Ты ведь слышал, что тебе сказали.
Киммериец отложил кость на блюдо и внимательно посмотрел на говорившего. Взгляд холодных синих глаз заставил того невольно поежиться. Полыхавший в них ледяной огонь не сулил ему ничего хорошего.
— Ты, ты… — Туранец, отступив на шаг, обернулся назад, как бы приглашая своих на помощь. — Рахманкул! — наконец завопил он.
Варвар нащупал под плащом рукоятки меча и кинжала и приготовился к тяжелой схватке. Он видел, что перед ним не просто портовая шваль, а ребята, закаленные в лихих делах и, как он понял по шепоту вокруг, наводившие страх на местных жителей. Он уселся поудобнее, готовясь, если потребуется, мгновенно выпрямиться и ударить.
Рахманкул, занятый беседой с хозяином таверны, недовольно отозвался на зов своего подручного, даже не повернув головы:
— Что тебе, шакалья башка?
— Тут один не хочет уходить, — отозвался второй туранец, вставая рядом с первым.
Варвар с удивлением обнаружил, что оба похожи друг на друга, как две капли воды.
«Близнецы! — машинально отметил киммериец. — Если второй так же глуп, как и первый, — подумал он, — с ними справиться будет, пожалуй, не так уж и трудно».
Рахманкул только теперь повернул голову в их сторону и, сообразив, в чем дело, даже разинул рот от удивления.
— Ну, так выкиньте его оттуда к собакам! — рявкнул он.
Двойняшки двинулись на Конана. Тот внезапно поднялся во весь рост, сбросив плащ. Таиться дальше не было смысла. Разглядев своего противника, близнецы застыли как вкопанные, не зная, что делать дальше. Вид киммерийца, его рост, превосходивший любого в этом зале, могучая вязь мускулов и свирепый взгляд, а также то, как уверенно он держал оружие, пригвоздили бы к полу и не таких вояк, как эти двое.
Их предводитель, не разглядев из-за спин, в чем дело, повернулся к столу, за которым сидел варвар.
— Что вы там застыли, ублюдки? Не можете справиться с каким-то матросом?
Двое других его спутников рванулись за ним. Расталкивая посетителей, поднимавшихся посмотреть, что происходит, Рахманкул подлетел к киммерийцу, выхватив свой кривой меч. Саудан, которому с его места было плохо видно, что происходит, протискиваясь вперед, вдруг услышал обрывок разговора двух посетителей.
— Слушай, этот парень очень похож на того киммерийца, помнишь, что был капитаном гвардии?
— Не может быть! — возразил ему второй собеседник. — Это было давно, лет десять назад, он тогда исчез без следа.
— Очень похож, — продолжал размышлять первый, — если это, в самом деле, он, то Рахманкулу — конец, как пить дать…
Если бы этот разговор дошел до ушей предводителя шайки, Рахманкул, возможно, успел бы спасти свою жизнь. Но он уже не мог остановиться, тем более что под угрозой был его авторитет. Он взмахнул саблей, клинок варвара блеснул, отбивая удар. У Конана не было и мгновения на раздумья, тем более что он видел, как сотоварищи предводителя схватились за рукоятки своего оружия. Кривая сабля, вращаясь в воздухе, полетела в стену, а Рахманкул, продолжая движение вперед, получил от варвара встречный жестокий удар кулаком между глаз. Шея несчастного запрокинулась назад, раздался хруст позвонков, и то, что мгновение назад было полным жизни и сил мужчиной, безжизненно растянулось на полу, конвульсивно дергая руками, словно взбираясь на невидимую стену.
— Я же говорил! — воскликнул узнавший киммерийца человек, обращаясь к своему приятелю. — Теперь видишь?
— Пожалуй, ты прав, — протянул собеседник.
Двое близнецов, которым тоже не помешало бы услышать, что говорят в толпе, с двух сторон бросились на варвара.
«Вот чучела!» — удивился Конан, отбивая удар первой и уклоняясь от просвистевшего на палец от его виска лезвия второй сабли.
В ограниченном пространстве таверны короткие кривые клинки нападавших были, наверное, более удобными для схватки, но не против киммерийца! Человек, который за свою жизнь провел в схватках едва ли не больше времени, чем во сне, видел и не таких. Его длинный широкий клинок мелькал с быстротой молнии. Ударом ноги он опрокинул стол под ноги нападавшим на него троим спутникам Рахманкула. Четвертый из них, постарше возрастом, видимо, как и те двое посетителей, тоже узнал Конана — он, вложив клинок в ножны, пытался криками заставить своих товарищей отступить. Но было слишком поздно: те, разъяренные гибелью своего предводителя, вновь бросились на киммерийца.
