Донн Кортес
«Ангел-истребитель»
Посвящается Жюли, которая рассказала мне о слезах русалок
ОТ АВТОРА
Мне бы хотелось выразить благодарность следующим лицам: моему агенту Люсьенне Дайвер — за неизменную заботу обо мне; редактору Кевину Смиту; Крису и Никки — за помощь с компьютером; всей тусовке «Ванкуверских Чудиков» — за поддержку самого разного толка, техническую и всякую другую; кафетериям «Темплтон» и «У Бродвея» — за предоставленную атмосферу, официанток ослепительной красоты и бессчетные чашки кофе; а также всем тем, кто поверил мне, держался рядом и обращался со мной не хуже, чем я — с ними.
Отдельное спасибо Койоту: от одного рассказчика другому.
Часть первая
ВДОХНОВЕНИЕ
…Между тем Страдание стихией нашей станет… Мильтон. «Потерянный рай»
ГЛАВА 1
Ночь на Бульваре выдалась не ахти, и Сюзанна заулыбалась, увидев подкатывающий к ней «таурус» последней модели, на номерной пластине которого красовался значок аренды. Взятая напрокат машина обещала иногороднего бизнесмена с зудящей кредиткой в кармане, страдающего от одиночества в гостиничном номере. Может, удастся по-легкому заработать сотню долларов, а то еще, чем черт не шутит, и двадцатка сверху обломится. Стало быть, Сюзанна сможет скинуть на несколько минут эти чертовы туфли и отправиться куда-то, где ледяной ветер оставит в покое ее соски, успевшие превратиться в два твердых ластика. Нагнувшись, она просунула голову в окно с пассажирской стороны. Парень за рулем удивил ее: моложе, чем она ожидала, с обритой наголо головой, неряшливой бороденкой и хромированными колечками в обеих бровях и нижней губе.
Уличным шестым чувством Сюзанна успела взвесить и оценить его за те мгновения, что ушли на улыбку. Еще недавно от мужиков с подобной внешностью лучше было держаться подальше; нынче же, кажется, у всех, кому еще не стукнуло тридцать, непременно проколото хоть что-нибудь. У самой Сюзанны на пупке болталось такое же колечко.
Какого хрена. Может, у него есть немного кокаина.
— Эй, — сказала она. — Ищешь подружку?
— Не-а, — ответил парень за рулем «тауруса», отразив улыбку Сюзанны. — Дай, думаю, подкачу поближе, послушаю лекцию о современной моде.
Она хохотнула, не сдержавшись. На ней был совершенно новый, с иголочки, наряд: мини-платье из черного латекса и каблуки в десять сантиметров высотой. Они отлично подчеркивали длинные ноги Сюзанны и ее черные волосы до пояса, но она никак не ожидала, чтобы какой-то стручок уделил ее одежде больше внимания, чем конфетной обертке.
— Угу, — сказала она. — Я уже знаю, что будет хорошо на тебе смотреться.
— Что, например?
— Я.
Хмыкнув, он кивнул, блеснув зелеными отсветами от приборной доски на колечках пирсинга.
— Отлично. Я в деле.
— Пока еще нет, — промурлыкала Сюзанна. — Но скоро там будешь.
Открыв пассажирскую дверцу, она скользнула внутрь. Машина гладко отошла от парапета.
— Меня звать Тодд, — представился водитель.
— Сюзанна.
— Мне уж почудилось, что сейчас ты отправишь меня подальше, — заметил Тодд. — Что, не похож на владельца золотой кредитки?
— Не сразу тебя разглядела. Девушке осторожность не помешает, знаешь ли.
— Еще бы, врубаюсь. Вокруг полно уродов…
Потом он курил, лежа в гостиничной постели. Вот это было круто. Конечно, не сравнить с тем самым, но все равно очень круто.
Он забросил ладони за голову и сладко вытянулся. И ведь глупая сучка ничего не заподозрила. Решила, будто я — мистер Нормальный. Ха!
Приоткрылась дверь ванной, и оттуда вышла Сюзанна, уже в мини-платье, но босиком. Наклонившись, подняла с пола туфли на каблучках-стилетах.
— Ты был великолепен, Тодд, — сказала она. — Пойду подожду такси внизу, ладно?
— Конечно, — лениво усмехнулся Тодд. — Слышь, у меня в городе дел еще на пару дней… телефон у тебя имеется?
— Я оставила визитку у раковины. На ней номер пейджера, — ответила Сюзанна, с гримасой натягивая сапоги. — Закатишь вечеринку, звони, не стесняйся.
