— Гномами?!

Конан выкрикнул это слово так громко, что прохаживавшиеся возле бассейна с видом разодетых в парчу и шелка вельмож павлины с удивленно-испуганными криками шарахнулись к близлежащим кустам белых роз и затаились, посматривая на вскочившего, расплескивая вокруг тысячи брызг, человека. Киммериец хлопнул себя по затылку, отбросил со лба темные мокрые волосы и, прокричав: «Головой, дурень, думать надо, а не тем, чем на седло садишься!», снова рухнул в воду, окунувшись с головой. Прогуливавшийся неподалеку (якобы для порядка) здоровенный стражник вздохнул, украдкой постучав себя пальцем по лбу. И как только шейх подобных дикарей у себя привечает?

«О, Кром и все великие боги, как же я сразу не догадался!» — смятенно подумал киммериец. Сейчас Конан был убежден, что не ошибается. Когда-то давно он встречался с подгорными гномами и, надо сказать, что их общение не принесло ни ему самому, ни маленьким рудознатцам ничего хорошего. Впрочем, вспоминать историю про то, как он хотел завладеть сокровищами гномов, Конан не собирался — дела прошлые и прочно подзабытые — но вот внешность истинных представителей гномьего племени он помнил преотлично… И теперь знал, на кого похож Мораддин, этот бывший гордый гвардеец аграпурского монарха, а ныне — жалкий старший надсмотрщик на забытых всеми богами каторжных копях, принадлежащих царю Турана.

Все сходится! Невысокий рост Мораддина, невероятная для такого коротышки сила, потрясающее владение оружием и истинно гномья вежливость и любезность… Ну да, и люди встречаются, наделенные такими качествами. Но есть у гномов одна отличительная и малоизвестная непосвященным примета: ложа ногтей у подгорного племени не розовые, как у людей, а светло-коричневые, да большой палец на руке не в пример людскому сильнее и длиннее. Конан заметил темные ногти на руках Мораддина еще в его пещерке на каторжных копях, когда старший надсмотрщик подавал вначале кружку с вином, а потом меч. Только тогда Конан не придал этому значения.

Ошибки быть не может. А если вспомнить, как Ниорг отослал Мораддина обратно, почитай на полпути к оазису, и тот пошел в полнейшей темноте к своим рудникам, да так уверенно, словно над головой солнце светило… Гномы видят в темноте не хуже кошек. Добавить к тому почтительность, с которой Мораддин обращался к Ниоргу, едва только в ноги ему не падая… Да и для человека у Мораддина слишком уж небольшой рост при ладно сложенной, коренастой и мощной фигуре; борода опять же, а туранцы ее обычно бреют…

Впрочем, уж больно много в этом странном начальнике охраны рудника и человеческого — надо полагать, что гном он только наполовину, либо по отцу, либо по матери. Что ж, и такое бывало…

«Да-а-а…— Конан отрешенно глядел на стоящий у бортика бассейна кувшин с вином.— Если, правда, что Мораддин в прямом родстве с гномами, то загадок только прибавилось. Кто ответит, как Дагарнус мог связаться с Мораддином и выкупить мою свободу? Или, может быть, они работают вместе? А что скорее, джавиды через Мораддина хотят выйти на Дагарнуса и вызнать, в чьих руках находится этот проклятый кувшин. А если джавиды знают, что я единственный, кто сумеет вывести их к сокровищу, способному изменить судьбу маленького народца? Очень уж все запутано…

Ладно, надо ехать в Султанапур и плевать на усталость! У Стейны отосплюсь, да заодно узнаю, как там Мирдани… Сет их всех пожри! А ведь в тот проклятый день я просто хотел попросить у зуагиров воды!..»

И все-таки Конана не оставляло странное ощущение, что за всеми событиями минувших двадцати дней стоит некая фигура, до сей поры ему неизвестная. И это, конечно же, не Ниорг, не Дагарнус и не прыщавый Турлей-хан. Инстинкт варвара подсказывал киммерийцу, что золотой кувшинчик джавидов очень и очень интересует кого-то еще, пока что искусно скрывавшегося в тени.

 Глава тринадцатая



Конан, как и рассчитывал, добрался до Султанапура глубокой ночью. Городские ворота были закрыты, но возле стен горело несколько костров — пришедший из Замбулы караван не поспел к заходу солнца — ворота Султанапура закрывались на ночь, и купцы, даже не разбивая шатров, коротали ночь прямо под стенами, терпеливо ожидая рассвета. Киммериец знал наверняка, что городская стража не успела забыть грандиозной облавы на человека, покусившегося на персону эмира и собственность Турлей-хана, и, конечно же, его приметы еще помнят — с такой разительно отличающейся от облика жителей Турана внешностью трудно будет остаться незамеченным. А до безопасного убежища — дома Стейны — идти придется через весь город. Попадать же в руки пятитысячника или снова оказаться на рудниках у Конана не было никакого желания.

Оазис Баргэми он покинул после полудня, вытребовав у Райдида отличного коня, запас еды и питья, а также новый меховой плащ. Вспоминая выражение лица казначея, в очередной раз по настоятельной просьбе варвара разорившего сокровищницу шейха, Конан с ухмылкой подумал, что обязательно вернется туда еще раз, просто так, и даже просить ничего не будет… Стоит снова посмотреть на трясущиеся руки хранителя сокровищ и его исполненное оскорбленного достоинства лицо. Старик выдал киммерийцу десять империалов с таким видом, будто ему пришлось расстаться с половиной несметных богатств шейха. А вот куда уехал сам Джафир, которому Конан хотел сообщить хорошие новости про Мирдани, так и осталось неизвестным.

Киммериец передал через начальника стражи, что сестра сиятельного шейха в безопасности и, возможно, скоро вернется в отчий дом. Впрочем, сам киммериец не был уверен в своих словах — не исключено, что Стейна не сумела спрятать Мирдани от гнева Радбуша и пятитысячника…

Конан подъехал к караванщикам, едва посмотревшим в его сторону — под стенами Султанапура опасаться разбойников не приходилось — и, выискав человека в самых богатых одеждах, приблизился к нему. Толстый пожилой замбулиец поначалу неохотно заговорил с подозрительным типом, но Конан, ничуть не смущаясь, представился ни больше, ни меньше, как личным телохранителем Турлей-хана, которого хозяин отправил с важным поручением в один из близлежащих оазисов.

К утру, когда прекрасное тонкое вино многолетней выдержки, прихваченное варваром из подвалов крепости Баргэми закончилось, торговец из Замбулы уже готов был считать Конана отличным парнем, а байки киммерийца о «службе» в гвардии Турлей-хана выслушивал с серьезностью — надо полагать, купец смекнул, что недурно иметь такого знакомца в Султанапуре.

С восходом солнца раздался оглушительный рев труб — сигнальщики на башнях у городских ворот оповещали людей, что проход в Султанапур для торгового люда открыт. Караванщики поднимали верблюдов, гасили костры, собирали поклажу, а замбульский купец, которому принадлежал весь караван, подъехал к человеку, собиравшему подать за въезд в город и налог на ввозимые товары. Показав ему подорожные и уладив денежные дела, толстяк махнул рукой своим, и цепь верблюдов и мулов потянулась в город.

Конан рассчитал правильно — натянув на лицо капюшон, он поехал рядом с мулом купца, а городская стража приняла его за одного из караванщиков или личного охранника толстого, пожилого торговца. Еще раз возблагодарив всех богов за то, что стражники во всех городах мира одинаково тупы, нелюбопытны и поленятся лишний раз проверить все как следует, Конан проехал в город и, тепло попрощавшись с купцом, довольным столь удачным знакомством, направился к Верхнему городу.

— Эй! — вдруг раздался позади голос замбульца, и Конан, обернувшись, увидел озабоченное лицо толстяка. — Скажи, как тебя найти, если мне понадобится аудиенция у какого-нибудь вельможи? Мы же договорились, что ты мне поможешь, если появится надобность!

Конан, мгновение подумав, фыркнул и, любезно улыбнувшись торговцу, ответил:

— У охраны дворца Турлей-хана спроси, как найти Конана. Тебя тут же отведут ко мне или прямо к нему самому.

Торговец заговорщически подмигнул киммерийцу, кивнул и, пнув мула пятками, направился за своими верблюдами, которых погонщики уже направили к торговой площади, а Конан, все еще посмеиваясь над своей шуточкой, пустил лошадь рысью. Без всяких приключений он добрался до Верхнего города, благополучно миновал патрули и, оказавшись в посольском квартале, быстро разыскал дом Стейны, который, внешне ничем не выделяясь меж строгих зданий, имел к солидной дипломатической службе весьма косвенное отношение…

Спешившись у крыльца, он привязал поводья к коновязи, и требовательно постучался в оказавшиеся запертыми двери. Через некоторое время створки приоткрылись. В узенькой щелке показалась заспанная физиономия охранника.

— Чего ломишься? Закрыто уже, — пробасил он и собрался было захлопнуть дверь, но Конан придержал ее носком сапога.

— Мне нужна хозяйка, — заявил он властным тоном.

— Сказано же тебе — закрыто! Вечером приходи. Мы работаем, сам понимаешь, не с утра! — Вышибала пытался затворить дверь, но киммериец всем телом налег на створку, толкнув ее бедром и правым плечом, а его левый кулак нанес молниеносный сокрушительный удар под ребра охраннику «Врат Ста Удовольствий». Тот, коротко крякнув, отлетел вглубь коридора, к лестнице, ведущей наверх и, скорчившись на полу, молча страдал, не в силах сделать вдоха. Конан спокойно вошел, прикрыл дверь, перешагнул через грузное тело вышибалы, и стал подниматься к общему залу, памятному по его неудачной схватке с султанапурскими стражниками и придворным магом эмира.

