КОНАН И ОБИТЕЛЬ ДРАКОНОВ
Патрик Корриган
ЗАКОН СТАИ
Глава первая
В вечернем небе уже сгустились сумерки, когда в межгорную долину вползла тяжелая черная туча. Где-то вдали зарокотал гром. Порывы ветра принялись безжалостно трепать деревья в оливковой роще, ломая цветущие ветви, и вскоре в небе уже кружил снегопад из оборванных лепестков. Степой хлынул дождь.
Дозорные на стенах старого замка сначала обрадовались, грозе — им опостылела удушливая жара, безраздельно царившая и этих местах последнее время. Они срывали с себя одежду, запрокидывали к небу липа и подставляли разгоряченные зноем тела под освежающие струи воды. Но вскоре радость стражников пошла на убыль.
Дороги вокруг замка превратились в полноводные реки, тропинки — в ручейки, и уже казалось невероятным, что там, где все теперь пребывало во власти бушующего потока, недавно была иссушенная солнцем земля с пожелтевшей чахлой травой.
Наконец настал миг, когда стражники решили перебраться в башню: сухо и обзор не хуже. Да и было бы чего опасаться — в такую-то непогоду хозяин собаку на двор не выгонит — какие тут злоумышленники! Так думали стражники. И ошибались.
Прячась в тени старых стен, к подножию главной башни подкатила обтянутая плотной холстиной повозка. Из-под полога выскользнула человеческая фигура, с головы до ног закутанная в серый плащ. Каждый шаг давался человеку с трудом. Сапоги, полные воды, громко чавкали, раскисшая почва выскальзывала из-под ног. Понурая лошадка испуганно вырывалась из рук возницы при каждом новом раскате грома, колеса повозки увязали в грязи.
Все это вызывало естественное негодование, и с уст выбивающегося из сил человека то и дело срывались длинные витиеватые ругательства. Проклятия были отнюдь не грозными — скорее жалобными и плаксивыми. В них звучало робкое обращенье к богам, с просьбой прекратить творящееся безобразие. При этом жалобщик совершенно упускал из виду, что именно разгулу стихии он и обязан своим здесь беспрепятственным появлением.
Уныло посмотрев на каменную кладку стены, человек развернул телегу и подставил под дождь ладонь, втайне надеясь, что боги услышали его мольбы, и гроза вот-вот прекратится. Но ливень не ослабевал. Человек вздохнул и сдернул с повозки холстину, обнажая прятавшееся под ней хитроумное устройство.
Затем, ловко приладив к конструкции подзорную трубу с прозрачным кристалликом горного хрусталя, направил ее на единственное освещенное в замке окно. В трубу он разглядел глубокую черную трещину, зияющую прямо над оконной нишей. С уст человека сорвалось одобрительное мычание. Он потянулся к рычагу.
Внезапно рука его замерла, а на лице возникла недовольная гримаса: при расчетах не были учтены сила дождя и ветра. Пришлось перенастраивать машину. После долгих мучительных трудов, сопровождавшихся нетерпеливым поскуливанием, он закончил свою работу… Теперь все казалось в порядке, и рука плавно потянула за рычаг. Раздался щелчок освобождаемой пружины, и вверх, навстречу нескончаемым струям воды, понесся гарпун, увлекая за собой пеньковый канат, конец которого был прикреплен к хвостовой части оружия. Разматываясь, зажужжала, разбрасывая во все стороны брызги, бобина. Завершив полет, гарпун впился в стену, попав точно в трещину. Стрелок подергал за бечевку и удовлетворенно хмыкнул. В яблочко!
В следующий миг к канату был прикреплен ранец с замком. Человек запрыгал на месте, пытаясь освободиться от насквозь промокшего плаща, а когда ему это удалось, накинул на себя ремни ранца и принялся крутить оказавшееся па груди колесико. Подъем начался.
Звали этого умельца Тиврано, но в последнее время к нему обращались по кличке Клок Шерсти — в банде «волков», членом которой он состоял, не принято было употребление настоящих имен.
До того как встать на путь разбоя, Тиврано, будучи крестьянином, заслужил репутацию завзятого неудачника.
За какое бы дело он ни брался — заканчивалось оно неизменно плохо. Неурожай на его скудном поле считался обычным явлением, кролики дохли не реже двух раз в год, жена попалась злющая и сварливая, детей не прижили. Как говорится: куда ни кинь — всюду клин.
Однажды, по завершении летней страды, селяне поехали в город, продать излишки урожая. После долгих уговоров прихватили с собой и Тиврано. В лесу на обоз напали. Не успели разбойники убраться с добычей, как крестьяне прогнали главную, по их мнению, причину их невезения — своего непутевого земляка.
Деваться Тиврано было некуда, вот он и прибился к бандитам. Начали головорезы с того, что тщательно обыскали своего будущего сотоварища: вдруг чего утаил? В результате обыска, в одном из карманов обнаружили обрывок собачьей шкуры. Весть об этой находке быстро распространилась, и вскоре к новичку неотвязно пристала кличка: Клок Шерсти.
В банде Шрама дела бывшего земледельца тоже пошли не лучшим образом. В засады с его участием никто и никогда не попадал, а единственные жертвы, случайно пойманные в лесу, всегда оказывались без денег и богатых родственников, с которых можно бы было потребовать выкуп. К тому же выяснилось, что с военным делом Тиврано, мягко говоря, не в ладах. Меч постоянно вываливался у него из рук, а стрелы исчезали в лесной глуши, успешно минуя мишень.
Дала о себе знать и природная трусость. Звуки битвы вызывали у новоявленного романтика с большой дороги стойкую дрожь в коленках.
После целой череды провалов, происшедших по его вине, разбойники начали сторониться общества Клока Шерсти. Бедолага совсем приуныл, и тут его, специальным указанием главаря шайки, приставили к осадной технике.
Зажиточные горожане и фермеры, как известно, предпочитают жить в укрепленных домах, превращая их в неприступные крепости, и тем, кто любит поживиться за чужой счет, приходится этот факт учитывать. Поэтому когда в руки разбойников попали две осадные машины: одна с гарпуном, другая с катапультой, вопрос состоял не в том, использовать трофеи по их прямому назначению или нет, а в том, кто будет отвечать за эти сложные механизмы. После недолгого обсуждения бандиты единогласно сошлись на кандидатуре Клока Шерсти. Решающую роль в назначении сыграло то обстоятельство, что бывший крестьянин оказался единственным грамотным членом шайки.
И Тиврано занялся техникой. Сначала с неохотой, потом — с нарастающим интересом, а вскоре, его уже было не оторвать от механических игрушек.
Появились новации. Сперва Клок Шерсти повысил дальнобойность и точность стрельбы катапульты. Вместе с метким выстрелов, отправившим в пропасть отряд королевских солдат, вернулось уважение товарищей. А взять штурмом замок барона Сантоса Орландо без механического приспособления, способного поднимать людей на крепостную стену, вообще бы не удалось. От былого пренебрежения не осталось следа, Клока Шерсти чуть ли не на руках носили.
Однако странная штука человеческая натура: чем больше репутация Тиврано возрастала в глазах его нынешних приятелей, тем настойчивее заявляло о себе желание снискать признание у людей честных. Все чаще вспоминалась ему родная деревня. Подогревались подобные настроения и денежными неурядицами: вопреки расхожему мнению, голодные дни в разбойничьей жизни отнюдь не являлись редкостью.