Она уже сделала шаг за дверь, когда он крикнул вслед:
— Эй, погоди-ка!
Она обернулась. Тодд небрежно кивнул на столик у двери.
— Ты хоть допей до дна…
Сюзанна взяла стаканчик виски с водой, который он налил ей, и проглотила остатки.
— Спасибо, — сказала она. — Это меня поддержит.
— А всех остальных свалит с ног, — заулыбался он в ответ.
Когда дверь уже закрывалась, до Сюзанны вновь долетело:
— Эй! Будь поосторожней! Вокруг полно уродов!
Щелк.
Голый, он вскочил с постели и метнулся к двери. Выдернув салфетку из коробочки на столе, он осторожно обернул ею стаканчик, из которого пила Сюзанна.
Подняв его к ночнику у постели, он прищурился, рассматривая отпечатки пальцев на стекле. И так ясно, сгодятся вполне.
— Еще бы, — пробормотал он. — Уроды так и кишат…
Проститутку звали Никки. Ей было тридцать с небольшим, хорошенькая, с длинными светлыми волосами. Косметика маскировала морщинки. Загаром Никки обзавелась в кабинке ультрафиолетового облучения, а улыбку отточили долгие годы постоянной практики; цепким взглядом и голубой радужной оболочкой она напоминала сиамскую кошку-недотрогу. Белые брюки в обтяжку, черный топик с завязками на спине, выставленный напоказ плоский живот — Никки старалась держать себя в форме; похоже, она была из тех, кто следит за своим телом, подобно солдату, содержащему казенное оружие в идеальном порядке.
На ногах у Никки была парочка стильных белых кроссовок на толстой, не меньше десяти сантиметров, подошве. Единственное украшение — увешанный амулетами браслет-цепочка на запястье. Она непрерывно жевала резинку, периодически выдувая большие розовые пузыри совершенно одинакового оттенка.
Никки работала на улице с той поры, как ей стукнуло семнадцать; она как свои пять пальцев знала всю механику здешней жизни. Первым делом после прибытия в город надлежало отыскать круглосуточное кафе, где собирались работающие девушки (неподалеку от Бульвара всегда имелось такое заведение), и быстренько сориентироваться в условиях. Она и прежде заглядывала в Сиэтл, но времена меняются; не зная броду, не суйся в воду. Ей не хотелось встрять в скандал, нарушая границы чужой территории.
Подъехал черный автомобиль. Никки нагнулась, чтобы бросить несколько слов в окно на пассажирской стороне, затем села в машину, и та тронулась с места.
Не прошло и секунды, как из аллеи вывернул желтый фургон. Он пристроился в хвост черному автомобилю и последовал за ним на таком расстоянии, что это не вызвало никаких подозрений.
Никки развернулась на сиденье, окидывая водителя холодным взглядом. Среднего возраста, блондинистый, лысеющий. Типичный. Измятый костюм сильно выбивался из моды, а в салоне пахло давно выкуренным табаком.
— Итак, Стэнли, — произнесла она. — Что тебе по вкусу?
— Я, это… в общем, ничего необычного. И знаешь, зови меня Стэном.
— Ладно, Стэн… А чем мы балуемся обычно?
— Ну хорошо… Прости, мне не нужны лишние проблемы. Ты ведь… ты не работаешь в полиции, а? Я слыхал, порой они маскируются под…
— Вот, значит, в чем дело? О\'кей.
Протянув руку, она запустила ладонь под брючный ремень Стэна. Тот ахнул от неожиданности, но руки она не отдернула.
— Думаешь, копы на такое способны?
— Н-нет, наверное, — смущенно улыбнулся Стэн.
Улыбнувшись ему в ответ, Никки выдула большой розовый пузырь.
Ну вот, думал Тодд, бросая на пол спортивную сумку. Хорошо вернуться домой.
Не то чтобы «дом» его представлял собой что-то особенное. Квартира-студия с раздвижной кроватью, рабочим столом, платяным шкафом и крохотной кухонькой в углу, где одновременно не могло поместиться больше двух человек. Он ничем не стал украшать пустые белые стены, а небольшое пространство, оставленное для обеденного стола, отвел под стоянку горного велосипеда. Есть Тодд предпочитал в ресторанчике или делал это над раковиной.
Квартира служила в основном для сна, да еще для хранения самого ценного его имущества, к которому он сразу и направился. То была линия его жизни, дверь в Реальный Мир.