Где-то наверху хлопнула дверь, и Конан тихонько засмеялся, услышав:

— Великая Иштар! Что за похотливые кобели! Какому сыну Нергала приспичило на рассвете?! Что, до вечера не потерпеть? Так на то есть простые уличные потаскухи!

На верхней площадке возникла сама Стейна, запахнутая в просторное одеяние, которое лишь с натяжкой можно было назвать халатом. Голова хозяйки была замотана широкой полосой мягкой ткани, кожа лица блестела и лоснилась, щедро умащенная целебными маслами, а голос старой знакомой киммерийца гремел, подобно боевым трубам.

— Стейна, детка моя! — широко улыбнулся Конан. — Если ты так встречаешь всех своих гостей, то скоро разоришься.

Возникла продолжительная пауза. Стейна внимательно разглядывала стоящего на несколько ступеней ниже Конана, который, вдобавок не оборачиваясь, отвесил пинка очухавшемуся охраннику, пытавшемуся сзади напасть на обидчика.

— Я ожидала тебя со дня на день! — пробасила, наконец, женщина. — Пошли, что ли? — Она кивнула головой, приглашая Конана следовать в дом. Не ожидавший столь равнодушного приема киммериец пожал плечами и, погрозив кулаком смотревшему на него волком вышибале, двинулся за Стейной к ее комнате. Миновав общий зал, он не без удовольствия отметил, что далеко не все следы учиненного им побоища устранены — кое-где на мебели виднелись глубокие царапины, оставленные оружием, но ковры Стейна все же успела заменить на новые. Вот интересно, сколько теперь осталось от тех пяти тысяч, что дал Дагарнус?

— Морду за такие дела бить надо! — заявила Стейна, перехватив любопытный взгляд Конана. — Ведь просила по-человечески не портить мне обстановку, так нет же!..

Оказавшись в своих покоях, хозяйка, ничуть не стесняясь, сбросила прозрачную накидку и устало рухнула на кровать.

— Следуй моему примеру, — сказала она варвару. — Я до сих пор обижена на тебя и теперь требую возмещения. Если хочешь вина — возьмешь сам. Все объяснения потом.

— Нигде мне покоя нет! — проворчал Конан, расстегивая пояс с подаренным Мораддином мечом. — Будет сейчас тебе… возмещение…

* * *

— Ну, что ж, я вознагражден за десять дней каторги… — изрек Конан. Он лежал на спине, закрыв глаза, и поглаживал по щеке Стейну, положившую голову ему на грудь. Наконец-то варвар чувствовал себя отдохнувшим, и только легкая приятная истома разлилась по телу. Не хотелось даже тянуть руку за стоявшим на резном столике бокалом вина.

— А я даже рада, что ты попортил ковры, — прошептала Стейна, потершись, как кошка, щекой о гладкую кожу на широкой груди киммерийца. — Иначе мне с тебя не пришлось бы требовать награду. Конан с хрустом потянулся и лениво проронил:

— А я и бесплатно могу, чего уж там…— Голос его вдруг изменился и стал серьезным. Он осторожно убрал руку Стейны, ласкавшую его густую черную гриву.— Ладно. Поговорим о делах. Где зуагирка?

— Мирдани? — уточнила Стейна.

— Да.

— В тот же вечер, когда тебя… м-м… схватили, за ней приехали от Радбуша и увезли к нему во дворец. Насколько я знаю, с ней там неплохо обращаются.

— Представляю… — вздохнул Конан.— Ты совсем не смогла ее спрятать?

— Радбуш потом, когда тебя уже увезли, рыскал по всему дому, будто принюхиваясь. Я подумала, ищет что-то. Так и оказалось…

— Кинжал? — перебил Конан.— Можно было догадаться не давать его Мирдани! Эти проклятые маги чуют волшебные игрушки за лигу. Тьфу!..

Он встал и, подойдя к столику с фруктами, взял самый большой персик, перебросил его Стейне, а сам занялся огромным яблоком. Некоторое время слышался лишь сочный хруст, а затем Стейна, отерев губы шелковым платочком с тонкой вышивкой, стоившим, скорее всего, не меньше полуимпериала, небрежно бросила его на пол и, подняв глаза на Конана, продолжила:

— Я знала, что Дагарнус собирается выкупить тебя с каторги. Он сказал, у вас осталось какое-то дело, которое не успели довести до конца.

— Но почему ему нужен именно я? — тихо, словно сам себе задавая вопрос, пробормотал Конан и, глянув на Стейну своими пронзительно-синими глазами, добавил уже громче: — Что, кофиец не мог попросить тебя найти подходящего человека для этого дела? Думаю, в Султанапуре немало пройдох, способных выкрасть у Турлея ту штуковину. Стейна хмыкнула и покачала головой.

— Спросишь у него сам. Сегодня я пошлю за Дагарнусом. Он не сомневался, что, сбежав с копей, ты вернешься именно ко мне. Кофийцу пришлось выложить немало золота какому-то негодяю там, на рудниках. Не помню его имя… То ли Мораддин, то ли Морадан…

— Он не негодяй, — проворчал Конан, — хотя, кто он такой, я толком и не знаю даже. Но человек он, по-моему, неплохой. Или не совсем человек… А, может быть, и совсем не человек…

— То есть? — У Стейны округлились глаза.— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, он что, демон?

Повествование о приключениях после неожиданного нападения туранской гвардии во главе с Радбушем на заведение Стейны заняло у Конана довольно много времени. Своей старой подруге киммериец доверял безоглядно и поведал все, начиная от долгих допросов в темнице мага и заканчивая разговором со старым джавидом и неожиданной догадкой о происхождении Мораддина. Стейна слушала спокойно, не перемежая рассказ Конана обычными для женщин «ахами» и «охами», лишь изредка цокала языком да головой покачивала.

— Ну, так, — сказала она, когда киммериец закончил, — ты хоть понимаешь, во что ввязался сам и впутал меня, а?!

— Да вроде бы… — мрачно отозвался Конан, — и представляю, каковы ставки.

Стейна откинулась на подушки, закатив глаза, и воззвала:

— О, великая Иштар, за что ты наказываешь на старости лет свою верную ученицу, посылая мне наказание в виде тупого разбойника-варвара! — Хозяйка схватилась за голову, а затем снова уставилась на Конана. Тот уловил страх в ее глазах. — Ты, медведь киммерийский, понимаешь, что все, кто посвящен в тайны, связанные с высшей магией, да еще и нечеловеческой, долго не живут?! Я еще недостаточно насладилась жизнью, чтобы меня прирезали шпионы Страбонуса, вислоухие карлики или этот твой головорез Мораддин! Милый мой, запомни навсегда, что каждый, знающий о вещи, способной даровать если не господство над всем миром, то, по меньшей мере, любой трон или любую корону, ходит по краю пропасти, дно которой — Серые Равнины!

— Брось, — отмахнулся Конан,— я заберу кувшин у Турлей-хана, отдам джавидам, а от Дагарнуса мы сумеем отвязаться. Джавиды спрячут сокровище надежно. Оно не принесет вреда никому.

— Вот как? — Стейна задумалась.— А что ты там говорил о желании, которое выполнит заключенная в сосуде магия гномов?..

Конан расхохотался, и, подсев к подруге, обнял и поцеловал ее.

— Детка, магия никогда не приносила добра людям. Опасно связываться с ней вообще, а уж с магией гномов и подавно! Так что давай лучше попробуем задурить голову Дагарнусу, вытянуть из него побольше золота, чтобы обеспечить тебе безбедную старость. А Нейглам оставим Ниоргу и его народцу. Так что теперь я хочу еще раз навестить дворец Турлей-хана, забрать кувшинчик и спокойно заняться делами, ради которых я и направлялся в Султанапур из Немедии. А обо всем прочем забыть навсегда!

Стейна посмотрела на него, как на безумца, намеревавшегося либо вычерпать Вилайетское море ковшом, либо объявившего себя наместником Митры на земле.

— Я всегда считала, что с головой у тебя не все ладно, но чтобы настолько!.. И, кроме того, кувшин, о котором ты толковал, сейчас вовсе не у Турлей-хана.

— Что?! — поднял брови Конан. — Что ты сказала?

— Что слышал! — грубовато ответила Стейна и, встав с постели, набросила на плечи свое невесомое одеяние. — Кувшин у Радбуша. Я знаю это достоверно.

— Но откуда?! — изумился киммериец. Чуток подумав, он поморщился, догадавшись, почему Стейна настолько осведомлена в делах придворного мага султанапурского эмира. — Он тебе сам сказал?

— Хвастался! — бросила Стейна презрительно.

— Полагаю, Радбуш так и не сумел приручить твою дикую зуагирку и ищет утешения у меня. Третьего дня явился по мою Душу…

— По душу, ты уверена? — хохотнув, перебил Конан.

— Заткнись, болван, и слушай, что мамочка говорит! — рявкнула Стейна и даже слегка стукнула кулаком по столику. — И оставь при себе свои варварские шуточки!

Хозяйка прошлась по комнате, чтобы немного успокоиться, и киммериец подумал, что сейчас она похожа на флагманский корабль, идущий на врага. Наконец, Стейна развернулась к Конану и продолжила:

— Радбуш рассказал, что нашел в сокровищнице Турлея некую вещицу, содержащую в себе магии больше, чем вся Стигия со своими колдунами и богами вместе взятыми. Он так и светился от счастья… Заплатил в тот вечер вчетверо больше обычного, кстати. Ну, да это тебя не касается… Все мне выложил, полный вечер трещал, ровно канарейка! Я его таким никогда не видела. Рассказал, будто выкупил у Турлей-хана золотой кувшин, а тот, дурачина, почитал волшебную вещь никчемной, пусть и дорогой, безделушкой. Намеки делал, когда язык от вина развязался, что эта штука позволит ему вскоре в Аграпуре обосноваться, да не простым магом, а кое-кем посерьезнее. А после того, что я сейчас узнала, даже женского ума хватит понять, что Радбуш мог задумать. Догадываешься?