И Тиврано решился. Вскоре представился подходящий случай. Ремина, дочь барона Орландо, предложила за свое освобождение такую сумму, что если все получится, как задумано, пора бедности и ежедневного риска за гроши останется далеко позади. О возможности неудачного исхода Тиврано старался не думать. Во-первых, его соратники весьма жестоко обходились с предателями, а во-вторых — ну не может же не везти вечно! А когда все останется позади… Он вернется в родное село богатым человеком, где отныне никому и в голову не придет назвать его неудачником. Купит новый дом, да не какую-то там глиняную лачугу, а настоящий — каменный, в два этажа. Нет. Не купит — а сам построит! С его-то тягой к технике, да заработанными деньгами можно такое наворотить… Когда селяне увидят его дом, сразу ахнут. Да, в мирной жизни он будет строить дома… А если немного подфартит, то, возможно, он даже станет зятем барона…
Бывший крестьянин так замечтался, что сорвал колесико и чуть было не полетел вниз. Судорожно вцепившись в канат, он беспомощно раскачивался на ветру, боясь пошевелиться. Потом, осмелев, трясущимися руками восстановил механизм и продолжил подъем.
Благодаря вере в предстоящий успех, Тиврано стоически переносил все сопряженные с подъемом трудности. Казалось, его совершенно не волнуют стертые до крови руки, ставшая неимоверно тяжелой, насквозь промокшая одежда и пронизывающий до костей ветер. За все время подъема с его уст не сорвалось ни единого стона.
Вот и окно. Размотав заранее припасенную веревку, Тиврано привязал один конец ее к канату, а другой скинул внутрь помещения — окно находилось под самой крышей.
Вскоре незваный посетитель уже стоял в центре огромной залы, служившей прежним хозяевам замка кабинетом. На покрытых плесенью стенах полыхали смолистые факелы, свет которых, из-за конического, уходящего ввысь потолка, навевал не радостно-гостеприимное, а скорее торжественно-гнетущее настроение. «И как только здесь люди живут?» — поежился Тиврано.— «Нет, в моем доме таких потолков не будет!» Набрав в грудь побольше воздуха, Клок Шерсти настороженно огляделся по сторонам.
Экзотическое оружие, развешанное на стенах кабинета, заваленный исписанными свитками и гусиными перьями стол — все это его не заинтересовало. Установленный неподалеку от стола треножник, в основании которого чадили огромных размеров восковые свечи, тоже не привлек внимания бывшего земледельца.
В другом конце помещения, у стены, на цепях висел человек. Узнику, судя по многочисленным ранам, покрывавшим все его тело, крепко досталось. В этот миг несчастный поднял голову, и Тиврано сразу же узнал этого человека, хотя и видел всего один раз. Он оцепенел и с трудом проглотил подкативший к горлу комок. Когда Ремина узнает о том, что он не помог ее отцу… Планы насчет женитьбы придется малость подкорректировать. А жаль! Конечно, можно сделать вид, будто не заметил вельможного пленника… Тут взгляд ночного гостя упал на статуэтку, что покоилась на вершине треножника, и надобность в притворстве отпала — Тиврано и в самом деле забыл обо всем на свете.
Это была на редкость безобразная фигурка, изображавшая двухголовое, похожее на волка чудовище.
Бывший крестьянин, а теперь уже и бывший разбойник, довольно облизнулся: перед ним находился Двуглавый Зверь — цель его визита!
Осторожно обогнув горящие свечи, он вытянул дрожащую от возбуждения руку, и вот уже каменное божество очутилось в его теплой повлажневшей ладони. Бережно замотав фигурку в чистую тряпицу, Тиврано с радостным вздохом спрятал ее за пазуху, Эта часть плана, можно считать, им выполнена.
Вдруг за дверью раздались размеренные тяжелые шаги. Экая неприятность — маг возвращался раньше времени! Скрипнув, поползла в сторону украшенная богатой чеканкой дверь.
Воришка, закусив губу, посмотрел на веревку, оценивая расстояние до спасительного окна. «Проклятье, не успеть!»
Неожиданно дверь замерла, не дойдя и до середины. В коридоре послышались другие шаги — торопливые, частые. И чей-то встревоженный голос произнес:
— Повелитель, девчонка сбежала.
— Что?!
— Во время обхода стражники заметили, что дверь в ее покои не заперта…
— Я же приказал, чтобы ее день и ночь стерегли!
— Ее и охраняли. Но охранник, Клок Шерсти, исчез вместе с девушкой. Думаю, побег был им подстроен — пропала также осадная телега, а с ней никто, кроме нашего грамотея, не мог управиться. Интересно, зачем она ему понадобилась?
Не собираются же они вдвоем штурмовать замок? Эх, попадись он мне!..
Барон тяжело застонал, громыхнув цепями. Воришка с ужасом уставился на узника. Не увидеть в его глазах мольбу о помощи мог только слепой.
— Так найдите их! — строго распорядился маг.
— В такую непогоду?! Да даже если они будут в нескольких шагах, мои люди все равно их не заметят!
— Шрам, ты хочешь сказать, что из-за твоего ротозейства я должен отказаться от собственных планов и тратить время на поиски беглецов?!
— Что вы, повелитель, конечно, нет. Я лишь надеялся, что вы воспользуетесь Двуглавым Зверем…
Незадачливый воришка почувствовал, что от страха весь покрылся мурашками. Статуэтка сразу стала неимоверно тяжелой. Взгляд его затравленно забегал по залу в поисках какого-нибудь укрытия. Как назло, вокруг ничего такого не оказалось.
Тиврано с надеждой посмотрел на пленника. Конечно, барон тоже слышал весь разговор за дверью и догадался, что перед ним и есть спаситель его дочери. Глаза этих так непохожих друг на друга людей встретились. Губы узника скривились в усмешке. Клок Шерсти негромко выругался — висит на цепях, да еще издевается!..
Наконец тревога за судьбу дочери сыграла свою роль, и пленник сжалился над разбойником. Острый взгляд, пронизывающий воришку насквозь, застыл на стене с оружием. Тиврано тоже взглянул на стену и в недоумении пожал плечами. Взор барона остановился на висящей посреди прочего оружия алебарде. Клок Шерсти на цыпочках подошел к стене и повернулся к пленнику: что дальше? Но барон потерял сознание — сказались потраченные на Тиврано усилия. Похититель в который раз замысловато выругался.
В этот момент разговор в коридоре закончился, дверь настежь распахнулась, и на Тиврано с изумлением уставились две пары глаз. Терять было нечего, и ночной визитер, что было сил, вцепился в алебарду обоими руками. Происшедшее далее удивило его едва ли не больше остальных: часть стены вдруг повернулась вокруг своей оси, и он очутился в крохотной комнатушке, единственной достопримечательностью которой являлась насквозь проржавевшая железная лестница. Лестница вела куда-то вниз, в бездонную черноту ненастной ночи…
* * *
На следующее утро расположенная неподалеку от замка оливковая роща источала такой аромат, что воздух в ней казался густым и пряным.
На дорогу, пролегавшую через долину, выбрался одинокий путник.