Варвар, выбив меч у первого близнеца, обернулся ко второму и взмахом меча снес ему голову. Подпрыгивая по неровным доскам, голова покатилась под ноги столпившихся зрителей, заливая кровью их сапоги.
— Архат! Стой! — тщетно взывал узнавший Конана бандит к голосу разума своего товарища.
Тот попытался обмануть киммерийца ложным выпадом, но поплатился мгновенным ответом: свист меча, и рука, еще продолжавшая сжимать рукоятку, с глухим стуком шлепнулась на пол. С воем бедняга схватился здоровой рукой за обрубок, из которого, как из фонтана, била струя крови.
Оставшийся в живых близнец бросился было за своим мечом, но опомнился и сел на пол, глядя на происшедшее совершенно очумевшими глазами. Все случилось так быстро, что не все успели даже вскочить со своих мест. Близнец повел глазами в стороны, увидел рядом, в двух локтях от себя, голову брата, глаза которого застыли в выражении непередаваемого ужаса и уже начинали тускнеть. Тело бедняги скорчилось, и потоки рвоты изверглись на то, что осталось от его родственника. Близнеца трясло, как тряпичную куклу, и подбежавший к нему последний из компании не мог даже удержать его за плечи.
Конан вытер клинок о куртку Рахманкула и вложил меч обратно в ножны.
— Подонки, только ужин испортили! Видят боги, я не хотел этого, — развел варвар руками, обращаясь к толпе, — вы свидетели.
Глава третья
Саудан, который видел все до мелочей с самого начала, потому что обратил внимание на происшествие с того момента, как Рахманкул со своими людьми вошел в таверну, застыл с открытым ртом. Такого он еще не видел, хотя крепких ребят встречал на своем веку немало. Два трупа за несколько мгновений, да при таком преимуществе нападавших! Собственно, и оставшиеся в живых уцелели только потому, что этот гигант не стал с ними связываться, попросту пощадил их! Вот такого рубаку ему и нужно на корабль.
По-видимому, и большинство посетителей таверны тоже видели такое впервые. Толпа словно оцепенела, внезапно наступила тишина, прерываемая лишь стонами туранца, все еще прижимавшего к себе культю отрубленной руки.
Киммериец, в отличие от других, не раздумывал. Надо было по-быстрому сматываться отсюда, пока не нагрянула стража. Конан решительно двинулся к дверям. В это время дверь распахнулась, и, на беду варвара, в таверне появились трое стражников.
— В чем дело, Келиб? — спросил один из них, указывая на толпу, окружившую место схватки.
Конан не стал дожидаться ответа хозяина таверны. Путь к дверям пролегал через толпящихся посетителей таверны, а киммерийцу сейчас не хотелось проливать лишнюю кровь. Он обернулся, прикидывая, можно ли скрыться через двери кухни, и рванулся в ту сторону. Люди слегка расступились, чтобы дать ему пройти, боковым зрением варвар уловил какое-то движение слева, но повернуться уже не успел и словно провалился куда-то в темноту…
Это оставшийся в живых близнец очухался и хватил Конана по затылку кувшином с вином. Варвар упал, потеряв сознание. Стражники, разобравшись, в чем дело, кинули его вместе с останками бывших противников в подвернувшуюся на улице повозку, отвезли в сторожевую башню и бросили в подвал, даже не дожидаясь, пока он придет в себя.
Любопытные разошлись по своим местам, мальчишки живо замыли следы крови, и таверна снова зажила своей обычной жизнью. Только теперь основной темой всех разговоров, конечно, было происшествие, только что разыгравшееся у всех на глазах.
Саудан приметил, кто из посетителей назвал имя этого синеглазого гиганта и пригласил его к себе за стол выпить кружку-другую вина. Тот оказался словоохотливым малым и без особых наводящих вопросов рассказал капитану все, что знал о киммерийце. Саудан и сам не раз слышал о подвигах гигантского роста варвара, который лет десять назад служил наемником в туранской армии. Он успел натворить в Аграпуре — да и не только здесь! — столько, что до сих пор находился в розыске.