Конан сидел с открытым ртом — настолько серьезного оборота событий он не ждал. Значит, теперь сокровище джавидов во дворце мага, и не стоит забывать, что он не последний по силе и дарованию. Дело здорово осложнялось. Впрочем, оставалась небольшая надежда успеть добыть Нейглам прежде, чем Радбуш пожелает им воспользоваться. Магу будет необходимо время на подготовку. И потом, надо помнить, что Мир дани сейчас в серале колдуна, и если попытаться с нею встретиться и уговорить помочь…

— Дагарнус знает? — коротко спросил Конан, и Стейна отрицательно покачала головой.

— Я ему не говорила. Кажется, кофиец по-преж-нему убежден, что гномий сосуд у Турлея. А знаешь, почему Дагарнус добивался твоего освобождения?

— Почему? Впрочем, понимаю. Господину посланнику не хочется посвящать в тайну новых людей. Чем меньше народу в Султанапуре знает о причине появления здесь Дагарнуса, тем лучше. Так?

— Наверно, — вздохнула Стейна. — Если б ты знал, как я устала от этого всего! Грабители, магия, гномы… киммерийцы дикие… Уф! Но ты прав, голубок — я сдуру сболтнула Дагарнусу о некоторых твоих прежних похождениях, и теперь он уверен, что ты — единственный, кому он может довериться. Не забудь, он считает тебя еще и верным слугой покойного шейха Джагула, посвященным в эту историю изначально…

— Точно! — Конан заходил по комнате взад-вперед, взъерошивая обеими руками волосы.

«Да, ведь Дагарнус в тот раз рассказал мне о Нейгламе, — вспомнил киммериец, — хотя всей правды не сказал, конечно. Уверял, будто сосуд может использовать лишь ученый маг. И про силу, скрытую в Нейгламе, особо не распространялся. А когда кувшинчик окажется у него, кофийский посланник найдет способ заткнуть рот варвару-наемнику — хоть золотом, которого у короля Страбонуса немерено, хоть ядом или кинжалом. Что ж, посмотрим, кто кого перехитрит — шпион из Кофа или варвар из Киммерии!»

— Так мне посылать за Дагарнусом? — осторожно спросила Стейна, искоса поглядывая на Конана. Он решительно кивнул и начал быстро одеваться.

Стейна, позвав одну из девушек, немедля приказала ей под любым предлогом и как можно быстрее привести в дом кофийца, днем обычно находившегося в здании Посольской Канцелярии Кофа, а сама, исчезнув на краткое время в боковой комнатке, привела себя в надлежащий вид.

— Эй, Конан! — вдруг послышался ее бас из-за ширмы. — А у меня для тебя есть подарочек, моя прелесть! Иди-ка сюда.

Она стояла перед зеркалом, пряча что-то за спиной, и, как заметил варвар, эта вещь была довольно увесистой. Конан не был расположен к игре в загадки и спросил прямо:

— Что там еще?

— Фу, какой ты неблагодарный! — фыркнула Стейна, скривив губки. — Между прочим, сохранила специально для тебя. Держи и будь счастлив, что я по-прежнему остаюсь твоим другом, несмотря на урон, причиненный этой проклятой штуковиной!

Она протянула Конану его собственный меч, тот самый, что много лет сопровождал варвара во многих приключениях и выпал из его руки в миг, когда Радбуш сковал киммерийца своими чарами.

— Стейна!.. — только и смог выговорить Конан, бережно принимая оружие из ее рук. — Детка, дай я тебя расцелую!

— Целуйся со своим… м-м… ковыряльником! — осклабилась Стейна, довольная тем, что доставила удовольствие Конану возвращением воистину дорогой для киммерийца вещи. — Со мной еще нацелуешься, если не надоест.

— Это вряд ли! — весело воскликнул Конан и, выхватив клинок из ножен, проделал пару замысловатых финтов, да так лихо, что Стейна взвизгнула и испуганно отскочила в угол.

— Зеркало, дурень, расколотишь! И вообще, пошел вон! Не мешай мне одеваться!

— Да, пожалуйста! — бросил через плечо Конан и, продолжая рубить перед собой воображаемых врагов, вернулся в спальню. Некоторое время он оглядывал комнату, точно примериваясь к креслам, маленьким табуреткам, вазам и прочим хрупким предметам; вдруг прыгнул, как играющий тигр, на кровать, подхватил с покрывала подушку и, подбросив ее в воздух, разрубил пополам. В мальчишеском азарте он совершенно позабыл, что подушки обыкновенно набивают перьями или пухом, и, когда Стейна вошла в комнату, то перед ней предстал растерянный киммериец с обнаженным мечом в руке окруженный вихрем белоснежного пуха, медленно оседавшего на его волосы, плечи, на ковры и мебель.

Стейна оценила открывшуюся ей картину одним коротким словом, от которого даже видавшему виды Конану стало как-то неуютно.

— Да брось ты! — смущенно проговорил он, слезая с кровати. — Это я от радости. Такой подарок!

— Я впишу на твой счет и стоимость этой подушки, – сварливо пробасила Стейна, не в силах более сдерживать смех. — Ты и так мне задолжал.

— Ну, ты же знаешь, как я отдаю долги. И с какими процентами!..

Скрипнула дверь, на пороге возникла девица, посланная хозяйкой за Дагарнусом. Она вернулась быстро — жилище кофийского посланника в Султанапуре располагалось всего через улицу от «Врат Ста Удовольствий». Отмахиваясь от круживших в воздухе пушинок и удивленно рассматривая гостя Стейны, прятавшего в ножны меч, девушка нерешительно шагнула к хозяйке и, слегка поклонившись, зашептала ей на ухо.

— Можешь идти, — сухо сказала Стейна и, когда дверь за служанкой закрылась, серьезно посмотрела на Конана.

— Что-то случилось? — спросил он, видя тревогу на ее лице.

— Странные дела, — тихо произнесла женщина. — Дагарнус-то придет, и скоро. Но есть новость, уж не знаю, хорошая или плохая. Утром кто-то пытался убить Турлей-хана, когда он выезжал из своего дома, направляясь ко дворцу эмира на доклад. Рано утром… Ты же явился сразу после восхода, и ворота в город открыли незадолго до покушения на пятитысячника. Твоя работа?

Конан приподнял бровь и улыбнулся углом рта:

— А ты как думаешь, подружка?

— От тебя можно ждать чего угодно! — заявила Стейна, резко развернулась и села на край кровати, раздраженно отмахнувшись от летавшей у лица, подобно назойливой мухе, пушинки. — Так что скажешь?

— Нет, я к этому делу отношения не имел. Но такое чувство, что покушение на жизнь нашего прыщавого вояки связано с… Ну, ты понимаешь.

Стейна с размаху саданула ладонью по перине, и пух, густо усыпавший постель, снова взвился в воздух. Конан подозрительно посмотрел на ее ставшее злым и некрасивым лицо. Наконец, она сказала:

— Это только начало. Сердцем чувствую, надо ждать большой беды.

* * *

Дагарнус даже не вбежал, а скорее влетел в покои Стейны. По его раскрасневшейся, взволнованной физиономии Конан определил, что кофийский посланник ждал этой встречи долго и с большим нетерпением. Едва успев захлопнуть за собой дверь, Дагарнус уставился на киммерийца и, прежде чем тот успел раскрыть рот для приветствия, выпалил:

— Наконец-то! Наш уговор по-прежнему в силе, как я понимаю?

Конан выдержал многозначительную паузу, намеренно желая чуточку поиграть терпением шпиона Страбонуса, и, встав с кресла да заложив руки за спину, медленно прошелся по комнате, из которой служанки уже успели вымести большую часть гусиного пуха.

— В силе, — с серьезным видом подтвердил он. — Кстати, я хочу поблагодарить тебя. На рудниках было очень неуютно…

— Ерунда! — отмахнулся Дагарнус. — Подкупить этого тупицу Мораддина было делом простейшим! Если знаешь — несколько лет назад он потерял все состояние и должность при дворе Илдиза и сейчас нищ, как последний наемник, пропивший жалованье в кабаке! Он с удовольствием согласился сделать так, чтобы ты получил свободу, а на копях считали, будто ты умер.— На лице нобиля появилась кислая мина и, вздохнув, он добавил, как бы невзначай: — Пятьсот империалов, однако…

— Можешь это вычесть из моей награды, — сказал Конан, поморщившись. — Надеюсь, мои десять… э-э… девять с половиной тысяч ждут — не дождутся нового хозяина?

— Конечно, — кивнул кофиец и хитро улыбнулся. — Точно так же золотому кувшинчику не терпится отправиться в Хоршемиш, к его величеству Страбонусу и господину Тсота-Ланти. Итак, когда ты примешься за дело? Желательно побыстрее…

Конан снова примолк, дотянулся до кувшина с вином, раздумывая, рассказать ли Дагарнусу о том, что Нейглам сменил хозяина, затем налил только себе и, осушив кубок одним глотком, проворчал:

— Хоть сегодня. Только… За время моего отсутствия положение немного изменилось.

Дагарнус насторожился и сжал кулаки, предполагая, что варвар сейчас снова начнет торговаться. Но Конан лишь хотел осторожно выведать у кофийца некоторые детали, которых сам он не понимал.

— Турлей-хана убить хотели, — тихо сказал киммериец. — Случайно не знаешь, кто и почему?