Расслабиться он смог, лишь усевшись и введя пароль доступа. Потянулся, зевая. Перелет вышел долгим, но тут уж ничего не поделаешь. Приходится делать свое дело. Иногда и кое-что дополнительно обломится… Он усмехнулся, вспомнив о ногах шлюхи, зажавших его поясницу.
Он нырнул в информационный поток «паутины» с тою же яростной радостью, с какой сноубордист штурмует Маттерхорн. Размытые графические элементы проносились мимо, когда он перескакивал с одного веб-сайта на другой, проверяя сообщения, слухи, сплетни. У веб-сайтов были названия вроде «Зал Славы серийных убийц», «Мясорубка» и «Монстры XX века»: знакомые, как местный овощной рынок, и столь же унылые.
Пора заняться делом.
Чат был расположен на сайте под названием «Волчьи угодья». Он сам разработал систему, специальный сервер, доступный только пользователю, владеющему замысловатыми алгоритмами дешифровки, и только после нескольких сбивающих со следа петель маршрутизации сообщений. Он вошел в систему под своим собственным именем (не Тодд, разумеется: псевдоним был фальшивкой, как и то имя, которым назвалась шлюха) — настоящим именем, которое он придумал себе сам: Джинн-Икс.
Экран поделился на три горизонтальные цветные полоски: черную, красную и белую. На самом верху элегантным шрифтом было написано слово «Обсуждение». Имя Джинна-Икс появилось в правом углу черной, верхней полосы. Слева возник рисунок: кричащая женщина с завязанными глазами; пока он печатал, рот ее двигался, выталкивая слова, написанные кроваво-красным шрифтом с подтеками.
ДЖИНН-ИКС: Эй, друзья-охотнички… похоже, уже очень скоро в нашей Стае появится новый хищник!
В правом углу второй полосы, отливавшей всеми оттенками красного, стояло имя Гурман. Слева появилась его иконка: мясницкий нож, вновь и вновь вскрывавший череп и выставлявший напоказ маленький серый мозг. По мере того как Гурман печатал, на экране медленно материализовывались жирные черные буквы, словно проступавшие из алого тумана.
ГУРМАН: Инициация уже состоялась?
ДЖИНН-ИКС: Нет пока, но овца уже на алтаре — прошлой ночью я отправил ее данные.
Третья полоса на экране сверкала чистой белизной. Красиво выписанное имя в углу — Дорожный Патруль. Хозяин этого имени в своих сообщениях пользовался тем же шрифтом: рукописным, но достаточно простым и удобным для чтения.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Кто-нибудь уже просматривал последнее сообщение от Патрона?
Джинн-Икс расплылся в улыбке. «Отлично! Виртуоз горя возвращается…»
ГУРМАН: Еще нет. Сколько трупов?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Всего пять.
ДЖИНН-ИКС: Когда речь идет о Патроне, количество не имеет значения, и вы оба это знаете. Все дело в том, как он с ними расправляется. Минутку, сбегаю посмотрю.
Он переключился на другую страницу сайта. По мере чтения выражение крайней заинтересованности на лице Джинна-Икс сменилось шоком и, чуть погодя, благоговейным трепетом. «Ни хрена себе…» — восхищенно прошептал он. С жадностью прокрутил он окно до самого конца и поспешил вернуться на страницу чата
ДЖИНН-ИКС: Невероятно. Вы видели? «Захлебнулась в крови младшего ребенка». Черт подери.
ГУРМАН: Он просто гений.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Он чудовище. Даже по нашим меркам.
Джинн-Икс покачал головой и откинулся на спинку стула.
— Он и то, и другое, парни, — тихо сказал он. — И то, и другое.
Дом Стэна был двухэтажным, причем первый этаж выстроен вровень с землей; он казался в точности таким же, как и любой другой дом в этом пригородном тупичке, — белый с красной черепицей на крыше, он был обнесен аккуратной, выкрашенной в такой же белый цвет железной изгородью с частыми каменными столбами, на верхушке каждого из которых довольно осклабился лев.
Автоматика распахнула дверь гаража при приближении автомобиля. Фургон остановился в квартале поодаль.
Никки последовала за Стэном из гаража в прилегающую кухню. Бежевый линолеум на полу, кухонная техника с пластиковыми вставками золотистого, «урожайного» оттенка. Столешницы из жаростойкого материала, солнечно-желтый цвет которого не совсем гармонировал с холодильником и духовой плитой. Раковина забита грязной посудой, но в остальном чисто. Влажные подошвы кроссовок Никки посвистывали на линолеуме.
— Спальня у меня там, — сказал Стэн. Казалось, напряжение отпустило его. Все они одинаковы, родные стены добавляют им уверенности. Никки прошла за ним по короткому коридору.