Тогда Саудан думал, что, скорее всего, рассказчики просто преувеличивают, однако увиденное им сегодня повергло в изумление даже такого видавшего виды морского волка. Капитану страсть как захотелось заполучить такого молодца себе в охрану корабля, и, выведав как можно больше сведений о нем у разговорчивого малого, он отправился к Джемаху. Надо было побыстрее вытащить этого воина из темницы, пока стража не разобралась, кого именно они схватили сегодня вечером.
* * *
Когда Конан пришел в себя, он долго не мог понять, где он и что произошло. Тупая боль в затылке постепенно проходила, он поднял руку, нащупал на голове огромную шишку и сел на солому, куча которой валялась на полу помещения, где он находился. Когда глаза привыкли к полумраку, варвар различил маленькое оконце где-то очень высоко под потолком и круглые стены, сложенные из грубо отесанного камня.
И тут он вспомнил все события прошедшего вечера. В страшной досаде киммериец стукнул себя кулаком по ладони. Ну, надо же оказаться таким идиотом! Проворонить, как кто-то шарахнул его по голове! Непростительная ошибка даже для зеленого юнца…
Осмотревшись в полумраке, Конан понял, что сидит в сторожевой башне, из которой очень мало вероятности выбраться самому. Киммериец ощупал стены, решетку, которая выполняла роль двери и была сделана из прутьев толщиной чуть не два пальца, прикинул высоту до маленького отверстия в стене, пропускавшего неяркий лунный свет. На полу, кроме охапки жухлой соломы, на утрамбованной земле ничего не было. Положение было не из веселых. Повезло ему лишь в одном: стражники не надели на него цепей и не удосужились хорошенько обыскать — кинжал остался при нем. Все-таки какая-то надежда.
«Ладно, — решил про себя Конан, — отложим все до утра. Раньше они все равно разбираться с арестованными не будут. Хорошо хоть я перекусить в этой таверне успел…
Так что пока буду отдыхать, а там посмотрим, может быть, боги и на этот раз окажутся ко мне милостивы».
Он собрал солому в охапку потолще, завернулся в плащ и растянулся на подстилке. Через мгновение богатырский храп, казалось, сотрясал не только башню, но и всю городскую стену. Киммериец отдыхал.
Глава четвертая
Зеленоватое призрачное пламя тревожно билось на дне широкой, с зазубренными краями старой медной плошки. Гермия бросила в нее еще щепотку темного порошка, и пламя рванулось вверх с новой силой, сполохи огня заплясали на потемневшем каменном своде, причудливые удлиненные тени заметались по стенам.
— О, Этан, помоги мне! — Колдунья бросилась на колени перед маленьким алтарем, на поверхности которого был зажжен магический огонь.
Позади изъеденной временем неровной каменной плиты была расположена фигура уродливого божка с огромной круглой головой, оттопыренными ушами и маленьким тщедушным тельцем. Части тела, указывающие на принадлежность статуэтки к мужскому полу, были преувеличенно огромными — такими мог гордиться великан, а не тот карлик, в виде которого был изваяно божество. Как и все в этом подземелье, статуя была очень древней. Время нанесло ей существенный ущерб: на руках не хватало нескольких пальцев, мочка уха была отколота, лицо и колени сидящего на корточках уродца также были покрыты многочисленными сколами.
Зеленое колеблющееся пламя освещало уродца снизу, и поэтому его лицо с толстыми, растянутыми в усмешке губами и широкими, как у кхитайца, скулами выглядело особенно зловещим. Тени набегали на узкие глаза и вспыхивали в нефритах, вставленных в глазницы так, что казалось, божество сумрачно и недобро оглядывает и это подземелье, и склоненную спину Гермии, и ее руки, протянутые к нему в тщетной мольбе.
— Ты по-прежнему молчишь? Но почему? О, бог, о кладезь мудрости, о отец наш и повелитель, почему ты не откроешь мне эту тайну? — Колдунья вновь склонилась к алтарю так, что ее тонкие губы коснулись плит каменного пола.
Ответом ей было молчание, только легкий, почти неуловимый для слуха шелест догорающего огня да мрачная и бессловесная усмешка каменного изваяния. Колдунья бросилась ничком на пол, вытянувшись как струна, сжала тонкие руки в кулаки и застучала ими по неровным плитам.
— Я выполнила все, что предписано! Почему же ты молчишь, почему?