Это был рослый загорелый мужчина крепкого телосложения. Его одежда состояла из кожаной куртки и протертых до дыр штанов. Длинные черные волосы на затылке стягивал сыромятный ремень. Цепкий вдумчивый взгляд синих глаз, ироничная, чуть с горчинкой улыбка, временами будто крадучись возникавшая на его устах, свидетельствовали о богатом жизненном опыте, а горделивая осанка и полные львиной грации движения выдавали уверенного в своих силах человека. Возраст путника с трудом поддавался определению. Не боясь ошибиться, о нем можно было сказать лишь одно, что беспечная юность его, увы, уже пронеслась, а седовласая старость еще не наступила.
На миг остановившись, обладатель могучей фигуры поправил сползшее с плеча седло, глубоко вздохнул, наслаждаясь пьянящим благоуханием рощи, огляделся по сторонам и уверенно зашагал по раскисшей дороге.
Имя он носил Конан, а родом был из Киммерии. Поблекшая рукоять закинутого за спину меча, кожаные ножны, засаленные от частого употребления, да тот особый хищный взгляд не оставляли сомнений в выбранном им ремесле — на жизнь Конан зарабатывал своим оружием.
После переполоха, устроенного не без его участия при одном могущественном королевском дворе, киммерийцу требовались две вещи: скрытая от людских глаз берлога, где можно отсидеться, и деньги. Еще пригодилась бы лошадь, ибо свою он потерял во время переправы через горную реку.
По привычке, в прошлом частенько спасавшей ему жизнь, воин-варвар, не сбавляя темпа движения, вглядывался в затейливые узоры, оставленные бессчетным количеством ног на дороге. Вначале ему повстречались отпечатки заячьих лап. Потом, преследуя косого, пробежала лисица. Оставил ямки от копыт выбравшийся на обочину пощипать свежие побеги листвы олень. Некоторое время назад на запад промчался всадник. Были и другие следы. Одни удавалось прочесть сразу, иные требовали тщательного изучения.
Неожиданно на глаза киммерийцу попалось кое-что, привлекшее его внимание. Конан остановился.
Четко проступающие отпечатки двух пар ног. Мужчина и женщина — без труда определил северянин. Сначала люди просто шли по дороге, потом вдруг бросились бежать, будто сами демоны гнались за ними, и все для того, чтобы скрыться в лесу. Вряд ли это произошло случайно. Варвар нагнулся и провел рукой по влажной земле. Мужчина вооружен, а женщина — налегке. Парочка была здесь совсем недавно: след не успел потерять четкость, а ямки — заполниться водой. Сделав пару шагов, киммериец обратил внимание на сломанную ветку кустарника, росшего недалеко от дороги. Как раз к нему и вели следы. А еще через несколько шагов черед свернуть с проторенного пути и устремиться в погоню за беглецами настал для отпечатков лошадиных копыт.
«Если за ними гнался разбойник, то, возможно, я не останусь без работы, а значит, будет на ночь крыша над головой, кувшин вина и добрый ужин».
Киммериец ненадолго задумался. С одной стороны, впутываться в историю без малейшего понятия, что это за история, не особенно ему улыбалось, с другой — никуда не впутываясь, можно спокойно дожить до старости, но так денег точно не заработаешь.
Внутренняя борьба в душе северянина длилась недолго, варвар поправил седло на плече, и, замурлыкав веселый мотивчик, слышанный, им на одном из постоялых дворов Пуантена, уверенно свернул с дороги.
Как и следовало ожидать, сразу за кустарником следы всадника последовали за четкой цепочкой следов беглецов. Хмыкнув насчет шансов преследователя настичь свою жертву, следопыт перешел на бег.
Еще в детстве ему довелось присутствовать при споре двух бывалых воинов. Предметом спора послужил вроде бы очевидный вопрос, кто быстрее: человек или лошадь.
— Даже если человека должным образом тренировать,— размахивая руками, кричал один из спорщиков, высокий сухопарый бритуниец,— он все равно проиграет!
Его оппонент, среднего роста немедиец, с готовностью согласился, но тут же добавил с лукавой улыбкой:
— Но верно это лишь на короткой дистанции. Если же расстояние увеличить, да еще и место выбрать в горах — все будет решать не скорость, а выносливость. А не родилось на белом свете зверя выносливее человека!
Трудно сказать, послужил услышанный много лет назад спор причиной принятого мальчиком решения, или явился лишь поводом, а причина находилась где-то глубже, но с тех самых пор Конан приучил себя передвигаться бегом, где это было необходимо. Он мог бежать день и ночь, есть прямо на ходу, и не чувствовал при этом усталости. Вот и сейчас, подобно легкому дуновению ветерка, киммериец стремительно заскользил от дерева к дереву, не теряя следа из виду.
Срывая по пути зеленые ягоды ежевики, северянин выбрался к расщелине, образовавшейся между двух отвесных скал, заросших молодыми побегами папоротника. Вершина горы стыдливо укрылась густой листвой, а склон у подножия, напротив, оказался открытым. Место наверху — для засады лучше не придумаешь.
Кром! Оказывается, он до сих пор насвистывал мелодию пуантенских музыкантов. Конан досадливо поморщился. В сложившихся обстоятельствах подобная беспечность могла стоить жизни…
Отметив про себя, что с вершины хорошо просматривались оба склона, следопыт двинулся дальше.
Из-за горы послышалось негромкое лошадиное ржание. Северянин пригнулся к земле и, освобождаясь от седла, потянулся за мечом. Рука ощутила знакомый холод металла. Держа оружие наготове, воин-варвар стал осторожно взбираться по пологому откосу. Вот и вершина. Никого. Внизу, за пологом ветвей, шло какое-то движение. Конан вгляделся в промежутки между деревьями. На крохотной лужайке, мирно пощипывая травку, паслась кобыла под седлом.
«Иранистанских кровей…— Лицо северянина удивленно вытянулось.— Слишком дорогая лошадка, чтобы вот так, запросто, разгуливать одной по лесу».
«Лошадка» тревожно фыркнула и, подняв голову, замерла, постригивая чуткими ушами, но вскоре успокоилась и вернулась к прерванному занятию. Киммериец, осторожно раздвигая ветки,— со стороны могло показаться, что их колышет ветер,— стал спускаться вниз. Внезапно раздался полный муки человеческий стон. Конан ускорил шаги и вскоре оказался в низине.
Раненый лежал в густой траве, у ног кобылы, уткнувшись лицом в мягкую землю. Досталось ему крепко: из спины, прямо напротив сердца торчал черенок арбалетной стрелы.
Киммериец наклонился, снял с пояса баклажку с водой и осторожно перевернул человека.
Несколько капель воды вернули ему сознание. Раздался клекот, на губах выступила густая розовая пена. Конан удрученно покачал головой: человек умирал. Помутневший взгляд его остановился на киммерийце, и в этот момент раненый, сквозь клочья пены, едва слышно прохрипел:
— За что?.. Последний кого в жизни вижу — презренный варвар!
Умирающий закусил губу, его тело выгнулось дугой, дернулось и затихло. Следопыт напряженно вздохнул. Слова незнакомца не задели его самолюбия. Тот, кто готовится предстать перед богами, вообще заслуживает снисхождения, к тому же парень явно бредил.