— Слышал об этом… — буркнул Дагарнус. — Весь город с утра только и говорит о покушении. Прошу поверить, что я не имею ни малейшего представления о причинах, вызвавших это, равно и о личности нападавшего. Возможно, дворцовые интриги или что-то наподобие… Сам понимаешь, мне смерть пятитысячника не на руку.

— Кстати, — Конан внимательно посмотрел на посланника, так и сверля его взглядом. — Скажи-ка, любезный, если Страбонус через тебя так просто выкладывает наемнику пятнадцать тысяч золотом, то отчего ты не мог попросту выкупить кувшин у Турлей-хана, а?

Дагарнус разочарованно взглянул на варвара, словно желая сказать: «Что ж, никто и не сомневался в твоем скудоумии, киммерийский громила», но ответил вежливо:

— Дело в том, что моего государя не очень… уважают в Туране. Попытка купить, даже за огромные деньги, казалось бы, ничего не значащую вещицу может вызвать подозрения у пятитысячника, и он, несомненно, оповестит эмира и его мага. А Радбуш вполне способен учуять магическую мощь, упрятанную в кувшин, и тогда — прощай все надежды…

Конан потер шею ладонью, размышляя, и задал новый вопрос:

— Насколько я знаю, Тсота-Ланти, прямо скажем, не образец доброты и праведности. Не пойму, сожри меня Нергал, отчего кофийский маг дал тебе кинжал, наполненный белой магией? Как я считаю, светлые силы никогда не используют оружие темных и наоборот. А кинжальчик-то определенно… ну… не черный.

— Кинжал я использовал без приказа Тсота-Ланти, — нехотя пробормотал Дагарнус. — Дело в том, что Раэн Танасульский вложил в него силу, способную противостоять любой, — он выделил голосом последнее слово, — любой магии. Даже нечеловеческой.

— Понятно, — кивнул киммериец, подумав про себя: «Так, значит, скотина, ты знаешь, что магия гномов-джавидов никак не относится к стигийскому черному волшебству, а просто чужда людям! А пугал Стигией и Сетом! Ну, теперь держись у меня!..»

— Кувшин уже у Радбуша, и я знаю это достоверно,— не задумываясь, выложил Конан свою последнюю карту и твердым голосом добавил, желая добить побледневшего Дагарнуса окончательно: — Еще пять тысяч золотом сверху. За дополнительную опасность. И сохранение полнейшей тайны, — и сам изумился последовавшей тираде почтенного нобиля. Если быть точным, то лицо Дагарнуса вначале вытянулось, затем сменило сразу три цвета — с багрового на белый, а потом зеленый — и достойный посланник, не справившись со своими чувствами, в кратких, но донельзя цветистых и вычурных выражениях изложил все, что думает о султанапурском маге, кавалерийском пятитысячнике и всяких разных киммерийцах, которые способны меньше чем за день пустить по миру как короля Страбонуса, так и всех его подданных. Высказавшись, Дагарнус потребовал объяснений.

Конан с невинным видом сообщил кофийцу все, что рассказала Стейна, не раскрывая, понятно, источник, откуда были почерпнуты эти сведения, и развел руками, как бы говоря, что теперь ни один нормальный и здравомыслящий человек не возьмется за столь опасное дело.

— Только представь: обмануть бдительность стражи, проникнуть в сокровищницу мага (мага, прошу заметить!), преодолев множество преград (магических, опять же!), выкрасть оттуда вещь, не привлекая внимания Радбуша… Сам понимаешь, такой подвиг достоин дополнительного вознаграждения…

— Ну, хорошо, — стиснув зубы, прошипел Дагарнус. — Еще пять. Итого — четырнадцать с половиной. Деньги доставить сюда?

— Ага, — простодушно кивнул Конан. — Первую половину можно прямо сейчас. А остальное утром. Когда кувшинчик будет стоять на этом столике.

— Скотина…— едва слышно произнес кофиец и, не дожидаясь ответа Конана, вскочил, бросив через плечо: — Будет тебе половина! — и исчез за дверью, хлопнув ею так громко, что с потолка полетели белые крошки краски.

«Ну вот, — ядовито усмехаясь, подумал Конан. — Семь с лишним тысяч еще до заката будут лежать здесь, а наутро посмотрим, чья возьмет! Только дожить бы до утра…»



 Глава четырнадцатая



Из дома Стейны Конан вышел незадолго до заката, как раз в то время, когда во «Врата Ста Удовольствий» начали стекаться гости. Хозяйка, как и всегда, устроила все в лучшем виде. Конь киммерийца был отведен на конюшню, где уже давно стояла белая кобылка, принадлежавшая некогда Турлей-хану. Животина на этот раз отнеслась к Конану спокойнее, видимо, подзабыв тот жуткий день, когда похититель перекрашивал ее грязью из зловонной лужи. Сам киммериец был одет в темную куртку и такие же штаны, меховой плащ сменила более скромная черная накидка с широким капюшоном — в запасе у Стейны было множество разнообразных одеяний на все случаи жизни. Кто знает, не придется ли в один прекрасный день хозяйке процветающего дома терпимости спасаться бегством из города? Всякое может случиться, особенно если поведешься с киммерийцами…

Конану после ухода Дагарнуса не пришлось ничего объяснять подруге — Стейна, по своему обыкновению, подслушивала и не пропустила ни единого слова из их беседы. Она возмущенно добавила, что столь наглого, поистине, варварского грабежа среди бела дня в жизни не видела. Подумать только — так разорить посольскую казну!

— Можешь брать с Дагарнуса поменьше за услуги,— предложил ей Конан в ответ на это.— А сейчас, милая моя, скажи, не бывала ли ты в доме Радбуша?

Выяснилось, что Стейна несколько раз заезжала к магу по его личному приглашению, и однажды Радбуш в приступе безудержной доброты, какие порой посещали мага после особенно бурно проведенной ночи, показал ей весь свой дворец, за исключением подземелий и кабинета, где маг занимался своим ремеслом. Она прекрасно помнила расположение коридоров, верхних комнат и даже нарисовала

Конану корявый, но достаточно подробный и понятный план. К сожалению, Радбуш не повел тогда Стейну в сокровищницу, и где она располагается, хозяйка «Врат» представления не имела.

— Безумная затея,— спокойно сказала Стейна Конану, ведя его в обход общего зала и комнат для гостей к задней двери, выходящей в соседний переулок.— Если ты не вернешься, я буду скучать по тебе. Сам знаешь, связываться с Радбушем небезопасно, хотя человек он не такой уж и плохой… Просто очень впечатлительный и… одержимый какой-то. Кстати, за деньги свои можешь не переживать — я из Дагарнуса все вытяну, до последнего. И оставлю на память о тебе…

— Не сомневаюсь,— ответил Конан.— Только, во имя Крома, не трать их на ковры,— он толкнул дверь и чмокнул Стейну в щечку.— Счастливо, красавица. Жди ночью или к утру, да на всякий случай предупреди своих вышибал, иначе они все зубы потеряют. Некрасиво получится!

… Сейчас киммериец шествовал, закутанный в темный плащ, в складках которого прятался меч, по улицам Верхнего города, освещенным закатным солнцем. Он надеялся, что ничем не выделяется среди других горожан, вышедших на вечернюю прогулку, разве что своим высоким ростом. Конану показалось, что стражи на городских улицах несколько больше, чем обычно, но он решил, что это связано с загадочным и неудачным покушением на Турлей-хана сегодня утром, о котором толком ничего не было известно даже Стейне, чей дом был одним из главных центров городских сплетен и новостей. Говорили лишь, будто неизвестный выпустил в пятитысячника арбалетную стрелу, но промахнулся, а строй телохранителей, мигом сомкнувшийся вокруг господина, не позволил ему закончить свое дело. Неудачливый убийца скрылся, и никаких вестей о его поимке пока не было…

Конан не желал утруждать себя бессмысленными раздумьями о причинах, подтолкнувших кого-то стрелять в прыщавого вельможу, но в голове упорно вертелась мысль, что и здесь не обошлось без сокровища джавидов. Только при чем тут Турлей? Нейглам же давно у Радбуша… «Узнаю знакомые места! — оглядываясь, думал киммериец.— Эта улица ведет к дворцу Турлей-хана, а за ним еще через два квартала должен быть дом Радбуша. Пока совсем не стемнело, следовало бы хорошенько осмотреть все подходы к нему и разузнать пути к отступлению».

Конан прибавил шагу, желая добраться до цели как можно быстрее, а когда позади раздался конский топот, не стал обращать внимания на нагонявшую его кавалькаду всадников. Лишь гулко разносившийся по улицам зычный голос глашатая, ехавшего впереди, заставил варвара обернуться и прижаться к стене дома.

— Дорогу сиятельному Турлей-хану! — надрывался передний всадник.— Дорогу!

И точно — в окружении не менее тридцати телохранителей и гвардейских офицеров, обнаживших сабли, ехал сам пятитысячник. Конан разглядел его голову, увенчанную сейчас не тюрбаном, а островерхим стальным шлемом, и презрительно хмыкнул: «У страха глаза велики! До чего же его утром напугали, беднягу!»

… Дальнейшие события разворачивались столь стремительно, что Конан не успел толком разобраться во всем происходящем. Когда всадники миновали стоящего у стены северянина, строго оглядывая прохожих, окна и крыши домов в поисках злоумышленников, чуткий слух киммерийца различил среди ударов копыт о каменную мостовую, тихий, донельзя знакомый звук. Щелчок арбалетной тетивы. И тотчас один из всадников молча, вскинув руки, вылетел из седла. Короткий стальной арбалетный болт угодил Турлей-хану в горло справа, пониже кадыка.