Она перевернулась на спину, слезы текли по ее смуглым впалым щекам, оставляя блестевшие в красноватом свете влажные дорожки. Но камень оставался таким же бессловесным и холодным, как и раньше, и причитания колдуньи, ее слезы и мольбы не могли поколебать его вековое безмолвие. Гермия внезапно перестала стенать и поднялась на ноги, короткий просторный хитон едва прикрывал грудь и бедра колдуньи, длинные черные волосы разметались по спине.
Она с тоской смотрела, как последние сполохи зеленоватого пламени, умирая, бросили прощальный свет на выщербленное тело божества. Огонь на алтаре погас, и теперь только слабый свет небольших бронзовых светильников, расположенных у противоположной стены подземелья, вырывал из мрака и колдунью, и продолжавшую загадочно усмехаться статую, и древние плиты святилища.
Женщина бросила последний взгляд на статую и, резко повернувшись, пошла прочь от алтаря, ступая босыми ногами так легко и плавно, что казалось, будто она не идет, а плывет над полом. Дойдя до противоположной стены, Гермия начертила в воздухе магический знак, и ноздреватый камень свода изменил свой цвет с сероватого сначала на желтый, потом покраснел, затем, словно все цвета радуги один за другим пробежали по неровности стены, и, наконец, остановились, приняв вид темно-фиолетовой двери. Колдунья отворила дверь и прошла наружу, светильники по углам подземелья сами собой погасли, издав на прощание шипящий змеиный звук. Святилище окутала тьма.
Гермия, поднимаясь по выщербленным ступеням старой лестницы, в ярости колотила кулаком правой руки по ладони левой — опять, в который уже раз, ее преследовала неудача! Она прочла все старинные свитки, которые оставались у нее от матери, но ей никак не удавалось вызвать голос Этана, а это был единственный способ узнать, где спрятана волшебная чаша Гуйюка. Ее хитон развевался, словно крылья неведомой птицы, под взмахами мечущихся в ярости рук.
— Где вы, ленивые шлюхи? — закричала она, не обнаружив в большом зале своих служанок.
На крик вбежали две девушки и склонились в поклоне перед своей госпожой.
— Ты сама отправила нас прибирать твою спальню, госпожа, — защебетали они, исподлобья пытаясь взглянуть на колдунью, чтобы определить степень ее гнева.
— Тише! — прикрикнула на них Гермия, немного приходя в себя. — Где этот ублюдок Саятбек?
— Я здесь, госпожа. — В комнату ввалился, тяжело отдуваясь от быстрой ходьбы, невысокий, невероятной толщины человек в белом, вышитом разноцветными нитями тюрбане. На пальцах толстяка, казалось, не оставалось ни одного свободного места, все они были унизаны перстнями и кольцами с множеством блестящих камней.
— Мне нужно еще свежей крови. — В глазах колдуньи сверкнул огонь.
— Госпожа, — взмолился толстяк, падая на колени, — где я тебе сейчас найду то, что ты просишь? Посмотри, уже глубокая ночь!
— Придется превратить тебя в дерьмо верблюда. — Колдунья погрозила ему согнутым пальцем. — Забыл, мерзавец, как я тебя вытащила из-под топора палача?
— Как не помнить, госпожа! — завыл толстяк и подполз поближе к хозяйке, норовя чмокнуть ее в руку своими жирными губами.
— Пшел вон, мразь! — Гермия ткнула босой ножкой его прямо в лицо. — Хорошо, я подожду до завтра, но если ты не приведешь мне новую кровь… пеняй на себя! Кстати, ты точно знаешь, что эта рабыня была девственницей? — грозно спросила она. — Я уверена, что у меня ничего не получается именно из-за тебя, толстый ублюдок!
Саятбек в испуге закивал головой, не решаясь произнести ни звука.
— Если еще раз промахнешься, тебя не спасет ничто. Завтра, в полдень!
Гермия кивнула служанкам и в их сопровождении отправилась в спальню, бросив последний грозный взгляд на распростертого на полу нерадивого слугу.
Глава пятая
— Это было бы неплохо! — усмехнулся Джемах. — Я бы даже сказал — очень хорошо, если это действительно он! Ты знаешь, кто такой этот Конан?
— Слышать приходилось немало, но вот увидел впервые — похоже, его долгое время не было в Аграпуре, — ответил Саудан, который, бросив свой ужин, отправился к хозяину, чтобы рассказать о происшедшем в таверне и попытаться склонить Джемаха к тому, чтобы тот помог ему вытащить гиганта-варвара из темницы.