Сама спальня не обманула ожиданий: безликая, незаправленная широкая кровать, стопка несвежей одежды на стуле у окна. Наглухо запахнутые тяжелые шторы на окне. В комнате витает мускусный запах — смесь нестиранного белья и застоявшегося воздуха.
— Может, вымоешь сперва руки? — спросил Стэн. — Прежде чем начать? Ванная прямо тут.
Он показал пальцем. Дверь в ванную соседствовала с коридором и открывалась внутрь.
— Само собой. А ты пока устраивайся поудобнее.
Он бесшумно обошел дом. Все подступы на замке, но ему удалось отыскать раздвижную стеклянную дверь, ведущую на открытую веранду. Из висевшего на плече набора инструментов он выудил стеклорез. Вырезать на стекле круг, выдавить его, сунуть внутрь руку и отпереть дверь — на все ушло не более минуты.
Он сунул стеклорез в соответствующий кармашек и достал нечто, формой и размером напоминавшее электробритву. На всякий случай проверил: голубая искра пробежала по электродам там, где обычно расположены вращающиеся лезвия. Держа парализатор наготове, шагнул через порог.
Никки вошла в ванную, оставив дверь открытой.
Узкая, навевающая клаустрофобию ванная была полностью отделана белой плиткой. Ни крючков, ни полотенец, никаких зеркал или окон. Углубленный в потолок плафон лампы, а над унитазом — встроенный вентилятор. Была здесь и ванна с душевой насадкой, но без занавески. Каких бы то ни было туалетных принадлежностей тоже не было, не считая закрепленного на стене почти закончившегося рулона с туалетной бумагой.
Раковина крепилась к дальней от входа стене, так что Никки пришлось пройти через всю ванную, чтобы вымыть руки. Она сморщила нос; пахло здесь не лучше, чем на подземной парковке.
Осмотревшись, Никки повернула кран над раковиной. Никакой воды.
— Эй, твоя сантехника не пашет…
Дверь с силой захлопнулась. На внутренней ее стороне висел плакат с изображением отчаянно вцепившегося в ветку котенка и ободряющей подписью: «Держись изо всех сил!»
— Стэн?
Она подергала ручку. Заперто. Оглянулась по сторонам, вытащила мобильник из сумочки и нажала на кнопку. На дисплее появилась надпись: «Нет покрытия».
Из спальни донесся громкий удар. Никки сунула мобильник обратно в сумочку и вынула оттуда пистолет 38-го калибра.
— У меня пушка, Стэн. Отопри дверь, или я разнесу на хрен замок.
За дверью раздался скрипучий голос. Казалось, кто-то шепчет в портативный мегафон, на максимуме громкости:
— Стэнли тут нет. Он сейчас… занят.
Никки выстрелила Дверная ручка была сверхпрочной модели, разработанной для вокзалов и заводов; отскочив от нее рикошетом, пуля расколола плитку рядом с душевой насадкой.
— Давай, стреляй в дверь, — проскрипел голос. — Сколько у тебя еще зарядов?
Постояв без движения, Никки заколотила в дверь рукоятью пистолета Звон металла Она провела пальцами по выбоинам в недавно выкрашенной обшивке и медленно кивнула.
— Загляни под плакат, — прошептали за дверью.
Она сорвала постер. Под ним оказалось шесть приклеенных к двери фотографий; три черно-белых снимка (сделанные, очевидно, с экрана телевизора) демонстрировали запись укрепленной над дверью камеры слежения. На снимках три разные женщины, похоже проститутки, и все с длинными светлыми волосами. Первая озадаченно смотрела на сотовый телефон в руке; вторая гневно била в дверь зажатым в кулаке пистолетом; третья, с потеками туши для ресниц на щеках, была обнажена и умоляла пощадить ее, молитвенно сложив ладони.
Три других снимка были сделаны цветным «Поляроидом». На них — те же женщины, но с перерезанным горлом.
Никки задрала голову. Теперь, уже зная, где находится камера, она разглядела ее — крошечное отверстие прямо над дверью. Вытащив изо рта резинку, она заклеила его.
Раздалось тихое шипение газа, начавшего поступать в комнату из душевой насадки.
— К какому типу тебя отнести? — шепнул голос.
— Скажу, если перекроешь газ, — спокойно ответила Никки.
— Мы ведем переговоры. Это хорошо. Предпочитаю именно таких. Честно говорю: стервы не в моем вкусе. Убери жвачку, и будем считать, что договорились.