Пятитысячник тяжело рухнул на булыжники мостовой, а одна из лошадей, что скакали позади, не успела остановиться и отвернуть, так что тело — Конан не сомневался, уже мертвое — попало ей под копыта. А дальше началась паника.

Крики телохранителей, свист стрел, направленных на крышу дома справа, конский топот и ржание, испуганный гомон благонамеренных горожан, женский визг… Все слилось в единый вопль ужаса и смятения, и Конан, осознав, что нужно немедленно уносить ноги, рванул вниз по улице, пока охрана Турлей-хана, парализованная суматохой, не додумалась хватать или рубить каждого, оказавшегося поблизости. Мельком киммериец углядел смутный силуэт, метнувшийся по крыше дома, с которой был произведен смертельный для пятитысячника выстрел, но присматриваться было некогда. Позади уже гремели подковы конной стражи, рассыпавшейся по улицам и наверняка получившей наконец чей-то вразумительный приказ перекрыть весь квартал. Натужно и отчаянно заревел боевой рог, объявлявший тревогу — еще немного, и здесь будет чуть не вся стража города.

Конан вихрем влетел в узенький темный проулок, пробежал его до конца, свернул к проезду, уводящему от дворца Турлей-хана к стене Верхнего города, и, лишь достигнув ее, позволил себе перейти на обычный спокойный шаг. Отправившись вдоль стены в обход опасного места, киммериец продолжал оглядываться и при виде любых подозрительных конников или же спешно подтягивавшихся к центру Верхнего Султанапура патрулей старался скрыться в тени домов. У него и мысли не возникло перенести посещение дома Радбуша на другой вечер. Непредвиденная смерть Турлей-хана была даже на руку Конану — это может отвлечь большую часть стражи на облаву в городе, а надзор за другими зданиями и их охрана наверняка ослабнет. Но в то же время опасность возрастала — в случае поимки киммерийца безусловно опознают и, кто бы ни был убийцей пятитысячника, подозрение непременно падет на Конана. Впрочем, варвару не впервой было играть со смертью в прятки — и в который раз он пошел напролом, полагаясь лишь на верный меч, да на хитрую лису-удачу.

* * *

«Выходит, тот, кто замышлял убийство пятитысячника, не отступился после утренней неудачи и повторил попытку на закате,— думал Конан, шагая по окраинным улицам к дворцу Радбуша.— Это как же надо было невзлюбить Турлей-хана, чтобы осмелиться снова в него стрелять в тот же самый день, да еще когда стражников вокруг полно, и все готовы глотку перегрызть любому, если им хоть что-то покажется неладно. Кром, кто ответит — кому потребовалось убивать Турлея так поспешно и безрассудно? Ох, не похоже это на дворцовые интриги, совсем не похоже!» Впрочем, кто бы это ни совершил, Конан признавал, что замысел был исполнен на славу — никто из охраны толком ничего не успел понять, а Турлей-хан уже валился замертво с седла испуганной лошади. По тревоге подняли не только городскую стражу, но и личную гвардию эмира, а вдобавок к ним — стоявшую в казармах возле гавани кавалерию, которой прежде командовал пятитысячник. И теперь вся эта орда, громыхая оружием и размахивая факелами, носилась по начинающим затихать улицам города, распространяя панику и недоумение среди перепуганных горожан, ничего не понимавших в происходившем.

Кое-где вошедшие в азарт погони вояки уже хватали показавшихся подозрительными людей, тут же на месте устраивая допрос с пристрастием и выясняя, что этот бедняга делает на улице в час, когда добропорядочным горожанам полагается сидеть по домам и наслаждаться заслуженным отдыхом. Киммериец сам дважды едва не нарвался на подобные засады — в первый раз он увидел рыскающих по улицам стражников чуть раньше, чем они заметили его, и успел метнуться в глухую тень кипарисов, ограждавших богатый дом, а в другой пришлось прыгать через забор и прятаться в каком-то саду, выжидая, пока стражники уберутся прочь.

Конан совершенно не хотел рисковать и объясняться со стражей о причине поздней прогулки, наличии оружия и необычной для туранца внешности — безусловно подозрительной и внушающей недоверие. К тому же, чем Сет не шутит, еще попадется какой-нибудь ретивый недоумок, который узнает его…

Он прошел еще несколько кварталов, все больше убеждаясь в том, что сами стражники явно не имеют представления о том, кого они ищут, однако изо всех сил стараются навести побольше шуму, видимо, в надежде заставить человека, напавшего на Турлей-хана, покинуть свое убежище и удариться в панику. В наведении страха на мирных жителей султанапурские власти преуспели вполне — то и дело в домах с шумом распахивались окна и встревоженные горожане окликали соседей, интересуясь, что происходит.

Слухи, один страшнее другого, расползались по городу юркими змейками едва ли не быстрее продвигавшихся по улицам отрядов, и вскоре Конан с интересом услышал от позднего прохожего, бегущего что есть сил по узкому проулку и затравленно озирающегося по сторонам, совершенно достоверную весть: на город движутся ордой объединившиеся гирканские кочевники. Они уже на побережье и вот-вот начнут штурм ворот… А с ними идут пираты с Вилайета, и зуагиры, и… Дальше северянин дослушать не успел, потому что в конце улицы загромыхали копыта и показался патруль, числом не меньше двух десятков человек. Горожанин тут же порскнул куда-то, как крыса, а Конан поспешил скрыться за углом.

Следуя указаниям Стейны, киммериец нашел обиталище придворного мага довольно быстро — приземистое, расползшееся во все стороны, точно осьминог, здание находилось неподалеку от дворца эмира. Вполне возможно, оно было связано с покоями султанапурского наместника тайным подземным ходом — и такую возможность следовало учитывать. Ворота в стене, отделявшей дворец Радбуша от улицы, были почему-то приоткрыты, охрана возле створок отсутствовала. Конан быстро оглядел пустынную пока еще улицу и проскочил в щель, оказавшись во внутреннем дворе. Впереди темнело двухэтажное строение. Ни в одном из узких длинных окон не было видно света. Странная, неестественная тишина повисла над домом. Конан пересек двор, подошел к массивной двери из редкого черного дерева с бронзовыми украшениями и с удивлением отметил, что она открыта. Он увидел, что кованый железный брус, служивший засовом на внутренней стороне двери, был «с мясом» вырван из удерживающих его скоб и одним концом уткнулся в пол, не позволяя двери захлопнуться. Киммериец осторожно вытянул меч из ножен и его кончиком слегка толкнул дверь, оставаясь по-прежнему снаружи. Оторванный засов проскрежетал по полу, дверь неохотно распахнулась, и Конан заглянул внутрь.

За дверью начинался довольно длинный коридор, уводящий вглубь дома, и при свете одиноко чадящего факела на стене Конан увидел, что сразу за порогом вповалку лежат не менее пяти человек. Темные ручейки только начавшей подсыхать крови собрались кое-где в лужицы, а некоторые тянулись дальше по коридору.

«Ну, знаете ли! Что, в конце концов, происходит в этом проклятом городе? — Варвар осмотрел трупы, обнаружив, что часть стражей была убита саблями, а двое заколоты кинжалами.— И такое — в доме мага самого эмира! Как это прикажете понимать? Что за странные игры ведут высшие сановники Султанапура? И, главное, кому они проигрывают?..»

Перешагнув через мертвых охранников и прихватив факел, Конан, настороженно прислушиваясь, медленно двинулся по коридору. Вскоре он выявил, куда вели кровавые следы от порога — двое раненых стражей пытались отползти и, наверное, позвать на помощь, но нападавшие догнали их и прикончили. Интересно, что сталось с прочими обитателями дома? Почему Радбуш не защитил своих людей? И где, собственно, он сам?

Коридор выходил в просторный зал с несколькими дверями и лестницей, ведущей на второй этаж. На ступеньках неподвижно лежал человек, и, наклонившись над ним, северянин понял, что этот, в отличие от стражи у дверей, не зарублен и не заколот. Человек — судя по одежде, слуга либо помощник Радбуша — был задушен тонкой стальной нитью. Глубокий ровный порез на шее не кровоточил, и варвар разглядел, что стальная струна подобно острейшему лезвию разрезала несчастному гортань и перерубила хрящи на горле. «Ничего не понимаю,— честно признался себе Конан.— Похоже, кто-то решил, как крыс, извести всех представителей власти в городе? Сначала Турлей-хан, теперь эти горы трупов у Радбуша… Великие боги, да как же можно перебить столько народу в центре города, рядом с дворцом эмира, и не поднять переполох? У меня так ни разу не получалось… Тут, пожалуй, есть чему поучиться».

Во дворце стояла странная тишина. Варвару почему-то вспомнилось, как десять — или двенадцать? — лет назад он стоял над грудой тлеющих развалин, что когда-то назывались фортом Венариум, уничтоженным в одну ночь спустившимися с гор киммерийцами. Тогда руины аквилонской цитадели окутывало такое же зловещее молчание…

Конан поднялся по лестнице на один пролет, но там не нашлось ничего, указывающего на личность неизвестных, учинивших во дворце разгром. Лишь к деревянной стене был пригвожден стрелами охранник. Стрелы, впрочем, никакими особенностями не отличались — самые обыкновенные, с тремя перьями пустынного ястреба, подкрашенными синей краской. Такие связками продаются на городском базаре… Судя по всему, верхние этажи нападавших мало интересовали — пристрелив выскочившего навстречу стражника, они не пошли дальше, а, надо полагать, просто перекрыли выходы — высокие фаянсовые вазы, украшавшие площадку на лестнице, остались целы, а в случае драки их бы непременно разбили. И вот вопрос: куда делись налетчики? Ведь штурм дворца происходил совсем недавно, наверняка во время покушения на Турлей-хана или даже позже. Трупы остыть не успели! Что же, надо идти вниз, к сокровищнице… Те несколько дней, что варвар провел пленником мага в дворцовой темнице, не забылись, и дорогу туда киммериец помнил, однако в тот раз Конана доставили в дом с другого входа… Сейчас же оставалось лишь отыскать лестницу, ведущую к подземным помещениям, и Конан снова спустился в зал первого этажа и по очереди проверил все двери. За одной оказался пустующий темный зал, за другой — библиотека, чьи стеллажи были до верха набиты пергаментными свитками и толстыми фолиантами в роскошных переплетах.