Будучи родом из далекой Киммерии, Конан давно свыкся с расхожим представлением о своей родине, как о дремучей варварской стране, а о себе самом — как о тупом, кровожадном дикаре, пожирающим печень своих врагов. Он больше не бросался на представителей так называемых «цивилизованных народов», если те неосторожно высказывались насчет его происхождения, пристрастий или общественного положения. Но до сих пор это касалось либо напыщенных глупцов, которым все равно ничего не докажешь и на мнение которых Конану было плевать, либо выскочек и забияк, пытавшихся таким способом оскорбить северянина и вызвать на поединок. Последних Конан не понимал. Если людям хочется подраться, почему не сказать об этом напрямик, он в такого рода удовольствиях никогда и никому не отказывал
Однако в данном случае — перед ним находился умирающим. А Конан очень серьезно относился к древнему поверью, согласно которому устами уходящих из жизни вещают сами боги. Неужели Крому не все равно, В кого вдыхать искру жизни? Но чем тогда отличается он, Конан, от других людей? Не в одной же внешности дело!..
Дав себе слово, впоследствии поразмыслить над этим вопросом, Конан настороженно огляделся. Ничего подозрительного не заметив, он тщательно обыскал всю поляну. Вскоре удалось выйти на следы беглецов, тянущиеся в обратном направлении, к дороге.
Варвар постоял, в задумчивости шевеля губами, потом пожал плечами и направился за оставленным седлом.
Поднявшись на вершину горы, киммериец принялся восстанавливать картину происшедшего.
Арбалетчик поджидал всадника именно здесь, в расщелине между скал: вон на дереве сломана ветка — очевидно, он использовал ее для упора при стрельбе, да и трава там примята, словно злоумышленник провел тут всю ночь…
А вот здесь его ждала девушка, тонкий запах ее благовоний еще витал в воздухе. Значит, она знатного происхождения — крестьяне не пользуются дорогими маслами.
А это уже вдвойне интересней. Что заставило ее бежать и искать убежища в лесу? Кто этот человек, гнавшийся за беглецами? Да и сами беглецы — весьма странная пара… Вопросы, кругом вопросы, ответы на которые киммериец пока не нашел.
Тщательно исследовав место трагедии, Конан медленно привстал с колен и отряхнулся. Потом недоуменно покачал головой. В момент выстрела, арбалетчик испытывает отдачу, и пятки глубже, чем обычно вдавливаются в грунт. Именно этих следов, он, несмотря на все старания, так и не обнаружил. Ветка-упор тоже пропала, будто стрелок взял ее с собой. Конан пребывал в полнейшем смятении.
Существовала и еще одна загадка — путешествовать верхом с точки зрения большинства людей предпочтительнее, нежели пешком. Тогда, спрашивается, почему беглецы махнули рукой, на оставшуюся без хозяина лошадь?
Сделав несколько шагов в сторону, Конан неожиданно наткнулся на потерянную ветку, а вместе с ней нашелся и ответ на другой вопрос. Он вглядывался не в те следы. Стрелком оказалась женщина!
Конан снова спустился к убитому. Обернувшись, он мысленно представил полет стрелы. И невольно поежился.
Не хотелось бы оказаться мишенью, когда оружие в руках у такой воительницы! Стрела попала прямо в сердце, до того миновав узкий промежуток между двумя толстыми соснами. И это на расстоянии свыше сотни шагов!
В следующее мгновенье руки варвара сноровисто пробежали по карманам мертвеца. Найденный кошелек оказался полным золота и серебра.
Северянин присвистнул. Недурно! Тянет не меньше, чем на сотню монет. И такая удача в самом начале дня! Без каких-либо угрызений совести — мертвым золото ни к чему — он положил кошелек к себе в карман.
Больше ничего интересного найти не удалось, и киммериец уже собирался уходить, но в этот момент голова несчастного безвольно упала на бок, вызвав у варвара новый присвист удивления. На щеке убитого красовалась татуировка с изображением оскаленной волчьей пасти.
Конану еще в Пуантене доводилось слышать про бандитов из клана «Волка», и именно эти края называли их вотчиной. О них ходило немало историй, из которых вовсе не следовало, что «волки» безнаказанно спускают убийство своих собратьев. Теперь становилось понятно, почему убийцы оставили лошадь. Лучше идти на своих ногах, чем ехать верхом на такой улике.
Конан задумался, решая как ему поступить дальше. «Лошадка слишком хороша, чтобы бросить ее в лесу. Это с одной стороны… А с другой — она обещает серьезные неприятности: «волки», наверное, уже ищут своего исчезнувшего приятеля…»
Варвар не боялся возможной потасовки — для чего же еще старик Кром дает жизнь мужчине, как не для славных драк?! Не нравилось киммерийцу другое: шум мог привлечь к нему совершенно нежелательное внимание. В Зингаре вряд ли забыли, как он спас ее бывшего короля Фердруго. И нынешний властитель не скажет ему за это спасибо. А какого бы высокого мнения Конан о себе ни был, он прекрасно понимал, что с целой армией ему не справиться.
Имелась и еще одна причина для беспокойства: те, кто рассказывал киммерийцу про грозный разбойничий клан, наводящий ужас на всю округу, неизменно связывали его появление с небывалым разгулом магии в этих краях. Даже запрет на нее был снят как раз тогда, когда «волки» впервые дали знать о себе. У Конана с магией, равно как и с адептами этого древнего искусства, были давние счеты. Именно эти таинственные силы он посчитал виновными в уничтожении родного племени. Конан, тогда, отомстил за сородичей и дал себе обет: больше не иметь с чародеями никакого дела. Но жизнь, словно в насмешку, постоянно сталкивала его с ними. В результате, не привыкшему отступать киммерийцу, много раз приходилось обнажать меч против выходцев из царства тьмы.
Неожиданно решение пришло ему в голову: лошадь он, конечно, возьмет, но настолько быстро минует эти места, что на неприятности не останется времени. Варвар стряхнул с себя оцепенение и принялся переседлывать лошадь.
* * *
Овражек — небольшой городок у подножия величественных Рабирийских гор оказался глухим захолустьем. Пара постоялых дворов, убогие торговые ряды, покосившиеся дома вдоль кривых грязных улочек, да провонявшая запахом пота и кислого пива таверна. И если на базаре кто-то стянул у почтенной хозяйки несколько медяков… у той самой Унны, что изменяет своему муженьку с сыном шорника, то эту новость горожане обсуждают неделю.
Вообще-то, деньги теперь у киммерийца водились, и дабы проверить, что происшествие в лесу ему не приснилось, Конан пощупал кошелек, спрятанный под одеждой. Но вот вопрос: надолго ли их хватит? А насчет заработка в здешних краях — северянин с тоской огляделся по сторонам — крайне сомнительно.
Поднявшись по расхлябанной лестнице таверны «В гостях у Понтикуса» — так называлось самое приличное с виду заведение, сочетавшее в себе питейный зал и постоялый двор — Конан еще с порога заметил хозяина — плешивого заморийца, резво снующего между столами. Найдя свободный угол, киммериец поудобнее расположился, и поманил хозяина золотым.
Бросив на гостя проницательный взгляд, маленьких, слегка раскосых глаз, прилепившихся к огромному орлиному носу на пол-лица, плешивый должным образом оценил жест нового посетителя и скрылся в кухонной пристройке. Вскоре он появился, неся поднос с головкой козьего сыра, свежей зеленью и кувшином вина. Маслянистые глазки Понтикуса без особого энтузиазма задержались на дырявых штанах и поношенной куртке варвара, что, однако, не нашло отражения в его заискивающем сладком голосе:
— Изволите ли еще чего-нибудь, господин?