Так она и сделала. Шипение смолкло, оставив едкий запах. Никки старалась не делать глубоких вдохов, но в носу все равно защипало.
— Видишь? Я разумный человек. Говори.
— Что ты хочешь услышать?
— Предложи мне что-нибудь.
— Полагаю, на простом минете ты не успокоишься, так?
Смех, разбавленный щелчками электростатики.
— Придумай что-нибудь получше. Другие предлагали, что станут моими рабынями, будут трахаться с собаками, жрать собственное дерьмо. Одна предложила вместо себя свою лучшую подругу.
— Но были и такие, что не предлагали ничего?
— А, угрозы… Они все говорят одно и то же: «Мой бойфренд большой человек в мафии», «На самом деле я из полиции», «У меня СПИД». Впрочем, одна наложила на меня проклятие вуду — это было действительно забавно. Но рано или поздно все угрозы сменяются мольбой.
— Хоть кого-нибудь отпустил? — спросила Никки.
— А ты сама как думаешь?
— Думаю, я с удовольствием выдерну один из твоих ногтей, — глубокомысленно протянула Никки. — Нет, два ногтя.
— Вот это уже наглость…
— Знаю, знаю. Обычно всю работу я оставляю ему: он порой выделывает такое, что я даже не могу стоять рядом. Но ты, дружок… Ради тебя я сделаю исключение.
— И кто, интересно знать, этот «он»? Здоровенный мужик с плохими манерами, что уже несется к тебе на помощь в своем сияющем «кадиллаке»?
— Да нет же, черт. Он занят тем же бизнесом, что и ты, Стэнли.
— Что?
— Он убивает людей. Медленно.
— Ну еще бы…
Из динамика донесся громкий щелчок, сопровождаемый тяжелым ударом чего-то твердого в дверь ванной.
— А вот и он сам… — сказала Никки, выуживая из сумочки пачку сигарет.
Дверь неторопливо отворилась. На пороге стоял ее партнер с парализатором в руке. Потерявший сознание Стэнли скорчился у его ног.
Прикурив, Никки посмотрела на Стэнли. Скорбно покачала головой.
— Его зовут Следователь, козел несчастный. Мне тебя почти жаль.
И с силой пнула лежащего в голову.
— Почти, — проворковала она.
Очнувшись, Стэнли обнаружил себя голым и привязанным к стулу в собственной кухне. Под стулом расстелено прорезиненное полотнище. Запястья примотаны к коленям. Рот наглухо заклеен липкой лентой.
Вошел Следователь, несший черную сумку, которую он поставил на табурет и открыл. Ему около тридцати; отросшие темно-русые волосы давненько не знали расчески. Одет в черный кожаный плащ. Следователь начал опустошать сумку, аккуратно раскладывая на столе ее содержимое.
Коробка одноразовых хирургических перчаток.
Маленькие тиски, резак и пара плоскогубцев.
Садовый секатор.
Ножовка по металлу и молоток с круглым бойком.
Упаковка бритвенных лезвий, пластиковый мешочек с рыболовными крючками и коробка поваренной соли.
Флакон с бензином для зажигалок, банка «Драно» и большая полая игла.
Электрический нож.
Пропановая горелка.
Последними он достал из сумки маленький диктофон и полдюжины кассет.
— Начнем, пожалуй, — спокойно произнес он, натягивая хирургические перчатки. Сунул кассету в диктофон и нажал клавишу записи.
— Вернемся к самому началу…
Протянув руку, он сорвал липкую ленту с лица Стэнли.
Другой рукой он взял со стола ножовку.
Она нашла их в обувной коробке в шкафу — восемь белых льняных салфеток, аккуратно сложенных треугольниками, каждая в своем застегивающемся пакетике. В середине каждой салфетки алел отпечаток губ, запечатленный на ткани поцелуй.
Никки внимательно изучила их. На обратной стороне каждого пакетика стояла одна буква, выведенная несмываемым маркером. Обнаружив среди прочих букву «Джи», Никки резко втянула воздух.
— «Джи»… Женевьева? Это ты?
Присев на кровать, она стянула с головы светлый парик, бросила рядом. Она смотрела на салфетку сквозь прозрачный пластик, разглядывая поцелуй и ведя по его контуру кончиком пальца. Внезапно Никки охватила чудовищная усталость, будто ее тело вдруг прибавило в весе на целую тонну.
— Ох, Дженни. Надеюсь, ты сейчас в лучшем мире, родная. Надеюсь, тебе от этого легче.
Из кухни донесся приглушенный вопль, в котором слышалось отчаяние агонии.