Следующая дверь упорно не желала открываться, и Конан решил пока не тратить на нее время. Наконец, отворив очередные тяжелые створки, варвар попал в длинную и узкую галерею, большую часть которой занимал массивный стол, загроможденный множеством серебряных и медных предметов, о назначении которых киммериец мог только догадываться. Судя по тому, что на столе имелся также оправленный в золото хрустальный шар для гадания, Конан предположил, что именно здесь Радбуш занимался своей магией. Часть стеклянных магических приспособлений была перебита, над осколками поднимался едко пахнущий дымок, а из трещин колб, ванночек и трубок вытекли струйки разноцветных жидкостей, образовав на полу радужные разводы.

Быстро осмотрев помещение, Конан решил было, что других выходов отсюда нет, но, приглядевшись, заметил чей-то сапог, торчавший, как ему сперва показалось, прямо из стены. Он метнулся туда — очередной мертвый охранник с метательным ножом, наискось вошедшим в горло, застрял в потайной двери, и его тело не дало тяжелой створке закрыться. За дверью обнаружилась узкая винтовая лестница, уходившая вниз, в темноту. Наполовину прогоревший факел сыпал искрами, едва освещая путь. Конан спускался по лестнице, то и дело натыкаясь на трупы — охранники Радбуша сражались до последнего, шаг за шагом отступая вниз. Он насчитал еще около десятка мертвецов (убитых самым разнообразным оружием) и почти сотню ступеней, когда лестница закончилась в сводчатом коридоре, тускло освещенном несколькими уцелевшими лампами с масляными фитилями внутри. Коридор киммериец узнал с первого взгляда — его бывшая камера выходила в похожий, если не в этот же самый.

«Но что же тут произошло? — недоумевал Конан, тихо ступая по каменным плитам коридора и время от времени заглядывая в камеры и укромные закутки — не уцелел ли кто-нибудь из защитников дома.— Такое впечатление, что нападавшие ворвались, зарубили растерявшихся от неожиданности стражников у входной двери чем-то вроде легких сабель, а затем начали действовать по обстоятельствам — душили, метали ножи, некоторых подкарауливали за углом… Оставшиеся в живых разбежались или попытались уйти в подвал, чтобы оттуда выбраться из дворца. А может, они рассчитывали найти здесь какую-то помощь? Судя по всему, ни то, ни другое оборонявшимся не удалось… Но где же сам Радбуш? Или на дворец напали в его отсутствие?»

Не представляя, что и делать, варвар плюнул на осторожность и негромко прокричал:

— Эге-гей! Есть тут кто-нибудь?

Эхо гулко отдалось в коридоре и стихло. Похоже, что в этом большом пустом доме, полном залов, переходов, потайных лестниц и комнат, он был единственным живым существом, если не считать рычащих где-то в подземельях зверей, которых Радбуш, надо полагать, использовал для своих магических и ученых изысканий.

Впереди мелькнул свет, гораздо более яркий, нежели тот, что давали масляные светильники на стенах, и Конан прижался к холодному камню, торопливо опустив свой факел. Но свет не приближался и не удалялся, и, выглянув из-за угла, киммериец увидел источник странного сияния — проем меж стеной и чуть приоткрытой маленькой железной дверью. До нее было не более десяти шагов, и Конан осторожно заглянул в комнату за дверью, но поначалу не смог ничего разглядеть. Яркий свет лился из лежавшего на полупрозрачного шара, и ослепленный киммериец откатил его в сторону, набросив сверху темную тряпку, попавшую под руку. Режущее глаз сияние ослабло, варвар увидел стоящие вдоль стен огромные сундуки, окованные полосами стали, а затем — распростершееся под бесформенной грудой тряпок мертвое тело, из-под которого натекла большая и тускло мерцающая в приглушенном тканью свете шара темная кровавая лужа.

Конан осторожно перевернул на спину лежавшего ничком на полу человека и, узнав его, от неожиданности отступил, негромко выругавшись. У его ног покоилось бездыханное тело личного мага султанапурского эмира Радбуша, убитого одним ударом кинжала в сердце. На лице мага застыло удивленно-недоумевающее выражение застигнутого врасплох человека…

Нож Конан тоже узнал. Это был его собственный кинжал, подарок шейха Джагула аль-Баргэми. Оружие аквилонского мага, жившего в древности.

«Просто замечательно! А что, если бы еще до того, как я сюда попал, здесь оказалась бы стража или сам эмирский судья? Вот была бы потеха! На кого бы они подумали в первую очередь? У кого прежде видели этот кинжал? У меня — вряд ли. Я его никому не показывал — кроме Радбуша, но он едва ли сможет теперь на меня показать. А вот у почтенного месьора Дагарнуса его прежде видели многие. И пойди докажи, что он его подарил какому-то зуагиру?! Не-ет, здесь действует кто-то очень умный и хитрый. А кинжал я все-таки заберу, пригодится. Радбуш не последний маг на этом свете».

Конан наклонился, выдернул всаженный по самую рукоять клинок, и тут сзади прозвучал тихий и вежливый голос:

— Объясни, зачем тебе это понадобилось?

Конан развернулся, вскидывая меч, но успел остановить руку, уже готовую нанести удар. Убивать неожиданного гостя он не собирался. В дверях стоял старший надсмотрщик Кезанкийских медных рудников Мораддин, а из складок его капюшона выглядывала маленькая летучая мышь. Белый зверек скалил мелкие и острые как иголки зубы, сердито шипя. Мораддин покачивался с носков на пятки, бесстрастно осматривая сокровищницу, и терпеливо ожидая ответа на свой вопрос.

— Я его не убивал,— мрачно сказал Конан.— Когда я пришел, Радбуш уже был мертв… А ты сам, что здесь делаешь?

— И я должен тебе верить? — Мораддин, не обратив внимания на вопрос варвара, саркастически поднял бровь.— Может, ты скажешь, что и стражу дворца перебил не ты?

— Соображаешь, что говоришь? — огрызнулся киммериец, усилием воли подавив острое желание придушить настырного коротышку и поскорее смыться отсюда. Инстинкт да и обычная логика подсказывали ему, что дому Радбуша недолго стоять пустым.— Я, знаешь ли, пусть и недурно владею мечом, но положить пятьдесят человек, не поставив на уши всю Туранскую империю, не в состоянии…

Старший надсмотрщик беззвучной скользящей походкой вошел в комнату, тщательно осмотрел тело бывшего султанапурского мага, покачал головой и сожалением признал:

— Пожалуй, я склонен тебе поверить. Если бы ты один устроил всю эту бойню, едва ли тебе удалось бы застать Радбуша врасплох. Да и кинжал ему всадили под каким-то странным углом. С твоим ростом так бы не вышло… Хорошо, допустим, что убил мага не ты. Тогда кто?

— А я почем знаю? Тот же, кто расправился со стражниками. Точнее, те же.

— Верно. Но сколько их было? — задумчиво спросил то ли у Конана, то ли у самого себя Мораддин.

— Откуда мне знать? Может, сотня. А может, человек пять или шесть. Очень хороших бойцов, если они смогли справиться с ним…— Конан кивнул на труп мага.— Он хотел здесь спрятаться, или же у Радбуша в этом подземелье хранилось нечто, способное одолеть нападавших…

— Наверное,— Мораддин покачал головой, видимо, в ответ на собственные мысли, затем быстро обошел сундуки, пытаясь поднять крышки, но ни одна не шелохнулась.— Интересно, они нашли то, что искали? Мне почему-то кажется, что нашли…

— А я думаю, что если мы будем здесь торчать, то никому не докажем, что не имеем к этому делу никакого отношения,— перебил Конан.— Мне-то все равно, я уже покойник, причем дважды… А вот у тебя будет полно неприятностей. И кстати, как ты здесь оказался?

— Через дверь и по лестнице,— без тени улыбки ответил Мораддин.— Но, похоже, я пришел чуть раньше тебя и чуть позже них… Просто дольше искал вход. А насчет того, откуда и почему я здесь взялся… Мышка нашептала.

Он пощекотал пальцем пушистую грудку крылатого зверька, и тот с готовностью подтвердил слова хозяина тихим писком. Поняв, что поиски ни к чему не приведут, Мораддин задумчиво произнес:

— Его здесь нет. Они его забрали.

— Кого — его? — уточнил Конан.

— Кувшин, конечно,— терпеливо пояснил Мораддин.— Только не говори мне, будто ты пришел сюда не за Нейгламом, а для философской беседы с почтенным Радбушем.

— Ну да, за Нейгламом,— признал Конан.— А… А тебе то он зачем?

Не отвечая, Мораддин покинул сокровищницу, вышел в коридор и направился к лестнице. Конан, озадаченно посмотрев ему вслед, пробормотал: «Ну дает старина Ниорг — похоже, послал за своим сокровищем всех, кого только мог! Если у одного не получится, то другой уж точно пробьется!» — и отправился следом. Варвар догнал Мораддина уже на середине лестницы — старший надсмотрщик, судя по всему, очень торопился.