— Свежего хлеба и жареного кролика — как у того торговца, что сидит напротив, впрочем… можно и пожирнее, да, и еще кувшин вина. Распорядись также, чтобы позаботились о моей лошади.
— Будет исполнено, господин,— хозяин низко поклонился, но уходить не спешил.
Конан почувствовал на себе его хитрый выжидающий взгляд. Замориец подчеркнуто презрительно уставился на его протертую, давно не стираную штанину.
Киммериец широким жестом вытащил из-за пазухи кошелек и небрежно бросил его на стол. Монеты мелодично звякнули.
При этом завораживающем звуке в Понтикуса, казалось, вселилась демоническая сила. Торопливо смахнув грязной тряпкой крошки со стола, он стремглав бросился выполнять полученный заказ.
Дождавшись, пока глаза привыкнут к полумраку зала, Конан осмотрелся.
На сцене, под заунывную музыку извивалась перезревшая танцовщица, демонстрируя подгулявшей публике свои сомнительные прелести. Впрочем, старалась девица на совесть, и подвыпившая компания лесорубов осыпала ее медяками. Прямо перед столиком северянина, настороженно поглядывая по сторонам, доедал жаркое купец, судя по длиннополому одеянию и широкому кушаку — уроженец Офира. Справа от варвара, вдоль длинного дубового стола, расположились рабочие с рынка: весовщики, носильщики, возницы. Они вели себя степенно, речь их была тягучей и размеренной, на странной смеси нескольких языков. У дальней стены, громко разговаривая и стуча кружками, налегали на вино молодые подмастерья, загрубевшие руки и покрытые сажей лица которых, выдавали в них будущих кузнецом. Еще левее, жадно пялился на танцовщицу вконец осоловевший меняла. Было видно, как по его отвислым губам текут слюни, и лишь присутствие лесорубов, остужало его сладострастный пыл.
Переведя взор ближе к входу в таверну, Конан сразу увидел ее. Увлеченная разговором с сидящим спиной к киммерийцу мужчиной, она небрежным жестом поправляла выбивавшуюся из-под капюшона прядь белокурых волос. Прядь, демонстрируя, с точки зрения хозяйки, совершенно неуместное упрямство, опять выскакивала, и все начиналось с начала.
Что-то в девушке сразу привлекло к себе внимание северянина.
Не одежда. Длинный плащ, скрывавший ладную фигурку, не отличался ни дороговизной материи, ни изяществом отделки. И не лицо. Правильной формы, с тонкими чертами, оно было весьма привлекательным, однако Конан за свою жизнь успел достаточно насмотреться на женскую красоту, чтобы как-то по-особому на нее реагировать.
Выделялся взгляд. Гордый, неприступный, и одновременно трогательно беззащитный. Он абсолютно не вписывался в полную алчности и похоти атмосферу заведения. И девушка это осознавала, хоть и старалась держаться непринужденно.
Заметив, что вызвала интерес северянина, незнакомка положила маленькую точеную ладонь на мясистую руку своего друга и что-то горячо зашептала ему на ухо. Мужчина возразил. Блондинка настаивала. Наконец ее спутник сдался и, спустя мгновенье, оба встали из-за стола. Звякнуло оружие — из мешка, заброшенного мужчиной за спину, торчали приклад арбалета и рукоять короткого, изогнутого меча. Мгновеньем раньше прямой тяжелый кинжал, которым спутник девушки отрезал куски ветчины, нашел свое место за отворотом его сапога. Киммериец был почти уверен, что это те самые беглецы, на чьи следы он наткнулся в лесу.
Конан провожал их взглядом до самых дверей, стараясь не упускать из виду пробирающуюся к выходу пару. Отсвет факела на мгновенье Выхватил лицо мужчины. Понурый, бегающий взгляд, вымученная улыбка. И что только такая красавица в нем нашла?
«Воистину,— подумал киммериец,— женщин нам понять не дано».
Звякнув кольчугой, мужчина заискивающе распахнул перед спутницей дверь…
Послышался шум упавшей табуретки, вернувший варвара в таверну: меняле надоела пассивная роль зрителя, и он, едва переставляя заплетающиеся ноги, направился к сцене. Но видно боги были равнодушны к его страданиям: по дороге менялу перехватил оживившийся вдруг купец:
— Дружище Кафа, как и ты здесь! Небось, уже успел кого-то обжулить?
На лице менялы проступили красные пятна, в голосе послышалось раздражение:
— Лобидус, старый мошенник, ты по себе посыльных не ровняй! Я, к твоему сведению, свои дела веду честно.
Сделав это категоричное заявление, Кафа повел мутными глазами по сторонам, дабы убедиться, что все услышали его достойный ответ на возмутительную реплику офирца. После этого он вытер сальным рукавом влажный рот и добавил:
— А сегодня я намерен кутить.
Такое заявление произвело впечатление на купца, лоб которого изрезала густая сеть морщин. Чтобы Кафа, вот так, расставался со своими деньгами? Да такого просто быть не могло! Посидев несколько мгновений с озадаченным видом, Лобидус вдруг со всего размаху огрел себя пятерней по лбу.
— Ну конечно, тупоголовый я осел! Послезавтра же свадьба, понаедет полно всякой знати, всех надо накормить, обслужить. Городским властям придется снаряжать караван в Пуантен, за припасами. Значит, повысится спрос на аквилонские деньги. Вот почему ты в последнее время давал за них больше, чем обычно. А теперь, когда благодаря твоим стараниям весь запас их в Овражке иссяк, решил со спокойной совестью отметить этот обман! Не выйдет, Кафа! Я буду жаловать в городской суд! А если понадобится, то и самому барону! Ты весь город обчистил до нитки!
Теперь меняла покраснел до кончиков волос. Хмель из его мозгов разом выветрился. Вжав голову в плечи, он с яростным видом покосился в сторону прервавших трапезу лесорубов, туго соображая, избрать ли их объектом для отмщения, или выплеснуть всю злость на офирца. Оба варианта казались ему одинаково привлекательными. Подмастерья за соседним столом, привлеченные громкой перепалкой торговцев, притихли и с интересом ждали продолжения спора.
И таверне воцарилась тишина, и только немедийские музыканты продолжали тянуть свой заунывный мотив, от которого у Конана сводило зубы… Наконец, меняла сделал свой выбор. Он вплотную подступил к Лобидусу, нависая над ним грозной хищной птицей. В голосе разъяренном) Кафы отчетливо прозвучало предостерегающее шипение:
— Все это бессовестная ложь и клевета! Мож-R0 подумать, ты не припрятал лучшие товары?!
— С вас один золотой, господин.
Конан резко обернулся. Рядом, подобострастно вытянувшись, стоял Понтикус. Скользнув Взглядом по столу, на котором парило жаркое, киммериец поинтересовался:
— Почему так дорого? Я заказывал кролика, а не быка.
Последовало красноречивое пожатие плечами, но все же хозяин удостоил его ответом, кивнув на сцепившихся торгашей:
— Это они взвинтили цены. Готовятся погреть руки на свадьбе герцога рабирийского и дочки нашего барона. Попрятали товары в закрома. А много ли у крестьян припасов? Зима была нынче лютая.