— С таким рубакой, как он, не пропадешь нигде. — Джемах огладил свою курчавую бороду. Видно было, что ему доставляет удовольствие чувствовать под своими пальцами ее тугие завитки. — Лет шесть-семь, а может быть, и больше, точно уже не помню, он служил в армии правителя Илдиза. До капитана, между прочим, дослужился. А потом что-то у него произошло с сыном верховного жреца Тугрила. Говорили, что вроде бы бабу не поделили или что-то в этом роде. В общем, Конан убил Оркана, а после этого исчез — никто его здесь больше не видел.
— Надо что-то предпринять, хозяин. — Капитан «Утренней Звезды» даже ногами перебирал от нетерпения, словно конь, готовый сорваться с места.
— Ты прав, надо действовать! — Джемах хлопнул в ладоши.
Вошедшему слуге он приказал запрячь повозку, а сам направился в угол своего кабинета, к большому, окованному толстыми железными полосами сундуку. Вытащив из-за пояса ключ, купец отомкнул замок, поднял крышку, пошарил в глубине сундука и вытащил кожаный мешочек.
— Лови! — бросил он его Саудану.
Капитан поймал предмет, но чуть не выпустил из рук, настолько мешочек был тяжелым.
— А ты что думал? — засмеялся Джемах. — Задешево такого бойца не отдадут, да и поторопиться следует, пока все это не дошло до городских чиновников. За этим киммерийцем тянется такой хвост преступлений, что если мы не будем действовать расторопно, даже моих связей может не хватить, чтобы вызволить парня.
Они вышли во двор, где слуга уже поджидал их, держа под уздцы пару туранских жеребцов, запряженных в изящную повозку с крытым верхом.
— Давай к начальнику городской стражи! — приказал Джемах, когда они уселись с капитаном на мягкие кожаные подушки.
Двое охранников, вооруженных кривыми туранскими саблями, вскочили на запятки повозки, ворота открылись, и экипаж выкатился на улицу, которая в колеблющемся свете фонарей, раскачиваемых ветром, была похожа на уходящий куда-то вдаль разлом темной скалы — такой вид ей придавали выстроившиеся по обеим сторонам высокие заборы.
Проехав улицу, они завернули налево, к центральной площади, миновали несколько храмов и богатых домов, где у ворот дежурили стражники с алебардами, и подъехали к высокому светлому дому, над воротами которого был прикреплен старинный щит с прибитыми над ним двумя кривыми кинжалами.
Стражники перед входом узнали почтенного купца и бросились открывать массивные ворота, закрывавшие от непрошеных гостей покои их хозяина. Повозка въехала во двор, и капитан с Джемахом направились к входу в здание. Саудан первый раз был в доме такого большого вельможи и с интересом озирался по сторонам, любуясь красотой тонкой каменной вязи, покрывавшей карниз здания и портал дверей. В уходящем в темноту господском саду виднелось несколько роскошных мраморных статуй. У Джемаха дом тоже был не из бедных, но здесь, похоже, денег водилось куда больше.
Сопровождаемые черным слугой в белых шароварах и расшитой золотом безрукавке, они прошли через прихожую и по мраморной лестнице поднялись наверх. Двери раскрылись, и до них донесся шум голосов, смех, звон посуды — в общем, все признаки бурного и многолюдного веселья.
— Вечноживой Тарим, заступись хоть ты! — вполголоса посетовал Джемах. — Боюсь, что сегодня нам вряд ли удастся решить наше дело…
Они вошли в просторный зал, ярко освещенный множеством светильников, свет которых многократно отражался в зеркальных поверхностях боковых стен. В противоположной от входа стороне на огромном полукруглом ложе, перед которым стояло несколько заваленных яствами столиков, среди мягких подушек полулежали несколько человек в дорогих одеждах и о чем-то оживленно беседовали, перебивая друг друга и размахивая руками. Они были настолько заняты своим делом, что даже не заметили вошедших в зал.
Слуга подошел к сидящему в середине группы толстому человеку с раскрасневшимся от возлияний лицом и большими, навыкате глазами. Он склонился перед ним в почтительном поклоне. В это время помещение потряс взрыв хохота, толстяк хохотал громче всех, отирая выступившие на глаза слезы и хлопая себя по жирным бокам. Отсмеявшись, он заметил склоненного перед ним слугу.
— Ну, чего там?