— Тебя, как мне кажется, послал Ниорг,— быстро сказал ему киммериец вдогонку.

— И что же? — негромко вопросил Мораддин, обернувшись.

— Да то! Я тоже явился к Радбушу по его поручению.

— Дальше? — Голос Мораддина был по-прежнему бесстрастен.

— Если цель у нас одна, то почему бы не объединиться? — Конан выпалил это, не слишком задумываясь над своими словами. Он редко предлагал кому-то действовать заодно, предпочитая любой опасности противостоять в одиночку. Но Мораддин был ему по душе — а в этом запутанном деле хотелось найти хоть кого-то, кто сможет при необходимости прикрыть тебе спину…

Конан в упор смотрел своими синими глазами на низкорослого полугнома, и тот, после краткого раздумья, вздохнул и протянул ему руку.

— Ты не лукавишь,— сказал Мораддин.— Я умею чувствовать такие вещи.— И вдруг, сдержанно и тихо рассмеявшись, добавил: — М-да, хорошая компания подобралась — бывший капитан хэрда и северный дикарь!.. Ладно, пошли.

Конан невольно поморщился — рукопожатие Мораддина оказалось уж больно крепким для такого коротышки. Да, сила гномьего племени в нем жива… Что ж, такого человека лучше иметь в союзниках, чем во врагах.

 Глава пятнадцатая



Первым опасность почуял Мораддин. Со стороны длинной сводчатой галереи, шедшей вдоль всего первого этажа дома Радбуша, доносились неясные шорохи и лязг железа. Конан, шедший вслед за своим бывшим надсмотрщиком, решил было, что в той стороне прячутся уцелевшие после разгрома дворца люди или кто-то из раненых пытается выползти во двор, но Мораддин, подняв ладонь, остановил киммерийца, прислушался, а потом едва слышно прошептал:

— Шесть человек. Все вооружены и, насколько я могу судить, раненых там нет…

Конан не успел подивиться, откуда его спутнику ведомы такие подробности, как вдруг Мораддин, схватив варвара за запястье, быстро потянул за собой к коридору, уводящему в западную часть дворца. Киммерийцу пришлось последовать за ним, но для порядка он нагнулся и прошипел:

— Куда тащишь? Выход в другой стороне!

— Помолчи, пожалуйста,— пробурчал Мораддин.— Всем сердцем чувствую, что через главные двери нам уже не выйти. Где шестеро — там и шестьдесят. Так что боковой вход нам подойдет скорее.

Они прошли еще с десяток шагов, миновав коридор и оказавшись возле лестницы, ведущей наверх. Два трупа на нижних ступенях не вызвали у них особого интереса. Но тут Конан резко остановился, вспомнив кое-что важное. И как только он мог забыть об этом?! Впрочем, немудрено…

— Э, постой,— окликнул он своего спутника.— А где здесь женская половина?

Мораддин запнулся от неожиданности о край ковра и изумленно уставился на варвара снизу вверх.

— Тебе не кажется, что это несколько не ко времени? — спросил он. — Или так не терпится?

— Заткнись,— рыкнул Конан.— Я не о том! В доме была женщина, ее похитили, и семья хотела, чтобы я ее отыскал.

Мораддин вздохнул, оглянулся и, после некоторого раздумья, указал на лестницу, ведущую ко второму этажу.

— По-моему, там.— Он потянул носом воздух и сказал уже увереннее: — Точно, наверху. Попахивает благовониями и ароматическими маслами… Идем?

Конан рванулся вверх по лестнице, перепрыгивая через две-три ступени. Когда он оказался на верхней площадке, то увидел массивную дверь, выложенную плитками самоцветных камней и, само собой разумеется, труп стражника. Этот был убит особенно необычно и изощренно — из пустой, вытекшей глазницы торчала длинная металлическая игла. Киммериец уже собирался толкнуть дверь, предварительно сняв с ручек саблю незадачливого стража, положенную на них сверху так, чтобы створки было невозможно открыть изнутри, когда сзади послышался голос Мораддина.

— Удивляюсь, какими искусниками были нападавшие.— Он кивнул в сторону мертвого охранника.— Метательные иглы с ядом употребляются лишь в одном месте, в Туманных горах, и обращению с ними надо учиться долго… А ему точно в глаз попали. Что стоишь, пора взглянуть, что там внутри…— Мораддин тихонько толкнул дверь ногой и, решительно отстранив Конана, юркнул в узкий коридор первым. Не привыкший идти в арьергарде киммериец мигом догнал Мораддина, хмыкнув:

— Так кому из нас не терпится?

— Я думаю, ему,— невозмутимо произнес Мораддин, указывая в стенную нишу. Там, забившись в самый дальний угол, сидел человек, судя по напряженному, шумному дыханию, живой и невредимый.— И не терпится ему очень быстро и коротко рассказать нам о произошедшем…

Могучая рука киммерийца выволокла из щели человека, по ближайшему рассмотрению оказавшегося пожилым евнухом в темных длинных одеждах. Старикашка трясся от ужаса, взирая на двух вооруженных людей так, словно они были демонами Нергала, явившимися забрать его живьем в царство теней.

— Ты кто такой? — рявкнул Конан и тут же получил от Мораддина локтем под ребра. Вспомнив, что поблизости уже вовсю разгуливает городская стража, варвар понизил голос, и, тряхнув евнуха за воротник, повторил: — Я тебя спрашиваю, кто ты?

— Я Габир ад-Дин,— пропищал толстяк, с нескрываемым страхом взирая на громадного северянина.— Я — старший евнух в серале…

— Был старшим,— бессердечно поправил Конан.— Ты знаешь, что произошло во дворце?

Старик, пытаясь унять дрожь в голосе, пару раз шумно выдохнул, а затем дрожащим голосом начал рассказ:

— Я не видел, как они напали. Стражу перебили очень быстро, а потом ворвались сюда…

— Кто — они? — снова потряс евнуха за шиворот киммериец.— Как выглядели?

— Они походили на людей с востока. По-моему, кхитайцы… Человек восемь, может быть, больше. И с ними один — явно их хозяин — этот, скорее всего, туранец. Пришли, напугали женщин, едва не убили меня…— старец бормотал все тише, и Конану приходилось подбадривать его легкими пинками. Евнух был напуган так, что боялся даже слово лишнее о неведомых налетчиках обронить.— А новая жена господина Радбуша обрадовалась, бросилась к ним и вместе с ними сбежала. Что я теперь скажу господину?!

— Он у тебя теперь едва ли теперь потребует ответа,— пренебрежительно усмехнулся Конан. И вдруг, почуяв неладное, спохватился и вновь принялся трясти несчастного скопца: — А как ее имя? Имя новой жены?

— Мирдани.— выдохнул евнух.— Она из племени зуагиров…

— Кром! — схватился за голову киммериец.— Да что, в конце концов, происходит? Ты уверен, что напавшие на дом люди были кхитайцами?

— Да,— едва не плача, простонал старик.— Они говорили между собой на своем языке, а я знаю достаточно слов по-кхитайски, чтобы опознать это наречие… У господина несколько жен из Кхитая…

Конан, остолбенев, замолчал, пытаясь увязать воедино убийства Радбуша и Турлей-хана, уничтожение почти всех слуг и охранников придворного мага, неизвестно откуда свалившихся кхитайцев, которым обрадовалась Мирдани, и заодно появление Мораддина… Если бы последний не дернул киммерийца за рукав, то у Конана от усиленной работы мысли повалил бы из ушей дым.

— С нами, мне кажется, хотят побеседовать,— быстро проговорил Мораддин, указывая в сторону площадки наверху лестницы.— Не думаю, что эти люди просто желают осведомиться о нашем здоровье…

Евнух Габир, взвизгнув коротко и обреченно, вырвался из ослабевших на мгновение рук Конана и со всех ног кинулся дальше по коридору в полумрак, а сам киммериец выхватил меч, заметив появившиеся силуэты людей. Явно военных или стражников.

— Беда в том, что в гареме лишь один выход,— огорченно заметил Мораддин, оценивающим взглядом смерив приближавшихся туранцев. — Как это не досадно, но придется прорываться с боем. Вот и посмотрим, на что ты способен, Конан из Киммерии… Только позволь мне сказать первое слово…

Потомок гномов левой рукой запихнул выползшую на плечо мышку поглубже в капюшон, правой порылся под одеждой, и варвар не успел разглядеть, как неожиданно вывернулась ладонь Мораддина, из которой с протяжным свистом вылетели одна за другом несколько метательных звездочек.

Конану показалось, стражников было четверо. Северянин убедился в этом, переступая через трупы. Он лишь уважительно пробурчал что-то под нос, заметив в горле у каждого по четырехконечной серебряной звезде, размером с монету. Мораддин одним движением руки сумел уложить всех четверых так, что ни один даже не пикнул.

«Недурного попутчика мне послали боги! — мелькнуло в голове у Конана.— Если бы я на руднике знал, с кем связываюсь, Кром свидетель, был бы поосторожнее!»

— В Туране в последнее время появляется все больше кхитайцев — среди них бывают и отличные бойцы, у которых есть чему поучиться,— пояснил Мораддин, неспешно извлекая свое невесомое, но смертельное оружие из ран, и снова пряча где-то в складках одежды.— Так, насколько я понял из твоей беседы с этим… почтенным старцем, женщины, которую ты искал, здесь нет?

— Похоже, что нет,— мрачно отозвался Конан.— А вот загадок прибавилось. Как тут могли оказаться кхитайцы? Чем им не угодил Радбуш, и зачем им далась Мирдани? Ты, похоже, сталкивался с ними побольше моего — объясни! Или это и не кхитайцы вовсе, а кто-то другой?