Никки затушила сигарету в большой пустой пепельнице, стоявшей у изголовья кровати. Пакетик с салфеткой соскользнул с ее коленей; опустив голову, она прижала к лицу обе ладони.
— Я знаю, что ты лжешь.
— Нет! Нет! Богом клянусь!
— Все вы предсказуемы, в точности как и ваши жертвы. Сначала вы заявляете, что вообще не собирались делать ничего плохого, что это просто была такая игра. Потом вы строите из себя крутых парней, говорите, что у меня нет доказательств, угрожаете судом. Когда и это не срабатывает, вы пробуете подкуп и только потом начинаете молить о пощаде.
— Я говорю правду, пожалуйста, о господи…
— И вот тогда начинается новый этап. — Следователь потянулся вниз, выбрал бритвенное лезвие. Придвинулся, не сводя со Стэна внимательных глаз. — Вы начинаете лгать. Сообщаете нечто такое, что мне придется пойти и проверить самому, потому что у вас остался единственный выход — тянуть резину.
Он запихнул в рот Стэнли тряпку, чтобы приглушить его крики, и принялся за работу быстрыми, точными взмахами бритвы. Кожа легко отделялась от мышц. С помощью рыболовных крючков он закрепил ее края на кончиках ушей Стэнли.
— Учти, этот этап мы уже миновали. Теперь тебе придется рассказывать мне правду.
Стэнли кивнул. Из его глаз брызнули слезы, и он сдавленно замычал, когда соленые струйки побежали по сырому, выставленному напоказ мясу его щек.
— Считай это демонстрацией, — произнес Следователь, поднимая со стола коробку соли.
Потянулся за кляпом во рту Стэнли, затем замер. Два отворота кожи, растянутой по обе стороны лица, с их рисунком красных и голубых вен, поразили его гротескной красотой; они напоминали крылья мясной бабочки, тельцем которой служил нос Стэнли.
Покачав головой, Следователь вынул кляп.
— В холодильнике, — взвизгнул Стэнли. — Загляни в холодильник, я сделал это для инициации. Я расскажу все, что знаю, только, пожалуйста, не убивай меня…
И Стэнли поделился с ним некими весьма интересными сведениями.
Семь часов спустя
Протянув затянутую в окровавленную резину руку, Следователь немного приоткрыл шторы спальни, впуская внутрь лучик поднимающегося солнца. Стояло раннее утро. Мальчишка-почтальон развозил газеты. В доме через улицу мать семейства поцеловала на прощанье мужа, спешащего подвезти детей в школу. Следователь смотрел на них с сожалением.
Никки сидела за столом на кухне. На крышке стола были рассеяны всевозможные инструменты со следами крови.
— Знаешь, чем она любила заниматься в свободные дни? — спросила у Стэнли Никки. — Без всякого макияжа, в мешковатых шмотках, в бейсболке выходила на улицу и пробовала знакомиться с парнями. Серьезно говорю. Она не пошла бы в таком виде в бар, но любое другое место годилось: парк, библиотека, какой-нибудь хренов магазин на углу. Говорила, ей хочется познакомиться с человеком, в голове у которого было бы что-нибудь кроме траханья. Я сто раз ей говорила, всем мужикам только это и нужно… единственная разница между ними состоит в том, что некоторые готовы за это платить. К счастью для нас.
Она помолчала, доставая сигарету.
— Если только не появится придурок вроде тебя, Стэнли, и не накроется все наше счастье.
Никки прикурила, зажав зажигалку дрожащими пальцами.
— Я миллион раз репетировала слова, которые собиралась тебе сказать, сукин ты сын. Что я скажу, когда наконец доберусь до тебя. А теперь нет уже никакой долбаной разницы, скажу я их или нет. — Покачав головой, она невесело фыркнула.
— Но я все-таки скажу кое-что. На самом деле ее звали Джанет, а не Женевьева, и… люди любили ее. Она была хорошим человеком. Ей нравились веселые диско-ритмы, она обожала ходить по магазинам, а еще она любила старые машины пятидесятых и пить пиво, и она вовсе не была дурацким трофеем, который ты засунул в коробку из-под ботинок после того, как убил ее, больная ты скотина!
Одно из глазных яблок Стэна свешивалось из глазницы. И нелепо закачалось на щеке, когда он вздрогнул от ее крика.
— Убейте меня… — пролепетал Стэнли.
— Всего-то? Нет проблем, мать твою!
Схватив резак, она занесла его над головой.
Прежде, чем она могла опустить орудие, Следователь перехватил ее руку.
— Нет.