Слуга что-то зашептал ему в ухо. Толстяк поднял взгляд и радостно завопил:
— Джемах, приятель! Что-то давненько мы не пропускали с тобой по кувшинчику! Давай скорее сюда! До чего я рад тебя видеть, клянусь пресветлым Эрликом!
Видно было, что гулянка шла уже довольно долго, поскольку язык начальника стражи вовсю заплетался.
— А это кто с тобой? — Толстяк попытался подняться на ноги, но это ему не удалось, и он скатился с дивана куда-то под столик.
Его собутыльники встретили падение хозяина радостными воплями и взрывами смеха. Вся компания уже была в таком состоянии, что незначительный для трезвого человека повод вызывал бурное и продолжительное веселье. Джемах и Саудан подошли к столу. Толстяк снова взобрался на подушки и усадил новых гостей рядом с собой.
— У меня к тебе небольшое дело. — Купец все-таки попытался начать разговор в шуме и гаме, вновь заполонившем помещение.
— Какие могут быть дела? — заплетающимся языком протянул один из пирующих. — Никаких дел, правда, Рахум? — обратился он к сидящему справа от него тощему высокому человеку с лицом свекольного цвета.
Тот, судя по бессмысленному и радостному выражению глаз, был совершенно согласен с говорившим, но ответить не смог и только икнул, кивая головой, как кхитайский болванчик.
— Вот видишь, Джемах? — Довольный, что нашел поддержку товарища, его сотрапезник налил капитану и купцу по большой чаше красного вина. — Надо отдыхать, что это такое — все дела да дела…
— Придется с ними посидеть, — скрипнув зубами, шепнул Саудану Джемах, — все равно не отвяжутся.
— Ну вот, другое дело! — обрадовался начальник стражи. Он наполнил свой кубок и возопил так, что сидящий рядом с ним тощий Рахум даже затрясся от неожиданности: — Выпьем за почтенного Джемаха и… как там тебя? — вспомнил он о капитане. Получив ответ, добавил, расплескивая вино на Рахума: — И за тебя, уважаемый Саудан! Ты друг Джемаха, а значит, и мой друг тоже! Все пьем за моего друга Саудана!
Компания осушила кубки, и вновь загремело веселье. Один из гостей принялся рассказывать историю о вендийском купце и кхитайской наложнице, который все уже слышали не по одному разу. Рассказчик путался, все время что-то забывал, начинал все сначала. С помощью слушателей эту историю удалось довести до конца, и довольные собой сотрапезники опять долго ржали. Саудан мрачно наблюдал эту картину и уже начинал терять надежду на то, что удастся вызволить из тюрьмы так приглянувшегося ему варвара.
— Что ты говорил там о каком-то деле? — вспомнил вдруг начальник стражи.
Он набил себе рот халвой, и поскольку был уже совсем пьян, то Джемах с трудом разобрал, что тот говорит.
— Да уж ладно, потом поговорим, может быть, завтра… — махнул рукой купец.
— Вот! Я же говори… — Тут начальник стражи, поперхнувшись сластями, застыл на мгновение с выпученными глазами и открытым ртом, безуспешно пытаясь вздохнуть.
И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не звучный удар Саудана по спине толстяка. Взвыв от неожиданности, тот долго прокашливался, размахивал короткими пухлыми ручками и, отдышавшись, наконец, вновь потребовал выпивки.
— Нет, нет! — икая и расплескивая вино из серебряного кувшина, кричал он. — Я хочу выпить за моего друга Саудана, он спас мне жизнь!
— Спас жизнь! Спас жизнь! — подхватила пьяная компания.
Все хлопали капитана по плечу, каждый норовил обнять и облобызать героя дня. Саудан с трудом вырвался из жарких объятий, весь измятый и обслюнявленный.
«Вот не повезло-то, — мрачно думал он, — и дела не сделали, и время напрасно теряем».
Гулянка продолжалась еще некоторое время. Джемах и Саудан, которые уже почти смирились с тем, что их предприятие окончательно провалилось, обменивались мрачными взглядами. Наконец большинство сотрапезников захрапели, откинувшись на мягкие подушки, и только несчастный Рахум продолжал сидеть прямо, как жердь, время от времени мотая головой из стороны в сторону, словно осел у кормушки с овсом, отгоняющий мух. Слуги, привыкшие к подобным окончаниям пирушек, продолжали тупо размахивать опахалами, навевая свежий воздух на своих спящих господ.