Конан со вздохом полез в кошелек. Едва монета коснулась стола, Понтикус неуловимым движением подхватил ее и приготовился улизнуть. Осуществить намерение помешала мозолистая рука, внезапно оказавшаяся на плече заморийца.
— И все же я переплатил вдвое. Но если ты мне кое-что растолкуешь — позволю оставить деньги себе.
Понтикус открыл было рот, собираясь протестовать, но то ли внушительные размеры варвара, вкупе с железной мощью его пятерни, то ли справедливость сказанных слов сыграли положительную роль. В результате рот закрылся, и хозяин продемонстрировал гостю самую любезную из своих улыбок. Конан, не обращая внимания на льстивую игру заморийца, кивнул и, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Расскажи-ка поподробнее об этой свадьбе. Хозяин посмотрел на него так, будто киммериец только что спустился с Луны.
— Незнакомец, не притворяйся! Всей Зингаре известно о женитьбе пресветлого герцога Ренальда, двоюродного брата короля, да благословит Митра его мудрое правление, на дочери властителя здешних земель, юной баронессе Орландо. Иначе, с какой целью такой человек как ты,— последовал выразительный кивок в сторону меча,— явился в эту глушь, если не погулять на свадьбе?
Конан вздрогнул.
— Сюда прибудет брат короля?
— Согласно древнему обычаю, свадьбу справляют в доме невесты.
Киммериец медленно кивнул. Определенно, в пи жизни началась несчастливая полоса — сначала неудачный дворцовый переворот с последующей погоней, потом потеря лошади в самый неподходящий момент, и вот, теперь, отыскав, казалось бы, укромный и тихий уголок, он и здесь не находит себе покоя. Конан вспомнил, что все еще держит Понтикуса за руку:
— Я остаюсь в городке до утра. Приготовь комнату и отнеси туда кувшин вина. Если вино мне понравится, на рассвете получишь еще золотой.
— Конечно, конечно! Как вам будет угодно, мой господин!
Вонзив зубы в мясо кролика, которое оказалось вовсе не таким жестким, как того можно было ожидать, судя по небывалым размерам зверька, и, запивая его вином, Конан живо набросал план дальнейших действий: на рассвете, дабы избежать встречи с герцогом и его гвардией, он потихоньку выберется из Овражка, сделает небольшой крюк по окольным дорогам и поедет в Кордаву, где сядет на первое же судно. А в открытом море может всякое произойти… Киммериец частенько и с удовольствием вспоминал свои пиратские похождения. Да, решено, именно так он и поступит.
Вдруг, дверь в таверну с грохотом распахнулась и внутрь ворвались вооруженные люди.
Трое из них встали вдоль степы и, натянув огромные боевые луки, направили стрелы на посетителей. Остальные «волки», а левую щеку вломившихся в зал мужчин украшали уже знакомые Конану клыкастые волчьи морды, забегали между столами, бесцеремонно заглядывая в лица гуляк. Киммериец насчитал десяток разбойников. Возглавлял молодчиков здоровенный детина, лоб и щека которого были обезображены страшным шрамом. Завсегдатаи заведения провожали бандитов взглядами, говорившими о полном отсутствии к ним симпатий, однако открыто протестовать никто не решился. Танцовщица с визгом бросились к лестнице, ведущей на второй этаж дома. Один из «волков», заржав, попытался ущипнуть женщину пониже спины, за что заработал строгий окрик своего вожака. Навстречу предводителю головорезов устремился хозяин таверны:
— Разрешите угостить вас, многоуважаемый господин Шрам, за счет заведения, разумеется.
Господин Шрам грубо оттолкнул Понтикуса, даже не взглянув на него, и властным начальственным голосом рявкнул:
— Искать повсюду! Его прикончить можно сразу, а девка мне нужна живая!
К Конану направился рыжий громила, вооруженный внушительных размеров палицей. Пытаясь предупредить дальнейшее развитие событий, киммериец с сожалением оторвался от еды, и едва слышно произнес:
— Я не ищу неприятностей.
Рыжий довольно ухмыльнулся, оценивающе оглядел северянина, затем окинул взглядом притихший зал. Все выглядело как обычно: при виде «волков», людишки, не сговариваясь, делали себе в штаны. Подражая голосу своего командира, великан, что было сил, заревел:
— Встать, грязный варвар!
По всей вероятности, он проделывал подобные трюки и раньше. Наверно, это его забавляло. Бросив оскорбление в лицо киммерийцу, он с интересом уставился на свою жертву.
Так и осталось невыясненным: какую именно реакцию он рассчитывал получить, однако то, что произошло через миг, явилось для верзилы полной неожиданностью.
Северянин тяжело вздохнул, со скучающей улыбкой положил недоеденного кролика на деревянное блюдо и, выполняя приказ, медленно встал. Одной рукой опираясь о стол, другой он подхватил скамью, на которой сидел, и, коротко размахнувшись, огрел ею незадачливого громилу по темени. Мебель у Понтикуса была сработана из прочного дуба, поэтому лавка осталась цела, лишь по сиденью змейкой пробежала трещина.
В притихшей таверне глухой удар прозвучал неприлично громко. Не теряя времени, Конан, бережно подхватил обмякшее тело разбойника, и повернулся к лучникам. Те, опасаясь попасть в своего, недоуменно переглянулись. Когда решение, наконец, созрело в их головах, было уже слишком поздно. Отбросив ставшее бесполезным тело, Конан ударом в челюсть отправил отдыхать ближайшего стрелка. Его приятелю досталось серьезнее. Разбойник попытался дотянуться ножом до варвара. Нож у него тут же отобрали, и в следующий миг сунули под ребра хозяину. Третий лучник благоразумно отступил.
Киммериец, получив передышку, огляделся. Выяснилось, что у него появились союзники. Работники торговых рядов, не питавшие к «волкам» нежных чувств, с удовольствием присоединились к драке. Их поддержали юные кузнецы. Последнее обстоятельство сыграло злую шутку с отступающим лучником. Один из подмастерьев бросил ему в голову оловянную кружку с остатками сидра. Снаряд попал точно в цель. Разбойник зашатался, на ставших вдруг студенистыми ногах, и как подкошенный рухнул на пол. В стороне от происходящих событий остались лишь купец и меняла. Они с самого начала драки юркнули под стол и теперь испуганно выглядывали оттуда.
Тем временем Шрам и уцелевшие бандиты, каковых набралось человек пять, собрались у двери, обнажив мечи.
Конан тоже потянулся к оружию. Его добровольные помощники испуганно пятились. Одно дело принять участие в веселой потасовке, и совсем другое — идти, непонятно во имя чего, на верную смерть.
Вожак «волков» презрительно ощерился:
— Я сегодня добрый. Всех, кроме вот его,— указательный палец разбойника ткнул в киммерийца,— прощаю. Можете убираться.
Избегая смотреть в глаза Конану, люди медленно потянулись на выход. Шрам от души ликовал.
— Быстрее! Считаю до трех, если кто останется — разделит участь этого варвара.
У дверей возникла толчея. Не успел предводитель разбойников закончить счет, как заведение опустело. В таверне снова воцарилась тиши-па Конан и шестеро «волков» молча смотрели друг на друга.
В душе киммерийца бушевала буря; второй раз за день его назвали варваром, а это уже было слишком…
Неожиданно дверь распахнулась и впустила еще одного члена «волчьего» братства. Разбойник был не один. Он тащил за руку позеленевшего от страха Понтикуса. Подскочив к главарю, вошедший принялся что-то горячо объяснять ему, временами кивая на варвара.