В ярости Никки развернулась к нему:
— Какого еще хрена? Ты сказал, что закончил с ним!
— Так и есть. Но я не могу позволить тебе сделать это.
Слезы гнева и скорби омыли лицо Никки.
— Он убил мою подругу, черт тебя возьми!
— Знаю. Но мы заключили договор, согласившись работать вместе. Ты берешь на себя одну часть риска, я — другую.
Она свирепо уставилась на него, но затем разжала пальцы, выпуская резак.
— На твоих руках не должно быть крови, Никки. Даже его крови.
— Ладно, ладно. — Она смотрела прямо в глаза Следователю. — Но теперь… я хочу видеть.
Следователь удерживал ее взгляд, не меняясь в лице.
— Хорошо.
Без всякого предупреждения он повернулся и с силой всадил резак в череп Стэнли.
Даймунд и Фимби подъехали к дому Стэнли в пятнадцать минут четвертого. В конце тупика сгрудились три полицейских автомобиля, фургончик коронера и передвижной телетранслятор. На дальней стороне улицы стояли соседи, сбившиеся вместе, маленькой нервной группкой.
Даймунд был старшим детективом. До выхода на пенсию ему оставалось совсем ничего, он был высок и неуклюж, тонкие седые волосы, по обыкновению, зачесаны назад.
Фимби подчинялся ему. Его тело и лицо напоминали формой грушу, над мясистой челюстью нависали усы подковкой, цвета перца пополам с солью. На обоих — отсвечивавшие медью пальто и шляпы — не столько стиля ради, сколько для защиты от дождичка, вечно моросившего в Сиэтле.
— Наверняка это он, — проговорил Даймунд, едва они прошли в дом, сверкнув жетонами перед лицом охранявшего дверь патрульного.
— Да ничего подобного, — ответил Фимби.
— Должно быть, он.
— Этого просто не может быть.
Войдя в кухню, они увидели тело. И, замерев, с секунду впитывали увиденное.
— О\'кей, — произнес Фимби. — Это и впрямь он.
— Ну еще бы.
Даймунд нагнулся, чтобы поближе взглянуть на труп, пока Фимби привычно натягивал резиновые перчатки.
— Точно, он. Следователь, — вздохнул Даймунд. Фимби поднял одну из пяти магнитофонных кассет, аккуратной стопочкой сложенных на столе.
— Четыре записаны полностью, — отметил Фимби. — По девяносто минут каждая. Шесть часов.
— Единственная его черта, о которой нам известно, это методичность.
Еще один патрульный с бледным лицом вошел на кухню, старательно избегая смотреть на то, что осталось от Стэнли.
— Детектив? Мы нашли второй труп.
Они последовали за ним в дальнюю комнату, где полицейский фотограф уже колдовал над распахнутым настежь холодильником. Даймунд и Фимби заглянули внутрь.
Тело было юным, обнаженным, женским. Ей перерезали горло.
— Не хватает правой руки, — сказал Фимби.
— Не очень-то похоже на стиль Следователя, верно? Наверное, тот мужик в кухне постарался… Думаю, узнаем точно, прослушав записи.
— Детектив? — позвал патрульный. Он был молод, с оспинами на щеках и с коротким ежиком светлых волос на голове. — Почему вы называете его Следователем?
— Ты что, газет не читаешь? — удивился Даймунд.
ГРОЗА СЕРИЙНЫХ УБИЙЦ НАНОСИТ НОВЫЙ УДАР!
«УИКЛИ УОРЛД НЬЮС», 4 июня 1999 г. — Сиэтл, Вашингтон.
Самозваный член «комитета бдительности», известный как Следователь (так его окрестили потому, что он раскрывает оставшиеся нераскрытыми дела об убийствах), на этой неделе вновь напомнил о себе, положив конец кровавому списку очередного маньяка — Стэнли Дюпреи, которого полиция называет убийцей восьми местных проституток. Об обстоятельствах смерти самого Дюпреи ничего не сообщается, хотя утверждают, что в момент обнаружения его тело пребывало в столь же плачевном состоянии, как и тела других жертв Следователя.
Смерть Дюпреи стала уже четвертой в ряду убийств, совершенных Следователем, с присущей ему жестокостью воздающим по заслугам серийным убийцам. Полиция по обе стороны границы США и Канады пока пребывает в растерянности относительно личности подозреваемого, о которой у властей в лучшем случае имеются лишь самые смутные догадки.