— Как они здесь оказались, не могу понять. Но это их работа, можешь мне поверить,— со знанием дела подтвердил Мораддин.— Уж я подобного насмотрелся еще в хэрде владыки Илдиза. И ничего удивительного в том, что десяток великолепно обученных убийц без шума смогли захватить дворец в самом центре города. Нас самих такому учили… Знать бы только, кто их нанял для этой работы? Ну да ладно, давай лучше выбираться отсюда…

— Сложновато будет,— заметил киммериец, прислушиваясь к грохоту сапог на первом этаже здания.— Пока мы тут болтали, в дом сбежалось столько стражи, что прорываться придется с боем.

— Прикрывай меня со спины,— бросил Мораддин и, не дожидаясь возражений несколько ошеломленного таким требованием варвара, шагнул к лестничной площадке.— Внизу — по коридору налево. И быстро!

Они обрушились на ошеломленных стражников внезапно, словно лавина с горы. Трое были повержены Мораддином в считанные мгновения — они не успели даже понять, что происходит. Но когда первый испуг прошел и в зале разнеслись боевые кличи и стоны раненых, Конану и Мораддину пришлось несладко.

Опешившие поначалу стражники довольно скоро разобрались, что напали на них лишь два неизвестно откуда выскочивших человека. Разумеется, никто не стал утруждать себя вопросом — а имеют ли эти двое вообще какое-либо отношение к событиям во дворце? Конан понял, что в любом случае именно он с Мораддином будут считаться виновниками произошедшего побоища. Он вскоре уяснил, что любая попытка прикрывать Мораддина являлась делом заведомо бессмысленным — невозможно прикрывать человека, находящегося в трех или четырех местах одновременно. Киммериец успел услышать, как снова свистнули, рассекая воздух, метательные звездочки, увидел стражников, валящихся на пол, а потом ему стало не до коротышки-полугнома. Обозлившись не на шутку, стражники взялись за дело всерьез.

… Уже через мгновение вокруг Конана образовалась круговерть из кричащих людей, стремительно взлетающих кривых сабель, и растущий завал из тел убитых и раненых врагов. Вообще-то, в общей свалке есть и хорошая сторона — чем больше противников, рвущихся вперед и желающих показать собственное геройство, тем чаще они мешают сами себе, помогая обороняющимся. Северянин уже не раз попадал в подобные переделки, и прекрасно знал, что главное в таком бою — успевать следить за тем, что выделывают лезущие через головы друг друга нападающие, и не позволять слишком близко подбираться к себе — всегда может найтись какой-нибудь удачливый идиот, перед смертью поцарапающий тебя своим оружием…

Легкие туранские сабли так и не сумели пробить брешь в защите, сплетенной тяжелым и длинным мечом северянина. Когда первая волна нападавших отхлынула и туранцы, сообразив, что так просто, с наскоку, огромного и мощного варвара не возьмешь, Конан мельком взглянул, как дела у Мораддина. Судя по валявшимся на полу поверженным гвардейцам, старший надсмотрщик справлялся со своей задачей очень прилично. Его летучая мышка, кстати, тоже принимала участие в сражении — ничуть не испугавшись множества людей и горящих факелов, она выбралась из капюшона Мораддина, взлетела и вцепилась в физиономию одного из нападавших. Судя по раздавшимся воплям, когти и зубы у маленького крылатого негодяя были довольно острые…

Киммериец поискал взглядом коридор, о котором говорил Мораддин, и с некоторым удивлением обнаружил, что стоит шагах в пяти от входа в него. Правда, эти пять шагов следовало еще преодолеть, ибо отступившие было стражники, то ли набравшись смелости, то ли получив подкрепление, явно собирались повторить атаку.

— Эй! — рявкнул Конан, привлекая внимание Мораддина.— Пора уходить!

В два длинных прыжка киммериец добрался до открытой двери, по пути проткнув мечом одного из чересчур ретивых стражников, а спустя мгновение за варваром в темный коридор вылетел Мораддин. Они быстро захлопнули дверь, тотчас задрожавшую под ударами, задвинули не слишком надежный на вид засов и бросились по проходу.

— Долго не продержится,— на бегу бросил Конан, оглядываясь на тонкие деревянные створки.— А драка вышла неплохая, что скажешь?

— Да,— коротко согласился Мораддин.— Но меня больше интересует, сколько людей может находиться во дворе…

Такое соображение Конану в голову как-то не приходило, но менять направление было поздно — обогнув поворот коридора, они выскочили прямо во двор. К счастью, выход располагался на приличном расстоянии от главных дверей дома и никто из стражников, заполнивших пространство перед дворцом, не ожидал, что отсюда появится враг. Караул, конечно, здесь поставили, но расправиться с тремя не слишком бдительными охранниками оказалось делом недолгим… Один из стражников упал, схватившись за распоротое звездочкой Мораддина горло, второго Конан попросту приложил об угол окованной тяжелой двери, а третьему тяжелый меч киммерийца снес полчерепа, несчастный рухнул навзничь, с размаху ударившись затылком о каменные плиты двора, и его мозги брызнули во все стороны, испачкав сапоги Мораддина.

Возле дома Радбуша тоже имелся сад, пусть и не столь густой, как у дворца пятитысячника, но вполне обширный, чтобы скрыть двух человек. Судя по донесшемуся вскоре грохоту и радостному вою, дверь в коридоре наконец вышибли, и уцелевшие после кровопролитного боя у входа в сераль воины высыпали во двор, немедленно рассыпавшись в поисках негодяев, учинивших только что настоящий разгром в рядах султанапурской гвардии?

Негодяи же сидели в кустах, прислушиваясь к каждому шороху, и шепотом обсуждали, как бы скорее и незаметнее покинуть негостеприимный дворец. Конан был уверен, что в царящей сейчас суматохе двоих беглецов никто не заметит, а потому надо попросту подобраться к воротам и в подходящий момент рвануть наружу.

Невозмутимый, рассудительный Мораддин, однако, заметил на слова варвара, что «подходящего момента» может и не случиться, а, кроме того, выбравшись на улицу, велик риск натолкнуться на бесчисленных стражников, до сих пор рыщущих по городу в поисках убийцы Турлей-хана. По мнению старшего надсмотрщика, следовало пока отсидеться и посмотреть, как станут развиваться события. Не исключено, что лучше всего им вернуться во дворец и спрятаться в комнатах… Ведь, как известно, лучшее убежище — место, осмотренное врагом.

— Ноги моей в этом проклятом доме не будет! — прошипел в ответ Конан, чуть громче, чем следовало. Возмездие за несдержанность наступило немедленно.

— Там кто-то есть! Я слышал голоса! — крикнул кто-то из стражников, с треском вламываясь в кусты.— Дайте сюда факел!

Мораддин сокрушенно вздохнул, запустил в чрезмерно ретивого туранца своей звездочкой, попал, после чего быстро сообщил Конану, что больше метательных орудий не осталось и теперь, хочешь, не хочешь, а придется уходить через ворота. И все из-за пагубной привычки некоторых северян орать по любому поводу, вместо того, чтобы говорить, как нормальные люди… Киммериец пропустил слова Мораддина мимо ушей, ибо его внимание привлекло нечто более интересное, нежели брюзжание бывшего начальника или рвущиеся сквозь заросли стражники и гвардейцы. Лошади. Около десятка коней, оседланных и готовых в любой момент сорваться с места. Правда, под охраной, но какое это имеет значение?

— Мораддин, ты верхом ездить умеешь? — спросил Конан, потому что не очень представлял, как невысокий полугном, чья голова едва выглядывает над спиной лошади, сможет забраться в седло без посторонней помощи.

— Умею.— Во всегда спокойном голосе Мораддина мелькнуло что-то похожее на раздражение.

— Тогда — вперед,— и киммериец, не дожидаясь согласия спутника, под прикрытием кустов двинулся в сторону, где пофыркивали и звенели уздечками, настороженно прядая ушами, лошади. Конан уже почти добрался до цели, когда гвардеец, стороживший лошадей, заподозрил неладное, окликнул напарника и, подняв факел повыше, подошел к темным кустам барбариса.

— Я — дальнего, ты — этого,— шикнул над ухом киммерийца Мораддин, стремительно бросаясь вперед. Конан мельком подумал, что, даже пробираясь через довольно густое переплетение ветвей, коротышка производит шума не больше, чем крадущаяся кошка.

Все было проделано тихо и относительно незаметно. Прежде, чем стражники во дворе и на улице сообразили, что происходит нечто подозрительное, двое верховых вылетели из ворот дома Радбуша и галопом понеслись по ночному городу в направлении посольского квартала.

* * *

Их обоих спас опыт Мораддина, прекрасно знавшего еще по своей службе в Аграпуре порядки в туранской гвардии и секретной службе. Несомненно, два всадника без форменной одежды, скачущие во весь опор по городу, в котором после убийства пятитысячника были подняты на ноги все войска, не могли не привлечь пристального внимания.

На одних перекрестках Мораддин во весь голос орал, чтобы дали дорогу посланцам эмира, на других попросту сметал вставших поперек дороги незадачливых охранников, выкрикивая при этом какие-то непонятные слова… Позже Мораддин объяснил Конану, что в тайной службе владыки Илдиза приняты в качестве пароля некоторые фразы на древнем гирканском наречии, и мало кто из простых стражников рискнет остановить человека, их произнесшего: слишком уж велик страх этих служак перед всемогущим и грозным хэрдом.

— Куда едем? — выкрикнул Мораддин, поворачиваясь к Конану. Только что позади остался еще один пост стражи, рассыпавшейся в стороны, едва заслышав голос бывшего начальника тайной службы государя.— У тебя есть надежное убежище?

— Еще бы! — гаркнул Конан.— Гони за мной!