У Шрама от удивления вытянулось лицо. Не дослушав, он повернулся к Конану:
— Ты приехал на лошади Рваного. Расскажи, как она попала к тебе и, быть может, я подарю тебе жизнь.
Конан лишь усмехнулся в ответ.
— Я же сказал, что не ищу неприятностей. Но И не говорил, что бегаю от них. Моя жизнь принадлежит только мне и Крому, так что попробуй-ка сперва ее отнять.
— Будь по-твоему, чужеземец! Ты сделал свой выбор.
Шрам с видом человека, безвозмездно предложившего ближнему счастье и вместо благодарности им же оплеванного, пожал плечами и обратился к одному из своих молодцов:
— Степняк, он твой. Можешь покалечить, но не убивай, у меня к нему есть еще пара вопросов.
Вперед, поигрывая могучей мускулатурой, вышел воин с восточными чертами лица. Окинув своего противника надменным взглядом, Степняк недобро улыбнулся:
— Варвар сможет говорить!
Потом, без предупреждения он бросился к Конану и коротко резанул мечом, целя в голову северянина. Клинок в последний момент слегка изменил угол движения: чтобы чужак выжил, «волк» решил бить плашмя.
Киммериец отпрянул. Не встретив ожидаемого сопротивления рука с мечом продолжила путь, увлекая за собой и тело. Кончилось тем, что Степняк потерял равновесие и растянулся на полу.
Разбойники замерли в ожидании смертельного удара. Но варвар даже не шевельнулся. Бить лежащего на земле противника Конан считал для себя недостойным.
И тут в голове киммерийца возник вопрос: а как бы на его месте поступил цивилизованный человек? В таком случае, ответил сам себе Конан, небесные врата уже бы гостеприимно распахнулись пред этим бандитом. Следовательно, такой человек, действует не под влиянием сердца, а по велению разума? Даже если разум ему подсказывает нечто бесчестное.
Северянин улыбнулся собственным выводам и решил, что варваром быть не так уж и плохо.
Тем временем обескураженный Степняк, опасливо озираясь, поднялся на ноги, и приготовился к новой атаке. «И этот негодяй еще смеет называться мужчиной! — с негодованием подумал Конан, глядя на перекошенную злобой физиономию «волка».— А может, стоит попробовать вести себя как они?»
Степняк засопел, сделал отвлекающий выпад И повторил свой прежний прием. Меч со свистом рассек пустоту. Киммериец укрылся за лестницей, ведущей на второй этаж.
На этот раз разбойник устоял на ногах, и лишь чуть-чуть приоткрылся. Небольшая ошибка, но чуть не стоившая ему жизни. Конан, в соответствии с принятым решением о приобщении к цивилизации, хотел ею воспользоваться, но… в последний момент передумал.
С одной стороны, резня, которая неизбежно последует за убийством, не пройдет мимо внимания городской стражи. С другой — на лице Копана возникло задумчивое выражение — пора поставить на место этих молодчиков, и остудить их пыл, а после скрыться без ненужного шума.
Степняк, приняв отступление киммерийца за трусость, снова ринулся в атаку и… провел любимый прием в третий раз.
Конан посчитал такое однообразие оскорбительным, небрежно отбил выпад и контратаковал.
Оружие варвара с чавкающим звуком погрузилось в утробу противника. Степняк удивленно посмотрел в глаза киммерийцу, глубоко вдохнул и… испустил дух. На пол повалилось уже бездыханное тело.
Победитель подошел к одному из столов, взял там тряпку и, не обращая внимания на пораженных таким исходом «волков», вытер кровь со своего меча. За спиной его снова хлопнула входная дверь.
Шрам опомнился первым и прошипел:
— Убить наглеца!
— Отставить! Никому не двигаться! Оружие в ножны!
Конан заинтересованно обернулся.
Резкий каркающий голос принадлежал низенькому существу, ростом с карлика. На вид ему было лет сорок. Длинные темные волосы спутанными клочьями падали на глаза коротышке, а узкое лицо, благодаря острому подбородку, напоминало голодную хищную птицу.
Очевидно, этот недомерок обладал реальной властью над «волками», ибо последние послушно убрали клинки.
Шрам вполголоса пересказал карлику последовательность событий. Когда он закончил, маленький человечек, подошел к Конану, и принялся разглядывать его так, словно перед ним был не человек, а диковинная зверушка. Удовлетворив свое любопытство, он с ехидцей спросил:
— Не ищешь неприятностей, но будто с мечом родился… Наемник, не так ли?
Сочтя вопрос риторическим, киммериец ограничился настороженным кивком. Постепенно с лица северянина сошло выражение вызова: в воздухе пронесся едва уловимый запах золота, и Ко-нан опасался его вспугнуть.
— Значит, интересуют только деньги? Служишь тому, кто больше заплатит? М-да… И какова же твоя цена?
В разговор вмешался Шрам:
— Его цена — хорошая трепка, которую сейчас я ему задам.
Коротышка перевел взгляд на предводителя разбойников. В глазах его мелькнуло раздражение:
— Ты ничего не сделаешь без моего приказа! Зачем убивать, когда можно купить?
— Затем, что он прикончил двух моих людей и еще нескольких покалечил. Не говоря уже о том, что украл лошадь Рваного. За такое полагается только смерть. А деньги и нам пригодятся.
Карлик в разочаровании заломил руки. Как Конан убедился впоследствии, преувеличенно эмоциональное восприятие происходящего было для коротышки обыденным.
— А что, Рваного тоже он убил?
— Этого я не знаю, но как раз собирался его расспросить,— нахмурился главарь.
— Ах, Шрам, Шрам! — укоризненно покачал головой коротышка, и стал увещевать разбойника елейным голосом.— Ты так скор на расправу, и даже мысли не допускаешь, что наш брат Рваный мог сам отдать лошадь этому доброму варвару. Взгляни на него, как он кроток и скромен, вот с кого вам бы следовало брать пример.— И вдруг неожиданно карлик сорвался на крик: — Мы понапрасну теряем драгоценное время! Если бы не твоя глупость, беглецы уже были бы в наших руках! Повелитель будет тобой недоволен.
Не дожидаясь ответа, человечек опять повернулся к Конану.
— Я не представился. Мое имя — Козим, управляющий властителя окрестных земель, барона Орландо. Эти добровольные стражи закона помогают мне… поддерживать порядок в этих краях. К сожалению, мозгов у них не хватает, и все приходится делать мне самому. Теперь рассказывай, кто ты такой?
— Конан из Киммерии,— просто ответил варвар.
Козим некоторое время ждал, надеясь на продолжение. Когда пауза стала слишком затягиваться, он, не переставая ломать руки, засеменил к стойке, плеснул себе чего-то в кружку и одним махом выпил. Откашлявшись, он снова вперился взглядом в северянина.
— Ты немногословен, Конан из Киммерии.
— Я лучше говорю мечом.
Человечек окинул взглядом перевернутую в зале мебель и неподвижные тела на полу. Недвусмысленно хмыкнул.