Некоторые источники утверждают, что полиция не особенно стремится найти и обезвредить Следователя. «Черт, да зачем нам это надо? — говорит офицер полиции, просивший не называть его имя. — Он помогает нам выполнять нашу работу. Зачем же тратить деньги налогоплательщиков на то, чтобы остановить человека, который делает то, что нам не под силу? Многие из нас сожалеют, что мы сама не можем действовать его методами. Вместо того чтобы тратить миллионы на этих недоносков — ловить их, судить и содержать в заключении, — этот парень сразу карает их той смертью, которой они заслуживают».
Вопрос лишь в том, как ему это удается. Неужели полиция, со всеми доступными ей ресурсами, настолько некомпетентна, что превзойти ее способен и целеустремленный одиночка, причем уже четырежды? Или же истина еще неприятнее? Не является ли Следователь одним из бывших служителей закона, наплевавшим на этот закон полицейским, решившим взять орудие воздаяния в собственные руки?
По мнению некоторых, это объясняет не только неохоту, с которой полиция ведет поиски Следователя, но также и его поразительную способность находить свои жертвы. Если он обладает доступом к полицейским архивам, то у него на руках должен быть целый список подозреваемых. Ему остается лишь выбирать.
До сих пор Следователь нес смерть лишь достойным всяческого порицания убийцам. Но даже полиция совершает порой ошибки; что, если такую ошибку совершит сам Следователь?
Каждому из нас остается только уповать на то, что наших имен нет в его «черном списке».
* * *
Чарли Холлоуэй откинулся, зевая, на спинку кресла; денек выдался долгим. Взгляд Чарли упал на его собственный портрет, висевший на стене напротив рабочего стола, и он задумался, сколько еще времени пройдет, прежде чем его лицо перестанет напоминать запечатленные там черты. Конечно, заменяющая нос большущая картофелина останется с ним до конца, но волосы — пышная шевелюра на портрете — уже изрядно поредели и не могут похвастать таким иссиня-черным цветом. Лицо утяжелялось с течением лет, а голубые глаза (которые всегда были самой привлекательной чертой Чарли, как однажды заметила его мать) в последнее время все чаще прятались за стеклами очков.
— Все-таки жаль, художник, написавший портрет Дориана Грея, не один из моих клиентов, — сокрушенно вздохнул Чарли. — С другой стороны, это полотно когда-нибудь будет стоить кучу денег…
Его фантазии грубо прервал телефонный звонок.
— Привет, Чарли Холлоуэй на проводе.
— Чарли.
— Джек? Эй, а я только что вспоминал о тебе. — Голос Чарли немного притих, нисходя с приподнятого дружеского тона до озабоченного. — Как ты?
— Я… Не знаю. Все в порядке, наверное.
— Давненько от тебя не было весточек. Чем-то был занят?
— Да Занят, вот именно.
— Работал, надеюсь?
— Не совсем.
— А… Вот это скверно, — проговорил Чарли, качая головой. — Знаешь, не хочу тебя подталкивать, Джек, но…
— Прошло уже три года. Нужно двигаться дальше.
Вздохнув, Чарли потер переносицу.
— Нет, я не об этом. Произошла кошмарная трагедия, Джек, и это случилось не только с ними, это случилось и с тобой тоже. Я не пытаюсь свести все к банальностям или кормить тебя всеми этими новомодными баснями о внутреннем мире…
Вошел секретарь с папкой под мышкой. Фальми считал себя готом; он был тощ как щепка, его черные как смоль волосы были подстрижены колючими клочьями, а кожа своим цветом напоминала ванильное мороженое. Глаза Фальми подводил черным карандашом, а по шее к уху тянулась татуировка — замысловатый кельтский орнамент. Чарли в жизни не видел на своем секретаре одежды любого другого цвета, кроме черного — или, в крайнем случае, серебристого. Сегодня это черные джинсы, черная футболка и проклепанные кожаные перчатки по локоть.
— Чарли? — позвал секретарь высоким, с гнусавинкой голосом.
— Секунду, Джек. Что там еще?
— Подпишись под этим манифестом.
Раздраженно хмыкнув, Чарли взял протянутую папку с бумажкой на зажиме и поставил росчерк. Для истинного гота Фальми был чересчур повернут на анальной тематике, но вместе с тем поразительно педантичен, и Чарли это ценил. Он протянул папку обратно, и Фальми выскользнул из кабинета.
— Извини, Джек Я хотел сказать, что боль, которую ты носишь в себе… ну, это нечто настоящее. У нее есть вес, глубина, а еще она ядовита. Если не удастся найти способ избавиться от нее, она сожрет тебя заживо.
— Тебе бы книги писать, Чарли.