— Пошли! — скомандовал Джемах, и они с капитаном, наконец, смогли выбраться из этого чересчур гостеприимного дома.
— Гони к башне! — приказал купец своему кучеру. — Ничего не остается, попробуем разобраться сами, без начальников.
* * *
Конан безмятежно спал, пока его не разбудил какой-то доносившийся снаружи шум. Прислушавшись, он понял, что это ссорятся стражники, видимо что-то не поделившие или же ругающиеся во время игры в кости.
Киммериец приподнялся на локте и, подобрав под себя ноги, сел на подстилку. Спать больше не хотелось, да и положение, в котором он очутился, все-таки обязывало его что-то делать.
«Экие дурни! — еще раз с удовлетворением обругал он про себя стражников, любовно поглаживая рукоятку кинжала. — Всякий раз это Нергалово племя где-то ошибается. Лентяи! Ну, да мне это, ясное дело, на руку».
Варвар полез в потайной карман своего плаща и обнаружил там несколько монет, которые стражники пропустили, когда обшаривали его перед тем, как бросить в подземелье. Решение вспыхнуло в мозгу неожиданно. Конан подошел к решетчатой двери, отделяющей его камеру от коридора, и принялся трясти ее обеими руками.
— Эй, вы, сыновья шакала! — крикнул он во всю силу своих могучих легких. — Что вы там, заснули? Давайте сыграем в кости!
Шум снаружи стих, а затем киммериец услышал звон доспехов и шаги спускавшихся вниз людей. Наконец отблески света на каменном своде показали, что стражники уже рядом.
— Чего орешь, ослиное дерьмо? — Первый из стражников показался в проеме, ведущем наверх, держа в руках масляный светильник. Второй шел за ним следом.
— Слышал, что вы играете в кости, — миролюбиво сказал Конан. — Я бы тоже с удовольствием сыграл пару конов.
— На что ты будешь играть, придурок? — захохотал второй стражник. — На свои сапоги? Так они нам и так завтра достанутся, когда тебя отправят на галеры!
— А может быть, и вообще пустят гулять по Серым Равнинам, — весело подхватил стражник с фонарем, — это уж как судья решит. А будешь еще шуметь, так мы тебе всыплем, — потряс он плетью.
Не оставляло сомнений, что стражники были не прочь снять напряжение, вызванное ссорой, отыгравшись на арестанте.
— А вот это видел? — Варвар протянул ладонь вперед.
Блеск металла заставил первого-стражника подойти ближе к решетке. Алчность сделала свое дело, усыпив его бдительность. Он приподнял лампу повыше, чтобы разглядеть монеты, и на мгновение замешкался. С киммерийцем этого делать было нельзя ни в коем случае. Пущенный могучей и меткой рукой кинжал почти по самую рукоять засел в глазнице второго стражника, а стальные пальцы варвара, как капкан, сомкнулись на запястье первого. Тот не успел охнуть, как оказался накрепко припечатанным к решетке двери, вторая рука киммерийца цепко держала его за горло.
— Ключи у тебя? — ласково спросил варвар.
— А… а, да-а-а… — прохрипел стражник.
Конан освободил запястье, но продолжал сжимать горло начинавшего уже терять сознание стражника. Он отцепил ножны с мечом от его пояса и, найдя ключи, вложил их бедняге в правую руку.
— Открывай, не то тебе крышка, — чуть ослабив хватку, предложил ему киммериец и в подтверждение своих слов снова сжал пальцы.
У стражника едва хватило сил кивнуть головой. Было темно. Единственная лампа погасла — стражник выронил ее, когда летел к двери. Поэтому он довольно-таки долго прилаживал ключи, но вот, наконец, замок щелкнул, и дверь распахнулась. Конан отпустил своего противника, выскользнул из камеры, и мощным ударом кулака в лицо чуть было не размазал стражника об стену. Стук упавшего тела послужил доказательством того, что киммериец приложился от души. Прислушавшись, не слышно ли чего наверху, варвар осторожно поднялся из подвала. В караульном помещении было тихо, одиноко горела масляная лампа, отбрасывая неровный свет на расстеленный на полу потертый коврик, где валялась пара костей.
На старой деревянной лавке у стены стояли кувшин и две глиняные кружки. Киммериец потряс кувшин — там что-то булькнуло, Он налил себе полкружки вина и осушил одним духом, потом взял лампу и снова спустился вниз.