— С твоим мечом здесь уже знакомы… Что ж, я намерен сделать тебе деловое предложение, Конан, и вкратце обрисую возникшую ситуацию. Поверь мне, дело это весьма щекотливое… Через два дня дочь господина барона — Ремина Орландо должна выйти замуж за герцога Рональда и стать его законной супругой. Договоренность о браке достигнута и отвечает интересам обоих сторон. К сожалению, в настоящий момент невеста сбежала вместе с одним из кандидатов в… блюстители порядка по кличке Клок Шерсти. Пламенный роман, или что-то в этом духе. Господин барон хотел бы ее вернуть. Вернуть, как ты понимаешь, до того дня, на который назначена свадьба. Меня не интересует, как к тебе попала лошадь, и что сталось с тем человеком. Мне наплевать, как ты найдешь девушку. Еще меньше меня волнует судьба этого Клока… Зато, как только ты возвращаешь Ремину, я, от имени господина барона, плачу тебе тысячу золотых. Ну что, нравится мое предложение?
Среди разбойников раздался недовольный ропот: сумма по их меркам была названа баснословная. Конан кивнул на «волков»:
— А они?
— То же относится и к ним. Ваши взаимоотношения на время поисков меня не касаются. Приз получает тот, кто доставит беглянку.
Северянин задумался. Выследить девушку, конечно, не проблема. А что потом? Последует отказ платить? Вряд ли. Тогда в чем подвох?
Неожиданно на губах Конана мелькнула улыбка: его в очередной раз посчитали тупым темным варваром, спустившимся с гор. Ладно, он не будет их разочаровывать. Пока не будет. Ловя на себе острые взгляды, киммериец вышел на середину зала и, твердым голосом заявил:
— Я найду беглецов за три тысячи золотых.
Если бы карлик попытался торговаться, или хотя бы возмутился от подобной наглости, Конан ему бы поверил. Но когда в ответ получил кивок, все сомнения его отпали: на такое мог согласиться лишь человек, не собирающийся платить за работу.
Оттолкнув в сторону некстати подвернувшегося бандита, Конан направился к выходу. У самых дверей ему снова преградили дорогу. На сей раз умышленно. Раздался голос Шрама:
— Когда ты найдешь их, я тебя убью, киммериец.
Конан обернулся и пожал плечами.
— Буду с нетерпеньем ждать.
Шрам кивнул и, яростно кусая губы, процедил:
— Выпустите его.
Глава вторая
Компанию друзей под предводительством Птенчика, даже их товарищи, сами не обремененные излишней щепетильностью, за глаза называли «бешеными».
И прозвище это было вполне оправданным. Все четверо — забияки и драчуны по натуре, они не мыслили себя без смертоносной работы.
От остальных «волков» их отличала большая физическая сила, хладнокровие и жестокость. Когда требовались исполнители для самых грязных, опасных и кровавых дел, Шрам всегда обращался за помощью к ним. И четверо, будучи законченными негодяями со стальными нервами, неизменно оправдывали его ожидания и не подвели еще ни в одном деле.
Сейчас целью их охоты был варвар из далекой северной страны. Надлежало дать ему время найти беглецов, а затем — убить. Когда Шрам стал рассказывать о бойцовских талантах киммерийца, Птенчик бесцеремонно его перебил: Конан может быть сколь угодно силен, ему все равно не справиться с четверкой, действующей как единое целое. И это не было пустым бахвальством. Каждый из «бешеных» во время боя не только выполнял свою задачу, но, при этом, умело ориентировался на действия остальных.
Птенчик короткими перебежками подобрался к покосившемуся плетню, рядом с домом, стоявшим у развилки дорог.
Край заходящего солнца, еще выступавший над горизонтом, не позволял близко подобраться к Конану, беспечно шагающему по улице. Но этого сейчас и не требовалось. Отсюда открывался прекрасный вид до окраины города.
На лице Птенчика появилась довольная ухмылка. Верхняя губа с вьющимся желтым пушком, из-за которого он получил свою кличку, растянулась в тонкую полоску.
Убедившись, что киммериец не глядит в его сторону, разбойник коротко взмахнул рукой.
Спустя мгновенье, рядом с ним замерли остальные: Солома, Клыкач и Чико-Опасность. Предводитель указал рукой на ковырявшегося в грязи Конана и шепотом произнес:
— Варвар знает беглецов: он ищет их по следу.
В ответ последовали учащенные вздохи, означавшие понимание и согласие: невозможно читать следы, не зная, кому они принадлежат.
Тем временем Конан пружинисто поднялся на ноги, и быстро пошел по улице, время то времени, сверяясь с запутанным рисунком отпечатков на дороге. За ним, послушно перебирая копытами, трусила иранистанская лошадь.
«Кобыла точно Рваного!» — с яростью узнал кобылу Птенчик: прежний хозяин иранистанки был его близким приятелем.
— Он сам нас приведет к девчонке! — усмехнулся Солома, грузный, вечно всем недовольный зингарец, с всклокоченной шевелюрой бесцветных волос.
Кивнув на бодро идущего по следу варвара, он оскалился, достал из-за спины короткий топорик — свое любимое оружие, и замер, ожидая дальнейших указаний вожака. Остальные «бешеные» подобрались поближе. Птенчик молча поднял два пальца, жест означавший готовность к схватке, но не ее начало: киммериец еще не вывел их на главную цель.
В этот момент Конан неожиданно свернул за угол. Птенчик взмахнул рукой и поднял вверх большой палец — приказ двигаться друг за другом.
Первым достиг угла дома Клыкач. Осторожно выглянув из-за колючих кустов, он сразу заметил киммерийца. Варвар шагал вперед, почти не глядя под ноги, словно выискивать в сумерках на затоптанной дороге отпечатки ног беглецов было для него делом привычным. Клыкач с завистью покачал головой. Вот бы так научиться! Не сводя глаз с северянина, разбойник мотнул головой, пропуская вперед себя следующего. Вскоре над его ухом раздалось учащенное дыхание Чико, то же оценившего охотничьи способности варвара:
«Бешеные» еще некоторое время продолжали следить за Конаном, читавшего следы на дороге как по писанному листу, но при этом проявляющего удивительную беспечность. И только раз им показалось, что северянин чуть не заметил их.
Он снова скрылся за углом. Разбойники последовали за ним. И тут варвар остановился.
Птенчику и его людям не оставалось ничего, как с громким всплеском нырнуть в ближайшую канаву, полную помоев и нечистот. Находящийся меньше чем в сотне шагов северянин медленно обернулся. Все четверо вполголоса ругались и, словно мыши, дрожали в грязи. Обиженный Солома, разбивший коленку, предложил немедленно разделаться с киммерийцем, но в ответ получил болезненный тычок под ребра и недовольное сопение Птенчика.
Конан, тем временем, недоуменно пожал плечами, мол, мало ли на свалках крыс, и зашагал дальше. «Волки» потихоньку выбрались из канавы. На следующей улице северянин подошел к высокому забору и решительно распахнул калитку.
Когда за ним с глухим стуком захлопнулась дверь, рука Птенчика нарисовала в воздухе круг и сжалась в кулак. В отблесках заходящего солнце сверкнуло оружие. Солома ласково погладил топорик, Чико предпочитал пользоваться коротким мечом, в руках Клыкача появились длинные изогнутые кинжалы. «Мои клыки»,— с гордостью говаривал про них «волк». Птенчик вытянул из сапога тяжелый, с зазубринами на лезвии изогнутый туранский меч, владел которым он мастерски. В воздухе повеяло смертью.
* * *