Картина, которую он увидел при свете лампы, была безрадостной — разумеется, для стражей порядка. У противоположных стен небольшого коридорчика, скорчившись, лежали два трупа: последнего удара киммериец, похоже, не рассчитал. Конан вытащил свой любимый кинжал из черепа стражника, вытер его о безрукавку несчастного, выбрал из двух мечей тот, который ему показался более достойным, и, не забыв обшарить кошельки своих бывших тюремщиков, поднялся наверх. Больше его ничего здесь не удерживало. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Все было тихо. Запахнув поплотнее плащ, он вышел на улицу и, стараясь прижиматься к стенам домов и каменным изгородям, чтобы быть менее заметным, направился в сторону порта. В тот дом, где он оставил свои пожитки, варвар решил не возвращаться: береженого боги берегут.
В порту он надеялся найти какое-нибудь судно, которое отплывает в ближайшее время. Может быть, удастся там спрятаться на время, а потом имело смысл покинуть этот треклятый город. Действительно, всегда ему не везло в этом Аграпуре. Не стоило, пожалуй, сюда возвращаться!
Глава шестая
Островерхая крыша сторожевой башни четко вырисовывалась на фоне освещенного луной неба, очистившегося от облаков. Яркие звезды весело перемигивались, лишь иногда исчезая в тени последних клочков рассеянных ветром туч. Ветер стих, и Саудан с удовлетворением воспринял эту перемену погоды: можно было не опасаться за сохранность его бесценной «Утренней звезды», которую несколько часов назад нещадно били поднятые ненастьем морские волны. Он постучал в дверь сторожевой башни. Ответа не было. Капитан постучал еще раз.
— Джемах! — Он заглянул в повозку. — Там вроде никого нет.
— Не может быть! — Купец спрыгнул на мостовую и направился к башне. — Здесь всегда сидят два или три стражника да еще арестованные.
Он сам стукнул в дверь — уже посильнее. Неожиданно она подалась и открылась, скрипя на старых петлях. Капитан и Джемах заглянули внутрь — там было темно и пусто.
— Здесь что-то не так! — воскликнул купец. — Дай-ка мне фонарь! — крикнул он слуге.
Саудан и Джемах поднялись в караульное помещение и, не найдя там никого, спустились вниз.
— Вот это да! — только и могли они вымолвить, увидев ту самую безрадостную картину, которую некоторое время назад наблюдал киммериец.
— Не повезло нам, — усмехнулся Джемах, — похоже, твой варвар сам позаботился о себе — и гораздо лучше, чем могли бы это сделать мы. Теперь его ищи-свищи!
— Делать нечего, — развел руками Саудан, — пойду опять в «Соленый лещ». Там один приятель обещал мне подобрать пару-тройку крепких парней. Конечно, такого, как этот киммериец, больше не найдешь. А, чтоб Нергал побрал этих пьяниц! — с досадой бросил он, вспомнив пирушку у начальника стражи.
— Да ладно уж, не кипятись, — усмехнулся Джемах, усаживаясь в повозку. — Неужели самому никогда не приходилось перебирать лишку?
— Всякое бывало, — угрюмо буркнул Саудан и направился вниз по узенькой улочке, туда, где призывно светился фонарь над входом в таверну.
В таверне, казалось, уже позабыли о недавнем происшествии: мальчишки сновали с подносами, матросы, успевшие изрядно нагрузиться, орали, обняв за плечи друг друга, какую-то залихватскую песню, а сидящие за соседними столами прихлопывали в ладоши.
Кое-кто из посетителей развлекался с местными красотками, усадив их к себе на колени, несколько человек, собравшись у одного из столов, играли в кости, криками приветствуя удачный ход, — словом, все происходило как всегда.
Саудан огляделся и, увидев у стойки Бахтара, оживленно беседующего с хозяином, двинулся туда сквозь сутолоку разгоряченных тел. Запахи пота, просоленных морем одежд, женских румян и мускуса, пряностей и свежего хлеба смешивались в невообразимом сочетании, которое ни с чем не спутаешь в любом городе у моря, — это был аромат портовой таверны.
— Ну, как наши дела? — подойдя к стойке, спросил капитан.
— Нашел тебе пятерку лучших рубак из этих кварталов — звери, а не ребята! — несколько хвастливо ответил Бахтар и, понизив голос, добавил: — Тут еще один хотел бы поговорить с тобой.